Влияние общественного строя

Влияние общественного строя

I. О влиянии племенных различи

1. В начале нашего столетия в исторической науке приобрела господство
национальная теория права. Было призвано, что право каждого народа есть
по преимуществу произведение его национальных особенностей и носит на
себе их отпечаток. В поисках за этими особенностями ученые
останавливались на различиях, которые они замечали в составе населения,
приписывали таким различиям племенной характер и искали в праве следов
их влияния. Вообще всякое разнообразие, которое замечалось в праве,
предпочитали объяснять племенным разнообразием самого населения или же
действием на него иноплеменных влияний, рядом с туземными.

Древнейшая римская история представляла для таких изысканий по- видимому
благодарную почву. Как известно, основание римскому государству было
положено на Палатинском холме общиною, которая носила имя Рамнов
(Bamnes). Потом эта община соединилась с другою, – общиною Тициев
(Tittii), которые обитали на Квиринальском холме. Мифическим героем
первых был Ромул, героем вторых – Нума Помпилий. С течением времени к
двум первоначальным общинам присоединилась третья – Луцеры (Luceres), на
Целийском холме. Из этих трех частей, именовавшихся трибами, сложился
патрициат; вокруг же патрицианского города выросли плебейские поселения,
центром которых служил Авентин. Нибуру принадлежал взгляд, по которому
римская народность произошла от смешения трех племен: этруссков, сабинов
и латинов. Первоначальные патриции были этрусски, плебеи же состояли из
латинов. Потом Нибур изменил свое мнение. И патриции, и плебеи
представлялись ему одинаково латинами, но в состав патрициев должны были
войти также сабины. Именно, по Нибуру, из трех составных частей
патрициата, Рамны и Луцеры были латины, Тиции – сабины. Летопись,
действительно., свидетельствует о сабинском происхождении Тициев.*(5)
После Нибура вновь возникло стремление возвысить значение этрусского
элемента в древнейшей истории римского общества. В трех составных частях
патрицианского населения усматривали представителей трех различных
племен, из последующего смешения и слияния которых произошел римский
народ. Из латинов образовались Рамны, из сабинов Тиции, этрусски
составили трибу Луцеров (Готтлинг). Этот взгляд господствовал до
Швеглера. Швеглер обстоятельно исследовал вопрос о происхождении Луцеров
и, в результате, вернулся к тому заключению, что они были одного
происхождения с Рамнами. В настоящее время пошатнуто и исключительно
сабинское происхождение Тициев. Так, Моммсен решительно отказывается
признать в Римлянах – народе, выдающемся из среды всех других народов
самобытным развитием языка, политики и религии, – какой-то “мусор,
составленный из этрусских, сабинских, эллинских и даже пелазгийских
развалин”. Моммсен причисляет Луцеров, вместе с Рамнами, к латинскому
племени и только с оговорками и ограничениями допускает присутствие
сабинского элемента в составе Тициев. Во всяком случае, войдя в среду
римского населения, Тиции не имели особого влияния, в смысле
преобразования римской народности, и самое соединение сабинской общины с
латинским поселением произошло тогда, когда оба племени не разошлись в
большой степени по нравам и языку.

2. Защитники мнения, по которому древнеримское население составилось из
различных племен, искали между прочим доказательств, в гражданском
праве. Именно, в древнейшем праве Рима существовали совместно некоторые
религиозные и светские формы, назначенные для одинаковых целей.

Так, рядом со сделками, которые обладали некоторым религиозным оттенком
(клятва, sponsio, соглашение о sacramentum) существовали сделки в
светской форме (mancipatio, nexum); рядом с формами судопроизводства,
тоже с религиозным оттенком (1. а. sacramenti), существовали светские
виды судебного самоуправства (manus iniectio, vindicatio). Не вдаваясь в
обсуждение того, насколько, действительно, все названные формы
принадлежали тому наиболее древнему времени, когда в Риме происходило
предполагаемое слияние разных племен, сторонники этого слияния думали
найти подтверждение своему воззрению в самом факте параллелизма форм.
Особенно заманчивыми представлялись исследования о брачных формах. В
римском праве мы находим троякое совершение брака: религиозное
(confarreatio)*(6), светское с установлением гражданской власти мужа над
женою (coemptio)*(7) и светское же с установлением, в положении жены,
независимости от мужа.*(8) По предположению, эти три формы
соответствовали трем различным племенам. Согласившись в таком выводе,
писатели однако никак не могли придти к соглашению относительно
распределения брачных форм по составным частям римского народа. Почти
каждый писатель выступал со своим собственным распределением, так что в
результате получился набор противоречащих одно другому предположений;
например, confarreatio приписывалась различными авторами то этрусскам,
то сабинам, то латинам.

Россбах*(9) разобрал самым тщательным образом все эти предположения и
обнаружил их совершенную несостоятельность. Если бы даже было доказано,
что древнейшее население Рима составилось из трех разноплеменных частей,
то все-таки мы поступили бы произвольно, приурочивая к этому факту факт
совместного существования многих форм какого-либо акта. Разнообразие в
праве объясняется гораздо основательнее другими причинами, нежели
разнообразием в племенном составе населения. Различные племена, находясь
на одинаковой ступени развития, обладают обыкновенно сходными
институтами; и вместе с тем довольно нелепо предполагать, например, что
религиозные формы составляют исключительное достояние какого-либо одного
племени, тогда как на самом деле влияние религии на право есть явление,
весьма распространенное. Многочисленность брачных форм не есть
исключительная принадлежность римлян. Моисеево право знало два способа
заключения брака – с покупкой жены и без покупки ее; индийское – восемь;
в славянских землях, по установлении христианства, рядом с церковною
формою брака удерживалась некоторое время еще языческая форма и подобное
же мы видим в наше время, когда рядом с церковным браком вводится в
употребление светский или гражданский брак. Многочисленность форм одного
и того же акта – обыкновеннее явление. Оно составляет результат
последовательного исторического накопления форм. Общество растет, растут
и его потребности. Новые потребности порождают новые формы своего
удовлетворения. Но новые формы не сразу устраняют легальное или обычное
существование старых форм; они продолжают существовать при новом
порядке, Не племенное различие родит многообразие форм, но различие в
потребностях и условиях времени. Древнейшие трибы, образуя один
государственный союз, жили общею гражданскою жизнью, более или менее
одновременно претерпевая последовательные видоизменения в потребностях и
в окружающих условиях.

II. Влияние семейно-родового быта

3. Гораздо больше, чем племенными различиями, развитие гражданского
права обусловливалось другими особенностями общественного строя и прежде
всего – родовым бытом.*(10)

В каждой из трех патрицианских триб числилось по ста родов; роды
существовали также у плебеев. Родовой быт составлял, несомненно,
древнейший элемент римского общественного строя и общественной жизни. В
его первоначальном состоянии связь родичей основывалась, может быть, на
происхождении их от общей родительницы (система родства по женской
линии); кое-что из области позднейших нравов как бы намекает на это.
Так, например, право обнимать замужнюю женщину (ius osculi) принадлежало
не только ее родственникам по мужу, но и родственникам по отцу. Особенно
характерно то обособленное положение, которое родичи (gentiles) занимали
в праве относительно агнатов, т. е. родственников в позднейшем смысле.
Тем не менее, древнейший Рим уже не знал чистого родового быта, где все
связаны единством происхождения. Из союза кровного род, с развитием
оседлости и земледелия, а также под влиянием военного быта,
преобразовался постепенно в территориальный союз. В видах усиления родов
и по другим причинам в их состав принимались чужеродцы. Воспоминание о
единстве происхождения могло, по-прежнему, жить в родичах и казаться им
основою их союза; на самом же деле такою основою служило уже общее место
поселения и военно-политическое значение рода. Однако общее
местожительство было способно еще долго поддерживать ту сомкнутость
родичей, которую создало единство происхождения. Общее имя,
принадлежавшее сородичам, служило внешним признаком их связи. Оно
наследовалось в мужском поколении и приобреталось чужеродцами
посредством усыновления их в роде. Раб, отпущенный на волю, получал
родовое имя своего бывшего господина. Еще в конце республики и начале
империи с именем соединялось особое значение. В эти времена назначение
наследника и дарение происходили нередко под условием принятия
наследником или одаряемым имени завещателя или дарителя, а присвоение
чужого имени, само по себе, без других отягчающих обстоятельств влекло
за собою строгое взыскание.*(11) В древнейшее время родовой союз
охватывал все существование единичной личности. Все личные интересы
сливались или соприкасались с родовыми интересами. У родичей – общий
родовой культ, общий жертвенник, на котором в определенное время
приносятся общие жертвы; после смерти родичи покоятся в общем родовом
склепе. Военная служба и политическая деятельность соединяют родичей,
ибо род составляет также военную единицу и в народном собрании (comitia
curiata) граждане заседают по родам. Стыд и честь, горе и радость у
родичей общие. Род помогает отдельным членам своим в беде; он
приставляет опекунов к малолетним, назначает защитников (vindex) к
неоплатным должникам, мстит убийце за погибель своих членов, охраняет
интересы лиц, имевших несчастие попасть в плен, содействует их выкупу. а
также выкупает из кабалы неоплатных должников. Род блюдет за поведением
своих членов, наказывая недостойных изгнанием из своей среды или
отлучением от жертвоприношений. Надо вникнуть во всю беспомощность
положения древнего человека, отвергнутого своими близкими, чтобы попять
ужасное значение и силу подобных наказаний. Из контроля, который каждый
отдельный род имел над своими членами, выросла потом власть цензора –
государственного представителя родового начала. – Весь описанный строй в
эпоху его процветания предполагал обширное родовое имущество: движимое и
недвижимое (ager gentilicius). Оно существовало, несомненно, на первых
порах римского государства в наиболее темные для нас века царского
периода.

В начале республиканского времени мы встречаемся лишь полуразвалинами
первоначального родового быта. Однако я в это время они обширны и живучи
еще настолько, что не допускают никакого сомнения в прошедшем могуществе
родовой связи.

4. Родовая община, частный случай которой представляли римские “родовые
поселы”, т. е. роды, не составляла национально-римского явления. Точно
также римская семья*(12) в своих существенных чертах принадлежит к числу
учреждений, распространенных в истории. Только по недостатку
исторического образования римские юристы могли в учреждениях своего
семейственного права усматривать какое-то исключительное достояние
римлян.*(13) Римский род уже в первую эпоху Рима находился на той
ступени развития, на которой из него выделился ряд более мелких союзов.
Таковы – семьи. Моногамическая семья была в первоначальном римском
обществе наиболее мелким и наиболее замкнутым союзом. Ее основа –
хозяйственная и религиозная. Каждая семья обитает в своем собственном
доме. Этот дом – общее убежище для членов семьи, здесь каждый из них
находится в наибольшей безопасности, здесь он в случае посягательства на
его неприкосновенность наиболее восприимчив к оскорблению. Еще во
времена императоров дозволялось мужу убить нарушителя его супружеской
чести, если он заставал его в своем доме на месте преступления.*(14)
Домашний очаг – средоточие фамильной религии. “Что”,- восклицает
Цицерон, “священнее дома каждого из граждан, что состоит под большею
охраною религии? Здесь – алтари, здесь жертвенники, здесь пенаты, здесь
совершаются таинства, поклонение богам и богослужение. Здесь убежище
настолько священное, что всякое нарушение его непозволительно”.*(15)
Потому всякое насилие над гражданином в его доме, хотя бы с целью
привода его в суд, воспрещалось. Главою семьи являлся отец (pater
familias); он – домовладыка. Римская семья представляла ту фазу, в
которой главенство родительницы сменилось главенством отца, счет родства
по женской линии – счетом родства по мужской линии. Первая из этих двух
систем, может быть, не была совершенно забыта еще в роде, но
моногамическая семья выражала иное начало. Род воплощал идею
происхождения, семья (fauiilia) – идею принадлежности. Глава семьи был
господином ребенка не потому, что рождал его, но потому, что, по
рождении, принимал его в свой дом. Такой именно смысл имел обряд
подымания новорожденного с полу отцом.

5. Государство застало семейный союз окрепшим и замкнутым и на первых
порах оставило его в неприкосновенности. Внутри семьи оно признало
власть домовладыки безусловною. Другими словами, государство
воздержалось от всякого вмешательства в распорядок внутренней семейной
жизни. Это отношение государства к семье выразились в юридическом
формулировании личной власти pater familiasa. В качестве члена
государства выступает главным образом один домовладыка. В частной сфере
он покрывает вполне своею личностью остальных членов семьи: он –
господин своей жены (manus mariti), властитель над детьми (patria
potestas) и кабальными (mancipium), не говоря о рабах, которые считаются
за одно с вещами. Со смертью домовладыки его сыновья становятся
свободными и самостоятельными; тогда они – домовладыки, хотя бы не были
еще женаты и не имели потомства. Женщины же, теряя своего отца иди мужа,
переходят под власть ближайших домочадцев (агнатов); они не могут быть
свободными и состоят под вечною опекой. Независимо от какого-либо
государственного авторитета домовладыка может распорядиться жизнью и
свободою подвластного ему лица. На юридическом языке это выражалось так,
что глава семьи, по отношению к подвластному, имеет право жизни и смерти
(ius vitae ac necis), право продажи или, точнее, отдачи в заработок (ius
vendendi), a также право отдачи в кабалу (в заработок) за преступления и
проступки (noxae deditio). Впрочем юридические формулы определяют
положение домовладыки крайне односторонне. Они указывают нам на полную
независимость домовладыки от государственной власти; государственный суд
не ведает семейных отношений. До из этого не следует вовсе, что глава
семьи, действительно, безусловный ее властитель, что он не подчинен иным
авторитетам, помимо государственного. Обычаи и нравы образовали власть
домовладыки, они же направляли ее и в ее проявлениях. Под их влиянием
она являлась не суровою (каковою может показаться, если судить лишь на
основании одних юридических формул), но мягкою, в той степени, как это
требовалось воззрениями и чувствами данного времени. Видимыми
представителями такого контроля, его органами, служили родственники
домовладыки. Без совета с ними он не предпринимал ни одного важного
действия. При таком положении своем семья выступает за пределы
гражданского права; это – учреждение из области права. Позднее она
становится учреждением государственного права. Только немногие отношения
из семейственного быта получают гражданскую защиту. Значение
древнеримского семейственного строя для гражданского права сказывается
по преимуществу в другом. Лишь pater faroilias, лицо независимое от
поcторонней власти (persona sui iuris) являлся в качестве полноправного
члена гражданского общества: лишь он мог иметь гражданские права.
Подвластные лица (регsonae alieni iuris) не приобретали ничего для себя;
все приобретенное ими принадлежало домовладыке. Они не были лишены
возможности совершения юридических сделок, но сила их сделок относилась
не к ним, а к их властелину: сделка, совершенная ими, рождала права и
обязательства не для них, а для властелина. Таким образом своеобразная
сторона в юридическом положении подвластных членов римской семьи
состояла в том, что, не обладая правоспособностью, они владели
дееспособностью. Сын, раб, кабальный участвовали в гражданском обороте
от имени своего домовладыки. Они приобретали для пего права даже без его
ведома и согласия; напротив обязательства устанавливались не иначе, как
с его согласия. Поэтому, например, принять наследство сын и раб могли
только с согласия домовладыки: наследство состояло из нераздельной массы
прав и обязательств.*(16)

Было в обыкновении, что домовладыка дозволял своим домочадцам иметь
особое имущество, приобретенное ими самими, или выделенное им из его
собственного имущества. Юридически такое имущество, известное под именем
пекулия (peculium), составляло собственность домовладыки. Но фактически
на него смотрели, как на нечто обособленное. Рабы выкупали себя на волю,
выплачивая господину из пекулия; по одному из преданий, пекулий Спурия
Кассия, обвиненного в 268 г. в государственной измене, был конфискован в
пользу богини Цереры.

6. В ближайшей связи с древнейшим семейным строем образовался
своеобразный счет родства – по агнатству. Агнатами назывались, по
отношению друг к другу, свободные лица, которые вместе состояли под
одною общею властью их домовладыки (отца, деда, прадеда) до самой смерти
этого последнего. Кроме того, агнаты домовладыки были агнатами для его
жены и нисходящих. Агнатами, следовательно, могли быть братья и сестры,
родные или по усыновлению, дядья с племянниками, двоюродные братья и
сестры и т. д., если только их положение удовлетворяло вышеуказанному
условию. Связь по усыновлению считалась одинаковою со связью по крови.
Вступление в чужую семью (замужество, усыновление) сразу прерывало все
связи с первоначальными агнатами и устанавливало новые агнатские связи.
– Со смертью общего домовладыки, подвластные ему приобретали
самостоятельность, но связь, воспитанная совместною жизнью под одним
кровом, не исчезала. Зорко следили агнаты друг за другом, взаимно
контролируя друг друга в распоряжениях по имуществу, которое составляло
часть их общего семейного наследия. Агнатам принадлежала опека над
женщиной их семьи, когда женщина оставалась без отца и без мужа; агнатам
же предоставлялась опека над малолетними, попечительство над безумными и
расточителями. Наконец, при отсутствии прямых наследников, агнаты
выступали в качестве наследников по боковой линии.

7. Всякий выход из семьи и вместе с тем из состава агнатского союза
рассматривался, как юридическое умаление личности. К сожалению, об этом
предмете мы знаем только по учению позднейших юристов. Они называют
capitig deminutio minima*(17) то умаление юридической личности
(правоспособности), которое человек претерпевал, как скоро выходил из
состава семьи. Всякий выход из семьи, хотя бы сопряженный с переходом в
другую семью, составляет с. d. minima, пo определению Гая*(18), она
наступает, когда человек сохраняет свободу и гражданство, но изменяет
свое (семейное) положение. По определению Павла, при этом виде умаления
личности человек теряет семью. С с. d. minima для лица, которое
подверглось ей, прекращаются все отношения к агнатам и к сородичам,
теряются все связи с патроном, с опекуном или опекаемым (tulela
legitima), лицо теряет свое имущество и освобождается от долгов (за
небольшими исключениями: некоторые легаты и сервитуты, приданое, obl.
imturalis). Потерею cвязей с агнатами обусловливается потеря всех прав
по древнему наследственному праву. Имп. Анастасий постановил впрочем,
что с. d. minima, которую претерпевает сын, освобожденный из под
отеческой власти (emancipatus), не теряет права опеки и попечительства
над своими братьями и племянниками. Вышеописанное умаление личности
наступает:

I. Когда лицо sui iuris поступает под семейную власть кого-либо,
становясь чрез то лицом alieni iuris, Так бывает при усыновлении
(arrogatio) и выходе самостоятельной женщины замуж с поступлением под
власть мужа fconventio in manum) – случай, возможный лишь в позднейшем
праве. К усыновителю (pater adoptivus) и к мужу (соегарtionatof)
переходит все имущество усыновленного или женщины и они же отвечают, по
преторскому эдикту, пред кредиторами лица, правоспособность которого
умаляется. Кроме того, претор допустит иск даже против самого
потерпевшего умаление в правоспособности;

2. Когда лицо аlieni iuris переходит из одной семьи в другую. Это
случается при усыновлении (adoptio), выдаче дочери семейства в
замужество ( передаче отцом или мужем другому лицу своей власти над
детьми и женою;

3. Когда лицо alieni iuris становится лицом sui iuris. Сюда принадлежит
случай освобождения сына или дочери из под родительской власти
(emancipatio) или из кабалы (rnanumissio exmancipio). Отнесение этих
случаев к сар. deminutio, равно как и случаев второй категории,
представляет самый интересный пункт всего учения о с. d. minima. С
первого взгляда он кажется нормальным. Странно признавать умаление
правоспособности там, где, на вид, происходит лишь смена двух равных
положений, или где низшее положение сменяется высшим, как при
emancipatio. Но точка зрения римского юриста понятна, как отголосок
древнейшего семейного быта. В этом быту только принадлежность человека к
семье доставляла ему вполне прочное положение; выходя из семьи, человек
терял такое положение и оказывался относительно беззащитным. Потому
каждый выход из семьи справедливо причислялся к capitis deminutio.

III. Влияние военно-государственного быта*(19)

8. Скотоводство и земледелие составляли основу хозяйственного быта
племен, заселивших Италию. Война скоро вошла в ряд правильных средств,
которым они поддерживали свое существование. Очень рано, вслед за
окончательным расселением племен и народцев, должна была обнаружиться
трудность в добывании ими средств для своего существования. Отсюда
возникло полное разъединение отдельных общин: каждая берегла свое для
себя. Чужак, который сначала был нужен для пополнения наличных сил
молодой общины и потому мог встретить в ней миролюбивый прием, теперь
превратился постепенно в исконного врага. В бытность свою в чужом городе
он стоял вне каких-либо общественных или политических связей. Таково –
начало политической исключительности. Далее разъединение вело к
постоянной вражде самих общин и, переходя в хищничество, вызывало
постоянную военную борьбу. Военной деятельности принадлежит, несомненно,
первенствующее место среди факторов, которые управляли древнейшей
историей римлян. Римские мифы переполнены сказаниями о военных событиях
и подвигах. От основания первых-поселений на Палатинском и Квиринальском
холмах военная борьба с соседями поглощала главные силы вечного города.
Приобретение добычи – основная цель войны в глазах римского гражданина,
этот источник приобретения долгое время заслонял, по своему значению,
всякий иной источник.*(20)

До некоторой степени беспрерывное военное состояние лишь укрепило
чувства и отношения, которые успели сложиться еще в общинно-родовом
быту. Оно окончательно научило дорожить жизнью отдельных граждан и
возвысило то значение, которое римляне, наравне с другими народами,
придавали обладанию многочисленным потомством. Иметь потомство
составляло я долг, и гордость римского гражданина. Военный быт
содействовал скорейшему укоренению зависимого положения женщины; женщина
не пользовалась полноправностью и свободою наравне с мужчиною, потому
что не участвовала в тягостях войны. Но вместе с тем военное состояние
породило чувства и отношения, которые постепенно разрушили старый был и
старое устройство общества. Личная доблесть стала цениться выше
происхождения и старшинства. Деревенский быт уступил место городскому
быту; город из крепости, куда сбегались деревенские жители в случае
опасности, сделался постоянным местом поселения и главным средоточием
жизни. Рядом с общинно- родовыми отношениями сложилось военное
устройство общества. В этом устройстве территориальная связь подучила
решительный перевес над связью, обусловленною происхождением. Возникло
правильное, военное разделение общества по территориальным границам.
Положением гражданина, как воина, определялись его политические права и
обязанности. Военное общество и политическое близились к совпадению. Это
отразилось уже в древнейшем государственном устройстве Рима. В основе
его лежал однако элемент общинно-родовой (роды, geutes); военное начало
выражалось только в союзном соединении родов в курии. Народному собранию
по куриям (comitia curiata) еще были близки интересы общинно-родовые;
например, в этих собраниях совершались усыновления и завещания. Ярче
высказалось военное начало в государственной реформе, связанной с именем
полумифического царя Сервия Туллия. Кто богаче – тот способен носить
наилучшее оружие; поэтому он зачисляется в высший класс, – на войне
защищает место в передних рядах войска, в мире пользуется наибольшими
политическими преимуществами и почетом. Соответственно уменьшению
имущественных средств гражданина уменьшаются его военные обязанности и
политические преимущества. Самое заседание нового народного собрания
(comitia centuriata) составляло некоторое переложение боевого
порядка.*(21)

Из этого военного устройства выработалось позднейшее римское
государство; военная власть послужила источником других государственных
властей. С этой стороны, история государственного развития Рима есть
история его организации в видах наиуспешнейшей борьбы с внешними
врагами.

9. В тесной связи с беспрерывным военным состоянием находилось также
прогрессивное развитие рабства.*(22) Представление о древнем мире
связано неразрывно с этим, отвратительным на взгляд современного
человека, учреждением; тем не менее, в свое время рабство было
произведением исторической необходимости.

@

???????$??$???????y?Возникновение рабства отмечает время относительно
высшего хозяйственного и нравственного развития, когда человек счел
возможным обойтись в своем столе без мяса пленника и нашел дело, на
которое с пользою могли быть употреблены силы этого пленника. Рабство
предполагает некоторое развитие военной деятельности (ибо первоначальный
контингент рабов составлялся из военнопленных) и, в свою очередь,
способствует ее дальнейшему процветанию, потому что, отправляясь на
войну, граждане имеют в рабах работников, которые пекутся о домашних
делах. Рабство вообще усиливает контингент промышленников в данном
обществе. Благодаря рабству облегчалось положение женщин и детей,
которых война обрекала на тяжесть домашних работ. Благодаря рабству
промышленная жизнь не отставала от военной, пока эта последняя создавала
сплочение мелких союзов в крупные и прочные общественные единицы,
разрушая начало национальной замкнутости и исключительности. В обществе
поддерживалась и развивалась привычка к продолжительным,
сосредоточенным, напряженным и спокойным занятиям, вовсе чуждая
первобытному человеку. Постоянно происходил перелив населения из рабов в
свободные классы и вместе с тем в свободное общество вносилась эта
привычка. Уже в самом древнем мире, в эпоху расцвета нравственных и
умственных сил, сказалось ее значение; оно сказалось особенно в новом
мире, где положение подневольных вообще стало улучшаться и постепенно
сравнялось с положением свободных. Воспитанная неволей привычка к
мирному труду отдала в руки промышленного и рабочего слоя населения, как
во всей массе его, так и в лице отдельных представителей, главные
отправления общественной жизни.

10. Раб был вовсе исключен из состава гражданского общества и положение
его определялось не правом, но обычаями и нравами.

В царском периоде и в первые века республики ряд обстоятельств
содействовал сносному положению рабов. Рабы того времени, по большей
части военнопленные, принадлежали к народам, близким к римлянам по
крови, языку, верованиям и образу жизни. Так как главным источником
рабства служил плен, то рабское состояние каждого лица в отдельности
было кратковременно. Оно было кроме того взаимно, в том смысле, что
каждый гражданин сам рисковал, чуть не ежечасно, попасть в плен и, может
быть, в тот самый город, из которого происходили его собственные рабы. В
интересе общественном римские власти надзирали за тем, чтобы не было
жестокого обращения с рабами, опасаясь, что пленные римляне могли
потерпеть в отплату то же самое. Рабов было немного. Из одного указания
Дионисия Галикарнасского может следовать, что в конце III в. а. u. c на
общую массу населения 440 000 приходилось никак не более 50 тысяч рабов
вместе с вольноотпущенниками и иностранцами, проживавшими в Риме.*(23)
Каждый хозяин знал своих рабов лично, откуда проистекало некоторое
сближение, – раб представлялся хозяину во всяком случае не безличною
вещью, которую считают гуртом, как это было позднее, но личностью. В
иных домах было лишь по одному рабу, который назывался по имени хозяина;
в иных – обходились совсем без рабов, Сближению содействовала общность
занятий хозяина и рабов в мирное время, происходившая от простоты жизни.
Свободный вместе с рабами обрабатывал свое поле, занимался домашними
делами. До известной степени раб почитался членом семьи (familiaris),
допускался к близкому участию в делах хозяина, являясь нередко в
качестве его советника или товарища детства, ел с хозяином за одним
столом и отправлял вместе с ним религиозные торжества. Рабы заводили
свою собственную семь и их семейные отношения пользовались уважением. Им
дозволялось также сберегать для себя некоторое имущество (peculiurn),
которое служило между прочим, для выкупа на свободу, нередко же
оставлялось у раба вполне или отчасти по отпуске его на волю. Рабы
вступали с своими господами в правильные обязательственные отношения
(хотя и не защищенные юридически). Вообще жизнь выработала определенный
порядок отношений господ к рабам, в котором личность этих последних
пользовалась известным уважением. Но рабы не могли обращаться к органам
правовой защиты для охранения своего положения*(24); поэтому с
юридической точки зрения положение раба представлялось совершенно
бесправным.*(25) Юридически раб не состоит ни в каком отношении ни к
обществу, ни к государству. Он не субъект, но объект, равный
обыкновенной вещи; рабы суть вещи, отнесенные вместе с важнейшими
животными к классу вещей mancipi.*(26) Отношения раба к господину и к
равным себе не имеют решительно никакой юридической цены; личность раба
вполне поглощается личностью его господина, который считается полным
хозяином его жизни, тела и чести. Характерно выразились Петроний и
Сенека: рабу нет стыда при исполнении повелений господина; в
свободнорожденном бесстыдство – преступление вольноотпущенник совершает
его по долгу, для раба же оно – необходимость.*(27)

11. Характерные черты древнейшего рабства – его взаимность и
кратковременность – выразились в учении римских юристов о ius
postlimimi.*(28) Это учение излагается подробно юристами императорского
времени*(29), но корни его надо искать в глубокой древности. Римлянин,
который попал в плен к неприятелю, признается рабом и на своей родине.
Равную с ним участь терпит и тот, кто, хотя бы в мирное время, попал к
народу, с которым у римлян нет никакой дружественной связи: ни amicitia,
ни hospitiuln, ни foedus, a также тот, кто в момент объявления войны
находился в неприятельских пределах. Но, с другой стороны, не подходит
под это правило взятый в плен изменнически во время перемирия, также
пленник во внутренней междоусобице, или захваченный разбойниками. Став
рабом, пленный теряет все свои права на родине; он терпит величайшее
умаление личности (capitis deminutio maxima). Однако, в виду временности
его отлучки, его имущество не переходит к наследникам и лица, ему
подчиненные, не приобретают свободы: жена остается не свободною, не
свободны и дети, которые по-прежнему не могут совершать самостоятельно
гражданские акты. Над малолетними детьми не учреждается опека, но над
всем имуществом пленника назначается попечительство (cura). Впоследствии
то же самое имело место относительно имущества отсутствующего по
государственным делам (abseutia reipublicae causa). Если пленный состоял
сам опекуном кого-либо, то опекаемый малолетний не получает нового
опекуна. По закону Гостилиеву (lex Hostilia), неизвестно когда
изданному, каждый гражданин имеет иск (а. popularis) для защиты прав
пленного против нарушителей. Если пленник умрет в плену, то по закону
Корнелиеву (1. Cornelia Сципиона или Суллы) он считается, в отношении
наследования после него, умершим как бы в свободном состоянии.
Позднейшие интерпретаторы закона выражали это так, что умерший пленник
считается умершим как бы в последний момент перед пленом. Эта фикция
(ficlio legis Corneliae) была необходима для справедливого определения
наследственных отношений после умершего. Если же пленный римский
гражданин возвратится живым на родину (или только вступит в пределы
одного из дружественных с Римом государств), то в силу ius postliminii
он вступает вновь в обладание утраченною правоспособностью и утраченными
правами.*(30) По выражению позднейших римских юристов (Помп., Ульп.),
плен рассматривается тогда так, как будто бы его не было.*(31) Может
быть, вначале самый факт возвращения пленного в Рим влек за собою
восстановление его в прежних правах; но со временем для получения ius
postliminii надо было кроме того иметь желание остаться в Риме (animus
Romae remanendi seu revertendi).*(32) Кроме того, одежда и оружие,
потерянные в битве, не возвращаются ни в каком случае, так как терять их
считается постыдным. Вследствие особого взгляда на существо владения,
римские юристы не возвращают пленному также утраченного владения. Не
получают postljminium перебежчик (transfuga), – понятие, которое
толкуется довольно широко, – и лицо, постыдно сдавшееся неприятелю с
оружием в руках. – С расширением границ римского государства пребывание
в плену сделалось продолжительным. Тогда ius postliminii изменило
несколько свой первоначальный характер. Сыновья получили право жениться
без согласия отца, если он находился в плену в течение трех лет. Все
приобретенное сыном, во время плена отца, оставалось у сына и точно так
же владение, начатое им в это время, не прерывалось в пользу отца. Жена
пленного становилась sui juris и, если плен продолжался пять лет, то ей
дозволялось вступить в новое замужество. Император Лев признал
действительность завещательных распоряжений, составленных в плену, что
классические юристы решались допускать лишь в самых ограниченных
пределах.*(33)

12. По разным причинам свободный мог обратиться в раба, и это обращение
называлось capitis deminutio maxima. Лицо теряло в таком случае свою
свободу и вместе с тем гражданство и семейное положение. Утрачивая
всякую правоспособность на будущее время, оно теряло вместе с тем и все
отдельные права, которые оно приобрело до сего времени. Такое
последствие было, конечно, невыгодно для кредиторов того, кто
подвергнулся с. d., так как вместе с правами уничтожались и все его
обязательства; потому позднее претор допустил иск, который кредиторы
вчиняли против господина (или казны), которому вместе с рабом досталось
его имущество. Ответчик платил по долгам в размере этого имущества. –
Лишению свободы подвергаются:

а) не явившиеся во время ценза для внесения своего в списки; они
продаются государством и становятся рабами покупателя. Этот случай
потерял свое значение с падением республиканского строя. В империи
свободу теряли лица, которые уклонялись от исполнения обязанностей
воина, но римские юристы почему-то не отнесли этого случая к с. d.;

b) неоплатные должники в силу законов ХII таблиц. Уже в конце
республиканского периода этот случай исчез в жизни и позднейшие римские
юристы не называют его, когда говорят о с. d.:

c) оказавшие неблагодарность и непочтительность по отношению к своему
патрону. Странным образом этот случай упоминается с полною ясностью
только Юстинианом, хотя, по всей вероятности, он обладает очень древним
происхождением;

d) допустившие в возрасте свыше 20 лет, заведомо продать себя в рабство
с тем, чтобы потом, по объявлении себя свободным, получить часть
вырученных при продаже денег. Такие лица становятся рабами покупателя,
которого они рассчитывали обмануть. Ульпиан замечает, что продавший себя
карается рабством и тогда, когда, учинив продажу до 20 лет, получает
деньги по ней по достижении этого возраста. Но, во всяком случае, уплата
денег покупателем продавцу (при незнании первого о том, что продано
свободное лицо) составляет необходимое предположение кары;

e) осужденные к смертной казни или в рудники (ad, inetalla);

f) свободная женщина, вышедшая замуж за чужого раба без соизволения на
то со стороны его господина (sc. Claudianura, 32 г. по Р. X.);
обыкновенно она становилась рабыней этого господина. Юстиниан отменил
этот случай лишения свободы;

g) римлянин, попавший в плен к неприятелю. Этот случай рассмотрен выше (
11); впрочем, в виду его особенностей, римские юристы не относили его к
числу с. d.

13. Тяжело и беззащитно было положение свободного человека, который,
находясь на римской территории, не принадлежал к числу римских граждан.
Чтобы оградить свою неприкосновенность, если он задумывал поселиться в
Риме, он должен был поспешить отдать себя под покровительство
какого-либо гражданина и его рода. Так возникли отношения патронов и
клиентов. Клиенты*(34) образовали третий разряд населения, который
занимал среднее место между свободными гражданами и рабами. Положение
клиента приобретал иностранец (напр., изгнанник из своего отечества),
которого судьба так или иначе занесла в Рим и заставила искать в нем
постоянное местопребывание. Этот род клиентов имеет много общего с
древнейшими плебеями. Положение клиента было обязательно и для
вольноотпущенников; впоследствии вольноотпущенники составляли главнейший
контингент клиентов. Отпущение создавало патронат бывшего господина над
его бывшим рабом. – Точно неизвестно, каково было первоначальное
политическое, гражданское положение клиентов. Может быть, наравне с
плебеями, они были устранены от всякого участия в государственной жизни
и наравне с перегринами (что на первых порах могло относиться и к
плебеям) не допускались к непосредственному участию в гражданском
обороте. Род, при котором они состояли, связывал их с государством,
патрон совершал за них меновые и судебные акты. Очень рано клиенты могли
получить гражданскую правоспобность и одновременно с плебеями, по
реформе Сервия Туллия, вступить в состав государственного народа. – Для
обеих сторон патронат был совокупностью прав и обязанностей, с перевесом
прав для патрона и обязанностей для клиента. Патрон – покровитель своего
бывшего слуги во всех затруднительных случаях его жизни, защитник его
пред лицом властей, опекун его малолетних сирот. В случае нужды патрон
доставляет своему клиенту средства существования, в случае смерти
открывает для него двери фамильного склепа. В свою очередь, клиент
обязан пред патроном почтением (obsequium et reverentia) и связан рядом
обязанностей (officia) и обязательств (operae officiales). Из почтения
он был стеснен в предъявлении судебных исков против патрона.
Впоследствии, по преторскому эдикту, он мог призвать своего патрона к
суду не иначе, как с особого разрешения претора*(35), вероятно, на
претора перешел в этом случае контроль, который принадлежал в старину
всему роду. Клиент был обязан помогать своему патрону имущественно,
когда этот последний выдавал свою дочь замуж, был постигнут бедностью
или нуждался в деньгах для выкупа своего из плена, для уплаты долгов или
покрытия издержек по отправлению общественной должности. Патрон
призывался к наследованию после клиента, в случае если этот последний не
оставлял после себя прямых наследников.*(36) Самое отношение патрона и
клиента переходило на их потомков, сначала – без ограничения числа
поколений.

14. Лишая свободы или ставя в зависимое положение одних, военный быт в
то же время способствовал эмансипации других лиц, зависимое положение
которых имело свои корни в семейно-родовых условиях жизни.

Военно-государственную власть интересовало положение сыновей в семье,
ибо взрослый сын был воин, а в малолетнем видели будущего воина. Входя в
ряды войска, взрослые сыновья обладали политическими правами. Они
участвовал в народных собраниях и могли избираться в магистрат. Сын –
магистрат, на все время своего нахождения в должности, был свободен от
отеческой власти.*(37) Ромулу – этому магическому устроителю военного
быта – приписывается древнейшее ограничение отеческой власти. Предание
повествует про него, что он предоставил отцу полную власть над сыном.
Отец, не взирая на возраст своего сына, мог запереть его в тюрьму,
наказать телесно или приставить, связанного, к сельским работам, или
даже убить. Ромул, продолжает предание, дозволил отцу также “продавать”
сына, т. е. отдавать в чужие руки в заработки или в кабалу (mancipium).
Однако отцу было дозволено извлекать подобным образом выгоду из своей
родительской власти не более трех раз; после третьей продажи сын
освобождался из под отеческой власти.*(38) Нуме приписывается другое
постановление; отец, дозволивший сыну жениться, лишался права
продажи.*(39) Закон XII таблиц повторил постановление Ромула.*(40)

Ограничение права продажи возникло, по-видимому, ранее ограничения права
жизни и смерти, по крайней мере – относительно взрослых сыновей.
Убивался взрослый сын обыкновенно за какое-либо преступление, преступный
сын не был нужен и в войске; напротив проданным мог быть сын достойный и
годный к военной службе. Для государства существовал прямой интерес
предохранить себя от потери подобного воина. Военным влиянием
объясняется также срочность кабального состояния; по-видимому, оно не
могло тянуться долее пяти лет. С наступлением ценза прекращалась
кабальная зависимость и кабальные возвращались под власть своего
первоначального домовладыки.*(41) – Жизнь малолетнего поколения
нуждалась в государственной защите более, нежели жизнь взрослого
поколения. Ромул, гласит предание, предписал обывателям воспитывать
мужское поколение и первородных дочерей и запретил убивать детей моложе
трехлетнего возраста. Исключение было сделано лишь для родившихся
уродами. Родители могли предать их смерти, однако не иначе, как
предварительно засвидетельствовав уродство пред пятью соседями.*(42)
Позднее, в республике, злоупотребление правом жизни и смерти подлежало
ведению цензора или, как известно из одного случая в конце
республиканского периода, могло привести виновного под уголовный суд.

IV. Влияние общественных различий

15. Общественная и государственная история Рима в течение четырех
столетий (II – V) сосредоточилась, как около центра, вокруг борьбы
патрициев и плебеев. В связи с этой борьбою стояло государственное
устройство царя Сервия Туллия, соединившее военное начало с
имущественным. Плебеи были введены в состав римского государства. Однако
– на правах, неравных с патрициями. С борьбой патрициев и плебеев
предание соединило далее известие о падении царской власти, из той же
борьбы вышла замечательная магистратура – народный трибунат и вырос
новый вид народных собраний (comitia fributa), получивший впоследствии
первенство в римской государственной жизни. Экономическая борьба,
происходившая внутри римского общества, и аграрные волнения составляли
только оборотную сторону сословной борьбы. Она влияла на развитие
международных отношений, направляла ход гражданского правосудия и
гражданского законодательства. Вообще сословная борьба сообщала по
временам особое движение гражданскому обороту и правосудию. Так,
законодательство XII таблиц было ее продуктом, состоя в непосредственной
связи со злоупотреблениями патрицианских магистратов, –
злоупотреблениями, вызванными тою же борьбою. Таинственность жреческой
юрисдикции (1. а. sacramenti), вызвавшая, в качестве противовеса,
светские формы суда (1. а. рег iud. postulationem), образовалась,
конечно, не без связи с особыми отношениями, в которых находились
патриции и плебеи.

Возможно допустить, что не только борьба, но и самое различие в
экономическом и политическом положении обоих сословий могло отразиться
на гражданском праве. По скудости данных, мы однако не в состоянии
проследить этот предмет более близко; во всяком случае, надо
остерегаться увлечений. Прежде всего, надо помнить, что патриции и
плебеи – две взаимно противопоставленные и борющиеся общины. Одна из них
отстаивает свое исключительное обладание политическими правами, другая
добивается участия в этих правах. Рисовать самый быт и характер этих
общин чересчур различными красками не представляется достаточных
оснований. В литературе и на кафедрах связывается иногда тенденция –
представлять патрициев хранителями древней религии и преданий,
сплоченными в роды с аристократическим характером, незнающими частной
собственности; напротив плебеи – люди без роду и племени, без фамильных
преданий, разбитые на отдельные семьи, участники в живом гражданском
обороте, представители развитого индивидуального начала, частной
собственности и договора; плебеи внесли в римский мир это начало и эти
институты, от плебеев гражданское право распространилось в римском мире.
Однако уже а рriori невероятно, чтобы в действительности
противоположность в характере и учреждениях достигала у патрициев и
плебеев значительных размеров. Во время, когда жизнь была настолько
проста, что не существовало особого нравственного различия в господине и
рабе, когда обе соседственные общины состояли в торговых сношениях,
подчиняясь одним и тем же экономическим условиям, – в такое время
смежное сожительство двух разнородных по характеру и жизни, общин
представляется мало вероятным. Как надо думать, сам плебс, по крайней
мере в своей значительной части, вышел из города патрициев (клиенты) или
же составился из пришельцев, которы± поселились под Римом в виду
военного и торгового значения этого города. Образуя один государственный
союз, патриции и плебеи, хотя и состояли в этом последнем на неравном
положении, однако жили общею гражданскою жизнью, более или менее
одновременно претерпевая последовательные видоизменения в потребностях и
окружающих условиях. Формы сделок и судопроизводства, институты общего и
частного обладания имуществом коренились равномерно в патрициате и
плебсе.*(43)

V. Влияние индивидуализма

16. Характеристическая черта древнейшего общественного быта состоит в
полной нравственной зависимости отдельного лица от общества. Отдельная
личность еще слишком слаба, условия общежития еще очень неразвиты для
того, чтобы человек мог существовать самостоятельно, не входя в состав
какого-либо тесного союза или не отдавшись под его покровительство. Но,
с другой стороны, эта сплоченность и взаимная защита были первым залогом
развития личности. Таким образом, внутри самого общинно-родового быта
зародился индивидуализм. В военной жизни, возбуждавшей личную доблесть,
индивидуализм нашел новые условия для своего развития. Последовавшее
расширение государственной территории, умножение населения и его
потребностей, усложнение отношений, увеличение в обществе запаса знаний
и расширение кругозора развивали индивидуализм. Мало помалу он подрывал
значение общественных рамок, внутри которых зачался, и содействовал
разложению – сначала общинно-родового, а потом военного быта. По мере
своего развития индивидуализм выразился в хозяйственной, политической,
умственной и нравственной жизни народа; на индивидуализме основался
новый, высший культурный слой жизни. В политической области плебейские
собрания (comitia tributa) и народный трибунат представляли это новое
течение; в лице народного трибуна росла, в противоположность военной
власти, гражданская власть, достигнув своего высшего могущества в
последние века республики. Возникшая впоследствии власть императора была
искажением столько же народного трибуната, сколько и военной
магистратуры.

К области индивидуализма принадлежит по преимуществу развитие
гражданского права. Это последнее есть порядок юридического господства
внутри общества. Такое начало было враждебно родовому быту и присущему
ему общинному началу; вот почему история гражданского права была в то же
время историей постепенного разложения рода. – Почти исключительною
связью гражданского права с индивидуализмом объясняется между прочим и
то, что религиозная форма не играла особой роли в истории этого права.
Религиозная форма – существенная принадлежность родового и военного
быта, но не индивидуализма.*(44)

17. Познакомившись с влиянием различных сторон общественного строя на
первоначальное гражданское право, мы вместе с тем узнали состав
древнейшего гражданского общества.

Выражение “гражданское общество” употребляется здесь в особом,
сравнительно с обыкновенным, смысле. Гражданское общество есть
совокупность всех лиц, которые в данное время и данном месте участвуют в
образовании гражданского права. Такое участие принимает две формы: члены
гражданского общества выступают или в качестве субъектов гражданских
прав, или в качестве власти, которая, по призыву субъектов, защищает их
права.

Чтобы принадлежать к древнеримскому обществу, лицо должно было
удовлетворять трем требованиям: быть свободным, гражданином и
домовладыкой.

1. Только свободные лица входили в состав этого общества.

2. В среде свободных, по началу политической исключительности, не
принимались в гражданское общество все не граждане или перегрины
(иностранцы). Только граждане были субъектами гражданских прав. В среде
граждан различие патрициев и плебеев, патронов и клиентов издавна
потеряло свое значение, потому что все они одинаково обладали
гражданскими правами.

3. Из числа римских граждан только домовладыка (раter familias), лицо
независимое от посторонней власти (регsona sui iuris), являлся в
качестве полноправного члена гражданского общества; только он мог иметь
гражданские права.

Достоинство лица, как гражданина, разумелось под caput; умаление этого
достоинства составляло capitis deminutio. Древнейшее время знало две
степени такого умаления: высшую (с. d. maxima) – лишение гражданства и
свободы., и низшую (с. си. minima) – лишение семейного положения. Со
временем, но уже довольно рано, должна была образоваться средняя
степень, с. d. media.

Мы скажем об этой степени умаления правоспособности теперь же. Capitis
deminutio media (или minor) содержит лишение римского гражданства и
семейного положения. Права, которые установлены по римскому, квиритскому
праву, уничтожаются; в виде наказания конфисковалось обыкновенно и то
имущество, которое позднее можно было приобретать на основании ius
gentium. Кредиторы получили, по преторскому эдикту, иск против тех лиц,
к которым переходило имущество лишенного гражданства. – Гражданство
отнимается:

a) у изгнанных из города Рима в наказание. Сначала это совершалось в
форме запрещения огня и воды (aquae et ignis interdietio), позднее же
посредством ссылки (deportatio in insnlam);

b) y тех qui deficiuut, т. е. у перебежчиков и у объявленных врагами
особым законом или сенатским постановлением.

Гражданство отнималось также в некоторых других случаях (напр., при
переселении в чуждое государство или в латинские колонии), но юристы не
называли эти случаи с. d. media.

Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter