.

Правовые исследования. Сборник научных статей 2002 (книга)

Язык: русский
Формат: книжка
Тип документа: Word Doc
0 10250
Скачать документ

Правовые исследования. Сборник научных статей 2002

Вопросы применения законодательства

о превышении пределов необходимой обороны

Действия, направленные на отражение общественно опасного посягательства,
обусловлены неотъемлемым правом граждан на оборону, правомерны и не
влекут за собой уголовной или иной ответственности, даже если этими
действиями вынужденно был причинен вред преступнику. Однако меры,
которые предпринимаются для отражения преступного посягательства, не
должны выходить за установленные границы. В противном случае они
приобретают свойство общественной опасности и рассматриваются как
преступные. В том случае, когда лицо находится в состоянии необходимой
обороны, но нарушает допустимые рамки защиты, налицо превышение пределов
необходимой обороны или эксцесс обороны.

В соответствии с ч. 3 ст. 37 УК РФ ”превышением пределов необходимой
обороны признаются умышленные действия, явно не соответствующие
характеру и степени общественной опасности посягательства”. Более
подробно понятие эксцесса обороны разъясняется в п. 7–12 постановления
Пленума Верховного Суда СССР от 16 августа 1984 г. ”О применении судами
законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от
общественно опасных посягательств”, где, в частности, говорится: ”По
смыслу закона превышением пределов необходимой обороны признается лишь
явное, очевидное несоответствие защиты характеру и опасности
посягательства, когда посягающему без необходимости умышленно
причиняется вред, указанный ст. 105 или 111 УК РСФСР (ч. 1 ст. 108 или
ч. 1 ст. 114 УК РФ)… Действия обороняющегося нельзя рассматривать как
совершенные с превышением пределов необходимой обороны и в том случае,
когда причиненный им вред оказался большим, чем вред предотвращенный и
тот, который был достаточен для предотвращения нападения, если при этом
не было допущено явного несоответствия защиты характеру и опасности
посягательства”.

Превышение пределов необходимой обороны – многоплановая по своему
содержанию юридическая категория. Толкование ее законодательной формулы
в значительной мере включает оценочные моменты. В литературе по
уголовному праву неоднократно подчеркивалось, что применение оценочных
понятий на практике связано с определенными трудностями, оперировать ими
намного сложнее, чем понятиями неоценочными. Это нередко влечет за собой
ошибки в применении уголовно-правовых норм. Подтверждением этой точки
зрения служит следующий пример. Чеховским городским народным судом
Московской области гражданин Майоров был осужден по ч. 1 ст. 108 УК
РСФСР (умышленное причинение тяжких телесных повреждений). Президиум
Московского областного суда приговор изменил, действия Майорова
переквалифицировал на ст. 111 УК РСФСР (причинение тяжких телесных
повреждений при превышении пределов необходимой обороны).

Обстоятельства дела таковы: к Майорову в дом пришли Авдюхин и Воробьев,
находившиеся в сильной степени алкогольного опьянения, чтобы выяснить,
почему он им дал алкогольный напиток плохого качества, заставили его
также выпить, а затем Авдюхин ударил Майорова по лицу кулаком. Майоров
нанес ответный удар и потребовал, чтобы они ушли. Однако Авдюхин и
Воробьев игнорировали это требование, пытались затащить его в комнату.
Вырвавшись, Майоров взял нож и убежал на балкон, закрыв дверь. Авдюхин
разбил стекло в балконной двери, а когда Майоров вошел в комнату,
схватил его за шею и стал душить. Стараясь высвободиться, Майоров ударил
Авдюхина ножом в бок.

Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РФ прекратила дело
в отношении Майорова за отсутствием в его действиях состава
преступления, указав следующее.

Как видно из материалов дела, президиум областного суда признал, что во
время нападения Майоров находился в состоянии необходимой обороны, но
превысил ее пределы. Между тем Авдюхин и Воробьев вели себя агрессивно,
находились в состоянии алкогольного опьянения, Авдюхин напал на Майорова
и стал его душить. В этой ситуации Майоров в целях обороны был вынужден
нанести Авдюхину удар ножом, так как действия нападавшего представляли
реальную опасность для его жизни.

Поскольку Майоров причинил тяжкие телесные повреждения Авдюхину, не
превысив пределов необходимой обороны, его действия состава преступления
не образуют.

Поскольку законодательное определение превышения пределов необходимой
обороны включает в себя оценочные моменты, очень важно сформулировать
критерии, на основе которых можно сделать вывод, была ли оборона
правомерной или налицо превышение ее пределов.

Такие понятия как “характер” и “степень общественной опасности”
посягательства не раскрыты в законе, что и является причиной их
различного толкования и затруднений в толковании законодательной формулы
эксцесса обороны. Общественная опасность – это объективное свойство,
способность деяния причинить вред общественным отношениям. Общественная
опасность свойственна любому правонарушению, но их отличает характер и
степень этой общественной опасности. В понятии эксцесса обороны характер
как качественная характеристика и степень общественной опасности как
количественная означают конкретный вред тому общественному отношению
(интересу, благу), на которое направлено посягательство. Принимая во
внимание неконкретизированность понятий “характер” и “степень
общественной опасности” посягательства, а также то, что у обороняющегося
не всегда есть время и возможности точно взвесить все характеристики
посягательства, точно определить характер грозящей опасности,
законодатель не требует пропорциональности между защитой и нападением.
Эксцесс обороны будет иметь место лишь тогда, когда будет установлен его
основной признак – явность несоответствия защиты характеру и степени
общественной опасности посягательства.

На необходимость установления именно явного несоответствия между защитой
и нападением неоднократно указывал и Верховный Суд в решениях по
конкретным уголовным делам.

Характер и степень общественной опасности посягательства определяются
значимостью объекта, на который направлено посягательство, способом
посягательства, степенью его интенсивности (силой и стремительностью),
примененными орудиями и средствами нападения, числом лиц, участвующих в
нападении, стадией посягательства, размером грозящего ущерба,
возможностью довести преступление до конца, временем, местом, всей
обстановкой совершения посягательства. Превышение пределов необходимой
обороны будет иметь место тогда, когда обороняющийся применяет такие
средства и методы защиты, которые явно не соответствуют
вышеперечисленным факторам.

Понятие превышения пределов необходимой обороны сложно и многопланово.
Чтобы правильно решить вопрос о наличии или отсутствии такого
превышения, необходимо учитывать конкретные обстоятельства каждого
случая в их совокупности. Придание решающего значения какому-либо одному
признаку без учета остальных, формальный, механический подход к оценке
действий обороняющегося могут привести к ошибкам при определении, была
оборона правомерной или имеет место превышение ее пределов, к
необоснованному осуждению лиц, совершивших оборонительные действия.

Наделение превышения пределов необходимой обороны в судебной практике и
теории права многогранным содержанием с большим количеством признаков,
отнесение эксцесса обороны к оценочным категориям порой оказывает
негативное влияние на применение законодательства о превышении пределов
необходимой обороны. Зачастую органы следствия, да и суды, проявляя
невнимательность, правомерную необходимую оборону либо превышение ее
пределов ошибочно квалифицируют как тяжкое или особо тяжкое преступление
против личности без смягчающих обстоятельств. Имеют место случаи, когда
ситуация “нападение – оборона” обнаруживается лишь Верховным Судом
Российской Федерации. Однако в этом направлении в настоящее время можно
отметить определенные позитивные сдвиги. Уже на стадии предварительного
расследования (а иногда и возбуждения уголовного дела) следственные
органы обнаруживают ситуацию “нападение–оборона” и либо прекращают
уголовное дело, если оборона была правомерной, либо квалифицируют
действия обороняющегося как эксцесс обороны, если было допущено
превышение ее пределов.

Сложная законодательная формулировка необходимой обороны, а также
обвинительный уклон следственно-судебных органов по делам данной
категории приводят к тому, что право граждан на действенную защиту
законных интересов, на противодействие любым агрессивным проявлениям
используется крайне редко. Этот фактор вызывает особое беспокойство при
нынешней криминогенной ситуации, в обстановке правового беспредела,
возрастания доли насильственных и корыстно-насильственных преступлений в
структуре преступности, требующих активного противодействия со стороны
граждан. В ходе проведенного В.Л. Зуевым и Т.И. Стесновой исследования
подавляющее большинство опрошенных работников ОВД посчитало, что
институт необходимой обороны реализуется гражданами редко (свыше 50 %
респондентов) и даже крайне редко (около 40 %). Среди причин такого
положения названы: незнание данного права; отсутствие конкретных правил
его осуществления; боязнь наступления нежелательных правовых
последствий; известный негативный опыт наступления последствий;
недооценка собственных сил и возможностей.

Расчеты, проведенные М.З. Мастинским, Д.Е. Семеновым, Е.Ю. Юшковой, Ю.Н.
Юшковым свидетельствуют, что граждане оказывают сопротивление
преступникам реже, чем в одном случае из 1 тыс. нападений.

Граждане не столько боятся стычки с правонарушителями, сколько опасаются
дальнейшего разбирательства и необоснованной ответственности за
причиненный вред. Плохое знание закона, существующая негативная
следственно-судебная практика плохо стимулируют готовность граждан к
защите личности, прав и интересов других лиц, интересов общества и
государства от общественно опасных посягательств.

Зачастую граждане, если и применяют институт необходимой обороны, то не
всегда четко действуют в рамках допустимых пределов. Так, по информации
управления судебного департамента Свердловской области в 1998 г. по
области было осуждено по ч. 1 ст. 114 УК РФ (причинение тяжкого вреда
здоровью при превышении пределов необходимой обороны) 46 человек; по ч.
1 ст. 108 УК РФ (убийство при тех же обстоятельствах) – 22 человека.

Для стимуляции использования гражданами права на необходимую оборону и
устранения ошибок при применении законодательства о превышении пределов
необходимой обороны, на наш взгляд, нужно предпринять следующие меры.

Так как оборона является общественно полезным действием, приоритет при
оценке в сложных ситуациях следственно-судебными органами должен
отдаваться именно обороне, а не посягательству, с самого начала
представляющему собой преступление. Правоприменитель должен избегать
обвинительного уклона при оценке действий обороняющего, несмотря на то,
что порой результатом этих действий являются смерть или тяжкий вред
здоровью. Оценивать не только последствия обороны, но и всю совокупность
обстоятельств, характеризующих как защиту, так и характер и степень
общественной опасности посягательства. Положительно решать вопрос о
наличии эксцесса обороны только в случае явного, чрезмерного
несоответствия защиты и посягательства, учитывая, что законодатель
допускает превосходство первой над вторым, при наличии чего только и
возможна эффективная оборона. Следственно-судебные органы должны уделять
повышенное внимание субъективной стороне деяния обороняющегося, ибо
ответственность по ч. 1 ст. 108 и ч. 1 ст. 114 УК РФ возможна лишь при
установлении умышленной формы вины в действиях защищавшегося.
Немаловажную роль должны играть правовая пропаганда среди населения и
разъяснение законодательных формулировок о необходимой обороне и
превышении ее пределов. При морально-правовой оценке действий лица,
превысившего пределы необходимой обороны, нужно учитывать то
обстоятельство, что он, хотя и с превышением пределов, пресекал
общественно опасное посягательство лица, пытавшегося причинить ущерб
интересам личности, общества, государства. Предотвращение этого ущерба,
имеющееся во многих случаях эксцесса обороны, не может не влиять на
оценку действий обороняющегося. Его вина состоит лишь в том, что были
избраны несоразмерные посягательству защитительные действия, в
результате чего посягающему был причинен без необходимости тяжкий вред.
Во многих случаях эксцессу обороны предшествует совершение правомерных
оборонительных действий. Их общественно полезный характер не меняется от
того, что после их совершения обороняющийся превысил пределы необходимой
обороны. Кроме того, как показывают проведенные исследования по
проблемам эксцесса обороны, как правило, превышение пределов
необходимой обороны является единственным преступлением в жизни
осужденных за эксцесс обороны, причем оно было совершено в известной
мере в силу случайно сложившихся обстоятельств, потребовавших
определенного рода действий, при выполнении которых и было допущено
нарушение закона. Не окажись лицо в такой ситуации, оно, возможно,
никогда и не совершило бы преступления. Не всегда у обороняющегося есть
личная заинтересованность в совершении акта защиты: имеются случаи,
когда превышение допускается при отражении виновным посягательства не на
его личные интересы или интересы родственников или близких лиц, а на
интересы общества и государства, личность или права другого человека,
иногда даже незнакомого обороняющемуся.

По указанным соображениям лица, превысившие пределы необходимой обороны,
не могут быть поставлены в один ряд с лицами, совершившими обычные
преступления против личности. Именно поэтому законодатель выделил
причинение вреда при эксцессе обороны в самостоятельные составы
преступлений и установил за их совершение наказание, резко сниженное по
сравнению с наказанием, грозящим за одноименные преступления против
жизни и здоровья, не связанные с защитой.

А.М. Тесленко, кандидат юридических наук

Ур ЮИ МВД России

Правовое положение иностранцев в России

в конце XVIII – первой половине XIX вв.

Окончание для иностранцев в России ”золотого времени” периода
царствования Екатерины II связывается с рядом законодательных актов
Российского правительства, которые были направлены на ограничение
привилегированного правового положения иностранцев в России уже в конце
XVIII в. Сама же Екатерина II в конце своего царствования предприняла
ряд мер по ограничению правового статуса иностранцев в России, а Павел I
и Александр I окончательно ограничили их права. Пожалуй, это был самый
неблагоприятный период для пребывания иностранцев в России, начиная с
царствования Петра I и до начала первой мировой войны.

Начиная с французской революции и во время наполеоновских войн
правительство России уже относилось к иностранцам весьма неблагосклонно
и, главным образом по политическим соображениям, подвергало их различным
ограничениям, особенно это коснулось подданных Франции и ее вассальных
государств, о чем свидетельствуют архивные материалы этого периода и ряд
императорских указов. Так, в период с 1789 по 1820 гг. был затруднен
въезд в Россию иностранцев, устанавливался особый надзор за приезжающими
и правила пропуска их в пределы Империи. В частности, Екатерина II
именным указом от 26 апреля 1794 г. ”О наблюдении за поведением
приезжающих иностранцев” предписывала Белорусскому Генерал-Губернатору
Пассеку не впускать на территорию России некоторых французов (они
поименно перечислены в указе) ”и вообще за приезжающими иностранцами
иметь наиприлежнейшее наблюдение в рассуждении их сношения, упражнения и
поведения”.

Позднее Павел I также своими указами предписывал наблюдать за
иностранцами, прибывающими в Москву, Санкт-Петербург и вообще в Россию.
Так, 26 декабря 1796 г. в своем указе ”О наблюдении за приезжающими в
Москву и пребывающими там чужестранцами” Главнокомандующему в Москве
Измайлову он указывал: ”За нужное находим предписать вам, чтоб вы
подтвердили всем, кому надлежит, наблюдать за приезжающими, и ежели
между ими окажутся люди подозрительные, поведения нескромного или
непристойного, таковых высылать вон за границу, с запрещением паки
показываться в Столице под страхом неизбежнаго наказания”. Этой же
датой вышел еще один указ царя ”О наблюдении за проезжающими из чужих
краев в обе Столицы или внутрь Империи чужестранцев” в адрес
Генерал-лейтенанта барона фон-дер Палена, где ему также предписывалось
обеспечить наблюдение за проезжающими, обратив особое внимание на
французов и швейцарцев, ”и ежели из них окажутся люди подозрительные,
таковых не пропускать, но высылать обратно”2.

Архивные материалы (III отделения Собственной Его Императорского
Величества канцелярии) показывают, что данные указы царя четко
выполнялись.

С 1804 г. из России начали активно высылать подданных Франции и
вассальных ее государств. Например, в 1804 г. по прибытии на купеческом
судне ”Екатерина” в г. Таганрог французского подданного Ласпариса об
этом сразу же последовал рапорт градоначальника министру внутренних дел,
а по результатам наблюдения за ним и его спутниками – донесения и копии
его переписки3. В результате секретным предписанием по Высочайшему
повелению было предписано ”препровождать гражданина Ласпариса, его жену
и служителей при нем до Бреста Литовского и перевести через границу, о
чем доложить в С.-Петербург министру внутренних дел”4, с приложением
открытого листа Императора всем начальствующим в городах оказывать
содействие (квартира, караул)5.

Особое внимание по наблюдению за иностранцами полиция уделяла именно
французским подданным, а при подозрении их в шпионаже они подлежали
аресту с последующей высылкой.

В 1806 г. последовал именной указ Александра I ”О высылке из России
всех подданных французских и разных немецких областей, которые не
пожелают вступить в подданство; о непропуске оных в Россию без паспортов
Министра иностранных дел; о прекращении действия торгового договора с
Францией и об учреждении комиссии для разбора иностранцев” от 28
ноября. Указ предписывал: разорвать торговый договор с Францией;
французские корабли не впускать в Российские порты; выслать из страны
всех французских консулов, вице-консулов и агентов в 10-дневный срок;
решить в 8- дневный срок вопрос о высылке из России подданных Франции,
Королевства Итальянского, Неаполитанского, Голландии и Генуи, для чего
учредить специальную комиссию Управы благочиния ”для разбора
иностранных”, которая должна проверить их документы и принять решение
по каждому иностранцу в зависимости от вступления его в подданство
России. Согласно архивным материалам такая комиссия была учреждена (все
вызванные и явившиеся иностранцы записывались в специальную для этого
книгу, где указывались данные, дал присягу или нет и на какой срок выдан
билет на жительство), проверялись документы и решался вопрос о выдаче
определенного вида на пребывание в России. Однако, как показывают
архивные документы, речь шла о даче иностранцами присяги не на
подданство России, как написано в названии указа, а ”присяги о неимении
сношений с Францией” и это в первую очередь касалось купцов на биржах,
профессоров, ”разных званий ученых людей”, учителей и других людей.
Был разработан текст присяги и заранее заготовленные бланки (формы)
таких текстов, куда вписывалась фамилия, дата и ставилась подпись
иностранца. Если иностранец давал такую присягу и представлял
поручительство за него достойных граждан – подданных России (текст
такого поручительства был также заранее разработан), то он получал билет
на свободное жительство и разрешение на дальнейшее пребывание в России.
А через шесть месяцев обязан был снова явиться в Управление благочиния
для продления вида.

В случае, если иностранные подданные вышеперечисленных государств
(Франции и ее вассальных государств) такой присяги не давали (в этом
случае они подписывали соответствующий текст об отказе от присяги,
указывали причину, по которой не могут присягнуть), им выдавался паспорт
на выезд за границу, и они высылались из России.

В 1798 г. Павел I подписал два именных указа от 28 июня, которыми
установил ”жесткие” правила пропуска иностранцев в Россию. Первый указ
”О пропуске иностранцев в Россию для торговли” предписывал торгующим
иностранцам для въезда в Россию представлять ”рекомендацию к
какому-либо Российскому или Иностранному в России пребывающему торговому
дому… и свидетельство от одного из Министров Двора Нашего, или
котораго-либо из Наших Консулов…”, что он ”действительно едет в
Россию за торговым делом”. Министры и консулы, выдававшие такое
свидетельство, обязаны сообщать о таких иностранцах и о причинах их
приезда. Торговые же дома или частные торговцы, к которым прибывал
иностранец, также уведомляли об этом военного губернатора или коменданта
города. Такой порядок пропуска распространялся и на иностранных шкиперов
и матросов мореходных судов, которых нанимали иностранные торговцы для
доставки товара или их самих.

Второй указ ”О правилах, кои наблюдать следует при пропуске в Россию
иностранцев” дополнял первый, в частности, иностранцы должны были также
для въезда в Россию иметь у себя” рекомендательныя письма от торговых
домов того самого города, или Государства, где они жительствуют, к кому
либо из Наших подданных…”. Министрам, поверенным в делах и консулам
предписывалось остерегаться подлогов и обманов, а пограничной стране
тщательно проверять на границе свидетельства иностранцев с их
рекомендательными письмами. И архивные материалы – свидетельство тому,
что на границе с Россией тщательно проверялись документы, велся четкий
учет въезжающих и выезжающих иностранцев, и рапорты военных губернаторов
вместе с ведомостями о таких иностранцах направлялись на имя Его
Императорского Величества. А позднее (с 1807 г.) такие рапорты с
ведомостями с пограничных таможен и застав направлялись министру юстиции
(Лопухину).

Необходимо отметить и тот факт, что отношение властей к иностранцам
наряду с тотальным контролем за их пребыванием в России и высылкой
некоторых из них в этот период характеризовалось зачастую и лояльным к
ним отношением, в частности, освобождением от ареста и крепостных работ.

9 сентября 1805 г. император издал указ ”Об освобождении от крепостных
работ иностранных выходцев”. Архивные материалы 2-й экспедиции (III
отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии) содержат
соответствующие подтверждающие документы, например, представления
Херсонского военного губернатора министру внутренних дел об освобождении
иностранцев, которые были наказаны крепостными работами как бродяги,
аргументируя свою просьбу тем, что ”увсемилостивейший государь
император дал право им освобождать иностранцев, неумышленно попавшихся в
крепостную работу” за просрочку билетов ”для избрания рода жизни”,
которые им выдали на границе (с приложением списка на 73 иностранцев), а
также предписание Императора Александра I Херсонскому военному
губернатору об освобождении этих лиц и ”по освобождении дозволить им
водвориться в России на основании общих правил”, а также ”обеспечить
пособием для первого их обзаведения”. Аналогичные представления
Херсонского военного губернатора поступали и впоследствии. 28 января
1827 г. император даже издал указ ”О правилах, соблюдаемых при
освобождении от крепостных работ иностранных выходцев”, в котором
указал, чтобы военные губернаторы и военные начальники представляли
рапорты Его Императорскому Величеству на III отделение Собственной Его
Императорского Величества канцелярии, которая будет уведомлять
Министерство внутренних дел для исполнения его распоряжений.

Манифестом императора Александра I от 1 января 1807 г. ”О дарованных
купечеству новых выгодах, отличиях, преимуществах, новых способах к
распространению и усилению торговых предприятий” были установлены
существенные ограничения в правах иностранцев и по торговле. Тем самым
русскому купечеству, как говорится в манифесте, открыты были ”новыя
стези к вящему его обогащению”. В манифесте были приняты следующие
”общия коренные и непоколебимыя” правила: а) иностранцы лишены права
вступать в гильдии российского купечества, пока не вступят в вечное
подданство Российской империи; б) иностранцы (как невечные подданные) не
пользуются никакими правами или выгодами, присвоенные гильдиям и не
могут требовать каких-либо исключительных преимуществ по гражданству,
промышленности, торговле или мореплаванию.

Ряд ограничений для иностранцев по торговле были регламентированы и в
главах VI–VII дополнительного постановления Александра I от 14 ноября
1824 г. ”Об устройстве гильдий и о торговых прочих состояниях”. Но
никаких существенных изменений в правовое положение иностранных гостей и
заезжих иностранных купцов этот акт не внес.

Вышеуказанные ограничения в правах иностранцев по торговле существовали
до 1860 г., т.е. до того времени, когда император Александр II своим
именным указом от 7 июня 1860 г. ”О правах пребывающих в России
иностранцев” предписал, что пребывающим в Россию иностранцам по
торговле, земледелию и промышленности дарованы такие же права, какими
пользуются русские подданные. Фактически иностранцам был предоставлен
национальный режим в этих сферах деятельности.

С.Б. Згогурин, кандидат юридических наук, доцент;

О.Н. Макарова

УрЮИ МВД России

Об объектах и современных методах исследования

при производстве судебно-бухгалтерской экспертизы

Судебная экспертиза – это процессуальное действие, направленное на
установление обстоятельств уголовного дела и дачу заключения экспертом
по поручению органов дознания, следствия, прокурора и суда, состоящее в
проведении исследования на основе специальных познаний в науке, технике,
искусстве или ремесле.

Одним из видов судебных экспертиз является судебно-бухгалтерская
экспертиза.

Рассмотрим вопрос, что же представляют собой объекты
судебно-бухгалтерской экспертизы.

Поставленные перед экспертом-бухгалтером вопросы разрешаются главным
образом на основе исследования бухгалтерских документов, к которым мы
относим всю документацию, в которой с применением денежных и натуральных
измерителей отражается финансово-хозяйственная деятельность организации,
т.е. помимо собственно документов бухгалтерского учета также
бухгалтерские регистры и отчетность. Такая широкая обрисовка
бухгалтерских документов представляется необходимой для их отграничения
от иных материалов дела (уголовного или гражданского), которыми
пользуется эксперт-бухгалтер при проведении экспертизы.

Именно так понимаемые документы образуют специфический объект
судебно-бухгалтерской экспертизы, исследование которого позволяет
эксперту судить о содержании бухгалтерских операции по составлению этих
документов, т.е. о предмете экспертизы.

Форма каждого бухгалтерского документа строго определена
соответствующими нормативными актами.

Любой бухгалтерский документ характеризуется совокупностью определенных
реквизитов. Так, например, документ бухгалтерского учета предполагает
наличие следующих реквизитов:

– название (приходный ордер, накладная и др.);

– время (дата) составления документа;

– содержание операции и основание ее совершения:

– измерители операций в натуральном, денежном выражении (в метрах,
килограммах, рублях и т.п.);

– подписи лиц, ответственных за совершение операции и за правильность ее
оформления.

Наличие указанных реквизитов позволяет уяснить содержание и назначение
хозяйственной операции, оно придает документу бухгалтерского учета
юридическую силу.

Организации самостоятельно формируют свою учетную политику. Организация
также самостоятельно выбирает форму учета, перечень применяемых учетных
регистров.

В настоящее время известными формами учета являются
мемориально-ордерная, журнально-ордерная и автоматизированная, на основе
бухгалтерских программ для ПЭВМ.

Таким образом, объектом исследования эксперта-бухгалтера являются вся
документация, в которой с применением денежных и натуральных измерителей
отражается финансово-хозяйственная деятельность организации, т.е. помимо
собственно документов бухгалтерского учета также бухгалтерские регистры
и отчетность, в том числе и имеющиеся в ПЭВМ.

Тенденциями, определяющими развитие судебно-бухгалтерской экспертизы в
последние годы, являются непрерывное расширение фронта научных
исследований, разработка новой и совершенствование старой методики
экспертных исследований, появление новых способов и приемов
исследований, обусловленных внедрением средств механизации в
бухгалтерский учет.

Кроме того, в связи с появлением новых статей в Уголовном кодексе, таких
как ”Преднамеренное банкротство”, ”Злостное уклонение от погашения
кредиторской задолженности”, возникла необходимость в проведении
экономического анализа финансово-хозяйственной деятельности предприятия.

Экономический анализ сопровождается выполнением большого объема
разнообразных вычислений: абсолютных и относительных отклонений, средних
величин, дисперсий, процентных величин и других, кроме того, в ходе
анализа выполняются различные виды оценок, группировок, сравнений и
сортировок исходных данных; нахождение минимального или максимального
значения и ряд других операций. Результаты анализа требуют графического
или табличного представления. Все это многообразие видов аналитической
обработки экономической информации невозможно без применения современных
средств связи и вычислительной техники, особенно персональных ЭВМ
(ПЭВМ).

Применение ПЭВМ повышает эффективность аналитической работы. Это
достигается за счет сокращения сроков проведения анализа; более полного
охвата влияния факторов на результаты хозяйственной деятельности; замены
приближенных или упрощенных расчетов точными вычислениями; постановки и
решения новых многомерных задач анализа, практически не выполнимых
вручную и традиционными методами.

ПЭВМ становится неотъемлемой частью рабочего места эксперта-бухгалтера,
и труд приобретает характер автоматизированного труда.

Взаимосвязь и взаимозависимость метода судебно-бухгалтерской экспертизы
и ее объектов (документов) объясняется тем, что метод, по сути дела,
есть теоретическое обобщение экспертной практики исследования
бухгалтерских документов, записей и регистров. Применяемый
экспертом-бухгал-тером метод никогда не бывает произвольным и во всех
случаях должен определяться характером исследуемых объектов.

С.В. Мухачев, кандидат физико-математических наук, доцент

УрЮИ МВД России

Некоторые проблемы, связанные

с компьютерными преступлениями

Интенсивное внедрение компьютеров во все сферы жизни общества и
личности, широкая информатизация общества породили новые проблемы и
потребовали создания системы правовых норм, регулирующих отношения в
области обработки и хранения информации и эксплуатации информационной
техники. За рубежом совокупность правовых норм, регулирующих порядок
создания и использования информационных систем, основанных на применении
компьютеров, получила название компьютерного права, которое начало
развиваться в 70-х годах. Его структура и объем обусловлены в основном
степенью внедрения компьютерных систем в государственное управления и
финансовые учреждения в той или иной стране. В России развитие
компьютерного права началось в конце восьмидесятых–начале девяностых
годов. В 1991–1996 гг. в Российской Федерации был принят ряд
основополагающих законов в этой области: ”О правовой охране программ
для ЭВМ и баз данных”, ”О безопасности”, ”О государственной тайне”,
”Об информации, информатизации и защите информации”, ”Об участии в
международном информационном обмене” и др. В последнем Уголовном
кодексе также предусмотрена ответственность за совершение ряда действий
в отношении компьютеров и компьютерной информации (ст. 272, 273, 274
УК).

Однако в силу того, что компьютерные преступления – совершенно новый,
особенный вид противоправных действий, с ними связан ряд проблем.
Остановимся на некоторых из них. Прежде всего, проблемы можно разделить
на теоретические и практические.

Остановимся вначале на теоретических.

1. Начнем с того, что даже само понятие ”компьютерное преступление”
трактуется неоднозначно. Компьютер может быть как предметом
посягательства, так и средством совершения преступления. И не только в
области обработки информации. Как предмет посягательства компьютер
представляет собой сложное программно-техническое устройство,
предназначенное для обработки и хранения различной информации, которая и
является ценностью. Правда, и сам компьютер, особенно в нынешних
российских экономических условиях, вещь достаточно ценная. Кроме того,
выведение информационной системы из режима нормального функционирования
может нанести существенный ущерб ее собственникам и клиентам. Таким
образом, преступник может совершать неправомерные действия в отношении
информационных ресурсов и информационных систем, основанных на
применении компьютеров. Использование компьютера как технического
средства совершения преступления также имеет несколько аспектов: с одной
стороны, он используется для ”нападения” на другие компьютеры с целью
совершения противоправных операций с информацией, а с другой (наряду с
оружием, транспортом и т.д.), – для таких преступлений, как
фальсификация документов, подделка денежных знаков и т.д. Такого рода
действия квалифицируются, как правило, по соответствующим статьям УК.
Поэтому уже на стадии формулировки понятия ”компьютерное преступление”
возникают различные подходы: одни исследователи предлагают понимать под
компьютерными преступлениями лишь действия, наказуемые согласно ст. 272,
273, 274 УК, другие аргументированно настаивают на расширении этого
понятия и включении сюда любых предусмотренных уголовным законом
общественно-опасных действий, совершенных с использованием средств
компьютерной техники.

Сложности с определением и квалификацией компьютерных преступлений во
многом определяются, конечно же, новизной этого вида преступлений и
стремительным развитием информационных и компьютерных технологий.

2. Ст. 272, 273 и 274 УК в существующей редакции также вызывают споры и
нарекания.

В формулировке статей использованы термины, которые устарели, либо не
имеют в настоящее время широкого распространения: ЭВМ
(электронно-вычислительная машина; предпочтительнее был бы термин
”компьютер”), система ЭВМ (предпочтительнее ”компьютерная сеть”).
Кроме того, имеются смешения терминов при формулировке статей:
говорится, например, об ЭВМ, а информация именуется компьютерной. Еще
один недостаток – перечень деяний, образующих объективную сторону
преступления ст. 272 (уничтожение, блокирование, модификация,
копирование информации), не включает такой весьма распространенной и
приводящей к серьезным криминальным последствиям операции, как чтение
конфиденциальной информации. Для неправомерного использования информации
часто достаточно простого ознакомления с ней. Хотя понятно, что доказать
такое событие очень сложно.

Из практических проблем можно отметить следующие.

1. Практическая нерешенность вопроса о подследственности.

Серьезной проблемой, снижающей эффективность борьбы с преступлениями в
сфере компьютерной информации, является практическая нерешенность
вопроса о подследственности дел об указанных преступлениях.
Обязательность предварительного следствия и подследственность
преступлений определяет ст. 126 УПК. Однако четкого ответа о компетенции
различных правоохранительных органов по расследованию указанных
преступлений она не дает. Если в первой части ст. 126 УПК определенно
говорится о том, что по преступлениям в сфере компьютерной информации
предварительное следствие обязательно, то далее следует, что дела об
указанных преступлениях подследственны всем без исключения органам
предварительного следствия: следователям прокуратуры, органов ФСБ,
органов внутренних дел, органов налоговой полиции. При этом только для
органов налоговой полиции определено, что дела об указанных
преступлениях им подследственны в том случае, если их расследование
связано с налоговыми преступлениями, по которым возбуждено уголовное
дело, и оно не может быть выделено в отдельное производство. Сложнее
обстоит дело с остальными органами предварительного следствия,
расследующими в соответствии с ч. 2–4 ст. 126 УПК преступления в сфере
компьютерной информации. В этом случае имеет место так называемая
альтернативная подследственность.

2. Сложность установления факта совершения компьютерного преступления.

Этот вид преступности, согласно зарубежным (а в последнее время и
отечественным) исследованиям, имеет очень высокую степень латентности –
до 90 %. Это обусловлено многими причинами, среди которых одна из
важнейших состоит в том, что внешние проявления компьютерного
преступления существенно отличаются от таковых для других видов
преступлений. Как правило, в момент их совершения редко наносится
какой-либо явно выраженный материальный ущерб. Поэтому о совершении
таких преступлений свидетельствуют очень часто лишь косвенные признаки.

3. Трудности квалификации компьютерных преступлений: затруднено
выявление как объективной, так и субъективной стороны.

Достаточно часто затруднено выявление объективной стороны преступления,
т.е. определение конкретных действий, приведших к наказуемым
последствиям. Это связано со сложностью компьютерных систем, скрытостью
процессов, в них протекающих, с большим кругом лиц, имеющих прямое или
косвенное отношение к такого рода преступлениям. Особенно это касается
неумышленных преступлений, а также тех, в которых последствия не
совпадают с первичной целью. Иногда трудно определить даже предмет
преступления. Так, предполагаемое действие, направленное против
конкретного компьютера, в конечном итоге может привести к неприятным
последствиям в сети, к которой он подключен, и повлечь тяжкие
последствия.

Другая особенность квалификации компьютерных преступлений – сложность
установления субъективной стороны преступления. Например, ст. 274 УК
предусматривает ответственность за нарушение правил эксплуатации ЭВМ,
системы ЭВМ или их сети. Однако и здесь возникает ряд проблем. В теории
и на практике по поводу субъекта преступления в связи с этой статьей
можно встретить две точки зрения. Первая: субъект – лицо, имеющее
санкционированный доступ к ЭВМ, системе ЭВМ или их сети: программист,
оператор ЭВМ, наладчик и т.п. Вторая: любое вменяемое физическое лицо,
достигшее возраста 16 лет, получившее фактическую возможность
вмешиваться в работу ЭВМ, системы ЭВМ или их сети. Кроме того, очень
трудно доказать наличие умысла в действиях нарушителя. Дело в том, что
безошибочных программ не бывает, ошибки неизбежны. Помимо этого,
сложность современных информационных систем такова, что очень трудно, а
порой и невозможно предусмотреть все последствия той или иной операции.
Поэтому привлечь к ответу персонал информационных систем за преступную
небрежность также далеко не просто.

Кроме того, и сам термин ”доступ” требует разъяснения. Это возможность
выполнять операции с информацией только с помощью специальных
электронных устройств? Или доступом можно считать и случай, когда
злоумышленник держит в руках машинный носитель информации и имеет
возможность механически на него воздействовать?

4. Сложность проведения экспертиз.

Это еще одна проблема, с которой связана низкая эффективность
правоохранительной деятельности в обсуждаемой области. В настоящее время
большинство экспертно-криминалистических управлений не имеет возможности
проводить компьютерно-технические и программные экспертизы. Это
обусловлено отсутствием квалифицированных опытных кадров, отработанных
методик, слабой материальной базой.

5. Отсутствие квалифицированных опытных кадров.

Успешному расследованию дел в сфере компьютерной информации серьезно
препятствует острая нехватка специально подготовленных для этих целей
оперативных работников органов дознания и следствия. В литературе
приводятся случаи, когда в силу своей ”компьютерной” некомпетентности
сотрудники следственных органов упускают возможность использовать
информацию, находящуюся в компьютере. Поэтому в ближайшее время
необходимо принять все меры к серьезной, целенаправленной подготовке
специалистов в области компьютерной техники для правоохранительных
органов. Понятно, что для этого требуются серьезные усилия: необходимы
научно-педагогические кадры, требуется разработать соответствующие
учебные курсы, создать материальную базу для их преподавания (которая в
нынешних условиях недешева).

Все отмеченные проблемы требуют своего разрешения. И если в настоящее
время в России компьютерные преступления как бы находятся ”в тени”, то
со сменой экономического климата ситуация может серьезно обостриться.

А.В. Монахов, кандидат физико-математических наук,

УрЮИ МВД России

Интеллектуальные системы

в правоохранительной деятельности

В настоящее время в деятельности органов внутренних дел все шире
применяются автоматизированные системы искусственного интеллекта. В
состав таких систем наряду с данными входят знания специалистов. На
основании исходных данных в процессе обработки знаний интеллектуальные
системы способны формировать логические выводы и производить обобщения,
благодаря чему они являются мощным инструментом для анализа и
прогнозирования социально-правовых явлений, поддержки принятия
юридических и управленческих решений.

Создание интеллектуальных систем является главной задачей в области
искусственного интеллекта – одного из научных направлений информатики. В
рамках этого направления разрабатываются различные методы представления
знаний и моделирования рассуждений, процедуры общения с искусственными
системами на естественном языке, новые архитектуры компьютеров и
специальное программное обеспечение. Изучаются вопросы автоматического
программирования, распознавания образов, перевода текстов с одного
естественного языка на другой, а также проблемы обучения и самообучения
интеллектуальных систем в процессе их деятельности.

Обязательным компонентом любой интеллектуальной системы является база
знаний, поскольку интеллектуальная деятельность всегда основывается на
знаниях. Эти знания содержат характеристики заданной ситуации, оценки
возможности выполнения тех или иных действий, закономерности предметной
области, к которой относится поставленная задача. База знаний включает
также и правила построения компьютерных программ, используемые для
алгоритмизации и программирования решаемой задачи в автоматическом
режиме. В базе знаний могут реализоваться процедуры обобщения и
корректировки хранимых знаний, а также процедуры, создающие новые знания
на основании тех, которые уже там имеются.

Знания, содержащиеся в базах знаний, записываются в формализованном
виде. Существует множество моделей (языков) представления знаний для
различных предметных областей. Большинство из них относится к таким
классам как продукционные модели, семантические сети и логические
модели. Продукционные модели основаны на правилах и позволяют
представлять знания в виде предложений типа: если (условие), то
(действие). Под условием понимается некоторое предложение, по которому
осуществляется поиск в базе знаний, а под действием – действия,
выполняемые при успешном исходе поиска. Семантическая сеть – это
ориентированный граф, вершины которого представляют собой понятия, а
дуги – отношения между этими понятиями. Понятия и отношения описываются
в формальном виде с помощью фреймов. Фрейм имеет почти однородную
структуру и состоит из стандартных единиц, называемых слотами. Каждый
слот включает свое название и некоторое значение. Кроме того, в слоте
могут быть указаны его тип и присоединенная процедура. Поиск решения в
базе знаний, организованной в виде семантической сети, выполняется путем
поиска фрагмента сети, соответствующего поставленной задаче. Логические
модели представления знаний основываются на классическом исчислении
предикатов первого порядка, при этом предметная область или задача
описываются в виде набора аксиом.

Можно выделить следующие области применения интеллектуальных систем в
деятельности органов внутренних дел:

– прогнозирование и профилактика правонарушений;

– расследование скрытых преступлений;

– поиск и установление личности подозреваемых;

– выработка управленческих решений.

Криминологическая профилактика позволяет выявлять причины преступлений и
способствующие им условия, определять меры, затрудняющие совершение
новых правонарушений и пресекающие преступную деятельность.

Криминологическое прогнозирование представляет собой основанное на
анализе криминологических закономерностей предвидение будущего состояния
и развития систем преступной деятельности, что дает возможность выбирать
подходящие методы борьбы с преступностью и средства их реализации в
настоящем времени.

Прогнозирование и профилактика правонарушений успешно осуществляются с
помощью специализированных интеллектуальных систем. Входными данными для
таких систем служат подробная информация об особенностях обслуживаемой
территории и прогнозируемого периода времени, точные сведения о составе
населения и преступлениях, которые были совершены ранее. На основании
анализа этой информации интеллектуальная система выдает прогноз о том,
какие правонарушения и кем могут быть совершены на данной территории в
определенный период времени, где именно, какими способами и против каких
объектов.

Интеллектуальные системы, предназначенные для выявления и предупреждения
скрытых хищений на предприятиях, строятся на основе статистических
моделей, отражающих взаимосвязи между определенными
технико-экономическими показателями. В процессе решения задачи
анализируется целый ряд парных показателей, характеризующих
использование основных и оборотных средств, труда и заработной платы.
Аномальное рассогласование между показателями свидетельствует о
возможности совершения скрытых хищений. В этом случае на выходе система
выдает информацию для ревизионной комиссии о том, какие следует
проверять факты, какие документы анализировать и сопоставлять.

Большую помощь интеллектуальные системы оказывают следователям в поиске
и установлении личности преступников. Подобные системы после анализа
информации, полученной с места происшествия, выдают типовые
(вероятностные) версии о личности подозреваемого. Математической основой
для создания такой системы является статистическая модель преступления
конкретного вида, построенная методами корреляционного анализа
закономерностей, выявленных при изучении множества уголовных дел. При
этом любое преступление рассматривается как система, состоящая из ряда
элементов (подсистем), таких как субъекты, участники, цели, мотивы
преступления, способы его совершения, предмет деятельности, результат,
место и время действия. Каждый элемент криминологической характеристики
описывается, в свою очередь, тоже как система определенных признаков.
Например, признаками субъекта являются пол, возраст, наличие судимости,
преступный опыт, социальное происхождение и положение, образование,
профессия и др. Для моделирования преступления, в частности
типологических черт личности субъекта, используется вся совокупность
корреляционных взаимосвязей между наиболее существенными признаками всех
элементов криминологической характеристики. Описываемые интеллектуальные
системы содержат, как правило, данные уголовной регистрации конкретных
объектов и поэтому могут выдавать пользователю не только вероятностную
информацию (типовые версии), но и однозначные сведения в виде указания
на конкретное подозреваемое лицо.

В правоохранительных органах интеллектуальные системы применяются также
для поддержки принятия оптимальных управленческих решений. Сущность
оптимального решения, например, при задержании преступника или группы
преступников, состоит в наиболее рациональной расстановке имеющихся сил
и средств и наиболее эффективном маневрировании этими силами и
средствами. В результате чего возможно организовать успешный поиск,
квалифицированное преследование и захват подозреваемых без жертв с
чьей-либо стороны. Интеллектуальные системы для выработки управленческих
решений разрабатываются с использованием математического аппарата теории
игр.

Как видно из вышеизложенного, уже на сегодняшний день использование
интеллектуальных систем охватывает многие сферы деятельности органов
внутренних дел. Вместе с тем, известно, что развитие любых
автоматизированных информационных систем происходит в направлении их
интеллектуализации. Поэтому в недалеком будущем следует ожидать еще
более широкого применения систем искусственного интеллекта, способных
резко повысить эффективность правоохранительной деятельности.

О.В. Андрусенко, кандидат юридических наук

УрЮИ МВД России

О законодательной базе Проекта уложения

о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г.

В 1833–1845 гг. была проведена кодификация уголовного законодательства
дореформенной России и издан первый в истории страны уголовный кодекс,
введенный в действие 1 мая 1846 г. – Уложение о наказаниях уголовных и
исправительных 1845 г.

Кодификация уголовного законодательства, несомненно, явилась
значительным шагом в развитии российского законодательства, становлении
его системы.

Представляет особый интерес исследование законодательной базы, на
которой был основан новый Проект о наказаниях уголовных и
исправительных. При создании Проекта было использовано более 70
законодательных актов, при этом составители преследовали цели устранения
недостатков действовавшего уголовного законодательства: неполноты
постановлений, несоразмерности в наказаниях, неясности и
неопределенности многих постановлений, дававших произвол судам.

Статьи Проекта были переработаны с учетом статей Свода законов
уголовных, уставов: о службе по определению от правительства, о податях,
о содержащихся под стражей, рекрутского, торгового, о пошлинах,
строительного, о хозяйственном управлении казенных населенных имений,
пожарного, о цензуре, путей сообщения, о паспортах и беглых, о земских
повинностях, лесного, о народном продовольствии, монетного, горного, о
соли, таможенный, о питейном сборе и акцизе, об акцизе о табаке,
экспедиции Государственных кредитных билетов 1843 г. июня 1, врачебного,
о службе по выборам, духовных православных консисторий, о карантинах,
Евангелическо-Лютеранской церкви, о ссыльных; Сводов: военных
постановлений, законов о состояниях, законов гражданских; других
законодательных актов: Общего губернского учреждения, учреждения
Кавказской области, Учреждения Сената, Высочайше утвержденного мнения
Государственного совета 1842 г. октября 18, Высочайшего повеления 1843
г. декабря 24, мнений Государственного совета 1844 г. февраля 21, 1844
г. января 24, 1839 г. декабря 11, 1843 г. июля 3, указа 1843 г. апреля
26, Постановления о благоустройстве в казенных селениях, Постановления о
колониях иностранцев в империи, Положения о больнице чернорабочих в
Москве 1843 г. июля 7, Высочайше утвержденного положения 1834 г. июля 1,
о домашних наставниках и учителях, указа Правительствующего сената 1834
г. августа 27, инструкции смотрителям судоходства, Постановления о
городском и сельском хозяйстве, постановлений ремесленных, Учреждения и
уставов кредитных установлений, инструкции комитета для надзора за
бракованием товаров, Положения об экспедиции Государственных кредитных
билетов 1 июня 1843 г., Проекта о нарушении правил по приисканию цветных
драгоценных камней, составленном в кабинете Его Императорского
Величества, Постановления о промышленности фабричной и заводской,
Откупные условия для войска Донского 1842 г. августа 4, Циркуляра
Департамента мануфактур и внутренней торговли 1843 г. февраля 18,
Положения комитета министров 1843 г. июня 1, указа Правительствующего
сената 1841 г. октября 4, Высочайше утвержденного заключения Военного
совета 1843 г. января 14, ноября 14; указов 1844 г. февраля 23, 1843 г.
января 21, Высочайшего положения 1819 г. мая 25, Учреждения властей и
мест городских и местных, закона о союзе брачном в царстве Польском,
изданного в 1836 г.; законов межевых.

Свод законов уголовных составил 17,3 % (373 ст.) от общего числа статей
Проекта (2156 ст.). Статьи Проекта разрабатывались либо в дополнение
статей Свода, либо формулировались юридически более точно и полно.
Новеллы Проекта составили 21,2 % (457 ст.): 99 ст. были созданы по
примеру или на основе иностранных кодексов, остальные статьи восполнили
существовавшие в законодательстве пробелы. Но основной законодательный
массив составили различные нормативные акты – 61,5 % (1326 ст.)

Рассмотрим на примере раздела I Проекта уложения принцип создания
Проекта и использования существовавшей законодательной базы. Раздел I
Проекта Уложения содержал 181 ст., из которых 116 ст. (64 %) были
разработаны на основе статей Свода законов уголовных и приняты в
развитие начал Свода. Например, в ст. 5 Свода законов уголовных неточно
были разграничены разные роды вины от неосторожности и от этого
происходила некоторая сбивчивость и неясность в самих постановлениях
закона. В новом Проекте создатели приняли 2 рода и 2 степени вины
учинившего преступление без намерения; вина должна почитаться более
тяжкой, когда деяние, последствием которого было преступление, само по
себе противозаконно, или же когда учинивший по званию или
обстоятельствам был обязан действовать осмотрительнее, и менее тяжкой,
когда виновный увлекся излишней в исполнении возложенных на него
обязанностей ревностью.

В Своде законов уголовных смешаны или неточно разграничены некоторые
роды участия. Для устранения этого недостатка создатели Проекта
старались определить, в чем различие разных родов участия в
преступлении, чтобы судья мог определить меру наказания равную степени
или роду участия виновного. В Проекте различались виновные,
участвовавшие в самом приведении преступления в действие, и те, которые,
не принимая прямого участия в совершении преступления, заведомо
допустили его совершение или способствовали сокрытию следов преступления
или не донесли о нем (ст. 15–18 Проекта уложения о наказаниях уголовных
и исправительных).

Статьи раздела I Проекта, созданные в дополнение статей Свода законов
уголовных, основывались на законоположениях Свода с учетом замечаний и
дополнений. Например, в ст. 127 Свода сказано: когда покушение на
преступление само по себе составляло особое преступление, то виновный
подлежал наказанию за то особое преступление определенному.
Следовательно, здесь вовсе не говорилось о наказании за само покушение,
тогда как по ст. 126 и 128 Свода, всякое покушение на преступление не
должно быть оставляемо без наказания. Эта неясность, доходящая до
противоречия, была замечена на практике. Комитет, учрежденный при
Министерстве юстиции для рассмотрения замечаний в Своде законов, полагал
необходимым выразить в ст. 127, что виновный должен быть подвергнут в
этом случае наказанию, как за покушение, так и за особое преступление
определенному. Соответственно с этим мнением была составлена ст. 125
Проекта уложения о наказаниях уголовных и исправительных.

Новеллы раздела составили 28,7 % (52 ст.): семь новых ст. были созданы с
использованием иностранного законодательства (ст. 107, 108, 124, 136,
147–149). Например, создатели Проекта разработали ст. 108, являвшуюся
новеллой, по примеру иностранных уголовных уложений. Многие преступные
деяния могли быть следствием ошибки или обмана по неведению
обстоятельств, по которым деяние превратилось в противозаконное. Это
обстоятельство было включено в число причин, по которым содеянное не
должно быть вменяемо в вину (ст. 108), именно потому, что оно имелось во
многих иностранных кодексах.

Определяя наказание за попущение или недонесение о преступлении,
составители Проекта не могли не обратить внимания на то, что
преступление кем-либо совершенное, бывает часто известно близким
родственникам виновного. Требовать от них, чтобы они о том доносили,
подвергая их за неисполнение этого тяжким наказаниям, было бы
несправедливо. Поэтому во всех иностранных законодательствах делались
исключения на случай такого рода, и родственники виновного подвергались
наказаниям за недонесение только в важных преступлениях. В Проекте
устанавливалась разность между недонесением о содеянном преступлении и
об умысле на него (ст. 136 Проекта).

Количество статей в разделе I Проекта, устранявших пробелы в
законодательстве, составило 86,5 % от числа новелл в разделе (ст. 6, 19,
45, 49, 51–55, 70, 75, 76, 85, 86, 88–91, 117, 120, 121, 126–135, 138,
140–142, 147, 152, 159, 164). Например, к ст. 45 Проекта: в разных
частях Свода законов уголовных определялось, куда поступали взыскиваемые
с виновных денежные суммы; но не было общего постановления о том, куда
они должны поступать, когда нет особых постановлений, означающих, в
какое ведомство они должны быть передаваемы. В Проекте для ясности было
постановлено (ст. 45), что такие взыскания должны были обращаться в
пользу приказа общественного призрения той губернии, в которой
обвиняемый был подвергнут суду.

Тринадцать статей раздела были составлены с использованием статей Общих
губернских учреждений, Устава о содержащихся под стражей, Устава о
предупреждении и пресечении преступлений, Устава о службе по определению
от правительства, Высочайшего повеления 22 января 1843 г., Свода законов
гражданских, Указа от июня 1781 г.

Проект не содержал новелл и статей, основанных на Своде законов
уголовных. Самым большим по количеству статей был раздел VIII Проекта.
Доля статей Свода законов уголовных составила лишь 2,4 %, новелл – 18,3
%. Основная масса статей была разработана с использованием различных
законодательных актов.

При создании Проекта уложения о наказаниях уголовных и исправительных в
основном были использованы отечественные узаконения, исправленные и
дополненные. Влияние иностранного законодательства невелико.

Сам ход создания Уложения о наказаниях уголовных и исправительных
показывает аккумуляцию в этом процессе самых различных аспектов
юридической деятельности Российского государства. На успешную
деятельность Второго отделения по созданию первого в истории России
уголовного кодекса положительное влияние оказал ряд факторов.

Это, прежде всего, накопленный в 1800–1830-е гг. организационный и
содержательный опыт систематизации законодательства, развитие
законодательной техники, доступность массива изданных ранее уголовных
законов (Полное собрание законов) и проведенная консолидация
действующего уголовного законодательства (Своды законов уголовных 1832
и 1842 гг.). Важное влияние также оказало развивающееся в стране
правоведение. Необходимо также отметить и активное привлечение к
созданию Уложения 1845 г. опыта развития уголовного законодательства
европейских государств и использование зарубежных исследований в сфере
уголовного права. Все это нашло отражение в содержании Уложения.

С.Н. Востриков

УрЮИ МВД России

Компьютерное доказательство

”Обвальное” появление в России большого числа персональных компьютеров
и построение на их базе компьютерных сетей, имеющих прямой доступ к
глобальным информационным системам, заставляет пристальнее приглядеться
к подлинным и мнимым опасностям, которые таит в себе современная
информатизация общества. Особую тревогу вызывает появление и развитие в
России нового вида преступных посягательств, связанных с использованием
средств электронной вычислительной техники (ПК) и информационных сетей.

Наличие информации позволяет получить ранее недоступные результаты,
ускоряет достижение желаемой цели. Это понимают и криминальные элементы.
Расширилась социальная база криминального мира, укрепилась его
экономическая основа, возрос профессионализм.

Преступления, совершаемые с применением вычислительной техники, получили
название компьютерные.

Объектами посягательств могут быть как сами технические средства
(компьютеры и периферия), как материальные объекты, так и информация
(программное обеспечение и базы данных, для которых технические средства
являются окружением). Нас будут интересовать преступления в сфере
компьютерной (электронной) информации, где сама компьютерная техника
выступает в роли орудия совершения преступления.

Преступления в сфере компьютерной информации характеризуются совершением
правонарушения в нематериальной сфере, сложностью своевременного
выявления и трудностями собирания доказательств. Совершаются они
относительно легко, но раскрываются очень трудно. Раскрыть преступление
это значит не только узнать, кто совершил, но и доказать это.

Преступное посягательство направлено на информацию о материальном
объекте (денежные знаки, товары и т.п.) Информация сохранена в
электронном виде и находится в памяти компьютера, ее нельзя увидеть без
помощи компьютерной техники, т.е. она виртуальна. Все отображается на
дисплее, принтере или озвучено, это уже копия той электронной
информации, которая содержится в памяти компьютера. Возникает
необходимость доказывать наличие того, чего нельзя увидеть или ощутить
своими органами чувств. Всегда ли можно доверять копиям? Как сделать
электронную информацию доказательством, имеющим все признаки:
относимость, допустимость, достоверность, достаточность?

В данном случае неоценим многолетний опыт юристов ведущих западных стран
в этой сфере, в частности, англосаксонской правовой системы.

Расследование компьютерных преступлений требует специальной технической
подготовки и в большой степени зависит от показаний свидетелей и работы
экспертов. Обвинение в процессе расследования компьютерного преступления
должно строиться так, чтобы субъекты, участвующие в производстве
расследования, мало знающие о компьютерах и их работе, смогли
разобраться в очень сложных технических документах. Свидетели должны
убедительно объяснить, почему последствия ”неосязаемой” потери данных,
являющихся чьей-то собственностью, или нарушение работы компьютера столь
же серьезны, как и ущерб при хищении материальных ценностей (а часто и
более серьезны).

Какие же основания позволяют утверждать, что факт совершения
компьютерного преступления имел место? Что является доказательством
этого?

При расследовании компьютерных преступлений часто возникает вопрос о
том, какие файлы и другие компьютерные документы могут быть использованы
в качестве доказательств правонарушения. Типичный ответ юриста
заключается в том, что все может считаться доказательством, но при
определенных обстоятельствах.

При представлении в суд файлов, распечаток или других документов
необходимо подтверждение, что они являются точной копией информации,
обнаруженной в компьютере. Если соответствующая информация перед
распечаткой оставалась некоторое время в системе, необходимо
подтвердить, что за этот период времени на целостность информации ничего
не повлияло.

В формулировке федеральных правил США есть термин ”свидетельство,
основанное на слухах” – это заявление, сделанное во время допроса любым
лицом и представляемое в качестве истины утверждаемого факта, т.е.
запись того, что человек увидел или услышал. Однако для этого необходимо
соблюдение ряда условий. В России доказательство имеет четыре
обязательных свойства – относимость, допустимость, достоверность и
достаточность. Это должно относиться и к доказательствам по компьютерным
преступлениям.

В Соединенных Штатах все деловые документы, включая компьютерные,
рассматриваются как свидетельство, основанное на слухах, потому что не
существует достаточной уверенности, что они точны, надежны и заслуживают
доверия. Поэтому никакой деловой документ не может служить
доказательством без вызова человека, который его составил.

Исключение делается лишь для некоторых деловых документов, если они
удовлетворяют следующим критериям:

– документ должен быть произведен в ходе обычной практики ведения
деловых операций, т.е. документ создавался в определенное время знающим
человеком или по информации, полученной от такого человека, документ
создавался в ходе регулярной деловой практики; ведение документации было
обычной практикой ведения деловых операций;

– их подлинность должна быть удостоверена, то есть квалифицированные
свидетели должны подтвердить их надежность;

– они должны соответствовать требованиям правила ”наилучшего
доказательства”, то есть должны быть лучшими из имеющихся в наличии
доказательств (а не просто копией документа, если имеется его оригинал).

Следователи сами должны провести необходимую экспертизу, чтобы проверить
показания, относящиеся к собранным доказательствам по расследованию
конкретного преступления.

Заверенные копии документов публичного (официального) характера обычно
допустимы сами по себе. Тем не менее, даже официальные документы
исключаются из перечня доказательств, если обнаруживается, что они не
обладают свойством достоверности (не заслуживают доверия).

Аналогичные исключения, имеющие отношение к уголовным делам, закреплены
в ст. 24 закона Criminal Justice Act 1988 г. Англии и Уэльса.

Данное исключение, относится только к деловым документам, и в кодексе
пока нет определения этих документов. Являются ли деловыми документами
данные о штате фирмы? Или регистрационный журнал? Или список лиц,
пропущенных службой охраны?

Особая проблема с признанием допустимости компьютерного документа
возникает в том случае, если компьютерная распечатка была сделана не в
ходе регулярной деловой практики, а специально для представления в суд
или правоохранительные органы, чтобы обвинение могло подтвердить факт
компьютерного преступления. В этом случае должно быть доказано, что
система и среда, в которой делалась распечатка, были защищены с начала
расследования.

Для того, чтобы компьютерное доказательство было признано допустимым,
необходимо показать, что оно является наилучшим из всех доступных
доказательств, т.е. является подлинником. Если подлинника не существует,
то может быть принята копия подлинника. Если копии подлинника не
существует, то может быть принята копия копии подлинника и т.д. Главное
в том, что если представленный документ не является подлинником, то
копия документа верна, и это наилучшее доказательство, которое имеется
на данный момент.

Наилучшее доказательство в случае компьютерного документа – полярность
магнитных областей на диске, но для того, чтобы его рассматривать,
необходимо сложное оборудование и технические навыки. Означает ли это,
что организация должна держать подлинник документа, храня, например, все
файлы на магнитном носителе или в цифровом формате? Идеальным бы был
ответ ”да”, так как именно это – ”наилучшее доказательство”. Более
практичный ответ – ”нет”.

В соответствии со ст. 69 закона Police and Criminal Evidence Act 1984 г.
сторона, представляющая компьютерную распечатку как доказательство
любого факта, должна сначала убедить суд в том, что:

1) нет достаточных оснований полагать, что содержимое распечатки неточно
из-за неправильного использования компьютера;

2) все фактическое время с момента ввода информации до ее распечатки
компьютер функционировал правильно, а сбой в работе компьютера (если
таковой был) не повлиял на распечатку документа и точность его
содержания.

Важно понимать, что не все виды компьютерных доказательств относятся к
”свидетельствам, основанным на слухах”. ”Документ, созданный
компьютером без человеческого вмешательства, не является свидетельством,
основанным на слухах”, – так решили в Великобритании в ходе нескольких
судебных разбирательств.

Следуя этой логике, ”свидетельством, основанным на слухах”, не может
быть строка банковской ведомости, фиксирующая изъятие некоторой суммы
денег из банкомата, так как ее появление происходит без участия
человека. То же относится и к распечатке контрольного журнала.

Отдельного обсуждения требует вопрос, как трактовать статьи законов,
если компьютер не обрабатывает информацию, а используется только для ее
хранения? Если документ вводится в систему, хранится и затем
распечатывается для суда?

В одном из судебных процессов (Англия) удалось доказать, что текстовый
редактор (например, Microsoft Word) не является компьютером в прямом
значении этого слова. Следовательно, главным вопросом будет,
подвергалась ли содержащаяся в документе информация какой-либо обработке
до ее распечатки.

Многие фотокопировальные устройства теперь используют методы обработки
изображений. Должны ли соблюдаться правила компьютерного доказательства
по отношению к каждой фотокопии, принимаемой в качестве исходного
подтверждения?

Пока это не решено, существует требование, что любой документ,
производимый системой, включающей и компьютер, должен сопровождаться
необходимым подтверждением.

Человек, предъявляющий доказательство, должен быть специалистом,
достаточно хорошо знакомым с работой данного компьютера, чтобы
свидетельствовать о его правильной работе, в ходе которой информация
обрабатывалась, хранилась и распечатывалась.

В соответствии с правилом ”наилучшего доказательства” (см. выше)
должно быть показано, что представляемый компьютерный документ надежен,
то есть он не был сфабрикован, подделан, изменен или копирован до
представления в правоохранительные органы или суд.

В то же время проверить достоверность компьютерного документа не всегда
возможно. Можно ожидать, что защита будет ссылаться на ”компьютерные
ошибки”, которые приводят к случайным результатам, к неверным выводам.
Будут задавать вопросы по поводу копирования, подчеркивая легкость
фальсификации файлов регистрации и изменения датировки файлов,
возможность ”реконструкции” контрольного журнала, будут подвергать
сомнению надежность программных средств, которые использовались для
представления компьютерных файлов в качестве доказательства.

Поэтому следователю следует привлечь высококвалифицированных экспертов,
способных дать заключение о надежности и законности представляемого
доказательства и любых, совершенных с ним процедур.

В большинстве европейских стран нет определенных правил допустимости
доказательств. Любые вопросы о целостности документа, компьютерного или
обычного, считаются обременительными. Любое доказывание такого факта –
трудоемким.

Чтобы избежать оспаривания доказательства по компьютерному преступлению
со стороны защиты в суде, обвинению не следует делать никаких заявлений,
которые сложно подтвердить. При представлении компьютерного документа в
качестве доказательства следует только отметить, что он был произведен
на компьютере, и указать день и время. Кроме того, при подготовке
уголовного дела для передачи в суд (в случае технически сложного
компьютерного преступления) следователю следует учитывать возможность
оспаривания со стороны защиты свидетельских показаний перед судьей и
заседателями, не обладающими специальными знаниями. Показания свидетелей
должны быть представлены в возможно более ясном, кратком, не содержащем
специальных терминов и тем более угроз виде.

Во время дачи показаний в суде свидетели должны избегать использования
технических терминов и компьютерного жаргона, стараясь находить понятные
всем аналогии (программное обеспечение – компьютерные программы, биты –
двоичные разряды, оптический диск – компакт-диск, компьютерный принтер –
пишущая машинка, терминал – монитор и т.д.).

Из сказанного можно сделать вывод, что будут считаться достоверными
следующие компьютерные доказательства:

– файлы регистрации, полученные в ходе обычной работы (но не
сгенерированные специально, чтобы подтвердить факт компьютерного
преступления);

– датированные файлы или сообщения (если дата фиксировалась в момент
обнаружения преступления, а не позднее);

– файлы или сообщения с цифровой подписью или характеристиками
контрольной суммы;

– файлы и сообщения, сгенерированные при помощи программного
обеспечения, распространяемого не свободно, а на коммерческой основе.

Все остальные компьютерные документы должны подкрепляться
дополнительными доказательствами, относящимися как к самому документу,
так и к факту совершения компьютерного преступления.

В заключении необходимо отметить, что понятие ”компьютерное
преступление” значительно шире чем понятие ”преступление против
компьютерной информации” закрепленной в УК РФ. Можно утверждать, что
преступления в сфере компьютерной информации – это только верхушка
айсберга, название которому – компьютерные преступления. Анализ
зарубежных юридических документов может стать отправной точкой при
разработке соответствующих законов, правил и процедур, направленных на
борьбу с компьютерной преступностью в России.

Д.С. Гаврилов

УрЮИ МВД России

Некоторые принципы создания информационных

технологий в криминалистике

Понятие ”задача” и сопряженные с ним понятия ”цель”, ”средство”,
”результат” играют важную роль при исследовании целенаправленной
человеческой деятельности. С их помощью раскрывается структура
мыслительной (более широко – психической) деятельности человека, которая
в свете современных представлений может быть охарактеризована как
отражательная, информационная сторона деятельности, регулирующая
взаимодействия человека с предметной средой.

Возможному и планируемому результату деятельности соответствует понятие
”цель”. Поскольку цель всегда предполагает некоторую деятельность,
направленную на ее достижение или реализацию, формирование цели включает
и выявление конкретных средств и принципов этой деятельности. В
качестве средств могут выступать как объекты внешнего мира (средства
предметной деятельности), так и психические феномены, например, те или
иные мыслительные процессы.

Как показывает опыт использования и разработки любых информационных
систем и технологий, информационная система – это человеко-машинная
система, функционирование которой предполагает наличие таких ее
элементов, как: базы и банки данных, реализованные на машинных носителях
информации; технические средства ввода, хранения и обработки информации,
а также вывода и отображения запрашиваемых системой данных; языки
запросов и ответов (для информационно-поисковых систем); и, наконец,
люди – пользователи данной системы и обслуживающие ее работу.

Основным принципом создания информационной технологии или пакета
программного обеспечения является принцип наличия достаточно большого
объективного (т.е. максимально правдивого, полного и точного) массива
данных, обработка и анализ которых несут для пользователя этой
информации существенный смысл и значение. Базы и банки данных –
сердцевина любой информационной системы, в том числе правовой. В любом
случае базу данных следует рассматривать как структурированную
совокупность данных, относящихся к конкретной предметной области,
компонентами которой могут быть любые формализованные или (и)
неформализованные единицы данных (элементы, группы, записи, файлы),
связанные между собой определенным образом на логическом и физическом
уровне.

Таким образом база данных информационной системы – это не простая сумма
сведений о каких-либо объектах правового исследования, а строго
упорядоченная по определенному критерию структура, характер которой
задается в процессе проектирования информационной системы ее
разработчиками.

Алгоритмизация и программирование являются не только обязательными, но и
чрезвычайно важными компонентами методики решения правовых задач, так
как имеют как организационное, так и методологическое значение.

Методологическое значение заключается, в частности, в том, что два
названных элемента структуры процесса решения задач и разработки
информационных технологий в области применения права позволяют
реализовать весьма важную идею – превратить этот процесс из деятельности
слабо контролируемой в деятельность программно-управляемую, повысить
объективность ее результатов, создать реальные предпосылки для
автоматизированной обработки правовой информации.

Прежде всего отметим, что алгоритмизация как прием решения правовых
задач использовалась уже в IX в. Именно тогда узбекским ученым
Аль-Хорезми был составлен сборник правил разрешения юридических казусов,
возникавших при торговых сделках, разделе имущества и других операциях,
при которых требовалось решить определенные математические задачи.

После того, как в XII в. в Европе труды Аль-Хорезми были переведены на
латынь, все точные правила решения математических задач стали именовать
алгоритмами (по латыни его имя пишется Algorizmi).

С изобретением ЭВМ и началом их широкого использования в самых различных
областях деятельности понятия ”алгоритм” и производное от него –
”алгоритмизация” приобрели статус общенаучных. Во многом этому
способствовало и то, что к тому времени сформировалась теория
алгоритмов, которая из ветви математической логики развилась в
самостоятельное научное направление, тесно ныне связанное с
кибернетикой, информатикой и вычислительной математикой.

Расследование преступлений как специальный вид юридической деятельности
предполагает планирование, организацию и проведение определенной
совокупности действий и образующих их операций, успешная реализация
которых должна привести к достижению желаемых результатов – выявлению
события преступления и лица или лиц, его совершивших.

В ходе многовековой практики расследования преступлений определился круг
таких действий и их направленность, целевые функции, что позволяет
говорить об их определенной типизации, в частности, применительно к
расследованию конкретных видов преступлений. Кроме того, глубокий анализ
следственной практики показал, что, хотя к началу расследования любого
преступления могут сложиться различные следственные ситуации, все их
многообразие тоже можно подразделить на несколько наиболее характерных
групп, или, иными словами, типизировать, выделить типичные следственные
ситуации.

В свою очередь, конкретная следственная ситуация обусловливает основные
направления расследования, в частности, те следственные версии, которые
она порождает и проверка которых требует проведения сугубо определенных
следственных (или оперативно-розыскных) действий, что опять-таки
приводит к типизации операций по выявлению, исследованию
криминалистической информации.

Все это и позволяет считать, что к тактике и методике раскрытия и
расследования преступлений (если рассматривать их как кибернетические
системы) принципиально применимо положение о том, что ”в любой
кибернетической системе разнообразные операции с информацией совершаются
по строго регламентированным правилам – алгоритму (алгоритмам), которые
задаются системе заранее либо вырабатываются ею в процессе
функционирования”.

В качестве алгоритмов первого рода применительно к рассматриваемой нами
деятельности может выступать уголовно-правовое и уголовно-процессуальное
законодательство. Первое однозначно определяет, какие деяния и при каких
условиях являются преступлениями и, следовательно, подлежат раскрытию и
расследованию. Кроме того, уголовно-правовое законодательство служит
исходной предпосылкой, только на основе учета которой можно построить
общую и частные криминалистические модели преступления.

Такая модель должна включать в себя все юридически значимые компоненты,
относящиеся: к субъекту, объекту, объективной и субъективной стороне
преступления.

Процедура же и условия их выявления и доказывания, в частности перечень
возможных (или необходимых) для этого действий, тоже весьма жестко
регламентируются, но уже уголовно-процессуальным законодательством, в
том числе уголовно-процессуальным кодексом, в силу чего и последний по
своей сути является алгоритмом, а точнее, совокупностью алгоритмов
расследования.

Иной характер носят алгоритмы второго рода, т.е. вырабатываемые самой
системой в процессе ее функционирования. Прежде всего, они не столь
жесткие, как алгоритмы первого рода, ибо и их выбор, и структура во
многом определяется вначале исходной, а затем изменяющейся следственной
ситуацией. Кроме того, в фундаменте построения и использования таких
алгоритмов лежат закономерности, выявленные криминалистической наукой в
результате анализа и обобщения практики расследования преступлений.
Поэтому первостепенное значение здесь имеют не столько конкретные нормы
закона (они определяют лишь общие условия), сколько научные рекомендации
криминалистики, призванные, как известно, совершенствовать технику,
тактику и частные методики раскрытия и расследования преступлений.
Подобные рекомендации обычно строятся на основе использования данных
различных наук, их средств и методов, среди которых все большее значение
в последнее время приобретают алгоритмизация и программирование
информационных процессов, а также моделирование самого объекта познания,
каковым в нашем случае является событие преступления.

Необходимость использования указанных приемов и процессов судебного
познания существовала всегда. Однако к практической реализации этого
криминалисты приступили сравнительно недавно, в частности, после того,
когда проблемы алгоритмизации и моделирования процессов познания
получили развитие в таких науках, как логика, математика, теория
информации и кибернетика.

Огромную роль для практической реализации этой проблемы играли также
исследования вопросов общей теории тактики и методики расследования
преступления, например, разработка учений о типовых следственных версиях
и их классификации; криминалистической характеристике преступлений;
тактических особенностях отдельных следственных действий.

Все это позволило на качественно ином уровне подойти к проблеме
алгоритмизации, моделированию информационных процессов и условиям
использования этих методов в стадии предварительного расследования. В
качестве таких условий в литературе обычно указывают:

1) наличие в процессе расследования преступлений ряда общих черт,
свойств, признаков (в основаниях начала расследования, следственных
ситуациях, круге требующих уяснения обстоятельств, путях и методах
расследования на разных этапах и отдельных ситуациях, характере
принимаемых решений и т.п.);

2) стремление следователя при расследовании действовать по общим
методическим правилам, разработанным криминалистикой, но с учетом
особенностей конкретных преступлений и складывающихся следственных
ситуаций;

3) сложившиеся в следственной практике криминалистические (основанные на
данных логики, эвристики, психологии, моделирования) приемы поиска
доказательств и путей решения следственных задач.

Указанные особенности свидетельствуют о наличии в деятельности по
расследованию тенденции к общим методам действий в типичных ситуациях, а
также некоторой формализации и, в конечном итоге, алгоритмизации и
программированию процесса расследования и отдельных следственных
действий.

Необходимо отметить, что многолетняя практика использования
информационных технологий и информационных систем сформулировала важный
принцип создания всех информационных систем. Он состоит в том, что
одновременно с проектом информационной системы, необходимо тщательно
разрабатывать правовое обеспечение (юридическую базу) данной конкретной
информационной системы, предусматривая правовую регламентацию
взаимоотношений разработчиков, эксплуатационников и пользователей на
всех этапах ее создания и внедрения, а также регулирование взаимосвязей
использования информации ”по старинке” и внедренной информационной
системы в тот период времени, когда они будут существовать и
функционировать параллельно.

Ю.А. Николева

УрЮИ МВД России

Идентификационные признаки письменной речи

и их классификации до 70-х гг. XX в.

История криминалистического исследования документов, и письма в
частности, насчитывает в России более 300 лет. И.Ф. Крылов приводит
пример разоблачения ”подметного письма” в Верхотурье в 1687 г.
(документы сохранились в архивах) путем сличения почерков. Дошедшие до
нас документы не только подтверждают факт существования в те годы
подобной экспертизы, но и достаточно полно показывают порядок ее
проведения. Конечно, сейчас методика того времени нам кажется наивной,
однако так или примерно так начинается каждая теория.

Хочется отметить, что до середины XX в. подобная экспертиза проводилась
только в связи с исследованием почерковых объектов, отдавая предпочтение
форме, на содержание же внимание обращалось в качестве сопутствующего
объекта. Мы не оспариваем мнение Р.С. Белкина, который в ”Истории
отечественной криминалистики” (М., 1999) зарождение
судебно-автороведческой экспертизы в 70-х гг. связывает с именем
украинского исследователя С.М. Вула. Но этот шаг был подготовлен более
чем 20-летней работой всей экспертной научной школы Украины.

Вскоре после войны, едва восстановив полностью разрушенный фашистами НИИ
Судебных экспертиз Украины, эксперты-криминалисты продолжили публикацию
сборников научных работ. В то время в исследовании документов
существовало понятие ”судебно-графическая экспертиза”. С.И. Тихенко
определяет ее как ”исследование рукописного текста, производимое для
установления его авторства по заданию органов следствия или суда”
(Киев, 1948). Как видно из определения, понятия ”автор” и
”исполнитель” еще не выделялись (позже их ввел С.М. Вул), под
авторством понималось исполнение, а вопрос о выполнении текста под
диктовку или списывании не ставился. Однако уже Тихенко отмечал, что
”для установления автора в тексте следует изучить не только почерк, но
и целый ряд данных, к почерку не относящихся, как то: степень
грамотности, стиль изложения мыслей и др.”

В 1957 г. М.Я. Сегай публикует работу ”Идентификационные признаки
письма и их классификации” (Киев, 1957), где говорит о том, что в
советской криминалистической литературе ”отсутствует определение
идентификационных признаков письма, а также их четкая классификация”.
Анализируя имеющиеся классификации признаков письма, Сегай признает, что
всем им, в той или иной степени, не хватает четкости и стройности,
аргументируя свой тезис тем, что профессор С.М. Потапов, положив в
основу своей классификации принцип научного анализа – движение от общего
к особенному, ”привычки пишущего, относящиеся к размещению текста”,
выделил в отдельную группу, которая не вошла в группу ни общих
признаков, ни ”особенных”. Соглашаясь в общем с В.Н. Терзиевым и
другими авторами, которые разделили признаки письма на две
самостоятельные группы (признаки письменной речи и признаки почерка),
Сегай отмечает, что они произвели дальнейшую классификацию общих и
частных признаков почерка, ”но не сделали этого в отношении признаков
письменной речи”. Принципы деления на общие и частные признаки,
предложенные Г.Д. Марковой, также вызывают у Сегая возражения: ”Нельзя
согласиться с утверждением Г.Д. Марковой о том, что деление признаков на
общие и частные определяет идентификационную ценность признаков”.
Исходя из подобной, на взгляд Сегая неверной, концепции, Г.Д. Маркова к
общим признакам письменной речи относит признаки, свойственные
определенным группам людей, а к частным – признаки, которые выражают
только своеобразное овладение конкретным лицом навыками письменной речи.
На деле это приводит к тому, продолжает Сегай, что, например, ”ошибки,
нарушающие определенные правила орфографии, отнесены к общим, а редко
встречающиеся орфографические ошибки – к частным признакам. Выходит, что
разделение признаков письменной речи на общие и частные может быть
произведено лишь в результате оценки частоты встречаемости признака. В
действительности же деление признаков на общие и частные, устойчивые и
изменяемые, а также на признаки, имеющие индивидуальное и групповое
идентификационное значение, производится по разным основаниям. В первом
случае классификация выражает объем свойств отождествляемого объекта, во
втором – степень устойчивости, а в третьем – частоту их встречаемости”.

Исходя из современной ему концепции советской криминалистики о том, что
”почерк неотделим от письма, как письмо неотделимо от своей цели и
содержания, а поэтому объектом графической экспертизы является не
почерк, а письмо как запечатлеваемые письменными знаками мысли и
выражения воли автора” (Тихенко), Сегай также говорит о двойственном
характере письма как сложного комплекса различных по своей природе
навыков, образующих, с одной стороны, письменную речь как выражение
мысли пишущего, а с другой стороны, собственно почерк как систему
движений. Это и обусловливает, по мнению Сегая, деление
идентификационных признаков письма на две основные группы: признаки
письменной речи и признаки почерка.

Таким образом, Сегай предлагает следующую классификацию признаков
письменной речи. К признакам письменной речи должны быть отнесены все те
признаки, которые выражают смысловую сторону письма: особенности
словарного состава рукописи, степень усвоения пишущим грамматических
правил языка, а также все способы графического выражения письменной
речи, непосредственно связанные со смысловой стороной письма.

Далее он систематизирует признаки письменной речи следующим образом:

1) лексические признаки, характеризующие словарный состав языка
рукописи: богатство или скудость, наличие диалектизмов, варваризмов,
своеобразных выражений и т.п.;

2) грамматические признаки, характеризующие общий уровень грамотности,
общий строй речи, наличие синтаксических, морфологических и
орфографических ошибок;

3) признаки, характеризующие способы графического выражения письменной
речи, непосредственно связанные со смысловой стороной письма. К этой
последней группе должны быть отнесены следующие признаки: деление текста
на разделы, выделение абзацев и отдельных частей текста – заголовков,
обращений, дат; подчеркивание слов или иной способ акцентуации, приемы
внесения исправлений (зачеркивания, вставки).

Общие признаки письменной речи характеризуют язык и способ графического
выражения мыслей в целом. К ним следует отнести:

1. Стиль речи документа (по языку – литературный или просторечный,
образный или серый, трафаретный, простой, ясный или напыщенный,
вычурный; по манере изложения – лаконичный или пространный, стройный,
последовательный или беспорядочный).

2. Общую характеристику словарного состава языка (разнообразие,
богатство или однообразие, скудость).

3. Общий уровень грамотности: высокий, средний, низкий.

4. Общий строй речи (преобладающие типы предложений).

5. Общий характер размещения текста в зависимости от смыслового
содержания рукописи (отсутствие или наличие деления текста на разделы,
абзацы и т.п.).

6. Акцентуация (или отсутствие таковой).

Частные признаки письменной речи характеризуют особенности лексического
состава языка и усвоение пишущим определенных грамматических правил, а
также особенности графического выражения отдельных элементов письменной
речи.

К частным признакам следует отнести:

1. Своеобразные выражения и обороты речи.

2. Синтаксические ошибки (ошибки в построении предложений и пунктуации).

3. Морфологические ошибки (ошибки в словообразовании).

4. Орфографические ошибки (ошибки в буквенном составе, роде, падеже,
склонении, спряжении и т.п.).

5. Способы выделения заголовков, дат, обращений.

6. Приемы внесения исправлений.

Данная классификация наиболее близка к современной, хотя и имеет
некоторые принципиальные недостатки.

В настоящее время, существуя как самостоятельный вид криминалистического
исследования документов, судебное автороведение синтезирует данные
многих специальных наук, изучающих закономерности письменной речи:
лингвистики, психологии, психолингвистики, социологии, теории
коммуникации, логики и ряда других, и разрабатывает методы ее
исследования для решения возникающих криминалистических задач.

Под письменной речью в современной науке понимается совокупность
явлений, связанных с письменным обменом информацией посредством языка,
или, иначе, деятельность человека, опосредованная системой графических
языковых знаков. Каждая из вышеуказанных наук в этом сложном объекте
исследования выделяет свой аспект в соответствии со своими целями.

Криминалистическая классификация признаков письменной речи, используемая
в автороведческой экспертизе, принадлежит С.М. Вулу и состоит в делении
их на общие и частные. При разработке этой системы признаков установлены
количественные критерии их выделения и корреляционная зависимость (Б.Н.
Головин).

Языковые навыки представляют собой основное умение решать ту или иную
задачу речевого общения, поэтому общим признаком языкового навыка
принято считать характеристику его структурной зрелости, степень его
развития. Различают высокую, среднюю и низкую степени развития
грамматических, лексических, фразеологических и стилистических навыков
письменной речи, а также высокую, среднюю, низкую и ”нулевую” степени
развития пунктуационных и орфографических навыков.

Критерием отнесения названных признаков письменной речи к той или иной
степени на качественном уровне служит соответствие их литературным
нормам (правильно – неправильно), на количественном уровне (кроме
признаков стилистических навыков) используются объективные критерии
статистического анализа.

Частные признаки языковых навыков отображают различные свойства,
особенности структуры этих навыков, проявляющиеся в определенных
нарушениях правильности речи, в использовании определенных языковых
средств, в устойчивых соотношениях языковых средств, используемых
индивидом в типичных ситуациях письменного общения.

С.А. Локинская

УрЮИ МВД России

Распространение правовой информации в России

Нравы – это люди, законы – разум страны.

Нравы нередко более жестоки, чем законы.

Нравы, часто неразумные, берут верх над законами.

О. де Бальзак

Основной закон РФ – Конституция Российской Федерации – в развитии норм
международного права гарантирует каждому свободу мысли и слова (п. 1
ст. 29). Данная норма определяется положениями ст. 19 Международного
пакта о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г., ст. 10
Европейской конвенции о защите прав и основных свобод, другими
документами.

Конкретизируя положение п. 1 ст. 29, Конституция РФ гарантирует каждому
право свободно искать, получать, передавать, производить и
распространять информацию любым законным способом, т.е. – свободу
информации. При этом под информацией в российском законодательстве
понимаются сведения о лицах, предметах, фактах, событиях, явлениях и
процессах независимо от формы их представления.

Закрепляя данную свободу, Конституция РФ в ст. 29 говорит о свободе
массовой информации.

В соответствии с законом РФ от 27 декабря 1991 г. ”О средствах массовой
информации” (далее – закон о СМИ) свобода массовой информации означает,
что поиск, получение, производство и распространение массовой
информации, учреждение средств массой информации, владение, пользование
и распоряжение ими, изготовление, приобретение, хранение и эксплуатация
технических устройств и оборудования, сырья и материалов,
предназначенных для производства и распространения продукции средств
массовой информации, осуществляется без ограничений, за исключением
предусмотренных законодательством РФ о средствах массовой информации.

Гарантией свободы массовой информации, как и права на информацию в
целом, является запрет цензуры (ч. 5 ст. 29 Конституции РФ).

Вместе с тем, средства массовой информации связаны с особыми
юридическими и моральными ограничениями, призванными исключить
злоупотребление этим правом. О таких законных ограничениях упоминает ч.
3 ст. 19 Международного пакта о гражданских и политических правах,
налагающая особые обязанности и особую ответственность за пользование
данными правами. Свобода информации и производная от нее свобода СМИ
может быть ограничена законом, во-первых, для обеспечения уважения прав
и репутации других лиц; во-вторых, для охраны государственной
безопасности, общественного порядка, здоровья или нравственности
населения.

Система распространения правовой информации является одним из основных
элементов инфраструктуры правового государства, ключевым условием
формирования цивилизованного гражданского общества. Тем не менее,
существующая нормативная база, официально регламентирующая положение в
области правовой информатизации, не в полной мере отвечает реалиям
сегодняшнего дня. Большинство нормативных актов, определяющих
направления государственной политики в этой области, были приняты еще в
1993–1994 гг. Они сыграли свою позитивную роль, однако отражали другую
информационную и технологическую эпоху.

За эти годы в России фактически сложилась определенная система
распространения правовой информации. Основными элементами этой системы
являются традиционные печатные государственные и независимые СМИ, услуги
консультантов и специализированные справочные правовые компьютерные
системы. Причем опережающее развитие в правовой информатизации получили
компьютерные технологии, развитие которых в нашей стране по многим
показателям не уступает аналогичным в большинстве стран Европы. При этом
абсолютное большинство (по некоторым оценкам, более 90 %) потребителей
правовой информации, в том числе и в органах государственной власти,
работает с компьютерными правовыми системами негосударственных
производителей. А общее число пользователей компьютерных систем правовой
информации в России в расчете на душу населения превышает этот
показатель во многих ведущих индустриальных странах.

Кроме того, прежняя концепция была ориентирована в первую очередь на
обеспечение потребностей органов государственной власти и
государственных структур. Вместе с тем, крайне важно открыть доступ к
правовой информации для самого широкого круга граждан. Все это требует
выработки новых подходов государственной политики в области правовой
информатизации.

? ? 0

2

>@EIae

ae

^

`

`

b

Ue

r

t

Ue

a

oo†

iNHHного документооборота, основанная на применении электронно-цифровой
подписи. Поэтому в таких условиях в качестве базового формата наиболее
целесообразно использовать файлы в графических форматах (”образы
документов”). Это могут быть графические форматы типа ”*tif”,
”*gif” (или другие), обеспечивающие базовый набор основных требований
к правовой информации, а именно: полное соответствие электронного
документа оригиналу, возможность проверки достоверности текста и т.д.
Возможно, что предложение по использованию в качестве базового стандарта
образов документов может показаться неоправданным в связи с большими
объемами графических файлов и трудностями их передачи, но стремительное
развитие компьютерных и телекоммуникационных технологий делает эти
проблемы не столь актуальными.

Было отмечено, что государство должно организовать эталонные фонды
правовой информации в электронном виде, утвердить стандарты базового
формата электронных документов и предоставить всем желающим возможность
получать документы из эталонных для дальнейшего распространения. Для
доступа к правовой информации предполагается выставить в Internet
специальные банки данных, доступ к которым будет возможен с любого
компьютера. Те же граждане, которые не имеют доступа в Internet, смогут
воспользоваться установленными в публичных библиотеках компьютерными
терминалами. Таким образом предполагается обеспечить широкий доступ
граждан к текстам нормативно-правовых актов.

Вместе с тем, для профессиональной работы с правовой информацией
необходимы специальные инструменты и сервисные возможности.

Их реализация требует значительных затрат, которые не могут и не должны
быть компенсированы за счет средств государственного бюджета. Эту задачу
должны выполнить независимые распространители правовой информации,
которые оказывают услуги с добавленной стоимостью – разрабатывают и
предоставляют специальные поисковые средства, обеспечивают
дополнительный сервис при работе с правовой информацией.

Также для распространения правовой информации необходимо введение так
называемого органа контроля за разрешением информационных споров,
возникающих в связи с использованием сети Internet и других
информационных систем в различных областях общественной жизни.

Для решения подобных проблем в мае 2000 г. инициативная группа юристов,
работающих в сфере Internet, начала работу по созданию Третейского суда.

Давно существовала настоятельная необходимость образования
альтернативного способа разрешений споров, связанных с информационными
процессами с использованием современных средств телекоммуникаций,
возникающих в связи со все большим увеличением проблем, которые не имели
своего оперативного разрешения в системе государственных судов, где
практика разрешения возникающих конфликтов весьма противоречива и имеет
затяжной характер. Сложность таких споров, как соблюдение авторских
прав, кража интеллектуальной собственности, разного рода правонарушения,
связанные с распространением информации, в частности в Internet, не
позволяют в рамках перегруженных государственных судов уделять
достаточное внимание рассматриваемым вопросам, осложненным
научно-техническими аспектами, понимание которых нередко является
определяющим в правильной оценке обстоятельств спора и принятии
обоснованного и справедливого решения. Государственные судьи не всегда
готовы к этой функции, поскольку отсутствует единая практика разрешения
таких споров.

На сегодняшний день нормативным документом, регламентирующим
деятельность Третейского суда, является только ”Временное положение о
Третейском суде для разрешения экономических споров”, утвержденное
постановлением Верховного Совета РФ 24 июня 1992 г.

Целью деятельности создаваемого Третейского суда как альтернативной
формы разрешения споров, предусмотренной российским законодательством,
является не только рассмотрение конкретных споров, переданных сторонами
на его рассмотрение, но и активная общественно-правовая деятельность по
изучению и обобщению международной и отечественной юридической практики
в сфере информационной безопасности.

Таким образом, несмотря на некоторые спорные моменты (например, в таких
странах, как США, в третейских судах рассматриваются
узкоспециализированные дела, а Internet – это целая отрасль экономики и
права, и приватизировать в ней юридическую власть недопустимо), очевидна
необходимость образования Третейского суда для разрешения информационных
споров, поскольку последний представляет собой альтернативный способ
разрешения специфических судебных проблем, возникающих с использованием
средств коммуникаций.

Очевидно преимущество третейских судов, связанное с демократичностью
самого процесса судопроизводства, представляющего спорным сторонам
свободу выбора между этой формой и государственной.

Сравнительная ”молодость” этой сферы правового регулирования,
распространения и защиты информации в целом, естественно, предполагает
участие в этой области более подготовленных специалистов, обладающих как
юридической, так и технической подготовкой, что делает данные правовые
системы и суды более профессиональными.

И.О. Макушкин

УрЮИ МВД России

Использование следов колес с целью установления

характера и механизма движения транспортных средств (ТС)

Современная криминалистическая и техническая литература делит следы
колес в зависимости от механизма их образования на следы качения,
торможения и заноса. Первые из данной классификации следы являются
статическими, т.е. отпечатками, а вторые и третьи – динамическими .

В литературе в основном отражены моменты, связанные с обнаружением,
фиксацией и исследованием следов колес транспортных средств (ТС),
оставленных на пластичной поверхности (рыхлый грунт, снег), а на твердых
поверхностях – лишь в том случае, если эти следы являются следами
наслоения или отслоения какого-либо вещества (жидкость, грязь и т.п.).

На сегодняшний день в литературе отсутствуют сведения о следах на
твердых поверхностях в нормальных условиях (при отсутствии сопутствующих
факторов, например, наслоений).

Думается, что приведенная выше классификация следов в зависимости от
механизма образования недостаточна и нуждается в более четкой
дифференциации. Это касается динамических следов.

Данные следы целесообразно разделить на следы продольного
проскальзывания, образующиеся при интенсивном разгоне с места
(пробуксовка), следы проскальзывания при торможении на грани блокировки
колес, следы скольжения, образованные в результате торможения
заблокированными колесами (юз), и следы заноса, образующиеся в
результате потери сцепления колеса с дорожным покрытием, срыва колеса с
дороги и его движения в направлении, отличном от поступательного
(продольного) – боковой занос.

Следы продольного проскальзывания в обоих случаях можно дифференцировать
лишь при очень тщательном исследовании трасс в следах и тем самым
определить характер движения ТС.

В связи с тем, что следы качения занимают больший объем в общей массе
следов колес ТС, представляется целесообразным начать описание следов
именно с них.

Одним из элементов дорожно-транспортной обстановки являются следы
качения, содержащие значительную информацию об обстоятельствах
дорожно-транспортного происшествия (ДТП). Исследование следов качения
позволяет решить идентификационные задачи, т.е. отождествить конкретное
колесо, а следовательно, и транспортное средство, участвующее в ДТП, а
также диагностические, позволяющие определить модель ТС, направление его
движения, состояние шин (степень износа и его вероятную причину, а также
уровень давления в шине, либо ее разгерметизацию). Следы качения в
совокупности с другими следами помогают решать вопросы установления
места столкновения ТС и их взаиморасположение на проезжей части до и в
момент столкновения.

В силу объективных причин дорожное покрытие не всегда способно
отобразить признаки колес, что обусловлено механизмом образования и
состоянием следообразующего и следовоспринимающего объектов (шины и
дорожное покрытие).

При движении ТС с нормальным и близким к нему давлением в шинах на
чистом твердом дорожном покрытии (асфальт, бетонка) следы качения не
выражены. Следы отображаются при наличии на беговой дорожке шины
наслоений. В этих случаях в следах отображается ширина беговой дорожки,
наличие и характер рельефного рисунка протектора, особенности его
элементов (частные признаки). Выраженность следов зависит от степени
износа протектора.

При движении ТС с давлением 1/2 нормы образуются следы, аналогичные
вышеописанным.

При движении ТС с отсутствующим давлением в шинах более четко
отображаются следы грунтозацепов, края которых нечеткие. В следе имеются
наслоения резины, по бокам следа расположены более выраженные наслоения
резины, образовавшиеся в результате давления краев диска через боковину
покрышки. Форма следа извилистая. Степень выраженности также зависит от
степени износа протектора. Имеет место увеличения ширины следа.

При движении ТС в состоянии торможения незаблокированными колесами с
нормальным давлением на твердом дорожном покрытии образуются следы
рисунка протектора в виде отпечатков его элементов, образованных
незначительным наслоением резины, имеющим четкие края. Зависимости
выраженности следов от степени износа протектора не наблюдается. В
следах отображены ширина беговой дорожки и рельефный рисунок протектора.

При движении ТС при давлении в шинах 1/2 нормы при вышеуказанном
состоянии торможения остаются следы, аналогичные образующимся от колес с
нормальным давлением.

При движении ТС с нормальным давлением в шинах на грунте (сухом и
влажном) в следах отображается ширина беговой дорожки, рисунок
протектора, особенности его элементов. На влажном грунте особенности
следа выражены более четко. На рыхлом грунте кроме самой беговой дорожки
отображаются также и боковые части протектора. На сухом грунте верхушки
отобразившихся элементов протектора подвержены осыпанию, вследствие чего
уменьшается четкость отображения. Выраженность следов зависит от степени
износа протектора.

При движении ТС с давлением в шинах 1/2 нормы на грунте отличие следов
состоит лишь в увеличении ширины следа. На сухом грунте рисунок выражен
менее четко, чем на влажном, из-за осыпания, что приводит к некоторому
искажению следа.

При движении ТС с отсутствием давления в шинах на грунте в следах
отображается также беговая дорожка, рисунок протектора и особенности
строения его элементов, грунтозацепы. По бокам вдоль следа располагаются
углубленные полосы, образованные краями диска, продавливающими боковины
покрышки. Форма следов извилистая. Четкость отображения более выражена
на влажном грунте.

Помимо рассмотренных выше следов качения в ряде случаев мы имеем дело со
следами проскальзывания. Происхождение данных следов может быть
различным, но всегда является результатом одновременного скольжения и
качения колес. Следы проскальзывания возникают как при замедлении ТС,
так и при его разгоне. При торможении колес на грани их блокировки на
нескользком покрытии возникают следы проскальзывания. Как правило, они
всегда предшествуют следам скольжения и определяются по расположенным
вдоль направления движения небольшим царапинам от некрупных камешков и
песчинок. Обычно затруднительно определить, где заканчивается след
проскальзывания и начинается след скольжения, так как один плавно, без
резкой границы переходит в другой. Оба эти следа включаются в измеряемый
общий след торможения. В следе торможения элементы рисунка протектора
выглядят вытянутыми в направлении движения, так как противодействуют
поступательному движению транспортного средства.

При интенсивном разгоне также может возникнуть след проскальзывания. Он
возникает при слишком большом тяговом усилии на ведущих колесах.
Отличить данные следы от следов, образовавшихся при замедлении,
представляется затруднительным и возможно только при очень тщательном
исследовании.

При ускорении камешки и песчинки вырываются шиной из дорожного покрытия
и, оставляя царапины, отбрасываются назад, а при замедлении царапины
появляются в результате вдавливания частиц в покрытие и их продвижение
вперед.

Дифференцировать следы, возникшие в результате ускорения либо
замедления, можно по шинам ТС, оставившего эти следы. Во время
замедления в контакте с дорогой находится только определенный участок
беговой дорожки, который при осмотре выглядит чистым (черным)
относительно остальной части протектора. При проскальзывании шины во
время разгона данный след остается по всей длине беговой дорожки.

Кроме следов проскальзывания, возникающих при торможении, также имеют
место следы скольжения заблокированными колесами (следы юза). Данные
следы не могут быть оставлены автомобилем, снабженным системой ”ABS” –
антиблокировочной системой тормозов, следящей за постоянным вращением
колес и не допускающей их блокировки.

При образовании следов скольжения заблокированными колесами частицы
дорожного покрытия в результате возросших сил трения смещаются вместе с
колесом вперед, образуя на дороге трассы. При интенсивном торможении
центр тяжести ТС под действием сил инерции стремится к смещению вперед
относительно подвески и происходит перераспределение массы автомобиля по
осям, передняя подвеска перегружается до 40 %, поэтому следы передних
колес являются более выраженными относительно задних. Следы торможения
передних колес по краям более контрастны, а в их центральной части
наблюдается светлая полоса. Края следа четкие. Края следов торможения
задних колес более размытые, в центральной части они более контрастны,
чем по краям. (Речь идет о следе, образующемся в результате истирания
шины неподвижного колеса продолжающего движение транспортного средства.)
Данные следы позволяют различить лишь продольные канавки рисунка
протектора, структура поперечных элементов не отображается. Наиболее
характерно данные признаки проявляются в случаях с установленными
покрышками, имеющими радиальное плетение нитей корда.

Отдельной группой следов колес ТС являются следы заноса. Данные следы
образуются в результате потери сцепления колеса с дорожным покрытием под
действием центробежной силы, воздействующей на транспортное средство при
прохождении поворота и его движении в направлении, отличном от
поступательного. Динамика движения и положение ТС в результате заноса
изменяется, вплоть до произвольного. Одной из разновидностей заноса
является контролируемое скольжение – управляемый занос, широко
применяемый в практике спортивного (раллийного) вождения и управления
автомобилем в критических ситуациях. К.Д. Поль в характеристике следов
движения ТС выделяет след поперечного смещения – ”дрейф”, который по
своей сути является вышеописанной разновидностью следов заноса
(контролируемое скольжение).

Следы заноса могут характеризоваться боковым смещением ТС с
блокированными колесами, а также боковым проскальзыванием при повороте.
При тщательном исследовании признаков в следах их можно
дифференцировать. Следы бокового смещения заблокированных колес резко
отличаются по ширине от прямолинейных следов торможения. Частицы
дорожного покрытия смещаются и образуют трассы, направленные поперек
следа. Следы бокового проскальзывания при повороте довольно трудно
отличить от следов бокового смещения заблокированных колес. Большую
помощь при их различии может оказать наличие поворота дороги, а также
расположение трасс в следах. В данном случае наряду с поперечными
трассами будут иметь место и продольные.

Методика отождествления в области исследования следов ТС базируется на
общих положениях трассологической идентификации, за исключением того,
что оценка идентификационной значимости частных признаков переносится на
более поздний период – в стадию сравнительного исследования, поскольку
на стадии раздельного исследования часто бывает невозможно отличить
признаки идентифицируемого объекта от реальных искажений следов ввиду
особенностей механизма следообразования.

На механизм следообразования большое влияние оказывает характер и
состояние дорожного покрытия.

На твердых покрытиях возможно образование следов скольжения вследствие
стирания резины и ее внедрения в дорожное покрытие. Интенсивность
стирания зависит от состояния дорожного покрытия, его твердости, степени
шероховатости.

Давление в зоне следового контакта (в области контактных поверхностей)
зависит от двух факторов: ”плотности” рисунка ”количества выступающих
элементов протектора на единицу измерения” и внутреннего давления шины.

Наибольшее давление возникает по краям площади следового контакта
беговой дорожки шины (плечевая зона беговой дорожки), наименьшая – по
средней оси площади контакта. Уменьшение давления по средней линии
объясняется прогибом протектора от краев внутрь, происходящим под
нагрузкой и именуемый мостовым эффектом. Выраженность мостового эффекта
усиливается при пониженном давлении в шине. В результате этого протектор
в плечевой зоне плотнее контактирует с дорогой, чем средний участок, и
это приводит к тому, что при скольжении такой шины остаются следы в виде
двух сплошных полос, ограничивающих ширину следа беговой дорожки шины.

Исходя из указанного, структура механизма следообразования определяется
следующими факторами:

– объемом следового воздействия (следообразующим объектом);

– характером следового воздействия;

– объектом, подвергшимся воздействию (следовоспринимающий объект –
дорожное покрытие);

– условиями следообразования;

– результатом воздействия (самим следом).

Характер воздействия обусловлен определенными условиями, подробно
изложенными ранее:

– колесо свободно вращается (катится);

– колесо заторможено на грани блокирования (проскальзывание) –
вращается, но окружная скорость колеса меньше поступательной скорости
движения ТС;

– колесо не вращается (заблокировано);

– заторможенное колесо движется с заносом, когда продольная ось ТС не
совпадает с направлением движения.

К условиям следообразования относятся:

– состояние дорожного покрытия (сухое, влажное, мокрое, покрытое снегом
(укатанным или рыхлым), обледенелое);

– профиль дорожного покрытия (уклоны, подъемы, выбоины, иные
неровности);

– воздействие внешней среды (снег, дождь и т.п.);

– температура окружающей среды.

Наряду с описанными следами ТС, обусловленными характером воздействия
(взаимодействие дорожного покрытия с шиной колеса), в практике
исследования следов транспортных средств важное значение имеет
установление направления движения.

В качестве признаков, свидетельствующих о направлении движении ТС, в
литературе в течение многих лет упоминается расположение следов
горюче-смазочных материалов (ГСМ) и нефтепродуктов (НП), следы элементов
протектора шин повышенной проходимости, углом открытых в сторону
движения, структура грунта в следе и вокруг него и др.

При движении ТС с нормальным давление в шинах на чистом твердом дорожном
покрытии следы направления движения не определяются, так как следы в
целом не выражены, за исключением случаев имеющихся наслоений (жидкость,
грязь и т.п.). В этом случае признаком направления движения является
уменьшение интенсивности окраски следов наслоения по ходу движения.

При движении транспортного средства в состоянии торможения
незаблокированными колесами с нормальным давлением в шинах на асфальте
имеются следующие признаки, указывающие направление движения:

– по ходу движения следы, отображающие ширину беговой дорожки,
особенности строения элементов рисунка протектора переходят в черные
полосы;

– мелкие частицы песка на дорожном покрытии собираются сзади колес в
виде треугольника, вершина которого направлена в сторону движения.

Признаки направления движения ТС с давление на 1/2 ниже нормы на
асфальте и признаки такого же колеса в состоянии торможения
незаблокированными колесами аналогичны признакам следов при качении и
при торможении незаблокированными колесами с нормальным давлением в
шинах.

Направление движения ТС с разгерметизированными шинами на асфальте не
определяется.

При подтекании жидкости (Тосол, ГСМ, НП) на твердое дорожное покрытие ее
капли имеют вытянутую каплеобразную форму, вплоть до формы
восклицательного знака. Острой частью след капли обращен в сторону
движения. Чем длиннее след, тем больше была скорость движения
транспортного средства.

Признаки направления движения ТС с нормальным давлением в шинах на
грунтовом дорожном покрытии (сухом и влажном) следующие:

– на дне следа отображаются зубцы (элементы рисунка), пологой частью
обращенные в сторону движения ТС. Выступы между элементами слегка
наклонены в сторону движения автомобиля;

– частицы мягкого грунта, пыли располагаются по обе стороны беговой
дорожки в виде веера, расходящиеся концы которого обращены в сторону,
противоположную движению автомобиля;

– интенсивность следов качения, образовавшихся в результате наслоения
постороннего вещества, уменьшается по ходу движения;

– при преодолении автомобилем грязи или лужи, жидкость выбрасывается
вперед и в стороны по направлению движения;

– при переезде ТС через камень образуется зазор между камнем и грунтом.
Зазор направлен в сторону, противоположную направлению движения;

– при переезде колеса ТС через мелкие веточки, палочки, они
переламываются. Переломленная ветка образует угол, открытый в сторону
направления движения.

При движении ТС с пониженным на 1/2 от нормы давлением в шинах и с
полностью отсутствующим давлением по грунтовому покрытию признаки
направления движения аналогичны признакам следов, образованных при
движении на грунте колес с нормальным давлением.

Признаки направления движения по следам торможения проявляются в том,
что следы торможения на сухих, твердых дорожных покрытиях в конце резко
обрываются, образуя четкую, поперечную границу между следами скольжения
(юза) и качения, обращенную в сторону движения ТС. В начале следов
торможения их края в виде черных полос наслоения резины выражены четко.
Далее по направлению движения края размазаны, но контрастность по ширине
следа возрастает. При торможении в зависимости от того, прокручивались
колеса в момент замедления или заблокированы, остаются следы, по которым
можно определить характер перемещения ТС. При торможении камешки и иные
твердые частицы, захваченные протектором, оставляют на асфальте трассы.
Когда дорожное покрытие имеет неглубокие трещины, эти частицы
вдавливаются в них и остаются в конце трасс. Направление перемещения
этих частиц и указывает на направление движения.

При торможении на грунте заблокированными колесами (юзом) его частицы
собираются перед колесами и выдавливаются вперед и в стороны. В конце
следа торможения образуется валик из грунта, более крутой скат которого
обращен в сторону движения ТС. Поверхностные следы торможения несколько
шире, а объемные – глубже следов качения. Поскольку нарастание
тормозного усилия на колесах происходит более плавно, чем его
прекращение, ширина и глубина следов торможения увеличивается
постепенно. Наиболее крутой скат валика из грунта на границе между более
широкими и глубокими следами торможения и последующего качения, будет
обращен в сторону движения. Чем более шероховатая поверхность дорожного
покрытия, тем менее заметные следы на ней остаются.

Во всех случаях вначале след менее выражен, а по мере продвижения ТС к
месту остановки, становится более четким. Улучшение четкости следа к
месту остановки – признак, указывающий направление движения тормозившего
транспортного средства – от менее четкой зоны к более четкой. В месте
остановки имеется объемный след рисунка протектора.

Другим признаком, указывающим направление движения, можно считать
раздвоение следов колес по осям, возникшее от смещения (сдвига) колес
задней оси в сторону из-за неровностей дорожного покрытия, поперечного
уклона, неравномерного сцепления и иных факторов. Признак указывает на
движение ТС со стороны начала расхождения следов колес передней и задней
осей.

Если в процессе движения заторможенного транспортного средства
прекратить торможение, а затем вновь применить экстренное торможение
(способ прерывистого торможения ”нажал–отпустил”, широко применяемый в
практике спортивного вождения и управления автомобилем в критической
ситуациях), то на дорожном покрытии отображаются два либо несколько
участков со следами скольжения, т.е. следы торможения с разрывами в них
(прерывистые). На первом участке следы торможения выражены слабее, чем
на последнем, оканчивающемся остановкой.

На первом участке слабее выражены начало и конец следов, в связи с чем
только по этому признаку (степени выраженности следа) определить
направление движения проблематично. При наличии же второго участка
торможения направление движения определяется безошибочно.

Независимо от дорожного покрытия при повороте заблокированных колес и
независимо от угла поворота сохраняется прямолинейное движение. На
дороге в этом случае образуются признаки скольжения передних колес:

– у места остановки след торможения расширяется до максимальной
величины;

– на дороге след торможения оканчивается под углом, на который были
повернуты колеса;

– на месте остановки остаются объемные следы рисунка протектора;

– на влажной грунтовой дороге перед остановившимся колесом образуется
валик, на котором отображается рельеф боковины протектора (плеча шины).

Все описанные выше следы несут большое информационное значение и
помогают в полной мере, с достаточной степенью достоверности
восстановить картину происшедшего события.

Ю.Г. Хорищенко

УрЮИ МВД России

Установление вторичных преступлений

как возможное основание для возбуждения уголовного дела

в отношении умершего

Гл. 4 УПК РФ содержит нормы, которые регламентируют обстоятельства,
исключающие производство по уголовному делу. Одно из таких
обстоятельств, предусмотренное п. 4 ч. 1 ст. 24 УПК РФ, относится к
деяниям, совершенным лицом, впоследствии умершим. Указанная норма
устанавливает и исключительные основания возбуждения уголовного дела в
отношении умершего, а именно необходимость производства по делу с целью
его реабилитации.

Несмотря на категоричность предписания закона, в судебно-следственной
практике известны случаи, когда при установлении факта смерти лица,
возбуждение уголовного дела обуславливается иными основаниями. К
наиболее характерным из них могут быть отнесены следующие:

1) необходимость производства следственных действий для установления
причин и обстоятельств смерти лица (например, назначение различного вида
экспертизы при установлении факта гибели военнослужащего срочной службы
в момент совершения им того или иного преступления);

2) установление обстоятельств, указывающих на наличие соучастников у
умершего при совместном совершении преступления (например, в случае
совершения группой лиц по предварительному сговору разбоя (п. ”а” ч. 2
ст. 162 УК РФ), в ходе которого наступает смерть одного из участников);

3) установление признаков преступных событий, так или иначе
взаимосвязанных с преступлением, которое совершено лицом, впоследствии
умершим (например, при установлении факта смерти лица, совершившего
кражу (п. ”в” ч. 2 ст. 158 УК РФ); получение данных, указывающих на
осуществление сбыта и приобретения похищенного имущества иными лицами
(ст. 175 УК РФ).

Перечисленные основания несколько выходят за рамки п. 4 ч.1 ст. 24 УПК
РФ и потому представляют определенный интерес для обсуждения. Из них
обращающими на себя особое внимание видятся те, которые связаны с
совершением одного или нескольких преступлений лицом, впоследствии
умершим, и иными лицами.

Законодатель лишь частично регламентирует порядок соединения и выделения
подобной категории уголовных дел (ст. 151 УПК РФ), очевидно оставляя
вопросы об их возможном возбуждении и прекращении на усмотрение
работников правоохранительных органов. Представляется, что более
глубокое понимание данной проблемы может быть достигнуто посредством
введения классификации взаимосвязанных преступлений. Различный характер
взаимосвязи между преступлениями, положенный в основу разграничения,
позволяет выделить две условных категории преступных событий: основные и
вторичные. В качестве основного можно обозначить преступление,
превосходящее остальные по степени тяжести последствий и строгости
уголовно-правовой санкции. Ко вторичным преступлениям логично было бы
отнести все взаимосвязанные с ним преступления. При этом преступные
деяния, осуществленные в соучастии, условно можно определить как
”производные”. Выявление их после установления факта смерти одного из
соучастников, очевидно, будет являться основанием для возбуждения
уголовного дела в отношении умершего.

Иной случай некоторого отступления от нормы п. 4 ч. 1 ст. 24 УПК РФ
возникает при установлении наряду с фактом основного преступления
(совершенного лицом, впоследствии умершим) признаков преступных событий,
которые тесно взаимосвязаны с ним и направлены на реализацию его
преступных последствий. Будем считать их ”связными ” преступлениями
(например, ст. 174 УК РФ, т.е. легализация (отмывание) денежных средств
или иного имущества, приобретенного незаконным путем; ст. 175 УК РФ,
т.е. приобретение или сбыт имущества, заведомого добытого преступным
путем, и некоторые другие составы преступлений).

Таким образом, уголовно-процессуальное законодательство в части
регламентации производства в отношении умершего (п. 4 ч. 1 ст. 24 УПК
РФ) нуждается в определенной доработке. В частности, необходимость
производства следственных действий (для установления причин и
обстоятельств наступления смерти лица, совершившего преступление), а
также выяснения обстоятельств совершения вторичных преступлений, может
явиться основанием для возбуждения уголовного дела в отношении умершего.
Целесообразным видится пересмотр и иных положений гл. 4 УПК РФ, так или
иначе относящихся к производству расследования и рассмотрения двух и
более (основного и вторичных) преступлений в рамках одного уголовного
дела.

А.П. Нахимов, кандидат философских наук

УрЮИ МВД России

К проблеме изучения феномена политической коррупции

В последнее время все чаще у нас в стране и за рубежом лексемы
”Россия” и ”коррупция” упоминаются в едином контексте, становясь
понятиями если не тождественными, то уж, во всяком случае,
однопорядковыми. Это не может являться предметом национальной гордости
хотя бы потому, что коррупция, как известно, представляет собой
”преступную деятельность, заключающуюся в использовании должностными
лицами доверенных им прав и властных возможностей в целях личного
обогащения”. По данным некоторых западных исследователей, Россия в
последние годы постоянно находится в числе наиболее неблагополучных
стран в мире по уровню коррупции, иногда становясь абсолютным лидером
этого рейтинга.

Так ли это на самом деле? К сожалению, объективный ответ на этот вопрос
вряд ли возможен из-за известного вакуума в отечественных исследованиях,
посвященных изучению коррупции в России. Конечно, в некоторой мере
исключение составляют публицистические статьи в периодических изданиях
(достаточно вспомнить широко муссировавшиеся весной 1999 г. в СМИ слухи
о 30 тысячах долларов США ”отступных” за ”правильное” голосование по
вопросу об объявлении импичмента президенту России). Но остроты проблемы
это не снимает.

Между тем, в западной политологии изучение проблемы коррупции давно
является предметом пристального внимания ученых. Думается, что опыт
подобного рода исследований может представлять несомненный интерес и для
нас.

В качестве одного из наиболее убедительных, на наш взгляд, подтверждений
сказанному укажем на работу американских политологов Сьюзен Уэлч и Джона
Питерса, результаты которой были опубликованы в квартальном журнале
американской ассоциации политической науки в статье под названием
”Политика, коррупция и политическая культура: анализ на уровне
законодательных собраний штатов”.

Авторами данной статьи было предпринято эмпирическое исследование, в
основу которого было положено предположение о наличии причинной связи
между политической культурой и отношением к актам политической
коррупции. Опираясь на концепцию американской политической культуры,
представленную Д. Элазаром, авторы предположили, что члены
законодательных собраний штатов склонны проявлять терпимость или
нетерпимость по отношению к актам коррупции в зависимости от того, какой
из трех типов политической культуры господствует в данном штате:
”культура моралиста”, ”индивидуалиста” или ”традиционалиста”.

Для проверки этого предположения членам сенатов в 24 штатах был разослан
специальный вопросник. Он содержал перечень возможных актов коррупции,
относительно большинства которых сенаторам предлагалось высказаться по
трем пунктам: во-первых, следует ли считать данное действие актом
коррупции, во-вторых, насколько часты подобные акты коррупции в
законодательных учреждениях штата, и, в-третьих, стал бы сенатор
поддерживать избрание своего коллеги по партии на новый срок, если бы
ему было известно о том, что последний замешан в такого рода незаконных
сделках.

Акты коррупции, относительно которых сенаторам предлагалось высказаться
по трем вышеуказанным позициям, формулировались в вопроснике следующим
образом:

1) кандидат в президенты обещает (какому-либо заинтересованному лицу)
пост посла в случае своего избрания на должность в обмен на взнос в фонд
его избирательной кампании (”посол”);

2) конгрессмен, воспользовавшись своим старшинством (в одном из
комитетов конгресса), добивается закрепления контракта на поставку
оружия за корпорацией, которая находится на территории его
избирательного округа (”оружейный контракт”);

3) выборное официальное лицо использует средства из публичных фондов
(федеральных, муниципальных или партийных) для оплаты своих частных
поездок (”поездка”);

4) выборное официальное лицо, пользуясь своим положением, составляет
протекцию приятелю или родственнику для поступления в юридическую школу
(”юридическая школа”);

5) член ассамблеи штата, занимая пост председателя комиссии по
общественным дорогам, санкционирует покупку в муниципальную
собственность участка земли, который он сам недавно приобрел (”продажа
земли”);

6) законодатель принимает крупное пожертвование в фонд своей
избирательной кампании в обмен на ”правильную” подачу голоса при
голосовании по определенному законопроекту (”правильная подача
голоса”).

Из общего числа сенаторов, которым был разослан вопросник (978 человек),
ответы были получены менее чем от половины (от 441 сенатора). Именно эта
группа сенаторов и составила, таким образом, фактическую группу
опрошенных.

Абсолютное большинство ответивших (около 95 %) признали актами коррупции
”поездку”, ”продажу земли” и ”правильную подачу голоса”, того же
мнения о сделке типа ”посол” придерживался 71 % ответивших. Вместе с
тем, только 31 % ответивших признал актом коррупции ”оружейный
контракт”, а ”юридическую школу” еще меньше – 23,7 %. Соответственно,
стали бы поддерживать переизбрание лиц, замешанных в ”поездках”,
”продаже земли” или ”правильной подаче голоса”, немногим более 10 %
ответивших сенаторов, а за переизбрание тех, кто был уличен в акциях
типах ”оружейных контракт” или ”юридическая школа”, проголосовало бы
не более половины всех ответивших.

По мнению сенаторов, участвовавших в опросе, наибольшее распространение
в законодательных органах штатов имеет протекционистская деятельность
типа ”юридической школы”, а также такие акции, как ”правильная подача
голоса” и ”поездка”.

Исходя из составленной Д. Элазаром схемы регионального распределения по
территории США типов политической культуры, авторы установили, что в
проведенном ими опросе приняли участие 243 сенатора из штатов с
”культурой моралиста” – Калифорнии, Айовы, Канзаса, Мэна, Мичигана,
Миннесоты, Северной Дакоты, Орегона и Юты, 83 сенатора из штатов с
”культурой индивидуалиста” – Коннектикута, Иллинойса, Массачусетса,
Миссури, Невады, Нью-Джерси, Нью-Йорка, Пенсильвании и Вайоминга;
остальные 115 сенаторов представляли штаты, в которых господствует
”культура традиционалиста” – Алабаму, Флориду, Джорджию, Кентукки,
Техас и Западную Вирджинию.

Помимо прямого соотнесения данных опроса с типологической
характеристикой политической культуры штатов авторы использовали для
проверки своей исходной гипотезы контрольную группу корреляций: они
сопоставили данные опроса с рядом других, не связанных с политической
культурой факторов, от которых теоретически могло зависеть отношение
опрашиваемых сенаторов к коррупции.

В этих целях группа опрашиваемых дифференцировалась по ряду следующих
признаков: географическое положение штата, в сенат которого избран
опрашиваемый сенатор; количество актов коррупции, зарегистрированных в
данном штате федеральными юридическими службами; избирался ли прежде
опрашиваемый в законодательное собрание штата и его идеологическая
ориентация. Кроме того, опрашиваемым было дополнительно предложено
высказать мнение относительно следующего утверждения: ”Негодование
общественности по поводу коррупции в правительстве – результат
кратковременной вспышки, называемой ”постуотергейтской моралью”.

По мнению авторов, подсчеты показывают, что отношение законодателей к
коррупции в той или иной мере может быть детерминировано каждым из шести
выделенных ими факторов. Однако с достаточной определенностью на
основании этих подсчетов можно утверждать только о зависимости отношения
к коррупции от политической культуры. Опрос подтвердил вывод Д. Элазара
о том, что ”моралисты” менее терпимы к коррупции, а в тех штатах, в
которых господствует этот тип политической культуры, акты коррупции, по
свидетельству самих сенаторов, менее часты, чем в штатах с ”культурой
индивидуалиста” или ”традиционалиста”. В свою очередь,
”традиционалисты” охотнее других проявляют готовность поддерживать
выборных лиц, замешанных в коррупции, что также согласуется с концепцией
Д. Элазара, который указывал, что в штатах, где господствует ”культура
традиционалиста”, политическая элита способна действовать, игнорируя
общественное мнение.

Думается, что посылки и гипотезы, из которых исходят авторы
исследования, далеко не во всем бесспорны и, уж конечно, не могут
претендовать на абсолютный (тотальный) характер.

Скажем, типология политической культуры, используемая С. Уэлч и Д.
Питерсом, не является универсальной (ее можно отнести скорее к частным
типологиям) и при том, что достаточно точно описывает ”матрицу
американкой политической культуры”, вряд ли пригодна для выполнения
подобной функции в отношении политической культуры России.

Не лишена смысла и гипотеза, не вполне вписывающаяся в концепцию
американских политологов и рассматривающая отношение к коррупции не как
нечто внешнее по отношению к политической культуре, а как собственно ее
элемент.

Наконец, высокая доля не ответивших на разосланные опросники ( 55,9 %)
вполне оправдывает осторожное отношение к интерпретации полученных
данных.

Тем не менее, все это не снижает интерес к работе С. Уэлч и Д. Питерса.

Во-первых, объект исследования, выбранный американскими учеными
(законодатели), весьма специфичен для любой страны. Его специфика
особенно отчетливо проступает в российской действительности, где
депутатская неприкосновенность законодателей, как федерального уровня,
так и уровня субъектов федерации, делает непригодным к использованию
значительное число методов сбора информации по исследуемой проблематике.
Поэтому метод сбора информации, которым воспользовались исследователи из
Небраски, не только, на наш взгляд, вполне пригоден к критическому
использованию в условиях России, но и представляется одним из немногих
возможно применимых.

Во-вторых, фиксируемая взаимосвязь между типами политической культуры и
терпимостью (нетерпимостью) к коррупции позволяет не только более полно
описать содержание первых, но и более успешно реализовать
прогностическую функцию. Скажем, располагая информацией о доминировании
в том или ином регионе определенного типа политической культуры, мы с
той или иной степенью вероятности можем предсказать и доминирующий в нем
тип отношения к политической коррупции, что имеет важное практическое
значение.

Указанные нами достоинства не единственные в работе, что, вне всякого
сомнения, делает актуальной проблему критического осмысления и
использования опыта подобного рода исследований в отечественной науке и
практике.

П.Е. Суслонов, кандидат философских наук, доцент

УрЮИ МВД России

Религиозная безопасность

как политико-правовая проблема

Знание религиозной ситуации в стране и своем регионе, а также контроль
над ними являются составной частью деятельности по обеспечению
правопорядка и национальной безопасности – тем более, что религиозные
проблемы приобрели в последние пятнадцать лет совершенно новый характер.
Существующая ситуация в России и мире полностью укладывается в схему
геополитики как науки, описывающей мировую историю как реализацию и
столкновение интересов мировых цивилизаций. Понятие цивилизации включает
в себя всю полноту составляющих ее уровней: экономического, социального,
культурного, политического и духовного. Если между цивилизациями
вспыхивает борьба, то она происходит на всех уровнях, без исключения.

Современный западный исследователь проблем геополитики, директор
Института стратегических исследований при Гарвардском университете
Самуэль Хантингтон считает, что XXI век будет веком столкновения и
борьбы цивилизаций. Теория Хантингтона уже подтверждается, так как очаги
напряженности, локальные войны происходят сегодня на границах
цивилизаций (Запад против Югославии, Израиль против арабского мира,
международные исламские террористы в Чечне против России).

Источник столкновений – в том, что мир делится на богатое Западное
меньшинство и бедное большинство – страны так называемого ”третьего
мира”. Например, в Соединенных Штатах Америки проживает лишь 2 %
населения Земли, а потребляют они 40 % мировых энергоресурсов. Нынешняя
мировая социально-экономическая система способна обеспечить высокий
уровень жизни лишь одному из шести миллиардов земного населения, так
называемому ”золотому миллиарду” (страны Запада). По сути дела,
нищета, прозябание и вымирание одних есть условие процветания других.

На территории СССР – а теперь современной России – находится более
половины всех разведанных мировых запасов энергии. Страны Запада кровно
заинтересованы в том, чтобы установить свой экономический и политический
контроль над нашей территорией. Об этом не таясь говорят и пишут
современные международные политики и общественные деятели.

Есть ли этому альтернатива? Она возможна только в том случае, если Запад
в корне изменит свое мировоззрение и политику, откажется от культа
потребительства, вступит на путь справедливого перераспределения мировых
ресурсов и установления гармоничного общественного устройства. Однако
едва ли можно ожидать такого мирного хода событий. Выдающиеся мыслители
Запада, Востока и России говорили и говорят о духовном вырождении
Запада, ”закате Европы” (образное выражение немецкого философа
Освальда Шпенглера). В западных странах, особенно в США, происходит так
называемое ”угасание трансцендентности”. Люди перестают интересоваться
всем тем, что выходит за рамки их личного комфорта и материального
благополучия. Весь мир имел возможность наблюдать, что во время
бомбардировки Югославии западные обыватели в своем большинстве были
безжалостны и равнодушны к людям, гибнувшим под бомбами. Стратегия
Запада по отношению к России заключается в следующем: дробление
территории и постепенное ее подчинение. Делается это принципиально
по-новому. Так как исторически Россию никто и никогда не мог покорить
силовыми, военными методами, еще в 1945 г. шефом политразведки США в
Европе Алленом Даллесом была выработана тактика, получившая название
”директива Даллеса”. Он предлагал: ”Посеяв в России хаос, мы
незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим в них верить…
Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу
трагедия гибели самого непокоримого народа на Земле, окончательного,
необратимого угасания его самосознания… Мы будем всячески поддерживать
и поднимать так называемых творцов, которые станут насаждать и
вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма,
предательства – словом, всякой безнравственности… Честность и
порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в
пережиток прошлого… И лишь немногие, очень немногие будут догадываться
или понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное
положение, превратив в посмешище. Найдем способ их оболгать и объявить
отбросами общества” (цитируется по книге Митрополита Иоанна
“Самодержавие духа. Очерки русского самосознания” //СПб., 1994. С. 328
).

Для того чтобы российское общество и государство могли эффективно
противостоять нависшей угрозе, необходимо рассмотреть ее целостно во
всех аспектах, в том числе и духовно-религиозном.

Истории давно известен план завоевания страны: сначала приходит
религиозный миссионер, за ним – купец, а затем – завоеватель. Миссионер
готовит почву для раскола общества по религиозному признаку, организует
своего рода ”пятую колонну” среди части населения, готовой поддержать
любые начинания иностранных хозяев. Купец устанавливает экономическую
зависимость. Солдат же довершает дело, уже, по сути, полностью сделанное
эмиссарами от религии и экономики.

Необходимо отличать реальную свободу совести от декоративных по своей
сути лозунгов об ”абсолютной религиозной свободе”, ”правах
религиозных организаций”, за которыми кроется стратегия, враждебная
России. Она направлена на разрушение Русской православной церкви как
одного из факторов обеспечения стабильности в России.

Подрыв духовных основ российского общества в целях ослабления
российского государства состоит в следующем:

Создание в лице религиозного сектантства, имеющего антигосударственный
характер, мощного потенциального рычага давления на власть.

Создание взаимосвязанной сети некоторых нетрадиционных религиозных
организаций для сбора разведывательной информации.

Создание резерва фанатично преданных исполнителей на случай
возник-новения необходимости организации в каких-либо политических целях
массовых беспорядков или других антиобщественных акций в городах России.

Установление контроля над различными государственными чиновниками со
стороны руководителей ряда нетрадиционных религиозных организаций
(подкуп, шантаж, ложь, установление контроля над сознанием).

Например, в районе Дальнего востока, в Приморье активно ведут работу
протестантские миссионеры из Южной Кореи. Вполне понятен интерес
южнокорейских властей к этому региону, который обладает геополитически
выгодным и стратегически важным положением. Территория региона с его
малой плотностью населения и низким уровнем экономического освоения
всегда притягивала взоры соседних перенаселенных государств.
Южнокорейские спецслужбы планируют постепенное переселение в Приморье
лиц корейской национальности, проживающих в различных городах России.
Для этого повсеместно, в том числе и в Екатеринбурге, созданы корейские
религиозные общины, которые внушают своим прихожанам мысль об особой
духовной миссии этой нации.

В качестве другого примера можно назвать ”Церковь сайентологии” Рона
Хаббарда (так называемый ”хаббард-колледж”). Эта религиозная
деструктивная секта маскируется под учение, призванное помочь
формированию психологии эффективного управления. Для этого она активно
привлекает на свои семинары руководителей государственных предприятий и
организаций. На семинарах отрабатываются особые методики
программирования сознания в разных производственных и социальных
ситуациях, что может рассматриваться как один из каналов воздействия на
принятие решений государственной важности.

Скандально известная во всем мире ”Церковь Объединения” (Секта Муна)
еще в 1988 г. установила контакт с руководителями высшего эшелона власти
в СССР. В частности, сам Мун побывал на приеме в Кремле у М.С.
Горбачева.

Из всего вышесказанного следует, что с точки зрения национальной и
государственной безопасности религиозные организации можно разделить на
лояльные по отношению к социально-политическому устройству страны и
государства и антигосударственные, направляющие свою деятельность на
дестабилизацию социально-политической обстановки, ослабление власти,
расчленение страны и её геополитическое поражение.

Рассматривая проблему религиозных организаций с точки зрения
деятельности правоохранительных органов, необходимо поднять основной для
защитников правопорядка вопрос – о всестороннем обеспечении и соблюдении
прав и свобод человека в российском обществе.

Каждый гражданин России свободен сам выбирать, исповедовать ему
какую-нибудь религию или не исповедовать никакой. Все дело в том, что
этот выбор должен быть действительно свободным и не посягать на свободу
окружающих. XX век породил множество новых, прежде всего
информационно-психологических, способов воздействия на человека,
возможностей установления контроля над ним. Для достижения своих
глобальных целей деструктивные религиозные организации стремятся к
полному контролю над сознанием своих адептов. Такой контроль может быть
назван тоталитарным (тотальный – полный), так как он решает задачу
превращения человека в своеобразного биоробота. В социальном плане это
делается в целях индоктринации – планомерного распространения доктрины
или идеи, формирующей общественное мнение в нужном направлении.

Тоталитарная секта отличается от нормальной религиозной организации
именно тем, что она не просто проповедует (то есть излагает и объясняет)
свое учение, а пытается активно вмешиваться в личную жизнь человека,
воздействовать на его сознание, психическое и физическое состояние.
Поэтому подобные религиозные организации получили название
деструктивные, то есть оказывающие разрушительное воздействие на
личность человека. Можно выделить несколько последствий деятельности
тоталитарной секты:

1) разрушительное влияние на сознание, вызывающее психические
расстройства большинства членов секты, что приводит к высокой
вероятности агрессивных ответных действий с их стороны в состоянии
психической невменяемости;

2) установление четкой грани между теми, кто имеет право на
существование (члены секты), и теми, кто такого права не имеет (все
остальные). Это настраивает членов секты на готовность принести в жертву
ради достижения цели своей секты любое количество иноверцев;

3) заведомое оправдание члена секты за любое преступление, совершенное
ради своей организации;

4) принуждение к беспрекословному подчинению членов секты ее лидерам,
запрет на любую критику всего, что связано с учением секты;

5) внедрение в сознание сектантов принципа ”удвоения”, позволяющего
избежать комплекса вины за совершаемые преступления и оправдать любые
свои (и других членов секты и лидеров) действия, совершаемые во имя
”правильных идей”, а также подготовить человека к практически
бесконфликтному принятию решения о самоубийстве;

6) полное нарушение идентичности: после психологической обработки
человек становится уже совсем другой личностью, при этом оказываются
разорванными все привязанности вне секты;

7) в ряде деструктивных религиозных организаций для воздействия на
сознание применяются специальные наркотические средства.

Самое печальное заключается в том, что попавший под духовное влияние
тоталитарной секты человек далеко не всегда чувствует свою несвободу. У
него создается иллюзия ”правильного выбора”. Для достижения такого
результата используются следующие психотехники:

1) Групповое давление и ”бомбежка любовью”, которые лишают способности
к сомнению и вырабатывают потребность в принадлежности к секте на
эмоциональном уровне. Любой человек нуждается в эмоциональном тепле, что
усиленно используется сектантами путем ”насаждения” совместных игр,
пения, объятий, прикосновения, взаимной лести и т.д. Например, в
корейской протестантской секте принято при приветствии членов секты
обмениваться с ними тесными, продолжительными объятиями. Цель подобной
методики – желание вызвать у члена секты или вербуемого в нее ощущение
его нужности, особенности, легкости и приятности общения с ним. Новичка
ни на минуту не отставляют без внимания и опеки. В частности, в секте
мунитов существует процедура, называемая ”сандвич”:: требуется, чтобы
новичок постоянно находился в окружении двух приставленных к нему
опытных сектантов, обязанных со всем рвением сотрудничать с
новообращенным и развлекать его.

2) Изоляция, которая создает невозможность или нежелание сопоставлять
информацию, предоставляемую сектой, с реальностью.

3) Погружение в состояние постоянной внушаемости посредством
медитирования, монотонного пения и повторяющихся действий.

4) Внушение чувства страха и вины путем извлечения признаний (исповедей)
под предлогом дальнейшего сближения и обнаружения скрытых страхов и
запретов. Это делается с целью создания эмоциональной уязвимости,
формирующейся под воздействием явных и скрытых угроз, чередования
наказаний и наград.

5) Принуждение к отказу от сна, что считается разновидностью духовных
упражнений.

6) Неадекватное питание, которое маскируется или под специальную диету
для улучшения здоровья, или объявляется ”обязательной” принадлежность
ритуала.

7) Сенсорная (чувствительная) перегрузка, способствующая навязыванию
идеалов нового вероучения, которые заменяют прежние ценности
новообращенного в результате усвоения им огромного объема информации за
чрезвычайно короткий период времени, что ограничивает возможность его
критической проверки.

8) Создание проблем в семье новообращенного, а именно:

– их разрушение;

– появление социальных сирот – детей, брошенных родителями – сектантами;

– резкое ухудшение здоровья членов семьи сектанта (в первую очередь –
психического) в результате разрушения семейных отношений;

– лишение ухода престарелых родителей детьми-сектантами;

– отсутствие доверия между членами семьи;

– трагедии, связанные с принуждением руководителями сект своих членов к
разделу имущества, совместно нажитого в браке (размен квартиры, раздел
денежных средств), с последующей его передачей в секту;

– вовлечение в секту родных и близких.

– физическое и психологическое насилие в семье по религиозным мотивам.

Совокупность всех выше названых техник и методов позволяет постепенно
вытеснить прежнюю личностную идентификацию и заменить её на новую.
Научные данные позволяют утвердать, что в результате достаточно
длительного применения техники контроля над сознанием, личность члена
деструктивной религиозной организации доводится до состояния психической
беспомощности, бессилия и дискредитируется. Вместо нее выстраивается
сектантская личность, предназначенная для воплощения идей и исполнения
воли лидера секты. Теперь новая личность обладает не собственной, а
ложной, ”иллюзорной” самостоятельностью.

Итак, угроза со стороны нетрадиционных для нашего общества религиозных
организаций может проявляться в двух взаимосвязанных аспектах:

а) посягательство на геополитическую, национальную, государственную,
общественную безопасность России (антигосударственность религиозной
организации);

б) нарушение прав и свобод граждан (деструктивность религиозной
организации).

Как правило, деструктивность влечет за собой угрозу интересам общества и
государства, а посягательство на национально-государственные интересы
страны означает угрозу правам и свободам граждан.

Е.И. Романюк

ВНИИ МВД России

Понятие и содержание свободы совести

как правовой категории

В ходе правовой реформы, проходящей в Российской Федерации была
значительно изменена и расширена нормативная база по регулированию
деятельности религиозных организаций. На государственном уровне
предпринимаются усилия по нормализации церковно-государственных
отношений. Значительная роль в формировании четкого механизма правового
регулирования свободы совести принадлежит одной из ведущих отраслей
права – административному праву. Но, к сожалению, в этой области
законодательная деятельность носит ситуативный характер. Имеют место
проблемы, связанные с толкованием положений того либо иного нормативного
акта, сложности вызывает и практическое претворение в жизнь положений
актов законодательства. Поэтому так остро ощущается нехватка
теоретических работ, в которых бы в разных аспектах – на
общефилософском, политологическом, эстетическом и, безусловно,
правоведческом уровне – осмысливались бы проблемы свободы совести.
Принимаемые государственно-правовые документы не могут служить надежным
основанием обеспечения права на свободу граждан с разным мировоззрением,
убеждениями и образом мыслей, если они оторваны от содержания феномена
свободы совести.

Настоящая статья посвящена вопросу определения понятия свободы совести
как правовой категории, что позволит найти правильные подходы к
разработке и проведению нового курса правовой политики государства в
этой сфере с учетом возможности использования мировых достижений в
регулировании проблем отношения к религии.

Понятие свободы совести имеет длительную историю формирования, в
процессе которой оно вбирало в себя идеи терпимости, гуманизма. Вопрос о
зарождении самой мысли о свободе совести, ее воплощение в категорию
права представляется и важным, и захватывающе интересным для проведения
исследования.

Исторически получилось так, что первой битвой за права человека была
битва за свободу совести, а принцип толерантности, уважения к чужим
взглядам и убеждениям был сформулирован первоначально как требование
веротерпимости.

За прошедшие сотни лет принцип свободы совести имел различные формы
выражения. В первобытнообщинном обществе фактически уже существовала
свобода совести, поскольку общество без классов и государства
регламентировало отношение членов общества к религии лишь моральными
нормами, которые добровольно соблюдалось всеми членами. Развитие
процесса институализации религии приводит к формированию такой системы
отношений, при которой руководители общин, старейшины племен и другие
деятели, осуществляющие в них функции управления, одновременно играли
ведущую роль в религиозной жизни общины.

Наиболее очевидно связь религии и государства проявляется, как отмечает
немецкий историк И.Г.Баховен, в рабовладельческом обществе, особенно при
осуществлении деспотии, религия преобразуется в форму общественного
сознания и несет классовую правовую нагрузку. Принцип свободы совести
приобретает определенные ограничения и поэтому начинает заявлять о себе
традициями вольнодумства (Демокрит, Лукреций). С наибольшей полнотой
атеизм был развит в учении Эпикура: ”чтобы жить достойной человека
жизнью, нужно освободиться от страха смерти, от власти суеверий, глупо
просить у богов то, что человек способен сам себе доставить”.

В эпоху Средневековья господствовало религиозное мировоззрение,
исповедание определенной религии являлось гражданской обязанностью. В
тот период принцип свободы совести не выступал как право свободно
определять свое отношение к религии, религиозная нетерпимость достигала
своего апогея. Все выступления против насилия над убеждениями людей
жестоко подавлялись церковью, а инакомыслящие подвергались
преследованию.

Идеология эпохи Возрождения в качестве одного из важных принципов
содержала принцип веротерпимости. Практическое же отражение этих
принципов началось в эпоху Реформации. В знаменитых тезисах М. Лютера
уже содержится по существу принцип свободы совести как свободы
вероисповедания, беспрепятственного распространения Священного писания,
вольной проповеди, свободы религиозных союзов.

Принцип свободы совести как право свободно определять свое отношение к
религии провозгласили в ХVI–ХVIII столетии идеологи буржуазии, которые
боролись с феодальным абсолютизмом и официальной церковной властью.
Одними из первых защитников свободы совести выступали известные философы
и ученые М. Монтень, П. Бейль, Б. Спиноза.

Мыслитель Франции Ф. Вольтер в 1763 г. провозгласил, что свобода совести
есть право, которое человек получил от природы, и никто не может
принуждать его в вопросах веры. Французские просветители П. Гольбах, Д.
Дидро, Ж.-О. де Ламетри сформировали атеистическое направление –
радикальный вариант свободы совести. Они требовали лишить церковь
светской власти.

Принцип свободы совести получил свое теоретическое обоснование и
развитие в работах философов Нового времени. Английский философ Джон
Локк (1632–1704) в своих письмах о веротерпимости выдвинул требование
отделения церкви от государства. По его мнению государство должно
предоставить людям право религиозного самоопределения, оно не должно
лишать своих поданных гражданских и политических прав в зависимости от
определенной принадлежности к религии. В свою очередь А. Коллинз
(1676–1704) в сочинении ”Рассуждение о свободомыслии” писал: ”Каждый
…должен свободно думать о вопросах, связанных с религией”. Эти идеи
получили законодательное закрепление в ”Декларации прав человека и
гражданина” (1789), положенной в основу французского государства эпохи
буржуазных революций, а также в Конституции США (1787) и американском
Билле о правах (1791).

Россия позже других стран Европы пошла на признание принципа свободы
совести и вероисповедания. В ”Своде законов Российской империи”,
изданном в 1875 г., все религии на территории страны делились на три
группы: государственная (православное исповедание), терпимые
(католическая, протестантская, армяно-григорианская церкви, ислам,
иудаизм, язычество), нетерпимые (”секты”: духоборы, молокане, скопцы).
Внеисповедное состояние государством вообще не признавалось. В
”Уложении о наказаниях” особым видом государственного преступления
объявлялось совращение от православия в другую веру, воспрепятствование
воспитанию детей в православной или христианской вере, распространение
ересей и расколов.

Границы свободы совести раздвинуты были, когда к идее веротерпимости,
свободе в выборе религии была добавлена мысль о свободе от религии (Л.
Фейербах, а затем К. Маркс). Так сложилось понимание одного из основных
прав человека – права выбирать религию или отказываться от нее.

Таким образом, в ходе длительной истории развития человечества
существенно изменялось не только идейное содержание свободы совести, но
и ее правовое воплощение.

В бывших социалистических странах свобода совести имела деформированный
характер. Роль религии и церковных организаций в общественной жизни
серьезно принижалась, а атеистически-просветительская деятельность
фактически претворялась как способ контроля тоталитарной державы над
сознанием граждан. ”Атеизация” государственной политики приводила к
многочисленных нарушениям прав человека в области соблюдения принципа
свободы совести.

В условиях перехода к правовому государству разворачивается наиболее
полное действие принципа свободы совести. Она приобретает свой четкий
законодательный статус, защищает неотделимые права человека как от
намеренной клерикализации (от усиления влияния церкви и духовенства в
политической и культурной жизни страны), так и от однобокой атеизации.

Содержание свободы совести пока не получило однозначного решения в
науке. Ряд авторов необоснованно сужают его. Так, например, Л. Д.
Воеводин выделяет только два элемента в ее содержании, суть которых
заключается в праве ”исповедовать любую религию или не исповедовать
никакой религии, отправлять религиозные культы или вести атеистическую
пропаганду”. Данное определение является на наш взгляд соединением
противоположных по содержанию элементов свободы совести.

Другие авторы дают толкование термина ”свобода совести” слишком
широко. Так, например. усматривают в этом понятии сразу несколько
элементов: ”право исповедовать любую религию и отправлять религиозный
культ, право не исповедовать никакой религии и вести атеистическую
пропаганду, равенство прав граждан вне зависимости от их отношения к
религии, равенство всех религий перед законом, отсутствие какого бы то
ни было принуждения в отношении исповедания или неисповедания религии,
недопустимость использования религии во вред обществу и государству или
отдельным гражданам, невмешательство государства во внутренние дела
церкви, невмешательство церкви в дела государства”. На наш взгляд, это
определение чересчур широко трактует понятие свободы совести, смешивая
элементы этого термина с его законодательными гарантиями.

Имеет место и такая точка зрения, что ”свобода совести – это терпимость
по отношению к мнениям, взглядам, убеждениям другого, отказ от
стремления насаждать единомыслие, непримиримость к инакомыслию”.
Действительно, в последнее время рядом ученых предлагается при
толковании термина свободы совести не ограничиваться рамками отношения к
религии и понимать ее как свободу убеждений в целом. Так, в монографии
своей докторской диссертации, А. С. Ловинюков пишет, что недопустимо
сужать свободу совести до права выбора религиозного или атеистического
поведения. И в подтверждение этого предлагает проанализировать
международные документы по правам человека. Действительно, Всеобщая
декларация прав человека, провозглашенная Генеральной Ассамблеей ООН в
1949 г. в ст. 18, утверждая право на ”свободу мысли, совести и
религии”, указывает, что это ”право включает свободу менять свою
религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения,
как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в
учении, богослужении и выполнении религиозных и ритуальных обрядов”. На
наш взгляд понятие ”убеждение” все-таки употребляется в этих
документах в контексте отношения к религии. Но, в Декларации о
ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религии или
убеждений, принятой Генеральной Ассамблеей ООН в 1981 г., свобода
совести стоит в одном смысловом ряду с другими правами – свободой мысли,
убеждений, религии. В парижской Хартии для Новой Европы, подписанной
руководителями 32 государств Европы, США и Канады в 1990 г.
зафиксировано, что без какой-либо дискриминации каждый человек имеет
право на: свободу мысли, совести, религии и убеждений. И мы полагаем,
что свобода совести включает в себя не только свободу распространять
атеистические или религиозные убеждения, но и иные убеждения, к примеру,
пацифистские и др. Эта точка зрения выражена законодателем Российской
Федерации в основном законе государства – Конституции в ст. 28, в
которой читаем, что ”Каждому гарантируется свобода совести, свобода
вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно
с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать,
иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в
соответствии с ними”.

Законодатели большинства постсоветских государств пошли несколько иным
путем, считая, что к свободе совести нельзя отнести свободу убеждений,
полагая, что свободное выражение своих взглядов и убеждений относятся к
праву на свободу мысли и слова. Например, в Конституции Украины в ст. 34
закреплено право на свободу мысли и слова, на свободное выражение своих
взглядов и убеждений, а в ст.35 закреплено право на свободу
мировоззрения и вероисповедания. Свобода совести и свобода убеждений
отнюдь не тождественные понятия в Конституции Узбекистана, так, в ст. 31
закреплено право граждан на свободу совести в контексте отношения их к
религии, а в ст. 29 – право на свободу мысли, слова и убеждений.

Свобода совести – это право граждан самостоятельно определять свое
отношение к религии, исповедовать любую религию или не исповедовать
никакой, выражать и распространять религиозные, атеистические и другие
убеждения и действовать в соответствии с ними.

Свобода совести является конкретным проявлением свободы человека в
обществе. Как этический принцип, это категория, характеризующая
способность личности осуществлять нравственный самоконтроль,
самостоятельно формулировать для себя нравственные обязанности,
требовать от себя их выполнения и производить самооценку совершаемых
поступков.

В целом, ядром свободы совести выступает совесть как выражение
морального самоощущения личности, поэтому остановимся на некоторых
аспектах этого понятия. Совесть характеризуется и интеллектуальными и
эмоционально-психологическими моментами, индивидуализированный характер
совести состоит в том, что она включает индивидуальные, субъективные,
обращенные к мотивационной структуре человека требования к его поведению
– со стороны общества, класса, определенной социальной сообщности.

Совесть воспитывается и формируется обществом прежде всего через влияние
непосредственного социального окружения, в котором находится индивид.
Таким образом, происходит первичная социализация человека, то есть
индивид усваивает социальные нормы, правила поведения, необходимую
информацию для реализации всех жизненных потребностей.

Вместе с тем, каждый человек, обладающий признаками право- и
дееспособности, является субъектом права, своими действиями может
приобретать статус физического или юридического лица. Поэтому индивид
всегда пребывает в определенных правоотношениях с иными членами общества
(физическими и юридическими лицами). Между государством и гражданином
складываются определенные отношения, юридической стороною которых
являются правовые отношения между ними. Государство выступает как
организатор политической власти. В демократическом обществе государство
является официальным представителем интересов гражданского общества,
охраняет и обеспечивает права граждан. Это его прямая конституционная
обязанность. Государство через механизм принудительного воздействия,
систему правовоспитательной работы, организационные средства придает
личности определенный правовой статус, то есть выражает в законах то
социальное положение, которое занимает человек в гражданском обществе и
государстве, закрепляет совокупность правовых средств, обеспечивающих
гражданам реализацию их прав и свобод.

Основное содержание правового статуса личности – это ее права и правовые
гарантии, обязанности и ответственность за выполнение обязательств.
Поэтому свобода совести как социальная ценность дополняется и
юридической характеристикой. Свободу совести необходимо рассматривать
как правовое явление, в контексте всех иных прав и свобод, которые
входят в состав правового статуса личности. Постановка вопроса о свободе
совести означает постановку вопроса о духовной свободе человека, о
возможности существования такой области духовной жизни, куда не вправе
вторгаться никакая власть, никакие общественные организации. Реализация
принципа свободы совести означает признание необходимости установления в
социальном взаимодействии в межличностных отношениях и в отношениях с
властью принципа толерантности.

Свобода совести тесно связана с положением религии и церкви в обществе,
соотношением религиозным служителей с государством и его политическими
институтами. Поэтому интересным представляется рассмотрение вопроса о
том, как в стратегическом и практическом плане решается данный вопрос в
различных политических регионах.

Тесное соединение официальной религии и государственного аппарата
порождает различные вариации клерикального государства. В одних
государствах (Саудовская Аравия, Пакистан) атеизм запрещен и
преследуется по закону, а разрешен только ислам, даже судебная власть
осуществляется исключительно шариатскими судами. В этом регионе
распространилось мусульманское право, которое подчинило светскую власть
влиянию религиозной власти.

В других государствах формально декларируется свобода совести, но в то
же время существуют привилегированные религии, так, в латиноамериканских
странах – католицизм, в Греции – православие. Определение особенного
положения той или иной церкви зафиксировано в конституциях 42
государств, законодательство 32 стран устанавливает, что занятие высших
постов в государстве обуславливается принятием религиозной присяги, в 22
странах, в соответствии с конституциями, пост главы государства могут
занимать только лица, принадлежащие к официальной церкви. Таким образом,
в этих государствах не соответствует действительности механизм
конституционного закрепления и правового регулирования принципа свободы
совести.

Предметом нашего рассмотрения является один из аспектов свободы совести
– ее административно-правовое содержание. В этом значении свобода
совести рассматривается как совокупность правовых норм и реальных
гарантий, что регулируют и определяют развитие связанных с религией
общественных отношений. Таким образом, свобода совести является правовой
категорией.

М.А. Сажаева

УрЮИ МВД России

Экономические и правовые меры противодействия

коррупционной преступности

Осуществление комплекса антикорррупционных мер в России жизненно
необходимо. Оно предполагает прежде всего использование экономических и
политических рычагов, устранение противоречий и брешей в
законодательстве.

1. Формулирование экономических рекомендаций, которые помогли бы
стабилизировать ситуацию или снизить интенсивность развития негативных
тенденций, является одним из ключевых моментов.

И поэтому реальная и радикальная борьба с коррупционными кланами должна
начинаться с анализа правительственных решений по экономическим сделкам,
контрактам, условиям аукционов по продаже госимущества, подготовленных
при участии тех или иных чиновников. Парралельно должна быть
осуществлена проверка доходов и расходов этих лиц. Именно отсюда
разматывается клубок криминально-корррупционных связей.

Этому сегодня оказывается вполне понятное сопротивление и
провозглашается, что никакие решения, на основании которых производилась
приватизация, пересматриваться не будут, какими бы сомнительными ”с
позиций сегодняшнего дня” (!) они не выглядели. Такого рода заявления
направлены на защиту высшего эшелона чиновников (нынешних и бывших) от
радикальных попыток начать борьбу с коррупцией. Ведь печально знаменитая
приватизация проводилась по правилам экономической игры, созданным
конкретными российскими чиновниками в интересах олигархов, по их
подсказке и за их деньги.

Между тем, по справедливому мнению академика Н. Петракова, нельзя
признать законной постановку вопроса о тотальном признании легитимности
всей собственности, перешедшей за минувшие десятилетия в частные руки.
Ведь тем самым на одну доску ставятся честно заработанные состояния и
капиталы, полученные в результате подлогов, фиктивных аукционов,
злостной неуплаты налогов и других преступлений.

Прежде всего необходима экономическая инвентаризация крупных
приватизированных (а равно и государственных) предприятий. Такого рода
мероприятия под названием ”переоценка основных фондов” проводились в
нашей стране неоднократно и не представляют организационно-технических
сложностей. И если окажется, что какой-либо, скажем, металлургический
комбинат был приобретен за 100 млн долларов, а реальная рыночная оценка
этого производственного комплекса составляет 10 млрд долларов, то с этой
последней суммы и следует исчислять имущественный налог. Это, кстати,
соответствует стратегической цели приватизации – созданию эффективного
собственника.

Во-вторых, необходимо законодательно решить вопрос о собственности на
оборудование и недра. Сейчас в добывающих отраслях (нефть, алюминий,
минеральные удобрения) сложилась ситуация, когда юридическая
приватизация оборудования для добычи полезных ископаемых де-факто
привела к приватизации и их залежей. Но цена месторождений и цена
”железок”, с помощью которых оно разрабатывается, принципиально
разнопорядковые вещи. Это на языке экономистов называется присвоение
природной ренты, которая должна принадлежать государству.

2. Одним из действенных экономических рычагов воздействия на
коррупционные процессы, который используется пока еще очень слабо,
является финансовое стимулирование добросовестной работы государственных
и муниципальных служащих и устранение широкого спектра их материальных
зависимостей, в значительной степени также питающих коррупцию.

Материальное стимулирование честного исполнения служебного долга,
обеспечения чиновников необходимыми средствами для жизни – банальное, но
совершенно необходимое условие для честной, беспорочной службы. Оно
должно быть возведено в ранг одного из важнейших приоритетов
государственной политики и реализовываться через узаконенные выплаты
денежного содержания (зарплаты).

Для этого необходимо, во-первых, упразднение многочисленных чиновничьих
льгот материального характера, источники которых не определены в
нормативном порядке и которые финансируются неизвестно кем, создавая к
тому же проблему в установлении реального уровня доходов их получателей.
На практике эти необеспеченные льготы реализуются через вполне
определенные предприятия и организации, находящиеся в подконтрольной
зависимости от чиновников и с готовностью идущие на подобную зависимость
с целью получения всякого рода незаконных льгот и послаблений в своей
хозяйственной деятельности. Необходимо разорвать этот порочный круг.

Кроме того, необходимо надлежащее материальное обеспечение самой
служебной деятельности чиновника. В частности, сегодня при достаточно
высокой заработной плате судей, прокурорских работников
материально-техническое оснащение их деятельности так мизерно, что они
просто вынуждены обращаться к помощи органов регионального,
муниципального управления, различным фирмам и внебюджетным фондам,
опять-таки попадая при этом в коррупционную зависимость.

3. Было бы заблуждением считать, что одни только меры экономического,
материального стимулирования способны гарантировать успех борьбы с
”самобытным” российским феноменом – коррупцией. Важнейшую роль
способно сыграть устранение стимулирующих ее законодательных и, прежде
всего, конституционных изъянов, а в более широком контексте – расширение
и углубление социально-правового контроля, основанного на эффективном
законотворчестве.

Одной из самых беспардонных конституционных привилегий ”народных
избранников”, способствующих безнаказанности
организованно-корруп-ционного криминала и подрывающих национальную
безопасность страны, является парламентский иммунитет в российской
интерпретации. В соответствии с российской Конституцией ни один член
парламента (не только Думы, но и Совета Федерации) не может быть
задержан, арестован, подвергнут обыску и дальнейшему уголовному
преследованию даже за уголовные деяния, никак не связанные с его
депутатской деятельностью, если он не застигнут в момент совершения
преступных действий или сам парламент (по ходатайству Генерального
прокурора) не санкционировал простым большинством осуществление в
отношении его вышеупомянутых правовых процедур.

Но формальная возможность лишения парламентской неприкосновенности не
устраняет почти непреодолимых трудностей в возбуждении и расследовании
уголовных дел в отношении депутатов, сборе необходимых доказательств. По
общему правилу, законодатели не идут на лишение своих коллег
парламентского иммунитета, чтобы не создавать опасный прецедент, который
может быть применен и к ним самим. Поэтому правоохранительные органы
интерпретируют упомянутый иммунитет как простой запрет на уголовное
преследование в отношении членов законодательного органа. Только трижды
Государственная дума проголосовала за снятие парламентской
неприкосновенности уже в совершенно вопиющих случаях. Один касался главы
скандально известной компании-пирамиды МММ С. Мавроди, укравшего деньги
тысяч вкладчиков, включая самих депутатов. В другом – речь шла о
радикальном сепаратисте Надире Кхачилаеве, обвиненном в организации
восстания в своей родной республике Дагестан. Оба были ненавидимы
депутатским корпусом, что и определило принятие столь нетипичного для
Государственной думы решения. Третьим был заместитель председателя
думского комитета по бюджету В. Гоголев.

Для сравнения, в США члены конгресса обладают крайне ограниченной формой
парламентской неприкосновенности. Они конституционно защищены от
привлечения ответственности или от подачи судебных исков за любые их
заявления, сделанные во время парламентских дебатов или в написанных ими
официальных докладах. Но они могут быть арестованы и подвергнуты
уголовному преследованию за предполагаемые преступления. В Японии
депутат также енприкосновенен лишь во время заседания парламента. В
Англии народный избранник вообще привлекается к ответственности наравне
со всеми гражданами. В Италии сами депутаты отказались от подобной
привилегии. В России конституционная защита членов парламента от
уголовного преследования послужила лишь вкладом в криминализацию
парламента, в создание заповедной гавани для представителей преступной
среды.

То же произошло на уровне региональных законодательных органов.
Федеральный закон 1999 г. ”Об общих принципах организации
законодательных органов государственной власти субъектов РФ”
предоставил иммунитет региональным депутатом, а многие регионы даже
приняли свои законы о депутатской неприкосновенности. Тем самым была
создана так и не разрешенная до сих пор коллизия, с одной стороны,
Конституцией РФ, которая предоставляет право на неприкосновенность (с
известным условием) только членам Совета Федерации и депутатам
Государственной Думы, и, с другой стороны, противоречащими Конституции
РФ упоминавшимся Федеральным законом 1999 г. и региональными актами,
распространившими это право на народных избранников уровнем пониже.
Наличие этой коллизии подтвердил Верховный Суд РФ. В своем решении по
делу Анатолия Быкова, предпринимателя и депутата Красноярского
законодательного собрания. Красноярские законодатели не дали санкции на
предание суду своего коллеги, на что имели право в соответствиии с
Законом 1999 г. Верховный же Суд признал, что отказ Красноярских
законодателей ”основан на нормах закона, противоречащих Конституции
РФ” и что региональные законодатели не вправе делать изъятия из
уголовного закона: это прерогатива только федеральной власти. Но
напомню, что именно эта же власть в 1999 г. приняла упомянутый закон
”Об общих принципах организации законодательных органов государственной
власти субъектов РФ”, где закреплен иммунитет за региональными
законодателями, каковым и является Анатолий Быков. Порочный круг
замкнулся, и его надо разрывать.

Сегодня необходимо, во-первых, внести изменения в соответствующие нормы
Конституции РФ, сузив возможности парламентской неприкосновенности на
федеральном уровне до ”цивилизованных” рамок, как это принято в
остальном мире, или вообще отменив ее.

Во-вторых, аналогичным образом следует поступить с прикосновенностью
региональных законодателей. Для этого, как минимум, необходимо обращение
– в частности, Президента РФ – в Конституционный Суд России с просьбой
решить вопрос о конституционности (точнее неконституционности)
соответствующих положений закона 1999 г. и опротестование прокурорами
федеральных округов соответствующих актов регионов. Сам Конституционный
Суд по собственной инициативе возбудить подобный процесс не имеет права.

4. Наряду с этим, необходима реализация комплекса специальных
правоограничений, сужающих и исключающих возможность корыстного
злоупотребления властными и управленческими полномочиями. Они
используются во всем мире, тщательно регламентируются в законе, снимая
тем самым проблему некоторых коллизий с конституционными правами и
свободами. Только российской бюрократии все еще удается сопротивляться
реализации таких ограничений под прикрытием лицемерных ссылок на
нарушение прав человека: права на личную жизнь, на банковскую тайну,
права равного доступа к государственной службе, пассивного
избирательного права.

А ведь существует для этих ограничений правовая основа – целый ряд
международно-правовых актов, а также ст. 55 Конституции РФ, которая
предусматривает, в частности, возможность ограничения прав и свобод
граждан, если это необходимо для защиты конституционного строя,
нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц,
обеспечения обороны страны и безопасности государства. Коррупция,
бесспорно, посягает на перечисленные ценности, а упомянутые ограничения
являются конституционно обоснованной необходимостью в целях защиты от
коррупции.

В соответствии именно с этими положениями, предпринимаются попытки
(правда, не всегда последовательные и эффективные) включения в
отраслевое законодательство норм с перечнем разного рода ограничений, в
комплексе составляющих правовую основу для контроля над коррупцией.

Наиболее детально перечень антикоррупционных запретов и ограничений
изложен в Федеральном законе ”Об основах государственной службы РФ”.
Целый ряд других отраслевых законов воспроизвел названные ограничения. В
частности, они предусмотрены в ст. 11 и 12 Федерального закона ”О
службе в таможенных органах”, распространяются эти ограничения, в
соответствии со ст. 40.2 федерального закона ”О прокуратуре РФ”, на
должностных лиц прокуратуры. Несколько более узкий их перечень
содержится в ст. 3 Федерального закона ”О статусе судей в РФ”, в ст.
20 Федерального закона ”О милиции”, в ст. 4 Федерального закона ”О
статусе депутата Совета Федерации и статусе депутата Государственной
Думы Федерального собрания РФ”. Закон ”Об основных гарантиях
избирательных прав граждан и права на участие в референдуме граждан РФ”
от 19 сентября 1997 г. устанавливает ограничения, связанные со статусом
депутата, выборного должностного лица. В частности, кандидат обязан
сообщить о себе ряд достоверных сведений, в том числе сведения о
неснятых и непогашенных судимостях, о доходах, движимом недвижимом
имуществе, он также не должен использовать преимущества должностного или
служебного положения.

Итак, правовая основа антикоррупционной борьбы несомненно существует,
даже при отсутствии комплексного закона о контроле над коррупцией,
судьба которого терниста и непредсказуема. Основная проблема на сегодня
– достижение последовательного и неукоснительного соблюдения отраслевого
законодательства, его совершенствование. Блокирование лазеек, широко
используемых коррупционерами от власти.

В этой связи, во-первых, необходимо четкое определение в нормативном
порядке сроков антикоррупционных ограничений для различных категорий
представителей власти, иных должностных лиц. Во-вторых, необходимо
введение новых, совершенствование уже существующих дисциплинарных,
административных и уголовных санкций за нарушение антикоррупционных и
ряда других правовых норм. В частности, следует предусмотреть в законе
возможность специальной консфискации подарков, приобретенного в
результате коррупционных злоупотреблений имущества; запрещение занимать
определенные должности, прежде всего, ответственные государственные
посты, субъектам, ранее совершивших коррупционные и другие
правонарушения, включая преступления. В настоящее время только ст. 18
Закона РФ ”О милиции” четко решает указанную проблему: ”Не могут быть
приняты на службу в милицию граждане, имеющие либо имевшие судимость”.
Что же касается отраслевых законов ”Об основах государственной службы
РФ”, ”Об основах муниципальной службы РФ”, то они не содержат в своем
тексте подобных запретов. Не отличаются четкостью и формулировки
упомянутых запретов в законах ”О статусе судей” (ст. 4) и ”О службе в
таможенных органах РФ” (ст. 7. В частности, следя букве этих законов,
не является препятствием для работы в суде и таможне наличие снятых и
погашенных судимостей, с чем едва ли можно согласиться. Совершенно
очевидно, скажем, что, совершение в прошлом особо тяжких, тяжких
преступлений, независимо от погашения или истечения сроков судимостей,
должно являться препятствием для поступления на государственные
должности категории ”А” и ”Б”, а также необходимо пожизненно
ограничивать избирательное право субъектов названных общественно-опасных
деяний.

Одним из недостаточно используемых средств общего и специального
предупреждения криминализации власти является уголовное наказание. По
оценкам экспертов, правоохранительные органы выявляют не более 2 %
реально совершаемых коррупционных преступлений, очень немногие из их
субъектов фактически несут уголовную ответственность, подвергаются
наказанию. Не совершенны и сами уголовно-правовые нормы, регулирующие
ответственность за эту категорию преступлений. В частности, при оценке в
целом строгости санкции, становится очевидным, что в настоящее время
наказание (его максимум) за получение взятки должностным лицом, по
сравнению с советским периодом, снизилось. И это в немалой степени
объясняется изменением приоритетов в объектах уголовно-правовой защиты,
связанным с разочарованием юридической общественности в эффективности
уголовно-правовых мер воздействия на сложившуюся в России ситуацию.

С учетом высокого уровня криминализации и коррумпированности российских
властных и управленческих структур законодатель должен пойти на усиление
уголовной ответственности, в частности за получение взятки. В пользу
такой позиции говорит и тенденция изменений за период существования УК
1996 г. после его принятия – она однозначна и направлена на ужесточение
санкций. В определенной степени, такой шаг будет вынужденной, но
необходимой государственной мерой. И в этом смысле может оказаться
полезным опыт законодателя советского периода. Непредвзятое
использование исторического уголовно-правового опыта борьбы с таким
социальным злом, как взяточничество, имеющим в России давние и глубокие
корни, позволят повысить степень защиты общества от данного вида
преступлений.

СОДЕРЖАНИЕ

Голубых Н.В. Вопросы применения законодательства о превышении пределов
необходимой обороны ……………….…………………………

3

Тесленко А.М. Правовое положение иностранцев в России в конце
XVIII–первой половине XIX вв. ……………..……………………………

8

Згогурин С.Б. Об объектах и современных методах исследования при
производстве судебно-бухгалтерской экспертизы …………………

13

Мухачев С.В. Некоторые проблемы, связанные с компьютерными
преступлениями ……………………………………………….……..……

15

Монахов А.В. Интеллектуальные системы в правоохранительной деятельности
………………………………..……………………………..

19

Андрусенко О.В. О законодательной базе Проекта уложения о наказаниях
уголовных и исправительных 1845 г. …………………..………..

22

Востриков С.Н. Компьютерное доказательство ……………..………… 25

Гаврилов Д.С. Некоторые принципы создания информационных технологий в
криминалистике ……………..…………………………….

30

Николева Ю.А. Идентификационные признаки письменной речи

и их классификации до 70-х годов ХХ века …………………..…………

34

Локинская С.А. Распространение правовой информации в России … 38

Макушкин И.О. Использование следов колес с целью установления характера
и механизма движения транспортных средств (ТС) ………..

42

Хорищенко Ю.Г. Установление вторичных преступлений как возможное
основание для возбуждения уголовного дела в отношении умершего
………………………………………………………..…………

50

Нахимов А.П. К проблеме изучения феномена политической

коррупции …………………………………………………………………

52

Суслонов П.Е. Религиозная безопасность как политико-правовая проблема
…………………………………………………………………..

56

Романюк Е.И. Понятие и содержание свободы совести как правовой категории
………………………………………………………………….

62

Сажаева М.А. Экономические и правовые меры противодействия коррупционной
преступности ……………………………………………

68

ПРАВОВОВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

Выпуск 11

Сборник научных статей

Корректор И.Б. Бебих

Технический редактор Т.А. Шикова

Компьютерная верстка Ю.А. Ершовой

Лицензия № 021307 от 22 сентября 1998 г.

Подписано в печать 29.12.2002. Формат 60х84 1(16

Печать офсетная. Бумага писчая

Усл. п. л. 4,8. Уч.-изд. л. 5,6

Тираж 100 экз. Заказ № 242

Организационно-научный и редакционно-издательский отдел

Уральского юридического института МВД России

620057, Екатеринбург, ул. Корепина, 66

Участок оперативной полиграфии УрЮИ МВД России

Excessus (лат) – отступление, уклонение, крайнее проявление чего-либо.

Уголовный кодекс РФ 1996 г. (с постатейными материалами). Красноярск,
1997. С. 200–201.

Бюллетень Верховного Суда РФ. 1995. № 6. С. 7.

Зуев В.Л., Стеснова Г.И. Применение уголовно-правовых институтов
необходимой обороны и крайней необходимости // Вестник МВД РФ. 1996. №
6. С. 127.

Мастинский М.З., Семенов Д.Е., Юшкова Е.Ю., Юшков Ю.Н. Применение
законодательства о необходимой обороне и превышении ее пределов //
Государство и право. 1994. №. 3.

Полное собрание законов Российской империи (далее П.С.З.-1). Т. XXIII.
№ 17201.

П.С.З.-1. Т. XXIV. № 17683.

3 П.С.З.-1. Т. XXIV. № 17689.

3 Российский государственный исторический архив г. Санкт-Петербург
(далее РГИА). Ф. 1286. Оп. 54. 1804 г. Д. 21 (”Дело о высылке за
границу французского подданного Ласпариса и его спутников,
намеревавшихся поселиться на Кавказе среди горцев”). Л. 4–30.

4 Там же. Л. 35.

5 Там же. Л. 36.

См.: РГИА. Ф. 1286. Оп. 54, 1805 г. Д. 23 (”Отношения министра
иностранных дел и распоряжение министра внутренних дел об учреждении
наблюдения за французским эмиссаром полковником Ходцкевичем,
намеревавшимся прибыть в Литву по заданию Наполеона I”). Л. 1–5.

См.: РГИА. Ф. 1286. Оп. 54, 1805 г. Д. 19 (”Переписка с Курляндским и
Лифляндским губернаторами об аресте и высылке за границу французского
подданного Варбгера (Barbegure), подозревавшегося в шпионаже”). Л.
5–15.

П.С.З.-1. Т. XXIX. № 22371.

РГИА. Ф. 1286. Оп. 54, 1806 г. Д. № 50 (”Дело по указу Александра I от
28 ноября 1806 г. ”О проверке документов и высылке из России подданных
Франции и ее вассальных государств”). Л. 18–19.

Там же. Л. 14.

См.: Там же. Л. 12.

Там же. Л. 15.

П.С.З.-1. Т. XXV. № 18564.

П.С.З.-1. Т. XXV. № 18565.

См.: РГИА. Ф. 1286. Оп. 54. 1803 г. Д. 10 (”Ведомости о выезжающих из
России и приезжающих из-за границы”). Л. 3–8.

См.: РГИА. Ф. 1163. Оп. I. 1807 г. Д. 68 (”Рапорты пограничных
таможен, застав и карантинов, с ведомостями о приезжающих и
отъезжающих”). Л. 42–47, 135–148; 1810 г. Д. 8 ( ”Рапорты пограничных
таможен, застав и карантинов, с ведомостями о приезжающих и
отъезжающих”). Л. 35–67, 168–180; 1811 г. Д. 1 (”Рапорты пограничных
таможен, застав и карантинов, с ведомостями о приезжающих и
отъезжающих”). Л. 17–28, 50–63; 1812 г. Д. 17 (”Рапорты Кизлярской и
Либавской пограничных таможен с ведомостями о приезжающих и
отъезжающих”). Л. 11–17; 1813 г. Д. 6 (”Рапорты Либавской таможни с
ведомостями о приезжающих и отъезжающих”). Л. 22–30.

РГИА. Ф. 1286. Оп. 54. 1806 г. Д. 39 (”Дело по представлению
Херсонского и Одесского военного губернаторов об освобождении от
крепостных работ и отправке на поселение в Новороссийский край
иностранных подданных, арестованных за просрочку видов на жительство”).
Л. 1–15.

РГИА. Ф. 1286. Оп. 54. 1807 г. Д. 63 (”Дело по представлению
Херсонского военного губернатора об освобождении из крепостей
иностранных подданных, арестованных за бродяжничество”). Л. 2–17.

См.: П.С.З.-2. Т. II. № 851.

П.С.З.-1. Т. XXIX. № 22418.

П.С.З.-1. Т. XXXIX. № 30115.

См.: П.С.З.-2. Т. XXXV. № 35880.

Постатейный комментарий к федеральному закону ”О бухгалтерском
учете”.

Баканов М.И., Шеремет А.Д. Теория экономического анализа. М., 2001. С.
87–88.

Проект нового Уложения о наказаниях уголовных и исправительных,
внесенный в 1844 г. в Государственный совет, с подробным означением
оснований каждого из внесенных в сей Проект постановлений. СПб., 1871.

Начало формирования теории алгоритмов обычно относят к 30-м гг. XIX в.

Бирюков Б.В., Геллер Н.С. Кибернетика в гуманитарных науках. М., 1973.
С. 127.

Ст. 2 ФЗ РФ от 20 февраля 1995 г. ”Об информации, информатизации и
защите информации” // СЗ РФ. 1995. № 8. Ст. 609.

Под массовой информацией понимаются предназначенные для неопределенного
круга лиц печатные, аудио-, аудиовизуальные и иные сообщения и материалы
(ст. 2 Закона РФ от 27 декабря 1991 г. ”О средствах массовой
информации”).

Под СМИ понимается периодическое печатное издание, радио-, теле-,
видеопрограмма кинохроникальная программа, иная форма периодического
распространения массовой информации (подробнее см. ст. 2 Закона РФ ”О
средствах массовой информации”).

При этом под цензурой следует понимать требование от редакции средств
массовой информации со стороны должностных лиц, государственных органов,
организаций, учреждений или общественных объединений предварительного
согласования сообщений и материалов (кроме случаев, когда должностное
лицо является автором или интервьюируемым), а равно наложения запрета на
распространение сообщений и материалов, их отдельных частей (абз. 1 ст.
3 Закона РФ ”О средствах массовой информации”).

В Конституции РФ данное положение отражено в ч. 3 ст. 17, ч. 2, 3 ст.
19, ч. 1 ст. 21, ст. 23, ч. 3 ст. 55.

См.: Грановский Г.Л. Основы трассологии. Особенная часть. М., 1965.

См.: Поль К.Д. Естественнонаучная криминалистика. М., 1985.

См.: Сабодахо С.В. За рулем легкового автомобиля. М., 1990.

См.: Сингуринди Э.Г. Авторалли. М., 1987.

См.: Голдованский Ю.П., Горская И.В. Определение направления движения
автомобиля по следам колес // Экспертная практика и новые методы
исследования. М., 1975. № 24.

См.: Капитонов В.Е. Определение направления движения автотранспортных
средств // Экспертная практика. М., 1981. № 21.

Алексеева Г.А., Прошляков А.Д. Мелкое хищение чужого имущества //
Юридический вестник. Екатеринбург, 2000. С. 33. Вып. 1–2.

Там же.

Политология: Энциклопедический словарь / Общ. ред. и сост. Ю.И.
Аверьянов. М., 1993. С. 147.

Peters J., Welch S. Politics, corruption and political culture: a view
from the state legislature. American politics quarterly. Beverly Hills,
1978. Vol. 6. № 3. P. 345–356.

См. подробнее: Elazar D. The Amerikan cultural matrix // The ecology of
American political cultural: reading / Ed. вy D.G. Elizar, A.J. Zikmund
II. N.Y., 1975. P. 13–42.

См.: Петраков Н. Экономическая жизнь ”по понятиям” //Общая газета.
2000. 3-9 августа.

Там же

Яни П. В борьбе с коррупцией эффективны только репрессии // Российская
юстиция. 2001. № 7. С. 59.

PAGE 2

Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter

Похожие документы
Обсуждение

Ответить

Курсовые, Дипломы, Рефераты на заказ в кратчайшие сроки
Заказать реферат!
UkrReferat.com. Всі права захищені. 2000-2020