.

Ложкин А.И. 2002 – Психология личности агрессивно-насильственного преступника (мотивационно-смысловой аспект) (книга)

Язык: русский
Формат: книжка
Тип документа: Word Doc
0 20444
Скачать документ

Ложкин А.И. 2002 – Психология личности агрессивно-насильственного
преступника (мотивационно-смысловой аспект)

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ………………………………………………………………. 3

Глава I. Проблема изучения особенностей личности
агрессивно-насильственного преступника………………………………………….

6

1.1. Теоретические и научно-практические подходы к изучению личности
агрессивно-насильственного п +реступника……………………

6

1.2. Концепция исследования личности агрессивно-насильственного
преступника……………………………………………

27

1.3. Методика исследования личности агрессивно- насильственного
преступника……………………………………………

45

Глава II. Мотивационные и смысловые свойства
личности агрессивно-насильственного преступника……………….

64

2.1. Экспериментальное исследование побудительной и смысловой сферы
личности агрессивно-насильственного преступника…………………………………………………………….…

64

2.2. Структурно-функциональные свойства и типология лич-ности
агрессивно-насильственного преступника………………………..

88

2.3. Психодиагностическая система прогноза агрессивного поведения и
оценки самоконтроля личности…………………………………………

103

ЗАКЛЮЧЕНИЕ…………………………………………………………. 122

БИБЛИОГРАФИЯ………………………………………………………… 125

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность и состояние проблемы. Преступность в России за последние
несколько лет стала явлением общенационального значения. В настоящее
время борьба с преступностью наряду с экономическим кризисом выходит на
одно из первых мест среди проблем, глубоко беспокоящих общество.
Нынешняя криминогенная обстановка в стране, по мнению
специалистов-правоведов, имеет качественно новую форму, отличаясь от
прежних ситуаций прежде всего масштабами преступных проявлений, степенью
разрушительного влияния на жизнеспособность общества, функционирование и
безопасность государства, права и свободы его граждан.

В первую очередь это относится к насильственной преступности, так как
насилие является наиболее опасным видом преступной деятельности, которая
посягает на самое ценное – жизнь человека, его здоровье, телесную
неприкосновенность. Основным отличительным признаком этой категории
преступлений является физическое или психическое насилие над
потерпевшим, а также угроза его применения. Результатом насильственных
деяний может быть причинение смерти, телесных повреждений или
психического вреда, которые в силу различных правовых признаков могут
по-разному квалифицироваться.

Под насильственными преступлениями принято понимать предусмотренные
уголовным законом умышленные физические действия, причиняющие физический
ущерб личности, а также угрозы нанесения такого или любого другого
ущерба, принудительное воздействие на человека, его притеснение,
нарушение личной неприкосновенности.

Необходимо учитывать, что в современном обществе непревзойденной и
непреходящей социальной ценностью являются жизнь человека, его здоровье
и свобода. Во всем мире принято считать, что показатели состояния,
динамики роста и структуры преступлений против личности позволяют
наиболее полно судить об уровне правопорядка и законности, характеризуют
общественную нравственность и моральное здоровье страны. Это
обстоятельство нашло отражение в новом Уголовном кодексе, действующем в
нашей стране с 1 января 1997 года. В нем существенно изменились
приоритеты и ценности, охраняемые законом, а наиболее опасным из всех
возможных преступлений теперь считается преступление против личности.

На наш взгляд, именно изучение психологических особенностей
насильственного преступника, проявляющихся во враждебном отношении к
окружающим и его направленности на совершение противоправной агрессии
против личности, может дать целостное представление о предпосылках
формирования этого общественно опасного явления и позволит рассмотреть
его во всей совокупности объективных и субъективных причин.

Для полноты исследования данного явления целесообразно изучать
преступления, имеющие в качестве объекта посягательства жизнь человека,
его здоровье или свободу, которые связаны единой мотивацией преступного
поведения – агрессивно-насильственной. В этом случае в круг общественно
опасных действий и квалифицируемых преступлений
агрессивно-насильственного характера попадают прежде всего различные
виды убийства (ст. 105–107 УК РФ), доведение до самоубийства (ст. 110 УК
РФ), умышленное причинение вреда здоровью разной степени тяжести (ст.
111–113, 115–117 УК РФ) и некоторые другие преступления,
сопровождающиеся насилием, угрозами, унижением, особой жестокостью. 

В России причины интенсификации роста агрессивно-насильственных
преступлений связывают с состоянием экономики, сменой форм
собственности, изменением структуры социальных процессов и общественных
отношений. Кризисные явления в обществе, сопровождающиеся трансформацией
общественного сознания, неизбежно приводят и к изменениям психической
деятельности. Формы перестройки индивидуального сознания и поведения
очень разнообразны, но большинство из них, по мнению психологов,
сопровождаются повышением уровня агрессии. Анализ личностных
характеристик агрессивно-насильственных преступников и сопоставление
сведений с данными последних лет свидетельствует о росте в них доли
женщин, несовершеннолетних, студентов, учащихся, служащих, лиц, ранее не
совершавших преступлений. Системный кризис в обществе расширяет
социальную базу насильственной преступности, куда начинают включаться
все новые слои населения.

В то же время рост тяжких насильственных преступлений является
общечеловеческой проблемой, о чем говорит тревожная криминологическая
ситуация в США и ряде экономически благополучных стран Европы и Азии.
Насилие и агрессия являются продуктами социальных противоречий и
человеческих страстей, существуют с тех пор как появились люди, и
определенный уровень преступлений против личности будет, всегда
независимо от социального, экономического или географического положения
страны.

В этом случае изучение роста агрессивно-насильственных преступлений
требует комплексного анализа всех социальных, экономических,
политических и иных факторов. Немаловажное значение имеет в этой связи
исследование психологических причин и личностных особенностей,
обуславливающих проявление агрессии. Специалисты склонны считать
поведенческую стратегию агрессивно-насильственного преступника в виде
“отклоняющейся” части общей адаптивной системы, присущей человеку,
которая в норме служит ему для преодоления жизненных преград и является
одним из способов решения проблем, связанных с сохранением
индивидуальности и тождественности. Следовательно,
агрессивно-насильственный преступник и законопослушный член общества
имеют в своей личностной структуре сопоставимые психологические
характеристики.

Наряду с тенденцией роста тяжких насильственных преступлений сохраняется
их малый удельный вес, не превышающий 4–6 % в общей структуре
преступности. Традиционно малый удельный вес преступного насилия и его
интенсификация наталкивают на мысль о связанности данного вида
уголовно-наказуемого поведения не только с динамичными
социально-экономическими процессами, но и с более глубинными и медленно
меняющимися детерминантами. Таковыми могут быть некоторые
психологические особенности и отличительные поведенческие признаки.

В нашей работе предпринята попытка анализа этих психологических
составляющих, раскрывающих отличительные признаки
агрессивно-насильственного преступника. Полученные результаты могут быть
использованы при проведении предварительного расследования
агрессивно-насильственных преступлений, судебно-психологической
экспертизы, профилактике данного вида преступлений. 

В то же время научных работ, направленных на изучение отличительных
особенностей личности агрессивно-насильственного преступника, в
настоящее время явно недостаточно, чтобы в полной мере раскрыть генезис
и понять механизм формирования противоправного насилия. Для практики
борьбы с насильственной преступностью, особенно для индивидуальной
профилактики и расследования преступлений, наиболее важным является в
первую очередь учет и оценка тех психологических факторов, которые
“находятся” в самой личности. В настоящее время проведено чрезвычайно
мало исследований, в которых содержались бы действительно научные
концепции обоснования субъективных причин и мотивации данных
преступлений. В этом можно видеть одну из главных причин неэффективной
работы по борьбе с агрессивно-насильственными преступниками, так как
причины этих злодеяний лежат не на поверхности, а в глубинах
человеческой души и связаны с тончайшими интимными переживаниями, о
которых личность может и не подозревать.

Нераскрытыми остаются вопросы формирования и развития отличительных
свойств и черт личности агрессивно-насильственного преступника, не
проводилось серьезных исследований по изучению особенностей его
побудительной и смысловой сферы, субъективного искажения восприятия им
окружающего мира, людей и самого себя. Актуальной остается в настоящее
время проблема профилактики и расследования данного вида преступлений.

ГЛАВА I. ПРОБЛЕМА ИЗУЧЕНИЯ ЛИЧНОСТИ АГРЕССИВНО-НАСИЛЬСТВЕННОГО
ПРЕСТУПНИКА

1.1. Теоретические и научно-практические подходы к изучению

личности агрессивно-насильственного преступника

Проблема агрессии и насильственного поведения в жизни людей является в
психологии одной из самых актуальных и ведущих тем исследований. Эти
исследования имеют долгую традицию, проводились в рамках различных школ,
рассматривались в теоретическом и прикладном аспекте. Причина столь
пристального интереса к данной проблематике заключается в стремлении
содействовать предотвращению явных актов насилия и сдерживанию роста
данного вида преступлений во всем мире посредством лучшего понимания
природы агрессивных действий. Только в зарубежных изданиях в период с
1970 по 1976 гг. этой теме было посвящено более 120 работ. К настоящему
времени лишь о человеческой агрессивности написано более 500 монографий
[21]. В отечественной юридической психологии работы в этой области
велись Ю.М. Антоняном, С.Н. Ениколоповым, Г.Х. Ефремовой,
А.Р. Ратиновым, А.А. Реаном, Ф.С. Сафуановым и многими другими
специалистами.

При исследовании агрессивного поведения одной из парадоксальных проблем
в юридической психологии является правильная оценка совершаемых
субъектом действий: агрессивных или неагрессивных, с применением
противоправного насилия или остающихся в рамках закона. Отчасти проблема
агрессивного поведения окончательно не решена и в рамках общей
психологии, проявляясь в том, что среди психологов и специалистов нет
пока четкой позиции в определении и разграничении понятий “агрессия” и
“насилие”, так как эти термины подразумевают большое разнообразие
действий [21], а “формулировка точного и исчерпывающего определения
феномена агрессии вызывает большие затруднения” [148].

Значение слова “агрессия” в его корневом варианте aggredi происходит от
adgradi ( gradus – “шаг”, а ad – “на”), т.е. получается в буквальном
смысле “двигаться на” или “наступать”. Отсюда следует, что первоначально
слова “быть агрессивным” означали нечто вроде “двигаться в направлении
цели без промедления, без страха и сомнения” и лишь в дальнейшем стали
отражать враждебное отношение к кому-либо.

Значение слова “насилие” в “Толковом словаре живого великорусского
языка” В. Даля также имеет множество толкований:

“Насилие” и “насильство” – характеризуются как принуждение, неволя,
нужа, силование, действие обидное, незаконное и своевольное.

“Насиловать” – насилить кого-либо, силовать, принуждать, неволить.

“Насильник” – притеснитель, обидчик, своевольник, самоуправщик,
достигающий волю свою насилием [42, с. 469]. В этом случае, “насилие”
можно определить как демонстрацию окружающим своей угрозы нападения или
прямое применение силы.

Несмотря на существующие разногласия относительно определений агрессии и
насилия, многие специалисты склоняются к принятию такого значения, в
которое входят как категории намерения или цели причинить вред или
нанести ущерб другим, так и актуальное причинение оскорбления или вреда.
В свое время Э.Фромм дал наиболее широкое понятие агрессии как
намеренное причинение ущерба не только человеку или животному, но и
всякому неживому объекту. По его мнению, все действия “разрушительного”
типа есть агрессия, так как они имеют общую психологическую природу,
сходную мотивацию, и в конечном счете представляют собой отреагирование
агрессивных импульсов на эрзац-объекты [167]. В настоящее время
большинством психологов принимается следующее определение: “агрессия –
это любая форма поведения, нацеленного на оскорбление или причинение
вреда другому живому существу, не желающему подобного обращения” [ 21,
с. 26]. Как следует из принимаемого значения, агрессия здесь
рассматривается только как форма социального поведения, включающего
прямое или опосредованное взаимодействие как минимум двух человеческих
индивидов, она может носить физический и психологический характер,
например при внушении или гипнозе. Агрессия присутствует в некоторых
случаях физического бездействия, например при оставлении в опасности.
Агрессивные действия могут иметь непредумышленный характер, например,
когда пьяный водитель вновь садится за руль и по его вине происходит
дорожное происшествие. Агрессивность, как качество личности, включает в
себя враждебное отношение к кому-либо в виде потенциальной готовности к
совершению насилия. В свою очередь насилие определяется как “умышленные
физические действия, выражающиеся в причинении физического ущерба
личности, а также угрозы нанесения ущерба, принудительное воздействие на
человека, его притеснение” [4, с. 54], т.е. в определение насилия
включается только такое поведение субъекта, которое имеет
целенаправленные действия по достижению физического вреда или ущерба
другому человеку. Следовательно, агрессивно-насильственное поведение
заключается в субъективном враждебном отношении и нацеленности в
нанесении другому человеку физических действий разрушающего характера.
Сложность оценки агрессивно-насильственных действий заключается в том,
что они имеют достаточно широкий диапазон проявления. Например, они
могут возникать как реакция враждебности на создание другим препятствий
или нанесение ущерба, а также проявляться “самопроизвольно”, из желания
воспрепятствовать, навредить кому-либо, обойтись с кем-то несправедливо,
кого-нибудь оскорбить. Поэтому следует различать реактивную и спонтанную
агрессию [170].

Американский психолог С. Фишбах в своих исследованиях отметил целый ряд
немаловажных различий, благодаря которым отграничиваются экспрессивная,
враждебная и инструментальная агрессия. Экспрессивная агрессия
представляет собой, по его мнению, “непроизвольный взрыв гнева и ярости,
нецеленаправленный и быстро прекращающийся, причем источник нарушения
спокойствия не обязательно подвергается нападению” [193]. Другой
известный психолог – Л. Берковиц, в случае, когда действие не
подконтрольно субъекту и протекает по типу аффекта, предпочитает
говорить об импульсивной агрессии [183]. В юридической психологии
принято также различать враждебный и инструментальный вид агрессии. Х.
Хекхаузен считает, что “целью первой является главным образом нанесение
вреда другому, в то время как вторая направлена на достижение цели
нейтрального характера, а агрессия используется при этом лишь в качестве
средства, например, в случае шантажа, воспитания путем наказания,
выстрела в захватившего заложников бандита” [170, с. 367].
Инструментальную агрессию ряд исследователей, в свою очередь,
подразделяет на индивидуально и социально мотивированную [194].

Обобщить подходы к оценке агрессивно-насильственного поведения и
составить наиболее полную классификацию действий, в которых проявляются
агрессивные намерения, попытался А. Басс [186]. По его мнению, все
многообразие агрессивных действий можно описать на основании трех шкал:
физическая – вербальная, активная – пассивная, прямая – непрямая. Их
комбинация дает восемь возможных категорий, под которые подпадает
большинство отмеченных нами агрессивных действий (табл. 1).

Таблица 1. Категории агрессии по Бассу

Тип агрессии Примеры

Физическая–активная–прямая Нанесение человеку ударов, избиение или
ранение при помощи огнестрельного или холодного оружия

Физическая–активная–непрямая Закладка мин-ловушек, сговор с наемным
убийцей с целью уничтожения врага

Физическая–пассивная–прямая Стремление физически не позволить другому
достичь желаемой цели

Физическая–пассивная–непрямая Отказ от выполнения необходимых задач

Вербальная–активная–прямая Словесное оскорбление или унижение другого
человека

Вербальная–активная–непрямая Распространение злостной клеветы

Вербальная–пассивная–прямая Отказ разговаривать с другим человеком

Вербальная–пассивная–непрямая Отказ давать словесные пояснения или
объяснения

Другой подход к классификации агрессивных действий предложен в трудах
отечественных ученых И.А. Кудрявцева, Н.А. Ратиновой и О.Ф. Савиной, где
все многообразие актов агрессии было отнесено к трем различным классам
на основании ведущего уровня саморегуляции поведения и места агрессивных
проявлений в общей структуре деятельности субъекта [79].

По этим основаниям первый класс составляют акты агрессии, которые
осуществляются на уровне деятельности, побуждаясь соответствующими
агрессивными мотивами, а саморегуляция поведения протекает на наиболее
высоком, личностном уровне. Такая деятельность субъекта является
максимально произвольной и осознанной, здесь индивид обладает наибольшей
свободой воли, селективностью выбора средств и способов действий.
Соответственно выбор агрессивных или неагрессивных форм поведения и
соотнесение его с общепринятыми нормами осуществляются на иерархически
наиболее высоком – личностном уровне саморегуляции.

Второй класс, по мнению исследователей, образуют акты агрессии,
релевантные уже не деятельности в целом, а соотносимые с уровнем
действий. Поведение субъектов здесь находится под влиянием
эмоционального напряжения, утрачивает мотивосообразность, а активность
направляется аффективно насыщенными, ситуационно возникшими целями.
Ведущим становится не личностно-смысловой, а индивидуальный уровень, где
факторами, определяющими деяние, выступают не целостные смысловые
образования и ценностные ориентации личности, а присущие субъекту
индивидуально-психологические, характерологические особенности.

Третий класс образуют акты агрессии, совершенные субъектами,
находившимися в наиболее глубокой степени аффективной дезорганизации. В
этих случаях, по мнению специалистов, регресс достигает индивидного
уровня, при этом активность теряет не только мотивосообразность и
целесообразность, но подчас носит неупорядоченный, хаотический характер,
проявляющийся в форме двигательных стереотипий. Нарушение сознания
достигает столь глубокой степени, что у субъекта практически
утрачивается способность к адекватному отражению и целостному осмыслению
происходящего, по существу полностью нарушается произвольность и
опосредованность поведения, блокируется звено оценки, способность к
интеллектуально-волевому самоконтролю и саморегуляции. 

Таким образом, как можно убедиться, в психологической литературе
приводится большое количество самых разнообразных дефиниций и
формулировок агрессии и насилия, но одни из них смешивают понятия
агрессии как формы поведения и агрессивности как свойстве личности,
другие являются слишком узкими и не охватывают всех видов и форм
агрессивно-насильственного поведения, третьи, напротив, оказываются
слишком широкими и включают такие действия, которые обычно как агрессия
не рассматриваются. 

По мнению Ф.С. Сафуанова, “дать исчерпывающее определение всех
существующих типов агрессии практически невозможно: любое из них
неизбежно будет либо сужать, либо расширять границы понятия” [148, c.
24].

В нашей работе мы ограничиваем предмет исследования только криминальной
агрессией, которая охватывает более узкий круг явлений. В этом случае
уголовно-правовые нормы относят к криминальной агрессии только такие
действия, которые подпадают под признаки преступлений Особенной части
Уголовного кодекса РФ [69]. Кроме того, эти действия должны
реализовывать какой-либо умысел, прямой или косвенный. В круг
общественно опасных действий и квалифицируемых преступлений
агрессивно-насильственного характера попадают прежде всего различные
виды убийства (ст. 105–107 УК РФ), доведение до самоубийства (ст. 110 УК
РФ), умышленное причинение вреда здоровью разной степени тяжести (ст.
111–113, 115–117 УК РФ) и некоторые другие преступления,
сопровождающиеся насилием, угрозами, унижением, особой жестокостью. С
психологической точки зрения, к действиям, подпадающим под объем понятия
“криминальная агрессия”, в наибольшей степени относится такой вид
агрессии в типологии Басса, как физическая, активная, прямая. В этом
случае индивид реализует свое враждебное субъективное отношение в
противоправных действиях агрессивно-насильственного характера.

Учитывая проблемы, возникающие при понимании феномена агрессии, и
неоднозначность соотношения мотива и цели при совершении правонарушения,
можно определить криминальное агрессивно-насильственное поведение как
форму поведения или действия, которое реализует субъективное враждебное
намерение индивида по отношению к потерпевшему и объективно направлено
на причинение вреда или ущерба его жизни или здоровью. В таком случае к
агрессивно-насильственным преступлениям не будут относиться
преступления, не направленные против жизни и здоровья граждан, а также
действия, не связанные субъективным намерением по отношению к жертве,
например, преступления, совершенные по неосторожности, т.е. легкомыслию
или небрежности, или невинное причинение вреда.

Следующей проблемой в нашем исследовании является вопрос о том, почему
люди предпринимают агрессивно-насильственные действия. Эта тема до сих
пор является предметом серьезной дискуссии среди ученых и специалистов.
В настоящее время в истории психологических исследований агрессии
имеются три основные теории, объясняющие природу данного явления,
которые мы рассмотрим в той последовательности, в какой они создавались.
Это теории влечения или инстинктивного поведения, фрустрационная теория
агрессии и теория социального научения. 

Агрессию как форму инстинктивного поведения одним из первых начал
изучать З. Фрейд. Первоначально, в своих ранних работах, он рассматривал
агрессию как результат блокирования у человека его сексуального
инстинкта – эроса, энергия которого, известная как либидо, направлена на
упрочение, сохранение и воспроизводство жизни. В этом случае З. Фрейд не
считал агрессию постоянной и неизбежной частью жизни людей, а
рассматривал ее только как реакцию неудовольствия [164]. Однако, пережив
опыт насилия в период первой мировой войны, З. Фрейд постепенно перешел
к более мрачному убеждению в отношении сущности и источника агрессии. Он
предположил наряду с основным сексуальным инстинктом существование у
человека второго основного инстинкта – танатоса, или влечения к смерти,
чья энергия направлена на разрушение и прекращение жизни. Ввиду того,
что человек постоянно испытывает острый конфликт между сохранением жизни
и ее разрушением, психологическая защита личности служит для того, чтобы
направить энергию танатоса во внешний мир [165].

Инстинкт смерти, следовательно, направлен против живого организма и
несет разрушение другим. Если инстинкт смерти, считает Фрейд, сливается
в своем влечении с сексуальным инстинктом, то он проявляет себя в
садизме как извращенном половом удовлетворении, получаемом путем
причинения страданий или унижений сексуальному партнеру [196].

Отказ от агрессивных импульсов или вытеснение агрессии, направленной на
других, из сознательной сферы личности в область бессознательного может
привести, по мнению З. Фрейда, к серьезному психическому или
соматическому заболеванию. Таким образом, по Фрейду, человек становится
одержимым инстинктом смерти и разрушения, в связи с чем его
агрессивность представляет собой не реакцию на воздействие окружающей
среды, а имманентный и постоянно присутствующий в нем фактор,
обусловленный самой природой. В целом З. Фрейд сделал очень важный шаг
вперед к анализу биологических предпосылок феномена насилия, показав,
что агрессия может иметь неосознаваемый мотивационный и проективный
характер. Однако его теория страдает серьезным недостатком: она
опирается на чисто абстрактные спекулятивные рассуждения и не имеет
убедительных эмпирических доказательств.

Понимания агрессии как инстинктивного поведения придерживался и другой
известный ученый, основоположник этологии – К. Лоренц [107].

По мнению К. Лоренца, агрессия является врожденным инстинктом борьбы за
выживание, который присутствует у людей так же, как и у других живых
существ. Инстинкт борьбы способствовал завоеванию человечеством широкого
географического пространства и помог улучшить генетический фонд вида за
счет выживаемости сильных и энергичных индивидуумов и лучшей организации
защиты своего потомства. К. Лоренц считал, что в организме животных и
человека должна постоянно накапливаться особого рода энергия
агрессивного влечения, причем ее накопление происходит до тех пор, пока
в результате воздействия соответствующего пускового раздражителя она не
разрядится. В результате, чем больше агрессивной энергии “накапливал” в
себе индивид, тем меньший силы стимул был ему нужен для того, чтобы
агрессия “выплеснулась” вовне.

Фактически, считал К. Лоренц, агрессивное поведение может проявлять себя
даже при отсутствии высвобождающего стимула, т.е. спонтанно. Именно
поэтому, по мнению К. Лоренца, так широко распространено у людей насилие
в отношении представителей своего собственного вида, в отличие от
большинства других живых существ. Согласно К. Лоренцу, все живые
существа с рождения наделены возможностью подавлять все свои стремления,
кроме природного инстинкта борьбы. Способность подавлять “инстинкт
насилия” находится в прямой зависимости от их природной способности
наносить серьезные повреждения своим жертвам. В этом случае, чем щедрее
природа наделила опасных животных всем необходимым для успешного
умерщвления других живых существ (проворством, огромными когтями и
зубами), тем более им присуще сильное сдерживающее начало,
препятствующее нападению на представителей собственного вида, в то время
как менее опасные существа – люди, обладают гораздо более слабым
сдерживающим началом. На заре истории человечества, рассуждал К. Лоренц,
агрессивные действия против своих соплеменников, в ходе которых
применялись кулаки и зубы, выглядели не столь уж страшными, так как
вероятность нанесения друг другу серьезного увечья была незначительна.
Однако технический прогресс сделал возможным появление оружия массового
поражения, тогда как контроль над “инстинктом насилия” остался у людей
на прежнем уровне. В результате, человечество само оказалось под угрозой
выживания и постоянного насилия со стороны других людей. Несмотря на то,
что К. Лоренц, как и З. Фрейд, считал агрессию в жизни людей “неизбежным
злом”, он более оптимистично смотрел на возможность ослабления агрессии
и контроля насильственного поведения. К. Лоренц полагал, что участие
человека в замещающих насилие действиях, не связанных напрямую с
причинением ущерба, таких как спортивные состязания, тяжелая физическая
работа и т.д., может существенно предотвратить накопление агрессивной
энергии до опасного уровня и снизить вероятность вспышек насилия.
Относительно самой концепции проявления агрессии наиболее серьезные
возражения возникают по поводу методического приема, который применил
Лоренц в своем исследовании, когда он изучал агрессивное поведение
животных, а выводы и заключение отнес к человеку. Несмотря на
определенное различие концепций З. Фрейда и К. Лоренца, которые под
разным углом зрения рассматривали происхождение агрессии в жизни людей,
общим для них выступает положение о том, что агрессия является
преимущественно врожденным фактором, следовательно, насилие в жизни
людей никогда нельзя устранить. Агрессивные действия в данной теории
считаются следствием высокого уровня агрессивности как свойстве
личности. Самое большее, чего можно достичь, на их взгляд, это
попытаться ограничить вероятность проявления подобных явлений или
ослабить их интенсивность.

Согласно следующей концепции, которая носит название “фрустрационная
теория”, агрессия – это не автоматически появляющееся в недрах организма
влечение, а следствие фрустрации, т.е. препятствий, возникающих на пути
целенаправленных действий субъекта, или же крушения ожиданий и целей, к
которым он стремился.

В этом случае пусковым механизмом агрессии будет выступать определенное
психологическое состояние субъекта – фрустрация, которое возникает из-за
расстройства планов или крушения надежд. Рассматриваемая теория
утверждает, что, во-первых, агрессия всегда есть следствие фрустрации и,
во-вторых, фрустрация всегда влечет за собой агрессию.

Д. Доллард, представляющий эту теорию, считал, что чем в большей степени
субъект предвкушает удовольствие и чем сильнее будет препятствие в
достижении его цели, тем сильнее данный субъект будет испытывать толчок
к агрессивному поведению [190]. Развивая эту точку зрения, другой
исследователь – Миллер, предположил, что если фрустрированного
индивидуума предварительно запугать наказанием за возможное насилие с
его стороны по отношению к конкретному индивиду, он все равно будет
стремиться к агрессивным действиям, но направит их на совершенно другого
человека, нападение на которого связано с меньшим наказанием, но который
имеет относительно высокое ассоциативное сходство с фрустратором [190].

Л. Берковиц, который продолжил исследования в этой области, отказался от
постулата, что фрустрация всегда ведет к агрессии. Он ввел две
промежуточные переменные, одна из которых относилась к побуждению, а
другая – к направленности поведения. По мнению Л. Берковица, фрустрация
создает только готовность к агрессивным действиям. Само же насилие
проявляется лишь в том случае, когда присутствуют соответствующие посылы
к агрессии – стимулы окружающей среды, связанные с актуальными
факторами, провоцирующими злость. Причем, считает Л. Берковиц, стимул
приобретает агрессивное значение, если оказывается связанным с
пережитыми ранее дискомфортом и болью. Затем данные стимулы могут и в
дальнейшем склонять к агрессивным действиям индивидуумов, которые ранее
были спровоцированы или фрустрированы [184]. Л. Берковиц считал, что в
ряде случаев роль посылов к агрессии могут играть люди с определенными
чертами характера или с определенной внешностью, притягивающие
насильников, а также физические объекты, созданные для демонстрации
насилия – холодное или огнестрельное оружие. Более того, он полагал, что
люди с физическими отклонениями в каком-то смысле обречены притягивать к
себе страдания и становиться объектом проявления к ним враждебности со
стороны общества, поскольку сам их дефект или болезнь, ассоциирующийся
со страданием и болью, способен спровоцировать людей, предрасположенных
к агрессии, на манифестацию специфических действий насильственного
характера, когда проявляется “комплекс Квазимодо”. По сравнению с
теорией влечения, представители фрустрационной агрессии достаточно
оптимистично рассматривают возможности предотвращения агрессивного
поведения или контроля над ним, так как связывают проявление агрессивной
реакции с влиянием особых условий окружающей среды, а не врожденной
предрасположенности к совершению насильственных действий. Согласно их
выводам, людей можно научить контролировать свое агрессивное поведение в
процессе выработки у них конструктивных или неагрессивных привычек в
ответ на провокацию. Основным недостатком фрустрационной теории
агрессии, на наш взгляд, является то, что личность в ней выглядит
пассивным, зависимым от окружающей среды объектом, при этом не
учитываются ее морально-нравственные регуляторы поведения, ценностные
ориентации и социальный статус.

Следующая теория рассматривает агрессию как приобретенное социальное
поведение личности, включающее в себя действия, за которыми стоят
сложные навыки, требующие всестороннего научения.

По мнению одного из авторов этой концепции, известного американского
психолога А. Бандуры, для того, чтобы осуществить агрессивное действие
нужно хорошо знать, как обращаться с оружием, какие движения при
физическом контакте будут болезненными для жертвы, а также необходимо
понимать, какие именно слова или действия причиняют страдания объектам
агрессии. Поскольку эти знания не даются при рождении, люди вначале
должны научиться вести себя агрессивно [181].

Следовательно, по мнению А. Бандуры, агрессивное поведение быстрее всего
усваивается и поддерживается путем непосредственного участия в акте
насилия, а также в результате пассивного наблюдения за тем, как могут
проявляться агрессивные поступки [182]. А. Бандура сумел включить в свою
концепцию основные положительные теоретические наработки и достижения
своих предшественников, что позволило ему рассмотреть формирование
агрессивного поведения с учетом трех моментов: способов усвоения
подобных действий, где рассматривается роль биологических факторов;
условий, провоцирующих появление агрессии, где рассматривается роль
побудительных и мотивационных факторов; а также психологических
механизмов закрепления агрессии как факторов социальной регуляции
поведения. Методологической основой данного направления выступает синтез
основных традиций теории научения и когнитивных теорий мотивации, где
поведение определяется привлекательностью предвосхищаемых последствий
действий.

К их числу относится, во-первых, подкрепление со стороны других людей, а
во-вторых, самоподкрепление, которое зависит от соблюдения обязательных
для личности внутренних стандартов поведения. Поэтому при одних и тех же
особенностях ситуации вместо агрессии субъект может выбрать действие
совершенно иного типа, например подчинение, достижение, отступление,
конструктивное решение проблемы и т.д. Исходя из этого, весьма
эффективным средством контроля насилия может стать устранение или
снижение влияния всех трех условий, поддерживающих агрессивное
поведение: биологических, мотивационных, социальных. Злонамеренное
поведение, считает А. Бандура, еще остается в репертуаре индивидов как
приобретенная социальная модель, но изменение указанных условий может
привести к предотвращению или ослаблению агрессии.

Теория социального научения А. Бандуры, в отличие от разработок его
предшественников, привлекает внимание своим дифференциальным подходом к
структуре агрессии и оптимистичным взглядом на возможность ее
предотвращения или контроля. В то же время, по нашему мнению,
недостаточно внимания в его концепции уделяется осознанию всей сложности
и не-однозначности феномена агрессии, его непростой роли в человеческой
истории, что в конечном итоге позволяет агрессии глубоко укорениться в
человеке и стать в чем-то неистребимой. В теории А. Бандуры нет также
четких различий и отграничений видов агрессии, что может приводить к
противоречию в объяснении насильственного поведения. Например, по мнению
А. Бандуры, при совершении субъектом целенаправленных насильственных
действий агрессивность субъекта всегда будет снижаться даже при
частичном достижении цели. Однако, как подтвердили исследования, если
субъект совершает
целенаправленные насильственные действия под влиянием аффекта гнева,
агрессивность у индивида не только не снижается, а, наоборот,
возобновляется с новой силой. Поэтому в ряде случаев необходимо
рассматривать агрессию и агрессивно-насильственное поведение в
органичной связи с ситуацией и устойчивыми психологическими
особенностями личности, т.е. определять их как потенциальный фактор
насильственного правонарушения, который при определенных воздействиях
среды или ситуации может стать реально действующим.

Следующая проблема исследования агрессивно-насильственного преступника
связана с основными подходами к анализу этого явления. Мы предлагаем
рассмотреть существующие в юридической психологии подходы в виде
взаимосвязанных между собой уровней структуры личности. Однако следует
отметить, что данные уровни анализа личности не сводимы один к другому и
характеризуются разными свойствами. При этом между ними существует
тесная взаимосвязь: элементы нижестоящего уровня “представлены” в
вышестоящем и подчиняются его закономерностям, в то же время вышестоящий
уровень не сводится к нижестоящему. В настоящее время в исследовании
проблем насильственного преступного поведения можно выделить следующие
уровни анализа личности. На нижнем уровне – индивидуальных особенностей
– мы изучаем личность агрессивно-насильственного преступника и его
психологические характеристики. На более высоких уровнях – философском и
социологическом – исследуется состояние, структура и тенденции
насильственной преступности в целом, ее причины,
социально-психологические закономерности и факторы. По мнению ученых, не
существует какой-то общей, основной причины, которая исчерпывающе
объясняет происхождение насильственной преступности во всем ее
разнообразии. Все дело заключается в том, на каком уровне анализируется
поставленный вопрос [73].

На общесоциальном уровне проблему насильственной преступности
рассматривали Ю.М. Антонян, В.Н. Кудрявцев, В.В. Лунеев, А.В. Наумов
и многие другие. Авторы утверждают, что хотя в разных
социально-экономических формациях, в различных исторических условиях
причины насильственной преступности являются неодинаковыми, все же
имеется нечто общее: “в основе этих причин всегда лежат объективные
социальные противоречия” [78, с. 11] Поэтому, по их мнению, в первую
очередь необходим анализ социальной структуры общества, конкретных
процессов и явлений в экономической, политической, социальной и духовной
сферах жизни, которые могут оказывать влияние на рост насильственной
преступности.

Так, например, Ю.М. Антонян в своих работах по разработке и изучению
проблемы личности агрессивно-насильственного преступника использовал
широкий круг научных, философских, культурологических, психологических и
криминологических аргументов. Такой дифференцированный подход к данной
проблеме дает возможность,
по его мнению, выделить различные уровни насильственных действий “на
уровне всего общества, страны и даже большинства стран мира, как это
было во время мировых войн; на уровне отдельных социальных групп, иногда
очень крупных, например, во время межнациональных или межрелигиозных
конфликтов; наконец, на уровне малой социальной группы и отдельного
индивида” [5, с. 20]. На основе приведенной группировки насилия Ю.М.
Антонян предлагает разграничить насилие в жизни общества на
горизонтальное и вертикальное.

Вертикальным насилием Ю.М. Антонян считает уничтожение тоталитарным
государством своих сограждан и мирного населения во время войны, а
горизонтальным – “обычное” криминальное или бытовое насилие.
Действительно, в ряде случаев государственное насилие тоталитарного
режима дает возможность индивидам с насильственной ориентацией под
предлогом “защиты от врагов нации” разряжать свои патологические
склонности “в рамках закона и поддержания порядка в стране”, когда
“проекция своих побуждений в тоталитарном обществе на вождя нации
позволяет ее членам освободиться от внутренней моральной ответственности
– совести и разряжать патологические наклонности, не боясь социального
осуждения” [205, с. 89–90]. С другой стороны, “когда на смену
тоталитаризму приходит демократия, то из-за слабости ее властных
структур в первое время происходит разгул насилия между людьми”, так как
тираническое государство постоянно и везде насаждало насилие и
жестокость, делая их привычным, обыденным средством решения больших и
малых проблем, в том числе межличностных. Люди, которые долгие годы жили
под прессом государственной нетерпимости и при весьма скудном достатке,
постепенно аккумулируют в себе соответствующие образцы и нормы, которыми
начинают руководствоваться в жизни [5, с. 86].

Поэтому, считает Ю.М. Антонян, “человек не будет убивать и мучить только
потому, что унаследовал разрушительные тенденции – такие поступки могут
иметь место только потому, что социальная среда сформировала
соответствующие мотивы и придала агрессии противоправную окраску”.
Отсюда следует, что в первую очередь именно социальные условия являются
тем механизмом, который запускает в действие агрессивные тенденции [5,
с. 33]. Другой ученый – В.М. Кудрявцев в своих исследованиях социальной
детерминации насильственной преступности выделил тройной механизм ее
обусловленности: во-первых, путем определенного социального формирования
личности; во-вторых, путем дачи ей предписаний противоправного или
противоречивого характера; в третьих, путем постановки личности в
ситуации, вынуждающие и облегчающие выбор насильственного варианта
преступного поведения [78]. Анализируя насильственное поведение, В.М.
Кудрявцев модифицирует ставшую уже классической схему обусловливания
преступного поведения в виде: “ситуация – личность – преступное
поведение” на: “социальные потребности – социальные возможности
удовлетворения потребностей – преступность”, и предлагает вместо прямой
связи между личностью и преступлением рассматривать всю систему
социальных связей личности, внутри которой могут формироваться
детерминанты социально приемлемого или социально опасного поведения
лиц [78, с. 15].

В.В. Лунеев в своих работах дает развернутую характеристику преступного
насилия как процесса, протекающего на индивидуальном уровне, на уровне
общества, представляющего собой весьма распространенное явление на
мировой арене, что и вызывает озабоченность международных
организаций [150]. Наиболее сложные проблемы с насильственной
преступности, по мнению В.В. Лунеева, связаны в большинстве стран с
крупными городами, где люди, и преступники в том числе, легко могут
затеряться. Эти проблемы непрерывно обостряются в результате роста
городов, мобильности населения, увеличения различий между городами.
Анализируя протекающие в современном мире тенденции социальной жизни,
автор отмечает, что “бесплановая нелегальная урбанизация,
сопровождающаяся быстрыми социальными изменениями и миграционными
процессами, ведет к перенаселенности городов и пригородных районов,
способствует росту насилия” [119, с. 5]. Отмеченные
социально-экономические факторы, считает В.В. Лунеев, приводят к тому,
что у селян, прибывших в город в поисках счастливой жизни, ослабляются
семейные связи, утрачиваются традиционные формы контроля и самоконтроля.
Люди сталкиваются с необычными для них проявлениями культуры, с
отчужденностью, присущей городским жителям, с неустроенностью жизни и
быта. В условиях, позволяющих обеспечить анонимность существования,
которые характерны для крупных городских агломераций, насилие имеет
особую распространенность. Эти причины, в свою очередь, ведут к
возникновению страха, изоляции, отсутствию чувства безопасности,
виктимизации и широкому распространению насилия, так как “маргинальная”
личность испытывает высокое социальное напряжение и легко вступает в
конфликт с окружающей социальной средой [119, с. 5].

Следующий уровень анализа данной проблематики рассматривает
социально-психологические факторы насильственных преступлений. 

Отечественный психолог В.Л. Васильев в исследованиях
агрессивно-насильственных преступников отмечает негативное влияние
ближайшего окружения, низкий уровень их социализации и эгоцентризм. В
результате около 85 % преступлений против личности совершаются лицами,
которые были связаны с потерпевшими деловыми, родственными, интимными и
другими близкими отношениями, а преступное насилие явилось конечной
фазой конфликта, возникшего в результате этих отношений [28]. Автор
считает, что для изучения насильственного преступника необходимо
использовать глубокое знакомство с социальными группами, членом которых
является данный индивидуум, так как “изучение структур взаимоотношений,
бытующих в ближайшей среде этого лица, знание психологии социальных
групп, членом которых является эта личность, необходимо для раскрытия
связи личности и общества, связи индивидуального и общественного
сознания” [28].

Другой психолог – С.В. Кудрявцев, анализируя социально-психологические
факторы, оказывающие влияние на совершение насильственных преступлений,
относит к ним “общественное настроение или нормы и стереотипы поведения,
механизмы группового давления и групповой солидарности или механизмы
межличностного взаимодействия, психологические процессы формирования
личности, завоевания группового и социального статуса или местные
традиции и обычаи” [81, с. 39].

Задача специалистов, по мнению С.В. Кудрявцева, заключается в том, чтобы
раскрыть качественные преобразования социально-психологических процессов
и показать, при каких модификациях они становятся факторами,
порождающими преступное насилие. Для этого необходимо определенным
образом структурировать комплекс этих явлений по уровням: массовые,
групповые и индивидуальные. Кроме этого он предлагает разделить
названные процессы на “стабильные”, мало изменяющиеся со сменой
социальных условий, и “лабильные”, непосредственно зависящие от этих
условий.

В этом случае в формировании и непосредственном “продуцировании”
преступного насилия участвуют социально-психологические факторы, имеющие
не только различные уровни, но и разные динамические характеристики и
степень взаимосвязи с условиями внешней среды, где ситуативные
установки, постепенно закрепляясь в личностных и групповых структурах, в
массовом сознании, обретают свойства долговременных образований, т.е.
“лабильные” процессы преобразуются в “стабильные” [80]. На
индивидуальном уровне исследования агрессивно-насильственного
преступника можно выделить следующие подходы: личностный,
идеографический и патопсихологический.

Личностный подход представляют Г.Х. Ефремова, Е.В. Петухов,
Л.П. Конышева, А.Р. Ратинов, А.М. Яковлев и другие. В основе данного
подхода находится положение об исследовании особенностей личности
преступника “как совокупности психологических качеств, присущих
человеку, совершившему преступление, которые наряду с другими факторами
способствуют общественно опасному поведению” [176, с. 23]. В качестве
основной психологической предпосылки при совершении преступлений авторы
рассматривают, в первую очередь, изменения в структуре правосознания
личности агрессивно-насильственного преступника. Правосознание
понимается как “сфера общественного, группового и индивидуального
сознания, отражающая правовую действительность в форме юридических
знаний, оценочных отношений к праву и практике его применения, правовых
установок и ценностных ориентаций, регулирующих человеческое поведение в
юридически значимых ситуациях” [134, с. 62].

У агрессивно-насильственного преступника изменение в структуре
правосознания проявляется в искажении конкретных
нравственно-психологических регуляторов поведения в виде:
фаталистичности и негативной оценки прожитой жизни, снижения потребности
в саморегуляции, ориентации на потребительскую и иждивенческую позицию,
нарушения межличностных отношений, неприятия таких ценностей, как жизнь,
здоровье, половая неприкосновенность и человеческое достоинство [131].

Исследования, проведенные А.Р. Ратиновым и Г.Х. Ефремовой, показали, что
отношения агрессивно-насильственных преступников к правовым ценностям
существенно расходятся с их оценкой собственного противоправного
поведения. Для агрессивно-насильственного преступника специфичным
свойством личности становится отрицание общепризнанных норм поведения и
негативный характер разделяемых им ценностных ориентаций. В то же время
такой человек ощущает разрыв между своими ожиданиями, желаниями и
действующими социальными нормами, испытывает чувство изоляции,
непричастности к делам других, что препятствует усвоению норм,
регулирующих поведение [135]. В качестве самооправдания своей позиции
агрессивно-насильственный преступник применяет психологическую защиту,
где ответственность большей частью возлагается на иных лиц или на
внешние обстоятельства. Среди наиболее распространенных приемов
психологической самозащиты личности агрессивно-насильственного
преступника исследователи выделяют:

1. Представление себя жертвой принуждения, зависимости, вероломства или
обмана других лиц, либо собственных ошибок и заблуждений, которые якобы
и повлекли за собой противоправные действия.

2. Исключение ответственности за возникновение криминальной ситуации,
которая рисуется как роковое стечение обстоятельств, а не результат
собственной активности субъекта.

3. Искаженное представление о криминальной ситуации, когда
преувеличивается значение одних элементов и преуменьшается значение
других, что якобы исключает применение к нему соответствующих норм и
санкций; непроизвольное ретуширование действительности, смещение
отдельных обстоятельств по месту, времени и роли участвующих лиц.

4. Убеждение в формальности нарушенных запретов, обыденности подобных
действий, в силу чего они расцениваются как допустимые.

5. Девальвация правовых ценностей, обесценивание жертвы преступления и
тем самым непризнание вредных последствий и общественной опасности
деяния.

6. Умаление и приукрашивание своей роли в совершении преступления,
представление своего поведения в благородном освещении, в виде помощи
другим людям, защиты справедливости и т.д.

7. Подмена и облагораживание подлинных побуждений и ценностей поведения,
в результате чего деяние представляется извинительным и даже
правомерным.

8. Снижение рефлексивных способностей, возможности предвидения и
самоконтроля, чем достигается “раскрепощение” личности, внутренняя
свобода от нормативных ограничений.

9. Рассмотрение себя в качестве пассивного объекта внешних воздействий,
за поступки которого ответственны среда, общество, повинны ненормальные
условия жизни, что делает как бы неизбежным противоправный образ
действий.

10. Гипертрофия ценности личных качеств, утверждение своей
исключительности, ставящее субъекта в его собственных глазах вне
нормативных рамок и обычной юрисдикции. 

Содержание и формы психологической самозащиты могут существенно
различаться в зависимости от общего уровня развития человека, его
нравственных и правовых установок, это приводит к проективному искажению
восприятия действительности насильственным преступником и формированию у
него двух оценочных систем, одна из которых предназначена для оценки
поведения других лиц, а вторая – для оценки собственного поведения. В
результате проективного искажения правовая самооценка
агрессивно-насильственного преступника существенно отличается от
декларируемой, является по сравнению с ней сниженной и даже
противоположной. Она основана на механизме психической самозащиты и
внутреннего освобождения от ответственности, в силу чего и происходит
отчуждение правонарушителя от социального правового контроля,
нейтрализация последнего и самооправдание совершенных деяний. Например,
если корыстные преступники в большинстве случаев (63 %) ограничиваются
формальной констатацией факта совершения преступления без каких-либо его
нравственных оценок и объяснений, то у насильственных преступников
тактика совершенно иная. Они, в первую очередь, обвиняют в происшедшем
потерпевшего (так делают 87 % убийц и 52 % хулиганов) или других лиц.
Когда же собственную вину отрицать невозможно, появляются ссылки на
“судьбу”, на ошибки родителей и педагогов [99]. “Говоря о психических
механизмах самозащиты, отмечают исследователи, – мы имеем в виду не
столько сознательное приискание способов реабилитации себя и своих
поступков, сколько бессознательные или не вполне осознаваемые тенденции,
формирующие искаженное видение действительности” [135]. Специальное
исследование основных механизмов защиты, которые чаще всего используются
агрессивно-насильственными преступниками было проведено Е.С. Романовой и
Л.Р. Гребенниковым [141].

Экспериментальное исследование показало, что согласно рейтингам
Вайллента и Плутчика насильственные преступники гораздо чаще используют
такие наиболее примитивные механизмы защиты, как проекция, отрицание,
подавление, замещение [209, 217]. Исследователи отмечают, что применение
примитивных механизмов защиты может означать наличие у испытуемых очень
малой степени осознания и, напротив, чрезвычайно большую степень
искажения в восприятии определенных аспектов реальности. Так как
использование механизмов защиты является индивидуальным способом
искажения когнитивной и эмоциональной составляющих образа реальности
субъекта, то это находит отражение в поведении личности насильственного
преступника, сообщая ей защитно-агрессивный (девиантный, зависимый,
патологический) характер. Это ведет к конфликту с реальностью, к
общественному неодобрению и разным формам воздействия со стороны
общества. В результате реальность может стать для индивида еще более
неприемлемой, что грозит внутренним конфликтом и ведет к дальнейшей
патологии защитного функционирования. В то же время содержательные
характеристики механизмов защиты, используемые насильственными
преступниками, соответствуют предполагаемым психологическим и
поведенческим характеристикам лиц с данным типом девиантного поведения. 

Отрицание, например, предполагает бессознательное отвержение самого
факта наличия травмирующей ситуации, блокирование на стадии восприятия
информации, несоответствующей вероятностным моделям, сложившимся в
перцептивном опыте субъекта. У агрессивно-насильственного преступника,
по-видимому, имеет место отрицание некоторых социально заданных норм,
что находит отражение в поведении правонарушителей. В этом случае
хулиганские действия (один из видов агрессивно-насильственного
поведения) могут быть определены как “некоторый тип поведенческого
творчества в негативном смысле этого слова” [141, с. 104]. С этим
положением согласуются многочисленные эмпирические данные об
использовании отрицания как защиты лицами с демонстративной акцентуацией
или страдающими истерией [87]. Отсюда следует, что хулиганские действия
имеют функциональный смысл привлечения к себе внимания лиц с нерешенной
проблемой идентификации. Стандартные меры общественного воздействия на
таких лиц, как правило, не имеют ожидаемого эффекта, поскольку внешний
конфликт не допускается до осознания. Он блокируется с помощью механизма
отрицания или редуцируется с помощью близкого к отрицанию защитного
подавления. В итоге меры общественного воздействия на индивидов с
подобной акцентуацией могут приводить к противоположному по замыслу
результату, так как в своей основе выражают привлечение внимания к
лицам, которые бессознательно в этом заинтересованы. Другим направлением
анализа в рамках личностного подхода насильственного преступника
является выделение индивидуально-психологических качеств, способствующих
совершению данного вида правонарушений. Исследователи отмечают, что от
правопослушных граждан агрессивно-насильственные преступники отличаются
определенным нарушением эмоционально-волевой сферы и
нравственно-психологическими отклонениями (деформациями) личности [132].
Е.В. Петухов считает, что “противоправным деяниям большинства
насильственных преступников весьма способствуют такие их отличительные
черты, как повышенная возбудимость и впечатлительность (эмотивность),
ослабленный самоконтроль и негибкость (ригидность) поведения. Их
нравственно-психологические установки определяют устойчивое
представление (концепцию) о враждебности окружающего мира, вызывая
чувство несправедливо обиженных, имеющих моральное право
руководствоваться возмездием и самосудом, пользоваться физическим
превосходством над окружающими, подчиняя их себе, и т.п.” [124, с. 24].

Идеографический подход исследования индивидуального уровня
агрессивно-насильственного преступника обосновывают отечественные ученые
Ю.М. Антонян, М.И. Еникеев, В.Е. Эминов и Е.Г. Самовичев. 

Авторы считают, что исследований, направленных на выявление
ценностно-нормативной системы насильственного преступника и его
нравственных сторон, уже недостаточно для раскрытия сущности личности и,
соответственно, причин преступного поведения, поэтому необходимо
применять “монографический метод” [8]. В психологии этот метод получил
название “идеографический” или метод “case study”. В его основе лежит
углубленное изучение причин преступного поведения с помощью таких
психологических методик, как беседа и проективное тестирование, которым
предшествует тщательное ознакомление со всеми имеющимися на данное лицо
материалами. Такое изучение, по мнению авторов, “позволяет получить
представление об особенностях мировосприятия, о потребностях и
интересах, чувственно-эмоциональной сфере, об основных мотивационных
тенденциях, бессознательных или осознаваемых частично, о
характерологических чертах, ценностных ориентациях и установках, о
направленности личности в целом, ее типе” [8, c. 14].

Авторский коллектив считает, что “подобный подход дает возможность
проследить и понять жизненный путь человека, оценить его опыт, выявить
социальные роли и статусы, условия воспитания и формирования личности,
специфику общения и взаимодействия с другими людьми” [8, с. 14].
Глубинно-психологическое знание о конкретном человеке, по мнению ученых,
не может быть получено традиционными методами социологического опроса.
Для исследователя требуется определенное доверие со стороны
опрашиваемого, умение поставить себя на его место, вжиться в его образ,
чтобы понять его и прожитую им жизнь. Авторы призывают “видеть в
преступнике “живую”, думающую, чувствующую, переживающую личность, а не
бледное и искаженное его отражение, имеющееся в следственных или
судебных материалах” [8, с. 14]. В качестве первоначального объекта
анализа истории жизни насильственного преступника Е.Г. Самовичев
предлагает избрать структуру его семьи и особенности отношений субъекта
с такими лицами, как отец и мать [147]. Значимость этих лиц на
формирование личности ребенка подтверждается целым рядом эмпирических
исследований. Например, Л.А. Волошина в своих исследованиях приводит
данные, согласно которым в семьях насильственных преступников дети в 7
раз чаще, чем в семьях корыстных преступников, ощущали равнодушие к
себе, понимали, что ими тяготятся; их почти вдвое чаще излишне
контролировали, навязывали свою волю и наказывали. Каждый пятый
насильственный преступник (21,6 %) был к матери безразличен либо
относился к ней отрицательно. Большинство насильственных преступников
признает, что родители в детстве подвергали их физическим наказаниям,
при этом более 40 % сказали, что их избивали периодически или постоянно,
а около 20 % – что избивали сильно [34].

Патопсихологический метод наиболее широкое распространение получил у
зарубежных специалистов, где он имеет давние традиции, начиная с
известных работ Ч. Ломброзо и его последователей [105, 201, 202].

Среди современных зарубежных авторов необходимо выделить монографию Г.
Вальдера, где он на основе учения Л. Зонди о побуждениях создал
криминало-биологическую типологию с синдроматикой. В его работе доказана
возможность использования теста Л. Зонди для определения структуры
побуждений преступников, подчеркивается особая роль этого теста в
процессе следствия как одного из способа раскрытия преступления и в
прогнозировании возможности условного освобождения [218]. В работе С.
Дери проведены сравнительные исследования убийц, проституток,
несовершеннолетних и корыстных преступников [191], а Х. Элленберг описал
преступников-психопатов на основе изучения ста убийц и грабителей [192].
Следует также выделить труды Э. Стумпера, раскрывающего сходство в
нарушении побуждений между больными психозом и преступниками [216] и О.
Кернберга, исследовавшего проявление агрессии при различных видах
психических расстройств [68].

Отечественные исследования криминальной патопсихологии основаны на
теоретических идеях и практических разработках Л.С. Выготского, П.Б.
Ганнушкина, Б.В. Зейгарник, А.Р. Лурия, В.Н. Мясищева, А.Е. Личко и
многих других ученых. Например, в исследованиях Б.С. Братуся показан
принцип формирования так называемой “биологической зависимости” при
нарушении системы потребностей. Будучи ситуационно обусловленной, такая
потребность превращается в патологическое влечение, притом императивное,
главенствующее. В итоге эта потребность не может быть удовлетворена в
рамках социально принятых нормативов и ценностей. Для ее удовлетворения
выделяются вспомогательные средства, которые уже носят ярко выраженный
антисоциальный характер [17]. В дальнейшем патологические исследования
личности агрессивно-насильственного преступника получили развитие в
работах С.В. Бородина, Л.М. Балабановой, В.В. Гульдан, Э.П. Котовой,
Н.Ф. Кузнецовой, Т.П. Печерниковой и других авторов.

Используя теоретические положения Б.В. Зейгарник и материалы собственных
эмпирических исследований, Ю.М. Антонян и В.В. Гульдан разработали
классификацию мотивов преступлений, где в качестве условий их
формирования выступает определенная патология личности или патология
деятельности [7]. На основе предложенного подхода для раскрытия
содержания насильственных противоправных действий выделяются следующие
мотивы поведения:

Аффектогенные мотивы часто наблюдаются в насильственных преступных
действиях правонарушителей с психическими аномалиями, у психопатических
личностей и у лиц с психопатоподобными расстройствами. Это обусловлено
особенностью эмоциональных реакций этих преступников, их повышенной
возбудимостью, застреваемостью аффективных переживаний, разрядка которых
часто приводит к действиям, отличающимся жестокостью, агрессивностью,
вандализмом. Необходимым условием возникновения аффективной реакции
является субъективное ощущение необходимости немедленных ответных
действий против обидчика с ощущением невозможности совершения таких
действий.

Ситуационно-импульсивные мотивы связаны с удовлетворением актуальных
потребностей без учета существующих социальных норм, прошлого опыта,
внешней обстановки, возможных последствий своих действий. Возникновение
и реализация ситуационно-импульсивных мотивов насильственных
противоправных действий у субъектов тесно связано с нарушением их
регуляции поведения со стороны прошлого опыта, прогноза своих действий и
их возможных последствий.

Анэтические мотивы затрагивают нарушение опосредования деятельности на
самом высшем уровне регуляции поведения – уровне морально-этических и
правовых норм. Многие насильственные преступления, например убийства,
совершаемые по этим мотивам, носят тщательно спланированный характер с
продуманностью всех действий и операций на различных этапах их
подготовки и осуществления с последующим сокрытием следов.

Мотивы “суррогаты” связаны с выполнением насильственных преступных
действий по реализации потребностей в объектах биологически неадекватных
или запрещаемых существующими социальными нормами, но которые приобрели
для преступника побудительную и смыслообразующую функцию: сексуальные
перверзии, некрофилия, гомосексуальное поведение, педофилия, пиромания,
дромомания и т.д.

В психопатической самоактуализации побудительную силу приобретают
определенные черты личности, например агрессивность или
подозрительность, стремление к реализации которых становится мотивом
поведения.

Суггестивные мотивы связаны с внушающим воздействием суггестивного
влияния лидеров группы или внутригрупповой динамикой ролевого поведения.

Неосознанные мотивы — это мотивы насильственных противоправных
действий, смысл которых неясен или неочевиден, побудительная основа
которой формируется в детском возрасте и находится в глубинах психики, а
преступное поведение носит “замещающий” характер.

На наш взгляд, при несомненно глубокой теоретической проработке данного
подхода, остается проблема практического использования предложенной
типологии мотивов, при анализе совершения преступления, так как у
эксперта могут возникать определенные трудности в точности соотнесения
деяния к тому или иному виду мотивации. Например, при аффектогенной,
ситуационно-импульсивной или психопатической самоактуализации внешние
формы поведения и внутренние границы дифференции этих мотивов могут
оказаться размытыми.

В то же время изучение нарушений развития личности преступника,
проявляющиеся, в частности, как изменение иерархии мотивов, их
смыслообразующей функции, порождение патологических потребностей и
мотивов имеет серьезное значение не только в индивидуальном или сугубо
практическом случае, но и в теоретическом, так как здесь вскрываются
механизмы порождения новых потребностей, мотивов, ценностных ориентаций
человека. 

Таким образом, при рассмотрении существующих в юридической психологии
подходов к изучению личности агрессивно-насильственного преступника
можно выделить разные уровни анализа и описания детерминирующих
признаков поведения, каждый из которых высвечивает свою проблемную
область исследования.

По нашему мнению, для более полного анализа закономерностей формирования
агрессивно-насильственного поведения и раскрытия психологических
особенностей личности преступника необходимо осуществить комплексный
подход к проведению исследования, в котором, по-возможности, будут
представлены все аспекты обсуждаемой проблемы. Определяющим в данном
вопросе является положение о том, что нет такого единого (и
единственного) свойства личности, которое вызывало бы
преступное поведение и отличало бы лиц, к нему склонных, от людей,
соблюдающих правовые нормы, так как “принципиально различает
преступников и непреступников… не одно какое-то свойство или их сумма, а
их качественно неповторимое сочетание и особый при этом “удельный вес”
каждого, т.е. пока еще недостаточно изученный комплекс личностных
особенностей, который имеет характер системы” [132, с. 162].

1.2. Концепция исследования личности

агрессивно-насильственного преступника

Как было показано выше, для наиболее адекватного понимания и изучения
агрессивно-насильственного преступника необходимо рассмотреть его
особенности личности на основе системного и многомерного подхода: учета
в процессе исследования всеобщих социальных закономерностей,
социально-психологических характеристик, индивидуальных свойств и черт.
В этом случае, чтобы раскрыть психологические особенности
агрессивно-насильственного преступника, целесообразно проанализировать
детерминацию его поведения на индивидуальном уровне и выйти на уровень
социальных обобщений. Для решения этой задачи следует провести
исследование таких компонентов личности, которые по своему содержанию
способны раскрыть целостную и системную сущность человека. По нашему
мнению, таким многоуровневым психологическим понятием, пронизывающим всю
структуру личности преступника, является мотивация
агрессивно-насильственного поведения.

Действительно, с одной стороны, мотив представляет собой одну из
психологических форм отражения действительности, имманентно
присутствующей в поведении. Он пронизывает все содержание и проявляется
на всех этапах, соединяя поведение с личностью. В этом случае мотив
является внутренней непосредственной причиной преступления и выражает
личностное отношение к тому, на что направлены преступные действия.

С другой стороны, мотив не может сформироваться без влияния внешних
социальных условий, существовавших в различные периоды жизни человека.
На направленность мотивации оказывают влияние прошлый опыт индивида, его
социальное окружение, характерологические и культурные факторы
действительности. По мнению ученых, “испытывая на себе влияние
биологических и личностных особенностей, мотив олицетворяет единство
объективного – социальной среды, и субъективного – личностных качеств, в
которые трансформировались и через которые преломились объективные
обстоятельства” [8, с. 147]. Отсюда следует, что исследование мотивации
позволяет учитывать влияние объективных и субъективных факторов
формирования личности.

В то же время проблема мотивации преступного поведения, несмотря на свою
актуальность, в настоящее время недостаточно разработана. По мнению
отечественных специалистов, одной из причин того, что познание мотивов
преступного поведения не достигло желаемых рубежей, является то, что
соответствующие проблемы еще не окончательно решены в психологической
теории. Например, А.А. Бодалев признает, что “знания, которыми в
настоящее время располагает психологическая наука в целом о мотивах, о
механизмах их образования, о способах их социально желательного
формирования пока еще не достигли такого уровня, когда опора на них
позволяла бы практикам надежно диагностировать характер истинных
побуждений людей, определять структуру этих побуждений и безошибочно
управлять ее развитием в нужном направлении” [113, с. 4].

Во многом это происходит из-за резкого преобладания в исследовательских
подходах количественного анализа мотивации в ущерб ее качественному
изучению. В результате получается, что “основанием для выделения особых
видов мотивов оказывается не различение потребностей, лежащих в их
основе, а количественные различия осознанности, организованности и
интенсивности соответствующих побуждений” [139, с. 88].

В долгу перед практикой остается и юридическая психология. Ученые и
специалисты отмечают, что “среди методических руководств и рекомендаций
не встречается, за редким исключением, таких, которые облегчали бы
проведение психологически грамотного исследования мотивов конкретного
преступления” [176, с. 78].

В этой связи более чем актуально звучит идея о необходимости проведения
исследовательской работы, результатом которой может стать создание
психологически обоснованной классификации мотивов преступного поведения,
которая должна учитывать глубину и стойкость криминальных мотивов, их
генезис, динамику формирования, подверженность коррекции [74].

Мы полагаем, что психологическое исследование мотивации целесообразно
проводить, опираясь на развиваемую в отечественной психологии
деятельностную концепцию, которая дает возможность осуществить
личностный подход к анализу этого явления, позволяет рассматривать
мотивацию как системное качество и раскрывает основные закономерности ее
функционирования на различных уровнях организации индивидуального бытия.
В основе деятельностного подхода лежат идеи, заложенные Л.С. Выготским и
С.Л. Рубинштейном [35, 142]. Основные положения этой концепции были
сформулированы А.Н. Леонтьевым и развиты в работах его учеников [90].

Понятию мотива принадлежит в этой концепции ведущее место, где он
выступает в качестве компонента сложной системы – мотивационной сферы
личности. Это позволяет проследить многие трансформации динамического по
своей природе процесса мотивации, рассмотреть всю совокупность мотивов
личности, которые формируются и развиваются в течение ее жизни.

Известно, что в качестве генетической основы мотивации поведения, в том
числе и преступного, выступают человеческие потребности. Потребности
человека отражают его зависимость от внешнего мира, нужду в чем-либо.
Ощущаемая личностью как состояние известной нехватки, которую организм
старается восполнить, потребность направлена на повышение уровня
активного приспособления человека к окружающей физической и социальной
среде [122]. На психологическом уровне потребности опосредованы
психическим отражением. Причем, это отражение осуществляется двояко.

Во-первых, предметы, которые отвечают потребностям данного конкретного
субъекта, проявляются своими объективными сигнальными признаками.
Во-вторых, сигнализируются, чувственно отражаются субъектом и сами
потребностные состояния. В силу этого потребности человека являются
“исходными побуждениями его к деятельности: благодаря им в них он
выступает как активное, действенное существо” [142, с. 626].

“В связи с этим, – обоснованно утверждает отечественный ученый В.Н.
Мясищев, – потребность представляет собой основной источник жизненной
активности личности, основное ее проявление и важнейший дифференцирующий
момент в характере личности” [114, с. 3].

Следовательно, когда рассматривается процесс активности субъекта в его
отношении к предмету потребности, речь идет о деятельности.

Действительно, в конечном счете именно потребности служат внутренними
причинами большинства актов поведения, в каждом конкретном случае
побуждая человека действовать определенным образом. Однако
социально-правовые нормы регламентируют как условия реализации
потребности, так и ее предмет. При нарушении этих норм поведение,
направленное на реализацию потребности, становится преступным или
общественно опасным. Если рассматривать соотношение потребности и
деятельности, то потребность первоначально выступает лишь как условие,
как предпосылка деятельности, но как только субъект начинает
действовать, происходит ее трансформация, и чем дальше разворачивается
деятельность субъекта, тем отчетливее предпосылка превращается в
результат деятельности. Деятельность субъекта в свою очередь начинает
порождать новые потребности. В этом случае потребности составляют
необходимые условия формирования человека на всех ступенях его развития.
Общий путь развития человеческих потребностей принимает следующий вид:
человек начинает действовать, чтобы удовлетворить свои биологические
потребности, “но далее это отношение обращается, и человек удовлетворяет
свои витальные потребности для того, чтобы действовать. Это и есть
принципиальный путь развития потребностей человека” [88, с. 13].
Проблемой включения мотивации в общепсихологическую теорию деятельности
являлись представления о потребностях преимущественно в виде их
энергетической детерминанты. В результате, для целостного понимания
психики требовалось согласовать проявляемую субъектом активность в виде
динамического и содержательного аспектов мотивации, а также попытаться
объяснить, “каким образом примитивная и слепая энергия потребностей
приводит в движение тонко дифференцированные структуры приобретенного
опыта” [31]. В отечественной психологии распространена традиция
объяснять онтогенетическое развитие новых мотивационных отношений
процессом опредмечивания потребностей, который, по мнению В.К. Вилюнаса,
“имеет статус теоретического принципа” [32, с. 16]. Данный принцип
утверждает, что “изначально потребность выступает лишь как состояние
нужды организма, которое само по себе не способно вызвать никакой
определенно направленной деятельности; для того чтобы такая потребность
стала основой для целенаправленной активности, она должна получить
определенность в отношении отвечающих ей внешних объектов, т.е.
опредметиться, “наполниться” содержанием и тем как бы передать функцию
организации деятельности предмету, способному ее удовлетворить, –
мотиву. Момент, дающий начало этому процессу, характеризуется как
“встреча потребности с предметом”, как “чрезвычайный акт” в ее развитии”
[89, с. 88].

В этом случае предмет потребности, “материальный или идеальный,
чувственно воспринимаемый или данный только в представлении, в мысленном
плане” [88, с. 13], является побудителем поведения, очерчивает общий
контур активности субъекта и обозначается как мотив.

Побуждая и направляя деятельность, мотивы порождают действия, каждое из
которых, подчиняясь лежащей за ним потребности, имеет собственное
направление, зависящее от сознательного представления субъекта о том,
что он должен предпринять, чтобы удовлетворить потребность. Эти
сознательные представления о продукте, ожидаемом в результате
активности, обозначаются как цель. Цель может носить общий характер, а
может быть более конкретной. Общая цель намечает лишь общие перспективы
преобразования ситуации, конкретная – полнее учитывает условия, в
которых субъекту предстоит действовать, в последнем случае речь идет о
задаче. Задача – это соотнесенная с условиями цель. Конкретизация цели
происходит в период, когда человек начинает реализовывать свои замыслы.
По мнению Б.В. Ломова, “исследование динамики взаимосвязей мотива и
цели, трансформации цели в задачу имеет исключительно большое значение
для разработки проблемы “сознательное–бессознательное (неосознаваемое)”.
Что именно будет осознаваться субъектом деятельности (более широко –
поведения), а что нет, в конце концов, определяется этой динамикой,
подчиняющейся объективным законам” [106, с. 209].

Следовательно, выстраиваемая в деятельностном подходе цепочка элементов:
потребность – мотив – цель показывает на неразрывную связь в
психологическом анализе личности ее внешнего и внутреннего мира,
субъективного и объективного, сознательного и бессознательного, а также
на центральную роль мотивации в этом процессе.

Действительно, при таком подходе к анализу деятельности акцент вначале
делается на полюсе объекта. Мотив при этом выделяется как предмет
деятельности, а субъект выступает как предпосылка деятельности. При
дальнейшем рассмотрении возникает необходимость введения представления о
“конкретном субъекте”, о “личности как о внутреннем моменте
деятельности”. В итоге, деятельность во всей полноте объемлет оба полюса
– полюс объекта и полюс субъекта [90]. В этом случае мотивация, являясь
динамическим компонентом структуры деятельности, выступает связующим
звеном субъектного и объектного полюсов, т.е. можно говорить о
внутренних и внешних составляющих мотивации.

Сознательная деятельность субъекта наиболее полно проявляется в
отношении мотива к цели, т.е. в том, ради чего совершается действие. В
качестве механизма осознания мотивов рассматривается процесс
смыслообразования, выступающий как специфически мотивационная форма
отражения реальности. Основной “мотивационной составляющей” сознания
считается “личностный смысл”, с помощью которого в сознании отражаются
мотивационные процессы личности.

Выявление личностного смысла, по мнению А.Н. Леонтьева, осуществляется
путем анализа направленности поведения конкретного человека в конкретной
ситуации, его эмоциональных реакций на всем протяжении развития этой
ситуации, эмоциональных и рациональных оценок, его отношения к
случившемуся [89]. Как было отмечено в работе К.Г. Сурнова, “смысловые
образования опосредуют процесс опредмечивания потребностей и задают
определенный способ и стиль мотивации, по отношению к которым другие
способы и стили становятся для данной личности неприемлимыми” [156]. В
этом случае смысловая сфера личности, представляя собой “личностный слой
психического отражения”, во многом определяет характер поведения и
отношение человека к миру [16, с. 215].

Понимание мотива как личностного смысла активности широко используется
в юридической психологии. Например, К.Е. Игошев определяет мотив
преступного поведения как “сформировавшееся под влиянием социальной
среды и жизненного опыта личности побуждение, которое является
внутренней непосредственной причиной преступной деятельности и выражает
личностное отношение к тому, на что направлена преступная деятельность”
[65, с. 88].

В исследованиях под руководством Б.С. Братуся было обнаружено, что
основные трудности перевоспитания малолетних правонарушителей часто
кроются не в том, что подросток “не хочет” исправиться или “не
понимает”, что надо жить честно, а в том, что он не может этого сделать
из-за наличия уже сформировавшейся и ставшей достаточно инертной системы
смысловых образований, которая, несмотря на “хотение” и “понимание”,
продолжает определять прежнее, извращенное, “преступное” отношение к
миру [16, с. 215]. Мотив, являющийся смыслообразующим для одной
деятельности, в другой деятельности может выступать как мотив-стимул,
который придает дополнительную энергию смыслообразующим мотивам.
Побуждения образуют относительно устойчивую многовершинную иерархическую
структуру. Наиболее высокое место в иерархии занимает такая
деятельность, которая в данном отрезке жизни отражает наиболее значимые
для человека отношения, – ведущая деятельность [89]. Следовательно,
мотивация, проявляясь в системе смысловых образований личности, отражает
ее особый, самостоятельный психологический план, который определяет
главные и относительно постоянные отношения человека к основным сферам
жизни – к окружающему миру, к другим людям, к самому себе. Согласно
принципу соответствия мотива и поведения главным отличительным признаком
любого поведения является наличие у него собственного, специфического,
органически и внутренне с ним связанного мотива.

Мотив является критерием вычленения отдельных форм поведения. Однако это
не означает, что одно поведение не может побуждаться несколькими
потребностями. Напротив, потребности, как правило, сосуществуют в рамках
одного поведения, устанавливая различную взаимосвязь друг с другом и
создавая многообразные сочетания. Входя в состав одного поведения, они
тем самым создают единый мотив, побуждая к решению конкретной
поведенческой задачи. Сложные и специфические человеческие формы
поведения имеют сложный потребностный состав со своеобразными
взаимосвязями потребностей в рамках единого вектора: мотив – цель.
Отечественный ученый Б.Ф. Ломов считает, что “этот вектор выступает в
роли системообразующего фактора, который организует всю систему
психических процессов и состояний, формирующихся и развертывающихся в
ходе деятельности” [106, с. 206]. В этом случае, по мнению Б.Ф. Ломова,
“вектор “мотив – цель”, являясь высшим регулятором деятельности,
определенным образом организует и включенные в нее психические процессы,
определяет в конце концов и динамику психических состояний” [106, с.
209]. Следовательно, мотивацию в таком аспекте можно рассматривать “как
психодинамическую регулятивную систему личности, организующую
деятельность по реализации определенного мотива” [110, с. 44].

Мотив как непосредственно отображаемое побуждение представлен в психике
такими процессами, как интерорецептивные ощущения и эмоции. Как отмечает
Л.М. Веккер, “подъем мотива на психический уровень есть превращение
неощущаемого побуждения в ощущаемое (или чувствуемое) и тем самым есть
переход через пороговую границу… этого понятия. На уровне
непосредственного отображения целевые компоненты психической регуляции
действия могут быть представлены сенсорными и перцептивными образами
объектов, находящихся в сенсорно-перцептивном поле и составляющих
конечный результат осуществляемого действия, а также эмоциональным
предвосхищением этого результата, которое в соответствии с законом
“сдвига мотива на цель” само становится целью действия” [30, с. 455].

Одновременно с этим мотив как психический процесс может проявлять себя в
виде оценочного самоопределения субъекта в отношении того, какие
потребности, в какой мере будут удовлетворены данным конкретным
поведением, каких затрат и усилий, психологической цены это потребует от
субъекта в конкретных условиях физической и социальной среды. Отсюда
следует, что “мотив, как общая субъективная ценность поведения,
интегрирует в единое целое оценочные отношения субъекта по поводу всех
обстоятельств деятельности с точки зрения удовлетворения и фрустрации
потребностей, охваченных данным поведенческим пространством” [67, с.
113].

Введение положения о предметности потребностей означает, по мнению
В.К. Вилюнаса, определенный шаг в конкретизации принципа единства
интеллекта и аффекта, который без такого рода попыток воплощения
остается, очевидно, одной лишь декларацией. “Своим содержанием это
положение самым прямым образом указывает на конкретный процесс
проникновения интеллектуального по существу образования (образа
некоторого предмета) в потребность (аффект). Продукт этого процесса –
мотив, являясь образованием пристрастно-познавательным (предмет – с
одной стороны, потребности – с другой), – сочетает в себе признаки как
интеллекта, так и аффекта” [31, с. 193]. В самом деле, как субъективная
ценность поведения, мотив может выступать в форме эмоциональной оценки и
в форме оценочного суждения в зависимости от выполнения функций
эмоциональной или мыслительной активности. В первом варианте мы, в
основном, будем иметь дело с импульсивным поведением, которое
регулируется непосредственно потребностями, а мотив насилия в таком
случае может проявляться у преступника спонтанно и, скорее всего,
неосознанно. В качестве второго варианта поведения мы имеем дело с
произвольным целенаправленным процессом, который регулируется на уровне
сознания в виде рационального обоснования принятия решения на совершение
агрессивно-насильственного преступления. Следовательно, мотивация
соединяет в себе эмоциональные и когнитивные составляющие деятельности.
В то же время, несмотря на единство аффекта и интеллекта, мотивация не
совпадает ни с аффектом, ни с интеллектом, а включает их в себя как в
интегративную целостность.

В силу двойственности положения мотив принято рассматривать и с точки
зрения показателя внутренних побудительных сил, и как индикатор
представленных в самосознании личности предпочитаемых взаимодействий с
окружением. Действительно, в одно и то же время индивид испытывает на
себе как энергетическое воздействие сил, исходящих из его потребностной
сферы вовне, так и давление, направленное извне на него в виде
результата его взаимодействия и взаимоотношения с другими людьми.
Мотивационный вектор, складывающийся в результате этого динамического
процесса, принято считать мотивационной тенденцией, которая составляет,
в определенном смысле, сущность личности и определяет ее поведение.
Такое устойчивое предметное содержание характеризует уже не столько сам
предмет потребности, сколько личность, эту потребность испытывающую. По
мнению С.Л. Рубинштейна, “свойство характера – это в конечном счете есть
тенденция, побуждение, мотив, закономерно появляющийся у данного
человека при однородных условиях” [143, с. 17]. В свою очередь,
В.Н. Мясищев, использовавший для описания мотивационных явлений
категорию отношения, подчеркивал, что “отношения, приобретая
устойчивость, выраженность, большую значимость, становятся характерными
для личности” [115, с. 221]. Следовательно, устойчивая мотивационная
тенденция приводит к образованию определенных черт характера, а черта
или свойство индивидуума всегда является отражением определенного рода
побудительной тенденции – направленности личности. Учет этой тенденции в
юридической психологии позволяет связать воедино и объяснить преступные
действия в прошлом, поведение в период отбывания наказания и последующие
поступки, а тем самым прогнозировать поведение личности преступника.

В каждом жизненном срезе человек, как правило, находится в
психологическом пространстве мотивационного выбора более чем одного
поведения, так как одновременно он осуществляет не одну, а несколько
деятельностей. Способы осуществления действий, которые зависят от
ситуации и возможностей субъекта, называются операциями.

Для психологического анализа агрессивно-насильственной личности
преступника вычленение мотива, цели, условий осуществления деятельности
чрезвычайно существенно, ибо эти компоненты мотивационной структуры
позволяют проследить особенности протекания мотивационных процессов.
Согласно деятельностной концепции отношения между деятельностью,
действием, операцией подвижны. Деятельность может утратить мотив и
превратиться в действие; цель, утратив направляющую функцию, обернуться
способом осуществления действия или, приобретя побудительную силу, стать
мотивом. Действия, ее реализующие, станут тогда деятельностью.
Подвижность отношений между единицами деятельности проявляется также в
том, что одна и та же цель может входить в структуру различных
деятельностей, а одна и та же деятельность может осуществляться
различными действиями. Аналогично, одна и та же цель может быть
достигнута различными способами, а один и тот же способ может помочь в
достижении разных целей. По меткому выражению Е.П. Ильина, “границы
мотива определяют, с одной стороны, потребность, а с другой – побуждение
к достижению цели. Между ними располагаются психологические образования,
обеспечивающие сознательный выбор человеком предмета и способа
удовлетворения потребности” [66, с. 27]. По мнению ряда исследователей,
криминогенное значение поведения может проявляться в том, что у
агрессивно-насильственного преступника имеется крайне ограниченное число
мотивов [8]. Основанием для подобного предположения помимо
общетеоретических соображений служат и некоторые эмпирические данные,
свидетельствующие о том, что у агрессивно-насильственных преступников,
по сравнению с законопослушными гражданами, отмечен более узкий спектр
мотивов и, соответственно, способов их реализации. Поэтому блокирование
даже одного из наиболее значимых мотивов при общей скудности их набора
вызывает не только психотравмирующие переживания, но и еще большее
отчуждение от среды и норм, регулирующих поведение. Все это повышает
вероятность совершения насильственных преступных действий [8].

Следовательно, мотивация предполагает определенную свободу субъекта в
выборе предмета потребности в связи с многозначностью выполняемой им
деятельности и способов удовлетворения потребности. Когда свобода выбора
мотива поведения, связанная с удовлетворением жизненно важных
потребностей человека, в результате субъективных или объективных причин
существенно ограничивается, то это может привести к неспецифической
физиологической активации организма – стрессу.

Действия человека могут обуславливаться как устойчивыми, так и
ситуационными мотивами. Ситуационные мотивы детерминируют поведение в
какой-то относительно короткий промежуток времени. Иногда они не
отражают содержание устойчиво-ведущих мотивов, а почти целиком
определяются некоторыми моментами ситуации или особенностями ее оценки.
Примером может служить состояние аффективного напряжения, алкогольное
опьянение и т.д. В этом случае происходит нарушение адекватного
соотношения мотивов и целей. Мотив, не имеющий в большинстве ситуаций
для индивида большого значения, в ситуации эмоционального напряжения
начинает приобретать огромную смыслообразующую силу. Спустя некоторое
время, когда человек возвращается в нормальное состояние, прежнее
соотношение мотивационных переменных может восстановиться. Такие мотивы,
возникающие в определенной ситуации и впоследствии вновь “исчезающие”,
носят название ситуационные [70]. Следовательно, можно выделить
устойчивые мотивы деятельности, которые характеризуются генерализацией
предметного содержания, и ситуационные или неустойчивые мотивы, которым
свойственна узкая временная перспектива и отсутствие разветвленной
системы целей.

Процесс формирования мотивации насильственного преступления не
завершается оценкой возможностей реализации первоначальных побуждений
субъекта, а продолжается далее, включая сопоставление этих побуждений с
системой ценностно-нормативных представлений личности. Взгляды, система
понимания окружающего мира, отношение к социальным нормам, так
называемая диспозиционная установка личности, играю4т решающую роль при
выборе агрессивно-насильственного стиля поведения. Как отмечают
специалисты по этике, “моральный выбор представляет собой не просто
выбор поступка, но главным образом выбор себя как личности” [112].

На вершине диспозиционной структуры мотивационной сферы доминирует общая
направленность интересов личности. Баланс различных интересов человека,
по мнению ученых, “определенным образом упорядочивает отношение личности
к основным целям жизни и средствам их достижения, выполняя роль
внутреннего ядра ценностно-ориентационной системы личности и в этом
качестве служит ведущей характеристикой ее общей жизненной позиции”
[146, с. 189]. На базе общественных связей и отношений, с учетом
противоречивого влияния позитивных и негативных компонентов социального
поведения у каждого человека складывается более или менее цельная
система знаний, представлений о социальных нормах и отношений к ним, а
также представлений о фактическом положении дел и отношения к своему и
чужому поведению. В этой системе особую роль играет мировоззренческая
позиция, без которой невозможна правильная ориентация и в “нормативной
среде”, и в социальной среде в целом. Под мировоззренческой позицией
принято понимать взгляды личности на свою жизнь, на свое место в
обществе, на происходящие события, систему ценностей [78].

Под системой ценностей личности обычно понимаются предметы, явления и их
свойства, которые нужны (необходимы, полезны, приятны и пр.) людям
определенного общества или класса и отдельному индивиду в качестве
средства удовлетворения их потребностей и интересов, а также идеи и
побуждения в качестве нормы, цели или идеала. “Это существующие в
сознании каждого человека ориентиры, с которыми индивиды и социальные
группы соотносят свои действия” [48, с. 3]. Действительно, при
определении линии своего поведения, включая отношение к социальным
нормам, индивидуумы, социальные группы, классы опираются на систему
своих ценностных ориентаций (представлений), в которых одни ценности
располагаются выше других, им отдается предпочтение по сравнению с
другими, а это в свою очередь влияет на мотивацию поступков, выбор целей
поведения и средств их достижения, особенно в сложных, проблемных и
конфликтных ситуациях. В соответствии с теорией Д.Н. Узнадзе и Ш.А.
Надирашвили об уровнях регуляции психической активности человека, ее
высший уровень – волевая активность – регулируется всецело ценностными
ориентациями индивида [117, 159]. Вывод о решающей роли ценностных
ориентаций в саморегуляции поведения человека подтверждается и
социологическими исследованиями, проведенными под руководством В.А.
Ядова [177].

Таким образом, можно предположить, что нарушения в системе ценностных
ориентаций человека приводят к снижению возможностей контроля и
регуляции поведения личности. Ценностные ориентации представляют собой
наиболее гибкую, предполагающую свободный выбор и, следовательно,
всесторонний учет индивидуальных интересов и потребностей человека,
форму включения общественных ценностей в механизм деятельности и
поведения личности. Иначе говоря, в ценностных ориентациях реализуется
избирательность человеческого поведения, его непосредственная
обусловленность представлениями индивида о смысле и ценностях
человеческой жизни. При этом ценности выявляются в связи между
субъектом, взаимодействующим с миром, и объектом, на который направлено
воздействие. Будучи объективно-субъективными по происхождению и
содержанию, ценности интерпретируются в свете конкретных интересов
общности, группы, личности.

Отсюда следует необходимость различения субъектом общественных
(общечеловеческих), групповых, индивидуальных ценностей и зависимость
соотношения между ними и оценкой собственного поведения.

В нашем случае мы должны учитывать, что в преступном поведении находят
отражение потребности, мотивы, а также социальные стремления, цели и
ценностные ориентации индивида. Взаимосвязь потребностей, мотивов и
ценностных ориентаций проявляется в том, что каждый человек по-своему
переживает значение социальных ценностей и вносит в целостный процесс
социальной жизни свой индивидуальный вклад. Побуждения и доминирующие
установки образуют направленность личности, определяют ее жизненную
позицию, что проявляется в интерпретации ценностных ориентаций,
характерных для определенной социальной группы или общности.
Исследования, проведенные А.Р. Ратиновым и Г.Х. Ефремовой, показали, что
отношения агрессивно-насильственных преступников к правовым ценностям
существенно расходятся с их оценкой собственного противоправного
поведения [133]. Для насильственного преступника в этом случае
специфичным свойством личности становится отрицание общепризнанных норм
поведения и негативный характер разделяемых им ценностных ориентаций.
Такой человек ощущает разрыв между своими ожиданиями, желаниями и
действующими социальными нормами, испытывает чувство изоляции,
непричастности к делам других, даже близких людей, что также
препятствует усвоению норм, регулирующих поведение. По мнению В.Н.
Кудрявцева, если проследить механизм преступного поведения начиная с
предыдущих элементов (потребности, мотивы), то можно увидеть, что рано
или поздно эта причинная цепочка упирается в систему ценностных
ориентаций личности, которая является завершающим звеном в процессе
мотивации. При этом ценностные ориентации могут стимулировать
сложившиеся мотивы поведения и укреплять социальную или антисоциальную
линию поведения [78].

Например, агрессивно-насильственная ценностная ориентация личности
характеризуется такими стереотипами поведения, которые включают насилие
как привычное средство достижения цели, когда допускаются
неспровоцированные агрессивные реакции на поведение другого лица.
Насильственной ценностной ориентации свойственны безразличие к
человеческой жизни, жестокость, пренебрежение к общественным нормам
поведения. Рост конфликтов в быту, семье, на производстве, ожесточение
нравов ведут к тому, что “криминальное насилие превращается в обыденный,
привычный способ разрешения межличностных конфликтов для значительных
слоев и групп населения” [3, с. 175].

Специалисты считают, что если устойчивые агрессивные влечения, имеющие
иногда врожденный характер, не встречают противодействия со стороны
общества и не сдерживаются самой личностью, то у этой личности начинает
постепенно формироваться ценностная ориентация
агрессивно-насильственного типа. В этом случае агрессивная ценностная
ориентация преступника-рецидивиста сама мотивирует неспровацированное
насилие над другой личностью, например, хулиганство, которое никакой
потребностью не вызывалось [78]. Исходя из того, что система ценностей
составляет главное социальное содержание личности и основу ее
побудительной активности, отечественный ученый А.Р. Ратинов в своих
исследованиях подчеркивает: “Подобно тому, как психологический анализ
потребностей преобразуется в анализ мотивов (А.Н. Леонтьев), так и
анализ мотивов, по существу, переходит в анализ ценностей в качестве
мотивообразующих факторов, “побудителей” (С.Л. Рубинштейн) или,
по-нашему, мотиваторов деятельности. Иерархия мотивов при этом
соответствует иерархии ценностей, ибо система мотивов является проекцией
ценностной структуры личности” [133, с. 3]. Близкое к этому мнение
высказывает Л.И. Божович, считающая, что иерархическая структура
мотивационной сферы в наиболее развитой ее форме предполагает усвоение
определенных моральных ценностей, ставших доминирующими мотивами
поведения. При этом усвоенные ценности приобретают силу непосредственных
побуждений [15]. Поэтому задача изучения мотивационной сферы
преступников и мотивов совершаемых преступлений может быть представлена
как диагностика личностных ценностей, их иерархии и места в ней
конкретных ценностей, во имя и за счет которых совершается преступление
[133].

Таким образом, рассматривая мотивационную сферу личности
агрессивно-насильственного преступника в рамках деятельностного подхода,
можно представить ее в виде своеобразной иерархической цепочки
элементов: потребность – мотив – мотивационная направленность –
ценностные ориентации, что, в свою очередь, дает возможность
анализировать особенности протекания динамических процессов, их
трансформацию и способы смысловой регуляции поведения.

В этом случае при проведении исследования мотивационно-смысловой сферы
личности агрессивно-насильственного преступника целесообоазно учитывать
двойственный характер человеческой мотивации, которая не только
побуждает, направляет и регулирует деятельность, но также является ее
основанием и ядром структуры. В первую очередь это проявляется в
личностных особенностях взаимодействия с объектом, явлением, ситуацией,
зафиксированной в виде отношения к ним. Следы этого взаимодействия
образуют ценностно-смысловую сферу личности или внутренний мир человека.
“Внутренний мир, смысловая сфера личности связывает ее с реальностью
мира как целого и регулирует ее жизнедеятельность согласно системе
отношений личности с миром” [92, с. 33]. Следовательно, такую социально
неприемлемую форму, как агрессивно-насильственное поведение личности
можно связать с нарушениями ее смысловой сферы в виде нарушения
социализации, социопатии, моральной дефективности, асоциальности,
социальной дезадаптации. Действительно, уже из этого перечня видно, что
основным критерием вычленения нарушения смысловой сферы является
“несрабатывание” соционормативной системы регуляции жизнедеятельности,
т.е. “социопаты” не подчиняются регулирующим правилам и нормам социума,
в котором они находятся [93]. Нашей задачей в этом случае является
анализ особенностей смысловых аспектов личности
агрессивно-насильственного преступника как наиболее репрезентативного
случая нарушения смысловой сферы. Например, А.Г. Белобородов в своей
работе отмечает раздвоенность смысловой сферы преступников, в которой
существуют разные представления о должном для себя и для других [14]. Он
говорит о специфической ценностно-смысловой системе, формирующейся в
преступной группе. “Преступное сообщество, криминальная субкультура
имеют свои четко зафиксированные языковые (преступный жаргон) и
символические (татуировки, рисунки) носители смыслов, производные от
особенностей активности преступных групп и связанные со спецификой
отражения тех объектов действительности, которые значимы с точки зрения
групповых целей и мотивов. При вхождении в преступные группы новых
членов такие смысловые измерения могут транслироваться и оказывать
деформирующее влияние на их сознание” [14, с. 13]. Выполненное
А.Г. Белобородовым эмпирическое исследование образа права у преступников
и его динамики на протяжении срока отбывания наказания свидетельствует
об изменениях и удалении образа права впервые осужденных от образа права
законопослушных граждан, о сближении его с правосознанием опытных
преступников. Это согласуется и с более общими выводами Л.А. Волошиной о
том, что среда исправительно-трудовых учреждений углубляет процесс
социальной дезадаптации личности, вооружает ее сознание элементами
криминальной субкультуры, отучает ее от ответственности и активного
выбора, углубляет негативные характерологические черты, формирует “образ
агрессивной среды” [34].

В.В. Лунеев, в свою очередь, связывая данные о сниженной критичности
преступников с отсутствием у них четкой иерархии ценностей, высказал
гипотезу о том, что принятие решения о преступных действиях связано “с
недостаточным уровнем развития личности, для которой мотивы отдаленного
морального будущего оказываются, как правило, слабее актуальных
сиюминутных побуждений, даже если значимость “далекой” мотивации для
субъекта огромна” [108, с. 117].

Другие исследователи отмечают сниженное осознание преступниками мотивов
своих преступлений, личностный смысл которых “ускользает от сознания”
[7, с. 141]. С этим хорошо согласуются данные, полученные Э.П. Котовой
при изучении агрессивно-насильственных преступников, указывающие, что им
присуща сниженная потребность в самореализации, расхождение между
декларируемым и реально осуществляемым, равнодушие к собственному
будущему, к жизненным планам [72].

Более дифференцированное исследование было проведен Л.П. Конышевой,
которая предприняла попытку проанализировать структуру и содержание
деятельности преступников в криминальной ситуации по вкладу в нее
личностных и ситуативных детерминант. Автор при анализе личностных
факторов обращает внимание не только на прямые предпосылки
насильственных действий, но и на другие личностные особенности:
“Деформации личностного “ядра” могут не только проявляться в наличии
высокозначимых агрессивных образований, порождающих спонтанные формы
насилия, но и носить иную структуру. Отсутствие среди базовых наиболее
важных общественно значимых ценностей, высокая значимость
эгоцентрических мотивов, узость связей индивида с миром, слабая
иерархизация устойчивых мотивационных образований, выраженная
неустойчивость системы личностных смыслов способны породить различные
формы противоправного насилия в ситуациях, предъявляющих повышенные
требования к этим внутриличностным образованиям” [70, с. 114–115]. Тогда
в качестве личностных предпосылок для агрессивно-насильственных
действий, по мнению автора, будут фигурировать либо неустойчивость и
недостаточная опосредованность ценностной системы и мотивации, либо
ригидность, суженность смысловой сферы и тугоподвижность мотивов наряду
с отвлеченным характером ценностей, потребностью в доминировании или
самоутверждении. Таким образом, обнаруживаются существенные отличия у
агрессивно-насильственных преступников по всем параметрам,
характеризующим смысловую сферу личности. В этом случае можно
предположить изменения личности агрессивно-насильственного преступника в
виде ослабления или недоразвитости его смысловой регуляции
жизнедеятельности.

Другая особенность исследования мотивационной сферы проявляется в том,
что личность воспринимает ситуацию тестирования (испытания) через призму
собственной мотивационной иерархии, которая обуславливает ход
психических процессов, а значит в той или иной степени оказывает влияние
на результаты психологической диагностики. Данное явление получило
название “мотивационной апперцепции” [110, с. 121] и проявляется в виде
субъективного “мотивационного искажения” действительности [179].
Специалисты, разрабатывающие данную проблему, отмечают, что структура
потребностей накладывает определенный отпечаток на психологические
свойства субъекта деятельности, которые “сопровождаются специфическими
изменениями восприятия окружения” [170]. Такая обусловленность
восприятия человеком предметного мира и других людей собственными
потребностями в психологии понимается как проекция личности [130,
с. 287].

Ученые, занимающиеся изучением психологии преступника, прямо указывают,
что поведение правонарушителя во многом зависит от того, как он
воспринимает мир, т.е. определяется его проективными особенностями
личности [97, 98, 118]. Следовательно, при изучении мотивационной сферы
личности агрессивно-насильственного преступника необходимо учитывать
влияние проективных аспектов. В психологии под проекцией понимаются
следующие процессы:

1. Субъект воспринимает окружающий мир и отвечает на воздействия
сообразно со своими интересами, способностями, длительными или
мимолетными аффективными состояниями, желаниями. Это подтверждается на
всех уровнях поведения: животное выборочно реагирует в поле своего
восприятия на некоторые особые стимулы, управляющие его поведением;
торговец рассматривает все предметы с точки зрения купли-продажи;
человек в хорошем настроении склонен видеть мир сквозь розовые очки.

2. Субъект показывает своим отношением, что он в своих представлениях
уподобляет одного человека другому. Например, он “проецирует” образ
своего отца на непосредственного начальника или руководителя
государства.

3. Субъект отождествляет себя с другими людьми или, напротив,
отождествляет других людей, одушевленные или неодушевленные существа, с
самим собой. Например, читатель может проецировать на себя героя романа,
в баснях антроморфные чувства и рассуждения проецируются на животных.

4. Субъект приписывает другим людям побуждения, желания, которые не
замечает в самом себе. Так, агрессивный человек склонен воспринимать
окружающий мир как угрожающий его существованию.

Впервые понятие “проекция” в его психологическом значении было
использовано в психоанализе З. Фрейдом [197]. Вначале в его работах
проекция понималась как приписывание другим людям социально-неприемлимых
желаний, в которых человек как бы отказывает сам себе. В этом случае
проекция рассматривалась З. Фрейдом как механизм защиты против
неосознаваемых асоциальных влечений, как приписывание другому – человеку
или вещи – качеств, чувств, желаний, существование которых в самом себе
субъект отрицает [164].

В работах последующих лет наряду с концепцией защитной проекции,
входящей в состав различных патологических состояний, З. Фрейд вводит
понятие проекции как нормального психологического процесса, участвующего
в формировании нашего восприятия внешнего мира [165].

Хотя анимистские верования и образование мифологии многие специалисты
также объясняли неспособностью первобытных людей осмыслить природу иначе
как по образу человека, что, соответственно, и приводило к
“проецированию” на нее человеческих качеств и страстей, однако на
примере сравнения с анимизмом видно, что З. Фрейд не считал проекцию
простым уподоблением другого самому себе.

Вклад З. Фрейда в решении этой проблемы заключается в том, что такое
уподобление опирается на “отказ признать нечто”, где демоны и духи
воплощают не что иное, как дурные человеческие желания: “враждебность, о
которой ничего не знаешь и также впредь не хочешь знать, переносится из
внутреннего восприятия во внешний мир и при этом отнимается от самого
себя и приписывается другим” [166]. Таким образом, под проекцией
З. Фрейд называет два существенно отличающихся друг от друга явления, в
основе которых лежат процесс самозащиты и процесс “самоуподобления”.
Впервые психологическое исследование с использованием процесса проекции
провел американский психолог Г. Мюррей в 1938 году [208].

Он рассматривал проекцию как естественную тенденцию людей действовать
под влиянием своих потребностей, интересов, всей психической
организации. Позднее другой ученый – Л. Франк выдвигает основные
принципы проективного исследования личности:

1. Психологическое исследование направлено на уникальное в структуре или
организации личности. В отличие от традиционных психометрических
процедур личность рассматривается как система взаимосвязанных процессов,
а не перечень (набор) способностей или черт.

2. Личность изучается как относительно устойчивая система динамических
процессов, организованных на основе потребностей, эмоций и
индивидуального опыта.

3. Динамические процессы личности действуют постоянно и активно на
протяжении всей жизни, формируя, направляя, искажая и изменяя каждую
ситуацию в системе внутреннего мира индивида. Каждое новое действие или
эмоциональное проявление индивида, его восприятия, чувства,
высказывания, двигательные акты несут на себе отпечаток личности [195].

Определяя специфику проективного подхода, Л.Франк пишет о том, что это
такой прием исследования личности, с помощью которого испытуемого
помещают в ситуацию, реакцию на которую он осуществляет в зависимости от
значения для него этой ситуации, его мыслей и чувств. Он подчеркивает
также то, что стимулы, используемые в проективных методиках, не являются
строго однозначными, а допускают различную интерпретацию.

Стимул приобретает смысл не просто в силу его объективного содержания, а
прежде всего в связи с личностным значением, придаваемым ему испытуемым.
В этом случае проективный метод исследования направлен на выявление
личностного смысла испытуемого.

В отечественной психологии существуют следующие взгляды к пониманию и
теоретическому осмыслению проективного подхода. Основоположник
психологической школы установки – Д.Н. Узнадзе и его последователи
считают, что при интерпретации специфичного для проективного подхода
слабоструктурного стимула возникает установка восприятия, которая
образуется на основе прошлого опыта человека и закрепившихся ранее в
психике индивида нереализованных установок. Возникшая установка в
дальнейшем и раскрывает особенности структуры личности и природу ее
мотивов в процессе интерпретации предъявляемых стимулов [41, 159]. Иная
позиция в обосновании проективного подхода представлена последователями
теории деятельности. Она основанана понятии личностного смысла, который
создает, как пишет А.Н. Леонтьев, “пристрастность человеческого
сознания” [89].

Отталкиваясь в своих работах от понятия личностного смысла как
объяснительного принципа, Е.Т. Соколова считает, что смыслом обладает не
только действие, но также обстоятельства и условия, в которых
совершается действие. При этом она выделяет два различных смысла условий
деятельности: смысл благоприятствования совершению действия и смысл
препятствия [152]. Тогда наибольший интерес, полагает Е.Т. Соколова,
представляют смыслы, которые обнаруживают так называемый преградный
характер обстоятельств. Ситуации препятствий, возникающих преград в
удовлетворении потребностей ведут к прерыванию действия. В результате
действие оказывается незавершенным. Опираясь на ставшие хрестоматийными
эксперименты Б.В. Зейгарник, доказавшие, что незавершенные действия и
сопутствующие им обстоятельства запоминаются лучше завершенных, Е.Т.
Соколова рассматривает ситуации проективного исследования личности как
условия, создающие возможность проявления замещающих действий. В
дальнейшем, из продукции, полученной с помощью проективных методик,
“вычерпывается” личностный смысл целей и обстоятельств действий, и
прежде всего тех обстоятельств, которые имеют для человека преградный,
конфликтный смысл [57, 152].

Основополагающим принципом для объяснения и анализа феномена
проецирования, на наш взгляд, является представление об активности
процесса восприятия, его личностном отношении и характере. Из
разработанного в психологии понимания процесса восприятия как одной из
форм активности личности, включенной в контекст общей психической и
практической активности, вытекает и понимание данного процесса как
сложноструктурного, включающего изменения установок, тенденций, мотивов.
Следовательно, в любом перцептивном действии можно обнаружить личностное
отношение человека, отражение его многообразного жизненного опыта.

Воздействие внешнего объекта, как писал С.Л. Рубинштейн, опосредуется
обусловленной им деятельностью субъекта, а выражением так понятой
закономерной обусловленности образа является его характеристика как
субъективного [144]. Именно в силу опосредования через внутренние
условия, сформированные в зависимости от предшествующих внешних
воздействий, и становится возможным введение в образ внешнего мира
(проецирование) определенных элементов “Я”, установок, мотивационных
тенденций личности, т.е. процесс актуализации возникающих представлений
не является оторванным от особенностей строения и структуры личности, а
напрямую связан с “внутренними условиями” развития.

Таким образом, проекция, обусловленная активностью восприятия,
представляет собой не механический процесс наложения субъективного на
внешний объект, а фактор, который принимает непосредственное участие в
формировании образов действительности. Стремление субъекта к разрешению
неопределенности – это общая и фундаментальная характеристика
психического функционирования. Увеличение неопределенности побуждает
личность к активизации деятельности, актуализации своего прошлого опыта.
Направленность на снятие неопределенности характеризует поведение
субъекта на всех уровнях его жизнедеятельности: биологическом,
психологическом и социальном. Из всех возможных решений ситуации
личность выбирает то, которое присутствует в ее опыте, закреплено через
действие или переживание, и, следовательно, проецирует только ей
присущий способ разрешения проблемы.

В этом случае проекция понимается нами как важная психологическая
составляющая мотивационно-смысловой сферы личности, принимающая участие
в формировании модели субъективного мира. Основой для
построения модели субъективного мира человека в нашей работе выступает к
онцепция “образа мира” [90], как интегратор следов взаимодействия с объе
ктивной действительностью. В ней модели субъективного опыта представлены
 в виде  ”следов деятельности”. Отсюда следует, что система смысловых об
разований понимается нами “как следы деятельности, зафиксированные в фор
ме отношений к объекту, явлению, ситуации” [11, с. 22]. 

На основании изложенных проблем и положений мы выдвигаем следующую
гипотезу исследования: отличительной особенностью
агрессивно-насильственного преступника является нарушение развития его
мотивационно-смысловой сферы как системного фактора личности.

Нарушение ее развития, по нашему мнению, будет проявляться на всех
уровнях личности агрессивно-насильственного преступника, с одной
стороны, в виде искажения структуры потребностей и мотивационной
направленности, что приводит к деформации процесса мотивообразования, с
другой стороны, в виде снижения нравственно-смысловой регуляции как
искажения “образа мира” из-за влияния проективных защитных механизмов,
направленных на оправдание своего агрессивного поведения.

Учитывая ярко выраженную связь мотивационных и защитных проективных
процессов, проводить исследование личности агрессивно-насильственного
преступника необходимо с помощью проективных методов.

1.3. Методика исследования личности

агрессивно-насильственного преступника

В первую очередь при проведении исследования нарушений
мотивационно-смысловой сферы личности агрессивно-насильственного
преступника целесообразно вскрыть механизмы порождения новых
потребностей, мотивов, ценностных ориентаций, которые оказывают влияние
на реализацию противоправного насилия. Для этого следует обеспечить
полный и качественный анализ всех его компонентов, включая
“промежуточное” звено – элементы системы мотивов и системы смыслов,
определив в каждом конкретном случае, какие именно потребности и
смысловые мотивы движут данным человеком. Только тогда, по мнению Н.И.
Рейнвальд, “указания на уровень осознанности, организованности и
интенсивности соответствующих проявлений личности (их количественная
характеристика) приобретут подлинную психологическую содержательность”
[139, с. 88]. Следовательно, для того чтобы обеспечить органическое
объединение содержательного (качественного) и количественного анализа
структуры личности агрессивно-насильственного преступника в целом,
раскрыть его поведенческие проявления, необходимо провести исследование
источника его активности, направленности и контроля движущих сил, т.е.
выявить конкретные потребности, лежащие в основе соответствующего им
побуждения, – мотива насилия, раскрыть особенности его защитной
мотивации, разрешающей или запрещающей его реализацию и, наконец,
определить степень контроля и соответствия социальным нормам поведения в
виде смысловой регуляции личности. Вместе с тем такой разносторонний
анализ мотивации предполагает применение различных по своему
методическому обеспечению психодиагностических приемов и
инструментариев. Это диктуется тем, что деятельность, как процесс по
реализации мотива поведения, имеет две стороны, трансформирующиеся друг
в друга. Первая из них проявляется в присвоении субъектом предметного
содержания потребности, т.е. опредмечивания им потребности в
деятельности, в процессе которой потребность интериоризируется субъектом
и становится образом предмета потребности – мотивом. При этом необходимо
учитывать, что предмет потребности индивида как социального объекта
входит в сферу потребностей общества. В этом случае общество задает
условия организации по его усвоению, где предмет выступает формой
организации деятельности. Организация деятельности выступает для людей
нормой поведения, необходимым законом, где предусмотрены средства
присвоения, типы отношений субъектов, способы удовлетворения
потребностей, характер деятельности и т.д.

Вторая сторона характеризуется распредмечиванием предметного содержания
потребности, где субъект экстериоризирует свою субъективность в мотиве,
превращая его в результат деятельности и наделяя собственным
индивидуальным содержанием. В этом случае мотивация “отрывается” от
конкретного предметного содержания потребности, но способствует его
скорейшему присвоению, формируя новые предметы потребности. Она
обусловлена социальным и культурным опытом каждого субъекта в
отдельности, его общественными связями, отношениями, жизненными
ценностями.

Диалектичность, двойственность мотивации дает возможность говорить о
единстве двух принципов детерминации, сформулированных в психологии.
Один из них предложен С.Л. Рубинштейном и утверждает, что “внешние
причины действуют через внутренние условия” [143, с. 10].

Другой предложен А.Н. Леонтьевым и говорит о том, что “внутреннее
(субъект) действует через внешнее и этим само себя изменяет” [90, т. II,
с. 200]. Эти две стороны мотивации взаимозависимы и взаимосвязаны.

Действительно, первая сторона мотивации формируется в предшествующей
деятельности, затем побуждает, направляет, регулирует актуально
совершающую деятельность как бы изнутри, при этом “процессы личности
задают общее направление и устойчивость этой деятельности, а
специфическая мотивационная регуляция идет от конкретного предмета, на
который теперь направлена деятельность, т.е. от конкретных мотивов”
[110, с. 85]. В этом случае мотивационная регуляция выступает на
индивидуально-психологическом уровне, а ее нарушение проявляется в виде
деформации процесса мотивообразования: опредмечивания и опосредования
предмета потребности.

Вторая сторона процесса мотивации, распредмечиваясь в деятельности
человека, оценивается и регулируется как со стороны ее успешности в
достижении цели, так и со стороны ее нравственной оценки. По мнению
ученых, нравственная оценка не может быть произведена “изнутри” самой
текущей деятельности, исходя из наличных актуальных мотивов и
потребностей. Нравственные оценки и регуляция подразумевают иную,
внеситуативную опору, особый, относительно самостоятельный план, прямо
не захваченный непосредственным ходом событий. Этой опорой становятся
для человека смысловые образования – личностные ценности, поскольку они
задают не сами по себе конкретные мотивы и цели, а плоскость отношений
между ними, самые общие принципы их соотнесения. “Например, честность
как смысловое образование – это не правило или свод правил, не
конкретный мотив или совокупность мотивов, а определенный общий принцип
соотнесения мотивов, целей и средств жизни, в том или ином виде
реализуемый в каждой новой конкретной ситуации. В одном случае это будет
оценка и отсеивание, селекция некоторых способов достижения целей, в
другом – изменение, смещение целей, в третьем – прекращение самой
деятельности, несмотря на ее успешный ход, и т.п.” [17, с. 134]. В этом
случае мотивационная регуляция выступает уже на личностном уровне, а ее
нарушение будет проявляться в виде искажения самосознания личности.

Следовательно, если по нашей гипотезе исследования отличительной
особенностью агрессивно-насильственного преступника является изменение
его мотивационно-смысловой сферы как системного фактора личности, то эти
изменения будут проявляться на всех уровнях личности: в виде деформации
процессов мотивообразования (индивидуально-психологический уровень
регуляции) и искажения нравственно-смысловых ориентиров мотивации
(личностный уровень регуляции). Методическое решение подтверждения или
опровержения гипотезы зависит от выполнения ряда условий, среди которых
квалифицированный подбор инструментария, раскрывающий различные уровни
мотивационно-смысловой сферы, комплиментарность и “взаимодополняемость”
исследовательских методик, а также их “устойчивость” к мотивационным
искажениям. Мы считаем, что для изучения особенностей личности
агрессивно-насильственного преступника необходимо в первую очередь
использовать проективные методы исследования.

Для исследования деформации мотивообразования применение проективных
методик не вызывает сомнения. Действительно, мотивация на этом уровне не
всегда осознается субъектом деятельности и проявляется в сознании в
форме аффективно-когнитивной оценки события. Проективные методы
исследования, обладая слабоструктурированными стимулами побуждений,
позволяют вычленить проблемные мотивационные зоны и провести
дифференциацию испытуемых по степени напряжения побуждения.

Для исследования деформации нравственно-смысловых ориентиров, обычно
используют опросники, например такие как CPI, тест смысложизненных
ориентаций и т.д. [91]. Однако, по мнению ряда специалистов, опросники
оказываются в наибольшей степени подвержены мотивационным искажениям
[179]. Вводимые рядом авторов специальные оценочные шкалы не решают этой
проблемы, так как эти шкалы измеряют степень выраженности мотивационных
искажений, а не устраняют их. Повышение достоверности опроса в этом
случае достигается за счет отсева анкет, ответы на которые сильно
искажены. Такой подход оказывается приемлем только при массовых
обследованиях, имеющих целью получение средних выборочных оценок, и не
применим при необходимости индивидуального оценивания. Значительное
снижение мотивационного искажения может быть достигнуто, если в процессе
проведения тестирования не бороться с влиянием мотивации, а постараться
ее использовать для повышения достоверности результатов исследования.
Для этого целесообразно использовать такой диагностический
инструментарий, когда в процессе проведения испытания субъект чувствует
себя не подопытным существом, а, наоборот, предлагаемый эксперимент дает
ему возможность проявить себя в качестве активного исследователя.

Таким “активным” инструментом, по нашему мнению, являются проективные
методы исследования, действие которых направлено на актуализацию
процесса самопознания изучаемой личности [121].

В обосновании данного метода мы предлагаем использовать в психологии
наряду с такими широко распространенными терминами, как “экологическое
восприятие” и “экологическая валидность”, новый – экологический
проективный процесс” [39, 19].

Экологический проективный процесс, по нашему мнению, – это метод
опосредованного изучения психики, основанный на построении
специфической, пластичной стимульной ситуации, способный показать
особенности восприятия, мотивационной сферы и других субъективных
мироощущений исследуемой личности, не подвергая их “мотивационным
искажениям” и позволяющий избежать оценочного суждения.

Учитывая то, что мотивационная сфера имеет сложную иерархическую
структуру, мы в исследовании применяем системный подход, где каждый ее
уровень раскрывается с помощью соответствующей методики.

Для исследования нарушения структуры побуждений личности
агрессивно-насильственного преступника мы используем теоретические и
практические разработки швейцарского психолога Л. Зонди, известные как
одно из направлений западной глубинной психологии – “судьбоанализ” [200,
211]. В основе системы побуждений личности, по мнению Л. Зонди, лежат
восемь основных базовых потребностей, соотнесенных с наиболее важными
областями жизнедеятельности человека. Каждой области соответствуют
определенные цели действий, будь то устойчивые стремления, которые можно
обозначить как потребности, или же сиюминутные желания. Л. Зонди
объединил по два из этих восьми потребностей в одно целостное
побуждение, динамическое взаимодействие которых создают “вектор
мотивационной направленности” личности. Каждая потребность у Л. Зонди, в
свою очередь, в соответствии с принципами диалектики также делится на
противоположные тенденции [100]. Отсюда следует, что структура системы
побудительных факторов состоит из четырех мотивационных векторов, восьми
потребностей и шестнадцати мотивационных тенденций, которые, по замыслу
автора, охватывают все возможные формы существования побуждений
человека:

– Сексуальный мотивационный вектор заключается во взаимодействии
потребностей в персональной любви и сублимированной нежности, а также в
активности, мужественности и самоотверженности.

– Пароксизмальный (аффективный) вектор образуется из двух потребностей,
выражающиx такие реакции, как импульсивность, ярость, страх и чувство
справедливости, а также стыд и стремление к значимости.

– Вектор побуждений “Я” определяется такими потребностями личности, как
“быть” и “иметь”. Направленность тенденций этих потребностей носят
название проекция ( партиципация ), инфляция, интроекция и негация.

– Вектор побуждений контактов охватывает потребности в соединении и
разъединении с объектом, а также стремление к изменению или сохранению в
прежнем состоянии [155].

В зависимости от той роли, которую они выполняют в структуре личности,
мотивационные вектора делятся на: периферические или вектора края,
отвечающие за удовлетворение базовых потребностей, в которые входят
сексуальное побуждение контактов, и центральные или вектора середины,
отвечающие за регуляцию деятельности, в которые входят, соответственно,
пароксизмальный вектор и побуждения “Я”. В обосновании такой структуры
побуждений, по мнению Л. Зонди, заложен важный момент действия
механизмов регуляции мотивационного процесса. Он образуется как процесс
прокладывания пути по осуществлению мотива в условиях преодоления
противодействующих сил, складывающихся в результате межмотивационных
соотношений. В ходе этого движения возникает пересечение, столкновение
различных мотивов, вступающих в конкурентные отношения друг с другом;
между ними идет борьба за моторный выход, т.е. за воплощение в действии.
В то же время, считает Л. Зонди, межмотивационные препятствия – это не
единственная сила, которая тормозит и сдерживает мотив от его воплощения
в тенденцию действия. Допуск мотива к осуществлению должен пройти
определенные стадии, т.е. является градуально-этапным, и зависит от
контролирующих его побуждений аффектов и “Я”, которые выполняют
разрешительную функцию. Однако, по Л. Зонди, контроль побуждений
аффектов и “Я” выполняется не как когнитивная смена директив, а в виде
защитно-регулятивных функций, которые разрешают или запрещают
удовлетворение той или иной потребности. Следовательно, функции защиты
обеспечиваются специальными психическими механизмами, которым
соответствует особый психодинамический компонент мотивации – “защитная
мотивация”.

Защитная мотивация сдерживает актуализацию и реализацию мотивов, которые
могут представлять угрозу личности. В побуждениях аффектов это
достигается посредством действий простейших защитных реакций организма,
которые ведут свое происхождение от древнейших образований животного
мира и могут проявляться в трех формах: рефлекс обмирания, двигательный
шквал, защитная смена окраски – “мимикрия”. По мнению Л. Зонди, у
человека защитное действие аффектов проявляется в формировании чувства
вины и стыда, а у социально и духовно развитых индивидов – в виде
совести. Действие защитных механизмов побуждений “Я” значительно сложнее
и связано, по Л. Зонди, с основными этапами развития личности. На первых
этапах развития психики побуждения “Я” состоят из противоречивых и
изолированных друг от друга функций, жизненно необходимых для того,
чтобы приспособиться к внешней действительности и защитить организм от
несущих опасность инстинктивных импульсов:

– объединяться в своем бытии с более могущественными силами;

– обладать способностью к идентификации и построению идеалов;

– запечатлевать по типу импритинга необходимые для жизнедеятельности
способы поведения и включать их в свое “Я”;

– отвергать несущие угрозу побуждения, вытесняя их в бессознательное.

Эти примитивные механизмы адаптации и защиты “Я” Л. Зонди назвал
проекция, инфляция, интроекция, негация ( вытеснение ).

По мере своего развития необходимо объединить и интегрировать эти
разрозненные стремления в единую структуру. Только выполнив задачу по
интеграции побуждений, личность может в дальнейшем свободно и гибко
оперировать этими функциями, а также гармонично управлять энергией
побуждений, направляя ее в нужное русло в зависимости от стоящих перед
ней задач [155].

Следовательно, защитная мотивация у Л. Зонди напрямую связана с
развитием личности: чем выше уровень развития личности, тем более
эффективные механизмы защиты она применяет и, наоборот, примитивная
личность будет применять примитивные защитные механизмы.

На первый взгляд по сравнению с другими мотивационными теориями
концепция Л. Зонди проигрывает в том, что в его побудительной системе
представлено ограниченное число потребностей. Однако, ограничив систему
побуждений человека в количественном выражении, Л. Зонди сумел создать
качественную оценку мотивационной структуры личности, что позволяет
проводить строгое экспериментальное измерение полученных результатов.
Для исследования побудительной структуры потребностей личности Л. Зонди
разработал свой оригинальный проективный тест, где в качестве
стимульного материала выступают фотопортреты психически больных людей
[211]. Диагностические возможности методики Л. Зонди широко признаны во
всем мире с 1941 г. и подтверждены валидностью и надежностью
инструментария [204, 210].

В нашей стране также проведены эксперименты, установившие
диагностическую ценность стимульного материала теста Л. Зонди. В
частности, исследования М.А. Джерелиевской и А.Г. Шмелева доказали
“закономерную “способность” каждого фотопортрета к инициированию
определенного диапазона ассоциаций, отражающих семантическую нагрузку, а
значит, и диагностический потенциал” методики [47, с. 32]. На основе
фотопортретов Л. Зонди группой разработчиков во главе с О.Н. Кузнецовым
разработан “Социально-перцептивный интуитивный тест” [82].

Л. Зонди создал свой тест с целью экспериментального доказательства
теоретически установленной судьбоанализом роли побуждений в
обуславливании поведения и характера личности. Поскольку психические
болезни считаются отчасти наследственными и могут проявляться в чертах
лица больного человека, Л. Зонди предположил, что между структурой
потребностей пациента, запечатленного на фотографии, и побудительной
структурой человека, реагирующего на эту фотографию, имеется большое
сходство.

По мнению Л. Зонди, различие между здоровым и больным разумом является
делом не качества, а количества. Каждая личность несет в себе одни и те
же человеческие побуждения, но те, кто страдает психическими
нарушениями, несут в себе большую “дозу” напряжения соответствующих
типов потребностей. В результате, некоторые экстремальные варианты
побудительных тенденций могут привести к психической патологии или
социальной дезадаптации у незначительной части популяции, что и
выявляется в процедуре позитивного и негативного выбора фотографий
больных людей. При рассмотрении вопроса о потребности как источнике
активности поведения исходным пунктом анализа является фактор,
указывающий на ее динамизм, тенденцию, побуждение. В свете этого
естественным состоянием организма, считает Л. Зонди, является не
равновесие со средой, как было принято считать в гомеостатических
моделях мотивации, а, наоборот, активность, движение.

Каждая частная потребность, по мнению Л. Зонди, ( это результат
предметной конкретизации общей и первичной способности живых систем к
самоактивности. Поэтому когда по какой-то причине происходит задержка,
блокировка этой самоактивности в субъекте возникает импульс, тенденция к
активности, направленная на устранение данного препятствия. Задержка
самоактивности, по Л. Зонди, и есть состояние потребности, которое, с
одной стороны, содержит импульс, а с другой ( зависимость от того, что
привело к задержке, т.е. соответствующую направленность. В этом случае
потребность, будучи побуждением, представляет собой направленную
тенденцию.

Динамика побуждений проявляется в виде импульсивной силы, которая
направляет личность совершать определенные действия и делать выбор или,
наоборот, уклоняться от некоторых объектов. Целью действий индивида
относительно выбора или отторжения им объекта является уменьшение
напряжения, которое было создано первоначальным побуждением, если его по
каким-то причинам не удалось реализовать.

Следовательно, уровень напряжения в побудительных системах зависит от
наличия или отсутствия у субъекта возможностей для разрядки напряжения в
форме специфической активности.

Потребность как психологический факт изначально предметна, что позволяет
ей с самого же начала обеспечивать общую направленность активности на
предмет своего удовлетворения.

Но для целесообразного осуществления поведение, наряду с общей
направленностью, должно иметь и конкретную направленность, выражающуюся
в ориентированности субъекта в ситуации. Таким образом, способ
психической активности и выбор цели-объекта, необходимого для разрядки
напряжения, обуславливается сложной системой взаимодействия потребностей
субъекта и окружающей среды, которые образуют динамическую силу,
побуждающую к действию. Сила, направляющая к цели, в своем значении
может выражать позитивную попытку достичь определенной цели-объекта,
или, напротив, негативную, в форме намеренного уклонения от некоторых
объектов.

В первом случае это означает, что объект, на который направлено
действие, обладает позитивной валентностью, а во втором случае объект
обозначается как носитель негативной валентности. В этом смысле реакция
позитивного или негативного выбора портрета лица в ходе тестирования
раскрывает содержание динамической валентности побуждений личности.

Стимульный материал теста Зонди состоит из 48 фотографий, на каждой из
которых представлен психически больной человек. Карточки делятся на
шесть серий, по восемь в каждой, в соответствии с основными
потребностями побуждений, которые представляют: гомосексуалист, садист,
эпилептик, истерик, кататоник, параноик, циркулярный психопат в
депрессивной и в маниакальной стадии. На обратной стороне каждого
фотопортрета обозначается цифрой (с 1 по 8) место данного портрета при
раскладке их перед испытуемым. Маленькой латинской буквой там же
отмечаются психическое расстройство человека, изображенного на
фотопортрете, и побудительный фактор той или иной потребности, связанный
с этим расстройством и обозначаемый первой латинской буквой заболевания
( h, s, e, hy, k, p, d, m ).

Процедура диагностики заключается в выборе испытуемым в каждой серии по
два наиболее симпатичных и наиболее неприятных из предложенных ему
фотопортретов, которые символизируют побудительную активность субъекта.
Эксперт фиксирует реакции выбора в специальном протоколе, так называемом
“профиле побуждений”, и, анализируя его, делает заключение о состоянии
актуальных потребностей и характере мотивационной направленности
личности. Обработка протокола заключается в оценке произведенного
испытуемым выбора фотопортретов по каждой потребности в отдельности:

фактор h (портреты гомосексуалистов) – выражает потребность субъекта в
побуждениях любви, нежности, а также в подчинении и уступчивости;

фактор s (фотопортреты садистов) – отражает потребность в побуждении к
физической активности, насилию и агрессивной манипуляции объектом;

фактор e (фотопортреты эпилептиков ) – раскрывает особенность субъекта
выражать сильные агрессивные или враждебные эмоции;

фактор hy ( представлен фотопортретами больных истерией ) – показывает
особенность личности выражать более тонкие, чувствительные эмоции;

фактор k ( представлен фотопортретами больных кататонической формой
шизофрении ) – потребность в сохранении индивидуальности и целостности
субъекта и тенденция отделения от окружающих объектов;

фактор p (портреты больных паранойяльной формой шизофрении) потребность
к экспансии субъекта, желание раствориться в окружающем мире;

фактор d (портреты больных маниакально-депрессивным психозом в
депрессивной стадии) – потребность в поиске объекта, а также в
сохранении достигнутого;

фактор m (портреты больных маниакально-депрессивным психозом в
маниакальной стадии) – потребность в прикреплении к объекту, неустанной
активности и предприимчивости.

Мотивация поведения испытуемого, по мнению автора методики, в точности
соответствует психологическому содержанию побудительной тенденции
выбранного им фотопортрета пациента, психическая болезнь которого
выражается в патологии данного типа побуждения. Например, позитивный
выбор портретов садистов будет говорить о наличии мотивации к
активности, мышечной трате энергии, а в своей крайней форме, если
испытуемый выбирает четыре портрета и более, то о доминировании у
испытуемого побудительной потребности к садизму или агрессивному
насилию, которая отмечается в протоколе восклицательным знаком. Такое
напряжение в профиле теста носит название перегруженного. С другой
стороны, отсутствие выбора в некоторых случаях может означать отсутствие
напряжения побуждения или его разрядку. Такие формы реакций на профиле
теста носят название “нулевые”. Они имеют важное диагностическое
значение, так как обозначают область наименьшего сопротивления
соответствующего побуждения. На основе полученной нулевой реакции можно
сделать вывод о манифестации у испытуемого свободно наблюдаемого
симптома соответствующего типа побуждения. Например, наличие нулевого
выбора по отношению к фотопортретам садистов может говорить о том, что
испытуемый уже разрядил свою энергию побуждения в агрессивной форме.

Негативный выбор фотопортретов показывает наличие негативного отношения
к тем психологическим процессам, которые выражают соответствующие
стимулы. Например, негативный выбор фотопортретов садистов может
отражать пассивность или подавление агрессии у испытуемого. Если
испытуемый при просмотре фотопортретов садистов выбирает их в качестве и
приятных, и неприятных, то можно констатировать у него наличие
амбивалентной позиции (обозначается знаком +/-) по отношению к действию
данного побуждения. Это субъективно переживается как конфликт или
наличие психологической дилеммы. Амбивалентные реакции, по Л. Зонди,
представляют собой определенную степень самоконтроля, которую субъект
проявляет против спонтанной разрядки побуждения. Следовательно, тест
Зонди в наибольшей степени подходит для проведения исследования личности
агрессивно-насильственного преступника, так как является проективной
методикой, позволяющей дифференцировать лиц по критерию
“наличия–отсутствия” агрессивных мотивационных тенденций, дает
возможность проводить количественный и качественный (содержательный)
анализ структуры потребностей испытуемого, показывает зоны напряжения
побуждений индивида и его основные мотивационные защитные механизмы.

Смысловая структура личности, по мнению специалистов, представляет собой
многослойное системное образование, которое отражает следы деятельности
в особой форме, где каждому слою соответствует свой уровень регуляции
[11]. У агрессивно-насильственного преступника она будет проявляться в
нарушении организации смысловой сферы личности, и можно выделить
несколько уровней, характеризующих степень контроля и регуляции
агрессивного поведения. В этом случае принято говорить о “типах
смысловой регуляции”, например, разделении регулятивной способности
личностных смыслов на эмоциональную индикацию и структурирование образа
[11].

Для проверки гипотезы нарушения смысловой регуляции у
агрессивно-насильственного преступника следует создать устойчивую
структуру оценок стимулов. Применяемая процедура обработки матриц
смысловых образований может ее выделять и фиксировать; экспериментальные
данные должны быть статистически устойчиво регистрируемы относительно
рассматриваемого уровня ценностно-смысловой структуры. Действительно,
ценности личности проявляются не только в форме отношений к конкретным
людям, вещам, событиям. Они также проявляются в том, какие критерии и
признаки использует та или иная личность при их описании, классификации
и оценке. Система этих критериев и признаков является, по мнению
американского психолога Дж. Келли, важнейшей характеристикой внутреннего
мира человека и обозначается понятием конструкты. Дж. Келли первым
обратил внимание на тот факт, что разные люди воспринимают,
классифицируют и оценивают вещи, людей и события в разной системе
понятий (конструктов), и что порой они склонны держаться за свои
конструкты, даже если опыт явно показывает, что эти конструкты приводят
к ошибочным оценкам и прогнозам. По Дж. Келли, агрессия объясняется
неспособностью человека отказаться от своих привычных конструктов: “Если
люди не ведут себя так, как он ожидает, он заставит их! Так его
представление о них станет истинным!” [203]. Дж. Келли говорит об
определяющем влиянии ядерных конструктов личности на всю ее
психологическую организацию. По Дж. Келли, смысл дан человеку только в
терминах его личных конструктов. Специфика смысловых конструктов
заключается в особенностях построения системы объектов оценивания и
совокупности терминов, которые обследуемый использует для субъективной
интерпретации картины мира. В этом случае конструкты, которые создает
личность, представляют собой ее индивидуальные средства, пути и способы
толкования мира. Они имеют форму биполярных понятий (белый–черный,
умный–глупый, эгоист–альтруист и т.п.), но представляют собой личностные
изобретения, истолкования, накладываемые индивидом на реальность. В этом
случае в функционировании конструкта одновременно присутствуют:
обобщение, различение, прогнозирование и контроль за поведением. Поэтому
можно сказать, что конструкт представляет собой элементарную единицу
восприятия, мышления, отношения личности, которая объединяет как
объективные сведения, так и их субъективную интерпретацию, что позволяет
нам судить об уровне ее индивидуального контроля. Смысловые конструкты
задаются присущими человеку потребностями и ценностями, поэтому по
используемым человеком конструктам можно выявлять его потребности и
ценности. В то же время благодаря существованию смысловых конструктов
личность способна оценить любой предмет или явление не только через
призму актуальных потребностей, но и соотнести его с любыми
потребностями и ценностями, даже неактуальными в данный момент. В этом
случае чем более значимы для человека те или иные вещи или события, тем
более сложная и индивидуально своеобразная система конструктов будет им
использоваться для их оценки. На основании оценки конструктов личности
можно отметить следующие особенности ее мотивационно-смысловой сферы:

1. Развитость ( качественное разнообразие мотивационных факторов.

2. Гибкость ( подвижность связей, существующих между разными уровнями
организации мотивационной сферы (между потребностями и мотивами,
мотивами и целями, потребностями и целями).

3. Иерархизированность – характеристика ранговой упорядоченности
строения уровней организации мотивационной сферы.

В нашем исследовании данные параметры мотивационно-смысловой сферы
личности агрессивно-насильственного преступника диагностируются с
помощью модифицированной методики репертуарных решеток Дж. Келли [163,
203]. В ходе проведения исследования испытуемому задаются различные
репертуарные роли, относящиеся к определенным сферам его жизненного
опыта: семейной (отец, мать, брат, и т.д.), близкого общения (друг,
человек, которого я люблю и т.д.), учебы или работы (начальник,
преподаватель, сослуживец), представлений о себе (я в прошлом, я в
настоящем, я в будущем, каким я хотел бы быть в идеале) ( с тем, чтобы
актуализировать у него представления о конкретных значимых для него
лицах. При этом необходимо учитывать, что роли, задающие ситуацию,
должны быть представлены в жизненном пространстве индивида в своем
социокультурном содержании, т.е. испытуемый должен вспомнить, кто и
когда в его жизни соответствовал этой заданной роли и в дальнейшем
руководствоваться своим субъективным опытом по оценке его поведения.
Затем в процессе структурированного интервью испытуемому предлагается
сравнить значимых для него лиц между собой, а также этих же лиц с ним
самим и указать, чем сходны или чем отличаются друг от друга или от него
самого данные лица в плане того, чего они хотят от жизни, то к чему
стремятся, что для них главное и т.п. Таким образом, испытуемый должен
приписывать себе и другим определенные мотивы. При этом экспериментатор
каждый раз старается выяснить у испытуемого не только, к чему стремится
оцениваемый, но и почему и ради чего он стремится к этому. Полученные
мотивировки называются в соответствии со сложившимися у исследователей
традициями “мотивационными смысловыми конструктами”, так как они
отражают представления испытуемого о собственных мотивах и мотивах
других людей [153, с. 88].

Инструкция для испытуемого

1. Посмотрите внимательно на этих трех людей. Какие два из них похожи и
отличаются от третьего?

2. Назовите свойство личности или признак, который их объединяет и
отличает от третьего. Подберите противоположное свойство и назовите его.
3. Какое из двух названных вами качеств вам больше нравится? Запишите
его в графу конструкт “+”, а противоположное – в контраст “ – ”.

4. Оцените все элементы решетки по выбранным качествам, поставив
напротив каждого в клетке “+” или “-”, что будет соответствовать наличию
конструкта или контраста у данного элемента.

На следующем этапе диагностической процедуры испытуемый переходил к
заполнению репертуарного теста, в котором в качестве столбцов задан уже
использованный ранее ролевой список, а в качестве строк – мотивационные
конструкты данного испытуемого. При заполнении репертуарного теста
испытуемый указывал, наличествует или отсутствует данный мотивационный
конструкт у конкретного значимого для него лица или у самого
испытуемого. Затем заполненные испытуемым матрицы для каждого персонажа
подвергались факторному и кластерному анализам. Причем наличие мощных
кластеров и варимакс-факторов будет свидетельствовать о существовании
сильно выраженных значимых для испытуемого мотивов, находящих свое
отражение в мотивационных конструктах. Полученные мотивационные
смысловые конструкты использовались для исследования иерархии мотивов
испытуемого и выявления степени конфликтности в его мотивационной сфере.
Для этого предпочитаемые полюса “+” записывались на отдельные карточки,
после чего испытуемому предлагалось попарно сравнить их между собой; при
этом всякий раз испытуемый должен решать, от какого конструкта он готов
отказаться ради того чтобы сохранить свою приверженность мотиву,
фиксируемому другим конструктом из предъявленной пары. Поставленная
перед испытуемым задача жесткого выбора позволяет выявить иерархию его
мотивационных смысловых конструктов. В результате, мы получаем матрицу
выборов (предпочтений), используя которую можно подсчитать ранг каждого
конструкта и степень его доминантности. Для исследования конфликтности
всей системы смысловых конструктов в каждой матрице подсчитывается число
нетранзитивных троек. Нетранзитивной тройкой называются такие отношения
между конструктами, когда конструкт А предпочитается конструкту В,
конструкт В предпочитается конструкту С, а конструкт С предпочитается
конструкту А. Такие отношения считаются конфликтными, так как если они
предстают в сознании человека одновременно, то выбор наиболее
предпочитаемого оказывается невозможным. Мерой конфликтности личностных
смыслов служит относительный показатель нетранзитивности, когда число
нетранзитивных троек делится на общее число троек в данной матрице. В
процессе работы испытуемого с репертуарной решеткой можно получить
богатый материал для психологического анализа:

1. Значимую информацию мы получаем уже на этапе идентификации элементов
испытуемым. Здесь нужно обратить особое внимание на трудности,
возникающие у субъекта в процессе сравнения ролевых фигур, на
затраченное при этом время, на способ и порядок записи элементов в
решетку. Это поможет выделить наиболее значимые и связанные с тревогой
роли и элементы.

2. Количество “+” в столбце соответствует оценке элемента испытуемым.
Она представляет интерес и как абсолютная, и как относительная величина.
Можно рассмотреть оценки в целом – высокие они, умеренные или низкие,
каков их разброс (полярные оценки или незначительные колебания). После
этого выделяют группы элементов с высокой, средней и низкой оценками,
которые сравниваются с предварительной оценкой элементов испытуемым.

3. Отдельному анализу подвергается самооценка испытуемого, которая
определяется количеством “+” в столбце Я-реальный. Интерес также
представляет и то, в какую из выделенных групп элементов попадает при
этом испытуемый и как соотносится оценка реального и идеального Я.
Тревожными сигналами являются как завышенные самооценки ( ни одного
минуса или оценка выше, чем у других ), так и заниженные (“+” меньше
половины или субъект попадает в группу с низким баллом).

4. Количество “+” в строках свидетельствуют о степени реализации
позитивных ожиданий испытуемого, направленных на внешний мир, показатель
общего отношения к миру, эмоционального состояния испытуемого на данный
момент. Доминирование “-” может свидетельствовать как о депрессивном,
так и агрессивном состоянии субъекта в зависимости от показателя
абсолютной и относительной самооценки.

5. Важной информацией является идентификация испытуемого с теми ролями,
на которые он претендует. Она определяется подсчетом количества
совпадений оценок Я-реального с оценками других элементов. Идентификация
видна также в кластере элементов, где можно проверить, в какую связку
попадают Я-реальное и его Я-идеал.

6. Необходимо выделить “принимаемые недостатки” и “отвергаемые
достоинства” в виде скрытых симптомокомплексов поведения субъекта.
“Принимаемые недостатки” – это недостатки, встречающиеся в основном
только у приятных для испытуемого элементов. “Отвергаемыми
достоинствами”, соответственно, являются достоинства, имеющиеся, по
мнению испытуемого, практически только у неприятных для него элементов.
Наличие этих параметров является сигналом о возможных противоречиях в
картине мира испытуемого, о имеющихся у него интроектах, т.е.
представлениях, которые ему навязаны значимыми людьми, но не приняты до
конца и поэтому неосознанно им отвергаются. Симптомокомплексы
испытуемого могут проявляться и через противоречия в характеристиках
Я-идеал, когда своему идеалу приписываются только положительные или,
напротив, отрицательные качества.

7. Особый интерес представляют отдельно стоящие конструкты, слабо
связанные с другими подсистемами, что является еще одним диагностическим
показателем наличия проблемных зон у субъекта. Наличие большого числа
коммуникативных конструктов, к которым можно подставить словосочетание
“по отношению ко мне” (например, добрый по отношению ко мне), а также
открыто эгоцентрических конструктов (например, помогают мне – отказывают
в помощи), свидетельствует об эгоцентричности субъекта в целом и его
когнитивной простоте.

8. Для расчета когнитивной дифференцированности мы использовали
предложенную Д. Баннистером [163] меру интенсивности корреляций между
всеми конструктами репертуарного теста. Она подсчитывается как сумма
коэффициентов корреляции между всеми парами конструктов, деленная на
число пар и умноженная на сто. Чем выше будет балл интенсивности
среднего значения, тем в большей степени слиты, сцеплены друг с другом
отдельные конструкты, тем более монолитной является смысловая система и
менее автономны отдельные смыслы; балл меньше среднего значения
показывает на слабую интеграцию конструктов между собой, что говорит о
мозаичности, фрагментарности, недостаточной целостности индивида.

В концепции А.Н. Леонтьева личность человека характеризуется через
иерархию мотивов деятельности, и каждый субъект обладает своей
индивидуальной организацией мотивационно-смысловой сферы [88]. В этом
случае рассмотрение индивидуальных факторных матриц
мотивационно-смысловой сферы личности агрессивно-насильственного
преступника позволяет нам определить особенности его регуляции
поведения. В то же время ядром личностного смысла является мировоззрение
индивида, которое структурирует и трансформирует его картину мира, “всю
смысловую систему, порождаемую вследствии этой иерархии, отражая
сущностные характеристики личности как целого” [16]. Следовательно, при
встречах с асоциальным или отклоняющимся развитием, которое “является
прямым следствием эгоцентрической ориентации человека” [17, с. 132],
необходимость учета и выявления глубинной смысловой структуры становится
особенно актуальной. Поэтому следующий этап исследования
мотивационно-смысловой сферы должен заключаться в изучении
структурированного и обобщенного образа мира как ценностно-смыслового
уровня регуляции личности агрессивно-насильственного преступника, т.е.
рассматриваться с точки зрения развития у него социальных ценностей.
Регулирующая роль мировоззрения как сформированная совокупностью
основных отношений к миру заключается в том, что оно составляет источник
мотивации к тем или иным действиям, к людям и к самому себе в виде
смысловой системы личности. Смысловые системы, по мнению Б.С. Братуся,
“несут в себе функцию не столько отражения, сколько преображения
действительности, связывания разнородных и частных интересов,
нижележащих смыслов (“преградных” и “конфликтных” в том числе) в единый,
определяющий суть и назначение человека взгляд на самого себя и на
окружающую жизнь” [17, с. 137].

Смысловые образования личности выполняют в этом плане следующие наиболее
значимые функции: “Во-первых, это создание образа, эскиза будущего, той
перспективы развития личности, которая не вытекает прямо из наличной,
сегодняшней ситуации. Если в анализе реальной человеческой деятельности
ограничиться единицами мотивов как предметов потребностей, единицами
целей как заранее предвидимых результатов, то будет непонятно, что ведет
его к выходу за грань устоявшейся сообразности, которому он сам сегодня
не может дать точных описаний и отчета. Во-вторых, смысловой уровень
регуляции не предписывает готовых рецептов поступкам, но дает общие
принципы, которые в разных ситуациях могут быть реализованы разными
внешними (но едиными по внутренней сути) действиями. Лишь на основе этих
принципов впервые появляется возможность оценки и регуляции деятельности
не с ее целесообразной, прагматической стороны, а со стороны
нравственной, смысловой, т.е. со стороны того, насколько правомерны с
точки зрения этих принципов реально сложившиеся в данной деятельности
отношения между мотивами и целями, целями и средствами их достижения”
[17, с. 134–135].

Для диагностики глубинного личностного смысла, характеризующего мотив
насилия, в исследовании применялась методика выявления “предельных
смысловых конструктов”, или, по терминологии Д.А. Леонтьева, –
“предельных смыслов”, т.е. наиболее обобщающих, генерализованных
суждений для описания предметов или явлений [94]. По мнению Д.А.
Леонтьева, именно благодаря своему сверхобобщению содержание
высказывания испытуемого будет в наименьшей степени подвержено
искажающему влиянию психологических защит, так как “защита
обеспечивается самой формой, которую те или иные смысловые ориентации
приобретают, формулируясь как мировоззренческие постулаты, как суждения
о мироустройстве, о порядке вещей” [94]. Обобщающие суждения отражают
достаточно глубокие и интимные ценностно-смысловые ориентации личности.
Например, за мировоззренческим убеждением, что человек всего может
добиться в жизни, применяя свою силу, отчетливо просматривается
агрессивная тенденция и отсутствие преград нравственного характера. В
этом случае предельные смысловые конструкты оказываются не только
интересным объектом психологического изучения, но и перспективным
способом косвенной диагностики глубинных личностных структур. По мнению
Д.А. Леонтьева, “они являются проекцией в область сознания (образа мира)
динамических смысловых систем, образующих содержательно-смысловой
уровень структуры личности” [94]. Предложения, с помощью которых
испытуемый описывает происходящее с ним, составляет его частичку
мировоззрения, субъективное конструирование образа мира, его личностный
смысл. Сама словесная формулировка является прежде всего внешней
оболочкой, упаковкой, за которой стоит конкретный момент субъективного
опыта человека. Отсюда следует, что за ней всегда стоит определенный
способ поведения, эмоциональная реакция и глубже – ряд конкретных
ситуаций, сформировавших этот конструкт, а следовательно, представляющих
смысловую значимость для испытуемого.

Сама методика выявления предельных смыслов является индивидуальной по
форме проведения и диалогической по своей природе. Методическая
процедура представляет собой структурированную серию вопросов и ответов.
Вопросы имеют вид: “Зачем или почему люди делают то-то?”. Записав все
возможные ответы, экспериментатор задает следующий вопрос. Словесные
формулировки смыслов, данные в ответ на вопрос, называются смысловыми
категориями. Цепь вопросов заканчивается при выявлении предельного
смысла, дальше которого испытуемый уже не в состоянии ответить на вопрос
экспериментатора. Например, испытуемый выбрал конструкт “сильный –
слабый”. Далее ему предлагается выбрать более предпочитаемый полюс.
Потом диалог с испытуемым может развиваться следующим образом:

– Почему Вы предпочитаете сильных ?

– Потому что они, как правило, преуспевающие люди, большего добиваются в
жизни, а слабые – все неудачники.

– Почему так важно быть преуспевающим ?

– Преуспевающих люди уважают и боятся, а неудачников – нет.

Обобщающим смыслом мотивации насилия в данном примере является
стремление к достижению успеха, значимости, доминированию и манипуляции
над другими людьми.

Обработка смыслового древа может производиться тремя способами:
структурным анализом, содержательным или контент-анализом и проективным
анализом. В нашей работе применялся структурный анализ, который
описывается с помощью следующих количественных индикаторов:

Абсолютное число предельных категорий.

Абсолютное число узловых категорий, фигурирующих как ответы на два или
более вопроса “зачем?”.

3. Индекс связности полученной структуры определяется как отношение
числа узловых категорий к числу предельных. Причем минимальное значение
этого индекса будет соответствовать наличию ряда изолированных друг от
друга линейных цепей связей.

4. Абсолютное число всех сформулированных неповторяющихся категорий.

5. Средняя длина цепей, исчисляемая как среднее арифметическое длин всех
возможных путей от исходных к предельным категориям.

Продуктивность как отношение общего абсолютного числа неповторяющихся
категорий, названных испытуемым, к числу исходных категорий.

Структурные индикаторы в совокупности отражают степень зрелости и
развитости индивидуального мировоззрения, а следовательно, и степень
смысловой регуляции личности. Сформированное мировоззрение отличается, в
частности, большим количеством узловых категорий и, соответственно,
большей связностью, большей средней длиной цепей и более высокой
продуктивностью. Это согласуется с подходом в оценке смысловой
регуляции, выдвинутым Е.Ю. Артемьевой [11]. По ее мнению, объекты
внешнего мира сопоставляются с одной из замещающих реальностей –
смысловой категорией, которые, в свою очередь, проектируются в
реальность эмоциональных состояний субъекта. Поэтому для оценки его
смысловой регуляции “разумно вводить понятие глубины метафоры – длины
цепочки межсистемных переходов” [11]. По мнению Б.С. Братуся, в
зависимости от различения личностью способа, орудия формирования
отношений к человеческой сущности и прежде всего к самому человеку
(самоценность или вещь) можно выделить критерии уровней смысловой сферы
личности:

Первый уровень – эгоцентрический, где исходным моментом является личная
выгода. Здесь люди ставятся в зависимость этих отношений и
рассматриваются как помогающие (“хорошие”) либо как препятствующие
(“плохие”, враги) их осуществлению.

Второй уровень – группоцентрический, где определяющим смысловым моментом
отношения к действительности становится близкое окружение человека,
группа, которую он отождествляет с собой. Отношения к другому человеку
при этом зависят от того, является ли он “своим” или “чужим”.

Третий уровень – просоциальный включает в себя коллективистскую,
общественную и, как свою высшую ступень, общечеловеческую (собственно
нравственную) смысловые ориентации.

“Если на первом уровне другой человек выступает как вещь, как подножие
эгоцентрических желаний, а на втором уровне другие делятся на круг
“своих”, обладающих самоценностью и “чужих”, ее лишенных, то на третьем
уровне принцип самоценности становится всеобщим, определяя собой главное
и… единственно верное направление приобщения к родовой человеческой
сущности” [17, с. 136]. Однако помимо уровневой соотнесенности для
характеристики конкретного смыслового образования важным моментом
является его степень присвоения личностью.

Действительно, в ходе тестирования и содержательного анализа
нравственно-смысловых ориентиров мотивационной сферы
агрессивно-насильственного преступника мы в каждом конкретном случае
можем выделить ведущий для данного субъекта глубинный смысловой уровень,
характер его связей со смысловыми образованиями, степень его внутренней
устойчивости, что наряду с показателями развитости, гибкости и
дифференцированности мотивов являются критериями контроля личности над
своими агрессивными тенденциями.

Таким образом, на первом этапе исследования в качестве инструментария
изучения мотивационно-смысловой сферы агрессивно-насильственного
преступника, мы используем проективный тест Л. Зонди, который позволяет
раскрыть особенности нарушения структуры побуждений и мотивационной
направленности личности.

На втором этапе исследования мы применяем модифицированный вариант
репертуарных решеток Келли, совмещенный с методикой выявления
“предельных смыслов” Д.А. Леонтьева, которые позволяют раскрыть
индивидуальную организацию мотивационно-смысловой сферы и уровни
смысловой регуляции личности агрессивно-насильственного преступника.

Предполагается также, что все эти методики наиболее удачно дополняют
друг друга, выявляя, соответственно, формальный аспект личности
агрессивно-насильственного преступника – его индивидуальный когнитивный
стиль, направление агрессии, виды защитных механизмов и содержательный
аспект – структуру потребностей, содержание конфликтных переживаний,
апперцепцию “Я” и своего социального окружения.

ВЫВОДЫ

1. Исследование отличительных свойств агрессивно-насильственного
преступника необходимо проводить с учетом сложных и многофункциональных
изменений психики субъекта, что позволяет раскрыть особенности поведения
на всех уровнях структуры личности.

2. Системообразующим фактором, пронизывающим всю структуру личности и
позволяющим раскрыть особенности изменения психического
функционирования, проявляющегося в форме агрессивно-насильственного
поведения, является мотивационно-смысловая сфера.

3. Учитывая высокую степень психологической защиты
агрессивно-насильственного преступника и значительное влияние на процесс
исследования мотивационного искажения, проводить изучение его
побудительной и смысловой сферы личности необходимо с помощью
проективных методов.

ГЛАВА II. МОТИВАЦИОННЫЕ И СМЫСЛОВЫЕ

СВОЙСТВА ЛИЧНОСТИ

АГРЕССИВНО-НАСИЛЬСТВЕННОГО ПРЕСТУПНИКА

2.1. Экспериментальное исследование побудительной и смысловой сферы
личности агрессивно-насильственного преступника

Психологическое исследование побуждений преступника является одной из
важнейших задач юридической психологии. В уголовном праве побуждения
преступника рассматриваются с точки зрения смягчающего или отягчающего
наказание обстоятельства (ст. 61, 63 УК РФ), а также в качестве
признаков основного или квалифицированного составов преступлений [69].
Например, убийство или умышленное причинение вреда здоровью подлежит
более жесткой правовой оценке, когда преступление совершается из
корыстных, хулиганских побуждений, по мотивам национальной, расовой,
религиозной ненависти и вражды, кровной мести.

Побуждения требуется выявлять в ходе решения вопросов, связанных с
установлением предпосылок уголовной ответственности, например,
определения уровня психического развития несовершеннолетнего
преступника, способности его и лиц с психическими расстройствами в
полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность
своих действий. Кроме того, как отмечают исследователи, “правильность
гипотез о психологических побуждениях может обеспечить выработку
обоснованных версий о причастности, сократить круг подозреваемых лиц,
обеспечить быструю поимку скрывшегося преступника” [70, с. 75].

Следовательно, на всех этапах проведения расследования совершенного
преступления: при поиске виновного, установлении предпосылок уголовной
ответственности, признаков преступления, субъективной и объективной его
сторон, обстоятельств, смягчающих и отягчающих наказание, причин,
способствующих преступлению, ( необходимо исследовать побуждения
преступника и даже жертвы.

В нашей работе ставится задача исследовать структуру потребностей
агрессивно-насильственного преступника с целью определения нарушений
побудительной и направляющей функций его мотивации. Для этого
целесообразно в первую очередь выявить и проанализировать все возможные
сочетания комбинаций потребностей, на основе которых создается
противоправный мотив насилия. В дальнейшем анализ полученной структуры
потребностей может подтвердить или опровергнуть гипотезу о деформации
процесса мотивообразования у агрессивно-насильственных преступников.

E

O

TH

?¤??¬

^

j

O

E

O

????l?O

O

?–?`

h

????l?h

j

O

l

n

?

?

\

????????????????????

b

n

j

&

?

?

????U??????????реступника необходимо использовать проективные методы. С
одной стороны, стимулы проективной методики, содержащие элементы
побуждений испытуемого, избирательно суживают количество возможных
“декодирующих” реакций, составляющих в нашем случае мотив насилия, что
позволяет вычленить их для проведения дальнейшего качественного анализа.

С другой стороны, эти побудительные стимулы способствуют возрастанию
градиента стимульной генерализации, что, в свою очередь, позволяет нам
выявлять субъектов с сильно выраженными побуждениями насилия, т.к. эти
испытуемые будут значительно легче “опознавать” их в стимулах
проективного метода, содержащего слабо выраженные элементы этого
побуждения, чем те, у кого эти побуждения выражены незначительно.

Для выявления структуры потребностей, входящих в состав мотива насилия
личности преступника, нами проводился следующий психодиагностический
эксперимент: группу, имеющей в качестве внешнего критерия ( побуждения
насилия ( составили лица, осужденные за совершение
агрессивно-насильственных преступлений, в основном умышленных убийств и
умышленного причинение тяжкого вреда здоровью (ст. 105, 111 УК РФ).
Побудительные тенденции экспериментальной группы сравнивались с
результатами, полученными в контрольной группе, которую составили
правопослушные граждане, никогда ранее не привлекавшиеся за нарушение
закона. Выявленные отличия в виде множества комбинаций побудительных
тенденций, по нашему мнению, должны отражать конфигурацию и основное
содержание структуры потребностей исследуемых индивидов, составляющих
для них в итоге единый мотив насилия.

Численность обеих групп составляли 100 человек, при проведении
исследования соблюдались принципы гомогенности выборки по возрасту, полу
и образовательному цензу: возраст – от 22 до 35 лет; пол в обеих группах
– мужской; образование – среднее или среднее специальное.

В качестве методики, позволяющей диагностировать структуру побуждений
личности, нами использовался проективный тест Л. Зонди [211].

Автор методики Леопольд Зонди в своих исследованиях старался учитывать
динамику побудительной структуры личности, что реализуется в процедуре
многократного (от 3 до 10 раз) тестирования испытуемых. С этой целью в
нашем исследовании также использовался принцип многократного
тестирования, что в результате составило для группы
агрессивно-насильственных преступников – 228 профилей, а для контрольной
группы – 248 профилей. Все полученные профили исследуемой группы были
выстроены в иерархическом порядке, где наибольший балл присваивался
профилям, имеющим наибольшую частоту в группе, а наименьшие баллы
получили редко встречающиеся профили (см. табл. 5).

Сравнение выборочных показателей группы агрессивно-насильственных
преступников и контрольной группы проводилось по критериям
Смирнова-Колмогорова (оценка значимости интегральных различий между
выборками), расчет проводился по всем векторам отдельно [145]. Критерий
подтвердил выдвинутую гипотезу о значимых различиях индексов между
группой агрессивно-насильственных преступников и контрольной группой на
уровне ошибки 0,001 (см. табл. 2,3,4). Дальнейший содержательный анализ
структуры побуждений должен показать, оказывают ли влияние данные
отличия на нарушение мотивационной сферы.

Таблица 2. Разброс значений частот векторных картин

в группе агрессивно-насильственных преступников

Вектор побуждений 25 % 50 % 75 %

Сексуальный 12 15 18

Пароксизмальный 10 14 17

“Я” 10 15 18

Контактов 8 13 17

Таблица 3. Разброс значений частот векторных картин

в контрольной группе

Вектор побуждений 25 % 50 % 75 %

Сексуальный 4 9 14

Пароксизмальный 3 7 12

“Я” 3 6 12

Контактов 3 8 13

Таблица 4. Разброс критериев суммарного балла

и средних значений для обеих групп

Агрессивно насильственные

преступники Контрольная группа

Max 76 56

Min 21 8

75 % 62 37

25 % 44 26

50 % (M) 54,5 32

Таблица 5. Вес частотных показателей векторных картин теста Зонди

у агрессивно-насильственных преступников

Баллы частот Вектор S Вектор P Вектор Sch Вектор C

19 +! +! – 0 – +/- 0 -!

18 +! 0 -! -! – – +! -!

17 +! -! 0 -! -! 0 0 +!

16 + 0 0 – – 0 + –

15 + – – – -! +! 0 +

14 + +/- 0 0 + – – +

13 + + – + 0 +! 0 –

12 – + +/- – – + – 0

11 +/- 0 0 + 0 – 0 0

10 – +/- – +/- + 0 + +

9 0 + +! – +/- – 0 +/-

8 +/- +/- 0 +/- 0 +/- – +/-

7 +/- + + 0 0 0 – –

6 +/- – +/- 0 0 + +/- +

5 0 – + + +/- + + +/-

4 0 +/- + +/- + +/- + 0

3 0 0 + – +/- 0 +/- 0

2 – – +/- + + + +/- +/-

1 – 0 +/- +/- +/- +/- +/- –

Обсуждение результатов

Анализ структуры побуждений, составляющих мотив насилия, проведем по
каждой векторной картине в отдельности, где наибольший вес в баллах
составили 13–19 (см. табл. 5).

Сексуальный вектор

Наибольшее напряжение ( ! ) и положительный выбор ( + ) наблюдается в
факторе h, что символизирует неудовлетворенную потребность любви у
испытуемого. Агрессивно-насильственный преступник чувствует недостаток в
любви и нежных отношениях, который, вероятно, сформировался у него еще в
детском возрасте, в результате отвержения со стороны близких ему людей
(отец, мать). Эта потребность остается принципиально не насыщаемой, даже
при наличии объекта любви (сексуального партнера). Для
агрессивно-насильственных преступников удовлетворение потребности в
любви является чрезвычайно трудным в силу необходимости, с одной
стороны, их определенной самоотдачи и, с другой стороны, чрезвычайной
скудности их чувственно-эмоциональной сферы ( h +! ). В то же время он
имеет высокий побудительный потенциал к активности, трате мышечной
силовой энергии, демонстрации своей мужественности, которая при
компенсаторном давлении нереализованного чувства любви ( h+! ) принимает
для личности и окружающих патологическую потребность в садизме. В этом
случае разрядка агрессии в условиях современного общества выступает для
агрессивно-насильственных преступников как наиболее легкий и доступный
способ снятия сексуального напряжения (s +!; s 0).

Пароксизмальный вектор

С одной стороны, наличие отрицательных выборов в векторе может говорить
о парализующих личность агрессивно-насильственного преступника глубинных
переживаниях страха и тревоги, которые вызывают окружающий его мир и
складывающиеся с ним отношения (e -, hy -). С другой стороны, наличие
нулевых реакций указывает на импульсивный, взрывной характер его
поведенческих реакций ( P – 0, 0 -, 00 ). В то же время сфера “Я”,
отвечающая за контроль и управление побуждениями, не справляется со
своей ролью, в результате именно аффекты становятся ведущими в регуляции
его поведения. Смена регулирующих функций находит отражение в проявлении
эмоциональной неустойчивости агрессивно-насильственного преступника,
неконтролируемой тревоге и демонстрации злобного, брутального характера
по отношению к заведомо слабому партнеру (e -, e 0 ).

Вектор “Я”

Слабость позиции “Я” агрессивно-насильственного преступника выражается в
отсутствии позитивных реакций в факторе побуждений k+. В повседневной
жизни это проявляется в том, что агрессивно-насильственный преступник не
обладает достаточным интеллектуальным и познавательным потенциалом,
чтобы преодолеть фрустрирующие его жизненные трудности. Отсутствие
позитивных реакций в эгосистологической части “Я” ( k ) также
показывает, что субъект не может и поэтому не хочет принимать социальные
нормы. В результате этого личность агрессивно-насильственного
преступника словно бы живет в чужом для нее доме, зачастую не понимая
общественных законов правопорядка ( Sch – ± ), которым она больше
склонна подчиняться вынужденно, скорее из-за страха наказания, но без
рационального принятия их содержания ( Sch – – ).

Другой класс агрессивно-насильственных преступников составляют
инфантильные личности, упрямые и обидчивые, с ярко выраженной
эгоцентрической позицией, агрессивно воспринимающие все, что
противоречит их взглядам ( Sch + – ). Социальные нормы воспринимаются
такими субъектами как невыносимые оковы, как насилие над собой.

Следующие отличительные реакции побуждений “Я” говорят о неразвитости
идеационной сферы, а также о возможной патологии в сфере “Я” ( p 0; p -;
p ± ), поэтому агрессивно-насильственный преступник зачастую просто
неспособен видеть и создавать перспективы своего развития, чтобы суметь
изменить собственную жизненную реальность.

Наконец, доминирование у агрессивно-насильственных преступников реакций
негативизма ( k – ) говорит о крайне деструктивном, разрушающем личность
отношении к миру и к самому себе.

Вектор контактов

Почти все реакции контактов, за исключением ( C – + ), говорят о крайне
неустойчивом поведении агрессивно-насильственного преступника. Это
проявляется в отсутствии у него способности поддерживать ровные
отношения с окружающим его миром в целом, так как он чувствует себя в
этих отношениях связанным. Он легко может рвать межличностные связи в
форме фрустрированной агрессии или в своем гипоманиакальном стремлении
оторваться от объекта, получить свободу и выйти на простор (C 0 -!, +
-!). Итогом гипоманиакальной гонки является состояние глубокой депрессии
и апатии ( d +!, 0 ). Иногда, напротив, зависимость
агрессивно-насильственного преступника от значимого для него объекта
начинает принимать характер невротической связи, когда с мнимой или
явной потерей объекта для него субъективно прерывается вся связь с миром
(C 0 +! ). Реакция исключения (C – + ) только подтверждает высказанную
выше поведенческую установку агрессивно-насильственного преступника. Эта
реакция говорит о том, что отношения с партнером носят, в целом,
устойчивый, но садомазохисткий характер, в основе которых лежит
инцестуозная связь с объектом привязанности. Зависимость от партнера, в
этом случае часто совмещается с алкогольной или наркотической
зависимостью (m+ ).

Таким образом, анализ мотивационной сферы агрессивно-насильственного
преступника показал, что побудительная функция имеет у них серьезные
нарушения, что отражается в фрустрации базовых потребностей личности,
высоком внутреннем напряжении (восклицательные знаки) и существенном
ограничении движения процесса мотивообразования.

В то же время предложенный нами подход частотного анализа векторных
картин теста Зонди не только косвенно подтвердил его валидность, но и
оказался чрезвычайно удобным методом раскрытия особенностей
побудительной сферы отклоняющегося поведения (различные категории
преступников, наркотическая и алкогольная зависимость, психические и
соматические заболевания и т.д.), что может найти продолжение в создании
проективной профилактической процедуры их отслеживания. Наши разработки
в этом направлении получили высокую оценку и признание западных
специалистов, где в настоящее время они и находят свое применение [206].

Вторая задача эксперимента заключалась в выявлении доминирующей
мотивационной тенденции и направленности личности
агрессивно-насильственного преступника. Выявленная выше структура
потребностей агрессивно-насильственного преступника в динамическом
соотношении побудительных сил определяет мотив поведения, в нашем случае
это мотив насилия, влияя на поведение субъекта в скрытой, латентной
форме. Актуализация потребности, т.е. ее превращение из скрытой, внешне
пассивной формы в открытую и активную форму поведения, происходит в
результате взаимодействия с объективной социальной средой ( ситуацией.

Известно, что ни один организм не рождается с готовой потребностью.
Единственное, что является прирожденным у живого организма, это те
механизмы, посредством которых он должен установить свое отношение со
средой: новорожденное млекопитающее осуществляет движения сосания, а
птица, например цыпленок, начинает клевать и т.д. Но как только ребенок
получит молоко, а цыпленок – зерно, у них возникают потребности именно в
молоке и пшеничном зерне. Отсюда следует, что та или иная потребность
живого организма формируется под непосредственным воздействием среды и в
зависимости от того, какова среда, формируются и потребности у живого
организма. В этом случае на индивида оказывают давление две силы (
внутренняя побудительная сила потребностей и внешняя, как давление
окружающей среды, которая требует от субъекта физических и
интеллектуальных затрат, а также определенной коррекции поведения. В
результате взаимодействия этих сил формируется мотивационная
направленность индивида, которая и определяет его поведение.
Мотивационная направленность или тенденция личности несет в себе
одновременно показатель соотношения внутренних побудительных сил и
наиболее предпочитаемых взаимодействий с окружающей средой. В теории
Зонди потребность индивида представлена в виде двух стремлений, в
основном полярно противоположных по направлению действия. Например,
потребность в мужественности, представленная в тесте фотопортретами
садистов, состоит как из тенденции к активности, агрессии, а в своей
крайней форме – садизму, так и из тенденции к пассивности, самоотдаче,
мазохизму. Объединившись, обе побудительные тенденции образуют единое,
дискретно-вариабельное, индивидуальное проявление мужественности, или,
по мнению Л. Зонди, потребность в мужественности. Такое объединение
тенденций побуждения Л. Зонди назвал “побудительный фактор”. В процедуре
тестирования фактор побуждения проявляется в виде постоянства выбора
портретов лиц одного типа заболевания, что, по замыслу Л. Зонди,
отражает направление мотивационной тенденции личности.

В основе решения второй экспериментальной задачи лежало предположение,
что мотивационные тенденции в виде доминирующего выбора ряда
побудительных факторов у агрессивно-насильственных преступников
должны значительно отличаться от мотивационных тенденций правопослушных
граждан в силу того, что по ряду причин он не может отказаться от
реализации той или иной потребности или сменить ее направление даже под
давлением внешних сил. С этой целью полученные суммарные показатели
факторных реакций теста Зонди в группе агрессивно-насильственных
преступников сравнивались в процентном отношении с аналогичными
показателями контрольной группы (табл. 6, 7). Результаты значений
сравнительного анализа мотивационных тенденций экспериментальной и
контрольной групп приведены в табл. 8.

Таблица 6. Распределение групповых тенденций мотивационной

направленности агрессивно-насильственных преступников, %

Потребности

побуждений Показатели мотивационных тенденций

Нулевые Позитивные Негативные Амбивалентные

h 8 72 11 9

s 28 31 25 16

e 34,5 14 38,5 13

hy 23 16 50 11

k 19 14 57 10

p 27 25 28 20

d 42 27 16 15

m 16 31 37 16

Таблица 7. Распределение групповых тенденций мотивационной

направленности контрольной группы, %

Потребности

побуждений Показатели мотивационных тенденций

Нулевые Позитивные Негативные Амбивалентные

h 22 34 21 23

s 24 22 38 16

e 21 41 14 24

hy 20 20 43 17

k 14 26 30 30

p 20 63 4 13

d 29 14 25 32

m 22 32 24 22

Таблица 8. Сравнительный анализ выборочных групповых тенденций

мотивационной направленности

Мотивационная направленность Агрессивно-насильственные преступления
Контрольная группа

h+ 72 % 34 %

h -, 0, +/- 28 % 66 %

e -, 0 74 % 35 %

e + 14 % 41 %

k +, +/- 24 % 56 %

p -, 0 55 % 24 %

p + 25 % 63 %

d +, +/- 31 % 57 %

Сексуальное побуждение

Статистическое различие реакций h+ у агрессивно-насильственных
преступников и реакций h -; h0; h ± у контрольной группы может указывать
на неспособность данных преступников не только к сублимации потребности
в любви ( h-; h ± ), но и удовлетворения ее в естественной форме (h 0).

Пароксизмальное побуждение

Статистически значимое различие реакций е- у агрессивно-насильственных
преступников и реакций е+ контрольной группы свидетельствует о том, что
стремление к насилию базируется у преступников на эпилептоидно-ригидном
фундаменте накопления злобных аффектов и агрессивном отношении к
окружающему миру.

Побуждение “Я”

Доминирующими реакциями в эгосистолической части “Я” у
агрессивно-насильственных преступников являются реакции k -, k0, а
реакции k±, k+ встречаются достаточно редко. Реакции контрольной группы
оказались практически “зеркальными”. Это говорит о слабости позиции “Я”
(k0) у агрессивно-насильственных преступников, неспособность управлять
своими побуждениями ( редкие реакции k +, k ±) и явно выраженной
тенденции к деструкции и самодеструкции ( k -). В эгодиастолической
части “Я” исследование показало, что реакции р+ в группе
агрессивно-насильственных преступников встречаются редко, тогда как в
контрольной группе они оказались доминирующими. Основными же реакциями в
группе преступников являются реакции р -, р0, р± . Это свидетельствует о
их неспособности создавать общественно приемлемые идеалы и стремления
(отсутствие р +), которые заменяются эрзац-объектами (объединение в
банды, культ силы) и партиципацией с ними ( р- ), слабости “Я” ( р0 ),
переживанием субъектом состояний отчужденности и покинутости ( p ± ).

Побуждение контактов

В этой сфере выявлены следующие реакции: во-первых, доминирование у
агрессивно-насильственных преступников реакций d+,d0. Во-вторых,
статистически значимое различие реакций m- у преступников с реакциями m
0, m ± у контрольной группы. Содержание этих реакций может указывать на
отсутствие у преступников устоявшихся общественных ценностей (d -). Это,
в свою очередь, ведет к тому, что в области контактов личность
агрессивно-насильственного преступника проявляет неустойчивость,
разбросанность и неопределенность интересов (m -). В итоге жизнь
индивида не имеет определенной цели и как бы направлена “в никуда” (d+,
d0).

Проведенное экспериментальное исследование и анализ побудительной
структуры и основных тенденций личности агрессивно-насильственного
преступника показал, что их мотивационная сфера отличается значительными
нарушениями побудительной и направляющей функций. Действительно,
выраженное количественное напряжение (наличие восклицательных знаков) во
всех побудительных векторах говорят о серьезной фрустрации базовых
потребностей, которая к тому же принимает застойный характер и влияет на
изменение мотивационной направленности в сторону формирования
агрессивно-насильственной ориентации поведения.

Для того чтобы проверить, в какой степени и как эти изменения влияют на
деформацию процесса мотивообразования, необходимо на основе векторных
картин теста Зонди составить классификацию мотивов насилия с позиции
нарушения предмета потребностей и опосредования, а затем рассмотреть их
сочетание на конкретной группе испытуемых. Нарушение опредмечивания
предмета потребности отмечается в виде изменений конфигурации
побудительных тенденций в сексуальной сфере и области контактов субъекта
как структур личности, которые отвечают за поиск и удовлетворение
потребности, а нарушение опосредования – в области аффектов и сфере
самоактуализации индивидуума, отвечающих за регуляцию поведения.

Мотивы – “суррогаты”, где дефект процесса мотивообразования заключается
в нарушении сексуальных потребностей и может проявляться в инверсии
сексуальных целей влечения и сексуальных перверзиях.

– инверсия сексуальных целей влечения, т.е. смена объекта сексуального
влечения, где гетеросексуальный половой контакт не является желаемой
целью.

Векторные картины теста Зонди в этом случае имеют следующий вид:

Сексуальная сфера S (+ -, 0 -, +/- +/- ) – классический вариант
женственной “пассивной” любви ( s – ) и инфантильной сексуальности ( +/-
+/- ).

Аффективная сфера P ( hy – ) – отрицание своего пола или неприятие
субъектом себя самого по половому признаку.

Сфера побуждений “Я” Sch ( + +/- , 0 +/- ) – принятие субъектом своей
женственности и картина переживания своего одиночества.

Сфера контактов C ( + + ) – билатеральная связь в контактах, желание
быть и мужчиной, и женщиной одновременно, рассеянное внимание.

– сексуальные перверзии, т.е. формирование поведенческих расстройств в
виде сексуальных отклонений, где основными “симптомами” является
достижение полового удовлетворения в процессе причинения страдания
сексуальному объекту (садизм, садомазохизм).

Векторные картины теста Л. Зонди

Сексуальная сфера S (- + ) показывает на агрессивную сексуальность
субъекта либо ( s +! , – ! , +/- ) на нарушение сексуального влечения в
виде садизма или регрессии индивида на догенетальную стадию развития.

Аффективная сфера P (- +) – застреваемость на негативных переживаниях,
агрессивный настрой по отношению к окружающим.

Сфера побуждений “Я” Sch ( + 0 или k + ! ) – фиксация на сексуальном
объекте, который несет печать детского опыта субъекта, сохраняет
привязанность к фиксированным способам сексуального удовлетворения,
определенным типам объекта и архаичным отношениям (фетишизм).

Сфера контактов C ( 0 0, + +, +/- +/- ) показывает гедонистическую
картину “синдрома удовольствия” (избегать неприятного напряжения или
агрессивно устранять его).

Ситуационно-импульсивные мотивы, где дефект мотивообразования
заключается в нарушении способности субъекта устанавливать устойчивые
связи с окружающим миром для удовлетворения своих потребностей.

– социальная дезадаптация, т.е. отчуждение субъекта от социума и его
неприятие разработанных обществом норм и форм поведения.

Векторные картины теста Л. Зонди

Сексуальная сфера S ( ! ) – количественное напряжение как неспособность
субъекта удовлетворить свои сексуальные потребности.

Аффективная сфера P ( 0 0 ) – импульсивный, “взрывной” характер.

Сфера побуждений “Я” Sch ( 0 0 ) – слабоинтегрированное “Я”, которое
способно лишь к безграничному претерпеванию страха и тревоги, что
показывает на слабость внутреннего контроля и саморегуляции.

Сфера контактов C ( 0 0, + +, +./- +/- ) показывает на гедонистическую
картину “синдрома удовольствия” или ( m +! ) крайнюю зависимость
субъекта от своего криминального окружения.

– маниакальные стремления, т.е. подверженность субъекта предаваться
безудержным и безмерным удовольствиям, что сначала приводит индивида в
состояние возбуждения, а затем – истощения.

Векторные картины теста Л. Зонди

Сексуальная сфера S ( ! ) – количественное напряжение как неспособность
субъекта удовлетворить свои сексуальные потребности.

Аффективная сфера P ( 0 0 ) – импульсивный, “взрывной” характер субъекта
и ( 0 -) стремление скрывать свои намерения.

Сфера контактов C ( 0 -, 0 – ! ) говорит о разочаровании и потере
доверия к окружающим субъекта людям, его крайнем одиночестве, разрыве
связей с миром, неустойчивости в контактах и настроении,
гипоманиакальной гонке и спешке, отсутствии смысла и жизненных целей.
Это крайне опасная для личности и окружающих ее людей картина
побуждений, так как она сопровождается агрессивным отношением к миру.

Аффектогенные мотивы, где дефект процесса мотивообразования проявляется
в нарушении общей душевной тональности субъекта и в сильной
энергетической разрядке его побудительных тенденций.

– пароксизмально-эпилептоидные стремления – доминирование в поведении
субъекта резких, злобных, мстительных и враждебных эмоций.

Векторные картины теста Л. Зонди

Аффективная сфера P (- +,- 0) – легкость в накоплении и разрядке грубых
аффектов, которая сопровождается (e -!) ригидностью эмоциональной
структуры субъекта и “застреванием” на негативных переживаниях.

Сфера побуждений “Я” Sch ( + -, +/- – ) – аутичная тенденция личности,
которая стремится жить по собственным правилам, упрямо настаивая на
своем, вплоть до самодурства. Кроме того, “параноидно-шизоидная
установка” личности, которая сопровождается совместным существованием
сильных агрессивных влечений с либидоносными влечениями и, как
следствие, расщеплением мира на “хороших” и “плохих”, что позволяет
субъекту проецировать свои злобные мысли на других (p -). Присутствие в
тестовом профиле субъекта картины (e -, k -, m -) говорит о наличии в
структуре побуждений так называемого “синдрома убийцы”.

– истероидно-эротические стремления – доминирование в регуляции
поведения субъекта импульсивных и демонстративных черт характера.

Векторные картины теста Л. Зонди

Аффективная сфера P ( + 0, + +/ -, +/ – + ) – импульсивный наплыв чувств
и смятение субъекта, а также ( hy +! ) желание выставить себя и свои
переживания напоказ.

Сфера побуждений “Я” Sch ( 0 0, – 0, – +/- ) – слабоинтегрированное “Я”
( 0 0 ) показывает, что субъект постоянно переживает чувство страха и
тревоги, что говорит о слабости его внутреннего контроля и процессов
саморегуляции. Отрицание и вытеснение субъектом своего одиночества и
покинутости ( – 0 ) приводит его к потере чувства реальности,
отчужденности от окружающего мира ( – +/- ), частому впаданию в
сумеречное состояние и деперсонализации индивидуума.

Мотивы психопатической самоактуализации, где дефект процесса
мотивообразования проявляется в чрезмерном компенсаторном проявлении
базовых черт личности, ведущих к деградации субъекта.

– актуализация недоверчиво-подозрительных черт как исходящее от индивида
недоверие и обидчивость по отношению к окружающим, а также поиск среди
них “козла отпущения”.

Векторные картины теста Л. Зонди

Аффективная сфера P ( + -, 0 – ) – недоверчивое отношение к миру из-за
сниженной самооценки ( hy – ) и чувства вины ( e + );

Сфера побуждений “Я” Sch ( + -, 0 – ), диагональные расщепления ( + – ),
свидетельствуют о делении объектов внешнего мира на “хороших” и
“плохих”. Присутствие реакции ( p – ) показывает на доминирование в
картине мира субъекта “плохих” объектов и переживание им сильного страха
преследования (страх гибели от “плохого” объекта). Защита от
объекта-преследователя посредством отказа позволяет субъекту
проецировать свои агрессивные стремления во внешний мир. Картина ( 0 – )
показывают на крайне низкий уровень развития эмоциональной и
интеллектуальной сфер личности.

– актуализация высокомерно-одержимых черт как исходящего от индивида
нарциссизма и всемогущества и деградации до мании величия.

Векторные картины теста Л. Зонди

Аффективная сфера P (- +, 0 +) – демонстрация своего высокомерного
отношение к окружающим его людям (hy + ) , открытое их оскорбление в
грубой форме ( e – ) и презрение ;

Сфера побуждений “Я” Sch ( – + , 0 + ) – диагональные расщепления в
аффектах и побуждениях Я ( + – ) свидетельствуют о расщеплении объектов
внешнего мира на “хороших” и “плохих”. Присутствие ( p + ) показывает на
доминирование в сознании субъекта идеализированных объектов и переоценку
собственной личности, что приводит к отрицанию реальности и аккумуляции
у субъекта чувства всемогущества и вседозволенности.

– актуализация деструктивных черт как исходящей от индивида все
отрицающей агрессивной деструктивности, цель которой заключается в том,
чтобы повредить другому человеку, уничтожить, понудить к каким-либо
действиям, унизить его и т.д.

Векторные картины теста Л. Зонди

Аффективная сфера P ( – 0 ) показывает на ригидность эмоциональной
структуры субъекта, “застревание” на негативных переживаниях, а также на
легкость в накоплении и разрядке грубых аффектов. Это картина побуждений
“чистого Каина”, с его демонстрацией злобы, ненависти, мести, не
имеющего моральных барьеров стыда.

Сфера побуждений “Я” Sch (+/- -, – +/-) характеризует такой способ
существования субъекта, при котором происходит его отстранение от самого
себя, других людей, окружающего мира, когда у него постепенно стираются
грани реальности происходящего с ним, а воспринимаемый им мир
распадается.

Актуализация деструктивных черт субъекта может сопровождаться также
такими поведенческими синдромами и реакциями: ( p -, d -, m – ) –
“синдром отрицания жизни” и ( e -, k -, m – ) – “синдром убийцы”.

Наряду с экспериментальным подтверждением существования в структуре
личности “поведенческих комплексов”, образованных в результате
фрустрации базовых жизненных потребностей, которые в дальнейшем влияют
на изменение мотивационной направленности субъекта в форме агрессивного
насилия по отношению к окружающим, Зонди высказал предположение о
наличии таких мотивационных тенденций, которые при определенных
обстоятельствах смогли бы защитить человека от вышеупомянутых
опасностей. Эффективность защитных механизмов мотивообразования, по
Зонди, зависит от уровня развития личности и степени ее сознательного
выбора в реализации становления себя как человека и полноценного члена
социума, активного участника общественных отношений. Две первые формы
защитных тенденций являются готовыми психическими образованиями
человеческого бытия и раскрываются в жизнедеятельности субъекта без
предварительного обучения. Последующие формируются в течении всей жизни
человека и являются важнейшим связующим звеном его внешнего и
внутреннего мира, прошлого, настоящего и будущего.

Рассмотрим мотивационные тенденции личности, которые позволяют поставить
под контроль проявление агрессивно-насильственных реакций:

1. Ипохондрические мотивы, защитная установка проявляется в нравственной
оценке по запрету исполнения агрессивных действий, которая реализуется в
переживаниях страха вины, потребности признаться и подвергнуться
наказанию, а также стыдливо спрятаться.

– приспособление, в результате которого субъект перестает подстраиваться
под то, что приятно, и начинает взаимодействовать с тем, что для него
реально достижимо, даже если оно и неприятно.

Векторные картины теста Л. Зонди

Аффективная сфера P ( + 0 ) – отказ от реализации первичного
удовольствия через образование чувства вины и возникновение
эмоциональных переживаний, позволяющих ему в определенной степени
контролировать силу своих инстинктивных желаний.

Сфера побуждений “Я” Sch ( – – ) – приспособление к социуму за счет
отказа от ведущих потребностей “иметь” и “быть”.

– скованность, когда удовлетворение потребности ищется обходными путями,
а достижение результата может отсрочиваться в зависимости от внешних
условий.

Векторные картины теста Л. Зонди

Аффективная сфера P ( + – ) – чувство вины и сострадания, которые
субъект испытывает по отношению к своему окружению, сочетающееся со
скромной оценкой своих достоинств.

Сфера побуждений “Я” Sch ( – + ) – умение субъекта сдержать желание,
несущее угрозу его существованию, за счет создания нового, более
доступного идеала предмета потребности.

2. Мотивы навязчивых действий, где защитная установка проявляется в
стремлении субъекта к размеренному образу жизни, методичному
планированию своей деятельности.

– сверхпедантичность – отказ от агрессивных намерений через изменение
характера и формирование социально приемлемых способов реагирования.

Векторные картины теста Л. Зонди

Аффективная сфера P ( +/- 0, 0 +/- ) – во-первых, борьба этических
сомнений субъекта, который сам себе возводит заслон из принуждений и
запретов на проявление агрессивных реакций. Во-вторых, его моральные
сомнения и страхи, проявляющиеся в постоянном нытье и жалобах.

Сфера побуждений “Я” Sch ( +/- 0 ) – стремление субъекта оказаться в
привычной, контролируемой для него ситуации, чтобы суметь предугадать
результат предпринимаемых действий, навязчивый повтор которых делает его
жизнь все более программируемой и предсказуемой.

3. Мотивы социализации проявляются в усвоении субъектом социальных норм
и культурных ценностей в такой степени, что они становятся частью его
мотивационной структуры, его ведущей потребностью.

– сублимация – переключение сексуальных и агрессивных намерений субъекта
на социально значимые цели и объекты, при реализации которых для него
первостепенное значение имеет оценка общества.

Векторные картины теста Л. Зонди

Сексуальная сфера S ( – -, – 0 ) – одухотворенная и гуманизированная
любовь ко всему земному, готовность к самоотверженному служению во благо
человечества вплоть до самопожертвования.

Сфера побуждений “Я” Sch ( + + ) – способность субъекта к идентификации
( p + ) в виде создания идеальных образов, символов, социальных
ценностей и последующей их интроекцией ( k + ) в виде воплощения идей в
сознательные решения в деятельности, жизненной позиции и характере.

4. Гуманизированные мотивы как стремление личности достичь своей полноты
и целостности в ее высших, специфичных только для человека проявлениях и
ценностях, к непрерывному развитию и самореализации, к свободе и
ответственности, любви и творчеству.

Векторные картины теста Зонди

Сексуальная сфера S ( – -, – 0 ) – одухотворенная и гуманизированная
любовь ко всему земному, готовность к самоотверженному служению во благо
человечества вплоть до самопожертвования.

Сфера побуждений “Я” Sch (+/- +, +/-+/- ) характеризуется стремлением
личности к интеграции (+/- +/-) в виде осознания и последующего
объединения человеком своих противоположностей; способностью личности к
трансценденции (p+,+/-), благодаря которой человек преодолевает такие
изначальные дуализмы, существующие в его жизни, как субъект–объект,
Бог–человек, мужское–женское, внутренний мир–внешний мир; стремлением
личности к партиципации (p -), помогающей человеку породниться и
объединиться со своими ближними, материальными ценностями, с природой,
Вселенной и Божественным Духом.

Если провести сравнительный анализ частотных показателей векторных
картин теста Зонди, полученных в нашем экспериментальном исследовании
агрессивно-насильственных преступников, и защитных мотивационных
тенденций, то можно убедиться в отсутствии у преступников зрелых,
надежных защитных образований и доминировании у них картин, имеющих
какие-либо нарушения процесса мотивообразования (см. табл. 5). Это
подтверждает наше предположение о том, что в основе мотивации
агрессивно-насильственного поведения субъекта лежит, в первую очередь,
деформация его структуры потребностей, которая при наличии нарушений
процессов опредмечивания и опосредования ведет сначала к его
дезадаптации, снижению контроля поведения, а затем, в качестве
компенсаторного мотива, к совершению противоправного насилия. Наряду с
получением количественных показателей мотивационной сферы, что позволяет
исследователю раскрыть широкий дифференцированный спектр возможных
нарушений процесса мотивообразования, данный подход дает возможность
провести качественный психологический анализ мотивов насильственных
преступлений в каждом конкретном случае. Этот метод особенно актуален в
тех случаях, когда мотивы противоправных действий скрыты или
представляют сложность для юриста в их правильной квалификации. Одним из
первых в нашей стране, кто обратил внимание на необходимость проведения
исследований в данном направлении, стал С.Н. Ениколопов [54].

Начатая под его руководством работа по изучению возможностей
психологического анализа мотивов преступлений, показала что причина
трудностей установления мотивов конкретных преступлений в значительной
степени связана с отсутствием в юридической теории и практике
психологически обоснованного, логически непротиворечивого понятия
мотивации и мотива. В то же время, по мнению ученого, оценка внутренних
побуждений личности будет заведомо неполной без психологического
исследования этих причин, особенно когда для самозащиты даются ложные
объяснения причин поведения или когда они не осознаются субъектом [54].

Психолог, столкнувшийся с необходимостью выявить мотивы противоправных
действий, должен направить свои усилия, в первую очередь, на определение
статуса данного поведенческого акта в деятельностной структуре, т.е.
установить, являются ли противоправные действия субъекта способом
достижения цели (операцией ), целью или несут большую мотивационную
нагрузку. Так, при проведении исследования мотивации убийства необходимо
выяснить: служит ли убийство лишь цели устранения объекта, стоящего на
пути к достижению желаемого (например, убийство сторожа, неожиданно
заставшего преступника в момент кражи ), является ли самостоятельной
обобщенной целью, для достижения которой субъектом выполняется целый ряд
подготовительных действий (совершение заказного убийства для киллера)
или оборачивается деятельностью ( маниакальные убийства ). С целью
демонстрации возможностей применения качественного изучения
дифференциации мотивов насильственных преступлений посредством теста
Зонди, мы приведем результаты исследования двух групп убийц, различаемых
между собой в зависимости от того, какое место занимало убийство в
структуре их деятельности.

В нашей работе такой анализ мотивационной сферы проводился с целью
изучения качественных отличий содержания мотивов между
агрессивно-насильственными преступниками, для которых убийство является
своего рода профессиональной деятельностью, и совершивших ситуативное
убийство. Для этого приведем сравнительное сопоставление результатов
тестирования агрессивно-насильственных преступников, являвшихся членами
банды, совершивших более 15-ти умышленных убийств (152 профиля
побуждений, взятых у 9 испытуемых) и совершивших убийство под влиянием
внешней ситуации (134 профиля побуждений, взятых у 7-ми испытуемых).

Необходимо отметить, что предложенный массив не может и не должен
удовлетворять требованиям социологической репрезентативности, поскольку
целью исследования было выявление и описание феноменологии и
качественных особенностей изучаемого явления вне зависимости от частоты
встречаемости.

Исследования проводились в ИУ-2, 10, 13, а также в СИЗО Екатеринбурга и
Нижнего Тагила [101]. Полученные профили побуждений предварительно
рассматривались и анализировались в зависимости от конфигурации
векторных картин теста Зонди, а затем сортировались с позиции нарушения
удовлетворения потребностей и мотивообразования.

Особое внимание уделялось выявлению в мотивационной сфере преступников
соотношения существующих “опасностей” побуждений в виде совершения
агрессивно-насильственных действий и контролирующих их защитных форм
мотивационных тенденций. Результаты приведены в табл. 9, 10, 11.

Таблица 9. Соотношение нарушений опредмечивания потребности

Нарушение опредмечивания потребности Убийцы-бандиты

152 профиля ( % ) Ситуативные убийцы

134 профиля ( % )

Мотивы-“суррогаты” 42 ( 28 % ) 26 ( 19 % )

Ситуацонно-импульсивные мотивы 6 ( 4 % ) 4 ( 3 % )

Всего 48 ( 32 % ) 30 ( 22 % )

Таблица 10. Соотношение нарушений опосредования потребности

(сфера аффектов и область “Я”)

у агрессивно-насильственных преступников

Нарушение опосредования потребности Убийцы-бандиты

152 профиля ( % ) Ситуативные убийцы

134 профиля ( % )

Аффектогенные мотивы 45 ( 30 % ) 43 ( 32 % )

Мотивы психопатической самоактуализации 20 ( 13 % ) 18 ( 14 % )

Всего 65 ( 43 % ) 61 ( 46 % )

Таблица 11. Соотношение защитных мотивов контроля

агрессивных реакций в группах агрессивно-насильственных преступников

Защитные мотивы контроля Убийцы-бандиты Ситуативные убийцы

Приспособление 6 ( 4 % ) 2 ( 1 % )

Скованность 30 ( 19 % ) 28 ( 21% )

Навязчивость 3 ( 2 % ) 13 ( 10 % )

Мотивы социализации Нет Нет

Гуманизированные мотивы Нет Нет

Всего 39 ( 25 % ) 43 ( 32% )

Обсуждение результатов

Общая частота нарушений процесса мотивообразования доминирует в обеих
группах убийц. Различия проявляются в количественном соотношении
показателей относительно рассматриваемых мотивов противоправных
действий.

Мотивы, связанные с нарушением опредмечивания потребности

Высокие значения “мотивов-суррогатов” (28 % убийцы-бандиты, 19 %
ситуативные убийцы) показывают, что нарушение процесса мотивобразования
у данных индивидов самым серьезным образом оказываются связанными с
какими-либо нарушениями в их сексуальной сфере (42 и 26 профилей
соответственно). Причем убийцы-бандиты показывают больше садистстских и
латентно-гомосексуальных (инвертированных) профилей (15 и 9
соответственно). С этим, вероятнее всего, связано неосознаваемое
стремление убийц-бандитов объединяться в группировки. Напротив,
ситуативные убийцы, в основном, действуют в одиночку.

Ситуационные мотивы противоправных действий в виде маниакальных
нарушений контактов и настроения или социальной дезадаптации индивидов
проявляются в обеих группах убийц с одинаковой частотой (4 % и 3 %
соответственно).

Мотивы, связанные с нарушением опосредования потребности

Аффектогенные мотивы противоправных действий являются наиболее
распространенными в мотивационно-побудительной структуре как в группе
убийц-бандитов (45 профилей или 30 %), так и в группе ситуативных убийц
(43 профиля или 32 %). Полученные показатели подтверждают основные
выводы и положения ранее проведенных исследований о значительном влиянии
нарушений в аффективной сфере индивида на его смертоносную установку по
отношению к окружающим [102]. Различия в группах состоит в том, что
убийцы-бандиты имеют чаще нарушения грубых,
пароксизмально-эпилептических аффектов (36 профилей и 24 %), а
ситуативные убийцы чаще имеют нарушения истерио-эротического плана (29
профилей и 22 %). В этом случае можно предположить, что неосознаваемым
побуждением на убийство у ситуативных преступников выступает их
фрустрированная эротическая установка (убийство в порыве ревности, мести
и т.д.).

Общая частота нарушений мотивов психопатической самоактуализации в обеих
группах является почти одинаковой (20 профилей – убийцы-бандиты и 18
профилей – ситуативные убийцы, соответственно 13 % и 14 %). Различие
состоит в том, что убийцы-бандиты большей частью склонны к проявлению
мотивов недоверчиво-подозрительной (12 профилей убийц-бандитов против 5
профилей ситуативных убийц, т.е. 8 % и 4 % соответственно) и
высокомерно-одержимой самоактуализации (8 профилей убийц-бандитов и 4
профиля ситуативных убийц, т.е. 5 % и 3 % соответственно), а ситуативные
убийцы чаще имеют самодеструктивные мотивы (9 профилей и 7 %, у
убийц–бандитов самодеструктивные профили отсутствуют), проявляющиеся в
негативистских и саморазрушительных тенденциях.

Защитные механизмы контроля агрессивных действий

В обеих группах отмечается неудовлетворительная защита против имеющихся
у них опасностей побудительных тенденций (39 профилей – убийцы-бандиты,
43 профиля – ситуативные убийцы, соответственно 25 % и 32 %). В качестве
защитного механизма контроля агрессии доминирует “скованность” (30
профилей – убийцы-бандиты и 28 профилей – ситуативные убийцы,
соответственно 19 % и 21 %). Данный тип защиты срабатывает на крайне
непродолжительном промежутке времени и поэтому не может считаться
эффективным механизмом контроля агрессивных действий.

Убийцы-бандиты немного чаще склонны применять защиту – “приспособление”
(6 профилей против 2, соответственно 4 % против 1 %), что говорит о их
склонности к ипохондрии и органическим неврозам. Напротив, ситуативные
убийцы намного чаще применяют такой защитный механизм, как
“навязчивость” (13 профилей против 3, соответственно 10 % против 2 %),
что свидетельствует о их попытках установить контроль над своими
агрессивными стремлениями в виде методического планирования
осуществляемой деятельности. Однако, когда резкая смена ситуации уходит
из-под контроля индивида, он вновь попадает под негативное воздействие
этих ситуативных факторов и совершает противоправный насильственный
проступок. Негативным фактором, объединяющим группы убийц, является их
неспособность к проявлению высокоорганизованных мотивационных тенденций
личности “социализации” и “гуманизации”, способствующих переносу
опасностей побуждений в социально приемлемые формы деятельности
(профессия, хобби) и установлению эффективного контроля над
агрессивно-насильственными реакциями.

Предложенный нами подход показал возможность раскрытия психологического
статуса убийства и прояснения лежащих за ним побуждений, что позволяет
глубже разобраться в личности преступника, установить степень
случайности или обыденности посягательства, условия, способные его
породить, а следовательно, избрать адекватное и соразмерное вине и
личности виновного наказание и найти соответствующие способы
перевоспитания.

Вторым этапом исследования особенностей личности
агрессивно-насильственного преступника является выявление у него
нарушений смысловой регуляции поведения. Методом исследования на этом
этапе выступает модифицированный тест репертуарных решеток Келли,
совмещенный с “методикой предельных смыслов” Д.А. Леонтьева (МПС) [94].

Развитая смысловая регуляция личности основана на когнитивной
оснащенности и иерархичности мотивов. Когнитивная оснащенность, как
показали многочисленные эксперименты, раскрывает богатство и
разнообразие способов реагирования субъекта на события, на сложность и
многоплановость его индивидуального опыта. Одной из характеристик
когнитивной оснащенности является степень дифференцированности
когнитивных структур. По нашему предположению, агрессивно-насильственный
преступник из-за влияния примитивной защитной мотивации, которая
тормозит личностное развитие субъекта, будет отличаться когнитивной
простотой. В этом случае количество смысловых конструктов у субъекта
будет минимально, а сами они будут сцеплены между собой, принимая
характер монолитного кластера с жестким сцеплением конструктов.
Изменения, даже незначительные, одного смыслового конструкта в силу
такой сцепленности ведут к изменению многих других конструктов, что
обуславливает высокий показатель конфликтности в иерархии шкал ценностей
индивида. Следовательно, гипотетически можно предположить, что
агрессивно-насильственный преступник будет отличаться по двум основным
факторам мотивационно-смысловой сферы, непосредственно влияющим на
степень ее регуляции – наличию конфликтов между ведущими мотивами и
когнитивной недиффиренцированностью в виде сцепленности конструктов.

Другим показателем снижения смысловой регуляции у
агрессивно-насильственного преступника могут служить качественные
изменения его мировоззренческих представлений, в частности, нарушение их
интеграции в смысловые системы. Критериями интеграции смысловых систем в
“методике предельных смыслов” выступают такие количественные индикаторы,
как средняя длина цепей и продуктивность.

Для эксперимента было отобрано 30 агрессивно-насильственных
преступников, имеющих по результатам исследования теста Зонди векторные
картины с примитивной защитной мотивацией. Каждый испытуемый
обследовался методиками репертуарных решеток и предельных смыслов.
Полученные результаты сравнивались по t- критерию Стьюдента с
результатами контрольной группы, в которую вошли лица, никогда не
привлекавшиеся за нарушение закона и имеющие более развитые защитные
механизмы. Результаты приведены в табл. 12.

Таблица 12. Сравнение показателей смысловых структур
агрессивно-насильственных преступников и контрольной группы

Параметры смысловой структуры Агрессивный преступник Контрольная группа
t – критерий

студента

Когнитивная

сцепленность 6,08 – 0,58 4,95 – 0,25 0,1

Конфликтность

конструктов 6,51 – 1,20 3,83 – 0,52 0,05

Средняя длина

смысловых цепей 4,12 – 0,36 5,83 – 0,47 0,01

Продуктивность

смысловых образов 4,38 – 0,41 6,24 – 0,65 0,05

Полученный результат свидетельствует о том, что примитивные механизмы
мотивационной защиты существенно обедняют когнитивную оснащенность
индивида, что проявляется в жесткой сцепленности (монолитности)
личностных смыслов у агрессивно-насильственных преступников. Субъект,
имеющий такую систему конструктов, выделяет очень мало свойств,
признаков, качеств у предметов, людей и явлений окружающего мира. Его
представления как бы склеены между собой и часто сводятся к одному
оценочному конструкту “хороший – плохой”. Это является свидетельством
когнитивной простоты субъекта и его интеллектуальной регрессии, а также
служит показателем полезависимости индивида. Наличие жесткости и
ограниченности системы мотивов агрессивно-насильственного преступника
говорит об его эгоцентрической направленности, что проявляется в
диссоциации самоотношения, переоценке хорошего и недооценке плохого. Это
ведет к противопоставлению себя и окружающего мира, что еще больше
усиливает дезадаптацию индивида. Упрощение когнитивной сферы и обеднение
образа мира агрессивно-насильственного преступника приводит к
патологическому сужению мотивации, которая проявляется в “сдвиге цели на
мотив”, явления противоположного феномену, описанному А.Н. Леонтьевым
под названием “сдвиг мотива на цель”. В этом случае у
агрессивно-насильственного преступника ранее реально действующие мотивы
теряют свою побудительную силу, переходя в разряд целей в структуре его
главного и ведущего мотива – мотива насилия.

Наличие конфликтов между личностными смыслами приводят к борьбе ведущих
смыслов, к нарушению их движения и блокированию производимого ядерными
структурами генерализованного смысла. Механизмом, осуществляющем
блокаду, по мнению специалистов, “является специфическая инертность
психических процессов, отражающаяся в трудностях смысловой регуляции,
связанных с тормозным актом – блокировкой первичного
недифференцированного смысла в результате отсутствия достаточного
воздействия со стороны обедненного целемотивационного комплекса” [11,
с. 282]. Действительно, как можно убедиться, цепи смысловых полей у
агрессивно-насильственных преступников являются чрезвычайно короткими,
как правило, через три, максимум четыре шага, выходя на предельный
смысл. Это говорит о том, что у них нарушена связь мировоззренческих
представлений, их структурированность и интегрированность в смысловые
системы. Если в контрольной группе представления о предельных основаниях
человеческих действий образуют достаточно сложную связную структурную
целостность, то для агрессивно-насильственных преступников характерна
предельная упрощенность этих представлений и их мозаичность –
раздробленность на слабо связанные между собой осколки.

Все это можно рассматривать как признак снижения у
агрессивно-насильственных преступников регулирующей роли сознания по
отношению к практической деятельности. В этом случае в смысловой
динамике агрессивно-насильственного преступника, в результате влияния
защитной мотивации, происходит разделение объектов внешнего мира на
“плохих” и “хороших”. Создающееся рассогласование между принятием
объекта и его номинацией проявляется в своеобразном отчуждении смысла
слов и порождении образов. Из-за упрощения когнитивной сферы “движение”
образов в слое “перцептивный мир” у агрессивно-насильственного
преступника становится затрудненным, в следствии чего новые смыслы не
формируются. Снижение смысловой регуляции в этом случае проявляется в
том, что “чувственные проекции деятельности исключены из ее контекста,
информация о сопровождающих эмоциях не поступает, в слое “картина мира”
формируется частный модальный смысл, являющийся неизменившейся
разверткой того смысла, который поступил из ядерных структур в момент
встречи со стимулом” [11, с. 288]. Это способствует возрастанию
отчужденности индивида, обеднению его эмоциональной сферы и социальной
чувствительности, ведет к разрыву опосредования и снижению контроля над
побуждениями. В результате, индивид попадает под влияние своих
побудительных импульсов, не имея возможности их сдерживать и эффективно
регулировать. Если учесть, что энергетический потенциал побудительных
тенденций, как показали наши исследования, в силу фрустрации (в
некоторых случаях биологической предрасположенности) является у
агрессивно-насильственных преступников еще и более выраженным, то
вероятность проявления противоправных действий агрессивного характера у
данных субъектов становится очень высокой.

Таким образом, агрессивно-насильственные преступники характеризуются
упрощенной, свернутой структурой мотивационной регуляции
жизнедеятельности, сужением смысловой перспективы. Смыслы действий этих
преступников всегда замкнуты на себя, на удовлетворение актуальных
потребностей. В свою очередь, когда актуальные потребности жестко
определяют мотивы и смыслы конкретных действий, тогда у индивида
утрачивается сложный полимотивированный характер поступков. Уровень
развития личностно-смысловой сферы является у них либо эгоцетрическим,
когда ведущим моментом служит личная выгода, при этом остальные люди
рассматриваются как препятствующие осуществлению своих планов, либо
группоцентрическим, когда преступник отождествляется со своей группой. В
целом наши исследования побудительной и смысловой сферы показали, что
для проявления агрессивно-насильственных действий противоправного
характера необходимо одновременное действие, по крайней мере, следующих
факторов: причин, приводящих к нарушению побудительной структуры
потребностей и деформации процесса мотивообразования, а также
сложившейся к моменту их действия обедненной смысловой системы и
эгоцентрической морально-нравственной позиции.

2.2. Структурно-функциональные свойства и типология личности

агрессивно-насильственного преступника

Наши исследования показали, что для анализа психологических особенностей
агрессивно-насильственного преступника необходимо применять комплексный
подход, так как изменения в структуре личности носят комплексный
характер. Они определяются сложными, разноплановыми аспектами
взаимодействия и взаимоотношения человека с действительностью, а также
иерархической системой строения его психологических свойств. По нашему
мнению, психологические аспекты личности агрессивно-насильственного
преступника можно рассматривать, с одной стороны, как совокупность
индивидуальных интегральных свойств [77], а с другой стороны, как
особенности проявления динамической, функциональной и поведенческой
сторон деятельности. В этом случае структурно-функциональная схема
психологических особенностей личности принимает следующий вид.

Схема 1. Многоуровневая структура функциональных особенностей личности
агрессивно-насильственного преступника

Искажение  Нарушения струк-
 Деформация

мотивации  туры деятельности
 поведения

Примитивная защитная мотивация

Нарушения

смысловой

Смена доминирующих побудительных тенденций

Нарушения опосредования

Фрустрация базовых потребностей

Нарушения опредмечивания

потребностей

Формирование установочного поведения

Предложенный подход позволяет проводить анализ психологических
компонентов агрессивно-насильственного преступника как в горизонтальной
плоскости: мотивация – деятельность – поведение, так и по вертикали, в
виде иерархии уровней структуры личности. Проведенное экспериментальное
исследование было посвящено иерархическому анализу уровней структуры
личности, где нами были обнаружены нарушения мотивационной и смысловой
сферы агрессивно-насильственного преступника. Здесь мы остановимся на
особенностях проявления функциональных свойств
агрессивно-насильственного преступника в зависимости от особенностей
нарушения мотивации и соответствующих способов саморегуляции поведения
личности [136].

Если рассмотреть первый уровень структуры фрустрация потребностей –
нарушение предмета потребности – установочное поведение, то будет видно,
что общим основанием для содержания мотивов, связанных с нарушением
формирования предмета потребности, является фрустрация базовых
потребностей субъекта, которая приводит к возникновению у него
отчуждения от актуальных потребностей и замене его таким предметом,
удовлетворение которого ведет к социальной и даже биологической
дезадаптации личности. При этом происходит блокирование подлинных
мотивов жизнедеятельности, деформация побудительной функции процесса
мотивообразования, что приводит к формированию замещающего мотива
агрессивно-насильственного поведения, который субъект реализует в
навязчивых или импульсивных действиях, т.е. под влиянием фиксированного
установочного поведения.

При этом активность субъекта характеризуется серьезными нарушениями в
организации поведения, когда возникающая агрессия носит у него всеобщий
и генерализованный характер. Выбор средств и способов проявления
агрессивно-насильственных действий в этом случае будет осуществляться
ситуативно, без учета объективных обстоятельств, с выпадением этапа
планирования. Деструктивные действия сопровождаются высокой
энергетической разрядкой при крайне слабой целесообразности. У
индивидов, функционирующих на этом уровне, резко снижена способность к
саморегуляции и самоконтролю, практически редуцируются прогностические
способности. Прекращение агрессивно-насильственных действий, как
правило, обуславливается не столько достижением какого-либо ожидаемого и
предвосхищаемого результата, сколько из-за общего энергетического
истощения или в связи со сменой внешних обстоятельств.

Второй уровень структуры смена мотивационной тенденции – нарушение
опосредования потребности – ограничение выбора мотивов поведения
определяется деформацией опосредования потребностей, которая проявляется
в результате изменения мотивационной направленности и нарушения
мотивосообразности действий субъекта [29]. Это происходит из-за
недостаточности интериоризации у субъекта существующих социальных и
правовых норм в связи с отставанием в развитии, личностной
примитивностью, низкой рефлексивностью или под влиянием каких-либо
ситуативных факторов, например, аффективного возбуждения, что приводит к
разрушению у агрессивно-насильственных преступников социально
детерминированных способов реализации потребностей. В этом случае у
преступника нарушается связь субъективной возможности реализации
потребности с социально принятым намерением, целью, оценкой ситуации,
прошлым опытом, прогнозом будущих событий и др. Это приводит к
уменьшению числа звеньев в общей структуре деятельности, что и
определяет непосредственную реализацию возникающих агрессивных
побуждений.

В этом случае индивиды характеризуются несформированностью механизмов
конструктивного разрешения конфликтов, импульсивностью, узким
поведенческим репертуаром, низкой потенциальной способностью к
адекватной саморегуляции поведения в стрессовых и конфликтных ситуациях.
Им свойственны сниженный порог фрустрации, недостаточная степень
эмоциональной устойчивости, легкость актуализации чувства враждебности и
агрессивных тенденций.

Третий уровень структуры примитивная защитная мотивация – нарушение
смысловой регуляции – игнорирование морально-нравственных запретов
напрямую связан с функционированием защитных механизмов, действие
которых ведет к неадекватным формам адаптации в повседневной жизни.
Целью проявления защитных механизмов является “субъективное искажение
восприятия реальности для ослабления возникшего эмоционального
напряжения и стабилизации образа “Я” [153]. Однако у
агрессивно-насильственного преступника примитивная защитная мотивация
приводит либо к оправданию субъектом своих противоправных действий и
деформации у него регулятивной функции самооценки, либо к неприятию им
социальных и правовых норм, что проявляется в перестройке иерархии
мотивообразования и деформации смыслообразующей функции.

Для лиц, входящих в данный уровень агрессивно-насильственного поведения,
характерны неустойчивая или асоциальная личностная направленность,
формальная ориентация на социальные нормы и правила либо оппозиционное
отношение к ним, а также эгоцентричность, склонность к самооправданию и
внешнеобвиняющим формам реагирования, низкое чувство собственной вины и
ответственности.

Предложенный нами структурно-функциональный подход к анализу личности
агрессивно-насильственного преступника хорошо согласуется с описанием и
построением различного рода классификаций черт и типов, разделяющая
грань которых “базируется на отличии димензиональных (континуальных) и
дискретных переменных” [95].

В современной психологии под свойствами или чертами личности понимают
“устойчивые, повторяющиеся в различных ситуациях особенности поведения
индивида” [139, с. 111]. Специалисты относят черты личности, проявляющие
себя как “интегральная диспозиционная стратегия человека”, к наблюдаемым
эмпирическим процессам активности и считают, что они являются одним из
основных элементов поведения субъекта [121, с. 114].

Следовательно, личностная черта представляет собой не только внутреннее
состояние субъекта, и поэтому она должна отражать некую общую тенденцию
поведения. Известно также, что свойства и черты преступника проявляются
при взаимодействии личности с объективной социальной средой, т.е. с
ситуацией, в которой оказался субъект и в которой ему предстоит
действовать. В этом случае, разворачиваясь во внешнем, объективно
наблюдаемом криминальном поступке или противоправном акте деятельности,
свойства и черты личности принимают предметное объективное выражение
индивидуального преступного поведения.

Американский психолог Олпорт считал, что черта личности – это
предрасположенность вести себя сходным образом в самом широком диапазоне
ситуаций [171]. Он утверждает, что поведение человека относительно
стабильно с течением времени и в разнообразных ситуациях, а чертами
личности являются определенные психологические особенности, которые
преобразуют множество стимулов, поступающих из внешнего и внутреннего
мира, обуславливая некое множество эквивалентных ответных реакций.
Данное понимание черты личности означает, что даже самые разнообразные
стимулы вызывают тем не менее у субъекта одинаковые ответные реакции.

В этом случае такая черта личности, как агрессивность может влиять на
восприятие и готовность к насильственному поведению, даже если индивид
находится в бесконфликтной и психологически нейтральной ситуации. В
связи с этим, по мнению Олпорта, черты личности формируются и
проявляются на основе осознания сходства: повторяющиеся ситуации,
которые воспринимаются человеком как равнозначные, дают толчок к
развитию определенной черты, которая затем сама детерминирует и
обуславливает разнообразные виды поведения, эквивалентные для проявления
данной черты. Отсюда следует, что образование в структуре личности
определенных черт во многом зависит от особенностей восприятия ситуации
субъектом. В то же время, считает Олпорт, личность не является просто
набором каких-либо черт. По его мнению, личность включает в себя
единство, структуру и интеграцию всех аспектов индивидуальности,
придающих ей своеобразие. Это достигается за счет существования у
личности чувства внутреннего единства в виде проприума или внутреннего
образа “Я” [180]. Черты личности в этом случае являются своеобразным
отражением проприума как центральной личностной структуры, которая
составляет основу в регуляции поведения индивида. Если у индивида
имеется негативный опыт в виде фрустрации его базовых потребностей, то
это может сказаться на изменении или задержке развития проприума. Это
приводит к раздвоенности самосознания личности на внешнее – защитно
идеализированное, фальшивое, грандиозное и глубинное – пустое,
неразвитое, неэффективное. Такая двойственность образа “Я” в последующем
накладывает отпечаток на остальные аспекты психического
функционирования: оценки, мотивы, поведение.

Учитывая, что личность агрессивно-насильственного преступника испытывает
серьезные затруднения в удовлетворении базовых потребностей, как было
показано в экспериментальной части нашего исследования, можно
предположить, что нормальное психическое созревание индивида в этом
случае нарушается. Завистливый, агрессивный, ослабленный внутренней
борьбой реальный образ “Я” преступника формирует себе в качестве защиты
“грандиозное “Я”, которое впоследствии подчиняет ослабленное “реальное
“Я”. Это приводит к тому, что в сфере общения “грандиозное Я”
агрессивно-насильственного преступника побуждает сначала к идеализации,
а затем к обесцениванию дружеских и интимных отношений. Доминирующими
становятся эгоцентрическая мотивация, низкий уровень эмпатии и
доверительности, нестойкость отношений. Слабое инфантильное “реальное Я”
стремится к сближению с сильными и значительными людьми, компенсируя
свою внутреннюю слабость эксплуатацией силы других. В то же время
агрессивно-насильственный преступник испытывает острое чувство зависти к
людям, чьи привлекательные личностные качества для него являются
недостижимыми. Тогда эти качества обесцениваются и дискредитируются. В
целом в палитре эмоций у него доминируют стабильные фоновые эмоции
враждебности, зависти, пустоты и скуки, перманентно возникающие ярость и
ненависть как устойчивый стиль эмоционального реагирования на фрустрацию
потребностей. Следует также отметить патологическую нетерпимость и
непереносимость критики: с одной стороны, она угрожает сохранению образа
грандиозного “Я”, а с другой – еще более фрустрирует слабое и
беззащитное реальное “Я” [207].

Другой существенной разработкой, имеющей как теоретическое, так и
практическое применение, в рамках исследования черт личности является
концепция Кэттела. По его мнению, современная психологическая теория в
объяснении причин поведения личности должна, в первую очередь, учитывать
многочисленные черты, составляющие индивидуальность, во-вторых,
учитывать степень обусловленности этих черт наследственными признаками
или, напротив, влиянием окружающей среды, а также то, каким образом эти
факторы взаимодействуют между собой. Согласно Кэттелу, личность – это
то, что позволяет нам предсказать поведение человека в данной ситуации.
Поэтому психолог в своих исследованиях должен учитывать не только те
черты, которыми обладает личность, но и такие ситуативные переменные,
как настроение человека в данный момент, социальные роли и многие другие
переменные.

По мнению Кэттела, черты личности можно классифицировать по следующим
иерархическим категориям: поверхностная черта – исходный фактор
личности.

Поверхностная черта – это совокупность поведенческих характеристик,
которые при наблюдении выступают как единство действий субъекта.

Исходный фактор – это базовые характеристики структуры личности, то
постоянство, которое определяет наблюдаемое поведение.

По Кэттелу, поверхностная черта является своеобразной проекцией
поведения, отражая более глубинную структуру – исходный фактор личности.
В ходе исследования черт Кэттел пришел к выводу о том, что структура
личности образована шестнадцати исходными факторами [188].

В настоящее время существует много теоретических подходов,
обосновывающих те или иные ведущие характерологические черты в структуре
личности агрессивно-насильственного преступника.

Определяющим здесь является положение о том, что нет такого единого
свойства личности, которое вызывало бы преступное поведение и отличало
бы лиц, к нему склонных, от людей, соблюдающих правовые нормы [132].

В развитии этого положения в нашей работе сделана попытка обобщения и
выделения некоторой совокупности основных черт личности
агрессивно-насильственного преступника и их отличительных особенностей
как от черт личности правопослушных граждан, так и от других категорий
преступников, на основе материала, полученного с помощью методики
многостороннего исследования личности [8]. Исследователи отмечают, что в
значительной степени черты, присущие всем категориям преступников, имеют
наибольшее выражение у убийц как наиболее ярких представителей
насильственной преступности. Выявленные психологические особенности мы
рассматриваем, в первую очередь, как некоторую предрасположенность к
совершению преступления, т.е. как свойства индивида, понижающие его
криминогенный порог.

Профиль ММИЛ убийц имеет достоверное отличие (р=0,05) от усредненного
профиля всех преступников по шкалам L, F, K, 3, 5, 6, 7, 8, 9, 0, т.е.
по одиннадцати из тринадцати показателей методики. В конфигурации
профиля у убийц обнаружены выраженные однородные личностные свойства,
которые определяются прежде всего пиками по шкалам F, 6, 8. Значительно
выше представлены такие шкалы, как 3, 5, 7, а шкала 4 имеет показатель
на уровне 68 Т-баллов, что можно интерпретировать как наличие
заостренных личностных черт, в значительной мере определяющих поведение
преступников. Результаты исследования позволили выделить следующие
личностные черты агрессивно-насильственного преступника.

Пик по шкале 6 отражает, прежде всего, такую черту, как ригидность –
неспособность личности изменять свое поведение в соответствии с
измененными ситуациями, приверженность к одному и тому же образу
действий, несмотря на то, что внешние условия стали другими [12].

Сочетание пика по шкале 6 с высокими значениями по шкалам 4 и 8
показывает на высокий уровень агрессивности как реакции личности на
фрустрацию потребностей и конфликт, выражающиеся в субъективной
тенденции к враждебному поведению, направленному на полное или частичное
подавление воли другого человека или людей, ограничению их действий,
управлению ими, на причинение им ущерба или страданий [12].

Высокое значение шкалы 4 ММИЛ связано с таким свойством, как
импульсивность, которое заключается в склонности действовать по первому
побуждению под влиянием внешних обстоятельств или эмоций.

Сочетание высоких значений по 4 и 8-й шкалам отражает неприятие
социальных, а тем более правовых норм, и враждебное отношение –
асоциальность.

Наличие пика по 8-й шкале свидетельствует об отчужденности личности в
виде нарушения эмоционального контакта с окружением, невозможности
встать на точку зрения другого, посмотреть на себя со стороны.

Значительное повышение по 8-й и F шкалам говорит об ограниченности
личности в виде неадекватности оценки своего состояния, а также других
лиц, трудностях, связанных с усвоением моральных и правовых норм.

Высокое значение 7-й шкалы характеризует наличие тревожности как
индивидуальной психологической особенности, состоящей в повышенной
склонности испытывать беспокойство в различных жизненных ситуациях.

Резкое отличие 3-й шкалы ММИЛ у убийц от остальных категорий
преступников в виде повышенных ее значений говорит о чрезмерной
стойкости аффекта, повышенной интерперсональной сензитивности, а также
возможности возникновения реакций “короткого замыкания” в виде
жестокости как стремления к причинению страданий, мучений людям.

Таким образом, в результате анализа психологического исследования убийц
можно выделить восемь основных отличительных черт: агрессивность,
импульсивность, жестокость, ригидность, ограниченность, отчужденность,
асоциальность и тревожность.

Ригидность и импульсивность входят в первый уровень структуры
функциональных свойств личности агрессивно-насильственного преступника,
агрессивность, жестокость и тревожность – во второй уровень, а
ограниченность, отчужденность и асоциальность – в третий уровень.

Следующим этапом анализа свойств личности агрессивно-насильственного
преступника являлась задача построения наиболее обобщенного
психологического портрета в терминах, позволяющих описывать поведение
человека в повседневной жизни. Для этого необходимо определить
внутренние связи на основе симиляров и оппозитов, которые образуют
“облака” значений вокруг синонима и антонима каждой выявленной черты
личности агрессивно-насильственного преступника. Все характерологические
черты входят в тезаурус личностных качеств, разработанный
исследовательской группой под руководством А.Г. Шмелева [175].
Отечественный тезаурус был создан в результате экспериментального
подхода к построению базисного семантического словаря черт личности
[174]. В дальнейшем на базе тезауруса была реализована
автоматизированная программа “Тезал”, позволяющая спроектировать в
пространство дескриптеров любую из 2090 личностных характеристик и
представить их в виде вектора (профиля) исходных факторов Кэттела. Такая
факторизация позволяет представить в стандартной форме любой аспект
личностных черт, полученных с помощью свободного подбора или анализа,
что существенно облегчает интерпретацию. С помощью компьютерной версии
“Тезал” построен интегративный портрет личности
агрессивно-насильственного преступника в идеографическом и по-факторном
стандартизированном представлении, включающий 40 симиляров значений
индивидуальных отличительных свойств (прил. 1). Интегративный портрет
личностных черт представляет набор взаимосвязанных между собой
поведенческих характеристик, которые описывают внешние наблюдаемые
свойства индивида или, по предложенному выше определению Кэттела,
являются поверхностными чертами. Несмотря на то, что интегральные
свойства личности не имеют единой взаимосвязанной основы, из которой
можно вывести объяснение причин поведения, они позволяют существенно
расширить наше представление об особенностях индивида. Для анализа
базовых структур личности агрессивно-насильственного преступника
необходимо выйти на более “глубокий” уровень интерпретации, т.е.
перевести интегративные свойства в критерии исходных черт,
представленных в виде шестнадцати базовых факторов. Перевод
интегративных или поверхностных черт личности в факторы личности Кеттела
также осуществлялся с помощью компьютерной версии программы “Тезал”, а
ее результаты представлены в табл. 12.

Таблица 12. Интегративный портрет личности агрессивно-насильственного
преступника в критериях факторных черт Кеттела

Фактор Название

по Кеттелу Качества по

высокому

значению Качества низкого

значения Баллы от

–20 до +20

A Отчужденость Добродушный Жестокий – 15

B Интеллект Сообразительный Глупый – 11

C Эмоциональная устойчивость Зрелый Неустойчивый – 6

E Доминантность Упрямый Скромный + 16

F Рассудительность Молчаливый Беззаботный + 6

G Ответственность Нравственный Нерадивый – 14

H Смелость Раскованный Неуверенный + 5

I Сензитивность Мягкий Жесткий – 13

L Доверчивость Подозрительный Доверчивый + 16

M Мечтательность Артистичный Практичный 0

N Дипломатичность Опытный Неуклюжий – 15

O Тревожность Беспокойный Спокойный 0

Q1 Радикализм Либеральный Консер- вативный + 6

Q2 Самодостаточность Самостоятельный Зависимый + 8

Q3 Недисциплинированность Импульсивный Пунктуальный 0

Q Возбудимость Напряженный Расслаб- ленный + 17

Обсуждение результатов

Анализ основополагающих факторов структуры личности
агрессивно-насильственного преступника позволяет сделать вывод о
внутреннем противоречии в характере его черт и свойств, что и определяет
негативные особенности его поведения. С одной стороны, личность
стремится активно доминировать над другими людьми (E+), при этом
стараясь оставаться свободной от каких-либо обязательств и внешнего
контроля (Q2+), а также от повседневных забот (F+ ). С другой стороны,
возможности ее влияния на других ограничены низким интеллектом ( B- ),
социальной неуклюжестью (N-), жесткостью ( I- ), эмоциональной
холодностью в отношениях ( A- ), отсутствием чувствительности и
добродушия ( G- ). В результате, ожидания личности относительно своего
места и роли в обществе не подтверждаются, что приводит к постоянной
фрустрации ( Q4+ ), тотальной подозрительности и созданию “образа врага”
( L+ ). Накапливаемое напряжение, не имея достаточных рычагов внешнего и
внутреннего контроля поведения ( G-, C-, Q3 0 ), приводит к разрядке
напряжения в виде вспышки агрессии, жестокости и насилия ( H+ ).

Под типологией личности часто подразумевают набор дискретных категорий,
позволяющих проводить разделение людей на группы. В нашей работе под
типологическим признаком поведения принято понимать тот симптомокомплекс
агрессивно-насильственного преступника, который является основным для
анализируемого уровня и характеризует “достижение личностью
дезадаптивного результата в организации своего взаимодействия со средой
и проявляющиеся в феномене предпочтений” [96, c. 370].

Данное предположение основано на экспериментально подтвержденной
гипотезе о существовании устойчивых совокупностей
индивидуально-типологических признаков, актуализирующихся благодаря двум
обстоятельствам – имеющейся у человека предрасположенности и наличию
релевантных стимулов среды [95]. Особенности предпочтений являются
базовыми компонентами ведущей тенденции [151], выражающейся в стилевом
взаимодействии человека с миром, и рассматриваются как основные
измерения функциональной типологии [187].

Первый уровень структуры агрессивно-насильственного преступника
представляет типология, в основе функционирования симтомокомплекса
которой находятся нереализованные побуждения личности. Известно, что
побуждения человека можно отличать по силе проявления. Если их
попытаться проранжировать по силе, то, с одной стороны, этот
ранжированный ряд дает нам дифференциальную специфику человека, а с
другой – позволяет нам объединять людей с одинаковыми ранговыми рядами,
т.е. предоставляет возможность строить типологию личности по
побуждениям. Действительно, как некоторые люди обращают на себя внимание
своей исключительной способностью, например, в музыке, поэзии или
математике, так и личность может отличаться исключительной силой
какой-то из своих потребностей. При этом побуждения индивида следует
различать, во-первых, по количественным показателям. Например,
побуждение потребность в мужественности в норме может проявляться в
таких поведенческих особенностях личности, как смелость, решительность,
отвага и т.д. Тогда как более сильное выражение данной потребности может
манифестировать в виде симтомокомплексов – агрессивности, властности,
деспотичности, а, наоборот, более слабое ее проявление – в пассивности,
кроткости, уступчивости. Во–вторых, потребности отличаются не только
количественно, но и качественно, в виде возможности реализовать себя в
действительности. Если потребность не в состоянии проявиться, т.е. не
может по субъективным или объективным причинам найти свой объект
реализации, то это приводит к внутреннему напряжению или стрессу. Данное
латентное, нереализованное побуждение личности будет представлять для
субъекта наибольшую опасность. Создаваемое неудовлетворенной
потребностью динамическое пространство объединяет определенное
психологическое поле типовых признаков поведения, характерное для данных
субъектов, на основании которого и составляется типология личности в
виде класса опасностей побудительных тенденций. В свое время Ф. Шиллер в
произведении “Преступник из-за потерянной чести” подметил сходство в
судьбах многих разных людей, предвосхитил это открытие и даже наметил
основные подходы к построению классификации личности по побуждениям:
“Сердце человеческое – сколь оно просто и в то же время сколь сложно!
Казалось бы, одна и та же способность или страсть может проявиться в
тысячах формах и устремлений, может вызывать тысячи противоречивых
явлений, может в тысяче характеров проявляться по-разному, и тысячи
разных характеров и действий могут быть порождены одинаковой
склонностью, пусть даже человек, о котором идет речь, меньше всего
подозревает о своем сходстве с другими. Если бы для рода человеческого,
как и для других областей природы, нашелся когда-нибудь свой Линней,
который сумел бы дать ему классификацию по побуждениям, поступкам и
склонностям, как удивился бы мир, обнаружив в одном ряду с чудовищем
Борджиа того или иного из людей, чьи преступные склонности разряжаются
ныне в узкой мещанской сфере и тесных рамках закона” [173, с. 495]. На
основе побуждений, представленных Л. Зонди, мы попытаемся описать
криминальную классификацию личности агрессивно-насильственного
преступника, где ее симптомокомплексы следует понимать не как
свершившийся факт, а только как определенную возможность, которая может
проявиться при неблагоприятном для субъекта стечении обстоятельств
[218].

Основные симптомокомплексы латентных побуждений

“Класс побуждений h: быстро влюбчивых”.

Источником создающим, опасность побуждения этого класса, является
неудовлетворенная любовь. После потери объекта, к которому они питали
нежность, представители данного класса, пытаясь компенсировать эту
потерю, становятся самодурами. В этом случае, человек, утратив объект
своей нежности, неминуемо становится агрессивным. Причем агрессия
направляется как против окружающих, так и против самого себя.

“Класс побуждений s: кротких, как овечка палачей”.

Представители этого класса очаровательно вежливые, однако за их
очарованием скрывается жестокосердие и агрессивность. Они часто
увлекаются борьбой или спортом вообще. Источником опасности побуждения у
них является неудовлетворенная потребность “быть мужчиной”, т.е. не
удовлетворяются их притязания на агрессивность и садомазохизм. Как
мужчины, так и женщины этого класса всегда стремятся жить с партнером в
садомазохистском дуальном союзе, а целью его побуждений является
создание садомазохистских цепей, которые намертво приковывают его к
партнеру. Такой индивид не может без партнера ни жить, ни работать. Если
же их дуальный союз распадается, вытесненная агрессия из латентного
состояния переходит в открытое насилие.

“Класс побуждений e: лиц с натурой Каина”.

Опасность побуждений появляется вследствие неудовлетворенности
притязаний “Каина”, из-за их переполненностью злобой, ненавистью,
завистью, местью и ревностью. Личностными особенностями их чаще всего
являются – нарциссизм, ригидность мышления и чопорность в поведении, а
также педантизм, строгое распределение времени и денег, жесткая
упорядоченность жизни.

“Класс побуждений hy: “пастырей” и “услужливых” натур”.

Опасность побуждения у представителей этого класса обусловлена
стремлением все время быть на сцене всеобщего обозрения, выставлять себя
на показ, желанием поражать окружающий мир, а часто и самого себя.
Личностными особенностями их являются – эмоциональная неустойчивость,
импульсивность, возбудимость, демонстративность. В аффективной жизни
этих индивидов часто можно наблюдать непроизвольную разрядку негативных
эмоций, в основном направленную на близких им людей.

“Класс побуждений k: нарциссов и стяжателей”.

Представители этого класса стремятся наглухо отгородится от окружающего
мира и постоянно находятся в тюрьме собственного “Я”. Особенностями их
характера являются: чрезмерный педантизм, рассудительность, жесткий
формализм, рационализм, чопорность, непреклонность, резкость,
неразговорчивость, холодность чувств, жажда имущественного могущества,
упрямство, лицемерие. Если они вынуждены появляться среди людей, то все,
что они делают и говорят ощущается ими как чужое. Опасность
побудительных тенденций таких индивидов является убийство в состоянии
отчаяния.

“Класс побуждений p: непризнанных гениев, готовых убить”.

Опасность побуждения обусловлена неудовлетворенной потребностью в
расширении “Я”. Будучи не в состоянии реализовать ощущаемые в себе
гениальность и жажду власти, данные индивиды пытаются выйти из этого
состояния путем буйных, истерических припадков или с помощью навязчивых
мыслей об убийстве. Они часто мстительны, ревнивы, одержимы.

“Класс побуждений d: “вечно ищущих” и депрессивных”.

Опасность побуждений у представителей этого класса обусловлена их
неудовлетворенной потребностью добыть свой праобъект. Из-за этого они
становятся вечными искателями или бродягами. Общей чертой таких
индивидов является то, что они постоянно ищут объект, который ими или
уже утрачен, или есть опасность его потерять. Они жестко фиксированы на
соперничестве со своим праобъектом (отцом, матерью, сестрой, мастером)
таким образом, что в течение их дальнейшей жизни вступают в агрессивное
соперничество с любым человеком, преуспевающим в какой-либо области.

“Класс побуждений m: лиц, подверженных маниям”.

Опасность побуждений обусловлена латентной потребностью прикрепиться к
объекту, так как они не чувствуют себя способными надежно овладеть
объектом. Они не уверены в связи с объектом даже тогда, когда объект в
самом деле прочно с ними связан. Следовательно, потребность в сцеплении
у них является ненасыщаемой, с такой потребностью они остаются вечными
младенцами, вечными “оральными садистами”. В этом классе можно найти
страдающих невротическим страхом, заик, трудновоспитуемых, рассеянных,
непоседливых, гипоманиакальных, пироманов, клептоманов, взломщиков,
аффективных убийц, эпилептиков, гомосексуалистов. Однако за всем этим
феноменологическим разнообразием клинических и криминальных картин
всегда скрывается одна и та же опасность, заключающаяся в неспособности
прикрепиться к кому-нибудь. С глубинно-психологической точки зрения
гипоманиакальная реакция указывает на то, что личность оторвалась от
объекта, бесцельно хватается то за один, то за другой объект, не имея,
однако, возможности удерживать его длительное время. Вследствие этого
она становится агрессивной, обращая свой садизм на окружающий мир, быть
частью которого она не в состоянии.

В основании второго уровня структуры личности агрессивно-насильственного
преступника лежит направленность его побудительной тенденции. В
зависимости от того, куда направляется жизненная энергия индивида, можно
различать особенности агрессивно-насильственного поведения.

Симтомокомплексы направленности мотивационных тенденций

Если человек односторонне направляет свою мотивационную тенденцию на
свою наследственность, черпая оттуда для себя идеалы и ценности, то
очень скоро такой индивид оказывается под господством “навязанной” формы
судьбы, которая заставляет его слепо принимать заветы предков, подражать
в поведении и следовать их примеру. В результате человек оказывается
неспособным организовать жизнь в соответствии со своими возможностями и
вынужден повторять в своей жизни судьбу своих предков. Криминальным
выражением данного вида мотивационной направленности могут служить
примеры, когда дети насильственных преступников сами в дальнейшем также
совершают преступное насилие.

Если весь мотивационный энергетический потенциал направляется на
инстинктивно-побудительную сферу человека, то такой человек проживает
навязанную форму судьбы неудержимого и имульсивно-неуправляемого
характера. Этот субъект всецело оказывается под влиянием сексуальных
инстинктов, не имея возможности их контролировать. Криминальное
выражение – сексуальное насилие.

Если окружающая среда при мотивационной направленности получает
пропорционально большую часть, то на долю такого человека выпадает
судьба, связанная с неврозом социального характера. В этом случае, по
мнению Э. Фромма, человек, чувства которого ориентированы рынком,
является отчужденным от себя, от своего окружения, от своих ближних и от
природы. У такого субъекта происходит подмена истинных всеобщих
человеческих ценностей на ценности временные и сиюминутные. “Рыночное
понятие ценности, преобладание ценности обмена над ценностью потребления
привело к появлению подобного понятия ценности по отношению к людям и
прежде всего по отношению к самому себе” [169, с. 72]. Рыночные
отношения и особенности личности приобретают неограниченную власть над
такими людьми, что находит проявление в формировании таких качеств, как
конформизм, неустойчивость, зависимость от окружающих и эмоциональная
тупость. В криминальном поступке эти свойства могут найти выход в
групповых демонстративных хулиганских действиях.

В том случае при доминировании интеллекта мотивационная тенденция
направляется во власть логики и рассудка, человек деградирует до уровня
холодного рационалиста, сомневающегося во всем, что находится за
границей разума и чувственного опыта. Такой человек теряет способен к
трансценденции. В своем сугубо рациональном мире, где учитывается только
то, что можно измерить и поместить в каталог, он “усыхает, подобно
сухофрукту”. В криминальном поступке это находит выход в безжалостном
прагматичном акте насилия над своей жертвой.

Если, наоборот, мотивационная тенденция направлена в мир идей, то
человек лишается почвы под ногами. Окружающая действительность у такого
индивида становится проективно искаженной. Сцены внутреннего и внешнего
мира заполняются преследователями, а душа наполняется воинственными
настроениями. Криминальное выражение – насилие из ревности или мести.

В основе третьего уровня раскрытия поведенческих классификационных
признаков личности агрессивно-насильственного преступника лежит защитная
мотивация. В отличие от правопослушных граждан, его механизмы защиты,
как показали наши исследования, являются более примитивными и служат для
оправдания агрессивного поведения. Учитывая, что механизмы защиты
отражают индивидуальный способ искажения когнитивной и эмоциональной
составляющих образа реальности субъекта, на основе описания этих
признаков можно дать следующие типологические особенности
агрессивно-насильственного поведения.

Основные симптомокомплексы мотивационной защиты

Демонстративно защищающиеся – данные субъекты опасаются, что ничего из
себя не представляют, пытаясь в виде агрессивного поведения убедить
других, что они – люди отчаянные и бесстрашные.

Защищающие свой идеальный образ – эти индивиды пытаются защищать, порой
агрессивно, свой собственный созданный образ от пренебрежения, в
основном воображаемого или придуманного, со стороны других.

Нарциссическая защита – данные индивиды уверены, что другие существуют
только для их обслуживания, и проявляют гнев и насилие, когда им
отказываются подчиняться.

Защита своей социальной роли – эти субъекты агрессивно выступают против
других вследствие своей социальной роли или занимаемого места в своей
преступной группе ( главари банд ).

Сладострастно защищающие себя – данные субъекты получают удовольствие от
нанесения вреда другим, причем в жертвы выбираются более слабые, не
имеющие возможности дать отпор индивиды.

Аффективно защищающиеся – данные индивиды прибегают к агрессии из-за
сильного опасения, что сами станут жертвой, если не нанесут удар
первыми.

Как можно убедиться, защитные механизмы агрессивно-насильственного
преступника приводят к нарушению смысловой регуляции индивида, которая
обуславливает его защитно-агрессивный характер и определяет линию
насильственного поведения. В то же время нарушение смысловой регуляции у
агрессивно-насильственного преступника, по мнению зарубежных ученых и
специалистов, заключается не только в феномене психологической защиты, а
находит проявление в особом “партиципативном мироощущении” [212].

Термин “партиципация” был впервые введен в научный лексикон Леви Брюлем,
который занимался изучением образа жизни дикарей из первобытных племен
Африки и Австралии. Партиципация означает такую ступень в развитии
первобытного мышления, которая проявляется в ощущении “единобытия” или
единоцелостного существования дикаря совместно с тотемом своего племени
[86]. Позднее швейцарский психолог Л. Зонди использовал этот термин для
обозначения особенностей мировосприятия индивидов, испытывающих на себе
давление и враждебность окружающего мира. Л. Зонди пришел к выводу, что
проективная защита и партиципация имеют одни общие корни, одно
психологическое основание – потребность в психологической поддержке
своего “Я”, целью которого является “освобождение от невыносимого
одиночества” [213].

У агрессивно-насильственных преступников, по мнению Л. Зонди, когда они
отбывают наказание за свои преступления, данная потребность является
особенно актуальной и ярко выраженной, однако чаще всего проявляет себя
в ложной идентификации с эрзац-объектом. Если в процессе
психокоррекционной работы произойдет замена объектов ложной
идентификации, какими у агрессивно-насильственных преступников могут
выступать культ силы, власть инстинктов, отчужденный идеал, мнимые
ценности и т.д., на объекты подлинной партиципации, какими, по мнению
Л. Зонди, выступают совесть и вера, то дальнейшая судьба преступника
может измениться “самым чудесным образом” [62, 63].

Таким образом, опираясь на результаты проведенного исследования,
доказавшего, что отличительные особенности агрессивно-насильственного
преступника проявляются в нарушении его побудительной, направляющей и
регулирующей функций мотивационно-смысловой сферы, мы предлагаем
представить эти изменения в виде многоуровневой структуры, что позволит
проводить подробный функциональный анализ этих изменений, дать описание
черт личности и типологических признаков поведения. Тогда вертикальную
ось структуры составят особенности саморегуляции поведения, которые в
зависимости от нарушения той или иной функции протекают на индивидном,
индивидуально-психологическом или личностном уровне. Соответственно,
горизонтальную ось составляют особенности нарушения личности
агрессивно-насильственного преступника в базовых психологических
категориях: мотивация – деятельность – поведение.

Реализация данного подхода позволяет, по нашему мнению, обосновать
построение функциональной типологии агрессивно-насильственного
преступника, предложить определенные психодиагностические критерии
многоуровневой структуры, что даст возможность проводить более
дифференцированный анализ личности при проведении
судебно-психологических экспертиз, определении меры наказания, а также в
мероприятиях по профилактике и психологической коррекции
агрессивно-насильственного поведения.

2.3. Психодиагностическая система прогноза

агрессивного поведения и оценки самоконтроля личности

Для решения сложных, но крайне актуальных проблем по профилактике
агрессивно-насильственной преступности требуется осуществить комплексный
подход в создании системы научно-методического и диагностического
обеспечения работы практического психолога. Разработка и раскрытие
содержания “психологического обеспечения деятельности сотрудников
органов внутренних дел” была впервые предпринята отечественным
психологом и ученым И.Б. Пономаревым [127]. Вопросами профилактики
агрессивно-насильственного преступного поведения и создания
психологической службы в исправительных учреждениях занимался М.Г.
Дебольский [44]. По мнению И.Б. Пономарева, “психологическое обеспечение
деятельности органов внутренних дел – это комплексное использование
психологической науки, средств и технологий специально подготовленными
людьми для совершенствования деятельности сотрудников ОВД” [127, с. 25].
Системный подход, учитывающий влияние объективных и субъективных
факторов в психологической подготовке сотрудников ОВД, получил
дальнейшее развитие в работах отечественных психологов И.О. Котенева и
В.П. Трубочкина [71].

Все это в полной мере относится к проблеме проведения профилактических
мероприятий в работе практического психолога с насильственной
агрессивностью личности.

Действительно, проведенное нами экспериментальное исследование личности
агрессивно-насильственного преступника показало, что понятие “агрессия”
имеет дифференцированную психологическую природу и проявляется в широком
спектре изменения мотивационно-смысловых аспектов. В этом плане,
очевидно, можно говорить о потенциально агрессивном восприятии и
потенциально агрессивной интерпретации действительности как об
устойчивой личностной особенности мировосприятия и миропонимания. При
этом проявление (или непроявление) агрессивности как личностного
свойства в таких актах поведения, как агрессивно-насильственные
действия, всегда будет являться результатом сложного взаимодействия
трансситуативных и ситуационных факторов. Раскрытие этих условий и учет
всех психологических коррелят, так или иначе влияющих на личность, дает
нам ключ к пониманию побудительных детерминант
агрессивно-насильственного поведения, а следовательно, и для последующих
профилактических мер воздействия. В самом деле в случае агрессивных
действий неагрессивной личности в основе генезиса, т.е. первопричины
этих действий, будет лежать фактор ситуации. В случае же проявления
агрессивных действий агрессивной личностью во взаимодействии
трансситуативных и ситуационных факторов примат будет принадлежать
личностным качествам. Этот подход предложил и обосновал отечественный
психолог А.А. Реан, считающий, что “во взаимодействии трансситуативных и
ситуационных факторов в большинстве случаев транситуативным принадлежит
роль детерминант поведения, а ситуационным – роль модуляторов” [138].

Однако определить соотношение транситуативных и ситуационных факторов, а
следовательно, выяснить первопричину агрессивно-насильст-венного
поведения невозможно в рамках рассмотрения агрессии вообще, вне
выделения ее структуры. Правда, здесь возникают новые проблемы,
связанные с выбором основания для диагностики агрессивности личности,
так как в настоящее время существует несколько подходов:

1. Динамический подход структурирования агрессии, где основанием
различения является количественный критерий силы
агрессивно-насильственных действий или степени агрессивности личности.
Логика исследований для такого подхода заключается в психометрическом
выделении нормы и отклонений от нее влево (заниженные показатели) и
вправо (завышенные показатели). Преимущества уровневой структуры
агрессии проявляются в том, что его показатели легко “переводятся” на
язык практической психологии и удобны для пользователя. Примерами
практической реализации данного подхода являются многочисленные тесты
измерения агрессивности, где наиболее верифицированным на сегодняшний
день является опросник BDHI, разработанный американскими психологами А.
Бассом и А. Дарки [138]. Главная трудность в теоретическом обосновании
данного подхода состоит в ответе на вопрос, что считать нормой.
Распространенная в психологии парадигма статистической нормы при решении
проблем агрессивно-насильственного поведения не всегда является
приемлемой формой. Ограничениями адекватности оценки здесь могут
выступать половозрастные, социокультурные и межнациональные различия.

2. Функциональный подход к структуре агрессии, где основанием является
идентификация совокупных признаков, составляющих сущность
рассматриваемого поведения. Он представляет собой описание внешне
наблюдаемых объективных признаков агрессивно-насильственного поведения.
Его преимуществом является четкая классификация поведения, когда можно
выделить определенные типы личности и осуществлить прогноз их
жизнедеятельности. Недостатком такого подхода, на наш взгляд, является
жесткая привязка функционального типа к конкретной модели поведения,
стилю реагирования, характеру заболевания и т.д. В то же время личность
в совокупности своих компонентов представляет собой настолько сложное
явление, что в любой, даже самой совершенной типологии, можно найти
существенные ограничения в ее описании.

3. Регуляционная структура агрессии, где основанием является понятие
нормы поведения в виде степени эффективности контроля над агрессивной
реакцией. В данном случае дифференциальным критерием агрессивного
поведения личности является его “полезность – вредность” как для самого
индивида, так и для общества в целом. Отсюда следует, что в
регуляционном подходе предлагается различать два вида агрессии:
доброкачественную и злокачественную. Доброкачественная агрессия является
биологически адаптивной, способствует поддержанию жизни и связана с
защитой витальных интересов, представляя собой реакцию на угрозу этим
интересам. Злокачественная агрессия не является биологически адаптивной
формой существования, не связана с сохранением жизни, не является
защитой от нападения или угрозы, т.е. не сопряжена с защитой витальных
потребностей, а, следовательно, должна рассматриваться как вредная,
проявляющая себя в виде деструктивности и жестокости. Примером
реализации данного подхода может служить классификация насильственного
поведения Э. Фромма [168]. Основным недостатком данной теории являются
трудности в определении того, какие именно потребности личности
объективно относятся к витальным, какой уровень агрессивных действий
достаточен для защиты этих интересов, а также проблема субъективности
определения внешних действий как угрожающих ее витальным потребностям.

Преодолеть перечисленные внутренние противоречия представленных
положений, по нашему мнению, можно при реализации системного подхода
оценки агрессивно-насильственного поведения. Системный подход
предполагает одновременное изучение всех вышеперечисленных уровней
рассмотрения агрессивно-насильственного поведения с целью установления
их взаимосвязи и взаимообусловленности. Структурирование поведения в
какой-то степени отражает многоуровневый принцип функционирования
психики, где в равной степени присутствуют элементы биологического и
социального, компоненты индивидуальности и духовности. В этом случае
индивид не может постоянно действовать на одном уровне функционирования.
В его поведении осуществляется “постоянный и легкий переход от одного
функционального уровня к другому” [10]. При системном анализе
агрессивно-насильственного поведения необходимо различать между собой:

1. Агрессивные побуждения, которые представляют динамический компонент
системы.

2. Виды агрессивного поведения, которые представлены типологическими
компонентами системы.

3. Свободное (зрелое) поведение личности, которое представляет
регулятивный компонент системы.

Как показал анализ, мотивационная сфера относится к функциям, которые
обеспечивают жизнедеятельность личности. Функции управления и регуляции,
в свою очередь, отходят к другой сфере – смысловой, в которую входят,
соответственно, сознание, самосознание, система ценностных ориентаций
личности, включая этическую регуляцию поведения. На этом основании мы, в
рамках системного подхода, рассматриваем человека как существо, которое
с самого начала своей жизни подвергается определенному принуждению в
необходимости проявления агрессии со стороны побудительной сферы. Однако
по мере возрастания зрелости и исходя из индивидуальных возможностей
человек вскоре получает шанс осмысливать свое поведение, а
следовательно, направлять и контролировать свою агрессивность, и тем
самым реализовывать свою свободу и способность управлять поведением.
Свободная суть человека в таком случае проявляется в наличии у него
свободы выбора между добром и злом.

Отсюда следует, что свобода личности в системном подходе заключается в
возможности эффективного управления своими агрессивными тенденциями, а
не в фатальном подчинении им. Данное положение принципа системности
должно найти свое выражение и в психодиагностическом инструментарии
оценки насильственной агрессивности личности. Действительно, в
диагностическом плане только системный подход, как подчеркивал К.К.
Платонов, позволяет избежать ошибок тестологической схемы, реализовавшей
первую ступень квантифицированного изучения личности [126]. Благодаря
системному подходу в психологической диагностике обеспечивается
всестороннее сопоставление имеющихся сведений, а также учет
компенсаторных возможностей личности. Для этого, по мнению А. Анастази,
необходимо использовать такие методы диагностики и анализа данных,
которые в полной мере согласуются с природой личностных показателей [2].
Поэтому для того чтобы получить надежные и согласованные результаты при
проведении психологического тестирования, нужно привести в определенную
систему все связи между диагностируемыми личностными свойствами и их
признаками, проявляющимися в поведении человека. Такие системы, в
зависимости от решаемых задач, могут строиться как из классических
вариантов методик, так и путем системного синтеза отдельных элементов
подобных методик. Интерпретация результатов такой системной методики
носит интегральный характер и может проводиться на различных уровнях. В
этой связи становится особенно актуальной, по словам Б.Ф. Ломова, задача
выяснения системных оснований оцениваемых психологических свойств [106].
Обоснование и основные принципы системного подхода нами были
апробированы в работах по психологической подготовке сотрудников ОВД и
при составлении психологического портрета преступника [103].
Методологической базой в этом служили работы отечественного психолога
Л.Б. Филонова [161, 162].

Для решения задачи прогноза агрессивного поведения и оценки самоконтроля
личности, в создаваемую нами психодиагностическую систему, в
соответствии с их ролью в жизнедеятельности индивида,необходимо включить
раскрытые нами выше уровни – динамический, функциональный,
регуляционный. Так как эти уровни взаимодействия личности составляют
основу для порождения и развития новых звеньев причинной цепи
функционирования, то мы получаем последовательность системы общей оценки
агрессии, каждая из которых включает предыдущую в качестве своего
компонента. При этом связь динамики психодиагнотической системы с ее
структурой будет определяться последовательным включением в систему
выстраивающихся друг за другом и дополняющих структурных уровней. В
нашем случае использование системной методологии для целостного описания
агрессивно-насильственного поведения личности диктует необходимость
разработки специальных диагностических средств, ориентированных на
системную модель еще и потому, что психодиагностические методики,
применяемые в “традиционной” исследовательской работе, могут маскировать
искомые эффекты ввиду многозначности интерпретируемости такого
психического явления, как агрессивность. Действительно, предусмотреть
взаимную согласованность и функциональную иерархию отдельных измерений
агрессивного поведения личности можно только при таком выборе оценочных
параметров методики, при котором каждый из показателей отвечает
определенной величине в теории.

Резюмируя сказанное, мы считаем, что к основным задачам системного
подхода в области психологической диагностики по оценке и прогнозу
агрессивного поведения личности относятся :

1. Согласование целей и средств сбора данных, т.е. подбор методик в
соответствии с функциональной ролью измеряемых нами личностных свойств в
контексте агрессивно-насильственного поведения.

2. Согласование результатов исследования и средств их верификации с
целостной системой гипотез, вытекающих из концепций агрессивного
поведения личности.

3. Согласование способов анализа и обобщения данных со структурными и
генетическими особенностями изучаемых симтомокомплексов личностных черт.

Учет и последовательное сопоставление обозначенных компонентов
многоуровневого анализа агрессивно-насильственного поведения позволяет
построить целостную систему психологической диагностики агрессивности
личности и на ее основе проводить прогноз вероятности насильственных
действий.

Первый, или динамический, уровень психодиагностической системы, согласно
принципам функционирования, составляют количественные критерии
агрессивного потенциала личности, которые мы получаем в процессе
экспресс-диагностики теста Зонди (табл. 14). Полученные векторные
картины не становятся в данном случае предметом анализа, а в
соответствии с гипотезой исследования являются показателями силы
агрессивных побуждений личности.

Таблица 14. Количественные показатели динамического потенциала

агрессивности личности

Баллы S P Sch C

20 +! +! – 0 – +/- 0 -!

19 +! 0 0 0 – – 0 +!

18 + 0 -! +! – + +! -!

17 +! -! – + + – -! +!

16 -! +! 0 -! – 0 + –

15 + – – – 0 + 0 +

14 + +/- 0 +! 0 – 0 –

13 + + 0 – 0 0 – 0

12 – + +/- – + 0 – +

11 +/- 0 0 + +/- – 0 0

10 – +/- – +/- 0 +/- + +

9 0 + +! -! +/- + 0 +/-

8 +/- +/- 0 +/- + +/- – +/-

7 +/- + + 0 +./- 0 – –

6 +/- – +/- 0 + + +/- +

5 0 – + + +/- +/- + +/-

4 0 +/- + +/-

+ 0

3 0 0 + –

+/- 0

2 – – +/- +

+/- +/-

1 – 0 +/- +/-

+/- –

В этом случае каждой векторной картине присваивается определенный балл
на основе выявленных нами мотивационных тенденций. Затем, складывая
полученные баллы каждой векторные картины между собой, мы получаем
динамическую силу агрессивного потенциала личности в количественных
критериях оценки. Итоговый показатель говорит о степени вероятности
проявления агрессивного поведения и сопоставляется с разработанной Э.
Фроммом классификацией насилия.

На самом нижнем уровне классификации Э. Фромма находится игровое
насилие, когда оно используется в целях демонстрации субъектом своей
силы и ловкости. В качестве примера для данного уровня насилия Э. Фромм
использует военные игрища примитивных народов, различного рода боевые
искусства, контактные виды спортивных дисциплин.

Следующий уровень носит название реактивное насилие, проявляется при
защите жизни, достоинства, а также собственного или чужого имущества.
Насилие здесь может реализоваться, когда люди чувствуют угрозу себе и
готовы убивать, разрушать для собственной защиты или когда у человека из
зависти и ревности появляется враждебность к кому-либо.

Другой уровень – насилие из мести носит иррациональный характер, так как
ущерб субъекту был нанесен в прошлом и применение силы здесь не является
больше функцией защиты. Однако насильник магическим образом стремится
сделать как бы несвершившимся то, что уже реально свершилось.

Компенсаторное насилие проявляется там, где человек не может создавать,
а хочет лишь разрушать, так как он не способен направлять свою волю на
определенную цель. “Созидание жизни требует известных свойств, которые
отсутствуют у импотентного в этом смысле человека. Разрушение жизни
требует только одного: применения насилия. Импотенту нужно обладать
револьвером, ножом или физической силой, и он может трансцендировать
жизнь, разрушая ее в других или в самом себе. Он мстит жизни за то, что
она его обделила” [168, с. 28].

Индивидуума, демонстрирующего архаическую жажда крови, трудно считать
человеком, так как он деградирует в своей склонности к проявлению
насилия до животного, освобождая себя от бремени разума. Для него
“пролитие крови означает ощущение себя живым, сильным, неповторимым,
превосходящим всех остальных, убийство… превращается в великое упоение,
великое самоутверждение на крайне архаической почве” [168].

Результатом сопоставления количественных критериев и классификации
насилия Э.Фромма стала шкала-прогноз вероятности проявления агрессии и
возможных форм насильственных действий (см. табл. № 15 ).

Таблица 15. Шкала-прогноз вероятности проявления агрессии и возможных
форм насильственных действий

Уровень

насилия Баллы Прогноз вероятности агрессии, форма насилия

I 8 – 16 Сверхнизкая

II 17 – 24 Очень низкая

III 25 – 32 Низкая

IY 33 – 40 Ниже среднего (игровое насилие)

Y 41 – 48 Средняя (игровое насилие)

YI 49 – 56 Выше среднего (аффективные убийцы)

YII 57 – 64 Высокая (убийство из ревности, мести)

YIII 65 – 72 Очень высокая (убийцы-бандиты)

IX 73 – 80 Сверхвысокая (серийные убийцы-маньяки)

I, II и III уровни насилия в данной таблице, по нашему мнению, могут
говорить либо о гуманизированной личности, целиком отдающей себя
служению обществу, либо о невротической личности, которая настолько
подавляет свои агрессивные побуждения, что порой испытывает серьезную
проблему адаптации в обществе.

IV и V уровни, в свою очередь, характеризуют индивидов с активной
жизненной установкой и демонстрацией своей силы в социально приемлемой
форме.

VI и VII уровни указывают на высокую готовность индивида к совершению
насильственных действий. Проявление агрессивной реакции здесь будет
зависеть от ситуации, в которой находится индивид, и его восприятия
действительности. В этом случае различия шестого и седьмого уровней
будет проявляться в том, что для индивидов шестого уровня характерно
пассивное выжидание “благоприятной” ситуации для разрядки своих грубых
аффектов, а индивиды, относящиеся к седьмому уровню, все время находятся
в активном поиске таких ситуаций.

VIII и IX уровни насилия могут говорить о довольно высокой вероятности
совершения агрессивного деликта, убийство для таких индивидов становится
своего рода самоцелью.

Проведенное нами пилотажное исследование показало, что в YII и YIII
уровень количественного критерия вероятности проявления насильственных
действий вошли только осужденные за совершение серьезных насильственных
преступлений (убийства, нанесение тяжких телесных повреждений и т.д.), в
то же время другие категории насильственных преступников присутствуют и
в остальных группах. На основании полученных нами данных можно
предположить, что феномен агрессивно-насильственного преступника не
является однородным по своей качественной структуре и составу.

Преступники, уровень по своим показателям направленности и потенциальной
силы агрессии в основном не отличалась от большинства правопослушных
граждан (контрольная группа), они нарушали закон, как показал анализ
уголовных дел, под воздействием алкоголя. В результате алкогольной
стимуляции у данных субъектов происходит резкое снижение контроля за
своими действиями, что повышает возможность спонтанной разрядки
присущего им “игрового насилия”. Индивид в этом случае теряет контроль
над своим побудительным агрессивным “потенциалом”, что и приводит к
совершению им агрессивно-насильственного преступления.

Другая анализируемая часть субъектов (VI уровень) совершала преступления
под воздействием неблагоприятной ситуации, которая служила им стимулом
для разрядки накопившихся грубых аффектов. Не имея способности снимать
внутреннее напряжение другим, социально-приемлемым способом, эти
индивиды все время находятся в ситуации “дамоклова меча”, балансируя на
грани совершения деликта. Довольно высокие количественные показатели,
сопоставимые между собой, нами были получены и в контрольной группе, и в
группе агрессивно-насильственных преступников VI уровня, что скорее
всего говорит о нарастающем эмоциональном напряжении в обществе и может
влиять на рост этого вида преступности.

Следующая часть ( VII уровень ) преступников в отличие от предыдущих
характеризуется тем, что эти субъекты все время находятся в активном
“поиске” подходящих ситуаций в окружающем мире для разрядки своего
высокого внутреннего напряжения. Данные индивиды, оказавшись в подобной
ситуации, теряют контроль над агрессией и становятся рабами своих
побудительных импульсов. В результате их “потенциальная готовность” к
совершению агрессивно-насильственных преступлений является чрезвычайно
высокой, в два раза превышая показатели контрольной группы.

В последнюю анализируемую группу (VIII уровень) попали индивиды с явной
социальной декомпенсацией. Несмотря на то, что по уровню своего
интеллектуального развития эти субъекты способны осознавать происходящие
вокруг них события, отдавать себе в этом отчет и сохранять критичность,
у данных индивидов отсутствует реальный контроль за своими действиями и
они полностью находятся во власти своих побуждений. Ввиду слабости
сознательного контроля над побуждениями, ответственность за регуляцию
поведения берет на себя аффективная сфера индивида, что находит
выражение в их крайне неустойчивом и взрывном характере. Это приводит к
социальной дезадаптации субъекта и к совершению им
агрессивно-насильственных преступлений с тяжелыми последствиями
(жестокость, эмоциональная тупость, большое количество жертв).

Заключительный IX уровень количественного критерия вероятности
проявления насильственных действий, по нашему мнению, должны составлять
серийные убийцы. Сверхвысокий агрессивный потенциал данных субъектов
складывается под воздействием многих факторов, поэтому их глубокий
психологический разбор еще ждет своих исследователей.

Данные в целом подтверждают существующие на сегодняшний день
теоретические положения и выводы о качественном составе и
психологических особенностях данной категории субъектов девиантного
поведения. Отсюда следует, что разработанная нами шкала-прогноз
количественных критериев вероятности совершения
агрессивно-насильственных действий после проведения дополнительных
исследований и статистических расчетов может служить эффективным
средством для диагностики показателей степени склонностей субъекта к
противоправному насилию в качестве экспресс-метода, а также в виде
средства обратной связи при проведении психокоррекционной и
психопрофилактической работы с агрессивно-насильственными преступниками.

Второй, или функциональный уровень, в нашей психодиагностической системе
составляют поведенческие характеристики личности насильственного
преступника, по которым мы выделяем вид и направленность агрессии. Для
достижения этой цели в нашей работе сделана попытка реализации
авторского проективного “сюжетно-ролевого теста диагностики побуждений”
личности [104]. На основе результатов данного теста можно получить
иерархию потребностей у прошедшего тестирование индивида в виде
соотношения побудительных сил, мотивационной направленности и формы его
сознательного контроля над своими агрессивными тенденциями.
Диагностическими критериями предложенной нами методики выступает
исследовательская гипотеза об особенностях функционирования
побудительной сферы личности агрессивно-насильственного преступника и
субъективном проективном искажении у него возможностей реализации
актуальных потребностей.

Как показал наш анализ мотивационно-смысловой сферы
агрессивно-насильственного преступника, если актуальная потребность не
доступна для индивида в прямом удовлетворении, то она в результате
действия защитных механизмов психики вытесняется из сознания, а ее
ассоциативный образ подвергается негативному искажению. В связи с этим
потребность в виде ее проективного распознавания становится для субъекта
малозначимой или отвергаемой. С другой стороны, свободно реализованная
потребность, напротив, становится востребованной для индивида,
следовательно, имеет у субъекта высокую степень “распознавания” ее
ассоциативного образа. По нашему мнению, если провести диагностическое
сравнение между собой проективных образов заблокированных и легко
удовлетворяемых потребностей, то на основе полученных результатов можно
получить иерархическую пирамиду побудительной сферы личности, которая
будет отражать ее основные мотивы и свойства поведения.

Основу сюжетно-ролевого теста диагностики побуждений составляет
оригинальный текст “Любовной истории”, где главные действующие лица
отражают основные мотивационные тенденции личности, сопоставимые с
побудительными потребностей теста Зонди. Испытуемым зачитывается краткая
инструкция, после чего в медленном темпе на их суд выносится сама
“любовная история”.

Инструкция к тесту

Сейчас Вам будет прочитана история, где имеется несколько действующих
лиц. Внимательно прослушайте ее содержание, записывая имена главных
героев на отдельном листке. Постарайтесь прочувствовать на себе их
переживания, понять, что ими движет, и оценить их поступки. По окончанию
текста Вам будет предложено выполнить задание.

“Любовная история”

“Жила-была молодая, красивая девушка по имени Люба (Л). Пришло время, и
она влюбилась в красавца-парня по имени Эдик (Э). Она знала, что и он
страстно любит ее, но любовь их была “любовью на расстоянии”, так как
они жили по разным берегам широкой и бурной реки, которую не переплыть,
а моста на ней не было. Несмотря на это препятствие, Эдик бывал у Любы
дома до тех пор, пока старшая сестра Любы – Зина (З) не увидела, что они
украдкой целуются. После этого Зина прогнала Эдика грубо и с позором, не
велев ему больше “показываться на глаза”.

Страдая от разлуки с любимым, Люба сшила себе красивое платье, решив,
что если Эдик увидит ее в нем, то его чувства воспылают к ней с новой
силой. Надев это платье, Люба пошла вдоль реки в поисках возможности
переправиться на другой берег.

Недалеко от берега плыла на своей лодке известная спортсменка Аня (А).
Люба рассказала Ане о своей любви, о том, что она уже не в состоянии
жить в разлуке с любимым, а затем попросила Аню перевезти ее на тот
берег. Однако та сказала, что река широкая и бурная, и за “просто так”
она перевозить ее не будет – Люба должна заплатить ей за работу. Но у
Любы не было денег, и она пошла вдоль берега, надеясь найти их у
кого-нибудь.

По дороге ей встретился изобретатель-самоучка Михаил (М). На Любин
вопрос Михаил ответил, что деньги у него есть, но он ничего ей не даст,
так как сейчас занят созданием “вечного двигателя”. После того как
Михаил его создаст, он сам на этом “двигателе” и отвезет Любу на тот
берег. В расстроенных чувствах Люба вернулась к Ане, надеясь все же
уговорить перевезти ее на другой берег. Однако Аня никак не соглашалась
делать это за “просто так”.

В это время на берег пришла загорать в обнаженном виде Любина подруга –
Даша (Д). Даша посоветовала Любе отдать за провоз свое платье, так как
сейчас тепло и можно спокойно ходить без одежды. Любе очень не хотелось
этого делать, но, представив, что скоро она увидит своего любимого
Эдика, она пошла на эту жертву. Спортсменка Аня, хотя и не любила носить
женские платья, немного подумав, все же решила его забрать для своей
домашней коллекции. Люба отдала свое платье Ане, и та перевезла
красавицу на другой берег.

Стыдясь своей наготы и прячась за кустами, Люба стала пробираться к
Эдику. Но тут ее увидел молодой парень – Семен (С), о котором говорили,
что он сексуальный маньяк. Увидев молодую, красивую, обнаженную девушку,
он набросился на Любу и изнасиловал ее.

Проходивший зарослями кустарника другой мужчина – Олег (О) – видел все
это и рассказал о случившемся всем, в том числе и Эдику. Когда Люба
наконец-то пришла к своему любимому, на нее смотрели холодные глаза. “Я
все знаю, – сказал Эдик. – Прости, но после всего, что произошло, я не
смогу любить тебя”. Люба пошла обратно. Жизнь потеряла для нее смысл.
Она бросилась в реку и утопилась”.

После окончания текста испытуемых просят ответить на вопросы :

– Кто, по Вашему мнению, больше всего виноват в этой трагедии?

– Кто должен стоять на втором месте?

– Кто, по Вашему мнению, меньше всего виновен?.

Принцип проекции в авторской методике “диагностики побуждений” основан
на поиске испытуемым идентификации и сходства с лицами, которые в своем
поведении отражают ведущую реализованную потребность.

Для повышения действия эффекта проекции выбор потребностей заключается
не в поиске “приятного – неприятного” лица, как это происходит в
классическом варианте теста Зонди, а в поиске “виновного – невиновного”
в данной истории.

Лица, которых испытуемый считает наиболее виновными в разыгравшейся
трагедии, отражают подавленные потребности индивида. Они указывают на
его основные проблемные зоны и неудовлетворенные желания.

Лица, которых испытуемый, напротив, относит к наименее виновным,
отражают реализованные им потребности и мотивы. Они указывают на
соответствующие поведенческие особенности личности и доминирующие у
субъекта черты характера [104].

Люба – отражает потребность в любви, желание встречаться с лицами
противоположного пола, быть для них любимой и физически привлекательной.
Данная потребность находит свое проявление в таких чертах личности, как
мягкость, тактичность, а в крайней форме – пассивность, подчиняемость (h
– фактор).

Семен – потребность в мужественности, физической силе, активной позиции.
Черты личности – решительность, смелость, в крайней форме – стремление к
сексуальной или агрессивной разрядке (s – фактор).

Зина – потребность в справедливости, своей правоте во всем, в резких
пароксизмальных изменениях. Черты личности – чувствительность,
сенситивность, импульсивность, в своей крайней форме – потребность в
накоплении и разрядке грубых аффектов (e – фактор).

Даша – потребность в своей демонстрации, желание быть в центре внимания,
нравиться окружающим, производить впечатление на других, умение
“вжиться” в любую роль, в крайней форме – эксбиционизм (hy-фактор ).

Эдик – потребность в отстаивании собственной позиции, желание быть
лидером, доминировать над другими, принимать решение за других,
предписывать, что им делать. Прагматизм, рассудительность,
целеустремленность, требовательность. В крайней форме – эгоцентризм (k
– фактор).

Михаил – потребность в достижении успеха, всемогуществе, стремлении
распространить свое влияние на окружающих. Это находит выражение в
хорошо развитом воображении, фантазии, стремлении к творчеству. В
крайней форме – мания величия (p – фактор).

Аня – потребность в новых впечатлениях, любовь к порядку,
заблаговременном планировании деятельности, содержании вещей в чистоте,
а также стремление путешествовать и пробовать себя в новом качестве. В
крайней форме – “анальная личность”, склонность к депрессии (d –
фактор).

Олег – потребность в установлении новых связей, знакоммтве с новыми
людьми, в независимости своих поступков, уход от ответственности и
обязательств. Черты личности – общительность, жизнерадостность. В
крайней форме – гипоманиакальность (m – фактор).

Все потребности по аналогии с тестом Зонди объединены между собой в
дополняющие друг друга пары побуждений.

Вместе они образуют определенное “психологическое поле” индивида или
“вектор побуждения”.

Взаимодействия и частные взаимосвязи потребностей формируют так
называемые “пространства побуждений” или векторы: сексуальный,
пароксизмальный, контактов и вектор “Я”.

Сексуальный вектор ( S ) образуется взаимодействием потребностей в любви
( h ) и физической активности ( s ) и отражает характер сексуальных
инстинктов субъекта и его возможности в их реализации и сублимации.

Пароксизмальный вектор ( P ) описывает психологическую область
эмоционального контроля, характеризуя обращение испытуемого со своими
враждебными ( e ) и благосклонными ( hy ) эмоциями. Это область
взаимосвязей между желанием спрятаться и выставить себя напоказ,
добротой и ненавистью, любовью к жизни и желанием смерти.

Вектор “Я” ( Sch ) отражает структуру и степень ригидности и
изменчивости индивида. Он состоит из потребностей “иметь” ( k ) и “быть”
( p ).

Вектор контактов ( C ) показывает область общественных связей субъекта и
его контакт с реальностью. Одна из его составляющих ( d ) отражает
“анальный” тип личности: депрессия, меланхолия и неспособность к
самостоятельному решению. Другая ( m ) соответствует “оральному” типу
личности: гедонизм, высокая речевая активность и безответственность.
Сексуальный вектор ( S ) включает в себя диалектическое единство женской
нежности и мужской агрессивности ( h, s ). В тесте это Люба и Семен.

Пароксизмальный вектор ( P ) описывает психологическую область
эмоционального контроля индивида в общем плане, характеризуя обращение
испытуемого со своими враждебными ( e ) и благосклонными ( hy )
эмоциями. В тесте, это, соответственно, Зина и Даша.

Вектор “Я” ( Sch ) отражает структуру и степень ригидности или
изменчивости личности. Фактор k представляет потребность в сохранении
своей целостности и эмоциональной отстраненности от окружающего мира, а
фактор p представляет потребность индивида в расширении своего влияния
на других. В тесте – Эдик и Михаил.

Вектор контактов ( C ) характеризует степень общественных и социальных
связей субъекта, а также его контакт с реальностью. Одна из его
составляющих – фактор d – отражает “анальный” тип личности: склонность к
депрессии, накопительству, педантизм. Другая – ( фактор m ) –
соответствует “оральному” типу личности : гедонизм, неустанная
активность, безответственность. В тесте – Аня и Олег.

Наибольшая опасность побуждения для субъекта проявляется, по мнению
Л. Зонди, когда один фактор из пары потребностей оказывается значительно
сильнее другого, так как имеет возможность удовлетворять свою
потребность, в то время как другой фактор пары остается
неудовлетворенным. Это создает внутреннее факторное напряжение или
стресс, что может привести к проявлению у индивида крайне выраженных
форм поведения для соответствующих потребностей. В этом случае мы можем
описать его поведение в рамках класса опасностей криминальной типологии
побуждений агрессивно-насильственного преступника. В сюжетно-ролевом
тесте факторное напряжение определяется, когда один из героев,
составляющий пару побуждений, оказывается, по мнению испытуемого,
наиболее виновным, а другой, напротив, наименее виновным. Например,
если, испытуемый считает, что наиболее в этой истории виновен Семен,
наименее – Люба, то классом опасности данного индивида будет – s, а
если, наоборот, наиболее виновата Люба, наименее всего – Семен, то его
класс опасности, соответственно, h. Другой диагностический показатель на
этом уровне, который имеет принципиальное значение для нашей системы
оценки насильственной агрессивности личности, является типичный способ
разрядки у индивида той потребности, которая создает внутреннее
напряжение. Для насильственных преступников наиболее распространенным
способом разрядки напряжения служит направление и вид агрессивного
поведения.

Отсюда следует, что на данном уровне необходимо различать характер
проявления агрессии и побудительную зону ее локализации, что дает
исходную точку для дифференциальной типологии агрессивного поведения.
Опираясь на результаты проведенного нами исследования побудительной
сферы личности насильственного преступника, можно выделить следующие
виды агрессивного поведения:

– агрессия сексуального типа, обусловленная либидоносными влечениями к
наслаждению ( в тесте – сексуальный вектор ).

– аффективная агрессия, характеризующаяся накоплением и разрядкой грубых
эмоций ( в тесте – пароксизмальный вектор ).

– негативизм как самостная форма самоотрицания и разрушения мира ( в
тесте – вектор “Я” ).

– фрустрационная агрессия проявляется в связи с отвержением субъекта в
социальной сфере и жизнедеятельности общества ( в тесте – контакты ).

В сюжетно-ролевом тесте диагностируется вид и направленность агрессии
субъекта, путем идентификации с тем персонажем, которого испытуемый
считает менее всего виноватым, т.е. с наиболее актуальным и сильным
побуждением. Например, испытуемый считает, что наименее всего виновата
Зина, следовательно, для него наиболее характерным видом разрядки служит
аффективная агрессия в виде вспышки грубости, ярости, злости.

Третий регулятивный уровень психодиагностической системы рассматривает
насильственную агрессивность личности с точки зрения степени ее контроля
со стороны мотивационных и смысловых аспектов. Этот уровень
функционирования обеспечивает, во-первых, гибкость и устойчивость
поведения в различных условиях жизнедеятельности, а во-вторых, напрямую
связан с принципом развития личности. В этом случае регулирующая роль
заключается в том, что она составляет источник мотивации к тем или иным
действиям, а также направлена на защиту, поддержание и развитие
личности. Исследования показали, что критериями оценки уровня регуляции
поведения могут служить такие значения мотивационно-смысловой сферы, как
развитость мотивационных факторов, гибкость существующих связей между
уровнями организации мотивационной сферы, иерархизированность ранговой
упорядоченности строения мотивов, интегрированность смысловых систем и
содержание мировоззренческих представлений. Раскрываются эти показатели
с помощью метода репертуарных решеток и предельных смыслов. Причем при
конструировании этого уровня системы мы постарались учесть, что
структуры индивидуального сознания будут более подвержены влиянию тех
личностных смыслов, которые являются для испытуемого более значимыми, к
которым он относится более пристрастно и эмоционально [123]. Для этого в
качестве элементов репертуарного теста необходимо было представить
наиболее личностно значимые области сравнения, такие которые отражают
проблемные зоны испытуемого.

По мнению Л.Б. Филонова, при воздействии на ядро аффективного очага
увеличивается сила побуждения к высказыванию и иным визуально
наблюдаемым реакциям [160]. Исходя из этого, элементами оценивания в
нашей системе выступают побудительные потребности Л. Зонди в виде
персонифицированных фигур из сюжетно-ролевого теста, причем объединение
в тройки формируются из расчета выявленных ранее наиболее конфликтных и
напряженных тенденций индивида.

Степень развития мотивационной сферы мы определяем на основе анализа
качественного разнообразия порождаемых испытуемым конструктов, а также
затраченного при этом времени. Следовательно, отрицательными значениями
здесь выступают однообразные, повторяющиеся конструкты и сложность в
идентификации образов испытуемого при его работе с элементами
репертуарной решетки.

Гибкость мотивационной сферы мы определяем из расчета показателей
когнитивной дифференцированности испытуемого. Этот показатель
подсчитывается как сумма коэффициентов корреляции между всеми парами
конструктов, деленное на число пар и умноженное на сто. При этом
неудовлетворительными значениями в нашей психодиагностической системе
будут выступать показатели, превышающие коэффициент равный 5,5,
свидетельствующий о сцепленности конструктов между собой, когнитивной
простоте, незрелости испытуемого, и показатели коэффициента менее 4,5,
говорящие о мозаичности, фрагментарности его картины мира, о недостатке
целостности и о плохой связи с реальностью индивида.

Степень иерархизированности мотивационной сферы испытуемого отражает
мера конфликтности личностных смыслов в виде показателя количества
нетранзитивных, т.е. не противоречащих друг другу в порядке предпочтения
троек конструктов. Мера конфликтности, превышающая значение 6, говорит о
дестабилизации иерархии смысловых шкал индивида.

Интегрированность смысловых систем раскрывает связность
мировоззренческих представлений испытуемого, их структурированность и
движение образов в смысловом пространстве. Она определяется как среднее
арифметическое всей длины смысловых цепей от исходных к предельным
категориям. Если средние показатели длины цепей не превышают 4-х шагов,
то это говорит об упрощенности мировоззренческих представлений
испытуемого.

Содержание мировоззренческих представлений говорит об уровне развития
личностно-смысловой сферы испытуемого. Если ведущим смыслом у него
выступает личная выгода, престижность, стремление доминировать,
себялюбие, т.е. смысл как бы прижат к прагматическим интересам индивида,
то мы определяем его как эгоцентрический уровень с низкими целями. В
дополнение к полученным показателям третий уровень нашей системы можно
связать с такими характеристиками, как оценка субъектом своего
жизненного пути, что, по определению Л.М. Веккера, является одним из
основных компонентов психической регуляции индивида [30].

Психологический феномен “картины жизненного пути”, предложенный Б.Г.
Ананьевым и разработанный Е.И. Головахой и А.А. Кроником, относится к
важнейшим характеристикам самосознания личности, который проявляется в
целостном отражении этапов индивидуального развития и связи событий
жизненного пути в единую систему отсчета [1, 40, 75]. Исследователи
отмечают, что различные искажения в интерпретации субъектом своих картин
жизненного пути приводят к “мотивационной недостаточности”,
обесцениванию своего прошлого, настоящего или будущего и, как следствие,
к снижению волевой регуляции личности [76].

Для анализа внутренней картины жизненного пути и дополнительной оценки
личностной регуляции мы предлагаем использовать проективный метод
исследования переживаний – “Психологическая биография”[20]. Несмотря на
внешнее сходство с другими автобиографическими методиками, она
существенно отличается от них, прежде всего, выраженной проективностью,
вследствие акцента на неопределенности и неоднозначности ответов
испытуемых, что позволяет им проявить большую откровенность.

Инструкция для испытуемых

Перечислите самые важные, с Вашей точки зрения, события прошедшей и
будущей жизни. Количество событий не ограничивается. Выразите свое
отношение к указанным Вами событиям, оценив радостные от +1 до +5, а
грустные – от -1 до –5. Отметьте примерную дату события.

Обработка данных осуществляется в соответствии со специальными
таблицами. Табл. 20 служит для определения количества радостных,
грустных прошедших, будущих событий и событий в целом; с помощью табл.
21 осуществляется детальный событийный анализ, когда выявляется
суммарный “вес” радостных, грустных, прошедших, будущих событий и
событий в целом; в табл. 22 заносятся сведения о среднем времени
антиципации и ретроспекции, характеризующих осуществление событий (прил.
2).

Основные параметры интерпретации данных

Продуктивность восприятия образов жизненного пути. Определяется по
количеству названных событий. При этом учитывается богатство образов,
легкость актуализации, психическое состояние испытуемого, условия
обследования, социальные и культурные различия. Если субъект называет
менее 10-ти событий, то это говорит о снижении продуктивности восприятия
образов его жизненного пути.

Оценка событий. Позволяет определить значимость для личности данного
события по сравнению с другими. При оценке событий необходимо учитывать
так называемый “вес” событий, характеризующий особенности восприятия
испытуемым каждого события, его желательность – нежелательность, а также
степень влияния на дальнейшую судьбу индивида.

На снижение саморегуляции индивида будет указывать показатели, если
общий “вес” событий менее 30-ти баллов; “вес” грустных событий превышает
10 баллов; отношение “радостных” событий к “грустным” меньше, чем два к
одному.

Среднее время ретроспекции и антиципации. Для получения показателя
среднего времени ретроспекции событий следует суммировать время,
прошедшее после каждого указанного события, и разделить полученную сумму
на общее количество событий прошлого. Подобным образом вычисляется
среднее время антиципации (предвосхищения) событий – суммарное время
удаленности событий в будущее, деленное на общее количество событий
будущего. При этом, чем больше будет удаленность событий в прошлое, тем
больше будет степень их реализованности, а чем больше удаленность
событий в будущее, тем больше степень их потенциальности.

Благодаря перемещению по времени в свое более или менее отдаленное
прошлое или будущее, что носит название “временная децентрация”, человек
обладает способностью к объемному, панорамному видению своего жизненного
пути, к осмыслению каждого события с разных временных позиций, с точки
зрения общечеловеческих ценностей, культуры, своего места в обществе.
При нарушениях психической регуляции этот процесс становится
затруднителен. Индивид, испытывающий психологические проблемы, может
застревать на негативных переживаниях или отрываться от реальной
ситуации, смещаясь в будущее. Отсюда следует, что прошлые и будущие
события нашей жизни обладают серьезным мотивирующим значением. На
заключительном этапе обследования строится график “линии жизни” с учетом
выделенных показателей.

Таким образом, многоуровневая психодиагностическая система, учитывающая
потенциальную силу агрессивных тенденций индивида, их направленность,
содержание, вероятные формы проявления, а также степень контроля и
саморегуляции поведения, позволяет строить точный прогноз вероятности
совершения противоправных насильственных действий и оценивать характер
опасности угрозы проявления агрессии со стороны конкретной личности. В
этом случае она может служить эффективным средством профилактических
мероприятий по выявлению лиц “повышенного риска” и их индивидуальных
проблемных зон. Учитывая проективный характер составляющих ее методов,
психодиагностическая система может неоднократно применяться с
испытуемыми, сохраняя высокую степень достоверности и отражая
происходящие с личностью изменения, т.е. служить психологу хорошим
инструментом для получения “обратной связи”.

Немаловажным значением, на наш взгляд, является то обстоятельство, что
элементы психодиагностической системы, взаимно дополняя друг друга в
виде проективных методик, позволяют рассмотреть в “одной плоскости”
движение всей иерархической цепочки мотивационной сферы, отслеживая как
потребность трансформируется в мотив, какое затем место он занимает в
структуре личностного смысла. Это обстоятельство является хорошим
поводом для проведения новой серии экспериментов в самых различных
областях исследования личности.

ВЫВОДЫ

1. Мотивационная сфера личности агрессивно-насильственного преступника
отличается значительными изменениями в побудительной, направляющей и
регулирующей функциях, которые проявляются в нарушении у субъекта
процесса опредмечивания и опосредования потребностей.

2. Смысловая сфера личности агрессивно-насильственного преступника, в
результате влияния примитивных защитных механизмов, характеризуется
конфликтной Я-концепцией, упрощенным мировоззрением, низким уровнем
когнитивной сложности и осмысленности жизни, что приводит к снижению
регулирующей роли сознания по отношению к практической деятельности.

3. Эгоцентрический уровень развития личностно-смысловой сферы
агрессивно-насильственного преступника, когда ведущим мотивом становится
личная выгода, приводит к сужению у него смысловой перспективы и к
утрате сложного полимотивированного характера поступков.

4. На основании выявленных нарушений мотивационно-смысловой сферы мо жно
составить структурно-функциональный анализ агрессивного поведения,
типологию личности преступника и описание его характерологических черт и
особенностей.

5. Психологическая диагностика возможности проявления у индивида
противоправной агрессии должна строиться с учетом ее динамического
потенциала, направленности и видов агрессии, а также оценки степени
осознанного контроля и саморегуляции поведения личности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изучение психологических особенностей личности
агрессивно-насильственного преступника, по оценке ведущих специалистов
всего мира, является чрезвычайно актуальной и перспективной темой
исследования. В то же время для его проведения потребовалось провести
тщательную теоретическую и эмпирическую проработку проблематики данного
вопроса.

Во-первых, при проведении такого рода исследований необходимо было
учитывать влияние на личность агрессивно-насильственного преступника
достаточно широкого круга объективных и субъективных условий.

Во-вторых, требовалось проследить, каким образом эти условия
жизнедеятельности личности агрессивно-насильственного преступника
преломляются и проявляются в его поведении и характерологических чертах.

Для решения этой задачи целесообразным представляется выделение в
структуре личности системообразующего фактора, анализ составных
элементов которого позволил бы отразить все многообразие поведенческих
проявлений агрессивно-насильственного преступника. Таким базовым и
системообразующим фактором личности, по нашему мнению, является
мотивационно-смысловая сфера.

Деятельностный подход в анализе мотивационно-смысловой сферы личности
агрессивно-насильственного преступника дает возможность представить ее в
виде иерархической цепочки: потребности – мотивы – личностные смыслы,
отражая побудительную, направляющую и регулирующую функции поведения. В
этом случае отличительные особенности личности
агрессивно-насильственного преступника, по замыслу исследования, будут
проявляться в изменении роли этих функций, недостаточное развитие
которых приводит к детерминации противоправного агрессивного поведения.

Для проверки этой гипотезы был разработан специальный
психодиагностический инструментарий, состоящий из проективных методов,
так как они позволяют раскрыть особенности процесса мотивообразования
агрессивно-насильственных преступников, не искажая результатов
исследования.

Для изучения особенностей побудительной сферы агрессивно-насильственного
преступника применялся проективный тест Зонди. Стимульный материал теста
Зонди уже содержит в себе элементы побуждений насилия в виде
фотопортретов садистов, эпилептиков, маниакальных больных и т.д., что
позволяет вычленить определенное количество возможных “декодирующих”
реакций, составляющих мотив насилия. С другой стороны, данные
фотопортреты способствуют возрастанию градиента стимульной
генерализации, что, в свою очередь, позволяет выявлять субъектов с
сильно выраженными побуждениями насилия, так как эти испытуемые
значительно легче “опознают” их в стимулах теста Зонди, чем те, у кого
эти побуждения выражены незначительно.

Для проведения исследования и интерпретации полученных результатов был
разработан метод частотного анализа векторных картин теста Зонди,
раскрывающий специфику побудительной сферы и структуры потребностей
индивидов с отклоняющимся поведением.

Экспериментальное исследование полностью подтвердило наличие серьезных
нарушений в мотивационной сфере личности агрессивно-насильственного
преступника, которое проявляется в деформации процесса опредмечивания и
опосредования потребностей.

Другим этапом исследования являлся анализ особенностей смысловой сферы
личности агрессивно-насильственного преступника, нарушения которой
приводят к отвержению существующих правил и норм социума, в котором они
находятся.

Для исследования мотивационного механизма смыслообразования
агрессивно-насильственного преступника применялись методики репертуарных
решеток Келли и выявления предельных смыслов Д.А. Леонтьева.

Проведенный эксперимент смысловых особенностей личности
агрессивно-насильственного преступника также подтвердил
исследовательскую гипотезу о снижении роли внутреннего мира в регуляции
его жизнедеятельности, которая проявляется в конфликтном самоотношении,
упрощенном мировоззрении, сниженной когнитивной сложности и низком
уровне осмысленности жизни. Полученные данные свидетельствуют о том, что
у агрессивно-насильственных преступников преобладают примитивные
защитные механизмы, которые приводят к гомеостатической мотивации,
ориентации на сиюминутное удовлетворение потребностей, неприятию
ответственности за результаты своих действий. Из-за сужения ценностной
перспективы и ограничения движения смысла баланс ценностно-потребностной
регуляции у них сдвинут в сторону преобладания потребностей, что
приводит к разрыву опосредования и снижению контроля над побуждениями.

В результате агрессивно-насильственный преступник попадает под влияние
своих побудительных импульсов, не имея возможности их сдерживать и
эффективно регулировать. Учитывая, что энергетический потенциал
побудительных тенденций является у агрессивно-насильственых преступников
количественно более выраженным, вероятность проявления у них
противоправных действий агрессивного характера становится очень высокой.

На основании полученных результатов исследования был предложен
структурно-функциональный подход для анализа агрессивно-насильственного
поведения, выявления и описания характерологических черт и составления
типологии личности преступника.

Предложенный подход показал возможность раскрытия психологического
статуса криминальной агрессии и прояснения лежащих за ней побуждений и
личностных смыслов насилия, что позволяет глубже разобраться в личности
преступника, установить степень случайности или обыденности
посягательства, условия, способные его породить, а следовательно,
избрать адекватное и соразмерное вине и личности виновного наказание и
выбрать соответствующие способы перевоспитания.

Для повышения эффективности профилактических мероприятий по
предупреждению агрессивно-насильственной преступности и
научно-методического обеспечения работы практического психолога ОВД была
сконструирована психодиагностическая система прогноза агрессивного
поведения и оценки самоконтроля личности.

Связь динамики мотивационно-смысловой сферы и психодиагностического
инструментария осуществлялась последовательным включением ее
компонентов, состоящих из специально подобранных проективных тестов, в
систему выстраивающих друг за другом и дополняющих структурных уровней.
Это позволяет проследить происходящие трансформации элементов
мотивационной сферы личности агрессивно-насильственного преступника
(потребности – мотив – личностные смыслы) в одной плоскости движения
этой иерархической цепочки.

Данный подход позволяет не только учитывать потенциальную силу
агрессивных тенденций индивида, их направленность, содержание и
вероятные формы проявления агрессивного поведения, но и определять
степень контроля и саморегуляции личности, что в результате дает
возможность строить точный прогноз вероятности совершения противоправных
насильственных действий со стороны конкретного испытуемого. В этом
случае психодиагностическая система может служить эффективным средством
проведения профилактических мероприятий по выявлению лиц “повышенного
риска” и прогноза агрессивного поведения, использоваться при проведении
судебно-психологических экспертиз и в психокоррекционной работе с
осужденными за совершение агрессивно-насильственных преступлений.

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Ананьев Б.Г. Человек как предмет познания. Л., 1968.

2. Анастази А. Психологическое тестирование: В 2 т. М., 1982.

3. Антонов-Романовский Г.В. Социальные аспекты криминального насилия и
национальная безопасность // Социальные конфликты. М., 1995.

4. Антонян Ю.М. Жестокость в жизни людей. М., 1995.

5. Антонян Ю.М. Психология убийства. М., 1997.

6. Антонян Ю.М., Бородин С.В. Преступность и психические аномалии. М.,
1987.

7. Антонян Ю.М., Гульдан В.В. Криминальная патопсихология. М., 1991.

8. Антонян Ю.М., Еникеев М.И., Эминов В.Е. Психология преступника и
расследование преступлений. М., 1996.

9. Антонян Ю.М., Самовичев Е.Г. Неблагоприятные условия формирования
личности в детстве и вопросы предупреждения преступлений //
Психологические механизмы насильственного преступного поведения. М.,
1983.

10. Анцыферова Л.И. Системный подход к изучению формирования и развития
личности // Проблемы психологии личности. М., 1981.

11. Артемьева Е.Ю. Основы психологии субъективной семантики. М., 1999.

12. Балабанова Л.М. Судебная патопсихология. Вопросы определения нормы и
отклонений. Харьков, 1998.

13. Берн Э. Игры, в которые играют люди. М., 1988.

14. Белобородов А.Г. Образ права как смысловой уровень правового
сознания и его особенности у преступников: Автореф. дис. … канд. психол.
наук. М., 1999.

15. Божович Л.И. Изучение мотивации детей и подростков. М., 1972.

16. Братусь Б.С. Общепсихологическая теория деятельности и проблема
единиц анализа личности // А.Н. Леонтьев и современная психология. М.,
1983.

17. Братусь Б.С. Аномалии личности. М., 1988.

18. Бурлачук Л.Ф. Введение в проективную психологию. Киев, 1997.

19. Бурлачук Л.Ф. Словарь-справочник по психологической диагностике.
Киев, 1989.

20. Бурлачук Л.Ф., Коржова Е.Ю. Психология жизненных ситуаций. М., 1998.

21. Бэрон Р., Ричардсон Д. Агрессия. СПб., 1997.

22. Васильев В.Л. Юридическая психология. СПб., 1997.

23. Василюк Ф.Е. Психология переживания. М., 1984.

24. Веккер Л.М. Психика и реальность: единая теория психических
процессов. М., 1998.

25. Вилюнас В.К. Теория деятельности и проблемы мотивации // Леонтьев и
современная психология. М., 1983.

26. Вилюнас В.К. Мотивационное опосредование как универсальный принцип
воспитания // Вестн. МГУ. Психология. 1989. № 2.

27. Волков Б.С. Мотивы преступлений. Казань, 1982.

28. Волошина Л.А. Генезис агрессивно-насильственных преступлений //
Насилие, агрессия, жестокость. Криминально-психологическое исследование.
М., 1990.

29. Выготский Л.С. Педагогическая психология. М., 1996.

30. Выготский Л.С. Диагностика развития и педологическая клиника
трудного детства // Хрестоматия по патопсихологии. М., 1981.

31. Ганнушкин П.Б. Клиника психопатий, их статика, динамика,
систематика. М., 1964.

32. Гаухман Л.Д. Насилие как средство совершения преступления. М., 1974.

33. Гибсон Дж. Экологический подход к зрительному восприятию. М., 1988.

34. Головаха Е.И., Кроник А.А. Психологическое время личности. Киев,
1984.

35. Григолава В.В. Контрастная иллюзия, установка и бессознательное.
Тбилиси, 1987.

36. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1989. Т.
II.

37. Дебольский М.Г. Социально-психологический тренинг для осужденных
“Мои жизненные планы”. М., 1994.

38. Дебольский М.Г. Психологическая служба в исправительных учреждениях
// Преступление и наказание. 1995. № 4, 5.

39. Дебольский М.Г. Проведение социально-психологических тренингов в
уголовно-исполнительной системе. М., 1996.

40. Дженебаев У.С., Рахимов Т.Г., Судакова Р.И. Мотивация преступления и
уголовная ответственность. Алма-Ата, 1987.

41. Джерелиевская М.А., Шмелев А.Г. Личностные конструкты в семантике
фотопортретов Сонди // Вестн. МГУ. 1991. № 2.

42. Динамика ценностей населения реформируемой России. М., 1995.

43. Дубинин Н.П., Карпец И.И., Кудрявцев В.Н. Генетика, поведение,
ответственность: о природе антиобщественных поступков и путях их
предупреждения. М., 1982.

44. Емельянов В.П. Преступность несовершеннолетних с психическими
аномалиями. Саратов, 1980.

45. Ениколопов С.Н. Агрессивность как специфическая форма активности и
возможности ее исследования на контингенте преступников //
Психологическое изучение личности преступника. М., 1976.

46. Ениколопов С.Н. Некоторые результаты исследования агрессии //
Личность преступника как объект психологического исследования. М., 1979.

47. Ениколопов С.Н. Экспериментальное исследование агрессивности у
преступников // Юридическая психология. М., 1983.

48. Ениколопов С.Н., Конышева Л.П. Изучение границ и возможностей
судебно-психологической экспертизы в определении психологических мотивов
преступного поведения. М., 1977.

49. Ефремова Г.Х. Изучение ценностно-нормативной сферы преступников //
Личность преступника. М., 1979.

50. Заколюк А.П., Коротенко А.И., Москалюк Л.Н. Допреступное поведение и
механизм совершения преступления при нарушениях психики пограничного
характера // Проблемы изучения личности правонарушителя. М., 1984.

51. Зейгарник Б.В. Теории личности в зарубежной психологии. М., 1982.

52. Зейгарник Б.В. Личность и патология деятельности. М., 1971.

53. Зейгарник Б.В. Патопсихология. М., 1986.

54. Зейгарник Б.В., Братусь Б.С. Очерки по психологии аномального
развития личности. М., 1980.

55. Зелинский А.Ф. Осознаваемое и неосознаваемое в преступном поведении.
Харьков, 1986.

56. Зонди Л. Убийца становится тюремным проповедником // Психология
судьбы. Екатеринбург, 1995.

57. Зонди Л. Вор, убийца и душегуб становится святым // Психология
судьбы. Екатеринбург, 1995.

58. Иванников В.А. Психологические механизмы волевой регуляции. М.,
1991.

59. Игошев К.Е. Типология личности и мотивация преступного поведения.
Горький, 1974.

60. Ильин Е.П. Сущность и структура мотива // Психологический журнал.
1995. № 2. С. 27–41.

61. Имедадзе И.В. Категория поведения в теории установки. Тбилиси, 1991.

62. Кернберг О. Агрессия при расстройствах личности. М., 1998.

63. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Отв. ред.
А.В. Наумов. М., 1996.

64. Конышева Л.П. Психологическое изучение мотивации при расследовании
насильственных преступлений // Юридическая психология. М., 1998.

65. Котенев И.О., Трубочкин В.П. “Полицейская психология” и современные
проблемы развития психологического обеспечения в ОВД // Психологическое
обеспечение воспитательного процесса в ОВД. Ижевск, 1998.

66. Котова Э.П. Об одном из адаптивных качеств преступников // Личность
преступника как объект психологического исследования. М., 1979.

67. Криминология : Учеб. для юрид. вузов / Под общей ред. А.И. Долговой.
М., 1997.

68. Криминальная мотивация / Под ред. В.Н. Кудрявцева. М., 1986.

69. Кроник А.А. Субъективная картина жизненного пути как предмет
психологического исследования, диагностики и коррекции. Дис. … д-ра
психол. наук. М., 1994.

70. Кроник А.А., Ахмеров Р.А. Мотивационная недостаточность как критерий
деформированности субъективной картины жизненного пути // Мотивационная
регуляция деятельности и поведения человека. М., 1988.

71. Крупнов А.И. Подходы к целостной индивидуальности // Небылицын В.Д.
Жизнь и научное творчество. М., 1996.

72. Кудрявцев В.Н. Генезис преступления. Опыт криминологического
моделирования : Учеб. пособие. М., 1998.

73. Кудрявцев И.А., Ратинова Н.А., Савина О.Ф. Деятельностный подход при
экспертном анализе агрессивно-насильственных правонарушений //
Психологический журнал. 1997. Т. 18. № 3.

74. Кудрявцев С.В. Изучение преступного насилия:
социально-психологические аспекты // Психологический журнал. 1988. № 2.

75. Кудрявцев С.В. Социально-психологические факторы насильственных
преступлений // Насильственная преступность. М., 1997.

76. Кузнецов О.Н., Лебедев А.В., Лебедев В.И., Лукичев Н.А.
Социально-перцептивный интуитивный тест и его применение //
Психологический журнал. № 1. 1986.

77. Кузнецова Н.Ф. Преступность и нерно-психическая заболеваемость //
Вестн. МГУ. 1977. № 3.

78. Кузнецова Н.Ф. Проблемы криминологической детерминации. М., 1984.

79. Курбатова Т.Н. Структурный анализ агрессии // Б.Г. Ананьев и
ленинградская школа в развитии современной психологии. СПб., 1995.

80. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М., 1937.

81. Леонгард К. Акцентуированные личности. Ростов н / Д, 1997.

82. Леонтьев А.Н. Потребности, мотивы и эмоции. М., 1971.

83. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975.

84. Леонтьев А.Н. Избранные психологические произведения: В 2 т. М.,
1983.

85. Леонтьев Д.А. Тест смысложизненных ориентаций. М., 1992.

86. Леонтьев Д.А. Очерк психологии личности. М., 1993.

87. Леонтьев Д.А. Психология смысла. М., 1999.

88. Леонтьев Д.А. Методика предельных смыслов. М., 1999.

89. Либин А.В. Стилевые и темпераментные свойства в структуре
индивидуальности человека: Автореф. дис. …канд. психол. наук. М., 1993.

90. Либин А.В. Дифференциальная психология: на пересечении европейских,
российских и американских традиций. М., 1999.

91. Личность преступника как объект психологического исследования. М.,
1979.

92. Личность преступника: методы изучения и проблемы воздействия. М.,
1988.

93. Личко А.Е. Психопатии и акцентуации характера у подростков. Л.,
1983.

94. Ложкин А.И. Диагностика побуждений // Психология судьбы: Сб. ст. по
глубинной психологии. Екатеринбург, 1994.

95. Ложкин А.И. Психологическое исследование неосознаваемой мотивации
преступного поведения // Современные проблемы юридической науки.
Екатеринбург, 1997.

96. Ложкин А.И. Судьба Каина: притязание на убийство // Психология
судьбы. Екатеринбург, 1995. № 2.

97. Ложкин А.И. Система психологической подготовки сотрудников ОВД //
Экономико-правовые и нравственные аспекты борьбы с преступностью:
Материалы науч.-практ. конф. Екатеринбург, 1997; Метод составления
психологического портрета преступника // Проблемы науки и практики
борьбы с преступностью: Материалы науч.-практ. конф. Екатеринбург, 1996.

98. Ложкин А.И. Проективный экспресс-метод диагностики профессиональных
склонностей личности // Профессионал-Profi. Екатеринбург. 2000. № 1.

99. Ломброзо Ч. Гениальность и помешательство. М., 1995.

100. Ломов Б.Ф. Методологические и теоретические проблемы психологии.
М., 1984.

101. Лоренц К. Агрессия : так называемое “зло”. М., 1994.

102. Лунеев В.В. Мотивация преступного поведения. М., 1991.

103. Лурия А.Р. Экспериментальная психология в судебно-следственном деле
// Советское право. 1927. № 2.

104. Магомед-Эминов М.Ш. Трансформация личности. М., 1998.

105. Михайлова О.Ю. Изучение психологических мотивов преступлений,
сопряженных с особой жестокостью // Юридическая психология. М., 1983.

106. Моральный выбор. М., 1980.

107. Мотивация личности: Феноменология, закономерности и механизмы
формирования. М., 1982.

108. Мясищев В.Н. Проблема потребностей в системе психологии //
Психология и педагогика. Л., 1957. Вып. II.

109. Мясищев В.Н. Личность и неврозы. Л., 1960.

110. Мясищев В.Н. Психология отношений. М., 1995.

111. Надирашвили Ш.А. Установка и деятельность. Тбилиси, 1987.

112. Насилие, агрессия, жестокость. Криминально-психологические
исследования. М., 1990.

113. Насильственная преступность // Под ред. В.Н. Кудрявцева, А.В.
Наумова. М., 1997.

114. Наумов А.В. Уголовно-правовое значение насилия // Насильственная
преступность. М., 1997.

115. Общая психодиагностика. Основы психодиагностики, немедицинской
психотерапии и психологического консультирования / Под ред. А.А.
Бодалева, В.В. Столина. М., 1987.

116. Обуховский К.П. Психология влечений человека. М., 1972.

117. Петренко В.Ф. Основы психосемантики. Смоленск, 1997.

118. Петухов Е.В. Психологическая помощь осужденным в самовоспитании.
М., 1998.

119. Печерникова Т.П., Шостакович Б.В., Гульдан В.В. К вопросу о
мотивации противоправных поступков у психопатических личностей //
Судебно-психиатрическая экспертиза. М., 1978. Вып. 31.

120. Платонов К.К. Проблемы способностей. М., 1972.

121. Пономарев И.Б. Психологическое обеспечение деятельности ОВД //
Стратегические цели и приоритетные задачи МВД России, основные
направления и средства их реализации: Материалы межведомственной
науч.-практ. конф. М., 1996.

122. Пошивалов В.П. Экспериментальная психофармакология агрессивного
поведения. Л., 1986.

123. Правосознание и правовое воспитание осужденных. М., 1982.

124. Психологический словарь / Под ред. В.П. Зинченко. М., 1996.

125. Ратинов А.Р. К ядру личности преступника // Актуальные проблемы
уголовного права и криминологии. М., 1981.

126. Ратинов А.Р. Личность преступника: психологические аспекты // Новая
Конституция и актуальные вопросы борьбы с преступностью. Тбилиси, 1979.

127. Ратинов А.Р. Психология личности преступника. Ценностно-нормативный
подход // Личность преступника как объект психологического исследования.
М., 1979.

128. Ратинов А.Р., Ефремова Г.Х. Правовая психология и правовое
поведение. Красноярск, 1988.

129. Ратинов А.Р., Ефремова Г.Х. Психологическая защита и самооправдание
в генезисе преступного поведения // Личность преступника как объект
психологического исследования. М., 1979.

130. Ратинова Н.А. Саморегуляция поведения при совершении
агрессивно-насильственных преступлений: Автореф. дис. … канд. психол.
наук. М., 1998.

131. Реан А.А. Агрессия и агрессивность личности. СПб., 1996.

132. Реан А.А. Психология изучения личности. СПб., 1999.

133. Рейнвальд Н.И. Психология личности : Монография. М., 1987.

134. Романов В.В. Юридическая психология. М., 1998.

135. Романова Е.С., Гребенников Л.Р. Механизмы психологической защиты.
Генезис. Функционирование. Диагностика. Мытищи, 1990.

136. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. М., 1946.

137. Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание. М., 1957.

138. Рубинштейн С.Л. Проблемы общей психологии. М., 1976.

139. Рунион Р. Справочник по непараметрической статистике // Финансы и
статистика. М., 1982.

140. Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности /
Под ред. В.А. Ядова. Л., 1979.

141. Самовичев Е.Г. Личность насильственного преступника и проблемы
преступного насилия // Личность преступника и предупреждение
преступлений. М., 1987.

142. Сафуанов Ф.С. Психологическая типология криминальной агрессии //
Психологический журнал. 1999. Т. 20. № 6.

143. Сердюк Л.В. Психическое насилие как предмет уголовно-правовой
оценки следователем. Волгоград, 1981.

144. Сборник стандартов и норм ООН в области предупреждения преступности
и уголовного правосудия. Нью-Йорк, 1992.

145. Собчик Л.Н. Стили мышления и поведения через призму теории ведущих
тенденций // Стиль человека: психологический анализ. М., 1998.

146. Соколова Е.Т. Проективные методы исследования личности. М., 1980.

147. Соколова Е.Т. Самосознание и самооценка при аномалиях личности. М.,
1989.

148. Столяренко А.М. Проблемы и пути развития юридической психологии //
Психологический журнал. 1988. Т. 9. № 5.

149. Судьбоанализ Леопольда Зонди // Психология судьбы. Сб. статей по
глубинной психологии. Екатеринбург. 1994 .

150. Сурнов К.Г. Психологический анализ изменений установок личности при
алкоголизме: дис. … канд. психол. наук. М., 1982.

151. Тарарухин С.А. Преступное поведение. Социальные и психологические
черты. М., 1974.

152. Тихомиров О.К. Исследование целеобразования // Вестн. МГУ.
Психология. 1980. № 1.

153. Узнадзе Д.Н. Психологические исследования. Тбилиси, 1966.

154. Филонов Л.Б. Психологические способы выявления скрываемого
обстоятельства М., 1979.

155. Филонов Л.Б. Психологические способы изучения личности обвиняемого.
М., 1983.

156. Филонов Л.Б. Тренинги делового общения сотрудников ОВД с различными
категориями граждан. М., 1992.

157. Франселла Ф., Баннистер Д. Новый метод исследования личности :
Руководство по репертуарным личностным методикам. М., 1987.

158. Фрейд З. Влечения и их судьба // Основные психологические теории в
психоанализе. М., 1923.

159. Фрейд З. Тотем и табу // “Я и Оно”: Труды разных лет: В 2 т.
Тбилиси, 1991.

160. Фрейд З. По ту сторону принципа удовольствия // Психология
бессознательного. М., 1989.

161. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1994.

162. Фромм Э. Душа человека. М., 1992.

163. Фромм Э. Человек для себя : Исследование психологических проблем
этики. Минск, 1992.

164. Хекхаузен Х. Мотивация и деятельность: В 2 т. / Под ред. Б.М.
Величковского. М., 1986.

165. Хьелл Л., Зиглер Д. Теории личности. Основные положения,
исследования и применение. СПб., 1997.

166. Шибутани Т. Социальная психология. М., 1998.

167. Шиллер Ф. Сочинения. М., 1956. Т. 3.

168. Шмелев А.Г., Похилько В.И. Экспериментальный подход к построению
базисного семантического словаря черт личности // Вестн. МГУ.
Психология. 1985. № 3.

169. Шмелев А.Г., Похилько В.И., Козловская-Тельнова А.Ю. Практикум по
экспериментальной психосемантике : тезаурус личностных черт. М., 1988.

170. Юридическая психология: Учеб. пособие для слушателей Академии МВД
России. М., 1996.

171. Ядов В.А., Саганенко Г.И. Ценностные ориентации как отражение
условий образа жизни // Саморегуляция и прогнозирование социального
поведения личности. Л., 1979.

172. Яковлев А.М. Основания уголовной ответственности и личность
преступника // Актуальные вопросы современного уголовного права,
криминологии и уголовного процесса. Тбилиси, 1986.

173. Ямпольский Л.Т. Мотивирующие опросники в спортивной
психодиагностике // Психология спортивной деятельности. Казань, 1985.

174. Allport G.W. The person in psychology : Selected essays. Boston,
1968.

175. Bandura A. Social learning theory of aggression. Knutson J.F.
Control of Aggression : Implications from Basic Research. Chicago, 1971.

176. Bandura A. Aggression : A Social Learning Analysis. Englewood
Cliffs, 1973.

177. Berkowitz L. Some determinants of impulsive aggression: The role of
mediated associations with reinforcements for aggression //
Psychological. Review. 1974.

178. Berkowitz L. Aggression : A Social Psychological Analysis. N.Y.,
1962.

179. Bieri J. Cognitive complexity-simplicity and predictive behavior.
Journal of Abnormal and Social Psychology.

180. Buss A. H. The Psychology of Aggression. N.Y., 1961.

181. Buss D.M. Evolutionary personality psychology. N.Y., 1991.

182. Cattell R.B. Personality and learning theory: The structure of
personality in its environment N.Y., 1979. (Vol.1. ).

183. Darby B.W., Schlenker B.R. Childrens reactions to apologies // J.
Person. аnd Soc. Psychol. 1982. № 43.

184. Dollard J., Doob L., Miller N.E., Mowrer H.O., Sears R.R.
Frustration and Aggression. New-Haven; Yale, 1939.

185. Deri S. Differential diagnosis of delinquents with the Szondi.
Bnuxelles, 1954.

186. Deri S. Introduction au test de Szondi. Bruxelles, 1991.

187. Feshbach S. The function of aggression and the regulation of
aggressive drive // Psychological Review. 1964.

188. Feshbach S. Dynamics and morality of violence and aggression: Some
psychological considerations // American Psychologist. 1971.

189. Frank L.K. Time perspectives // Journal of Social Philosophy. 1939.

190. Freud S. Das okonomische Problem des Masochismus. 1924.

191. Freud S. Aus den Anfangen der Psychoanalyse. 1956.

192. Freud S. Histerie und Angst, Studienausgabe. Frankfurt am Mein,
1971. Bd. 6.

193. Freud S. Schriften zur Behandlungstechnik, Studienausgabe.
Frankfurt am Mein, 1975.

194. Juttner, F. Schicksalsanalise in zusammenfassungen. Bern, 1996.

195. Healy W. The individual delinquent. Boston, 1914.

196. Hooton E. Crime and the man. Cambridge, 1933.

197. Kelly G. The psychology of personal constructs. Vol. 1, 2. N.Y.,
1955.

198. Lekeuche P. De la validite du test de Szondi // Dialectique des
pulsions. Bruxelles, 1990.

199. Lozhkin A., Kulikov V., Smirnov A., Tikhomirov A. Fate analysis of
Totalitarian Society // Szondiana. 1996.

200. Loschkin A., Smirnov A., Kamischnikov K. Recherche sur la
personalite de criminels violents par la metode de l”analyse de
frequence des profils vectoriels au test de Szondi // X-vieme Colloque
de la SIS, 15 – 17 juillet 1999.

201. Modell A.A. Narcissistic defense against affects and the illusion
of self-sufficiency // International journal Psychoanal. 1975.

202. Murray H.A. Explorations in Personality. N.Y., 1938.

203. Plutchik R., Kellerman H., Conte H.R. A structural theory of ego
defenses and emotions // Emotions in personality and psychopathology.
N.Y., 1979.

204. Rapaport, D. The Szondi test // Bulletin of the Menninger Clinic,
1941. № 5.

205. Szondi, L. Lehrbuch der Experimentellen Triebdiagnostik. Bern,
1960.

206. Szondi, L. Freiheit und Zwang im Schicksal des Einzelnen. Bern,
1995.

207. Szondi, L. Moses – Antwort auf Kain. Bern, 1972.

208. Szondi, L. Ich – Analyse. – Bern : Huber, 1956.

209. Stonner D. M. The study of aggression: Conclusions and prospects
for the future. R.G. Geen, E.C. O? Neal (eds.). Perspectives on
Aggression. N.Y., 1976.

210. Stumper E. Triebstruktur und Geisteskrankheiten. Bern, 1956.

211. Vaillant G.E. Theoretical hierarchy of adaptive ego mechanisms //
Archives of General Psychiatry. 1971.

212. Walder H. Triebstruktur und kriminalitat. Bern; Stutgart, 1972.

Александр Иванович Ложкин

ПСИХОЛОГИЯ ЛИЧНОСТИ АГРЕССИВНО-НАСИЛЬСТВЕННОГО ПРЕСТУПНИКА
(МОТИВАЦИОННО-СМЫСЛОВОЙ АСПЕКТ)

Научное издание

Редактура, корректура Н.Ч. Худяковой

Компьютерная верстка Н.В. Чупиной

Лицензия № 021307 от 22 сентября 1998 г.

Подписано в печать 22.07.2002. Формат 60х84 1/16

Печать офсетная. Бумага писчая

Усл. п. л. 11

Тираж 100 экз. Заказ № 128

Организационно-научный и редакционно-издательский отдел Уральского
юридического института МВД России

620057, Екатеринбург, ул. Корепина, 66

Участок оперативной полиграфии УрЮИ МВД России

PAGE 2

Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter

Похожие документы
Обсуждение

Ответить

Курсовые, Дипломы, Рефераты на заказ в кратчайшие сроки
Заказать реферат!
UkrReferat.com. Всі права захищені. 2000-2020