О состоянии войны
16. Состояние войны есть состояние вражды и разрушения. И следовательно,
сообщая словом или действием не об опрометчивом и поспешно принятом, но
о продуманном [c.270] и твердом решении лишить жизни другого человека,
сделавший это вовлекает себя в состояние войны с тем, в отношении кого
он заявил о подобном намерении, и, таким образом, подвергает свою
собственную жизнь опасности со стороны другого или всякого, кто будет
помогать тому защищаться и примет его сторону. Вполне здраво и
справедливо, чтобы я обладал правом уничтожить то, что угрожает мне
уничтожением. Ибо по основному закону природы нужно стремиться оберегать
человека насколько возможно; когда нельзя уберечь всех, то необходимо в
первую очередь думать о безопасности невинных. И человек может
уничтожить того, кто с ним воюет или проявляет враждебность по отношению
к нему и является угрозой для его существования, по той же причине, по
которой он может убить волка или льва; ведь люди эти не связаны узами
общего закона разума, ими руководят только сила и насилие, и,
следовательно, их можно рассматривать как хищных зверей, как опасных и
вредных существ, которые несомненно уничтожат человека, как только он
окажется в их власти.
17. Отсюда следует, что тот, кто пытается полностью подчинить другого
человека своей власти, тем самым вовлекает себя в состояние войны с ним,
– это следует понимать как объявление об умысле против его жизни. Ибо у
меня имеется основание заключить, что тот, кто хочет подчинять меня
своей власти без моего согласия, будет поступать со мной, добившись
своего, как ему заблагорассудится, и может даже уничтожить меня, если у
него будет такая прихоть; ведь никто не может желать иметь меня в своей
неограниченной власти, если только он не собирается принудить меня силой
к тому, что противоречит праву моей свободы, т. e. сделать меня рабом.
Быть свободным от подобной силы является единственным залогом моего
сохранения; и разум побуждает меня смотреть на него как на врага моей
безопасности, который стремится отнять у меня свободу, обеспечивающую
ее; таким образом, тот, кто пытается поработить меня, тем самым ставит
себя в состояние войны со мной. Того, кто в естественном состоянии
пожелал бы отнять свободу, которой обладает всякий в этом состоянии, по
необходимости следует считать умышляющим отнять и все остальное,
поскольку свобода является основанием всего остального. Подобным же
образом того, кто в общественном состоянии пожелал бы отнять свободу,
принадлежащую членам этого общества или государства, следует подозревать
в умысле отнять у них [c.271] и все остальное и, таким образом, считать
находящимися в состоянии войны.
18. Это делает законным убийство человеком вора, который не причинил ему
никакой боли, не заявлял ни о каком умысле против его жизни, а только
посредством применения силы захотел захватить его в свою власть, чтобы
отнять у него деньги или то, что ему заблагорассудится. Поскольку он, не
имея права, применяет силу, чтобы захватить меня в свою власть, то
независимо от того, каковы его замыслы, у меня нет оснований
предполагать, что тот, кто пожелал бы отнять мою свободу, не отнял бы у
меня, когда он будет иметь меня в своей власти, и все остальное. И
вследствие этого для меня законно считать его находящимся со мной в
состоянии войны, т. е. убить его, если я могу; ведь именно этой
опасности он по справедливости подвергает себя, кто бы он ни был, если
он вызывает состояние войны и является в ней агрессором.
J бщества и был собратом по гражданству. Таким образом, вор, которому я
не могу иначе повредить, как только обратившись к закону, если он украл
все мое имущество, может быть убит мной, когда он набросится на меня,
хотя бы он только хотел украсть у меня лошадь или одежду; потому что
закон, который был создан для сохранения моей жизни, когда он не может
вмешаться для ее спасения, как и данном случае применения силы, – а если
моя жизнь будет потеряна, то это уже невозможно возместить – позволяет
мне прибегнуть к самозащите и к праву войны, к свободе убить нападающего
и качестве средства спасения в том случае, когда причиненное зло может
быть непоправимым, поскольку нападающий не дает ни времени обратиться к
нашему общему судье, ни [c.272] времени для вынесения законного решения.
Отсутствие общего судьи, обладающего властью, ставит всех людей в
естественное состояние; сила без права, обращенная против личности
человека, создает состояние войны как в том случае, когда есть общий
судья, так и в том случае, когда его нет.
20. Когда же применение силы больше не имеет места, тогда состояние
войны прекращается между теми, кто находится в обществе, и обе стороны
подвергаются справедливому определению закона, потому что тогда имеется
возможность прибегнуть к иску за прошлую потерю и воспрепятствовать
будущему ущербу. Но когда возможности подобного обращения нет, как это
имеет место в естественном состоянии из-за отсутствия действующих
законов и судей, обладающих властью, к которым можно обратиться, то
однажды начавшееся состояние войны продолжается, причем невиновная
сторона имеет право уничтожать другую при всякой возможности до тех пор,
пока нападающий не предложит мир и не пожелает примирения на таких
условиях, которые позволяют возместить любой уже нанесенный им ущерб и
обеспечить безопасность невиновного в будущем. Тогда же, когда имеется
возможность обращения к закону и к поставленным на то судьям, но этого
средства лишают путем явного нарушения правосудия и бесстыдного
извращения законов с целью прикрытия или оправдания насилия или ущерба
со стороны каких-либо людей или группы людей, тогда трудно представить
что-либо иное, кроме состояния войны. Ведь когда применяется насилие и
наносится ущерб, хотя бы и руками тех, кто назначен для отправления
правосудия, то это тем не менее остается насилием и ущербом, как бы ни
прикрывалось оно именем, видимостью или формой закона, ибо цель закона –
защищать невинного и восстанавливать справедливость посредством
беспристрастного применения закона ко всем, на кого он распространяется;
когда же это не делается bona fidе7, то в отношении пострадавших ведется
война, и так как им уже не к кому обратиться на земле для восстановления
справедливости, то в подобных случаях им остается единственное средство
– обратиться к небу.
21. Избежать этого состояния войны (когда уже нет иного прибежища, кроме
неба, и когда уже исчезают все различия и не существует никакой власти,
которая вынесла бы решения относительно спорящих) – вот главная причина
того, что люди, образуют общество и отказываются от естественного
состояния. Ведь когда имеется какая-либо [c.273] власть, какая-либо сила
на земле, от которой можно получить помощь, если к ней обратиться, то
продолжение состояния войны исключается и спор решается этой властью.
Если бы существовал какой-либо подобный суд, какое-либо высшее судилище
на земле, чтобы решить, кто прав – Иеффай или аммонитяне, то они никогда
не дошли бы до состояния войны; но мы видим, что он был вынужден
воззвать к небу: “Господь Судия (говорит он) да будет ныне судьею между
сынами Израиля и между Аммонитянами!” (Суд. 11, 27); и после этого он
сам становится обвинителем и, уповая на свое обращение к небу, ведет
свое войско в бой. Вот почему в подобных спорах, когда ставится вопрос,
кто будет судьей, речь не идет о том, кто именно будет решать спор;
всякий знает, что Иеффай здесь говорит нам: Господь Судия рассудит.
Когда на земле нет судьи, то остается обращаться к господу на небесах.
Вопрос, следовательно, не в том, кто именно будет судить, поставил ли
другой себя в состояние войны со мной и могу ли я, как это сделал
Иеффай, воззвать к небу. Об этом только я сам могу судить по своей
совести, так как отвечу за это в день Страшного суда верховному судии
всех людей. [c.274]
Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter
