.

Лингвокультурная специфика концепта ‘герой’ в текстах лимериков

Язык: русский
Формат: дипломна
Тип документа: Word Doc
100 6069
Скачать документ

Выпускная квалификационная работа

Лингвокультурная специфика концепта «герой» в текстах лимериков (на
материале произведений Эдварда Лира)

Выполнил:

Научный руководитель:

2006

СОДЕРЖАНИЕ:

Введение

Глава 1 Репрезентация национальной языковой картины мира и национальных
стереотипов в тексте лимериков

1.1. Определение картина мира

1.1.1. Концепт как основное понятие лингвокультурологии

1.1.2. Стереотип как составляющая картины мира

1.2. Лимерик как тип прецедентного текста

1.2.1. Определение понятия «лимерик

1.2.2. Структура и лингвистические особенности лимерика

Выводы

Глава 2 Исследование лингвокультурных особенностей концепта «герой»

2.1. Личностные характеристики героев лимериков

2.2. Взаимоотношение героя и общества

Выводы

Заключение

Summary

Список литературы

Введение

Настоящая работа посвящена изучению лингвокультурологической специфики
концепта «герой».

В качестве теоретической базы нами были использованы работы следующих
лингвистов: Ю. С. Степанова, А. Вежбицкой, Е. С. Кубряковой и В. А.
Масловой, точки зрения которой мы придерживаемся.

Объектом исследования является концепт «герой».

Предметом исследования являются национально-специфические
лингво-культурные средства реализации концепта «герой» в лимериках.

Материал, раскрывающий понятие жанра лимерик и его структура были взяты
из Интернет-источников. Базой для практического анализа лимериков
послужили произведения Эдварда Лира из его книги Нонсенса.

Целью нашей работы является выявление языковых способов репрезентации
лингвокультурной специфики концепта «герой» в текстах лимериков.

Задачами данной квалификационной работы является уточнение основных
понятий «концепт», «языковая картина мира», «стереотип»; представление
основных характеристик текста лимерика как прецедентного текста; анализ
отражения национально – культурных стереотипов в текстах лимериков.

Для решения поставленных задач были использованы методы
контекстуального, лингвокультурологического анализа и метода
статистической обработки.

На защиту выносятся следующие положения:

1 Текст лимерика, являясь прецедентным текстом, репрезентирует основные
составляющие национальной языковой картины мира Великобритании.

2 Национально-культурная специфика концепта «герой» заключается в том,
что герой привлекает к себе внимание своей внешностью, физиологической
нестандартностью, вызывающей, яркой одеждой.

3. Отношение общества к чудакам неоднозначно, и принимает формы
толерантности, оценочного высказывания и полного неприятия и изгнания.

Структура работы определена поставленной целью и задачами исследования.
Квалификационная работа состоит из теоретической главы, введения,
практической главы, выводов и списка литературных источников.

В первой главе изучаются и раскрываются понятия концепта «герой»,
картины мира, стереотипов и жанра лимерик.

Во второй главе анализируются произведения Эдварда Лира, выявляются
характерные черты типичного английского героя-чудака.

В заключении обобщаются основные результаты проведенного исследования, и
прогнозируется перспектива дальнейшего изучения.

Глава 1 Репрезентация национальной языковой картины мира и национальных
стереотипов в тексте лимериков

1.1. Определение картины мира

Термин «картина мира» был выдвинут в рамках физики в конце XIX – начале
XX веков. Одним из первых этот термин стал употреблять Г. Геру (1914)
применительно к физической картине мира, трактуемой им как совокупность
внутренних образов внешних предметов, из которых логическим путем можно
получать сведения относительно поведения этих предметов. [Маковский
1996: 16].

В антропологию и семиотику он пришел из трудов немецкого ученого Лео
Вайсгербера. «Словарный запас конкретного языка, – писал Л. Вайсгербер.
– включает в целом вместе с совокупностью языковых знаков также и
совокупность понятийных мыслительных средств, которыми располагает
языковое сообщество; и по мере того, как каждый носитель языка изучает
этот словарь, все члены языкового сообщества овладевают этими
мыслительными средствами; в этом смысле можно сказать, что возможность
родного языка состоит в том, что он содержит в своих понятиях
определенную картину мира и передает ее всем членам языкового
сообщества» [Вайсгербер 1993:250].

Б. Уорф выводил научную картину мира прямо из языковой, что неминуемо
вело его к их отождествлению. Он писал: «Мы расчленяем природу (и мир в
целом) в направлении, подсказанном нашим родным языком. Мы выделяем в
мире явлений те или иные категории и типы совсем не потому, что они (эти
категории и типы) самоочевидны; напротив, мир предстает перед нами как
калейдоскопический поток впечатлений, который должен быть организован
нашим сознанием, а это значит в основном – языковой системой, хранящейся
в нашем сознании» [Уорф 1960:174].

Понятие картины мира строится на изучении представлений человека о мире.
Если мир — это человек и среда в их взаимодействии, то картина мира —
результат переработки информации о среде и человеке. Таким образом,
представители когнитивной лингвистики справедливо утверждают, что наша
концептуальная система, отображенная в виде языковой картины мира,
зависит от физического и культурного опыта и непосредственно связана с
ним.

Н.И. Жинкин в своей работе «Язык. Речь. Творчество», как и многие другие
исследователи, отмечает взаимосвязь языка и картины мира. Он пишет:
«Язык – это составная часть культуры и её орудие, это действительность
нашего духа, лик культуры; он выражает в обнажённом виде специфические
черты национальной ментальности. Язык есть механизм, открывший перед
человеком область сознания». Таким образом, понятие «картины мира»
связано с понятием «языковая картина мира [Жинкин 1998:123] ».

По мнению Серебренникова Б.А., «картина мира – есть целостный глобальный
образ мира, который является результатом всей духовной активности
человека, а не какой-либо одной ее стороны. Картина мира как глобальный
образ мира возникает у человека в ходе всех его контактов с миром.
Поскольку в формировании картины мира принимают участие все стороны
психической деятельности человека, начиная с ощущений, восприятий,
представлений, и кончая высшими формами – мышлением и самопознанием
человека, то всякая попытка обнаружить какой-либо один процесс,
связанный с формированием картины мира у человека с неизбежностью
окончится неудачей. Человек ощущает мир, созерцает его, постигает,
познает, понимает, осмысляет, интерпретирует, отражает и отображает,
пребывает в нем, воображает, представляет себе возможные миры.»
[Серебренников 1988:21-24].

Явления и предметы внешнего мира представлены в человеческом сознании в
форме внутреннего образа. По мнению А.Н.Леонтьева, существует особое
«пятое квазиизмерение», в котором представлена человеку окружающая его
действительность: это — «смысловое поле», система значений. Тогда
картина мира — это система образов [Маслова 2001:64].

М.Хайдеггер писал, что «при слове картина мы думаем, прежде всего, об
отображении чего-либо, «картина мира, сущностно понятая, означает не
картину, изображающую мир, а мир, понятый как картина». Между картиной
мира как отражением реального мира и языковой картиной мира как
фиксацией этого отражения существуют сложные отношения. Картина мира
может быть представлена с помощью пространственных (верх—низ, правый —
левый, восток—запад, далекий—близкий), временных (день—ночь, зима—лето),
количественных, этических и других параметров. На ее формирование влияют
язык, традиции, природа и ландшафт, воспитание, обучение и другие
социальные факторы [цит по: Маслова 2001:64].

Г.В. Колшанский подчеркивал, что языковая картина мира не стоит в ряду
со специальными картинами мира (химической, физической и др.), она им
предшествует и формирует их, потому что человек способен понимать мир и
самого себя благодаря языку, в котором закрепляется
общественно-исторический опыт — как общечеловеческий, так и
национальный. Последний и определяет специфические особенности языка на
всех его уровнях. В силу специфики языка в сознании его носителей
возникает определенная языковая картина мира, сквозь призму которой
человек видит мир.

Ю.Д. Апресян подчеркивал донаучный характер языковой картины мира,
называя ее наивной картиной. Именно наивная картина мира отражена в
языке Она складывается как ответ на, главным образом, практические
потребности человека, как необходимая когнитивная основа его адаптации к
миру. Наивная картина мира обыденного сознания, в котором преобладает
предметный способ восприятия, имеет интерпретирующий характер. Язык,
фиксируя коллективные, стереотипные и эталонные представления,
объективирует интерпретирующую деятельность человеческого сознания и
делает ее доступной для изучения… Наивные представления отнюдь не
примитивны: во многих случаях они не менее сложны и интересны, чем
научные. Таковы, например, представления о внутреннем мире человека,
которые отражают опыт интроспекции десятков поколений на протяжении
многих тысячелетий и способны служить надежным проводником в этот мир»
[Апресян 1995:187].

Языковая картина мира формирует тип отношения человека к миру (природе,
животным, самому себе как элементу мира). Она задает нормы поведения
человека в мире, определяет его отношение к миру. Каждый естественный
язык отражает определенный способ восприятия и организации
(«концептуализации») мира. Выражаемые в нем значения складываются в
некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию,
которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка
[Маслова 2001:65].

Картина мира, которую можно назвать знанием о мире, лежит в основе
индивидуального и общественного сознания. Язык же выполняет требования
познавательного процесса. Концептуальные картины мира у разных людей
могут быть различными, например, у представителей разных эпох, разных
социальных, возрастных групп, разных областей научного знания и т.д.
Люди, говорящие на разных языках, могут иметь при определенных условиях
близкие концептуальные картины мира, а люди, говорящие на одном языке, —
разные. Следовательно, в концептуальной картине мира взаимодействует
общечеловеческое, национальное и личностное [Маслова 2001:67].

Как пишет В.А. Гречко, человек на протяжении всей своей истории
взаимодействовал с окружающим миром, отражая и познавая его в своей
деятельности, в том числе и речевой [Гречко 2003:167]. Человек не может
непосредственно познать окружающую действительность, «войти» в нее,
узнать ее внутреннее устройство, открыть ее существенные стороны. Для
своего ориентирования и познания противостоящего ему мира человек
нуждается в особых опосредованных знаковых, символических структурах,
прежде всего в языке, но также в мифологии, религии, науке, искусстве,
выступающих в роли регуляторов его жизнедеятельности. На основе понятий
и категорий этих структур человек создает картину мира, которая
считается одним из базисных понятий теории человека. «Картина мира,—
продолжает В.И. Постовалова,— есть целостный глобальный образ мира,
который является результатом всей духовной активности человека, а не
какой-либо одной ее стороны. Картина мира как глобальный образ мира
возникает у человека в ходе всех его контактов с миром. Опыты и формы
контактов человека с миром в процессе его постижения характеризуются
чрезвычайным разнообразием» [цит по: Гречко 2003:167].

Мир, отраженный сквозь призму механизма вторичных ощущений,
запечатленных в метафорах, сравнениях, символах, — это главный фактор,
который определяет универсальность и специфику любой конкретной
национальной языковой картины мира. При этом важным обстоятельством
является разграничение универсального человеческого фактора и
национальной специфики в различных языковых картинах мира. Поскольку
генетический механизм оценки телесных ощущений универсален, то,
переплетаясь с человеческой деятельностью, одновременно и универсальной,
и национально-специфической, он неизменно приводит в результате такого
взаимодействия к созданию языковых картин мира как с типологически
общими, так и индивидуальными особенностями.

Следует отметить, что языковая картина мира создается стихийно,
независимо от индивида как отражение мира в значениях и категориях
языка, в его форме и содержании. Она не осознается человеком в качестве
определенного цельного мировидения и миропонимания (впрочем, как и сам
язык: человек может свободно владеть языком, не зная ничего об его
устройстве). Языковая картина мира не результат рефлексии человека; тем
не менее, он, не отдавая себе отчета, руководствуется в своей жизни этой
картиной вместе с усвоенным языком. Картина мира представляет собой
безотчетный, но типический мотив поведения, деятельности человека;
отсюда и трудность «извлечения» языковой картины мира в качестве мотива
деятельности человека, в том числе и речевой.

В положении, которое возникло в современной науке, стало методологически
важным определить в той или другой отдельной науке свое видение мира,
основываясь на базовых теоретических категориях своей науки и в
соответствии с общей научной парадигмой. В результате разрабатываются
разные научные картины мира, характерные для прошлых и настоящей эпох:
мифологическая, религиозная, философская, физическая, художественная и
др. Такой общий, можно сказать, интерес к данной теоретической проблеме
повлек за собой и лингвистов обратиться вновь к своей картине мира. О
значении разработки языковой картины мира В.И. Постовалова пишет
следующее: «В лингвистике появление понятия языковой картины мира
является симптомом возникновения гносеолингвистики как части
лингвистики, развиваемой на антропологических началах. Понятие языковой
картины мира позволяет глубже решать вопрос о соотношении языка и
действительности, инвариантного и идиоматического в процессах языкового
«отображения» действительности как сложного процесса интерпретации
человеком мира» [Гречко 2003:166].

Распространено мнение, что особая языковая картина создается, прежде
всего, семантической организацией словарного состава языка, своеобразно
представляющей действительность. Отсюда делается заключение, что целью
изучения языковой картины мира должно быть описание и определение
особенностей идеографического словаря языка (семантические, понятийные,
тематические поля), гиперо-, гипонимии, синонимии, вариантности и др.
Однако хотя индивидуальная семантическая организация лексики в том или
другом языке, несомненно, играет важную роль в создании языковой картины
мира, тем не менее эта картина будет далеко не полной, если не будут
учтены другие компоненты системы языка, и, прежде всего, глубинные,
относящиеся к его внутренней структуре. Своеобразие картины мира
создается в значительной мере категориальным представлением
действительности в морфологической, синтаксической, словообразовательной
системе языка. В языках, относящихся к разным морфологическим типам,
действительность организуется и отражается по-разному. Кроме того,
языковая картина мира зависит от характера образности языка, в чем
находит выражение психология народа, его мировосприятие и мировидение,
образ жизни и др. [Гречко 2003:170]

Языковая картина мира представляет собой индивидуальное содержание,
образованное в результате отражения и познания действительности
народом-носителем данного языка. Она заключает в себе особое
мировосприятие и мировидение народа, закрепленное, прежде всего в
базисном понятийно-категориальном составе языке (в лексике, грамматике,
словообразовании), а также и в образном представлении окружающего мира в
семантике различных языковых единиц.

Выражение народности в языке, в отличие от языковой картины мира, хотя и
включает ее данные, вместе с тем содержит и другие факты языка,
отличающие его от других языков. Кроме того, сам по себе язык являет
собой лишь один, весьма существенный, признак народности как более общей
категории. Известно, что под народностью понимается совокупность черт,
признаков, отличающих один народ от другого. Говоря о важности языка
среди других признаков народа — антропологических, психологических,
этнографических, эстетических, этических и др.,— Потебня видел в языке
наиболее совершенное подобие народности [Гречко 2003:171].

Таким образом, проблема изучения языковой картины мира тесно связана с
проблемой концептуальной картины мира, которая отображает специфику
человека и его бытия, взаимоотношения его с миром, условия его
существования. Языковая картина мира эксплицирует различные картины мира
человека и отображает общую картину мира.

Человеческая деятельность, включающая в качестве составной части и
символическую, т.е. культурную, вселенную одновременно и универсальна, и
национально-специфична. Эти ее свойства определяют как своеобразие
языковой картины мира, так и ее универсальность.

Наивная картина мира обыденного сознания, в котором преобладает
предметный способ восприятия, имеет интерпретирующий характер. Язык,
фиксируя коллективные стереотипные и эталонные представления,
объективирует интерпретирующую деятельность человеческого сознания и
делает ее доступной для изучения [Маслова 2001:72].

1.1.1. Концепт как основное понятие лингвокультурологии

Одно из первых по времени определений концепта принадлежит А. Вежбицкой:
“Это объект из мира “Идеальное”, имеющий имя и отражающий определенные
культурно обусловленные представления человека о мире
“Действительность”.

Cогласно Степанову Ю. С., концепт – это сгусток культуры в сознании
человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. И,
с другой стороны, концепт – это то, посредством чего человек – рядовой,
обычный человек – сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет
на нее. [Степанов 1997:778]

Степанов Ю. С. Выделяет три компонента, или три «слоя» концепта: 1)
основной, актуальный признак; 2) дополнительный, или несколько
дополнительных, «пассивных» признаков, являющихся уже не актуальными,
«историческими»; 3) внутреннюю форму, обычно вовсе не осознаваемую,
запечатленную во внешней, словесной форме. [Степанов 2001:44]

Более сложное определение концепту дает Кубрякова Е. С.:

КОНЦЕПТ (concept, Konzept) – термин, служащий объяснению единиц
ментальных или психических ресурсов нашего сознания и той информационной
структуры, которая отражает знание и опыт человека; оперативная
содержательная единица памяти, ментального лексикона, концептуальной
системы и языка мозга (lingua mentalis), всей картины миры, отраженной в
человеческой психике. Понятие концепт отвечает представлению о тех
смыслах, которыми оперирует человек в процессах мышления и которые
отражают содержание опыта и знания, содержание результатов всей
человеческой деятельности и процессов познания миров виде неких
«квантов» знания.

Концепты возникают в процессе построения информации об объектах и их
свойствах, причем эта информация может включать как сведения об
объективном положении дел в мире, так и сведения о воображаемых мирах и
о возможном положении дел в этих мирах. Это сведения о том, что индивид
знает, предполагает, думает, воображает об объектах мира. Концепты
сводят разнообразие наблюдаемых и воображаемых явлений к чему-то
единому, подводя их под одну из воображаемых явлений к чему-то единому,
подводя из под одну рубрику; они позволяют хранить знания о мире и
оказываются строительными элементами концептуальной системы, способствуя
обработке субъективного опыта путем подведения информации под
определенные выработанные обществом категории и классы. Два и более
разных объектов получают возможность их рассмотрения как экземпляров и
представителей одного класса категории. Всю познавательную деятельность
человека (когницию) можно рассматривать как развивающую умение
ориентироваться в мире, а эта деятельность сопряжена с необходимостью
отождествлять и различать объекты: концепты возникают для обеспечения
операций этого рода. Для выделения концептов необходимы и перцептуальная
выделимость некоторых признаков, и предметные действия с объектами и их
конечные цели, и оценка таких действий и т.п., но зная роль всех этих
факторов, когнитологи тем не менее еще не могут ответить на вопрос о
том, как возникают концепты, кроме как указав на процесс образования
смыслов в самом общем виде.

Считается, что лучший доступ к описанию и определению природы концептов
обеспечивает язык. При этом одни ученые считают, что в качестве
простейших концептов следует рассматривать концепты, представленные
одним словом, а в качестве более сложных – те, которые представлены в
словосочетаниях и предложениях. Другие усматривали простейшие концепты в
семантических признаках или маркерах, обнаруженных в ходе компонентного
анализа лексики. Третье полагали, что анализ лексических систем языков
может привести к обнаружению небольшого числа «примитивов» (типа НЕКТО,
НЕЧТО, ВЕЩЬ, МЕСТО и пр. в исследованиях А. Вежбицкой.), комбинацией
которой можно описать далее весь словарный состав языка. Наконец,
известную компромиссную точку зрения разделяют те ученые, которые
полагают, что часть концептуальной информации имеет языковую «привязку»,
т.е. способы их языкового выражения, но часть этой информации
представляется в психике принципиально иным образом, т.е. ментальными
репрезентациями другого типа – образами, картинками, схемами и т.п. Мы,
например, знаем различие между елкой и сосной не потому, что можем
представить их как совокупности разных признаков или же как разные
концептуальные объединения, но скорее потому, что легко их зрительно
различаем и что концепты этих деревьев даны прежде всего образно.

Не вызывает сомнений, однако, тот факт, что самые важные концепты
кодируются именно в языке. Нередко утверждают также, что центральные для
человеческой психики концепты отражены в грамматике языков и что именно
грамматическая категоризация создает ту концептуальную сетку, тот каркас
для распределения всего концептуального материала, который выражен
лексически. В грамматике находят отражения те концепты (значения),
которые наиболее существенны для данного языка.

Для образования концептуальной системы необходимо предположить
существование некоторых исходных, или первичных концептов, из которых
затем развиваются все остальные [Павиленис 1983:102]. Концепты как
интерпретаторы смыслов все время поддаются дальнейшему уточнению и
модификациям. Концепты представляют собой не анализируемые сущности
только в начале своего появления, но затем, оказываясь частью системы,
попадают под влияние других концептов и сами видоизменяются. Возьмем,
например, такой признак как «красный», который, с одной стороны,
интерпретируется как признак цвета, а, с другой, дробится путем указания
на его интенсивность (ср. алый, пурпурный, багряный, темно-красный и
т.д.) и обогащается другими характеристиками. Да и сама возможность
интерпретировать разные концепты в разных отношениях свидетельствует о
том, что и число концептов и объем содержания многих концептов
беспрестанно подвергаются изменениям. «Так люди постоянно познают новые
вещи в этом мире и поскольку мир постоянно меняется – пишет
Л.В.Берсалоу, – человеческое сознание должно иметь форму, быстро
приспосабливаемую к этим изменениям»: основная единица передачи и
хранения такого знания должна быть тоже достаточно гибкой и подвижной.

Предметом поисков в когнитивной семантике часто являются наиболее
существенные для построения всей концептуальной системы концепты: те,
которые организуют само концептуальное пространство и выступают как
главные рубрики его членения. Многие разделяют сегодня точку зрения Р.
Джекендоффа на то, что основными конституентами концептуальной системы
являются концепты, близкие «семантическим частям речи» – концепт объекта
и его частей, движения, действия, места или пространства, времени,
признака и т.п. Эта точка зрения близка и тем концепциям, которые
утверждают примат релевантности грамматических категорий для организации
ментального лексикона, а, следовательно, и тем, что доказывали
первостепенную значимость для устройства и функционирования языка тех
концептуальных оснований, что маркируют распределение слов по частям
реи, и которые, по всей видимости, предсуществуют языку, складываясь как
главные концепты восприятия и членения мира в филогенезе [Кубрякова
1992:95].

Понятие концепт используется широко и при описании семантики языка, ибо
значение языковых выражений приравниваются выражаемым в них концептам,
или концептуальным структурам: такой взгляд на вещи считается
отличительной чертой когнитивного подхода в целом.

Но такое истолкование соотношения концепта и значения не является
единственно возможным. Концепты – это скорее посредники между словами и
экстралингвистической действительностью и значение слова не может быть
сведено исключительно к образующим его концептам. Правильнее было бы,
наверно, говорить о концептах как соотносительных со значением слова
понятиях. Значением слова становится концепт, «схваченный знаком»
[Кубрякова 1991:98]. В том же смысле мы не можем согласиться с мнением
А. Вежбицкой о том, что значения в определенном отношении независимы от
языка. Независимы от языка именно концепты, идеи, и не случайно, что
только часть их находит свою языковую объективизацию. Отношения между
концептами и значениями поэтому достаточно сложны: так, союза и или но
вряд ли можно постулировать значение, но концепты, которые за ними
стоят, достаточно ясны (соединения, противопоставления и т.п.). точно
так же можно предположить, что у всех людей есть общие представления о
том, как реагирует человек на контакт с объектом, воздействующим на него
своей температурой, но значения, зафиксированные в словах обжечься,
сгореть, тепло, жар и пр., отражают лишь определенную часть этого
концепта и являются зависимыми от языка.

Думается, что в когнитивной лингвистике перспективным является то
направление в семантике, которое защищает идеи о противопоставленности
концептуального уровня семантическому (языковому). Выдвинутые М.Бирвишем
и поддержанные его коллегами, эти мысли уже нашли воплощение в так
называемой двухуровневой теории значения. Думается, что и указанная
монография А.Вежбицкой служит ярким доказательством того, как некие
общечеловеческие (если и не универсальные) концепты по-разному
группируются и по-разному вербализуются в разных языках в тесной
зависимости от собственно лингвистических, прагматических и
культурологических факторов, а, следовательно, фиксируются в различных
значениях. [Кубрякова 1996:90-93]

По мнению В. А. Масловой, у концепта сложная структура. С одной стороны,
к ней принадлежит все, что принадлежит строению понятия; с другой
стороны, в структуру концепта входит все то, что и делает его фактом
культуры – исходная форма (этимология); сжатая до основных признаков
содержания история; современные ассоциации; оценки, и т.д. [Маслова
2001:40]

Р.И. Павиленис считает, что усвоить некоторый смысл (концепт) – значит
построить некоторую структуру, состоящую из имеющихся концептов в
качестве интерпретаторов, или анализаторов, рассматриваемого концепта,
«вводимого» – с внешней точки зрения, то есть с точки зрения некоего
наблюдателя, находящегося вне системы, – в таким образом конструируемую
систему концептов [Павиленис 1983: 101-102].

З.Д. Попова и И.А. Стернин, проанализировав множество определений
концепта, пришли к выводу, что когнитивный концепт формируется в
сознании человека из:

а) его непосредственного чувственного опыта – восприятия мира органами
чувств;

б) предметной деятельности человека;

в) мыслительных операций с уже существующими в его сознании концептами;

г) из языкового общения (концепт может быть сообщен, разъяснен человеку
в языковой форме;

д) путем сознательного познания языковых единиц [Попова и Стернин: 40].

Концепты идеальны и кодируются в сознании единицами универсального
предметного кода (УПК, по Н.И. Жинкину). Единицы УПК – индивидуальные
чувственные образы, формирующиеся на базе личного чувственного опыта.
Концепт рождается как образ, но он способен, продвигаясь по ступеням
абстракции, постепенно превращаться из чувственного образа в собственно
мыслительный. Образ холода лежит в основе концепта «страх», поэтому и
существуют выражения типа – дрожать от страха, зуб па зуб не попадает,
мороз по коже продирает, дрожь пробегает по спиле, кровь стынет и др.

Концепт состоит из- компонентов (концептуальных признаков), то есть
отдельных признаков объективного или субъективного мира,
дифференцированно отраженных в его сознании и различающихся по степени
абстрактности. В результате когнитивно-лингвистических исследований как
прикладной результат исследования может быть предложено описание
соответствующего концепта как элемента национальной концептосферы.
Концепты могут быть личными (каляка-мапяка – о чем-либо страшном),
возрастными (счастье, радость) и общенациональными – душа, тоска,
кручина, родина.

Концепт имеет «слоистое» строение, и разные слои являются результатом,
«осадком» культурной жизни разных эпох. Он складывается из исторически
разных слоев, различных и по времени образования, и по происхождению, и
по семантике, и имеет особую структуру, включающую в себя:

1. основной (актуальный) признак;

2. дополнительный (пассивный, исторический) признак;

3. внутреннюю (обычно не осознаваемую) форму [Степанов 1997: 21].

Внутренняя форма, этимологический признак, или этимология, открываются
лишь исследователям, для остальных он существует опосредованно, как
основа, на которой возникли и держатся остальные слои значений.

Принимая за основу строение концепта по Степанову, мы считаем, что точка
зрения В.И.Карасика на выделяемые Ю.С.Степановым слои концепта также
заслуживает внимания. Он предлагает рассматривать их как отдельные
концепты различного объема, а не как компоненты единого концепта.
Активный слой («основной актуальный признак, известный каждому носителю
культуры и значимый для него») входит в общенациональный концепт,
пассивные слои («дополнительные признаки, актуальные для отдельных групп
носителей культуры») принадлежат концептосферам отдельных субкультур,
внутренняя форма концепта («не осознаваемая в повседневной жизни,
известная лишь специалистам, но определяющая внешнюю, знаковую форму
выражения концептов») для большинства носителей культуры является не
частью концепта, а одним из детерминирующих его культурных элементов
[Карасик 1996: 3].

Есть и другие точки зрения на структуру концепта. Центром концепта
всегда является ценность, поскольку концепт служит исследованию
культуры, а в основе культуры лежит именно ценностный принцип.
Показателем наличия ценностного отношения является применимость
оценочных предикатов. Если о каком-либо феномене носители культуры могут
сказать «это хорошо» (плохо, интересно, утомительно и т.д.), этот
феномен формирует в данной культуре концепт. Помимо уже названного
ценностного элемента, в ее составе выделяются фактуальный и образный
элементы.

Таким образом, из сказанного вытекает, что лингвокультурный концепт
многомерен, поэтому к определению его структуры возможны различные
подходы. Каждый концепт как сложный ментальный комплекс включает в себя,
помимо смыслового содержания, еще и оценку, отношение человека к тому,
или иному отражаемому объекту, его оценку и другие компоненты:

1. общечеловеческий, или универсальный;

2. национально-культурный, обусловленный жизнью человека в определенной
культурной среде;

3. социальный, определяемый принадлежностью человека к определенному
социальному слою;

4. групповой, обусловленный принадлежностью языковой личности к
некоторой возрастной и половой группе;

5. индивидуально-личностный, формируемый под влиянием личностных
особенностей – образования, воспитания, индивидуального опыта,
психофизиологических особенностей.

Традиционные единицы когнитивистики (фрейм, сценарий, скрипт и т.д.),
обладая более четкой, нежели концепт, структурой, могут использоваться
исследователями для моделирования концепта.

В более широком смысле структуру концепта можно представить в виде
круга, в центре которого лежит основное понятие, ядро концепта, а на
периферии находится все то, что привнесено культурой, традициями,
народным и личным опытом.

Построенные посредством языка концептуальные структуры скорее относятся
к возможному, чем к актуальному опыту индивида [Павиленис 1983: 114],
Одним и тем же словесным выражением могут указываться разные концепты
одной и той же концептуальной системы, что отражает неоднозначность
языковых выражений. Мы говорили, что человек и лошадь бегут, бегут часы,
бегут мысли, бежит жизнь, бежит ручей. Но языковые выражения в любом
случае соотносятся с определенным концептом / концептами (или их
структурой). Поэтому понимание языкового выражения рассматривается Р.И.
Павиленисом как его интерпретация в определенной концептуальной системе,
а не в терминах определенного множества семантических объектов.

Одним из важнейших составляющих картины мира является стереотип. В
когнитивной лингвистике и этнолингвистике термин «стереотип» относится к
содержательной стороне языка и культуры, то есть понимается как
ментальный (мыслительный) стереотип, который коррелирует с картиной мира
[Стереотипы в межкультурной коммуникации: url]. Языковая картина мира и
языковой стереотип соотносятся как часть и целое, при этом языковой
стереотип понимается как суждение или несколько суждений, относящихся к
определенному объекту внеязыкового мира, субъективно детерминированное
представление предмета, в котором сосуществуют описательные и оценочные
признаки и которое является результатом истолкования действительности в
рамках социально выработанных познавательных моделей. Но языковым
стереотипом можно считать не только суждение или несколько суждений, но
и любое устойчивое выражение, состоящее из нескольких слов, например,
устойчивое сравнение, клише и т.д.: лицо кавказской национальности,
седой как лунь, новый русский.

1.1.2. Стереотип как составляющая картины мира

Впервые понятие стереотипа использовал У. Липпман еще в 1922 г., который
считал, что это упорядоченные, схематичные детерминированные культурой
«картинки мира» в голове человека, которые экономят его усилия при
восприятии сложных объектов мира. При таком понимании стереотипа
выделяются две его важные черты – детерминированность культурой, и быть
средством экономии трудовых усилий и, соответственно, языковых средств
[Маслова 2004: 57]. Одно из лучших определений стереотипа принадлежит
В.В. Красных: «Стереотип есть некоторая структура ментально –
лингвального комплекса, формируемая инвариантной совокупностью валентных
связей, приписываемых данной единице и репрезентирующих концепт
феномена, стоящего за данной единицей…» [цит. по: Маслова 2004:57].
Ю.Е. Прохоров считает, что стереотип – это «прежде всего определенное
представление о действительности или ее элементе с позиции «наивного»,
обыденного сознания» [цит по: Маслова 2004:58].

Итак, проанализировав понятие «стереотип», можно сделать следующие
выводы:

• каждый человек обладает индивидуальным личным опытом, особой формой
восприятия окружающего мира, на основе которого в его голове создается
так называемая «картина мира», включающая в себя объективную
(инвариантную) часть и субъективную оценку действительности
индивидуумом, стереотип является частью этой картины;

• большинство лингвистов, занимающихся изучением данной проблемы,
отмечают, что основной чертой стереотипов является их
детерминированность культурой – представления человека о мире
формируются под влиянием культурного окружения, в котором он живет;

• стереотипы разделяет большинство людей, но они могут меняться в
зависимости от исторической, международной, а также внутриполитической
ситуации в той или иной стране;

• стереотип – это не только ментальный образ, но и его вербальная
оболочка, то есть стереотипы могут существовать и на языковом уровне – в
виде нормы [Стереотипы в межкультурной коммуникации: url].

Таким образом, на основе сделанных выводов можно сформулировать
определение понятия «стереотип»: стереотип – это относительно
устойчивый, обобщающий образ или ряд характеристик (нередко ложных),
которые, по мнению большинства людей, свойственны представителям своего
собственного культурного и языкового пространства, или представителям
других наций. Стереотип – это представление человека о мире,
формирующееся под влиянием культурного окружения (другими словами, это
культурно-детерминированное представление), существующее как в виде
ментального образа, так и виде вербальной оболочки, стереотип – процесс
и результат общения (поведения) согласно определенным семиотическим
моделям. Стереотип (как родовое понятие) включает в себя стандарт,
являющийся неязыковой реальностью, и норму, существующую на языковом
уровне. В качестве стереотипов могут выступать как характеристики
другого народа, так и все, что касается представлений одной нации о
культуре другой нации в целом: общие понятия, нормы речевого общения,
поведения, категории, мыслительные аналогии, предрассудки, суеверия,
моральные и этикетные нормы, традиции, обычаи и т.п.

Существуют две категории стереотипов: поверхностные и глубинные
[Павловская 1998:96].

Поверхностные стереотипы – это те представления о том или ином народе,
которые обусловлены исторической, международной, внутриполитической
ситуацией или другими временными факторами. Эти стереотипы меняются в
зависимости от ситуации в мире и обществе. Продолжительность их
бытования зависит от общей стабильности общества. Это, как правило,
образы-представления, связанные с конкретными историческими реалиями.

В отличие от поверхностных глубинные стереотипы неизменны. Они не
меняются в течение времени. Глубинные стереотипы обладают удивительной
устойчивостью, и именно они представляют наибольший интерес для
исследователя особенностей национального характера: сами стереотипы дают
материал для изучения того народа, который является объектом
стереотипизации, а оценки характеризуют особенности той группы, в
которой они распространены.

Среди глубинных стереотипов в особую группу выделяются внешние,
связанные с атрибутами жизни и быта народа, в русском языке их часто
именуют словом «клюква». Несмотря на постоянные перемены в быте народов,
подобные стереотипы меняются очень незначительно. Меха, самовары,
огромные шали, матрешки считаются неотъемлемой частью русской жизни вот
уже несколько веков [Стереотипы в межкультурной коммуникации: url].

Пути формирования стереотипов, а главное распространения их, передачи,
поскольку большинство глубинных стереотипов сформировалось давно,
различны. В качестве примера можно привести Великобританию, в которой
национальные стереотипы формировались на фоне различных исторических
событий. Происхождение английского этноса из субстрата, составленного
разными германскими племенами и их существование в течение длительного
времени на острове определили основные черты их стереотипов поведения.
Доминирующей функцией стереотипов об англичанах является логическое
мышление, определяющее прагматизм и расчетливость, которые проявляются
как в государственной политике, так и на бытовом уровне [Стереотипы в
межкультурной коммуникации: url].

В основе формирования этнического сознания и культуры в качестве
регуляторов поведения человека выступают как врожденные, так и
приобретаемые в процессе социализации факторы – культурные стереотипы,
которые усваиваются с того момента, как только человек начинает
идентифицировать себя с определенным этносом, определенной культурой и
осознавать себя их элементом. Итак, мы живем в мире стереотипов,
навязанных нам культурой. Совокупность ментальных стереотипов этноса
известна каждому его представителю. Стереотипами являются, например,
выражения, в которых представитель сельской, крестьянской культуры
скажет о светлой лунной ночи: светло так, что можно шить, в то время как
городской житель в этой типовой ситуации скажет: светло так, что можно
читать [Маслова 2004:59-61].

Стереотип поведения – важнейший среди стереотипов. Стереотипы имеют
много общего с традициями, обычаями, мифами, ритуалами, но от последних
отличаются тем, что традиции и обычаи характеризует их объективированная
значимость, открытость для других, а стереотипы остаются на уровне
скрытых умонастроений, которые существуют в среде своих. Обряды и
обычаи, как разновидности стереотипизированного поведения, стали
объектами этнографических исследований. Это не случайно, поскольку в
стереотипах поведения отчетливо выражается этническое своеобразие
культуры. Набор стереотипных форм поведения, вырабатываемых в каждом
обществе, естественно, не ограничивается сферой обряда и обычая.
Стандарты поведения характерны для многих других сфер деятельности, и,
прежде всего – общения (этикета), социализации индивидов,
технологических процессов (трудовые приемы и навыки), игрового поведения
и т.д.

Стереотипы – прецедентные феномены, фоновые знания.

Непременным условием общения является не только владение общим языком,
но и наличие определенных накопленных до него знаний. Для общения
необходимо, чтобы его участники имели определенную общность социальной
истории, которая находит свое отражение в знаниях об окружающем мире.
Эти знания, присутствующие в сознании участников коммуникативного акта и
получили название фоновых. По определению О.С. Ахмановой, фоновые знания
– это «обоюдное знание реалий говорящим и слушающим, являющееся основой
языкового общения» [Ахманова 1969:498].

1.2. Лимерик как тип прецедентного текста

Картина мира отражается в лимерике и закрепляется в нем за счет частого
обращения, что позволяет говорить о лимерике как о прецедентном тексте.

Прецедентный текст – законченный и самодостаточный продукт
речемыслительной деятельности; полипредикативная единица; сложный знак,
сумма значений которого не равна его смыслу; ПТ хорошо знаком любому
среднему члену национально-культурного сообщества; в когнитивную базу
видит инвариант его восприятия. [Гудков и др. 1997: 107].

1.2.1. Определение понятия лимерик

Oxford English Dictionary дает следующее определение:

Лимерик – главный город графства Лимерик в Ирландии.

1. [считается, что произошло от обычая, существовавшего на праздничных
вечеринках, согласно которому каждый пел абсурдное стихотворение за
которым следовал припев, содержащий слова «А вы придете в Лимерик?»]
форма абсурдных стихотворений (nonsense verse)

Абсурдное стихотворение –

1) стихотворение состоящее из слов и фраз, единственно используемых для
сохранения размера стиха, а не смысла; также существуют
песни-бессмыслицы.

2) комическое стихотворение также известное как лимерик. [Oxford English
Dictionary: url]

Другое определение дает сайт посвященный Эдварду Лиру:

Лимерик – это такая форма стиха, названная в честь одноименного города в
Ирландии, где еще в XVII веке была очень популярна. Первая в истории
книга лимериков вышла в Англии в 1821м году. “Книга Нонсенса” Лира,
вышедшая в 1846 году, была переведена почти на все языки мира (на
русский не менее трех раз) и дала начало так называемой литературе
нонсенса. Лимерики юмористические, сатирические, неприличные и прочие
появились позже.

В лимерике пять строчек, причем первая рифмуется со второй и пятой, а
третья с четвертой. Сюжетно лимерик выстроен так: первая строчка
рассказывает о том, кто и откуда, вторая – что сделал, или что с ним
произошло, и далее – чем все закончилось. В каноническом лимерике конец
последней строчки повторяет конец первой. [Лимерик. Эдвард Лир: url]

На сайте Русский журнал дается похожее определение:

ЛИМЕРИК – популярная форма короткого юмористического стихотворения,
построенного на обыгрывании бессмыслицы, возникшая в Великобритании.
Происхождение слова лимерик точно неизвестно, но предположительно
заимствовано из названия хоровой песни ирландских солдат 18 в. «Приедешь
ли в Лимерик?» (Лимерик – городок в Ирландии).

Пятистишие классического лимерика (встречаются лимерики, написанные в
форме четырехстишия) строится по схеме ААВВА, то есть рифмуются первая,
вторая и пятая строки, и соответственно – третья и четвертая.
Преобладает размер анапест, а количество слогов в первой, второй и пятой
строках на три слога больше, чем в третьей и четвертой. С точки зрения
сюжетной линии, шутливое пятистишие традиционно включает описание
эксцентрических действий героя, проживающего в том или ином месте, и
реакции на его действия кого-либо из окружающих.

Лимерикам присущи характерные черты английского юмора: 1) широкий
контекст, дающий возможность различных толкований; 2) парадоксальность –
игра со словами, где смысл «выворачивается», переворачивается и
мгновенно снова возвращается на место; 3) способность видеть абсурд
жизни и улыбаться ему; 4) сквозной характер – юмор переливается из одной
формы в другую: то мягкая ирония, то тонкий намек, то грусть или
многозначительное умолчание, то резкий поворот.

Столкновение здравого смысла и рационализма, с одной стороны, и
эксцентрических проявлений «ярких индивидуальностей», с другой, во
многом определяет английский национальный характер.

Корни жанра лимериков – в народном фольклоре Великобритании. В разделе
пятом сборника английских народных стихотворений, считалок и песенок для
детей Рифмы матушки Гусыни, впервые изданного в Англии в конце 17 в.,
содержатся и первые опубликованные лимерики.

Сборник Рифмы матушки Гусыни и сейчас пользуется неизменной
популярностью среди детей англоязычных стран. Он ежегодно переиздается,
имеет статус детской классики.

Оттуда взяты образы Шалтая-Болтая, Единорога и Льва, обыгрываемые в
Алисе в Стране Чудес Льюиса Кэрролла. Переводом сборника на русский язык
занимались С.Маршак и К.Чуковский, которые и познакомили наших детей с
Робином Бобином, с Джеком, который построил дом и т.д. В наиболее полном
виде Рифмы матушки Гусыни были изданы в России только в 1980–1990.

В 19 в. в Англии появляются авторы, пишущие лимерики. Наиболее известным
среди них считается художник Эдвард Лир (1812–1888). Когда Лиру не было
и двадцати лет, граф Дерби пригласил его в поместье Ноусли рисовать
коллекцию птиц. Лир провел в Ноусли четыре года и в этот период для
развлечения юных членов графской семьи написал книгу лимериков,
проиллюстрировав их своими рисунками пером: «…в дни, когда я проводил
большую часть времени в сельском доме, где кишели детишки и веселье,
строки, начинающиеся с Жил один старичок из Тобаго…, были предложены мне
весьма ценимыми друзьями, как образчик стихотворения, позволяющего
варьировать неограниченное множество рифм и картинок; с этого времени
большая часть подлинных рисунков и стихов для первой Книги Нонсенса
буквально стекала с моего пера без помощи кого-либо, кроме всеобщей
буйной радости и одобрения при их появлении на свет», – писал Эдвард
Лир.

Шутливые пятистишия, написанные и проиллюстрированные Эдвардом Лиром,
составили Книгу нонсенса, опубликованную в 1846 и встретившую
восторженный прием у читателей. В 1862 вышло второе, значительно
расширенное издание Книги нонсенса, тираж книги приблизился к 16 000
экз. В лимериках Лира современники пытались угадывать политические и
личные намеки, но его фантастический абсурд был свободен от подтекста,
чист и прост, что и составляло его очарование. Лимерики Лира – забавные
истории о нарочитых поступках весьма экстравагантных лирических героев и
героинь, имеющих определенные места проживания. Герои его песенок и
стишков были естественным продолжением череды чудаковатых персонажей
народного английского фольклора.

Обращает на себя внимание присутствие «детского фактора» при появлении
на свет наиболее ярких образцов английского нонсенса, в частности,
лимериков Лира и сказок Льюиса Кэрролла. Включенность в жизнь
«маленького народца», желание развеселить и развлечь детей сыграли
немаловажную роль в обращении к жанрам, построенным на столкновении
здравого смысла и бессмыслицы. Отечественный абсурдист Даниил Хармс
также немало писал для детей, хотя, по его же словам, терпеть их не мог.
Но и та часть его творчества, которая насыщена отнюдь не детским
содержанием, за счет лаконичной отточенной формы обладает качествами
блестящей игрушки. Детское начало лимериков, как и любого жанра для
детей, – простота, непосредственность, шутливый смысл, игровой импульс.

Что же составляет особенности бессмыслицы или нонсенса как литературного
жанра, в котором пишутся классические лимерики? Смысл – это связь
правильной и надлежащей последовательности событий обыденной жизни и
умения жить в согласии с окружающим миром. Когда смысл находится на
уровне разумения окружающих людей, мы называем его здравым смыслом, при
этом подразумевая, что он, как все человеческое, может быть правильным
или ошибочным. Его противоположностью, антонимом является бессмыслица –
нонсенс. В противовес размеренности и гармонии смысла и осмысленности,
нонсенс ищет и показывает нелепость и нецелесообразность всего, что
происходит с нами и в мире. В то время как смысл грешит общими местами,
нонсенс не просто отрицает смысл, шаржируя его нелепости и нестыковки,
но открывает новую, более глубокую гармонию жизни через ее противоречия.
Именно Эдвард Лир впервые стал писать в духе чистого и абсолютного
нонсенса, дав определение «бессмысленный» почти всему на свете – от
философии и политики до азбуки, ботаники и детских песенок.

В настоящее время жанр лимерика активно предлагается на сайтах интернета
в качестве игровой литературной формы для группового и индивидуального
развлечения и оттачивания литературного мастерства и собственного
остроумия. На отечественной почве помимо коррекции в связи с
особенностями русского языка (более длинные строчки), лимерик имеет
тенденцию смешиваться с популярным в России черным юмором. Таким
образом, в современных «лабораториях слова» продолжают вестись
эксперименты по скрещиванию разновидностей лимириков, имеющих разное
историческое и национальное происхождение, и рождению новых
синтетических форм юмористической поэзии. [Русский Журнал: url]

1.2.2. Структура и лингвистические особенности лимерика

Традиционно лимерик имеет строгую поэтическую форму и представляет собой
пятистишие определенного ритмического рисунка.

Сюжетно лимерик выстроен следующим образом: первая строка повествует о
том, кто главный герой и откуда он родом, вторая содержит развернутую
характеристику его качеств или поступков, затем идет описание
разворачивающихся событий и далее – информация о том, чем все
заканчивается.

Одна из наиболее важных особенностей лимерика имеет корни в
принадлежности данного прецедентного жанра к народной культуре и
заключается в способности отражать и фиксировать в языке «карнавальное
мироощущение» действительности (согласно теории карнавализации М.М.
Бахтина). Высмеивая своих чудаковатых героев, лимерик одновременно учит
тому, как следует себя вести, чтобы не стать объектом насмешки или даже
осуждения в реальной жизни. Правило поведения преподносится читателю в
«закодированном» виде, что является отражением этнокультурной специфики
поведения англичан. Так как выражение нравоучений в прямой императивной
форме несвойственно для представителей данной культуры

Тот факт, что лимерик несет определенную дидактическую нагрузку и с
помощью юмора доносит до слушателя важную культурную информацию, дает
основание полагать, что анализ языкового материала позволяет выявить те
ценности и стереотипы поведения, которые провозглашаются в текстах
данного прецедентного жанра как доминантные для английской культуры.

Одной из характерных особенностей данного жанра является эффект
обманутого ожидания при отсутствии рифмы там, где она легко угадывается.
Автор лимерика подводит читателя к ожиданию рифмы, часто неприличного
характера, которую однако он не использует.

Пример 1:

There was a young lady from Bude

Who went for a swim in the lake

A man in a punt

Stuck an oar in her ear

And said ‘You can’t swim here, it’s private.’

Пример 2:

There once was an athlete of Venice

Who liked to play matches of tennis

When a ball hit him hard

He went to a ward

Where a doctor did cut off his foot.

Некоторые выделяют особый вид лимериков, называемых анти-лимерики. В них
привычная структура лимерика нарушается, вместо пяти строк их может быть
как больше так и меньше.

A limerick fan from Australia

Regarded his work as a failure:

His verses were fine

Until the fourth line.

Или:

There was a young man of Arnoux

Whose limericks stopped at line two.

Иногда наличие пяти строк сохранено, но одна из строк деформирована:

There was a young bard from Japan

Whose limericks never would scan.

When asked why this was,

He said ‘It’s because

I always try to get as many words in the last line as I possibly can.’

Классический лимерик строится по схеме ААВВА, то есть рифмуются первая,
вторая и пятая строки, и соответственно – третья и четвертая.
Преобладает размер анапест, а количество слогов в первой, второй и пятой
строках на три слога больше, чем в третьей и четвертой.

Еще одной характерной чертой лимерика является наличие ассемантичных
слов.

Ассемантичные элементы в тексте это слова полностью или частично
непонятные реципиенту вследствие нарушения связности с текстом,
лексико-семантической, структурной (словообразовательной), фонетической
или графической составляющих. [Маслова 2001:4]

Степень ассемантичности искусственных текстов (сконструированных автором
в исследовательских, учебных, стилистических, магических или иных целях)
обычно высокая, случайно созданных «бессмыслиц», «нелепиц» – обычно
низкая.

В некоторых лимериках в угоду рифмы слова меняют свою орфографическую
форму, порой становясь совершенно непонятными, то есть ассемантичными.

There was a young curate of Salisbury

Whose manners were quite Halisbury-Scalisbury

He wandered round Hamshire

Without any pampshire

Till the Vicar compelled him to Warisbury

Если учесть что, Salisbury известен местным жителям как Sarum, а
Hamshire как Hants, получится:

There was a young curate of Sarum

Whose manners were quite harem-scarem (Halisbury-Scalisbury)

He wandered round Hants (Hamshire)

Without any pants (pampshire)

Till the Vicar compelled him to wear’em (Warisbury)

Иногда орфография еще больше искажена, в следующем примере она уже
встречается в начале слов для усиления аллитерации:

A bdellium bdiamond of beauty

Was bdisplayed in a shop in Bdjibouti

I bought it, then came

A bdelicate bdame

I’m her suitor now, and she my suitee.

Своеобразная структура и сама идея стихотворения без смысла привлекала и
по сей день привлекает литературоведов, писателей и обычных
пользователей Интернета, которые сочиняют пятистишья ради забавы.

Выводы

Ключевым термином, который используется как в лингвокультурологии, так и
в лингвокогнитологии, является концепт. На основании положения о том,
что в сознании человека текст прецедентного жанра формирует
лингвокультурный концепт, изучение подобных текстов с привлечением
концептологического подхода является целесообразным.

В текстах прецедентного жанра лимерик зафиксированы стереотипные
сценарии поведения, свойственные для английского лингвокультурного
сообщества. Поскольку доминантной культурной ценностью,
«провозглашаемой» лимериком, является «чувство меры» / «умеренность».
Именно это качество, с точки зрения Эдварда Лира, выразившего
общественное мнение, представляет собой главную культурную ценность, так
как помогает индивидууму не выходить за рамки стереотипных норм
поведения и, как следствие, идентифицироваться в качестве типичного
представителя английского лингвокультурного сообщества.

Глава 2 Исследование лингвокультурных особенностей концепта «герой»

2.1. Личностные характеристики героев лимериков

Выявление национально-культурной специфики текстов прецедентных жанров
представляется особенно интересным, так как эти тексты является своего
рода «аккумуляторами» культурной информации. Лингвокультурологическое
исследование прецедентных жанров позволяет выявить культурные ценности
того или иного лингво-культурного сообщества через анализ языковой
составляющей.

При анализе творческого наследия Эдварда Лира, а именно 215 лимериков
нами было выявлено, что герои его произведений представляют собой
комичных чудаков, над которыми автор и смеется и в то же время
сочувствует им.

При гендерном анализе нами было установлено, что большинство героев –
мужского пола (70%), всего одна четверть – женского (25%), и в 5% герой
представлен словом person, без указателей (местоимений) на пол героя.

Нами был также произведен возрастной анализ героев, вследствие чего
оказалось, что 82% героев названы «old» – старыми, и всего 18% «young» –
молодыми. То есть в общем герой предстает уже сложившейся личностью со
сформировавшимся мировоззрением, его трудно перевоспитать, и приходится
принимать таким какой он есть. В этом проявляется такая характерная
черта британского менталитета как толерантность. Чудачество является
неотъемлемой частью действительности для среднего англичанина.

При этом в большинстве случаев встречались словосочетания «old man» и
«young lady», то есть Лир создает стереотипы чудаков – это либо старик,
либо молодая девушка, которые своими поступками вызывают насмешки
окружающих.

Нами представляется, что более полную классификацию лимерикам можно дать
при делении произведений по темам. При тщательном тематическом анализе
было выявлено несколько часто встречающихся сюжетов, а именно:
повседневные заботы, несчастные случаи, абсурдные или гиперболические
ситуации, проблемы со здоровьем, забота о семье, противопоставление
героя окружающему миру, необычная внешность или употребление пищи.
Однако все их можно разделить на две большие группы, и тогда мы получим
следующую схему:

picscalex1200100090000031602000002009601000000009601000026060f002203574d
4643010000000000010076ae000000000100000000030000000000000003000001000000
6c0000000000000000000000350000006f0000000000000000000000883b0000692b0000
20454d4600000100000300001000000002000000000000000000000000000000c0120000
131a0000cb0000001b010000000000000000000000000000f81803007851040016000000
0c000000180000000a0000001000000000000000000000000900000010000000100e0000
410a0000520000007001000001000000a4ffffff00000000000000000000000090010000
000000cc04400022430061006c0069006200720069000000000000000000000000000000
000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000
0000110040ae110010000000a4b1110024af110052516032a4b111009cae110010000000
0cb0110088b1110024516032a4b111009cae11002000000049642f319cae1100a4b11100
20000000ffffffff5c2bf700d0642f31ffffffffffff0180ffff01800fff0180ffffffff
000000000008000000080000d4fb220401000000000000005802000025000000372e9001
cc00020f0502020204030204ef0200a07b20004000000000000000009f00000000000000
430061006c00690062007200000000000000000064af1100dee32e31e88d0832c4b21100
d0ae11009c38273109000000010000000caf11000caf1100e87825310900000034af1100
5c2bf7006476000800000000250000000c00000001000000250000000c00000001000000
250000000c00000001000000120000000c00000001000000180000000c00000000000002
54000000540000000000000000000000350000006f0000000100000055558740a0ab8740
0000000057000000010000004c000000040000000000000000000000100e0000410a0000
50000000200000003600000046000000280000001c0000004744494302000000ffffffff
ffffffff110e0000420a0000000000004600000014000000080000004744494303000000
250000000c0000000e000080250000000c0000000e0000800e0000001400000000000000
10000000140000000400000003010800050000000b0200000000050000000c02a8014602
040000002e0118001c000000fb02f1ff0000000000009001000000cc0440002243616c69
62726900000000000000000000000000000000000000000000000000040000002d010000
040000002d010000040000002d0100000400000002010100050000000902000000020d00
0000320a0e00000001000400000000004502a901209909001c000000fb02030001000000
0000bc02000000cc0102022253797374656d000000000000000000000000000000000000
0000000000000000040000002d010100040000002d010100030000000000

Теперь перейдем к более подробному анализу каждой из тем. Тема внешности
является одной из наиболее часто встречающихся. Герои лимериков Эдварда
Лира не только выглядят смешно, одевают неподобающую одежду, украшают
себя предметами совершенно для того не предназначенными (луком, мышами),
одевают парики, закрывающие их с головы до ног, но и внешне обладают
такими выдающимися чертами как длинный нос, очень маленькая голова
величиной с пуговицу, необычные глаза, взглянув в которые все
отворачиваются, и т.д.

Лир создает образ комичного героя, прибегая к гиперболизации. Если он
описывает парик, то закрывает им всего человека, оставляя на виду только
кончик носа и пальцы ног:

There was an old person of Brigg,

Who purchased no end of a wig;

So that only his nose,

And the end of his toes,

Could be seen when he walked about Brigg.

В другом лимерике волосы героини настолько длинные, что они вьются
вокруг дерева, и даже достигают моря. Преувеличение длины частей тела
делает героиню комичной для остальных жителей Ферла.

There was a young lady of Firle,

Whose hair was addicted to curl;

It curled up a tree,

And all over the sea,

That expansive young lady of Firle.

В другом примере гиперболы у одного старичка борода достигла таких
размеров и стала такой густой, что в ней свили гнезда две совы, курица,
четыре ласточки и воробей.

There was an old man with a beard,

Who said, ‘It is just as I feared!

Two Owls and a Hen,

Four larks and a Wren,

Have all built their nests in my beard!’

Лир прибегал к преувеличению для достижения комического эффекта, для
создания образа чудака, над которым можно потешаться, но которого в то
же время общество принимает благосклонно (но не всегда) или зачастую
просто игнорирует. Мы проиллюстрируем данную мысль немного позднее.

Очень часто у персонажей Лира выдающейся частью лица является нос. Один
из биографов Эдварда Лира на сайте Русский Журнал утверждает, что
писатель «до конца дней ненавидел свой огромный нос». Может быть, именно
поэтому эта часть лица имела такое большое значение и была представлена
в таком большом количестве в его творчестве.

В одном лимерике его размеры настолько велики, что герой вешает на него
фонарь, освещающий баржу, на которой герой Лира отправился на рыбалку в
темное время суток.

There was an old man in a barge,

Whose nose was exceedingly large;

But in fishing by night,

It supported a light,

Which helped that old man in a barge.

В другом лимерике – нос как труба, а обладающий им старичок так громко
сморкается, что удивляет этим все население своего городка.

There was an old man of West Dumpet,

Who possessed a large nose like a trumpet;

When he blew it aloud,

It astonished the crowd,

And was heard through the whole of west Dumpet.

Еще одна молодая особа имела настолько длинный нос, что он доставал до
пальцев ног, вынудив ее нанять приличную старушонку, носившую ее
великолепный нос.

There was a Young Lady whose nose,

Was so long that it reached to her toes;

So she hired an Old Lady,

Whose conduct was steady,

To carry that wonderful nose.

Здесь ситуация доходит до абсурдной, и прилагательное «wonderful»
(великолепный) явно употребляется иронически. В еще одной истории о
выдающемся носе говорится о том, что многие птицы садились на него,
чтобы отдохнуть, и улетали при наступлении сумерек, что облегчало
существование «счастливца»-обладателя этой части тела.

There was an Old Man, on whose nose,

Most birds of the air could repose;

But the all flew away

At the closing of day,

Which relieved that Old Man and his nose.

Однако смешнее всего нос молодой леди, который постоянно рос, так что в
один прекрасный день она говорит ему «Прощай, кончик носа!».

There was a young lady, whose nose,

Continually prospers and grows;

When it grew out of sight,

She exclaimed in a fright,

‘Oh! Farewell to the end of my nose!’

Такой прием был замечен еще Н. М. Демуровой, анализировавшей творчество
Льюиса Кэрролла и его абсурдные стихотворения, и называется приемом
отчуждения.

Очень часто Эдвард Лир смеется над внешностью молодых девушек, над тем
как они стараются привлечь внимание к себе, чего и добиваются, но
совершенно с иным результатом. Так, одна из героинь оделась в мешок,
испещренный черными пятнышками, вероятно решив поразить всех своей
оригинальностью:

There was a Young Person of Crete,

Whose toilette was far from complete;

She dressed in a sack,

Spickle-speckled with black,

That ombliferous person of Crete.

Другая дама, пожелавшая украсить свою шаль шпинатом, вовсе не поразила
всех оригинальностью, а скорее стала предметом насмешек, так как ее шаль
почти съел бычок.

There was a young lady of Greenwich,

Whose garments were bordered with spinach,

But a large spotty calf,

Bit her shawl quite in half,

Which alarmed that young lady of Greenwich.

Еще одна купила большую шляпу без полей, цвет и размеры которой были так
необычны, что ей пришлось вернуться домой.

There was a Young Lady of Dorking,

Who bought a large bonnet far walking;

But it’s colour and size,

So bedazzled her eyes,

That she very soon went back to Dorking.

В этом лимерике реакция жителей Доркин не показана, то есть можно
предположить, что они никак не отреагировали на модный аксессуар
девушки, но во многих других лимериках общество имеет свое мнение по
поводу внешности или поступков героя. Так в следующем примере видно, что
жители Дамблейна не хотят, чтобы рядом с ними жил старичок, напоминающий
кран из-за своих длинный ног.

There was an old man of Dumblane,

Who greatly resembled a crane;

But they said, ‘Is it wrong,

Since your legs are so long,

To request you won’t stay in Dumblane?’

Они просят героя покинуть их город, но делают это с подобающей
англичанам вежливостью, о чем свидетельствует вопрос-просьба с модальным
глаголом «won’t».

Однако во многих лимериках, где описывается комичная внешность героя,
его сограждане либо удивляются, либо отворачиваются, шутят по этому
поводу, либо вообще никак не реагируют. То есть проявляют толерантность
по отношению к чудакам. Другая реакция возникает, если герой ведет себя
необычным образом, не так как остальные. Этим он гораздо сильнее
возмущает спокойствие англичан, приравнивающих неписаные нормы поведения
к другим законам общества, и считающих, что их нарушение заслуживает
наказания.

2.2. Взаимоотношение героя и общества

Нами был произведен статистический анализ, в результате которого
выяснилось, что в 46% реакция общества по отношению к герою
отрицательная, в некоторых примерах присутствует насилие, изгнание.
Тогда как в 26% реакция как таковая отсутствует, то есть герой
воспринимается как чудак, каких довольно много в Англии. Примерно
столько же процентов (25%) лимериков показывают заботливое, дружелюбное
отношение к герою. Нагляднее эту ситуацию можно увидеть на диаграмме:

picscalex1220100090000032a0200000200a20100000000a201000026060f003a03574d
464301000000000001002eba000000000100000018030000000000001803000001000000
6c0000000000000000000000350000006f0000000000000000000000c63c00007d210000
20454d4600000100180300001200000002000000000000000000000000000000c0120000
131a0000cb0000001b010000000000000000000000000000f81803007851040016000000
0c000000180000000a00000010000000000000000000000009000000100000005b0e0000
e9070000250000000c0000000e000080250000000c0000000e000080120000000c000000
01000000520000007001000001000000a4ffffff00000000000000000000000090010000
000000cc04400022430061006c0069006200720069000000000000000000000000000000
000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000
0000110040ae110010000000a4b1110024af110052516032a4b111009cae110010000000
0cb0110088b1110024516032a4b111009cae11002000000049642f319cae1100a4b11100
20000000ffffffff5c2bf700d0642f31ffffffffffff0180ffff01800fff0180ffffffff
000000000008000000080000d4fb220401000000000000005802000025000000372e9001
cc00020f0502020204030204ef0200a07b20004000000000000000009f00000000000000
430061006c00690062007200000000000000000064af1100dee32e31e88d0832c4b21100
d0ae11009c38273109000000010000000caf11000caf1100e87825310900000034af1100
5c2bf7006476000800000000250000000c00000001000000250000000c00000001000000
250000000c00000001000000180000000c00000000000002540000005400000000000000
00000000350000006f0000000100000055558740a0ab8740000000005700000001000000
4c0000000400000000000000000000005b0e0000e9070000500000002000570036000000
46000000280000001c0000004744494302000000ffffffffffffffff5c0e0000eb070000
000000004600000014000000080000004744494303000000250000000c0000000e000080
250000000c0000000e0000800e0000001400000000000000100000001400000004000000
03010800050000000b0200000000050000000c0247015202040000002e0118001c000000
fb020300010000000000bc02000000cc0102022253797374656d00000000000000000000
00000000000000000000000000000000040000002d010000040000002d01000004000000
020101001c000000fb02f1ff0000000000009001000000cc0440002243616c6962726900
000000000000000000000000000000000000000000000000040000002d01010004000000
2d010100040000002d010100050000000902000000020d000000320a0e00000001000400
000000005102480120990900040000002d010000040000002d010000030000000000

Удивительно, что нация, в которой «каждый третий – чудак» как утверждает
Всеволод Овчинников, представлена в произведениях Э. Лира как довольно
агрессивное общество, нежелающее мириться с недостатками, своеобразным
поведением или внешностью героев. Хотя тема насилия и характерна для
детских произведений английских авторов, все же существует стереотип,
что англичане толерантно относятся к чудакам.

Однако, если учитывать тот факт, что в пятидесяти одном случае из ста
окружающие сочувствуют, заботятся, помогают или просто не причиняют
никакого вреда герою – чудаку, то получается, что половина реакций на
нестандартное поведение либо внешность – положительные. То есть
англичане толерантны к чудакам, но не всегда. Ведь в половине случаев,
они стараются как-то исправить героя, или, если это не удается, изгнать
его, тем подчинив своим законам.

Так в следующем лимерике старичку, захотевшему громко крикнуть (верх
неприличия!) пригрозили, что изобьют его до посинения:

There was an old man of Ibreem,

Who suddenly threatened to scream;

But they said: ‘If you do,

We will thump you quite blue,

You, disgusting old man of Ibreem!’

Вероятно, такими угрозами они отбили у него желание кричать. И в прямом
и в переносном смысле этого слова.

В другом примере, мы видим, что старичка колотят просто ради забавы. Нет
никакого указания на то, почему с ним так обходятся. При том, они
снимают его башмаки, кормят фруктами и продолжают колотить. Причина
таких действий не очевидна, а может быть, ее и нет.

There was an old man who screamed out

Whenever they knocked him about;

So they took of his boots,

And fed him with fruits,

And continued to knock him about.

Возникает вопрос, кто в таком случае чудак? Уж не сами ли жители?

В следующем примере насилие выражено не в такой жесткой форме, но все же
очевидно, что неправильное поведение героя вызывает отрицательные эмоции
у окружающих:

There was an old person of Sark,

Who made an unpleasant remark;

But they said, ‘Don’t you see

What a brute you must be!

You, obnoxious old person of Sark.

Жители Сарка считают старичка несносным, да еще и в лицо ему заявляют о
том, что он «скотина». Такое вряд ли можно назвать толерантностью. В
другом примере герою, решившему усесться в ризнице делают замечание, и
награждают эпитетом «repulsive» (отвратительный).

There was an old person of Sestri,

Who sat himself down in a vestry,

When they said, ‘You are wrong!’ –

He merely said ‘Bong!’

That repulsive old person of Sestri.

В следующем примере героя не просто называют «horrid old bore» (ужасным
старым занудой), но и бьют со всей силой гонгом, игра на котором и
послужила причиной агрессии.

There was an Old Man with a gong,

Who bumped at it all day long;

But they called out, ‘O law!

You’re a horrid old bore!’

So they smashed that old man with a gong.

Еще одному старичку «повезло» немного больше. Над ним просто издеваются,
предложив топор для того, чтобы он почесал им то место, где его кусала
надоедливая блошка.

There was a Old Man of the Dee,

Who was sadly annoyed by a flea;

When he said, ‘I will scratch it’,

They gave him a hatchet,

Which grieved that Old Man of the Dee.

В последующих двух примерах старичков избивают. Одного за вполне
понятное «преступление» – он был груб, а другого за безобидное
чудачество – он учил ворон танцевать. В первом примере вполне понятно,
что нарушение правил вежливости, чрезвычайно важных для любого
англичанина, влечет жестокое наказание, а именно удар молотком:

There was an old person of Buda,

Whose conduct grew ruder and ruder;

Till at last, with a hammer,

They silenced his clamour,

By smashing that person of Buda.

Но почему второму старичку была уготована почти такая же участь за его
небольшую причуду? Единственным объяснением может быть то, что англичане
боготворят животных, и может быть в данном случае, они посчитали, что
чудак мучает птицу, заставляя ее танцевать кадриль.

There was an old Man of Whitehaven,

Who danced a quadrille with a raven;

But they said, ‘It’s absurd

To encourage this bird!’

So they smashed that Old Man of Whitehaven.

Существует мнение, что англичане больше любят животных, чем своих
собственных детей. Всеволод Овчинников, в своей книге «Корни Дуба»
объясняет это тем, что в британских семьях принято отправлять детей
учиться в школу, которая и становится им домом. Так же считается
неприличным выказывать слишком теплые чувства к своим близким, в том
числе не поощряется ласковое поведение матерей по отношению к
собственным детям. В связи с этим, нерастраченная любовь переходит на
домашних животных.

Даже маленькие дети не оставляют старичков-чудаков в покое. Вот как
жестоко они «докучали» (pester) человека, который им ничего плохого не
сделал.

There was an Old Man of Chester

Whom several small children did pester;

They threw some large stones,

Which broke most of his bones,

And displeased that Old Man of Chester.

Известно, что дети бывают жестоки, потому что еще не вполне осознают то,
что делают. Однако тот факт, что дети ломают почти все кости старику,
может быть объяснен опять таки особенностями британского менталитета.
Поскольку матери дают ребенку достаточную свободу, а не ограничивают
многочисленными «нельзя!», предоставляя ему самому учиться на своих
ошибках, воспитывая в нем твердый характер.

Справедливости ради, стоит заметить, что лимериков, в которых насилие
проявляется в грубой форме намного меньше чем, тех, где героя просто
награждают эпитетами «ужасный», «надоедливый», «провоцирующий»,
«глупый», «отвратительный», «неприятный», «отталкивающий» и на этом
нетерпение общества и заканчивается.

Приведем несколько примеров:

There was an Old Person of Burton,

Whose answers were rather uncertain;

When they said, ‘How d’ye do?’

He replayed, ‘Who are you?’

That distressing Old Person of Burton.

Несмотря на то, что герой не вполне вежливо отвечает на вопрос, его не
избивают, не нравоучают, а просто предоставляют самому себе, лишь
заметив, что он «distressing» (неприятный).

There was an Old Person from Gretna,

Who rushed down the crater of Etna;

When they said, ‘Is it hot?’

He replied, ‘No, it’s not!’

That mendacious Old Person of Gretna.

Вышеприведенный пример похож на предыдущий. Явное неправдивое
высказывание старичка не вызывает резких осуждений со стороны общества.
Его просто называют лжецом.

В следующем лимерике трагикомическая смерть героя никого не опечалила,
никто не плакал, когда он убил себя вилкой. Жители Нью Йорка не только
не разобрались в том, почему герой решил прибегнуть к такому способу
покончить с жизнью, но еще и назвали его глупым.

There was an Old Man of New York,

Who murdered himself with a fork;

But nobody cried,

Though he very soon died,-

For that silly Old Man of New York.

Нам видится в этом равнодушно-жестокое отношение общества к проблемам
индивида.

Старичок, осмелившийся произнести неразборчивую речь на станции был
назван «беспокойным старикашкой». Ему посоветовали замолчать, потому как
одним из правил поведения в обществе считается сдержанность,
немногословность, тем более считается неприличным громко разговаривать в
публичных местах.

There was an old man at a Station,

Who made a promiscuous oration;

But they said ‘Take some snuff! –

You have talk’d quite enough

You afflicting old man at a Station!’

Немало примеров лимериков свидетельствуют о том, что жители того или
иного города выгоняют героя, чье поведение им кажется предосудительным.
Так случилось со старичком из Мелроуз, который любил ходить на цыпочках:

There was an Old Man of Melrose,

Who walked on the tips of his toes;

But they said, ‘It ain’t pleasant,

To see you at present,

You, stupid Old Man of Melrose.’

Приведем еще один пример, иллюстрирующий ранее высказанную мысль. В нем
никому не известного человека выгоняют из города, дав ему кусочек мыла.
Очевидно, что в маленьких городах Великобритании, где каждый житель
знает все обо всех, появление незнакомца настораживает. Ему не доверяют,
потому что о нем не известно ничего, кроме того, что он из Боу.

There was an old person of Bow,

Whom nobody happened to know;

So they gave him some soap,

And said coldly, ‘We hope

You will go back directly to Bow!’

Однако, как уже было сказано ранее отношение жителей того или иного
города неоднозначно по отношению к герою. Кроме критических замечаний,
выражения отрицательных эмоции, агрессии и даже насилия, нередко люди
проявляют участие, заботу, или даже исцеляют несчастных чудаков,
пострадавших от собственной глупости. Взаимовыручка, характерная для
любого общества, проявляется в теплом слове, моральной поддержке,
предупреждении об опасности, восхищении, одобрении каких-либо действий и
так далее.

В следующем примере, мы видим как жители Непала «исцелили» старичка,
упавшего с лошади и разлетевшегося на половинки. Как бы то ни было
абсурдно то, что они склеили его очень сильным клеем, все же это
свидетельствует о заботе по отношению к герою, о желании помочь ему,
спасти его жизнь.

There was an Old Man of Nepaul,

From his horse had a terrible fall;

But, though split quite in two,

By some very strong glue,

They mended that Man of Nepaul.

Еще один странный способ помощи и исцеления от недуга (в данном случае –
беспокойства) заключается в том, что жители вертели героя на носе и
подбородке. Трудно вообразить, как это происходило, но автор утверждает,
что эти действия исцелили старичка с Запада.

There was an Old Man of the West,

Who never could get any rest;

So they set him to spin

On his nose and his chin,

Which cured that Old Man of the West.

Старичку из Праги повезло намного больше. Его исцелили от чумы, причем
до смешного простым способом – дали ему немного сливочного масла.
Несмотря на то, что это заразная болезнь, она не вызвала неприязни и не
повлекла за собой изгнание из общества. Наоборот, люди посчитали своим
долгом помочь герою, который вместо благодарности ворчал что-то себе под
нос.

The was an Old Person of Prague,

Who was suddenly seized with the Plague;

But they gave him some butter,

Which caused him to mutter,

And cured that Old Person of Prague.

Еще один любопытный случай описан в нижеприведенном лимерике.
Незадачливый старичок умудрился упасть в мясной отвар, но был вскоре
спасен достойным похвалы поваром, выловившим его с помощью крюка из
супа.

There was an Old Man of the North,

Who fell into a basin of broth;

But a laudable cook,

Fished him out with a hook,

Which saved that Old Man of the North.

Жители Булака проявили заботу по-другому. Они предупредили старичка,
сидевшего на спине крокодила, что зверь может укусить. Таким образом мы
видим, что их волнует судьба чудака, решившегося на такое опасное дело.

There was an old man of Boulak,

Who sat on a crocodile’s back;

But they said, ‘Tow’rds the night,

He may probably bite,

Which might vex you, old man of Boulak!’

Существует много примеров, в которых общество радуется чудаку или его
действиям, какими необычными они не были. Например, в следующем лимерике
дочь одного из жителей Мессины, носившая маленький паричок, любила
кататься на свинье, чем потешала всех жителей городка.

There was an old man of Messinа,

Whose daughter was named Opsibeena;

She wore a small wig,

And rode out on a pig,

To the perfect delight of Messina.

Несмотря на то, что Опсибина (так звали эту чудачку) вела себя очень
странно, очевидно, ее любили.

Старичок из Ниццы прослыл «любезным» за то, что «дружил» с гусями, и
гулял с ними в любую погоду. Очевидно, что этот эпитет заслужен, потому
как любовь к животным приветствуется у англичан, и одно то, что он гулял
с ними в любую погоду, которая, как известно, не всегда радует жителей
туманного Альбиона заслуживает положительной оценки.

There was an old person of Nice,

Whose associates were usually Geese,

They walked out together,

In all sorts of weather,

That affable person if Nice.

Старичка из Брея жители назвали высоко ценимым только за то, что тот пел
весь день напролет своим уткам и свиньям и кормил их фигами. Можно
предположить, что он их выращивал на продажу, чем и заслужил столь
высокую оценку окружающих.

There was an old person of Bray,

Who sang through the whole of the day,

To his ducks and his pigs,

Whom he fed upon figs,

That valuable person of Bray.

Жители города Файли тоже восхищались своим старичком, который прекрасно
танцевал под звон колоколов на радость всем в округе.

There was an old person of Filey,

Of whom his acquaintance spoke highly;

He danced perfectly well,

To the sound of a bell,

And delighted the people of Filey.

Еще одним примером, в котором жители города радуются чудаку, служит
лимерик про старичка из Шорхэма. Этот англичанин отличался особенными
правилами этикета, он купил зонт и сидел в погребе. Несмотря на то, что
его поведение несколько странно, нам думается, что жители этого славного
городка уважают его за умение соблюдать внешние приличия, так чтимые в
Великобритании.

There was an old person of Shoreham,

Whose habits were marked by decorum;

He bought an umbrella,

And sat in a cellar,

Which pleased all the people of Shoreham.

Молодая леди из города Пул была прозвана изобретательницей после того
как она решила подогреть свой ужасно холодный суп, поставив его на огонь
и добавив подсолнечного масла. Очевидно, что жители Пула с одобрением
отнеслись к идее этой героини лимерика.

There was a Young Lady of Poole,

Whose soup was excessively cool;

So she put it to boil

By the aid of some oil,

That ingenious Young lady of Poole.

Еще один герой умудрился вызвать положительные эмоции у жителей городка
Скай. Он танцевал вальс с трупной мухой (зоологическое название). На
самом деле, на английском языке название мухи более безобидное, дословно
«bluebottle fly» означает «синебутылочная муха». Старичок, танцуя с ней
под лунным сиянием, напевал прелестную мелодию, чем и очаровал всех в
городе Скай.

There was an old person of Skye,

Who waltz’d with a Bluebottle fly:

They buzz’d a sweet tune,

To the light of the moon,

And entranced all the people of Skye.

Еще одну попытку предотвратить падение героя Эдвард Лир описывает в
лимерике про человека из Рэй, который полетел в город на мухе.
Заботливые горожане, предупреждают смельчака о том, что если он вздумает
начать кашлять, он наверняка шлепнется с высоты.

There was an old person of Rye,

Who went up to town on a fly;

But they said, ‘If you cough,

You are safe to fall off!’

You, abstemious old person of Rye!’

Здесь же дается объяснение его поведения. Жители города называют его
бережливым старичком из Рэя. Уж не поэтому ли он избрал такой необычный
но, безусловно, малозатратный способ передвижения?

В лимерике про старичка сидящего у открытого окна на оконной раме,
который всплеснул руками от удивления, забота проявляется в том, что его
предупредили об опасности, крикнув «Сэр, вы упадете!». И хоть чудак
никак не отреагировал на предупреждение, кроме как сказав «Не упаду!»,
чуткое внимание со стороны окружающих явно дает понять, что его судьба
им не безразлична.

There was an Old Man at a casement,

Who held up his hands in amazement;

When they said, ‘Sir, you’ll fall!’

He replied, ‘Not at all!’

That incipient Old Man at a casement.

Однако, безразличие к внешности и поведению героев лимериков встречается
в 25 процентах случаев. Поэтому будет справедливым привести несколько
примеров, отражающих данную модель поведения общества по отношению к
чудакам.

В следующем лимерике герой не подвергается ни критике ни упрекам,
несмотря на то, что его внешность далеко незаурядная. Этот старичок
вздумал «украсить» свою голову венком из омаров и специй, маринованного
лука и мышей. Поразительно, что такой яркий герой-чудак не вызвал
никакой реакции у жителей Блэкхита.

There was an old man of Blackheath,

Whose head was adorned with a wreath,

Of lobsters and spice,

Pickled onions and mice,

That uncommon old man of Blackheath.

Нам кажется, что данное поведение можно объяснить тем фактом, что
британцы более болезненно относятся к нарушению норм поведения в
обществе, таких как правил вежливого тона, обращения к старшим и т.д., а
на индивидуальные особенности поведения (однако не нарушающие
общественных норм) практически не обращают внимание.

Поведение героя следующего лимерика никак не прокомментировано. Даже
несмотря на то, что он добавил в свою овсяную кашу мышей. Автор как бы
хочет сказать, что если герой вздумал чудачить у себя дома, никто ему
мешать не будет, так как при этом он не нарушает никаких общественных
норм поведения.

There was an Old Person of Ewell,

Who chiefly subsisted on gruel;

But to make it more nice,

He inserted some mice,

Which refreshed that Old Person of Ewell.

В лимерике про старичка из Гонконга, любившего лежать на спине с мешком
на голове, общественное мнение также не выражено. К тому же, в описании
его качеств, говорится, что он никогда не делал ничего неправильного, то
есть не нарушал правил установленных обществом.

There was an old man of Hong Kong,

Who never did anything wrong;

He lay on his back,

With his head in a sack,

That innocuous old man of Hong Kong.

Героиня-чудачка из Доркина решила вернуться не потому, что ее шляпка с
большими полями вызывала не одобряющие взгляды прохожих, а исключительно
по собственной инициативе, что еще раз подтверждает мысль, высказанную
ранее.

There was a Young Lady of Dorking,

Who bought a large bonnet far walking;

But it’s colour and size,

So bedazzled her eyes,

That she very soon went back to Dorking.

Вот еще один пример как пожилая леди, имевшая довольно странные
привычки, не подвергается никакой критике и осуждению.

There was an old person of Bree,

Who frequented the depths of the sea;

She nurs’d the small fishes,

And washed all the dishes,

And swam back again into Bree.

Несмотря на то, что чудачка любила нырять на дно морское, где она
нянчила маленьких рыбешек и мыла посуду, общество никак не реагирует на
ее поведение, не пытается ее наказать, или вынудить отказаться от этих
никому не нужных и опасных занятий. Жители Бри безразлично относятся к
этой героине, потому что она не нарушает общественного порядка.

Следующий лимерик повествует о старике из Эль Хамса, который питался
только хлебным мякишем и крошками, подбирая их вместе с птицами с дорог
города.

There was an old man of El Hums,

Who lived upon nothing but crumbs,

Which he picked off the ground,

With the other birds around,

In the roads and the lanes of El Hums.

Этот герой тоже не возмущает своим поведением общественность, потому как
не нарушает общественных правил.

Старушонка из следующего примера провела всю жизнь в большом кувшине,
который покрасила в цвет молодого горошка, чтобы казаться более
спокойной. За такое поведение жители Бара наградили ее эпитетом «тихая,
спокойная», поскольку она никому не мешала и своим эксцентричным
поведением только еще раз показала, что дома англичане могут делать все
что угодно, следуя золотому правилу «мой дом – моя крепость».

There was an old person of Bar,

Who passed all her life in a jar,

Which she painted pea-green,

To appear more serene,

That placid old person of Bar.

Следующий лимерик – о старичке, который боялся потолстеть, поэтому
каждый день на ужин у него была только одна горошина и один боб.

There was an old person of Dean,

Who dined on one pea, and one bean;

For he said, ‘More than that,

Would make me too fat,’

That cautious old person of Dean.

Такая строгость в рационе не порицается остальными жителями города Дин,
поэтому они никак не реагируют на поведение старичка, только называя его
предусмотрительным.

Герой другого лимерика любил ходить на ходулях. Он украшал их
разноцветными лилиями и прогуливался в таком виде по городу Уилтц.
Жители, очевидно, ничего не имели против такого чудачества, поскольку
они называют его элегантным и не более того.

There was an old person of Wilts,

Who constantly walked upon stilts;

He wreathed them with lilies,

And daffy-down-lilies,

That elegant person of Wilts.

Еще один старичок из Дундалка, одержимый желанием научить рыбок ходить
отказался от этой затеи, когда заметил, что они умирают. Поняв тщетность
своих усилий, он решил вернуться обратно в Дундалк. Опять же, реакция
жителей этого города не показана, что позволяет сделать вывод о том, что
им все равно, чем занимался их сосед.

There was an old person of Dundalk,

Who tried to teach fishes to walk;

When they tumbled down dead,

He grew weary, and said,

‘I had better go back to Dundalk!’

Поведение еще одного героя никак не комментируется. Этот старичок бегал
по клеверному полю, чем рассердил больших пчел, которые укусили его в
нос и колени.

There was an Old Person of Dover,

Who rushed through a field of blue Clover;

But some very large bees,

Stung his nose and his knees,

So he very soon went back to Dover.

Можно привести еще массу примеров, в которых жители того или иного
города положительно или нейтрально относятся к чудачествам героев
лимериков. Однако, неизменным остается тот факт, что около половины
проанализированных лимериков свидетельствуют о том, что общество не
толерантно по отношению к чудакам. Возвращаясь к диаграмме, наглядно
показывающей процентное соотношение реакций общества по отношению к
герою, заметим, что, встретив чудака, люди в большинстве случаев
последуют одной из моделей поведения: изгнание, уничтожение,
безразличие, забота, поддержка, исцеление. Выбор модели поведения
зависит от того, какие нормы нарушает герой. Общество более толерантно к
тем героям, которые нарушают личностные нормы поведения (ведут себя
странным образом у себя дома), в то время как нарушение общественных
норм (громкие выступления в общественных местах, неправильное обращение
с животными) приводит к резкой критике и осуждению.

Выводы по главе

Проанализировав произведения Эдварда Лира, а именно более 200 лимериков
из его Книги Нонсенса мы пришли к следующим выводам.

Типичным героем в лимериках Лира является старичок (в 70% случаев) или
молодая леди (в 30% случаев), которые своим внешним видом или поведением
привлекают к себе внимание окружающих.

Нами было выделено три наиболее часто встречающихся темы:
физиологические особенности героев, манера одеваться, нестандартное
поведение. Очень часто необычная физиология героев Эдварда Лира
представлена в виде гиперболизированных частей тела (нос, борода,
голова, волосы). Одежда героев (так одна леди решила украсить себя луком
и мышами) также выделяется своей яркостью, неуместностью или нарушением
норм приличия данного общества. Поведение героев-чудаков также
привлекает к ним внимание, и порой общество очень неоднозначно выражает
свое мнение по этому поводу, либо поощряя героя, либо полностью отвергая
его.

Нами было выделено три модели поведения общества по отношению к героям.
Построенная нами диаграмма показывает, что в 49% общество не приемлет
героя, в 26% относится с безразличием, и только в 25% проявляет заботу о
герое. В случае толерантного отношения к чудакам, их поведение, одежда
или внешний вид просто комментируются, либо если проявляется забота, то
она выражена тем, что общество помогает герою справиться с ситуацией в
которую он попал из-за своей эксцентричности. Например, старичка,
который постоянно думал о еде и свалился однажды в котел, повар выудил
большим поварским крюком. Иногда общество предупреждает героя об
опасности, которую тот не замечает. Однако, в большинстве случаев
окружающие проявляют насилие по отношению к герою. Они избивают его,
выгоняют из города или комментирует поведение героев: «глупый старик»,
«ужасный зануда», «неприятный старик», «надоедливый», «провоцирующий»,
«отвратительный», «отталкивающий».

Тщательный анализ моделей поведения показал, что выбор модели зависит от
того, какие нормы нарушены героем. В случаях, когда нарушаются
личностные нормы поведения, общество снисходительно относится к герою,
не выказывает явной неприязни, скорее просто удивляется необычному. Но
когда герои осмеливаются посягнуть на общественные правила, их жестоко
наказывают. Это объясняется культурологическими особенностями британской
нации, которая во всем любит порядок и дисциплину, и именно поэтому так
болезненно реагирует на любое нарушение общественного порядка.

Эдвард Лир отразил в своих произведениях модели поведения чудаков,
которых очень много в Англии, а также поведение общества по отношению к
ним. С помощью этих примеров автор предупреждает читателя о том, что с
ним будет, если он решит вести себя не так как все остальные.

Заключение

В результате проведенного исследования был сделан ряд выводов, основными
из которых являются следующие положения:

Ключевым термином, который используется как в лингвокультурологии, так и
в лингвокогнитологии, является концепт. На данном этапе развития
когнитивной лингвистики концепт определяется как сложная ментальная
сущность, которая предполагает включение лингвистической, когнитивной,
культурологической составляющих и имеет национальную специфику.

На основании положения о том, что в сознании человека текст
прецедентного жанра формирует лингвокультурный концепт, изучение
подобных текстов с привлечением концептологического подхода является
целесообразным.

В текстах прецедентного жанра лимерик зафиксированы стереотипные
сценарии поведения, свойственные для английского лингвокультурного
сообщества. Нами было выявлено, что доминантной культурной ценностью,
«провозглашаемой» лимериком, является соблюдение норм поведения в
обществе. Именно это качество, с точки зрения Эдварда Лира, выразившего
общественное мнение, представляет собой главную культурную ценность, так
как помогает индивидууму не выходить за рамки стереотипных норм
поведения и, как следствие, идентифицироваться в качестве типичного
представителя английского лингвокультурного сообщества.

Типичным героем в лимериках Лира является старичок или молодая леди,
которые своим внешним видом или поведением привлекают к себе внимание
окружающих. Очень часто необычная физиология героев представлена в виде
гиперболизированных частей тела (нос, борода, голова, волосы). Одежда
героев также выделяется своей яркостью, неуместностью или нарушением
норм приличия данного общества.

Общество в большинстве случаев толерантно относится к чудакам, хотя
нередко проявляет насилие (избивает, выгоняет из города) или
комментирует поведение героев.

Выбор модели поведения зависит от того, какие нормы нарушает герой.
Общество более толерантно к тем героям, которые нарушают личностные
нормы поведения, в то время как нарушение общественных норм приводит к
резкой критике и осуждению.

Перспективным видится дальнейшее исследование концепта «герой» на
материале современных пародий на лимерики.

Summary

The present paper is devoted to the study of the limerick which is
considered research a precedential text revealing national peculiarities
of the British nation.

The purpose of our research was to find the lingual means of
representation of cultural peculiarities of the concept “hero” in
limericks.

Concept is understood as the unit of mental and psychic resources of our
consciousness, an active substantial unit of our memory, mental
vocabulary and the language world picture reflected in the human’s
mentality.

Concept “hero” is represented by means of stereotypes, that is the
relatively fixed resumptive images or a number of characteristic
features (not rarely false) that, according to a great number of people
are typical for the representatives of their own cultural and language
space or for other nations.

To achieve our goals we used methods of contextual, culturological and
statistics analysis.

The results of our work show that the texts of limerick show the
stereotyped models of behavior, typical for the English culture. The
dominant cultural value as presented in limericks is the observance of
behavioral norms and rules. According to Edward Lear, who represented
people’s opinion in his works this observance is very important, because
it helps a person to find his place in the society and be identified as
one of its members.

The typical hero in Edward Lear’s works is an old man or a young lady
who attracts everybody’s attention by wearing unfit clothes or having
peculiar physical features. The author uses hyperbole to make his heroes
comical and to show the common mistakes some people make. With the help
of limericks he shows how such people are treated and how they are
perceived by the rest of the society.

In most cases the society is tolerant towards heroes, tolerance being
the dominant characteristic feature of the British nation. However,
people are tolerant to those who dress in a weird way or behave weirdly,
but when the breach of public order or social values is observed, the
hero is being punished severely, sometimes even killed. This can be
explained by the love of this nation to order, and discipline.

Список использованной литературы:

1. Артемова О. Е. «К вопросу о компонентном анализе лексических единиц//
Теория поля в современном языкознании» Межвузовский научный сборник//
Издание Башкирского ун-та, Уфа, 2001. – С. 111.

2. Артемова О. Е. «Лимерик как образец прецедентного жанра// Вопросы
функциональных языковых единиц» Сборник научных трудов, РИО БашГУ, Уфа,
2004. – С. 52.

3. Артемова О. Е. «Сценарный фрейм лимерика// Вопросы обучения
иностранным языкам: методика, лингвистика, психология» УГАТУ, Уфа, 2004.
– С. 83-84.

4. Артемова О. Е. «Понятийная составляющая концепта «лимерик»// Языковые
и культурные контакты различных народов» Сборник статей Всероссийской
научно-практической конференции, Пенза, 2004. – С. 55-60.

5. Артемова О. Е. «Концепт как единица исследования//
Коммуникативно-функциональное описание языка» Сборник научных статей. Ч.
I, РИО БашГУ, Уфа, 2004. – С. 13.

6. Артемова О. Е. «Об исследовательском потенциале концепта//
Коммуникативно-функциональное описание языка» Сборник научных статей. Ч.
I, РИО БашГУ, Уфа, 2004. – 249 с.

7. Артемова О. Е. «Ценностная составляющая лимерика как
лингвокультурного концепта// Когнитивно-прагматические аспекты
функционирования языка и дискурса в общетеоретическом и сопоставительном
плане». Сборник научных трудов. РИО ЧелГУ, Челябинск 2004. – С. 47.

8. Апресян. Ю.Д. Образ человека по данным языка. Попытка системного
описания//Вопросы языкознания. – 1995. – № 1. – С. 187

9. Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений (Оценка, событие, факт). -М.:
Наука, 1988. – 338 с.

10. Арутюнова Н.Д. Введение // Логический анализ языка. Ментальные
действия. М.: Наука, 1993. – С. 3-6.

11. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: ?Языки русской культуры,
1998. – 896 с.

12. Аскольдов С.А. Концепт и слово // Русская словесность. От теории
словесности к структуре текста. Антология. Под ред. проф. В.П.
Нерознака. М.: Academia, 1997. – С. 267-279.

13. Бабушкин А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике
языка. Воронеж: Изд- во Воронежского государственного университета,
1996. – 104 с.

14. Баранов, Добровольский, 1997 – Баранов А.Н., Добровольский Д.О.
Постулаты когнитивной семантики // Известия РАН. Серия литературы и
языка. Т. 56. 1997. – С. 11-21.

15. Барт Р. Лингвистика текста // Новое в зарубежной лингвистике. Выпуск
VIII. М.: Прогресс. 1978. – С. 442-449.

16. Богин Г.И. Явное и неявное смыслообразование при культурной рецепции
текста // Русское слово в языке, тексте и культурной среде. –
Екатеринбург, 1997. – С. 146- 164.

17. Борухов Б.Л. Речь как инструмент интерпретации действительности
(теоретические аспекты): Автореф. дис. … канд. фил. наук. Саратов,
1989. – 17 с.

18. Брагина Н.Г. Имплицитная информация и стереотипы дискурса //
Имплицитность в языке и речи / Отв. ред. Е.Г. Борисова, Ю.С.
Мартемьянов. М., 1999. – С. 43-57.

19. Вежбицка А. Речевые жанры // Жанры речи. Саратов: Изд-во ГосУНЦ,
1997. – С. 99-111.

20. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1997. – 416 с.

21. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М.: Языки
русской культуры, 1999. – 780 с.

22. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Лингвострановедческая теория слова.
М.: Русский язык, 1980. – 320 с.

23. Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. В поисках новых путей развития
лингвострановедения: концепция речеповеденческих тактик. М.: Ин-т рус.
яз. им. А.С.Пушкина, 1999. – 84 с.

24. Вайсгербер Л. Родной язык и формирование духа. – М.: 1993. – с. 250

25. Всеволод Овчинников «Ветка Сакуры и Корни Дуба», Транзиткнига,
Москва, 2005. – с. 334-347.

26. Воробьев В.В. Лингвокультурология (теория и методы). М.: Изд-во
РУДН, 1997. – 331 с.

27. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М.:
Наука, 1981. – 139 с.

28. Гречко В.А. Теория языкознания. М.: – 2003. – с. 166, 170, 171.

29. Гудков Д.Б., Красных В.В., Захаренко И.В., Багаева Д.В. Некоторые
особенности функционирования прецедентных высказываний // Вестник
Московского университета. Серия 9 Филология. 4. 1997. – С. 106-117.

30. Демурова Н. М. «О Переводе Сказок Л. Кэрролла» М., “Наука”, Главная
редакция физико-математической литературы, 1991. – 302 с.

31. Жельвис В.И. Уроки Библии: заметки психолингвиста // Языковая
личность: культурные концепты. Волгоград – Архангельск: Перемена, 1996.
– С. 201-204.

32. Жинкин Н.И. Язык. Речь. Творчество. – М.: 1998. – с. 123.

33. Изенберг Х. О предмете лингвистической теории текста // Новое в
зарубежной лингвистике. Выпуск VIII. М.: Прогресс, 1978. – С. 43-56.

34. Карасик В.И. Культурные доминанты в языке // Языковая личность:
культурные концепты. Волгоград – Архангельск: Перемена, 1996. – С. 3-16.

35. Костомаров В.Г., Бурвикова Н.Д. Как тексты становятся прецедентными
// Русский язык за рубежом. 1994. – С. 73-76.

36. Кубрякова Е.С. Номинативный аспект речевой деятельности. М.: Наука,
1986. – 156 с.

37. Кузнецов А.М. Национально-культурное своеобразие слова // Язык и
культура. Сб. обзоров. М.: ИНИОН АН СССР, 1987. – С. 141-163.

38. Кухаренко В.А. Интерпретация текста. М.: Просвещение, 1988. – 192 с.

39. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // Известия РАН. Серия
литературы и языка. Т. 52. 1993. – С. 3-9.

40. Ляпин С.Х. Концептология: к становлению подхода // Концепты. Научные
труды Центрконцепта. Архангельск: Изд-во Поморского госуниверситета,
1997. – С. 11-35.

41. Маковский М. М. Язык – Миф – Культура. – М.: 1996. – с. 15 – 35.

42. Малов В. И. «Лингвистическое исследование ассемантичного текста»
Екатеринбург, 2001г. – с. 74-80.

43. Маслова В. А. «Лингвокультурология» Москва, 2001. – с. 40 – 70.

44. Маслова В.А. Когнитивная лингвистика. – Минск.: 2004. – с. 59-62.

45. Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика. М., 1996. – 206 с.

46. Нерознак В.П. От концепта к слову: к проблеме филологического
концептуализма // Вопросы филологии и методики преподавания иностранных
языков. Омск: Изд-во ОМГПУ, 1998. – С. 80-85.

47. Павиленис Р. И. «Проблема смысла», Москва, 1983. – с.101-102.

48. Павловская А.В. Этнические стереотипы в свете межкультурной
коммуникации. – М. – 1998. – с. 96.

49. Попова З. Д. и Стернин И. А. «Очерки по когнитивной лингвистике»,
Воронеж, 2001. – с. 40-62.

50. Пропп В.Я. Проблемы комизма и смеха. СПб.: Алетейя, 1997. – 288 с.

51. Ромашко С.А. Культура, структура коммуникации и языковое сознание //
Язык и культура. Сб. обзоров. М.: ИНИОН АН СССР, 1987. – С. 141-163.

52. Ростова Е.Г. Использование прецедентных текстов в преподавании РКИ:
цели и перспективы // Русский язык за рубежом. 1993. – С. 7-26.

53. Рыжков В.А. Регулятивная функция стереотипов // Знаковые проблемы
письменной коммуникации. Межвузовский сборник научных трудов. Куйбышев:
Пединститут, 1985. – С. 15-21.

54. Рюмина М. Тайна смеха или эстетика комического. М.: Знак, 1998. –
251 с.

55. Серебрянников Б.А. Роль человеческого фактора в языке. – М.: 1988. –
с. 21-24.

56. Сидоренко К.П. О парадигматике прецедентного текста // Проблемы
теории и практики изучения русского языка. Выпуск 1. М., Пенза: МПГУ,
ПГПУ, 1998. – С. 123-131.

57. Слышкин Г.Г. От текста к символу: лингвокультурные концепты
прецедентных текстов в сознании и дискурсе. – М., 2000. – 128 с.

58. Сорокин Ю.А. Психолингвистические аспекты изучения текста. М.:
Наука, 1985. – 168 с.

59. Тарланов З.К. Методы и принципы лингвистического анализа.
Петрозаводск: Издательство Петрозаводского университета, 1995. – 190 с.

60. Уорф Б. Наука и языкознание//Новое в лингвистике. 1960 – С. 174.

61. Худяков, 1996 – А. А. Концепт и значение // Языковая личность:
культурные концепты. Волгоград – Архангельск, 1996. – С. 97-103.

62. Шанский Н.М. Лингвистический анализ художественного текста. Л.:
Просвещение, 1990. – 414 с.

63. Шмелева Т.В. Модель речевого жанра // Жанры речи. Саратов: Изд-во
ГосУНЦ «Колледж», 1997. – С. 88-98.

64. Dijk T.A. van. Discourse, power and access // Texts and Practices.
Readings in Critical Discourse Analysis. Ed. C.R. Caldas-Coulthard and
M. Coulthard. London, N.Y.: Routledge, 1996. – P. 84-104.

65. Fowler R. On critical linguistics // Texts and Practices. Readings
in Critical Discourse Analysis. Ed. C.R. Caldas-Coulthard and M.
Coulthard. London, N.Y.: Routledge, 1996. – P. 3-14.

66. Vivien Noakes «Edward Lear: The Life of a Wanderer» Fontana/Collins,
London, 1979. – 215 р.

67. Emery Kelen «Mr. Nonsense. A life of Edward Lear», McDonald and
Jane’s, London, 1974. – 119 р.

68. John Hman «Edward Lear and His World», Thames and Huston, London,
1977. – р. 21.

69. Susan Hyman «Edward Lear’s Bird» Weidenfield and Nicholson, London,
1980. – 287 р.

70. Thomas Byrom «Nonsense and Wonder: the Poems and Cartoons of Edward
Lear», E. P. Dutton, New York, 1977. – 305 р.

71. Ina Rae Hark «Edward Lear», Twayne Publishers, Boston, 1982. – р.
28-30.

72. «The Travels of Edward Lear», Fine Art Society, London, 1983. – 189
р.

73. Vivien Noakes «Edwa 1812-1888», Royal Academy of Arts and
Weidenfield and Nicholson, London, 1985. – 276 р.

74. Susan Chitty «That Singular Person Called Lear», Weidenfield and
Nicholson, London, 1988. – 114 р.

75. Gloria Kamen «Edward Lear, King of Nonsense: A Biography», Atheneum,
Mew York, 1990. – 290 р.

76. E. P Frank Jacobs «Loony Limericks», Dover Publications Inc.
Mineola, New York, 1999. – 341 р.

77. Jeremy Paxman «The English. A Portrait of a People» London, Penguin
Books, 1999. – 309 p.

78. Eter «Edward Lear: A Biography» Macmillan, London, 1995. – 301 р.

79. Rose M.A. Parody/meta-fiction. An analysis of parody as a critical
mirror to the writing and reception of fiction. London: Croom Helm,
1979. – 201 p.

80. Schiffer, 1972 – Schiffer S.R. Meaning. Oxford: Oxford University
Press, 1972. – 170 p.

Список словарей и справочников

81. Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. – М.: 1969. – С. 498

82. Руднев, 1997 – Руднев В.П. Словарь культуры XX века. М.: Аграф,
1997. – 384 с.

83. Телия, 1998 – Телия В.Н. Номинация // Языкознание. Большой
энциклопедический словарь. М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. –
С. 336-337.

84. Кондаков, 1975 – Кондаков Н.И. Логический словарь-справочник. М.:
Наука, 1975. – 720 с.

85. Николаева, 1990 – Николаева Т.М. Текст // Лингвистический
энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1990. – С. 507.

86. Демьянков, 1996 – Демьянков В.З. Прототипический подход // Краткий
словарь когнитивных терминов. М., 1996. – С. 140-145.

87. Кубрякова Е. С. «Краткий словарь когнитивных терминов» Москва, 1996.
– С. 90-93.

88. Толковый словарь русского языка. – М.: 1999. – с. 720.

89. Ю. С. Степанов Константы: Словарь русской культуры: Опыт исслед. –
М.: Школа “Языки русской культуры”, 1997. – с. 776-824.

90. ЛЭС – Литературный энциклопедический словарь. Под общ. ред. В.М.
Кожевникова, П.А. Николаева. М.: Советская энциклопедия, 1987. – 752 с.

91. РАС – Русский ассоциативный словарь / Ю.Н.Караулов, Ю.А.Сорокин,
Е.Ф.Тарасов, Н.В.Уфимцева, Г.А.Черкасова. Кн.1-6. М.: ИРЯ РАН,
1996-1998. – 678 с.

92. СОж – Ожегов С. И. Словарь русского языка. М.: Государственное
издательство иностранных и национальных словарей, 1960. – 900 с.

93. WDCLA – Lass A.H., Kiremidjian D., Goldstein R.M. The Wordsworth
Dictionary of Classical & Literary Allusion. Wordsworth Editions Ltd,
1994. -240 p.

Список Интернет источников

94. Oxford English Dictionary http://www.oed.com/

95. Стереотипы в межкультурной коммуникации http://referat-culture.info

96. Избранные лимерики Анатолия Белкина
http://members.tripod.com/~anatbel

97. Журнальный столик Internet http://press.lipetsk.ru

98. Авторский проект Алекса Экслера
http://www.exler.ru/ezhe/18-07-99.htm

99. Азы вежливого общения http://archive.1september.ru/eng/2001/47/1.htm

100. Русский Журнал http://www.langust.ru/etc/lear.htm

101. Edward Lear Home Page http://www.nonsenselit.org/lear

102. Энциклопедия кругосвет
http://www.krugosvet.ru/articles/107/1010768/1010768a1.htm

103. Приемы осмысления внутренней формы слова (виды научной этимологии)
http://filologija.vukhf.lt/3-8/vved.htm

104. Википедия, определение лимерика
http://en.wikipedia.org/wiki/Limerick_(poetry)

105. Лимерики http://volweb.utk.edu/school/bedford/harrisms/limerick.htm

106. Город Лимериков http://www.kulichki.com/limeriki/

107. Лимерики http://www.kulichki.com/limeriki/limexpl.html

108. Александр Сидоров. Русский лимерик
http://lib.ru/NEWPROZA/SIDOROV_A/limeriki.txt

109. Портал РЕШЕТО http://resheto.ru/lenty/poetry/limerick/

110. РЕШЕТО http://resheto.ru/speaking/lexicon/glossary2342.php

111. Форум словарей ABBYY
http://forum.lingvo.ru/actualthread.aspx?tid=42543

112. Эдвард Лир. Лимерики http://lir.ramot.ru/limeriki.htm

113. Прецедентные феномены в рекламе
http://mmj.ru/index.php?id=44&article=107

Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter

Похожие документы
Обсуждение

Ответить

Курсовые, Дипломы, Рефераты на заказ в кратчайшие сроки
Заказать реферат!
UkrReferat.com. Всі права захищені. 2000-2020