.

Теоретические проблемы семантики последних десятилетий

Язык: русский
Формат: реферат
Тип документа: Word Doc
93 656
Скачать документ

8

Реферат

по лингвистике

на тему:

“Теоретические проблемы семантики последних десятилетий”

2008

Положение семантики в кругу лингвистических дисциплин за последние
полвека изменилось радикально: от пренебрежительного отношения и даже
отрицания ее как полноправной области исследования в рамках лингвистики
до гипертрофированного интереса к содержательной стороне языка и
безусловного признания важности изучения языкового содержания для
адекватного представления структуры языка в целом.

Исследование семантики в последние десятилетия ведется по нескольким
направлениям. Прежде всего, следует указать на многочисленные работы,
относящиеся к таким сферам, где находит проявление креативная
деятельность человека, так или иначе связанная с языковой активностью
индивида и социума, как: психология, логика, этнология, культурология,
философия, создание искусственного интеллекта и т.п. Особое место в этом
ряду занимает когнитивная лингвистика, “в центре внимания которой
находится язык как общий когнитивный механизм”. Ниже будут рассмотрены
общие проблемы когнитивистики в различных ее ответвлениях и вариантах.

Как показал в одной из недавних работ В.Б. Касевич, “в отечественной
литературе данная теория отражена мало, хотя “указанное течение мировой
лингвистики становится все более и более заметным. Налицо все признаки
его институализации: созываются международные конференции по когнитивной
лингвистике, существует “International Cognitive Linguistics
Association”, выходит журнал “Cognitive Linguistics”; только в 1997 г. в
известной серии “Current issues in linguistic theory”, выпускаемой
издательством John Benjamins, появились два основательных тома,
написанных с позиций когнитивной лингвистики, и кроме того, опубликованы
учебные пособия”.

Когнитивная лингвистика концентрирует свой интерес на ментальных основах
понимания и продуцирования речи с точки зрения репрезентации и участия в
переработке информации. Решается вопрос о том, “каковы репрезентации
знаний и процедуры их обработки”. По наблюдениям В.З. Демьянкова обычно
считается, что репрезентации и соответствующие процедуры “организованы
модульно и потому подчинены разным принципам организации”. В отличие от
остальных дисциплин когнитивного цикла, в когнитивной лингвистике
рассматриваются только те когнитивные структуры и процессы, которые
свойственны человеку как homo loquens: на переднем плане находятся
системное описание и объяснение механизмов усвоения языка и принципы
структурирования этих механизмов. В этом аспекте приходится решать целый
комплекс вопросов.

1. Относительно ментальных механизмов усвоения языка и принципов их
структурирования: достаточно ли ограничиться единой репрезентацией или
следует представлять эти механизмы в рамках различных репрезентаций? Как
взаимодействуют эти механизмы? Каково их внутреннее устройство?

2. С точки зрения продуцирования решаются следующие вопросы: а) основаны
ли продуцирование и восприятие на одних и тех же единицах системы или у
них разные механизмы; б) протекают ли во времени процессы, составляющие
продуцирование речи, параллельно или последовательно; в) строим ли мы
сначала общий каркас предложения и только потом заполняем его
лексическим материалом или же обе процедуры выполняются одновременно, и
тогда как это происходит; г) какие подструктуры фигурируют в
продуцировании речи и как они устроены?

3. Восприятие в когнитивистском ключе исследуется несколько более
активно, чем продуцирование речи. В связи с этим спрашивается: “Какова
природа процедур, регулирующих и структурирующих языковое восприятие;
какое знание активизируется посредством этих процедур; какова
организация семантической памяти; какова роль этой памяти в восприятии и
в понимании речи? Таков перечень проблем и вопросов, представленных в
одной из обзорно-аналитических работ.

В ней же автор пишет: “В когнитивной лингвистике принимается, что
ментальные процессы не только базируются на репрезентациях, но и
соответствуют определенным процедурам – “когнитивным вычислениям”. Для
остальных “когнитивных дисциплин” выводы когнитивной лингвистики ценны в
той мере, в какой позволяют уяснить механизмы этих самых когнитивных
вычислений в целом. На таком информационно-поисковом жаргоне центральная
задача когнитивной лингвистики формулируется как описание и объяснение
внутренней когнитивной структуры и динамики говорящего – слушающего.
Последний рассматривается как система переработки информации, состоящая
из конечного числа самостоятельных компонентов и соотносящая языковую
информацию на различных уровнях. Цель когнитивной лингвистики,
соответственно, – в исследовании такой системы и установлении важнейших
принципов ее, а не только в систематическом отражении явлений языка.
Когнитивисту важно понять, какой должна быть ментальная репрезентация
языкового знания и как это знание “когнитивно” перерабатывается, т.е.
какова “когнитивная действительность”.

Некоторые считают, что языковая система представляет собой
самостоятельный модуль, внеположенный общим когнитивным механизмам.
Однако чаще языковая деятельность рассматривается как один из модусов
“когниции”, составляющий вершину айсберга, в основании которого —
“когнитивные способности, не являющиеся чисто лингвистическими, но
дающие предпосылки для последних. К таким способностям относятся:
построение образов и логический вывод на их основе, получение новых
знаний, исходя из имеющихся тенденций, составление и реализация планов”.

Когнитивный подход к языковому содержанию почти полностью исключает
референциальность языкового значения. “Если ты когнитивист, то имеешь
право говорить только о денотации языковых выражений. Однако без понятия
“референции”, без опоры на аксиомы “внешнего мира” трудно установить
несамопротиворечивость суждений в языковой форме”. Подобного рода
проблемы когнитивистика предполагает решить в рамках междисциплинарных
исследований усилиями психологов, лингвистов, антропологов, философов,
компьютерологов и др., которые помогут ответить на вопросы о природе
разума, об осмыслении опыта, об организации концептуальных систем.
Большие надежды и в этом смысле возлагаются на разработку науки о
“работе мысли” человека, включающей теорию “вычислимости” смысла текста.

Вычислительно-кибернетический подход к исследованию значений в рамках
когнитивной лингвистики занимает в последнее время все большее место.
Оценку такого рода семантических штудий выразил в одной из своих
последних работ В.А. Звегинцев. В статье с характерным названием “К
проблеме отчуждения знаний” автор дал критический анализ когнитивной
информационной семантики с точки зрения семасиолога-лингвиста. Было
показано, что знания по своей природе есть результат и инструмент
творческого процесса, свойственного только человеку. Знания здесь
переплетаются с интуитивными представлениями, предположениями,
догадками, убеждениями, они составляют открытую, неконечную систему.
Автор обратил внимание на то, что все виды эксплицируемых знаний берутся
не из пустоты, они поставляются языком, который придает им дискретную
форму.

Компьютерная лингвистика обходит многие трудности, возникающие в
процессе отчуждения знаний, извлекаемых из языка при передаче их машине:
неразличение языка и речи, социальности языка и индивидуальности его
конкретного использования. Компьютерной лингвистике фактически
приходится иметь дело не с языком, а с речевыми образованиями –
высказываниями. В неявном виде это обстоятельство, конечно, учитывается,
но “прикрывается стыдливым термином “текст”. Будучи сугубо
индивидуальными и ситуативно обусловленными, высказывания, по сути дела,
оперируют не значениями, а смыслами, вбирающими в себя всю совокупность
знаний, которые не фиксируются никакими языковыми единицами и которые
вряд ли могут быть адекватно отражены какими-либо системами
представления знаний. В этих системах знания подвергаются
преобразованиям, становясь информацией, с которой в действительности и
работают компьютерные системы, исключающие возможность обращения к
потенциальным силам человеческих знаний.

Всеобщая компьютеризация, ставшая знамением нашего времени, вызывает
множество разноречивых мнений, касающихся возможностей “вычислительного”
подхода при исследовании разных лингвистических проблем, в том числе и
семантических. В частности, Р.М.Фрумкина считает иллюзией представление
о всемогуществе computer sciences. Для приверженцев компьютерного
подхода характерны как минимум две особенности: а) онтологизация
компьютерной метафоры и б) механистические представления о психических
процессах. Говоря о “компьютерной метафоре” в целом и о ее месте в
изучении языка и связанных с ним когнитивных процессах, Р.М. Фрумкина
подчеркивает, что данная метафора “может быть полезным инструментом
только в той мере, в которой ее сугубая метафоричность остается
предметом научной рефлексии. Мы должны помнить, с какой целью эта
метафора создана и в каких границах применима… Это справедливо для
любой модели. Модель эффективна как инструмент описания именно в меру
понимания ее отличия от оригинала”.

В той мере, в какой в основе любого компьютера лежит
формально-логическая схема, искушение компьютерными аналогиями
подкрепляет представления о том, что человек мыслит по законам
формальной логики. По мере расширения возможностей компьютера и их
внедрения в практику на уровне повседневности эти иллюзии все менее
осознаются и все более углубляются. Это приводит к усилению
механистичности в представлениях о структуре когнитивных процессов.
Компьютер кажется могущественнее человека. Тем больше уверенность, что
он может успешно моделировать человеческую деятельность – прежде всего,
познавательную. При этом не осмысливаются ни источники этого могущества,
ни источники ограничений. “Необходимым печальным следствием из этой
мифологемы является онтологизация той “схемы мира”, с которой работает
компьютер”.

После того как неявно укореняется миф о том, что машина может создать
нечто, адекватное модели наших знаний, в том числе – нашего знания
языка, укореняются представления, что человек в некотором роде устроен
наподобие компьютера. Например, употребляя выражение “словарь символов”
применительно к человеку, мы забываем, что нам ничего не известно о том,
что в действительности представляют собой сами эти символы. Говоря об
операциях с символами, мы опускаем то обстоятельство, что мы не знаем,
что это за операции. Скорее всего, они не сводимы к тем, которые
известны из формальных логик.

Одновременно неявно формируются и уже воспринимаются как само собой
разумеющиеся представления о том, что наше “интрапсихическое” содержит в
себе эти символы, а также “сети”, “узлы”, “фреймы”, “скрипты” и т.п.
объекты совершенно так же, как подобные объекты содержатся в
компьютерных моделях или даже в “памяти” компьютера. В результате
компьютерная модель проецируется на реальный мир и начинает претендовать
на его подмену. Р.М. Фрумкина справедливо считает, что “формальная
логика имеет прескриптивный, а не дескриптивный характер, а поэтому
поведение человека едва ли может быть описано в ее терминах. Существенно
также, что, в отличие от жестко запрограммированного компьютера, человек
склонен решать сходные задачи разными способами, в силу чего
неоправданными оказываются концепции, построенные по схеме “или-или”.
Кроме того, человеческий интеллект тем мощнее, чем больше его
возможность оперировать крупными блоками, которые могут укрупняться и
разукрупняться “по ходу дела”, т.е. применительно к контексту задачи”.

Каждая аппаратно реализованная функция также может соответствовать
большому набору операций, но она жестко задана раз и навсегда. Уже
поэтому никакая аппаратно реализованная функция не может быть моделью
сложных психических операций. “Принципиальным свойством человеческой
психики является ее пластичность: человек формирует нужные ему блоки в
зависимости от контекста, т.е. не одним определенным способом, как это
задано программой, а любыми способами, полезными в каждом отдельном
случае”.

Отдельную большую проблему когнитивной лингвистики представляет
определение ее статуса среди других лингвистических дисциплин. Замечено,
что представители когнитивной лингвистики активно выступают с
пропагандой собственного течения как радикально отличающегося от всех
прочих и, более того, как призванного решить проблемы, неразрешимые в
рамках “других лингвистик”. Как подчеркивает В.Б. Касевич, “в
науковедческой теории, специально занимающейся становлением и развитием
научных направлений… именно использование риторики, касающейся
преемственности или отсутствия преемственности по отношению к предыдущим
трудам, принимается, среди прочих, в качестве важного признака
оформленности самостоятельного направления”. В связи с этим автор
пытается разобраться в том, каким образом ученые, причисляющие себя к
когнитивистам, обосновывают свою особость в противопоставлении другим
течениям лингвистической мысли.

Когнитивное направление, по словам В.Б. Касевича, наибольшее развитие
получило в США, поэтому неудивительно, что для его представителей
доказательство собственной оригинальности оказывается тесным образом
связанным с их противопоставлением и акцентированием их отличий от
генеративистики. При этом бросается в глаза, что противопоставление
генеративистам затрудняется уже тем, что Хомский не раз провозглашал
генеративную лингвистику частью когнитивной психологии… Более того,
так называемую “хомскианскую революцию” нередко называют иначе “второй
когнитивной революцией”. Однако когнитивистам приходится
дистанцироваться не только от генеративизма, поскольку активно
развивается психолингвистика, в значительной степени также
ориентирующаяся на когнитивную психологию.

Попытки когнитивистов разъяснить особенности данного направления не
всегда оказываются успешными. Например, в работе высказывается
предположение, что когнитивная лингвистика является именно когнитивной
а) в силу специфичности того, каким образом она использует данные других
дисциплин и б) постольку, поскольку она стремится к изучению
специфического содержания концептуального знания человека, а не только
архитектуры этого знания. Пункт “а” определенно дифференцирует два
направления, поскольку Хомский и его последователи неоднократно
отвергали использование в лингвистике нелингвистических данных. Но
указание на “специфичность” использования данных других дисциплин,
видимо, намекает на отличие от других направлений, которые не
пренебрегают данными, находящимися за пределами лингвистических
формализмов, однако природа этого отличия остается абсолютно не
проясненной.

“Что же касается пункта “б”, где противопоставляются архитектура знания
и его содержание, то и здесь только знакомство с конкретными работами,
выполненными в русле когнитивной лингвистики, отчасти помогает понять,
что имеется в виду; сам же по себе пункт “б” едва ли намного
информативнее пункта “а”.

Несмотря на не всегда удачное “самопредставление” когнитивных
лингвистов, в работах соответствующих авторов В.Б. Касевич обнаруживает
целый ряд интересных подходов, интересных идей. Например, отрицание
автономности языка. Утверждается, что не существует собственно языковых
механизмов, языковые операции обслуживаются общекогнитивными структурами
и механизмами. Проводится параллель с артикуляторными органами и
органами слуха, которые “генетически предназначены для дыхания, жевания,
глотания, ориентации в пространстве и целого ряда иных витальных
функций, но в процессе эволюции “приспособились” для выполнения тонко
дифференцированных движений, обеспечивающих порождение звуков речи, и
акустических операций, способствующих восприятию речи”.

Указанная аналогия, по мысли автора, одновременно показывает
неубедительность обсуждаемого тезиса. Даже в этом бесспорном случае
можно видеть, как своего рода “семиотически-культурная” надстройка,
складывающаяся в фило- и онтогенезе над генетически заданными
структурами, приобретает существенную самостоятельность. Так, при
определенных речевых расстройствах больной может полностью сохранять
способность воспринимать и распознавать неречевые звуки, но при этом не
различать те или иные фонемы. Аналогичным образом, по свидетельству А.Р.
Лурии, больной может сохранять, способность нарисовать, например,
“крестик” и “кружок”, но оказывается не в состоянии написать буквы X и
О, которые фактически не отличаются от соответствующих рисунков.

Автор приводит и другие, более частные свидетельства относительной
автономности языковых механизмов. В частности, в ряде экспериментов было
показано, что при восприятии многозначного слова имеет место
автоматическая активизация всех его словарных значений. Затем под
влиянием контекста происходит выбор соответствующего значения и
отсечение других вариантов как ситуативно-несоответствующих.

Второй тезис, который привлекает внимание В.Б. Касевича, – это резкое
неприятие большинством лингвистов, приверженцев когнитивного
направления, таких фундаментальных понятий генеративной лингвистики, как
глубинная структура, трансформация и языковое правило. Р. Лангакр, один
из основоположников когнитивного направления, считает, что к грамматике
относятся только те структуры, которые засвидетельствованы в тексте. Из
этого следует, что возведение поверхностной структуры типа Иван
умывается к глубинной Иван умывает Ивана недействительно. В то же время
если под глубинной структурой понимать выводимость, например, трех
значений сложной структуры Дети радуются приглашению артиста к трем
сочетаниям простых структур, то данная трактовка вряд ли вызовет
какие-либо серьезные возражения.

Сходная ситуация наблюдается и с понятием языкового правила, поскольку
здесь тоже отмечается встречное движение когнитивной лингвистики и
трансформационно-порождающей грамматики. Хомский уже давно высказывал
предположение о том, что лингвистическое описание может обойтись без
использования языковых правил, хотя отказ от использования понятия
правила не стоит принимать слишком серьезно. Хомский сам приравнивает
порождающие аспекты языка к “вычислительным”, но вычисление ссылается по
соответствующей программе, и вряд ли можно противопоставлять программу
системе правил.

Третий тезис – специфичность семантики в ее когнитивной интерпретации.
Ученые когнитивного направления настойчиво пытаются получить такое
лингвистическое описание, которое было бы адекватно ментальным
структурам носителей языка. В связи с этим рассматриваются: теория
“естественных классов”, теория прототипов и разные варианты
семантического описания с помощью структур когнитивных примитивов. В
качестве примера приводится эксперимент, связанный с изучением того, что
понимают носители английского языка под словом “water”.

Эксперимент проводился с участием испытуемых, имеющих образование не
ниже среднего, поэтому предполагалось, что всем им известен химический
состав воды Н20. Испытуемые должны были оценить процентное содержание
Н20 в разных жидкостях, среди которых назывались наряду с водой чай,
бульон, болотная вода, слезы, водка и т.п. Испытуемым предлагалось
ответить, что можно назвать водой, а что – нет. Оказалось, что простой
корреляции между содержанием Н20 и отнесением жидкости к воде не
существует. Так, содержание Н20 в дождевой воде и чае оценивалось
примерно одинаково, но дождевая вода была квалифицирована как вода, а
чай – нет. В болотной воде испытуемые находили менее 70% Н20, но все же
относили ее к воде.

В определенном смысле экспериментаторы пытались доказать очевидное:
трудно было ожидать, что жидкость, которая называется, например, чаем
или водкой, попадет в разряд “вода”, а болотная вода окажется “неводой”:
в конечном счете вода есть то, что называют “вода”. Но исследователи
получили и некоторые более интересные результаты. Статистические данные
опроса испытуемых свидетельствуют, что имеются кластеры, объединяющие в
большей или меньшей степени разные жидкости по их близости к воде.
Основанием образования кластеров оказались такие признаки, как
“источник”, “функция”, “состав”. При этом только последний признак
отражает содержание Н20, остальные же относятся к своего рода диахронии
и функции.

В связи с этим приводится пример, когда в воде, взятой из озера Онтарио,
были проявлены фотографии с видом Онтарио, но этот фотореактив все же
был назван “водой”, поскольку в озере, по определению, “полагается” быть
воде. Соответствующая квалификация жидкости в рамках наивной когнитивной
семантики определяется ее источником.

Четвертый тезис связан с когнитивистскими работами, вскрывающими весьма
существенную роль метафоры в структурировании ментального лексикона;
другие авторы убедительно показали, что метафорические переносы вовсе не
ограничены сферой художественных приемов, они пронизывают весь словарь,
организуя значимые пласты лексики, распространяясь на грамматику.

В итоге делаются выводы весьма интересные и разочаровывающие для
сторонников когнитивной лингвистики. В частности, отмечается следующее.
“В области семантики вклад когнитивистов определенно позитивен. Но
достаточно ли этого… чтобы провозгласить появление “новой
лингвистики”? Думается, уместнее утверждать, что разработанные подходы и
результаты обогащают языкознание, но никак не создают ни нового объекта
исследования, ни даже нового метода. Прежде всего, конечно, можно
говорить об обогащении психолингвистики – ведь психолингвистика, если
рассматривать ее как теорию, а не просто как метод, призвана адекватно
отражать ментальные отношения и операции, реально присущие носителю
языка; без этого ее существование просто теряет смысл. Учитывая
сказанное, правомерно полагать, что когнитивной лингвистики не
существует – уже потому, что не существует некогнитивной лингвистики”.

Список литературы

1. Абрамян Р.Л. Гносеологические аспекты языкового значения. – Ереван,
2000. 102 с.

2. Горелов И.Р. Вопросы теории речевой деятельности. – Таллинн, 1997 –
190 с.

3. Демьянков В.З. Доминирующие лингвистические теории в конце XX века//
Язык и наука конца XX века. – М., 1999. – С.239-320.

4. Залевская А.А. Понимание текста: Психолингвистич. подход. – Тверь,
1998. – 95 с.

5. Касевич В.Б. Культурно-обусловленные различия в структурах языка и
дискурса// XVI Congres International des Linguistes: Se’ances
ple’nieres: Textes. – Mendon, 1997. -C. 1-7.

6. Касевич В.Б. О когнитивной лингвистике // Общее языкознание и теория
грамматики. – СПб., 2004 – С. 14-21

Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter

Похожие документы
Обсуждение

Ответить

Курсовые, Дипломы, Рефераты на заказ в кратчайшие сроки
Заказать реферат!
UkrReferat.com. Всі права захищені. 2000-2020