.

Дорохин С.В. 2006 – Деление права на публичное и частное – конституционно-правовой аспект (книга)

Язык: русский
Формат: книжка
Тип документа: Word Doc
0 10788
Скачать документ

Дорохин С.В. 2006 – Деление права на публичное и частное –
конституционно-правовой аспект

Предисловие

Вопрос о правомерности деления права на публичное и частное – вечная
тема юриспруденции. Каждая эпоха в развитии науки отдает дань этой теме,
обогащая ее новыми методологическими подходами. Вместе с тем, несмотря
на определенное внимание, которое уделялось в отечественной юридической
литературе “великой дихотомии”, следует признать, что она никогда не
была предметом монографического изучения применительно к
конституционному праву.

Работа С.B. Дорохина представляет собой первое глубокое, комплексное
исследование теоретических и практических вопросов соотношения элементов
публичного и частного права в конституционном праве Российской
Федерации. Перед автором стояла цель путем анализа выдвинутых в
различное время научных гипотез и их сопоставления с правовой системой
современной России выявить актуальные критерии разграничения публичного
и частного права и присущие им взаимосвязи, а затем, используя
полученные выводы, установить соотношение элементов публичного и
частного права в российском конституционном праве. Многие из высказанных
автором положений весьма оригинальны и при этом глубоко обоснованны.

В работе проводится обстоятельный и полный анализ теорий разграничения
публичного и частного права, предложенных в различное время
отечественными юристами. Несомненный интерес представляет оценка автором
формальных критериев как определяющих для деления права на публичное и
частное, а также вывод о том, что элементы публичного и частного права
способны в той или иной степени проникать в различные правовые отрасли.
По этой причине провести четкую границу между публичным и частным правом
не представляется возможным.

Автор верно отмечает тенденцию сближения конституционного права в
России с правом частным. Данная тенденция проявляется прежде всего в
расширении предмета правового регулирования конституционного права, в
превращении его в отрасль, имеющую значительно большее, нежели в
предыдущие годы, практическое применение и вследствие этого вторгающуюся
во все более широкий круг общественных отношений.

В работе предлагаются оригинальные определения публичных и частных
интересов. Эти определения позволяют автору обосновать тезис о том, что
конституционное право охраняет как публичные интересы государства и
общества, так и интересы частных лиц.

Автор совершенно справедливо указывает, что предмет правового
регулирования современного конституционного права включает в себя не
только неимущественные, но и имущественные общественные отношения.
Значительный интерес представляет произведенная автором классификация
конституционных правоотношений с точки зрения характера взаимосвязей их
субъектов (властные, невластные). Следует также отметить рассмотрение
проблемы соотношения альтернативных и диспозитивных правовых норм в
конституционном праве России.

Отдельно обращает на себя внимание анализ договорного способа
регулирования конституционных отношений. Обоснованное автором правило,
согласно которому правовое регулирование отношений между равными с
позиции подчинения вышестоящей власти субъектами должно строиться на
основании принципа диспозитивности, предоставляет в его распоряжение
весомый аргумент в споре с противниками применения правовой конструкции
договора в конституционном праве.

Настоящая работа, безусловно, носит полемический характер. Однако это
нисколько не снижает ее ценности как многоаспектного, комплексного
исследования, выполненного на высоком научном уровне. Общетеоретический
характер рассматриваемых в ней вопросов позволяет рекомендовать ее не
только специалистам в сфере конституционного права России, но и юристам
иной научной и практической специализации.

Председатель

Государственного Собрания –

Курултая – Республики Башкортостан

доктор юридических наук, профессор К. Толкачев

От автора

Одним из итогов фундаментальных изменений общественных отношений,
произошедших в России в конце 80-х – начале 90-х годов XX в., связанных
со сменой общественного строя и пересмотром приоритетов в деятельности
государства, стала кардинальная перестройка всей правовой системы
России. Провозглашение свободы личности, частной собственности и
рыночной экономики повлекло за собой ослабление влияния государства на
регулирование целого ряда сторон жизнедеятельности общества и
потребовало применения новых методов и способов правового регулирования.
Объективным следствием такого процесса стал отказ от социалистической
модели права, реинтеграция России в романогерманскую правовую семью и
вытекающая из этого ревизия классической теории деления права на
публичное и частное со свойственным каждому из них механизмом
воздействия на общественные отношения. В рамках данной теории правовыми
средствами решается вопрос взаимоотношений личности и государства,
осуществляется поиск путей согласования неизменно существующих в жизни
коллизий между коллективным и частным началом, между требованиями
социальной стабильности и свободой устремлений индивида.

В настоящее время проблема деления права на публичное и частное
приобретает все большее теоретическое и практическое значение. Она
возникает при классификации действующего законодательства, в ходе
теоретических исследований, имеющих целью совершенствование правового
регулирования, при толковании правовых норм. На теории деления права
основываются некоторые правоприменительные акты, в том числе акты
Конституционного Суда РФ. Вместе с тем отсутствие достаточной
разработанности данной темы в отечественной правовой доктрине порождает
неопределенность в вопросах о разграничении публичного и частного права,
об адекватном применении и одного и другого, а также об установлении
между ними оптимального соотношения и взаимодействия.

Регулируя важнейшие отношения в обществе, конституционное право играет
определяющую роль в преобразованиях, происходящих в России. Поскольку
его предметом являются отношения народовластия, конституционное право
распространяет свое действие на общественные отношения по поводу
определения территориальных, социальных, политических и экономических
условий осуществления государственной власти, а также на общественные
отношения, складывающиеся в процессе осуществления непосредственной и
представительной демократии.

Актуализация концепции деления права на публичное и частное требует
определения места конституционного права в новой системе юридических
координат. Опираясь на специфику предмета правового регулирования
конституционного права, в правовой доктрине длительное время преобладала
точка зрения об исключительно публично-правовом характере этой отрасли.
Однако изменения, происходящие в российской правовой системе, заставляют
усомниться в правильности такой позиции.

Современная тенденция развития конституционного права позволяет
говорить о сближении его с отраслями частного права. Об этой тенденции
также свидетельствует факт возникновения принципиально новых
общественных отношений, требующих нормативного регулирования как со
стороны конституционного права, так и со стороны отраслей частного
права. Тенденция сближения конституционного права и отраслей частного
права становится особенно заметной в связи с внедрением в практику
конституционного права договорного способа регулирования общественных
отношений. По этим причинам восприятие конституционного права лишь как
части права публичного уже не соответствует реалиям современного
развития этой отрасли.

В сложившихся условиях теория деления права на публичное и частное
приобретает все большее научное и практическое значение для
конституционного права России. Установление с ее помощью элементов
публичного и частного права, выявление их взаимосвязей и проецирование
полученных выводов на конституционное право способно сформировать новый
взгляд на современные проблемы этой отрасли и дать новый вектор ее
развитию.

Указанные соображения, а также существующая неясность в вопросах о
критериях разделения права на публичное и частное вообще и о соотношении
элементов публичного и частного права в российском конституционном праве
в частности послужили основанием для проведения исследования
конституционно-правового аспекта теории деления права на публичное и
частное.

Цель настоящего исследования состояла в том, чтобы путем анализа
выдвинутых в различное время научных гипотез и их сопоставления с
правовой системой современной России выявить актуальные критерии
разграничения публичного и частного права и присущие им взаимосвязи, а
затем, используя полученные выводы, установить соотношение элементов
публичного и частного права в российском конституционном праве.

Проведенное исследование позволило автору сформулировать и обосновать
следующие выводы.

1. Возможность рационального подхода к вопросу разделения права на
публичное и частное более очевидна в формальных теориях: теории
разделения права по различию в положении субъекта в правоотношении и
теории разделения права по характеру правовых норм. Анализ указанных
теорий позволяет сделать вывод о том, что наиболее существенными
формальными элементами частного права следует признать равенство
субъектов правоотношений во взаимосвязи с возможностью реализации
свободы их волеизъявлений в рамках диспозитивных правовых норм; наиболее
существенными формальными элементами публичного права следует признать
наличие в числе участников правоотношений субъекта, наделенного
властными полномочиями по отношению к другим его участникам, во
взаимосвязи с возможностью реализации свободы волеизъявлений субъектов
правоотношений в рамках альтернативых правовых норм.

2. Элементы публичного и частного права способны в той или иной степени
проникать в различные правовые отрасли. По этой причине провести четкую
границу между публичным и частным правом не представляется возможным.

3. Конституционное право сочетает в себе все наиболее существенные
элементы публичного права:

– в числе участников конституционного правоотношения в подавляющем
большинстве случаев присутствует субъект, наделенный властными
полномочиями по отношению к другим участникам правоотношения;

– свобода волеизъявления субъектов конституционных правоотношений
преимущественно реализуется в рамках альтернативных правовых норм;

– конституционное право в первую очередь направлено на охрану публичных
интересов общества и государства. Специфика нормативного выражения
публичных интересов в конституционном праве определяется наличием в его
составе особого источника права – Конституции, специальные свойства
которой – высшая юридическая сила и базовый характер – позволяют
говорить об отражении в содержании Конституции высшей степени публичных
интересов или, если можно так сказать, о ее сверхпубличном характере.

4. Конституционное право содержит в себе элементы, общие для публичного
и частного права:

– охрана интересов частных лиц;

– регулирование имущественных общественных отношений;

– предоставление инициативы защиты нарушенных конституционных прав
непосредственным участникам правоотношений.

5. Формальными элементами частного права в конституционном праве России
следует признать наличие субъектов, обладающих равенством при решении
определенного круга вопросов, что порождает необходимость применения
диспозитивных правовых норм для регулирования возникающих между ними
отношений. Данное обстоятельство обусловило внедрение в практику
современного конституционного права единого с частным правом правового
инструментария – договора, являющегося традиционным юридическим
средством оформления соглашений, порождающих правовые последствия.

Настоящая работа раскрывает авторское понимание проблемы и, безусловно,
носит полемический характер. Автор не претендует на бесспорность
выдвигаемых им положений и на исчерпывающее освещение темы.

Глава 1. Теоретико-правовое обоснование деления права на публичное и
частное

§ 1. Принцип деления права на публичное и частное в теории права

В юридической науке существуют понятия, употребляемые юристами как
нечто само собой разумеющееся, значение которых ни у кого не вызывает
сомнений. Однако если попытаться вникнуть в их смысл или дать им
определение, выяснится, что единого представления об этих элементах
права не существует и что каждый юрист дает им собственную оценку.

Значение понятийного аппарата в праве нельзя недооценивать.
Неправильное или неточное определение терминологии при разработке
нормативного акта может повлечь за собой возникновение существенных
различий в понимании содержания правового регулирования между
законодателем и правоприменителем. В результате практическое
использование нормативного акта происходит совсем не так, как это было
задумано при его разработке. При этом нарушается “принцип
определенности, ясности, недвусмысленности правовых норм, что не
исключает неограниченного усмотрения в правоприменительной практике, и
может привести к произволу” HYPERLINK \l “sub_991” *(1) .

Помимо терминологии, используемой в позитивном праве, существуют
правовые понятия, имеющие значение не только в узкопрактическом, но и в
научном смысле. Некоторые из них лежат в основе всей системы права
современного государства. История этих понятий – это история всего
права. К их числу, безусловно, относятся юридические понятия частного
права (jus privatum) и публичного права (jus publicum).

Идея разделения права на публичное и частное, зародившись в Древнем
Риме, стала очевидной для юристов стран романогерманской правовой семьи.
Суть ее заключается в том, что отношения между правящими и управляемыми
выдвигают свои, свойственные им проблемы и требуют иной регламентации,
нежели отношения между частными лицами. Иными словами, отношения в
сферах частного и публичного права различны по своей природе и сущности,
и это не может не оказывать влияние на их правовое опосредование
HYPERLINK \l “sub_992” *(2) .

Взгляды юристов на содержание и соотношение публичного и частного права
менялись на протяжении всей истории правовой науки. Российское право не
является исключением. В течение XX в. представления отечественных
юристов только о содержании понятия частного права претерпели несколько
кардинальных изменений. В начале ХХ в. в условиях отсутствия четко
оформленной структуры системы права российские ученыеюристы
отождествляли частное право с правом гражданским, используя данные
понятия в качестве синонимов:

“Господствующим делением права является двузначное на а) право частное,
или гражданское, и b) право публичное” HYPERLINK \l “sub_993” *(3) .

“Гражданскому праву придается значение частного, приватного, в
противоположность публичному – государственному и общественному”
HYPERLINK \l “sub_994” *(4) .

“Частное право называется также гражданским” HYPERLINK \l “sub_995”
*(5) .

Советская юриспруденция, отказавшись от идеи разделения права на
публичное и частное, одновременно лишила понятие “частное право”
свойственного ему смыслового наполнения. Как отмечает Н.П. Асланян
термин “гражданское право” стал в этот период единственно приемлемым,
причем развитие советской системы права внесло существенные изменения в
его содержание, поскольку семейное, трудовое и земельное право, ранее
включаемые в сферу действия гражданского права в качестве его
структурных элементов, были выделены в самостоятельные правовые отрасли
HYPERLINK \l “sub_996” *(6) .

Возрождение идеи частного права в современной российской юриспруденции
происходит в условиях четко структурированной правовой системы,
окончательно оформившей разделение некогда единого гражданского права на
ряд отраслей. Это обстоятельство придает большую обоснованность взглядам
тех юристов, которые считают, что в современных условиях частное и
гражданское право соотносятся как род и вид HYPERLINK \l “sub_997” *(7)
. Данной точки зрения придерживается и автор, полагая, что содержание
понятия “частное право” не исчерпывается одним гражданским правом. С
определенной долей условности в его состав можно включить ряд иных
отраслей, которые за последние годы приобрели достаточно выраженный
частно-правовой характер, например, авторское, семейное и трудовое
право. Вместе с тем именно гражданское право наиболее полно и
последовательно воплощает в себе элементы частного права, о которых
будет сказано далее.

Все то, что лежит за рамками частного права, именуется правом
публичным. В состав публичного права включаются: конституционное,
административное, уголовное, налоговое, таможенное право и иные отрасли.
Такое разделение права установилось со времен римских юристов. Эта
классификация не утратила актуальности и в настоящее время, поскольку
“частное и публичное право во всех развитых правопорядках продолжают
существовать как две самостоятельные, независимые ветви правового
регулирования, как два различных типа правового воздействия на
общественные отношения” HYPERLINK \l “sub_998” *(8) . Между тем данные
правовые категории в нашем правосознании определены некими общими
контурами. Их четкое значение и, что более важно, черты, отличающие одно
от другого, не установлены. Как отмечал Г.Ф. Шершеневич, несмотря на всю
повседневность такого деления, с научной стороны до сих пор остается не
выясненным, где находится межевая черта между частным правом и правом
публичным и каковы их отличительные признаки HYPERLINK \l “sub_999”
*(9) . Этот вопрос стал предметом изучения многих поколений юристов,
предлагавших самые различные подходы к его разрешению в рамках общей
теории деления права на публичное и частное.

Теория деления права на публичное и частное является многоаспектным
учением, обладающим как чисто теоретической, так и юридикотехнической,
практической ценностью.

С точки зрения теории права значение имеют принципиальные различия в
природе и сущности отношений в сферах частного и публичного права,
обусловливающие различия в характере и способах правового регулирования.
Ясно, например, что отношения в области государственного управления не
могут строиться на принципах свободы и самостоятельности участников, ибо
по своему характеру требуют централизованного воздействия и
иерархической подчиненности участников. Но также ясно и то, что многие
отношения, складывающиеся в экономике, и прежде всего отношения
товарообмена (т.е. рынка), напротив, нуждаются в предоставлении их
участникам максимальной (хотя и не безграничной) свободы, стимулирующей
их инициативу и предприимчивость HYPERLINK \l “sub_9910” *(10) .

Поэтому в общетеоретическом аспекте вопрос разграничения публичного и
частного права – это вопрос отграничения вмешательства государства в
сферу частных интересов его граждан. Такое вмешательство не может
становиться всеобъемлющим, безграничным и произвольным, а публичная
власть не вправе считать себя единственным и подлинным выразителем и
защитником любых интересов своих граждан. К.Д. Кавелин говорил, что
основное право внутренней законодательной политики и администрации – это
не стеснять законом и административным распоряжением частную
деятельность и частные отношения без самой крайней необходимости, без
особенно важных общественных и государственных потребностей,
удовлетворить которые иначе нет никакой возможности HYPERLINK \l
“sub_9911” *(11) .

Одновременно отмечается, что принцип публичного права сплачивает
общество, вносит определенность и планомерность во всю ту область жизни,
к которой он применяется. Однако он же понижает частную
заинтересованность и инициативу и, при известных обстоятельствах,
способен привести к полному подавлению личности. Принцип частного права,
напротив, вносит в частную жизнь известный элемент предприимчивости и
энергии, которая стимулируется свободой и личным интересом HYPERLINK \l
“sub_9912” *(12) .

Эти положения можно проиллюстрировать на примере истории развития
российского права в XX в., когда всплеск науки частного права в начале
века, после известного выражения В.И. Ленина о непринятии ничего
частного HYPERLINK \l “sub_9913” *(13) , сменился полной его стагнацией
и преобладанием публично-правового регулирования всех сторон жизни
общества. Негативные результаты этого процесса мы смогли оценить лишь
спустя много лет. Однако еще в 1917 г. И.А. Покровский предсказал, что
установление публично-правовой организации всего народного хозяйства
увеличит власть государства над индивидом. В руках государства, т.е.
практически в руках “правящего большинства”, окажется безграничная
возможность господствовать над всеми сторонами индивидуального
существования HYPERLINK \l “sub_9914” *(14) . Таким образом, теория
разделения права на публичное и частное способна стать основой для
теоретических построений, направленных на решение сложнейшей задачи
установления пределов государственной власти над индивидом, которая была
и остается одной из наиболее актуальных для России.

Однако в рамках настоящей работы нас более интересует возможность
практического применения теории деления права на публичное и частное для
решения актуальных проблем современного конституционного права.
Возможность получения с ее помощью нового, нетрадиционного взгляда на
такие проблемы.

В правовой литературе отмечается, что практическая ценность концепции
деления права заключается в возможности ее использования в качестве
“критерия для классификации позитивного права”, а также в качестве
“предпосылки для догматических выводов, восполняющих указания закона”
HYPERLINK \l “sub_9915” *(15) .

Общепризнанно, что исторически граница между публичным и частным правом
не всегда проходила на одном и том же месте, области одного и другого
многократно менялись. Ю.С. Гамбаров полагал, что на начальной стадии
развития человечества вообще не было ни публичного, ни частного права, а
было единое право в смысле условия самосохранения общества, развитие
которого вело к дифференциации и обособлению этих отраслей. Необходимыми
условиями для такого обособления были:

– освобождение личности от связи с родом, семьей и другими
общественными союзами, сковывавшими до того ее развитие;

– усиление государственной власти и сосредоточение в ее руках функций
публичного права, отделяемых от функций права частного;

– переход из натурального хозяйства в денежное.

В результате всех трех процессов получается обособление права
публичного от права частного и идущая все далее и далее дифференциация
того и другого права HYPERLINK \l “sub_9916” *(16) .

Отношения, регулируемые публичным и частным правом, как и все
общественные отношения в целом, находились и продолжают находиться в
постоянной динамике. Отдельные сферы жизнедеятельности людей,
относящиеся в настоящее время к публичному праву, ранее могли
регулироваться частным правом и наоборот. Граница между ними в
достаточной степени условна. Она определяется экономическими,
политическими и иными потребностями общества на конкретном этапе его
развития. Примером процесса перетекания частного права в публичное и
наоборот может служить такой институт общественной жизни, как
вероисповедание. Зародившись в частной сфере в виде культов, обрядов и
поклонений, со временем он был поставлен на службу государства, приобрел
публично-правовой статус, а затем и собственную правовую отрасль –
церковное право. В XX в. с признанием равенства конфессий церковь была
юридически отделена от государства и заняла положение субъекта частного
права.

Отнесение того или иного общественного явления к области частного или
публичного права, как правило, закрепляется на позитивном уровне. Однако
в условиях неустойчивой правовой системы существуют сферы, в отношении
которых законодатель по тем или иным причинам не определился по методам
и способам правового регулирования, а также “всегда возможны отношения,
возникающие и развивающиеся вне зависимости от воли законодателя и,
следовательно, не от него получающие свое определение и назначение”
HYPERLINK \l “sub_9917” *(17) . По этим причинам элементы публичного и
частного права неравномерно распределяются в законодательстве, зачастую
нарушая сложившееся отраслевое деление и обнаруживая внутренние
противоречия. Необходимость решения возникающих в этой связи юридических
проблем определяет практическую ценность концепции деления права на
публичное и частное. К числу общеправовых проблем такого рода можно
отнести:

– классификацию юридических норм;

– соотношение применения норм публичного или частного права при
регулировании общественных отношений;

– устранение конфликтов между публично-правовыми и частно-правовыми
методами и способами правового регулирования;

– проникновение элементов публичного права в частное и наоборот.

Применительно к современному конституционному праву теория деления
права на публичное и частное может помочь в решении отраслевых проблем
различного уровня, в частности:

– осознания необходимости формирования эффективного правового механизма
влияния общественных интересов на государственную власть, а также
необходимости поддержания баланса между публичными интересами
государства и общества и частными интересами отдельных лиц HYPERLINK \l
“sub_9918” *(18) ;

– разграничения общественных отношений, находящихся на границе
конституционного права и отраслей частного права, в частности,
отношений, возникающих в рамках процедуры финансирования выборов,
финансирования деятельности политической партии HYPERLINK \l “sub_9919”
*(19) ;

– координации норм конституционного права и норм отраслей частного
права, например, при решении вопроса о конституционно-правовых
последствиях недействительности не соответствующей нормам гражданского
права сделки по финансированию избирательной кампании кандидата,
политической партии HYPERLINK \l “sub_9920” *(20) ;

– использования конституционным правом свойственного частному праву
инструментария, необходимость в котором обусловлена возможностью
возникновения невластных отношений между субъектами конституционного
права, например, между Российской Федерацией и ее субъектами при
заключении договоров о разграничении предметов ведений и полномочий
HYPERLINK \l “sub_9921” *(21) .

В современной российской юриспруденции категории публичного и частного
права употребляются достаточно широко. Примеры тому можно встретить как
в научной литературе, так и в актах, отражающих результаты
правоприменительной деятельности HYPERLINK \l “sub_9922” *(22) . Вместе
с тем вопрос о соотношении публично-правовых и частно-правовых признаков
в различных отраслях права остается открытым, что полностью справедливо
в отношении и конституционного права. Одни юристы полагают, что
конституционное право является частью права публичного HYPERLINK \l
“sub_9923” *(23) , другие высказывают мнение, что конституционное право
сочетает в себе элементы как публичного, так и частного права HYPERLINK
\l “sub_9924” *(24) . Для разрешения этого вопроса в первую очередь
необходимо отыскать критерии разделения права на публичное и частное.

Итак, задачей HYPERLINK \l “sub_100” гл. 1 настоящей работы является
поиск границы между публичным и частным правом на основании выделения их
существенных признаков, наиболее устойчивых к изменениям общественных
отношений и правового регулирования, в контексте решения проблем
современного права, возникающих в связи с неопределенностью деления
правовых норм на нормы публичного и частного права.

Для достижения обозначенной цели следует обратиться к господствующим в
российской правовой школе теориям разграничения публичного и частного
права, предложенным на рубеже XIX-XX вв. К числу исследователей,
уделявших значительное внимание этой проблеме, относятся такие видные
российские юристы, как К.Д. Кавелин, Ф.Ф. Кокошкин, С.А. Муромцев, Е.Б.
Пашуканис, Л.И. Петражицкий, И.А. Покровский, Ф.В. Тарановский, Е.Н.
Трубецкой, Г.Ф. Шершеневич и другие. В наше время отсутствуют научные
работы, которые были бы посвящены комплексному исследованию и
сравнительному анализу предложенных ими концепций разделения права на
публичное и частное. Авторство единственной работы, в которой
предпринята попытка систематизации взглядов на эту проблему, принадлежит
известному российскому юристу, профессору кафедры гражданского права ЛГУ
Б.Б. Черепахину. Речь идет о его статье “К вопросу о частном и публичном
праве”, впервые изданной в 1926 г. в составе 10-го сборника трудов
профессоров и преподавателей Иркутского государственного университета.
Впоследствии, за редкими исключениями, советские юристы уделяли вопросу
о делении права на две сферы лишь поверхностное внимание. Научный
авторитет был возвращен этой теме только в конце 80-х гг. XX в.

§ 2. Концепции разграничения публичного и частного права: материальные
теории, формальные теории, теории отрицания разделения публичного и
частного права

Согласно принятой в юридической литературе классификации все концепции
разграничения публичного и частного права, несмотря на их пестроту и
многообразие, сводятся к двум основным направлениям: материальные и
формальные теории разделения права. В настоящей работе мы будем
придерживаться этой классификации.

Представители материальных теорий разграничения публичного и частного
права исходят из содержания регулируемых отношений, обращая внимание на
то, что регулирует та или иная норма права или их совокупность, что
представляет из себя содержание того или иного правоотношения HYPERLINK
\l “sub_9925” *(25) . Б.Б. Черепахин разбивал сторонников данной теории
на две основные группы.

К первой группе относились последователи утверждения римского юриста
классического периода Ульпиана: “Изучение права распадается на две
части: публичное и частное (право). Публичное право, которое (относится)
к положению римского государства, частное, которое (относится) к пользе
отдельных лиц; существует полезное в общественном отношении и полезное в
частном отношении” HYPERLINK \l “sub_9926” *(26) . По-скольку теория
Ульпиана о разделении права является исторически первой из всех
известных нам, она получила название “классической” теории.

Содержание этой теории укладывается в следующую формулу: право,
охраняющее интересы государства, – публичное, право, охраняющее интересы
частного лица, – частное. Основу данной теории составляет характер
интересов, на удовлетворение которых направлено право.

Теория Ульпиана изложена как разделение юридических норм HYPERLINK \l
“sub_9927” *(27) . Вместе с тем, поскольку и публичное и частное право
регулируют определенные общественные отношения, корни этой теории
кроются в разделении всех общественных отношений на отношения,
составляющие предмет публичных интересов, и отношения, составляющие
интересы частных лиц.

Из русских юристов классической теории разделения права придерживался
Г.Ф. Шершеневич, который отмечал, что противоположность личности и
общества, частной жизни и общественной деятельности сознается более или
менее всеми. В сфере своих частных интересов каждое лицо пользуется
большой свободой, от его воли зависит жениться или остаться холостым, он
по своему произволу копит богатство или проживает все добытое трудом,
устраивает собственное хозяйство или входит в чужое, оставляет свое
достояние детям или посторонним, или обществу. Круг этих отношений
составляет ближайшую обстановку лица, которая ему особенно дорога,
которая ему несравненно ближе интересов общественных, за которую он
готов бороться всеми силами, даже при полном индифферентизме с его
стороны к общественной жизни и деятельности, стоящих за стенами его
домашнего очага. Затем он задавал риторический вопрос: “Можно ли
законодателю не принять во внимание такого характера этих отношений, не
предоставить самому заинтересованному призывать защиту в случае
правонарушения, не остановить общественную власть перед границами этого
интимного круга?” HYPERLINK \l “sub_9928” *(28) .

Следуя логике Г.Ф. Шершеневича необходимо признать, что характер
интересов безусловно должен учитываться и учитывается законодателем при
установлении правового регулирования общественных отношений, но его
взгляд на теорию права не дает нам ответа на вопрос, где находится та
грань, которая очерчивает круг частных интересов, за которой теряются
интересы общественные. Именно с этой позиции классическая теория
представляется наиболее уязвимой. Ведь нормы частного права также могут
служить целям защиты публичных интересов. Как отмечал И.А. Покровский,
“разве то или иное строение семьи, собственности или наследования
безразлично для государства как целого, и, тем не менее, все это
бесспорные институты гражданского права. Разве не интересы государства
как целого преследует государственное управление, заключая контракт о
поставке провианта или обмундирования для армии, защищающей отечество.
И, тем не менее, такой контракт бесспорно принадлежит к области права
частного, а не публичного” HYPERLINK \l “sub_9929” *(29) .

Частный и общий интересы настолько переплетены и слиты в праве, что
невозможно их в нем отделить друг от друга, и еще менее возможно по их
противоположению отличать частное право от права публичного. Юридические
нормы, регулирующие собственность и имущественные договоры, относятся к
частному праву; никто не скажет, что целью их являются не общие, а
только частные интересы. С другой стороны, публично-правовая норма,
обеспечивающая неприкосновенность частного жилища, имеет отношение не
только и не столько к состоянию государства, как и сколько к выгоде
частного лица HYPERLINK \l “sub_9930” *(30) .

Если взять любую область права, мы неизменно найдем в ней как
государственный, так и частный интерес, поскольку эти две категории
объективно неразделимы. Речь можно вести лишь о том, чей интерес выражен
прямо, а чей опосредованно. Но область подобных умозаключений не даст
нам ясного ответа на исследуемый вопрос.

Е.Б. Пашуканис совершенно справедливо заметил, что провести границу
между эгоистическим интересом человека как члена гражданского общества и
всеобщим отвлеченным интересом политического целого можно лишь в
абстракции. На деле эти моменты взаимно проникают друг в друга. Отсюда –
невозможность указать конкретные правовые институты, в которых
полностью, без остатка и в чистом виде воплощен это пресловутый интерес
HYPERLINK \l “sub_9931” *(31) .

Надо сказать, что и сам Г.Ф. Шершеневич признавал уязвимость
классической теории разделения права. В подтверждение своей правоты он
шел от обратного, последовательно критикуя иные теории разделения права.
В результате, методом исключения, он приходил к выводу, что предложенное
Ульпианом деление права следует признать единственно верным, если наука
не может предложить “более верного и точного взгляда” HYPERLINK \l
“sub_9932” *(32) .

Весьма примечательно суждение Г.Ф. Шершеневича об участии государства в
частно-правовых отношениях. По его мнению, в этой области государство
выступает не только как общественная организация, стоящая над гражданами
и властвующая над ними, но и как субъект прав и обязанностей наравне со
всеми гражданами, относясь к ним как равный к равным. По его мнению,
наибольшее затруднение для теории интересов заключается в том, что если
частное право охватывает область отношений, в которых выражается частный
интерес, то как может быть субъектом частного права государство, это
высшее проявление общественного интереса. Рассматривая данную проблему,
Г.Ф. Шершеневич отвергает теорию двойственности государства, согласно
которой оно разделяется на государство как субъект публичного права и
государство – казну как субъект частного права, поскольку при таком
положении вещей создается впечатление, что государство по своему желанию
принимает тот или иной образ. Возражает он и против признания всего
государства целиком субъектом частно-правовых отношений, поскольку в
этом случае, по его мнению, вместо двойственности лица появляется
двойственная роль государства. Он полагает, что с какой бы стороны мы ни
подходили к государству, какой бы вид оно перед нами ни принимало, всюду
мы встретим только общественный интерес. Государство и частное лицо
могут быть противопоставляемы, но не сопоставимы. На этом основании Г.Ф.
Шершеневич делает вывод, что имущественные отношения, в которые вступает
государство со своими гражданами по гражданско-правовым договорам, и
имущественные отношения по уплате налогов или пошлин имеют однородный
характер и подлежат отнесению к сфере публичного права HYPERLINK \l
“sub_9933” *(33) .

Таким образом, Г.Ф. Шершеневич дополнил материальную теорию формальным
критерием, относящимся к субъектному составу участников частных
правоотношений. В конечном счете его позиция на разделение публичного и
частного права приняла следующий вид. Область частного права
определяется двумя данными: 1) частные лица как субъекты правоотношений,
2) частный интерес как содержание отношений. Все остальное относится к
области публичного права HYPERLINK \l “sub_9934” *(34) .

Однако такой подход не находит своего подтверждения в современном
российском праве. В силу ст. 124-125 ГК РФ HYPERLINK \l “sub_9935”
*(35) Россия, ее субъекты и муниципальные образования выступают в
гражданско-правовых отношениях на равных началах с иными их участниками.
При этом, как правило, к ним применяются нормы, определяющие участие
юридических лиц в отношениях, регулируемых гражданским
законодательством. Таким образом, позитивное право России остановилось
на точке зрения о целостной природе государства и возможности его
участия в гражданско-правовых, а следовательно, и частно-правовых
отношениях.

Несомненным достоинством классической теории является то, что она
подмечает существенную черту, отличающую частное и публичное право с
точки зрения охраняемых интересов. Но ценность этой теории носит сугубо
теоретический характер, она способна дать ответ на вопрос, почему ту или
иную область общественных отношений следует отнести к предмету
публичного или частного права, со свойственными каждому из них методами
и способами правового регулирования, однако она не способна предоставить
четкие практические критерии для разграничения всего массива правовых
норм. Таким образом, теория Ульпиана подходит к решению вопроса с
позиции законодателя, а не правоприменителя.

К разобранной выше теории близко примыкает предложенное Л.И.
Петражицким деление права на лично-свободное и социально-служебное,
согласно которому, если субъект считает себя управомоченным в общем
интересе, на благо подвластных или социальной группы, мы имеем дело с
социально-служебным правом; если же в своем личном интересе – перед нами
лично-свободное право. В первом случае деятельность подчинена единому
централизованному направлению и управлению со стороны власти;
побуждением к этого рода деятельности является принудительное
требование, предъявляемое индивиду властью. Во втором случае нет
централизованного властного управления человеческим поведением,
деятельность обеспечивается свободной инициативой индивида, основанной
на собственной выгоде. Две указанные системы “правнопсихологического
управления человеческим поведением и воспитанием” Л.И. Петражицкий
положил в основу двух правовых систем: лично-свободного права и права
социального служения HYPERLINK \l “sub_9936” *(36) .

Одним из продолжателей теории Л.И. Петражицкого стал В.Н. Дурденевский,
который заявил, что публичные права могут осуществляться только на благо
подвластных или социальной группы, частные права могут осуществляться в
интересах их обладателя. Первые являются социоцентрическими, вторые
эгоцентрическими. Первые имеют общим центром интерес общества, вторые не
имеют единого центра, так как направлены они на интерес отдельного
субъекта, частного лица HYPERLINK \l “sub_9937” *(37) .

Как видно, для данной теории решающим является то или иное направление
сознания субъекта. Таким образом, она изначально использует
необъективный критерий. Один человек, совершая то или иное деяние, может
полагать, что он действует в интересах всего государства, в то время как
окружающие его люди будут считать, что он действует в личных интересах,
и наоборот.

Теория лично-свободного и социально-служебного права в конечном счете
приводит к материальной теории Ульпиана, разграничивая частное и
публичное право в зависимости от того, чьи интересы имеет в виду то или
иное правоотношение, рассматриваемое с точки зрения его субъекта, а не
законодателя, как в классической теории.

По оценке Ф.В. Тарановского, Л.И. Петражицкий подметил верный факт
различия двух систем, к которому может быть приурочено деление права на
публичное и частное: публичное право служит целям
властно-организованного, централизованного управления человеческим
поведением; частное право, напротив, рассчитано на свободную
деятельность индивидов по собственному почину. Этим объясняется
преобладание в первом императивных, а во втором диспозитивных правовых
норм HYPERLINK \l “sub_9938” *(38) . Впоследствии Ф.В. Тарановский
использовал эти аргументы для создания собственной концепции деления
права.

Вторая группа сторонников материальной теории делит право на публичное
и частное с точки зрения тех отношений, которые оно регулирует:
неимущественные или имущественные. Для них частное право – это то,
которое регулирует имущественные отношения как частных лиц, так и
государства и других публично-правовых образований. По сути, вместо
противоположения прав публичных и частных они предлагают
противоположение прав имущественных и неимущественных. К числу
российских сторонников данной теории относился К.Д. Кавелин.

К.Д. Кавелин не признавал позиции, согласно которой частное право есть
область индивидуальной воли и свободы. Ульпиановский подход, по его
мнению, является слишком поверхностным и не может удовлетворять реальной
потребности в теоретическом обосновании различия между публичным и
частным правом. Исследуя обыденные понятия частных и общественных
интересов, он приходит к выводу, что границы между ними не существует,
она постоянно колеблется: частное беспрестанно переходит в общественное,
как и общественное беспрерывно перетекает в частное, партикулярное. По
его мнению, частные отношения на практике очень тесно связаны с
публичными, и существовать друг без друга они не могут. В обоснование
этого тезиса он ссылался на ограничения, установленные законами,
традиционно относимыми к частному праву: “Я могу продавать и покупать,
но не все, что мне вздумается: есть вещи, которые продавать и покупать
запрещено; я могу договариваться, но не обо всем: есть действия, о
которых договариваться недозволено; я могу давать в ссуду и занимать, но
опять таки не совсем свободно: закон о родстве или процентах ставит
моему произволу и в этом отношении известные пределы” HYPERLINK \l
“sub_9939” *(39) .

Думается, что данный аргумент К.Д. Кавелина нельзя признать
обоснованным. Тот факт, что законом установлены определенные ограничения
в действиях частных лиц, еще не доказывает, что эти ограничения являются
имплементацией публичного права в частное. Это всего лишь вопрос о
соотношении запрещающих и дозволяющих правовых норм, применение которых
в равной степени допустимо как в публичном, так и в частном праве. В
противном случае мы были бы вынуждены остановиться на упрощенной точке
зрения, что все запрещающие нормы составляют право публичное, а все
дозволяющие – право частное.

К.Д. Кавелин утверждал, что частные семейные отношения также проникнуты
публичным элементом. Аналогично – наследственное право,
обязательственное право, вещи ограниченные в обороте. Говоря о всеобщей
обязательности вещных прав, он полагал, что она придает им публичный
характер. По его мнению, это является достаточным доказательством
двойственности имущественных юридических отношений и проистекающей из
нее невозможности отграничить в них публичное от частного. Именно
потому, что частное сливается с публичным, нельзя на их сравнении
основать различие между публичным и частным правом. В связи с этим он
высказывал твердую убежденность в том, что сопоставление и
противоположение публичного и приватного, государственного и частного не
может и не должно служить основанием для разграничения прав и
юридических отношений публичных от гражданских, потому что нет такого
юридического явления, которое бы не имело в одно и то же время и
публичного и частного характера HYPERLINK \l “sub_9940” *(40) .

К.Д. Кавелин считал, что с точки зрения права понятия публичного и
частного должны быть определены следующим образом: публичное – то, что
относится к государству в целом, частное – то, что относится к любым его
составным элементам. Публичный характер в юридическом смысле
присваивается всему тому, что представляет общество как единое целое,
частный, напротив, всем составным его единицам. Здесь же он делал вывод
о том, что в предложенном выше смысле интересы отдельной волости
являются частными интересами по отношению к интересам государства.

Как видно из изложенного, в своих исследованиях К.Д. Кавелин подошел
достаточно близко к формальным теориям разграничения права. Вернее, к
тем из них, которые в качестве отправной точки используют деление по
субъектному составу. Однако, анализируя далее публичные и частные
интересы в юридическом смысле, он вновь повторяет вывод о невозможности
их взаимного отграничения. Он полагает, что и в этой сфере интересы
государства переплетаются с частными интересами отдельных лиц таким
образом, что отделить их не представляется возможным. Например,
налоговое право с точки зрения охраняемых интересов должно быть отнесено
одновременно к публичному и частному праву: государство должно
устанавливать налоги для финансирования деятельности, направленной на
благо всего общества в целом, а частное лицо должно уплачивать налоги в
конкретном размере, устанавливаемом применительно к нему лично. По его
мнению, государственное и частное право вообще не подлежат
сопоставлению, первое имеет дело с началами и условиями, в которых
выражается и поддерживается весь государственный организм как единое
целое, и его предмет – общие начала, принципы, которые не осуществляются
в действительности; гражданское же право занимается действительными,
видимыми отношениями людей, внешними явлениями, на которые
государственные начала действуют в форме условий, видоизменяющих,
определяющих, производящих новые сочетания гражданских отношений, а не в
форме общих начал, принципов или идей HYPERLINK \l “sub_9941” *(41) .

Таким образом, К.Д. Кавелин приходит к вполне правомерному выводу, что
критерий охраняемых интересов не может служить отправной точкой для
определения отличия между частным и публичным правом. Полагая
невозможным найти различие публичного и частного права через их
сопоставление, бесплодность результатов такого искания, которое
беспрестанно приводит опятьтаки к явлениям и фактам частного права, он
принимает решение оставить эту точку зрения и выбрать другую HYPERLINK
\l “sub_9942” *(42) .

Анализируя деятельность публичных институтов, не связанную с
осуществлением ими своих общественных функций (закупка дров для
отопления присутственного места, заготовление канцелярских
принадлежностей), он приходит к выводу о том, что отличием между
публичным и частным правом является не что иное, как вещественный,
материальный характер регулируемых частным правом отношений. В
результате он излагает свою теорию следующим образом: с точки зрения
содержания частное право представляет собой отрасль, предметом которой
являются материальные, вещественные ценности независимо от того, имеют
ли они публичный или частный характер. Из этого правила, по его мнению,
нет исключений. Вещественная ценность служит самым верным, безошибочным
и наглядным показателем гражданских прав и юридических отношений, причем
одни из них могут иметь более или менее частный характер, одни могут
возникать так, другие иначе. С точки зрения свойства гражданские права
имеют личный, индивидуальный, единичный характер и этим отличаются от
публичных прав и отношений, которые носят общий характер, поскольку
имеют дело с общими юридическими началами, основаниями, идеями HYPERLINK
\l “sub_9943” *(43) .

Аналогичные соображения были высказаны И.Д. Мейером, который пришел к
выводу, что науку гражданского права должно определить наукой об
имущественном праве HYPERLINK \l “sub_9944” *(44) .

Предложенная теория дает достаточно четкий критерий отграничения
публичного и частного права по предмету регулирования. Между тем
необходимо согласиться с С.А. Муромцевым, который обратил внимание на
ряд ее слабых сторон.

Во-первых, с позиции юридической науки необходимо различать характерные
свойства, общие целому отделу, и качества, свойственные ему по
преимуществу. К.Д. Кавелин не указывает общего принципа, связывающего
имущественно-правовые отношения. Между тем денежная оценка составляет
лишь экономическое свойство отношений, но не образует своим присутствием
существенного юридического разнообразия.

Во-вторых, в классификации К.Д. Кавелина не наблюдается
социально-научной точки зрения. Он не рассматривает право как явление
социальной жизни, элемент общественного порядка.

В-третьих, предложенная классификация соединяет отношения, имеющие
между собой мало общего. Так, гражданские права объединяются в один
отдел с фискальными обязанностями HYPERLINK \l “sub_9945” *(45) .

В качестве еще одного недостатка теории следует указать на разрыв
однородного правового материала: к публичному праву отойдет значительная
часть семейного, авторского права, вообще все неимущественные права; к
частному праву – бюджетное, таможенное, налоговое право, все
имущественные отношения, традиционно подчиненные публичному праву.

По мнению Ф.В. Тарановского, приведенная К.Д. Кавелиным теория не дает
удовлетворительного объяснения исторически сложившемуся делению права и
вместо этого исправляет последнее, стремясь придать ему большую
логическую стройность и выдержанность HYPERLINK \l “sub_9946” *(46) .

Вместе с тем следует отметить, что с точки зрения предмета правового
регулирования К.Д. Кавелин подошел достаточно близко к определению
отношений, регулируемых современным гражданским правом. Он не учел лишь
того обстоятельства, что личные неимущественные права также могут иметь
денежную оценку и являться наравне с имущественными правами предметом
регулирования частного права. И хотя признать предложенный К.Д.
Кавелиным критерий разграничения публичного и частного права
определяющим нельзя, так как нельзя согласиться с отнесением всех
имущественных отношений в сферу частного права, а всех неимущественных в
область права публичного, этот критерий, несомненно, может быть
использован в качестве дополнительного признака. Ведь частное право
преимущественно включает в себя те правоотношения, объект которых имеет
или может иметь денежную оценку, в то время как область публичного права
значительно шире.

Сторонники формальных теорий разделения публичного и частного права
принимают за основу способ регулирования общественных отношений или
особенности построения правоотношений. В отличие от материальных теорий,
основанных на разделении общественных отношений, формальные теории
базируются на разделении норм позитивного права. Выделяются три основных
направления этих теорий.

Первое направление носит название теории инициативы защиты. Согласно
этой теории право публичное – то, которое охраняется по инициативе
государственной власти в порядке суда уголовного или административного,
а право частное – то, которое охраняется по инициативе частного лица,
его обладателя, в порядке суда гражданского HYPERLINK \l “sub_9947”
*(47) . В русской юридической науке теория инициативы защиты нашла
своего продолжателя в лице С.А. Муромцева.

Рассматривая материальную теорию разделения права Ульпиана, С.А.
Муромцев писал, что она сводит противоположность публичного и частного
права к противоположности общего блага и личной пользы. Однако с
научнофилософской точки зрения во всей своей совокупности право –
публичное и гражданское – служит одинаково общему благу. В то же время
любое общее благо есть сочетание частных интересов, поэтому невозможно
основать классификацию права на их противоположности. С обыденной точки
зрения общее благо есть общественность, связь отдельных лиц между собой;
частный интерес – самостоятельность отдельного лица в кругу данного
общежития, устройство индивидом своего мирка, своего узла отношений,
который, конечно, входит в состав общего порядка, но дорог индивиду,
потому что он сам лично служит его центром. Будучи выражением одного и
того же порядка, обе группы солидарны. Их обоюдное развитие составляет
несомненную принадлежность прогресса. Развивая эта теорию, С.А. Муромцев
пришел к заключению, что публичное право образует порядок,
непосредственное значение которого состоит в том, что он определяет
строй и органы общежития. При этом смысл частно-правового порядка
состоит в том, что, соблюдая вполне интересы общежития, он устраивает
мир индивидуальной самодеятельности и индивидуального интереса. На этом
основании С.А. Муромцев соглашается с классической теорией, оговариваясь
при этом, что она не объясняет других отличительных признаков публичного
и частного права HYPERLINK \l “sub_9948” *(48) .

Это умозаключение С.А. Муромцева соответствует позиции, изложенной выше
при анализе теории Ульпиана, согласно которой последняя делит публичное
и частное право лишь с теоретической точки зрения, не предлагая
практических выводов, применимых к реалиям общественной жизни.

С.А. Муромцев определяет право как порядок организованной защиты
отношений. При этом факт организованной защиты состоит в том, что все
лица, принадлежащие к обществу, делятся на две категории: одни образуют
органы юридической власти, другие занимают положение частных лиц. В
различных ситуациях одно и то же лицо может принадлежать то к первой, то
ко второй группе. Он отмечает, что в одних случаях органы власти
выступают на защиту определенных прав по своей собственной инициативе, в
других – по инициативе частных лиц. На этом основании С.А. Муромцев
предлагает произвести следующую классификацию права: случаи первого рода
образуют отдел публичного права, случаи второго рода – права частного. В
обоснование такой позиции он приводит два аргумента. Во-первых, если все
право есть порядок защиты, то различия в этом порядке суть единственные
различия, которые должны лечь в основание его классификации. Во-вторых,
вышеуказанное различие составляет причину других наиболее важных
различий публичного и частного права. Так, распоряжение гражданскими
правами принадлежит тому же субъекту, которому принадлежит их защита.
Распоряжение публичными правами принадлежит правовой власти в лице тех
или иных ее органов. Инициатива защиты в гражданско-правовом порядке
принадлежит частному лицу – субъекту защищаемого отношения; в
публично-правовом порядке защита ведется органами власти самостоятельно.
Гражданские права имеют преимущественно имущественную, т.е. меновую
стоимость; публичные – неимущественную, идеальную стоимость. Гражданское
правосудие построено на принципе разрешения спора органом, посторонним
для спорящих сторон; этот принцип не применим к правосудию публичному.
Двум порядкам защиты нарушенного права – гражданскому и публичному –
соответствуют два рода органов власти, в той или иной степени
разделенные HYPERLINK \l “sub_9949” *(49) .

Заслуживает внимания предложенная С.А. Муромцевым теория переходных
форм. По его мнению, признаки, характерные для публичного и частного
права, распределяются внутри этих сфер неравномерно, вследствие чего
отдельные признаки или их сочетания могут приобрести такую
неопределенность, что мы окажемся в затруднении при отнесении той или
иной группы отношений к сфере публичного или частного права. Природа не
знает точных границ и путем незаметных и постепенных изменений создает
связующие звенья в промежутке между отдельными областями, при
квалификации которых нам приходится выбирать из двух натяжек наименьшую
и относить эти звенья к той или иной области права или же образовать из
них средний отдел – отдел переходных форм.

С.А. Муромцев указывает на наличие юридических форм, занимающих среднее
положение между публичным и частным правом. Их существование он
оправдывает двумя обстоятельствами. Во-первых, существуют некие
родоначальные формы права, которые образовались еще до выделения права
из прочих форм общественного контроля и, впоследствии раздвоившись,
образовали публичное и частное право. Во-вторых, юридические институты
меняют свои характерные признаки. Когда такое изменение обозначилось, но
не вполне осуществилось, тогда видоизменяющийся институт получает
значение переходной формы HYPERLINK \l “sub_9950” *(50) .

К сожалению, С.А. Муромцев умалчивает о своей позиции в вопросе
юридического регулирования переходных форм. Следует, однако,
предположить, что регулирование такого рода областей жизненных отношений
должно осуществляться публичным и частным правом совместно в
соответствии с критериями соотношения публичного и частного права.
Образование специального режима правового регулирования переходных
областей не представляется возможным в силу многообразия последних,
разной степени смешения публично-правовых и частно-правовых начал, и,
кроме того, такое регулирование в любом случае представляло бы собой
совокупность норм публичного и частного права.

На основании проведенного исследования С.А. Муромцев формулирует выводы
о необходимости соблюдения в вопросе о соотношении публичного и частного
права ряда принципов, основанных на логических правилах и исторических
истинах:

– свойства, которые не являются характерными для соответствующего
раздела права, не должны вести к группировке, нарушающей границы
отделов, каким бы значением они ни обладали в отдельных случаях;

– следует учитывать, что по мере своего исторического развития
институты права видоизменялись, последовательно переходя из одного
раздела в другой;

– различие в функциях не влечет тотчас же соответствующего различия в
органах. При отсутствии надлежащих органов юридической власти они
заменяются случайными выразителями общественного контроля, которые
действуют в строго определенном порядке;

– необходимо допустить существование переходных форм HYPERLINK \l
“sub_9951” *(51) .

Г.Ф. Шершеневич полагал, что теория С.А. Муромцева обладает целым рядом
положительных черт.

Во-первых, она построена на чисто юридическом начале – различии
юридических средств, которыми охраняются жизненные интересы.

Во-вторых, она находится в полном соответствии с формальным понятием о
праве.

В-третьих, она способна была бы дать безусловно точный отличительный
признак HYPERLINK \l “sub_9952” *(52) .

В то же время против этой теории выдвигается ряд возражений.

По мнению Б.Б. Черепахина, теория инициативы защиты переносит критерий
разграничения к моменту нарушения права, берет болезненное состояние
права, а не правоотношение как таковое, само по себе HYPERLINK \l
“sub_9953” *(53) .

Данный аргумент нельзя признать убедительным, поскольку юридический
характер правовых норм проявляется именно на стадии их нарушения.
Общеобязательность является одним из признаков правовой нормы, поэтому
вполне допустимо основывать их классификацию на различиях в порядке
защиты.

Б.Б. Черепахин также полагал, что наиболее затруднительным является
именно выяснение вопроса, кому в том или ином случае предоставлена
инициатива защиты: правовая норма часто не дает никаких, даже косвенных
указаний для разрешения этого вопроса; в особенности это следует указать
о нормах обычного права HYPERLINK \l “sub_9954” *(54) .

Аналогичной позиции придерживался Г.Ф. Шершеневич. По его мнению, если
закон не устанавливает специально, кому принадлежит инициатива защиты в
случае его нарушения, то данная теория перестает работать, либо мы
вынуждены обратиться к аналогии права, которая предполагает сходство
содержания регулируемых отношений, а следовательно, и возврат к
материальной теории HYPERLINK \l “sub_9955” *(55) .

Однако законодательство меняется, приспосабливаясь к потребностям
общества. Современное российское материальное право, как правило, дает
четкое представление о том, кто и в какой форме вправе обратиться за
защитой нарушенного права. В том случае, если в материальном праве
отсутствуют указания на этот счет, ответ может быть найден в
процессуальном законодательстве, которое, устанавливая
подведомственность дела тому или иному судебному органу, указывает, кто
вправе обращаться с иском или заявлением по конкретному спору. Таким
образом, данное возражение не проходит проверки временем.

В то же время противниками данной теории выдвигались и вполне
обоснованные контраргументы. Например, Ф.В. Тарановский считал, что
имеющееся в законодательстве распределение инициативы не соответствует
сложившемуся в действительности различию между публичным и частным
правом. По его мнению, утверждение, будто все публичные права защищаются
по инициативе органов власти, не соответствует действительности.
Субъективные публичные права граждан на участие во власти (например,
избирательное право), свободу от воздействия власти (свобода
передвижения, свобода вероисповедания) защищаются по инициативе частных
заинтересованных лиц и притом обычно против органов власти HYPERLINK \l
“sub_9956” *(56) .

По мнению Г.Ф. Шершеневича, с точки зрения рассматриваемой теории в
гражданское право должны были бы войти нормы, определяющие последствия
диффамации, клеветы, контрафакции, кражи, раздоры между супругами, между
родителями и детьми, личные обиды и оскорбления, неосторожное
банкротство, потому что в этих случаях инициатива защиты нарушенного
интереса предоставлена частному лицу HYPERLINK \l “sub_9957” *(57) .

Следует отметить, что действующее российское законодательство относит
многие из вышеперечисленных правовых норм к частному праву. Например,
ст. 4 СК РФ HYPERLINK \l “sub_9958” *(58) указывает на возможность
применения норм гражданского права к имущественным и личным
неимущественным отношениям членов семьи; в силу ст. 65 ГК РФ и ст. 1
Федерального закона от 26 октября 2002 г. N 127-ФЗ “О несостоятельности
(банкротстве)” HYPERLINK \l “sub_9959” *(59) отношения по банкротству
отнесены к ведению частного права; гл. 59 ГК РФ устанавливает
возможность компенсации морального вреда, причиненного, в том числе,
путем распространения сведений заведомо не соответствующих
действительности.

Однако в целом данное возражение против теории инициативы защиты
сохраняет свою силу. Действительно, инициаторами значительного числа
споров в области публичного права могут выступать частные лица (иски о
признании недействительным нормативного правового акта, о нарушении
избирательных прав граждан и другие). В то же время государство, являясь
участником гражданского оборота, выступает истцом по спорам в области
частного права. Именно этот недостаток не позволяет теории С.А.
Муромцева предоставить в наше распоряжение объективный критерий
разделения права.

Тем не менее, если рассматривать теорию инициативы защиты применительно
лишь к частному праву, то она указывает на существенный признак этой
правовой сферы, заключающийся в том, что инициатива защиты нарушенного
права принадлежит непосредственно субъектам частных правоотношений, в то
время как инициатива защиты публичных прав может исходить не только от
участников публичных правоотношений, но и от иных уполномоченных
государством органов. Это положение оправдано различием публичных и
частных интересов: первые относятся к интересам всего общества, и
поэтому их нарушение не может остаться безнаказанным, вторые относятся к
интересам частных лиц, которые вправе самостоятельно определять наиболее
приемлемый для них способ защиты нарушенного права или вовсе отказаться
от такой защиты. Думается, что такой взгляд на изложенную теорию может
найти применение при решении многих теоретических и практических
проблем.

Сторонники второго направления формальных теорий разделения права
усматривают различие между публичным и частным правом в том или ином
положении субъектов в правоотношении (теория различия положения
субъектов в правоотношении). К их числу относятся Е.Н. Трубецкой, Ф.В.
Тарановский, Ф.Ф. Кокошкин, из числа современных правоведов – М.И.
Брагинский, Ю.А. Тихомиров, В.Ф. Яковлев и другие.

Е.Н. Трубецкой считал, что единственным основанием для деления прав на
частные и публичные является характер самого правоотношения между
отдельным лицом и тем или другим социальным целым. Те права, где частное
лицо является самостоятельным субъектом права, – права частные, а те
права, где отдельное лицо фигурирует как подчиненная часть социального
целого, – права публичные. Суть позиции заключается в наличии или
отсутствии характера подчинения между субъектами отношений.

Это объяснение делает в известной степени понятным, почему государство
может быть субъектом частного права. До определенных пределов
государство господствует над личностью: воинская повинность, обязанность
платить налоги и пр. Однако если государству понадобится от подрядчика
или владельца завода оказание ему каких-либо услуг сверх
публично-правовых обязательств последних, то оно должно за это
заплатить. Здесь государство не совершает акт господства над
гражданином, а вступает с ним в договорные отношения.

По вопросу, каковы же вообще пределы господства государства над
личностью Е.Н. Трубецкой соглашается с ранее высказанной позицией, что
точной грани установить невозможно в связи с ее исторической
изменчивостью. Однако предложенный им способ позволяет определить их
применительно к общественным отношениям, взятым в статике.

Е.Н. Трубецкой отмечает следующее различие в свойствах частно-правовых
и публично-правовых отношений. Участник частно-правовых отношений
является самостоятельным распорядителем своего права, функция правовых
норм в этой сфере заключается в обеспечении лицу мирного пользования
известной сферой внешней свободы. Нормы публичного права, напротив,
точно определяют, как лицо должно пользоваться своими правами, причем,
по мнению этого автора, оно не может ими не пользоваться.

К числу особенностей публичного права Е.Н. Трубецкой относит то
обстоятельство, что в публичном праве субъектом всякого правомочия
являются непременно два лица: тот или иной индивидуальный носитель
правомочия и социальное целое. К примеру, когда судья принимает решение,
государство в его лице творит правосудие, когда мы пользуемся
избирательными правами на выборах главы государства, мы выступаем, в том
числе, и от лица всего общества. В частном праве, полагает Е.Н.
Трубецкой, такая двойственность также возможна, например в случаях
договорного и законного представительства, но не является обязательной
HYPERLINK \l “sub_9960” *(60) .

Ф.В. Тарановский различает публичное и частное право следующим образом:
публичными признаются те юридические отношения, одним из субъектом
которых является государство через свои органы со специфическим
характером носителя принудительной власти; частными признаются те
отношения, в которых государство отсутствует в качестве субъекта или же
выступает на одной стороне отношений, но лишь как носитель имущественных
отношений (казна) HYPERLINK \l “sub_9961” *(61) .

Черту под указанными теориями подвел Ф.Ф. Кокошкин, который дал такое
определение публичному и частному праву:

– частное право есть совокупность правоотношений подданных между собой,
т.е. правоотношений между лицами, подчиненными стоящей над ними властью
и в этом смысле равными друг другу;

– публичное право есть совокупность правоотношений, в которых
непосредственным или посредственным субъектом права или обязанности
является государство как организация, обладающая принудительной властью
HYPERLINK \l “sub_9962” *(62) .

М.И. Брагинский считает, что многие, выдвигаемые в разное время
критерии разграничения частного (гражданского) и публичного права, не
способны выполнить свою роль. В частности, это относится к таким
признакам, как “субъекты правоотношения”; по его мнению, достаточно
указать на то, что в силу ст. 124 ГК РФ участниками гражданских
правоотношений наряду с физическими и юридическими лицами могут быть
Россия, субъекты РФ и муниципальные образования. Это же, полагает он,
относится и к “способу защиты”; в подтверждение он приводит тот факт,
что судам общей юрисдикции и арбитражным судам подведомственны различные
споры публичного характера и среди них споры о признании
недействительным ненормативного, а в случаях, предусмотренных законом,
также нормативного акта государственного органа или органа местного
самоуправления, если эти акты не соответствуют закону или иным правовым
актам и нарушают гражданские права и охраняемые законом интересы
гражданина или юридического лица (ст. 13 ГК РФ). Все это, по мнению М.И.
Брагинского, должно убедить нас в существовании только одного признака –
характера связи участников правоотношения, который выражается в том, что
публичное правоотношение построено на началах власти и подчинения, а
частное – равенства HYPERLINK \l “sub_9963” *(63) .

На практике это не совсем так. Теория различия положения субъектов в
правоотношении предполагает, что государство в частно-правовых
отношениях выступает на равных условиях с прочими субъектами гражданских
прав и обязанностей. Причем равенство этих условий должно проявляться
везде и во всем, в том числе и на стадии защиты нарушенного права. Между
тем судебные органы, разрешающие споры в области частного права,
являются элементом судебной власти государства, и, таким образом, на
стадии защиты нарушенного права государство обладает явным преимуществом
перед своим оппонентом, который, в отличие от него, не имеет права
назначения судей и не осуществляет финансирование судебной системы.

Ф.Ф. Кокошкин обращал внимание на двойственность участия государства в
хозяйственных отношениях, поскольку в случае спора государство в лице
казны будет наравне с другой стороной подчинено государству в лице суда.
Между тем он не находил в этом противоречия принципу равенства сторон,
мотивируя возможность такой ситуации теорией разделения властей
HYPERLINK \l “sub_9964” *(64) . Однако даже теория разделения властей
не сможет разрешить данную проблему в случае, если предметом спора
окажется гражданско-правовая сделка, связанная, например, со снабжением
органа государственной судебной системы. Последовательное проведение
принципа равенства субъектов частного права требует создания
эффективного механизма обеспечения независимости государственных
судебных органов от любого из участников судопроизводства, в том числе и
самого государства, а также совершенствование системы негосударственных
коммерческих судов. Споры в области частного права вытекают из отношений
между равными лицами и должны рассматриваться именно с этих позиций.

Ю.А. Тихомиров, поддерживая теорию различия положения субъектов в
правоотношении, пишет: “Одной из отличительных черт публично-правовой
деятельности является участие в ней субъектов с властными полномочиями.
Любой вид организованного воздействия, будь то функционирование
государственной власти, управления или самоуправления, связан с
отношениями “команда-подчинение”. Конечно, это упрощенная схема
публично-правовых отношений, но она точно выражает их смысл и природу.
Властвование, повеление всегда означают, что одна сторона отношений
вправе и реально в состоянии обеспечить поведение другой стороны в
нужных рамках” HYPERLINK \l “sub_9965” *(65) .

В.Ф. Яковлев также отмечает, что субъекты частного права между собой
равны и автономны в правовом отношении, а участники административных,
финансовых, налоговых отношений, напротив, юридически не равны,
находятся в отношениях власти и подчинения, поскольку во всех этих
отношениях в качестве одной из сторон выступает государство и его органы
власти HYPERLINK \l “sub_9966” *(66) .

Данная теория находит свое подтверждение и в позиции Конституционного
Суда РФ, который в своем Постановлении от 20 февраля 2001 г. N 3-П “По
делу о проверке конституционности абзацев второго и третьего пункта 2
статьи 7 Федерального закона “О налоге на добавленную стоимость” в связи
с жалобой закрытого акционерного общества “Востокнефтересурс” HYPERLINK
\l “sub_9967” *(67) указывает: “Истолкование положения о фактически
уплаченных поставщикам суммах налога как подразумевающего уплату только
денежными средствами… привело бы к неправомерному перенесению
публично-правового метода регулирования, применяемого в налоговых
отношениях, основанных на властном подчинении одной стороны другой, на
гражданско-правовые отношения, основанные на равенстве участников…”.

Рассматривая теорию различия положения субъектов в правоотношении,
нужно иметь в виду, что не все субъекты, участвующие в публично-правовых
отношениях, неравноправны. В качестве примера можно привести
правоотношения, возникающие в рамках процессуального права. Так, в
соответствии с п. 1 ст. 7 АПК РФ HYPERLINK \l “sub_9968” *(68)
правосудие в арбитражных судах осуществляется на началах равенства всех
перед законом и судом независимо от пола, расы, национальности, языка,
происхождения, имущественного и должностного положения, места
жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к
общественным объединениям и других обстоятельств, равенства всех
организаций перед законом и судом независимо от организационно-правовой
формы, формы собственности, подчиненности, места нахождения и других
обстоятельств. При этом согласно ст. 8 АПК РФ судопроизводство в
арбитражном суде осуществляется на основе равноправия сторон.
Аналогичные положения имеются в ст. 12 ГПК РФ HYPERLINK \l “sub_9969”
*(69) . Согласно п. 4 ст. 15 УПК РФ HYPERLINK \l “sub_9970” *(70)
стороны обвинения и защиты равноправны перед судом. В силу ст. 245 УПК
РФ в судебном заседании стороны обвинения и защиты пользуются равными
правами на заявление отводов и ходатайств, представление доказательств,
участие в их исследовании, выступление в судебных прениях, представление
суду письменных формулировок по вопросам, предусмотренным в УПК РФ, на
рассмотрение иных вопросов, возникающих в ходе судебного
разбирательства. Таким образом, участники арбитражного, гражданского и
уголовного судебных процессов обладают равенством в публично-правовых
процессуальных отношениях, субъектами которых они являются. Однако
наряду с ними участие в этих правоотношениях на другой стороне принимает
орган, осуществляющий судебную власть от имени государства, без которого
данные правоотношения не могли бы существовать. Именно это последнее
обстоятельство и придает процессуальным правоотношениям
публично-правовой статус.

В этой связи вывод Ф.Ф. Кокошкина нуждается в некотором уточнении:
публично-правовые отношения могут быть определены как правоотношения, в
которых участвует субъект, наделенный властными полномочиями по
отношению к иным субъектам данного правоотношения. В отличие от них
частно-правовые отношения представляют собой отношения между лицами,
одинаково подчиненными власти государства, и в этом смысле равными друг
другу.

Другим направлением формальной концепции разделения права на публичное
и частное является теория разделения права по характеру правовых норм,
представленная в России работами И.А. Покровского. Данная теория стала
следствием разработанной им же теории централизации и децентрализации
правового регулирования, согласно которой публичное право представляет
собой систему централизации, а частное – децентрализации правового
регулирования.

И.А. Покровский полагал, что если мы обратимся к способам и приемам
правового регулирования межчеловеческих отношений, то заметим одно очень
крупное различие: в одних областях отношения регулируются исключительно
велениями, исходящими от одного единственного центра, каковым является
государственная власть. Эта последняя своими нормами указывает каждому
отдельному лицу его юридическое место, его права и обязанности по
отношению к целому государственному организму и по отношению к другим
отдельным лицам. Только от государственной власти могут исходить
распоряжения, определяющие положение каждого отдельного человека в
данной сфере отношений, и это положение не может быть изменено никакой
частной нормой, никакими частными соглашениями. Здесь все
централизовано. Поэтому исходящие от государственной власти веления
имеют здесь безусловный, принудительный характер.

По мнению И.А. Покровского, этот прием юридической централизации и
составляет основную сущность публичного права. В области частного права
государственная власть принципиально воздерживается от непосредственного
и властного регулирования отношений; здесь она не ставит себя в
положение единственного определяющего центра, а предоставляет такое
регулирование множеству иных маленьких центров, которые мыслятся как
некоторые самостоятельные социальные единицы, как субъекты прав. Все эти
маленькие центры предполагаются носителями собственной воли и
собственной инициативы, и именно им предоставляется регулирование
взаимных отношений между собой. Государство не определяет эти отношения
от себя и принудительно, а лишь занимает позицию органа, охраняющего то,
что будет определено другими. Роль государства заключается в восполнении
недостающего в регулировании этих отношений. Вследствие этого нормы
частного права по общему правилу имеют не принудительный, а лишь
субсидиарный, восполнительный характер и могут быть отменены или
заменены частными определениями HYPERLINK \l “sub_9971” *(71) .

Существо изложенной теории можно представить следующим образом:

– в случаях когда государственная власть регулирует жизненные
отношения, не справляясь о желаниях конкретных лиц в каждом отдельном
случае (воинская повинность, уголовное указание и пр.), мы имеем дело с
областью публичного права, где преобладает централизованное
регулирование отношений;

– в случаях когда государственная власть в виде общего правила
воздерживается от непосредственного, детального регулирования отношений,
не ставит себя в положение единственного определяющего центра, а
напротив, предоставляет такое регулирование множеству иных маленьких
центров, мы имеем дело с частным правом, где преобладает
децентрализованное регулирование отношений.

Б.Б. Черепахин высоко оценивал теорию централизации и децентрализации
правового регулирования И.А. Покровского, отмечая, что для решения
вопроса о разделении права важно не то, что праву соответствует
обязанность его осуществления, а то, на чем эта обязанность основана: на
властном ли приказе со стороны или на собственном волеизъявлении
обязанного лица; важно также и то, по отношению к кому эта обязанность
установлена, кто может требовать ее исполнения. В конечном счете, по
мнению Б.Б. Черепахина, все сводится к составу участников данного
правоотношения и положению их в этом последнем. Здесь он обнаруживал
тесное соприкосновение теории централизации и децентрализации и теории
положения субъекта в правоотношении. Правоотношение в области
централизованного регулирования характеризуется неравенством субъектов,
правоотношение в области децентрализации предполагает их равенство
HYPERLINK \l “sub_9972” *(72) .

В настоящее время теория права признает деление методов правового
регулирования по признаку централизации и децентрализации. Но, к
сожалению, данный признак является слишком общим, чтобы он мог быть
применен при классификации нормативного регулирования. Поэтому для
настоящей работы больший интерес представляет развитие этой теории.

Продолжая свою мысль, И.А. Покровский обращал внимание еще на одно
различие между публичным и частным правом. Он полагал, что нормы
публичного права носят строго принудительный характер, а в связи с этим
и права, предоставляемые отдельным лицам в качестве органов
государственной власти, носят вместе с тем и характер обязанностей.
Наоборот, нормы частного права по общему правилу имеют характер не
принудительный, а субсидиарный, восполнительный, их применение к
отдельным отношениям может быть устранено, ослаблено или заменено
частными определениями сторон.

Таким образом, он находил критерий деления права в свойствах правовых
норм, имея в виду императивность норм публичного права и диспозитивность
частно-правовых норм.

Признавая такой вывод не совсем правильным, поскольку и та и другая
сферы права в большей или меньшей степени содержат и императивные и
диспозитивные нормы, мы, тем не менее, должны отметить, что он содержит
в себе зерно истины, выделив которое мы сможем найти существенный
критерий для отделения публичного права от частного и наоборот.

Если рассмотреть понятие диспозитивности с точки зрения правовой
теории, мы столкнемся с его, как минимум, двузначным пониманием.

Во-первых, под диспозитивностью понимается такой метод правового
регулирования, который предоставляет участникам правоотношений
возможность избрать наиболее целесообразный для них вариант поведения
HYPERLINK \l “sub_9973” *(73) . С этой точки зрения большинство норм
частного права являются диспозитивными. Вместе с тем многие нормы
публичного права обладают подобным характером, например, норма ч. 3 ст.
59 Конституции РФ, предусматривающая возможность прохождения гражданской
службы вместо несения воинской. По этой причине изложенный взгляд на
диспозитивность правовых норм не поможет найти существенных различий
между публичным и частным правом.

Во-вторых, под диспозитивностью понимается право участников
правоотношений самим договориться по вопросам объема, процесса
реализации субъективных прав или обязанностей HYPERLINK \l “sub_9974”
*(74) , т.е. заменить позитивное правовое регулирование соглашением
между собой.

Таким свойством обладают нормы частного права. Они в подавляющем
большинстве случаев позволяют участникам частно-правовых отношений
устанавливать обязательные для себя правила поведения на основании
взаимных соглашений. Эта область отношений свободна от участия
государства. Лишь в случае невыполнения согласованных участниками правил
поведения государство по инициативе одного из них предпринимает
необходимые меры для защиты прав добросовестного участника. Таким
образом, диспозитивность частно-правовых норм проявляется, по сути, в
установлении квази-источника права для ограниченного круга субъектов,
обязательность которого защищена силой государственного принуждения.

Не следует, однако, думать, что все нормы частного права диспозитивны и
что, будучи таковыми, они лишены принудительности. Из норм частного
права диспозитивны только те, где в диспозиции нормы содержится
волеизъявление человека, направленное на ее санкцию, следовательно,
именно нормы о юридических сделках; там же, где в диспозиции юридическое
событие, определенно отсутствует диспозитивность HYPERLINK \l “sub_9975”
*(75) .

В отличие от частно-правовых норм нормы публичного права могут
предусматривать вариантность поведения участников правоотношений, но
они, как правило, не предоставляют последним право самостоятельного
установления обязательных для себя правил поведения. В этом проявляется
ограниченный, альтернативный характер публично-правовых норм. Участники
публично-правовых отношений не вправе подменять законодательное
регулирование соглашениями между собой. В этом смысле публично-правовые
нормы не могут считаться диспозитивными.

Некоторые зачатки такого подхода встречаются у современных юристов,
отмечающих, что публичное и частное право по-разному регулируют
подчиненные им общественные отношения, разделяя эти методы правового
регулирования на публично-правовые (методы императивных указаний и
запретов) и частно-правовые (методы диспозитивного регулирования)
HYPERLINK \l “sub_9976” *(76) .

Факт замены в публичном праве диспозитивных норм альтернативными
является тем дополнительным признаком, которого не хватает теории
равенства субъектов частного права, для того чтобы создать полноценную
концепцию деления права. Ведь даже при условии равноправия участников
публично-правовых отношений, как это бывает при горизонтальных
отношениях, они, как правило, не вправе по собственному усмотрению
отклоняться от правил поведения, предписанных законом. Таким образом,
можно констатировать, что публичное и частное право устанавливают
различные границы свободы волеизъявления своих субъектов. Если
диспозитивные нормы частного права допускают открытый перечень вариантов
поведения субъектов правоотношений, предполагающий свободу их воли, то
альтернативные нормы публичного права ограничивают свободу
волеизъявления субъектов правоотношений, устанавливая закрытый перечень
вариантов поведения.

Одним из противников деления права на публичное и частное был Ю.С.
Гамбаров. Его взгляды основаны на последовательной критике
вышеизложенных материальных и формальных теорий разделения права.

Изначально он вполне обоснованно отвергает бытующий в начале XX в.
взгляд на гражданское право как на совокупность прав и обязанностей
подданных государства как отдельных лиц в их отношениях друг к другу. В
действительности не только подданные и отдельные лица, но и иностранцы,
и совокупности лиц, юридические лица и само государство могут
становиться и становятся участниками гражданско-правовых отношений.
Кроме того, он указывал, что права и обязанности подданных и отдельных
лиц могут касаться и публичного права, например, участие в политических
выборах, оставление подданства, освобождение от воинской повинности
HYPERLINK \l “sub_9977” *(77) . Однако последний аргумент не может быть
принят, поскольку в этих случаях подданные вступают в отношения не друг
с другом, а с государством, и, таким образом, данные отношения выходят
за рамки указанного выше определения гражданского права.

Далее он критикует “классическую” теорию, опираясь на уже рассмотренные
нами доводы: относительность понятий общего и частного интереса в праве;
невозможность найти критерий для отнесения той или иной юридической
нормы к общему или частному интересу; наличие общего интереса в огромном
большинстве норм не только публичного, но и частного права: потребности
в известной организации семьи или в исполнении обязательств опираются,
несомненно, на общий интерес, хотя отсюда вытекают и чисто гражданские
права, тогда как звания, ордена и иные почетные отличия составляют
отношения публичного права, несмотря на то, что они стоят к частному
интересу гораздо ближе, чем отношения, связанные с организацией семьи и
обязательственного права. Противоположение публичных и частных интересов
неправильно, по его мнению, уже потому, что первые составляются из
последних, и право, к какой бы отрасли оно ни принадлежало, есть элемент
общественного устройства. Если опираться на критерий интересов, пришлось
бы, с одной стороны, отнести к гражданскому праву нормы, охраняющие
жизнь, свободу, честь и другие личные блага человека HYPERLINK \l
“sub_9978” *(78) .

Рассматривая теорию имущественного интереса К.Д. Кавелина, Ю.С.
Гамбаров указывает на ее несостоятельность, опираясь при этом на
практику, согласно которой, во-первых, многие институты семейного права,
права личности, обязательственного права, направленные на идеальные
(неимущественные) цели, принадлежат гражданскому праву; во-вторых,
весьма многочисленны и такие случаи, где наличность имущественного
интереса не препятствует причислению отношений к области публичного
права: таможенные пошлины, бюджетные отношения, налоги и пр. HYPERLINK
\l “sub_9979” *(79)

Теория инициативы защиты С.А. Муромцева отвергается им по ряду
оснований, наиболее существенные из которых следующие:

– характеризуя право последствиями его нарушения, нельзя забывать о
том, что как гражданское, так и публичное право существуют несомненно и
до нарушения. Действительная характеристика права требует указания не
только тех признаков, которые наступают после его нарушения, но и тех,
которые предшествуют его нарушению;

– формальное, отправляющееся от одних способов защиты различие между
публичным и гражданским правом может в лучшем случае ограничить область
применения того и другого, но никогда не ответит на вопрос: какие именно
отношения и почему защищаются в порядке гражданского права, а не
публичного HYPERLINK \l “sub_9980” *(80) .

Далее, опираясь на ошибочные и устраненные в настоящее время правовые
институты, как-то: институт защиты права собственности в уголовном суде
по инициативе государства, Ю.С. Гамбаров утверждал, что теория
инициативы защиты не может дать признака различия между публичным и
частным правом. Такое различие, по его мнению, может содержаться
исключительно в регулируемых ими юридических отношениях. Если эти
отношения предоставляют нам защиту отдельного интереса против такого же
отдельного интереса другого лица, как это бывает в случае исковой защиты
права собственности или прав по обязательству, то мы говорим о
гражданских правах. Напротив, мы называем права, принадлежащие
государственной власти как таковой, ее органам, против отдельных лиц и
последним против нее – публичными. Однако, признавая данное
разграничение сложным и трудно распознаваемым и учитывая, что содержание
гражданских прав и направление интересов, требующих защиты, стоят не
индифферентно к формам такой защиты, он предлагал вернуться к
формальному разграничению публичного и гражданского права в силу его
практических и дидактических удобств. По этому основанию он определяет
гражданское право как порядок отношений, защита которых предоставлена
инициативе и усмотрению заинтересованных лиц HYPERLINK \l “sub_9981”
*(81) .

Таким образом, признавая затруднительным на деле найти четкий критерий
разделения права на публичное и частное, он предлагал остановиться на
теории инициативы защиты. При этом само деление права он признавал
условным и делаемым исключительно в образовательных и практических
целях.

Как мы видим, Ю.С. Гамбаров по непонятным причинам исключил из предмета
своего исследования формальные теории разделения права по характеру
связи участников правоотношений и характеру правовых норм, научная
ценность которых чрезвычайно высока. Еще одна ошибка Ю.С. Гамбарова
заключалась в том, что он пытался отыскать единственный критерий
разграничения права и поэтому рассматривал все изложенные теории в
отдельности. Между тем каждая из этих теорий подходит к решению
изучаемого вопроса со своей собственной, только ей свойственной позиции,
не допускающей возможности ее противопоставления другим теориям. Поэтому
для их анализа необходим комплексный подход, который у данного автора
отсутствует.

Одним из последователей теории полного и безусловного отрицания деления
права на публичное и частное был А.Г. Гойхбарг. До того как мы приступим
к анализу предложенной им концепции, необходимо отметить, что она
создавалась в условиях, когда государственная политика была направлена
на ограничение частной сферы жизни общества в пользу ее публичной
составляющей. Наиболее ярко это время характеризует следующая фраза В.И.
Ленина: “Мы ничего “частного” не признаем, для нас все в области
хозяйства есть публично-правовое, а не частное. Мы допускаем капитализм
только государственный… Отсюда – расширить применение государственного
вмешательства в “частно-правовые” отношения; расширить право государства
отменять “частные” договоры…” HYPERLINK \l “sub_9982” *(82) .
Полагаем, что именно эта политика и оказала определяющее влияние на
формирование взглядов А.Г. Гойхбарга.

А.Г. Гойхбарг в принципе отрицал возможность деления права на частное и
публичное, приводя в защиту своей позиции не юридические, а
экономико-политические аргументы. По его мнению, разделение права на
публичное и частное обусловлено появлением принципа неприкосновенности
частной собственности со стороны других граждан и государства. Институт
частной собственности, по мнению А.Г. Гойхбарга, направлен исключительно
на защиту интересов крупного капитала и предоставляет возможность
неограниченной эксплуатации экономически сильным экономически слабого.
Поэтому новое российское государство отрицает принцип неприкосновенности
частной собственности, а с ним и деление права на публичное и частное.

На примере выдержек из конституций ряда стран А.Г. Гойхбарг пришел к
выводу о том, что деление права на публичное и частное потеряло всякий
смысл даже в странах, не переживших пролетарской революции, что
буржуазное государство ставит частно-правовую сферу под все больший свой
контроль, и в конечном итоге грань между публичным и частным правом
исчезнет навсегда. При этом он оговаривался, что данная тенденция
направлена вовсе не на защиту угнетенных масс, полагая, что
вмешательство государства в частно-правовые отношения с точки зрения
господствующей в обществе группы капиталистов справедливо и допустимо
лишь постольку, поскольку оно не затрагивает интересы этой
господствующей капиталистической группы.

Не приводя сколько-нибудь существенных доводов в защиту своей позиции,
не анализируя существующие теории разделения права, А.Г. Гойхбарг
подвергал неконструктивной критике тех авторов, которые придерживались
не совпадающей с ним точки зрения, утверждая, что их воззрения отсталы,
невежественны и апологетичны. Под основной задачей российского
гражданского права он понимал подчинение частных и имущественных прав
цели развития производительных сил. В этой связи он указывал на
следующие необходимые принципы гражданского права: право государства
вмешиваться в отношения между гражданами не только при помощи законов,
но и посредством органов власти; ограничение защиты права, если
отношения осуществляются в противоречии с их социально-хозяйственным
назначением; не восполнительный, а наоборот, обязательный характер
установленных в законе договорных норм HYPERLINK \l “sub_9983” *(83) .

Как мы видим, эти принципы в корне противоречат разрабатываемым
столетиями представлениям о соотношении публичного и частного права. На
данное обстоятельство обратил внимание Е.Б. Пашуканис, который отметил,
что возражения А.Г. Гойхбарга против традиционного деления права
“…покоятся на представлении, будто указанные абстракции – публичное и
частное – не являются плодом исторического развития, а просто выдуманы
юристами” HYPERLINK \l “sub_9984” *(84) . Этого не отрицает и сам А.Г.
Гойхбарг. Более того, он пытается подойти к тезису об отсутствии
различия между публичным и частным правом с общетеоретической точки
зрения, утверждая, со ссылкой на практику жизни, что предоставление
крупнейшей части хозяйственной деятельности произвольному усмотрению
отдельных индивидумов крайне вредно отражается на интересах более общих.
По его мнению, мысль о том, что свободное столкновение неограниченных
организмов повлечет за собой гармонию, уже почти всеми оставлена. Он
полагает, что мыслимо и целесообразно деление права лишь по отношениям,
им охватываемым (например, земельное, трудовое, промышленное и т.д.)
HYPERLINK \l “sub_9985” *(85) . Однако и данные аргументы также
приводятся автором без всяких доказательств.

Убедительной и последовательной критике подверг теорию А.Г. Гойхбарга
С.И. Раевич, отметив, что предпосылками тезисов, которых придерживается
этот автор, является переоценка роли феодальных докапиталистичеких
моментов в гражданском праве первой половины XIX в., недооценка
уклонений от строго индивидуалистического подхода к праву собственности,
имевших место и в это время, и переоценка значения этих уклонений для
современного буржуазного права HYPERLINK \l “sub_9986” *(86) .

§ 3. Критерии разграничения публичного и частного права

Любая из рассмотренных теорий деления права на публичное и частное, за
исключением, конечно, теорий, отрицающих такое деление, содержит в себе
элемент истины. Это объясняется тем, что каждая из них делает попытку
обоснования разделения права с одной, только ей свойственной позиции. В
этих условиях необходимо допустить возможность не отрицания каждой
теории в отдельности, поскольку это не даст нам конструктивного решения
поставленной проблемы, а, наоборот, синтеза теорий, исходя из их
исключительных черт. В связи с этим выделим те аспекты вышеперечисленных
теорий, которые обладают реальной способностью помочь нам в решении
поставленной проблемы, а затем, путем их обобщения, сформулируем
применимые на практике критерии разделения права на публичное и частное.

1. Материальные теории

1) Теория разделения права на основании охраняемых интересов: публичные
или частные. Классификация по целям правового регулирования.

Основные выводы: право, охраняющее публичные интересы, – публичное;
право, охраняющее интересы частного лица, – частное.

2) Теория разделения права на основании регулируемых отношений:
имущественные или неимущественные. Классификация по предмету правового
регулирования.

Основные выводы: предметом регулирования публичного права могут быть
как имущественные, так и неимущественные отношения; частное право, как
правило, регулирует имущественные отношения и те из неимущественных,
объекты которых могут иметь денежную оценку.

2. Формальные теории

1) Теория инициативы защиты. Классификация по порядку защиты нарушенных
прав.

Основные выводы: инициатива защиты частных прав принадлежит
непосредственно субъектам частных правоотношений; инициатива защиты
публичных прав может исходить не только от участников публичных
правоотношений, но и от иных уполномоченных государством органов.

2) Теория различия положения субъекта в правоотношении. Классификация
по характеру связи субъектов правоотношений.

Основные выводы: субъекты правоотношений в области частного права
одинаково подчинены стоящей над ними властью и в этом смысле равны друг
другу; правоотношения в области публичного права включают в свой состав
субъекта, наделенного властными полномочиями, и поэтому неравного другим
его субъектам.

3) Теория разделения права по характеру обязательности предписаний
правовых норм. Классификация по видам правовых норм.

Основные выводы: свобода волеизъявления субъектов частных
правоотношений реализуется в рамках диспозитивных правовых норм; свобода
волеизъявления субъектов публичных правоотношений реализуется в рамках
альтернативных правовых норм.

Возможность рационального подхода к вопросу разделения права более
очевидна в формальных теориях. Причем теория положения субъекта в
правоотношении в сочетании с теорией разделения права по характеру
правовых норм обладают существенными преимуществами в сравнении с
прочими теориями разделения права на публичное и частное.

Во-первых, как следует из проведенного анализа, в отличие от критериев
разделения права, предлагаемых представителями других теорий, критерии,
выдвигаемые сторонниками теории различия положения субъекта в
правоотношении и теории разделения права по характеру обязательности
предписаний правовых норм, оказались наиболее устойчивыми к изменениям
правовой системы России, которые произошли за период с конца XIX –
начала XX в. В наши дни критерии разделения права, обоснованные
представителями этих теорий, столь же актуальны, как и столетие назад.

Во-вторых, указанные критерии находятся во взаимосвязи: принцип
диспозитивности возможен лишь в отношениях между равными субъектами и не
может быть использован для регулирования отношений между неравными
субъектами, что повышает их научную ценность. На данную взаимосвязь
обратил внимание Л.С. Явич в своей работе “Право развитого
социалистического общества”. Анализируя основания для систематизации
советского права, Л.С. Явич отметил, что с точки зрения взаимоположения
сторон различают отношения координации и субординации, “горизонтальные”
и “вертикальные” общественные связи. Отношения координации предполагают
равное положение сторон и принцип диспозитивности в правовом
регулировании их взаимодействия. Отношения субординации складываются
между соподчиненными сторонами и требуют правового регулирования на
основе принципа императивности. Грани между отраслями всегда подвижны, а
методы регулирования не всегда строго отличны, но попытки применения к
отношениям субординации принципа диспозитивности регулирования столь же
безнадежны, как и стремление императивными средствами регламентировать
отношения координации HYPERLINK \l “sub_9987” *(87) . Правда,
необходимо оговориться, что в основании вывода Л.С. Явича лежит отнюдь
не теория разделения права на публичное и частное, а его собственные
взгляды на проблему систематизации права.

В-третьих, эти критерии являются наиболее конкретными, они не размыты
различного рода оговорками.

В-четвертых, данные критерии являются практически применимыми к
позитивному праву.

Все изложенное делает теорию положения субъекта в правоотношении в
сочетании с теорией разделения права по характеру обязательности
предписаний правовых норм квинтэссенцией общей теории разделения права
на публичное и частное, предоставляя в наше распоряжение наиболее
весомые критерии для осуществления разграничения позитивного права на
публичное и частное. К данному выводу в своих рассуждениях достаточно
близко подошел Б.Б. Черепахин, который полагал, что в связи с
неустойчивостью исторических границ между частным и публичным правом и
переплетением их элементов в каждый исторический момент, при
догматическом изучении прав единственно приемлемыми являются формальные
критерии разграничения, а из этих последних – положение субъекта в
правоотношении и признак централизации и децентрализации правового
регулирования HYPERLINK \l “sub_9988” *(88) . Наоборот, критерии
материальные имеют существенное значение для вопроса о целесообразности
отнесения той или иной области жизненных отношений к частному или
публичному праву, то есть политико-правовой точки зрения HYPERLINK \l
“sub_9989” *(89) .

Теория разделения права по различию положения субъекта в правоотношении
и теория разделения права по характеру правовых норм выдвигают
формальные, юридикодогматические критерии разделения права на публичное
и частное. Однако это не умаляет их значения, поскольку “догматические
принципы являются концентрированным выражением сущности правового
регулирования той или иной сферы правопорядка, нашедшей закрепление в
позитивном праве, субстанцией, вбирающей в себя наиболее существенные ее
характеристики собственно регулятивного и ценностного свойства”, поэтому
“признание их критерием разграничения представляется вполне оправданным
и обоснованным” HYPERLINK \l “sub_9990” *(90) . Факт закрепления в
позитивном частном праве сочетания принципов равенства субъектов
правоотношений и диспозитивности может быть проиллюстрирован на примере
целого ряда норм действующего законодательства. Так, в соответствии с п.
1 ст. 1 ГК РФ гражданское законодательство основывается, среди прочего,
на признании равенства участников регулируемых им отношений, свободы
договора, недопустимости вмешательства кого-либо в частные дела.
Согласно п. 3 ст. 1 СК РФ регулирование семейных отношений
осуществляется в соответствии с принципами равенства прав супругов в
семье и разрешения внутрисемейных вопросов по взаимному согласию.
Принцип диспозитивности реализуется в семейном праве посредством
институтов брачного договора (гл. 8 СК РФ), соглашения об уплате
алиментов (гл. 16 СК РФ) и целого ряда других соглашений. Менее
последовательно рассматриваемые принципы отражены в ТК РФ HYPERLINK \l
“sub_9991” *(91) , который не содержит прямой нормы, закрепляющей
принцип равенства работника и работодателя, устанавливая при этом
свободу заключения трудового договора (ст. 2, 56 ТК РФ). Вместе с тем в
соответствии со ст. 23-24 ТК РФ равноправие сторон является основой для
социального партнерства, под которым понимается система взаимоотношений
между работниками (представителями работников), работодателями
(представителями работодателей), органами государственной власти,
органами местного самоуправления, направленная на обеспечение
согласования интересов работников и работодателей по вопросам
регулирования трудовых отношений и иных непосредственно связанных с ними
отношений. Одновременно провозглашается принцип свободы коллективных
договоров и соглашений (ст. 46 ТК РФ).

Разделение современного российского права на публичное и частное по
предмету правового регулирования, т.е. на основании материальных
признаков, по мнению автора настоящей работы, не представляется
возможным как минимум по трем причинам. Во-первых, отсутствует
теоретическая база для такого деления. Ни одна из исследованных в
настоящей работе материальных теорий разделения права не дает для этого
конструктивного критерия. Во-вторых, такое деление было бы неустойчивым
с исторической точки зрения, так как в зависимости от конкретных
потребностей развития государства одно и то же явление общественной
жизни в различное время может регулироваться как публичным, так и
частным правом. В-третьих, формирование современной правовой системы
России происходило в условиях отрицания концепции деления права на
публичное и частное, что лишило ее соответствующего фундамента.

В связи с этим деление российского права по предмету правового
регулирования, т.е. отраслевое деление, и деление позитивного права на
публичное и частное не вполне соответствуют друг другу. Это
обусловливает возможность проникновения формальных элементов публичного
и частного права в различные правовые отрасли. Так, возникновение в
отраслях права, исторически относимых к публичному, правоотношений между
равноправными субъектами требует применения частно-правового принципа
диспозитивности. Включение в частные правоотношения лица, наделенного
властными полномочиями, влечет за собой ограничение свободы
волеизъявления субъектов такого правоотношения императивными или
альтернативными правовыми нормами. По этой причине четкой границы между
публичным и частным правом нет и быть не может, они мыслимы лишь как два
полюса, к которым в большей или меньшей степени притягиваются нормы той
или иной отрасли права.

Из курса логики известно, что для объединения предметов в группу
необходимо найти систему элементов, общих для этих предметов и в то же
время не принадлежащих предметам, не входящим в эту группу.
Применительно к цели разделения позитивного права на публичное и частное
данное логическое правило обусловливает необходимость выделения
элементов права публичного и права частного. Как было установлено,
наиболее существенными элементами частного права являются равенство
субъектов правоотношений в сочетании с возможностью реализации свободы
их волеизъявления в рамках диспозитивных правовых норм; публичного права
– наличие в числе участников правоотношений субъекта, наделенного
властными полномочиями по отношению к другим его участникам, в сочетании
с возможностью реализации свободы волеизъявления субъектов
правоотношений в рамках альтернативых правовых норм. Кроме того, как
частное, так и публичное право обладают набором элементов, которые, не
являясь отличительными, в большей степени соответствуют одной из этих
правовых сфер. Так, предмет регулирования частного права, как правило,
составляют отношения, объекты которых могут иметь денежную оценку, а
инициатива защиты частных прав принадлежит непосредственно субъектам
частных правоотношений. В отличие от него предмет регулирования
публичного права не ограничен экономическими категориями, а инициатива
защиты нарушенных прав может исходить не только от участников
правоотношений, но и от иных уполномоченных лиц. С точки зрения теории
права частное право в большей степени направлено на защиту интересов
частных лиц, в то время как публичное право охраняет интересы общества в
целом.

В следующей HYPERLINK \l “sub_200” главе настоящей работы
перечисленные элементы публичного и частного права послужат
инструментами для анализа современного позитивного конституционного
права России.

Глава 2. Соотношение элементов публичного и частного права в
конституционном праве Российской Федерации

§ 1. Публичное и частное в предмете конституционного права

Рассмотрев общетеоретические вопросы разделения права на публичное и
частное, можно приступить к анализу соотношения элементов публичного и
частного права в современном конституционном праве России. Однако
сначала нужно ответить на вопрос, что представляет собой конституционное
право как отрасль российского права, т.е. определить содержание предмета
его правового регулирования.

Прежде всего, во избежание путаницы в используемых различными юристами
понятиях, необходимо сказать несколько слов о названии отрасли:
конституционное, или государственное право. Суть проблемы заключается в
предполагаемой необходимости корреспонденции наименования отрасли права
содержанию предмета ее правового регулирования. До появления первой
российской Конституции во времена империи рассматриваемая отрасль носила
наименование “государственное право”, заимствованное из немецкого права.
В первые десятилетия советской власти неоднократно предпринимались
попытки отказаться от этого названия. Они были связаны с именами таких
юристов, как Е.Б. Пашуканис, М.А. Рейснер, П.И. Стучка, И.П. Трайнин.
Последний, например, писал о полнейшем тождестве государственного и
конституционного права, так как государственное право включает в свой
состав лишь нормы Конституции. Одновременно он предлагал компромиссный
вариант наименования отрасли: конституционное (государственное) право
HYPERLINK \l “sub_9992” *(92) . Вторая волна споров о наименовании этой
правовой отрасли последовала после смерти И.В. Сталина. Идею
наименования “государственное право” отстаивали А.Х. Махненко, А.И.
Лепешкин, Б.В. Щетинин, к наименованию “конституционное право”
склонялись В.Ф. Коток, И.П. Трайнин, И.Е. Фарбер. Так, В.Ф. Коток
отмечал, что наука государственного права изучает не вообще нормативные
предписания, а лишь те из них, которые закрепляют общественные
отношения, определяющие основы общественного и государственного строя.
Эта наука изучает главным образом отношения, закрепляемые конституцией,
а также некоторыми другими нормативным актами государственных органов,
поскольку последними создаются дополнительные гарантии осуществления
конституционных принципов. Вот почему, по его мнению, данная отрасль
должна именоваться “конституционным правом” HYPERLINK \l “sub_9993”
*(93) . По мнению И.Е. Фарбера, наименование “конституционное право”
лучше отражает и предмет, и принципы, и источники государственного
права, отмежевывая в массовом правосознании данную отрасль от
административного, гражданского, уголовного, колхозного и других
отраслей права HYPERLINK \l “sub_9994” *(94) . Особой позиции
придерживался В.О. Лучин. Он считал целесообразным разделение
государственного и конституционного права и образование отдельных
дисциплин HYPERLINK \l “sub_9995” *(95) .

Не поставлена точка в данном споре и в наше время. Однако большинство
юристов сходятся во мнении, что он по большей части носит
терминологический характер. О.Е. Кутафин пишет, что этот спор не может
закончиться чьейлибо победой, поскольку предмет изучаемой отрасли по
своему содержанию носит скорее конституционногосударственный, чем просто
конституционный или просто государственный характер. По его мнению, были
правы те участники дискуссии, которые предлагали назвать отрасль
конституционным (государственным) правом HYPERLINK \l “sub_9996” *(96)
. К аналогичным выводам приходит Е.И. Колюшин HYPERLINK \l “sub_9997”
*(97) . Основываясь на этом взгляде, авторы современной правовой
литературы употребляют как тот, так и другой термин.

Из курса теории права известно, что предметом всякой отрасли права
являются те общественные отношения, на которые распространяют действие
нормы данной отрасли. Сущностной особенностью предмета государственного
права и одной из главных проблем определения его содержания является
специфика норм такого источника права, как конституция, имеющих
ограниченные по кругу объектов пределы непосредственного действия, а на
большинство объектов воздействующих опосредованно – через нормы иных
отраслей права HYPERLINK \l “sub_9998” *(98) .

Проблема содержания предмета государственного права на протяжении всей
истории нашей страны вызывала многочисленные споры. Особенно
ожесточенная дискуссия по этому вопросу развернулась после XX съезда
КПСС в результате начавшейся работы по подготовке новой Конституции
СССР. Участники данной дискуссии, в зависимости от их взглядов на
соотношение предмета регулирования государственного права и иных
отраслей права, могут быть разделены на несколько групп HYPERLINK \l
“sub_9999” *(99) . Данное деление следует признать весьма условным,
поскольку даже противоположные, на первый взгляд, мнения обнаруживали
точки соприкосновения.

Одна группа ученых (В.А. Власов, С.С. Студеникин, С.М. Равин, И.П.
Трайнин, Я.Н. Уманский и др.) в основном сводила предмет
государственного права к отношениям, регулируемым конституционными
нормами и институтами. Представители этой группы стояли на традиционной
позиции перечисления в соответствии с внутренней логикой Конституции
СССР основных институтов, образующих предмет государственного права:
общественного и государственного устройства СССР, принципов организации
и деятельности государственных органов, основных прав, свобод и
обязанностей граждан и т.п.

С.М. Равин утверждал, что специфической и важной чертой советского
государственного права является его конституционный характер. Это
значит, что оно имеет конституционную основу: является конституционным
как по своему предмету, так и по методу, его нормы носят конституционный
характер, оно воплощает конституционные принципы. Поэтому исследование
природы советского государственного права предполагает всестороннее
изучение его конституционного характера и прежде всего
общетеоретического вопроса о сущности советской Конституции HYPERLINK \l
“sub_99100” *(100) .

И.П. Трайнин высказывал мнение, что в условиях социалистического
общества имеет место полнейшее тождество государственного и
конституционного права, что в понятие государственного права входят все
без исключения нормы, содержащиеся в Конституции HYPERLINK \l
“sub_99101” *(101) .

Возражая против данного подхода, М.Г. Кириченко писал: “Мы исходим из
того, что Конституция регулирует определенные общественные отношения,
пусть самые важные, но определенные, и ее нормы, естественно, должны
составлять и составляют особую отрасль права – государственное право.
Вне конституционных норм нет государственного права как отрасли, если
иметь в виду не только положения, заключенные в основном законе, но и в
других актах, имеющих конституционное значение. Несомненно, как мы
полагаем, государственное право выходит за пределы конституционного
законодательства” HYPERLINK \l “sub_99102” *(102) . Нормы Конституции
не могут охватывать всего многообразия государственно-правовых
отношений. Если исходить из требования совпадения содержания предмета
конституционного права и системы действующей Конституции, то мы бы имели
столько же представлений о предмете конституционного права, сколько было
конституций в истории нашего государства. Таким образом, Конституция –
это еще не все государственное право, хотя она и составляет его основу
HYPERLINK \l “sub_99103” *(103) . Государственное право несравненно
шире ее, богаче по объему и содержанию своих норм HYPERLINK \l
“sub_99104” *(104) .

Вторая группа ученых (Г.С. Гурвич, В.Ф. Коток и др.) отрицала наличие
четких границ между регулируемыми государственным правом и иными
отраслями права общественными отношениями.

Г.С. Гурвич отрицал возможность существования государственно-правовых
отношений в чистом виде, утверждая, что государственно-правовое
отношение примешивается к другим правоотношениям в той или иной степени
HYPERLINK \l “sub_99105” *(105) .

В.Ф. Коток под предметом регулирования государственного права понимал
общественные отношения, определяющие основные черты
социально-экономической системы и политической организации советского
общества и выражающие суверенитет советского народа и советских наций,
отмечая при этом, что тесная связь государственного права с другими
отраслями исключает точные границы, отделяющие государственное право от
других отраслей права HYPERLINK \l “sub_99106” *(106) . По его мнению,
именно в отсутствии строгих границ с другими отраслями права состоит
одна из особенностей конституционного права, поскольку оно имеет своим
назначением интеграцию правопорядка, связанную с тем, что Конституция
создает юридическую базу для всех отраслей права, устанавливая для них
исходные положения. Если конституционные нормы составляют основу каждой
отрасли права, то нельзя требовать от конституционного права резких
очерченных границ размежевания с другими отраслями права. Данные границы
характеризуются гибкостью ввиду того, что Конституция представляет собой
Основной закон, предполагающий целенаправленное вторжение во все отрасли
права HYPERLINK \l “sub_99107” *(107) .

Позиция данной группы ученых не позволяет с достаточной степенью
точности отграничить предмет государственного права от общественных
отношений, регулируемых нормами иных отраслей права. Общность задач
различных отраслей права они принимают за невозможность разграничения
круга регулируемых ими отношений. В действительности же общность задач
различных отраслей права не препятствует четкому разграничению предмета
их регулирования HYPERLINK \l “sub_99108” *(108) .

Третья группа ученых во главе с А.И. Лепешкиным полагала, что не все
нормы конституции государства относятся к государственному праву, часть
из них принадлежит иным отраслям права.

А.И. Лепешкин писал, что государственное право нельзя отождествлять
исключительно с нормами конституции. По его мнению, государственное
право регулирует ту область общественных отношений, которая связана с
закреплением политической основы государства, организацией и
деятельностью органов государственной власти в центре и на местах,
взаимоотношениями этих органов с гражданами в связи с реализацией
последними своих прав и обязанностей. Одновременно А.И. Лепешкин,
полемизируя с В.Ф. Котоком, отстаивал позицию, что многие нормы
Конституции, например о формах собственности, о судебной системе,
составляют принципиальное содержание других отраслей права и не могут
быть включены в содержание государственного права HYPERLINK \l
“sub_99109” *(109) . Этот взгляд поддерживал В.А. Тархов. Он полагал,
что конституционные отношения носят межотраслевой (надотраслевой)
характер, поскольку Конституция содержит нормы целого ряда отраслей
права. Отнести все их к государственному праву, по его мнению, было бы
неправильно, так как это означало бы признание его надотраслью, для чего
нет оснований. Государственное право, по его убеждению, как и любая
другая отрасль, имеет свой предмет регулирования HYPERLINK \l
“sub_99110” *(110) .

Между тем позиция А.И. Лепешкина позволяет включить в предмет
государственного права все отношения, одним их участников которых
является орган государственной власти. Такой подход означал бы
распространение конституционного права на административные, судебные и
все иные общественные отношения, связанные с реализацией властных
полномочий государства. Также вряд ли заслуживает поддержки взгляд на
конституционные нормы как на совокупность норм различных отраслей права.
Во-первых, отнести какую-либо закрепленную в Конституции норму-принцип к
ведению лишь одной из известных нам отраслей права не представляется
возможным. К какой отрасли права, например, можно отнести положение
Конституции, устанавливающее формы собственности: частному, финансовому
или бюджетному праву? Во-вторых, получается, что обоснование и решение
вопроса, допустим, об изменении экономической основы государства
полностью отнесено к компетенции специалистов в области тех же частного,
финансового и бюджетного права, а об изменении судебной системы –
специалистов в области гражданского и уголовного процессов. Однако
нельзя не учитывать, что внесение изменений в указанные положения
Конституции потребует серьезной перестройки правовой, а возможно, и
политической системы государства, которую невозможно произвести без
изменения тех норм Конституции, которые даже с точки зрения А.И.
Лепешкина бесспорно относятся к предмету конституционного права.
В-третьих, необходимо иметь в виду, что “единственная правовая наука,
которая изучает конституцию как целое, – это наука конституционного
права. Если принять точку зрения А.И. Лепешкина, то пришлось бы
полностью отказаться от целостного изучения конституции” HYPERLINK \l
“sub_99111” *(111) .

Четвертая, наиболее обширная группа ученых (А.Х. Махненко, В.С.
Основин, Г.И. Петров, Ю.А. Тихомиров, Б.В. Щетинин и др.), подчеркивала
двоякое назначение отрасли государственного права.

На двойственность предмета конституционного права обращал внимание и
В.Ф. Коток. Он писал, что советское государственное право устанавливает
исходные положения для всех других отраслей права. Основным его
источником является Конституция, содержание которой полностью включается
в содержание государственного права, но последнее не тождественно
Конституции, поскольку оно охватывает и другие правовые акты.
Государственное право не подменяет собой все другие отрасли права, а
закрепляет лишь основные принципы права и порядок установления правовых
норм, к какой бы отрасли права они ни относились. Подробная же
регламентация общественных отношений, нуждающихся в правовом
регулировании, составляет предмет других отраслей права. Наряду с этим
имеется область общественных отношений, в которой государство не
ограничивается общим закреплением, а исчерпывающим образом регулирует
соответствующие отношения, составляющие ее предмет. Это – отношения,
возникающие в связи с формированием и порядком работы представительных
органов; отношения, связанные с различными формами непосредственной
демократии; отношения, связанные с формами разрешения национального
вопроса; отношения, связанные с организацией территории и институтом
гражданства и некоторые другие HYPERLINK \l “sub_99112” *(112) .

В.С. Основин также писал о раздвоении предмета советского
государственного права. “С одной стороны, это – отношения, так сказать,
в чистом виде. Например, связанные с образованием и деятельностью
Советов депутатов трудящихся, подотчетность депутатов избирателям и т.п.
С другой стороны, это общие конституционные принципы, характеризующие
социалистический строй, выражающие в общем виде его характерные черты и
поэтому являющиеся исходными и определяющими для общественных отношений,
регулируемых другими отраслями права” HYPERLINK \l “sub_99113” *(113) .

Взгляд В.С. Основина был уточнен Я.Н. Уманским, который определил
предмет государственного права следующим образом: “Советское
государственное право имеет своим предметом двуединый объект
регулирования, ибо нормы данной отрасли права, с одной стороны,
закрепляют основы экономической и политической организации общества (к
ним относятся конституционные нормы, выражающие коренные устои
общественного строя СССР), а с другой стороны, непосредственно и в
полном объеме регулируют более конкретные общественные отношения, а
именно: порядок организации и деятельности представительных органов
государственной власти, их компетенцию, основы правового положения
личности, национально-государственное устройство, различные формы
осуществления непосредственной демократии и др.” HYPERLINK \l
“sub_99114” *(114) .

Изложенное определение вызвало ряд критических замечаний. Во-первых,
господство институционального подхода в его второй части на практике
приведет к тому, что в случае изменения Конституции придется менять и
содержание всего предмета государственного права. Во-вторых,
государственно-правовые отношения не могут быть сведены только к
установлению различных элементов государственно-политического устройства
конкретной страны HYPERLINK \l “sub_99115” *(115) .

Черту под указанными взглядами подвел С.С. Кравчук, который разделил
предмет регулирования государственного права на две группы общественных
отношений. Первая группа – это общественные отношения, которые
составляют основы полновластия народа в СССР. Вторая группа –
общественные отношения, которые возникают именно в процессе
осуществления принадлежащей народу государственной власти HYPERLINK \l
“sub_99116” *(116) . Похожей точки зрения придерживался М.Г. Кириченко
HYPERLINK \l “sub_99117” *(117) . Однако если с первой частью данного
определения можно согласиться, сделав поправку на обновленные
общественные отношения в России, то вторая его часть вызывает ряд
возражений.

Как справедливо заметил В.Е. Чиркин, государственную власть
осуществляет целый ряд органов, и деятельность многих из них
регулируется нормами не государственного, а административного,
финансового, процессуального и других отраслей права. Основываясь на
анализируемом подходе невозможно получить точный ответ о пределах
регулирования государственного права, ибо его нормы определяют
деятельность не только органов государственной власти, но и некоторых
органов государственного управления, а также основные принципы
деятельности суда и прокуратуры HYPERLINK \l “sub_99118” *(118) .

В защиту своей позиции С.С. Кравчук указывал, что под осуществлением
государственной власти народа понимается не всякая властная
деятельность, а только ее особая форма, регулируемая именно
государственно-правовыми нормами, отличная от других ее форм, таких,
например, как государственное управление, регулируемое нормами
советского административного права, или правосудие, регулируемое нормами
уголовно-процессуального или гражданско-процессуального права HYPERLINK
\l “sub_99119” *(119) .

Однако данный довод подтверждает слабость изложенного подхода к
определению предмета конституционного права, поскольку содержит
логическую ошибку в форме нарушения правила автономного обоснования
тезиса. Получается, что предметом государственного права являются те
общественные отношения, которые регулируются государственно-правовыми
нормами.

В итоге С.С. Кравчук вынужден был перейти к перечислению конкретных
форм осуществления народом государственной власти HYPERLINK \l
“sub_99120” *(120) , которые подпадают под действие конституционного
права, т.е. вернуться к институциональному подходу.

На основании взглядов С.С. Кравчука свое определение государственному
праву дал А.Х. Махненко: “Социалистическое государственное право –
отрасль социалистического права, закрепляющая и регулирующая
конституционные основы общественного устройства, правового положения
граждан, организации и деятельности всех органов государства и участия
общественных организаций в осуществлении функций государства, а также
организацию наций в рамках социалистического государства, формы
осуществления непосредственного народовластия, компетенцию и
деятельность органов государственной власти и формы участия общественных
организаций в формировании и работе этих органов” HYPERLINK \l
“sub_99121” *(121) . Данное определение содержит те же ошибки, что и
определение С.С. Кравчука: институциональный подход к предмету
государственного права и вмешательство в предмет регулирования
административного и процессуального права.

В постсоветский период в юридической литературе господствует
институциональный подход к определению предмета конституционного права.
При этом наибольшие споры вызывает вопрос о возможности включения в
предмет регулирования конституционного права отношений, возникающих при
установлении основ общественного строя.

По мнению М.В. Баглая, предмет конституционного права охватывает две
сферы общественных отношений:

– охрану прав и свобод человека и гражданина (отношения между человеком
и государством);

– устройство государства и государственной власти (властеотношения).

С его точки зрения, основы общественного строя не могут быть предметом
правового регулирования конституционного права, поскольку гражданское
общество независимо от государства, стоит над ним и строится на
признании свободы и инициативы человека и объединений людей как в
политической, так и в экономической областях. Демократическое
государство не может устанавливать социалистический или
капиталистический общественный строй, т.е. поддаваться тому или иному
идеологическому давлению. Однако государственная политика может иметь
различную социально-экономическую направленность в зависимости от того,
какие политические силы окажутся у власти в результате свободных выборов
HYPERLINK \l “sub_99122” *(122) .

Е.И. Колюшин высказывает точку зрения, что предмет правового
регулирования конституционного права составляют три группы общественных
отношений, возникающие при:

– установлении основ общественного строя;

– установлении и регулировании конституционно-правового статуса
гражданина в России;

– установлении и регулировании организации и деятельности государства и
государственной власти.

По его мнению, изъятие из предмета правового регулирования
конституционного права отношений, возникающих при установлении основ
общественного строя, обедняет предмет конституционного права и не
соответствует позитивному конституционному праву России. Конституционное
право определяет статус общества, его основных элементов, что
свидетельствует не об огосударствлении общества, а о стремлении
развивать его в рамках правового русла HYPERLINK \l “sub_99123” *(123)
.

Е.И. Козлова полагает, что конституционное право представляет собой
совокупность правовых норм, закрепляющих и регулирующих:

– основы конституционного строя РФ;

– статус человека и гражданина;

– федеративное устройство;

– систему органов государственной власти и органов местного
самоуправления HYPERLINK \l “sub_99124” *(124) .

С.А. Авакьян под предметом конституционного права России понимает
наиболее фундаментальные общественные отношения, которыми
характеризуются: основы конституционного (общественного) строя
российского государства; сущность и формы власти народа; основы
правового положения личности; государственное устройство России;
система, порядок формирования, принципы организации и механизм
деятельности органов государственной власти и местного самоуправления
HYPERLINK \l “sub_99125” *(125) .

Высказывается точка зрения о трехуровневом делении отношений,
регулируемых конституционным правом: главный, регулируемый нормами,
закрепленными в гл. 1 Конституции РФ, имеющими приоритет над всеми
остальными нормами основного закона; основополагающий, образуемый иными
нормами Конституции России; производный, регулируемый нормами
конституционного законодательства.

В основе такого деления лежит значение регулируемых отношений для
объекта правового регулирования HYPERLINK \l “sub_99126” *(126) .
Основываясь на данном делении отношений, Ю.А. Дмитриев и И.В. Мухачев
полагают, что предмет конституционного права не образует единого целого,
а представляет собой совокупность следующих общественных отношений:

– определяющих основы конституционного строя (основы государственного и
общественного строя, закрепленные в качестве таковых положениями
Конституции РФ, конституциями (уставами) субъектов РФ) и
политикотерриториального устройства страны;

– возникающих в процессе реализации многонациональным народом России
(населением субъектов РФ) государственной власти (в формах
представительной и непосредственной демократии), а также создания и
функционирования образуемых в этих целях выборных органов
государственной власти;

– основы правового статуса человека и гражданина, а также содержание
процесса реализации политических прав и свобод граждан HYPERLINK \l
“sub_99127” *(127) .

По нашему мнению, рассматриваемая классификация общественных отношений,
регулируемых конституционным правом, ошибочна, поскольку основана на
формальном критерии – юридической силе норм конституционного права. По
своей сути это не классификация отношений, а классификация правовых
норм. К вопросу о разделении общественных отношений вообще нельзя
подходить с позиции формы и способа нормативного регулирования,
поскольку общественные отношения носят объективный, первичный характер,
а нормативное регулирование – производный. Перераспределение норм
конституционного права с позиции их юридической силы между предложенными
группами не повлечет никаких изменений в объеме и содержании
регулируемых общественных отношений. Изменится лишь формальный признак.
Поэтому к вопросу о предмете конституционного права, равно как и любой
иной отрасли права, необходимо подходить с точки зрения содержания
регулируемых отношений.

Сторонником теории двойственного предмета конституционного права
является О.Е. Кутафин. По его мнению, первую группу отношений,
регулируемых конституционным правом, составляют общественные отношения,
складывающиеся в областях, составляющих основные элементы государства,
под которыми понимаются население, территория и власть. Эти отношения
выдвигаются им на роль важнейшей составной части предмета
конституционного права. Вторая группа включает в себя отношения, имеющие
основополагающее значение для тех сфер, в которых они складываются.
Данные отношения, по мнению О.Е. Кутафина, не являются обязательным
атрибутом предмета конституционного права. Они становятся элементом
предмета конституционного права только тогда, когда в этом
заинтересованно государство, что выражается в соответствующих нормах
права, содержащихся в таких основополагающих актах, как конституция, или
других актах, имеющих учредительный характер. В заключение О.Е. Кутафин
приходит к выводу, что предмет конституционного права любого государства
не может быть раз и навсегда данным. Он зависит от содержания
конституции или других основополагающих документов, действующих в
государстве на данном этапе его развития HYPERLINK \l “sub_99128”
*(128) .

Однако данное определение имеет ряд недостатков. Его первая часть
сформулирована настолько общим образом, что, по сути, любая норма права
может попасть в разряд государственно-правовых, поскольку сложно
представить себе норму, которая бы не относилась к тому или иному
элементу государства. Разъясняя в дальнейшем эту часть своего
определения, О.Е. Кутафин вынужден значительно его сузить. Теперь под
населением государства он понимает граждан, под территорией государства
он понимает государственное устройство, под государственной властью он
понимает лишь власть, осуществляемую Президентом РФ, законодательными
(представительными) органами государственной власти Федерации и ее
субъектов, а также непосредственно народом при проведении референдумов и
свободных выборов. В итоге, установить реальное содержание общественных
отношений, составляющих предмет правового регулирования конституционного
права, не представляется возможным. Вторая часть вышеизложенного
определения содержит уже описанную выше логическую ошибку, когда предмет
отрасли права определяется через общественные отношения, которые
подпадают под регулирование правовых норм, составляющих эту отрасль.

Суммируя ошибки, допущенные, по нашему мнению, различными юристами при
определении предмета правового регулирования конституционного права,
можно сделать вывод, что для правильного разрешения этого вопроса,
необходимо:

– отказаться от институционального подхода, основанного на перечислении
существующих в определенный отрезок времени конституционно-правовых
институтов;

– отказаться от логически неверного подхода определения предмета
отрасли права путем перечисления отношений, регулируемых правовыми
нормами, относящимися к этой отрасли;

– отказаться от использования терминов, четкие критерии понимания
которых отсутствуют, например “основные принципы” или “основные черты”;

– найти звено, которое могло бы объединить общественные отношения,
составляющие предмет конституционного права.

Автор полагает, что таким звеном следует признать категорию
народовластия как одну из форм осуществления государственной власти.
Недаром начиная с середины ХХ в. советские и российские государствоведы
обращают внимание на наличие прочной связи между институтом
государственной власти и предметом конституционного права. Одними из
первых определение предмета конституционного права, базирующееся на
данном подходе, дали С.С. Кравчук и А.Х. Махненко. Этот взгляд нашел
понимание у многих юристов. Так, по мнению С.А. Авакьяна, специфика
государственно-правовых отношений состоит в том, что они возникают по
поводу осуществления политической (государственной власти) HYPERLINK \l
“sub_99129” *(129) . Е.А. Лукьянова определяет объект
государственно-правового регулирования как народовластие, его основы и
механизм HYPERLINK \l “sub_99130” *(130) . Между тем те изменения,
которые произошли в политико-правовом устройстве нашего государства за
последнее десятилетие, требуют пересмотра представлений о соотношении
институтов государственной власти и народовластия в их правовом смысле.
Давая свое определение предмету конституционного права, С.С. Кравчук
исходил из того, что государственная власть в советском государстве
является властью народа. Из этой формулы следовал вполне на то время
обоснованный вывод, что все формы осуществления государственной власти
являются формами народовластия. Однако данное определение не отвечает
условиям современной России.

По мнению автора, в наиболее абстрактном виде конституционные отношения
можно представить как отношения между государством и его гражданами по
поводу формирования политики государства в отношении граждан, то есть по
поводу установления, организации и закрепления пределов и принципов
осуществления государственной власти и формах участия в ней населения.
Источником этих отношений является народ. Речь идет о том, что граждане
государства определяют, в какой части они самостоятельны в осуществлении
государственной власти и в какой части и на каких условиях они доверяют
осуществление государственной власти уполномоченным государством
органам. Таким образом, мы имеет дело с двумя видами осуществления
государственной власти:

– народовластие, которое включает в себя: во-первых, установление
условий осуществления государственной власти в целом, во-вторых,
разнообразные формы непосредственной и представительной демократии, а
также местное самоуправление;

– осуществление государственной власти специально уполномоченными
государством органами, не имеющими представительного характера.

По мнению автора, отношения, которые касаются осуществления
народовластия в предложенном понимании, могут быть отнесены к предмету
конституционного права. Предмет правового регулирования конституционного
права, в свою очередь, распространяется на общественные отношения:

– по поводу определения территориальных, политических, социальных и
экономических условий осуществления государственной власти;

– складывающиеся в процессе осуществления непосредственной и
представительной демократии (включая местное самоуправление).

При этом речь не идет о двойственном характере предмета
конституционного права, поскольку обе указанные группы общественных
отношений составляют категорию народовластия.

Согласно этому определению за рамками границ предмета конституционного
права остаются общественные отношения, возникающие непосредственно в
процессе осуществления государственной власти специально уполномоченными
государством органами, например органами исполнительной и судебной
власти, что позволяет отграничить конституционное право России от
смежных отраслей права.

С.А. Авакьян, в целом признавая право на существование подобного
подхода к определению предмета конституционного права, считает неверным
сведение предмета отрасли лишь к государственной власти и
властеотношениям.

Во-первых, он утверждает, что создавая условия для развития ряда
общественных отношений, конституционное право может иметь в качестве как
бы их фона властный аспект, однако сам он при этом не регулируется.
Например, закрепляя право на жизнь, свободу мысли и слова, Конституция
РФ подразумевает и предназначение государства, и деятельность органов
власти по их обеспечению HYPERLINK \l “sub_99131” *(131) .

Мы предлагаем несколько иной взгляд на проблему. По нашему мнению,
закрепляя в нормативном порядке основополагающие права и свободы
человека и гражданина, конституционное право прежде всего определяет
социальные условия осуществления государственной власти, т.е. ее
количественные и качественные характеристики применительно к отдельной
личности. При таком подходе становится очевидным, что основы правового
статуса личности составляют неотделимый элемент правового фундамента
государственной власти и по своему содержанию являются отношениями
народовластия.

Во-вторых, С.А. Авакьян отмечает, что, даже имея какое-то касательство
к власти, многие отношения не выражают прямо властного начала, хотя и
характеризуют возможности граждан. В качестве примера он приводит ряд
действий, которые гражданин осуществляет в процессе реализации
избирательного права: подпись в подписном листе для поддержки кандидата
в депутаты или получение статуса наблюдателя на избирательном участке
HYPERLINK \l “sub_99132” *(132) .

Между тем практически любые общественные отношения, будучи разобранными
“до винтика”, могут внешне утратить свое первоначальное значение, будь
то отношения, возникающие в ходе выборов в представительные органы
государственной власти, в рамках законотворческой деятельности либо
конституционного судопроизводства. Однако их реальная суть от этого не
изменится. Поэтому даже самые механистичные отношения, являющиеся
неотъемлемой частью процесса осуществления непосредственной демократии,
останутся по своему содержанию отношениями народовластия.

В-третьих, С.А. Авакьян подчеркивает, что даже когда обоснованно
утверждается, что предмет конституционного права – отношения
властвования, необходимо иметь в виду, что в современных политических
отношениях элемент властвования выглядит совсем иначе, чем это было
раньше, когда властеотношения зачастую связывали с субординацией.

Полностью соглашаясь с данным тезисом, автор считает необходимым
сделать лишь одно уточнение: следует отличать отношения народовластия,
составляющие предмет конституционного права, и властеотношения,
характеризующие способ взаимодействия участников конституционных
правоотношений в условиях их иерархической подчиненности друг другу. В
современных условиях принцип субординации применяется в конституционном
праве наряду с принципом координации, характерным для горизонтальных
связей субъектов конституционного права.

В соответствии с теорией разделения права на основании охраняемых
интересов, право, стоящее на защите публичных интересов, признается
правом публичным, а право, охраняющее интересы частного лица, признается
правом частным. И хотя объективно разграничить данные категории в
правовом смысле не представляется возможным, именно различие в
охраняемых интересах определяет позицию законодателя при отнесении той
или иной области общественной жизни к публичному или частному праву, со
свойственными каждому из них методами и способами правового
регулирования. Иными словами, “объективизированная в праве воля есть не
что иное, как выражение интересов” HYPERLINK \l “sub_99133” *(133) .
Имея в качестве предмета правового регулирования отношения
народовластия, конституционное право, в первую очередь, выражает в
нормативном виде публичные интересы.

Несмотря на то, что материальная теория разделения права на основании
охраняемых интересов возникла раньше других теорий разделения права, до
настоящего времени понятие публичных интересов, впрочем, как и частных,
не имеет однозначного определения. Ульпиан считал, что публичными
являются интересы римского государства. Г.Ф. Шершеневич под публичными
интересами понимал интересы общественные HYPERLINK \l “sub_99134”
*(134) . Сходным образом публичные интересы определяет В.Ф. Яковлев
HYPERLINK \l “sub_99135” *(135) . По мнению С.А. Муромцева, под
публичными интересами подразумеваются отношения, которые всеми
признаются открыто или смутно в интересах общежития HYPERLINK \l
“sub_99136” *(136) . Таким образом, под носителем публичного интереса
перечисленные авторы понимают либо само государство, либо все общество.
При этом проблема соотношения этих институтов организации человеческой
жизни с точки зрения формирования публичных интересов остается
нераскрытой. Современная теория права не позволяет рассматривать
общество и государство в отдельности, игнорировать их постоянную
взаимосвязь и определяющее влияние друг на друга. С этой точки зрения
более удачным представляется определение публичного интереса, данное
Ю.А. Тихомировым. По его мнению, публичные интересы – это общие
интересы, своего рода усреднение личных, групповых интересов. Это
общественные интересы, без удовлетворения которых невозможно, с одной
стороны, реализовать частные интересы, с другой – обеспечить
целостность, устойчивость и нормальное развитие организаций, государств,
наций, социальных слоев, наконец, общества в целом. Это – официально
признанные интересы, имеющие поддержку государства и правовую защиту. В
результате Ю.А. Тихомиров приходит к выводу, что публичный интерес есть
признанный государством и обеспеченный правом интерес социальной
общности, удовлетворение которого служит условием и гарантией ее
существования и развития HYPERLINK \l “sub_99137” *(137) .

Вместе с тем, думается, что и это определение не совсем удачно. В
определенной мере оно носит идеалистический характер и не учитывает тот
факт, что интересы государства и общества находятся в постоянной
динамике и зачастую обнаруживают серьезные противоречия. Поэтому
устанавливаемые государством публично-правовые нормы выражают не просто
общественный интерес в чистом виде, а интерес, прошедший через фильтр
потребностей самого государства. В этих условиях публичные интересы в
зависимости от формы государства могут быть действительным выражением
воли большинства граждан либо воли отдельной группы лиц, стоящих у
власти.

Во всех случаях существенной особенностью публичных интересов является
их внешнее проявление в виде правовых норм, реализация и защита которых
обеспечивается принудительной силой государства. Поэтому публичные
интересы следует определить как взаимообусловленные интересы общества и
государства, которым в конкретный исторический момент времени придается
нормативное значение. Основной целью публичных интересов является
поддержание стабильности в обществе. Основным их свойством является
всеобщность, единство для всех и каждого.

Предлагаемое определение публичных интересов позволяет объяснить
причины невозможности их универсального отграничения от интересов
частных. Дело в том, что интересы частных лиц всегда являются
неотъемлемой частью общественных интересов. По этой причине публичные
интересы всегда в той или иной степени учитывают частные интересы. Таким
образом, частные интересы участвуют в формировании интересов публичных,
в то время как публичные интересы, будучи закрепленными в нормах
публичного права, определяют границы реализации частных интересов. Это
обстоятельство подтверждает уже изложенную точку зрения, что публичное
право как полная противоположность права частного с позиции теории
охраняемых интересов существовать просто не может.

Для того чтобы публичный интерес не отдалялся от интересов всего
общества, необходим механизм учета общественных интересов в деятельности
органов государственной власти и управления. Первые шаги для создания
такого механизма в нашей стране были предприняты при разработке
Конституции СССР 1977 г. и принятой на ее основе Конституции РСФСР 1978
г.

@

@

jc

jae

jr

oe

ae-aeLaeNaePae\ae^ae@eBeperete?e‚e°

?

a

a

ae

?

o

вой для разработки конкретных правовых процедур, ставящих органы
государственного управления в такие условия, при которых серьезная
работа с данными, характеризующими общественное мнение – внешнее
проявление общественного интереса, превратится в одну из постоянных
служебных функций руководителей и должностных лиц любого ранга HYPERLINK
\l “sub_99138” *(138) .

К сожалению, в действующей Конституции РФ 1993 г. проблема учета
общественного мнения в деятельности органов государственной власти и
управления оставлена без внимания. Такое положение вещей может привести
к нарушению баланса интересов общества и государства при формировании
публичных интересов и, как следствие, к преобладанию в публичном
интересе интересов властных структур государства, усугубляющего
антагонизм государства и общества, государства и личности.

Вот, например, одна из оценок состояния баланса интересов общества и
государства в современной России: “В любой стране государство и общество
всегда борются за “территорию”. И государство всегда стремится к
расширению. Но в развитых странах есть железобетонные стены, за которые
власть при всем своем желании пробраться не может. В России в силу
аморфности гражданского общества и отсутствия демократических традиций
власть захватила слишком большую территорию. А это однозначно объявлению
войны обществу” HYPERLINK \l “sub_99139” *(139) .

Достаточно острый характер указанных противоречий вынудил государство и
общество искать пути их разрешения. Наиболее значимым шагом в этом
направлении стало принятие Федерального закона от 4 апреля 2005 г. N
32-ФЗ “Об общественной палате Российской Федерации” HYPERLINK \l
“sub_99140” *(140) .

Согласно п. 1 ст. 1 этого закона Общественная палата РФ обеспечивает
взаимодействие граждан Российской Федерации с федеральными органами
государственной власти, органами государственной власти субъектов РФ и
органами местного самоуправления в целях учета потребностей и интересов
граждан России, защиты прав и свобод граждан России и прав общественных
объединений при формировании и реализации государственной политики, а
также в целях осуществления общественного контроля за деятельностью
федеральных органов исполнительной власти, органов исполнительной власти
субъектов РФ и органов местного самоуправления.

В ст. 2 указанного закона сформулированы цели и задачи Общественной
палаты РФ. Она призвана обеспечить согласование общественно значимых
интересов граждан России, общественных объединений, органов
государственной власти и органов местного самоуправления для решения
наиболее важных вопросов экономического и социального развития,
обеспечения национальной безопасности, защиты прав и свобод граждан
России, конституционного строя России и демократических принципов
развития гражданского общества в России путем:

– привлечения граждан и общественных объединений к реализации
государственной политики;

– выдвижения и поддержки гражданских инициатив, имеющих общероссийское
значение и направленных на реализацию конституционных прав, свобод и
законных интересов граждан и общественных объединений;

– проведения общественной экспертизы (экспертизы) проектов федеральных
законов и проектов законов субъектов РФ, а также проектов нормативных
правовых актов органов исполнительной власти РФ и проектов правовых
актов органов местного самоуправления;

– осуществления общественного контроля (контроля) за деятельностью
Правительства РФ, федеральных органов исполнительной власти, органов
исполнительной власти субъектов РФ и органов местного самоуправления в
соответствии с федеральным законом;

– выработки рекомендаций органам государственной власти РФ при
определении приоритетов в области государственной поддержки общественных
объединений и иных объединений граждан России, деятельность которых
направлена на развитие гражданского общества в России;

– оказания информационной, методической и иной поддержки общественным
палатам, созданным в субъектах РФ.

В силу пп. 1 п. 2 ст. 7 Федерального закона от 4 апреля 2005 г. N 32-ФЗ
членами Общественной палаты РФ не могут быть: Президент РФ, члены Совета
Федерации Федерального Собрания РФ, депутаты Государственной Думы
Федерального Собрания РФ, члены Правительства РФ, судьи, иные лица,
замещающие государственные должности РФ, лица, замещающие должности
федеральной государственной службы, государственные должности субъектов
РФ, должности государственной гражданской службы субъектов РФ, должности
муниципальной службы, а также лица, замещающие выборные должности в
органах местного самоуправления.

Согласно ст. 17 рассматриваемого закона решения Общественной палаты РФ,
принимаемые в форме заключений, предложений и обращений, носят
рекомендательный характер. В то же время заключения Общественной палаты
РФ по результатам экспертизы проектов законов РФ о поправках к
Конституции РФ, проектов федеральных конституционных законов и
федеральных законов, проектов нормативных правовых актов Правительства
РФ и федеральных органов исполнительной власти, проектов законов
субъектов РФ и нормативных правовых актов органов государственной власти
субъектов РФ, проектов правовых актов органов местного самоуправления,
несмотря на рекомендательный характер, подлежат обязательному
рассмотрению соответствующими органами государственной власти и местного
самоуправления.

Таким образом, по смыслу Федерального закона “Об общественной палате
Российской Федерации” Общественная палата представляет собой независимый
от государства и политических течений консультативный орган, состоящий
из граждан, имеющих особые заслуги перед государством и обществом.
Общественная палата РФ призвана стать связующим звеном, проводником
информации между обществом и государством. В условиях отсутствия доверия
значительной части электората к демократическим институтам роль
Общественной палаты РФ в деле достижения баланса интересов общества и
государства трудно переоценить. Однако авторитет данного органа в
качестве выразителя общественного мнения целиком зависит от того,
насколько государство готово прислушиваться к его рекомендациям и
поступаться собственными интересами во благо интересов общества.

Содержание публичных интересов, охраняемых конституционным правом,
определяется предметом его правового регулирования и включает в себя
взаимообусловленные интересы общества и государства по вопросам
осуществления народовластия. То есть, по поводу определения
территориальных, социальных, политических и экономических условий
осуществления государственной власти, а также осуществления
непосредственной и представительной демократии.

Специфика нормативного выражения публичных интересов в конституционном
праве определяется наличием в его составе особого источника права –
Конституции. По образному определению Ю.А. Тихомирова, конституционный
смысл публичного интереса выражается в провозглашенном в преамбуле
Конституции РФ “гласе многонационального народа России”, соединенного
общей судьбой, охраняющего государственное единство и возрождающего
суверенную государственность России, ее демократические основы,
обеспечивающего гражданский мир и согласие, права и свободы человека,
признающего равноправие и самоопределение народов. В этих формулах
общественного интереса заложены основы конституционного строя,
закрепленные в статьях 1-15 и являющихся незыблемыми и базовыми для всех
государственных и правовых институтов” HYPERLINK \l “sub_99141” *(141)
. В гл. 2-8 Конституции РФ более подробно раскрывается содержание
базовых принципов конституционного строя, выражающих в нормативном виде
публичные интересы. Это нормы, закрепляющие правовой статус человека и
гражданина, федеративное устройство, организацию государственной власти
и местного самоуправления.

Важной чертой, характеризующей Конституцию как основной источник
конституционного права, является широта содержания ее норм. Если все
другие источники конституционного права связаны с регулированием
какой-либо одной сферы общественных отношений, то Конституция
воздействует на все сферы жизни общества: политическую, экономическую,
социальную, духовную HYPERLINK \l “sub_99142” *(142) .

Конституция устанавливает основополагающие принципы для отраслевого
законодательства. Целый ряд положений российской Конституции определяет
правовую базу для регулирования отношений в сфере частного права.
Примером может служить содержание ст. 8 Конституции РФ, согласно которой
в России гарантируются единство экономического пространства, свободное
перемещение товаров, услуг и финансовых средств, поддержка конкуренции,
свобода экономической деятельности; признаются и защищаются равным
образом частная, государственная, муниципальная и иные формы
собственности. Данные нормы-принципы нашли свое отражение в ГК РФ. Так,
согласно п. 3 ст. 1 ГК РФ товары, услуги и финансовые средства свободно
перемещаются по территории РФ. Норма п. 1 ст. 10 ГК РФ запрещает
использование гражданских прав в целях ограничения конкуренции и
злоупотребления доминирующим положением на рынке. В ст. 212 ГК РФ
закрепляется принцип равной защиты прав всех собственников.
Перечисленные положения ГК РФ носят основополагающий характер и находят
свое развитие в других частно-правовых нормах.

Таким образом, определяя основы частного права, Конституция не выходит
за пределы публичных интересов, закрепляя лишь фундаментальные принципы
регулирования частных отношений, составляющие экономическую основу
народовластия. Конституция “не опускается” до регулирования
непосредственных отношений между участниками гражданского оборота,
составляющих сферу их частных интересов. В этой связи необходимо
согласиться с мнением О.Е. Кутафина о том, что конституционное право
является центром правовой системы России, вокруг которого располагаются
другие отрасли права. Конституционные нормы обладают наибольшей степенью
обобщенности и выполняют учредительные, регулятивные и охранительные
функции. Нормы же других отраслей права конкретизируют и охраняют
важнейшие правила поведения, выраженные в конституционных нормах
HYPERLINK \l “sub_99143” *(143) .

Особый характер публичных интересов, охраняемых Конституцией,
определяется ее юридическими свойствами, к числу которых относятся
высшая юридическая сила Конституции и ее базовый характер HYPERLINK \l
“sub_99144” *(144) .

Содержание принципа высшей юридической силы закреплено в ст. 15
Конституции РФ, согласно которой законы и иные правовые акты,
принимаемые в России, не должны противоречить Конституции РФ.
Несоответствующие Конституции РФ нормативные акты признаются
неконституционными и не подлежат применению.

Базовый характер Конституции РФ вытекает из принципа ее высшей
юридической силы и проявляется в установлении норм-принципов,
составляющих основу подавляющего большинства отраслей российского
законодательства.

Таким образом, правовая система России опирается на закрепленные в ее
Конституции нормы-принципы, которые находят свое развитие в отраслевом
законодательстве. Отступление от положений Конституции РФ влечет за
собой исключение соответствующего акта из правового поля. Это определяет
ведущий характер Конституции РФ, ставящий ее во главу всего позитивного
права России. Указанные обстоятельства позволяют сделать вывод, что
Конституция выражает высшую степень публичных интересов или, если можно
так сказать, носит сверхпубличный характер.

Вместе с тем нельзя говорить об отсутствии под охраной конституционного
права интересов частных лиц. По нашему мнению, под частным интересом
следует понимать интерес отдельно взятого лица, побуждающий его под
влиянием конкретных обстоятельств к определенному поведению. Носителем
частного интереса является человек. Таким образом, частный интерес –
категория сугубо субъективная. В зависимости от своих индивидуальных
характеристик различные лица, оказавшиеся в одинаковом положении, могут
обнаружить прямо противоположные интересы, причем как правомерные, так и
нарушающие общепринятые правила общежития. В этом смысле частные
интересы, в противоположность интересам публичным, обладают
дестабилизирующим воздействием на общественные отношения. Кроме того, по
причине своей субъективности частные интересы не могут быть в полной
мере выражены в правовых нормах. Позитивное право не способно определить
содержание интересов конкретного лица, а может лишь установить границы и
условия для их реализации. Вместе с тем в определенной степени возможно
совпадение интересов частного лица с закрепленными в праве публичными
интересами.

Наличие определенного частного интереса является свойством каждого
человека, поэтому проявления такого интереса мы можем встретить в любой
области общественной жизни. В связи с этим невозможно найти отрасль
права, которая бы в той или иной степени не охраняла интересы частных
лиц.

Конституционное право располагает значительным арсеналом средств для
охраны частных интересов. В первую очередь, конституционное право
охраняет интересы частных лиц в составе публичных интересов,
закрепленных в Конституции РФ. Как уже было отмечено, частные интересы,
свойственные большинству членов общества, принимают участие в
формировании общественных интересов, которые после их координации с
интересами государства закрепляются в позитивном праве в качестве
публичных интересов. Несмотря на свою схематичность, данная формула, по
нашему мнению, достаточно наглядно отображает путь трансформации частных
интересов в интересы публичные. Образованные таким образом публичные
интересы, имеющие базовый характер в сфере осуществления народовластия,
охраняются нормами Конституции РФ. В качестве примера такой нормы можно
привести положение ст. 2 Конституции РФ, провозглашающей: “Человек, его
права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и
защита прав и свобод человека и гражданина – обязанность государства”.
Публичные интересы, закрепленные в этой норме, заключаются в признании
необходимости охраны государством прав и свобод каждого члена общества.
С точки зрения охраны частных интересов она позволяет конкретному лицу в
случае нарушения его прав и свобод обратиться за защитой к государству.
Равным образом охрана интересов частных лиц осуществляется в составе
публичных интересов, закрепленных в гл. 2 Конституции РФ “Права и
свободы человека и гражданина”. С одной стороны, нормы этой главы
Конституции РФ охраняют публичные интересы, определяя социальные условия
осуществления народовластия, с другой стороны, они устанавливают
наиболее общим образом границы и условия реализации правомерных
интересов отдельно взятого лица.

Кроме того, конституционное право содержит значительное число норм,
регулирующих механизм реализации частных интересов непосредственно в
процессе осуществления народовластия. К их числу относятся нормы
законодательства о выборах, предоставляющие каждому избирателю право,
руководствуясь исключительно своими интересами, отдать голос за того или
иного кандидата, политическую партию, проголосовать против всех
кандидатов или вовсе отказаться от участия в выборах. Аналогичное право
предусматривают нормы, регулирующие процедуру проведения референдума в
России. На охрану частных интересов направлены нормы законодательства о
политических партиях, предоставляющие гражданам РФ, в зависимости от их
взглядов, право вступить в политическую партию или не вступать в нее,
участвовать в деятельности политической партии или выйти из нее, а также
многие иные нормы конституционного права.

Несмотря на то, что любые попытки провести четкую разграничительную
черту между публичными и частными интересами обречены на неудачу,
поддержание баланса между ними является одной из основных задач
правопорядка. В последние годы в России провозглашается принцип
сбалансированного учета частных и публичных интересов на
государственно-властном уровне. Концепция национальной безопасности РФ,
утвержденная Указом Президента РФ от 17 декабря 1997 г. N 1300, гласит:
“Национальные интересы России – это совокупность сбалансированных
интересов личности, общества и государства в экономической,
внутриполитической, социальной, международной, информационной, военной,
пограничной, экологической и других сферах. Они носят долгосрочный
характер и определяют основные цели, стратегические и текущие задачи
внутренней и внешней политики государства. Национальные интересы
обеспечиваются институтами государственной власти, осуществляющими свои
функции в том числе во взаимодействии с действующими на основе
Конституции РФ и законодательства России общественными организациями.

Интересы личности состоят в реализации конституционных прав и свобод, в
обеспечении личной безопасности, в повышении качества и уровня жизни, в
физическом, духовном и интеллектуальном развитии человека и гражданина.

Интересы общества состоят в упрочении демократии, в создании правового,
социального государства, в достижении и поддержании общественного
согласия, в духовном обновлении России.

Интересы государства состоят в незыблемости конституционного строя,
суверенитета и территориальной целостности России, в политической,
экономической и социальной стабильности, в безусловном обеспечении
законности и поддержании правопорядка, в развитии равноправного и
взаимовыгодного международного сотрудничества” HYPERLINK \l “sub_99145”
*(145) .

Как положительное явление следует оценить использование принципа
сбалансированного учета публичных и частных интересов в
правоприменительной деятельности. Так, в своем Постановлении от 27
апреля 2001 г. N 7-П по делу о проверке конституционности ряда положений
Таможенного кодекса РФ Конституционный Суд РФ отметил: “Поддержание – в
целях обеспечения конституционных гарантий прав и свобод граждан –
баланса публичных интересов государства и частных интересов субъектов,
участвующих в таможенных и сопряженных с ними гражданско-правовых
отношениях, диктует необходимость установления ограничительных сроков
для применения конфискации (взыскания стоимости) товаров и транспортных
средств, явившихся непосредственным объектом нарушения таможенных
правил” HYPERLINK \l “sub_99146” *(146) . Данный вывод Конституционного
Суда РФ наряду с другими послужил основанием для признания ст. 247
Таможенного кодекса РФ не соответствующей Конституции РФ.

В Постановлении от 14 июля 2005 г. N 9-П по делу о проверке
конституционности ст. 113 Налогового кодекса РФ, признавая положения
указанной статьи соответствующими Конституции РФ, Конституционный Суд РФ
указал: “Придание положениям статьи 113 Налогового кодекса Российской
Федерации иного смысла… допускало бы применение срока давности
привлечения к налоговой ответственности в противоречие с его
предназначением в налоговом праве, подрывало бы баланс публичных и
частных интересов и тем самым противоречило бы Конституции Российской
Федерации, ее статье 57 во взаимосвязи со статьями 1, 15 (часть 4), 17
(части 1 и 3), 18, 45, 49 и 55 (часть 3)” HYPERLINK \l “sub_99147”
*(147) .

Указанными постановлениями Конституционный Суд РФ продемонстрировал
возможность практического применения принципа сбалансированного учета
публичных и частных интересов для обоснования правовой позиции по
конкретным делам. Таким образом, несмотря на свою субъективность, этот
принцип имеет и существенное прикладное значение.

Подводя итог изложенному в данном параграфе, можно констатировать, что
современное конституционное право России направлено на охрану как
публичных интересов государства и общества, так и частных интересов
отдельно взятой личности. При этом одной из основных задач
конституционного права как отрасли права, лежащей в основе всей правовой
системы России и имеющей своей главной целью поддержание порядка и
стабильности в обществе, является обеспечение правовыми средствами
баланса между публичными и частными интересами.

§ 2. Имущественные и неимущественные отношения в конституционном праве

В результате анализа материальной теории разделения права по предмету
правового регулирования был сделан вывод о том, что предмет
регулирования частного права, как правило, составляют имущественные
отношения и те из неимущественных отношений, объекты которых могут иметь
денежную оценку; предметом регулирования публичного права могут быть как
имущественные, так и неимущественные отношения. Далее этот вывод будет
рассмотрен применительно к предмету регулирования современного
конституционного права.

Как отмечалось ранее, взгляды российских юристов на совокупность
общественных отношений, регулируемых конституционным правом, существенно
расходятся. Одни сводят предмет конституционного права к отношениям,
регулируемым конституционными нормами и институтами. Другие расширяют
или, наоборот, сужают предмет конституционного права. Третьи указывают
на его двойственный характер. Однако несмотря на то, что подходы к
определению предмета правового регулирования конституционного права
существенно различаются между собой, в основании практически любого из
них лежит принцип деления всех общественных отношений по их содержанию.

Иной принцип используется при определении предмета правового
регулирования гражданского права – ведущей отрасли частного права
России. Современные юристы включают в его состав две группы отношений.

Во-первых, имущественные отношения, которые представляют собой
отношения, возникающие по поводу имущества – материальных благ, имеющих
экономическую форму товара.

Во-вторых, личные неимущественные отношения, связанные с имущественными
HYPERLINK \l “sub_99148” *(148) .

В соответствии с этим принципом определен предмет регулирования
гражданского законодательства в ст. 2 ГК РФ: “Гражданское
законодательство определяет правовое положение участников гражданского
оборота, основания возникновения и порядок осуществления права
собственности и других вещных прав, исключительных прав на результаты
интеллектуальной деятельности (интеллектуальной собственности),
регулирует договорные и иные обязательства, а также другие имущественные
и связанные с ними личные неимущественные отношения, основанные на
равенстве, автономии воли и имущественной самостоятельности их
участников”.

Как видно, при определении предмета гражданского права применяется
принцип деления всех общественных отношений на имущественные и
неимущественные.

Таким образом, подходы к определению предметов правового регулирования
конституционного и гражданского права не имеют между собой практически
ничего общего: в первом случае за основу берется принцип деления всех
общественных отношений по их содержанию, во втором – более широкий
экономический принцип деления общественных отношений. Очевидно, одной из
причин такого несовпадения подходов служит то обстоятельство, что
конституционное право выступает регулятором не только неимущественных
отношений, но и отношений, непосредственным объектом которых являются
материальные ценности. В этих условиях применение принципа деления всех
общественных отношений на имущественные и неимущественные в качестве
критерия для определения предмета регулирования конституционного права
является неприемлемым.

Регулируя общественные отношения по поводу установления экономических
основ народовластия, конституционное право закрепляет базовые принципы
таких отношений. Так, согласно ч. 2 ст. 8 Конституции РФ в России
признаются и защищаются равным образом частная, государственная,
муниципальная и иные формы собственности. В силу ч. 2 ст. 35 Конституции
РФ каждый вправе иметь имущество в собственности, владеть и
распоряжаться им как единолично, так и совместно с другими лицами.
Согласно ч. 3 этой же статьи никто не может быть лишен своего имущества
иначе как по решению суда. Принудительное отчуждение имущества для
государственных нужд может быть произведено только при условии
предварительного и равноценного возмещения. На основании п. 1 ст. 39
Конституции РФ каждому гарантируется социальное обеспечение по возрасту,
в случае болезни, инвалидности, потери кормильца, для воспитания детей и
в иных случаях, установленных законом.

Помимо общего, опосредованного нормами иных отраслей права
регулирования имущественных отношений, конституционное право
осуществляет регулирование вполне конкретных отношений, складывающихся в
процессе осуществления непосредственной и представительной демократии.
Примерами, наглядно демонстрирующими факт включения в предмет
конституционного права имущественных отношений, изобилует российское
избирательное законодательство. Целый ряд норм Федерального закона от 12
июня 2002 г. N 67-ФЗ “Об основных гарантиях избирательных прав и права
на участие в референдуме граждан Российской Федерации” HYPERLINK \l
“sub_99149” *(149) , Федерального закона от 18 мая 2005 г. N 51-ФЗ “О
выборах депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской
Федерации” HYPERLINK \l “sub_99150” *(150) , Федерального закона от 10
января 2003 г. N 19-ФЗ “О выборах Президента Российской Федерации”
HYPERLINK \l “sub_99151” *(151) , а также Инструкции “О порядке
формирования и расходования денежных средств избирательных фондов
кандидатов, политических партий, избирательных блоков при проведении
выборов депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской
Федерации”, утв. Постановлением Центризбиркома РФ от 27 августа 2003 г.
N 22/157-4 HYPERLINK \l “sub_99152” *(152) , и Инструкции “О порядке
открытия и ведения специальных избирательных счетов, учета и отчетности
кандидатов о поступлении и расходовании средств их избирательных фондов
при проведении выборов Президента Российской Федерации”, утв.
Постановлением Центризбиркома от 16 декабря 2003 г. N 68/604-4 HYPERLINK
\l “sub_99153” *(153) , направлены на правовое регулирование
имущественных отношений, возникающих в рамках процедуры финансирования
выборов в представительные органы государственной власти Российской
Федерации и ее субъектов.

Так, ст. 58 и 59 Федерального закона “Об основных гарантиях
избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской
Федерации” имеют цель регулирования отношений, связанных с определением
правого режима избирательных фондов кандидатов, избирательных
объединений, порядка их формирования, а также расходования денежных
средств, поступивших в указанные фонды. Пункт 5 ст. 58 этого закона
устанавливает перечень источников формирования избирательных фондов
кандидатов и избирательных объединений. В п. 6 данной статьи содержится
перечень лиц, которым запрещается вносить денежные средства в
избирательные фонды. Пункт 2 ст. 59 этого же закона закрепляет целевое
назначение денежных средств, поступивших в избирательные фонды. Пункт 3
этой статьи определяет перечень допустимых направлений расходования
денежных средств. Пункт 6 ст. 59 рассматриваемого закона запрещает
финансирование избирательных кампаний кандидатов, избирательных
объединений, минуя избирательные фонды.

На основании отсылочной нормы, содержащейся в п. 10 ст. 58 Федерального
закона “Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в
референдуме граждан Российской Федерации”, ст. 64 Федерального закона “О
выборах депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской
Федерации” и ст. 58 Федерального закона “О выборах Президента Российской
Федерации” устанавливают предельные размеры перечисляемых в
избирательные фонды собственных средств кандидата, политической партии;
средств, выделенных кандидату выдвинувшей его политической партией,
добровольных пожертвований граждан и юридических лиц; а также предельные
размеры расходования средств избирательных фондов.

В последнее время много споров вызывает вопрос о соотношении применения
публичного (конституционного) и частного (гражданского) права к
регулированию процедуры финансирования выборов. Ведь несмотря на
существенную долю конституционно-правового регулирования, значительная
часть правоотношений в области финансирования избирательных кампаний
осуществляется в гражданско-правовой сфере. К их числу относятся
отношения по безналичным расчетам (гл. 46 ГК РФ), отношения по
гражданско-правовым договорам: дарения (гл. 32 ГК РФ), аренды (гл. 32 ГК
РФ), подряда (гл. 37 ГК РФ), возмездного оказания услуг (гл. 39 ГК РФ) и
пр. С одной стороны, перечисленные отношения формально подпадают под
действие ст. 2 ГК РФ, т.е. составляют предмет регулирования гражданского
права. С другой стороны, эти отношения порождают не только
гражданско-правовые, но и конституционно-правовые последствия. Данная
правовая коллизия вызывает целый ряд вопросов, в частности, о
конституционно-правовых последствиях недействительности не
соответствующей нормам гражданского права сделки по финансированию
избирательной кампании кандидата, политической партии. Например,
внесение добровольного пожертвования в избирательный фонд кандидата,
политической партии от имени коммерческой организации лицом, не имеющим
надлежащих полномочий или с их превышением. С точки зрения гражданского
права сделка такого рода может быть признана недействительной, т.е. не
порождающей правовые последствия с момента ее совершения. В качестве
способа восстановления нарушенного права коммерческой организации может
быть применена реституция (возврат сторон в первоначальное положение).

Или, наоборот, о том, влечет ли сделка, совершенная с нарушением норм
конституционного права, гражданско-правовые последствия. Например,
договор на изготовление агитационных материалов, оплаченный минуя
избирательный фонд кандидата, политической партии. Или договор о
предоставлении кандидату, политической партии платного эфирного времени,
не содержащий всех или части условий, предусмотренных п. 20 ст. 58
Федерального закона “О выборах депутатов Государственной Думы
Федерального Собрания Российской Федерации”.

Однозначно отнести отношения по финансированию избирательных кампаний
только к публичным или только к частным не представляется возможным,
поскольку для субъектов конституционного права: кандидатов, политических
партий или избирателей они влекут, по большей части, публично-правовые
последствия, а для коммерческих организаций или граждан, выполняющих
работы или оказывающих услуги на основании гражданско-правовых договоров
с целью извлечения прибыли, эти отношения в основном направлены на
удовлетворение частных интересов. В таких условиях подчинение отношений
по финансированию избирательных кампаний только конституционному или
только гражданскому праву следует признать невыполнимой задачей. Поэтому
необходимо отыскать способ координации норм конституционного и
гражданского права.

Наиболее оптимальным и юридически бесконфликтным способом координации
норм конституционного и гражданского права представляется вариант, когда
нормы конституционного права создают ограничительные рамки для
применения норм гражданского права. В этом случае гражданско-правовые
отношения, возникающие в ходе процедуры финансирования избирательных
кампаний, будут регулироваться, в первую очередь, специальными
конституционно-правовыми нормами, а затем – нормами гражданского права
(принцип субсидиарности). Похожей точки зрения придерживается Е.И.
Колюшин, который считает, что правовое регулирование финансирования
выборов должно основываться на методах публично-правового регулирования.
При этом частно-правовое регулирование отношений по финансированию
выборов можно использовать в незначительной мере для регламентации
расчетов, перечисления добровольных взносов и пожертвований в
избирательные фонды, распределения средств этих фондов и других
отношений, имеющих прикладной вспомогательный характер HYPERLINK \l
“sub_99154” *(154) .

Законодательно закрепить приоритет норм избирательного права перед
нормами гражданского права можно путем включения в тексты Федеральных
законов “Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в
референдуме граждан Российской Федерации”, “О выборах депутатов
Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации”, “О
выборах Президента Российской Федерации”, а также законов о выборах
представительных органов государственной власти субъектов РФ, следующей
нормы: “К имущественным отношениям, возникающим в ходе процедуры
финансирования избирательных кампаний, применяются нормы гражданского
права в части, не противоречащей настоящему закону. Сделки, совершенные
с нарушением норм настоящего HYPERLINK \l “sub_3″ закона , являются
недействительными”.

Перечень норм конституционного права, регулирующих имущественные
отношения, можно продолжить. Целый ряд таких норм содержится в
Федеральном законе от 11 июля 2001 г. N 95-ФЗ “О политических партиях”
HYPERLINK \l “sub_99155” *(155) . Так, ст. 28 указанного закона
устанавливает разделение вещных и ограниченных вещных прав на имущество
политической партии между политической партией в целом, ее региональными
отделениями и иными структурными подразделениями, определяет принципы
имущественной ответственности политической партии. Статья 29 указанного
закона определяет источники формирования денежных средств политической
партии. Статья 30 рассматриваемого закона ограничивает круг лиц,
обладающих правом на перечисление пожертвований в адрес политической
партии.

В целом, перечисленные конституционно-правовые нормы, регулирующие
отношения, объектом которых выступают материальные ценности в форме
денежных средств или иного имущества, согласуются с выводом о том, что
предметом регулирования публичного права могут быть как неимущественные,
так и имущественные общественные отношения.

§ 3. Субъекты конституционных правоотношений: характер взаимосвязей,
порядок защиты нарушенных прав

Как следует из формальной теории разделения права по различию в
положении субъектов в правоотношении, субъекты правоотношений в области
частного права одинаково подчинены стоящей над ними властью и в этом
смысле равны друг другу; правоотношения в области публичного права
включают в свой состав субъекта, наделенного властными полномочиями, и
поэтому неравного другим его субъектам. Рассмотрим этот вывод
применительно к положению субъектов конституционно-правовых отношений.

Понятие “правоотношения” было и остается одним из наиболее спорных в
юридической науке. Исследованию этой проблемы посвящали свои труды О.С.
Иоффе, С.Ф. Кечекьян, М.Д. Шаргородский, А.А. Пионтковский, Б.В.
Шейндлин, С.И. Русинова и многие другие. Предложенные ими подходы к
определению понятия правоотношений были проанализированы и обобщены
видным советским юристом В.С. Основиным, который указал на ряд признаков
государственно-правовых отношений HYPERLINK \l “sub_99156” *(156) . На
основе выдвинутой им концепции конституционно-правовые отношения могут
быть определены как реальные, фактические отношения между субъектами
конституционных правомочий и обязанностей, содержание которых определено
нормами конституционного права. Иначе говоря, “конституционно-правовое
отношение – общественное отношение, урегулированное нормой
конституционного права, содержанием которого является юридическая связь
между субъектами в форме взаимных прав и обязанностей, предусмотренных
данной правовой нормой” HYPERLINK \l “sub_99157” *(157) .

Между тем предлагаемое рядом юристов деление всех конституционных
правоотношений на общие правоотношения, правоотношения статуса и
конкретные правоотношения не соответствует изложенному выше определению.

Под общими правоотношениями понимаются отношения, возникающие на
основании нормдеклараций, содержащихся в конституционном праве. В
качестве примера такой нормы можно привести ст. 1 Конституции РФ:
“Российская Федерация – Россия есть демократическое федеративное
правовое государство с республиканской формой правления”. Отмечается,
что в общих правоотношениях нет конкретных субъектов, не определены
права и обязанности сторон, да и сами стороны четко не указаны, что дает
возможность для гибкого взаимодействия между нормой и фактическими
общественными отношениями HYPERLINK \l “sub_99158” *(158) . Для них
характерны высокий уровень обобщения и наиболее абстрактная форма
взаимодействия субъектов HYPERLINK \l “sub_99159” *(159) .

Однако, как следует из указанного выше определения, конституционные
правоотношения представляют собой фактические отношения между
субъектами, обладающими взаимными правами и обязанностями. Такие
отношения не могут возникнуть на основании норм, в которых отсутствует
указание на существенные элементы правоотношения. В связи с этим следует
признать правильной позицию, согласно которой реализация декларативных
норм происходит не непосредственно в правоотношениях, а через акты,
детализирующие их принципиальные положения HYPERLINK \l “sub_99160”
*(160) .

Признание за нормами-декларациями способности самостоятельно порождать
конституционные правоотношения не только не соответствует определению
понятия правоотношения, но и является опасным с правоприменительной
точки зрения. Дело в том, что, как правило, эти нормы содержат в себе
положения, единого понимания которых не существует, например:
“демократия”, “правовое государство”, “гарант Конституции” и многие
другие. Соответственно, отсутствует возможность их единообразного
практического применения. Так, В.О. Лучин, придерживаясь изложенной
классификации конституционных правоотношений, тем не менее указывает,
что “конституционное установление о том, что Президент является гарантом
Конституции (статья 80), породило немало спекуляций и по существу стало
оправданием его вседозволенности” HYPERLINK \l “sub_99161” *(161) .
Именно таких последствий следует опасаться, наделяя декларативные нормы
способностью порождать правоотношения в отсутствие четко определенных
субъектов, их взаимных прав и обязанностей.

В качестве другого вида конституционно-правовых отношений предъявляются
правовые состояния, например, состояние в гражданстве определенного
государства. Указывается, что характерной чертой правовых состояний, в
отличие от общих правоотношений, является четкая определенность
субъектов отношений. Однако содержание взаимных прав и обязанностей
субъектов, как правило, конкретно не определено, оно выводится из
большого массива действующих конституционно-правовых норм HYPERLINK \l
“sub_99162” *(162) . Таким образом, в рамках правового состояния не
устанавливается необходимая для возникновения правоотношения юридическая
связь субъектов. Как заметил В.А. Тархов, нельзя согласиться с тем,
будто субъективные права могут существовать сами по себе, без
корреспондирующих им обязанностей либо, наоборот, обязанности без
соответствующих субъективных прав HYPERLINK \l “sub_99163” *(163) .
Реализация соответствующего правового статуса требует от его носителя
обращения к другому субъекту – обладателю корреспондирующих прав или
обязанностей на основании соответствующей нормы конституционного права,
или, иначе говоря, вступления в конкретное правоотношение. Следует
заметить, что некоторые юристы не выделяют правовые состояния в
отдельный вид конституционных правоотношений, отождествляя их с общими
правоотношениями HYPERLINK \l “sub_99164” *(164) .

Конкретное правоотношение – третий вид конституционных правоотношений,
для которых характерно наличие определенных сторон и определенных
взаимоотношений между ними HYPERLINK \l “sub_99165” *(165) . Из
рассмотренной классификации лишь конкретные правоотношения подпадают под
определение конституционных правоотношений и могут быть признаны
таковыми. Отношения, возникающие на основании нормдеклараций и норм,
закрепляющих правовое состояние, полностью оправдывают тезис В.С.
Основина, что “далеко не всякая правовая норма реализуется в
правоотношениях” HYPERLINK \l “sub_99166” *(166) .

Субъектами конституционно-правовых отношений являются их участники,
которые в конкретном правоотношении осуществляют свои права и несут
соответствующие юридические обязанности HYPERLINK \l “sub_99167” *(167)
. Проблеме состава участников государственных (конституционных)
правоотношений уделяли внимание многие российские юристы. В их числе
С.А. Авакьян, М.В. Баглай, Е.И. Козлова, Е.И. Колюшин, С.С. Кравчук,
О.Е. Кутафин, А.И. Лепешкин, В.О. Лучин, В.С. Основин, Б.В. Щетинин и
другие. Поскольку субъекты конституционно-правовых отношений весьма
разнообразны, подходы к их определению среди юристов также существенно
различаются.

Одни полагают, что круг субъектов конституционно-правовых отношений
настолько широк, что не может быть конкретизирован: “В общей форме можно
сказать, что субъектами конституционно-правовых отношений могут быть
все, на кого правовые нормы данной отрасли возлагают определенные
обязанности и предоставляют права” HYPERLINK \l “sub_99168” *(168) .

По мнению других юристов, главным из субъектов конституционных
правоотношений является человек, как в статусе гражданина, так и без
оного. При этом люди выступают субъектами конституционных правоотношений
не только индивидуально, но и через добровольно созданные объединения:
политические партии, общественные организации, собрания избирателей и
др. Иным субъектом выступает народ, например, когда проводится
всенародное голосование или формулируется источник принятия Конституции.
Далее субъектами выступают: Россия, республики, входящие в ее состав, а
также субъекты РФ, т.е. края, области, города федерального значения,
автономные области и округа. Эти субъекты являются участниками
конституционных правоотношений как в целом, так и через органы власти и
управления, должностных лиц, депутатов, избирательные и парламентские
комиссии и т.д HYPERLINK \l “sub_99169” *(169) . В соответствии с
изложенным подходом объединения граждан, органы власти и управления
государства и субъектов Федерации исключаются из состава самостоятельных
участников конституционных правоотношений, что не соответствует
фактическому положению вещей.

Е.И. Колюшин считает, что к числу субъектов конституционных
правоотношений следует отнести: граждан России, объединения граждан,
иностранцев, лиц без гражданства, в целом российский народ, Россию как
государство и субъекты РФ, а также государственные органы и должностные
лица, местное самоуправление и его органы, население муниципальных
образований HYPERLINK \l “sub_99170” *(170) .

Обобщая различные точки зрения на состав субъектов
конституционно-правовых отношений, О.Е. Кутафин к их числу относит:

– народ России и образующие его нации и народности России;

– граждан РФ, их группы и собрания, лиц без гражданства и иностранцев;

– Россию;

– субъекты РФ;

– административно-территориальные единицы;

– государственные органы России и ее субъектов;

– органы местного самоуправления;

– должностных лиц; депутатов законодательных органов РФ, ее субъектов и
органов местного самоуправления, членов Совета Федерации ФС РФ, а также
их объединения;

– общественные объединения граждан HYPERLINK \l “sub_99171” *(171) .

Вместе с тем необходимо согласиться с С.А. Авакьяном, отметившим, что
круг субъектов конституционно-правовых отношений не является чем-то раз
и навсегда установленным. Он зависит от конкретной страны, ее строя и
ценностных подходов к тем или иным конституционно-правовым явлениям и
институтам, эволюции институтов власти HYPERLINK \l “sub_99172” *(172)
.

Как видно из вышесказанного, участниками конституционных правоотношений
могут быть как лица, наделенные государственной властью, так и
подчиненные этой власти лица. В связи с этим возникает вопрос о
характере связей субъектов конституционных правоотношений.

Одни государствоведы полагают, что особенность государственно-правовых
отношений состоит в том, что эти отношения носят характер
властеотношений, поскольку хотя бы один из субъектов этих отношений
обязательно должен быть представителем государственной власти HYPERLINK
\l “sub_99173” *(173) . По мнению Е.И. Колюшина: “Отличительной
особенностью конституционно-правовых отношений является то, что их
субъекты, стороны неравноправны. Так, внесение депутатом Государственной
Думы в палату проекта закона влечет возникновение между ними
конституционно-правовых отношений, а приход избирателя на избирательный
участок в день выборов порождает конституционно-правовые отношения между
ним и участковой избирательной комиссией. В конституционно-правовых
отношениях действует принцип власти и подчинения. При этом один и тот же
субъект конституционного права в разных отношениях может как иметь
власть, так и быть стороной подчиненной” HYPERLINK \l “sub_99174”
*(174) .

Действительно, конституционное право как отрасль права публичного
порождает значительное число правоотношений, имеющих в своем составе
субъекта, наделенного властными полномочиями по отношению к иным
субъектам этих правоотношений. Соответствующие нормы содержатся как в
Конституции РФ, так и в иных нормативных актах конституционного права.
Согласно ч. 2 ст. 85 Конституции РФ: “Президент Российской Федерации
вправе приостанавливать действие актов органов исполнительной власти
субъектов Российской Федерации в случае противоречия этих актов
Конституции Российской Федерации и федеральным законам, международным
обязательствам Российской Федерации или нарушения прав и свобод человека
и гражданина до решения этого вопроса соответствующим судом”. В силу ч.
2 ст. 115 Конституции РФ: “Постановления и распоряжения Правительства
Российской Федерации обязательны к исполнению в Российской Федерации”. В
соответствии с п. 10 ст. 20 Федерального закона “Об основных гарантиях
избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской
Федерации” решения вышестоящей избирательной комиссии, комиссии
референдума, принятые в пределах ее компетенции, обязательны для
нижестоящих избирательных комиссий, комиссии референдума. Властные
отношения возникают между Конституционным Судом РФ и участниками
конституционного судопроизводства, между лицами, ходатайствующими о
приеме в гражданство РФ, и Президентом РФ, а также между многими иными
субъектами конституционного права.

Между тем не все конституционные правоотношения построены на этом
принципе HYPERLINK \l “sub_99175” *(175) . В.С. Основин отмечал, что
далеко не всегда одним из субъектов государственно-правовых отношений
является представитель государственной власти HYPERLINK \l “sub_99176”
*(176) . Аналогичной точки зрения придерживается О.Е. Кутафин HYPERLINK
\l “sub_99177” *(177) . На примере современного конституционного права
можно утверждать, что властные отношения отсутствуют между гражданами –
учредителями политической партии, принимающими решение о ее создании на
учредительном съезде, между депутатами Государственной Думы ФС РФ,
участвующими в создании депутатской группы. Невластными являются
отношения муниципальных образований, учреждающих совет муниципальных
образований субъекта РФ на соответствующем съезде.

Субъекты конституционного права, участвующие в данных правоотношениях,
обладают одинаковой конституционной правоспособностью, т.е. являются
юридически равноправными HYPERLINK \l “sub_99178” *(178) . Возникающие
между ними невластные отношения характеризуются наличием общей цели,
объединяющей всех участников: создание политической партии, депутатского
образования или совета муниципальных образований.

Возможность возникновения правоотношений между юридически равноправными
субъектами конституционного права предусматривает и Конституция РФ. Она
провозглашает равноправие субъектов РФ между собой (ч. 1 ст. 5
Конституции РФ) и равноправие всех субъектов РФ во взаимоотношениях с
федеральными органами государственной власти (ч. 4 ст. 5 Конституции
РФ). Далее в ч. 4 ст. 66 Конституция РФ указывает: “Отношения автономных
округов, входящих в состав края или области, могут регулироваться…
договором между органами государственной власти автономного округа и,
соответственно, органами государственной власти края или области”. Таким
образом, допускается возможность участия субъектов РФ, обладающих
одинаковой конституционной правоспособностью, в договорных
правоотношениях.

Одновременно в конституционном праве существуют субъекты, которые, не
являясь равноправными юридически, обладают равенством при решении
определенных вопросов. Например, нельзя назвать властными
правоотношения, возникающие между палатами ФС РФ в рамках процедуры
создания и деятельности согласительной комиссии по преодолению
разногласий, возникших при принятии федерального закона (ч. 4 ст. 105
Конституции РФ). Не являются властными правоотношения между юридически
неравноправными сторонами конституционно-правовых договоров, речь о
которых пойдет в следующем параграфе настоящей работы. Субъекты таких
правоотношений оказываются в равном положении с точки зрения отношения к
государственной власти и лишаются возможности использовать свои властные
полномочия для решения тех или иных вопросов.

Таким образом, утверждение, что любые правоотношения в конституционном
праве строятся исключительно на основании власти и подчинения, не
соответствует позитивному праву России, которое предусматривает
возможность возникновения конституционных правоотношений без участия
субъекта, наделенного властными полномочиями по отношению к другим
субъектам правоотношений. Причем такие субъекты совсем не обязательно
должны быть равноправны юридически. Юридическое равноправие субъектов
конституционных правоотношений является лишь частным проявлением
равенства участников правоотношений с позиции подчинения вышестоящей
власти, которое возможно и при различии содержания их правоспособностей.

Невластные конституционные правоотношения могут быть разделены на две
группы. Первую группу составляют правоотношения, возникающие между
субъектами конституционного права, обладающими одинаковой
правоспособностью, то есть равными друг другу как с точки зрения
подчинения государственной власти, так и равноправными юридически.
Вторую группу составляют правоотношения, возникающие между субъектами
конституционного права, обладающими различной конституционной
правоспособностью, но равными друг другу с точки зрения подчинения
государственной власти при решении определенных вопросов. Обе указанные
группы конституционных правоотношений обнаруживают свое сходство с
правоотношениями, возникающими в рамках частного права, равенство
субъектов которых выделяется как свойственное только им отличие
HYPERLINK \l “sub_99179” *(179) .

Таким образом, далеко не все правоотношения, возникающие в рамках
современного конституционного права России, соответствуют рассмотренной
в первой главе настоящей работы формальной теории разделения права на
публичное и частное по различию положения субъектов в правоотношении.
Равно как и отрасли частного права, современное конституционное право
допускает возможность возникновения невластных правоотношений между
своими субъектами.

Анализ формальной теории разделения права на публичное и частное по
инициативе защиты нарушенных прав позволил прийти к следующему выводу:
инициатива защиты частных прав принадлежит непосредственно субъектам
частных правоотношений, в то время как инициатива защиты публичных прав
может исходить не только от непосредственных участников публичных
правоотношений, но и от иных уполномоченных государством органов.
Рассмотрим данный вывод применительно к процедуре защиты нарушенных
конституционных прав.

Одно из основных свойств права – нормативность – заключается в защите
общеобязательности правовой нормы, за которой стоит мощь государства
HYPERLINK \l “sub_99180” *(180) . Отсутствие законодательно
закрепленной возможности защиты права, предоставленного законом,
нивелирует нормативный характер права, низводя его до уровня деклараций.

В настоящее время вопрос защиты нарушенных прав наиболее проработан в
науке частного права и закреплен в нормах гражданского законодательства.
В ст. 12 ГК РФ приводится значительный перечень способов защиты
нарушенных гражданских прав, а также содержится указание на возможность
защиты нарушенного права иными способами, основанными на законе. Эти
способы могут носить юрисдикционный и неюрисдикционный характер и
применяются, в подавляющем большинстве случаев, по инициативе лица,
право которого нарушено.

Вследствие отсутствия кодификации конституционного права единого
перечня способов защиты нарушенных конституционных прав не существует.
Возможные способы защиты конституционных прав закреплены в различных
нормативных актах. К числу таких способов относятся: обжалование
действия или решения, нарушающего конституционные права и свободы
граждан; признание недействительным ненормативного акта государственного
органа или органа местного самоуправления, нарушающего конституционные
права и свободы граждан; признание несоответствующим Конституции РФ
нормативного акта органа государственной власти и другие способы. Кроме
того, защита конституционных прав осуществляется путем применения к
нарушителю мер конституционно-правовой ответственности – нового
института конституционного права России.

Одним из способов защиты конституционных прав и свобод человека и
гражданина является обжалование в суд действий и решений, нарушивших эти
права и свободы. В соответствии со ст. 1 Закона РФ от 27 апреля 1993 г.
N 4866-1 “Об обжаловании в суд действий и решений, нарушающих права и
свободы граждан” HYPERLINK \l “sub_99181” *(181) каждый гражданин
вправе обратиться с жалобой в суд, если считает, что неправомерными
действиями (решениями) государственных органов, органов местного
самоуправления, учреждений, предприятий и их объединений, общественных
объединений или должностных лиц, государственных служащих нарушены его
права и свободы. В ст. 2 названного закона к действиям, которые могут
быть обжалованы в суд, отнесены коллегиальные и единоличные действия
(решения), в том числе представление официальной информации, ставшей
основанием для совершения действий (принятия решений), в результате
которых:

– нарушены права и свободы гражданина;

– созданы препятствия осуществлению гражданином его прав и свобод;

– незаконно на гражданина возложена какая-либо обязанность, или он
незаконно привлечен к какой-либо ответственности.

Правовые нормы, закрепляющие возможность обжалования действий,
нарушающих конституционные права и свободы граждан, содержатся также в
специальном законодательстве. Например, согласно ст. 8 Закона РФ от 19
февраля 1993 г. N 4530-1 “О вынужденных переселенцах” HYPERLINK \l
“sub_99182” *(182) , обжалованию в суд подлежат решения и действия
(бездействие) федеральных органов исполнительной власти, органов
исполнительной власти субъектов РФ, органов местного самоуправления и
должностных лиц указанных органов, нарушающие данный закон. В
соответствии со ст. 40 Федерального закона от 31 мая 2002 г. N 62-ФЗ “О
гражданстве Российской Федерации” HYPERLINK \l “sub_99183” *(183)
отказ в рассмотрении заявления по вопросам гражданства РФ и иные
нарушающие порядок производства по делам о гражданстве РФ и порядок
исполнения решений по вопросам гражданства РФ действия должностных лиц
полномочных органов, ведающих делами о гражданстве РФ, могут быть
обжалованы вышестоящему в порядке подчиненности должностному лицу либо в
суд.

Во всех перечисленных примерах субъектом, которому принадлежит
инициатива защиты нарушенных конституционных прав, является гражданин,
право которого было нарушено. Однако инициатива защиты конституционных
прав может исходить не только от их непосредственных обладателей, но и
от специально уполномоченных государством органов.

Так, в соответствии со ст. 84 Федерального конституционного закона от
21 июля 1994 г. N 1-ФКЗ “О Конституционном Суде Российской Федерации”
HYPERLINK \l “sub_99184” *(184) правом на обращение в Конституционный
Суд РФ с запросом о проверке конституционности указанных в ст. 125 (ч.
2) Конституции РФ нормативных актов органов государственной власти и
договоров между ними обладают Президент РФ, Совет Федерации ФС РФ,
Государственная Дума ФС РФ, одна пятая членов (депутатов) Совета
Федерации ФС РФ или депутатов Государственной Думы ФС РФ, Правительство
РФ, Верховный Суд РФ, Высший Арбитражный Суд РФ, органы законодательной
и исполнительной власти субъектов РФ.

Согласно ст. 1 Федерального закона от 17 января 1992 г. N 22021 “О
прокуратуре Российской Федерации” HYPERLINK \l “sub_99185” *(185)
одной из функций прокуратуры Российской Федерации является надзор за
соблюдением прав и свобод человека и гражданина федеральными
министерствами, государственными комитетами, службами и иными
федеральными органами исполнительной власти, представительными
(законодательными) и исполнительными органами субъектов РФ, органами
местного самоуправления, органами военного управления, органами
контроля, их должностными лицами, а также органами управления и
руководителями коммерческих и некоммерческих организаций. При
обнаружении нарушений прав и свобод человека и гражданина прокурор
вправе возбудить уголовное дело или производство об административном
правонарушении, а также принести протест на акт, нарушающий права и
свободы человека и гражданина, или внести представление об устранении
выявленных нарушений.

В соответствии со ст. 41 Федерального закона от 11 июля 2001 г. N 95-ФЗ
“О политических партиях” в случае несоблюдения требований данного закона
политическая партия может быть ликвидирована по решению Верховного Суда
РФ. Инициатива обращения с заявлением о ликвидации политической партии
принадлежит федеральному уполномоченному органу РФ.

Перечисленные нормы иллюстрируют возможность защиты конституционных
прав по инициативе уполномоченных государством органов, которые, как
правило, не являются непосредственными участниками спорных
правоотношений.

В последние годы возник новый способ защиты нарушенных конституционных
прав – конституционно-правовая ответственность.

Юридическая ответственность является важнейшим институтом любой
правовой системы, одним из сущностных признаков права, необходимым
элементом механизма его действия. В силу этого проблема юридической
ответственности занимает одно из центральных мест как в общей теории
права, так и в отраслевых юридических науках, включая конституционное
право HYPERLINK \l “sub_99186” *(186) .

Как известно, наука государственного права советского периода не
признавала существования отраслевой юридической ответственности.
Закрепленные в законодательстве государственно-правовые нормы в основной
своей массе носили отсылочный характер и не были снабжены таким
структурным элементом, как санкция, наличие которой является необходимой
предпосылкой для возникновения юридической ответственности. Ведь
юридическая ответственность это не что иное, как реализация санкции
правовой нормы HYPERLINK \l “sub_99187” *(187) . Эти условия определили
отношение к ответственности в государственном праве как к политической
или моральной, выполняющей исключительно профилактическую функцию
HYPERLINK \l “sub_99188” *(188) .

С развитием общественных отношений, расширением предмета правового
регулирования конституционного права, превращением его в правовую
отрасль, имеющую значительное практическое применение, возникла
необходимость в организации системы эффективной охраны
конституционно-правовых отношений. Постоянная отсылка к нормам
административного, уголовного или иного права уже не удовлетворяла
современным потребностям этой отрасли, поскольку не в состоянии была
обеспечить полноценную защиту и надлежащее применение всего спектра
конституционно-правовых предписаний, вследствие чего многие ее нормы
оказывались не обеспеченными силой государственного принуждения. В итоге
размывался принцип неотвратимости ответственности за правонарушение,
который является необходимым условием законности и определяет
нормативность права.

Надо сказать, что начиная с 80-х гг. XX в. в отечественной правовой
литературе проявляется значительный интерес к проблеме
конституционно-правовой ответственности. Наиболее обращают на себя
внимание работы таких авторов, как С.А. Авакьян, Ю.А. Дмитриев, Т.Д.
Зражевская, О.Е. Кутафин, Д.Т. Шон. Вместе с тем общей точки зрения по
многим, даже самым основным, теоретическим аспектам
конституционно-правовой ответственности выработать пока не удалось.

Однако правовое регулирование не стоит на месте: несмотря на то, что в
науке конституционного права намечаются лишь первые контуры институтов
деликта HYPERLINK \l “sub_99189” *(189) и юридической ответственности
HYPERLINK \l “sub_99190” *(190) , потребности государственного развития
уже предопределили их появление на позитивном уровне. Так, ряд
конституционно-правовых норм в области избирательного права был снабжен
санкциями, предусматривающими неблагоприятные последствия для
нарушителей предусмотренных ими правил поведения. Например, ст. 76 и ст.
77 Федерального закона “Об основных гарантиях избирательных прав и права
на участие в референдуме граждан Российской Федерации” устанавливают
ответственность за нарушение ряда положений законодательства о выборах в
виде отмены регистрации кандидата, отмены решения об итогах голосования
или о результатах выборов. Причем законодатель четко отделил данный вид
ответственности от ответственности, предусмотренной иными отраслями
права, отсылка к которым содержится в ст. 79 этого же закона.

Современная теория права, опираясь на многочисленные учения о
юридической ответственности, называет следующие ее отличительные
признаки.

Юридическая ответственность:

– заключается в применении мер государственного принуждения;

– следует за правонарушением и обращена на правонарушителя;

– влечет негативные последствия (лишения) для правонарушителя в виде
ущемления его прав или возложения дополнительных обязанностей в
соответствии с указанием, изложенным в санкции правовой нормы;

– реализуется в строго определенных законодательством порядке и формах
HYPERLINK \l “sub_99191” *(191) .

Перечисленные черты юридической ответственности позволяют отграничить
ее от иных видов социальной ответственности (моральной, политической и
другой). В силу этих признаков, например, нельзя отнести к юридической
ответственности такой конституционно-правовой институт, как
предусмотренное ст. 117 Конституции РФ выражение Государственной Думой
ФС РФ недоверия Правительству РФ, поскольку: во-первых, выражение
недоверия неравнозначно понятию принуждения; во-вторых, применение этого
вида ответственности необязательно является следствием совершенного
Правительством РФ правонарушения; в-третьих, само по себе выражение
недоверия не влечет негативных последствий для Правительства РФ, а
является лишь предпосылкой для такого рода последствий, которые при
определенных условиях могут и не наступить.

Кроме того, изложенные признаки юридической ответственности не
позволяют согласиться с мнением ряда юристов, которые, по сути, ставят
знак равенства между конституционно-правовой ответственностью и
ответственностью политической. Например, Т.Д. Зражевская утверждает, что
важнейшей чертой конституционно-правовой ответственности является ее
ярко выраженный политико-правовой характер, обусловленный реализацией
данного вида ответственности в сфере осуществления народовластия
HYPERLINK \l “sub_99192” *(192) . Возражая против такого подхода, О.Е.
Кутафин пишет: “…представляется, что политическая ответственность и
юридическая ответственность – разные понятия. В отличие от политической
юридическая ответственность всегда связана с нарушением каких-либо
юридических норм, без чего невозможно ее применение, то есть
использование соответствующей меры принуждения, реализация санкции
определенной правовой нормы” HYPERLINK \l “sub_99193” *(193) .

Юридическая ответственность обладает ретроспективным характером, т.е.
всегда следует за совершенным правонарушением. Поэтому нельзя признать
мерой конституционно-правовой ответственности отставку Президентом РФ
Правительства РФ на основании указанной выше статьи основного закона,
поскольку юридически она осуществляется без указания причин. В этом
случае мы имеем дело с политической ответственностью высшего органа
исполнительной власти перед главой государства, или, иначе говоря,
позитивной ответственностью. Этот вид ответственности представляет собой
ответственное отношение лица к обязанностям, возложенным на него
законом, правильное, добросовестное, успешное, эффективное исполнение,
действенный государственный и общественный контроль над таким
исполнением обязанностей HYPERLINK \l “sub_99194” *(194) .

Руководствуясь сказанным, конституционно-правовую ответственность в
наиболее общем виде можно определить как одну из форм государственного
принуждения, заключающуюся в применении к правонарушителю
конституционно-правовых санкций, влекущих для него неблагоприятные
последствия.

Инициатива защиты конституционных прав путем применения мер юридической
ответственности принадлежит как непосредственным участникам
конституционных правоотношений, так и иным уполномоченным государством
органам. Так, меры конституционно-правовой ответственности,
предусмотренные ст. 76-77 Федерального закона “Об основных гарантиях
избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской
Федерации” в виде аннулирования, отмены регистрации кандидата, списка
кандидатов, отмены регистрации инициативной группы по проведению
референдума, отмены решения об итогах голосования, о результатах
выборов, референдума, могут применяться судами по инициативе
избирателей, участников референдума, кандидатов, их доверенных лиц,
избирательных объединений и их доверенных лиц, иных общественных
объединений, инициативной группы по проведению референдума и ее
уполномоченных представителей, наблюдателей, а также избирательных
комиссий, комиссий референдума. Такая мера конституционно-правовой
ответственности, как роспуск представительного органа местного
самоуправления, предусмотренная ст. 73 Федерального закона от 6 октября
2003 г. N 131-ФЗ “Об общих принципах организации местного самоуправления
в Российской Федерации”, применяется по инициативе высшего должностного
лица субъекта РФ (руководителя высшего исполнительного органа
государственной власти субъекта РФ), который обязан в установленных
случаях внести в законодательный (представительный) орган
государственной власти субъекта РФ проект закона субъекта РФ о роспуске
представительного органа муниципального образования.

Как видно из изложенного, современное конституционное право России
наделяет инициативой защиты нарушенных конституционных прав не только
непосредственных участников конституционных правоотношений, права
которых нарушены, но и обладающие специальной компетенцией
государственные органы. Это в полной мере соответствует выводам, которые
были сделаны в первой главе настоящей работы по итогам анализа
формальной теории разделения права на публичное и частное по инициативе
защиты нарушенных прав.

§ 4. Характер обязательности правовых предписаний норм конституционного
права

В результате анализа формальной теории разделения права по характеру
правовых норм был сделан вывод о том, что свобода волеизъявления
субъектов частных правоотношений реализуется в рамках диспозитивных
правовых норм; свобода волеизъявления субъектов публичных правоотношений
реализуется в рамках альтернативных правовых норм. При этом был
использован взгляд на диспозитивность как на право участников
правоотношений самим договориться по вопросам объема, процесса
реализации субъективных прав или обязанностей, т.е. заменить позитивное
правовое регулирование соглашением между собой. Сравним данные выводы и
нормы современного конституционного права России.

Деление норм конституционного права, как и норм других отраслей права,
по характеру обязательности предписаний на императивные и диспозитивные
признается практически всеми юристами. При этом взгляды на определение
императивных норм конституционного права не имеют между собой
существенных различий: “Императивные нормы – такие, которые не допускают
свободы усмотрения субъекта в применении установленного ими правила. В
них однозначно определяется вариант поведения субъекта в соответствующих
обстоятельствах” HYPERLINK \l “sub_99195” *(195) . Императивными
являются нормы, “…в которых правило поведения не оставляет субъекту
никакой свободы выбора, а четко предписывают как поступать в
соответствии с указанием” HYPERLINK \l “sub_99196” *(196) .
“Императивным нормам присуща строгая категоричность, исключающая
какие-либо отступления от сформулированного в них правила, не
допускается замена предписаний этих норм по усмотрению участвующих в
применении лиц иными условиями их поведения” HYPERLINK \l “sub_99197”
*(197) . В качестве примера императивной нормы Е.И. Колюшин указывает на
положение ч. 1 ст. 50 Конституции РФ, запрещающее повторное осуждение за
одно и то же преступление HYPERLINK \l “sub_99198” *(198) .
Императивная норма содержится в ч. 1 ст. 60 Конституции, согласно
которой гражданин России не может быть выслан за пределы РФ или выдан
другому государству; в ч. 1 ст. 74 Конституции РФ, не допускающей
установление на территории Российской Федерации таможенных границ,
пошлин, сборов и каких-либо препятствий для свободного перемещения
товаров, услуг и финансовых средств, и во многих иных актах
конституционного права России.

В отличие от императивных норм, понятие диспозитивных норм
конституционного права не имеет однозначного определения. С одной точки
зрения под диспозитивными понимаются нормы “в которых субъекту
предоставляется возможность воспользоваться или не воспользоваться своим
правом выбирать одно из действий, предусмотренных в данной норме”
HYPERLINK \l “sub_99199” *(199) . Диспозитивные нормы предусматривают
возможности выбора варианта действия субъекта с учетом указанных в норме
условий и обстоятельств HYPERLINK \l “sub_99200” *(200) . В качестве
примера такой нормы можно привести ст. 15 Федерального конституционного
закона от 31 мая 2001 г. N 3-ФКЗ “О чрезвычайном положении” HYPERLINK \l
“sub_99201” *(201) , согласно которой Президент РФ вправе
приостанавливать действие правовых актов органов государственной власти
субъектов РФ, правовых актов органов местного самоуправления,
действующих на территории, на которой введено чрезвычайное положение, в
случае противоречия этих актов указу Президента РФ о введении на данной
территории чрезвычайного положения. На основании данной нормы Президент
РФ вправе выбрать один из двух вариантов поведения: приостановить
действие правового акта либо воздержаться от такого шага. Таким образом,
диспозитивная норма в предложенном понимании представляет собой норму,
которая предусматривает возможные варианты поведения субъекта
конституционного права в очерченных ею рамках.

Иной точки зрения придерживается В.О. Лучин, по мнению которого
особенностью диспозитивных норм, отличающей их от императивных норм,
является то, что предусматриваемое ими правило поведения применяется
лишь постольку, поскольку участники отношений не выработали иных условий
своего поведения HYPERLINK \l “sub_99202” *(202) . Аналогичный подход к
пониманию диспозитивных норм встречается в теории права HYPERLINK \l
“sub_99203” *(203) . Он же преобладает и в частном праве:
“Принципиальной особенностью гражданского законодательства является
наличие в нем большого числа диспозитивных правил, действующих только в
том случае, если сами участники регулируемого отношения не предусмотрят
иной вариант своего поведения” HYPERLINK \l “sub_99204” *(204) . Именно
этот взгляд на диспозитивность был взят за основу при рассмотрении
формальной теории разделения права по характеру правовых норм и позволил
прийти к выводу, что в отличие от диспозитивных норм частного права
соответствующие нормы публичного права предусматривают лишь вариантность
поведения участников правоотношений, но, как правило, не предоставляют
последним права самостоятельного установления обязательных для себя
правил поведения, т.е. носят альтернативный характер. Следует признать,
что такой подход к определению понятия диспозитивности более точно
подчеркивает характер правовых предписаний значительного числа норм
публичного права.

В.О. Лучин выделяет альтернативные нормы конституционного права в
отдельную группу, указывая, что эти нормы допускают различные варианты
поведения субъектов правоотношений в зависимости от конкретных условий.
Аналогичных взглядов придерживается О.Е. Кутафин HYPERLINK \l
“sub_99205” *(205) . В качестве примера альтернативной нормы В.О. Лучин
приводит положение ч. 3 ст. 117 Конституции РФ, согласно которому:
“После выражения Государственной Думой недоверия Правительству
Российской Федерации Президент Российской Федерации вправе объявить об
отставке Правительства Российской Федерации либо не согласиться с
решением Государственной Думы”. Следуя данной логике, альтернативной
необходимо признать и приведенную выше в качестве диспозитивной норму
ст. 15 Федерального конституционного закона от 30 мая 2001 г. N 3-ФКЗ “О
чрезвычайном положении”. Таким образом, нормы конституционного права,
которые, по мнению сторонников первого подхода, являются диспозитивными,
с точки зрения характера обязательности закрепленных в них правовых
предписаний следует классифицировать как альтернативные правовые нормы.

На основании изложенного можно сделать вывод, что в конституционном
праве как в одной из отраслей публичного права наряду с императивными
правовыми нормами преобладают альтернативные нормы. Это обстоятельство
является подтверждением тех выводов, которые были сделаны по итогам
анализа формальной теории разделения права по характеру правовых норм.

Вместе с тем нельзя говорить и о полном отсутствии диспозитивных норм в
конституционном праве HYPERLINK \l “sub_99206” *(206) . Так, в
соответствии с ч. 4 ст. 66 Конституции РФ: “Отношения автономных
округов, входящих в состав края или области, могут регулироваться
федеральным законом и договором между органами государственной власти
автономного округа и соответственно органами государственной власти края
или области”. Данная норма закрепляет возможность вступления двух
субъектов РФ в договорные правоотношения. Она носит диспозитивный
характер, поскольку не определяет конкретные варианты поведения
субъектов правоотношений, а предоставляет им право самостоятельно
договориться по определенному кругу вопросов. Возможность договорного
регулирования отношений предусмотрена в ч. 3 ст. 11 Конституции РФ:
“Разграничение предметов ведения и полномочий между органами
государственной власти Российской Федерации и органами государственной
власти субъектов Российской Федерации осуществляется настоящей
Конституцией, Федеративным и иными договорами о разграничении предметов
ведения и полномочий”. Диспозитивный характер носит также положение ч. 2
ст. 78 Конституции РФ, согласно которому: “Федеральные органы
исполнительной власти по соглашению с органами исполнительной власти
субъектов Российской Федерации могут передавать им осуществление части
своих полномочий, если это не противоречит Конституции Российской
Федерации и федеральным законам”. Таким образом, позитивное
конституционное право наряду с императивными и альтернативными правовыми
нормами содержит и диспозитивные нормы, число которых в настоящее время
невелико, в частности, в силу новизны для конституционного права самого
метода диспозитивного регулирования.

В отличие от конституционного права, как и вообще от права публичного,
современное частное право практически целиком построено на методе
диспозитивного правового регулирования. Проявление этого метода
выражается в диспозитивных нормах, которые содержат определенное правило
поведения, снабженное оговоркой “если иное не установлено договором”,
позволяющей сторонам урегулировать свои отношения иначе, нежели это по
общему правилу предусматривает закон HYPERLINK \l “sub_99207” *(207) .
То есть, диспозитивность норм частного права заключается в возможности
вступления сторон в частно-правовые договоры, форма, порядок заключения
и существенные элементы которых определяются законодательством.
Регулирующая роль такого договора сближает его с законом и нормативными
актами. При этом его условия отличаются от правовой нормы главным
образом двумя особенностями. Первая связана с происхождением правила
поведения: договор выражает волю сторон, а правовой акт – волю издавшего
его органа. Вторая различает пределы действия того и другого правила
поведения: договор непосредственно рассчитан на регулирование поведения
только его сторон – для тех, кто не является сторонами, он может создать
права, но не обязанности; в то же время правовой или иной нормативный
акт порождает в принципе общее для всех и каждого правило поведения
(любое ограничение круга лиц, на которых распространяется нормативный
акт, им же определяется) HYPERLINK \l “sub_99208” *(208) . Правовое
регулирование частно-правовых договоров выражается в установлении
порядка их заключения и исполнения сторонами принятых на себя
обязательств, а также ответственности за неисполнение или ненадлежащее
исполнение таких обязательств. Основным нормативным актом, регулирующим
договорные правоотношения в частном праве, является ГК РФ, а именно
подразд. 1 и 2 разд. 3 общей части ГК РФ и главы части второй ГК РФ,
посвященные регулированию отдельных видов обязательств.

Наряду с гражданско-правовыми договорами существуют договоры, которые
используются за пределами указанной отрасли. Все они являются
соглашениями, направленными на возникновение набора прав и обязанностей,
которые составляют в совокупности правоотношение, порожденное
соглашением HYPERLINK \l “sub_99209” *(209) . Имеются они и в публичном
праве. Как отметил Ю.А. Тихомиров, публично-правовое регулирование
пользуется преимущественно методами нормативной ориентации и
императивных предписаний, что отличает его от частно-правовых методов
регулирования. И все же сочетание, а не противопоставление методов
свойственно и публичному праву. Оно использует договорное начало как
самостоятельный способ договорного регулирования, а также включает его в
общую правовую цепь в качестве элемента регулирования HYPERLINK \l
“sub_99210” *(210) .

Такой же точки зрения придерживается Ю.А. Дмитриев, по мнению которого
в советский период развития отечественной правовой науки сложилось
представление о том, что конкретную отрасль права характеризует
специфический предмет и метод. Однако в современных условиях это не
совсем так. Что касается предмета, то его индивидуальная принадлежность
конкретной отрасли права сомнения не вызывает, один и тот же метод
характеризует несколько отраслей права. В частности, метод волевого
воздействия в сочетании с отдельными элементами договора характерен для
государственного (конституционного) права и иных отраслей публичного
права HYPERLINK \l “sub_99211” *(211) .

Ю.А. Тихомиров определяет договор как соглашение сторон, выражающее их
волю к установлению, изменению и прекращению взаимных прав и
обязанностей, к совершению либо воздержанию от совершения юридических
действий. Он указывает на следующие признаки договора:

– добровольность заключения, т.е. свободное волеизъявление;

– равенство сторон;

– согласие сторон по всем существенным аспектам договора;

– эквивалентный, чаще всего, возмездный характер;

– взаимная ответственность сторон за невыполнение или ненадлежащее
выполнение принятых на себя обязательств;

– законодательное обеспечение договоров, придающее им юридическую силу
HYPERLINK \l “sub_99212” *(212) .

Между тем перечисленные признаки договора свойственны отраслям частного
права, основанным на равенстве и автономии воли участников
правоотношений, регулирующим в основном экономические отношения и
содержащим значительное число правовых норм, посвященных договорам. Вряд
ли можно с уверенностью утверждать, что любой публично-правовой договор
должен отвечать всем указанным выше признакам.

Публичное право России не оформлено в единую правовую отрасль, что
выражается, в том числе, в отсутствии общей части, которая бы на
позитивном уровне закрепила основные элементы правового регулирования
договорных правоотношений. По этой причине однозначно говорить о тех или
иных свойствах публично-правового договора не представляется возможным.
Регулирование таких договоров носит специальный характер, и только
анализ конкретных нормативных актов и возникающих на их основании
фактических договорных правоотношений может помочь нам выявить те или
иные черты этого нового для публичного права института.

Одной их отраслей современного публичного права, в которой применяется
механизм договорного регулирования отношений, является налоговое право.
В частности, ст. 64-65 НК РФ HYPERLINK \l “sub_99213” *(213)
предусматривают возможность заключения между налоговым органом и
налогоплательщиком договора о предоставлении налогового кредита. В
соответствии с указанными нормами налоговый кредит представляет собой
изменение срока уплаты налога на срок от трех месяцев до одного года при
наличии хотя бы одного из следующих оснований:

– причинения налогоплательщику ущерба в результате стихийного бедствия,
технологической катастрофы или иных обстоятельств непреодолимой силы;

– задержки налогоплательщику финансирования из бюджета или оплаты
выполненного им государственного заказа;

– угрозы банкротства этого лица в случае единовременной выплаты им
налога.

В случае предоставления налогового кредита по последнему основанию,
проценты на сумму задолженности начисляются, исходя из ставки
рефинансирования Центрального банка России, действовавшей за период
договора о налоговом кредите. В остальных случаях налоговый кредит
предоставляется безвозмездно.

Договор о налоговом кредите должен предусматривать сумму задолженности
(с указанием на налог, по уплате которого предоставлен налоговый
кредит), срок действия договора, начисляемые на сумму задолженности
проценты, порядок погашения суммы задолженности и начисленных процентов,
документы об имуществе, которое является предметом залога, либо
поручительство, ответственность сторон.

Возможность договорных правоотношений заложена в бюджетном праве РФ.
Так, в соответствии с п. 1 ст. 134 БК РФ HYPERLINK \l “sub_99214”
*(214) , бюджетам субъектов РФ из федерального бюджета могут
предоставляться бюджетные кредиты на срок до одного года в объеме,
утвержденном федеральным законом о федеральном бюджете на очередной
финансовый год. Основания, порядок предоставления, использования и
возврата указанных бюджетных кредитов устанавливаются федеральным
законом и принимаемыми в соответствии с ним нормативными правовыми
актами Правительства РФ. Предоставление бюджетам субъектов РФ бюджетных
кредитов из федерального бюджета осуществляется по процентной ставке,
устанавливаемой федеральным законом о федеральном бюджете на очередной
финансовый год.

Согласно Правилам предоставления бюджетам субъектов РФ из федерального
бюджета бюджетных кредитов на покрытие временных кассовых разрывов,
возникающих при исполнении бюджетов субъектов РФ, и расходов, связанных
с ликвидацией последствий стихийных бедствий, а также использования и
возврата бюджетами субъектов РФ указанных бюджетных кредитов, утв.
Постановлением Правительства РФ от 28 марта 2005 г. N 160 HYPERLINK \l
“sub_99215” *(215) , бюджетный кредит предоставляется субъекту РФ в
строго определенных случаях и оформляется соглашением между Минфином РФ
и органом исполнительной власти субъекта РФ. При этом Минфин РФ
устанавливает требования к содержанию соглашения о предоставлении
бюджетного кредита, условия предоставления бюджетного кредита,
отвечающие задачам рационального использования бюджетных средств и
укрепления финансовой дисциплины, а также меры ответственности в
соответствии с законодательством РФ за нецелевое использование и
несвоевременный возврат бюджетного кредита.

Данные примеры позволяют сделать ряд критических замечаний в адрес
предложенных Ю.А. Тихомировым признаков договора применительно к
публичному праву. Так, ошибочным следует признать тезис о равенстве – в
общепринятом понимании – сторон публично-правового договора. Налоговый
орган и организацияналогоплательщик, Минфин РФ и орган исполнительной
власти субъекта РФ – не равноправные субъекты правоотношений. Очевидно,
они “уравниваются” только для принятия взаимосогласованного решения,
оформленного соответствующим договором. Кроме того, как видно на примере
договора о предоставлении налогового кредита, публично-правовой договор
может не носить эквивалентного характера для одной из его сторон,
предусматривая при этом особую, отличающуюся от общепринятой, процедуру
исполнения публично-правового обязательства другой стороны. К тому же
вряд ли можно с уверенностью говорить об обоюдной ответственности сторон
подобного договора. Все изложенное позволяет заметить, что далеко не
всякий публично-правовой договор может быть помещен в рамки общих
представлений об институте договора.

Основу правового регулирования договорных отношений в конституционном
праве составляют приведенные выше диспозитивные нормы ч. 3 ст. 11, ч. 4
ст. 66 и ч. 2 ст. 78 Конституции РФ, а также ряд норм гл. IV.1 “Общие
принципы разграничения полномочий между федеральными органами
государственной власти и органами государственной власти субъекта
Российской Федерации” Федерального закона от 6 октября 1999 г. N 184-ФЗ
“Об общих принципах организации законодательных (представительных) и
исполнительных органов государственной власти субъектов Российской
Федерации” HYPERLINK \l “sub_99216” *(216) (далее – Федеральный закон
об общих принципах организации органов государственной власти субъектов
РФ), введенной Федеральным законом от 4 июля 2003 г. N 95-ФЗ. До
принятия названной главы договорные правоотношения в конституционном
праве регулировались нормами Федерального закона от 24 июня 1999 г. N
119-ФЗ “О принципах и порядке разграничения предметов ведения и
полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и
органами государственной власти субъектов Российской Федерации”
HYPERLINK \l “sub_99217” *(217) . Кроме того, отдельные положения,
касающиеся регулирования договорных отношений, содержатся в уставах
субъектов РФ и муниципальных образований.

Практика применения договора в конституционном праве достаточно широка.
Она включает в себя договоры о разграничении предметов ведения и
полномочий между органами государственной власти РФ и органами
государственной власти субъектов РФ. Еще до вступления в силу
Федерального закона от 24 июня 1999 г. N 119-ФЗ “О принципах и порядке
разграничения предметов ведения и полномочий между органами
государственной власти Российской Федерации и органами государственной
власти субъектов Российской Федерации” такие договоры были заключены
почти с 40 субъектами РФ. Кроме того, договоры о разграничении предметов
ведения и полномочий заключаются отдельными субъектами РФ между собой,
например, Договор от 10 ноября 1997 г. об отношениях между органами
государственной власти Пермской области и органами государственной
власти Коми-Пермяцкого автономного округа HYPERLINK \l “sub_99218”
*(218) . Практика договорных отношений в конституционном праве также
включает в себя широкий спектр договоров о передаче полномочий между
федеральными органами исполнительной власти и органами исполнительной
власти субъектов РФ. Они обычно посвящены вопросам разграничения
полномочий в конкретной сфере деятельности. Заключаются договоры и между
отдельными муниципальными образованиями. Например, Договор от 7 апреля
2000 г. между г. Саранском и Октябрьским районом г. Саранска HYPERLINK
\l “sub_99219” *(219) , направленный на разграничение полномочий между
городом и районом по различным вопросам.

Несмотря на достаточно широкое применение института юридического
договора, его родоначальником, безусловно, является частное право. Оно
исторически уделяет особое внимание вопросам правового регулирования
договорных отношений и имеет наиболее разработанную теоретическую базу.
По этой причине для получения юридической характеристики
конституционно-правового договора представляется целесообразным
произвести сравнительный анализ основ правового регулирования договорных
отношений в конституционном и гражданском праве.

В соответствии с п. 1 ст. 420 ГК РФ договором признается соглашение
двух или нескольких лиц об установлении, изменении или прекращении
гражданских прав и обязанностей. Таким образом, гражданско-правовой
договор характеризуется двумя основными чертами: во-первых, наличием
согласованных действий участников, выражающих их взаимное
волеизъявление; во-вторых, направленностью данных действий
(волеизъявления) на установление, изменение или прекращение гражданских
прав и обязанностей HYPERLINK \l “sub_99220” *(220) .

Федеральный закон об общих принципах организации органов
государственной власти субъектов РФ предусматривает три вида
конституционно-правового договора:

– договор о разграничении полномочий между органами государственной
власти края, области и органами государственной власти входящего в их
состав автономного округа;

– договор между органами государственной власти РФ и органами
государственной власти субъекта РФ о разграничении полномочий;

– соглашение между федеральными органами исполнительной власти и
органами исполнительной власти субъектов РФ о передаче права
осуществления части полномочий.

Согласно п. 5 ст. 1 рассматриваемого закона разграничение предметов
ведения и полномочий между органами государственной власти РФ и органами
государственной власти субъекта РФ осуществляется Конституцией РФ,
Федеративным договором и иными договорами о разграничении предметов
ведения и полномочий, заключенными в соответствии с Конституцией РФ и
федеральными законами. В соответствии с п. 1 ст. 26.7 Федерального
закона об общих принципах организации органов государственной власти
субъектов РФ заключение договоров о разграничении полномочий допускается
только в том случае, если это обусловлено экономическими,
географическими и иными особенностями субъекта Российской Федерации, и в
той мере, в которой указанными особенностями определено иное, чем это
установлено федеральными законами, разграничение полномочий.

Согласно п. 1 ст. 26.8 Федерального закона об общих принципах
организации органов государственной власти субъектов РФ, федеральные
органы исполнительной власти по соглашению с исполнительными органами
государственной власти субъекта РФ могут передавать им осуществление
части своих полномочий, если это не противоречит Конституции РФ,
федеральным законам. Соглашения заключаются в случае, если осуществление
части полномочий не может быть возложено федеральным законом в равной
мере на исполнительные органы государственной власти РФ. Исполнительные
органы государственной власти субъекта РФ по соглашению с федеральными
органами исполнительной власти могут передавать им осуществление части
своих полномочий с передачей необходимых материальных и финансовых
средств, если это не противоречит конституции (уставу), законам и иным
правовым актам субъекта РФ.

Как видно, данные нормы не раскрывают содержание понятия
конституционно-правового договора. Вместе с тем анализ этих и других
норм Федерального закона об общих принципах организации органов
государственной власти субъектов РФ позволяет выделить ряд родовых
признаков конституционно-правового договора, которые свидетельствуют о
его общей природе с частно-правовым договором.

Во-первых, участие в заключении конституционно-правового договора могут
принимать двое и более лиц. В соответствии со ст. 26.7 Федерального
закона об общих принципах организации органов государственной власти
субъектов РФ, сторонами договора о разграничении полномочий являются
федеральные органы государственной власти и органы государственной
власти субъектов РФ. Согласно ст. 26.8 названного закона сторонами
соглашения о передаче осуществления части полномочий являются
федеральные органы исполнительной власти и органы исполнительной власти
субъекта РФ. Таким образом, количество участников
конституционно-правового договора законодательно не ограничено. На
практике встречаются и более сложные договоры, например, Договор от 27
мая 1996 г. “О разграничении предметов ведения и полномочий между
органами государственной власти РФ и органами государственной власти
Иркутской области и входящего в ее состав Усть-Ордынского Бурятского
автономного округа” HYPERLINK \l “sub_99221” *(221) .

Во-вторых, для заключения конституционно-правового договора требуется
воля всех его сторон. Ни одна из сторон договора о разграничении
полномочий или соглашения о передаче осуществления части полномочий не
может быть принуждена к его заключению. Этот принцип, несмотря на
отсутствие его прямого законодательного закрепления, вытекает из
правового регулирования процедуры заключения соответствующего
конституционно-правового договора.

Так, на основании ст. 26.7 Федерального закона об общих принципах
организации органов государственной власти субъектов РФ проект договора
о разграничении полномочий подлежит предварительному одобрению
постановлением законодательного (представительного) органа
государственной власти субъекта РФ, большинством голосов от
установленного числа депутатов. Затем данный проект направляется на
подпись Президенту РФ, после чего он подлежит утверждению путем принятия
федерального закона.

Согласно ст. 26.8 Федерального закона об общих принципах организации
органов государственной власти субъектов РФ инициативой подписания
соглашения о передаче осуществления части полномочий обладает как
федеральный орган исполнительной власти РФ, так и высший орган
исполнительной власти субъекта РФ. Сторона, получившая проект
соглашения, должна рассмотреть его в месячный срок. В случае если проект
соглашения не будет согласован сторонами в двухнедельный срок по
истечении установленного срока, сторона – инициатор заключения
соглашения вправе обратиться для рассмотрения разногласий в профильную
правительственную комиссию либо отказаться от продолжения процедуры
заключения соглашения. Правительственная комиссия в месячный срок
рассматривает на своем заседании и принимает согласованное сторонами
решение о подписании соглашения либо о прекращении процедуры его
заключения. По настоянию одной из сторон комиссия обязана принять
решение о направлении материалов для рассмотрения на заседании
Правительства РФ, которое в месячный срок принимает по представленным
материалам окончательное решение.

Таким образом, по общему правилу воля любой из сторон
конституционно-правового договора является необходимым условием для его
заключения. Отступление от данного принципа, предусмотренное Федеральным
законом об общих принципах организации органов государственной власти
субъектов РФ в отношении соглашения о передаче осуществления части
полномочий, скорее подтверждает правило, ведь даже гражданское право
предусматривает ситуации, при которых заключение соответствующего
договора является обязательным для сторон. Вместе с тем следует отметить
некоторое ужесточение характера правового регулирования, произошедшее с
момента отмены Федерального закона от 24 июня 1999 г. N 119-ФЗ “О
принципах и порядке разграничения предметов ведения и полномочий между
органами государственной власти РФ и органами государственной власти
субъектов Российской Федерации”, ст. 8 которого прямо закрепляла принцип
свободы конституционно-правового договора: “Заключение договоров,
соглашений осуществляется на добровольной основе”.

В-третьих, заключение конституционно-правового договора направлено на
порождение юридических последствий для его сторон в виде установления,
изменения или прекращения их конституционных прав и обязанностей.

В соответствии с п. 1 ст. 26.7 Федерального закона об общих принципах
организации органов государственной власти субъектов Федерации в
договоре о разграничении полномочий устанавливается перечень полномочий
федеральных органов государственной власти и органов государственной
власти субъекта РФ, разграничение которых производится иначе, чем это
установлено федеральными законами и законами субъекта РФ, определяются
условия и порядок осуществления этих полномочий, конкретные права и
обязанности сторон, срок действия договора о разграничении полномочий и
порядок продления данного срока, а также основания и порядок досрочного
расторжения договора о разграничении полномочий.

В силу п. 2 ст. 26.8 указанного закона в соглашении о передаче
осуществления части полномочий определяются условия и порядок передачи
осуществления полномочий, в том числе порядок их финансирования, срок
действия соглашения, ответственность сторон соглашения, основания и
порядок его досрочного расторжения, иные вопросы, связанные с
исполнением положений соглашения.

Таким образом, любое изменение в объеме полномочий или в порядке их
осуществления влечет для участников договора или соглашения юридические
последствия в виде установления, изменения или прекращения их
конституционных прав и обязанностей.

В соответствии с п. 1 ст. 1 ГК РФ гражданско-правовой договор
представляет собой соглашение между равными друг другу субъектами
гражданского права. Частное право строится на постулате: “…наличие
между сторонами отношения власти и подчинения вообще исключает в
принципе возможность применения не только гражданского законодательства,
но и самой конструкции договора как такового. Договор может существовать
между субъектами, которые в данном конкретном случае занимают равное
положение” HYPERLINK \l “sub_99222” *(222) . Действительно, как можно
заключить договор с лицом, которое обладает правом давать властные
распоряжения относительно его предмета другой стороне договора? В этом
случае теряется смысл договора как соглашения сторон, поскольку сторона,
обладающая властными полномочиями, имеет все возможности для навязывания
своей воли подчиненной стороне, мнение которой будет лишь учитываться
при его заключении. Такая юридическая конструкция по своей сути будет
завуалированной формой приказа. Таким образом, если говорить о том, что
конституционно-правовой договор должен опираться на общую теорию
договорного права, нужно также иметь в виду необходимость соблюдения
принципа равенства сторон этого договора.

В современном позитивном конституционном праве правило равенства сторон
договора проведено непоследовательно. Если рассматривать взаимоотношения
между субъектами РФ, то их равенство в договорных правоотношениях
вытекает из принципа универсального равноправия, закрепленного в ст. 5
Конституции РФ. Напротив, отношения органов государственной власти
Российской Федерации и органов государственной власти ее субъектов не
могут быть целиком основаны на данном принципе. Очевидно, их равенство
может проявляться лишь в определенных случаях, установленных
соответствующей диспозитивной нормой. Однако ни Конституция РФ, ни
Федеральный закон об общих принципах организации органов государственной
власти субъектов РФ не содержат норм, которые бы прямо указывали на
равенство сторон конституционно-правового договора, хотя отдельные
положения названного закона позволяют сделать вывод о том, что
законодатель придерживался данной мысли. Это и принцип свободы договора,
вытекающий из особой процедуры его заключения, и практическое отсутствие
правовых возможностей властного давления одной из сторон
конституционно-правового договора на другую его сторону при заключении
или исполнении договора, и сам проведенный в законе метод диспозитивного
регулирования, который противопоставляется методу властного
регулирования отношений и исключает возможность подчинения одного
субъекта правоотношений другому.

Все изложенное свидетельствует о намерении законодателя в какой-то
степени уравнять стороны конституционно-правового договора между собой с
позиции их отношения к государственной власти. Однако последовательное
проведение принципа диспозитивности в конституционном праве, по нашему
мнению, требует прямого законодательного закрепления равенства сторон
конституционно-правового договора.

Исходя из вышеизложенного, конституционно-правовой договор может быть
определен как соглашение двух или нескольких субъектов конституционного
права об установлении, изменении или прекращении конституционных прав и
обязанностей. Очевидное сходство этого определения с определением
частно-правового договора свидетельствует об их единой правовой природе.
Данное обстоятельство следует отнести к числу достоинств позитивного
конституционного права России, поскольку, только опираясь на
разработанную теоретическую базу и накопленный практический опыт, пусть
и заимствованные из иной правовой отрасли, можно создать новый институт,
который бы логично вписывался в правовую систему государства. Введение в
законодательство в ускоренном порядке новых, теоретически не
разработанных элементов права влечет за собой разрыв правового
материала, порождает непонимание и споры, ослабляющие их регулятивную
функцию.

Автор не может согласиться с выводами ряда юристов, в частности М.В.
Золотаревой, об очевидных недостатках договорного права, которые были
сделаны по итогам анализа правового регулирования и практики заключения
договоров о разграничении предметов ведения и полномочий между
федеральным центром и субъектами РФ. В обоснование своей позиции М.В.
Золотарева выдвигает четыре основных аргумента.

Во-первых, значительное количество договоров с нетождественными
текстами вносит элемент “эрозии” в российское законодательство и может
привести к правовому хаосу HYPERLINK \l “sub_99223” *(223) . Такой
довод нельзя признать состоятельным, поскольку при его формулировании
использованы малопонятные и юридические некорректные категории “эрозии”
и “хаоса”, а также не указаны основания для такого негативного прогноза.
Договорное регулирование отношений применяется во многих сферах
общественной жизни и зачастую оказывается намного более эффективным, чем
нормативное регулирование.

Во-вторых, М.В. Золотарева полагает, что процесс заключения
двусторонних договоров ставит под вопрос равноправие субъектов РФ. По ее
мнению, было бы понятным заключение договоров лишь в исключительных
случаях HYPERLINK \l “sub_99224” *(224) . Между тем возможность
заключения договоров только в исключительных случаях более всего
противоречит диспозитивной природе договора и ущемляет интересы тех
субъектов Федерации, на которые по тем или иным причинам этот
исключительный случай не распространяется. Ведь определенные
политические, экономические, социальные, географические, этнические и
другие особенности, требующие специального подхода, имеет любой из
субъектов РФ и каждый из них вправе рассчитывать на учет таких
особенностей во взаимоотношениях с федеральным центром.

В-третьих, М.В. Золотарева подвергает сомнению предмет регулирования
договоров о разграничении предметов ведения и полномочий HYPERLINK \l
“sub_99225” *(225) . Действительно, на момент подготовки к изданию
книги “Федерация в России: Проблемы и перспективы” единственным
нормативным актом в сфере правового регулирования
конституционно-правовых договоров была Конституция РФ, нормы которой и
создали почву для таких сомнений. В настоящее время круг проблем,
которые могут быть предметом регулирования договоров о разграничении
предметов ведения и полномочий, определен Федеральным законом об общих
принципах организации органов государственной власти субъектов РФ. Таким
образом, неопределенность в вопросе о предмете данного договора,
позволяющая говорить о его очевидных недостатках, по нашему мнению,
устранена.

В качестве четвертого аргумента М.В. Золотарева отмечает, что
большинство договоров неконституционны; только некоторые из них можно
считать вполне соответствующими Конституции РФ HYPERLINK \l “sub_99226”
*(226) . Однако данное обстоятельство указывает лишь на юридически
неадекватную практику применения договорного регулирования отношений в
конституционном праве, объяснимую недостатком нормативного материала и
внутриполитическими проблемами, но не может свидетельствовать против
договорного права в целом. Как известно, в процессе практической
деятельности может быть извращен смысл любых, даже самых благих
начинаний. Кроме того, на момент написания настоящей работы значительное
число несоответствующих Конституции РФ договоров прекращены, а некоторые
оставлены в силе и приведены в соответствие Конституции РФ. В качестве
примера можно привести Договор от 26 сентября 2002 г. “О внесении
изменений в Договор о разграничении предметов ведения и полномочий между
органами государственной власти Российской Федерации и органами
государственной власти Республики Саха (Якутия)” HYPERLINK \l
“sub_99227” *(227) .

По нашему мнению, использование современным конституционным правом
России института договора является закономерным явлением. Как отмечалось
в HYPERLINK \l “sub_100” первой главе настоящей работы, правовое
регулирование отношений между равными с позиции подчинения вышестоящей
власти субъектами требует применения принципа диспозитивности независимо
от области общественной жизни, в которой они складываются. Таким
образом, появление в конституционном праве России субъектов, обладающих
равенством при решении определенных вопросов независимо от того,
обладают ли они равной правоспособностью или нет, порождает
необходимость использования диспозитивных правовых норм, предоставляющих
участникам таких отношений возможность самостоятельно договориться об
обязательных для себя правилах поведения по обозначенному кругу
вопросов. При этом договор является традиционным юридическим
инструментом для оформления соглашений, порождающих правовые
последствия. Постоянно возникающий вопрос о целесообразности отстранения
государства от регулирования такого рода отношений носит не юридический,
а политический характер. Его решение зависит от политической обстановки
в стране в целом, зрелости гражданского общества, соотношения сил
центральной и региональных властей, а также от многих иных факторов.

В целом можно констатировать факт внедрения в современное
конституционное право единого с правом частным договорного
инструментария, что вполне укладывается в современную тенденцию
проявления частных начал в отраслях публичного права. В частности, Н.С.
Бондарь отмечает, что такие начала роднят муниципальное право с правом
гражданским HYPERLINK \l “sub_99228” *(228) . В этих условиях
необходимо согласиться с тезисом Н.В. Витрука о том, что: “Развитие
договорных начал в публичном праве – перспективное направление
осуществления народовластия (публичной власти) в Российской Федерации”
HYPERLINK \l “sub_99229” *(229) . При этом наиболее актуальным вопросом
является разработка общей теоретической концепции
конституционно-правового договора, наличие которой упорядочило бы
разнородные диспозитивные нормы конституционного права и значительно
повысило бы правовой потенциал этого юридического института.

Список литературы

Монографии

Авакьян С.А. Конституционное право России: Учеб. курс: В 2 т. М.:
Юристъ, 2005.

Авакьян С.А. Конституция России: Природа, эволюция, современность. 2-е
изд. М.: РЮИД “Сашко”, 2000.

Агеева Е.А. О специфике юридической ответственности в государственном
управлении//Правовое обеспечение договорной и трудовой дисциплины:
Тезисы докладов республиканской научной конференции. Вильнюс: Изд.
Вильнюс. унта, 1984.

Асланян Н.П. Основные начала российского частного права. Иркутск:
Изд-во ИГЭА, 2001.

Баглай М.В., Габричидзе Б.Н. Конституционное право Российской
Федерации. М.: Инфра-М-Кодекс, 1996.

Боброва Н.А., Зражевская Т.Д. Ответственность в системе гарантий
конституционных норм. Государственно-правовые аспекты. Воронеж: Изд-во
Воронеж. унта, 1985.

Бондарь Н.С. Гражданин и публичная власть: Конституционное обеспечение
прав и свобод в местном самоуправлении: Учеб. пособ. М.: Городец, 2004.

Брагинский М.И. О месте гражданского права в системе “право
публичное-частное”//Проблемы современного гражданского права: Сб.
ст./ИЗиСП при Правительстве РФ. М.: Городец, 2000.

Братусь С.Н. Предмет и система советского гражданского права. М.:
Госюриздат, 1963.

Братусь С.Н. Юридическая ответственность и законность. М.: Юрид. лит.,
1976.

Гамбаров Ю.С. Курс гражданского права. Часть общая. Т. 1. СПб.: Тип.
М.М. Стасюлевича, 1911.

Герваген Л.Л. На чем основано разделение права на публичное и частное,
гражданское? Пг.: Тип. М.А. Александрова, 1915.

Гессен В.М. Основы конституционного права. 2-е изд. Пг.: Изд. юр. кн.
склада “Право”, 1918.

Гойхбарг А.Г. Основы частного имущественного права: Очерки. М.: Красная
Новь, 1924.

Гойхбарг А.Г. Хозяйственное право РСФСР. Гражданский кодекс. Т. 1. М.;
Пг.: Государственное издательство, 1923.

Гражданское право: Учебник: В 2 т. Т. 1/Отв. ред. проф. Е.А. Суханов.
2-е изд., перераб. и доп. М.: БЕК, 2000.

Гражданское право: Учебник: В 2 т. Т. 2. Пт. 1/Отв. ред. проф. Е.А.
Суханов. 2-е изд., перераб. и доп. М.: БЕК, 2000.

Гражданское право: Учебник: В 2 т. Т. 2. Пт. 2/Отв. ред. проф. Е.А.
Суханов. 2-е изд., перераб. и доп. М.: БЕК, 2000.

Денисов А.И., Кириченко М.Г. Советское государственное право. М.:
Госюриздат, 1957.

Дигесты Юстиниана. М.: Наука, 1984.

Дмитриев Ю.А., Мухачев И.В. Понятие, предмет и метод конституционного
права Российской Федерации – от исторических истоков к современности.
М.: Манускрипт, 1998.

Договорное право. Книга первая: Общие положения: 3-е изд., стер. М.:
Статут, 2001.

Дурденевский В.Н. Субъективное право и его основное разделение//Сб.
Об-ва Истор., Философ. и Соц. наук при Пермском ун-те. Вып. 1, 1918.

Еллинек Г. Право современного государства. Общее учение о государстве.
Т. 1 СПб.: Тип. Т-ва “Общественная польза”, 1903.

Золотарева М.В. Федерация в России: проблемы и перспективы. М.: Пробел,
1999.

Зражевская Т.Д. Ответственность по советскому государственному праву.
Воронеж: Изд-во Воронеж. унта, 1980.

Иоффе О.С., Шаргородский М.Д. Вопросы теории права. М.: Госюриздат,
1961.

Кавелин К.Д. Права и обязанности по имуществам и обязательствам. СПб.:
Тип. М.М. Стасюлевича, 1879.

Кавелин К.Д. Что есть гражданское право. Где его пределы. СПб.: Тип.
Императ. акад. наук, 1864.

Кечекьян С.Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. М.: Изд-во АН
СССР, 1958.

Козлова Е.И., Кутафин О.Е. Конституционное право России: Учебник. М.:
Юристъ, 1995.

Кокошкин Ф.Ф. Лекции по общему государственному праву. 2-е изд. М.:
Тип. Братьев Башмаковых, 1912.

Колюшин Е.И. Конституционное (государственное) право России: Курс
лекций. М.: Изд-во МГУ, 1999.

Колюшин Е.И. Право и финансирование выборов. Научно-практическое
пособие. М.: Юрид. лит., 1998.

Коток В.Ф. О предмете и источниках конституционного права
социалистических стран//Конституционное право соц. стран. М.: Изд-во
ИГиП АН СССР, 1963.

Коток В.Ф. О предмете советского государственного права//Вопросы сов.
гос-ва и права. М., 1959.

Коток В.Ф. Социалистический демократизм советского государства//Вопросы
сов. гос-ва и права 1917-1957. М.: Изд-во АН СССР, 1957.

Кутафин О.Е. Предмет конституционного права. М.: Юристъ, 2001.

Ленин В.И. О задачах Наркомюста в условиях новой экономической
политики. Полн. собр. соч. Т. 44.

Лукьянова Е.А. Закон как источник советского государственного права.
М.: Изд-во МГУ, 1988.

Лучин В.О. Конституционная ответственность//Связь юридической науки с
практикой. М.: Изд-во ИгиП АН СССР, 1986.

Лучин В.О. Конституционные нормы и правоотношения: Учеб. пособ. М.:
Закон и право, 1997.

Лучин В.О. О типологии конституционных норм//Тр. Моск. гос. юрид. акад.
М.: Юристъ, 1997. N 1.

Лучин В.О. Реализация конституционных норм: общее и
особенное//Конституционная реформа в СССР: Актуальные проблемы. М.:
Изд-во ИГиП АН СССР, 1990.

Лучин В.О. Тенденции развития советского государственного
права//Актуальные теоретические проблемы развития государственного права
и советского строительства. М., 1976.

Мейер И.Д. Русское гражданское право: Чтения, изданные по запискам
слушателей. СПб.: Тип. Д.В. Чичинадзе, 1897.

Мицкевич А.В. Система права и система законодательства: развитие
научных представлений и законотворчества//Проблемы современного
гражданского права: Сб. ст./ИЗиСП при Правительстве РФ. М.: Городец,
2000.

Мишин А.А. Конституционное (государственное) право зарубежных стран.
М.: Изд-во Белые альвы, 1996.

Муромцев С.А. Определение и основное разделение права. М.: Тип. А.И.
Мамонтова и Ко, 1879.

Оболонский А.В., Пискотин М.И. Человек и государственное управление.
М.: Наука, 1987.

Ориу М. Основы публичного права/Пер. с франц. М.: Изд. Ком. Акад.,
1929.

Основин В.С. Нормы советского государственного права. М.: Госюриздат,
1963.

Основин В.С. Советские государственно-правовые отношения. М.: Юрид.
лит., 1962.

Пашуканис Е.Б. Общая теория права и марксизм. 2-е изд. М.: Изд. Соц.
Акад., 1926.

Петражицкий Л.И. Теория права и государства. Т. 2. СПб.: Тип. М.
Меркушева, 1910.

Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М.: Статут, 1998.

Равин С.М. Сущность советского государственного права. Л.: Изд-во ЛГУ,
1963.

Развитие кодификации советского законодательства. М.: Юрид. лит., 1968.

Советское государственное право/Под. ред. И.Е. Фарбера. Саратов, 1979.

Советское государственное право: Учебник. 2-е изд., испр. и доп. М.:
Юрид. лит., 1985.

Тарановский Ф.В. Учебник энциклопедии права. Юрьев: Тип. К. Маттисена,
1917.

Теория государства и права: Учебник для юрид. вузов и фак./Под ред.
В.М. Корельского и В.Д. Перевалова. М.: Норма-Инфра-М, 1998.

Тихомиров Ю.А. Публичное право: Учебник. М.: БЕК, 1995.

Трубецкой Е.Н. Лекции по энциклопедии права. М.: Тип. А.И. Мамонтова,
1917.

Уманский Я.Н. Советское государственное право: Учебник. М.: Госюриздат,
1959.

Фарбер И.Е., Ржевский В.А. Вопросы теории советского конституционного
права. Вып. 1. Саратов: Приволж. кн. изд-во, 1967.

Халфина Р.О. Общее учение о правоотношении. М.: Юрид. лит., 1974.

Хороший Н.Н. К вопросу о месте государственного права в советской
правовой системе//Актуальные вопросы правоведения. Томск, 1978.

Черепахин Б.Б. К вопросу о частном и публичном праве. М.: ДЕЮРЕ, 1994.

Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. Т. 2. Выпуск 2, 3, 4. М.: Изд-во
“Юрид. колледж МГУ”, 1995.

Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права (по изданию 1907
г.). М.: Спарк, 1995.

Явич Л.С. Право развитого социалистического общества. М.: Юрид. лит.,
1978.

Яковлев В.Ф. Гражданский кодекс и государство//Сб. Гражданский кодекс
России. Проблемы. Теория. Практика. М.,1998.

Яковлев В.Ф. Новое в договорном праве//Материалы международной научной
конференции: Гражданское законодательство Российской Федерации:
состояние, проблемы, перспективы. М.: Изд-во ВНИИСЗ, 1994.

Яковлев В.Ф. Россия: Экономика, гражданское право (вопросы теории и
практики). М.: РИЦ ИСПИ РАН, 2000.

Публикации в периодических изданиях

Авакьян С.А. Государственно-правовая ответственность//Сов. гос-во и
право. 1975. N 10.

Авакьян С.А. Государственно-правовые институты: Понятие и
формирование//Сов. гос-во и право. 1977. N 2.

Агарков М.М. Ценность частного права//Правоведение. 1992. N 1-2.

Бабошин О.А. К вопросу о системе отрасли конституционного права
России//Журнал российского права. 2001. N 2.

Бельский С.В. К вопросу о предмете административного права//Гос-во и
право. 1997. N 11.

Богданова Н.А. Категория статуса в конституционном праве//Вестник МГУ,
Сер. Право. 1998. N 3.

Бублик В. Правовое регулирование предпринимательства: Частные и
публичные начала//Хоз-во и право. 2000. N 9.

Гурвич Г.С. Некоторые вопросы советского государственного права//Сов.
гос-во и право. 1957. N 12.

Дмитриев Ю.А., Измайлова Ф.Ш. Проблемы контроля и ответственности в
деятельности органов государственной власти//Гос-во и право. 1996. N 4.

Иоффе О.С. Вина и ответственность по советскому праву//Сов. гос-во и
право. 1972. N 9.

Каспаров Г.К. Интервью обозревателям газеты “Московский
комсомолец”//МК. 2005. 8 нояб.

Коток В.Ф. О системе науки советского государственного права//Гос-во и
право. 1959. N 6.

Коток В.Ф. Содержание конституционного права//Сов. гос-во и право.
1971. N 2.

Кравчук С.С. Государственно-правовые отношения в Советском
социалистическом государстве//Сов. гос-во и право. 1956. N 10.

Кряжнов А.В. Публичный интерес: Понятие, виды и защита//Гос-во и право.
1999. N 10.

Лепешкин А.И. К вопросу о понятии предмета советского государственного
права//Гос-во и право. 1959. N 6.

Лепешкин А.И. Соотношение норм государственного права и норм советской
конституции//Сов. гос-во и право. 1971. N 2.

Лучин В.О. Конституционные деликты//Гос-во и право. 2000. N 1.

Махненко А.Х. О предмете и понятии социалистического государственного
права//Сов. гос-во и право. 1963. N 12.

Основин В.С. XXVI съезд КПСС и теоретико-познавательная функция науки
советского государственного права//Правоведение. 1981. N 5.

Поленина С.В. Взаимодействие системы права и системы законодательства в
современной России//Гос-во и право. 1999. N 9.

Равин С.М. Основные особенности советского государственного
права//Правоведение. 1961. N 1.

Раевич С.И. К вопросу о делении права на публичное и частное//Сов.
право. 1927 N 1.

Степанов И.М. Конституция СССР: Политика и право//Сов. гос-во и право.
1982. N 10.

Строгонович М.С. Сущность юридической ответственности//Сов. гос-во и
право. 1979. N 5.

Тархов В.А. Конституционные отношения//Правоведение. 1981. N 2.

Тихомиров Ю.А. Публично-правовое регулирование: Динамика сфер и
методов//Журнал российского права. 2001. N 5.

Трайнин И.П. О содержании и системе государственного права//Сов. гос-во
и право. 1939. N 3.

Чиркин В.Е. О системном анализе социалистических
государственно-правовых отношений//Правоведение. 1982. N 3.

Шон Д.Т. Конституционная ответственность//Гос-во и право. 1995. N 7.

Щетинин Б.В. О понятии предмета государственного права//Правоведение.
1963. N 2.

Нормативные акты

Конституция РФ, принята всенародным голосованием 12 декабря 1993
г.//РГ. 1993. 25 дек.

Конституция РСФСР 1978 г. М.: Сов. Россия. 1991.

Конституция СССР 1977 г. М.: Известия Сов. нар. депутатов СССР. 1998.

Федеральный конституционный закон от 21 июля 1994 г. N 1-ФКЗ “О
конституционном суде Российской Федерации”//СЗ РФ. 1994. N 13. Ст. 1447.

Федеральный конституционный закон от 17 декабря 1997 г. N 2-ФКЗ “О
Правительстве Российской Федерации”//СЗ РФ. 1997. N 51. Ст. 5712.

Федеральный конституционный закон от 31 мая 2001 г. N 3-ФКЗ “О
чрезвычайном положении”//СЗ РФ. 2001. N 23. Ст. 2277.

Арбитражный процессуальный кодекс РФ от 24 июля 2002 г. N 95-ФЗ//РГ.
2002. 27 июля.

Бюджетный кодекс РФ от 31 июля 1998 г. N 145-ФЗ//СЗ РФ. 1998. N 31. Ст.
3823.

Гражданский кодекс РФ (часть первая) от 30 ноября 1994 г. N 51-ФЗ//СЗ
РФ. 1994. N 32. Ст. 3301.

Гражданский кодекс РФ (часть вторая) от 26 января 1996 г. N 14-ФЗ//СЗ
РФ. 1996. N 5. Ст. 410.

Гражданский процессуальный кодекс РФ от 14 ноября 2002 г. N 138-ФЗ//РГ.
2002. 20 нояб.

Налоговый кодекс РФ (часть первая) от 31 июля 1998 г. N 147-ФЗ//СЗ РФ.
1998. N 31. Ст. 3824.

Семейный кодекс РФ от 29 декабря 1995 г. N 223-ФЗ//СЗ РФ. 1996. N 1.
Ст. 16.

Трудовой кодекс РФ от 30 декабря 2001 г. N 197-ФЗ//СЗ РФ. 2002. N 1 (ч.
1). Ст. 3.

Уголовно-процессуальный кодекс РФ от 18 декабря 2001 г.//СЗ РФ. 2001. N
52 (ч. 1). Ст. 4921.

Федеральный закон от 17 января 1992 г. N 2202-1 “О прокуратуре
Российской Федерации”//РГ. 1992. 18 февр.

Закон РФ от 19 февраля 1993 г. N 4530-1 “О вынужденных
переселенцах”//Ведомости СНД и ВС РФ. 1993. N 12. Ст. 427.

Закон РФ от 1 апреля 1993 г. N 4730-1 “О Государственной границе
Российской Федерации”//Ведомости СНД ВС РФ. 1993. N 17. Ст. 594.

Закон РФ от 27 апреля 1993 г. N 4866-1 “Об обжаловании в суд действий и
решений, нарушающих права и свободы граждан”//Ведомости СНД и ВС РФ.
1993. N 19. Ст. 685.

Федеральный закон от 28 августа 1995 г. N 154-ФЗ “Об общих принципах
организации местного самоуправления в Российской Федерации”//СЗ РФ.
1995. N 35. Ст. 3506.

Федеральный закон от 19 сентября 1997 г. N 124-ФЗ “Об основных
гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан
Российской Федерации”//СЗ РФ. 1997. N 38. Ст. 4339.

Федеральный закон от 8 января 1998 г. N 6-ФЗ “О несостоятельности
(банкротстве)”//СЗ РФ. 1998. N 2. Ст. 222.

Федеральный закон от 24 июня 1999 г. N 119-ФЗ “О принципах и порядке
разграничения предметов ведения и полномочий между органами
государственной власти Российской Федерации и органами государственной
власти субъектов Российской Федерации”//СЗ РФ. 1999. N 26. Ст. 3176.

Федеральный закон от 24 июня 1999 г. N 121-ФЗ “О выборах депутатов
Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации”//СЗ РФ.
1999. N 26. Ст. 3178.

Федеральный закон от 31 декабря 1999 г. N 228-ФЗ “О выборах Президента
Российской Федерации”//СЗ РФ. 2000. N 1 (ч. 2). Ст. 11.

Федеральный закон от 6 октября 1999 г. N 184-ФЗ “Об общих принципах
организации законодательных (представительных) и исполнительных органов
государственной власти субъектов Российской Федерации”//СЗ РФ. 1999. N
42. Ст. 5005.

Федеральный закон от 11 июля 2001 г. N 95-ФЗ “О политических
партиях”//СЗ РФ. 2000. N 29. Ст. 2950.

Федеральный закон от 31 мая 2002 г. N 62-ФЗ “О гражданстве Российской
Федерации”//СЗ РФ. 2002. N 22. Ст. 2031.

Федеральный закон от 4 апреля 2005 г. N 32-ФЗ “Об общественной палате
Российской Федерации”//СЗ РФ. 2005. N 15. Ст. 1277.

Федеральный закон от 18 мая 2005 г. N 51-ФЗ “О выборах депутатов
Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации”//СЗ РФ.
2005. N 21. Ст. 1919.

Инструкция “О порядке формирования и расходования денежных средств
избирательных фондов кандидатов, зарегистрированных кандидатов,
избирательных объединений, избирательных блоков при проведении выборов
депутатов Государственной Думы Федерального Собрания Российской
Федерации”, утв. Постановлением Центризбиркома РФ от 18 августа 1999 г.
N 9/53-3//Вестник Центризбиркома РФ. 1999. N 9.

Инструкция “О порядке формирования и расходования денежных средств
избирательных фондов кандидатов, зарегистрированных кандидатов при
проведении выборов Президента Российской Федерации”, утв. Постановлением
Центризбиркома РФ от 14 января 2000 г. N 69/785-3//Вестник
Центризбиркома РФ. 2000. N 3.

Конституции зарубежных стран/Сост. В.Н. Дубровин. М.: Юрлитинформ,
2001.

Концепция национальной безопасности Российской Федерации, утв. Указом
Президента РФ от 17 декабря 1997 г. N 1300//РГ. 2000. 26 дек.

Правила предоставления бюджетам субъектов Российской Федерации из
федерального бюджета бюджетных кредитов на покрытие временных кассовых
разрывов, возникающих при исполнении бюджетов субъектов Российской
Федерации, и расходов, связанных с ликвидацией последствий стихийных
бедствий, а также использования и возврата бюджетами субъектов, утв.
Постановлением Правительства РФ от 28 марта 2005 г. N 160//СЗ РФ. 2005.
N 14. Ст. 1242.

Судебные акты

Постановление КС РФ от 20 мая 1997 г. N 8-П “По делу о проверке
конституционности пунктов 4 и 6 статьи 242 и статьи 280 Таможенного
кодекса Российской Федерации в связи с запросом Новгородского областного
суда”//СЗ РФ. 1997. N 21. Ст. 2542.

Постановление КС РФ от 12 октября 1998 г. N 24-П “По делу о проверке
конституционности пункта 3 статьи 11 Закона Российской Федерации от 27
декабря 1997 года “Об основах налоговой системы Российской
Федерации”//СЗ РФ. 1998. N 42. Ст. 5211.

Постановление КС РФ от 15 июля 1999 г. N 11-П “По делу о проверке
конституционности отдельных положений Закона РСФСР “О государственной
налоговой службе РСФСР” и Законов Российской Федерации “Об основах
налоговой системы в Российской Федерации” и “О федеральных органах
налоговой полиции”//СЗ РФ. 1999. N 30. Ст. 3988.

Постановление КС РФ от 16 мая 2000 г. N 8-П “По делу о проверке
конституционности отдельных положений пункта 4 статьи 104 Федерального
закона “О несостоятельности (банкротстве)” в связи с жалобой Компании
“Timber Нoldings International Limited”//СЗ РФ. 2000. N 21. Ст. 2258.

Постановление КС РФ от 30 ноября 2000 г. N 15-П “По делу о проверке
конституционности отдельных положений Устава (Основного закона) Курской
области в редакции Закона Курской области от 22 марта 1999 года “О
внесении изменений и дополнений в Устав (Основной закон) Курской
области”//СЗ РФ. 2000. N 50. Ст. 4943.

Постановление КС РФ от 20 февраля 2001 г. N 3-П “По делу о проверке о
проверке конституционности абзацев второго и третьего пункта 2 статьи 7
Федерального закона “О налоге на добавленную стоимость” в связи с
жалобой закрытого акционерного общества “Востокнефтересурс”//СЗ РФ.
2001. N 10. Ст. 996.

Постановление КС РФ от 10 апреля 2001 г. N 5-П “По делу о проверке
конституционности части первой пункта 1 статьи 8 Федерального закона “О
материальной ответственности военнослужащего” в связи с запросом
Находкинского гарнизонного военного суда”//СЗ РФ. 2001. N 17. Ст. 1768.

Постановление КС РФ от 27 апреля 2001 г. N 7-П “По делу о проверке
конституционности ряда положений Таможенного кодекса Российской
Федерации в связи с запросом Арбитражного суда города СанктПетербурга и
Ленинградской области, жалобами открытых акционерных обществ “Автоваз” и
“Комбинат Североникель”, “Вита-Плюс” и “Невско-Балтийская транспортная
компания”, товарищества с ограниченной ответственностью “Совместное
Российскоюжноафриканское предприятие “Эконт” и гражданина А.Д.
Чулкова”//СЗ РФ. 2001. N 23. Ст. 2409.

Постановление КС РФ от 13 декабря 2001 г. N 16-П “По делу о проверке
конституционности части второй статьи 16 Закона города Москвы “Об
основах платного землепользования в городе Москве” в связи с жалобой
гражданки Т.В. Близинской”//СЗ РФ. 2001. N 52 (ч. 2). Ст. 5014.

Постановление КС РФ от 14 июля 2005 г. N 9-П “По делу о проверке
конституционности положений статьи 13 Налогового кодекса Российской
Федерации в связи с жалобой гражданки Г.А. Поляковой и запросом
Федерального арбитражного суда Московского округа”//СЗ РФ. 2005. N 30
(ч. 2). Ст. 3200.

Постановление Кассационной коллегии Верховного Суда РФ от 6 марта 2000
г. (извлечение)//БВС РФ. 2000. N 7.

Конституционно-правовые договоры

Договор Российской Федерации и Республики Татарстан от 15 февраля 1994
г. “О разграничении предметов ведения и взаимном делегировании
полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и
органами государственной власти Республики Татарстан”//Известия
Татарстана. 1994. N 30-31.

Договор Российской Федерации и Республики Башкортостан от 3 августа
1994 г. “О разграничении предметов ведения и взаимном делегировании
полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и
органами государственной власти Республики Башкортостан”//Ведомости ВС и
Правительства Республики Башкортостан. 1994. N 11. Ст. 575.

Договор Российской Федерации и Республики Саха (Якутия) от 29 июня 1995
г. “О разграничении предметов ведения и полномочий между органами
государственной власти Российской Федерации и органами государственной
власти Республики Саха (Якутия)”//Российские вести. 1996. N 48.

Договор от 27 мая 1996 г. о разграничении предметов ведения и
полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и
органами государственной власти Иркутской области и входящего в ее
состав Усть-Ордынского Бурятского автономного округа//Восточно-Сибирская
правда. 1996. 19 июня.

Договор от 10 ноября 1997 г. об отношениях между органами
государственной власти Пермской области и органами государственной
власти Коми-Пермяцкого автономного округа//БНА Законодат. Собрания,
постановлений и распоряжений Адм. Коми-Пермяцкого авт. округа. 1997. N
4.

Договор от 16 июня 1998 г. о разграничении предметов ведения и
полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и
органами государственной власти города федерального значения Москвы//РГ.
1998. 23 июня.

Договор от 7 апреля 2000 г. между городом Саранском и Октябрьским
районом г. Саранска//Вечерний Саранск. 2000. 10 мая. Спецвыпуск.

Договор от 19 декабря 1996 г. между Министерством строительства
Российской Федерации и администрацией Красноярского края “О передаче
полномочий в области лицензирования строительной
деятельности”//Официально опубликован не был.

Федерализм власти и власть федерализма. М.: ТОО “ИнтелТех”, 1997.

??????????????????????????????

*(1) Пункт 5 Постановления КС РФ от 13 декабря 2001 г. N 16-П “По делу
о проверке конституционности части второй статьи 16 Закона города Москвы
“Об основах платного землепользования в городе Москве” в связи с жалобой
гражданки Т.В. Близинской”//СЗ РФ. 2001. N 52 (ч. 2). Ст. 5014.

*(2) См.: Асланян Н.П. Основные начала российского частного права.
Иркутск: Изд-во ИГЭА, 2001. С. 128.

*(3) Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. Вып. 2, 3, 4. М.: Изд-во
“Юридич. колледж МГУ”, 1995. Т. 2. С. 125.

*(4) Кавелин К.Д. Права и обязанности по имуществам и обязательствам.
СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1879. С. 2.

*(5) Тарановский Ф.В. Учебник энциклопедии права. Юрьев: Тип. К.
Маттисена, 1917. С. 235.

*(6) См.: Асланян Н.П. Указ. соч. С. 169.

*(7) См., напр.: Асланян Н.П. Указ. соч. С. 175; Поленина С.В.
Взаимодействие системы права и системы законодательства в современной
России//Гос-во и право. 1999. N 9. С. 9.

*(8) Гражданское право: Учебник: В 2 т./Отв. ред. проф. Е.А. Суханов.
2-е изд., перераб. и доп. М.: БЕК, 2000. Т. 1. С. 2.

*(9) См.: Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права (по
изданию 1907 г.). М.: Спарк, 1995. С. 9.

*(10) См.: Там же. С. 3

*(11) См.: Кавелин К.Д. Что есть гражданское право. Где его пределы.
СПб.: Тип. Императ. акад. наук, 1864. С. 16.

*(12) См.: Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. М.:
Статут, 1998. С. 43-44.

*(13) См.: Ленин В.И. О задачах Наркомюста в условиях новой
экономической политики//Полн. собр. соч. Т. 44. С. 398.

*(14) См.: Покровский И.А. Указ. соч. С. 47.

*(15) Раевич С.И. К вопросу о делении права на публичное и
частное//Сов. право. 1927. N 1. С. 10.

*(16) См.: Гамбаров Ю.С. Курс гражданского права. Часть общая. СПб.:
Тип. М.М. Стасюлевича, 1911. Т. 1. С. 55-57.

*(17) Гамбаров Ю.С. Указ. соч. С. 54.

*(18) См. HYPERLINK \l “sub_201” § 1 гл. 2 наст. работы.

*(19) См. HYPERLINK \l “sub_202” § 2 гл. 2 наст. работы.

*(20) HYPERLINK \l “sub_202” Там же .

*(21) См. HYPERLINK \l “sub_204” § 4 гл. 2 наст. работы.

*(22) См., напр.: Постановление КС РФ от 20 мая 1997 г. N 8-П//ВКС РФ.
1997. N 4; Постановление КС РФ от 12 октября 1998 г. N 24-П//ВКС РФ.
1999. N 1; Постановление КС РФ от 15 июля 1999 г. N 11-П//ВКС РФ. 1999.
N 5; Постановление КС РФ от 16 мая 2000 г. N 8-П//ВКС РФ. 2000. N 4;
Постановление КС РФ от 20 февраля 2001 г. N 3-П//ВКС РФ. 2001. N 3;
Постановление КС РФ от 10 апреля 2001 г. N 5-П//ВКС РФ. 2001. N 5.

*(23) См., напр.: Алексеев С.С. Теория права. 2-е изд., перераб. и доп.
М.: БЕК, 1995. С. 195; Колюшин Е.И. Конституционное (государственное)
право России. М.: Изд-во МГУ, 1999. С. 4; Тихомиров Ю.А. Публичное
право: Учебник. М.: БЕК, 1995. С. 35; Яковлев В.Ф. Россия: Экономика,
гражданское право (вопросы теории и практики). М.: РИЦ ИСПИ РАН, 2000.
С. 172-173.

*(24) См., напр. Кутафин О.Е. Предмет конституционного права. М.:
Юристъ, 2001. С. 44.

*(25) См.: Черепахин Б.Б. К вопросу о частном и публичном праве. М.:
ДЕЮРЕ, 1994. С. 10.

*(26) Цит. по кн.: Дигесты Юстиниана. М.: Наука, 1984. С. 23.

*(27) См.: Муромцев С.А. Определение и основное разделение права. М.:
Тип. А.И. Мамонтова и Ко, 1879. С. 184.

*(28) Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права (по изданию
1907 г.). С. 10.

*(29) См.: Покровский И.А. Указ. соч. С. 37.

*(30) См.: Тарановский Ф.В. Указ. соч. С. 225.

*(31) Пашуканис Е.Б. Общая теория права и марксизм. 2-е изд. М.: Изд.
Соц. акад., 1926. С. 59.

*(32) Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права (по изданию
1907 г.). С. 11.

*(33) См.: Шершеневич Г.Ф. Общая теория права. Вып. 2, 3, 4. М.: Изд-во
“Юридич. колледж МГУ”, 1995. Т. 2. С. 145-151.

*(34) См.: Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права (по
изданию 1907 г.). С. 13.

*(35) СЗ РФ. 1994. N 32. Ст. 3301.

*(36) См.: Петражицкий Л.И. Теория права и государства. СПб.: Тип. М.
Меркушева, 1910. Т. 2. С. 686-745.

*(37) См.: Дурденевский В.Н. Субъективное право и его основное
разделение//Сб. Общ. Истор., Философ. и Соц. наук при Пермском унте.
Вып. 1. 1918. С. 96.

*(38) См.: Тарановский Ф.В. Указ. соч. С. 228.

*(39) Кавелин К.Д. Указ. соч. С. 4.

*(40) См.: Кавелин К.Д. Указ. соч. С. 132.

*(41) См.: Кавелин К.Д. Указ. соч. С. 19-60.

*(42) См.: Там же. С. 133.

*(43) См.: Там же. С. 136-138.

*(44) См.: Мейер И.Д. Русское гражданское право: Чтения, изданные по
запискам слушателей. СПб.: Тип. Д.В. Чичинадзе, 1897. С. 3.

*(45) См.: Муромцев С.А. Указ. соч. С. 212-217.

*(46) См.: Тарановский Ф.В. Указ. соч. С. 233.

*(47) См.: Черепахин Б.Б. Указ. соч. С. 17.

*(48) См.: Муромцев С.А. Указ. соч. С. 186-195.

*(49) См.: Муромцев С.А. Указ. соч. С. 195-201.

*(50) Там же. С. 209-212.

*(51) Муромцев С.А. Указ. соч. С. 218.

*(52) См.: Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права (по
изданию 1907 г.). С. 10.

*(53) См.: Черепахин Б.Б. Указ. соч. С. 18.

*(54) См.: Черепахин Б.Б. Указ. соч. С. 18.

*(55) См.: Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права (по
изданию 1907 г.). С. 10.

*(56) См.: Тарановский Ф.В. Указ. соч. С. 233-234.

*(57) См.: Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права (по
изданию 1907 г.). С. 10.

*(58) СЗ РФ. 1996. N 1. Ст. 16.

*(59) СЗ РФ. 2002. N 43. Ст. 4190.

*(60) См.: Трубецкой Е.Н. Лекции по энциклопедии права. М.: тип. А.И.
Мамонтова, 1917. С. 204-210.

*(61) См.: Тарановский Ф.В. Указ. соч. С. 234.

*(62) См.: Кокошкин Ф.Ф. Лекции по общему государственному праву. 2-е
изд. М.: Тип. Братьев Башмаковых, 1912. С. 149-152.

*(63) См.: Брагинский М.И. О месте гражданского права в системе “право
публичное-частное”//Проблемы современного гражданского права: Сб.
ст./ИЗиСП при Правительстве РФ. М.: Городец, 2000.C. 68.

*(64) См.: Кокошкин Ф.Ф. Указ. соч. С. 152.

*(65) Тихомиров Ю.А. Публичное право: Учебник. М.: БЕК, 1995. С. 135.

*(66) См.: Яковлев В.Ф. Россия: Экономика, гражданское право (вопросы
теории и практики). М.: РИЦ ИСПИ РАН, 2000. С. 152.

*(67) СЗ РФ. 2001. N 10. Ст. 996.

*(68) РГ. 2002. 27 июля.

*(69) СЗ РФ. 2002. N 46. Ст. 4532.

*(70) СЗ РФ. 2001. N 52 (ч. 1). Ст. 4921.

*(71) См.: Покровский И.А. Указ. соч. С. 38-39.

*(72) См.: Черепахин Б.Б. Указ. соч. С. 24-25.

*(73) См.: Гражданское право: Учебник. В 2 т./Отв. ред. проф. Е.А.
Суханов. 2-е изд., перераб. и доп. М.: БЕК, 1998. Т. 1. С. 55.

*(74) См.: Теория государства и права: Учебник для юрид. вузов и
фак./Под ред. В.М. Корельского и В.Д. Перевалова. М.: Норма-Инфра-М,
1998. С. 279.

*(75) См.: Черепахин Б.Б. Указ. соч. 1994. С. 23.

*(76) См., напр.: Мицкевич А.В. Система права и система
законодательства: Развитие научных представлений и
законотворчества//Проблемы современного гражданского права: Сб.
ст./ИЗиСП при Правительстве РФ. М.: Городец, 2000. С. 40.

*(77) См.: Гамбаров Ю.С. Указ. соч. С. 45.

*(78) См.: Там же. С. 46-47.

*(79) См.: Гамбаров Ю.С. Указ. соч. С. 49-50.

*(80) См.: Там же. С. 50-51.

*(81) См.: Гамбаров Ю.С. Указ. соч. С. 52-53.

*(82) Ленин В.И. Указ. соч. С. 398.

*(83) См.: Гойхбарг А.Г. Основы частного имущественного права: Очерки.
М.: Красная Новь, 1924. С. 45-52.

*(84) Пашуканис Е.Б. Указ. соч. С. 59

*(85) См.: Гойхбарг А.Г. Хозяйственное право РСФСР. Гражданский кодекс.
М.-Пг.: Гос. изд-во, 1923. Т. 1. С. 5-7.

*(86) См.: Раевич С.И. К вопросу о делении права на публичное и
частное//Сов. право. 1927. N 1. С. 7.

*(87) См.: Явич Л.С. Право развитого социалистического общества. М.:
Юрид. лит., 1978. С. 35.

*(88) Как было указано выше, теория централизации и децентрализации
правового регулирования перетекает в теорию разделения права по
характеру правовых норм, поэтому указанный взгляд Б.Б. Черепахина совсем
немного отличается от выводов, к которым мы пришли по итогам настоящего
исследования.

*(89) См.: Черепахин Б.Б. Указ. соч. С. 26.

*(90) Асланян Н.П. Указ. соч. С. 163.

*(91) СЗ РФ. 2002. N 1 (ч. 1). Ст. 3.

*(92) См.: Трайнин И.П. О содержании и системе государственного
права//Сов. гос-во и право. 1939. N 3. С. 7, 44.

*(93) См.: Коток В.Ф. О предмете и источниках конституционного права
социалистических стран//Конституционное право соц. стран. М.: Изд-во
ИГиП АН СССР, 1963. С. 3.

*(94) См.: Фарбер И.Е., Ржевский В.А. Вопросы теории советского
конституционного права. Вып. 1. Саратов: Приволж. кн. изд-во, 1967. С.
8.

*(95) См.: Лучин В.О. Тенденции развития советского государственного
права//Актуальные теоретические проблемы развития государственного права
и советского строительства. М., 1976. С. 35.

*(96) См.: Кутафин О.Е. Указ. соч. С. 33.

*(97) См.: Колюшин Е.И. Конституционное (государственное) право России:
Курс лекций. С. 3-4.

*(98) См.: Дмитриев Ю.А., Мухачев И.В. Понятие, предмет и метод
конституционного права Российской Федерации – от исторических истоков к
современности. М.: Манускрипт, 1998. С. 7.

*(99) Здесь мы не рассматриваем взгляды тех юристов, которые полностью
отрицали наличие у конституционного права собственного предмета
правового регулирования.

*(100) См.: Равин С.М. Сущность советского государственного права. Л.:
Изд-во ЛГУ, 1963. С. 11.

*(101) См.: Трайнин И.П. О содержании и системе государственного
права//Сов. гос-во и право. 1939. N 3. С. 38.

*(102) Кириченко М.Г. Развитие кодификации советского законодательства.
М.: Юрид. лит., 1968.

*(103) См.: Гурвич Г.С. Некоторые вопросы советского государственного
права//Сов. гос-во и право. 1957. N 12. С. 104.

*(104) См.: Лукьянова Е.А. Закон как источник советского
государственного права. М.: Изд-во МГУ, 1988. С. 119.

*(105) См.: Гурвич Г.С. Указ. соч. С. 109-110.

*(106) См.: Коток В.Ф. О предмете советского государственного
права//Вопросы сов. гос-ва и права. М., 1959. С. 51, 57.

*(107) См.: Коток В.Ф. Содержание конституционного права//Сов. гос-во и
право. 1971. N 2. С. 111.

*(108) См.: Махненко А.Х. О предмете и понятии социалистического
государственного права//Сов. гос-во и право. 1963. N 12. С. 48.

*(109) См.: Лепешкин А.И. К вопросу о понятии предмета советского
государственного права//Гос-во и право. 1959. N 6. С. 77-80.

*(110) См.: Тархов В.А. Конституционные отношения//Правоведение. 1981.
N 2. С. 22.

*(111) См.: Коток В.Ф. О предмете и источниках конституционного права
социалистических стран//Конституционное право соц. стран. М.: Изд-во
ИГиП АН СССР, 1963. С. 46.

*(112) См.: Коток В.Ф. О системе науки советского государственного
права//Гос-во и право. 1959. N 6. С. 63.

*(113) Основин В.С. Советские государственно-правовые отношения. М.:
Юрид. лит., 1962. С. 20-21.

*(114) Уманский Я.Н. Советское государственное право. М.: Высш. шк.,
1970. С. 5.

*(115) См.: Дмитриев Ю.А., Мухачев И.В. Указ. соч. С. 17-18.

*(116) См.: Советское государственное право: Учебник. 2-е изд., испр. и
доп. М.: Юрид.лит., 1985. С. 13.

*(117) См., напр.: Денисов А.И., Кириченко М.Г. Советское
государственное право. М.: Госюриздат, 1957. С. 5.

*(118) См.: Чиркин В.Е. О системном анализе социалистических
государственно-правовых отношений//Правоведение. 1982. N 3. С. 14.

*(119) См.: Советское государственное право: Учебник. 2-е изд., испр. и
доп. М.: Юрид. лит., 1985. С. 13.

*(120) См.: Там же. С. 14.

*(121) Махненко А.Х. О предмете и понятии социалистического
государственного права//Сов. гос-во и право. 1963. N 12. С. 55.

*(122) См.: Баглай М.В., Габричидзе Б.Н. Конституционное право
Российской Федерации. М.: “Инфра-М” – “Кодекс”, 1996. С. 15-16.

*(123) См.: Колюшин Е.И. Конституционное (государственное) право
России: Курс лекций. С. 6-7.

*(124) См.: Козлова Е.И., Кутафин О.Е. Конституционное право России:
Учебник. М.: Юристъ, 1995. С. 8.

*(125) Авакьян С.А. Конституционное право России: Учеб. курс: В 2 т.
М.: Юристъ, 2005. Т. 1. С. 20.

*(126) См., напр.: Бельский С.В. К вопросу о предмете административного
права//Гос-во и право. 1997. N 11. С. 15; Дмитриев Ю.А., Мухачев И.В.
Понятие, предмет и метод конституционного права Российской Федерации –
от исторических истоков к современности. М.: Манускрипт, 1998. С. 8-9.

*(127) См.: Дмитриев Ю.А., Мухачев И.В. Указ. соч. С. 23-24.

*(128) См.: Кутафин О.Е. Указ. соч. С. 23-26.

*(129) См.: Авакьян С.А. Государственно-правовые институты: понятие и
формирование//Сов. гос-во и право. 1977. N 2. С. 21.

*(130) См.: Лукьянова Е.А. Указ. соч. С. 46.

*(131) См.: Авакьян С.А. Конституционное право России: Учеб. курс: В 2
т. М.: Юристъ, 2005. Т. 1. С. 32.

*(132) См.: Там же. С. 32.

*(133) Тихомиров Ю.А. Публичное право. С. 53.

*(134) См.: Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права (по
изданию 1907 г.). С. 10.

*(135) См.: Яковлев В.Ф. Россия: Экономика, гражданское право (вопросы
теории и практики). М.: РИЦ ИСПИ РАН, 2000. С. 167.

*(136) См.: Муромцев С.А. Указ. соч. С. 186.

*(137) См.: Тихомиров Ю.А. Публичное право. С. 54-55.

*(138) См.: Оболонский А.В., Пискотин М.И. Человек и государственное
управление. М.: Наука, 1987. С. 86-87.

*(139) Каспаров Г.К. Интервью обозревателям газеты “Московский
комсомолец”//МК. 2005. 8 нояб.

*(140) СЗ РФ. 2005. N 15. Ст. 1277.

*(141) Тихомиров Ю.А. Публичное право. С. 61.

*(142) См.: Кутафин О.Е. Предмет конституционного права. М.: Юристъ,
2001. С. 171.

*(143) См.: Кутафин О.Е. Указ. соч. С. 44.

*(144) См., напр.: Колюшин Е.И. Конституционное (государственное) право
России: Курс лекций. С. 40-42; Авакьян С.А. Конституция России: Природа,
эволюция, современность. 2-е изд. М.: РЮИД “Сашко”, 2000. С. 34-35.

*(145) РГ. 1997. 26 дек.

*(146) СЗ РФ. 2001. N 23. Ст. 2409.

*(147) СЗ РФ. 2005. N 30 (ч. 2). Ст. 3200.

*(148) См.: Гражданское право: Учебник: В 2 т. 2-е изд. М.: БЕК, 2000.
Т. 1. С. 4.

*(149) РГ. 2002. 15 июня.

*(150) РГ. 2005. 24 мая.

*(151) РГ. 2003. 16 янв.

*(152) РГ. 2003. 9 сент.

*(153) Вестник Центризбиркома РФ. 2003. N 23.

*(154) См.: Колюшин Е.И. Право и финансирование выборов: Науч.практич.
пособ. М.: Юрид. лит., 1998. С. 159.

*(155) РГ. 2001. 4 июля.

*(156) См.: Основин В.С. Советские государственно-правовые отношения.
М.: Юрид. лит., 1962. С. 9-12.

*(157) Козлова Е.И., Кутафин О.Е. Конституционное право России:
Учебник. М.: Юристъ, 1995. С. 14.

*(158) См.: Колюшин Е.И. Конституционное (государственное) право
России: Курс лекций. С. 9.

*(159) См.: Кутафин О.Е. Указ. соч. С. 308-309.

*(160) См.: Халфина Р.О. Общее учение о правоотношении. М.: Юрид. лит.,
1974. С. 56-57.

*(161) Лучин В.О. Конституционные нормы и правоотношения: Учеб. пособ.
М.: Закон и право, 1997. С. 125.

*(162) См.: Козлова Е.И., Кутафин О.Е. Указ. соч. С. 15.

*(163) См.: Тархов В.А. Конституционные отношения//Правоведение. 1981.
N 2. С. 24.

*(164) См., напр.: Лучин В.О. Конституционные нормы и правоотношения:
Учеб. пособ. С. 136; Авакьян С.А. Конституционное право России: Учебный
курс: В 2 т. М.: Юристъ, 2005. Т. 1. С. 33.

*(165) См.: Колюшин Е.И. Конституционное (государственное) право
России: Курс лекций. С. 10.

*(166) Основин В.С. Советские государственно-правовые отношения. М.:
Юрид. лит., 1962. С. 8.

*(167) См.: Кутафин О.Е. Предмет конституционного права. М.: Юристъ,
2001. С. 317.

*(168) Козлова Е.И., Кутафин О.Е. Указ. соч. С. 17.

*(169) См.: Баглай М.В., Габричидзе Б.Н. Конституционное право
Российской Федерации: Учебник для вузов. М.: ИнфраМ-Кодекс, 1996. С. 22.

*(170) См.: Колюшин Е.И. Конституционное (государственное) право
России: Курс лекций. С. 10.

*(171) См.: Кутафин О.Е. Указ. соч. С. 320.

*(172) См.: Авакьян С.А. Конституционное право России: Учеб. курс: В 2
т. М.: Юристъ, 2005. Т. 1. С. 43.

*(173) См., напр.: Равин С.М. Основные особенности советского
государственного права//Правоведение. 1961. N 1. С. 10.

*(174) Колюшин Е.И. Конституционное (государственное) право России:
Курс лекций. С. 10.

*(175) См., напр.: Советское государственное право: Учебник. 2-е изд.,
испр. и доп. М.: Юрид. лит., 1985. С. 14.

*(176) См.: Основин В.С. Советские государственно-правовые отношения.
М.: Юрид. лит., 1962. С. 13.

*(177) См.: Кутафин О.Е. Указ. соч. С. 311.

*(178) См.: Братусь С.Н. Предмет и система советского гражданского
права. М.: Госюриздат, 1963. С. 140.

*(179) См.: Гражданское право: В 2 т. 2-е изд. М.: БЕК, 2000. Т. 1. С.
91.

*(180) См.: Теория государства и права. М.: Норма-ИнфраМ, 1998. С. 227;
Братусь С.Н. Юридическая ответственность и законность. М.: Юрид. лит.,
1976. С. 43.

*(181) Ведомости СНД и ВС РФ.1993. N 19. Ст. 685.

*(182) Ведомости СНД и ВС РФ. 1993 N 12. Ст. 427.

*(183) РГ. 2002. 5 июня.

*(184) СЗ РФ. 1994. N 13. Ст. 1447.

*(185) СЗ РФ. 1995. N 47. Ст. 4472.

*(186) См.: Кутафин О.Е. Указ. соч. С. 385.

*(187) См.: Братусь С.Н. Юридическая ответственность и законность. М.:
Юрид. лит., 1976. С. 121.

*(188) См.: Баглай М.В., Габричидзе Б.Н. Указ. соч. С. 41.

*(189) См.: Лучин В.О. Конституционные деликты//Гос-во и право. 2000. N
1. С. 14.

*(190) См.: Колюшин Е.И. Конституционное (государственное) право
России: Курс лекций. С. 21.

*(191) См.: Теория государства и права: Учебник для юрид. вузов и фак.
М.: Норма-ИнфраМ, 1998. С. 415-418

*(192) См.: Зражевская Т.Д. Ответственность по советскому
государственному праву. Воронеж: Изд-во Воронеж. унта, 1980. С. 32.

*(193) Кутафин О.Е. Указ. соч. С. 395-396.

*(194) См.: Строгович М.С. Сущность юридической ответственности//Сов.
гос-во и право. 1979. N 5. С. 76.

*(195) Козлова Е.И., Кутафин О.Е. Указ. соч. С. 12.

*(196) Баглай М.В., Габричидзе Б.Н. Указ. соч. С. 23.

*(197) Лучин В.О. Конституционные нормы и правоотношения: Учеб. пособ.
С. 92.

*(198) См.: Колюшин Е.И. Конституционное (государственное) право
России: Курс лекций. С. 8.

*(199) Баглай М.В., Габричидзе Б.Н. Указ. соч. С. 23.

*(200) См. Козлова Е.И., Кутафин О.Е. Указ. соч. С. 12.

*(201) СЗ РФ. 2001. N 23. Ст. 2277.

*(202) См.: Лучин В.О. Конституционные нормы и правоотношения: Учеб.
пособ. С. 92.

*(203) См.: Теория государства и права: Учебник для юрид. вузов и фак.
М.: Норма-ИнфраМ, 1998. С. 279.

*(204) Гражданское право: Учебник: В 2 т. 2-е изд. М.: БЕК, 2000. Т. 1.
С. 63.

*(205) См.: Кутафин О.Е. Указ. соч. С. 91.

*(206) См.: Лучин В.О. Конституционные нормы и правоотношения: Учеб.
пособ. С. 92; Кутафин О.Е. Указ.соч. С. 91.

*(207) См.: Гражданское право: Учебник: В 2 т. 2-е изд. М.: БЕК, 2000.
Т. 1. С. 63.

*(208) См.: Договорное право. Книга первая: Общие положения. 3-е изд.,
стер. М.: Статут, 2001. С. 13.

*(209) См.: Там же. С. 23.

*(210) См.: Тихомиров Ю.А. Публичное право: Учебник. С. 181.

*(211) См.: Дмитриев Ю.А., Мухачев И.В. Понятие, предмет и метод
конституционного права Российской Федерации – от исторических истоков к
современности. М.: Манускрипт, 1998. С. 49.

*(212) См.: Тихомиров Ю.А. Публичное право: Учебник. С. 183.

*(213) СЗ РФ. 1998. N 31. Ст. 3824.

*(214) СЗ РФ. 1998. N 31. Ст. 3823.

*(215) СЗ РФ. 2005. N 14. Ст. 1242.

*(216) СЗ РФ. 1999. N 42. Ст. 5005.

*(217) СЗ РФ. 1999. N 26. Ст. 3176.

*(218) Бюллетень нормат. актов Зак. Собрания, постановлений и
распоряжений Адм. Коми-Пермяцкого авт. округа. 1997. N 4.

*(219) Вечерний Саранск. 2000. 10 мая.

*(220) См. Гражданское право: Учебник: В 2 т. 2-е изд. М.: БЕК, 2000.
Т. 2. Пт. 1. С. 152.

*(221) Восточно-Сибирская правда. 1996. 19 июня.

*(222) Договорное право. Книга первая: Общие положения: 3-е изд., стер.
М.: Статут, 2001. С. 24.

*(223) См.: Золотарева М.В. Федерация в России: Проблемы и перспективы.
М.: Пробел, 1999. С. 19.

*(224) См.: Там же. С. 19.

*(225) См.: Золотарева М.Ф. Указ. соч. С. 19.

*(226) См.: Там же. С. 20.

*(227) Якутия. 2002. 12 окт.

*(228) См.: Бондарь Н.С. Гражданин и публичная власть: Конституционное
обеспечение прав и свобод в местном самоуправлении: Учеб. пособ. М.:
Городец, 2004. С. 111-114.

*(229) Особое мнение судьи КС РФ Н.В. Витрука. Постановление КС РФ от
30 ноября 2000 г. N 15-П//РГ. 2000. 19 дек.

Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter

Похожие документы
Обсуждение

Ответить

Курсовые, Дипломы, Рефераты на заказ в кратчайшие сроки
Заказать реферат!
UkrReferat.com. Всі права захищені. 2000-2020