Государственный комитет по рыболовству РФ
АСТРАХАНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ
УНИВЕРСИТЕТ
Институт Экономики
КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА
По дисциплине: «Культурология»
Тема: « ОБЩИЕ ОСОБЕННОСТИ НАЧАЛА РАЗВИТИЯ
КУЛЬТУРЫ И РОЛЬ МИФОЛОГИИ »
Выполнил:
Студент группыЗФЭ-88
Серега
Проверил:
Д.Э.Н, О.К.
ОБЩИЕ ОСОБЕННОСТИ НАЧАЛА РАЗВИТИЯ КУЛЬТУРЫ
И РОЛЬ МИФОЛОГИИ
Период первобытности самый долгий в истории. Формирование и физического
типа человека и первых человеческих сообществ относят ко времени
примерно 800 тысяч лет назад и обычно связывают с появлением каменных
орудий. Поэтому и период становления человека и общества называют
каменным веком. Антропологи выделяют в этом периоде несколько этапов.
Прежде всего, это Палеолит (древний камень), который делится на
нижний палеолит (800–100 тыс. лет назад);
средний палеолит (100–40 тыс. лет назад);
верхний палеолит (40 – 14–12 тыс. лет назад).
Чаще всего считали, что только в верхнем палеолите появляется то, что
можно рассматривать в качестве остатков жизни и деятельности разумного
существа.
Далее – Мезолит (средний камень) – с нижней границей 14–12 тыс. лет
назад и верхней примерно 5000 лет до нашей эры.
И, наконец, Неолит (новый камень) – от 5000 лет до нашей эры, кое-где до
наших дней.
Впрочем, иногда выделяют еще Энеолит – период перехода от каменных
орудий к металлическим. Отмечают использование частью племен и этносов
медных и бронзовых орудий, а примерно со второй половины второго
тысячелетия до нашей эры – железа.
Вся так называемая первобытная культура развивается в периоды палеолита,
мезолита, и, частично, неолита. И все, что мы знаем о начальном
состоянии культуры известно по интерпретациям изученных вещных остатков
(орудий труда, оружия, захоронений, пещер, утвари, наскальных рисунков),
а также по изучению племен и отдельных этносов, которые до сих пор
сохранили в своей жизни что-то (а местами и очень многое) от периодов
неолита и даже мезолита. Мезолитические племена остались в Африке,
Австралии (бушмены, пигмеи, австралийские аборигены). Подобные племена
сохранялись в Океании и Южной Америке (бассейн Амазонки). Что-то от
древности сохранялось в традициях ряда горских и северных народов, у
североамериканских индейцев. Все эти племена, народности, этносы не
вышли к тому состоянию, которое мы называем цивилизованным. Ранее часто
(теперь, правда, редко) им отказывали и в наличии культуры, считая их
дикарями. На самом деле именно в каменном веке, судя по всему, появилось
то, что обусловило возможности развития и цивилизации, и культуры.
Возможности, которые потом по-разному реализовывались в разных
географических и исторических условиях, а кое-где и не реализовывались
вполне. Там и сохранились зачаточный уровень и характер того и другого –
цивилизации и культуры. И в этом зачаточном состоянии особенно трудно
отделить первичные признаки будущих цивилизаций и культуры. Для так
называемых первобытных сообществ то, что мы именуем цивилизацией и то,
что культурой, в наибольшей мере совпадает. Ведь и то, и другое
предполагает появление чего-то существенного в действиях и отношениях
живых существ, что отличает их от существ природных. Хотя может быть
одна из основных особенностей допервобытных и первобытных сообществ – их
сбалансированность в отношениях с природой, относительная невыделенность
из нее, которая, однако, – именно относительная. И сами существа (те,
кого мы называем людьми) и их сообщества не являются биологическими.
Характер и результаты их действий и отношений во многом не природны, они
“обработаны”, особо оформлены, фактически окультурены.
Это выразилось в первую очередь в том, что человек, в отличие от других
“детей” природы, не имел заданной программы жизнедеятельности. Он был
свободен (в смысле снятия с него природной определенности), но эта
свобода, в отличие от “связности” животного с природой, ничего ему не
давала кроме возможности беспрепятственно погибнуть, в силу
“выброшенности” из ладного, так хорошо подогнанного для
запрограммированной жизни, мира. Так уж случилось, что прачеловек
оказался, ограблен неведомо кем, и ограблен в самом важном. Он оказался
в положении, когда ему, опять же в отличие от других животных, не было
известно не только чем и как жить, но и зачем жить. Другим, “не
ограбленным”, это впрочем, тоже известно не было, но им не было известно
и то, что им это неизвестно. Тогда как прачеловек, лишившись блаженного
незнания, обрел кучу мучительных проблем, которые и предоставили ему
возможность реализоваться в качестве человека.
Прежде чем начать описывать тот путь, которым прачеловек выбирался из
такой ситуации, надо специально отметить что все глаголы, которые будут
здесь употребляться, неточны в описании состояний и действий
первобытного человека. В языке нет слов, которые бы могли тонко и
адекватно протеканию описать тот смутный и тяжкий путь (именно потому,
что он был смутен), что прошли наши предки, прежде чем обрели
возможность более или менее ясно обозначать и свои действия, и свои
намерения.
Итак, будучи, в положении ненужных природе существ, пралюди были
вынуждены решать задачу выживания в этих условиях. В самом простом
варианте задача эта представляет собой, прежде всего, необходимость
встраивания в пищевые и деятельностные ряды в природе. Но там человека
не ждали. Ему там места не было.
По-видимому, с этим связано появление и использование сначала
естественных, а потом, и главное – искусственных орудий: от примитивных
до очень совершенных (отщепы, ручные рубила, палки-копалки, каменные
ножи и топоры, копья, бумеранги, духовые трубки, луки и т. д.). Пралюди
занимались собирательством (занятие преимущественно женщин и детей),
охотой, а там, где были водоемы – рыболовством (дела мужчин).
Постепенно осуществляется переход от присваивающего хозяйства к
воспроизводящему, то есть от собирательства к огородничеству и
полеводству, от охоты к скотоводству. Этот переход ознаменовывается еще
и переходом некоторой части первобытных племен к оседлому образу жизни.
Жизнь, основанная на потреблении продуктов, взятых у природы, необходимо
должна быть жизнью бродяжьей. Смена места поселения была связана с тем,
что нужно было поспеть к урожаю тех или иных плодов, или с особенностями
перемещений животных и рыб. Надо сказать, что меню первобытного человека
было весьма разнообразно и включало все, что можно потреблять: не только
грибы или ягоды, не только травы и молодые побеги некоторых деревьев.
Ели насекомых, личинок, червей, мхи, разнообразные коренья, плоды самых
разных деревьев и все, что только можно себе вообразить. Африканский
континент богат флорой. Казалось бы, дикари должны были бы жить в
сытости, однако это далеко не так. В лучшие, наиболее сытые, времена
первобытные люди питались не более одного раза в день. А ведь бывали и
не лучшие времена. Может потому, и жили в первобытности в среднем около
20 лет.
Довольно долго женщина поставляла основное количество продуктов, и
именно ее усилиями племя как-то выживало. Собирательство, хотя и не
самый эффективный по количеству произведенного продукта вид
деятельности, отличается, тем не менее, все-таки довольно большим
постоянством. Худо ли, бедно ли женщина всякий раз что-то приносит,
чтобы можно было хоть как-то накормить голодную семью. “Когда после
неудачной охоты мужчина, молчаливый и усталый, возвращается в лагерь и
бросает рядом с собой лук и стрелы, воспользоваться которыми ему не
пришлось, женщина извлекает из своей корзины трогательный набор:
несколько оранжевых плодов пальмы бурити, двух крупных ядовитых
пуков-птицеедов, нескольких ящериц и их крошечные яйца, летучую мышь.
Маленькие плоды пальмы бакаюва или уагуассу и горсть кузнечиков… Потом
вся семья весело истребляет обед, которого не хватило бы для утоления
голода одного белого”. Охота же, конечно, много богаче по результатам,
но результаты-то не часты. В особенности до изобретения первого
дистанционного оружия – лука. Практически безоружный, не обладающий ни
одним превосходящим животного качеством, наш далекий предок испытывал
громадные трудности на охоте. Успех не преследовал его. Хотя, когда ему
удавалось добиться своего, то это бывал праздник. Наверное, ни один
цивилизованный человек не в состоянии понять, что значила еда в те
далекие времена, в особенности – изобильная еда.
Есть некоторые странности в наших современных обычаях. В частности –
наше отношение к еде: почему люди все время едят? Едят, собираясь вместе
на праздник, едят, когда, похоронив и еще не оплакав близкого человека,
садятся за стол. Нет ни одной религии, которая бы не обращала внимание
на то, как, сколько, когда и что должен есть человек. Не является ли это
наше столь пристальное внимание к еде – реакцией на долгие и долгие
времена постоянного голода, который испытывало человечество?
Еда была праздником, торжеством жизни над смертью, наслаждением, не
сравнимым ни с каким другим. Еда была индивидуальной победой над всеми
силами зла, собравшимися, чтобы изничтожить человека. К. Леви-Строс в
“Печальных тропиках” так описывает состояние сытости после голода. Он
был в экспедиции, стоял период засухи, вся дичь ушла и люди голодали.
Однажды удалось подстрелить дикую свинью. “Недожаренное с кровью мясо
произвело на нас более возбуждающее действие, чем вино. Каждый съел не
меньше фунта, и тогда я понял, чем объясняется распространенное среди
многих путешественников мнение о прожорливости “дикарей”. Достаточно
хоть немного пожить их жизнью, чтобы испытать ненасытный голод и понять,
что его утоление приносит нечто большее, чем насыщение, – счастье”. Там
же он пишет, что вскоре они попали во влажный лес, откуда доносились
звуки животных. “В течение трех дней мы ходили на охоту в лес и
возвращались в лагерь, нагруженные дичью. Нас охватило какое-то
исступление: мы только и занимались тем, что готовили пищу и ели”.
В отличие от животных, первобытные люди стали обрабатывать природные
продукты для употребления их в пищу. Большую роль в этом (и не только в
этом) сыграло добывание и использование огня. Первоначально приспособляя
для жизни пещеры, постепенно человек научился строить жилища (общие
дома, вигвамы, чумы и т. д.). При освоении особых климатических зон
стала развиваться и одежда, в том числе и в довольно сложных формах.
Таким образом, вся жизнедеятельность людей была специально и
разнообразно обработанной, оформленной и совершенствуемой, в сравнении с
тем, что было у природных существ. В использовании и производстве пищи,
вещей, и в самих создаваемых предметах явно воплощался духовный опыт,
которого не могло быть без развития мышления (хотя бы так называемого
“ручного”), а также форм общения, знаковой (языковой) деятельности.
Все это говорит о том, что появились определенные приемы обработки,
создания и использования вещей и знаков, чего нет в природе. Появились и
неприродные, негенетические способы хранения и передачи приемов и
навыков. Это ведь были не наследственные программы поведения, как у пчел
или муравьев. Возникла вроде бы примитивная (по нашим, не всегда верным
меркам), но явно духовная активность.
В жизни родоплеменных сообществ огромную роль играли разные формы
научения различным видам деятельности, в том числе, формы ритуальные и
игровые. В этих сообществах появились устойчивые неприродные формы быта,
отношений между людьми, связывающие их, нормы действий.
Фактически для всех изученных сообществ были характерны специальные
захоронения умерших, особые верования, изобразительная деятельность,
развитые ритуалы, мифологическое сознание, разнообразная магия.
То есть, жизнь первобытного человека в сравнении с жизнью природных
существ, оказывается специфически (неприродно) оформленной. В ней
появляются формы, которые уже можно считать формами культуры, благодаря
которым люди искусственно встроились в окружающую среду, на иной, чем
природные существа, основе.
Это состояние стало возможным и пригодным к дальнейшему развитию, ибо
пралюдьми, первобытными людьми была преодолена может быть самая большая
трудность в их встраивании в окружающий мир. Эта трудность состояла в
необходимости преодоления, или, лучше сказать, выявления, своего
ценностного статуса, своего места в мире.
Для чисто природного существа такой трудности нет и быть не может.
Животное тождественно себе и природе в себе, потому ничего подобного не
возникает. Прачеловек же оказался отчужден от природы в самом себе, и
чтобы это отчуждение снять, он должен был построить некоторый конструкт,
определяющий или задающий ему место в мире. Иначе говоря, конструкт
определяющий ценностную значимость его актуального присутствия. А
создание такого конструкта, несущего в себе функцию отнюдь не
объяснительного, но в первую очередь, организовывающего и
ценностно-образующего характера, и создает реальную возможность
“встраивания” прачеловека в мир, определения там своего места, в том
числе в деятельностных и пищевых рядах.
Здесь происходит обратный обычному процесс – не от места в природном
мире зависит ценность, а от определения ценности прачеловека образуется
то или иное его место в мире. Но такого рода “обратность” вполне обычное
для человеческого мира явление. На протяжении всей человеческой истории
мы будем видеть, как именно этим путем человечество движется все дальше
и дальше.
Таким образом, отчуждение человека от природы может быть снято путем
создания собственной ценности за счет искусственного конструкта,
определяющего значение прачеловека в бытии. Этот конструкт не может не
носить искусственного характера.
Первой вехой на этом пути, как отмечает И. Н. Лосева, было создание
общности на некоей единой основе. А в связи с этим внутренним
конституированием, становится возможным и выделение данной общности как
чего-то определенного из аморфной неструктурированной действительности.
Основой общности выступает некий ритуал, который содержит в себе базовые
позиции бытия первобытного человека, как то: восприятие своей слитности,
выраженной в самоидентификации по типу “мы”; отделение этого “мы” от
остальных “они”, которые воспринимаются обычно враждебно (как писала О.
М. Фрейденберг: “Борьба – единственная категория восприятия мира в
первобытно-охотничьем сознании, единственное семантическое содержание
его космогонии и всех действ, ее воспроизводящих” ); закрепление и
передача опыта, включающего моменты как хозяйственной (охота,
возделывание земли, способы собирательства, изготовление орудий труда и
др.), так и социальной деятельности (способы организации общины, брачные
отношения, властные структуры и пр.).
Но сама эта ритуальность бытия первобытного человека, сами эти способы
организации бытовой, хозяйственной, половой и прочей жизни имеют своей
подосновой общее представление о себе и своем месте в мире. Таким
представлением выступает миф. То есть, можно сказать что идеальной
основой ритуальной деятельности первобытного сообщества является миф как
представление первобытного человека о себе и том месте, которое он
занимает в окружающей природе.
И миф, и ритуал постоянно повторяются в жизнедеятельности первобытной
общины, как если бы первобытные люди постоянно затверживали трудный
урок, в воспроизведении которого они боялись ошибиться. Видимо, так оно
и было, и связано это с тем, что любая деятельность прачеловека была для
него неестественна (правда, естественной у него не было), а потому
действительно требовала максимально возможного внимания, чтобы не
сбиться в ее воспроизведении. А сбиться было нельзя ни в коем случае,
это грозило страшными бедствиями. М. Мамардашвили писал, что: “…миф
есть способ организации и конструирования человеческих сил или самого
человека… Миф…восполнение и созидание человеком себя в бытии, в
котором для него нет природных оснований”.
Давнее представление о том, что мифология есть способ объяснения
непонятного мира, конечно же, не выдерживает критики. Сама непонятность
мира должна быть еще обнаружена. Это вовсе не просто – увидеть мир
непонятным. В обыденной жизни он понятен, и нужна серьезная дискурсивная
деятельность для того, чтобы выявить проблематичность мира.
Миф же выступает в истории культуры как способ самосозидания человека
через созидание мира. Б. Малиновский отмечал: “миф, каким он существует
в первобытной общине, т. е. в его живой первозданной форме, – это не
история, которую рассказывают, а реальность, в которой живут…
практическое руководство первобытных верований и поведения”.
Потеряв свое природное предназначение, прачеловек теряет и ощущение
единства и гармонии с природой и самим собой. И вот эту гармонию,
разорванную потерей единства с природой, он и старается восстановить.
Задавая собственную ценность, он как бы затягивает разрыв в естественной
гармонии, создавая новую, но уже искусственным путем, путем
мифотворчества.
Миф становится органом самоорганизации человека через утверждение его
ценности, которое достигается развертыванием определенной картины мира
вокруг человека, понятого как ее смысловой центр. Тем самым бытию во
всех его проявлениях придается ценностный смысл. Это придание смысла
задает и определенный “сценарий” деятельности человека во всех сферах,
как хозяйственной, так и социальной жизни. Но не нужно думать, что все
протекало именно в такой причинной последовательности. В первобытности
жизнедеятельность обладает синкретичным характером, при котором все виды
деятельности слиты, потому ничто не может быть выделено ни в качестве
детерминанты, ни в качестве детерминируемого. Все взаимосвязано, все
взаимопроникает друг в друга, все взаимообусловлено.
А. Ф. Лосев в работе “Диалектика мифа” также пишет, что “Миф – не
идеальное понятие и также не идея и не понятие. Это есть сама жизнь…
Миф не есть бытие идеальное, но – жизненно ощущаемая и творимая,
вещественная реальность и телесная, до животности телесная
действительность”.
В мифе задаются параметры бытия человека во всех сферах его
жизнедеятельности, но главным, основным в мифе является то, каким
способом миф “встраивает” человека в действительность. Надо отметить,
что обязательной принадлежностью мифа выступает его понятность. Миф как
бы обязан сделать мир простым и понятным. Он настаивает на
принципиальной внятности действительности человеку. И сама эта
понятность позволяет таким образом организовывать жизнь, чтобы снять все
возможные трагические противоречия и создать слаженную и обозримую
картину. М. К. Мамардашвили писал: “в мифе работают совершенно другие
структуры сознания, на основе которых в мире воображаются существующими
такие предметы, которые одновременно и указывают на его осмысленность. В
мифе мир освоен, оформлен, причем так, что фактически любое происходящее
событие уже может быть вписано в тот сюжет и в те события и приключения
мифических существ, о которых в нем рассказывается”. И далее:
“мифический мир есть мир освоенный, осмысленный, понятный. То есть
события в этом мире… являются носителями смысла”.
Список используемой литературы:
Леви-Строс К. Печальные тропики. М.: Мысль, 2000
Лосева И. Н. Миф и религия в отношении к рациональному познанию //
Вопросы философии, 2002
Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 2003
Мамардашвили М. Введение в философию – В кн. М. Мамардашвили.
Необходимость себя. М.: Лабиринт, 2004
Лосев А. Ф. Диалектика мифа. – В кн.: А. Ф. Лосев. Миф – Число. –
Сущность. М.: Мысль, 2003
Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter
