Риторика

1. Определение современной риторики, предмета риторики. Общая и частная
риторика

С новой силой интерес к риторике вспыхнул в середине ХХ века. Он
объясняется бурным развитием теории информации. К этому времени науки
гуманитарного круга стали остро нуждаться в единой, обобщающей теории, в
особой логике гуманитарного познания. Кроме того, снова возник интерес к
живому устному речевому общению. Ведь сегодня человек проводит в устном
общении более 65% своего рабочего времени. Какое же определение дают
специалисты современной риторике? Н. А. Михайличенко ориентирует своих
слушателей на публичное выступление: «Риторика — наука о законах
подготовки и произнесения публичной речи с целью оказания желаемого
воздействия на аудиторию» . По мнению же известного ученого Ю. В.
Рождественского, такое определение риторики является неполным. Он пишет:
« …история риторики есть история стилей жизни. Информационное общество
несет новый стиль жизни и требует новой риторики. Стилевая задача новой
риторики состоит в понимании и пользовании всеми видами слова, а не
только публичной устной речью» (Теория риторики. — М:, 1997.-С.3).

А. К. Михальская, разделяя на риторику взгляды Ю.В. Рождественского,
дает следующее определение: «Риторика — это теория и мастерство
эффективной (целесообразной, воздействующей и гармонизирующей) речи».
Каким же конкретным содержанием наполнено это определение? Сделать речь
целесообразной — значит найти ее соответствие цели говорящего, или,
выражаясь языком современной науки, речевому намерению. Воздействовать
на аудиторию — значит подвигнуть людей на активные действия, а иногда,
может быть, заставить изменить образ жизни и мировосприятие.
Гармонизировать отношения говорящего и адресата — сегодня непременное
требование к успешной речи. Это значит, что современная риторика должна
обеспечить взаимопонимание между людьми, конструктивное решение
возникающих конфликтов.

В определении, данном А. К. Михальской, прочитываются общие задачи
риторики. Более конкретно они сформулированы Рождественским: «Первая
задача риторики состоит в умении быстро воспринимать речь во всех видах
слова и извлекать нужные смыслы для принятия оперативных решений, не
давать себя увлечь, сбить на деятельность, невыгодную себе и обществу.
Вторая задача риторики есть умение изобретать мысли и действия и
облекать их в такую речевую форму, которая отвечает обстоятельствам. Это
значит уметь создавать монолог, вести диалог и управлять им, управлять
системой речевых коммуникаций в пределах своей компетенции. Обе задачи
должны опираться на культуру речи данного общества».

Современная трактовка риторики расширяет ее до теории убедительной
коммуникации. Именно такое понимание риторики дается у В.И.Аннушкина,
А.К. Авеличева: «Риторика – это наука о способах убеждения,
разнообразных формах преимущественно языкового воздействия на аудиторию,
оказываемого с учетом особенностей последней и в целях получения
желаемого эффекта»; «наука об условиях и формах эффективной
коммуникации».

Предметом современной риторики служат общие закономерности речевого
поведения, действующие в различных ситуациях общения, сферах
деятельности, и практические возможности использования их для того,
чтобы сделать речь эффективной.

Риторика – это наука о способах создания речевого поступка. Чтобы
добиться результата в речевой деятельности, надо владеть искусством
убеждения. А это целая наука, у которой есть свои законы. Не знающий эти
законы хорошо понимает то, о чем он говорит, но не осознает, что же он
своей речью делает. Поэтому создается целая система практической
тренировки необходимых умений и навыков, обеспечивающих на деле высокий
уровень мастерства взаимодействия оратора и аудитории. Понятие
«риторика» значительно шире понятия «ораторское искусство». Оно
охватывает широкий спектр знаний, умений и навыков от возникновения идеи
до непосредственного речевого процесса.

В науке о риторике ученые выделяют две области: общую риторику и
частную.

Предметом общей риторики являются общие закономерности речевого
поведения (в различных ситуациях) и практические возможности
использования их для того, чтобы сделать речь эффективной.

Общая риторика содержит следующие разделы:

1. риторический канон;

2. публичное выступление (оратория);

3. ведение спора;

4. ведение беседы;

5. риторика повседневного общения;

6. этнориторика.

Частные риторики изучают особые области, которые называют сферами
«повышенной речевой ответственности», потому что в них ответственность
человека за свое речевое поведение, за умение или неумение владеть
словом чрезвычайно велика. Это дипломатия, медицина, педагогика,
административная и организационная деятельность и др. Вот что горит по
этому поводу автор учебного пособия «Риторика» Н. А. Михайличенко:

«Наверное, нет таких профессий, где искусное владение словом не
пригодилось бы. Но в некоторых сферах человеческой деятельности оно
становится просто необходимым, является обязательным условием
эффективной работы. Юрист, учитель, социальный работник, менеджер,
политик, проповедник должны овладеть искусством речи, если хотят достичь
вершин в своей профессии. Ведь им постоянно приходится общаться с
людьми,

беседовать, консультировать, наставлять, выступать публично, в
официальной обстановке.

А чтобы произнести публичную речь, мало знать, что сказать, надо еще
знать, как сказать, надо представлять себе особенности ораторской речи,
учитывать множество факторов, влияющих на оратора и на слушателей,
владеть техникой говорения»

2. Риторический идеал. Особенности древнегреческого и древнеримского
риторического идеала. Трактат Цицерона «Об ораторе»

В каждой культуре складываются особые и вполне определенные
представления о том, как должно происходить речевое общение. Приобщая к
общим правилам речевого поведения и речевого произведения, риторика дает
и общие представления о прекрасном – общеэстетическому и этическому
идеалам, сложившимся исторически в данной культуре. Риторический идеал –
это система наиболее общих требований к речи и речевому поведению,
исторически сложившаяся в той или иной культуре в определенное время и
отражающая систему ее эстетических и этических ценностей. Система эта
закономерна и исторически обусловлена. Поэтому история риторики
рассматривается именно как история возникающих, развивающихся и
сменяющих друг друга риторических идеалов.

Риторика – одна из древнейших наук. В различные времена она занимала
большее или меньшее место в развитии общества, ценилась выше или ниже,
но никогда не исчезала. В развитии риторики явственно видны
преемственность традиций, взаимовлияние культур, учет национальных
особенностей, и в то же время – ярко выраженный общегуманистический
характер.

Объективной основой зарождения ораторского искусства как социального
явления стала насущная необходимость публичного обсуждения и решения
вопросов, имевших общественную значимость. История свидетельствует, что
важнейшим условием проявления и развития ораторского искусства,
свободного обмена мнениями по жизненно важным проблемам, движущей силой
критической мысли являются демократические формы правления, активное
участие свободных граждан в политической жизни страны. Не случайно
говорят, что «риторика – дитя и условие демократии». Свобода слова,
равенство свободных граждан требовали от них хорошего владения словом
для того, чтобы обосновать свою точку зрения, убедить в ее правильности
других, отстоять ее, опровергая мнение оппонента или оппонентов.
Наиболее активно ораторское искусство развивается в переломные эпохи в
жизни общества, помогая сплачивать людей вокруг общего дела, воодушевляя
и направляя их.

Итак, красноречие стало искусством в условиях рабовладельческого строя,
который создал определенные возможности для непосредственного влияния на
разум и волю сограждан с помощью живого слова оратора. Расцвет риторики
совпал с расцветом демократии, когда ведущую роль в государстве стали
играть три учреждения: народное собрание, народный суд, Совет пятисот.
Публично решались политические вопросы, вершился суд. Чтобы привлечь на
свою сторону народ (демос), надо было представить свои идеи наиболее
привлекательным образом. В этих условиях красноречие становится
необходимым каждому человеку.

Первые упоминания об ораторах относятся к временам гомеровской Греции.
Гомер – первый учитель красноречия для древних греков. В «Илиаде» мы
находим описание различных типов ораторов. Родоначальниками риторики
были классические софисты 5 в. до н.э. , высоко ценившие слово и силу
его убеждения. Следует отметить, что отношение к софистике и к софистам
было двойственным и противоречивым, что отразилось даже в понимании
слова «софист»: вначале оно обозначало мудреца, человека талантливого,
способного, опытного в каком-либо искусстве; затем, постепенно,
беспринципность софистов, их виртуозность при защите прямо
противоположных точек зрения привело к тому, что слово «софист»
приобрело отрицательную. Окраску и стало пониматься как лжемудрец,
шарлатан, хитрец.

Теорию риторики активно разрабатывал философ-софист Протагор из Абдер во
Фракии. Он одним из первых стал применять диалогическую форму изложения,
при которой два собеседника высказывают противоположные взгляды.
Появляются платные учителя – софисты, которые не только обучали
практическому красноречию, но и составляли речи для нужд граждан.
Софисты постоянно подчеркивали силу слова, проводили словесные баталии
между выразителями различных взглядов, состязались в виртуозности
владения живым словом. Основателем софистической риторики считают Горгия
(485-380 гг до н.э.) из Леонтии в Сицилии. Вот как пишет о его
риторической деятельности известный философ А.Ф.Лосев, опираясь на
античные источники: «Он первый ввел тот вид образования, который готовит
ораторов, специальное обучение способности и искусству говорить и первый
стал употреблять тропы, метафоры, аллегории, инверсии, повторения,
апострофы…Берясь обучать всякого прекрасно говорить и будучи, между
прочим, виртуозом краткости, Горгий обучал всех желающих риторике с тем,
чтобы они умели покорять людей, «делать их своими рабами по доброй воле,
а не по принуждению». Силою своего убеждения он заставлял больных пить
такие горькие лекарства и претерпевать такие операции, принудить к
которым их не могли даже врачи». Горгий определял риторику как искусство
речей.

Риторический идеал софистов обладал следующими особенностями:

1. Риторика софистов была «манипулирующей», монологической. Главным было
умение манипулировать аудиторией, поразить слушателей ораторскими
приемами; 2. Риторика софистов была риторикой словесного состязания,
борьбы. Спор, направленный обязательно на победу одного и поражение
другого, – вот стихия софиста; 3. Целью спора софистов была не истина, а
победа любой ценой, поэтому господствует не содержание в речи, а
«внешняя форма».

Лисий – представитель судебного красноречия, в совершенстве владел
искусством рассказа, обладал ярким, но вместе с тем простым языком,
учитывал особенности устной речи: богатство интонаций, точный адрес и
т.п. Исократ -–представитель торжественного, пышного красноречия; писал
речи, обучал ораторскому искусству молодежь. Классическая греческая
риторика была увенчана поистине трагической фигурой политического и
судебного оратора Демосфена (384-322 гг до н.э.). Природа не наделила
его ни одним из качеств, необходимых оратору. Болезненный ребенок,
опекаемый вдовой-матерью, он получил скверное образование. У Демосфена
был неясный, шепелявый выговор, частое дыхание, нервный тик, т.е. масса
недостатков, мешающий ему стать оратором. Ценой огромных усилий,
постоянного и упорного труда он добился признания современников.
Обстоятельства вынудили его стать оратором: он был разорен
недобросовестными опекунами. Активно взявшись за отстаивание собственных
прав через суд, он стал брать уроки у известного специалиста Исея,
работать над избавлением от своих недостатков и в конце концов выиграл
процесс. Но при первом появлении на публике он был осмеян и освистан. С
этого момента начинается преодоление – самая характерная черта в судьбе
и личности Демосфена.

Чтобы сделать дикцию четкой, он брал в рот камешки и так читал на память
отрывки из произведений поэтов; упражнялся он и в произнесении фраз во
время бега или подъема на крутую гору; старался научиться говорить
несколько стихов подряд или какую-нибудь длинную фразу, не переводя
дыхания. Учился актерской «игре», которая придает речи стройность и
красоту; чтобы избавиться от подергивая плечом во время речи, подвешивал
острый меч таким образом, чтобы он колол плечо и так избавился от этой
привычки. Любую встречу, беседу он превращал в предлог и предмет для
усердной работы: оставшись один, он излагал все обстоятельства дела
вместе с относящимися к каждому из них доводами; запоминая речи, затем
восстанавливал ход рассуждения, повторял слова, сказанные другими,
придумывал всевозможные поправки и способы выразить ту же мысль иначе.
Он лепил себя сам, доводя до совершенства то, что так небрежно исполнила
природа.

Главным средством Демосфена-оратора становится его умение увлечь
слушателей тем душевным волнением, которое испытывал он сам, говоря о
положении родного полиса в эллинском мире. Пользуясь вопросно-ответным
приемом, он искусно драматизировал свою речь. Диалогическую форму своих
выступлений Демосфен иногда дополнял рассказами, в патетических местах
своих речей декламировал стихи Софокла, Еврипида и других известных
поэтов античного мира. В целом мышлению Демосфена присущи ирония,
искрящаяся и прерывающаяся в самые патетические моменты его речей;
активно использовал антитезу (противопоставление), риторические вопросы;
слогу его присущи благозвучие, преобладание долгих слогов, которое
вызывало ощущение плавности. Всем способам выделения смысла Демосфен
предпочитал логическое ударение, поэтому ключевое слово он ставил на
первое или последнее место в периоде; средством смыслового выделения
служит и употребление нескольких, чаще всего пары, синонимов,
обозначающих действие: пусть говорит и советует; радоваться и
веселиться; плакать и лить слезы. Часто использовал гиперболу, метафоры,
мифологические образы и исторические параллели. Речи аргументированы,
ясны по изложению. Главным противником Демосфена был македонский царь
Филипп – Демосфен написал восемь «филиппик», в которых разъяснял
афинянам смысл захватнической политики Македонца. Когда Филипп получил
один из текстов речи Демосфена, то сказал, что если бы он слышал эту
речь, то голосовал бы за войну против себя. Результатом убедительных
выступлений Демосфена стало создание антимакедонской коалиции греческих
полисов. Проиграв войну с наследниками Александра Македонского, афиняне
были вынуждены подписать очень тяжелые условия мира и вынесли смертные
приговоры ораторам, побуждавшим их к войне против Македонии. Демосфен
нашел убежище в храме Посейдона, но его настигли и там. Тогда он
попросил дать ему немного времени, чтобы оставить письменное
распоряжение домашним и выпил яд из тростниковой палочки, которой писали
древние греки. Так закончились дни величайшего мастера древнегреческого
красноречия, которого греки звали просто «оратор», как звали Гомера
просто «поэт». Однако слава Демосфена не умерла вместе с ним. Древние
бережно сохранили более 60 его речей, обширное его жизнеописание
составил Плутарх, сопоставив его биографию с жизнью выдающегося оратора
Рима Марка Туллия Цицерона. Лучшей эпитафией Демосфену могли бы стать
его собственные слова: «Не слово и звук голоса ценны в ораторе, но то,
чтобы он стремился к тому же, к чему стремится народ и чтобы он
ненавидел или любил тех же, кого ненавидит или любит родина».

На основе развивающегося ораторского искусства стали делаться попытки
теоретически осмыслить принципы и методы ораторской речи. Так зародилась
теория красноречия – риторика. Наибольший вклад в теорию красноречия
внесли Сократ (470-399 гг. до н.э.), Платон (428-348 гг. до н.э.) и
Аристотель (384-322 гг. до н.э.).

Сократ – выдающийся мастер бесед-диалогов, изобрел диалектику как
искусство вести рассуждения, спор, беседу. Главными рычагами
сократовской диалектики были ирония – способ критического отношения к
догматике, прием Сократа, который прикидывался незнающим с тем, чтобы
поймать и уличить своего собеседника в незнании, и майевтика
(повивальное искусство, родовспоможение). Ирония заключалась в умении
философа остроумной системой вопросов и ответов загнать противника в
логический тупик. Его ирония добродушна и деликатна: «Ведь не то, что я,
путая других, сам во всем разбираюсь, – нет, я и сам путаюсь и других
запутываю. Так и сейчас – о том, что такое добродетель, я ничего не
знаю, а ты, может быть, и знал раньше до встречи со мной, зато теперь
стал очень похож на невежду в этом деле. И все-таки я хочу вместе с
тобой поразмышлять и поискать, что это такое – добродетель». Далее
подключалась майевтика и вопросно-ответным методом с помощью логики и
диалектики способствовала рождению истины. Чаще всего вопросы,
задаваемые Сократом, формулировались так, что на них можно было получить
только однозначный и заранее предсказуемый ответ. При всей кажущейся
простоте речь Сократа была не только по существу, но и по форме довольно
изощрена. Свои речи Сократ не записывал, но из диалогов его ученика
Платона мы имеем представление о характере и содержании этих речей, о
влиянии их на слушателей.

Платон совершенствовал искусство диалога. Платоновские диалоги
остроумные, логично построенные, по внешнему впечатлению загадочные,
возбуждали интерес к предмету спора или беседы. Платон обогатил живую
публичную речь приемами и формами полемики, с помощью иносказаний и
метафор сделал ее язык ярким и выразительным. В диалоге «Теэтет»
высказываются различные соображения об ораторском искусстве в связи с
вопросами о мудрости и постижении истины. Философ осуждал «пустословие»
тех, кто своей речью заискивает перед народом, не стремясь к истине. По
мнению Платона – риторика есть сноровка, умение, ловкость, которым можно
научиться, развить в себе. А прилагать такую сноровку можно с различными
целями – добрыми и злыми. Очевидна этическая направленность платоновских
диалогов : красноречие должно быть честным и высоконравственным,
деловым, а не пустословным, должно убеждать слушателей, приобщая их к
знаниям. Платон считал, что оратор – носитель просвещения. Обобщая опыт
риторики, он приходит к выводу о двух родах способностей, необходимых
оратору. Первый – это способность охватить все общим взглядом, свести к
одной идее все, что разбросано повсюду. Это дает оратору возможность
сделать ясным предмет поучения. Второй – способность подразделять все на
виды, составные части. Подчеркивается необходимость единства анализа и
синтеза в ораторском искусстве. Любая речь, отмечает Платон, должна быть
составлена как живое существо: у нее должны быть тело с головой и
ногами, причем туловище и конечности должны соответствовать друг другу и
целому. Платон одним из первых заговорил о психологии слушателей:
«Поскольку сила речи заключается в воздействии на душу, тому, кто
собирается стать оратором, необходимо знать, сколько видов имеет душа…»
В диалогах «Горгий» и «Федр» закрепляет понимание риторики как науки
убеждать. Многие свои идеи он передал своему ученику Аристотелю.

Риторический идеал Сократа, Платона, Аристотеля можно определить как:

1) диалогический: не манипулирование людьми, а побуждение их мысли – вот
цель речевого общения и деятельности говорящего;

2) гармонизирующий: главная цель разговора – не победа любой ценой, а
объединение сил участников общения для достижения согласия;

3) смысловой: цель разговора между людьми, как и цель речи – поиск и
обнаружение истины.

Основные «инструменты» нахождения истины – ирония и майевтика Сократа,
умение так строить диалог, чтобы наводящие вопросы привели в результате
беседы к рождению истины.

Временем Аристотеля в истории греческой культуры заканчивается период
классики, зарождается новая эллинистическая эпоха.

Падение полисного строя и утрата Грецией самостоятельности приводит к
уменьшению роли ораторского искусства. Эллинизм характеризуется не
только распространением культуры на Восток, но и воздействием восточных
культур на античную. На этой почве в литературе и ораторском искусстве
возникает т.н. азианский стиль, отдающий предпочтение звуковым эффектам,
рубленым фразам, непривычному порядку членов предложения в угоду
ритмичности, манерной игре словами. Сила речи усматривалась в
цветистости и напыщенности. Однако среди писателей и ораторов было
немало и так называемых аттикистов, которые ориентировались на
классических авторов, прежде всего на Демосфена. Искусство слова из
общественно-политической сферы перекочевывает в школу, превращается в
школьные декламации.

Красноречие в Древнем Риме развивалось под влиянием греческого наследия
и достигло особого расцвета во время могущества Римской республики.
Республиканский Рим решал свои государственные дела дебатами в народном
собрании, в сенате и в суде, где мог выступить практически каждый
свободный гражданин. Наиболее известным оратором в Риме был Марк Туллий
Цицерон (106-43 гг. до н.э.). Любой выпускник русской дореволюционной
гимназии мог прочитать по латыни наизусть и прокомментировать первую
речь Цицерона против Катилины: «Доколе, о Катилина, будешь ты истощать
наше терпение…”» содержащую знаменитое крылатое выражение “О времена!
О нравы!» (O tempora! O mores! ). Именно Цицерон – главный объект
восхищения и подражания для европейской риторики. В эпоху Возрождения
возник настоящий культ Цицерона.

Суть своей риторической системы он изложил в трех книгах «Об ораторе»,
«Брут, или О знаменитых ораторах», «Оратор». Отмечая огромные
возможности красноречия для воздействия на массы людей и управления ими,
Цицерон считал его одним из главных орудий государства. Поэтому он был
убежден в том, что любой государственный и общественный деятель должен
владеть искусством публичной речи.

Теория красноречия Цицерона занимает среднее положение между азианизмом
и умеренным классическим аттицизмом. В трактате «Об ораторе» он выбирает
свободную форму философского диалога, что позволило ему излагать
материал проблемно, дискуссионно, приводя и взвешивая все доводы за и
против. По его мнению, настоящих хороших ораторов мало, потому что
красноречие рождается из многих знаний и умений. Основа ораторского
искусства, по Цицерону, – глубокое знание предмета; если же за речью не
стоит глубокое содержание, усвоенное и познанное оратором, то словесное
выражение – пустая и ребяческая болтовня. Красноречие – это искусство,
но труднейшее из искусств. Для оратора важнейшие условия: во-первых,
природное дарование, живость ума и чувства, хорошая память; во-вторых,
изучение ораторской теории; в-третьих, упражнения. Ни образование, ни
природные способности не помогут оратору, если он не будет развивать их
постоянными упражнениями. Старается создать свой идеал оратора –
образованный человек, который был бы одновременно и философом, и
историком, и знал бы право; такой оратор поднимается над обыденным
сознанием и способен повести людей за собой.

В задачу оратора входит расположить к себе слушателей, изложить существо
дела, установить спорный вопрос, подкрепить свое положение, опровергнуть
мнение противника, в заключении придать блеск своим положениям и
окончательно низвергнуть положения противника.

Первое требование к речи – чистота и ясность языка, связанные с
правильным, нормативным произношением: оратору необходимо правильно
управлять органами речи, дыханием и самими звуками речи. «Нехорошо,
когда звуки выговариваются слишком подчеркнуто; нехорошо также, когда их
затемняет излишняя небрежность; нехорошо, когда слово произносится
слабым, умирающим голосом; нехорошо также, когда их произносят, пыхтя,
как в одышке…» Сила ораторской речи, по Цицерону, обязательно
соединяется с честностью и высокой мудростью. Еще один важный момент в
ораторской науке – это умение оратора воздействовать на чувства
аудитории. Сам он умел это делать как никто. Обращение к чувствам он
рекомендовал в связи с определенными частями речи: в основном со
вступлением и заключением. Особое внимание уделял использованию юмора в
ораторской практике. Он был убежден, что юмор – свойство природное и ему
научиться нельзя; пользуясь юмором необходимо помнить о соблюдении
чувства меры и принципа уместности.

В диалоге «Брут» Цицерон перечисляет почти всех знаменитых римских
ораторов – свыше двухсот – в хронологическом порядке с краткими
характеристиками каждого. Для Цицерона римское красноречие – предмет
национальной гордости, и он счастлив стать первым его историком.
Красноречие для Цицерона не самоцель, а лишь форма политической
деятельности, и судьба красноречия неразрывно связана с судьбой
государства.

Трактат «Оратор» должен, по мысли Цицерона, ответить на вопрос: каков
высший идеал и как бы высший образ красноречия? Цицерон говорит, что он
перевел Демосфена и Эсхина – двух великих ораторов – с целью показать
соотечественникам мерило красноречия. Идеальный оратор тот, кто в своей
речи и поучает слушателей, и доставляет им наслаждение, и подчиняет себе
их волю. Первое – его долг, второе – залог его популярности, третье –
необходимое условие успеха.

Ораторская теория Цицерона, изложенная им в «Ораторе», явилась
суммированием богатого практического опыта предшествующих ораторов и его
собственного. Много места в трактате уделяется теории периодической и
ритмической речи. Музыкальность, ритмичность фразы – одно из самых
замечательных свойств цицероновской речи. Ритмичность речи облегчала
путь к сердцу слушателей и тем самым способствовала главной задаче
оратора – убеждению. Ритм создается как комбинацией слогов – долгих и
кратких, так и выбором слов, порядком их расположения, симметрией
выражений. Период – ритмизированная, гармонизированная фраза – стал
предметом пристального внимания Цицерона как теоретика риторики и
практика. Оратор должен быть артистом – и Цицерон был им. Существующие
правила композиции для всей речи и для каждой ее части в отдельности он
соблюдал с той точностью, с какой этого требовали обстоятельства. Когда
это было нужно, он с легкостью пренебрегал ими. Любимые приемы стиля
Цицерона – обращение, риторические вопросы, градация, патетические
заключения.

Цицерон – единственный римский оратор, от которого дошли до нас не
только теоретические сочинения по риторике, но и сами речи и т.о.
современный исследователь имеет возможность сопоставить теорию и
практику. Знаменитый преподаватель и теоретик риторики Квинтиллиан
писал: «Небо послало на землю Цицерона – для того, чтобы дать в нем
пример, до каких пределов может дойти могущество слова».

Риторический идеал отвечает общему представлению об эстетическом и
нравственном, формировался он в культуре постепенно.

В русской традиции слово было призвано формировать мировоззрение, нести
людям мир и единение, воспитывать человеческую душу. Памятники
литературы Древней Руси придавали слову высокий статус.

Дар слова, красноречие воспринимались как награда свыше — за святость,
богопочитание: «Был в то время некий монах, умудренный божественным
учением, украшенный святой жизнью и красноречием» («Повесть о Варлааме и
Иосафе»ХП в.).

Что наши предки ценили больше всего в речевом поведении? Важным было не
только умение говорить, но и умение выслушивать собеседника. Это
требование отражено во многочисленных поговорках, пословицах, афоризмах
(Слово серебро, молчание золото. Знай боле, да говори мене. Мало говоря,
больше услышишь).

На Руси всегда ценилась кротость («Глаза держать книзу, а душу ввысь»).
Всегда осуждались хула в беседе, брань, наветы, клевета, громкая и
крикливая речь, грубость в речи и многословие. В «Житии» говорится об
одной из главных добродетелей князя Дмитрия Ивановича, что он «праздных
бесед не вел, непристойных слов не любил…, грубых слов в речи избегал,
мало говорил, но много смыслил».

Грех многословия, преимущество молчания образно комментируются в
древнерусских текстах. «Да не уподоблюсь жерновам, ибо те многих людей
насыщают, а сами себя не могут насытить житом. Да не окажусь ненавистным
миру многословной своей беседой, подобно птице, частящей свои песни,
которые вскоре ненавидеть начинают. Ибо говорится в мирских пословицах:
длинная речь нехороша, хороша длинная паволока.

«Безмолвное дело лучше бесполезного слова. Делай сказанное и не говори о
сделанном», — написано в древнерусском поучении.

Добродетелью считалось почтение, осуждалась хула — за глаза и в глаза и
осуждалась как большой грех. В «Наставлениях отца к сыну» читаем: «Сын
мой, если хочешь достичь многого в глазах Бога и людей, то будь ко всем
почтителен и добр ко всякому человеку и за глаза и в глаза. Если над
кем-нибудь смеются, то похвали его и полюби».

Доброе слово — первое, с чем надлежит обратиться к человеку. «Не
пропустите человека, не поприветствовав его, и доброе слово ему
молвите», — велит Владимир Мономах. «Лжи остерегайтесь и пьянства и
блуда, от того ведь душа погибает и тело» («Поучения Владимира
Мономаха»).

Запрещалось и осуждалось злоречие, выслушивание наговоров. «Речь лгуна
словно птичий щебет, и только глупцы его слушают… если кто-либо станет
наговаривать на друга твоего, не слушай его, а то и о твоих грехах
другим расскажет».

Достойной считалась речь, несущая правду, а не хулу, чуждая
недоброжелательному осуждению. Лучше промолчать, чем осудить, а уж если
порицать, то доброжелательно и с мыслью о пользе.

Так, древнейшие памятники русской литературы позволяют представить себе
истоки русской речевой традиции, традиции глубоко нравственной и
по-житейски разумной.

Древнерусский риторический идеал поведения предполагает в общении
кротость, смирение, любвь к ближнему, уважение к нему, запрет лживого и
клеветнического слова. Речь должна быть сдержанной во всех отношениях,
не допускаются крик, раздражение, проявление презрения, осуждение и
всякая хула.

В наше время лучшие речевые образцы и по сей день сохраняют черты
риторического идеала, особенно ярко это представлено в проповеднической
деятельности православного священства. Ибо речевые образцы полностью
отражают систему ценностей отечественной культуры.

3. Этапы античного риторического канона, раскройте каждый из них. Роды
речей по Аристотелю.

Риторический канон — это система специальных знаков и правил, которые
берут свое начало еще в древней риторике. Следуя этим правилам, можно
найти ответы на следующие вопросы: что сказать? в какой
последовательности? как (какими словами)?

Иначе говоря, риторический канон прослеживает путь от мысли к слову,
описывая три этапа: изобретение содержания, расположение изобретенного в
нужном порядке и словесное выражение.

Ядром современной общей риторики является тот путь от мысли к слову,
который в классической риторике описывается как совокупность ряда этапов
(или как канон риторики – совокупность правил, приёмов; то, что твердо
установлено; стало традиционным, общепринятым; нечто, служащее
нормативным образцом. Перечислим эти этапы: Инвенция (лат. inventio) –
или “нахождение, изобрение”, умение изобрести содержание речи, осмыслить
и продумать содержание речи; второй этап – Диспозиция (лат.dispositio) –
расположение изобретенного, структура, композиция речи; третий этап –
Элокуция (лат. elocutio ) – словесное оформление речи, украшение ее,
выбор т.н. “цветов красноречия” – специальных фигур и тропов, служащих
украшению и эстетическому наслаждению речи; четвертый этап – Меморио
(лат. memorio) – запоминание речи, умелое использование приемов,
помогающих запомнить подготовленный материал для публичной речи
и,наконец, пятый этап – Акцио (лат.actio) – само произнесение речи,
этап, теснейшим образом связанный с техникой речи и жестами, мимикой и
позой оратора в процессе произнесения речи. По мнению Цицерона, вся
деятельность оратора предстает в этих пяти частях. Это как бы образец
(парадигма) мыслительной и речевой деятельности.

Конкретно об этапах классического риторического канона:

Классическая риторика разработала образец (канон), согласно которому
речь на своем пути от мысли к слову проходит пять этапов (в соответствии
с этими этапами называются и разделы риторики). Итак, риторика
«возложила на себя контроль за всеми стадиями процесса трансформации
предмета в слово».

Назовем эти разделы (этапы):

1. Инвенция (лат. Inventio) или «нахождение», «изобретение» — invenire
quid dicere — «изобрести, что сказать». На этом этапе, по рекомендации
риторики, отбирался материал для будущего сообщения. Речь шла прежде
всего отнюдь « не о языковом материале» — речь шла о предметах реальной
действительности, часть которых предлагалось выбрать из всего
предметного многообразия мира, а выбрав, отграничить от прочих, чтобы в
дальнейшем перейти к их изучению: во-первых, по отношению к «другим
предметам», оставшимся в стороне после отбора, и, во-вторых, изнутри.
Инвенция предлагала говорящему систематизировать собственные знания по
поводу отобранных им предметов, сопоставить их с наличными на данный
момент времени знаниями других и определить, какие из них и в каком
количестве должны быть представлены в будущем сообщении» (13, 11).

Итак, инвенция поставила во главу угла предмет и обеспечивала
«доброкачественность предметного содержания сообщения».

2. Диспозиция (лат. Dispositio) — «расположение»- inventa disponere —
«расположить изобретенное». Второй раздел, «получив в свое распоряжение
уже «готовый к Понятия становились объектом логических и аналогических
процедур. Они определялись, делились, сочетались между собой,
сополагались и противополагались». (13, 11). Весь этот процесс
регулировался определенными правилами, соблюдение которых позволяло

говорящему избежать логических ошибок. Кроме того, диспозиция
«предлагала модели расположения понятий в составе единого речевого
целого». Таким образом, центральное место в диспозиции занимало понятие,
«диспозиция гарантировала доброкачественность понятийного аппарата
говорящего».

3. Элокуция (лат. Elocutio) — «словесное оформление мысли», «собственно
красноречие» — «ornare vebris» — «украсить словами». Этот раздел
разработал множество приемов (фигур и тропов), с помощью которых можно
создать смысловые эффекты необыкновенной силы. Если диспозиция опиралась
на логику, то «элокуция открывала перед говорящим область паралогики. Те
же самые процедуры, которые были запрещены с точки зрения логики и
считались паралогическими (т.е. ошибочными с т.з. логики) приобретали
здесь новый смысл: негатиное использование логики и преобразование их в
законы паралогики создавало эффекты необыкновенной силы». (13, 11).
«Стало быть, тем, вокруг чего строилась элокуция и что естественным
образом завершало преобразование исходного предмета, было слово: отныне
слово начинало жить самостоятельной жизнью как один из элементов
вербального мира». (13, 12).

4. Мемория (лат. Memorio) — «память», запоминание речи. Этот раздел
разрабатывал приемы запоминания материала. «Фактически владение меморией
должно было обеспечить говорящему постоянную доступность сведений из
имеющегося у него «банка данных» и возможность быстро и кстати
воспользоваться любым из этих сведений». (13, 13).

5. Акция (лат. Actio hipocrisis) — «актерское», «театральное исполнение
речи», ее произнесение. Здесь риторика давала советы по поводу
пластического решения произносимой речи. Внешнему виду оратора всегда
уделялось большое значение, он должен был производить благоприятное
впечатление на публику. Поэтому речь его должна быть продумана с точки
зрения силы звучности, длительности пауз, сопровождения жестами.

Роды речей по Аристотелю

В “Риторике” рассматривается классическая официальная публичная
(полисная) речь: показательная, судебная, совещательная, в “Поэтике”
художественная речь: эпос, лирика, драма, разделяющаяся на комедию и
трагедию, в “Аналитике” рассматриваются  фигуры диалектической речи, а
сама речь рассматривается как инструмент познания. По Аристотелю, быть
инструментом познания лишь отчасти свойственно поэзии, а перед
ораторской публичной речью такая задача Аристотелем фактически не
ставится. Зато содержание и действенность речи у Аристотеля в его
“Риторике” прямо связаны с общественным и государственным устройством.

Роды речей, по Аристотелю, определяются тем, какова цель собрания:
управляющее решение, суд или торжественный акт. В античном полисе объем
аудитории для принятия решения, суда или праздника мог быть разным.
Поэтому специальная характеристика общества по объему аудитории была
одинаково приложима для аудитории суда, собрания и праздника. Но повод
для организации собрания влиял на содержание речи. Так, суд требовал
отнесения содержания речи к прошлому, совещание требовало отнесения
содержания речи к будущему, праздник требовал соотнесения прошлого с
будущим.

4.Назовите и охарактеризуйте основные этапы развития риторики на Руси.

На Руси занятия риторикой начались в монастырях – центрах древнерусской
книжности, где обитали составители и авторы первых дошедших до нашего
времени риторик.

Золотым веком русской литературы и периодом расцвета древнерусского
красноречия стал XII век. Он прославился «Словом о полку Игореве».
«Слову о полку Игореве» предшествовало анонимное «Слово о князьях»,
сочетающее резкость осуждения («Одумайтесь, князья, вы, что старшей
братии противитесь, рать воздвигаете и поганых на братию свою
призываете, – пока не обличил нас Бог на Страшном своем суде), упрек,
призыв следовать примеру предков и близких, напутствие (Да поможет вам
Бог и да не отпадете вы, все слышащие, от славы…). Важнейшая цель слова
в Древней Руси – объединение мест и людей в целостный «русский мир». Это
задача единения, нравственная задача. Она определяет пафос слова.

В древнерусском красноречии преобладают два основных жанра –
дидактическое (назидательное) «Поучение» и торжественное панегирическое
хвалебное «Слово». Поучение» имеет целью формирование идеалов,
воспитание человеческой души и тела. Оно проще, доступней, адресовано не
слишком просвещенному читателю. «Слово» трактует высокие и общие темы –
духовные, государственные, политические. Хвала князю или святому,
сложное по форме, обильно украшенное произведение обращено к более
образованному кругу. «Слова» Кирилла Туровского (ум.ок.1183 г.),
посвященные тем или иным церковным праздникам, составлены по самым
высоким канонам византийского ораторства, отличаются удивительным
изяществом языка, расчетливо учитывающего устное произнесение в церкви
при большом скоплении молящихся. Так, в «Слове в новую неделю по пасце»
весь материал построен на сравнении пробуждающей и обновляющейся весной
природы с «церковью Христовой», обновившей и преобразившей мир.

О риторике как искусстве речи упоминается во множестве древнерусских
сочинений. Так, в «Пчеле» (сборник пословиц и афоризмов Киевской Руси)
праведник Аристил, поносимый за то, что «помногу учеников имея и риторию
уча, сам же убог был», отвечал в свое оправдание: «ибо риторию учу, а
злато не люблю». Сборники «Пчела» содержат множество изречений о
житейской мудрости и добродетели – почти половина из них может быть
отнесена к правилам практической риторики, то есть нормам речи,
записанным в афоризмах – античных и христианских авторов, Вот лишь часть
этих правил:

– предпочти говорение слушанию;

– умей выбрать правильную аудиторию или собеседника, понимай, что кому
можно сказать;

– не празднословь, запрети себе говорить «пустые» речи;

– воспитывай не столько словом, сколько личностью и «делами», примером
«доброго жития»;

– человек выявляется и просвечивается его речью;

– в правильном действии словом – оружие и защита человека.

Описанные правила составляют фрагмент общей риторики Древней Руси или
общих правил речевого поведения. Фрагменты частной риторики описания
правил для отдельных видов речи надо искать в конкретных сочинениях.
Так, «Домострой» регламентировал правила речевого поведения в быту. Вот
каковы «домостроевские» советы женам относительно их речевого поведения:
«…А в гости ходить и к себе звать, общаться, с кем велит муж… А с
гостями беседовать о рукоделии и домашнем строении: как порядок навести
и какое рукоделие как делать… С такими-то добрыми женами прилежно
сходиться: не ради еды и питья, а для доброй ради беседы и для науки; да
внимать впрок себе, а не пересмеиваться и ни о ком не переговаривать…»
Норма бытовой риторики, речевого этикета Древней Руси многими своими
сторонами проявляется и сегодня. Мы не копируем эти правила, что было бы
смешно, а сравниваем, сопоставляем их с советами современных книг о
вежливости, речевом этикете и т.д.

Политическое красноречие было развито слабо. Искусным политическим
оратором в Московской Руси был царь Иван Грозный. Он любил поспорить, но
спор был небезопасен для его противников. Так, диспут с одним пастором
закончился тем, что царь в гневе ударил его посохом, воскликнув: «Поди
ты прочь со своим Лютером!» Послания князя Курбского и ответы царя по
существу являются ярким политическим диспутом 16 века, который оказался
возможен лишь после отъезда Курбского за пределы царства.

XYI век отмечен и продолжительной полемикой, ораторской по форме, между
так называемыми «нестяжателями» (Нилом Сорским, Максимом Греком) и
крупными церковными иерархами «иосифлянами» (Иосиф Волоцкий и др.).
«Нестяжатели» призывали церковь отказаться от богатства и быть богатыми
лишь духом, «иосифляне» считали, что церковь, чтобы управлять людьми, их
душами, должна быть богатой и сама. Обычая публичной дискуссии на Руси
не было, поэтому полемическое красноречие выражалось в письмах и
посланиях, предназначенных для копирования и распространения. Иосифляне
нашли способ овладения вниманием масс: их речь была проятой и ясной,
тогда как “нестяжатели”, в точности следуя канонам риторики, используя
сложную аргументацию, так и остались непонятыми.

Роль слова резко возрастает в Смутное время (начало XYII века) – высок
ораторский пафос грамот заточенного в подвале московского патриарха
Гермогена, направленных против польских захватчиков, и анонимного “Плача
о пленении и разорении Московского государства”. Для истории риторики
наибольший интерес в этом веке представляют обращенные к народу “Слова”,
“Послания”, “Беседы” протопопа Аввакума – главы раскола, “неистового”,
“огнепального” Аввакума.Его ораторская речь задолго до Державина
объединила, сплавила в одно художественное целое привычные в литературе
церковнославянские слова, греко-римские риторические приемы и
“мужицкий”,”подлый” язык. Диалог, каламбур – все подчинено основной
задаче – сильному, непосредственному, живому воздействию на собеседника
или читателя.

Первым древнерусским сочинением, систематизировавшим “свободные
мудрости” было “Сказание о семи свободных мудростях”, написанных в семи
главах. В каждой глазе рассматривалась соответствующая наука
(“мудрость”): грамматика, риторика, диалектика, мусика (музыка),
арифметика, геометрия, астрономия – представляла себя, объясняла
сущность своего учения, говорила о его пользе, связи с дрпугими науками
и т.д. Риторика в нем рассматривается как всеобъемлющая наука,
касающаяся правил создания всех видов речи. Это сочинение легло в основу
первых русских учебников по теории красноречия.

В 1672 г. переводчик Посольского приказа Николай Спафарий переработал
“Сказание о 7-ми свободных мудростях” в “Книгу избранную вкратце о
девяти музах и семи свободных художествах”, где говорится о
происхождении риторики, дается ее определение как “художество
(искусство), которое учит украшать речь и убеждать”.

К 1620 г. относятся наиболее ранние списки первой русской “Риторики”.
Нам неизвестно имя автора, хотя долгое время считалось, что она была
написана новгородским митрополитом Макарием ( он был просто ее первым
владельцем). Это не самостоятельное русское сочинение, а перевод
латинской “Риторики” немецкого ученого Филиппа Меланхтона (Франкфурт,
1577). Но отношение к тексту оригинала у древнерусского книжника было
“творческим”, поскольку он не только ввел в свой перевод отрывки из
“Сказания о 7-ми свободных мудростях”, приспосабливал латинское
сочинение к нуждам российского образования (так, консул Маммий стал
думным Федором, а Ахилл – Иваном). В “Риторике” две книги: “Об
изобретении дел” и “Об украшении слова”. Текст написан в вопросах и
ответах, имитируя диалог учителя и ученика. В январе 1622 года была
создана новая редакция этого текста. По заданию три писца-ученика
переписывали текст, разделенный между ними по главам, потом учитель дал
свои комментарии к трудным терминам риторики, а также делает перевод
всех греческих и латинских терминов на русский язык. После того, как
учитель риторики закончил свой комментарий, ученики переписали текст и
так получилась новая редакция, которая и существовала вплоть до конца 17
– начала 18 вв. Многие греческие и латинские термины, переведенные
впервые в “Риторике”, вошли затем в последующие российские учебники
риторики и словесности. Текст начинается вопросом: что есть риторика и
что содержит учение ее? Риторика – наука, наставляющая на правый путь и
полезную жизнь добрыми словами. “Сию науку также называют сладкогласие и
краснословие, поскольку она учит красиво и удобно говорить и писать”.
Идет становление новой терминологии, поиск нужных слов. Затем следует
краткая история науки, рассматриваются различные роды речей (судебная,
совещательная, эпидейктическая, учебная – школьная речь и проповедь).
Далее рассматриваются части речи (предисловие, повествование,
предложение, доказательство, опровержение, заключение) и основные
требования к этим частям, рассматривается учение об эмоциях. Во второй
книге рассмотрена теория речевого выражения и украшения (фигуры и тропы
речи), анализируются речи образцовых авторов, уместное пользование
стилями.

На основе этой “Риторики” была написана в конце 17 века “Риторика”
Усачева, дополненная новыми наблюдениями и выводами. Она представляет
собой своеобразную энциклопедию лингвистических и стилистических знаний
своего времени.

Древнерусское красноречие рождается на основе взаимодействия развитой
народной устно-речевой традиции и античных, византийских риторических
образцов.

Риторический идеал Древней Руси:

1. Беседуй только с достойным. Это правило ведения беседы приводится в
русских риториках вплоть до 20-х гг. ХХ века. “Лучше с умным камни
носить, чем с глупым вино пить”.

2. Выслушай собеседника. Достойный собеседник – старший или мудрый
человек – достоин и почтения к своему слову, такого полагается выслушать
кротко и внимательно.

3. Кроткость в беседе. Иначе нельзя беседовать с достойным человеком.
Осуждаются как большой грех нарушения этого правила: словесная брань,
пустословие, многословие, несдержанность в речи.

4. Доброе слово всегда желанно и благотворно, решительно
противопоставлено лести и лжи.

Истоки русского речевого идела восходят к античному этическому
риторическому идеалу Сократа, Платона, Аристотеля.

В XYIII веке при Петре I сделан был новый шаг в развитии ораторского
искусства в России. Видными ораторами петровской эпохи были служители
церкви – Стефан Яворский (1658-1722) и Феофан Прокопович (1681-1736).

Речи Стефана Яворского отличались изысканностью форм, большим
количеством отступлений от основной темы. Исполнение его проповедей
отличалось театральностью: неожиданные переходы, подчеркнутая интонация,
широкий жест, резкие телодвижения. Но этот прекрасный оратор резко
выступал против реформ Петра. В отличие от него – Феофан Прокопович был
убежденным сторонником петровских преобразований. Избегал искусственных
аллегорий, туманных символов, отходов от основной темы (что было
характерно для Яворского), в речах Прокоповича – талантливого ученого,
публициста, общественного и церковного деятеля – содержалось немало
сатирических выпадов против врагов петровских преобразований. Первым
выступлением, снискавшим ему громкую ораторскую славу, была
торжественная проповедь при встрече Петра – победителя в Полтавской
битве. Это был пламенный панегирик русским воинам, победителям шведов и
их могучему полководцу. В 1716 г. Прокопович переезжает в Петербург, где
становится главным советником Петра по вопросам духовного управления. Он
пишет в 1721 г. «Духовный регламент», в котором отстаивает простоту,
доступность и в то же время наглядность и образность речи. Эта работа
(создание речи) требует от автора прежде всего честности и прилежания,
изучения образцов лучших ораторских выступлений прошлого, скромности,
чувства меры, советует воздерживаться в публичных выступлениях от
поучительного, назидательного тона, избегая злоупотребления местоимением
«Вы», особенно если речь идет об ошибках слушателей. В этом случае этика
публичной речи требует ( и сегодня тоже) включения оратора в число
критикуемых: «мы не сумели, мы не добились…». Недопустимым полагает
Прокопович упоение оратора собственным красноречием. Много внимания
уделяет манере поведения проповедника за кафедрой: «не надобно
проповеднику шататься вельми, будто в судне веслом гребет. Не надобно
руками всплескивать, в боки упираться, подскакивать, смеяться, да не
надо бы и рыдать, но хотя бы и возбудился дух, надобе, елико можно,
унимать слезы, вся бо сия лишняя и неблагообразна суть, и слушателей
возмущает».

Вскоре после «Духовного регламента» в 1724 г. Петр издал указ, в котором
категорически запрещал чтение доклада по тексту: «господам сенаторам…
запретить речь читать по бумажке, токмо своими словами, чтобы дурость
каждого всем явна была».

Духовно-риторические сочинения этого периода все же были скованы
традициями и предписаниями, ориентированными на тяжелый и архаичный
стиль церковнославянских речений. Подлинное же искусство светского
публичного слова в России связано с развитием университетского
красноречия. Это объясняется прежде всего тем, что Россия была лишена
парламентских форм демократии, столь обычных для Западной Европы, и
именно в университетской аудитории живое слово имело возможность
свободно развиваться, совершенствоваться.

Решительный шаг на этом пути сделал создатель Московского университета и
Академии наук М.В.Ломоносов (1711 – 1765). Именно он предпринял
труднейшую реформу русского языка, заложил основы современной
литературной речи. Ломоносов положил начало русской научной риторике,
написав «Краткое руководство к красноречию» (1748 г.). Первую же свою
книгу по риторике он написал в 1743 году. Она была отвергнута
немцами-академиками. При обсуждении рукописи академик Миллер высказался
так: «…следует написать книгу на латинском языке…и, присоединив русский
перевод, представить ее Академии». Невзирая на подобные поучения,
Ломоносов и новый, расширенный вариант книги написал на русском языке. В
этой книге, выдержавшей девять изданий, не потерявшей своей актуальности
и сегодня, была заложена программа дальнейшего развития русского
ораторского искусства. Благодаря доходчивому, простому и образному языку
«Руководство» стало настольной книгой для образованных людей. По мнению
Ломоносова, «красноречие есть искусство о всякой данной материи красно
говорить и тем преклонять других к своему об оной мнению». Рассматривает
красноречие как искусство убеждения, где все аспекты воздействия речи
оратора на слушателя важны и значимы. В своем труде Ломоносов выделяет
собственно риторику, то есть учение о красноречии вообще, ораторию, то
есть наставление к сочинению речей в прозе, и поэзию, то есть
наставление к сочинению поэтических произведений. Ломоносов был одним из
тех, кто заложил основы современного русского литературного языка. Он
создал жанр русской оды философского и патриотического звучания,
является автором поэм, трагедий, сатир, фундаментальных филологических
трудов и научной грамматики русского языка.

«Риторика» М.В.Ломоносова состоит из трех частей: «Об изобретении», «Об
украшении» и «О расположении» : «Риторика есть учение о красноречии
вообще… В сей науке предлагаются правила трех родов. Первые показывают,
как изобретать оное, что о предложенной материи говорить должно, другие
учат, как изобретение украшать, третьи наставляют, как оное располагать
надлежит, и посему разделяется Риторика на три части – на изобретение,
украшение и расположение».

Основные теоретические положения риторики в книге Ломоносова
сопровождаются цитатами из сочинений знаменитых писателей Древней Греции
и Древнего Рима, средневековья, Возрождения и Нового времени, данные в
авторском переводе. Много в учебнике примеров, написанных самим
Ломоносовым, в том числе стихотворных.

По мнению Ломоносова, оратору присущи 5 основных качеств:

1.Природные дарования, которые он подразделяет на душевные и телесные. К
первым относит автор остроумие (понимая под ним остроту, гибкость и
самостоятельность мышления) и память, ибо «как семя на неплодной земле,
так и учение в худой голове тщетно есть и бесполезно». К телесным
дарованиям Ломоносов относит владение голосом, дыханием, внешний облик
оратора (приятная внешность, осанка).

2. Наука, то есть «познание нужных правил», изучение законов
красноречия, изучение античных риторик.

3. Изучение образцов выступлений ораторов прошлого («подражание авторов
в красноречии славных»), что для учащихся едва ли больше нужно, нежели
самые лучшие правила.

4. Упражнение в сочинении речей ( «от беспрестанных упражнений возросло
красноречие древних великих витий»). Именно ежедневное упражнение в
подготовке и произнесении речей, по мнению Ломоносова, позволяло
ораторам быть готовыми к импровизированному выступлению в любой момент.

5. Знание других наук. Вслед за Цицероном Ломоносов утверждает, что
только широкая образованность позволяет человеку стать хорошим оратором.
«Материя риторическая есть всё, о чём говорить можно, т.е. все известные
вещи в свете. Отсюда явствует, что ежели кто имеет большее познание
настоящих и прошедших вещей, т.е. чем искуснее в науках, у того большее
есть изобилие материи к красноречию».

Важным для публичного выступления Ломоносов считал выбор темы. Слово,
обращенное к слушателям, должно воздействовать не только на разум, но и
на чувства. Поэтому Ломоносов отводит специальную главу вопросам
эмоционального воздействия ораторской речи. По его мнению, совершенство
ораторского произведения достигается чистотой стиля, который «зависит от
основательного знания языка, от частого чтения хороших книг и от
обхождения с людьми, которые говорят чисто».Советуя прилежно изучать
грамматические правила, выбирать из достойных книг изречения и пословицы
и заботиться о «чистом выговоре при людях, которые красоту языка знают»,
он подчеркивал: «Тупа оратория, косноязычна поэзия, неосновательна
философия, неприятна история, сомнительна юриспруденция без грамматики».
Вдохновенные строки посвящает Ломоносов могучей силе русского языка,
который «имеет природное изобилие, красоту и силу, чем ни единому
европейскому языку не уступает. И для того нет сумнения, что российское
слово не могло приведено быть в совершенство, каковому в других
удивляемся».

В ораторских произведениях Ломоносова можно проследить сочетание двух
противоположных стилей. С одной стороны, яркий и живой язык образов,
искреннее выражение чувств, с другой – пышность, витиеватость,
изобилующая метафорами, гиперболами, риторическими фигурами. Когда
Ломоносов говорит о близких и волнующих его темах, например, о развитии
науки и просвещения, о расцвете России, он употребляет простые,
убедительные образы, слова звучат доверчиво и непринужденно. Но совсем
по-другому звучат торжественные Оды, Похвальные слова – они содержат
огромное количество тропов и фигур риторики (антитезы, анафоры,
олицетворения, риторические вопросы, обращения и т.п.).

Ломоносов считает, что каждое ораторское произведение должно состоять из
четырех частей: вступления, истолкования, утверждения и заключения. По
такой схеме построены почти все его произведения. Специальный раздел
риторики посвящен произнесению ораторских произведений. Ломоносов
утверждал, что мало иметь хорошую тему, мало образно изложить материал,
умело его расположить, но очень важно красиво его произнести, повышая
или понижая голос в соответствии с излагаемым текстом. Для выражения
эмоций советует употреблять соответствующие жесты.

По дошедшим до нас воспоминаниям современников Ломоносов обладал
прекрасной речью, слог его был «великолепен, чист, тверд, громок и
приятен», «нрав он имел веселый, говорил коротко и остроумно, любил в
разговорах употреблять острые шутки». Как отмечал Н.И.Новиков – автор
первой биографии Ломоносова – этот величайший русский
ученый-энциклопедист почитается в «числе наилучших лириков и ораторов».
Сам Ломоносов свой вклад в развитие риторики в письме графу
М.И.Воронцову 30 декабря 1759 г. оценивал так: «Через 15 лет нес я на
себе четыре профессии, то есть в обоем красноречии, в истории, в физике
и химии, и оные отправлял не так, чтобы только как-нибудь препроводить
время, но во всех показал знатные изобретения: в красноречии ввел в наш
язык свойственное стихов сложение и штиль исправил грамматическими и
риторическими правилами и примерами в разных сочинениях…»

Другая замечательная работа, оказавшая влияние на развитие теории
красноречия – это «Правила высшего красноречия», написанные
М.М.Сперанским (1772-1839) – знаменитый государственный деятель,
реформатор российского законодательства. Он родился в селе Черкутино
Владимирского уезда Владимирской губернии в семье простого сельского
священника. Ни его отец, ни дед (тоже священники) не имели даже фамилии
и писались только по отчеству. Фамилию «Сперанский» придумал Михаилу его
дядя, священник Матвей Богословский, когда будущий великий реформатор
поступал во Владимирскую духовную семинарию ( от латинского spero –
надеюсь). Надежды вполне оправдались. В семинарии его любимыми
предметами были философия и риторика. После блестящего завершения учебы
во Владимирской семинарии, Сперанского отправили в 1788 г. в
Санкт-Петербургскую семинарию для продолжения учебы. По окончании была
предложена должность преподавателя математики, через три месяца –
преподавание физики и красноречия. В 1795 г. в дополнение к должности
преподавателя философии Сперанский назначен префектом семинарии.
Поступив в гражданскую службу в 1797 г., Сперанский за 4 года сделал
блестящую карьеру государственного деятеля, реформатора Российского
законодательства. Уже в 1801 г. он стал действительным статским
советником, а затем – графом Российской империи. Немало помогло ему и
умелое владение риторикой, которую Михаил Михайлович знал и любил.

Влияние философии и веры в идеалы Века Разума и Просвещения весьма
ощутимо в “«Правилах высшего красноречия”» написанных Сперанским в 1792
году в 20-летнем возрасте. Напечатаны они были лишь в 1844 году, через
пять лет после смерти М.М.Сперанского. Сочинение отличают авторская
наблюдательность, эрудиция, изысканность формы и выражения.

Сперанский пишет: «Красноречие есть дар потрясать души, переливать в них
свои страсти и сообщать им образ своих понятий. Первое последствие сего
определения есть то, что… обучать красноречию не можно, ибо не можно
обучать иметь блистательное воображение и сильный ум. Но можно обучать,
как пользоваться сим божественным даром… И вот то, что собственно
называется риторикою…» Вслед за Цицероном и Ломоносовым указывает
Сперанский на важность композиции речи, на роль каждой части
выступления. Он отмечает, что «вступление должно быть просто», т.к. его
задачей является познакомить слушателя со своим пониманием предмета
речи, оно есть «приуготовление души к тем понятиям, которые автор ей
хочет внушить, или к тем страстям, кои в ней он хочет возбудить».
Слишком пышное и многообещающее вступление опасно – замечает Сперанский.
«Сделать столь великолепное начало есть обязаться показать впоследствии
еще большее… Заставить много от себя ожидать есть верный способ упасть».
Вместе с тем «делать заключения сухие и холодные, значит терять плод
своего слова. ..Речь не что иное есть как приготовление слушателей к
совершенному убеждению. Слушатель в продолжение ее был движим вместе с
вами страстию. Сердце его, ослабевшее от сего потрясения, готово уже
сдаться – для чего не пользуетесь вы его расположением? Для чего
погашаете вы огонь в то самое время, как он должен быть в величайшей
своей силе? Вот что значит разрушить своими руками собственное свое
творение». Сперанский исходит из триединой задачи оратора: изобретение,
расположение и изложение речи. Расположение мыслей в речи подчиняется
двум правилам: 1)все мысли должны быть связаны между собой так, чтобы
одна вытекала из другой, что позволит сосредоточить внимание слушателей,
легко переходить от одного предмета к другому; 2) все мысли должны быть
подчинены главной, доминирующей. Доказательства в речи – «суть то же,
что кости и жилы в теле». Их надо построить так, чтобы одно поддерживало
другое, создавая единое целое. Все доказательства должны быть не только
связаны между собой точными переходами, но и выстроены в перспективе
так, чтобы в каждой части ясно виделась цель всего выступления.
Содержанию должна соответствовать ясная и четкая речевая форма
выступления. «Кто хочет иметь дело с людьми, – учит Сперанский, – тот
необходимо должен мыслить хорошо, но говорить еще лучше».»Язык твердый,
выливающий каждое слово, не стремительный и не медленный, дающий каждому
звуку должное ударение» – вот, что необходимо оратору. Большое внимание
удаляется внешнему виду оратора, его позе, жестам и мимике, а также
эмоциям, т.к. все это оживляет и украшает речь.

Основная идея трактата – научить потенциального оратора нравиться
публике, заинтересовать ее, и доказать ему, что для этого мало только
обладать природным даром, необходимо еще и хорошо разбираться в
предемете своего выступления, уметь ответить на любой, порой даже самый
неожиданный вопрос слушателей по данной теме.

Среди учебников 18-19 вв. особенно выделялся учебник А.Ф.Мерзлякова
(1778-1830) – видного русского поэта и критика, возглавлявшего кафедру
российского красноречия и поэзии и Московском университете. Его «Краткая
риторика, или Правила, относящиеся ко всем родам сочинений прозаических»
выдержала четыре издания с 1809 по 1828 г. Она была предназначена для
воспитанников Московского университетского пансиона. В этот период там
учился А.С.Грибоедов, лекции Мерзлякова слушал Ф.И.Тютчев, готовясь к
поступлению в университет, у Мерзлякова брал домашние уроки
М.Ю.Лермонтов. В основу своей теории Мерзляков положил учение о слоге и
стиле, полагая найти в стилистических характеристиках речи общие правила
для всех родов сочинений.Он пишет: «Слово, речь в тесном смысле означает
рассуждение, составленное по правилам искусства и назначенное к
изустному произношению. Сие рассуждение заключает в себе одну
какую-нибудь главную мысль, которая объясняется или доказывается для
убеждения слушателей». Именно Мерзляков первым представил роды и виды
словесности в следующем разнообразии: письма; диалоги; учебные
сочинения; история (характеры, биография, романы, подлинная история);
речи (духовные, политические, судебные, похвальные и академические).
Мерзляков отмечал, что «риторика подает правила к последовательному и
точному изложению мыслей, к изящному и пленительному расположению частей
речи…риторика включает полную теорию красноречия, под которой понимается
способность выражать свои мысли и чувства в письме или на словах
правильно, ясно и сообразно с целью оратора. Для образования истинного
оратора не достаточно одних только общих правил риторики. Нужно
познакомиться с лучшими образцами искусства древними и новейшими. В
любой ораторской речи может быть три намерения: научение, убеждение и
искусство тронуть слушателя. Оратор действует не только на разум, но и
на душевные силы слушателей. Самым действенным способом считается
новость, красота, возвышенность мыслей и одежды. Оратору важно
возбуждать страсти, а для этого необходимо глубокое познание
человеческого сердца. Оратор и писатель, по Мерзлякову, имеют одну цель:
учить, занимать, трогать, доказывать. Красноречие пленяет наши сердца,
возбуждает воображение, способствует распространению познания, открытию
новых истин, при его помощи прошлое становится достоянием настоящего.
Оно должно обязательно иметь благородную цель. Врожденными дарами
оратора являются гений, наблюдательный взор, остроумие, вкус,
воображение, память. Здравая философия, опыт в риторических правилах,
знание истории и литературы, познание человеческой природы относятся к
необходимым приобретаемым качествам успешного оратора.

Творчество Н.Ф.Кошанского (1785-1831) можно отнести к периоду расцвета
русской риторики. С 1811 по 1828 г. он – профессор русской и латинской
словесности Царскосельского лицея, один из учителей А. С. Пушкина. Его
лекцией «О преимуществе российского слова» открылись занятия в лицее;
как педагог он поощрял поэтические занятия лицеистов, приобщая их к
античной поэзии. «Общая реторика» Кошанского выдержала 10 изданий (
1829-1849), «Частная реторика» – 7 изданий (1832-1849). По этим
учебникам учились несколько поколений российских учащихся. Живость
изложения, множество дополнительных сведений по логике и эстетике,
иллюстрация риторических указаний многочисленными примерами из древней и
новой литературы снискали Кошанскому славу замечательного
писателя-педагога. Если общая риторика излагала общие правила
составления сочинений, то частная риторика предлагала правила к
отдельным видам: как писать письма, как вести разговоры, как пишется
художественная (изящная) проза, как строить учебные и ученые сочинения,
каковы разновидности ораторского красноречия. Риторика Кошанского носит
ярко выраженный прикладной характер.»Общая риторика» состояла из трех
традиционных разделов: 1. «Изобретение»; 2. «Расположение»; 3.
«Выражение мыслей». В первом разделе Кошанский стремится развить в своих
учениках умение с разных сторон, как бы в разных аспектах увидеть или
«хорошо понять» избранный предмет описания. Во втором разделе он ставит
своей целью научить «располагать»,т.е. строить, формировать, составлять
сочинения. В основе третьего раздела лежит категория стиля,
определяемого как «способ выражать мысли, как искусство писать». Здесь
же автор рассматривает все «роды риторических украшений» – тропы и
фигуры. Предостерегает от чрезмерного, излишнего употребления украшений
в любых сочинениях, они не должны становиться самоцелью в речи.

Общая цель риторики как учебного предмета, по мнению Кошанского,
«состоит в том, чтобы, раскрывая источники изобретения, раскрыть все
способности ума, – чтобы, показывая здравое расположение мыслей, дать
рассудку и нравственному чувству надлежащее направление, – чтобы, уча
выражать изящное, возбудить и усилить в душе учащихся живую любовь ко
всему благоразумному, великому и прекрасному». Предпосылки и сущность
красноречия состоят в работе мысли и нравственном чувстве.

Еще один прекрасный теоретик риторики – Зеленецкий К.П. (1812-1857) –
профессор Ришельевского лицея в Одессе, автор ряда книг по теории
словесности, общей филологии, риторике.В 1846 г. он написал
«Исследование о реторике в ее наукообразном содержании и в отношениях,
какие имеет она к общей теории слова и к логике», а также «Общая
риторика» и «Частная риторика» в 1849 г. Именно такое написание
вариантов «реторика/риторика» . По мнению Зеленецкого, «ораторское
красноречие состоит в искусстве действовать даром слова на разум и волю
других и побуждать их к известным, но всегда высоким и нравственным
целям. Оратор достигает этого двумя средствами: силою и очевидностью
доказательств он склоняет на свою сторону умы слушателей, а жаром
чувства и красноречием, исходящим из душевного убеждения, побуждает их
сочувствовать себе. Задача оратора состоит в том, чтобы согласить
различные мнения в одну мысль и различные желания в одну волю». Ученый
считает, что «основой ораторского красноречия может служить стремление
ко благу человечества. Цели корыстные лишают оратора глубины собственных
убеждений, а это не позволяет слушателям сочувствовать его основным
мыслям и чувствам.».

Ораторская речь состоит из пяти частей, хотя это не всегда необходимо,
возможно и изменение порядка расположения частей речи: приступ
(введение), предложение, разделение, изложение обстоятельств предмета,
доводы и опровержения, патетическая часть и заключение.

Приступ своей целью имеет,во-1-х, объяснить причину, по которой оратор
начинает говорить об известном предмете, во-2-х, расположить слушателей
к убеждению и привлечь внимание и благосклонность к себе. Приступ может
быть естественный («прямо начинает свой предмет и объясняет дело») и
искусственный («мало-помалу склоняет слушателей на свою сторону,
побуждает внимание и приготавливает их к убеждению»). В предложении
кратко, но ясно излагается основная идея, тезис речи. Изложение
обстоятельств предмета принимает характер повествования или описания.
Далее доказательство ( «доводы должны возрастать и усиливаться… не
следует слишком увеличивать число доводов… иначе они теряют силу и
убедительность»)и опровержение основной мысли речи( особенно в тех
случаях, когда «противное мнение слишком укоренено в умах слушателей»).
Патетическая часть обращена к чувствам, эмоциям слушателей, она должна
основываться на истинном убеждении. Наконец, в заключении своей речи
«оратор или выводит следствия из доказанной истины, или вкратце приводит
основные мысли всего доказанного, или возбуждает сочувствие слушателей к
истине, которую старался раскрыть»).

В 19 веке значительных успехов достигает академическое красноречие, оно
становится ведущей разновидностью русского ораторского искусства.
Грановский Т.Н., Соловьев С.Н., Ключевский В.О., Менделеев Д.И.,
Тимирязев К.А., Павлов И.П. и другие снискали себе славу не только среди
студентов. Обладая ораторским даром, они не были похожи друг на друга, и
в этой неповторимости заключалась одна из причин их успеха. «Один оратор
могущественно властвует над толпой силою своего бурного вдохновения,
другой – вкрадчивой грацией изложения, третий – преимущественно иронией,
насмешкой, остроумием, четвертый – последовательностью и ясностью
изложения и т.д.», – замечал Белинский В.Г.

4. Плеяда русских юристов 19 века. Расскажите об одном из них

Необходимо отметить значение и судебного красноречия, которое достигло
высокого совершенства как в практической сфере, так и в области
разработки теории ораторского искусства. Его расцвет связан с судебной
реформой 1864 года и введением суда присяжных. Прения сторон в открытых
судебных процессах обязывали к тому, чтобы и прокурор, и адвокат, и
представитель суда выступали убедительно, доходчиво, ярко. Судебные
ораторы осваивали и развивали речевую культуру, углубляли свои знания,
стремились говорить красочно и остроумно. Выдающимися ораторами были
Плевако Ф.Н., Кони А.Ф., Карабчевский Н.П., Андреевский С. А., Спасович
В. Д.. Русское судебное красноречие своей практикой служило общественным
интересам, оно было источником, из которого должны были «выносится уроки
служения правде и уважения к человеческому достоинству». Речи известных
русских судебных ораторов характеризует не только красочность языка,
точность и меткость слова, мягкость и певучесть слога, но также
стройность, логичность в изложении и анализе материала, глубина
юридического исследования доказательств и всех обстоятельств дела.
Всякие излишества, преследующие цель украшательства речи ради ее
внешнего эффекта, отсутствовали в речах лучших представителей этого
жанра.

Говоря о Ф.Н.Плевако, В.В.Вересаев в своих воспоминаниях пишет: «Главная
его сила заключалась в интонациях, в подлинной, прямо колдовской
заразительности чувства, которыми он умел зажечь слушателя…Судили
священника, совершившего тяжкое преступление, в котором он полностью
изобличался, не отрицал вины и подсудимый. После громовой речи прокурора
выступил Плевако. Он медленно поднялся, бледный, взволнованный. Речь его
состояла всего из нескольких фраз… «Господа, присяжные заседатели! Дело
ясное. Прокурор во всем совершенно прав. Все эти преступления подсудимый
совершил и в них сознался. О чем тут спорить? Но я обращаю ваше внимание
вот на что. Перед вами сидит человек, который тридцать лет отпускал на
исповеди все ваши грехи. Теперь он ждет от вас: отпустите ли вы ему его
грех». И сел. Священника оправдали. Рассказывая о другом случае,
Вересаев передает его так: «Прокуроры знали силу Плевако. Старушка
украла жестяной чайник, стоимостью дешевле 50 копеек. Она была
потомственная почетная гражданка и, как лицо привилегированного
сословия, подлежала суду присяжных…Поднялся Плевако: «Много бед, много
испытаний пришлось перенести России за ее больше чем тысячелетнее
существование. Печенеги терзали ее, половцы, татары и поляки.
Двунадесять языков обрушилось на нас, взяли Москву. Всё вытерпела, всё
преодолела Россия, только крепла и росла от испытаний. Но теперь,
теперь… Старушка украла старый чайник , стоимостью в 30 копеек.Этого
Россия уж, конечно, не выдержит, от этого она погибнет безвозвратно!» .
Смех… Старушку оправдали…

С середины XYIII столетия и вплоть до 1923 г., когда был издан последний
учебник по теории словесности Д.Н.Овсяннико-Куликовского «Теория поэзии
и прозы», в России было издано 175 названий учебников, учебных пособий,
исследовательских работ по различным аспектам риторики и ораторского
искусства. Некоторые учебники переиздавались десятки раз, вплоть до 1917
года.

Риторика читалась повсеместно, практически во всех учебных заведениях
России: в торговых школах и низших технических училищах, в кадетских
корпусах, в мужских и женских гимназиях, в коммерческих, реальных и
военных училищах, в духовных семинариях и академиях, в университетах.
Риторика стала фактом культурной жизни общества.

Однако со второй половины XIX века риторика постепенно из разряда
общеобразовательных дисциплин переходит в статус дисциплин специальных.
С чем это связано? Дело в том, что в истории русской науки победила
критика риторики, хотя университетские профессора пытались объяснить,
что существует «истинное и ложное красноречие», что предубеждение против
красноречия основано на его «злоупотреблении», но возобладал взгляд на
риторику как на ложное ораторство, фразерство, «многословие не без
пустословия», стремление скрыть за внешне красивыми словами какой-то
обман для аудитории, умение строить тропы и фигуры, находить красивые
слова безотносительно к содержанию речи. Во-2-х, риторика, описывая
классические формы речи, никак не касалась обыденной речи и не успевала
отражать общественные проблемы, чем занимались художественные
литераторы. Революционно-демократическая критика во главе с «неистовым»
Виссарионом Белинским выдвинула тезис о том, что главным видом речи
является художественная литература, риторика же не нужна. Таким образом,
в конце 19 века риторика как бы изжила себя. Появился новый предмет
«Теория словесности». Новая дисциплина взяла из риторики ряд понятий и
даже целых разделов, например, учение о композиции, стилях и фигурах
речи. Но традиционный канон риторики нарушался, опускаются вопросы,
связанные с изобретением речи, анализом аудитории и т.п. Задачей курса
теории словесности становится формирование читателя художественной
литературы. Затем от теории словесности отделяют стилистику,
разрабатывающую учение о теории языка и стиля. Т.е. теория словесности
также была разрушена.

6.Сергеич П. Искусство речи на суде: условия истинного пафоса.

П. Сергеич — псевдоним известного русского юриста Петра Сергеевича
Пороховщихова. О чистоте и точности слога, простоте речи, о «цветах
красноречия», риторических оборотах, поисках истины размышляет автор
этой книги — содержательной, богатой наблюдениями и примерами. Впервые
она была издана в 1910 году; переиздание в 1960 году имело большой
успех. Многие рекомендации автора по методике построения судебной речи
полезны и в наши дни.

Глава из книги

О ПАФОСЕ

Рассудок и чувство. Чувства и справедливость. Пафос как неизбежное,
законное и справедливое. Искусство пафоса. Пафос фактов

РАССУДОК И ЧУВСТВО

«Обещаю и клянусь, что по каждому делу, по которому буду избран
присяжным заседателем, приложу всю силу разумения моего и подам
решительный голос по сущей правде и убеждению моей совести». Так
клянутся судить наши присяжные заседатели; так наставляют их прокурор,
защитник и председатель: по сущей правде и совести. А что, если правда
говорит одно, а совесть — другое? Если рассудок твердит: он убил, а
сердце молит: спаси его… Что тогда делать присяжному, как соблюсти
присягу?

«Совесть судьи, — говорит в своем «Руководстве для присяжных» английский
судья и ученый Стефен*, — отрешается от всяких житейских забот, страхов
и желаний, отдается всецело своему делу, и дело это творится ею с
молчаливым, настойчивым, непоколебимым вниманием». Эти слова с
благодарностью может сказать о русских присяжных каждый русский человек.
Но давно уже признано, что у всякого народа свой суд присяжных. На той
же странице Стефен пишет: «Совесть судьи не знает уступок; она должна
отвлечься от всяких слабостей, присущих природе человеческой, как от
свойств, ей не только чуждых, но и вполне недопустимых; в ней нет
благодушия; она сурова и бесчувственна.

Она живет потому, что наблюдает, рассуждает и решает, но во всех других
отношениях жизнь ее не отличается от жизни жабы в глыбе мрамора». Могут
ли так судить русские присяжные? Что если бы самый уважаемый судья
предложил такую формулу нашим присяжным в напутственном слове? Он сразу
потерял бы их доверие. И это было бы справедливо, потому что эта
“формула не соответствует духу русского народа, а правосудие должно
более отвечать народному духу, чем отвлеченным рассуждениям и
требованиям теории.

«Присяжные судят более по впечатлениям, а не по логическим выводам», —
говорил В. Д. Спасович*. Главная задача оратора, писал Цицерон**,
заключается в том, чтобы расположить к себе слушателей и настроить их
так, чтобы они более подчинялись волнениям и порывам чувства, чем
требованиям рассудка. Mul-to plus proficit is qui inflammat judicem,
quam il-le qui docet, — повторяет он в другом месте. Так думают и многие
другие законники. Но сами присяжные утверждают другое. Вот что пишет в
своих заметках, напечатанных несколько лет назад, один присяжный
заседатель: «Главными факторами, действующими на ум и совесть присяжных,
— говорит он, — всегда являются единственно суть дела и личность
подсудимого; ни излишних цветов красноречия, ни банальных лирических
обращений к сердцу присяжных не нужно; не какие-либо софизмы и теории,
но сама реальная жизнь руководит умом и совестью присяжных. Именно из
этой реальной жизни, а не из тиши кабинетов и не из книг выносят
присяжные свои истины «житейской правды» и свое отрицательное отношение
к положениям правды формальной. Это руководящее начало всегда
сказывается в их деятельности»

Можно думать, что с этими словами согласилось бы значительное
большинство русских людей, бывших присяжными. Итак, не чувства и не
впечатления, а ум, совесть, житейская правда направляют решения
присяжных в нашем суде.

Две тысячи лет тому назад судили одного человека присяжные, не наши
полуграмотные крестьяне и мещане, а свободные граждане свободного
народа, стоявшего во главе современного ему человечества. Обвинение было
тяжкое: подсудимый обвинялся в том, что не верил в богов и публично
развращал народ. Обвинителей было несколько, защитников не было;
подсудимый защищался сам. Вот что он говорил:

«В речах моих обвинителей, афиняне, нет ни слова правды; я же ничего,
кроме правды, вам говорить не буду. Их речи блещут изяществом и
остроумием; я буду говорить просто, не подбирая красных слов. В мои годы
непристойно являться к вам с заранее составленной речью, да я и не
привык говорить на суде. Поэтому убедительно прошу вас не обращать
внимание на мои выражения, а рассудить внимательно, справедливо ли то,
что я говорю, или нет. В этом долг судьи, а мой долг — говорить правду».

Доказав после этого своими обычными приемами логическую
несостоятельность обвинения его в неверии, Сократ предлагает своим
обвинителям назвать хотя бы одного совращенного им человека, указать
хоть одного свидетеля, в присутствии которого он отрицал существование
богов. Ни свидетелей богохульства, ни совращенных на суде не оказалось.

«Того, что я сказал, афиняне, — продолжает Сократ, — довольно, чтобы
доказать вам, что я не виновен в тех преступлениях, в которых меня
обвиняют… Не возмущайтесь моими словами. Будьте уверены, что, осудив
меня к смерти, вы сделаете больше зла себе, чем мне. Я и защищаюсь здесь
не ради себя, а ради вас: боюсь, чтобы вы не оскорбили бога, не оценив
дара, сделанного им вам в моем лице. Судите сами: я никогда не думал о
себе; всю свою жизнь я посвятил вам; как отец или старший брат, я учил
вас добру. Может ли человек сделать больше для вас? Оцените и мое
бескорыстие: самые ярые обвинители мои не решились упрекнуть меня в том,
что я с кого-нибудь брал деньги за свое учение. У меня есть на это и
достоверный свидетель: бедность. Быть может, кто-нибудь из вас обидится
на меня, припомнив, как он сам под угрозой меньшего наказания плакал и
унижался перед судьями, приводил на суд своих детей, родных и друзей и
молил о прощении, и видя, что я даже под страхом смерти ничего подобного
не делаю. Я скажу на это, что и у меня есть родственники, есть трое
сыновей; но я не привел их сюда.

Не из гордости и высокомерия, афиняне; напротив, из уважения к себе и к
вам. Я считаю недостойным прибегать к таким приемам. Стыдно было бы
людям, выдающимся среди вас мудростью, честностью или иною добродетелью,
унижаться, как иные, которые слывут за важных людей, а сами пресмыкаются
на суде, как будто, отпустив им казнь, вы дарите им бессмертие. Такие
люди — позор для государства, и иностранцы, глядя на них, вправе думать,
что лучшие люди в Афинах слабы и трусливы, как женщины. Вы должны
доказать, что скорее склонны обвинять тех, кто, чтобы разжалобить вас,
играет на суде непристойную комедию, чем того, кто со спокойным
достоинством ожидает вашего приговора».

«Я думаю, что не следует просить судью об оправдании. Надо убедить его,
доказав ему свою невиновность. Судья судит во имя справедливости и не
должен поступаться ею в угоду обвиняемому; он дал присягу служить
закону, а не людям. Не должно поэтому нам приучать вас к нарушению
присяги, а вам не следует к этому привыкать… Теперь предоставляю вам и
богу вынести мне тот приговор, который лучше для вас и для меня».

С точки зрения логики это идеальная защита. Спокойное, ясное,
неопровержимое доказательство невиновности — и только. Сократ все время
напоминает судьям, что они должны решить дело только по справедливости,
что милости он от них не хочет и они не должны давать ему ее, что
приговор, постановленный под влиянием тщеславия, жалости, раздражения,
недостоин истинного судьи, что справедлив только приговор, основанный на
истине. Доказав, что истина — его невиновность, он заявляет, что ни
извиняться, ни плакать, ни льстить не хочет, и предоставляет гелиастам
постановить приговор, какой они признают справедливым. Это — безусловное
преклонение перед свободой совести судей, и свобода совести приводит их
к сознательному присуждению к смерти невиновного.

В книге Цицерона «De oratore» несколько выдающихся общественных деятелей
рассуждают об ораторском искусстве. Между ними находится Марк Антоний,
бывший консул республики и дед триумвира . Собеседники просят Антония
открыть им тайну его удивительных успехов на трибуне. Антоний вспоминает
две свои речи: одну по делу консула Мания Аквилия, другую по делу
трибуна Гая Норбана. Маний Аквилий судился в 98 году за взяточничество и
был оправдан всадниками, несмотря на его вполне доказанные
злоупотребления. Трибун Гай Норбан судился по делу другого рода. В 103
году до Р. X. он привлек к суду бывшего консула Цепиона за разгром храма
Аполлона в Галлии и за неудачную битву с кимврами, где римские войска
потерпели жестокие потери. Чтобы добиться осуждения Цепиона, Норбан
вызвал ряд самых дерзких угроз и насилий против судей и должностных лиц
со стороны черни. Народное возмущение на суде было величайшим
преступлением в Риме, и девять лет спустя молодой Сульпиций Руф, только
что вступивший на общественную деятельность, потребовал суда над
Норба-ном за эти беспорядки. Он обвинял его по закону Апулея de
majestate, как seditiosem et inutilem ci-vem197. Речь, произнесенная по
этому делу Сульпици-ем, отличалась необыкновенной силой и страстностью.
По собственным его словам, он вызвал против Норбана поп judicium, sed
incendium и так был уверен в победе, что Антоний, казалось, мог только
искать почетного отступления.

По поводу дела Аквилия Антоний говорит: «Я рассуждал не о мифических
героях, не о вымышленных ужасах; я не играл, как актер, когда хотел
спасти М. Аквилия от позора и изгнания. Я был самим собой и страдал не
чужим, а собственным страданием. Без искреннего, неподдельного волнения
разве мог бы я что-нибудь сделать? Человек, которого я видел на высших
должностях государственных, окруженного почетом и славой, стоял предо
мной униженный, оскорбленный, уничтоженный. Повторяю, я сам был глубоко
взволнован, и мне нетрудно было вызвать такое же волнение в других. Я
видел, как вздрогнули судьи, когда я сорвал одежду с убитого горем
старика и показал им рубцы его старых ран. Тебе это кажется ловко
рассчитанным приемом, Красе, но, уверяю тебя, я сделал это почти
безотчетно, под влиянием мгновенного порыва. Между зрителями сидел Гай
Марций, старый боевой товарищ Аквилия. Он плакал, и его слезы немало
помогали мне. Я несколько раз обращался к нему, напоминал давнюю дружбу
его с Аквилием, призывал его в защиту всех славных полководцев наших; я
плакал и сам, не скрывая своих слез, взывал к жалости богов и людей,
сограждан и союзников… Если ты, Сульпиций, и вы, друзья, хотите
учиться у меня — вот вам мой совет:

умейте в речи и негодовать, и терзаться, и плакать. Впрочем, тебя ли
учить? Я не забыл, как ты обвинял Норбана; помню, какую бурю ты поднял
тогда на суде не речью, не словами, а именно силой убежденности и
искреннего негодования. Я едва мог решиться на попытку смирить
раздраженных судей. Все в этом деле было на твоей стороне: ты говорил о
явно пристрастном возбуждении самого дела и о грубых насилиях черни над
несчастным Цепионом; установлено было, что толпа бросала каменьями в
первого сановника государства — в главу сената Марка Эмилия, что
консулы, хотевшие протестовать против обвинения, были силой сброшены с
трибуны; при этом ты, юноша, выступал защитником государственного
порядка; я, старик и бывший цензор199, являлся заступником наглого
бунтовщика, проявившего такую жестокость к несчастному консулу.
Достойнейшие граждане сидели между судьями, лучшие люди наполняли
форум200. Самое появление мое на ростре201 было дерзким вызовом
народному негодованию и достоинству судей. Только давняя дружба могла
сколько-нибудь извинить в их глазах одно то, что я решался говорить за
него».

«Что мне распространяться перед вами о каком-то искусстве? Я расскажу,
что сделал; хотите — ищите в этом ораторские приемы. Я начал с того, что
напомнил судьям все народные волнения, бывшие у нас в государстве с
давних времен, не жалея ни слов, ни красок на описание всех бедствий и
ужасов, их сопровождавших, но указал, что хотя эти возмущения народные
были великими несчастиями, однако некоторые из них были естественны и,
пожалуй, необходимы. Не будь этих беспорядков, мы не изгнали бы царей,
не создали бы народных трибунов, не могли бы постепенно ограничить
консульскую власть, не имели бы права провокации к народу — этой
незаменимой защиты свободы и неприкосновенности гражданина. Потом я
сказал, что если народные восстания в некоторых случаях могли служить на
пользу государства, то прежде, чем обвинять Гая Норбана как бунтовщика,
надо было обсудить причины, вызвавшие бунт, и что если вообще когда-либо
можно оправдывать народные беспорядки, то более законного повода к
возмущению народ римский не видал никогда. Здесь от защиты я перешел в
наступление. Я стал укорять Цепиона за его позорное бегство и возмущался
потерями, понесенными нами по его вине. Этим я расшевелил еще не
застывшее горе тех, кто оплакивал друзей и родных, погибших в бою с
кимврами, и тут же кстати напомнил судьям, которые все были из
всадников, что Цепион сделал все возможное, чтобы ограничить их судебную
власть. После этого я уже чувствовал, что дело в моих руках — и народ, и
судьи на моей стороне: народ видел во мне защитника его прав и
вольностей, судьи были растроганы воспоминаниями о погибших
родственниках и друзьях и в достаточной мере озлоблены против Цепиона,
посягавшего на их власть. Тогда я стал понемногу переходить от обличения
к смирению и вкрадчивой мольбе. Я говорил судьям, что хочу спасти от
позора и ссылки старого друга, товарища моих боевых трудов и лишений,
того, кто по заветам предков был близок мне как родной сын; что в этом
деле решался вопрос о моей собственной чести, о всем самом священном для
меня как для истинного римлянина; говорил, что я, не раз спасавший от
бесчестия и казни людей мне чужих, не только потерял бы друга, но
утратил бы право на уважение всех граждан, сам никогда не простил бы
себе своего позора, если бы оттолкнул от себя человека, настолько мне
близкого и дорогого. Я указал судьям на свой преклонный возраст, свою
прежнюю службу, безупречное прошлое и умолял их ради всего этого
извинить мое безмерное, законное и всем понятное отчаяние, просил их
вспомнить, что хотя часто молил о пощаде друзьям моим, но никогда не
искал снисхождения к самому себе. Вы видите теперь, что во всей этой
речи я менее всего говорил о том, что составляло существо дела, то есть
о том, подходил ли проступок Норбана под закон Апулея о государственных
преступлениях. Вся защита была проведена такими приемами, о которых
почти не говорится в наших книжках. Я волновал и увлекал судей, громил
Цепиона, чтобы раздражить их против него, напоминал о собственных
заслугах, чтобы расположить их в свою пользу. Ты видишь, Сульпиций, что
я обращался не к рассудку судей, а к их сердцу, не разъяснял им дело, а
играл на их чувствах»*.

Несколько выше устами Антония Цицерон учит: злоба, нежность, ненависть,
сострадание, ужас, надежда, отвращение, радость, огорчение, восторг,
негодование судей — все должно быть во власти оратора; как хочет, так
пусть и делает, но он должен уметь волновать судей и вызывать в них
любое из этих чувств. Но главное, Цицерон утверждает, что тот, кто
распаляет судей, сильнее того, кто разъясняет им дело.

То же говорит и Квинтилиан:

«Самое главное — уметь растрогать судей, подчинить их тем чувствам,
которые хочет вызвать в них оратор. Человек обыкновенных способностей,
пройдя основательную школу и имея за собой нужный опыт, может выполнить
задачу защиты с известным успехом. Многие наши ораторы умеют находить в
делах и улики, и доказательства невиновности. Я считаю их безусловно
полезными людьми. Они видят все, что есть в деле, и умеют указать судьям
то, что те могли бы упустить. Я готов даже признать их образцом для тех,
кто хочет только говорить дельно. Но истинное искусство заключается в
том, чтобы увлекать судей, властвовать над их настроением, их сердцами,
по минутной прихоти своей заставлять их то рыдать, то возмущаться — вот
истинное красноречие! Улики, доводы, возражения даются сами собой. В
правом деле их всегда окажется немало. Тот, кого спасли такие доводы,
может сказать, что ему был нужен защитник, чтобы взять из дела то, что в
нем было, и рассказать о том судьям. Иное дело, когда надо отвести им
глаза, затуманить, ослепить их, чтобы они не видали правды, забыли то,
что само по себе приковывает их внимание. Вот, где место настоящему
оратору. Ни клиент, ни заметки, выписанные из дела, тут не помогут ему.
Логикой можно доказать судье, что правда на моей стороне, затронув в нем
чувство, можно добиться того, чтобы он сам желал найти ее у меня. Пусть
мое дело станет его собственным, пусть он со мною увлекается и негодует,
умиляется и страдает, пусть без меры расточает мне свое расположение и
участие. Он, неподкупный, бесстрастный, пусть станет пристрастным ко
мне, пусть, как юноша, ослепленный пылом любви, утратит силу отличать
прекрасное от уродства, истину от лжи».

Оставим пока в стороне явное преувеличение, заключающееся в этих словах;
оставим древних, откроем одну из самых памятных страниц нашей уголовной
летописи, — дело об истязании семилетней незаконнорожденной девочки ее
отцом203. Процесс этот, окончившийся оправданием, послужил материалом
для одного из самых жестоких обвинительных актов против злоупотребления
словом, когда-либо оглашенных в русском обществе. «Напомню дело, —
говорит Достоевский*, — отец высек ребенка, семилетнюю дочь, слишком
жестоко, по обвинению, обходился с нею жестоко и прежде. Одна
посторонняя женщина, из простого звания, не стерпела криков истязаемой
девочки, четверть часа (по обвинению) кричавшей под розгами: «папа!
папа!» Розги же, по свидетельству одного эксперта, оказались не розгами,
а «шпицрутенами», то есть невозможными для семилетнего возраста… Они
лежали на суде в числе вещественных доказательств, и их все могли
видеть, даже сам г. Спасович. Обвинение, между прочим, упоминало и о
том, что отец перед сечением, когда ему заметили, что вот хоть бы этот
сучок надо бы отломить, ответил: «нет, это придаст еще силы»…

«Уже с первых слов речи, — пишет Достоевский, — вы чувствуете, что
имеете дело с талантом из ряда вон, с силой. Г. Спасович сразу
раскрывается весь и сам же первый указывает присяжным слабую сторону
предпринятой им защиты, обнаруживает свое самое слабое место, то, чего
он больше всего боится…»

«Я боюсь, гг. присяжные заседатели, говорит г. Спасович, не определения
судебной палаты, не обвинения прокурора… я боюсь отвлеченной идеи,
призрака, боюсь, что преступление, как оно озаглавлено, имеет своим
предметом слабое, беззащитное существо. Самое слово, «истязание
ребенка», во-первых, возбуждает чувство большого сострадания к ребенку,
а во-вторых, чувство такого же сильного негодования к тому, кто был его
мучителем…»

Переходя после этого вступления к исторической части дела, защитник
объясняет, что Кронеберг, живя в Варшаве, еще совсем молодым человеком
имел связь с одной дамой и расстался с нею за невозможностью брака, не
зная, что она беременна. Во время франко-прусской войны он вступил во
французскую армию, участвовал в двадцати трех сражениях и получил орден
Почетного легиона. Вернувшись после войны в Варшаву, он встретился опять
с той дамой, которую любил; она была уже замужем и сообщила ему, что у
него есть ребенок, живущий в Женеве, на воспитании в крестьянской семье.
Кронеберг тотчас же пожелал его обеспечить. Он поехал в Швейцарию, взял
девочку у крестьян и поместил ее в дом к пастору де Комба на воспитание.
Так прошли годы 1872, 1873 и 1874. В начале 1875 года Кронеберг опять
съездил в Женеву. Там «он был поражен: ребенок, которого он посетил
неожиданно, в неузаконенное время, был найден одичалым, не узнал отца».
«Особенно заметьте это словечко, — говорит Достоевский, — «не узнал
отца»… г. Спасович великий мастер закидывать такие словечки; казалось
бы, он просто обронил его, а в конце речи оно откликается результатом и
дает плод. Коли «не узнал отца», значит, ребенок не только одичалый, но
уж и испорченный. Все это нужно впереди; далее мы увидим, что г.
Спасович, закидывая то там, то тут по словечку, решительно разочарует
вас под конец на счет ребенка. Вместо дитяти семи лет, вместо ангела —
перед вами явится девочка «шустрая», девочка хитрая, крикса, с дурным
характером, которая кричит, когда ее только поставят в угол, которая
«горазда кричать»… лгунья, воровка, неопрятная и со скверным затаенным
пороком. Вся штука в том, чтобы как-нибудь уничтожить вашу к ней
симпатию. Уже такова человеческая природа: кого вы невзлюбите, к кому
почувствуете отвращение, того и не пожалеете; а сострадания-то вашего г.
Спасович и боится пуще всего: не то вы, может быть, пожалев ее, обвините
отца. Конечно, вся группировка эта, все эти факты… не стоят, каждое,
выеденного яйца… Нет, например, человека, который бы не знал, что
трехлетний, даже четырехлетний ребенок, оставленный кем бы то ни было на
три года, непременно забудет того в лицо, забудет даже до малейших
обстоятельств все об том лице и об том времени и что память детей не
может в эти лета простираться далее года или даже девяти месяцев. Это
всякий отец и всякий врач подтвердит вам. Тут виноваты скорее те,
которые оставили ребенка на столько лет, а не испорченная натура
ребенка, и уж, конечно, присяжный заседатель это тоже поймет, если
найдет время и охоту подумать и рассудить; но рассудить ему некогда, он
под впечатлением неотразимого давления таланта; над ним группировка:
дело не в каждом факте отдельно, а в целом, так сказать, в пучке фактов,
и как хотите, но все эти ничтожные факты, все вместе, в пучке,
действительно производят под конец как бы враждебное к ребенку
чувство…

«Она воровала, — восклицаете вы, — она крала».

«25 июля приезжает отец на дачу и в первый раз узнает сюрпризом, что
ребенок шарил в сундуке Жезинг (сожительницы Кронеберга), сломал крючок
и добирался до денег. Я не знаю, господа, можно ли равнодушно относиться
к таким поступкам дочери. Говорят: «за что же? Разве можно так строго
взыскивать за несколько штук черносливу, сахару?» Я полагаю, что от
чернослива до сахара, от сахара до денег, от денег до банковых билетов
путь прямой, открытая дорога».

«Разве можно, — возражает Достоевский, — говорить про такую девочку, что
она добиралась до денег? Это выражение и понятие, с ним сопряженное,
применимо лишь к взрослому вору, понимающему, что такое деньги и
употребление их. Да такая если б и взяла деньги, так это еще не кража
вовсе, а лишь детская шалость, то же самое, что ягодка черносливу, что
она совсем не знает, что такое деньги. А вы нам наставили, что ей уже
недалеко до банковых билетов, и кричите, что «это угрожает государству!»
Разве можно, разве позволительно после этого допустить мысль, что за
такую шалость справедливо и оправдываемо такое дранье, которому
подверглась эта девочка? Но она и не шарила в деньгах, она их не брала
вовсе. Она только пошарила в сундуке, где лежали деньги, и сломала
вязальный крючок, а больше ничего не взяла. Да и незачем ей денег,
помилуйте: убежать с ними в Америку, что ли, или снять концессию на
железную дорогу? Ведь говорите же вы про банковые билеты: «от сахара
недалеко до банковых билетов»; почему же останавливаться перед
концессиями?»…

«Она с пороком, она с затаенным скверным пороком»…

«Подождите, подождите, обвинители! И неужели не нашлось никого, чтоб
почувствовать всю невозможность, всю чудовищность этой картины!
Крошечную девочку выводят перед людьми, и серьезные, гуманные люди
позорят ребенка и говорят вслух о его «затаенных пороках»!.. Да что в
том, что она еще не понимает своего позора и сама говорит: «Je suis
voleuse, menteu-se»? Воля ваша, это невозможно и невыносимо, это фальшь
нестерпимая. И кто мог, кто решился выговорить про нее, что она «крала»,
что она «добиралась» до денег? Разве можно говорить такие слова о таком
младенце! Зачем сквернят ее «затаенными пороками» вслух на всю залу? К
чему брызнуло на нее столько грязи и оставило след свой навеки? О,
оправдайте поскорей вашего клиента, г. защитник, хотя бы для того
только, чтоб поскорее опустить занавес и избавить нас от этого зрелища.
Но оставьте нам, по крайней мере, хоть жалость нашу к этому младенцу; не
судите его с таким серьезным видом, как будто сами верите в его
виновность. Эта жалость — драгоценность наша, и искоренять ее из
общества страшно. Когда общество перестанет жалеть слабых и угнетенных,
тогда ему же самому станет плохо: оно очерствеет и засохнет, станет
развратно и бесплодно…»

«Да, оставь я вам жалость, а ну как вы, с большой-то жалости, да осудите
моего клиента».

Нет сомнения, что, оправдывая Кронеберга, присяжные подчинились не
рассудку, а чувству антипатии, внушенной им по отношению к девочке. Но
если бы обвинитель сумел вызвать в них то чувство, которого боялся
защитник, их решение, вероятно, было бы другое*.

Задача судебного оратора состоит не в том, чтобы построить силлогизм или
вывести правильное заключение из посылок, это слишком просто. Главное —
обосновать, развернуть посылки. Вот как отделяет П. Сергеич логическую
схему поиска истины от логической («боевой») схемы изложения: «Изучив
предварительное следствие указанным образом, то есть уяснив себе факты,
насколько возможно, и внимательно обдумав их с разных точек зрения,
всякий убедится, что общее содержание речи уже определилось. Выяснилось
главное положение и те, из которых оно должно быть выведено; выяснилась
и логическая схема обвинения или защиты, и боевая схема речи; чтобы
точно установить последнюю, стоит только сократить первую, исключив из
нее те положения, которые не требуют ни доказательств, ни развития; те,
которые останутся, образуют настоящий план речи».

В подтверждение сказанному П. Сергеич дает такую иллюстрацию:
«Предположим, что подсудимый обвиняется в ложном доносе. Логическая
схема обвинения такова:

1) донос был обращен к подлежащей власти;

2) в нем заключалось указание на определенное преступление;

3) это указание было ложно;

4) донос был сделан подсудимым;

5) он был сделан с целью навлечь подозрение на потерпевшего.

Если каждое из этих положений допускает спор, все они войдут в боевую
схему обвинения и каждое положение составит предмет особого раздела
речи. Если состав преступления установлен бесспорно и в деле нет других
существенных сомнений, например предположения о законной причине
невменяемости, вся речь может быть ограничена одним основным положением:
донос сделан подсудимым. Если защитник признает, что каждое из положений
логической схемы обвинения хотя и не доказано вполне, но подтверждается
серьезными уликами, он должен опровергнуть каждое из них, то есть
доказать столько же противоположных положений, и каждое из них войдет в
боевую схему речи; в противном случае — только те, которые допускают
спор».

Теория и искусство ведения спора — это тоже область риторики. В
демократическом обществе существует множество мнений по вопросам,
которые касаются жизни отдельного человека и общества в целом. Научиться
достойно вести себя в споре, уметь направить его так, чтобы он стал
работой по достижению истины, а не пустым препирательством, важно
всегда, а сегодня особенно.

В любом споре необходимо соблюдать основные законы логики. Их всего
четыре:

1) Закон тождества. Каждая мысль в процессе рассуждения должна иметь
одно и то же содержание. Нельзя ни смещать, ни сужать, ни расширять
понятие, если только это не вызвано особой необходимостью, – в последнем
случае это надо четко оговорить (указать, как мы изменяем первоначальное
понятие) и обосновать (объяснить, почему мы это делаем). Тогда вместо
случайной или намеренной подмены исходного понятия мы получим его
правомерное развитие или уточнение.

2) Закон противоречия. Две противоположные мысли об одном и том же
предмете, взятом в одно и то же время и в одном и том же отношении, не
могут быть одновременно истинными. Высказывание не может одновременно
быть в одном и том же отношении истинным и ложным.

3) Закон исключенного третьего. Истинно или само высказывание, или его
прямое и полное отрицание, именуемое также широким, или общим
антитезисом. Кошка – рептилия и кошка – не рептилия. Если же берется
различие – узкий, или конкретный антитезис, то неверными могут оказаться
два и более утверждений: кошка — рептилия, кошка – птица, кошка –
насекомое и т. п.

4) Закон достаточного основания. Всякая мысль должна обосновываться
мыслями, истинность которых неопровержимо доказана. Аргумент должен быть
убедительнее тезиса. Кроме того, между аргументом и тезисом должна быть
логическая (причинно-следственная) связь; если она не очевидна, ее надо
доказать. Не всегда после этого означает вследствие этого, если таковое
не доказано фактами или логикой.

Наряду с аргументами по существу дела (рациональными, основанными на
фактах и логике) употребляются аргументы к человеку (иррациональные,
психологические): аргументы к авторитету, к личности, к публике, к
тщеславию, к жалости и т.п. Они воздействуют не на разум, а на чувства.

Существуют определенные правила ведения спора:

1) Необходимо с самого начала точно установить предмет спора, выдвинуть
четкие суждения по нему – тезисы и далее без особых причин не менять ни
предмета, ни тезисов.

2) Установить общее и розное в тезисах и первое исключить из предмета
спора – сузить до необходимого предела пункты разногласий.

3) Условиться об однозначном понимании терминов и единых критериях
оценки рассматриваемых явлений.

4) Договориться о цели спора: поиск истины, обращение в свою веру,
пропаганда своих идей или нахождение компромисса (например, в
имущественных спорах или в политических круглых столах).

5) Отчетливо представлять, насколько достижим ожидаемый вами результат в
споре с данным противником и не стремиться к невозможному.

8.Процесс коммуникации с точки зрения риторики.

Коммуникативная сторона общения, или коммуникация в узком смысле слова,
состоит в обмене информацией между общающимися индивидами. Интерактивная
сторона заключается в организации взаимодействия между общающимися
индивидами, т.е. в обмене не только знаниями, идеями, но и действиями.
Перцептивная сторона общения означает процесс восприятия и познания друг
друга партнерами по общению и установления на этой основе
взаимопонимания. Естественно, что все эти термины весьма условны. Иногда
в более или менее аналогичном смысле употребляются и другие. Например, в
общении выделяются три функции: информационно-коммуникативная,
регуляционно-коммуникативная, аффективно-коммуникативная. Задача
заключается в том, чтобы тщательно проанализировать, в том числе на
экспериментальном уровне, содержание каждой из этих сторон или функций.
Конечно, в реальной действительности каждая из этих сторон не существует
изолированно от двух других, и выделение их возможно лишь для анализа, в
частности для построения системы экспериментальных исследований. Все
обозначенные здесь стороны общения выявляются в малых группах, т.е. в
условиях непосредственного контакта между людьми.

Речь является средством человеческой коммуникации, она направлена от
человека к человеку или множеству людей. Процесс коммуникации упрощенно
состоит в следующем. Имеется, с одной стороны, говорящий (в общем виде
отправитель или субъект) и, с другой — слушающий (получатель, адресат).
Отправитель и адресат вступают в определенный контакт с целью передачи
сообщения, представленного в виде некоторой последовательности сигналов:
звуков, букв и т.д. Для того чтобы информация была принята, должна
существовать определенная система соответствий между элементарными
сообщениями и действительностью, которая известна как отправителю, так и
адресату. Эту систему соответствий между сообщениями и действительностью
называют системой языка или просто языком, противопоставляя ее множеству
сообщений, которые принято называть речью. Наиболее важное различие
между языком и речью состоит в том, что в речи мы всегда имеем дело с
непрерывным рядом (континуумом), в то время как в системе языка мы имеем
дело с категориями.

Таким образом, процесс общения или коммуникации слагается из следующих
шести компонентов (Р. Якобсон):

контакт сообщение

отправитель ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? ? адресат

код действительность

В связи с этим выделяются шесть функций языка, каждой из которых
соответствует определенная коммуникативная установка:

1) установка на отправителя, т.е. передача состояния отправителя
(например, эмоций);

2) установка на адресата, т.е. стремление вызвать определенное состояние
у адресата (например, эмоциональное);

3) установка на сообщение, т.е. на ту форму, в которой передано
сообщение;

4) установка на систему языка, т.е. на специфические особенности того
языка, на котором передается сообщение;

5) установка на действительность, т.е. на то событие, которое вызвало
данное сообщение;

6) установка на контакт, т.е. на само осуществление общения.

9.Принципы гармонии речевого события.

Основной единицей речевого общения (коммуникации) является речевое
событие, которое определяется как некое законченное целое со своей
формой, структурой, границами. Лекция, репетиция какого-то мероприятия,
конференция и т.д. — все это речевые события. Любое речевое событие
складывается из двух составляющих:

1. то, что говорится, сообщается (словесная речь), и то, чем она
сопровождается (мимика, жесты и пр.), — поток речевого поведения;

2. условия, обстановка, в которой происходит речевое общение между его
участниками.

Принцип гармонии речевого события является основополагающим

принципом риторики. Это значит, что элементы целого не должны быть
случайны, а должны определять друг друга. Особенно часто нарушается этот
принцип в рекламных компаниях, когда тексты западных реклам механически
переносятся на наше телевидение без учета того, что в нашей стране
другие речевые ситуации, другие условия жизни. Такой подход к рекламе
негативно сказывается на человеке.

Первый закон современной общей риторики — закон гармонизирующего диалога
гласит: эффективное речевое общение возможно только при диалогическом
взаимодействии участников речевой ситуации.

Раскроем сущность этого закона.

Термин «диалог» в современной риторике имеет иной, более общий и широкий
смысл. Риторика принципиально отрицает возможность «речи, обращенной к
самому себе». Такая речь риторику (как науку об эффективной,
воздействующей, гармонизирующей речи) просто не интересует. В риторике
не только говорящий, но и слушатель понимается как лицо активное,
деятельное. Такими видел отношения между говорящим и адресатом еще
Аристотель. Это видение особенно близко русскому речевому идеалу.
Замечательный русский филолог и философ М. М. Бахтин писал: «Жить —
значит участвовать в диалоге: вопрошать, внимать, ответствовать,
соглашаться и т.д. В этом диалоге человек участвует весь и всею жизнью:
глазами, губами, руками, душой, духом, всем телом, поступками. Он
включает всего себя в слово, и это слово входит в диалогическую ткань
Человеческой жизни, в мировой симпосиум»

Итак, закон гармонизирующего диалога говорит о том, что ваш собеседник
или аудитория — не пассивный объект, которому вы должны передать
информацию, на который вы как говорящий призваны воздействовать. Ваша
задача — «пробудить собственное внутреннее слово» слушателя, установить
гармонические и двусторонние отношения с адресатом.

Второй принцип диалогизации речи — это принцип близости содержания речи
интересам и жизни адресата. Предварительно оценив и представив себе
аудиторию, необходимо продумать те факты, примеры, образы, которые взяты
из области, жизненно важной или хорошо знакомой, интересной, доступной
вашему слушателю. Природа человека такова, что он острее переживает то,
что касается его лично, то, что ему близко. Представьте себе, что
случилось чрезвычайное происшествие: а) где-то за рубежом; б) в вашем
городе; в) в вашем доме. Какое из них привлечет ваше внимание больше?
Ответ однозначен. Эксперименты показывают, что понимание текста напрямую
зависит от того, насколько его содержание близко интересам адресата: чем
больше эта близость, тем меньше вариантов понимания обнаруживается.
Поэтому риторика рекомендует на протяжении всей беседы или выступления
показывать, почему сообщаемое лично важно для адресата, каким образом
обсуждаемый вопрос непосредственно касается его жизненных интересов.

Третий принцип — конкретность.

Конкретность помогает зримо воспринять звучащее слово, а это очень важно
для понимания и запоминания.

Обязательно должны быть примеры — конкретные проявления и подтверждения
ваших мыслей.

Обратите внимание на образность речи.

Отбирайте слова: лучше употребить не родовое понятие, а видовое (не
головной убор, а шляпа; не транспорт, а троллейбус).

Продумывая структуру речи, формулируйте тему или отдельные вопросы как
можно конкретнее.

10.Главные принципы коммуникативного кодекса.

1. Для выработки настоящего контакта нужно настроить себя должным
образом. «Убедите себя в том, что между беседой с товарищем и речью,
предназначенной для нескольких человек или даже для большой аудитории,
нет четкой и жесткой границы, ведь диалогическая и монологическая речь
чередуются в процессе естественного общения…

Постарайтесь не думать о том, как вы говорите и держитесь,
сконцентрируйте внимание на теме выступления — она должна интересовать
вас больше, чем вы сами.

Самое главное для вас во время речи — это то, о чем вы говорите, и
реакция аудитории»

2. Используйте знания психологии, анализируя свои личностные свойства:
кто вы в большей степени — интроверт («обращенный внутрь») или
экстраверт («обращенный вовне»).

Если вы по своей природе человек замкнутый, то с помощью специальных
тренингов сможете стать «социальным экстравертом» — человеком внешне
вполне контактным.

3. Риторически образованный человек должен постоянно контролировать
собственное речевое поведение. Это значит, что нужно интересоваться
реакцией адресата на вашу речь, следить за ней и корректировать свое
речевое поведение соответственно этой реакции.

К основным факторам, способствующим гармонизации общения, можно отнести
следующие: признание не на словах, а на деле наличия многообразия точек
зрения; предоставление возможности высказать собственную точку зрения;
предоставление равных возможностей в получении необходимой информации
для обоснования своей позиции; понимание необходимости конструктивного
диалога; определение общей платформы для дальнейшего сотрудничества;
умение слушать собеседника.

11.Речевое событие как единица коммуникации.

Основной единицей речевого общения (коммуникации) является речевое
событие, которое определяется как некое законченное целое со своей
формой, структурой, границами. Лекция, репетиция какого-то мероприятия,
конференция и т.д.

— все это речевые события. Любое речевое событие складывается из двух
составляющих:

1. то, что говорится, сообщается (словесная речь), и то, чем она
сопровождается (мимика, жесты и пр.), — поток речевого поведения;

2. условия, обстановка, в которой происходит речевое общение между его
участниками. В свою очередь поток речевого поведения складывается из:

1. собственно слов — того, что можно написать на бумаге; это вербальное
(словесное) поведение;

2. звучания речи (ее акустики): громкости, высоты тона, быстроты темпа
речи, пауз: это акустическое поведение (1-е и 2-е можно записать на
обычный магнитофон)

3. значимых движений лица и тела: взгляда, жестов, мимики; это
жестово-мимическое поведение;

4. того, как партнеры, разговаривая друг с другом, используют
пространство; это пространственное поведение (3-е и 4-е можно
зафиксировать только с помощью видеомагнитофона).

Если мы проследим речевое поведение человека, то убедимся, что словесная
речь и её акустика в живом общении тесно связана с жестами, мимикой,
пространственным поведением. Понаблюдайте за окружающими,
проанализируйте свой собственный опыт, и вы увидите, что жест или
выражение лица могут придать противоположный смысл сказанному, и всегда
при этом меняется акустика, звучание речи; одна и та же фраза может быть
произнесена с совершенно разным смыслом, при этом изменятся жесты,
мимика, тон говорящего.

Звучащее слово — живую речь, произносимую в процессе развертывания
речевого события, в современной лингвистике и риторике называют
дискурсом (от лат. diskuro, diskursum — рассказывать, излагать, а также
— бегать туда и сюда).

Ученые исследуют речевое поведение, делая магнитофонные и
видеомагнитофонные записи. Без таких наблюдений невозможно понять законы
эффективного воздействия звучащего слова, невозможно дать рекомендации
современному человеку.

Итак, мы кратко описали первую составляющую речевого события —
дискурс.Вторая составляющая речевого события — условия и обстановка, в
которой происходит речевое общение, и все те, кто в нем участвует, это
«сцена действия» и «действующие лица». Чтобы до конца понять, что такое
речевое событие и какова его структура, вспомним классическую пьесу.
Текст пьесы — это дискурс, который членится на действия, картины,
явления. Так вот, «явление» в классической пьесе сходно с речевым
событием в реальной жизни: есть определенный набор участников —
действующих лиц», обстановка, в которой происходит «явление», и диалог,
протекающий в ней. Если состав участников меняется (появляются новые
лица или уходят прежние) или происходит перемена «декораций» — наступает
новое «явление» — новое речевое событие» (21, 48).

Приведем пример речевого события. Студенты собрались в аудитории в
ожидании лекции. Они обмениваются короткими фразами, делятся
впечатлениями. Это одно речевое событие. Входит преподаватель, начинает
лекцию — начинается новое речевое событие.

Итак, совокупность элементов речевого события, включающая его
участников, отношения между ними и обстоятельства, в которых происходит
общение, называют речевой ситуацией.

Таким образом, речевое событие — это дискурс плюс речевая ситуация. Для
риторики понятие речевой ситуации очень важно. «Можно даже сказать, что
правильное видение речевой ситуации и способность привести в
соответствие с ней свои речевые действия — это и есть существо
риторических знаний и умений, самое главное в риторике. Собственно
говоря, риторика — это и есть наука описывать речевые
ситуации,анализировать их и приспосабливать к ним речь — дискурс и
другие характерные проявления речевого поведения человека (жесты,
мимику, прочее)» (21,49). Мы разобрались в элементах дискурса, а теперь
обратимся к составляющим речевой ситуации и посмотрим, что здесь мы
можем взять на вооружение для практического использования при общении.

Итак, в речевой ситуации есть участники, среди которых можно выделить
главных и второстепенных. Главных участников речевой ситуации принято
называть говорящим и слушающим (адресатом). Для ситуаций ораторской речи
это оправданно;

для беседы, спора — условно: в диалоге роли постоянно меняются. Помимо
говорящего и адресата, в речевой ситуации могут участвовать и другие —
те, кто является как бы свидетелем происходящего, оценивая все со
стороны. Присутствие таких свидетелей в большей или меньшей степени, но
повлияет на речь общающихся.

Говоря об отношениях между говорящим и адресатом, имеют в виду прежде
всего не отношения в бытовом смысле слова, а социальные роли участников
общения. Представьте, что отец, только что беседовавший со своим сыном
за завтраком, выступает в институте в роли преподавателя своего
отпрыска, В первом случае отношения между ними определяются как
отношения « родитель — ребенок», во втором — «преподаватель— студент».
Соответственно, и речевые роли, и речевые ситуации, и речевые события
будут совершенно разные. Если человек не знает или не понимает своей
социальной роли и не владеет соответствующей ей речевой ролью в речевой
ситуации, неминуемы проблемы.

Еще один важный элемент речевой ситуации — зачем говорится то, чт
произносится в данной речевой ситуации. Каковы речевые цели, намерения
участников?

Каков должен быть результат их общения? Ученые считают, что цель
говорящего — это тот результат, который говорящий сознательно или
неосознанно хочет получить от своей речи.

12. Особенности устной публичной речи, требования к поведению оратора

О???о?ью ????й ?? ?к ??????и ???? ?щ?ия я?я?ся ?, ?о э? ?д ?я?й ??????,
??????? ??????? и а????. Э? ???я? ??м ???? ??????? ???? ??????ия, ?ия? ?
?о ?????, ч? ??????т ??ю ??????ю ??у ????й ??, ?к ??т???ь, ???я, ???,
??т ?????? ????. Э? ?я?? с ?м, ?о ??т ?????

?????я, ?ея ??ую ??у ?????и, ?к ???о, ????я ???е и ?????я в ????? ??.

Т????? ????ю ?? ??сят к ??? ??е ?б??????? ??я ? ????и ???? ?а?? ???и —
???и ?????я и ?????? я???х ???в. О??о в ????е ??я ?е ??? ???ия ??я?ся
?????ию ????й ?? ?к ???го ????ия, в ??? ???? ??????уют ????е ???????
??и.

С??няя в ??м ??ы ?????? ????? ??, ?????я ????я ?? ????я ?д ???м ?ия??
???в ???? ??????, ???? ???. Та?е ??????? ?ъя?я?ся ?м, ?о ????я ?? ?
??з?т ??ую ????ую ???ь ????? ?????, а я?я?ся ???, в ???й ???у?ся ?я????ь
???? в ??х ???, ?к ?л??а, ??а, ю?????ия и т.д.

С???? ????й ?? ???ля?ся ??? ??о ? ????? ?????м.

О????е ??о, ?к ????, ??т ???е ?????? ???? ?к ???е ???? ???? и ?????, ?к
??? ????я и ????????о ?????я ? ???е м??, ?о в ??? ???и ????я и к ??? ???
???? ??????.

К?ме ??, ??? ???????? ?я ????й ?? и ??х ?? ???? ??????, ?к ??о, ?????е,
я?яю?я ??ая ??а ???я и ???й ??м ????и.

Т?? ??????е ?? ????е ???? о ????й ?? ?к ??й ? ?? ???? ??????. Н???е я?о
э? ?оя?я?ся, ?к ?е ?????, ? ??????? ????й ?? с ???? ???. В ????и, э?
????ся в ??????и ??х э???? ????о ??я в ????й р?и, ?к ???ая ???а и
????ия, ?????? ???? ???, ????ы и т.п.

Б??? ??о в ????й ?? ???ют э???ы ?????-???? ??я, ?о ?ъя?я?ся ???л??
?????й ???я, а ??е ?????м ???а ???ь ?????е ??????и.

Н???е ?????? ????? ?????-???? ??я, ??????и в ?в???? ????й ??, я?яю?я
??????? ???в ????я, ???я ??????ая ??а, ??????, ??????????ь.

В??й ???й ????й ??, ???? ?к???й, я?я?ся ?????н?? ???х ???, ?о ??????т
??????е в ?й э???? ???? ??я, ??х, ?к ?????????ь ????й, ???и??ая ?????ия,
???я, ????и ???????ая с??? свя?й, ???ю?яся в ???м ??????и ?ю?в ?и
с??????й ?????и ?????ия.

Лю?е ????е ?????е — э? ??? ??о ???ия ??? ???я ???а и ????ей. В ?я? с э?м
??? ???о ???з?т ?????е э???ы, ?о ???? ?у ????? ??т?у и ??????? ??, ???ь
????у ???????? и ????????? ???я с ?????.

О?? ? ???? ??????к ????й ?? я?я?ся ? ??з?????, ???я ?????я ? ?? ?????ия
в ?й э???? ???????о ??я, ??х, ????, ?к о????ь, ???ю?я ?????е ???я?е
???????? и, ?м ??м, ?????ю?я ???ию ????о э??? и ???и ? ????е; э??о???я
???а ??????, ???ю?яся в ??о? ????в и ??? э???в; ??????е ?р? э??е????
?????, ?????? с ??ю э?ц????? ?????я ? ?????, и ?.

К?? ??, ??? ????й ??, ???я ????ля? ??й ?

???? ??????ь ????? ??, ???????? ??о, ???о?т ??????? ?? ??? и ????? ?чи,
а ??е ??????? ??х ??????к, ?к ????????/??????, м??????ь/??????ь,
???????ь/??????? ??????.

В??й ?????ью ????й ?? я?я?ся ?, ?о ??лая ?? в ????? ? ???? ??ц? ?к ??
?я?й ?????? ?????т ????????? ???в?, ????, ??????ю ??я??? в ????и ????а,
а ??е ?????????м и ?????? ????м — ??у,??? и ?.

В? ????е ???? ?????й ???н? ?? ?ют ????е ???? о ????й ?? ?к о ???м ????
я???, ???е ???? ??? ??о в ??????о-???? ???е я??.

Главным понятием риторики является оратор (от латинского «огаге» –
говорить). Люди, к которым обращены его слова, составляют аудиторию (по
латыни «audire» – слышать). Оратор и аудитория в процессе публичного
выступления взаимодействуют друг с другом.

Когда оратор говорит перед аудиторией, им, как правило, движут два
желания: поделиться своей мыслью и передать чувства, им испытываемые.
Сочетание мысли и чувства, рационального и эмоционального элементов речи
составляют суть ораторского искусства. Противоречия здесь нет. Оба этих
элемента в ораторской речи правомерны. Дело в том, что человеческое
мышление осуществляется в двух формах: логической и образной, им
соответствуют две разновидности познания – наука и искусство, и они
взаимно дополняют здесь друг друга. В этой связи ораторская речь
представляет собой своеобразный вид эмоционально-интеллектуального
творчества, воплощаемого посредством живого слова: она одновременно
воздействует и на сознание, и на чувства человека. Мастерство публичного
выступления и состоит в том, чтобы умело использовать обе формы
человеческого мышления.

Все вышесказанное позволяет заключить, что ораторская речь сочетает в
себе воздействие не только на разум слушателей, но и на их чувства,
поэтому эмоциональность – совершенно естественное и вместе с тем
необходимое качество публичной речи, которое помогает воспринять и
усвоить ее содержание.

Современные руководства по ораторскому искусству указывают на те же
свойства личности оратора, что и античные источники:

1. обаяние;

2. артистизм;

3. уверенность;

4. дружелюбие;

5. искренность;

6. объективность;

7. заинтересованность, увлеченность.

Остановимся подробнее на этих свойствах.

Обаяние.

Обаятельный человек тот, кто умеет быть самим собой, умеет отказаться от
чужого, наносного, привнесенного. Еще Аристотель говорил о том, что речь
человека должна соответствовать его возрасту, полу, национальности,
темпераменту. Свое согласие с Аристотелем выражал в « Кратком
руководстве к риторике …» М. Ломоносов. Умение быть естественным
дается непросто, потому что во многих ситуациях говорящий чувствует на
себе оценку слушателей (например, при поступлении на работу или в момент
публичного выступления). Тогда возникает потребность «выйти за границы»
своего привычного облика, своего обычного «я». Это приводит к
результату, о котором выразительно сказал американский писатель и
философ ХIХ в. Ралф Эмерсон: «Я не слышу, что вы говорите, потому что
слишком громко кричит то, что вы собой представляете». Значит, нужно
изучить себя, особенности своего характера, внешние их проявления,
характерные именно для вас, и, отказавшись от недостатков, отнестись
бережно и любовно к тому, что может нравиться и быть полезным для
окружающих.

Обаяние неразрывно связано с артистизмом.

Артистизм.

Артистизм — это умение общаться с окружающими активно и с игровой
установкой, соблюдая при этом чувство меры. Это значит, что вы постоянно
настраиваете себя на то, что говорить с другими людьми приятно, более
того, что это радость. Быть умелым игроком — значит изображать, т.е. в
определенной мере утрировать не столько чьи-то чужие черты, а свои
собственные. «Лучший образец для подражания — это вы сами», — утверждает
риторика. Особенно ценен компонент игры, актерства в публичной речи.
Оратор может и должен показать себя, но при этом обязан не нарушать
общепринятых рамок поведения. Психологи установили, что популярность у
публики создается, если отчетливо проявляются сразу две тенденции в
речевом поведении оратора: 1) стремление к индивидуализации и 2)
стремление «быть как все», не выходя за пределы выразительности
поведения. Последовательность поведенческих факторов, влияющих на
популярность ораторов у аудитории, выглядит так:

1) внешность (общий облик, одежда, манера держаться);

2) подчеркнуто женственная манера речи и всего поведения у женщин и
мужественная — у мужчин;

3) выраженность индивидуальных черт — выразительность поведения, его
экспрессивность и эмоциональность, при соблюдении общепринятых границ.

Уверенность.

В ситуации непринужденной беседы, когда собеседники знакомы, равны по
статусу, когда нет никаких признаков «официоза», право на речь получает
то один из них, то другой. Но в жизни часто возникают такие ситуации,
когда наблюдается неравноправие участников по отношению к речи, особенно
ясно выражена такая иерархия при ораторской, публичной речи: право
голоса на определенное условленное время передается оратору; аудитория
должна выполнять собственную роль. Таким образом, право на речь в
определенном смысле означает власть говорящего над слушающим,
возможность управлять аудиторией. Эту возможность оратор должен
реализовать. Но для этого нужно уметь играть роль «главного» в речевой
ситуации, повести за собой слушателей. Это невозможно без чувства
уверенности в себе. Любое сомнение, колебание, проявление неуверенности
в поведении говорящего сбивает с толку слушающего: трудно доверять и
доверяться человеку, который сам в себе сомневается. А между тем, 70%
начинающих ораторов считают неконтролируемый страх проблемой номер один.
Это чувство знакомо и профессионалу. Его испытывали даже Демосфен и
Цицерон. Оно получило название «ораторский страх». Как же избавиться от
этого чувства?

Чтобы победить страх, нужно знать его причины.

1.Они могут быть связаны с индивидуальными чертами личности.

2. Причина страха кроется в нереалистических ожиданиях — настроенности
на то, что речь должна оказать какое-то необыкновенное воздействие на
слушателей. Другие результаты воспринимаются как крах. Этому
способствует повышенное внимание к себе.

3. Вызывает страх и безразличие к вам собеседника или аудитории.

4. Собственная установка на неудачу.

5. Важной и единственно обоснованной причиной страха бывает плохая
подготовка к беседе или выступлению, незнание темы или предмета речи —
некомпетентность.

Вот почему необходимо наблюдение за собой и самоанализ. Это необходимо
для того, чтобы выработать разумное отношение к себе в роли говорящего.
Основой этого отношения должна быть реалистическая установка на
благоприятный результат вашего выступления или беседы, установка на
хорошее впечатление, которое вы, несомненно, произведете. Готовя себя к
общению, внушите себе, что иметь возможность поделиться своими мыслям,
чувствами и знаниями с собеседниками или аудиторией, это не наказание, а
радость.

Техника борьбы со стрессом как с физиологическим явлением описана во
многих пособиях.

Дружелюбие.

Это одно из основных условий успеха общения и действенности речи.
Беседуя с человеком, постарайтесь разглядеть в нем хотя бы одну черту,
которая вам импонирует, даже если в целом человек вам несимпатичен.
Говоря публично, не забывайте, что в аудитории сидят ваши друзья или
люди, которых вы уважаете. Если аудитория совсем незнакома, помните, что
среди собравшихся найдутся интересные и умные слушатели. Не
воспринимайте аудиторию как безликое анонимное чудовище. Начало вашей
речи должно представлять собой дружескую увертюру.

Искренность.

Применительно к публичной речи искренность называют «ораторской
честностью». Это черта, которую особенно ценят слушатели у выступающего.
Чтобы заставить своего адресата верить во что-то, нужно самому в это
верить. Нечестность говорящего проявляется в интонации, взглядах, мимике
и т.д. Ее можно увидеть и в бездоказательности суждений, недостаточности
примеров и фактов, необоснованности выводов.

Объективность.

Говоря по вопросу, который может иметь разные трактовки и решения,
нельзя просто игнорировать те взгляды или концепции, которые
противоречат вашим. Чем полнее и доказательнее вы сможете показать,
почему именно ваше мнение правильно, тем больший эффект будет иметь
выступление. Соблюдать это правило на практике довольно трудно. И все же
выражать презрение, нетерпимость к чужому мнению не стоит ни при каких
обстоятельствах, поскольку адресат невольно переносит их на себя, в
результате может возникнуть конфликтная ситуация. Существует этика
речевого общения, в частности ораторская этика, которая гласит, что с
аудиторией необходимо разговаривать на равных, не забывая при этом о
принципе доступности изложения.

Заинтересованность.

Без этого свойства оратора даже хорошо построенное выступление,
прекрасно продуманная беседа теряют всякий смысл и не спасают слушателей
от скуки. А поэтому избегайте говорить о том, что вам совершенно
безразлично.

Правило риторики: уверенность, дружелюбие, искренность, объективность,
увлеченность оратора заразительны: они передаются слушателям.

13.Подготовка публичного выступления

Подготовка к выступлению

Эффективное взаимодействие со слушателями, налаживание гармоничного
диалога с ними немыслимо без установления психологического контакта
между оратором и публикой, создающего основу доверия между участниками
речевого действия и в немалой степени помогающего преодолению фильтров
сознания – естественных критических механизмов человеческой психики. По
сути дела, установление психологического контакта – главная задача
проксемики – искусства сближения оратора с публикой, занимавшего умы еще
античных мастеров красноречия. Как уже отмечалось, основными качествами
оратора, способного войти в контакт с аудиторией, являются обаяние,
артистизм, уверенность в себе, дружелюбие, искренность, объективность и
заинтересованность предметом речи, а также следование основным законам
риторики, умение применять специфические приемы изложения материала и
особые (проксемические) риторические фигуры. Необходимым условием
налаживания контакта является изучение аудитории речевой среды
выступления) с ее речевыми ожиданиями, психологическими особенностями и,
прежде всего – параметрами адресных групп. Следует заметить, что сколь
бы высокой ни была степень достигнутого контакта, всегда существует
возможность психологического сбоя или срыва одной из взаимодействующих
сторон, а то и обеих, и если за чужое поведение отвечать трудно, то
контролировать свое собственное во всех – штатных и нештатных –
поворотах речевой ситуации – прямая обязанность оратора. Учитесь
властвовать собой, – этот совет Евгения Онегина Татьяне Лариной есть
одновременно и рекомендация оратору любого профиля. Проблема
психологической подготовки оратора включает в себя множество частных
задач, определяемых конкретикой речевой ситуации, от высшей – покорить
публику, до элементарного сбережения собственных нервов.

Главное здесь – это сформировать необходимую самооценку и оптимальную
психологическую самонастройку оратора с целью преодоления волнения,
страха и застенчивости.

Оратор должен прежде всего привить себе твердую положительную
самооценку, вжиться в роль лидера, активной стороны речевого процесса.
Даже если в жизни вы заяц, то на трибуне должны становиться львом, как
бы ни вела себя публика. Здесь весьма полезны различные методы
самовнушения, но главное -психологическое освоение не только речи как
таковой во всех ее аспектах, но, прежде всего своей речевой, а для
профессионального оратора – и социальной роли. Задайтесь целью – стать
тем, кем вы хотите стать на трибуне, принципиально игнорируйте все
сомнения и препятствия, стремитесь выступать в нарочито сложных
ситуациях, что практиковали еще древние греки. Особенно важным моментом,
как показывает практика, является критерий психологической оценки
собственного выступления, составляющий основу взаимоотношений оратора и
публики во всех, и, прежде всего, в психологически осложненных речевых
ситуациях. Здесь, собственно, речь идет об оценке оценки вашего
выступления слушателями. Правильное отношение к слушательской оценке –
залог сохранения здоровья ваших нервов.

Задача состоит в том, что любую свою ораторскую удачу в глазах
слушателей вы заранее готовы воспринять как плюс, а любую неудачу -как
нуль. Это можно сравнить с работой воздушного клапана или электрического
диода, пропускающего ток только в одну сторону. Уместно также сравнение
с охотой. Если вы представите себе в образе охотника, идущего на
медведя, где роли сторон взаимообратимы, тогда в случае явного провала
психологическая травма вам обеспечена. Для многих чувствительных людей
первая же неудача на публике становится концом их ораторской карьеры,
источником длительной депрессии и обиды либо на публику, либо на себя.
Этой неприятности избежит тот, кто перед выступлением сумеет втолковать
себе, что он – охотник на тетерева, которому в случае промаха грозит
потеря патрона, но отнюдь не жизни. Этот принцип, который автор данных
строк именует правилом тетерева, помогает сохранению душевного
спокойствия, рабочей формы и здоровья оратором любого профиля.

Для практического усвоения правила тетерева необходимо внедрить его себе
в сознание по двум каналам. Первый – рациональный: следует иметь в виду,
что явный успех публичной речи (бурные аплодисменты, переходящие в
овацию) – это редкое исключение, если не работа специально группы
поддержки, а нормой для незнакомого публике оратора являются
настороженность и скепсис, особенно в речах митинговых, аргументирующих:
это что еще за птица прилетела нас жизни учить! Это отношение и должно
быть принято оратором за норму исходной реакции слушателей. Далее он
должен, применяя все доступные ему приемы проксемики, постараться
завоевать доверие слушателей, не ожидая заведомых чудес. Следует учесть,
что успех выступления – это вовсе не обязательно положительная реакция
более чем половины аудитории, – подчас сдвиг всего на несколько
процентов в вашу сторону равносилен победе. Кроме того, первоначально
негативная реакция на вашу речь (она, как правило, носит взаимно-шоковый
характер), может через несколько минут, часов или дней смениться
положительной (гм-м, а может, он был – таки прав?..).

Второй канал усвоения правила тетерева – самовнушение. Перед
выступлением следует несколько раз повторить себе: «любой успех обрадует
меня, но никакая неудача не обескуражит. Страх перед публикой
-абсолютная бессмыслица!» Вскоре вслед за этими словами, произнесенными
твердым, ровным голосом, появится и вера в них, а со временем этот
принцип станет частью вашей натуры, столь же естественной, как для
шофера привычка держать баранку. Можно использовать для самонастройки
различные приемы психотренинга и адаптированной йоги, благо в
соответствующей литературе ныне нет недостатка, и львиная доля
приводящихся там медитационных упражнений посвящена как раз искусству
психического расслабления и сосредоточения внимания на поставленной
задаче. При некотором навыке достаточно 5-10 секунд, чтобы пройти из
обычного бытового состояния в рабочее, подобно тому как учитель и
ученики в школе, преподаватель и студенты в вузе через несколько секунд
после звонка входят в состояние, соответствующее режиму учебы. Контакт с
аудиторией осуществим только в особом состоянии сознания, когда все
внимание оратора и слушателей поглощено речью как своего рода
священнодейством. Оратор входит в это состояние сам, а затем вводит в
него аудиторию в процессе чтения вступления речи . Читать и слушать речь
в обычном состоянии сознания – все равно что забивать гвозди подушкой.

Репетиция (лат. повторение) – пробное произнесение речи мысленно или
вслух – позволяет, прежде всего, запомнить речь, освоиться в ней,
отшлифовать не только текст в единстве его содержания и формы, но и
вокальную (голосовую) грань оратории, а также поставить дыхание,
отладить мимику и жесты выступающего. Репетиция позволяет оратору
вжиться в свой оптимальный образ, закрепить наилучший вариант своей
речевой и социальной роли (см. выше), довести до автоматизма, все
необходимые элементы речевого действия, – быть во всеоружии. В
частности, репетиция дает возможность выверить время звучания речи,
сократить или увеличить его за счет либо изменения темпа речи, либо
размера текста. Оратор должен хорошо представлять себе относительную
ценность различных фрагментов своей речи, чтобы знать, чем можно
пожертвовать, попав в цейтнот, и, напротив, иметь запас для вставки,
если появляется излишек времени (резервный текст). Обычно длину речи
меняют за счет разного рода примеров и описаний, часто уже по ходу
выступления, но лучше это сделать в ходе репетиции.

Репетировать речь следует не по отдельным смысловым квантам и блокам, а
как целое, не смущаясь допущенными ошибками и стараясь исправить их по
ходу речи, а не пересказывать все сначала, что лишь усугубит
неблагоприятное впечатление. Мелкие ошибки (например, стилевые) лучше
вообще проигнорировать в данном чтении, взяв их на заметку на будущее. В
ряде случаев незначительные ошибки, исправляемые по ходу изложения,
создают атмосферу непринужденности и используются как специальный
проксемический прием. Здесь все зависит от конкретной речевой ситуации.

Не следует стараться дословно запомнить весь текст речи или даже ее
центральную идею, – здесь хорошую помощь окажет внутренний конспект с
опорными словами или пасьянс карточек с отдельными фактами. Всякая
заученность сковывает общение оратора с аудиторией, разрушая
психологический контакт. Имеет смысл запоминать не форму идей, а их
суть, предоставляя поиск формы своей речевой культуре. Разумеется,
ключевые фрагменты выступления – выводы, лозунги – следует запоминать
близко к письменному тексту, а на остальную информационную набивку речи
ресурсы памяти (в смысле формы) лучше не расходовать.

Не противоречит ли сказанное всему изложенному о цветах красноречия:
стоит ли подбирать их, чтобы потом забыть? Нет, не противоречит, ибо
усвоение средств речевой выразительности во время репетиции происходит
автоматически, без мучительного заколачивания в память. Особо же ценные,
с вашей точки зрения, слова и выражения можно возвести в ранг опорных
или зазубрить, но это, безусловно, исключение. Если в процессе репетиции
вы почувствовали, что ваша память перегружена, прибегните к методу
аэронавтов, сбрасывающих с воздушного шара балласт. Но что окажется
таким балластом? Здесь уместно прибегнуть к совету компетентных (на ваш
взгляд) пробных слушателей, перед которыми следует прочитать речь в
различных вариантах.

Следует ли при репетиции пользоваться зеркалом? Многие ораторы применяют
этот метод, он способствует развитию артистизма, но у него есть и
известные издержки, т.к. у отдельных ораторов, преимущественно новичков,
он формирует некоторую манерность в поведении, так что быть или не быть
зеркалу – это проблема личного психологического склада репетирующего.
Некоторые ораторы готовят свою речь на ходу, во время прогулки или бродя
по комнате, поскольку ходьба успокаивает нервную систему и задает
оптимальный ритм творческой деятельности. Многие мудрецы Запада, Востока
и России были странниками. Аристотель основал в Афинах
научно-философскую школу перипатетиков (любителей прогулок), изучавших
дисциплины на лоне природы. Этим методом ораторской подготовки не
следует пренебрегать.

Главный инструмент оратора, бесспорно, голос. Чтобы успешно пользоваться
им, надо иметь представление об его основных качествах, их влиянии на
выполнение речевой цели выступления и способах их тренировки.

Энергетической базой нашей речи служит дыхание. Если в обычном дыхании
выдох лишь в 1,5 – 2 раза длиннее вдоха, то в дыхании речевом,
фонационном, эта разница достигает 10-15 раз. Вся речь осуществляется на
выдохах, вдохи происходят во время т.н. доборных пауз. Вдох должен быть
глубоким, коротким, энергичным, бесшумным и незаметным для слушателей, а
выдох – долгим, равномерным, не затухающим к концу, чтобы голос не
садился, а дыхание в целом – ритмичным, плавным и устойчивым.

В некоторых учебниках риторики приводится комплексы дыхательных и
фонетических упражнений. Автор этих строк предпочитает утреннюю
гимнастику и пение – это самое естественное упражнение для тренировок
дыхания и голоса; весьма результативны также бег и плавание. Полезно
слушать запись своего голоса на магнитофон. При этом почти все люди,
особенно услышавшие такую запись впервые, с трудом узнают собственный
голос – настолько его звучание, воспринятое со стороны, отличается от
слышанного нами из наших уст, что связано с различными условиями
прохождения звуковых колебаний в воздухе и в костях черепа. Особенно
меняется соотношение высоких и низких частот, определяющие звуковую
окраску – тембр голоса, а это – его главный индивидуальный признак. С
магнитофона вы слышите себя так, как слышат вас другие. Тут вы можете
объективно оценить себя как оратора. Истина – в магнитофоне.

Какие свойства голоса особенно важны для оратора?

Дикция, или артикуляция – это четкость, членораздельность произношения,
правильность выговаривания каждого звука. Она зависит от установки
речевого аппарата, и прежде всего – губ и языка, в позицию, позволяющую
образовать нужный звук и, разумеется, от природных особенностей
устройства этих органов у различных людей. Недостатки дикции:
картавость, шепелявость, гнусавость, гортанность, чоканье, цоканье,
жеканье, зеканье, сюканье, фыканье, хыканье (вместо шишки — сыски,
фыфки, хыхки, как в рассказе В.Драгунского). Заикание – не дикционный, а
фонационный недостаток, вызываемый не неправильным расположением губ и
языка, а судорогами в гортани.

Если явных дикционных недостатков у оратора нет, то уместно упомянуть о
достоинствах. Весьма благоприятное впечатление на слушателей производит
четкое, твердое «р» (в начале XX века многие ораторы нарочито говорили с
раскатом, порою явно перегибая палку); несколько менее существенными
показателями хорошей дикции являются отчетливо произносимые «л», «м»,
«н», «б», «п», «в», «ф» и «ж». Именно на этих, особенно придирчиво
улавливаемых слушательским ухом звуках следует в первую очередь
сосредоточиться оратору при проработке фонетических упражнений.

Дикцию тренируют специальными фонетическими упражнениями. Лучшие из них
— скороговорки (чистоговорки). Шел Саша по шоссе и сосал сушку. Щетинка
у чушки, чешуйка у щучки. У быка бела губа была тупа. Всех скороговорок
не перескороговоришъ, не перевыскороговоришъ. Сколпакован колпак не
по-колпаковски, сколоколован колокол не по-колоколовски; надо колпак
переколпаковать и поперевыколпаковатъ, надо колокол переколоколовать и
поперевыколоколовать.

Интонация – совокупность фонетических качеств речи, придающих ей
определенный смысловой и эмоциональный оттенок. В ней различают тон,
интенсивность звучания, его полетность, длительность и тембр.

Тон – это высота звука, частота его колебаний в герцах. Мужчины говорят
на частоте 85 – 200 герц, женщины – 160 – 340 герц. Расширить свой
природный частотный диапазон весьма нелегко – этого добиваются певцы
изнурительными упражнениями; гораздо легче научиться свободно
(пластично) варьировать тон в пределах своего природного диапазона.
Пластичный голос кажется шире по диапазону, чем непластичный, и при
пении производит впечатление большей задушевности. Камерному певцу
важнее иметь голос пластичный, нежели широкий. Есть хорошие мелодии для
тренировки голоса. Характер частотных переходов в них (это прежде всего
лирико-эпические песни – баллады, романсы) близок к ораторскому. Автор
этих строк предпочитает по полчаса в день напевать романсы типа
«Хуторянки»:

Снег валил буланому под ноги,

С поля дул попутный ветерок,

Ехал долгожданною дорогой,

-Заглянул погреться в хуторок.

Приняла хозяйка молодая

Под уздцы буланого коня,

В горницу любезно приглашая,

Ласково глядела на меня.

А назавтра утром спозаранку

Вывел я буланого поить,

-Вижу, загрустила хуторянка,

И не хочет даже говорить.

Так и не доехал я до дому,

Затерялся след невдалеке,

-Что же делать парню молодому,

Коль пришлась девчонка по душе?

Интенсивность звучания – это его мощность (количество энергии,
выделяемой за единицу времени). Зависит от амплитуды колебания голосовых
связок. Где говорить громко, а где тихо – определяйте по речевой
ситуации. Здесь сделаем лишь два принципиальных замечания.

1) Дальность распространения звука зависит не только от его исходной
громкости, но и от его частного диапазона, от наличия обертонов – высших
колебательных гармоник. Голос, богатый обертонами, воспринимается как
глубокий и сочный (это уже качество тембра) и медленно затухает с
расстоянием. Способность голоса распространяться на большие расстояния
за счет широты частотного диапазона называется полетностью.

2) Весьма часто больший психологический эффект достигается не
повышением, а снижением интенсивности голоса. Тихая, неторопливая и
плавная речь звучит внушительнее, солиднее громкой взвинченной,
крикливой.

Темп речи – это скорость ее произнесения, определяемая количеством
речевых элементов – слов или слогов – в минуту. В русском языке средний
темп – 100 – 120 слов в минуту. Темп – важное средство передачи эмоций.
Активные, мобилизующие эмоции (радость, гнев) ускоряют темп речи,
пассивные, угнетающие (страх, уныние) -замедляют его. Многое сообщает он
и о личных качествах говорящего: один трещит, как пулемет (дятел,
сорока, мельница), другой еле цедит, тянет резину, жует мочалку.

Тембр – это окраска, колорит голоса, определяемый набором обертонов
(высших частотных гармоник) к основному звуку. Тембр -едва ли не главное
для оратора качество голоса. По тембру голос бывает звонкий, глухой,
чистый, серебряный, хриплый, сиплый, дребезжащий, вибрирующий,
рокочущий, холодный, теплый, легкий, жесткий, мягкий, бархатистый,
певучий, грудной, скрипучий, грубый, ласковый, острый, сухой, жалкий,
сдавленный, угрюмый, мрачный, досадливый, нудный, слезный, плаксивый,
убитый, веселый, ликующий, бодрый, оживленный, резвый, игривый,
сердитый, гневный, злобный, ироничный, едкий, ехидный, насмешливый,
раздраженный, пренебрежительный, наглый, высокомерный, надменный,
почтительный,, вкрадчивый, заискивающий, подобострастный, рассеянный,
сердечный, понимающий, искренний, лукавый, заговорщический, открытый,
недоверчивый, несогласный, добродушный, приветливый, благодушный,
дружелюбный, подозрительный, озадаченный, недоумевающий, возмущенный,
удрученный,, изумленный, расслабленный, сонный, пресный, бесцветный и
т.п.

Эти и другие аналогичные качества голоса нередко относят к тону
(вкрадчивый тон, сердитый тон и т.п.), но тон – это высота основной
гармоники голоса (высокий, низкий), но отнюдь не его эмоциональный или
эстетический оттенок. Что ж, в науке одна терминология, а в быту –
другая (один из параметров разницы между научно-техническим и
разговорно-бытовым стилями речи). Эту разницу невозможно стереть, но
следует учитывать.

Интонация позволяет уяснить смысловую структуру и функцию фразы. В
русском языке существует 7 основных интонационных конструкций, имеющих
синтаксическую функцию и различающихся расположением смыслового центра –
слова, несущего главную смысловую нагрузку и стоящего под логическим
ударением, а также повышением или понижением интонации в самом центре и
в других частях фразы. Здесь мы их рассматривать не будем, отослав
желающих в разделу IV учебника Л.А. Введенской и Л.Г.Павловой «Культура
и искусство речи», Р. – н. – Д., 1996, с. 368 – 374.

Итак, интонация – это мощное средство метасообщения -внесения в слова и
выражения дополнительного смысла, расширяющего возможности полноценной
передачи информации. Не будет ошибкой сказать, – отмечал И.Андроников, –
что истинный смысл сказанного заключается постоянно не в самих словах, а
в интонациях, с какими они произнесены. Заметим от себя что словесный
состав любой речи подделать несравненно легче, чем интонацию. Если нам
говорят оптимистичные фразы убитым голосом, мы мгновенно заподозрим
неладное.

Наряду с интонацией, большую роль в арсенале голосовых средств оратора
играют паузы (лат. пауза – остановка). Различают 7 основных видов пауз:

1) Паузы размышления. Возникают в любом месте высказывания и отражают
колебания в выборе а) что сказать (из нескольких известных оратору
вариантов) и б) как сказать.

2) Логические паузы делят речь на смысловые блоки – речевые такты.

Нет, нет, не должен я, не смею, не могу

Волнениям любви безумно предаваться…

А.С.Пушкин

НЕПРАВИЛЬНО ПРАВИЛЬНО

3) Психологические, или эмоциональные паузы выражают чувства вне всяких
грамматических правил.

Первое место поделили Петров… и ты!

4) Синтаксические паузы отмечаются знаками препинания. Самая малая пауза
обозначается запятой, побольше – точкой с запятой, наибольшая – точкой.

5) Ситуационные паузы либо дают слушателю время на обдумывание или
действие, либо вызываются перерывом в синхронно комментируемом процессе.
Используются при диктовке, в воинских командах, комментировании
спортивных игр, ожидании ответа собеседника.

6) Физиологические паузы – добор воздуха. Умелый оратор растворяет их в
паузах всех предыдущих видов.

7) Пустые, или беспомощные паузы – это когда нечего сказать по сути или
неизвестно, как сказать по форме. От 1-го вида (паузы размышления)
пустые паузы отличаются тем, что там идет выбор из нескольких вариантов,
а здесь – из нуля.

Пауза, — заметил К.С.Станиславский, – важнейший элемент нашей речи и
один из главных ее козырей.

Наряду с вокальными (голосовыми) качествами оратора важную роль в его
воздействии на публику играет язык мимики и жеста. Глаза – зеркало души.
Оратор должен умело пользоваться своим взглядом, избегая как блуждания
его по всей аудитории, что создает впечатление рассеянности или
растерянности, так и сверления им одного человека; золотая середина –
обзор 5-6 человек, которые сами охотно смотрят оратору в глаза. Этим
завязывается зрительный контакт с аудиторией, который, что любопытно,
распространяется на всех слушателей (кроме самых пассивных), словно бы у
зала была одна душа!

Люди не любят безразличного, тусклого, отсутствующего взгляда. Но
имитировать заинтересованность, придавая себе нарочито оживленный вид –
это еще хуже. Фальшь немедленно будет замечена! Автор категорически
против встречающихся в ораторских пособиях рекомендаций как-либо
регулировать свою мимику в процессе произнесения речи. Регулируйте свое
настроение и отношение к выступлению, а нужная мимика и жесты придут
сами собой.

Жесты бывают выразительные (эмоциональные),
изобразительно-подражательные, указующие и регулирующие. Часто
встречаются манеризмы – непроизвольные движения, отвлекающие внимание
слушателей (почесывание затылка, топтание на месте, раскачивание из
стороны в сторону, подергивание плечом и т.п.). С ними надо бороться,
контролируя себя, так же как со словами -паразитами типа понимаете,
словом, короче говоря, однако, так сказать, видите ли, вроде как и т.п.
Но, подобно тому, как, употребленные к месту и в меру, эти выражения
играют полезную роль вводных слов, точно так же к месту можно и дернуть
плечом и почесать в затылке. Вспоминается поговорка: грязь – это любое
химическое вещество в неположенном месте.

Избавляясь от крайностей в мимике и жестах, стремитесь, чтобы ваше
поведение было выражением вашей собственной духовной деятельности.
Никого не копируйте. Не переигрывайте. Оратор – лишь отчасти актер,
точно так же как и актер – лишь отчасти оратор.

Перед оратором стоит три взаимосвязанных вопроса: что сказать, где
сказать и как сказать. Конечно, разработка речи начинается с уяснения
темы выступления, ее основной идеи. Тема должна быть актуальной,
интересной, конкретной, четко сформулированной, доступной. Не должна
быть перегружена проблемами: двух – трех вопросов вполне достаточно.

Каковы же цели оратора? Основная цель – информировать  слушателей, т.е.
научить их, дать им определенные сведения, воздействовать на них,
сформировать у них убеждения, представления, которые станут затем
мотивами поведения людей, короче говоря – сформировать стереотип
поведения.

Важный вопрос, который встает перед оратором, – оценка обстановки и
состава слушателей. Неожиданная, непривычная атмосфера может вызвать у
оратора дискомфортное ощущение. Поэтому он должен подготовить себя к ней
заранее. Следует как можно обстоятельнее выяснить, в каких условиях
состоится выступление, вплоть до таких, казалось бы, мелочей, как
количество слушателей, наличие микрофона, трибуны, стола, размер и
интерьер зала, время, отведенное оратору, соотношение данного
выступления с другими. Чтобы выступать с микрофоном, нужны определенные
навыки: с непривычки микрофон будет вас сковывать. Если зал небольшой и
слушателей мало, то предпочтительнее выступать за столом. Таким образом
вы создаете атмосферу непринужденности, как бы сливаетесь с аудиторией.
Если же зал большой и слушателей много, то необходимо выступать с
трибуны. Это позволит вам видеть всех, чувствовать реакцию зала. Вечером
выступать сложнее, чем в первой половине дня: люди придут уже уставшие.
Что же касается соотношения выступления с другими, то здесь наблюдается
такая закономерность: каждое последующее, как правило, должно быть
интереснее (возможно, значительнее, важнее и т.д.) предыдущего, т.е.
иметь какое-либо отличие, оказывающее воздействие на аудиторию.

При подготовке речи необходимо представлять себе, как воспримут ее
слушатели и что им будет непонятно. Оратор должен знать и учитывать
состав аудитории. Существуют разные подходы к ее оценке. Приведем один
из них. Можно оценивать аудиторию по параметрам. Прежде всего
учитывается ее социально-профессиональный состав (рабочие, учителя,
инженеры и т.п.) и культурно-образовательный уровень (начальное,
среднее, высшее образование). Здесь, естественно, принимается во
внимание степень подготовленности слушателей, их интеллектуальный
потенциал, характер деятельности. Следует учитывать также возраст, пол,
национальные особенности аудитории. Но самое главное – однородность или
неоднородность ее по всем параметрам. Разумеется, тяжелее всего
выступать перед неоднородной аудиторией. Практика показывает, что весьма
сложная аудитория – молодежная. Ведь интеллектуальные и физические
изменения, которые происходят в молодом возрасте, довольно
противоречивы: с одной стороны, преобладает объективное отношение к
действительности, положительные оценки людей, с другой – крайний
субъективизм, отрицание всего сущего, болезненное самолюбование. Поэтому
наиболее эффективны для молодежи эмоциональные речи. В то же время в
выступлениях перед всеми возрастными группами требуется логическая
убедительность, лаконичность и точность изложения. У взрослой аудитории
на первом месте всегда логическое развитие мысли, аргументированность,
доказательность изложения.

Эффективность речи возрастает, если она предназначена не аудитории
вообще, а определенным группам людей, которые имеют свои интересы, цели.
Поэтому следует прежде всего учитывать мотивы, которые побудили их
прийти на выступление: интеллектуальные, моральные, эстетические. Чаще
всего слушатели хотят получить какую-то новую информацию, иногда они
приходят по обязанности, по приглашению, реже – чтобы доставить себе
эстетическое удовольствие. Необходимо учитывать также настроение
слушателей, их физическое состояние, отношение к теме выступления и
оратору, их знакомство с данным вопросом.

Следующий этап – работа над теоретическим, фактическим материалом и
составление самой речи, т.е. ее композиционно-стилистическое оформление.
Текст речи может быть написан или “составлен в уме” на основе
проработанных материалов, прошлых текстов или прошлого опыта. При
подготовке выступления можно написать его полный текст, конспект,
тезисы, развернутый план или краткий план. Это зависит от привычки
выступающего, его опыта, знаний и т.д. Вот мнение известного судебного
деятеля П.С. Пороховщикова (П. Сергеича) из книги “Искусство речи на
суде”. Он утверждал: “Мы не будем повторять старого спора: писать или не
писать речи. Знайте, читатель, что, не исписав несколько сажен или аршин
бумаги, вы не скажете сильной речи по сложному делу. Если только вы не
гений, примите это за аксиому и готовьтесь к речи с пером в руке <...>.

Остерегайтесь импровизации.

Отдавшись вдохновению, вы можете упустить существенное и даже важнейшее.

Можете выставить неверное положение и дать козырь противнику. У вас не
будет надлежащей уверенности в себе.

Лучшего не будет в нашей речи. Импровизаторы, говорит Квинтилиан, хотят
казаться умными перед дураками, но вместо того оказываются дураками
перед умными людьми.

Наконец, имейте в виду, что и крылатый конь может изменить.

Люди, знающие и требовательные, и в древности, и теперь утверждают, что
речь судебного оратора должна быть написана от начага до конца.
Спасович, Пассовер, Андреевский – это внушительные голоса, не говоря уже
о Цицероне.

Но если это не всегда бывает возможно, то во всяком случае речь должна
быть написана в виде подробного логического рассуждения; каждая
отдельная часть этого рассуждения должна быть изложена в виде
самостоятельного логического целого и эти части соединены между собой в
общее неуязвимое целое. Вы должны достигнуть неуязвимости, иначе вы не
исполнили своего долга” Как видим, начав с категорического утверждения
о необходимости писать полный текст речи, П.С. Пороховщиков заканчивает
тем, что можно ограничиться “подробным логическим рассуждением”, то есть
чем-то вроде конспекта. Известно, что многие ораторы пишут именно
конспекты, а не полный текст. Например, К.А. Тимирязев составлял сначала
краткий план, расширял его до подробного, затем на его основе писал
конспект, который неоднократно переписывал, уточняя расположение
материала и формулировки.

Но есть и другие суждения по этому поводу. Так, известный судебный
деятель А.Ф. Кони в статье “Приемы и задачи прокуратуры (Из воспоминаний
судебного деятеля)” рассказывает, что речей своих он никогда не писал.
Раза два пробовал набросать вступление, но убедился в бесплодности
этого: судебное следствие дает такие житейские краски и так перемещает
центр тяжести измерения, что даже несколько слов вступления “оказываются
вовсе не той увертюрой, выражаясь музыкальным языком, с которой должна
бы начинаться речь”. И далее он продолжает: “Самую сущность речи я
никогда не писал и даже не излагал в виде конспекта, отмечая лишь для
памяти отдельные мысли и соображения, приходившие мне в голову <...> и
набрасывая схему речи, перед самим ее произнесением, отдельными словами
или условными знаками <...>.

Я всегда чувствовал, что заранее написанная речь должна стеснять
оратора, связывать свободу распоряжения материалом и смущать мыслью, что
что-то забыто или пропущено”. Такое отношение к речи, то есть
составление схемы, плана, позволяют себе только опытные, одаренные
ораторы. Это зависит также от длительности речи, ее рода и вида.

Умело подобранный фактический и цифровой материал делает речь
конкретной, предметной, доходчивой и убедительной. Факты выполняют две
функции: иллюстрации положений речи и доказательства их правильности.
Факты должны быть яркими, но не случайными, а типичными, отражающими
суть явления. К ним предъявляются также требования актуальности и
убедительности, практической направленности и значимости, достоверности
и абсолютной точности, системности и связи с общей идеей речи,
направленности на учет интересов и потребностей слушателей. При
подготовке к выступлению необходимо работать с разными источниками.

Параллельно идет работа над стилем изложения и композиционно-логическим
расположением частей речи. Каким же должен быть язык выступления?
Конечно, грамотным с литературной точки зрения, эмоциональным; нарушение
литературной нормы и ее сухость снижают действенность речи.

Яркую и содержательную характеристику стилю речи дал известный судебный
деятель прошлого века К.Л. Луцкий. Хотя говорил он о судебном
красноречии, его слова с полным правом можно отнести к любому
выступлению: “Речь судебного оратора не без основания можно сравнить с
глиной в руках скульптора, принимающей по его желанию самые
разнообразные формы. Подобно глине у скульптора, речь может быть мягка и
податлива, тверда и упруга и заключать в себе самые совершенные образы,
надо лишь уметь открывать их в ней и знать, как ими воспользоваться.
Великая тайна прекрасного в речи заключена в ее стиле <...> “Мы слушаем,
– говорит Расин, – только постольку, поскольку то нравится нашим ушам и
воображению благодаря очарованию стиля”. Поэтому Цицерон и считал, что
нет красноречия, где нет очарования, и Аристотель учил очаровывать
слушателей: те, кто охотно слушают, лучше понимают и легче верят.
Главное очарование стиля заключается в гармонии речи, той гармонии,
которая вызывает представление о соразмерности в повышении и падении,
благородстве и изяществе, величии и мягкости, и которая, есть результат
порядка, распределения и пропорциональности слов, фраз и периодов и всех
составляющих судебную речь частей. Из такого рода пропорциональности,
распределения и порядка вытекает так называемая ораторская
соразмерность, представляющая мудрый и сложный ораторский механизм,
столь необходимый, что без него не существовало бы в красноречии ни
движения, ни силы. Механизм этот зависит, главным образом, от выбора
слов и их последовательности в речи <...>. В них звучит то грубость и
мягкость, то тяжесть и легкость, то быстрота и медленность. И различие
это должно непременно приниматься оратором во внимание при выборе слов”
[29, 200-201].

Итак, выступление написано полностью, осмыслено, несколько раз, но
фрагментарно, по мере подготовки, прочитано. Теперь подошел новый этап
работы над речью, очень важный для начинающего оратора, – репетиция.
Именно к ней должен чрезвычайно внимательно отнестись начинающий оратор.
Полезно прочитать речь полностью, уточнить время ее звучания,
ориентируясь на соответствующий нормам публичной речи темп (примерно две
минуты – одна машинописная страница). Можно произнести текст либо
мысленно (внутренний монолог), либо вслух (внешний монолог). Лучше –
вслух и перед зеркалом, чтобы видеть выражение своего лица и жесты,
которые будут сопровождать речь.

На этом этапе работы над речью особое внимание необходимо обратить на
технику произношения. Прежде всего на орфоэпию – образцовое литературное
произношение, соответствующее произносительным нормам, а также на
правильное ударение в словах. Ведь неверное произношение и особенно
неправильное ударение снижают доверие аудитории к оратору, подрывают его
авторитет, вынуждают скептически относиться к словам, которые
произносятся с трибуны. “Чему может научить меня человек, который не
владеет образцовой речью?” – думают многие слушатели.

Следует обратить внимание и на дикцию – ясное, четкое, “чистое”
произношение звуков, на интенсивность, т. е. силу или слабость
произнесения, связанную с усилением или ослаблением выдыхания (например,
разная по интенсивности речь будет в комнатной обстановке и в большой
аудитории). Безусловно, имеет значение интонация, т. е.
ритмомелодическая сторона речи, служащая средством выражения
синтаксических отношений во фразе и эмоционально-экспрессивной окраски
предложения. К интонации относится и темп – скорость протекания речи во
времени и паузы между речевыми отрезками. Слишком быстрая речь не
позволяет слушателям вникнуть в содержание высказывания, слишком
медленная вызывает их раздражение. Большую роль играют паузы: они
облегчают дыхание, позволяют обдумать мысль, подчеркнуть и выделить ее.
Фразовое и логическое ударения служат средством выделения речевых
отрезков или отдельных слов во фразе и также повышают выразительность
речи.

Литературному произношению нужно учиться, внимательно вслушиваясь в
произношение высокообразованных, культурных, “знающих” людей, владеющих
правильной литературной речью, в речь опытных ведущих телевидения и
радио, наконец, необходимо специально изучать нормы, пользоваться
словарями и справочниками. Важно уметь слышать звучание своей речи,
чтобы иметь возможность корректировать и совершенствовать ее.

Существует три способа выступления: чтение текста, воспроизведение его
по памяти с чтением отдельных фрагментов, свободная импровизация. Читают
текст в следующих случаях: если он представляет собой официальное
изложение, от формы и содержания которого нельзя отступать; если оратор
“не в форме” (болен, плохо себя чувствует); если материал большого
объема и совершенно новый для выступающего. Вообще же чтение текста не
производит такого сильного впечатления, как живая речь, во время которой
оратор смотрит на слушателей (а не на бумажки) и следит за их реакцией.
Нет ничего более утомительного, чем слушать чтение речи, когда оратор
перестает контролировать реакцию аудитории. Конечно, искусство
свободного выступления приобретается не сразу, а в процессе длительной
работы и необходимых тренировок.

После завершения речи могут быть заданы вопросы, в которых иногда
заключается прямая или скрытая полемика. Это наиболее трудная часть
выступления, поскольку требует быстрой реакции оратора. Вопросы могут
быть связаны с уточнением какого-либо факта или теоретического
положения, с желанием получить какие-либо дополнительные сведения или
разъяснение содержания, с позицией оратора и т.д. Большое количество
вопросов свидетельствует об интересе аудитории к выступлению.

Кстати, провал ораторов, читающих текст “по бумажке”, во многом
объясняется тем, что речь их становится быстрой, монотонной и утомляет
слушателей. Подобные “чтецы” не умеют имитировать устную речь при чтении
текста, а это очень важно.

Приведем несколько воспоминаний о выступлениях мастеров устного слова. У
каждого из них своя манера речи.

Кандидат технических наук И.И. Голованова пишет о выступлениях А.Л.
Чижевского, известного биолога: “Чижевский не очень задумывался над тем,
как начать свое выступление. “Вот я сегодня вам расскажу…” – были
нередко первые его слова. И затем приводился какой-либо факт или общее
положение. Он как бы отталкивался от него, бросаясь в самую стихию
слова. Цепочка суждений и попутных умозаключений сопровождалась
замечаниями, не только усиливающими интерес, но и делающими его все
более напряженным.

Он не обременял себя заимствованиями приемов и методических указаний, о
которых мог прочитать в книгах (хотя волшебная сила слова занимала его с
юношеских лет, он жадно тянулся к трудам филологов-классиков, знаменитых
педагогов, писателей, раскрывающих “технологию” своего творчества). Не
любил стоять за кафедрой, свободнее чувствовал себя рядом, впереди или в
стороне от нее – так, чтобы не было искусственного рубежа между ним и
слушателями. Не заботился о том, как звучит его речь, как он сам
выглядит. Раскованность, естественность в слове и движении были так
характерны для его выступлений! Выразительный, светящийся
доброжелательностью взор, свободная мимика, подчеркивающая смысл
сказанного, – вот и все. Внимание было сосредоточено на том, чтобы
довести мысль до сознания каждого из внимавших <...>.

Его выступления были неповторимы, и вместе с тем в каждом налицо была
явная устойчивость определенных навыков. Это приобретается лишь в
результате систематических занятий. Четкая дикция, правильная
артикуляция, звучный голос, разнообразие интонаций, в меру нарастающий
темп, совершенное отсутствие грамматических погрешностей – все это само
по себе создавало весьма благоприятное впечатление. Добавим еще
воодушевление, уверенность в себе, лишенную всякой натянутости осанку,
эмоциональную окраску речи, сдержанную жестикуляцию – в той степени, в
какой она служила неназойливым внешним воплощением творческих усилий
облегчить восприятие речи. И сама речь – взаимное общение, в котором
мысли, слова, манеры постоянно приспосабливались к слушателям, не
опускаясь, а подтягивая их до своего уровня” [8, 133-135].

Вот как характеризует историк В.О. Ключевский, блестящий лектор XIX
века, манеру выступления историка С.М. Соловьева: “Он именно говорил, а
не читал, и говорил отрывисто, точно резал свою мысль тонкими
удобоприемлемыми ломтиками, и его было легко записывать, так что я, по
поручению курса составлявший его лекции, как борзописец, мог записывать
его чтения слово в слово без всяких стенографических приспособлений.
Сначала нас смущали эти вечно закрытые глаза на кафедре, и мы даже не
верили своему наблюдению, подозревая в этих опущенных ресницах только
особую манеру смотреть; но много после на мой вопрос об этом он
признался, что действительно никогда не видел студента в своей
аудитории.

При отрывистом произношении речь Соловьева не была отрывиста по своему
складу, текла ровно и плавно, пространными периодами с придаточными
предложениями, обильными эпитетами и пояснительными синонимами. В ней не
было фраз: казалось, лектор говорил первыми словами, ему попавшимися. Но
нельзя сказать, чтобы он говорил совсем просто: в его импровизации
постоянно слышалась ораторская струнка; тон речи всегда был несколько
приподнят . С кафедры слышался не профессор, читающий в аудитории, а
ученый, размышляющий вслух в своем кабинете. Вслушиваясь в это, как бы
сказать, говорящее размышление, мы старались ухватиться за нить
развиваемых перед нами мыслей и не замечали слов. Я бы назвал такое
изложение прозрачным. Оттого, вероятно, и слушалось так легко: лекция
Соловьева далеко не была для нас развлечением, но мы выходили из его
аудитории без чувства утомления <...>.

У Соловьева легкость речи происходила от ясности мысли <...> Гармония
мысли и слова – это очень важный и даже нередко роковой вопрос для
нашего брата преподавателя” [13, 516-517].

Известный судебный деятель К.К. Арсеньев писал о выступлениях А.Ф.
Кони:”Какою бы точностью ни отличалась передача речи, как бы хорошо ни
сохранилась при переходе в печать мысль оратора и даже словесная ее
оболочка, многое теряется при этом переходе непоправимо и бесследно. Для
читателей оратор никогда не может быть тем самым, чем он был для
слушателей. Кто слышал А.Ф. Кони, тот знает, что отличительное свойство
его живой речи – полнейшая гармония между содержанием и формой.
Спокойствием, которым проникнута его аргументация, дышит и его
ораторская манера. Он говорит негромко, нескоро, редко повышая голос, но
постоянно меняя тон, свободно приспосабливающийся ко всем оттенкам мысли
и чувства. Он почти не делает жестов; движение сосредоточивается у него
в чертах лица. Он не колеблется в выборе выражений; не останавливается в
нерешительности, не уклоняется в сторону; слово всецело находится в его
власти. Не знаем, в какой мере он подготовляет свои речи заранее, в
какой – полагается на вдохновение минуты. Несомненно в наших глазах
одно: ему вполне доступна импровизация, так как иначе его реплики
заметно уступали бы его первоначальным речам, – а этого нет на самом
деле… Глубоко обдуманная и мастерски построенная его речь всегда полна
движения и жизни. Ею можно любоваться как произведением искусства – и
вместе с тем ее можно изучать как образец обвинительной техники” [29,
44-45].

Как мы видели, существуют