Попов В.Л. 1991 - Судебно-медицинская казуистика (книга)

Попов В.Л. 1991 – Судебно-медицинская казуистика

Когда говорят о казуистике, почти всегда имеют в виду что-то необычное,
атипичное, редкое. Казуистика в судебно-медицинской экспертизе не
является исключением. Эксквизитные случаи постоянно встречаются в работе
судебно-медицинского эксперта. Они являются предметом особого внимания
специалистов, требуют неординарных подходов к поиску ответов на
поставленные следствием вопросы. Далеко не все эти наблюдения становятся
достоянием широкой аудитории. Но к будучи опубликованы, они не всегда
удовлетворяют взыскательного читателя. Причин здесь несколько: и
запоздалая публикация, и небольшой объем сообщения, и неверно
расставленные акценты, и нечетко изложенная суть интриги, и недостаточно
подробное описание. И уж почти никогда не раскрывается творческая
лаборатория специалиста, его сомнения, рассуждения и, наконец, процесс
рождения экспертного факта. А именно размышления эксперта
представляются, пожалуй, наиболее интересными.

Как удается эксперту решить задачу, которая прежде не встречалась не
только в его практике, но и в практике отечественной и зарубежной
судебно-медицинской экспертизы? Что лежит в основе такого «прозрения»?
Случайное стечение обстоятельств или строгое следование общей
методологии экспертного познания?

Попыткой ответить на этот и некоторые другие вопросы является книга,
которую раскрыл читатель. В ней собраны некоторые необычные наблюдения,
встретившиеся в практике автора в течение более чем четвертьвекового
периода его экспертной деятельности.

Основания для публикации редких случаев неоднозначно понимаются разными
судебными медиками, поэтому книга начинается главой о понятии и истоках
судебно-медицинской казуистики, о сопряженных с ней проблемах. Затем в
полутора десятках глав излагаются практические наблюдения. Они
отличаются фабулой, предметом и результатами экспертизы. Но их
объединяет попытка показать процесс экспертного поиска. Насколько
удалась эта попытка — судить читателю.

Глава 1. ЧТО ТАКОЕ «КАЗУИСТИКА?»

(понятие, истоки, сопряженные проблемы)

Подчеркивая особую связь судебной медицины и юриспруденции, нередко
говорят об их неразделимости, обосновывая эту позицию тремя положениями:
1) определение предмета судебно-медицинских исследований потребностями
правовой практики; 2) выполнение экспертиз в строгих процессуальных
рамках; 3) историческая обусловленность возникновения судебной медицины
на определенном этапе развития правовых институтов общества. Не
удивительно, что понятие «казуистика» попало в судебно-медицинский
лексикон из юриспруденции, где оно имеет два основных толкования: 1) в
средневековой юриспруденции под «казуистикой» имели в виду применение
общих норм права к отдельным частным случаям (казусам); 2) в современной
юриспруденции — это рассмотрение отдельных судебных дел с точки зрения
того, как они должны решаться согласно нормам действующего права ‘.

В контексте этих положений должна рассматриваться и судебно-медицинская
казуистика, т. е. экспертная деятельность в отдельно взятом случае,
когда решение частной задачи при исследовании конкретного объекта,
несмотря на всю его неповторимость, должно базироваться на общих
методических и методологических принципах судебной медицины как
специальной научной дисциплины. Исходя из этого, можно вполне считать
казуистикой всю судебно-медицинскую практику.

Но судебно-медицинская практика неоднозначна. Определенная се часть
носит простой, ординарный характер. Подведение таких случаев под обычную
методическую базу не вызывает затруднений. Правда, как это ни прозвучит
парадоксально, они не затрудняют лишь начинающих специалистов. Опытный
эксперт в каждом «простом» случае находит индивидуальные черты,
связанные необычностью то ли фабулы, то ли предмета исследования, то ли
исходов повреждения, то ли особенностей обоснования выводов.

1 Термин «казуистика» имеет к другие толкования. Например, он
рассматривается как прием средневековой схоластики и богословия, как
изворотливость в доказательстве или защите ложных, сомнительных
положении и др.

В сущности, истинная привлекательность экспертной работы и заключается
в том, чтобы, во-первых, в единичном наблюдении разглядеть общие черты,
не упуская неповторимые частности, а во-вторых, найти и сформулировать
убедительные доказательства установленных фактов. Вместе с тем в
экспертной практике приходится сталкиваться с казусами, не имеющими
предшествовавших аналогов. И само собой разумеется, что достижение обеих
упомянутых целей (поиск фактов и обоснование их объективного
существования) является весьма трудной задачей, требующей затраты
значительной творческой энергии, причем (нередко) многих
высококвалифицированных специалистов. Именно такие случаи специалисты
относят к категории судебно-медицинской казуистики, судебно-медицинских
раритетов и т. п.

Надо заметить, что в отнесении того или иного случая к разряду
казуистических много субъективная Анализ отечественной и зарубежной
литературы демонстрирует весьма разные побудительные мотивы для
публикации редких наблюдений. Это положение может быть проиллюстрировано
целым рядом примеров из экспертной практики.

Труп молодой женщины найден у стены дома, под раскрытым окном ее
квартиры на 7-м этаже. При исследовании трупа обнаружены повреждения от
падения с высоты. Падению предшествовал бурный г капли л с нулем. Помимо
повреждении от падения с высоты, на правой переднебоковой поверхности
шеи женщины обнаружено горизонтальное повреждение в виде ссадин и
внутрикожных кровоизлиянии с общим рельефом, четко повторявшим
поверхность витой веревки. Повреждение расценено экспертом как
незамкнутая странгуляционная борозда от удавления петлей, изготовленной
из веревки. При обыске в квартире погибшей найден моток веревки, сходный
по диаметру и рельефу с веревкой петли. Мужу погибшей предъявлено
обвинение и убийстве путем удавления петлей Из веревки с последующим
выбрасыванием мертвого тела с целью сокрытия истинной причины смерти. В
ходе дальнейшего расследования установлено, что на траектории падания
тела молодой женщины на веревках сушилось белье. После падения тела
веревки оказались, разорванными. От удара об одну из веревок на правой
переднебоковой поверхности шеи образовалось повреждение, ошибочно
принятое экспертом за странгуляционную борозду. Погибшая при жизни
страдала психическим заболеванием. Неоднократно лечилась в
психиатрических стационарах. В состоянии резкого психического
перевозбуждения сама выбросилась из окна Обвинения с мужа были сняты.

В котельной предприятия найден труп женщины с множественными
колото-резаными ранениями на груди и голове. При вскрытии полости черепа
в чешуе лобной кости найден обломок концевой части клинка ножа,
ущемившийся в краях щелевидно-дырчатого перелома. При проверке у одного
из знакомых погибшей изъят складной нож со сломанным клинком. При
сопоставлении клинка этого ножа и извлеченного из черепа отломка
оказалось, что они ранее составляли единое целое. Владелец ножа осужден.

В левой височной области погибшего подростка обнаружено входное
отверстие со следами копоти на поверхности окружающей кожи. Из полости
черепа извлечена 7.62-мм пуля к отечественному патрону образца 1943 г.
Судебный медик пришел к выводу о выстреле с близкой дистанции из боевого
оружия типа 7,62-мм АК (ДКМ. АКМС) или 7.62-мн СКС. В последующем
оказалось, что выстрел произведен из самодельного оружия со

стальным стволом, выточенным кустарно под 7,62-мм патрон. Ошибка
эксперта заключалась в том, что при выстреле с близкого расстояния из
такого мощного оружия, как АК (АКМ, АКМС) или СКС, обязательно должно
было возникнуть сквозное ранение.

В ходе хирургической операции у беременной женщины удален плод. Полагая,
что плод мертв, его отправили в судебно-медицинский морг. Спустя сутки
санитар морга услышал детский плач. Ребенок оказался живым,

Пьяный молодой человек подошел к раскрытому окну своей комнаты на 6-м
этаже жилого дома и взобрался на подоконник. Несмотря на увещевания
жены, с подоконника не спускался. Неожиданно потерял равновесие и упал в
проем окна. Жена оцепенела от неожиданной трагедии. Через минуту в
квартире раздался звонок. Жена открыла дверь — ее ждало новое
потрясение: на пороге стоял протрезвевший муж. На его теле не имелось
сколько-нибудь значительных повреждений. И тем не менее он был
стационирован и провел в больнице 1 1/2 нед. Из мягких тканей его обеих
ягодиц было извлечено множество мелких удлиненных кусочков древесины с
последующим лечением местного воспалительного процесса. К стене дома
были вертикально прислонены 6-метровые неоструганные доски. По инк и
проскользил, выпав из окна, «родившийся в рубашке счастливчик».

Безусловный интерес представляют случайные находки при

исследовании трупа: обнаружение иглы или, что еще более удивительно,
свинцовой пули в сердце при рентгенологическом исследовании или
аутопсии, проведенными спустя 10 и 15 лет, соответственно после ранения
иглой и огнестрельного пулевого ранения сердца. В обоих случаях речь
идет о самопроизвольном выздоровлении после ранения.

Подобные примеры можно продолжать, так как недостатка в них не имеется.
Все они могут рассматриваться как атипичные случаи. Несмотря на
кажущееся разнообразие, атипичные наблюдения могут быть сведены в
ограниченное число групп в соответствии: 1) с необычными условиями
возникновения повреждения или заболевания; 2) с необычными свойствами
повреждающего агента или иного этиологического фактора; 3) с необычным
механизмом возникновения повреждения; 4) с необычным патогенезом
нозологической формы; 5) с необычным вариантом клинического развития,
повреждения или заболевания; 6) с необычным исходом повреждения.

В связи с недостаточной изученностью к судебно-медицинской казуистике
можно отнести практически каждый случай комбинированной травмы.

Осенью ночью нетрезвый преступник угнал легковую автомашину, не
справился с управлением, машина упала с моста в мелкую речку. Выбрался
из машины. В мокрой одежде при температуре +2 “С прошел более 1,5 км.
Забрел в подвал заброшенного дома. Пытался развести огонь. Загорелась,
хотя и мокрая, ‘но пропитанная бензином одежда. Утром найден в
бессознательном состоянии в подвале работниками милиции.
Госпитализирован. При поступлении в клинику: в крови 40%
карбоксигемоглобина и 1,8% этилового спирта, температура в прямой, кишке
+29 “С. Умер через 8 ч. На вскрытии: выраженные признаки отравления
угарным газом, ожоги II— III степени 18 % поверхности тела, поражение
дыхательных путей продуктами горения, общее переохлаждение организма,
перелом тела VI шейного

позвонка с его передним вывихом и тотальным кровоизлиянием под паутинную
оболочку спинного мозга. Трудности оценки этого случая связаны с
недостатком объективных критериев, которые позволили бы среди
перечисленных выделить приоритетную нозологическую форму.

Не менее затруднительным бывает положение эксперта, сталкивающегося с
необходимостью дифференцирования патогене-тичной роли травмы и
патологии, например при базальных суб-арахноидальных кровоизлияниях с
незначительной по объему травмой, полученной непосредственно перед
смертью, при наличии дефекта сосудистой системы мозга в виде
разорвавшейся артериальной или артериовенозной аневризмы, сосудистой
опухоли, мадьформации сосудов мягких мозговых оболочек и т. п.

Как видно из этого ряда примеров, основания для отнесения того или иного
случая к редким или атипичным весьма разнообразны: необычные условия
возникновения повреждения, необычные свойства повреждающего предмета,
необычный механизм травматического воздействия, необычный вариант
клинического развития заболевания, необычный исход травмы и т. п.

И все-таки при всем разнообразии наблюдений и необычности единичного
случая можно выделить несколько обобщающих положений, подчеркивающих
значение судебно-медицинской казуистики; 1) опубликование редкого факта
при всей его уникальности является состоявшимся прецедентом, с которым в
последующем могут сопоставляться и сравниваться сходные явления,
процессы и ситуации; 2) проведение любой нестандартной экспертизы
требует серьезной активизации творческих потенциалов специалиста,
неизбежно ведет к обогащению научной мысли, а в ряде случаев приводит к
появлению новой научной информации; 3) решение экстраординарной задачи
становится возможным лишь при следовании общей методологии познания
применительно к судебно-медицинской теории и практике.

Эти общие положения подчеркивают важное значение личности эксперта, его
знаний, навыков, способностей, отношения к своей специальности,
осознания своего гражданского долга — всего того, что составляет
достаточно емкое понятие квалификации судебного эксперта. Специалист не
рождается с этими качествами, они формируются и совершенствуются в
течение всей его активной экспертной деятельности.

Подавляющее большинство повторных судебно-медицинских экспертиз требуют
скрупулезной оценки предшествовавших экспертных исследований,
привлечения опытных специалистов, применения разнообразных лабораторных
методов, проведения экспериментов, натурного или математического
моделирования. Все это делает повторные экспертизы непохожими друг на
друга прежде всего по комплексу примененных методов и вариантам
судебно-медицинской оценки, результатам выполнен-

ных исследований. Это и позволяет отнести их к разряду
судебно-медицинской казуистики.

Однако редкий и сложный характер повторных экспертиз может иметь оттенок
искусственно созданной казуистики. Дело в том, что трудности, с которыми
сталкиваются специалисты при проведении повторных экспертиз, нередко
связаны с экспертными ошибками и упущениями на этапе проведения
первичных исследований. В связи с этим уместно привести хотя бы краткий
анализ экспертных ошибок как причин искусственно созданной казуистики.

Поскольку единственной формой, в которой эксперт доводит результаты
своих исследований до суда и следствия, является «Заключение эксперта»,
можно рассмотреть характерные экспертные ошибки, исходя из структуры и
содержания этого процессуального документа.

Сопоставление констатирующей части постановлений о назначении экспертизы
и обстоятельств дела во вводной части «Заключения эксперта» показывает,
что они’ нередко не соответствуют друг другу. Сокращая, «уточняя»,
редактируя стилистику изложения констатирующей части постановления,
эксперт в некоторых случаях искажает смысл установленных следствием
обстоятельств расследуемого события. Само по себе это не может прямо
повлиять на ход расследования. По искаженное изложение обстоятельств
прежде всего свидетельствует об искаженном их восприятии, что лишает
эксперта возможности правильно уяснить сущность поставленных задач и,
как следствие, составить адекватный план проведения экспертизы. В таких
случаях степень полноты и последовательность исследований во многом
приобретают стихийный характер, не сообразующийся с особенностями
конкретного случая.

Недостатки при составлении общего плана экспертизы приводят к ошибкам
при проведении частных исследований, предпринимаемых для решения
вопросов, поставленных судебно-следственными органами. Прежде всего, это
группа упущений, связанных с недостаточной полнотой исследования.
Неполнота исследований может относиться как к общему комплексу
обязательных методов, необходимых для решения поставленных задач, так и
к полноценности выполнения отдельно взятой методики.

Определение полноты всего комплекса примененных методов не должно носить
формального характера и ограничиваться только теми исследованиями,
которые обеспечивают решение вопросов, поставленных следователем или
судом. Осмыслив обстоятельства дела, изложенные в постановлении, оценив
характер представленных Объектов, эксперт в соответствии с
представленной ему законом инициативой может провести исследования для
решения ряда важных Дополнительных вопросов. Иг-

норирование экспертной инициативы должно расцениваться как недостаток
экспертизы, ее существенная неполноценность. Судебно-медицинская
практика имеет немало примеров того, когда несвоевременное использование
экспертной инициативы при проведении первичного исследования приводило к
невосполнимой утрате самой возможности получения важной для следствия
информации при выполнении дополнительных и повторных экспертиз (труп
кремирован, процессы заживления изменили первичную морфологию
повреждения, биологические ткани разложились из-за гнилостных процессов,
объект полностью уничтожен в результате проведения лабораторной
методики, например, спектрографии и др.).

Неполноценность при проведении, подготовке и выполнении какой-либо
отдельной методики может проявиться в разнообразных формах:
использование неполного набора исследуемых объектов (не исследованы
орудия травмы, одежда пострадавшего, медицинские документы и др.),
неполное исследование каждого объекта, невыполнение обязательных
технических приемов, нарушение последовательности проведения
лабораторных методов, невыполнение сравнительных контрольных
исследований, недостаточное число опытов для подтверждения устойчивости
наблюдаемых признаков, явлений или процессов, установление факта только
субъективными методами при возможности воспользоваться объективными
критериями, установление факта качественными пробами без использования
методов количественного анализа и т. д.

К неполноте исследования можно отнести несоответствие примененных
методов задачам, поставленным судом или следствием.

Другая группа недочетов, имеющих отношение к процессу экспертного
исследования, связана с нарушениями самой методики исследования:
неточная постановка задач или неправильный выбор объекта для
лабораторного исследования, в результате чего либо не выявляют
существенные признаки, либо получают ложные результаты; неправильные
условия изъятия, транспортировки и хранения объекта лабораторного
исследования, приводящие к искажению результата, утрате исходной
фактической информации или появлению артефициальных результатов; выбор
неадекватного метода, дающего неспецифические результаты, не обладающего
необходимой точностью и чувствительностью; нарушение техники, методики и
оценки полученных результатов.

Нет необходимости детально анализировать отрицательно влияющие на
решение поставленных вопросов элементы недобросовестности эксперта
(иногда его невежества) при проведении исследований и описания их
результатов: неполное исследование объекта (в необходимых случаях не
исследованы мяг-

кие ткани спины н конечностей, позвоночник, спинной мозг и другие
органы, не вскрыта полость черепа, не обследованы органы зрения и слуха,
не вскрыта пазуха основной кости и т. д.), не описаны условия проведения
экспертизы (место, время, температура окружающей среды н др.), неполно
описаны повреждения (локализация, форма, размеры и т. п.) или посмертные
процессы (трупные явления, фауна трупа и т. д.), общие и частные
признаки личности, противоречия в описании одних и тех же находок в
разных разделах заключения (несоответствие стороны и поверхности
расположения повреждений, их рельефов и др.), неопределенность описания
и мн. др.

В определенной степени гарантией от экспертных ошибок является точное
следование действующим официальным методическим рекомендациям Главного
судебно-медицинского эксперта Минздрава СССР, Но, к сожалению, число
таких методических документов явно недостаточно и не охватывает
всего круга частных задач, возникающих в судебно-медицинской
практике. Обобщающие «Правила» проведения экспертиз либо не переиздаются
многими десятилетиями и по этой причине не содержат важных результатов
новых научных исследований (например, действующие «Правила
судебно-медицинского исследования трупа», 1928), либо имеют
существенные недостатки и внутренние противоречия (например,
действующие «Правила по судебно-медицинскому определению степени
тяжести телесных повреждений», 1978). Такое положение привело к давно
начавшейся, но так н незавершенной дискуссии в среде ученых и
практических экспертов о пределах использования в практике
судебно-медицинской экспертизы результатов завершенных и
опубликованных научно-исследовательских работ, прежде всего
диссертационных. Из самой постановки темы дискуссии ясно, что на
этот счет имеются полярные точки зрения: I) экспертная практика
может базировать свои исследования только на официальных
методических документах; 2) экспертная практика может опираться
при проведении исследований и оценке результатов и па содержание
опубликованных научных работ. Категорическим противникам второй точки
зрения (в основном это руководящие ведомственные работники)
можно предложить ответить на следующие вопросы: как поступить
эксперту в том случае, если по вопросу, поставленному перед ним
следствием, официальных методических документов ног, но имеется
защищенная и утвержденная ВАК СССР диссертационная работа, позволяющая
решить поставленную задачу: 1) отказаться от экспертизы, 2)
воспользоваться данными диссертационной работы (одним из
обязательных требований к диссертациям является их практическая
значимость), 3) рекомендовать следователю обратиться к специалисту —
автору диссертации? Воспользуются или не воспользуются следователь и суд
возмож-

ностью провести экспертизу, поручив ее в соответствии со ст. 78 и 189
УПК РСФСР специалисту в данном узком вопросе (автору диссертации) в том
случае, если официальных методических документов нет? Думается,
правильные ответы на все эти вопросы Дает действующее
уголовно-процессуальное законодательство, согласно которому «в качестве
эксперта может быть вызвано любое лицо, обладающее необходимыми
познаниями для дачи заключения» (ст. 78 УПК РСФСР).

Следование приведенному положению закона носит отнюдь не формальный
характер. Оно в первую очередь определяет необходимость перманентного
самосовершенствования специалиста, постоянного изучения им научной
литературы по специальности, тематического обобщения ретроспективной и
текущей экспертной практики, постоянного глубокого проникновения в общую
методологию экспертной деятельности. Характеристика этих сторон
квалификации специалиста особенно ярко проявляется при оценке
резюмирующей части экспертного заключения: диагноза и выводов.

Как это ни покажется странным широкой врачебной аудитории, на страницах
судебно-медицинских изданий сегодня дебатируются вопросы о необходимости
н месте диагноза в «Заключении судебно-медицинского эксперта», о
названии, структуре, содержании, терминологии диагноза. Не удивительно,
что при отсутствии консенсуса теоретиков практика составления диагноза
судебными медиками представляет собой более чем пестрый вид. Вот почему
мы вынуждены детальнее обратиться к этой проблеме и выразить к ней свое
отношение.

Для того, чтобы иметь единую исходную базу для дискуссии о диагнозе,
следует оттолкнуться от общепринятого определения этого понятия. Но
оказывается, что уже здесь мы получаем возможность споткнуться о первую
ступеньку.

Казалось бы, в энциклопедических изданиях мы найдем одинаковое (или
принципиально сходное) определение этого базового в клинической медицине
понятии. Увы, это ожидание оказывается обманчивым: в медицинских
энциклопедиях разных изданий, в фундаментальных работах по теории
диагноза и диагностики мы находим разные определения понятия.

Мы нередко абсолютизируем суть основных положений, изложенных в
энциклопедиях. Безусловно, статьи в эти солидные издания пишут
многоопытные ученые. Но и они ведь люди, a errare humanum est.

Не ставя перед собой задачу анализа эволюции понятия «диагноз», оценим
его определение по последнему энциклопедическому
изданию—«Энциклопедическому словарю медицинских терминов» (ЭСМТ) (1982,
т. I, с. 345): «диагноз — медицинское заключение о состоянии здоровья
обследуемого, об имеющемся заболевании (травме) или о причине смерти,
выраженное в

терминах, обозначающих название болезней (травм), их формы, варианты
течения и т. п.». Это определение не может в полной мере удовлетворить
ни клиницистов, ни морфологов по следующим обстоятельствам: 1)
отсутствует указание на основной принцип построения диагноза —
патогенетический; 2) остается неясным, включает ли упоминаемое
«состояние здоровья» такое понятие, как «здоров», и некоторые
физиологические состояния человека (например, беременность); 3) если
«состояние здоровья» подразумевает оба основных варианта (здоров и
болен), то отпадает необходимость в последующем указании только на
заболевание или травму; 4) нет необходимости упоминать и «причину
смерти», так как ею могут быть уже указанные в формулировке заболевание
или травма; 5) отсутствует указание на необходимость краткости
«медицинского заключения:».

Можно констатировать, что обязательными составными элементами
определения понятия «диагноз» должны быть состояние здоровья,
нозологический и патогенетический принципы построения, краткость
изложения.

Отсюда и можно предложить следующее определение: диагноз— это краткое
медицинское заключение о состоянии здоровья, составленное по
патогенетическому принципу и изложенное языком нозологических терминов.

В действующих и весьма устаревших «Правилах судебно-медицинского
исследования трупа» (1928) отсутствуют требования к составлению
диагноза. Но в любом судебно-медицинском заключении, составленном по
результатам обследования живого человека или мертвого тела, должен быть
медицинский итог, медицинское резюме, медицинское обобщение находок,
свидетельствующих о состоянии здоровья обследуемого, о той «исходной
базе», которая затем подвергается всестороннему судебно-медицинскому
анализу. Должно ли здесь быть простое перечисление повреждений и
заболеваний? Пожалуй, это было бы весьма упрощенное, примитивное,
механистическое понимание задачи. Ведь в соответствии с УПК экспертиза
обязательно проводится для установления «причины смерти» и «степени
тяжести повреждения». Можно ли, не выстроив в патогенетической
последовательности все повреждения (заболевания), их осложнения и
сопутствующую патологию, решить эти обязательные вопросы? Иначе говоря,
можно ли их решить, не поставив диагноза? Отрицательный ответ на этот
вопрос подтверждает необходимость диагноза в судебно-медицинских
документах.

Остальная аргументация в пользу диагноза, с которой следует согласиться,
носит важный, хотя и вторичный, характер: формирование врачебного
мышления, клинико-анатомическое сопоставление, статистический учет и т.
д.

Теперь о названии диагноза. Условность почти каждого термина придает
спору о названии диагноза в «Заключении судебно-медицинского эксперта»
во многом формальный характер. Уместно заметить, что ЭСМТ (1982)
приводит 25 (!) вариантов названий диагноза и 14 (I) вариантов названий
диагностики. Полемизируя о названии диагноза, одни авторы стараются
доказать принципиальное отличие патологоанатомического и
судебно-медицинского диагнозов, другие — отсутствие таких различий, хотя
обе стороны разделяют общее определение понятия «диагноз». Однако,
следуя элементарной логике, они должны включать в определения частных
вариантов диагноза те принципы, которые лежат в основе общего понятии.
Эти принципы едины не только для патологоанатомнческого и
судебно-медицинского диагнозов, но и для клиническою.

Что общего между методами диагностики в этих трех случаях? Это —
современная клиническая и морфологическая диагностика, которая носит
комплексный характер и базируется на: 1) совокупности результатов
клинических, секционных, лабораторных и инструментальных исследований;
2) принципах патогенетического и нозологического анализа; 3) единой
диагностической методологии — от признака (симптома) к синдрому и
нозологической форме; 4) единой терминологии. В чем же различие? Оно
заключается в разных основных объектах исследования при клинической и
морфологической диагностике (живой человек и мертвое тело) и связанных с
ними разных основных методах (при общем комплексном подходе к
медицинской диагностике вообще)—методе клинического анализа и методе
морфологического анализа. Здесь следует подчеркнуть, что весьма нередко
клинический анализ существенно дополняется результатами, полученными
морфологическими методами (биопсией, исследованием препаратов оперативно
иссеченных органов и др.), а морфологический анализ малоэффективен без
осмысления динамики прижизненных клинических проявлений страдания,
зафиксированных в истории болезни, амбулаторной карте, заключениях ВТЭК
и других медицинских документах.. Сходство патологоанатомического и
судебно-медицинского диагнозов еще более очевидно: помимо совпадения
основных принципов их построения (это невозможно оспаривать, если
признавать определение общего понятия «диагноз»), совпадают и основной
объект, и основной метод исследования.

Примечательно, что авторы, находящиеся на противоположных позициях,
приводят в их защиту сходные аргументы. Не потому ли это происходит, что
в главном (в содержании, структуре, целях и принципах построения)
судебно-медицинский и патологоанатомический диагнозы не различаются и не
могут различаться, так как они являются частными вариантами медицинского
диагноза? Так, например, трудно представить какое-либо отличие
патологоанатомического диагноза от диагноза, составленного
судебно-медицинским экспертом по случаю скоропостижной смерти от
заболевания. Единственное отличие сводится к тому, что
патологоанатомический диагноз приводится патологоанатомами в «Протоколе
патологоанатомического вскрытия», а судебно-медицинский— в «Заключении
судебно-медицинского эксперта» (кстати, при экспертизе живого человека
судебно-медицинский диагноз, если бы он применялся в практике, не
отличался бы от клинического). Сохранение этого непринципиального
различия, по-видимому, не может повредить ни судебно-медицинской, ни
патологоанатомической практике.

Попутно необходимо обратить внимание на неидентичность понятии
«патологоанатомический» и «морфологический» диагноз.
«Патологоанатомический диагноз» — более широкое понятие, он базируется
на клинико-морфологическом анализе, морфологический компонент может быть
лишь составным элементом клинического диагноза.

Имей целью подчеркнуть близость судебно-медицинского и
патологоанатомического диагнозов, заметим, что при идентичных
повреждениях в одних случаях составляется судебно-медицинский, а в
других — патологоанатомический диагноз: первый составляют судебные
медики при травме мирного времени, второй — патологоанатомы по
результатам исследования погибших в боевых условиях (см. «Опыт советской
медицины в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.). Таким образом,
спор о названии диагноза становится чисто терминологическим,
абстрактным, отвлеченным, схоластическим спором о форме.

Возможно, одной из причин сформировавшихся разных точек зрения на
название диагноза в «Заключении судебно-медицинского эксперта» является
некоторая неопределенность понятия «судебно-медицинский диагноз» в ЭСМТ
(т. I, с. 346): «Диагноз судебно-медицинский—диагноз, формулируемый в
результате судебно-медицинской экспертизы для решения специальных
вопросов, возникающих в судебно-медицинской практике». Это определение
сводит цель судебно-медицинского диагноза к решению «специальных
вопросов, возникающих в судебно-следственной практике». Такое указание
не отличается конкретностью, так как в судебно-медицинской практике
возникает множество специальных вопросов, для решения которых далеко не
всегда требуется диагноз.

Одними из немногих специальных вопросов в «Заключении
судебно-медицинского эксперта», которые невозможно решить без
патогенетически правильно сформулированного диагноза, являются вопросы о
причине смерти, о роли обнаруженной травмы и патологии в генезе смерти.
Во-вторых, судебный медик не всегда выполняет свою специальную работу в
интересах суда и следствия (например в случаях судебно-медицинского
исследования трупов скоропостижно умерших людей); следовательно,
приведенное в ЭСМТ определение понятия «диагноз» охватывает лишь часть
специальной судебно-медицинской деятельности.

Теория и структура судебно-медицинского диагноза вытекают из общей
теории и практики медицинского диагноза вообще. И актуальными должны
стать не попытки обосновать некий особый характер судебно-медицинского
диагноза, а глубокое и всестороннее изучение судебными медиками основ
медицинской диагностики и составления диагноза. Поэтому без всякого
ущерба для сути дела вполне можно ограничиться термином «диагноз» для
обозначения той рубрики в «Заключении судебно-медицинского эксперта», в
которой дается краткое, патогенетически и нозологически выдержанное
заключение о состоянии здоровья.

Считаем необходимым остановиться на структуре и содержании диагноза.
Если придерживаться патогенетического принципа, то структура диагноза не
может быть многозначной: I) основное повреждение (заболевание); 2) его
осложнения; 3) сопутствующие заболевания (повреждения). Однако при
следовании общей структуре единства в построении отдельных частей
диагноза не обнаруживается. В большей степени это относится к рубрике
«Основное заболевание». Нет оснований возражать против обобщающего
термина «сочетанная травма» при наличии у пострадавшего повреждений
различных частей тела. Этот термин отражает качественно отличающееся
состояние, связанное с синдромом взаимного отягощения, и позволяет
оценить причиненный вред здоровью по отношению к организму в целом, а не
разобщенно, применительно к его отдельным частям. Однако было бы неверно
ограничиваться только этим термином. Поэтому, например, после
обобщающего понятия «сочетанная травма грудной клетки и живота» следует
привести имеющиеся в конкретном случае морфологические проявления и
травмы грудной клетки, и травмы живота.

При формулировке 1-й рубрики диагноза в случае множественной сочетанной
травмы также необходимо следовать патогенетическому принципу, сочетая
его с региональным. Однако группировка повреждений по частям тела с их
перечислением «сверху вниз» (сначала повреждения головы, затем грудной
клетки, живота и т. д.) не всегда соответствует патогенетической роли
травмы отдельной части тела.

Поэтому, раскрывая в диагнозе сущность сочетанной травмы, надо
стремиться выявить и на первое место поставить травму той части тела, в
которой обнаружены наиболее тяжелые из всех обнаруженных у пострадавшего
повреждения.

Несколько осложнений основного заболевания (травмы) приводят в
последовательности, отражающей их роль в наступлении летального исхода.
Такой порядок изложения может совпасть с хронологической
последовательностью возникновения осложнений, но он не должен подменять
собой патогенетическую последовательность, которой всегда должно
отдаваться предпочтение.

Если пациент в период от момента получения травмы до смерти получал
оперативную помощь, то в диагноз включаются все хирургические
вмешательства. На этот счет прозекторская практика дает 2 основных
варианта: 1) хирургические вмешательства перечисляются в самом конце
диагноза после рубрики «Сопутствующие заболевания»; 2) хирургические
операции указываются непосредственно после тех заболеваний, повреждений
или их осложнений, по поводу которых они выполнялись. В отличие от
первого второй вариант в большей степени соответствует патогенетическому
принципу построения диагноза, он является общепринятым в широкой
патологоанатомической практике и приводится в методической литературе.
Первый вариант и некоторые промежуточные рекомендации (хирургические
операции перечислены в диагнозе после осложнений перед сопутствующими
заболеваниями) носят искусственный характер.

Излишне включать в диагноз изменения и повреждения по-. смертного
происхождения, поскольку диагноз — это заключение о состоянии здоровья,
а не о процессах, происшедших с мертвым телом. Эти явления должны быть
отмечены и проанализированы в одном из пунктов выводов.

Остановимся на терминологии в диагнозе. Исходя из сущности понятия
«диагноз» и принципов его построения, при формулировании диагноза
необходимо пользоваться терминами, обозначающими название болезней
(травм), их форм и вариантов течения. Во всех случаях следует стремиться
установить конкретную нозологическую форму (ее стадию, степень, вариант
клинического течения, ведущий синдром, симптомокомплекс и т. п.) и
выразить ее в терминах действующей Международной классификации болезней
(МКБ). Сделать это не всегда просто, поскольку нозология травмы еще
недостаточно разработана в МКБ 9-го пересмотра. В тех случаях, когда
нозологическая форма не могла быть установлена проведенными
исследованиями, при построении диагноза может быть использован
синдромный подход. Однако диагноз, построенный по синдром ному принципу,
неполноценно отражает состояние здоровья больного или пострадавшего, так
как не вскрывает причину страдания.

Нет основания проводить параллель между понятиями «тупая» и
«автомобильная» травма. Первое понятие однозначно указывает на сущность
травмирующего воздействия и имеет специфичные морфологические
эквиваленты и, следовательно, имеет право быть включенным в диагноз
(столь же уместно включать в диагноз термины «колото-резаная рана»,
«огнестрельная рана», как имеющие достаточно специфичную морфологическую
сущность). Второе понятие отражает совокупность повреждений, возникающих
у определенных контингентов населения в определенных условиях, при
которых возможно образование повреждений и от механического (травма
тупыми и острыми предметами), и от термического (высокая температура), и
от комбинированного воздействия. Именно эти последствия отражают
сущность причиненного вреда здоровью. Сам же термин «автомобильная
травма» показывает в первую очередь условия возникновения травмы, а не
состояние здоровья, и поэтому в диагнозе вполне может быть опущен (эта
посылка, безусловно, не исключает необходимости отразить и обосновать в
выводах сам факт н механизм образования всех обнаруженных повреждений в
условиях автомобильного или иного транспортного происшествия).

Уместно ли вводить в диагноз термины, отражающие, согласно МКБ,
«обстоятельства случая или акта насилия»? Строго говоря, сведения об
обстоятельствах происшествия прозектор получает у родственников и
сослуживцев погибшего, у очевидцев или следственных органов. Значит, для
получения этих сведений не требуются ни специальные медицинские знания,
ни специальные медицинские исследования. Первичные сведения об
обстоятельствах могут быть умышленно или случайно искажены, и диагноз в
части обстоятельств может оказаться неверным, причем по не зависящим от
врача причинам. Недаром Большая медицинская энциклопедия (т. 17, с. Ь’4)
обращает внимание на то, что именно эта часть МКБ в наибольшей степени
подвергается адаптации в соответствии с региональными особенностями
здравоохранения страны. Попутно напомним, что ВОЗ, вводя МКБ, имела
основной целью направить ее использование на обеспечение преемственности
при «составлении и публикации статистических данных», относящихся к
болезням и травмам. Ни в одной из 11 статей «Положения» о номенклатуре и
классификации болезней» ВОЗ не выдвигает никаких методических
императивов относительно использования номенклатуры при составлении
диагноза.

Принимая во внимание необходимость составления краткого заключения о
состоянии здоровья, в диагноз, по-видимому, не следует включать элементы
описания повреждений (например, локализацию переломов ребер относительно
анатомических линий, форму и иную частную характеристику ран и т. п.).

Необходимо поддержать тех, кто протестует против включения в диагноз
немедицинских терминов («бампер-перелом», «следы Скольжения на подошве
обуви», «отпечатки протектора» и др.). Эти термины ни в какой мере не
способны отразить «состояние здоровья» (!), т.е. кардинальную сущность
диагноза. Именно по этим же причинам нельзя согласиться с предложением
ограничить в диагнозе применение медицинских терминов и сделать его
понятным следователю. Специальные медицинские термины следует разъяснять
(уместнее всего это надо делать в «Выводах»), а не подменять их
обывательскими понятиями.

Место диагноза в «Заключении судебно-медицинского эксперта».
Предлагаются 3 варианта расположения диагноза: 1) после описании данных
секционного исследования; 2) после изложения результатов всех
лабораторных исследований и 3) в 1-м пункте выводов. Чтобы составить
определенное представление по данному вопросу, необходимо четко
ограничить понятие «диагноз» и понятие «этапы диагностики», отражающие
диагностический процесс. По окончании секционного исследования диагноз,
безусловно, необходим и, прежде всего, для заполнения «Врачебного
свидетельства о смерти». Этот диагноз и есть первичный этап диагностики,
базирующийся на результатах только секционного исследования. Этот
диагноз фиксируется документально в «Свидетельстве о смерти». Видимо,
непринципиально то, где еще дополнительно этот диагноз будет
зафиксирован: в черновике, рабочем журнале эксперта и т. п. Если никаких
дополнительных исследований не проводится, то диагностический процесс на
этом завершается и установленный диагноз является окончательным.

Этот этап диагностики может оказаться промежуточным, если для
определения сущности основного страдания, объема травмы, характера
осложнений и сопутствующих заболеваний требуются дополнительные
исследования, результаты которых учитывают при формулировании
окончательного диагноза (диагностический процесс носит непрерывный
характер, прекращение его зависит от совокупности объективных и
субъективных причин — степени информативности результатов секционного
исследования, возможностей материальной базы конкретного экспертного
учреждения, квалификации эксперта и др.).

Необходим ли предварительный (промежуточный) диагноз в «Заключении
судебно-медицинского эксперта»? Рели поставить цель продемонстрировать в
этом заключении эволюцию диагностического процесса в конкретном
экспертном случае, то такой диагноз, так же как и резюме по всем
последующим этапам диагностики, необходим. Однако такая цель не вытекает
ни из медицинской, пи из процессуальной сущности «Заключения
судебно-медицинского эксперта». Цель экспертных действий сводится к
проведению всего комплекса исследований, необходимых для полноценных и
обоснованных ответов на вопросы следствия (например, обо всех
повреждениях и заболеваниях, их роли в наступлении смертельного исхода).
Основание для такого суждения может дать лишь окончательный диагноз. И
хотя этапы диагностического процесса важны и необходимы, хотя они
отражают внутреннюю логику диагностического мышления эксперта, они не
являются самоцелью, так как следственные органы интересует не столько
процесс установления истины, сколько итог проведенного анализа,
выраженный в форме обоснованного вывода.

По нашему мнению, не выдерживает критики аргумент о необходимости
приводить в «Заключении судебно-медицинского эксперта» все диагнозы для
последующего анализа эволюции врачебного мышления. Заключение — это в
первую очередь процессуальный документ, содержание которого
регламентируется УПК, и лишь во вторую очередь — источник информации для
научных поисков и обобщений. Кстати, характер диагностического процесса
в конкретном случае вполне определенно отражает весь комплекс и
последовательность применения использованных методов исследования, а
также умение: эксперта дать полноценную аргументацию выводов.

Не выходит за рамки суждений о внешней форме и полемика по поводу
предпочтительности таких формулировок, как «предварительный
патологоанатомический диагноз», «после получения результатов
дополнительных исследований патологоанатомический диагноз изменен
(уточнен, дополнен)».

Небесспорен тезис о том, что результаты лабораторных исследований не
влияют на диагноз. Если эти методы (гистологические, судебно-химические
и др.) используются для уточнения сущности травмы или заболевания, то их
результаты необходимы для построения диагноза. Если же они проводятся с
иной целью (например, для установления свойств травмирующего предмета и
механизма его воздействия), их результаты не будут иметь отношения к
диагнозу.

Где же место окончательного диагноза в «Заключении судебно-медицинского
эксперта»? Прежде всего, он должен располагаться после описания
результатов тех исследований, на которых базируется. Это можно сделать
непосредственно перед выводами пли в самих выводах, например в их 1-м
пункте.

Поскольку диагноз — медицинское резюме, вывод о состоянии здоровья, его
можно рассматривать как один из выводов экспертного заключения. Однако
тогда закономерен вопрос: не будет ли противоречить диагноз,
составленный из медицинских терминов, одному из требований к выводам —
необходимости излагать их языком, понятным следователю? Это препятствие
становится несущественным, если эксперт в своих выводах анализирует,
оценивает и разъясняет сущность выявленных им фактов (в данном случае,
повреждений или заболеваний). Также нельзя считать совершенно нелогичным
и размещение диагноза перед выводами, хотя при этом неизбежны некоторые
повто-

19рения, так как в 1-м пункте выводов традиционно приводится

перечень всех установленных повреждений и заболеваний.

Все изложенное показывает, что проблема судебно-медицинской диагностики
и диагноза в судебно-медицинском заключении при всем ее, на первый
взгляд, теоретическом оттенке имеет сугубо прикладную направленность и
важное целевое значение для практики судебно-медицинской экспертизы.

Но продолжим обсуждение экспертных ошибок.

Как уже говорилось, диагноз — первое звено резюмирующей части
заключения, за которым следуют выводы. Приходится констатировать, что
именно в этой части заключения эксперты допускают наиболее серьезные и
разнообразные огрехи, нередко являющиеся поводом для назначения
повторных судебно-медицинских экспертиз, переводящие «рядовую»
экспертизу в разряд судебно-медицинской казуистики. Вот наиболее частые
и существенные недочеты: отсутствие аргументации выводов, недостаточное
обоснование выводов, неопределенная мотивировка (например, ссылка на
«характер», «особенности» повреждения без указания, какой конкретно
имеется в виду «характер» и какие «особенности»), обоснование выводов
носит неопределенный характер (несколько положений выводов
«подтверждаются» единым перечнем признаков; в таком случае абсолютно
неясно, в обоснование какого из нескольких положений приводится тот или
иной признак; лишь при детальном рассмотрении выводов, причем
специалистами, оказывается, что достаточная мотивировка приведена по
отношению к одному-двум положениям, а остальные выводы аргументированы
недостаточно или вовсе не обоснованы), неполнота выводов (нет ответа на
все поставленные следователем или судом вопросы, не использована реально
возможная и необходимая экспертная инициатива), вывод базируется на
обстоятельствах дела, а не на результатах специальных экспертных
исследований (в таких случаях, в сущности, экспертиза теряет свой
специальный характер, входит в противоречие с процессуальными
положениями о компетенции эксперта и сводится к проведению действий, не
требующих специальных познаний, например к подтверждению или
опровержению обстоятельств, изложенных в протоколах допросов свидетелей,
потерпевших, обвиняемых и других лиц, что является исключительной
прерогативой суда и следствия 1) недоказанная категоричность,
необоснованная вероятность, при аргументации — подмена специфичного
характерным; в выводах дается оценка не всем установленным экспер-

1 Ярким примером является ситуационная (ситу а логическая) экспертиза,
когда перед экспертами ставится задача оценить возможность или
невозможность возникновения и существования того или иного факта в
конкретно предлагаемых условиях.

том фактам; дается оценка фактов, не устанавливавшихся в процессе
экспертного исследования.

Одной из грубых ошибок является выход эксперта за пределы своих
специальных знаний, т. е. за пределы своей компетенции. Сейчас реже
стали встречаться случаи выхода в область других наук и, прежде всего,
юриспруденции. Эксперты в своих выводах, например, не пишут о том, что
обнаруженные повреждения характерны для убийства, самоубийства или
несчастного случая, хотя нередко считают возможным высказываться о
признаках борьбы и самообороны», «изнасиловании» и т. п. В последнее
время чаще стала фиксироваться другая форма некомпетентности — выход в
сферу «общежитейского» опыта, не требующего вообще никаких специальных
знаний.

Конечно же, нельзя сводить причины экспертных ошибок только к
неопытности или недобросовестности эксперта. Причиной неверно
построенного исследования или неверной интерпретации результатов могут
быть недостаточная научная разработка частной проблемы, отсутствие
рекомендаций для использования установленных данных в практике
судебно-медицинской экспертизы, несовершенство материальной и
лабораторной базы экспертного учреждения, недостатки в организации
(прежде всего, координации) работы экспертов и лаборантского персонала,
пробелы в организации и проведении последипломной подготовки и
переподготовки судебных медиков и др.

Многие недостатки выводов обусловлены нарушением основных законов логики
как на протяжении всех выводов, так и при формулировке отдельно взятого
вывода. Об этом более 15 лет назад убедительно писал И. Г. Вермель
(1974). С тех пор дело мало продвинулось вперед. И главная здесь причина
в том. что формирование экспертного мышления в процессе последипломной
подготовки и переподготовки судебных медиков не имеет характера единой
продуманной системы. Это приводит к тому, что на различных курсах
повышения квалификации судебно-медицинские эксперты, принимая очередную
порцию фактических данных, не получают (или в лучшем случае, не
совершенствуют) основной инструмент, необходимый для анализа и оценки
этих данных, а именно экспертное мышление. Поэтому не удивительно, что,
«повысив» в плановом порядке свою квалификацию, возвращаясь к
практической работе, специалист продолжает совершать прежние ошибки. Это
дает основание руководителям экспертных учреждений предъявлять претензии
к качеству учебы, а преподавателям — упрекать соответствующих
начальников в незаслуженных демаршах. Как ни парадоксально, в этом и
виноваты, и не виноваты и те, и другие. Это — общая беда. Беда, также
приводящая к повторным экспертизам, эксгумациям, т. е. ко всему тому,
что искусственно форми-

рует судебно-медицинскую казуистику. Вот почему уместно остановиться на
вопросе формирования экспертного мышления1. Судебно-медицинское
экспертное мышление — одна из форм

клинического врачебного мышления, которое, в свою очередь,
рассматривается как «своеобразная мыслительная деятельность врача,
предполагающая особые формы анализа, связанные с необходимостью
соотнести общую картину болезни с выявленным симптомокомплексом
заболевания, а также быстрое :; своевременное принятие решения о природе
заболевания, исходя из единства осознаваемых и неосознаваемых,
логических и интуитивных компонентов опыта» (БМЭ, т. 16, с. 149).

Судебно-медицинскому мышлению присущи общепрофессиональные черты
врачебного мышления, связанные главным образом с диагностическим
процессом и отчасти с лечебной деятельностью (например, при опенке
правильности, полноты и своевременности лечебной помощи в случаях
проведения судебно-медицинской экспертизы по уголовным делам о
профессиональных правонарушениях медработников). В то же время
диагностический процесс как процесс познания в судебной медицине имеет
свои особенности, связанные со специальным предметом исследования: не
только диагностика травмы (или заболевания), но и установление свойств
травмирующего предмета, условий и механизма его воздействия,
идентификация личности человека, определение давности смерти, условий
посмертного периода, манипуляций с трупом и др. Для решения утих задач в
отличие от клинического экспертный мыслительный процесс требует четкого
разделения сознаваемых и неосознанных, логических и интуитивных
компонентов опыта. Если клиническое мышление допускает для познания
истины пробное лечение ( ex juvantibus), логическим анализ при судебной
экспертизе может базироваться только на объективно установленных фактах.
Интуитивный опыт в экспертной деятельности не исключается, но он в
основном должен учитываться лишь при постановке альтернативных задач и
выборе путем их решения. На этом положении очень важно акцентировать
внимание потому, что на практике эксперты с большим стажем работы
позволяют себе «аргументировать» выводы ссылкой на многолетний опыт
экспертной работы. Такая ссылка носит субъективный (в данном случае
—интуитивный) характер и не является экспертным доказательством. Опыт н
интуиция эксперта могут

1 Проблема экспертного судебно-медицинского мышления не разработана. Нет
ясности по таким вопросам, как понятие и его составные элементы,
предметность и мотивационные основы как предпосылки формирования
экспертного мышления н др. Несомненно, эта актуальная проблема
заслуживает глубокого самостоятельного исследования. Поэтому, предлагая
читателю свое, отношение к этой проблеме, вполне допускаю полемический
характер выска-зываемых положении.

будировать его па углубление и расширение круга подлежащих изучению
объектов и методов их исследования, но с непременной целью реализовать
свои гипотезы, предчувствия, предположения в объективные доказательства.
Поэтому следует еще раз подчеркнуть, что интуитивная убежденность
эксперта в реальном существовании того пли иного факта не может
подменять собой объективных доказательств его существования.

Экспертное мышление (как н любое специальное мышление) немыслимо бея
необходимого объема теоретических знаний. Овладение этими знаниями
зависит от многих компонентов: качества лекционной работы, научного
содержания учебников, руководств и другой специальной и
научно-методической литературы; эффективности практических лабораторных
и семинарских занятий; регулируемой самостоятельной работы; современной
учебно-материальной базы; согласованной и четкой организации учебного
процесса на основе научно обоснованных учебных программ и тематических
планов. Поясним некоторые из перечисленных здесь положений.

Одной из оптимальных форм выработки специального мышления является
проблемный характер лекций. Но сущность проблемной лекция понимается
неоднозначно профессорами н преподавателями кафедр судебной медицины,
кстати, н других медицинских и немедицинских дисциплин).

Одни подход определяет необходимость всесторонне н глубоко изложить в
лекции избранную проблему, показать ее современное состояние, основные
научные направления ее изучения н перспективы развития. Нет сомнения,
что такие лекции нужны. Но они должны иметь слушателя, способною
полноценно воспринять излагаемый материал. Такие лекции, возможно,
приемлемы для узловых тем общего и тематического усовершенствования.
Однако они несут н основном обзорную или справочно-информационную
нагрузку и в наименьшей степени способны решать задачу целенаправленного
формирования врачебно-экспертного мышления.

Другой подход заключается в том. что проблемный .характер лекции
определяется ведущим методическим приемом — постановкой перед аудиторией
учебных вопросов, научно-практических проблем, ситуационных задач,
обоснованием рациональных путей их решения, демонстрацией вариантов
мотивированной оценки результатов исследований. В методическом отношении
такой подход представляется более обоснованной канвой для
целенаправленного формирования экспертною мышления. Но изложенный подход
будет выглядеть примитивно и не достигнет поставленных целей, если
преподаватель недостаточно глубоко, широко н свободно владеет материалом
лекции, если «партитура» лекции заранее не отработана в деталях, если в
манере изложения нет убежденности и экспрессии.

Обращение к такого рода проблемному учебному занятию далеко не ново:
еще Сократ широко использовал этот прием во время устных лекций-бесед со
своими учениками — он ставил перед ними противоречивую проблему и путем
системы наводящих вопросов вместе с ними искал пути ее решения. При
таком «сократовском» понимании проблемной лекции она может быть успешно
проведена лишь в форме диалогического изложения с активным подключением
аудитории. Но активность аудитории должна быть заранее предуготовлена.
Одним из надежных в этом отношении приемов является заблаговременное
изучение обучаемыми специальной литературы, рекомендованной к очередной
лекции. Обязательным залогом успешной обоюдной (лектор—обучаемый) работы
является предварительное знание слушателями необходимого объема
фактических знаний по теме. Серьезно активизирует аудиторию четкая
мотивационная основа занятия. Попытки активизировать аудиторию
примитивными противоречивыми ситуациями могут превратить лекции в
нехитрую и унылую игру. Поэтому проблема должна быть поставлена так,
чтобы слушатель осознавал всю ответственность за правильность и
обоснованность решения предлагаемой ситуации. Эксперт должен видеть
место своего исследования в общей системе раскрытия преступления
понимать последствия неполноценного и, тем более ошибочного заключения.

Формирование экспертного мышления продолжается на практических и
лабораторных занятиях. Здесь эта задача соединена с необходимостью
предварительного получения полной и объективной информации об объекте
исследования и лишь затем-с оценкой выявленных фактов. Практически
отрабатывая на лабораторном и секционном занятии целенаправленный подход
к обязательному сбору полной информации об объекте и научному
обоснованию установленных фактов, экспертное мышление формируется в
конкретно-прикладном отношении.

Каждое практическое занятие должно завершаться групповым разбором
качества выполненных учебных заданий. Классическим примером может
служить секционный разбор, в ходе которого на кафедрах судебной медицины
должны отрабатываться не только вопросы формулировки диагноза, причины и
генеза смерти, но и широкий круг вопросов, направленных на реконструкцию
обстановки возникновения повреждения.

Судебно-медицинское мышление формируется и на семинарских занятиях, где
наряду с другими специальными вопросами отрабатывается способность
специалиста: 1) понятно излагать результаты исследований и 2)
мотивировать установленные фактические данные. Помимо контроля степени
усвоения материала, это важно для подготовки эксперта к участию в
судебных заседаниях. Двустороннее (преподаватель — обучаемый) обсуждение
конкретных аспектов изучаемой проблемы, с од-

ной стороны, моделирует обстановку во время судебного следствия, а, с
другой — позволяет дифференцированно судить о степени понимания
отдельными обучаемыми как частных вопросов, так и проблемы в целом.
Семинарское занятие представляется наилучшим способом выявлять изъяны
экспертного мышления и находить пути устранения пробелов. Оно готовит
эксперта к состязательной форме его участия в работе судов.

Совершенствование экспертного мышления должно осуществляться по время
самостоятельной работы обучаемых. Самостоятельная работа во внеучебное
время должна быть строго регулируемым и четко планируемым процессом,
включающим не только чтение специальной литературы, но и отработку
учебных заданий, которые признаны и углублять теоретические знания, и
закреплять практические навыки, и, в определенной степени, формировать
экспертное мышление. Необходимо обратить внимание на то, что
неконтролируемая самостоятельная работа во внеучебное время не достигает
ожидаемых результатов, Для самостоятельной работы во внеучебное время
должны быть разработаны конкретные формы контроля: обязательные
контрольные вопросы к очередному занятию, оформление отчетных документов
по выполненным частным учебным заданиям, зачетным экспертизам.

Несомненно, что многое из изложенного окажется невозможным осуществить
без хорошо организованной учебно-материальной базы, включающей
тематические классы, учебные лаборатории, специализированные учебные
комплексы, современную аппаратуру, инструментальное и лабораторное
оснащение, учебные стенды и пособия, адаптированные к целям и задачам
подготовки конкретных контингентов обучаемых, и т. д.

Но было бы совершенно ошибочным сводить формирование экспертного
мышления только к функции институтов усовершенствования. Здесь хотелось
бы подчеркнуть важнейшее положение о непрерывности, единстве и
преемственности формирования экспертного мышления, которое, закладываясь
в высшей школе, должно совершенствоваться в ходе практической экспертной
деятельности. Необходимо отметить важную роль и не менее значительную
ответственность руководителей экспертных учреждений. Именно здесь
имеется наиболее широкий спектр возможностей для совершенствования
экспертного мышления: алгоритмизация исследований и оценок,
наставничество, плановое аттестование, привлечение начинающих экспертов
к участию в сложных комиссионных экспертизах и др.

Только в тесном контакте руководителей-практиков и педагогов может
реализоваться тезис о комплексном методическом подходе к получению
исходной экспертной информации в сочетании с едиными общими
принципиальными подходами к анализу и синтезу собранных фактов.

В конечном итоге экспертное мышление надо рассматривать как инструмент
познания. Умение владеть этим инструментом является надежным фундаментом
для методически выдержанного самообразования специалиста.

Говоря о редких и необычных случаях, следует подчеркнуть их
относительность: одни из них никогда не встречались а мировой практике,
другие — в отечественной, третьи — в практике отдельного экспертного
учреждения, четвертые—впервые встретились в практике конкретного
эксперта.

Относительность казуистики должна рассматриваться и во времени. Если
«феномен Виноградова» в 50-е годы рассматривался как экстраординарное
явление, то в настоящее время — это лишь одно из хорошо известных
последствий одного из частных вариантов взаимодействия пули с преградой.

Нельзя и переоценивать значение казуистики. Если какое-то необычное
повреждение возникло в определенных условиях, это не значит, что
повреждение со сходной морфологией не может возникнуть в других
условиях. С другой стороны, при повторяющихся условиях далеко по всегда
возникают одинаковые явления, одинаковые последствия. Не следует
ограничиваться простым запоминанием казуистики—важно исследовать н
находить закономерности возникновения как отдельных редких явлений, так
и их совокупности.

Но пора, по-видимому, переходить к изложению того, чего ждет, п,
возможно, уже с нетерпением, читатель. Мы не преследовали цель дать в
этой книге систематическое изложение судебно-медицинской казуистики. Это
и невозможно сделать на полутора десятках наблюдений. Автор получил бы
полное удовлетворение, если читатель, заняв позицию эксперта в каждом
конкретном случае, прошел с ним от исходных вопросов по всему пути
исследования, сомнений я размышлений над результатами к решению
экспертных задач.

Глава 2. БЫВАЮТ Л И НА СВЕТЕ ЧУДЕСА?

Владимир Иванович Пальцев последнее время стал часто жаловаться на
неприятные ощущения в области сердца: то ноет, то колет, то болит, то
щемит, то давит. «Не рановато ли, Иваныч, ведь только сорок разменял?» —
то ли спрашивали, то ли сочувствовали сослуживцы. В пятницу даже
попросил начальника цеха отпустить пораньше домой. Тот разрешил со
словами: — «Ладно, отдыхай, набирайся сил. Завтра утром заеду,
отправимся на дачу, пора клубникой заниматься».

Их участки в садоводческом товариществе находились рядом. Общие
интересы, общие заботы, здесь не было начальников и подчиненных, только
— единомышленники.

Как и договорились, к 7 ч утра машина была во дворе. В дороге говорили
обо всем. Владимир Иванович чувствовал себя неплохо, но дал слово, что в
понедельник обязательно обратится к заводским врачам.

Было 8 ч 30 мни. Начинался один из чудесных дней конца мая. Время
первых плодов и больших надежд на будущий урожай. Переговариваясь с
соседом, Владимир Иванович рыхлил грядку.

Сосед о чем-то спросил, Пальцев не ответил. Тот снова задал вопрос —
молчание. «Иваныч, ты где?» Владимир Иванович лежал, уткнувшись лицом в
грядку. Сосед кинулся к нему, перевернул на спину, лицо было необычно
бледно. Пальцев не дышал. Кто-то из садоводов оказался врачом. Пытались
делать закрытый массаж сердца, искусственное дыхание, применить валидол,
нитроглицерин… Все было бесполезно. «Скорая» помощь явилась через 2
‘/2 ч. Констатировала и без того очевидный всем факт смерти Пальцева1.
Опросив окружающих, врач скорой помощи записал: «Острая сердечная
недостаточность. Инфаркт миокарда».

Внезапная смерть человека средних лет. Как поступают

в таких случаях?

Если у умершего при жизни врачами было объективно диагностировано
заболевание сердечно-сосудистой системы (атеросклероз венечных артерий,
стенокардия и т. п.), которое могло привести к быстрой смерти, то врач
поликлиники на основании записей в амбулаторной карте больного может
выписать свидетельство о смерти, что позволяет произвести захоронение
без вскрытия трупа.

Если умерший не наблюдался врачами н смерть наступила скоропостижно,
неожиданно для окружающих, то причину смерти следует устанавливать
обязательно по результатам вскрытия, причем судебно-медицинского. При
неожиданной смерти ее причина может оказаться столь же неожиданной. Вот
здесь мы и подошли к первому обстоятельству, делающему

этот случай необычным.

Судебно-медицинское исследование трупа Пальцева было проведено на 3-и
сутки. Вскрытие трупа проводил опытный эксперт Анатолий Харитонович
Кукулев. Сама предыстория представлялась довольно типичной, в целом она
могла быть охарактеризована двумя словами «сердечный анамнез». Беседа с
родственниками лишний раз убедила эксперта в том, что речь, по всей
видимости, пойдет о скоропостижной смерти, наступившей вследствие
сердечно-сосудистого заболевания.

Он начал наружное исследование, размеренно диктуя секретарю протокол:
«На трупе надеты синие хлопчатобумажные спортивные брюки, пестрые
сатиновые трусы, серые носки из синтетической ткани. На передней
поверхности брюк сухая сероватая грязь. Порядок в одежде не нарушен.
Каких-либо повреждении и следов биологического происхождения на одежде

нет. Труп мужчины, 40 лет, правильного телосложения, средней
упитанности. Длина тела— 174 см. На голове густые темно-русые волосы
длиной до 9 см. Кости свода черепа н лица на ощупь целы. Носовые ходы н
слуховые проходы чистые. Рот закрыт, язык за линией зубов. Все зубы
целы. На шее повреждений нет. В области левого надплечья, в проекции
акромиона, ссадина неправильной круглой формы, диаметром 0,8 см,
покрытая плотной черно-красной корочкой…»,

Диктуя, Анатолий Харитонович размышлял: «Опять небольшие повреждения на
теле скоропостижно умершего. Хорошо, что не на голове». Ему не нравились
эти «типичные» случаи скоропостижной смерти в сочетании с
незначительными наружными повреждениями, когда родственники умершего
донимают вопросами: может быть, кто-то ударил по лицу и от этого
возникло кровоизлияние в мозг? Как на самом деле уверенно различить: то
ли человек споткнулся, упал, ударился головой и у него возникли
небольшая ссадина на лице и массивное внутримозговое кровоизлияние, или
у больного человека сначала возник инсульт, он потерял сознание и при
падении получил такую же ссадину. Надо сказать, что ссадины, нанесенные
непосредственно перед смертью, в агональном периоде и в ближайшее время
после смерти практически не различаются. Ведь даже при остановке сердца
и дыхания, прекращении функции головного мозга, т. е. при наступлении
биологической смерти, ткани определенное время сохраняют свои
физиологические свойства, остаются условно живыми. Так до сих пор никто
и не взялся за разработку объективных критериев судебно-медицинской
опенки повреждений на трупах внезапно умерших людей. «Наверняка» была бы
хорошая диссертация»,— подумал Кукулев.

Но, слава богу, этот случай кажется не из их числа. «Во-первых,—
размышлял эксперт,— корочка над ссадиной возвышается — значит,
повреждение возникло не в самое ближайшее время. Во-вторых, ссадина
располагается на плече, а здесь нет никаких жизненно важных органов;
значит, это повреждение не повлияло на наступление смертельного исхода».
«Тем не менее будем последовательны,— решил Анатолий Харитоно-вич,—
рассечем кожу, увидим кровоизлияния, сделаем вывод о прижизненности
ссадины и продолжим вскрытие». В таких случаях кожу рассекают
непосредственно через ссадину. Но Анатолий Харитонович давно взял себе
за правило до поры до времени не нарушать первичное состояние
повреждения. Он сделал дугообразный окаймляющий разрез в 1,5 см от
ссадины и слегка отпрепарировал кожу. Кровоизлияние неожиданно оказалось
обширным, имело темно-красный цвет и окружало ссадину на площади
диаметром 4—5 см. Это становилось непонятным : ссадина — с ноготь
мизинца, а кровоизлияние —

с пол-ладони. Он аккуратно стал ощупывать акромион и вдруг почувствовал
хруст мелких осколков — это было начало раневого канала, «Вот так
«типичный» случай! Здесь, пожалуй, попахивает криминалом…».

Явился недовольный фотолаборант— «напускает туману мэтр», ссадину
сфотографировал и собрался удалиться. «Погоди,—сказал Анатолий
Харитонович, приложил к ссадине влажное полотенце,— здесь, кажется,
что-то необычное». Убрал полотенце, на нем остались корочки запекшейся
крови, и ссадина. .. превратилась в небольшую рану вытянутой овальной
формы, размерами 1,5X0,6 см, окаймленную сплошным осад-нением шириной
0,5—0,2 см. В средних отделах раны выделялся дефект кожи размерами
0,5×0,4 см. Это было… входное пулевое отверстие. Вокруг него не
оказалось ни следов копоти, ни следов действия порошинок, иначе говоря,
не было следов близкого выстрела. При наличии на пострадавшем одежды
этот факт имеет относительное значение, поскольку копоть и порошинки
могут быть задержаны первыми слоями одежды. Но Пальцев был одет только
до пояса. Значит, выстрел был произведен с неблизкой дистанции.

При пулевых ранениях, независимо от того, успел ли следователь поставить
интересующие его вопросы, эксперт должен быть готов установить
локализацию входной и выходной огнестрельных ран, направление раневого
канала, расстояние выстрела, вид ранящего снаряда и использованного
образца оружия, возможность причинения выстрела самим пострадавшим и др.
Анатолий Харитонович сообщил о находке в прокуратуру и продолжил
исследование.

У Пальцева входная пулевая рана располагалась в 154 см от подошвенной
поверхности и в 18 см от передней срединной линии. Длина верхних
конечностей от копчиков пальцев до акромиона— 73 см. Тщательный поиск
выходной раны оказался безрезультатным. Ее не было. Значит, ранение
слепое. Поиски огнестрельного снаряда при слепых ранениях — непростое
дело. Поэтому сначала была выполнена обзорная рентгенография грудной
клетки и живота. Инородное тело металлической плотности, по форме и
размерам похожее на пулю, было обнаружено в правом подреберье. Итак, это
ранение оказалось слепым пулевым (рис. 1). Локализация инородного тела
уточнена на двух рентгенограммах, выполненных в задней прямой и правой
боковой проекциях.

Лишь после этого было продолжено вскрытие. Важно проследить раневой
канал на всем его протяжении. При этом следовало решать две задачи:
определить направление раневого канала, включая различные отклонения
раневой траектории, установить, какие по плотности ткани повреждены по
ходу раневого канала.

Рис. 2. Огнестрельный перелом левого акромиона.

Рис. 3. Краевое огнестрельное повреждение тела VIII грудного позвонка.

Рис. 1. Остроконечная пуля в правом подреберье Пальцева,
Рентгенограмма.

Раневой канал был исследован до извлечения органоком-плекса
последовательно, начиная от входного отверстия. Первое, что обнаружил
эксперт, был огнестрельный перелом акромиона. Раневой канал в кости
начинался на задневерхней поверхности акромиона в 2 см от его конца и
проходил в направлении слева направо, сверху вниз и несколько спереди
назад, т. е. косо продольно но отношению к длиннику отростка, который
оказался полностью отделенным от ости лопатки (рис. 2). Продолжая это
направление, раневой канал проходил через полость левого плечевого
сустава и головку левой плечевой кости. Раневой канал удавалось
сохранять на одной прямой линии только при положении левой руки,
отведенной вперед и влево примерно на 40—50°. По отношению к основанию
эпифиза раневой канал проходил косо поперечно, причем головка была
полностью отделена от анатомической шейки, на передней поверхности
которой выделялся дополнительный плоский отломок кости размерами 2Х 1,5
см.

Во втором межреберье по средней подмышечной линии на площади 2,5X2 см
обнаружено локальное повреждение межреберных мышц, верхнего края III
левого ребра и пристеночной плевры. Герметичность левой плевральной
полости была нарушена. Представляло интерес краевое повреждение III
ребра -оно имело четкую полукруглую форму (такие повреждения имеют особо
важное значение при сквозных ранениях, поскольку позволяют установить
калибр ранящего снаряда).

Левое легкое оказалось спавшимся. Раневой капал в нем начинался на
задневерхней поверхности верхней доли щеле-видным отверстием длиной 1,5
см и проходил слева направо и сверху вниз, пересекая всю верхнюю долю,
междолевую щель и медиальные отделы нижней доли, заканчиваясь на ее
внутренней поверхности щелевидным отверстием. По ходу раневого канала в
легких выявлены обширные кровоизлияния, муфтооб-разно окружавшие весь
раневой канал в радиусе 2,5—3 см.

Соответственно левой переднебоковой поверхности VIII грудного позвонка
горизонтально располагалось продолговатое повреждение пристеночной
плевры с мелколоскутными краями (лоскутки треугольной формы, их острые
концы направлены влево). Общие размеры повреждения — 5×1,5 см. При
сведении краев повреждения в его средних отделах определялся го-

31ризбнтально расположенный дефект плевры длиной 1.5 см. Левый конец
дефекта достигал 0,2 см, ширина дефекта уменьшалась «на нет» к правому
его концу.

После отсепаровки пристеночной плевры было выявлено краевое повреждение
нижней половины передней стенки VIII грудного позвонка (рис. 3).
Повреждение располагалось почти горизонтально, имело желобовидную форму
и размеры 1,8Х ХО,8хО,2см.

Все повреждения от входной раны до левого края повреждения тела VIII
грудного позвонка (исключая раневой канал в спавшемся легком) находились
на одной прямой линии, при упомянутом положении левой руки. Начиная от
краевого повреждения тела VIII позвонка раневой канал отклонялся
несколько кпереди и становился менее отвесный.

Напротив повреждения тела VIII грудного позвонка обнаружен сквозной
разрыв задней стенки грудной аорты, проникающий в просвет сосуда. Разрыв
располагался вертикально, имел щелевидную форму и длину 1,8 см. Края
разрыва были мелко неровными.

Раневой канал пересекал заднее средостение и проникал в правую
плевральную полость через ее медиальную стенку. Он продолжался от
медиальной поверхности нижней доли правого легкого к ее диафрагмальной
поверхности в виде щелевидного прямолинейного повреждения, окруженного
муфтообразным кровоизлиянием. Далее раневой канал проходил через правый
купол диафрагмы и правую долю печени, оканчиваясь на ее нижней
поверхности, где и была обнаружена остроконечная 7,62-мм пуля. На
боковых поверхностях пули имелись следы от полей нарезов, а головной
конец был несколько изогнут.

Общая протяженность раневого канала составила 48 см. Его первый
прямолинейный участок был равен 27 см, а второй—21 см.

К концу вскрытия подошел следователь. Для него находки эксперта были
абсолютной неожиданностью. Анатолий Хари-тоновпч подвел итоги
проведенного исследования: ранение огнестрельное, пулевое; ранящий
снаряд — пуля к патрону образца 1943 г., могла быть выстрелена из
автомата Калашникова или самозарядного карабина Симонова; входное
пулевое отверстие на верхней поверхности левого надплечья; раневой канал
в виде изломанной линии, его первоначальный прямолинейный отрезок имел
направление сверху вниз, слева направо и несколько спереди назад; в
момент выстрела левая рука была отведена вперед и влево приблизительно
на 40—50°; огнестрельный снаряд сохранил большую кинетическую энергию,
хотя вошел в тело своим полубоковым профилем; выстрел произведен с
неблизкой дистанции.

Не имея никаких других, кроме известных нам, сведений об условиях
гибели Пальцева, следователь вполне удовлетворился этой исходной
информацией. Он лишь попросил уточнить направление выстрела. «Мы не
можем устанавливать направление выстрела»,— отвечал эксперт.— «Можно
лишь сказать, что оно совпадало (если пуля по пути не встретила какую-то
преграду и не рикошетировала от нее) с начальным прямолинейным участком
раневого канала. Для того, чтобы установить, направление выстрела, надо
знать позу Пальцева в этот момент. Таких данных нет. Поэтому, откуда
произведен выстрел, судебно-медицинская экспертиза ответить не может.
Конечно, нельзя исключить, что в Пальцева выстрелили с крыши одного из
близко расположенных домов или с дерена. Но все может быть и гораздо
банальнее: человек, наклонившись, вскапывал или рыхлил грядку, был
обращен головой » сторону стрелявшего, при этом и мог образоваться
раневой канал с таким направлением, как у Пальцева».

«Каково же расстояние выстрела?» — с робкой надежде?! в голосе спросил
следователь. «Неблизкая дистанция»,—развел руками эксперт.— «К
сожалению, мы можем более или менее точно устанавливать расстояние
выстрела только на близкой дистанции, когда видим следы действия копоти,
порошинок, металлических частиц, пороховых газов. Но это расстояние
очень короткое— 1 —1,5, редко — 2 м. Дальше порошинки и металлические
частицы не летят. Научные разработки по поводу определения расстояния
выстрела на неблизкой дистанции мне не известны. Но я изымаю кожу с
входной раной, все поврежденные кости, кусочки обоих легких, фрагменты
печени и аорты из области раневого канала. Все это отправляю на
лабораторное исследование, а пулю передаю вам для баллистической
экспертизы».

Есть специальные лабораторные методы, которые могут дать весьма ценную
дополнительную информацию. Но эффективность этих исследований во многом
зависит от задачи, которую ставит перед специалистами лаборатории
эксперт, проводивший вскрытие. К сожалению, руководители отдельных
экспертных учреждений в погоне за дополнительными врачебными и
лабораторными ставками стремятся искусственно увеличить экспертную
нагрузку, добиваясь в приказном порядке «100 % охвата вскрытий
гистологическими н физико-техническими исследованиями». Еще один
образчик административно-командного подхода к управлению, на этот раз
экспертной службой.

Как бы то ни было, были назначены оба исследования. О степени их
полезности можно судить по результатам.

Опустим исследовательскую часть и приведем только выводы из заключения
физико-технической экспертизы: «Повреждения на теле Пальцева вполне
могли быть причинены пулей,выпущенной из нарезного оружия.
Выстрел был произведен с расстояния вне сферы действия
дополнительных факторов выстрела, т. е. с дальнего расстояния». Без
труда можно заметить, что это дополнительное исследование, проведенное
«специалистом физико-техником» кажется куда менее
квалифицированным, чем заключение эксперта, проводившего вскрытие.
Во-первых, физико-техник считает, что ранение «вполне могло быть
причинено пулей», т. е. он допускает лишь возможность (1?) пулевого
ранения. А каким же еще, кроме пулевого, может быть слепое ранение
глубиной 48 см с типичным входным пулевым отверстием и наличием пули в
конце раневого канала? Во-вторых, физико-техник полагает, что выстрел
мог быть причинен пулей, «выпущенной из нарезного оружия». Хотя
существует вообще небольшое число объективных судебно-медицинских
параметров, позволяющих установить нарезной характер оружия, из
которого выстрелена пуля, в данном случае эти признаки
отсутствовали. На что же опирался эксперт, делая свой вывод?
Только на следы нарезов на пуле, найденной в теле Пальцева.
Но… это — выход за пределы компетенции судебного медика, поскольку
оценка следов на пулях, возникших в момент выстрела от ее
взаимодействия со стволом оружия, является прерогативой
эксперта-криминалиста. В-третьих, физико-техник, ничего не прибавив
к выводам предыдущего эксперта о расстоянии выстрела, допустил
терминологическую неточность, применив вместо общепринятого понятия
«неблизкая дистанция» — «дальнее расстояние».

Сопоставив этих два экспертных документа, следователь без труда усмотрел
противоречия. Их удалось устранить в процессе допроса обоих экспертов,
что вполне естественно привело лишь к трате дополнительного служебного
времени 3 человек.

Исключительно интересные {весьма редко встречающиеся) данные были
получены при гистологическом исследовании. В препаратах левого легкого,
стенки аорты и печени были обнаружены инородные, угловатые, бесцветные,
желто-коричневые частицы, а также крупные и мелкие комплексы
растительных клеток. К сожалению, гистологи не придали должного значения
этим находкам и никак не оценили факт обнаружения инородных тел,
ограничившись указанием лишь на прижизненный характер огнестрельного
повреждения (факт, который не вызывал никаких сомнений на аутопсии).
«Прошел мимо» инородных частиц и эксперт, проводивший вскрытие. А они в
будущем еще сыграют свою роль.

Тем временем была назначена и проведена криминалистическая экспертиза
пули, извлеченной из тела Пальнева. Вот ее результаты: «Представленная
на экспертизу пуля является частью 7,62-мм отечественного промежуточного
унифниирован-

ного патрона, выстрелена из штатного боевого оружия
-7,62-мм автомата Калашникова (типы АК, А КМ, АКМС); ствол
автомата малоизношенный; пуля пригодна для идентификации
экземпляра оружия; следов взаимодействия пули с преградой,
более твердой, чем ее оболочка, не обнаружено».

Здесь почти все верно, за исключением последней фразы. Вспомним
искривленный головной конец пули. Конечно же, он деформировался не
самопроизвольно. Следовательно, есть все основания утверждать, что пуля
взаимодействовала с преградой. Но что это была за преграда? То ли
плотные костные ткани по ходу раневого канала, то ли плотные препятствия
на ее траектории до попадания в тело. Криминалисты должны были выразить
свое отношение к данному факту, но этого не произошло. И в своей
дальнейшей работе следователь, к сожалению, опирался только на эти
сведения.

Поскольку расстояние выстрела не было установлено, оставалось
рассчитывать только на определение направления выстрела. Место падения
Пальцева было точно зафиксировано. Следов действия пули на ближних и
дальних деревьях и строениях не было. Это позволяло сузить секторы
обстрела, если предположить, что выстрел произведен горизонтально или
почти горизонтально. Был составлен масштабный план местности {рис. 4).

Рис. 4. Масштабный план местности вокруг садоводства, где был обнаружен

труп Пальцева.

Пунктиром обозначены границы сектора, в пределах которого
ног быть произведен горизонтальный выстрел в Пальцева.

Проведя вазирование возможных направлений горизонтального выстрела,
следователь пришел к выводу, что выстрел но мог быть произведен с
южного, западного и восточного направления, поскольку на траектории
выстрела находились различные строения. К северу располагался лесной
массив, за которым в 1,5 км па северо-запад находилась войсковая часть,
а в 2 км на северо-восток—стрельбище. Других объектов в секторе не было.
Это обстоятельство в сопоставлении с выводами заключения криминалистов о
том, что выстрел произведен из боевого оружия, привело следователя к
убеждению, что в тот злополучный день стрельба велась либо со стороны
воинской части, либо со стрельбища. Однако дополнительное тщательное
визирование исключило территорию войсковой части, так как на пути
возможной траектории выстрела находился один из садоводческих домиков.
При его осмотре следов действия пули не найдено. Оставалось стрельбище.
Но днем происшествия была суббота. В чти дни стрельбы, по официальному
сообщению командования, не планировались и не проводились. Тем не менее
других точек для выстрела не имелось; следовательно, версия выстрела со
стрельбища не исключалась, ее требовалось проворить и, по возможности,
экспертным путем.

Помня о том, что конкретное расстояние выстрела в пределах неблизкой
дистанции определить невозможно, следователь все-таки сделал такую
попытку, поставив следующий вопрос: с какого расстояния произведен
выстрел в Пальцева, в частности, мог ли он быть произведен с расстояния
2000 м и исключается ли возможность получения повреждений Пальцевым при
выстреле с этого расстояния?

Но кто возьмется за решение этой задачи? «Это сделать невозможно»,—
отвечал опытный Кукулев, к которому в первую очередь обратился
следователь.— «Нет методики и нет критериев для решении этой задачи».—
«Впрочем, -Анатолий Хари-тонович задумался,— можно обратиться на кафедру
судебной медицины Военно-медицинской академии. Там каждый преподаватель
имеет подготовку по двум специальностям — судебной медицине и
криминалистике. Эта кафедра считается Всесоюзным научно-методическим
центром по изучению проблем судебно-медицинской экспертизы огнестрельной
травмы. И вообще они, как правило, берутся за безнадежные, как кажется
всем, экспертизы. И, что самое удивительное, обычно справляются с
нерешаемыми, на первый взгляд, экспертными проблемами. Ну, а если по
каким-то причинам не могут справиться с той или иной задачей, то честно,
а главное обоснованно об этом скажут в официальном документе —
«Заключении эксперта».

Следователь обратился по указанному адресу. Постановление о назначении
экспертизы было принято.

Конечно, к моменту получения постановления специалисты

упомянутой кафедры никакими объективными критериями для установления
расстояния выстрела в пределах неблизкой дистанции не располагали.
Следовательно, не было и никаких методических подходов к решению этой
экспертной задачи. Но ведь что-то, наверно, все-таки было, раз они
взялись за дело?

Конечно, было. Экспертиза была начата не на пустом месте. Это был более
чем вековой опыт изучения огнестрельных повреждений в академии, начиная
с Н. И. Пирогова, который впервые в мире в 1848 г. описал
дифференциально-диагностические признаки входной и выходной
огнестрельных ран. Это были его последователи П. И. Морозов, В.А.Тиле,
И.П.Ильин, Н. В. Павлов, внесшие еще в конце прошлого столетия
существенный вклад в представления о механизме формирования
огнестрельной раны. Это были и наши современники, среди которых наиболее
заметными фигурами были судебные медики профессора М. И. Райский, И. Ф.
Огарков, В. И. Молчанов и др. Наконец, было интересное научное
исследование, проведенное в конце 70-х годов по определению поражающих
свойств свободно падающих осколков1. В ходе этою исследования была
установлена зависимость объема и характера осколочного повреждения от
энергии поражающего осколка. Последнее и стало основной концепцией,
послужившей научным фундаментом для решения поставленных следователем
задач.

Основная идея: I) любые биологические ткани (кожа, мышцы, кости,
внутренние органы и т. д.) имеют вполне определенные прочностные
характеристики; 2) для нарушения целости разных по плотности структур
должна расходоваться разная энергия поражающе! о снаряда; 3) между
объемом пулевого повреждения н энергией поражающего снаряда (пули)
должна существовать вполне определенная зависимость; 4) если установить
такую зависимость, то по объему огнестрельного повреждения можно
установить энергию огнестрельного снаряда и по простым формулам
вычислить его скорость в момент контакта с биологическим объектом, а
следовательно, и расстояние выстрела, поскольку скорость пули известна
на любом участке внешней баллистической траектории.

К реализации этой идеи приступили в рамках экспертного эксперимента. Его
суть заключалась в том, чтобы на биологических объектах (биоманекенах),
меняя последовательно скорость огнестрельного снаряда, получить такое
повреждение, которое было обнаружено у Пальцева. Задача была непростой,
ввиду сложности раненого канала в теле Пальцева: он прохо-

1 Интересующихся отсылаем к опубликованным работам В. Л. Попова, В И.
Молчанова, И. И. Язвннского.

дил через множество разных плотных и мягких тканей, менял свое
направление, был достаточно протяженным.

Сначала попытались ответить на л опрос о возможности возникновения
ранения при выстрелам только с расстояния 2000м. Эксперимент вынуждены
были проводить в лабораторных условиях. Натурный эксперимент в полевых
условиях (полигон, стрельбище) исключался, поскольку не мог быть
реализован технически: в заданную точку объекта со столь дальней
дистанции не под силу попасть даже высококвалифицированному
стрелку-спортсмену.

Оставалось воспроизвести возможность выстрела с этого расстояния в
условиях тира. Такая методика известна: уменьшая навеску пороха в
патроне, мы уменьшаем начальную скорость пули. Соотношение между массой
порохового заряда и начальной скоростью пули известно. Так, для
получения начальной скорости пули 130 м/с (такой скоростью обладает
выстреленная из автомата Калашникова 7,62-мм пуля штатного патрона на
расстоянии 2000 м от точки выстрела) требуется всего 0,35 г пороха.
Приготовив патроны с такой навеской, приступили к опытам.

На 4 биоманекенах удалось получить слепые ранения, сходные с
повреждениями у Пальцева по локализации входной раны и направлению
раневого канала. Однако на этом сходство заканчивалось. Раневые каналы,
близкие по протяженности (около 50 см), возникали только в тех случаях,
когда пуля не причиняла существенных костных повреждений. Вспомним, что
у Пальцева пуля на своем пути разрушила акромион, головку плечевой кости
и частично ребро и тело позвонка. Если же в экспериментах пуля попадала
н плотные костные ткани, она быстро теряла остатки своей и без того
малой энергии и оказывалась способной продвинуться в теле лини, на 20—30
см.

Но, пожалуй, самую интересную информацию давали входные раны. Даже
начинающий судебный медик хорошо тает, что в зависимости от величины
кинетической энергии пуля способна оказать пробивное, клиновидное или
ушибающее действие. Пробивным действием обладают пули с большой
кинетической энергией. Выражением пробивного действия пули является
дефект кожи в области входной раны. Клиновидное действие оказывают пули,
имеющие небольшую кинетическую энергию. О клиновидном действии говорят в
тех случаях, когда входная рана не имеет дефекта кожи. Так вот: все
раны, полученные в эксперименте, не имели дефекта кожи; они имели
продолговатую форму и были окружены широким осаднением, напоминавшим по
форме и размерам боковой силуэт пули. Иначе говоря, на расстоянии 2000 м
пуля способна оказать только клиновидное действие, се энергии
недостаточно для образования дефекта кожи (рис. 5). Надо сказать, для
судебных

Рис. 5. Входные огнестрельные отверстия, пол> ценные при
экспериментальных выстрелах соответствующих расстоянию выстрела:
500 м, 1000 м, 1500 м,

2000 v.

медиков эти результаты оказались неожиданными. И прежде всего потому,
что по данным следствия на местности не было никакой другой точки,
откуда мог быть произведен выстрел. Поэтому были выполнены несколько
дополнительных серий опытов. Результаты были обработаны методами
вариационной статистики. Факт клиновидною действия пули на расстоянии
2000 м от места выстрела был подтвержден математически. Оставалось
«обрадовать» следователя.

Надо откровенно сказать, что он был готов и к тому, что эксперты
подтвердят его версию, и к тому, что у них не будет достаточно данных
для ее исключения, и к тому, что эксперты, сохраняя «достоинство»,
заявят о невозможности решить эту задачу ввиду отсутствия
соответствующих разработок по этому поводу в судебно-медицинской науке.
Но то, что эксперты категорически исключат возможность выстрела в
Пальцева с расстояния 2000 м, т. е. из района стрельбища…, это была
катастрофа.

Ничто не сходилось. Следователь вновь и вновь вглядывался в схему места
происшествия и масштабный план мест-

ности: вот место падении Пальцева, вот строения на воображаемой
траектории нули, вот «свободный» от препятствии сектор, в нем ни живой
души на расстоянии 12 км, кроме стрельбища, только стрельбища… Нет,
либо ошибаются эксперты, либо на счете есть чудеса.

Мало-помалу успокоившись, он пришел к простому решению: если эксперты
смогли исключить дистанцию 2000 м, пусть тогда (при условии, что их
действия правильны и научно обоснованны) исключают последовательно и
остальные расстояния (1500, 1000, 500 м и т. д.), ведь какое-то из них
останется.

Но профессоров и преподавателей кафедры не пришлось уговаривать. После
получении первых экспериментальных данных становилось попятно, что эти
сведения носят принципиально новый характер. Становилось ясно, что
исследования в этом ключе могут составить большое и долговременное
научное направление: как отражается энергия огнестрельного снаряда (или
осколка взрывного устройства) и морфологических свойствах повреждений
кожи, плоских и трубчатых костей, внутренних органов н т. д.? Как
повлияет на характер и объем повреждения не только скорость, но и
конструктивные особенности снаряда, его калибр, форма, наличие оболочки,
расположение центра тяжести, устойчивость в полете и многое другое? Все
это предстояло исследовать в рамках плановых научных исследований. Но
следователь не мог ждать несколько лет. Расследование имеет ограниченные
законом временные рамки. Пришлось продолжить эксперименты » интересах
следствия.

Выстрелы со скоростью 335 м/с. соответствующей 500 м, устойчиво
приводили к образованию сквозных торакоабдоминальных ранений. Все
входные отверстия имели круглую форму диаметром 0,8—0,9 см или
неправильную квадратную форму размерами 0,8X0,8 см, тонкое (около 1 мм)
осаднение по краям и большой круглый или квадратный дефект диаметром
0,6—0,7 см (см. рис. и, а). Соотношение круглого диаметра осаднение с
диаметром дефекта кожи составило примерно 1,3:1. Эти раны существенно
отличались от той, которая была обнаружена у Пальцева. Входное отверстие
у него было овальной формы, осаднение — широким, дефект — небольших
размеров. Соотношение соответствующих наружных размеров осаднения и
дефекта составляло 3:1, Значит, выстрел был произведен с расстояния
более 500 м.

Было выполнено несколько серий опытов со скоростями 230 и 180 м/с,
соответствующими 1000 и 1500 м. Полученные результаты не были
устойчивыми (см. рис. 5, б, в). Дальнейшее расширение опытов требовало
не только усилий экспертов, но и значительного числа биообъектов.
Поэтому было решено дать заключение на основании проведенных
исследовании. Основной

вывод сводился к исключению возможности выстрела с расстояния 2000 м и
более, а также с расстояния 500 м и менее. Теперь засели за один стол
эксперты и следователь. Перед ними лежали заключения, экспертные
фотографии повреждений, масштабный план местности, план-схема места
происшествия, в руках — циркули, измерители. Но и без всяких измерений
было ясно, что какие-то объекты в возможном секторе обстрела в
промежутке от 500 до 2000 ч отсутствовали.

«Так что же,— с некоторой иронией в голосе спросил следователь,— может
быть, стреляли с самолета, вертолета или… летающей тарелки?» «Пет!» —
последовал спокойный ответ.— «Стреляли из леса. Прежде, чем попасть в
тело, пуля взаимодействовала с какими-то растениями, возможно, с листвой
деревьев, поскольку у Пальцева в раненом канале обнаружено много
инородных тел в виде комплексов растительных клеток». Следователь
сообщил о последних результатах расследования: оружие в войсковых частях
не пропадало, охота в этих местах не практикуется, да и нет зверей, на
которых ходят с автоматами. Он тактично продолжал настаивать на том, что
выстрел не мог произойти из этого сектора, ограниченного 500 и 2000 м.
«Ну, что же, наука—дело серьезное, а чудес на свете не бывает. Поэтому.,
., если в злополучном секторе нет других объектов, остается
предположить, что стреляли из проходящего поезда»,— н молчавший до этого
времени профессор ткнул карандашом в обозначенную на плане местности
железнодорожную ветку.

«Профессорские фантазии»,— мысленно отметил следователь.— «Впрочем, и
этот невероятный вариант придется теперь проверить».

Ответ из управления железной дороги пришел быстро: в день гибели
Пальцева в 8 ч 35 мин па перегоне в районе стрельбища проследовал эшелон
с охраняемым грузом. Что за эшелон? Что за груз? Действительно ли была
охрана? Чем была вооружена? Кто охранял? Каким оружием был вооружен? Где
находится это оружие?

На все эти вопросы следователь получил исчерпывающие ответы. Отделение
взвода охраны, сопровождавшее этот груз, действительно имело автоматы
Калашникова, всего 8 единиц оружия. Следователь вынес постановление об
изъятии оружия, назначил криминалистическую экспертизу. Имея пулю,
найденную в теле Пальцева, криминалисты установили тот конкретный
автомат, из которого был произведен выстрел в Пальцева.

Не составило особых хлопот установить, за кем был закреплен автомат. Но
солдата — хозяина автомата — в части не было. К этому времени с момента
происшествия минуло 1 1/2 года, солдат был уволен и проживал в другом
конце

страны. Каково было его изумление, когда спустя столь продолжительное
время следователь стал допрашивать его о событии, которое произошло с
ним в эшелоне, мчавшемся через долгий безлюдный лес…

Эшелон находился в пути около суток. Заканчивалась смена его 4-часового
дежурства, которое вызывало неодолимую скуку. Чтобы не заснуть
(близилась демобилизация и любое ЧП могло ее отодвинуть на
неопределенный срок), решил почистить оружие. Все казалось привычным. Он
протер еще раз затвор, вставил его, передернул, повернул дуло автомата в
сторону леса и произвел контрольный спуск…, раздался выстрел. Тот
самый роковой выстрел…

Так бывают ли на свете чудеса?

Глава 3. ЧТО БЫЛО БЫ, ЕСЛИ…?

Михаил Григорьевич Ласкин, ответственный за отправку химических
реактивов, уже полчаса челноком сновал между своей конторкой и бытовкой
грузчиков: Монкевич, Копелев и Терехов были пьяны, готовую продукцию
грузить отказались, дескать, «рабочий день кончился», хотя на часах было
всего 17 ч 30 мин. Ни уговоры, ни угрозы ас действовали, а отправлять
надо было во что бы то ни стало: 31 июля, конец месяца, колец квартала,
план, неустойка, премии-все это вихрем носилось в голове снабженца. А
тут, как на грех, еще н санитарная инспекция крутится — нашли время
инспектировать («Ну, ничего, только бы отправить, а с медициной
разберемся, не впервой»)

Он вновь влетел в бытовку… Монкевич п Копелев уже валялись на полу, а
Терехов сидел, привалившись к стене. «Отключились, стервецы!» — он
обернулся к выходу. У стены стояло прикрытое крышкой ведро. На нем
белело «Лизол», В сердцах ударил ногой, ведро перевернулось, коричневая
жидкость быстро растеклась, наполнив помещение едким запахом. На
мгновение Ласкин остановился, затем стремительно вышел, плотно закрыл
дверь и подпер ее снаружи валявшейся доской. Мысленно позлорадствовал:
«Ну. теперь отдыхайте, милые’».

Дальше все было, как в калейдоскопе: посулы, шабашники, ругань,
погрузка, заартачившиеся шоферы, снова посулы…

Когда все было кончено, вспомнил о враче. Здесь все было проще.
Санитарный врач Миделев Борис Семенович уже давно считал, что главное —
своевременность и плановость проверок, отражаемых в документах. А в
документах у него был полный ажур. Да и сегодня он зашел, как любил
говаривать, по «лично-служебным делам»–в его родной районной сан-
эпидемстанции затеял» ремонт и нужен был растворитель. За ним и зашел.
Растворитель был продуктом предприятия. Здесь никаких проблем. Ласкин
выдал «продукт», бросил па стол акт «плановой» проверки {доктор приходил
не зри, по службе) и пошел провожать инспектора. По пути поведал о
нерадивых грузчиках и своем «наказании». Проходя мимо бытовки,
остановились. Ласкин выбил ногой доску и раскрыл тепеерь: навстречу туго
дохнул резкий запах карболки. Монкевич и Копелев лежали в тек же позах,
Терехов переместился к двери и по-прежнему что-то бормотал. У Миделева
заслезились глаза. Ласкин захлопнул дверь и подпер ее доской, шутя
спросил: «Ну, как санаторий?» — шутя спросил Ласкин. «Санитарное
состояние на высоте» — в тон ему ответил Миделев. Было 18 ч 30 мин.

Около 21 ч стрелок вневедомственной охраны М. И. Петрова услыхала
какой-то стон, доносившийся из-за двери бытовки. Убрав подпорку,
раскрыла дверь… «Скорой помощью» все трое были доставлены в 21 ч 30
мин в больницу. В 0 ч 30 мин Монкевич и Копелев скончались, Терехов
остался жив. У него диагностировано острое отравление лизолом. Через
неделю был выписан в удовлетворительном состоянии.

По факту гибели двух рабочих было возбуждено уголовное дело.

Поначалу перед экспертами поставили традиционные в таких случаях
вопросы: 1) какова причина смерти Монкевича н Копелева? 2) не страдали
ли погибшие какими-то заболеваниями? 3) употребляли ли они алкоголь и не
наступила ли смерть от отравления этиловым спиртом?

Следственным путем было установлено, что Монкевнч, Копелев и Терехов
выпили в период с 14 ч 30 мин до 17 ч 30 мин в общей сложности 4
поллитровых бутылки портвейна.

Допрос Ласкина, Петровой, врачей «скорой помощи» позволил следователю
прийти к выводу, что оба погибших лежали на полу бытовки на спине в луже
лизола, практически не меняя своего положения. Терехов перемещался в
бытовке, и в момент, когда Петрова открыла дверь, он сидел, привалившись
к ней. Было также установлено, что оба погибших были в закрытых
хлопчатобумажных комбинезонах. Осмотр комбинезонов показал, что их
спинка и задняя половина брюк насквозь пропитаны коричневой жидкостью с
резким запахом карболовой кислоты (последующим судебно-химическим
исследованием доказано, что в состав этой жидкости входит фенол).

Из карты стационарного больного Монкевича следовало, что он доставлен в
больницу в 21 ч 30 мин в крайне тяжелом состоянии без сознания. Зрачки
сужены. Дыхание шумное, в легких выслушиваются влажные хрипы. Тоны
сердца приглушены. Пульс частый, аритмичный, слабого наполнения.
Артериальное давление не определяется. В 22 ч 55 мин — резкая бледность.
Кожные покровы холодные. Температура тела снижена до 34,3 °С. Сердечные
тоны не выслушиваются. Пульс и артериальное давление не определяются.
Дыхание прерывистое, хриплое, дыхательные движения судорожные.
Судорожные подергивания скелетных мышц конечностей и лица. Зрачки
расширены, на свет не реагируют. Выведенная через катетер моча
темно-бурого цвета с зеленоватым оттенком. Анализ мочи: мутная,
относительная плотность 1015, белок 0,33 г/л, свежие эритроциты 30—35 в
поле зрения, гиалиновые цилиндры 1—2 в поле зрения. При поступлении в
больницу пострадавшему немедленно начали оказывать активную
реанимационную помощь: внутривенные инъекции глюкозы, натрия хлорида,
кальция хлорида, мезатона, внутрисердечные инъекции адреналина;
интубация и искусственное дыхание, удаление слизи из

дыхательных путей электроотсосом; непрямой массаж сердца.
Реанимационная помощь оказалась безуспешной, и »0 ч 30 мин, т. е. спустя
3 ч после поступления в больницу, наступила смерть. Клинический диагноз:
«Смертельное отравление алкоголем. Отравление неизвестным ядом?».

Из карты стационарного больного Копелева следовало, что он доставлен в
приемное отделение больницы в 21 ч 30 мин в крайне тяжелом,
предагональном состоянии, без сознания. Кожа на ощупь холодная. Пульс и
артериальное давление не определяются. Тоны сердца ослаблены,
выслушиваются с трудом. Дыхание прерывистое, хриплое. Рот открыт. Зрачки
равномерно расширены, на свет реагируют незначительно. Повышение тонуса
и судорожное подергивание всех мышц. Катетером выведено 400 мл
темно-бурой, с зеленоватым оттенком мочи. Анализ мочи: мутная,
относительная плотность 1012, белок 0,66 г/л, свежие эритроциты 15—20 в
поле зрения, гиалиновые цилиндры 2—4—6 и поле зрения. Пострадавшему
проведены аналогичные реанимационные мероприятия, которые к успеху не
привели. В 0 ч 25 мин констатирована смерть. Клинический диагноз:
«Острое смертельное отравление этиловым спиртом. Отравление неизвестным
ядом?».

Клиническая картина в обоих случаях оказалась сходной: тяжелое
коматозное состояние, резкое угнетение функций центральной нервной и
сердечно-сосудистой системы, судорожное подергивание скелетной
мускулатуры, близкое время и гибели обоих пострадавших.

Судебно-медицинское исследование обоих трупов проведено спустя 14 ч
после смерти. При наружном исследовании на коже погибших обнаружены
химические ожоги. У Копелева они занимали задне-внутреннюю поверхность
обеих верхних конечностей, заднюю поверхность нижних конечностей, заднюю
поверхность шеи, спину, поясницу и ягодицы. У Монкевича они находились
на поверхности тех же участков с переходом на левые боковые отделы
туловища. От ожоговых поверхностей исходил резкий запах карболовой
кислоты. Общая площадь ожогов у Монкевича — около 30 %, у Копелева —
25%.

Ожоги в обоих случаях отличались одинаковой морфологической
характеристикой: имели коричневую поверхность, четко отграниченную
розоватой каймой от внешне ннтактной кожи, В целом поверхность ожога
была тусклой, но представлялась «омыленной». При попытке сместить кожу,
эпидермис легко отслаивался в виде тонких полупрозрачных
серовато-коричневых пленок.

При внутреннем исследовании в плевральных полостях трупа Монкевича
обнаружено небольшое количество мутноватой розовой жидкости; легкие
полностью заполняют плевральные полости; пристеночная и органная плевра
тускловатая,

гладкая, розовая; в трахее и бронхах— кровянисто-слизистое содержимое;
слизистая оболочка гиперемирована, тусклая, сероватая, гладкая, местами
отторгается; под легочной плеврой множественные мелкие темно-красные
кровоизлияния, наибольшей частью сосредоточенные в междолевых щелях, где
они местами слипаются друг с другом; масса легких— 1600 г и 1450г.
консистенция неравномерно тестоватая, с поверхности разрезов обильно
самостоятельно стекает кровянистая пенистая жидкость, пнет легочной
ткани на разрезах красновато-синюшный с буроватым оттенком, при
сдавливании легких из кровеносных сосудов на поверх носи, разрезов
выдавливаются темно-красные «пробки» густой крови; поверхность языка
имеет сероватый оттенок, пищевод пуст, его слизистая оболочка тусклая,
резко синюшная, в верхней трети местами приподнята и отслоена, на
остальном протяжении — с сохраненной продольной складчатостью; желудок
пуст, слизистая оболочка желудка серо-синюшная, складчатая, блестящая; в
кишечнике обычное содержимое, слизистая оболочка не изменена; печень
массой 1600” г, размерами 26X18X13X7 см, на разрезах ткань ее
коричнево-красная, полнокровная; поджелудочная железа дряблая, на
разрезах дольчатая, желтовато-бурого цвета; почки массой по 140 г, в
правой околопочечной жировой капсуле очаговое темно-красное
кровоизлияние размерами 4X2x1 см: фиброзная капсула мочек снимается
легко, обнажая гладкую поверхность органа, на разрезах ткань ночек
темно-красная, с выраженным синюшным оттенком, корковый слой несколько
утолщен; слизистая оболочка почечных лоханок сероватая, тусклая: в
мочевом пузыре 3—1 мл буроватой мочи, слизистая оболочка бледно-розовая,
матовая; полнокровие синусов твердой мозговой оболочки, ткань головного
мозга отечна; в полости перикарда около 20 мл прозрачной желтоватой
жидкости; сердце массой 270 г, размерами 11×10,5×4 см,под эпикардом
рассеянные, точечные, темно-красные кровоизлияния, толщина мышцы левого
желудочка — 0,9 см, правого–0,5 см, миокард на плоскостных разрезах
пестрый из- за чередующихся участков неравномерного кровенаполнения, в
полостях сердца темно-красные свертки крови; кровь в кровеносных сосудах
сгущена.

При внутреннем исследовании трупа Копелева обнаружена п целом сходная
морфологическая картина, хотя местные изменения слизистой оболочки
трахеи и бронхов были выражены в меньшей степени, ее отторжения не
отмечено; кроме того, в плевральных полостях имелось незначительное
количество мутноватой кровянистой жидкости; множественные мелкоочаговые
субсерозные кровоизлияния, полнокровие кровеносных сосудов и сгущение
находящейся в них крови; кровоизлияние в брыжейку сигмовидной кишки; в
мочевом пузыре 30 мл

буроватой мочи, которая после помещения ее в открытый флакон приобрела
зеленоватый оттенок.

Уже эти предварительные данные давали все основания считать, что у
Монкевича и Копелева тяжелое отравление каким-то агрессивным фенол
содержащий веществом. Об этом свидетельствовали: ч клиническая картина
(быстрая потеря сознания, бледность и синюшность кожных покровов,
падение артериального давления, тахикардия, аритмия пульса, нарушение
внешнего дыхания), и пропитывание одежды жидкостью со специфическим
запахом карболовой кислоты, и данные наружного исследования
(своеобразные обширные химические ожоги с коричневатой «омыленной»
поверхностью, с легко отторгаемым эпидермисом), и, наконец, результаты
внутреннего исследования (поверхностные химические ожоги слизистой
оболочки дыхательных путей и начального отдела пищевода, сгущение крови,
полнокровие кровеносных сосудов, умеренный геморрагический синдром,
зеленоватый оттенок мочи).

Гистологическая картина в обоих случаях была сходной. Кожа (зона ожога)
— роговой слой разрыхлен, местами расслоен, между ними и блестящим слоен
продольные, достаточно протяженные щели; микроструктура слоя шиповатых
клеток, зернистого и банального слоев эпидермиса нарушена, границы
клеток не определяются, цитоплазма глыбчато-зернистая, наряду с
безъядерными встречаются клетки как с бледными, так и с пикнотичными
ядрами; сходные структурные изменения распространяются на сосочковый и
сетчатый слои дермы, венозные сосуды этих слоев паретически расширены и
нафаршированы эритроцитами (сладж-синдром), вокруг части сосудов
круглоклеточные инфильтраты, волокнистые элементы стромы резко отечные,
клетки с бледными ядрами: подкожная клетчатка в состоянии резкого отека.

Трахея — реснитчатый эпителий слизистой оболочки местами отсутствует, в
проекции дефектов — очаговые кровоизлияния в подслизистом слое,
занимающие до 2/3 поля зрения при малом увеличении микроскопа;
сохранившийся эпителий разрыхлен, отечен, клеточная структура его
смазана, в толще сохранившегося реснитчатого эпителия диффузные
кровоизлияния с единичными небольшими группами лейкоцитов; в
подслизистом слое резко выраженный отек, повышенное содержание
лимфоидных и гистиоцитарных элементов, кровеносные сосуды собственной
пластинки слизистой оболочки и подслизистого слоя резко расширены и
заполнены эритроцитами.

Легкие — большинство альвеол заполнено однородным розоватым содержимым,
в просвете части альвеол, вблизи их стенок, наблюдаются слущенные
крупные клетки альвеолярного эпителия и единичные эритроциты, в одних
участках препаратов альвеолы растянуты, межальвеолярные перегородки
истон-

чены и местами разорваны; вместе с тем встречаются единичные небольшие
участки ателектаза, эпителий отдельных мелких бронхов утолщен, местами
отслоен в просвет бронхов, на поверхности его видны нитевидные розоватые
наслоения, слизистый слой отечен, в подслизистом слое — единичные
лимфо-идные скопления; межмышечные прослойки расширены; капиллярная сеть
расширена и переполнена эритроцитами с нечеткими границами, что создаст
впечатление единого эритроци-тарного конгломерата.

Пищевод —на большом протяжении многослойный эпителий отсутствует, на
остальных участках равномерно утолщен, местами разорван и отслоен,
границы клеток смазаны, ядра бледные; собственная Пластинка слизистой
оболочки и подслизистая основа резко отечны, их волокнистые структуры
представляются грубыми и волнистыми, лимфоидные клетки представлены
количественно неравномерными группами, кровеносные сосуды расширены и
переполнены эритроцитами, к пери-васкулярном пространстве отдельных
сосудов — небольшие скопления эритроцитов, очаговые кровоизлияния в
мышечной оболочке.

Желудок – строение стенки органа сохранено, резкое переполнение кровью
венозных сосудов.

Почки — сосудистая сеть клубочков резко полнокровна, отмечается
набухание сосудистого эндотелия, капсула клубочков утолщена, эпителий
извитых канальцев набухший, большинство клеток эпителия лишено ядер,
просветы заполнены розоватой жидкостью и эритроцитами, в просвете
извитых канальцев— гиалиновые цилиндры; кровеносные сосуды переполнены
эритроцитами, наблюдаются стазы.

Печень — частичная дискомплексация печеночных долек, центральные вены и
капилляры полнокровны, гепатоциты набухшие, протоплазма их мутная,
зернистая; междольковые пространства расширены, отечны.

Сердце — набухание кардиомноцитов, их ядра набухшие, некоторые—
гиперохромные; отдельные группы мышечных волокон фрагментированы,
поперечная исчерченность выражена очень слабо; межмышечные прослойки
представлены тонковолокнистой соединительной тканью; капилляры
расширены, полнокровны, местами отмечаются мелкие диапедезные
кровоизлияния.

Головной мозг — резко выраженное набухание клеток, протоплазма клеток
зернистая, ядра эктопированы, выраженный отек периваскулярных и
перицеллюлярных пространств, полнокровие сосудов, вокруг некоторых
сосудов диапедезные кровоизлияния.

Спинной мозг— перицеллюлярный, периваскулярный отек и набухание нервных
клеток, полнокровие сосудов.

Надпочечники, щитовидная железа, поджелудочная железа, селезенка —
нормальное строение, паретическое расширение венозной сети, резко
выраженное полнокровие.

Приведенная гистологическая картина свидетельствовала о наличии
поверхностного некроза кожи, пищевода и верхних дыхательных путей,
катарального бронхита и катаральной пневмонии, начальных дистрофических
изменений в почках, печени и сердце, резко выраженного переполнения
кровеносных сосудов с образованием сладжей и периваскулярными
кровоизлияниями, отека и набухания головного в спинного мозга, явлений
отека стромы печени, почек и сердца. Следовательно, выявленная I
гистологическая картина также укладывалась в предположение об остром
отравлении фенол содержащим ядом.

Основным путем поступления яда в организм был чрескож-ный, о чем
свидетельствовали химические ожоги, занимавшие значительную поверхность
тела погибших. Определенная часть яда, по-видимому, поступала аэрогенно,
на что указывали умеренно выраженные явления некроза слизистой оболочки
трахеи и бронхов с явлениями катарального бронхита и катаральной
пневмонии. Несмотря на выявленные некротические изменения в верхних
отделах пищевода, незначительная степень их выраженности и поверхностный
характер при отсутствии местных изменений слизистой оболочки желудка
исключали возможность поступления яда непосредственно в
желудочно-кишечный тракт.

Для окончательного подтверждения предварительного диагноза отравления
фенолсодержащим ядом, а также для суждения о количестве принятого яда
было выполнено судебно-химическое исследование внутренних органов
(количественное исследование проведено весовым методом с использованием
реакции образования трибромфенола).

Во внутренних органах Монкевича обнаружен фенол. Он распределился
следующим образом (из расчета на 100 г каждого органа): головной мозг —
6,86 мг; почка — 7,02 мг; печень— 8,58 мг; желудок—8,58 мг;
кишечник—11,4 мг.

Во внутренних органах Копелева также обнаружен фенол. Он распределился
следующим образом (также на 100 г каждого органа): головной мозг — 2,7
мг; почка — 4,27 мг; печень— 4,9 мг; желудок — 3,25 мг; кишечник — 6.08
мг.

Кроме того, в крови и моче Монкевича был обнаружен этиловый алкоголь в
концентрации соответственно 1 и 1,12 %, в крови и моче Копелева—1,1 и
1,25%.

Смертельная доза фенола—1—3 г [Бережной Р. В., 1977], Приведенные
результаты судебно-химического анализа, в пересчете на массу тела
взрослого человека и с учетом короткого времени между смертью и
поступлением яда в организм, пока-

залп, что Монкевич и Копелев получили смертельною либо даже превышающую
ее дозу фенола.

В данном случае вполне допускается отравление лизолом, являющимся одним
из препаратов фенола [Муратов В. И., Про-казова II. В., 1985]. Этот
вывод подтверждается и морфологическими особенностями химического ожога
у обоих пострадавших (коричневая скользкая «омыленная» поверхность) в
отличие от химических ожогов, возникающих от действия карболовой кислоты
и отличающихся сухим беловатым струпом.

Небольшая концентрация алкоголя, выявленная в крови и моче обоих
погибших, указывала на факт приема ими алкоголя за несколько часов до
момента наступления смерти. Хотя алкоголь, как и фенол, угнетает функцию
дыхательного центра и, возможно, усугублял действие фенола, однако это
влияние в данном случае, по-видимому, было весьма незначительным.

Все изложенное не представляет собой чего-то из ряда вон выходящего. Это
типичный случай с достаточно полными и объективными, но вполне типичными
доказательствами. И если этим закончилось изложение обоих случаен, то у
читателя возник бы вполне обоснованный вопрос,— а в чем же заключалась
казуистика?

Дело в том, что без предшествующего изложения мы не смогли подойти к
решению именно того необычного вопроса, который был поставлен перед
экспертами в суде спустя несколько месяцев после случившегося: наступила
бы смерть Монкевича и Копелева в случае, если они были бы извлечены из
бытовки спустя 1 ч после того, как на пол помещения был вылит
дезинфицирующий раствор?

Почему возник этот вопрос? Ради простого ли любопытства он задан?
Оказалось, что в суде адвокат, защищавшая Лас-кина. решила снять часть
ответственности со своего подзащитного и переложить ее на Миделева. Она
рассуждала так: врач увидел пострадавших спустя 1 ч после пребывания в
закрытой бытовке и, вероятно, мог и должен был оценить не только их
состояние, но и, прежде всего, как санитарный врач получить четкое
представление об обстановке в помещении: люди лежат в луже коричневого
вещества; рядом опрокинутое ведро с маркировкой «Лизол»; в воздухе
помещения резкий запах карболовой кислоты; лужа занимает обширную
площадь; помещение замкнутое, с небольшой кубатурой. Будучи санитарным
врачом, он обязан был знать и крайнюю опасность пребывания людей в
атмосфере с высокой концентрацией паров фенола. Однако вспомним, что
врач ограничился шутливым: «Санитарное состояние на высоте». Поскольку
Ласкин не является профессиональным медработником, он не мог (по
заявлению адвоката) до конца оценить опасность сложившейся ситуации и

не может быть единственным лицом, которое должно отвечать за трагические
последствия. Отсюда н вопрос: погнили бы люди в том случае, если бы
Миделев сразу принял меры к их эвакуации из помещения с лизолом, т. с.
спустя 1 ч пребывания с бытовке?

Суд посчитал важными эти заявления. Для решения поставленного адвокатом
вопроса были необходимы специальные знания, а следовательно, и
проведение судебно-медицинской экспертизы. В зависимости от экспертного
заключения обвинение могло быть предъявлено не только Ласкину, но и
Миделеву. Вот почему суд возвратил дело на дополнительное расследование.
В связи с вновь открывшимися обстоятельствами была назначена
дополнительная экспертиза. Перед экспертами и был поставлен тот
единственный вопрос.

С самого начала стало ясно, что ответ на этот, хотя и гипотетический
звучащий, вопрос {«что было бы, если…») непосредственно связан с
установлением факта н тяжести тех необратимых изменений, которые должны
были развиться через 1 ч после начала поступления яда в организм
Монкевича и Копелева.

Решение этого вопроса было невозможно без уже установленных к этому
моменту объективных данных о клинической картине отравления, секционных
и гистологических находок и результатов судебно-химического анализа. Но
этого было недостаточно. Требовалось оценить токсичность лизола,
токсико-динамику и токсикокинетику яда, патогенез отравления, условия, в
которых происходило отравление.

Еще из учебников токсикологии Н. В. Пеликана (1878) и Д. П. Косоротова
(1902) хорошо известно, что препараты фенола могут поступать в организм
через неповрежденную кожу, при вдыхании паров или через пищеварительный
тракт (последний вариант в нашем случае был исключен). Наиболее опасен
аспирационный путь, так как при этом отравляющее вещество получает
возможность кратчайшим образом попадать в кровь, В данном случае у обоих
пострадавших было характерное поражение дыхательных путей и легких, что
со всей определенностью указывало на аэрогенное поступление яда. Если
знать концентрацию фенола во вдыхаемом воздухе, то по минутному объему
дыхания и длительности экспозиции можно примерно установить количество
яда, поступившего в организм Монкевича и Копелева аэрогенным путем.
Следовательно, возникла потребность определить концентрацию фенола в
воздухе помещения, где находились Монкевич и Копелев.

Бытовка представляла собой комнату без окон с одной глухой деревянной
дверью. Между дверью и порогом — щель шириной около 1 —1,5 см. Площадь
помещения — 8,4 м2, высота -3,5 м. Пол цементный, покрытый
линолеумом. Через помеще-

ние проходит труба с постоянно циркулирующей горячей воюй. Температура
в помещении в течение суток колеблется в незначительных пределах н
составляет (+31±1,5)°С.

ТАБЛИЦА 1

Результаты определения паров

фенола в помещении бытовки

при t=+31 C, Р = 726 мм рт. ст.

№ опыта

Время

Высота отбора пробы, см Концентрация паров фенола, мг/л

17 ч 30 мин 16 0,00423

88 0,00341

155 0,00318

18 ч 30 нин 16 0,0291

88 0,0215

155 0,0203

19 ч 30 мин 10 0,058

88 0,0523

155 0,0494

21 ч 00 мин 16 0,0814

88 0,0756

155 0,0726

Для решения поставленной задачи проведен следующий эксперимент. Пол в
бытовке был тщательно вымыт. Помещение проветрено, пол высох.
Специалистами СЭС по стандартной методике была замерена исходная
концентрация паров фенола в помещении бытовки на высоте 16 см (высота
расположения дыхательных отверстии лежащего человека), 88 см (то же у
сидящего человека) и 155 см {то же у стоящего человека среднего роста).
Затем на пол бытовки было вылито 1 ведро лизола. После этого
концентрация паров фенола н воздухе помещения определялась через 1, 2 я
3’/2 ч (табл. 1). Принимая во внимание минутный объем дыхания 6—9 л
[Глебовский В. Д., Косицкин Г. И. 1985], время экспозиции 60 мин и
установленную концентрацию паров фенола на уровне лежащего человека
0,0291 мг/л, получим общее количество фенола, которое должно было
поступить в организм взрослого человека: 10,476—15,714 мг. Эта доза,
безусловно, далека от смертельной. По не следует недооценивать ее
значение: во-первых, при таком (аэрогенном) введении яд уже в течение
нескольких секунд начал поступать в кровь, через несколько минут достиг
всех жизненно важных органов (в том числе и головного мозга) и начал
оказывать токсическое действие; во-вторых, концентрация паров фенола
через 1 ч (0,0291 мг/л) в 2,4— 3,3 раза превышала ту минимальную
концентрацию (0,0088—

0,0122 мг/л), при которой начинаются острые ингаляционные отравления
парами фенола [Петров В. П., 1960]; в-третьих, установленная
концентрация (0,0291 мг/л) почти в 6 раз превышает предельно допустимую
концентрацию (ПДК) паров фенола (0,005 мг/л) в окружающем воздухе (рис.
6).

Второй путь, по которому яд поступил в организм Монкевича и Копелева,
был чрескожный. В чем же заключались особенности поступления яда этим
путем в обсуждаемых случаях?

Первая особенность – это обширная площадь химических ожогов (25 и 30
поверхности тела), что свидетельствовало об одновременном массированном
поступлении фенола в организм пострадавших. Вторая особенность — фонол
вводился в виде своего продукта лизола, т. е, мыльного раствора, что
ускоряет темп преодоления кожного барьера и, соответственно, темп
проникновения больших количеств яда в организм, в первую очередь и
кровь. Многие авторы сообщают о быстром (в течение нескольких часов и
даже десятков минут) наступлении смертельного исхода в результате
попадания фенола на кожу [Лазарев Н. В., 1951; Бережной Р. В., 1977, и
др.], даже если бы он был быстро удален [Johnstone R., 1948].

Принимай во внимание все эти обстоятельства, было основание прийти к
выводу, что основное количество фенола поступило в организм Монкевича и
Копелева чрез обширные участки кожи.

Далее следовало учесть, что фенол наряду с выраженным местным обладает
весьма агрессивным общетоксическим действием, являясь
нервно-протоплазматическим ядом Он оказывает выраженное действие на
центральную нервную систему, приводя сначала к кратковременному ко
возбуждению дыхательного центра (учащению дыхания, увеличению минутного
объема дыхания, а следовательно, и увеличению дозы аэрогенно
поступающего яда), а затем к его быстрому угнетению и стойкому параличу.
Р. В. Бережной и соавт. (1980) подчеркивают, что фенол быстро
всасывается даже с поверхности неповрежденной кожи и уже через несколько
минут (!) обнаруживается в ткани головного мозга и других внутренних
органах. Чем больше дола и чем скорее яд поступил и организм, тем скорее
наступают необратимые изменения в центральной нервной системе. Этим
можно было бы закончить описание этого наблюдения. Однако у чи-

тателя остается недоумение: почему остался в живых Терехов,
находившийся в тех же условиях, что и погибшие? И на самом деле, у
Терехова развилось отравление лишь в легкой степени, закончившееся через
неделю выздоровлением. Здесь необходимо отметить следующие особенности:
в помещении Терехов сидел на корточках, химические ожоги у него
отсутствовали. Таким образом, пребывание в атмосфере с токсической
концентрацией паров фенола в течение нескольких часов не приводит к
гибели, если нет дополнительного поступления яда в организм (например,
через кожу). Таким образом, это обстоятельство хотя и косвенно, но
вполне определенно подтверждало, что основное количество яда в организм
Монкевича и Копелева поступило через кожу по всей обширной площади,
занятой химическими ожогами.

При введении фенола в организм в больших дозах происходит вначале
учащение, а затем ослабление сердечной деятельности, падение
артериального давлении и коллапс [Хализова О. Д., 1970]. Явления
коллапса у .Монкевича и Копелева зафиксированы уже при поступлении в
больницу. Эго свидетельствовало о поступлении в организм большой дозы
этого отравляющего вещества.

Поступая в организм, фенол достигает максимальной концентрации в крови
уже через 30—40 мин, а выводится медленно— через 24 ч организм покидает
только половина поступившей дозы [Лазарев Н. В., 1951].

Результаты проведенных исследований и их сопоставление с данными
специальной литературы позволили прийти к окончательному выводу: череп 1
ч после поступления фенола в организме Монкевича и Копелева должны были
наступить глубокие необратимые изменении функций жизненно важных
органов, в первую очередь нейтральной нервной системы, с неминуемым
последующим наступлением смертельного исхода. Для этого вывода имеются
следующие основания: I) наличие во внутренних органах обоих погибших
такого количества фенола, которое свидетельствует о принятой ими
смертельной дозе этого отравляющего вещества; 2) фенол является
высокотоксичным ядом, оказывающим преимущественное воздействие на
центральную нервную систему; 3) поступление фенола в организм обоих
погибших было быстрым и массированным, что подтверждается: а)
способностью фенола легко проникать через неповрежденную кожу и быстро
всасываться в кровь; б) повышенным темпом преодоления кожи фенолом,
находящимся в мыльном растворе; в) обширной площадью поступления яда,
соответствующей площади химических ожогов (25% и 30%); г) сочетанным
поступлением фенола в организм чрескожным и аэрогенным путем; д) быстрым
развитием коматозного состояния с резким угнетением функции
сердечно-сосудистой

системы; 4) свойство введенного в организм фенола достигать
максимальной концентрации в течение 30—40 мин и медленно выводиться из
организма; 5) сформировавшаяся к концу 1-го часа пребывания в помещении
бытовки высокотоксическая концентрация паров фенола во вдыхаемом
воздухе, многократно превышающая не только ПДК, но и концентрацию, при
которой наступает острое отравление; 6) однотипное клиническое развитие
отравления, одинаковый исход (смертельный), наступивший в одно время у
людей с различающимися индивидуальными свойствами организма.

Читателю, интересующемуся судебным исходом этого уголовного дела,
сообщим, что Ласкин был осужден за неосторожное убийство, а Миделев
наказан в дисциплинарном порядке. Однако трудно недооценить степень
моральной вины врачу, оставившего без медицинской помощи двух,
находившихся в тяжелом состоянии, пострадавших. Вряд ли после этого
врачебная когорта будет продолжать считать его своим коллегой.

Глава 4 ПОВЕШЕНИЕ ИЛ И УДАВЛЕНИЕ?

17.07.80 г. в полуразрушенном товарном вагоне .стоявшем па тупиковом
железнодорожном пути, 61,1.1 обнаружен труп С1\дспта строительного
отряда Ка ширина.

Труп висел в скользящей петле из брючного брезентового ремня военного
образца. Свободный конец ремня был перехлестнут в один оборот на
горизонтальной потолочной балке вагона. Он не был завязан. Труп не падал
потому, что верхний полуоборот свободного копия плотно прижимал его
нижний полуоборот, который переходил в петлю на шее Каширина. Петля была
образована свободным конном, продетым через пряжку Расстояние, от пряжки
до балки было настолько коротким, что голова Каширина касалась балки.
Петля охватывала шею почти па всем протяжении и не касалась только ее
задней поверхности (рис.7). Расстояние от стоп до пола -75 см. Какого-то
предмета, который мог быть использован Кашириным как «подставка», при
осмотре места происшествия не обнаружено. Следствием не получено никаких
сведений о том, что обстановка на месте происшествия в период от смерти
Каширина до обнаружения его трупа менялась. В то же время в осмотре
места происшествия имелись некоторые упущения. В частности, не
исследован пылевой покров в целях отыскания следов ног Каширина и,
возможно, каких-то других людей. Детально не осмотрена балка с целью
найти на ее поверхности следы скольжения петли, либо другие
дополнительные следы. Состояние трупных явлений не описано.

Судебно-медицинское исследование трупа проведено через 36 ч. Из
заключения эксперта: труп мужчины правильного телосложения,
удовлетворительного питания, длина тела -176 см. На 13 ч: труп холодный
на ощупь, трупное окоченение хорошо выражено но всех группах обычно
исследуемых скелетных мыши; трупные пятна синюшные, расположены на
задней поверхности тела, кроме мест, непосредственно прилегающих к
поверхности секционного стола; при надавливании пальцем

Рис (. Фотоснимок места происшествия: положение пет.чи на шее
Кашнрнна.

не пленяют споен окраски. На нижних конечностях и кистях трупные пятна
отсутствуют. Волосы на голове черные, коротко острижены. Глаза закрыты
веками, соединительные оболочки глуп бледно-серые, роговицы тусклые,
зрачки круглые, диаметром по 0,6 см. Кости и хрящи носа на ощупь целы.
Носовые проходы свободные. Рот закрыт, язык за линией зубов, зубы не
повреждены. Ушные раковины целы. Наружные слуховые проходы свободны. На
шее петля-удавка, изготовленная из солдатского брючного ремня, свободный
конец ее пропущен через пряжку ремня. Грудная клетка обычной
анатомической формы, живот на уровне грудной клетки, не втянут. Наружные
половые органы сформированы правильно. Оволосение на лобке по мужскому
типу, яички в мошонке. Каких-либо рубцов и изъязвлений в области половою
члена не обнаружено. Слизистая оболочка мочеиспускательного канала
гладкая, блестящая, серо-синюшная, выделений из мочеиспускательного
капала нет. Задний проход сомкнут, кожа вокруг него калом не испачкана.
Кости конечностей на ощупь целы.

По снятии с шеи петли из солдатского брючного ремня (длина его оказалась
93 см, ширина — 2 см), на шее обнаружена замкнутая одиночная
косовосходящая снизу вверх, спереди назад странгуляционная борозда (рис.
8, а, б). На передней поверхности шеи борозда проходит по верхнему краю
щитовидного хряща, слева на 4,5 см ниже мочки уха; справа на 6см ниже
мочки уха; концы борозды сходятся на задней поверхности шеи в области
линии роста полос, образуя тупой угол, открытый книзу. Борозда на всем
протяжении имеет ширину 2 см; поверхность ее коричневатая, плотная на
ощупь, чешуйки слущенного эпидермиса направлены кверху. В левой
лобно-теменной области поперечно расположена линейная ссадина длиной 5
см, покрытая плотной коричневатой корочкой. Других повреждений при
наружном исследовании не обнаружено.

При исследовании мягких тканей шеи, сосудисто-нервного пучка, ножек
грудиноключично-сосцевидной мышцы эксперт

Рис:. 8. Странгуляционная борозда на шее Каширина, а — вид спереди;
б— вид слева; в — вид справа; г — вид сзади.

«не нашел» никаких изменений, в том числе кровоизлияний. При
исследовании внутренних органов обнаружены их полнокровие, переполнение
жидкой кровью крупных венозных стволов и правой половины сердца,
мелкоочаговые круглые темно-красные кровоизлияния под плеврой легких и
наружной оболочкой сердца. Эксперт пришел к выводу, что смерть Каширина
наступила от сдавленны органов шеи петлей при повешении.

После ознакомления с основным выводом экспертного заключения о причине
смерти у следователя возникли сомнения в его правильности. Они сводились
к следующему: как мог Каширин самостоятельно (без посторонней помощи)
повеситься в петле, если: 1) свободный конец очень короткий и не
закреплен на балке узлом; 2) ступни трупа, висевшего в петле, находились
далеко от пола; 3) какой-либо «подставки» на месте происшествия не
обнаружено.

Для того, чтобы разобраться в этих сомнениях, был проведен следственный
эксперимент, в ходе которого спортсмену-

гимнасту, ознакомленному с позой трупа на месте происшествия,
положением свободного конца на балке и петли на шее Каширина, было
предложено попытаться самостоятельно воспроизвести такое самоповешение
(при этом, конечно же, были обеспечены необходимые меры безопасности).
Многочисленные попытки спортсмена оказывались безрезультатными. Однако

: в одном случае ему удалось, не без труда, справиться с поставленной
задачей. Для этого пришлось предварительно надеть ;петлю на шею,
подпрыгнуть, ухватиться руками за балку и подтянуться на руках. Далее,
фиксируя это положение одной рукой и упираясь ногой в стенку вагона,
освободившейся второй рукой он перехлестнул свободный конец ремня через
балку так, чтобы полуоборот ремня вокруг балки, идущей от петли,
накладывался на полуоборот свободного конца и закрепил его. Надо
сказать, что, допустив принципиальную возможность самоповешения в таких
случаях, следователь обратил внимание на то, что в эксперименте не
удалось получить такое положение, при котором расстояние между пряжкой и
балкой было таким же коротким, как и на фотоснимке позы Каширина на
месте происшествия, И тем не менее следователь посчитал это
«несущественным». Все этапы эксперимента были сфотографированы и
приложены к протоколу этого следственного действия.

Материалы следственного эксперимента были направлены эксперту.
Следователь поставил дополнительный вопрос: соответствует ли
обнаруженная на шее Каширина странгуляционная борозда: 1) тому положению
петли на шее Каширина, которое отразилось на фотоснимках места
происшествия; 2) тому механизму повешения и окончательному положению
петли на шее, которое получено в ходе следственного эксперимента. Без
труда можно заметить, что следователь находился я плену единственной
версии — версии самоповешения — и предпринимал все попытки для ее
подтверждения. К сожалению, эксперт пошел на поводу у следователя: не
проводя никаких специальных исследований, он дал утвердительный ответ на
дополнительный вопрос. Следователь вынес постановление о прекращении
дела ввиду отсутствия состава преступления. Районный прокурор утвердил
этот документ.

Вполне возможно все и закончилось бы на этом. Не согласны с
постановлением о ‘прекращении дела были только родители Каширина. Они и
направили жалобу прокурору области, в которой писали о поверхностно
проведенном расследовании, и излагали свое требование об отмене
постановления и возобновлении следствия. У них были для этого серьезные
основания. Основания, мимо которых прошел следователь. Основания,
которых он не хотел замечать. Прежде всего, ремень, на котором якобы
«повесился» Каширин, не принадлежал их сыну. Во-вторых, после
обстоятельного разговора с другими студентами стройотряда родители

уяснили для себя нездоровый морально-психологический климат в этом
временном трудовом коллективе: групповщина, неравномерное распределение
труда и доходов, обособление группы бригадиров-руководителей,
поддержание их «авторитета» не только моральными ущемлениями строптивых
студентов, но и рукоприкладством. В-третьих, обстановка в стройотряде
напоминала печально существующую «дедовщину», о которой многократно
сообщалось почти во всех периодических газетных и журнальных изданиях.
Это последнее обстоятельство, а также то. что петля на шее Каширина была
из брючного ремня армейского образца, натолкнула его родителей на вполне
обоснованное предположение, что к убийству (а они именно так называли
данное преступление) могли быть причастны студенты строительного отряда,
ранее проходившие срочную воинскую службу.

Доводы были достаточно существенными для того, чтобы не принимать их во
внимание. И прокурор области, отменив постановление о прекращении дела,
поручил на этот раз расследование другому следователю. Надо сказать,
новый следователь оказался более опытным и, пожалуй, что, несомненно,
важнее, весьма добросовестным специалистом. Он выяснил и объективно
зафиксировал в материалах дела ту неблагоприятную обстановку, которая
царила в студенческом строительном отряде, выявил соответствующих
«лидеров» —ими на самом деле оказались Два студента, год назад
вернувшиеся на студенческую скамью после окончания срочной службы. Один
из них руководил бригадой, в которой трудился Каширин. Установил
конфликт с избиением Каширина за 2 нед, до его гибели, а в последующем—
постоянное его унижение и моральное подавление. Более того, как
оказалось, один из студентов видел, как поздно вечером, накануне
обнаружения мертвого Каширина, Шорников (бригадир) и Севидов
(номинальный помощник бригадира) новели Каширина в сторону заброшенных
железнодорожных вагонов.

Состоялся обстоятельный допрос Шорникова и Севидова. Вначале они
отрицали свою встречу с Кашириным в ночь с 16.07 на 17.07 в районе
заброшенных вагонов. Но после очной ставки с упоминавшимся студентом
вынуждены были это признать. Они дали такие объяснения: ходили
«разбираться» по поводу того, что Каш при и «плохо работал», «не
выполнял план» н т. д. Не применяя к Каширину никаких физических
воздействий, ушли, после того как Каширин «пообещал исправиться». Куда
делся потом Каширин, не знают.

У Шорникова не оказалось брючного ремня. Он заявил, что таковым никогда
не пользуется, однако был разоблачен свидетелями, которые видели у него
ремень, причем армейского образца. Тогда он выдвинул другую версию:
ремень действительно

у него был, но пропал, и поэтому он и заявил, что брючным ремнем не
пользуется. Но это была не последняя версия. Фиксируя очередные версии в
протоколах допросов, следователь в последующем опровергал их путем
допросов свидетелей. Наконец, н Шорникову стало понятно, что он
окончательно заврался, и он… замкнулся, отказавшись давать какие-либо
показания, заявив, что «сему шьют дело», пытаются обвинить в том, чего
он не делал. Работа следователя с его приятелем Севидовым на этом этапе
к успеху также не привела.

Следователь предпринял попытку получить новые данные путем
судебно-медицинской экспертизы. Но, к сожалению, при первичной
экспертизе трупа Каширина кусочки тканей и органов, в том числе и
странгуляционная борозда, не были изъяты. Отсутствие объектов изучения
привело к необходимости проведения повторной судебно-медицинской
экспертизы трупа Каши-рина после его эксгумации.

Здесь уместно заметить, что приведенный повод для извлечения трупа из
места захоронения встречается не так уж и редко. А ведь эксгумации можно
и избежать, если мягкие ткани с повреждениями изымать, исследовать н
сохранять на случай появления новых вопросов в связи с вновь
открывшимися обстоятельствами. Техническая возможность длительного
сохранения мягких тканей и, в частности, кожи имеется — это высушивание,
сохраняющее возможность восстановления первоначального вида тканей по
методике Л. Н. Ратневского. Тем более нет никаких проблем с костными
препаратами. Поэтому проблема упирается н организационные меры. Л они
сводятся к необходимости создания при каждом бюро судебно-медицинской
экспертизы банка вещественных доказательств биологического
происхождения. Закон определяет сроки их хранения, а руководство бюро
должно обеспечить условия их хранения. В этой идее нет ничего нового.
Что же касается следов и образцов крови, выделений и волос человека, то
архивы таких объектов давно существуют в целом ряде судебно-медицинских
учреждений. Вероятно, этот опыт следует распространить на
физико-технические и танатологические отделы. Это позволит избежать в
части случаев эксгумации.

Итак, труп Каширина был эксгумирован через 3’/2 мес. после захоронения.
Состояние его тканей позволило различить странгуляционную борозду. Она
была одиночная, замкнутая, почти горизонтально расположенная, равномерно
выраженная. Борозда была слабо заметна из-за гнилостных изменений кожи.
Спереди нижний край борозды проходил по верхнему краю щитовидного хряща,
на правой и левой боковых поверхностях шеи верхний край борозды был
расположен в 6 см ниже нижнего края ушных раковин и в 4,3 см ниже
вершины сосцевидных отростков, на задней поверхности шеи верхний край
борозды

был в 7,5 см книзу от наружного затылочного бугра. Ширина борозды на
всем протяжении — 1,9—2,1 см. Краевые валики выражены незначительно,
верхний не нависает. Дно борозды равномерной плотности, рисунок рельефа
материала петли не определялся.

В .мягких тканях шеи кровоизлияний не найдено. Однако они были
обнаружены при последующем гистологическом исследовании кожи в проекции
странгуляционной борозды.

В двух гистологических препаратах на большем протяжении срезов
эпидермальный покров был сохранен, но имел бесструктурный вид.
Гребешковые выступы эпидермиса и сосочки собственно кожи были сглажены.
Волокнистое строение дермы сохранено, клеточные ядра не выявлялись,
виднелись очертания сальных желез, волосяных влагалищ и мышечных пучков
— поднимателей волос. В одном поле зрения в сосочковом слое были видны
расширенные сосуды, определяемые по наличию в их просвете изменений
эритроцитов; они неправильной формы, буроватого вида. В сетчатом слое
вблизи двух сальных желе* виднелись мелкие скопления эритроцитов такого
же вида, как в сосудах сосочкового слоя. В глубине сетчатого слоя, на
границе его с подкожным, имелось кровоизлияние инфильтрирующего
.характера; эритроциты в нем неправильной формы, частично превратились в
крошковатую массу, окрашиваются в бурый цвет. В препаратах, окрашенных
но Маллори, они выявлялись более четко своей оранжевой окраской. В 4
препаратах в глубине собственно кожи и в подкожной клетчатке имелись
участки бурого цвета, но очертаниям сходные с кровоизлияниями, но
эритроциты в них не выявлялись.

Что же дало повторное исследование трупа? Впервые на протяжении
расследования появились подтверждения прижизненного происхождения
странгуляционной борозды. Этот факт постоянно подразумевался, но не был
доказан. Сейчас он получил объективное обоснование (кровоизлияния,
изменение тинкториальных свойств тканей по ходу борозды и т. п.). Однако
исследование эксгумированного трупа мало что прибавило к возможности
дополнительно характеризовать петлю и механизм странгуляции.

Оставались еще некоторые объекты, объективно отражавшие первичное
состояние странгуляционной борозды. Это были фотоснимки шеи Каширина,
выполненные при первичном обследовании его трупа.

Хочется попутно заметить, что при проведении повторных
судебно-медицинских исследований любые, имеющие отношение к объекту и
предмету экспертизы фотоснимки должны тщательно анализироваться. Это –
самостоятельное исследование. При этом должны решаться, как минимум, две
основные задачи: 1) определение соответствия текстового описания

повреждений (или каких-то иных следов) их отображению на фотоснимке по
локализации, форме, размерам, отношению к видимым анатомическим
образованиям, частным морфологическим свойствам; 2) выявление новых
общих, групповых и индивидуальных свойств повреждений или иных
интересующих эксперта следов. Какие же дополнительные возможности
представляли упомянутые снимки в обсуждаемом случае?

Все они оказались нерезкими, с множеством дефектов из-за пыли, иных
мелких частиц и поверхностных повреждений негативов. Съемка выполнялась
с односторонним освещением. Более того, некоторые снимки оказались
выполненными с грубейшими нарушениями правил судебной фотографии. Так, в
частности, при съемке задней поверхности шеи эксперт (а может быть, и
фотолаборант, что, в сущности, не снимает ответственности с эксперта)
поместил довольно широкую линейку непосредственно на странгуляционную
борозду и почти полностью ее закрыл (вот и пойми, есть ли предел
недомыслию и безответственности!). На первый взгляд, складывается
тупиковая [ситуация.

Но к какому убеждению приходишь, постепенно приобретая опыт практической
экспертной работы? Во-первых, никогда нельзя опускать руки, если
безнадежность ситуации объективно (.не доказана, пока не исчерпаны все
без исключения возможности. Во-вторых, никогда не зазорно, а, напротив,
весьма полезно и, следовательно, необходимо советоваться с более
опытными коллегами и со специалистами, не работающими в экспертных
учреждениях, но глубоко разбирающимися в той или иной области знаний.
Вот такой принципиальный взгляд на сущность экспертизы и привел
следователя в научно-производственное объединение «Геофизика», а затем в
НИИПИ химико-фотографической промышленности, которые взялись в
максимально возможной степени улучшить исходные фотографические
изображения (к счастью, сохранились и негативы этих фотоснимков) и
отдифференцировать истинные (первичные) отображения от артефактов:
дефектов эмульсионного слоя, «грязи» поверхности фотоматериалов и т..п.
Итак, специалисты – оптики приступили к работе, а судебные медики
занялись изучением аналогов того брючною ремня, который был снят с шеи
Каширина.

Почему аналогов? Где тот, настоящий ремень! Оказывается, он был у
ничтожен (вероятно, был выброшен следователем) после того, как
было прекращено расследование и веществен-: доказательства
оказались «ненужными» (?!). Вот еще один пример вопиющей
безответственности; вот почему экспертам пришлось изучать сходные
образцы, а не оригиналы.

Оказалось (по официальному запросу), что вариантов брючных ремней
военного образна немного. С учетом изображения

петли на фотоснимках с места происшествия были выбраны два наиболее
похожих образца. Многие держали в руках подобные ремни. Но посмотрим на
них глазами эксперта. Оба ремня тесмяные, изготовлены из крашеной в
зеленый цвет целиковой хлопчатобумажной ленты (рис. 9). Па свободном
конце укреплен плоский металлический наконечник, на затяжном —
металлическая пряжка — «пятистенка» прямоугольной формы, высотой 3,2 см,
шириной 2,8 см, толщиной 0,2 см; ширина перегородки пряжки — 0,4 см.
Перегородка разделяет просвет пряжки на две равные прямоугольные,
вертикально вытянутые части, размерами по 2,2X0,8 см. Внешние углы и
кромки

Ряс. 9. Брючный ремень, аналогичный тому, который был затянут на
шее

Каширина.

Рис. 10. Отпечаток пряжки ремни на пластилине.

пряжки закруглены, внутренние (обращенные к просвету) – достаточно
четкими углами и кромками. Плоскость пряжки слегка изогнута вокруг
вертикальной оси выпуклостью кпереди (при обычном эксплуатационном
положении). Пряжка соединяется с лентой ремни с помощью пропущенного
вокруг перегородки конца, который сложен и сшит так, что на протяжении 4
см от перегородки лента ремня сдвоена, а затем за счет дополнительного
подворота на протяжении 2 см — строена1. Между пряжкой и свободным
концом ремня свободно переме-

щается шлевка из коричневого кожезаменителя шириной 1,2см, высотой- (и
сплющенном виде) 2,9—3 см. Ширина липы ремня составляет 2 см, толщина —
0,3 см. Рельеф ленты ремня образован правильным переплетением
пучков хлопчатобумажных -нитей. Два исследуемых образца ремней
изготовлены на разных предприятиях, поэтому наряду с
вышеуказанными сходными конструктивными элементами имеют и некоторые
особенности. Образцы условно пронумерованы (№ 1 и № 2).

Ремень № 1 на внутренней поверхности у свободного конца имеет клеймо
белой краской в виде вытянутого прямоугольника с символическим
изображением всадника и обозначениями «Р.2 ОТК 5 88». Шлевка
этого ремня имеет вид сплющенного кольца, изготовленного из полосы,
концы которой закруглены и скреплены белой металлической заклепкой;
головка заклепки выступает над плоскостью шлевки на 0,3 см,
имеет как бы ступенчатый вид; диаметр нижней части головки
заклепки — 0,8 см, верхний — 0,5 см.

Ремень № 2 на внутренней поверхности у свободного конца имеет
изображение черной краской «2», Наружная головка заклепки изготовлена ил
белого металла полусферической формы, диаметром 0,7 см; края се
находятся на уровне плоскости материала шлевки.

Получены экспериментальные следы обоих ремней па пластиновых
пластинах, к поверхности которых в двух вариантах прижимались ремни №
I и № 2 (пряжки с продетыми в них свободными концами ремней и
прилежащими участками крепления лент и пряжек). В первом варианте сила
прижатия была равномерной, во втором (рис, 10)—с преимущественным
надавливанием на верхние и нижние края пряжки. Размеры квадратных
отображений пряжки в обоих вариантах опытов составили около 3×3
см.

Тем временем была завершена оптико-техническая эксперта. Принимая
во внимание чрезвычайную редкость подобных исследований но отношению
к объектам судебно-медицинской экспертизы, приведем их в более
подробном изложении.

Па разрешение экспертов поставлен вопрос: «Возможно ли путем
применения каких-либо специальных методов обработки или
преобразования изображений странгуляционной борозды на шее трупа
Каширина Ю. И. на представленных негативах и Позитивах увеличить
различаемость деталей этих изображений, особенно в области
странгуляционной борозды и прилегающих к ней участков? Пели возможно,
то с применением соответствующих способов изготовить с негативов
фотоснимки».

Для обработки представленных фотонегативов использовалась
когерентно-оптическая установка (КОУ), представляющая ,• собой
когерентно-оптический вычислитель (процессор), реализующий двойное
преобразование Фурье в оптической проекци-

Рис. 11. Оптическая схема когерентно-оптической установки

I — затвор; 2 — зеркало; 3 – микрообъекив; 4 — микродиафрагма; 5 —
кадрирующая рамка; 6—1-я Фурье-объектив-кювета; 7—преобразуемый
фотоснимок (исходный негатив или его позитивная копия); 8-
2-я Фурье-объектив-кювета; 9— амплитудный фильтр, 10 — кассета с
фотопленкой; 11 — Матовый экран.

онной системе при когерентном освещении преобразуемого фотоснимка.
Оптическая схема КОУ приведена на рис. П.

Исходный фотонегатив 7, подлежащий обработке, помещается в 1-й
Фурье-объектив-кювету 6, заполненную иммерсионной жидкостью (толуолом) и
предназначенную для компенсации фазовых неоднородностей в эмульсионном
слое негатива. На объектив 6 падает расходящийся пучок лазерного
получения, сформированный из практически параллельного снегового пучка
лазера ЛГ-38 с помощью микрообъектива 3 и микродиафрагмы 4. В плоскости,
оптически сопряженной объективом 6 с плоскостью микродиафрагмы 4 и
расположенной внутри 2-го Фурье-объектива-кюветы, формируется
пространственно-частотный спектр (ПЧС) исходного фотонегатива,
являющийся результатом преобразования Фурье-функции амплитудного
пропускания исходного фотонегатива. В эту же плоскость последовательно
устанавливаются различные амплитудные фильтры 9 из фильтротеки (набор
фильтров) КОУ. 2-й Фурье-объектив-кювета 8 осуществляет второе
преобразование Фурье, в результате которого в плоскости, оптически
сопряженной с объективом 8 с плоскостью исходного фотонегатива 7,
формируется преобразованное изображение исходного фотонегатива 7.
Преобразование исходного изображения связано с селективным ослаблением
фильтром 9 составляющих ПЧС исходного фотонегатива. Ослабление нулевой и
низких пространственных частот в ПЧС приводит к повышению контраста
мелких деталей при одновременном выравнивании яркости в крупных деталях,
что позволяет повышать контраст без потери деталей в светах или тенях,
что обычно имеет место при общем повышении контраста фотоснимка путем
копирования на контрастные фотоматериалы. КОУ имеет характеристики
(разрешение — не хуже 30 линии на 1 мм, формат обрабатываемых
фотоснимков — до 100×100 мм), позволяющие практически без потерь
репродуци-

ровать представленные фотонегативы. Перебор фильтров осуществлялся при
предварительном визуальном контроле преобразованного изображения на
просветном экране (П), устанавливаемом вместо кассеты 10 с пленкой, с
последующей регистрацией его па пленку «Фото-32», заряженную в кассету
10. Преобразование исходного изображения в когерентно-оптической
установке описывается следующим математическим выражением:

E (x, y) = K [F{( an ((x(y) * (aф ((x(y)}]2 ,

где Е(х, у) — распределение освещенности в выходной плоскости КОУ
(плоскости регистрации преобразованного изображения); К — коэффициент
пропорциональности; F — оператор преобразования Фурье;

( an (x(y = F {( an (xy)} = (( exp { – j2((x(x + y(y)] d x dy,

где—( an (x,y) амплитудный коэффициент пропускания исходного негатива
как функция координат х, у в плоскости негатива 7; (aф ((x(y)—
амплитудный коэффициент пропускания фильтра 9 как функция
пространственных частот.

На когерентно-оптической установке была выполнена обработка 6 негативов
(фрагментов) при использовании 12 фильтров.

В табл. 2 указаны номера фильтров, которыми велась обработка каждого из
6 фрагментов. Все фильтры являются центральносимметричными.

ТАБЛИЦА 2

Результаты исследования 6 негативов (фрагментов) на КОУ при применении
12 фильтров

№ фрагмента 00 без фильтров 01 02 03 04 05 06 07 08 09 10 11
12

6 *

* *

+ *

* +

+ +

* *

+ + +

Примечание: (+)—отснятые кадры; (*) — отснятые кадры и изготовленные с
них фотоотпечатки.

Первые фотографии в каждой из серий — это изображения, полученные
пересъемкой на КОУ без фильтрации; остальные фотографии располагаются в
порядке увеличения номера фильтра слева направо.

Наиболее интересные, с точки зрения экспертов, варианты обработки
фрагментов представлены в виде 5 серий фотогра-

фии (отсутствуют фотографии с 4-го фрагмента, не выполнялись из-за
недостаточной резкости изображения на негативе). Над сериями
обработанных участков изображений располагаются фотоотпечатки, сделанные
непосредственно с оригинальных негативов (рис. 12).

Рис. 12. Фотоснимки странгуляционной борозды, полученные после
оптической оптимизации изображения с помощью когерентно-оптической
установки.

Слева – до коррекции; справа – поле коррекции отчетливо видны пряжки
ремня на передней поверхности шеи (б), ущемления кожи на правой боковой
поверхности шеи (в).

Необходимо обратить внимание на особенности обработки изображений в
когерентно-оптической системе. Дефекты в эмульсионном слое и в подложке
(глубокие повреждения, локальные неоднородности и свили) дают при
обработке концентрические картины вокруг этих дефектов. При обработке
такие дефекты выявлены на фрагменте № 2 (в области характерной вмятины и
на передней части шеи в пределах странгуляционной борозды) и на
фрагменте № 5 в центральной части странгуляционной борозды.

Анализ результатов исследования с помощью КОУ представлен в табл. 3.

Таким образом, в ходе экспертных исследований произведены усиление
контраста н резкости, выравнивание плотности и выявление структурных
особенностей изображений на фотонегативах.

Фототехническая экспертиза дала дополнительную уточняющую информацию. В
ходе ее подвергались исследованию представленные на экспертизу
фотонегативы и изготовленные с них фотоснимки н фотоотпечатки (позитивы)
головы, шеи, части туловища и странгуляционной борозды на шее трупа
Каширина Ю. И., на которых в области странгуляционной борозды
отобразились индивидуальные следы на передней и боковых поверхностях
шеи.

На разрешение экспертов поставлен вопрос: «Не являются ли эти следы
следствием дефектов фотосъемки, фотоматериалов или процесса их
обработки?».

Исследование представленных фотоматериалов, полученных пересъемкой на
когерентно-оптической установке без фильтрации и с фильтрацией, и
фотоотпечатков осуществлялось с применением оптических н
органолептических методов.

При исследовании использовались следующие приборы:

– оптический микроскоп стереоскопический МБС-9;

прибор дешифрования негативов ПДН-4;

набор луп для дешифрования ПДЛ-2, включающий обзорную лупу
ЛПК-471, штативную лупу ЛПШ-463 и измерительную лупу ЛИ-4-10х;

лупа для просмотра кадров пленки Л-5.

Анализ свойств светочувствительных галогеносеребряных материалов
(фотопленок, фотобумаг), характеристик фотографических процессов съемки
объектов и химико-фотографической обработки фотоматериалов, проведенный
с использованием научно-технической литературы, ГОСТов и образцов
светочувствительных материалов типа негативных фотопленок марки
«Фото-32», «Фото-64», «Фото-125», фототехнических пленок типа «ФТ-41» и
др., фотобумаг общего назначения типа «Унибром» и др., позволил с учетом
особенностей обработки изображений в когерентно-оптических системах
объективно№

фильтра

0-1 07

Фрагмент № 6 контраст, низкая ре.?- |

усиление контраста

00 02

04 07

00 01

Т аб Л И Ц А 3

Результаты оптико-технического исследования и их оценка

Общая оценка обработанного

Оценка характерных оговенно-стей выявленных изображений

изображения в сравнении с исходным

Фрагмент

Низкий контраст. Низкая резкость

Выявление границ (контуров) «Лрямоуголышка» на передней поверхности шеи
в области стран-гуляционной борозды. Выявление ниже этого
«прямоугольника’ справа линий, образующих прямой угол

Выявление выше этого же «прямоугольника» параллельно ему контура в виде
узкого прямоугольника

Выявление рила дугообразных линяй внутри «прямоугольника»,
расположенного на передней поверхности шеи е области странгуляииошюй
борозды

Выявление тех же особенностей, что и в серии 03 фрагмента I

Повышение контраста н резко-пн. Ощущенно рельефности изображения

Повышение контраста н резкости То же

Фрагмент № 2

Низкая резкость. Низший контраст

Оконтурнвлпие в области характерного следа в виде тупого утла на участке
странгулнцион-ной борозды на правой боковой поверхности шеи

То же. что в в серии 02 фрагмента Л”» 2

То же. что и в серии 02 мента Л’5 2

Очень большое усиление контраста (потеря полутонов)

Усиление контраста (частичная потеря полутонов)

Большое усиление контраста (потеря полутопов)

Большое усиление контраста

Фрагмент № ;

Низкий контраст

Потерн информация в области етрангуляиноиной боро’дм

Отчетливое проявление полосы сзади, ни/ке шеи

оценить качество и происхождение отдельных деталей изображения на
представленных на экспертизу фотонегативах и фотоотпечатках.

Общие выводы. Для фотосъемки, копирования и фотопечати использовались
качественные фотоматериалы отечественного производства. Пониженное
качество изображения на некоторых кадрах негатива обусловлено
неудовлетворительными условиями освещенности объекта съемки. Дефекты
(концентрические картины) на фотоснимках обусловлены особен-

Очен], большое усиление контраста (инвертироплнне контраста в области
шел), выявление ш\’чов когерентности

Усиление контраста, выявление деталей в теневой области

Выявление особенностей в области стран гул я пи он ноГ1 бород-ды сзади,
со стороны затылка

Большое усиление контраста с потерей полутонов, выявление деталей в
теневой области

Усиление контраста без потерн полутонов, повышение резкости

^1^^Iл^,^р^

V 01 03

*• 04

00 04

06 10

Общая оценил об

изображении в сравнении г исходным

Фрагмент №

Низкий контраст, низкая резкость Усиление контраста и резкости

Усиление контрлста и резкости Ощущение- рельефности изображения

Усиление контраста и [кмкости Выравнивание плотности по полю
изображения

Усиление резкости. Ощущение рельефности изображения

Низкий

кость

Большое и резкости

Усиление резкости

Усиление контраста н резкости

Ощущение рельефности изображения

Продолжение табл. 3

Оценка характерных особенностей выпиленных изображений

Проявление структуры кожного покрова внутри «прямоугольника» па участке
странгу-ЛЯЦНОН1ШН борозды на передней поверхности шеи

Максимальное выявление структуры внутри «прямоугольника» на участке
странгуляцион-ной борозды на передней поверхности шеи

Максимальный контраст структуры вн\ гри «прямоугольника» на участке
странгуляииошюй борозди на передней поверхности шеи

Большое усиление структуры на участке странгуляциейной борочды на
боковой поверхности шеи справа

Усиление топкой структуры на участке странгуляционной борозды на боковой
поверхности шеи справа

Усиление тонкой структуры при сохранении полутонов в изображении стран
гул яциои ной борозды на боковой поверхности шеи справа

ностями обработки изображений в когерентно-оптической системе и не
влияют на дешифрование деталей изображения. Особенности изображений на
негативах и позитивах шеи трупа Каширина Ю. И. и странгуляционной
борозды на передней и боковых поверхностях шеи являются отображением
особенностей сфотографированных объектов и не являются следствием
дефектов фотосъемки, фотоматериалов или процесса химико-фотографической
обработки данных- фотоматериалов. Подтверждением объективного
отображения индивидуальных следов в области странгуляционной борозды
является и их идентичное наличие на нескольких негативах.

Позитивные фотографические изображения экспериментальных следов
сопоставлены с репродукциями позитивных фотографических изображений
странгуляционной борозды на передней поверхности шеи Каширина.

Судебно-медицинский анализ улучшенных изображении странгуляционной
борозды позволил более точно охарактеризовать петлю, определить ее
положение па шее.

Удалось показать, что петля имела пряжку, которая располагалась с
передней (!) поверхности шеи (см. рис. 8, а). Но на фотоснимке с места
происшествия (см. рис. 7) пряжка располагается сзади (!). Значит,
положение петли на шее Каширина менялось!

Но… наш следователь, «обжегшись на молоке, дул на воду». Ну, а если
вначале петля была положена па шею с расположением пряжки спереди, а в
процессе повисания пряжка сместилась назад? Следователь поставил этот
вопрос вполне официально. Ответ па данный поп рос не требует специальных
познаний н, следовательно, не входит в компетенцию экспертов. Проверить
это опытным путем на манекене не представлялось возможным из-за ряда
технических трудностей. Если было относительно просто изготовить
манекен, соответствующий Каширину по росту, массе тела н примерному
расположению центра тяжести, то оказалось невозможным найти материал.
который соответствовал бы коже человека (и при этом был бы анатомически
корректно фиксирован на шее манекена) и обеспечивал адекватное сцепление
с. брючным ремнем. От этого отказались,

Эксперты снопа и снова вглядывались в улучшенные фотоснимки
странгуляционной борозды и фотоснимки с места происшествия. И.. никаких
светлых мыслей в голову не приходило. Вот след от пряжки — оп на
передней поверхности шеи. А это след от подворота тесьмы ремня — он на
левой боковой поверхности шеи. Ну и что? Тупик! Тупик… Тупик?

Надев на спою кисть петлю ш злополучного ремня, эксперт машинально
вращал ее то плево, то вправо. Как же петля могла сместиться при
повешении? Если она переместилась в заднее

положение по правой боковой поверхности шеи, то подворот ремня оказался
бы справа. Значит, пряжка смещалась по левой боковой поверхности.
Попробуем… В эту же секунду эксперт стал вдруг испытывать ощущение
хищника, долго находившегося в засаде н почувствовавшего наступивший
долгожданный миг атаки… Итак, если пряжка смещалась по левой боковой
поверхности шеи в заднее положение, то подпорот тесьмы ремня вновь
оказывался справа. Па фотоснимке с места происшествия пряжка была
вверху, а подворот ремня располагался ниже, на левом полукольце петли.
Следовательно, если мысленно переместить ремень так, чтобы его пряжка
располагалась на передней поверхности шеи, то подворот ремня придется на
правую (!) боковую поверхность шеи. А если мы вспомним фотоснимки трупа,
выполненные во время его первичного исследования, то заметим, что
странгуляционная борозда образовалась при таком положении петли, когда
пряжка располагалась на передней поверхности шеи, а подворот ремня на
левой (1) боковой поверхности шеи…

Да, такие выводы формулируются мгновенно: петля на шею Каширина
накладывалась дважды: след от первого положения и есть странгуляционная
борозда–при этом пряжка и свободный конец находились спереди. А второе
положение петли -оно зафиксировано фотоснимком на месте происшествия, т.
с. после первого наложения петля была снята, перевернута (!) и наложена
вновь.

Для специалистов приведем наиболее интересные формулировки из выводов
экспертного заключения:

1. При первичном и повторном исследованиях па шее трупа

Каширина обнаружена странгуляционная борозда. Она образовалась
прижизненно, на что указывают кровоизлияния в проекции этой борозды,
обнаруженные при секционных и микроскопических исследованиях.

2. Странгуляционная борозда образовалась от сдавления

шеи затягивающейся петлей, изготовленной из твердого гибкого

(полужесткого) плоского материала шириной около 2 см, о чем

свидетельствуют замкнутость борозды, четкая выраженность ее

на большем протяжении н соответствующая ширина. Петля

могла быть изготовлена н; брючного солдатскою ремня, образцы
которого представлены экспертам, так как он имеет со

ответствующую, указанную выше характеристику (см. стр. 02).

3. Странгуляционная борозда на передней н боковой поверхностях
располагалась горизонтально, в верхней половине, шеи

Описание странгуляционной борозды при первичном и повтор-

ном исследованиях трупа, а также имеющиеся в материалах

дела фотографии (в том числе улучшенные в ходе оптико-технической
экспертизы) не позволяют судить о расположении и направлении
борозды на задней поверхности шеи.

i@?

????????i?e

Z?A

i@?

?0??i

??????i

i@?

‚

„

i@?

????i???(?

O????????

i@?

данно накинул ему на шею петлю и резко затянул ее. Севидов подсечкой сбил Каширина с ног, и он упал на землю лицом вниз. Шорников, не отпуская ремень, удерживал голову и шею Каширина на весу. Дергая петлей за шею, Шорников продолжал сыпать нецензурную брань и угрозы, но Каширин уже не реагировал. Шорников снял петлю—Каширин был бездвижен. Соучастники испугались. Хотели бежать, но со стороны лагеря послышались чьи-то голоса. Притаившись, выждали, когда голоса стихли. Затем заволокли тело Каширина в полуразрушенный вагон. Здесь и решили имитировать самоубийство... Оба негодяя были осуждены. Глава 5. КТО ПРОБОВАЛ ШОКОЛАДНУЮ КОНФЕТУ? Дым повалил из окна квартиры на 2-м этаже. Соседи тщетно пытались достучаться к Фаине Лупер - хозяйке квартиры. Машина пожарной службы прибыла через 5 мин. после вызова. Наружная дверь был захлопнута на защелку автоматического замка. Пожарные проникли в квартиру через окно. Тлели разбросанные на полу предметы одежды и ковровая дорожка, Ликвидировать пожар оказалось нетрудно. Когда рассеялся дым, пожарные увидели мертвую Лупер, лежавшую в постели. На шее погибшей была туго затянута петля из бельевой веревки. Пожар охватил лишь жилую комнату. Но и во всех остальных помещениях был беспорядок, запущенность, грязь, множество пустых бутылок из-под алкоголя. Прибывший на место происшествия следователь обратил внимание на то, что внешняя сторона всех бутылок была тщательно протерта. На столе стояли пустая бутылка из-под вина, два стакана, лежали два огрызка яблок и две шоколадные конфеты без обертки Поверхности этой бутылки и стаканов также были чистыми. Бутылка, стаканы, яблоки и конфеты были изъяты в качестве вещественных доказательств. Сорокалетняя Фаина вела беспорядочный образ жизни, пьянствовала, не имела постоянной работы. В ее квартиру постоянно приходили разные мужчины. Нередко из квартиры доносились пьяные голоса, случались драки Соседи неоднократно обращались в милицию. Однако после короткого «затишья» все повторялось снова н снова. Был шум в квартире н накануне пожара. Судебно-медицинский эксперт установил, что смерть Лупер наступила от удавления петлей. Петля на ее шее была затянута посторонней рукой. Следствие начало разрабатывать версию убийства. Найти убийцу было весьма непростым делом, учитывая большой круг случайных людей, в разное время перебывавших в доме погибшей. Тщательный допрос соседей н постоянных посетителей Лупер позволил среди множества потенциально причастных лиц выявить 65-летнего А. В. Чванова, незадолго до происшедшего события освободившегося из места заключения, где он отбывал 12-летний срок ля изнасилование с убийством. 74 На предметах, изъятых с места происшествия, отпечатков пальцев не обнаружено. Никаких новых в этом отношении данных не дал и повторный осмотр места происшествия. Были выявлены лишь дополнительные следы тщательной уборки комнаты, туалета, ванной п кухни. Изъятые с места происшествия огрызки яблок н конфеты, а также гипсовые слепки зубов Иванова были направлены в научно-исследовательскую криминалистическую лабораторию для решения следующих вопросов: если на представленных яблоках и конфетах имеются следы зубов человека, то не оставлены ли они Чвановым? Яблоки оказались полусгнившими, деформированными, первичное состояние следов на их поверхности было существенно нарушено. По этой причине решить вопрос о происхождении повреждений на них не представлялось возможным. Основное внимание криминалист сосредоточил на выявлении и изучении следов на конфетах. Из заключения эксперта-криминалиста: «...Конфеты шоколадные, с коричневой внешней оболочкой и светло-коричневой внутренней начинкой. Оболочка и начинка твердые, непластичные. Обе конфеты в поперечном своем сечении трапециевидной формы. Первая конфета имеет длину, ширину и высоту соответственно 30, 23 и 1,5 мм, а вторая — 35, 23 н 1,5 мм. Первая конфета откушена с обоих ее концов, а другая только с одного конца. Образованная откусом торцевая поверхность па одном конце первой конфеты неровная, с наличием выступов и углублений. У нижнего края на этой поверхности имеются два параллельно расположенных желобообразных следа зубов с четко выраженными контурами их очертания на этом крае. Образованная откусом торцевая поверхность на другом конце первой конфеты тоже неровная, с наличием трех параллельных желобообразных следов с четко выраженными контурами у основания конфеты. Образованная откусом торцевая поверхность на одном конце второй конфеты неровная, с наличием на ней двух желобообразных следов с четко выраженными очертаниями их контуров у нижнего края. Торцевые поверхности, образованные откусами концов обеих конфет, сформировались частично под действием зубов, а частично в результате последующего отлома начинки. На поверхности следов зубов отсутствуют какие-либо характерные продольные параллельные трассы от режущих кромок зубов. Контуры следов зубов наиболее четко отобразились у основания конфет. Однако они частично нарушены вследствие высыхания конфет и вызванной им деформацией краев откуса. 75 Гипсовые слепки зубов верхней челюсти (два слепка) и нижней челюсти (один слепок) А. В. Иванова отображают наличие, форму, размеры и особенности расположения имеющихся у него зубов: 13 — в верхней челюсти (6 справа и 7 слева) и 14 — в нижней челюсти (по 7 с каждой стороны). Зубы обеих челюстей характеризуются по размеру как средние и располагаются в один ряд но плавно изгибающейся дугообразной линии, без перекосов и каких-либо других выраженных аномалий; каждый зуб располагается вплотную с соседними зубами, без сметных интервалов между ними. Сравнительное исследование следов зубов на конфетах с представленными гипсовыми слепками производилось путем непосредственного их сопоставления. При этом было установлено следующее частичное совпадение контуров следов зубов на конфетах и особенностей расположения зубов на гипсовых слепках: следов зубов на одном конце конфеты №1 — с правым центральным и правым боковым резцом нижней челюсти; следов зубов на другом конце конфеты № 1 — с правым боковым резцом, правым клыком и правым малым коренным зубом верхней челюсти; следов зубов па одном конце конфеты № 2—с левым центральным н левым боковым резцами верхней челюсти. Перечисленные совпадения усматриваются лишь в общих очертаниях контуров, обусловленных положением зубов н их размерами, т. е. общими признаками. Поэтому установленные совпадения дают основание для вывода лишь в предположительной форме о том, что указанные следы откуса на концах представленных конфет могли быть оставлены зубами А. В. Иванова». Если вчитаться в это заключение, в нем легко обнаружить немало огрехов. Вот лишь некоторые из них: эксперт априорно рассматривает следы на конфетах как следы зубов человека, полагая, вероятно, раз это кондитерское изделие, предназначенное для человека, то поэтому любые следы на этом продукте может оставить человек и только своими зубами; эксперт не пришел к однозначному выводу о принадлежности зубов Иванову; такая формулировка допускает возможность происхождения следов зубов от другого человека, например от Лупер, но, как это очевидно, здесь кроется существенная ошибка — ведь слепки зубов Лупер не представлялись и, следовательно, не исследовались; иначе говоря, происхождение следов зубов на конфетах от Лупер не исключается; эксперт нашел частичное совпадение следов на конфетах со слепками зубов Чванова; здесь два спорных положения: по- первых, прежде всего нарушено общепринятое правило о необ- 76 ходимости сопоставления адекватных объектов — либо следов со следами, либо слепка со следов с зубами пли слепками зубов; это правило не было соблюдено — сопоставлялись следы от зубов и слепки зубов. Второе спорное положение в неопределенности самого вывода о частичном (!?) совпадении — что же частично «совпадает»? В чем именно «частичность совпадения»? Иначе говоря, что совпадает, а что различается и почему? На эти вопросы ответа в заключении эксперта нет; эксперт не определил (и не пытался определить), зубами какой челюсти (верхней или нижней) оставлены следы зубов на конфетах; во всяком случае, методической ошибкой является формулировка суждения о возникновении следов от действия конкретных зубов до решения вопроса о возможности их возникновения действия зубов верхней или нижней челюстей; эксперт не воспользовался своим процессуальным правом и не заявил ходатайства о непосредственном осмотре зубов подозреваемого; проведи он такой осмотр — наверняка увидел бы, что у Чванова зубов нет —у него протезы и на нижней и на верхней челюстях. Почему же этого не произошло? Думается, такая мысль н не могла прийти в Iолову криминалисту — ведь живой человек не является объектом криминалистической экспертизы. Осмотр живого человека требует специальной подготовки, знаний и навыков. Это, несомненно, действие врачебное, судебно-медицинское. Криминалист формально подошел к поставленной задаче: дали объекты, поставили вопросы, он ответил. В результате все исследование приобрело выраженный механистический характер. В таких, далеко не единичных, ситуациях удивляет и позиция следователя, и позиция криминалиста. Ведь оба имеют юридическое образование, имеют представление о судебной медицине и криминалистике, об объектах их исследования и пределах компетенции представителей этих, двух специальностей. Последствия пренебрежения прописными истинами приведены. Но, к сожалению, следователь не стал оценивать заключение с этих позиций. Его лишь не удовлетворяла вероятная, а не категоричная форма суждения эксперта. И он поручает проведение экспертизы более «смелым» экспертам, и снова—криминалистам. Так состоялась новая, на этот раз комиссионная криминалистическая экспертиза. Поставлены те же вопросы. Эксперты не применили каких-либо новых, в сравнении с первичной экспертизой, методов. Исследовали те же объекты. Но что же дополнительное они выявили? Из заключения комиссии экспертов-криминалистов: «...Конфета № 1 имеет следы откусов с двух торцевых концов. Кон- 77 фета под № 2 откушена только с одного торцевого конца. Торцевой конец первой конфеты со следами откуса неровный, с наличием валиков и бороздок разной степени выраженности. У нижнего края конфеты на той же торцевой поверхности имеются два параллельно расположенных корытообразных профиля следа зубов с четко выраженными выпуклыми и вогнутыми контурами и очертаниями. Ширина этого следа—6,2 мм. Рядом расположенный след такой же архитектоники, имеет ширину 5,3 мм. Неровная поверхность на другом торцевом конце конфеты имеет аналогичные следы, но менее четко выраженные. Торцевая поверхность второй конфеты неровная (на одном конце), выступообразная, с характерным расположением параллельно идущих широких бороздок и узких валиков. Ширина этих следов соответственно равна 6,2 мм и 5,3 мм. Оценивая форму, размеры, характерный рельеф следов, представляется возможным сделать вывод о том, что на двух конфетах в зоне торцевых частей имеются следы, которые оставлены зубами человека. Эти следы зубов пригодны для идентификации личности человека, оставившего эти следы в процессе откусывания частей конфет». Принципиально новым (это нашли эксперты) были валики и бороздки на поверхности следов от зубов. Такие следы остаются, например, от поверхностей режущих краев резцов и открывают возможность идентификации личности. Однако эта существенная и важная находка должна быть документирована, причем документирована с помощью фотоснимка. Но такого снимка в заключении не оказалось, а это сводит на нет приведенное описание «трасс». Почему же эксперты не сделали фотоснимок? Есть некоторые основания сомневаться в том, видели ли эксперты эти «трассы» вообще. Но к этому мы возвратимся позднее. Есть еще одно принципиальное замечание методического характера. Эксперты обязаны были изначально решить вопрос: сохранились ли следы зубов на конфетах в том виде, в котором их изучал эксперт, проводивший первичную экспертизу? Иначе говоря, во всех таких случаях необходимо убедиться — первичный ли след, первичный ли объект представлен и исследуется при повторной экспертизе. Этого не было сделано. Более того, фотоснимки конфет, приложенные к заключению комиссии экспертов, выполнялись в других ракурсах, поэтому впоследствии оказалось невозможным установить, когда же изменилась конфигурация следов зубов — до проведения второй экспертизы, в процессе ее проведения или после нее. Можно не сомневаться, что перечисленные вопросы практически никогда не ускользают от внимания адвокатов. Это, безусловно, осложняет позицию эксперта в суде и подчас делает невозможной защиту своего заключения. 78 Комиссия исследовала гипсовые модели «зубов верхней и нижней челюсти Иванова». Описание моделей было достаточно подробное. Но оно мало стоило, если иметь в виду предыдущие рассуждения. Ключевым моментом второй экспертизы стало сравнительное исследование. Приведем его текст. «...С целью обнаружения совпадений или различий в общих и индивидуальных признаках строения зубного аппарата Чванова и исследуемых следов повреждений от зубов на торцевых концах двух исследуемых шоколадных конфет проводилось сравнительное исследование методами сопоставления и непосредственного совмещения. Путем сопоставления следов зубов на конфетах с моделями зубов Чванова было установлено совпадение в форме, размерах и характерных особенностях расположения деталей передних верхних зубов Чванова, а именно совпадение во взаиморасположении деталей двух центральных резцов верхней челюсти Чванова и объемных следов на конфетах. Результаты проведенных исследований с учетом анатомической картины на следовоспринимающих объектах, какими являются торцевые концы шоколадных конфет, служат основанием для вывода о том, что следы-повреждения на торцевых концах двух исследуемых конфет, изъятых на месте происшествия, оставлены центральными резцами верхней челюсти А. В. Чванова». Очевидно, что экспертами, во-первых, вновь сопоставляются не подлежащие сопоставлению объекты: слепки (модели) зубов и следы зубов. Во-вторых, авторы экспертизы сообщают, что проводили «сравнительное исследование по методам сопоставления и непосредственного совмещения». Однако в тексте заключения речь идет только о сопоставлении, и вывод о происхождении следов на конфетах от зубов Чванова тоже делается только на основании результатов сопоставления. В-третьих, эксперты не определяли степень устойчивости (повторяемости) отображения формы и размеров следов от конкретных зубов. В-четвертых, манипулируя только со слепками, закрепленными в окклюдаторе, эксперты были лишены возможности имитировать прикус человека по всех трех измерениях. В-пятых, получая следы от действия зубных слепков, эксперты были лишены тех индивидуальных особенностей прикуса, которые свойственны человеку. В-шестых, эксперты дали категорический положительный идентифицирующий вывод на основании только групповых признаков (форма, размеры и взаимное расположение зубов), а не индивидуально неповторимого комплекса признаков личности, включая и частные признаки. В-седьмых, читатель помнит о том, что эксперты описали «трассы» на поверхности следов зубов (т. е. частные индивидуализирующие признаки), 79 однако их не исследовали. Вновь возникает вопрос: были ли «трассы»? Как бы там ни было, суд получил заключение с категорическим выводом о том, что следы зубов на шоколадных конфетах оставлены Ивановым. Городским судом Чванов был осужден к 12 годам лишения свободы. Однако уже через месяц судебная коллегия Верховного суда РСФСР отменила приговор и возвратила дело в прокуратуру для дополнительного расследования. В своем определении судебная коллегия указала, что к проведению экспертизы по следам зубов не привлекались судебные медики, я предложила провести экспертизу с их участием. Конечно же, это было очевидно с самого начала, по... не станем повторяться о сферах интересов судебной медицины и криминалистики. Обратимся к третьей экспертизе. Экспертизу выполнили судебно-медицинские эксперты и стоматологи. Конфета № 1 размерами 34x24X16 мм. Ее основание шероховатое, с множественными поверхностными углублениями круглой и продолговатой формы, размерами от 0,5X0,5 мм до 9X2 мм. Боковые поверхности имеют такой же характер рельефа. Основание и боковые поверхности испачканы светло-коричневыми тонкими наслоениями. Верхняя поверхность имеет гладко-волнистый вид и светло-коричневые наслоения на небольших единичных участках. Одна торцевая поверхность, имеющая площадь 22x14 мм, неровно-бугристая, со скошенным рельефом. Верхний край этой торцевой поверхности неровный, закругленный, с двумя поверхностными углублениями. Углубления имеют вид неправильных дуг, начинающихся от внешних концов края и сходящихся к его середине. Дуги у внешних концов края и в местах их схождения закруглены и не имеют четких закопченных очертаний. Прямая линия, соединяющая концы каждой из этих дуг, равна 7 мм. По нижнему краю также определяются две дуги. Прямая линия, соединяющая концы каждой из этих дуг, равна 6 мм. От нижнего края к середине торцевой поверхности, начинаясь от описанных дуг, отходят два поверхностных углубления желобоватой формы. Очертания этих желобоватых углублений нечетки, прослеживаются на протяжении 5 мм от нижнего края, дно их не имеет какого-либо рельефного рисунка, в том числе у каких-либо продольных «трасс». Желобоватые углубления переходят в выступ, имеющий неровную сглаженную бугристую поверхность. Верхний край этого выступа подходит непосредственно к верхнему краю торцевой поверхности. Боковые края описываемой торцевой поверхности неровные, сглаженные, с дефектами шоколадной оболочки конфеты. Вторая торцевая поверхность конфеты имеет площадь 20Х Х16 мм. Верхний край этой торцевой поверхности неровный, 80 местами сглаженный, закругленный; его контур не содержит участков, которые приближались бы к какой-то правильной геометрической форме. Нижний край неровный и имеет 3 дугообразных углубления. Длина прямых линий, соединяющих концы дуг, равна соответственно 6, 6 и 4 мм. Последние два размера можно измерить только приблизительно, так как концы дуг соединяются друг с другом плавно, без резкого и четкого перехода. Боковые края торцевой поверхности неровные. Один из боковых краев выступает в виде неправильной выпуклой дуги по отношению к остальной поверхности торца на 2,5 мм. Второй боковой край образует шоколадная оболочка конфеты, завернутая и плотно спаянная с торцевой поверхностью. Завернутая часть оболочки имеет неправильную прямоугольную форму и размеры 13X7 мм. Рельеф торцевой поверхности неровный: на относительно сглаженной поверхности выступают 4 узких валика, боковые стенки которых образуют с остальной поверхностью торца углы, приближающиеся к прямым. Высота валиков — 0,5—1 мм. Два валика имеют изогнуто-прямолинейную форму и располагаются параллельно боковым краям торца. Один из этих валиков имеет длину 4,5 мм и располагается в 2 мм от бокового края торца, второй имеет длину 9 мм и располагается в 6 мм от того же бокового края, У верхнего и нижнего концов этих валиков проходят третий и четвертый косопоперечные валики, имеющие правильную форму и размеры соответственно 5, 3 и б мм. Косопоперечные валики прерывают воображаемые прямые линии, которые можно было бы провести от нижнего края торца к верхнему от концов трех дуг, отмеченных по нижнему краю. Других особенностей рельефа этой торцевой поверхности не выявлено. Конфета № 2 размерами 36x22X16 мм. Одна торцован часть конфеты повреждена. Рельеф этой поверхности неровный и по общей форме представляет собой две закругленные площадки, сходящиеся под тупым углом друг с другом в 5 мм от верхнего и 11 мм от нижнего края торца. Нижний край торца расположен косопоперечно по отношению к продольной оси конфеты и представлен тремя неправильными дугами размерами 4, 7 и 8 мм. От этих дуг кверху торцевая поверхность относительно равномерно скошена на протяжении 11 мм. На этом участке торцевой поверхности каких-либо особенностей рельефа не отмечается. Верхний край торцевой поверхности неровный и не имеет каких-либо участков, которые приближались бы по форме к какой-либо правильной геометрической фигуре. Отходящий от верхнего края участок торцевой поверхности неровный. Участок имеет площадь 16x5 мм. На его поверхности отмечаются по 2 парных углубления неправильной продолговатой формы, длинник которых расположен парал- 81 лельно верхней поверхности конфеты. Углубления имеют размеры около 6X0,5X0,5 мм. Точные размеры не могут быть получены из-за наличия неровностей по краям углублений и сглаженности краев углублений на отдельных "участках. Боковые края торцевой поверхности неровные. Общая их форма в виде тупого угла, вершина которого расположена в 6 мм от верхнего края торца. Верхняя сторона угла более пологая, нижняя—более отвесная. Характер остальных поверхностей конфеты соответствует характеру неповрежденных поверхностей конфеты № I. Обе конфеты дополнительно рассматривались с помощью лупы, бинокулярного стереомикроскопа МБС-2 при рассеянном, направленном, прямом и скользящем освещении — на их поверхности не выявлено других особенностей, в том числе параллельных «трасс». Как показал осмотр, повреждения на конфетах образованы зубами человека. Об этом свидетельствовали: наличие дугообразных повреждений по краям поврежденных торцевых поверхностей конфет, степень кривизны и относительно небольшие размеры этих дугообразных повреждений, расположение их на противоположных краях одной торцевой поверхности, одинаковая ориентация выпуклых частей дугообразных повреждений на одной торцевой поверхности, желобоватая форма, небольшие размеры и параллельная ориентация углублений на поврежденных торцевых поверхностях конфет. Расположение дугообразных повреждений на противостоящих краях широких поверхностей конфет, ориентация длинников желобоватых углублений параллельно узким стенкам конфет указывали на то, что откус проводился от широких поверхностей конфет к их середине. Принимая во внимание большую протяженность и пологость дуг по верхним краям поврежденных торцевых поверхностей, можно было считать, что здесь действовали зубы верхней челюсти. Обращено внимание и на то, что следы от противостоящих зубов имели разную протяженность. Это свидетельствовало о неравномерном давлении противостоящих челюстей на конфету при откусывании. Это обычно встречается в тех случаях, когда человек, откусывающий конфету, щадит зубы одной из челюстей, например в связи с заболеванием зубов одной из челюстей либо в связи с наличием зубного протеза на одной из челюстей при собственных здоровых зубах на противоположной челюсти. Следовательно, если считать, что зубы верхней челюсти при откусывании конфет располагались по верхнему краю, то можно было предположить, что либо они были больны, либо на верхней челюсти был протез при сохранении противостоящих собственных зубов на нижней челюсти. 82 Так или иначе, но возникла необходимость судебно-стоматологического обследования Чванова. Осмотр произведен в следственном изоляторе. Установлено, что на верхней челюсти имеется съемный протез из 12 зубов и одного крючка, закрепленного на 6-м верхнем правом зубе. На нижней челюсти — съемный протез из 9 зубов, закрепленный на четырех резцах и правом нижнем клыке. На 2-м. 3-м нижних правых и 1-м, 2-м нижних левых зубах коронки из белого металла. В ходе осмотра произведено фотографирование сомкнутых и разомкнутых зубных рядов при широко раздвинутых губах (рис. 13). Рис. 13. Фотоснимок зубов и зубных протезов Чванова при разомкнутых губах. Чванову было предложено откусить несколько шоколадных конфет. Он выполнил это. При осмотре конфет оказалось, что следы от нижних зубов имели большую протяженность, чем от верхних: Чванов щадил свою верхнюю вставную челюсть (рис. 14). Теперь, когда допускалась возможность происхождения повреждений на конфетах от зубов Чванова, стало необходимым конкретизировать это суждение. Для этого следовало вначале убедиться в сохранении первичной картины повреждений, для чего было проведено исследование фотоснимков из первого заключения (фотоснимки из второго заключения были низкого качества и по этой причине не могли быть использованы для указанных целей). «...На первой группе фотоснимков из первичного заключения изображена поврежденная торцевая поверхность конфет. Рисунок рельефа поврежденной торцевой поверхности имеет четкие очертания. На одном фотоснимке на торцевой поверхно- 83 Рис. И. Следы на конфетах, оставленные Чвановым. Эксперимент. сти вблизи нижнего края заметны два желобообразных углубления шириной до 5 мм и протяженностью до 4 мм. На другом фотоснимке четко отобразились три желобоватых углубления шириной до 4 мм и длиной 10, 8 и 3 мм, расположенные ближе к верхнему краю торцевой поверхности. Других особенностей рельефа поврежденной торцевой поверхности на фотоснимках не установлено. На второй группе фотоснимков изображены крап поврежденной торцевой поверхности конфет. На двух фотоснимках по краю видны два дугообразных углубления, на третьем фотоснимке— три таких углубления. На фотоснимке края отобразившихся дуг преимущественно гладкие, с мелкими углублениями. Каких-либо параллельных «трасс» на всех фотоснимках не отображено». Если сопоставить эту картину с состоянием конфет к моменту третьей экспертизы, то можно заметить явную разницу в некоторых деталях. Существенна ли она? Для этого надо выполнить фотоснимки конфет в ракурсах и масштабах, соответствующих их изображениям на фотоснимках в первичной экспертизе. На рис. 15 и 16 обе серии фотоизображений. Здесь уже наглядно видна разница в форме и размерах дугообразных повреждений — основного идентификационно значимого материала. Разница выразилась в дополнительных расслоениях начинки, отслойке начинки от оболочки, сужении и сглаживании выступающих элементов рельефа, появлении дополнительных углублений и наслоений на краях и поверхностях повреждений. Для доказательства факта существенного нарушения первоначального вида следов края соответствующих дугообразных по- 84 Рис. 15. Одноракурсныс и одномасштабные изображения торцевых поверхностей шоколадных конфет, обнаруженные на месте гибели Л упер. а, б, в —фотоснимки, выполненные при первичной экспертизе; г, д, е - вид тех же конфет при второй экспертизе. вреждений были переведены на кальку и попарно сопоставлены (рис. 17), Вывод очевиден: первичные следы существенно изменились и непригодны для идентификации. Что же дала третья экспертиза? На первый взгляд, совсем немного: 1) повреждения на конфетах оставлены зубами 85 Рис. 16. Одноракурсные и одномасштабные изображения следов зубов по краям торцевых поверхности конфет. А, б, в — фотоснимки, выполненные при первичной экспертизе; г, д, е — вал тек же конфет при второй экспертизе. Рис. 17. Изменение контура следов зубов по краям торцевых поверхностей шоколадных конфет в промежутке между первичной экспертизой (слева) и второй экспертизой (справа) (схема). 86 человека; 2) повреждения возникли в результате откусывания; 3) откусывание произведено в направлении от широких сторон к середине конфеты; 4) при откусывании зубы нижней челюсти располагались со стороны основания конфеты, а верхней челюсти — соответственно с противоположной (верхней) поверхности конфеты; 5) давление зубами верхней челюсти при откусывании было менее сильным; одним из возможных объяснений этого факта может быть наличие на верхней челюсти протеза при сохранении противостоящих здоровых собственных зубов на нижней челюсти (что соответствует состоянию зубного аппарата Чванова); 6) первоначальный вид следов зубов на конфетах существенно изменился, что исключает возможность отождествления человека, оставившего эти следы. Заключение с такими выводами (естественно, сопровождавшимися соответствующей, приведенной ранее фотодокументацией) было направлено следователю. Это заключение, не опровергая, дополняло выводы первичной экспертизы. Вспомним, что эта экспертиза допускала возможность происхождения повреждений на конфетах от зубов Чванова. Но, как уже говорилось, такая формулировка не исключала происхождение этих следов от другого человека, в частности от Лупер. Поэтому, посоветовавшись с судебными медиками, следователь поставил дополнительную задачу: пользуясь фотоснимками следов зубов, зафиксированных в первичной экспертизе, исключить или допустить возможность происхождения повреждений на конфетах от зубов Лупер. Вопрос был решен просто. Труп Лупер вскрывал судебно-медицинский эксперт. Он подробно описал состояние зубов. У Лупер сохранялось всего 5 зубов: на верхней челюсти левый малый коренной, на нижней челюсти правые центральный резец, клык и второй большой коренной и левый малый коренной зубы. Иначе говоря, у Лупер не было зубов-антагонистов и не было двух рядом расположенных зубов. Это абсолютно исключало возможность происхождения повреждений на конфетах от зубов Лупер. Что же особенного в этом деле: в первичной экспертизе дано предположительное заключение о субъекте, оставившем следы, во второй — необъективное категорическое суждение, третья экспертиза поправила это положение. Но одна особенность не позволяет пройти мимо второй экспертизы. Сравнивая между собой фотоснимки, па которых сопоставлены следы зубов и их снимки при первой (рис. 18, а) и второй экспертизе (рис. 18,6), можно прийти к выводу, что эксперты действовали далеко не однозначно. В первой экспертизе эксперт так приблизил гипсовый слепок к краю конфеты, где были дугообразные повреждения, что слепки некоторых зубов повторили форму и кривизну дугооб- 87 ! ( Рис. 18. Сопоставление слепка зубов и следов по краю конфеты разных повреждений. Совпадение общих признаков позволило эксперту прийти к вероятному заключению Как же проводили сопоставление эксперты, проводившие вторую экспертизу? Вот ради этого и стоило привести этот случай Вглядитесь в рис 18 б. Черная - это шоколадная конфет с места происшествия, а над ней нависает (!) белый слепок зубов Чванова и перекрывает (!!) изображение конфеты Отсюда мнимое «абсолютное совпадение». Даже неспециалисту ясно что это либо абсолютное невежество, либо умышленная фальсификация. В первом экспертов не заподозришь - оба с достаточно большим экспертным опытом. Значит, остается второе Но если второе, значит, уголовное преступление и уголовное наказание Но... оба эксперта трудятся до сих пор на ниве криминалистики. Почему? Ответ на этот вопрос оставим юристам. А Фемида в этом случае смолчала. Глава 6. ИЗ КАКОГО ОРУЖИЯ СТРЕЛЯЛИ 40 ЛЕТ НАЗАД? Случай, о котором я хочу рассказать, связан с применением огнестрельного оружия. Он интересен не только фабулой процессом экспериментального исследования, но и его резутатами. При проведении этой экспертизы был применен широкий спектр разнообразных инструментальных и лабораторных методов, которыми воспользовались эксперты. Наибольшую долю со- 88 ставили рентгенологические исследования, причем к разряду оригинальных можно отнести не только отдельные методики, но и весь комплекс применявшихся в данном случае рентгенологических исследований. Рентгенологические исследования при судебно-медицинской экспертизе огнестрельной травмы отличаются определенным своеобразием, поэтому представляется целесообразным предпослать дальнейшему изложению краткие сведения по этому поводу. При судебно-медицинской экспертизе огнестрельных повреждений рентгенологические методы применяются для весьма разнообразных специальных задач. Среди них: установление огнестрельного происхождения повреждения, общего характера повреждения костной ткани, локализации повреждений костей и внутренних органов для суждения о направлении раневого канала и степени тяжести телесных повреждений; определение соотношения дробящего и раскалывающего действия огнестрельного снаряда для суждения об его энергии и контактной скорости, о мощности оружия; выявление инородных тел для доказательства их происхождения, в частности для определения вида примененного огнестрельного снаряда; установление степени металлизации кожи или ткани одежды вокруг входного повреждения для решения вопроса о расстоянии выстрела; определение локализации множественных огнестрельных снарядов и их осколков для построения пространственных моделей; установление числа и взаимного расположения дроби для суждения о характере се действия (сплошное, относительно сплошное, осыпь); выявление степени заживления огнестрельных переломов для определения давности, исходов и степени тяжести ранения. В зависимости от условий конкретного происшествия, целей экспертизы и возможностей инструментальной базы могут быть решены и другие вопросы, касающиеся определения свойств огнестрельного снаряда и механизма образования огнестрельного повреждения. Состояние оснащенности судебно-медицинских учреждений рентгеновской аппаратурой не позволяет решать все перечисленные вопросы собственными силами. Однако возможности могут существенно расшириться, если подключить к решению экспертных задач рентгенологическую базу лечебных учреждений, руководители которых по существующему законодательству обязаны оказывать судебным медикам необходимую помощь, предоставляя аппаратуру, врачебный и технический персонал. Поэтому можно считать, что судебно-медицинская экспертиза располагает возможностями проведения рентгеноскопии с использованием стационарных и передвижных аппаратов, рентгенографии с прямым увеличением рентгеновского изображения (РЕЙС, «Электропика-100 Д»), томографии, включая компью- терную, а также может использовать различные анализаторы рентгеновских изображений (УАР-1, УАР-2, ИСИ-30 н др.). Обзорная рентгенография с использованием стационарных а передвижных установок способна решать подавляющее большинство перечисленных задач, однако невысокая разрешающая способность ограничивает возможности этой аппаратуры при необходимости структурного анализа повреждений и инородных тел. Этот недостаток устраняется применением аппаратуры с микрофокусными рентгеновскими излучателями (установки РЕПС, «Электроника», «Элсктроника-100 Д»), которые позволяют на рентгенограммах получать изображение объекта, увеличенное в 15—20 раз, с хорошей проработкой частых деталей, что резко повышает информативность исследования. В отличие от обычных снимков, на которых определяются лишь форма и размеры входной огнестрельной раны и трудно дифференцируемые по плотности включения, на рентгенограммах с 7-кратным прямым увеличением изображения четко выявляются форма дефекта кожи, своеобразный волнистый характер краев с мелкими дополнительными разрывами и раневым каналом, представленным, кроме входной раны, деструктивно измененными тканями и повреждениями со стороны подкожной жировой основы, как правило больших размеров, чем повреждение со стороны поверхности кожи. если до попадания в тело пуля преодолела преграду, то рентгенография с прямым увеличением изображения позволяет находить в ране и дифференцировать элементы поврежденной преграды: волокна малой плотности (элементы разрушенной текстильной ткани); множественные мелкие инородные тела металлической плотности со сглаженными контурами утих частиц, их преимущественно круглой, овальной и вытянуто-овальной формой и незначительно различающимися между собой размерами (элементы разрушенной металлической преграды); множественные инородные тела средней плотности с четкими угловатыми контурами, заостренными концами, обшей треугольной, ромбовидной или заостренной многоугольной формой (элементы разрушенного стекла); иногда наряду с множественными осколками стекла наблюдаются дополнительные инородные тела металлической плотности за счет отделившихся элементов оболочки пули, прошедшей через преграду. Использование рентгенографии с прямым многократным увеличением изображения позволяет дифференцировать огнестрельные повреждения, полученные при выстреле через различные преграды, а также различать материал такой преграды. Представляется целесообразным использование этой методики для установления топографии металлических включений и дифференцирования осколков оболочки, сердечника и других элементов огнестрельного снаряда. При изучении огнестрельных 90 повреждений на близкой дистанции можно надежно выявлять диффузную гомогенную металлизацию поверхности кожи входных ран. Рентгенографию с прямым увеличением изображения можно сочетать с заполнением кожных ран контрастным веществом. В этом случае, выполняя снимки в двух взаимно перпендикулярных проекциях, можно получить представление об объемной форме дефекта кожи и области входных и выходных ран, что открывает возможность их дифференцирования. Для определения вида огнестрельного снаряда по его форме и размерам рентгеновскую съемку необходимо выполнить в проекции, отображающей боковой силуэт пули. Такие проекции большинстве случаев отличаются от стандартных. Поэтому съемке должна предшествовать рентгеноскопия, целью которой является поиск указанной оптимальной проекции, в которой затем и выполняется рентгенография. Для моделирования пространственного (трехмерного) положения инородных тел и их взаимоотношения с костными образованиями и внутренними органами прибегают к томографическому исследованию. Использование для этих целей традиционных томографов сопряжено с длительным и трудоемким процессом. Существенно облегчает задачу компьютерная томографии, позволяющая получать большую серию горизонтальных «срезов» через короткие линейные промежутки (1—3 мм), преобразовывать эти изображения в сагиттальной и фронтальной плоскостях и получить при необходимости экспресс-фотоотпечатки «срезов» в заданных проекциях и уровнях. В научно-исследовательских целях для изучения объема огнестрельного повреждения и связанных с ним нарушений регионального кровообращения применяют микрорентгенографию или участково-послойную рентгенографию с предварительным заполнением сосудистого русла контрастным инъектатом. Процесс формирования огнестрельного повреждения биологических тканей или их имитаторов исследуют с помощью импульсной рентгенографии. В настоящее время для увеличения объема информации, извлекаемой из рентгенограмм, широко используют разнообразные методы медицинской иконики — науки о закономерностях построения, преобразования и извлечения информации из рентгенографических изображении. Традиционными в этом отношении можно считать фототехнические способы — контрастирование изображений за счет частичной ликвидации полутеней, химическое окрашивание изображений виражами с последующим применением контрастирующих светофильтров, цветное фотографирование на многослойную пленку и др. Тем же целям служит применение аппаратов с микрофокусными излучателями для прямого увеличения рентгеновского изображения. 91 К числу современных методов медицинской иконики можно отнести электронно-оптическое преобразование рентгенографических изображений с помощью телевизионной техники. Соединение этой системы с ЭВМ позволяет им работать в аналоговом или цифровом режимах. Аналоговый режим отличается быстродействием, но ограничен кругом решаемых задач из-за ограниченного числа заложенных алгоритмов. В цифровом режиме класс используемых алгоритмов значительно расширен, что увеличивает возможности обработки рентгенограмм. Вполне удовлетворяют потребностям судебно-медицинской практики отечественные аппараты УАР-1, УАР-2 и др., которые могут работать в режиме гармонизации изображения (оптимизация резкости и контрастности изображения с выявлением большего числа мелких деталей изображения), амплитудного рельефа (изменение ракурса изображения, позволяющего «рассматривать» его с разных сторон и получение псевдообъемного эффекта изображения), перевода полутонового изображения в дискретное по заданному уровню оптической плотности с последовательным изучением всего спектра оптических плотностей исходного изображения в черно-белом или цветном вариантах. Применение современных методов медицинской иконики с использованием ЭВМ позволяет на качественно более высоком уровне анализировать рентгенограммы не только в качественном, но и в количественном отношении. В какой мере помогают решению сложных экспертных вопросов рентгенологические методы при проведении конкретной судебно-медицинской экспертизы, и демонстрирует следующее наблюдение. С. П. Цымбалюк старый солдат, участник Великой Отечественной войны. Был ранен. Стал инвалидом, но справок о ранении представить не мог. Не помогли архив Военно-медицинского музея л Ленинграду и архив Министерства обороны в Подольске. В таких случаях для установления факта и характера причиненного ранения проводится судебно-медицинская экспертиза. Экспертное исследование в подобных ситуациях бывает особенно успешным, если при рентгенологическом исследовании находят пулю или осколок. Форма и размеры пули позволяют установить ее разновидность, т. е. принадлежность конкретным отечественным или иностранным боеприпасам. Но как определить вид разрушившейся пули, фрагменты которой обнаруживают в теле пострадавшего при рентгенографии? Именно такой вопрос пришлое', решать в январе 1987 г. при обследовании воина-ветерана-инвалида, получившего ранение в 1942 г. т. е. за 45 лет до назначения экспертизы. Осколки в теле пострадавшего выявляли и раньше при рентгенографических исследованиях. Вот как выглядела одна из этих рентгенограмм — рис. 19 (один крупный н несколько мелких инородных тел металлической плотности в мягких тканях правой паховой области), но прежде, чем наметить план инструментального обследования, инвалид был осмотрен судебно-медицинским экспертом Обстоятельства травмы он помнил плохо («сколько времени прошло, да н возраст…) При осмотре обнаружено следующее: мужчина пожилого возраста, правильного телосложения, удовлетворительного питания. 92 Рис. 19. Обзорная рентгенограмма правого тазобедренного состава С. И. Цымбалюк а. Ходит с палкой, заметно хромая на правую ногу. Сгибание в правом тазобедренном суставе несколько ограничено. На коже правой половины лобковой области на границе с верхним краем мошонки на высоте 87 см от подошвенной поверхности стоп и на расстоянии 3 см от середины спинки полового члена располагается рубец (рис. 20) округло-овальной формы размерами 2,5X2 см, больший размер его располагается горизонтально. Рубец белесоватого вида, мягкий, подвижный, безболезненный, с подлежащими тканями не спаян. Кожа в области его истончена, имеет лучистый вид за счет множественных слабо выраженных радиальных складок, сходящихся в центре рубца, где имеется участок западения округлой формы диаметром 0,5 см; глубина западающей части — 0,4 см. В целом это западение придает рубцу вид втянутой воронки. Расстояние между центром рубца" и проекцией боковой поверхности правого бедра-10 см. Края рубца имеют неровные фестончатые контуры, слабо контрастирующие с окружающей кожей. Потирание рубца и прилежащих участков кожи пальцем более заметной границу рубца не делает. При пальпации в области рубца каких-либо очаговых уплотнений не определяется. Б окружности рубца на коже лобковой области, правого бедра, мошонке и половом члене каких-либо следов повреждений в виде рубцов или внедрившихся в кожу мелких инородных тел не отмечается; при пальпации этих участков каких-либо очаговых уплотнений не выявлено. 93 С целью обнаружения инородных частиц, внедрившихся в кожные покровы в области рубца и прилежащих участков передней брюшной стенки, правого бедра и мошонки, произведена съемка этой области тела в отраженных инфракрасных лучах. Условия съемки: освещение — две лампы накаливания но 150 Вт, камера ФК 13X18 см, негативная пленка «Ин-фра-840», светофильтр КС-18. При изучении позитивных отпечатков с полученного негатива каких-либо признаков наличия инородных частиц, внедрившихся в кожу в зоне рубца и прилежащих участков кожных покровов, не установлено. Рис. 20. Рубец в правой паховой складке С. И. Цымбалюка. а — съемка при обычном освещении; б - съемка в отраженных инфракрасных лучах. Для выявления особенностей строения рубца, а также возможных изменений кожных покровов в зоне рубца произведена съемка этой области тела в отраженных ультрафиолетовых лучах. Условия съемки (в затемненном помещении): освещение — ртутно-кварцевая лампа ПРК-4 со светофильтром УФС-1, камера «Киев-88» 6X6 см, негативная пленка «Фото-65». При изучении позитивных отпечатков с полученного негатива, кроме подчеркнутого лучистого, тяжистого строения рубца, каких-либо особенностей как в области рубца, так и прилежащих участков кожных покровов не выявлено. Форма, размеры рубца, состояние кожи над рубцом, вид рубца в ультрафиолетовых лучах указывали на то, что давность его образования была не менее 3—5 лет. Но это, по понятным причинам, не решало главной поставленной перед экспертами задачи — попытаться установить возможность возникновения 94 рубца па месте ранения, полученного в 1942 г. — во время войны. Поэтому основной акцент был сделан на рентгенологическое обследование. Поначалу была выполнена обзорная рентгенография области правого тазобедренного сустава. На рентгенограммах, выполненных в прямой проекции, определялись явления выраженного деформирующею артроза с наличием краевых костных разрастании по краям суставной впадины и умеренной деформации головки бедренной кости за счет «наплыва» костной ткани в нижнемедиальной части головки. Кроме этого, выявлено наличие инородных тел металлической плотности на общей площади 105X27 мм. Эти инородные тела располагались: в проекции большого вертела бедренной кости (одно), головки бедренной кости (три), нижней ветви седалищной кости (пять). Они условно обозначены цифрами с 1 до 9. Два инородных тела (№ 1 и 2) плотно прилежали к кости с частичным внедрением в нее. Вокруг инородного тела № 1 в области большого вертела определялась слабо выраженная зона остеопороза. Остальные инородные тела располагались в толще мягких тканей передней поверхности бедра. Учитывая проекционное увеличение истинных размеров объектов на рентгенограммах, был введен поправочный коэффициент, который равнялся отношению истинных размеров объекта-масштаба (металлическая спица) к размеру его изображения на рентгенограмме. Для прямого и бокового рентгенографических снимков коэффициент увеличения равнялся 1,11. Размеры инородных тел, определенные по прямой рентгенограмме с учетом поправочного коэффициента, оказались равны: № 1—5,4x2,7 мм; № 2—24,3x17 мм; № 3 — 7,2x5,4 мм; № 4 — 2,7x0,8 мм; № 5—13x0,9 мм; № 6—1,2x0,9 мм; № 7~2,7ХО,9 мм; № 8—1,8X0,9 мм; № 9 — 2,7x2,3 мм. Форма этих инородных тел на прямой рентгенограмме была различной: инородное тело № 2 (самое крупное)—неоднородное по плотности, неправильно-овальной формы; медиальный край его ровный, верхний край — слегка неровный за счет мелких нападений и выступов; край осколка, обращенный кнаружи и книзу — с неровными контурами за счет неравномерных по высоте выступов и углублений, придающих этой части инородного тела зубчатый характер. Инородное тело № 1 — почти правильной прямоугольной формы с четко выраженными углами у нижнего его конца и закругленным верхним концом; края относительно ровные, местами с очень мелкими едва различимыми западениями и выступами. Инородное тело № 3 — неправильно-овальной формы с ровными краями почти на всем протяжении, за исключением верхнего края, где отмечаются два небольших выступа с относи- 95 тельно ровными очертаниями. Остальные инородные тела (небольших размеров) округлой, неправильно-округлой, дугообразной формы с относительно неровными, несколько сглаженными контурами, без резких углов, выступов и западений. При рентгеноскопии правой тазовой области под визуальным контролем телу свидетельствуемого последовательно придавались различные положения по отношению к центральному лучу рентгеновской трубки. Отдельные позиции фиксировались прицельными снимками (рис. 21). В частности, был сделан снимок (см. рис. 21, г) а положении, при котором инородное тело № 2 было выведено в ракурс наибольшего по длине и наименьшего по ширине размера (последующие измерения проводились в этой проекции). При этом одна из концевых частей оказалась Рис. 21. Серия разноракурсных рентгеновских снимков инородного тела в мягких тканях правого тазобедренного сустава Цымбалюка (а—г). 96 эллипсовидной формы с дугообразным ровным краем. Переднезадний размер инородного тела № 2 почти вдвое меньше бокового. В проекции этого инородного тела, представленной наименьшим боковым размером и вытянутым эллипсовидным верхним концом, произведено измерение расстояния от наиболее удаленной верхней точки до западения в виде угла, близкого к прямому. Этот размер составляет 21—22 мм, что в пересчете с поправочным коэффициентом данного рентгеновского аппарата равным 0,7, составляет 14,7—15,4 мм. В этой же проекции изображение инородного тела представлено сплошной плотной однородной полоской, максимальная ширина которой равна Ц—12 мм, минимальная — 9 мм, что в пересчете с поправочным коэффициентом составляет 8 и 6 мм. На компьютерном томографе «Соматотом ДР-3» на протяжении 7 см произведены поперечные томографические «срезы» области правого тазобедренного сустава в зоне расположения дородных тел (рис. 22). Толщина среза —4 мм, шаг стола — 4 мм. Четкие формы и точные размеры изображений крупных инородных тел из-за большой разницы в плотности инородных тел и окружающих тканей получить не удалось в результате сильных помех в виде сплошной зоны лучей, расходящихся от инородных тел. Вместе с тем при томографическом исследовании создалось представление о пространственном взаимном расположении инородных тел, что было использовано (вместе с данными рентгеноскопии) для построения пространственной модели. На основании данных, полученных при изучении рентгенограмм в прямой, боковой проекции и компьютерных томограмм, была построена пространственная модель расположения инородных тел. Для этого был использован препарат правой бедренной кости, на котором с помощью проволоки и пластилина было воспроизведено пространственное расположение инородных тел в правой тазобедренной области (рис. 23). На макете видно, что самое крупное инородное тело прилежит к переднемедиальному краю головки бедренной кости, а другое—к передней поверхности большого вертела. Остальные инородные тела — за пределами кости. В соответствии с локализацией рубца в правой лобковой области в макет было введено кольцо-имитатор рубца. При этом оказалось, что все инородные тела и рубец располагаются в пределах полосы шириной до 30 мм (во фронтальной проекции) и кольца диаметром 18 мм (в сагиттальной проекции). 97 Итак, у С. И. Цымбалюка обнаружен старый рубец на правой половине лобковой области и 9 инородных тел металлической плотности преимущественно в мягких тканях верхней трети правого бедра и области правого тазобедренного сустава. Инородные тела представляют собой осколки фрагментированной пули, что подтверждается: I) их металлической плотностью; 2) разнообразием формы; 3) малыми (большинство) и относительно крупными (одного) размерами; 4) при относительно небольших размерах колебанием размеров в широких пределах от 1,2X0,9 до 24,3X17 мм; 5) существенным преобладанием продольного размера над поперечным у наиболее крупного из них; 6) относительно правильной, приближающейся к эллипсовидной, геометрической формой одного из краев самого крупного инородного тела; 7) сочетанием острозубчатой и сглаженной формы краев у одного и того же инородного тела; 8) расположением всех осколков на участке слегка расширяющейся узкой цилиндрической формы. Неровные, но несколько сглаженные края мелких инородных тел, их малые размеры позволили считать эти инородные тела фрагментами частично разрушенного свинцового сердечника. Крупные размеры наибольшего инородного тела, наличие на одном из его участков края относительно правильной геометрической формы, сочетание ровных, острозубчатых и неровных сглаженных контуров его изображения на рентгенограммах указывали на то, что это инородное тело может представлять собой разорванную и развернутую оболочку пули, причем проекция оболочки на рентгенограмме вполне могла совпадать с проекцией основной части свинцового сердечника. Приведенные характеристики рубца и инородных тел давали основание считать, что у С. И. Цымбалюка имелось слепое огнестрельное ранение правой лобковой области верхней трети правого бедра и области правого тазобедренного сустава. Это повреждение не было причинено осколками артиллерийского снаряда, на что указывали множественность осколков, их относительное компактное расположение на небольшой площади, сочетание мелких и относительно крупных осколков, разнотипный характер формы их контуров. Ранение не было причинено и осколками гранаты, о чем свидетельствовали множественность повреждений на ограниченном участке тела при отсутствии повреждений на других, как прилегающих, так и удаленных от зоны поражения, участков тела. Среди инородных тел не обнаружено деталей специальных устройств (стаканчика, ударника, капсюля), являющихся специальными конструктивными элементами разрывных пуль. Поражающий огнестрельный снаряд до попадания в тело С. И. Цымбалюка взаимодействовал с какой-то прочной твердой преградой (например, частью оружия, возможно, находивше- Рис, 22. Изображение инородных тел ни серии снимков, выполненных на компьютерном томографе. 99 Рис. 23. Пространственная модель расположения инородных тел в области правого тазобедренного сустава Цымбалюка. а — вид спереди; 6 —вид сбоку. гося у него в руках), в результате чего нарушились целость пули и ее прочностные свойства. При этом была утрачена и часть кинетической энергии. На это указывало сочетание следующих объективных фактов: фрагментирование огнестрельного снаряда, небольшая глубина проникновения осколков при условии повреждения ими мягких тканей, неровный фестончатый характер краев рубца, размеры рубца, превышающие в несколько раз калибр пуль патронов к штатному (7,62—9 мм) огнестрельному ручному оружию. В связи с вопросом о возможности причинения ранения Цымбалюку 9-мм пулей к немецкому автомату были изучены тактико-технические свойства соответствующих боеприпасов. Для этого были использованы следующие литературные источники: Е. Н. Тихонов «Ручное длинноствольное и среднествольное огнестрельное оружие» (М., 1979); «Патроны ручного огнестрельного оружия и их криминалистическое исследование» (под ред. А. И. Устинова и М. М. Блюма.— М., 1982), а также исследованы натуральные пули, извлеченные и ч патронов немецкого производства к среднествольному и короткоствольному оружию. Результаты изучения литературы и боеприпасов: к автомату немецкого производства выпускались 9-мм патроны пистолетного типа «0,8» («Парабеллум») следующих четырех вариантов по форме: 1) тупоконечная со сферической верхушкой; 2) тупоконечная с эллипсовидной верхушкой; 3) с конической верхушкой; 4) с усеченной трапециевидной верхушкой. Материал оболочки- латунь, железо, плакированное томпаком; толщина оболочки — 0,5 мм; калибр — 9 мм; длина — 15... 15,5 мм; материал сердечника— свинец, сталь; ширина сердечника— 8 мм; длина сердечника — 14 мм. Сопоставление формы и размеров рентгеновского изображения наиболее крупного осколка (эллипсовидная форма одного из краев, полученные расчетным путем с учетом поправочного Коэффициента поперечный размер — 6—8 мм и продольный размер в пределах участка правильной геометрической формы — 14,7—15.4 мм) и тактико-технических конструктивных особенностей 9-мм пули патронов «Парабеллум» к штатному ручному огнестрельному оружию немецкого производства (эллипсовидная форма головной части пули, ее длина— 15 мм, диаметр сердечника — 8 мм, оболочечный тип пули) допускает возможность причинения ранения пулей указанного образца. Специальными методами исследования в зоне рубца правой лобковой области следов действия порошинок и копоти, являющихся признаками близкого выстрела, не обнаружено. Направление раневого канала, начинающегося в правой половине лобковой области,—слева направо, незначительно снизу вверх и спереди назад по отношению к обычному положению тела вертикально стоящего человека, па что указывают взаимная локализация рубца и осколков, расположенных на участке узкой, слегка расширяющейся цилиндрической формы в косопоперечном направлении по отношению к правому бедру. Конечно же, это наблюдение без каких-либо дополнительных комментариев оправдывает свое место в рубрике судебно-медицинской казуистики. Есть все основания согласиться с тем, что результатами экспертизы были удовлетворены не только ветеран войны, по и эксперты, проводившие это интересное исследование. 101 Глава 7. АВТОМОБИЛЬ ИЛИ ШТАНГЕНЦИРКУЛЬ? Вдавленный перелом свода черепа. Это тот частный случай, когда эксперт может показать свое умение наиболее полно охарактеризовать свойства тупого предмета, причинившего этот перелом. Сопоставляя характер перелома с особенностями повреждений кожных покровов, можно, не отходя от секционного стола (конечно, если речь идет о смертельном случае), определять размеры, форму и рельеф травмирующей поверхности предмета; если же представлены предполагаемые орудия травмы, то исключить или допустить возможность причинения повреждений каждым из представленных предметов по указанным общим признакам. Но что представляется очень важным — работа специалиста не должна ограничиваться этим, первичным этапом экспертного анализа. Исходные суждения должны быть использованы для планирования последующих лабораторных исследований, целью которых должна стать дальнейшая углубленная характеристика повреждающего предмета, включая стремление установить конкретный экземпляр орудия травмы. Иногда приходится слышать: все это надо делать, если следствием поставлены соответствующие вопросы. А если вопросы не поставлены? Если следователь недостаточно опытен? Если «та самая» версия пока не находится в поле его зрения? Может ли пассивность эксперта быть приемлемым оправданием? Ведь хорошо известно, что несвоевременное исследование иногда исключает возможность решения вопроса в последующем; в таких случаях не помогут и опытные эксперты, и совершенное оборудование, поскольку либо не были взяты для дополнительного исследования необходимые объекты, либо эти объекты не сохранены, либо они утрачены в процессе полностью или частично разрушающих лабораторных исследований и т. д. Следовательно, чем более информативны первичные исследования, тем большая ответственность по полноценному и всестороннему планированию дополнительных исследований ложится на эксперта. Иллюстрации приведенных положений и посвящено следующее наблюдение. Около 20 ч 21.10.87 г. пьяные Бородин и Щелчков — учащиеся СГПТУ — учинили драку в своем общежитии, в ходе которой избили несколько человек. Выйдя из общежития, они встретили незнакомого им Карасева — учащегося того же СГПТУ. Видя агрессивное настроение пьяных парней, Карасев предпринял попытку убежать от них. Не догнав Карасева, Бородин и Щелчков остановили попутную машину, угрожая водителю, велели преследовать убегающего. Когда машина поравнялась с Карасевым, они выскочили и принялись его избивать. Били в лицо и по туловищу не только руками, но и ногами. 102 Оставили его, когда Карасев затих, оставшись лежать на проезжей части дороги, рядом с тротуаром. Около 22 ч лежащего Карасева заметили шофер и пассажир проезжавшей мимо автомашины такси. «Наверно, пьяный»,— заметил водитель. «Непохоже, возвратитесь»— ответил пассажир. Машина успела проехать 50—60 м. Но шофер остановил ее, включил заднюю передачу и подъехал к лежащему. Вот как описывают оба положение Карасева на месте его обнаружении; «Парень лежал на проезжей части на животе лицом вниз в полуметре от поребрика левого тротуара, головой в направлении движения автомашины. Тело было вытянуто вдоль поребрика тротуара. Голова непокрыта. Под головой была большая густая лужа свернувшейся крови». Пассажир оказался врачом. Выйдя из машины, он подошел к лежащему: пульса, дыхания, реакции зрачков на свет не обнаружил. Тем не менее вместе с водителем кое-как втащили Карасева на заднее сиденье. Через 10 мин он был доставлен в приемное отделение специализированной больницы (ничего необычного не произошло. Шофер и пассажир выполнили свой общечеловеческий долг. Но впоследствии водитель будет ругать себя за то, что остановился). В больнице пострадавший осмотрен нейрохирургом: состояние крайне тяжелое, арефлексия, реакция на болевое воздействие утрачена, пульс нитевидный, 90 уд/мин, АД 60/0 мм рт. ст.; дыхание самостоятельное, поверхностное — до 36 в 1 мин; зрачки расширены, на свет не реагируют, роговичные рефлексы отсутствуют. В затылочной области обнаружена ушибленная рана, в глубине которой виден оскольчатый перелом кости. Начаты срочно реанимационные мероприятия, пострадавшего стали готовить к операции. Однако в 23 ч 05 мни наступила смерть. Клинический диагноз: открытая черепно-мозговая травма с оскольчатым переломом затылочной кости, ушибом головного мозга тяжелой степени, внутричерепной гематомой, отеком и дислокацией головного мозга. Вскрытие произведено на следующий день. Из заключения судебно-медицинского эксперта: «.Наружное исследование. ...В затылочпо-теменной области две параллельные, дугообразной формы раны. В левой скуловой области с переходом на левую щеку ссадина неопределенной формы, размерами 7x4,5 см. В правой скуловой области и в области правой брови две ссадины неправильно-овальной формы размерами 1X4 см и 4X3,5 см... На слизистой оболочке правой половины нижней губы рана с неровными краями темно-красного цвета, размерами 2,5X0,6 см. Правые 1-й и 2-й зубы па верхней челюсти отсутствуют, лунки зубов кровоподтечны, темно-красного цвета. В преддверии рта темная жидкая кровь. На правой половине подбородка рана овальной формы с неровными краями 103 размерами 3,5X0,6 см. Концы ее закруглены. Дном раны является неповрежденная нижняя челюсть. В окружности раны осаднение кожи размерами 7x4 см, распространяющееся на переднюю поверхность шеи... -1 Внутреннее исследование. В мягких тканях головы затылочной и лобной областей два блестящих темно-красного цвета кровоизлияния, толщиной до 0,5 см, размерами соответственно ИХ8 см и 7X9 см. В области затылочной кости1 справа вдав- Рис. 24. Вдавленный перелом правой теменной кости Карасева. Вид со стороны наружной (а) и внутренней (б) костных пластинок. ленный перелом, имеющий веретенообразную форму, размерами 8,3X4,4 см, переходящий в правую теменную кость (рис. 24). В полость черепа вдавлено два фрагмента, имеющих также веретенообразную форму: левый фрагмент размерами 6x3,1 см, правый-—3X1,3 см. Угол, образованный двумя вдавленными фрагментами, примерно 120—130°. Наибольшая глубина проникновения фрагментов в полость черепа—],! см. Другие кости свода и основания черепа целы. Твердая мозговая оболочка цела, не напряжена, бледная. В синусах ее следы жидкой крови темно-красного цвета. Мягкие мозговые оболочки тонкие, блестящие. Под ними, в области левой лобно-височно-теменной доли с переходом на основание головного мозга блестящее темно-красного цвета кровоизлияние, толщиной до 0,3 см, размерами 12ХЮ см. В области правой лобной и переднего полюса правой височной долей головного мозга два участка темно-красного цвета, без повреждения мягких мозговых оболочек на площади соответственно 3X3 см и 5x4 см. В глубине в белом и сером веществе в пределах 0,9—1,2 см множественные темно-красного цвета мелко- и крупноточечные кровоизлияния. Граница серого ого вещества отчетливо различима. В полостях мозговых желудочков кровянистая жидкость. Внутренняя оболочка их летящая, бледно-синюшного цвета. Ядра основания головного мозга хорошо различимы. В дне IV желудочка множественные точечные темно-красные кровоизлияния. Варолиев мост дряблый, уплощен. В глубине его многочисленные темно-красного цвета кровоизлияния, расположенные симметрично, в основном выше сильвиева водопровода. Борозды головного мозга резко сглажены, извилины уплощены. Сосуды основания головного мозга со спавшимися тонкими эластичными стенками». По результатам вскрытия поставлен диагноз: «Открытая тупая травма головы: вдавленный перелом затылочной кости справа; ушиб головного мозга в области правых лобной и височной долей; субарахноидальное кровоизлияние в области левых лобной, височной и теменной долей головного мозга; кровоизлияние в мягкие ткани головы в лобной и затылочной областях; ушибленные раны затылочной области {по клиническим данным); ушибленная рана в области подбородка; множественные ссадины лица; травматическая экстракция правых 1-го и 2-го зубов верхней челюсти с кровоизлияниями в лунки; рана слизистой оболочки нижней губы справа. Отек и дислокация головного мозга; сглаженность борозд и уплощенность извилин головного мозга; уплощение варолиева моста; кровоизлияние 'Варолиев мост и дно IV желудочка. Операции; первичная химическая обработка ран затылочной области, ушивание их (22.10.87 г.)». Представляют интерес выводы, которые сформулировал эксперт. «1. Смерть В. Н. Карасева последовала от отека и дислокации головного мозга, которые развились в результате тупой травмы головы, сопровождавшейся переломами костей черепа, ушибом головного мозга и кровоизлиянием в мягкие мозговые оболочки. 2. При исследовании трупа В. Н. Карасева установлены следующие телесные повреждения: вдавленный перелом затылочной кости справа, ушиб головного мозга в области правой лобной и височной долей, кровоизлияние под мягкие мозговые оболочки в области левых лобной, височной и теменной долей, кровоизлияние в мягкие ткани головы в лобной и затылочной 105 областях, ушибленная рана подбородка, травматическая экстракция 1-го, 2-го зубов верхней челюсти справа с кровоизлияниями в лунки, раня слизистой оболочки нижней губы справа, множественные ссадины липа, ушибленные раны затылочной области (установлены клинически). Все указанные телесные повреждения носят характер ту пой травмы и причинены тупым твердым предметом, каковым могла быть кисть, сжатая в кулак, обутая нога и др. Учитывая характер перелома затылочной кисти, считаю, что это повреждение могло быть причинено в результате удара тупым твердым предметом с ограниченной ударяющей поверхностью пли предметом, имеющим грань. Не исключается возможность причинения указанного повреждения при падении с высоты собственного роста и ударе затылочной областью о тупой твердый предмет, имеющий грань. Маловероятно, что указанные телесные повреждения явились результатом автомобильной травмы (удар, переезд, наезд). Незадолго до смерти В. П. Карасев был трезвым, что подтверждается отрицательным результатом исследования крови на наличие алкоголя при поступлении его в больницу и отрицательным результатом судебно-химического исследования крови, которое производилось посмертно. При наличии имевшихся телесных повреждений В. Н. Карасев мог непродолжительно короткое время передвигаться». Следователя не удовлетворили эти выводы. Почему? Прежде всего, потому, что почти все выводы (кроме 7) никак не обоснованы. Эксперт лишь сформулировал ряд положений, но ничем их не подтвердил. Уже одно это является основанием для назначения дополнительной или повторной экспертизы. Однако у следователя возникли и некоторые другие недоумения. В пункте 3 эксперт указал, что все (!) обнаруженные у В. Н. Карасева повреждения причинены тупым твердым предметом, т. е. речь идет недвусмысленно о том, что действовал какой-то один тупой предмет (пусть многократно, но один): «кулак, обутая нога и др.» Однако настораживает пункт 4, где отдельно рассматривается перелом затылочной кости' и приводятся свойства причинившего его предмета: «с ограниченной ударяющей поверхностью» или «имеющего грань». Рели все повреждения могли быть причинены «кулаком», «обутой ногой» (см. пункт 3). то их никак нельзя отнести к предметам, «имеющим грань». А если так. то, следовательно, не все. а лишь только часть (пусть даже большая) повреждений могла быть причинена «кулаком», «обутой ногой». 1 Мы оставили контекст эксперта, хотя читателю ясно, что речь идет о переломе правой теменной кости. 106 И уж совсем ничем не основывается и противоречит предыдущим пункт 6, указывающий на вероятность (хотя и малую) возникновения повреждений в результате автомобильной травмы: удара, переезда, наезда. Согласно общеизвестной современной классификации автомобильной травмы, «удар» и «наезд» являются синонимами при обозначении автомобильной травмы. Уже поэтому их не следовало ставить в один ряд. Но, если допустить возможность получения повреждений при наезде, то он характеризуется определенной фазностью травмы: первичный контакт, забрасывание на капот (при травме легковым автомобилем), падение на грунт и последующее скольжение по его поверхности. Иначе говоря, должна быть определенная совокупность нескольких групп повреждений, которые возникли от ударов и трения. Таких повреждений у Карасева не имелось. И тем более не было никаких повреждений от сдавления его тела (или части тела) вращающимся колесом движущегося автомобиля-—повреждения в таких случаях столь характерны, что механизм их возникновения очевиден, и его установление, как правило, не вызывает затруднений. В связи с этим в пункте 6 смущает прежде всего первое слово «маловероятно». Оно допускает, хотя и с малой вероятностью, возможность возникновения повреждений у Карасева в условиях автотранспортного происшествия, в то время как такую возможность в данном случае можно исключить. Однако этот неосторожный вывод сыграет свою негативную роль в будущем. Знакомясь с выводами эксперта, можно с огорчением констатировать, что он пытался создать видимость глубокого анализа, насытив выводы разного рода предположениями (к сожалению, ничем не обоснованными), и в то же время не стал решать вопросы, которые в этом случае были не только возможными, но и обязательными. Если эксперт пришел к выводу, что травмирующий предмет имел ограниченную ударяющую поверхность, то он обязан был охарактеризовать размеры, форму и рельеф этой поверхности. Но не сделал этого. Была ли у пего такая возможность? Несомненно! Более того, он даже изъял поврежденный свод черепа. Не требовалось никакой специальной аппаратуры (достаточно было простой лупы) для того, чтобы получить дополнительное представление о свойствах травмирующей поверхности предмета. Таких исследований эксперт не провел. Может, несколько «оправдывающей» его бездействие являются существующие ведомственные требования о необходимости (?!) проведения подобных исследований в физико-технических подразделениях Бюро судебно-медицинской экспертизы. На мой взгляд, это один из образчиков формально-бюрократического свойства в учреждениях судебно-медицинской экспертизы. Где принципиальная граница между тем, что может (и, следова- 107 тельно, должен) делать эксперт - танолог1 и что он не должен делать, и что обязан исследовать эксперт физико-техник? Здесь может быть единственный ответ: если для первого ног необходимости применять специальную аппаратуру, то он и должен решать поставленный вопрос, сообразуясь со своими знаниями и умением. Итак, у следователя оказалось достаточно оснований для назначения новой (комиссионной) судебно-медицинской экспертизы. Отвлечемся еще раз. После проведения первичной экспертизы по существующему закону (ст. 81 УПК РСФСР) могут быть проведены два вида экспертизы: дополнительная и повторная. Первая проводится в случае недостаточной ясности или полноты заключения, вторая — при необоснованности заключения эксперта или сомнений в его правильности. Вполне естественно, следователь в своем постановлении должен принести эти конкретные основания для назначения дополнительной или повторной экспертизы, но почему-то он делает это не всегда, предпочитая не предусмотренные уголовно-процессуальным законодательством термины «комиссионная» пли «комплексная» экспертиза. Не настаивают на уточнении процессуального характера экспертизы ни эксперты, ни руководители экспертных учреждений, поскольку такие основания, как «недостаточная полнота», «необоснованность заключения», «сомнения в его правильности», прямо или косвенно указывают на невысокий профессиональный уровень специалистов, принимавших участие в первичном экспертном исследовании и в определенной степени свидетельствуют о профессиональном неблагополучии в учреждении в целом. Однако эти, личные и ведомственные, воззрения имеют сугубо субъективный характер. При назначении новой экспертизы Они не должны влиять на необходимость четко указывать на характер экспертизы (дополнительная или повторная) и основания для ее назначения. Но продолжим изложение и приведем некоторые положения из заключения комиссии пяти опытных судебно-медицинских экспертов, подписавших экспертное заключение вместе с руководителем экспертного учреждения. Эта экспертиза в данном случае должна рассматриваться как повторная, поскольку выводы первичной экспертизы были необоснованными. Комиссия экспертов построила своп выводы на результатах изучения материалов дела, исследования свода черепа Карасева и дополнительного осмотра места происшествия. Если первые два вида исследования представляются необходимыми, то осмотр проезжей части оживленной улицы спустя 3 мес после происшествия с самого начала представлялся малоперспективным. Да н на деле оказался совершенно неинформативным. Что же нового нашла комиссия экспертов? Никаких новых материалов дела она не изучала: только короткую историю болезни и первичное заключение эксперта. Поэтому новая информация могла быть получена только при изучении свода черепа Карасева. Приведем описание результатов этого исследования: «При осмотре свода черепа обнаружено: в области правой теменной кости, в задневнутреннем квадранте, имеется вдавленный перелом размерами 8X3 см, состоящий из двух отломков, расположенных под углом 45^ друг к другу. Размеры отломков— 7,,5X2,5 см н 4х! см. Между отломками хорошо контурируемая борозда шириной 0,8 см, длиной 9 см, заканчивающаяся «давлениями в переднем углу перелома теменной кости и сзади, переходящая через затылочный шов, на 3 см на затылочную кость. Отломки вдавлены на глубину до 1,5 см, удерживаются па внутренней пластинке теменной кости. На наружном, меньшем по величине, отломке, посредине его, параллельно линии перелома имеется еле заметная бороздка, чуть скощенная внутрь, размером 2X0,1 см>

Что следует из этого описания? Прежде всего, комиссия поправила
эксперта, правильно уточнив локализацию перелома -правая теменная кость.
Во-вторых, комиссия дала общее (макроскопическое) объективное описание
перелома. Однако назвать достаточным это описание нельзя — ведь перелом
никак не описан со стороны внутренней костной пластинки (а там, как
покажут последующие экспертизы, были интересные нарушения целости
костной ткани). Пожалуй, этим и ограничились дополнительные сведения,
полученные комиссией из пяти экспертов. К сожалению, и на этот раз
никакие дополнительные лабораторные исследования не проводились. Не
почувствовали необходимость их проведения ни эксперты с большим стажем
работы по специальности. ни руководитель учреждения. А ведь одним из
основных поводов к назначению повторной экспертизы была необходимость
установить свойства повреждающего предмета. При таком характере
исследования рассчитывать на решение поставленной задачи не приходилось.

Приведем ответ па этот основной вопрос. «Все обнаруженные у Карасева
повреждения возникли от воздействия твердого тупого предмета
(предметов). Вдавленный перелом свода черепа (задневнутренний край
правой теменной кости) причинен тупым твердым предметом, выступающая
(следообразующая) часть которого имела толщину около 3—4 мм, длину не
менее 8 см. Удар был нанесен с большой силон в направлении сверху вниз,
слева направо. В момент нанесения удара нападающий мог находиться
спереди, при условии, что Карасев стоял па коленях или находился в
положении с туловищем, наклоненным

109

кпереди. Кроне того, удар мог быть нанесен и сзади, в этом случае
Карасев мог находиться как в вышеуказанном положении, так и в положении
стоя, с выпрямленным туловищем. Повреждения зубов, слизистой оболочки
губ являются характерными для повреждений, возникающих от удара кулаком.
Другие имеющиеся на лице повреждения могли возникнуть как от ударов
кулаками, ногами, обутыми в ботинки и др., так и при неоднократных
падениях и ударах о твердые тупые предметы».

Читая этот вывод, с удивлением замечаешь, что эксперты дают тот же самый
повод для назначения следующей повторной экспертизы —ни одно из
положений не аргументировано. И здесь снова уместно заметить, что
предварительное следствие настолько привыкло к немотивированным
заключениям, что никак не отреагировало на необоснованное заключение,
удовлетворившись научными и должностными регалиями экспертов, а также
числом специалистов, принявших участие в экспертизе.

Что еще должно обратить на себя внимание в этом выводе? Эксперты
уточняют размеры следообразующей поверхности предмета — 8X0,3…0,4 см.
Но если установлены размеры, значит, они имеют вполне определенные
границы. Если же имеются границы, то, помимо размеров, они должны иметь
и вполне определенную форму (!). Однако эксперты форму не устанавливают.
Хочется обратить внимание и на то, что эксперты имели дело с объемным
повреждением (вдавленным переломом). Следовательно, «следообразующая»
часть предмета должна быть охарактеризована как трехмерная. Однако этого
не было сделано.

Эксперты заметили в зоне перелома поверхностные вдавления. Жаль, что
описание такой важной детали свелось к формальной (фотографической)
констатации. Иначе они отметили бы и форму, и протяженность, и глубину
вдавлений. Как мы увидим, это будет иметь значение для характеристики
повреждающего предмета.

Обвинительное заключение, опирающееся и на результаты комиссионной
экспертизы, было направлено в суд. В судебное заседание были вызваны
члены экспертной комиссии и судебный медик, производивший первичную
экспертизу. Они подтвердили свои заключения, данные в ходе
предварительного следствия. Однако ответы экспертов не удовлетворили
суд. Если часть повреждений на голове Карасева могла возникнуть от
ударов кулаками и ногами, то каким был предмет, причинивший перелом
правой теменной кости, оставалось неясным. Эксперты дали его
ограниченную характеристику, а следователь не нашел хотя бы
предполагаемое орудие травмы. Между тем этот вопрос приобрел в суде
решающее значение.

На самом деле для квалификации действий Бородина и Щелчкова следовало
установить, был ли это случайный пред-

110

мет или заранее взятый ими для применения во время запланированной
драки. Так или иначе, но суд вынужден был назначить новую повторную
экспертизу с предложением установить предмет, которым причинен перелом
свода черепа. Экспертиза была назначена другим экспертам. Так она попала
к нам.

В сущности, мы получили те же материалы, что и наши коллеги: уголовное
дело и свод черепа. К сожалению, кожный лоскут головы с ушибленными
ранами не был изъят при первичном исследовании трупа, раны не были
сфотографированы, а описание оказалось недостаточно полным. В результате
была утрачена важная часть экспертной информации. Более того, именно с
кожей вступает в непосредственный первичный контакт повреждающий
предмет, оставляет на ней и часть своего материала, и возможные
загрязнения со своей поверхности. Последние отражают условия хранения
или эксплуатации предмета, что может приблизить судебного медика к
«индивидуализации» искомого предмета.

Что же представлял собой свод черепа? «Костный препарат является сводом
черепа, отделенным обычным анатомическим секционным распилом. Толщина
костей черепа на уровне распила: лобная кость — 3—6 мм, височная кость —
2—4 мм, теменная кость — 3—6 мм, затылочная кость — 5—8 мм. При
рассматривании черепа на просвет видны множественные очаговые
просветления, наиболее выраженные в наружных отделах теменных костей и
нижних отделах чешуи лобной кости. Препарат полностью лишен мягких
тканей, обезжирен.

В задневнутренних отделах правой теменной кости и прилегающих отделах
чешуи затылочной кости вдавленный перелом неправильной вытянутой
овальной формы, размерами 87Х32Х X 12 мм. Концы перелома заострены. В
области обоих концов прямолинейные вдавления, по направлению близкие к
длиннику перелома (рис. 25). Длинник перелома приходится под углом около
70″ к стреловидному шву. Левая боковая стенка представлена вдавленной
внутрь наружной костной пластинкой размерами 77×26 мм. Левый край этой
стенки в средней части представляет собой расхождение стреловидного шва,
от которого кпереди и кзади к концам перелома идут дугообразные трещины.
Расхождение шва достигает 3 мм. У переднего края левая стенка перелома
имеет ступенчатый вид из-за 4 параллельных трещин, длиной от 6 до 15 мм,
нависающих одна над другой. Соответственно длиннику перелома по левой
боковой стенке до заднего его конца проходит поверхностное прямолинейное
вдавление, имеющее прерывистый характер и общую протяженность до 36 мм
(рис. 26). Наиболее четко вдавление выражено у заднего конца перелома и
постепенно сходит «на нет» в средних отделах левой боковой стенки.
Максимальная удаленность вдавления от края перелома—14 мм, от дна — 7
мм. Других

111

Рис. 25- Прямолинейное плавление на дне вдавленного перелома у одного

из его концов.

дополнительных повреждений на левой боковой стенке не обнаружено.

Правый край перелома неровный, имеет неправильный прямоугольный выступ в
средних отделах за счет свободно подвижного осколка наружной костной
пластинки неправильной вытянутой овальной формы, размерами 49×9 мм.
Правая боковая стенка скошена под углом, близким к углу скоса левой
боковой стенки.

Прямая линия, проведенная от правого края перпендикулярно к левой
боковой стенке, в средних отделах перелома имеет длину 8 мм, в передних
отделах —9,5 .мм, в задних отделах— 8,5 мм.

Дно перелома шероховатое и представлено губчатым веществом кости (рис.
27). В средних отделах перелома оно углублено в наибольшей степени, где
имеет вид относительно плоской площадки длиной около 34—36 мм,
постепенно возвышающейся к углам перелома. Эта особенность формы дна
перелома наиболее четко прослеживается по левому краю. Правая стенка
перелома имеет неправильную форму с многими выступами и западениями за
счет выкрошившегося губчатого вещества.

На наружной поверхности подвижного осколка, расположенного у правого
края перелома, параллельно и в 5 мм от этого края и в 15 мм от наиболее
углубленной точки перелома располагается прямолинейное прерывистое
поверхностное вдавление длиной 36 мм, заканчивающееся двумя
поверхностными линейными вдавлениями, идущими параллельно и оканчивающи-

112

Рис. 26. Поперечный профиль вдавленного перелома.

Рис. 27. Дно перелома, представленное губчатым веществом
кости.

Рис. 28. Прерывистое вдавление длиной 36 мм па правой стенке осколка

113

мися у левого края осколка (рис. 28}. Эти два плавления расположены под
тупым углом {заднее вдавление) и углом, близким к прямому (переднее
вдавление), по отношению к первому прямолинейному прерывистому
вдавлению. Образующиеся углы располагаются напротив углов, от которых
кпереди и кзади начинает возвышаться дно перелома.

Рис. 29. Схематическое изображение ударяющей поверхности предмета,
которым причинен вдавленный перелом.

Со стороны внутренней поверхности черепа перелом представлен двумя
вышестоящими внутрь крупными осколками внутренней костной пластинки,
сходящимися под тупым углом. Размеры осколков — 68X24 мм и 62×16 мм.
Расстояние между обращенными друг к другу краями осколков — 3 — 7 мм.
Внутренние края костных отломков параллельны длиннику ранее описанного
вдавленного перелома.

Поверхности и края переломов дополнительно осмотрены с помощью лупы и
бинокулярного стереомикроскопа МБС-2 при рассеянном, узко направленном
косом освещении — других повреждений и особенностей не обнаружено.

Глубоковдавленный характер перелома свода черепа, преобладание длины
перелома над его шириной и глубиной, соотношение основных размеров
перелома, наличие четкой линии по границе дна и левой стенки перелома
указывают па то, что этот перелом возник от воздействия твердым
предметом с удлиненной ударяющей поверхностью, имеющей узкий поперечник
и небольшой выступ в средних отделах ударяющей части. Длина ударяющей
поверхности более 87 мм, поперечник не более 9,5 мм, протяженность
выступающей части около 34 мм».

Описание, сколь точно и подробно оно ни представлено, не обойдется бет
пояснительной схемы. На рис. 29 схематически показана ударяющая часть
предмета, которым был причинен перелом. Видно, что она имеет вполне
определенную объемную форму: вытянутая, узкая, с наличием нескольких
сходящихся под углом граней и выступов. Схема была показана следователю.
Безусловно, в окружающем мире можно найти не один предмет со сходными
групповыми признаками. Но истинный творческий характер расследования
заключается в выдвижении версий, опирающихся на достоверно установленные
обстоятельства. Одним из таких обстоятельств было то, что учащиеся СГПТУ
во время занятий широко пользуются различными инструментами. На запрос
следователя администрация СГПТУ сообщила. что в день конфликта учащимся
выдавали штангенцир-

кули. Проверкой было установлено, что после занятия не все инструменты
были возвращены мастеру. Следователь изъял несколько штангенциркулей.
Они были однотипны (рис. 30).

Конечно, каждый предмет, тем более инструмент, может быть
охарактеризован по-разному, в зависимости от поставленной цели.

В соответствии с задачей найти предмет, которым был причинен перелом
свода черепа Карасева, штангенциркуль был охарактеризован следующим
образом.

Рис- 30. Один из штангенциркулей, изъятых следователем.

Он оказался изготовленным из металла высокой прочности и имеет типовую
конструкцию. Его размеры — 309ХЮ5Х7 мм. Толщина отдельных выступающих
частей на боковой поверхности штангенциркуля составляет 9 и 10 мм.
Хвостовая часть инструмента представляет собой полоску с плоскими
гранями, размерами 204x16x3,5 см. Головная часть имеет сложную
конструкцию. Внешний контур узкой нижней поверхности головной части
имеет в целом глубоковогнутую форму. Поверхность широких боковых
поверхностей в целом плоская, лишь в средней ее части имеются
углубления: 55X15x2 мм с одной стороны и 39X9X2 мм — с другой стороны.
Ширина головной

части в разных участках составляет 105, 34, 42, 38 н 43 мм. Верхний
контур торца головной части имеет вид плоской трапеции: основание
«трапеции» — 105 мм, боковые стороны -36 и 38 мм, верхняя сторона — 34
мм. Углы между основанием н боковыми сторонами составляют 13 и 18°,
Толщина торцовой части — 3,7 мм. На расстоянии 13,5 мм от верхней
стороны «трапеции» параллельно ей на обеих широких боковых строках в
средних отделах головной части имеются прямоугольные выступы шириной но
36 мм и толщиной до 1,5 мм. Выступы смещены по длине один относительно
другого на 1,5 мм. Толщина головной части на уровне выступов — 7 мм. По
одной из боко-

Рис. 31. Сопоставление головки штангенциркуля и вдавленного
перелома.

вых сторон трапеции в 7 мм от ее острой вершины имеется фигурная выемка
размерами 7X3 мм; другая сторона «трапеции» оканчивается пологим скосом,
имеющим протяженность 5,5 мм. На поверхности штангенциркуля отштампованы
следующие обозначения: «10», «0,05 мм», «4618233» и «ЛИЗ» внутри ромба.
Головка штангенциркуля казалась похожей на составленную схему ударяющей
части предмета. При сопоставлении головки штангенциркуля и перелома
(рис. 31) установлено соответствие формы и размеров перелома форме и
размерам торцовой поверхности головной части штангенциркуля по следующим
параметрам: длина — более 87 мм (длина торцевой поверхности — 105 мм),
поперечник—менее 9,5 мм (толщина головной части штангенциркуля — 3,7—7
мм), наличие выступающей части длиной около 34 мм (протяженность верхней
стороны трапециевидной торцевой поверхности — 34 мм). Помимо этого,
установлено соответствие взаимного расположения выступов на боковых
поверхностях головной части штангенциркуля и углов выступающей части его
торцевой поверхности и взаимного расположения углов на дне перелома и
углов вдавления на попе

|; верхности подвижного осколка перелома. Другие участки контуров н
поверхности штангенциркуля отличались от исследуемого перелома по общим
признакам (форма н размеры).

Проведенное сопоставление, хотя и выявило некоторое сходство, но его не
принято считать в достаточной мере доказательным. На самом деле, ведь
проводится сопоставление неравно-цепных объектов: «позитива» н
«негатива», «объекта» и его «следа». Поэтому в таких случаях требуется
изготовить слепок объемного следа и сопоставить его с предполагаемым
орудием травмы.

Для этого после обработки поверхностей перелома маслянистым раствором
его внутренний объем был полностью заполнен специальной пастой с черным
наполнителем. После полимеризации пасты она была извлечена в виде
единого слепка плотной эластической консистенции (рис. 32). В просвете
перелома слепочной массы не осталось.

Рельеф поверхности слепка сравнивался с рельефом поверхности перелома.
При этом оказалось, что рельеф поверхности слепка объективно отобразил
внутреннюю поверхность перелома. Изучение формы и размеров слепка
показало их полное соответствие форме н размерам внутреннего объема
перелома.

Ввиду того, что поверхность дна перелома отобразилась в виде грубо
неровной поверхности за счет губчатого костного вещества, оказалось
возможным уточнить форму и размеры травмирующей поверхности
повреждающего предмета лишь но линии, являющейся границей между дном и
левой боковой стенкой перелома, отобразившейся на слепке. Контур этой
линии был переведен на кальку. Выступающие участки контура были
соединены прямыми линиями. Это удалось сделать тремя прямыми линиями,
которые, пересекаясь друг с другом под острыми углами, составили верхнюю
и боковые стенки геометрической фигуры — трапеции. Величины углов,
образовавшихся в результате пересечения упомянутых прямых линий: одного
— от 10,5 до 13°, другого — от 16 до 18°. Всего на 10 отдельных
фотоснимках выполнено 10 самостоятельных графических построений.
Колебания – значений углов указывали на степень технических погрешностей
при выполнении графических построений. Расстояние между углами
колебалось от 34 до 35 мм.

В дальнейшем проведено сопоставление слепка и головки штангенциркуля.
Торцевая поверхность штангенциркуля приложена к той поверхности слепка,
которая соответствует левой боковой стенке перелома, отступя на 3—4 мм
от края, соответствующего границе между левой боковой стенкой и дном
перелома н сориентирована параллельно этому краю. Край торцевой
поверхности штангенциркуля и сопоставленный с ним край слепка выведены в
плоскость, перпендикулярную оси фо-

117

тообъектнва. Произведена фотосъемка. С полученных негативов изготовлены
фотоотпечатки (рис. 33). Произведено 10 самостоятельных графических
построений на кальке. Калька прикладывалась к фотоотпечаткам.
Калькировались край торцевой поверхности штангенциркуля и сопоставляемый
край слепка. Через максимально выступающие участки края слепка
проводились прямые линии, строились наружные углы между прямыми линиями
торцевого края штангенциркуля и соответствующими линиями слепка; углы
между линиями торцевого крал штангенциркуля оказались равными 13 и 18°,
соответствующие углы по слепку— 11 —133 и 16—18°. Расстояние между
углами на слепке — 34—35 мм, на штангенциркуле — 34 мм “(рис. 34).

Таким образом, были установлены совпадения линии контура торцевой части
штангенциркуля и линии соответствующего края слепка по общей форме,
линейным размерам и близким значениям угловых размеров. Незначительные
различия линейных и угловых размеров можно было объяснить следующими
обстоятельствами: 1) низкие пластические свойства следовоспринимающего
материала, каким являются кости черепа;

2) выкрашивание части губчатого вещества из дна перелома;

3) особенности механизма образования повреждения черепа

в виде опосредованного действия на кость через прокладку мягких покровов
головы и волос.

Можно было подвести следующий итог:

1. При исследовании представленного свода черепа обнаружен вдавленный
перелом правой теменной и чешуи затылочной

кости, который возник от удара тупым твердым предметом

с ограниченной ударяющей поверхностью, характеризующейся

длиной более 87 мм, поперечником—менее 9,5 мм, наличием

выступа протяженностью около 34 мм в средних отделах ударяющей
поверхности. Обоснованием такого вывода являются:

глубоковдавленный характер обнаруженного перелома;

значительное преобладание длины перелома над его шириной;

соотношение основных размеров перелома (длина, ширина,
глубина);

— наличие четкой границы между левой боковой стенкой и дном перелома.

2. При сопоставлении характера перелома и объемного

слепка этого перелома с конструктивными особенностями представленного
на экспертизу штангенциркуля установлено, что

перелом мог быть причинен торцевой поверхностью головки

штангенциркуля. Основанием для такого вывода являются:

Рис. 32 Слепок вдавленного перелома (а—г вид слепка с разных
сторон).

119

Рис. 33. Сопоставление слепка вдавленного перелома и головки
штангенциркуля.

Рнс. 34. Графические построения, демонстрирующие совпадение
контура одного из краев слепка и формы края головки штангенциркуля.

– соответствие вывода об общих размерах ударяющей поверхности предмета,
причинившего перелом, общим размерным параметрам головки штангенциркуля
(длина ударяющей поверхности повреждающего предмета более 87 мм — длина
торцевой части штангенциркуля 105 мм, ширина ударяющей поверхности
повреждающего предмета менее 9,5 мм — ширина торцевой поверхности
штангенциркуля 3,7—7 мм);

120

— соответствие вывода о наличии в средних отделах ударяющей
поверхности повреждающего предмета выступа про

тяженностью около 34 мм наличию выступа длиной 34 мм на

торцевой поверхности головной части штангенциркуля;

соответствие общей трапециевидной формы, линейных и

угловых размеров границы между левой боковой стенкой пере

лома и его дном общей трапециевидной форме, линейным и

угловым размерам торцевой поверхности головной части штангенциркуля;

наличие, размеры и локализация линейного вдавления

на наружной поверхности подвижного осколка у правого края

перелома — наличию, размерам и локализации выступа на

боковой поверхности головной части штангенциркуля;

— соответствие взаимного расположения вершин тупых углов на границе
между левой боковой стенкой перелома и его

дном и концов линейного вдавления на наружной поверхности

подвижного осколка у правого края перелома взаимному рас

положению вершин тупых углов на торцевой поверхности головной части
штангенциркуля и концов выступа на боковой

поверхности головной части штангенциркуля.

Другими частями и поверхностями штангенциркуля невозможно причинить
обнаруженный вдавленный перелом из-за различий по общим признакам (форме
и размерам).

Таким образом, вдавленный перелом на исследуемом своде черепа причинен
либо от удара торцевой поверхностью головной части представленного
штангенциркуля, либо от удара предметом, имеющим сходные конструктивные
особенности ударяющей поверхности.

3. Скошенность стенок и ориентация длинника вдавленного перелома
указывают на то, что в момент удара повреждающий предмет двигался в
направлении слева направо и сверху вниз по отношению к вертикально
стоящему человеку. При этом длинник ударяющей поверхности повреждающего
предмета был ориентирован косо продольно по отношению к средней лилии
головы.

Не представляется возможным решить вопрос об общем количестве ударов в
теменно-затылочную область, поскольку в медицинских документах,
имеющихся в материалах дела, имеются неточности и противоречия при
описании локализации и количества ран в теменно-затылочной области (в
истории болезни описана 1 рана, а в заключении эксперта — 2).

Эти, на этот раз обоснованные, выводы и были представлены суду комиссией
экспертов. Казалось, можно было поставить точку. Но…

Вспомним «маловероятное» допущение в выводах первичной экспертизы о
возможности причинения перелома в условиях автотранспортного
происшествия. Это оказалось послед-

121

ней зацепкой адвокатов. Что же касается «подозрительного»
автомобиля, то, по мнению адвокатов, это была автомашина такси, которой
пострадавший был доставлен в больницу (дескать, Карасев был сбит этой
автомашиной, а затем ею же и был доставлен в больницу). Версия есть
версия. Она детально не проверялась в ходе предварительного следствия.
Ее надо было исключить или допустить. А это потребовало новых экспертных
усилий.

Вначале суд посчитал достаточным осмотреть тот автомобиль. К этому
времени минул год после происшествия, автомобиль эксплуатировался,
побывал в аварии, ремонтировался, часть деталей была заменена, поэтому
следов гипотетического столкновения («наезда на Карасева») не было
обнаружено. Тогда решили в принципе поискать какую-либо деталь или
фрагмент какой-то штатной детали автомобиля «Волга> (ГАЗ-24), которая
напоминала бы предмет, хотя бы отдаленно похожий на головку
штангенциркуля. Такой детали также не было обнаружено. Несмотря на это,
адвокаты заявили ходатайство и убедили председателя суда в том, что
исследование автомобиля носит сугубо криминалистический характер и
поэтому решение вопроса о возможности причинения перелома черепа
какой-либо деталью автомобиля является компетенцией этих специалистов.
Так была назначена криминалистическая экспертиза.

Конечно же, назначение экспертизы криминалистам было неправомочно,
поскольку основным объектом исследования является череп, т, е.
биологический объект. А повреждения на таких объектах исследуют судебные
медики. В связи с этим прокурором было заявлено соответствующее
ходатайство. Но поскольку решение о необходимости назначения экспертизы
было принято и определение судом было вынесено, то экспертиза была
все-таки назначена и адресована специалистам физико-технического отдела
Республиканского бюро судебно-медицинской экспертизы.

Как часто в практической работе приходится сталкиваться с принципом
инстанционности при назначении экспертиз— еще одним проявлением
формально-бюрократического подхода к экспертизе. Закон не
предусматривает никакой инстанционности при назначении экспертиз. Только
уровень теоретических знаний, практический опыт и компетентность,
согласно духу закона, должны определять выбор эксперта (или комиссии
экспертов), что особенно важно при назначении дополнительных и повторных
экспертиз. Но следователи и судьи в подавляющем большинстве случаев идут
по примитивному пути: если первичную экспертизу проводил районный
эксперт, то повторную надо назначать специалистам областного бюро; если
сомневаются в их заключении, то материалы направляют в рес-

122

публиканское бюро и т. д. На практике иногда возникают смехотворные
ситуации: сегодня специалист работал межрайонным экспертом, а завтра
назначен на должность в областное бюро и автоматически получил право
«быть умнее» своих бывших районных коллег. За свою более чем
четвертьвековую экспертную деятельность, пройдя многие должности на
практической, научной и педагогической судебно-медицинской работе,
сталкиваясь с судебными и прокурорско-следственными работниками, в
сущности, всех рангов, я редко констатировал то, что экспертиза сразу
поручалась бы узким специалистам при условии, что уже не была бы
«задействована» соответствующая высокая экспертная инстанция. К сведущим
специалистам обычно обращаются тогда, когда исчерпаны возможности на
всех инстанционных уровнях. А ведь проходит время — многие месяцы, а
иногда и годы. Люди ожидают конца следствия и решения своей судьбы, а
среди них бывают и безвинные. Так не гуманнее ли сразу обратиться к
экспертам, наилучшим образом разбирающимся в вопросах, кардинально
интересующих следствие? Но как это правильно сделать?

Меня всегда интересовал вопрос: как, каким способом должен определять
свой выбор нужного эксперта следователь? На чем он должен основываться?
На мнении руководителя экспертного учреждения, знакомых экспертов,
следователей, прокуроров и т. п.? А может быть, следователь должен
сделать свой выбор, базируясь на каких-то объективных критериях,
характеризующих знания и опыт специалиста, отражающих реальные условия
его работы, наличие у него научно-материальной базы, обеспечивающей
решение поставленных следствием вопросов? К великому сожалению, такие
объективные критерии судом и следствием не исследуются — именно это
слово точно выражает смысл данного (необходимого) действия. Поиск этих
критериев не является действующей системой. В этом деле на практике
больше формализма и субъективных подходов.

Так или иначе, а к экспертизе единолично приступил руководящий
республиканский физико-техник. С чего он начал свое исследование? Прежде
всего, он освободил (?!) осколки от связи с прилежащими костями, затем
произвел их произвольное сопоставление между собой и закрепил в таком
положении твердым клеевым составом. Иначе говоря, с умыслом или по
недомыслию, но он фальсифицировал (!) первоначальный вид перелома. При
этом оказалось, что первоначальная форма вдавленного перелома была
утрачена. «Вдавленный перелом» приобрел новую углообразную форму. И вот
с этим «повреждением» эксперт начал сопоставлять различные выступающие
детали автомобиля ГАЗ-24. Форма произвольного «перелома» была весьма
простой, поэтому нетрудно было найти какую-то деталь, выступающая часть
которой представляла бы собой

123

две поверхности, сходящиеся под углом, приближающимся к прямому. В
качестве такой детали эксперт укапал на кнопку ветрового стекла правой
передней дверцы автомобиля. В каком же вычурном положении по отношению к
движущемуся автомобилю должен был находиться Карасев, с учетом ею роста
и локализации остальных повреждений, чтобы получит, имевшийся у него
вдавленный перелом правой теменной кости! Даже буйная фантазии не
позволяет определить такое положение. Но эксперта не смущает
фантастичность этого положения, и он идет дальше (вот один из
результатов того, когда эксперт замыкается на исследовании одного
объекта, игнорируя всю остальную экспертную информацию). Методом
светового профилирования он «находит» несколько поверхностных царапин на
поверхности одного ил осколков, которому он придал произвольное
положение (именно несколько, не более 3 — 4, не выясняя время и
возможные условия их возникновения, демонстрируя сугубо механистический
подход к данному исследованию), и обосновывает вывод о том, что перелом
причинен именно данной конкретной кнопкой данного конкретною автомобиля
ГАЗ-24 (теперь уместно вспомнить сетовании шофера о том, что он зря
остановил машину, подобрал избитою Карасева и отвез его в больницу).

При детальном изучении заключения физико-техника, помимо фальсификации
первичного вида перелома (одного этого достаточно для того, чтобы не
принимать во внимание данное экспертное «произведение»), обратили на
себя внимание следующие частные обстоятельства: 1) условия, в которых
производились сравнительно-микроскопические исследования, не приведены,
что весьма затрудняет, если не сказать исключает, объективную оценку
результатов исследования; 2) контрольные фотоснимки сравниваемых
изображении не представлены, а фотоизображение сопоставляемых следов так
размечено «пояснительными» стрелками, что невозможно увидеть
действительно ли совпадают частные признаки; 3) фотомонтаж «совпадения»
общих признаков (формы и размеров) перелома и повреждающего предмета —
кнопки — скорее демонстрирует различие, чем сходство; 4) слепок перелома
не изготовлен, а следовательно, не проведено сопоставление повреждающего
предмета и объемного отображения на слепке; 5) исследование выполнено
настолько небрежно, что, сопоставляя между собой на нескольких
приложенных к заключению физико-техника фотоснимках изображение
«смоделированного» им перелома с предполагаемым повреждающим предметом,
отчетливо видно, что у последнего угол схождения следообразующих
поверхностей составляет 90:, а схождение граней перелома — не менее
105″; 6) удивительно, что и учреждении, располагающем современной
аппаратурой для сравнительно-трассологическнх ис-

следований, не было проведено профилографическое исследование с
использованием щупового профилографа с последующей количественной
оценкой результатов (не потому ли, что количественный метод способен
помочь объективно оценить полученные результаты и доказать наличие
действительного, а не мнимого совпадения?). Но это все частные (и далеко
не все), мягко говоря, недочеты. Главное решающее опровержение
заключения физика-техника — это произвольное видоизменение
первоначального характера перелома правой теменной кости.

Заметим еще одно примечательное обстоятельство. На предыдущих этапах
экспертизы выполнялись с участием нескольких экспертов, т. е. носили
комиссионный характер, а в республиканском бюро посчитали достаточным
для проведения повторной экспертизы знаний и опыта одного «специалиста».
По-видимому, это должно было подчеркнуть непререкаемый авторитет
вышестоящей инстанции.

По счастью, суд, на заседание которого были вызваны специалисты,
участвовавшие в проведении всех предыдущих экспертиз, отверг это
заключение. Но пусть читатель не спешит высоко оценивать способности
данного суда, сумевшего остановить свой выбор на наиболее достойной и
научно обоснованной экспертизе (уж будем служить истине до копна!).
Решающей оказалась представленная безвинным шофером… справка, согласно
которой следовало, что ручка правой дверцы автомобиля (вместе с
«кнопкой») была заменена из-за неисправности на новую за 3 мое до того,
как начал свое «исследование» республиканский физико-техник. И все-таки
так или иначе Бородин и Щелчков были осуждены.

Жаль, что эта история не имела логического продолжения. Л подумалось об
этом спустя уже несколько лет, в ноябре 1986 г., когда «Вечерний
Ленинград» опубликовал статью «Подделка» об эксперте-криминалисте
Красносельского районного управления внутренних дел Ленинграда В.
Хоритоненко. Исходя из высоких побуждений и желании оказать «помощь
следствию», он фабриковал ложные экспертные заключения, «находя» на
вещественных доказательствах отпечатки пальцев людей, которые никакого
отношения к преступлению не имели. Вполне естественно, что
криминалистическая деятельность В. Хоритоненко была прервана.

Но кому же в нашем случае хотел оказать услугу «специалист» из высокой
республиканской инстанции? Ответом может быть новый вопрос: а кому такое
«заключение эксперта» было более всего выгодно? Очевидный в данной
ситуации ответ оставляю за читателем.

124

Глава 8. БЫЛ ЛИ ЛЕТЧИК В СОЗНАНИИ В МОМЕНТ КАТАСТРОФЫ?

Был один нз редких солнечных дней поздней осени. Шли обычные
тренировочные полеты. В воздухе находились несколько реактивных
истребителей. Каждый летчик четко выполнял полетное задание.

Неожиданно в эфир прорвался тревожный голос одного из пилотов: «Резкий
удар! Что-то с двигателем! Высота падает. Впереди поселок…» Связь
оборвалась.

Случайные прохожие видели, пак на небольшой высоте, постепенно снижаясь
над поселком, мчался самолет. Казалось, он вот-вот заденет крышу
какого-то дома или фонарные столбы. Еще не успев осознать происходящее,
люди услышали взрыв и увидели столб дыма, взметнувшийся ля оврагом,
считавшимся природной границей поселка. Через 20—25 мин здесь
приземлились вертолеты.

На месте падения самолета была неглубокая яма диаметром около 18 м.
Часть туловища летчика находилась в 400 м от места падения. Неподалеку
от него лежало кресло пилота с частью таза, удерживавшегося привязанными
ремнями. У края ямы лежали перчатки летчика, а в 100 м от них — его
ботинки.

Исследование останков проведено на следующее утро. Из заключения
судебно-медицинского эксперта: «..Труп представляет собой грубо
поврежденное тело с четко определяемыми туловищем, головой и
конечностями. Голова разрушена, мозговое вещество отсутствует. Сохранен
кожно-мышечный лоскут волосистой части с крупными осколками плоских
костей свода черепа, па коже волосистой часть головы повреждений не
найдено. Полость черепа зияла через обширный разрыл кожи лица. Края
разрыва неровные, слабо кровоподтечные, прерывисто осаднены. На коже
лица множественные разнохарактерные поверхностные и глубокие раны.
Меньшая часть из них неправильной продолговатой формы с неровными
осадненными краями, большая часть — щелевидной или веретенообразной
формы с острыми концами, ровными краями и гладкими стенками. Различимы
ушные раковины, кончик носа с наружными носовыми отверстиями, губы и
глазные щели, Глазные яблоки отсутствуют. На передней поверхности шеи н
центральных отделах верхней полоркны грудной клетки на обшей площади
23×18 см сплошное осаднение треугольной формы, покрытое плотной темной
буровато-красной корочкой, располагающейся ниже уровня окружающей кожи.
На сохранившихся участках кожи спины, груди, живота и конечностей
множественные багрово-синие кровоподтеки, не имеющие сколько-нибудь
правильной геометрической формы. В совокупности эти кровоподтеки также
не образуют каких-либо, более пли менее правильных геометрических фигур.
Грудная и брюшная полости зияют в результате обширного разрыва мягких
тканей левой боковой поверхности туловища. Мягкие ткани по ходу разрыва
местами размозжены, края разрывов слегка кровопод-

126

течны, не осаднены. От правого края разрыва к пупку сделан
дополнительный секционный разрез, который продолжен вверх и вниз,
соответственно до подбородка и лобка. В плевральных и брюшной полостях
обнаружены следующие органы: 1) свободно лежащее сердце, полости
желудочков и предсердий вскрыты обширными разрывами, края разрывов
неровные, кровоподтечные; сердечная мышца на плоскостных разрезах
равномерного красно-серого цвета; передняя нисходящая ветвь левой
венечной артерии не сужена, интима ее гладкая, блестящая; обнаружен
отрезок легочной артерии длиной 1,5 см с гладкой интимой; остальные
участки сердца значительно разрушены; 2) часть ночки размерами 4X3X3 см
с различимым анатомическим строением; с сохранившейся
поверхности капсула снимается легко, поверхность органа гладкая;
3) пищевод, трахея и легкие имеют обычное анатомическое расположение;
пищевод пуст, слизистая оболочка его бледно-серая, продольно складчатая,
блестящая; 4) подъязычная кость и хрящи гортани целы, в окружающих их
мягких тканях обширное кровоизлияние; 5} просвет трахеи и
главных бронхов свободен, слизистая их бледно-розовая, гладкая,
блестящая; 6) легкие спавшиеся, сохранены верхушки легких и
прикорневая зона, на разрезах ткань суховата, местами с
кровоизлияниями; 7) щитовидная железа плотная, на разрезах
равномерного серо-розоватого цвета; 8) в брюшной полости около 3 м
тонкой кишки, удерживающейся лишь у корня брыжейки, в просвете кишки
скудное содержание полуоформленного кала, слизистая оболочка —
бледно-синюшная, поперечно складчатая, блестящая. Половой член почти
полностью отделен в 3 см от корня и удерживается лишь кожным лоскутом.
Головка полового члена полностью разрушена. Продольным анатомическим
разрезом вскрыт наружный мочеиспускательный канал — слизистая оболочка
его бледно-розовая, блестящая, с выраженной нежной складчатостью;
воспалительных явлений и рубцов слизистой оболочки не обнаружено. Яички
в мошонке отсутствуют. Все описанные органы и части органов обильно
испачканы грязью. При обследовании позвоночника установлено, что он
полностью разделен па 2 фрагмента на уровне IV грудного позвонка. Нижний
фрагмент удерживается обрывками мышц и фасций поясничной области н
представляет собой позвоночный столб от IV грудного позвонка до копчика,
включая и крестец. Из Позвоночного канала извлечен спинной мозг:
оболочки и ткани его обычного строения, без кровоизлияний. После
продольного распила позвоночника обнаружено уплощение передней части
тела V грудного позвонка, на остальном протяжении подобных изменений не
обнаружено. Грудина дважды горизонтально сломана на уровне
прикрепления I и III ребер. На передней поверхности вдоль
линии перелома обнаружено выкрашивание

127

костного вещества. В окружности переломов обширные темно-красные
кровоизлияния на участке 20X14 см. Кости таза почти полностью
отсутствуют. Сохранены лишь края разрушенных вертлужных впадин. Длинные
трубчатые кости конечностей с множественными крупнооскольчатыми
косо-продольно раскалывающими днафиз переломами, поперечно-оскольчатыми
переломами диафиза и вколоченными переломами в метафнзар-ных отделах».

Причина смерти в данном случае была очевидной. Вместе с тем перед
экспертом была поставлена задача, которая потребовала проведения ряда
специальных исследований. Всех интересовал вопрос: осознанно ли
действовал летчик в период от момента прекращения радиосвязи и до
момента падения? Потерял ли он сознание в этот промежуток времени,
готовился ли к катапультированию, продолжал ли попытки управлять
самолетом?

В последних двух случаях действия летчика имеют вполне определенный
характер: I) при продолжении активного управления полетом он удерживает
руками рычаги управления самолетом, а его стопы находятся на педалях
управления; 2) при подготовке к катапультированию летчик убирает руки с
рычагов управления и берется за держки катапультного устройства, а стопы
ставит на подножки этого устройства. Следовательно, если определить, в
каком положении были кисти и стопы пилота, можно косвенно решить вопрос
об осознанном поведении или бессознательном состоянии летчика и момент
катастрофы.

По этой причине основное внимание было уделено исследованию найденных на
месте падения самолета кистей и стоп летчика. Для того, чтобы придать
этим исследованиям целенаправленность, необходимо было ознакомиться с
конструкцией рычагов управления самолетом данного типа, а также тем, как
пользуется ими пилот, управляя самолетом в полете.

Рычаги управления показаны на рис. 35. В полете правой рукой летчик
удерживает продолговатую ручку управления так, что ее длинная ось
располагается в его кисти в косо-продольном направлении. При этом ручка
продольно касается локтевой поверхности нижней трети правого предплечья.
Девой рукой пилот охватывает цилиндрическую рукоятку управления
двигателем. Продольная ось этой рукоятки сориентирована поперечно по
отношению к длиннику левой кисти. Металлическая поверхность рукоятки
имеет мелкий ромбический рельеф. Каждая стопа, находящаяся на педалях
управления, с двух сторон фиксируется стальными захватами, имеющими
закругленные концы.

Итак, какие же повреждения имелись па конечностях? На локтевой половине
нижней половины правого предплечья продольно располагается кровоподтек
продолговатой формы раз-

128

33. Рычаги управления самолетом (а) и схема рабочего положения рук
летчика на рычагах управления в полете (б).

129

мерами 9×3,5 см, интенсивного сине-багрового цвета. На передней
поверхности нижних отделов предплечья в непосредственной близости от
запястья имеются множественные ссадины разнообразной формы, размерами от
0,1×0,2 до 1,4X0,4 см. IV палец деформирован, отмечается ненормальная
подвиж-

ность средней фаланги. Кожа ладонной и тыльной поверхности пальца почти
на всем протяжении разорвана. Края разрыва местами осаднены. На тыльной
поверхности остальных пальцев также обнаружены раны разнообразной формы,
размерами от 0,3X0,2 см до 5.5X1,2 см, с неровными, мостами
кровоподтечными и прерывисто осадненными краями

Обращает на себя внимание расположение повреждений на ладонной и тыльной
поверхности правой кисти. Это свидетельствует о том, что кисть
подверглась двустороннему воздействию. Если раны на тыльной поверхности
пальцев могли образоваться от удара о приборную доску, то повреждение
ладонной поверхности могло возникнуть в том случае если в пуке находился
какой-то твердый предмет, например ручка управления. Еще больше убеждает
в этом предположении продолго-1атыи кровоподтек, продольно расположенный
на локтевой поверхности нижней трети правого предплечья (рис. 36),
соответственно обычному «рабочему» положению этого рычага управления
самолетом в руке пилота.

На тыльной поверхности левой кисти у основания пальцев обширная рана
размерами 5,5×4 см с неровными кровоподтечными и местами осадненными
краями, дно раны составляют размозженные мышцы и сухожилия. Кверху от
раны на участке 7X6 см располагаются множественные ссадины разнообразной
величины н формы. На тыльной поверхности II—V пальцев мелкие раны
различной формы, размерами от 0,1 Х0,2 до 4,2×0,9 см. Края ран неровные,
с мелкими дополнительными лоскутообразными разрывами, кровоподтечны и
незначительно осаднены. На ладонной поверхности в 2—2,5 см от основания
пальцев поперечная рана неправильной веретенообразной формы, размерами
8,5X0,8 см, с дополнительным разрывом от середины раны к основанию IV
пальца. Края раны волнистый не осаднены, на ее дне поврежденные мягкие
ткани, среди которых возвышается периферическая головка IV пястной
кости. В окружности раны в поперечном направлении располагается
сине-багровый кровоподтек прямоугольной формы, размерам? 5,5×3,5 см, не
доходящий до локтевого края кисти на 3 с»; У основания III пальца и в
месте проекции средней фаланги II пальца по одной ране неопределенной
формы, размерами 1,5×0,7 и 2,1×1 см, с неровными и лоскутообразными,
кровоподтечными, местами осадненными, краями.

Так же, как и на правой, повреждения на левой кисти располагались на
противоположных, тыльной н ладонной поверхностях (см. рис. 36, а).
Следовательно, условиям их происхождения можно было дать аналогичную
оценку. Особенностью повреждений было то, что длинники обширных ран
располагались поперечно по отношению к продольной оси кисти, что
соответствовало обычному «рабочему» поперечному расположению рукоятки
управления двигателем, охватываемой левой кистью пилота.

Выполнена рентгенография кистей в двух проекциях (укладка ладонной и
лучевой поверхностями к кассете). На рентгенограммах правой кисти видны
косо-продольный перелом проксимального метафиза III пястной кости,
продольно раскалывающий перелом концевой фаланги V пальца, разрушение
проксимальной головки средней фаланги IV пальца с вывихом в
межфаланговом суставе. На рентгенограммах видно, что переломы
располагаются в правой половине кисти, ограничиваясь полосой, проходящей
между основанием Ш пястной кости и поврежденными фалангами IV и V
пальцев Оценивая с судебно-медицинских позиций повреждения на’
рентгенограммах правой кисти, можно считать, что правая кисть своей
локтевой половиной в момент травмы непосредственно контактировала с
каким-то продолговатым предметом. Иначе говоря, обнаруженные переломы
костей соответствовали рабочему положению правой кисти на ручке
управления само-

131

Рис 37. Рентгенограммы кистей рук летчика в двух проекциях.

летом. На рентгенограммах левой кисти (рис. 37) обнаружены поперечный
перелом основной фаланги III пальца с дополнительными продольно
раскалывающими трещинами, поперечно-оскольчатый перелом у основания
центрального эпифиза II пальца, поперечный перелом диафиза II пястной
кости, оскольчатый перолом III пястной кости с дополнительными
раскалывающими трещинами, разрушение центральной головки IV пястной
кости с вывихом I! пястно-фаланговом суставе, разрушение центрального
эпифиза V пястной кости; отломки пястных костей обращены к тыльной
поверхности, фаланг пальцев — к ладонной. Рентгенологическая картина
была дополнительным подтверждением ранее сделанных выводов; основное
повреждающее воздействие на левую кисть ограничивается ее средними
отделами и ориентировано преимущественно в поперечном направлении, на
правую — в косо-продольном.

Педали управления самолетом представлены па рис. 38. Дугообразные
пластины правых ножных захватов сохранились, левые — сломаны и
отсутствуют.

Рис. 38. Педали управления самолетом

Повреждении правой стопы отображены на рис. 39. На тыльной поверхности
правой стопы множественные кровоподтеки сине-багрового цвета
неопределенной формы. В проекции периферических головок плюсневых костей
на участке шириной 6,5 см, занимающем весь поперечник стопы,
множественные поверхностные ссадины разнообразной величины и формы.
Кзади от этого участка стопу с двух сторон «охватывают» дне

Рис. 39. Повреждения на правой стопе летчика. Полукруглые раны
на тыльной поверхности от действия ножных захватов.

Рис. 40. Рентгенограмма правой стопы летчика.

Объяснения в тексте.

Обширные раны овальной формы. Обращенные друг к другу края ран
представляют собой две полуокружности, выпуклой частью обращенные друг к
другу, отстоящие друг от друга на 3,5 см. по внутреннему краю стопы
располагается обширная рана, через которую выпадает конгломерат
размозженных мягких тканей и отломков костей стопы. На подошвенной
поверхности, у основания II и III пальцев, рана с волнистыми,
неосаденными краями. На тыльной поверхности левой стопы множественные
обширные, местами сливающиеся между собой, темно-багровые кровоподтеки.
У основания II и III пальцев на участке 3х3,5 см мелкие ссадины
разнообразной формы, размерами от 0,1х0,1 до 0,8х0,6 см. У наружного
края средних

134

отделов левой стопы поверхностные ссадины. Почти по всему наружному
краю левой стопы обширная рана, через которую выпадают размозженные
мягкие ткани и обломки костей.

Наибольший интерес представляют повреждения на правой стопе. Прежде
всего, это две рвано-размозженные раны на тыльной поверхности,
повторявшие форму и размеры ножных захватов педали. Раны соответствуют
обычному положению ножных захватов педалей на стопах при управлении
самолетом в полете. Разрывы кожи на подошвенной поверхности у основания
II и III пальцев возникли от эксцентричного центробежного действия.
Такие повреждения возникают от действия инерционных сил: при сильном
ударе средняя часть стопы фиксирована педалью, а не имеющие опоры пальцы
стремятся оторваться от места своего естественного прикрепления.

На рентгенограммах правой стопы отчетливо видны разрушение центрального
эпифиза III плюсневой кости с осколками и дополнительными продольными
раскалывающими трещинами, разрыв предплюсне-плюсневого сустава,
разрушение пяточной, таранной и латеральных костей предплюсны: свод
стопы уплощен, в мягких тканях стопы множественные костные осколки (рис.
40). На снимках левой стопы-разрыв плюснепредплюсневого сустава с
разрушением соприкасающихся поверхностей, вывих в I плюснепредплюсневом
суставе, разрушение костей предплюсны, пяточной и таранной костей; стопа
уплощена, отломки костей в области плюсны смещены в тыльную сторону; на
рентгенограмме видны также крупные осколки периферических отделов костей
голени. На рентгенограммах четко прослеживается, что наибольшему
разрушению подверглись те кости обеих стоп, которые находятся в проекции
педалей в тот момент, когда пилот управляет летательным аппаратом.

Итак, получен ряд убедительных данных, указывавших на то, что в момент
катастрофы кисти и стопы летчика находились на рычагах управления
самолетом. Однако в полете на руки летчика надеты перчатки, а на ноги —
ботинки. Именно эти предметы одежды находятся в постоянном
непосредственном контакте с рычагами управления. Поэтому вполне
справедливо ожидать, что на них могут отобразиться следы ударного
воздействия при падении самолета на землю.

Что же представляли собой ботинки? Они были кожаные с подметками из
микропористой резины. Из правого ботинка был извлечен крупный осколок
кости и фрагмент размозженных мышц. Левая боковая поверхность ботинка
разорвана по шву. Разрыв продолжается на подметку (рис. 41). Со стороны
подметки он имеет дугообразную форму и располагается в 11 см от заднего
края каблука. В передней части подошвы имеется косопоперечное вдавление,
занимающее весь попереч-

135

Рлс. 41. Повреждения на подошве правого ботинка, Видны отпечатки рельефа
педалей в средней части подмети.

ник подошвы. Ширина вдавления — до 4 ом. У правого края подошвы
на дне вдавления обнаружено несколько белесоватых параллельных
следов-вдавлений, находящихся на одном расстоянии друг от
друга. При сопоставлении их с рисунком рельефа педали
самолета обнаружено сходство рисунка следа II рельефа педали.
Кожаная част!) правого ботинка почт)! на всем протяжении
разорвана. На подошвенной поверхности у правого края в 8 см от
носка дугообразный разрыв, распространяющийся на всю толщу
подметки. На подметке здавление, аналогичное плавлению на
подметке левого ботинка. На дне вдавления рядом расположенные
множественные, параллельные, поверхностные, продольно ориентированные
царапины, отстоящие друг от друга на разное расстояние. Таким образом,
на подошве ботинок имелись как «давления, соответствующие
поперечному расположению педали, так и локальные вдавления,
отражающие рисунок рельефа педалей.

Но особый интерес представляли следы-повреждения на перчатках. Это были
черные шевровые перчатки с множественными, преимущественно поперечными,
обширными разрывами. На ладонной поверхности I пальца левой перчатки —
поверхностное вдавленное повреждение углообразной формы. При надетой на
левую руку перчатке повреждение на ней было сопоставлено с правым краем
торца рукоятки управления двигателем: обнаружено совпадение линий,
образующих угол на 136

Рис. 42. Обрывок левой перчатки летчика.

Видны повреждения, повторяющие конструктивные особенности
рукоятки управления двигателем.

Рис. 43. Обрывок левой перчатки летчика. Поверхности повреждения
ромбической формы, отображающие рисунок рельефа рукоятки
управления двигателем.

рукоятке и на перчатке. На ладонной поверхности у левого
края перчатки выявлено два дугообразных повреждения, которые при
сопоставлении с деталями рукоятки управления двигателем (при надетой на
левую руку перчатке) совпали с головками винтов на левом торце рукоятки
по размерам и форме, а также по расстоянию между головками винтов. При
рассматривании одного из лоскутов ладонной части лесой перчатки были
обнаружены два параллельных прямолинейных вдавления, расположенных друг
от друга на расстоянии 5 мм. Они соответствовали конструкции торцевой
части рукоятки управления двигателем (рис. 42). При эпистереомикроскопии
с помощью микроскопа МБС-2 при меняющихся углах освещения выявлены
поверхностные мелкие повреждения ромбической формы, представлявшие
отштампованный отпечаток рельефа рукоятки управления двигателем (рис.
43).

Результаты всех проведенных исследований позволили вполне определенно
утверждать, что летчик в момент катастрофы находился в активной рабочей
позе и удерживал рычаги управления, У комиссии по расследованию этого
происшествия были веские основания прийти к выводу, что летчик сделал
все для того, чтобы самолет не упал на густонаселенный поселок. А
далее… Времени позаботиться о себе не осталось. Это был геройский
поступок к мирное время.

Что же явилось причиной катастрофы? И здесь помощь оказала судебная
медицина. На одной из лопастей турбины разрушенного двигателя самолета
были обнаружены буроватые пятна.

Специальным судебно-серологическим исследованием было доказано, что эти
пятна являются кровью птицы. К сожалению, и такое бывает в опасной
летной профессии; отказ двигателя произошел из-за того, что в него
попала крупная птица.

Глава 9. ТРАВМА ИЛИ ПАТОЛОГИЯ?

Мы много раз сталкивались с недостаточно полноценным!) первичными
судебно-медицинскими исследованиями, по результатам которых эксперты
приходили к не вполне верным или недостаточно обоснованным заключениям.
Это затрудняло расследование, приводило к необходимости выполнения в
последующем неоднократных дополнительных п повторных экспертиз. Дело
затягивалось на долгие голы. Нет нужды живописать положение, в котором,
прямо скажем, по вине эксперта оказывались и органы юстиции, и участники
процесса, да и их близкие.

Чаще всего причиной таких ситуации бывают некомпетентность или
безответственность, а иногда — и то, и другое. Однако в целом ряде
случаев приходится сталкиваться не только с виной, но и с белой
судебного медика. Имеются в виду наблюдения со сложной интерпретацией
экспертных находок, не-

138

обходнмостью проведения непростого логического анализа, с которым
нередко не справляются не только начинающие, но и опытные специалисты с
большим стажем экспертной работы.

Есть и еще одна категория обстоятельств. Далеко не все в достаточной
мере изучено в медицине и, в частности, в судебной медицине. Некоторые
вопросы по этой причине при проведении практической судебно-медицинской
экспертизы не могут быть решены в принципе. Самый честный и адекватный
ответ в подобной коллизии — «не знаю». Но, к сожалению, некоторые
эксперты, считающие, что такой ответ грозит ущербом их репутации,
пускаются «во все тяжкие» с тем, чтобы дать следствию «определенный»
ответ или (что гораздо предосудительнее с морально-этической точки
зрения) создать видимость такого ответа.

Самая частая ситуация, при которой создаются предпосылки к упомянутым
«заключениям», возникает при обнаружении у оставшегося в живых или
погибшего человека и серьезной травмы, и выраженной соматической
патологии. Возникает обязательная потребность отдифференцировать
патогенетическую роль травмы и патологии в генезе смерти или в
происхождении тяжелых осложнений. А это весьма непросто, и прежде всего
потому, что вопрос, в сущности, не тучен. Вместе с проф. В. П. Петленко
и В. К. Шмидтом мы в 1984 г. попытались очертить круг актуальных
вопросов, решение которых помогло бы прояснению этой проблемы. Но
сделано в этом направлении очень мало. Немного прибавляет вышедшая в
1989 г. книга Б. А. Ботезату и соавт., в которой практически лишь
подтверждаются нерешенные аспекты данной проблемы.

И все-таки наиболее остро в рамках затронутой проблемы стоит, пожалуй,
задача дифференцирования роли травмы и патологии в генезе базальных
субарахноидальных кровоизлияний. Теоретические разработки этой проблемы
явно недостаточны. Мало что добавила острейшая дискуссия, выплеснувшаяся
на страницы судебно-медицинских изданий в 60—70-х годах. Ее позитивным
итогом можно считать акцентирование нерешенных задач. К сожалению,
решающей ясности в эту проблему не добавляют разработки, касающиеся так
называемых аксональных повреждений. Текущая экспертная практика, кстати,
не всегда полноценная и сопоставимая, а нередко противоречивая, должным
образом не обобщается. Все это в отдельно взятом случае оставляет
эксперта наедине лишь со своим личным опытом.

Мы сделали в 1980—1988 гг. несколько попыток предложить в доступной
форме основные типовые варианты судебно-медицинской оценки роли травмы и
сосудистой патологии головного мозга в генезе базальных
субарахноидальных кровоизлияний (представлены ниже).

139

Варианты судебно-медицинской оценки рола травмы и сосудистой патологии
головного мозга в генезе базальных субарахноидальных кровоизлияний

Объективные данные, установленные при судебно-медицинском
исследовании трупа

Базальное су бар а хной дальнее кровоизлияние. Перелома череда, ушибы
коры н другие признаки травмы головы. Признаки сосудистой патологии
отсутствуют

Базальное субарахноидальное кровоизлияние. Разрыв аневризмы артерии
основания мозга. Признаки травмы отсутствуют

Базальное субарахноидальное кровоизлияние. Признаки тяжелой
черепно-мозговой травмы н выраженная сосудистая патология головного
мозга (разрыв аневризмы, ангиоматоз и др.)

Базальное субарахноидальное кровоизлияние. Сосудистая патология
головного мозга (разрыв аневризмы я Др.). Травма головы ограничена
поверхностными наружными повреждениями лица (ссадины, кровоподтеки)

Банальное субарахноидальное кровоизлияние. «Травматический анамнез».
Объективные морфологические признаки травмы я патологии отсутствуют:

при наличии неблагоприятного фона (эмоциональное возбуждение, физическое
перенапряжение и др.);

при наличии выраженной алкогольной интоксикации

при отсутствии неблагоприятного фона и алкогольной интоксикации

Судебно -медицинская оценка экспертных данных

Причина смерти — черепно-мозговая травма. Базальное субарахноидальное
кровоизлияние — следствие травматического действия

Причина базального субарахноидального кровоизлияния — сосудистая
патология головного мозга

В происхождении базального субарахноидального кровоизлияния

имеют значение и травматическое воздействие, И сосудистая патология
головного мозга. Суждение о превалирующем значении травмы или патологии
должно базироваться на тщательном анализе характера и динамики
клинической картины, давности возникновения внутричерепных кровоизлияний
разной локализации. Причина назального субарахноидального кровоизлиянии
– – сосудистая патология головного мозга. Травма головы полет
рассматриваться как условие, способствовавшее возникновению и развитию
кровоизлияния

Смерть наступила от базального субарахноидального
кровоизлияния.

Признаков травмы и патологии не найдено. О причине
кровоизлияния в категорической форме высказаться нельзя.
Неблагоприятный фон мог способствовать его возникновению.

Смерть наступила от базального субарахноидального кровоизлияния.
Признаков травмы н патологии не обнаружено. О причине кровоизлияния в
категорической форме высказаться невозможно. Алкогольная интоксикация
могла с по с о бет ловить его возникновению и развитию

Смерть наступила от базального субарахноидального кровоизлияния.
Признаков травмы н патологии не обнаружено. О причине кровоизлияния
высказаться невозможно

Однако в связи с этим необходимо подчеркнуть два обстоятельства. Первое
заключается в том, что пользоваться таблицей можно лишь в случае
полноценного обследования, которое

включает;

всестороннее исследование черепа, головного мозга, его

оболочек, желудочковой системы и подоболочечных
пространств;

комплексное исследование сосудистого русла головного

мозга с применением посмертной рентгеноангиографии, микро-

стереомикроскопии, препарирования с применением окрашен

ных инъекционных растворов и выделением препарата артерий

основания головного мозга;

тщательное исследование сосудистой системы организма

в целом для выявления признаков системной сосудистой патологии;

целенаправленное исследование шейного отдела позвоночника,
включая препарирование связочно-суставного аппарата;

исследование грудной клетки с целью выявления пере

ломов ребер для обоснования суждения о возможности непрямого
воздействия на позвоночный столб;

детальное исследование мягких тканей лица;

макро- и микроскопическое исследование признаков не

посредственного травматического воздействия на рефлексогенные зоны;

гистологическое исследование ткани головного мозга;

9) гистологическое исследование патологических находок,

в частности стенки аневризмы.

Второе обстоятельство связано с тем, что артериальные аневризмы
головного мозга — далеко не единичная патология, с которой может
встретиться практик при базальных субарахноидальных кровоизлияниях.
Здесь встречаются артериовенозные и венозные аневризмы, артерииты,
телеангиэктазии, болезнь Штуге—Вебера, сосудистые н другие опухоли
головного мозга, заболевания крови и т. д.

.Многообразие патологических форм ставит задачу отработки продуманного
алгоритма поиска этой патологии и алгоритма логического анализа находок.

Поскольку читателя, ожидающего конкретной казуистики, уже в достаточной
мере могли утомить эти теоретические отвлечения, привожу наблюдение,
которое все-таки вытекает из предшествующего повествования.

В этом наблюдении мы попробуем проследить трансформацию выводов
судебно-медицинского заключения на разных этапах предварительного
следствия и в суде.

Трагедия произошла днем в обеденный перерыв. 9.09.87 г., на одной из
строительных площадок. Конфликт между двумя рабочими, Ваниным и

141

Пинховским, возник из-за пустяка и. вероятно, закончился бы
перебранкой. Однако легкая степень опьянения. . . Молодые с люди
забывают предмет спора, и конфликт переходит в потасовку. Пожевывая
бутерброды и запивая их пивом, окружающие «бесплатно» наблюдали за
развитием «представления». В какой-то момент заметил», что Пинховский
как-то снизил свою агрессивность, наклонился, поднял короткий обрезок
водопроводной трубы и, отмахиваясь им, стал отступать. Это только
подогрело противника. Он резко шагнул вперед к… получил несильны!:
удар трубой по туловищу, II тут же нанес удар кулаком в лицо
Пинховскому. Тот от удара попятился и, споткнувшись об один из
многочисленных бетонных блоков, разбросанных на стройплощадке, упал.
Поднялся, сделал несколько шагов, убегая, но Ванин нанес еще один удар и
снова кулаком в лицо. Пинховский снова упал и больше не поднимался.
Прибывшие через 15 чин врачи «скорой помощи» зафиксировали смерть.

Вскрытие трупа произведено на следующий день. При первичном
исследовании трупа (Заключение ЛЬ 215 от 10.09.87 г.») установлены
ушибленная рана страной половины нижней губы, кровоизлияние в
мягкие ткани право» височной области, ссадины левой половины
лба, левой теменной области, верхнего века правого глаза.
Повреждения расценены как прижил ценные, возможно,
образовавшиеся от ударов тупым твердым предметом по голове или
головой при падении. При вскрытии полости черепа обнаружено
базальное субарахноидальное кровоизлияние с прорывом в желудочки
головного мозга. В сочетании с наружными повреждениями
внутричерепные кровоизлияния расценены как закрытая черепно-мозговая
травма. При гистологическом исследовании а мягких мозговых оболочках и
субарахноидальном пространстве височных в теменных долей
обнаружены множественные извилистые сосуды с упрощенным строением
стенки, отсутствием в стенке внутренней эластической мембраны и
плохо дифференцированным мышечным слоем. На отдельных участках эти
сосуды имели вид ветвистых конгломератов и погружались в ткань головного
мозга. Эти изменения расценены как рацемозный ангиоматоз. В крови и моче
Пинховского найдено соответственно 0,8 и 1,1 % этилового алкоголя.
Представляют интерес следующих два вывода из «Заключения Аз 215»:
«Причиной смерти Пинховского явилась тупая закрытая
черепно-мозговая травма с базальным субарахноидальным кровоизлиянием и
прорывом крови в боковые желудочки мозга… 6) субарахноидальное
кровоизлияние, обнаруженное у Пинховского, возникло вследствие разрыва
сосуда (сосудов) базальных отделов головного мозга в
результате резкого повышения артериального давления. Этому
разрыву способствовал порок развития сосудов. Причиной, вызвавшей
резкое повышение артериального давления, является черепно-мозговая
травма, а также алкогольное опьянение, физическое напряжение и
эмоциональное возбуждение. Степень выраженности наружных повреждений
говорит за то, что они возникли от несильного удара. В данном случае
имеется случайная при-

142

чинная связь между травматическим воздействием и разрывом сосуда
(сосудов), так же обычно у здоровых лиц такой силы травматическое
воздействие не вызывает разрыва сосудов».

Сопоставление этих выводов легко обнаруживает ряд противоречивых
суждений. Вначале эксперт категорически утверждает, что причиной смерти
явилась черепно-мозговая травма, а затем пишет, что причиной повышения
артериального давления, приведшего к разрыву сосуда (сосудов) и
субарахноидальному кровоизлиянию, были травма головы, алкогольное
опьянение и эмоциональное возбуждение. Как бы ставя перед собой задачу
опровергнуть начальный вывод о травме головы как причине смерти, эксперт
замечает, что травматическое воздействие на голову было «несильным»,
причинная связь между травмой и разрывом сосуда «случайная», «у здоровых
лиц такой силы травматическое воздействие не вызывает разрыва этих
сосудов». Обращают на себя внимание и две другие необоснованные позиции.
Во-первых, говорится о разрыве «этих сосудов», хотя, как это следует из
текста исследовательской части заключения, эксперт повреждения сосуда
или тем более сосудов не видел. Во-вторых, эксперт утверждает, что
причиной повышения артериального давления в конкретном случае является
черепно-мозговая травма. Но ведь в таком случае черепно-мозговая травма
«предшествует» и повышению артериального давления, и разрыву сосуда, и
субарахноидальному кровоизлиянию. Иначе говоря, по мнению эксперта,
оказывается, что черепно-мозговая травма и субарахноидальное
кровоизлияние— разновременно возникшие явления.

Очевидно, что и следствие, не удовлетворившись заключением, решило
уточнить приведенные положения в процессе ДО-проса эксперта. Во время
допроса эксперт пояснил свою позицию о причине смерти. Он ответил, что в
данном случае нельзя четко и конкретно высказаться о причине
возникновения субарахноидального кровоизлияния, так как оно могло
возникнуть и от травмы, и от физического перенапряжения, и от
алкогольного опьянения, и от эмоционального возбуждения.

Поскольку допрос эксперта не внес ясности в трактовку причины смерти,
была назначена повторная комиссионная судебно-медицинская экспертиза
(Заключение № 75 от 04.11.87 г.»). Экспертная комиссия изучила материалы
дела, включая заключение Л”« 215 первичной экспертизы, а также провела
повторное изготовление и изучение препаратов головного мозга,
сохранившихся в архиве. Заслуживает внимания гистологическое
исследование. Приведем его результаты1.

1 Текст приводится в соответствии г оригиналом. Критическая опенка
содержания гистологического описания приводится при последующем
изложена.

143

«Полюса лобных долей-—в мягких оболочках скопления масс крови с
нечеткими контурами эритроцитов. Просветы сосудов расширены, переполнены
кровью; стенки их пропитаны рыхлыми белковыми массами. В коре просветы
сосудов расширены, переполнены кровью, периваскулярно располагаются
рыхлые белковые массы.

Полюса височных долей — к мягких оболочках скоплении масс крови с
нечеткими контурами эритроцитов; стенки сосудов разрыхлены, пропитаны
рыхлыми белковыми массами. В веществе резкое полнокровие,
периваскулярный, перицеллюлярный отек. Вокруг отдельных мелких сосудов
скопления масс свободно лежащей крови.

Роландова борозда — в мягких оболочках скопления масс крови с нечеткими
контурами эритроцитов. Видны множественные расширенные сосудистые
стволы: немногочисленные из них тонкостенные; большинство же, наоборот,
с толстыми стенками; на отдельных участках образуют скопления. Некоторые
стенки сосудов имеют внутреннюю эластическую оболочку и содержат
циркулярные гладкие мышечные волокна; во многих сосудах эти элементы
отсутствуют, и стенки их имеют упрощенное строение. В стенках одних
сосудов видно беспорядочное расположение гладких мышечных волокон.
Стенки отдельных сосудов утолщены, имеют компактный вид, розового цвета
при окраске эозином. В веществе просветы преимущественно мелких сосудов
расширены, переполнены кровью, периваскулярно располагаются рыхлые
белковые массы с наличием кое-где мелких скоплений масс свободно лежащей
крови. Стенки артерий рыхлые. В отдельных срезах в молекулярном и
наружном зернистом слоях видны более крупные скопления масс свободно
лежащей крови с нечеткими контурами эритроцитов.

Мозжечок — в мягких оболочках видны массы свободно лежащей крови
значительно тоньше, чем на предыдущих участках. Полнокровие;
периваскулярный и перицеллюлярный отек.

Дно IV желудочка — просветы сосудов, особенно тонкостенных, резко
расширены, переполнены кровью, периваскулярно и перицеллюлярно видны
рыхлые белковые массы. Эпендимы в срезах” не видно. Кое-где
периваскулярно видны мелкие группы эритроцитов с четкими контурами.

Борозда между .затылочной долен и мозжечком — в мягких оболочках
скопления масс крови, полнокровие сосудов. На отдельных участках в
веществе видны поля деструкции вещества со скоплением масс свободно
лежащих эритроцитов с немногочисленными лейкоцитами. В центре отдельных
из них видны сосуды с набухшими рыхлыми стенками. В окружающей ткани
очаговое полнокровие, выраженный периваскулярный и перицеллюлярный отек.

144

Выпуклая поверхность теменных долей — в мягких оболочках скопления масс
свободно лежащей крови. Стенки сосудов разрыхлены, очаговое полнокровие
как их, так и вещества; выраженный периваскулярный и перицеллюлярный
отек.

Сосуды виллизиева круга — видны множественные сосудистые стволы с
выраженным сосудистым рисунком. В мягких оболочках скопления масс
свободно лежащей крови с немногочисленными лейкоцитами. В веществе
очаговое полнокровие, выраженный периваскулярный и перицеллюлярный отек.
Изредка периваскулярно видны мелкие скопления эритроцитов, на одном
участке они сливаются друг с другом.

Патогистологический диагноз: субарахноидальное кровоизлияние. Поля
деструкции вещества с кровоизлияниями, перифокальным отеком вещества
затылочной доли; полнокровие, отек; мелкие периваскулярный кровоизлияния
в области IV желудочка головного мозга. Рацемозный ангиоматоз мягких
оболочек головного мозга».

Опираясь на материалы дела и результаты повторного гистологического
исследования, эксперты пришли к следующему заключению:

1. При судебно-медицинском исследовании трупа Пинховского были
обнаружены следующие поврежден ля: закрытая травма головного мозга,
сопровождавшаяся ушибом затылочной доли, обширным субарахноидальным
кровоизлиянием, преимущественно в области основания головного мозга,
мелкими периваскулярными кровоизлияниями в стволовом отделе головного
мозга; кровоподтек в мягкие ткани правой височной области; ушибленная
рана нижней губы; ссадина лобной и теменной областей верхнего века
правого глаза.

Все эти повреждения являются прижизненными и могли быть получены в
указанное в обстоятельствах время.

Смерть Пинховского последовала от закрытой черепно-мозговой травмы;
ушиба затылочного отдела головного мозга с множественными
периваскулярными кровоизлияниями в стволовом отделе мозга и
распространенным субарахноидальным кровоизлиянием.

Все повреждения возникли от действия твердого тупого предмета с
ограниченной ударяющей поверхностью.

Установленный при судебно-медицинском исследовании трупа Пинховского
ушиб затылочной доли головного мозга и периваскулярный кровоизлияния в
стволовом отделе мозга, послужившие причиной смерти, а также ушибленная
рана нижней губы возникли в результате ударов кулаком в область лица.

Кровоподтек в кожно-мышечном лоскуте правой височной области причинен
твердым тупым предметом с ограниченной ударяющей поверхностью и мог быть
получен как при ударе

145

таковым, так и при падении (при указанных в постановлении
обстоятельствах) и ударе о таковой.

2. Ушиб головного мозга и базальное субарахноидальное кровоизлияние
явилось непосредственным следствием травмы, полученной Пинховским
09.09.87 г. Наличие болезненных изменений сосудов головного мозга
(рацемозного ангиоматоза) могло явиться способствующим фактором в
развитии субарахноидального кровоизлияния.

Таким образом, заключение судебно-медицинской экспертизы от 10.09.87 г.
в отношении причины смерти и механизма получения травмы
судебно-медицинская экспертная комиссия не подтверждает».

В судебное заседание были приглашены эксперты, проводившие первичную и
повторную экспертизы. Отличительной особенностью вопросов, поставленных
в определении суда о назначении судебно-медицинской экспертизы, было
естественное требование обосновать экспертные выводы.

Здесь уместно сделать следующее отступление. В целом ряде случаев
судебные медики (причем чаще, как это ни странно на первый взгляд,
эксперты с большим стажем работы по специальности), формулируя выводы,
не удосуживаются приводить их обоснование. При этом приходится слышать,
что главным аргументом является их «богатый экспертный опыт». Со
временем эта удобная ссылка все чаще и чаще используется в качество
суррогата мотивировки, эксперт утрачивает вначале потребность работать
над аргументацией каждого положения своих выводов, а затем и саму
способность давать научное обоснование. Так и в этом случае (пусть
читатель поверит автору— это были далеко не начинающие эксперты)—на
закон-нос требование суда аргументировать свои выводы специалисты
продемонстрировали профессиональную несостоятельность. В судебном
заседании эксперты не проводили никаких новых исследований и основали
свои ответы на вопросы полностью на предшествующих материалах. В суде
они дали следующее общее заключение:

«I. Комиссия экспертов в настоящем составе подтверждает вывод
комиссионной судебно-медицинской экспертизы № 75/п от 04.11.87 г. о том,
что смерть Пинховского последовала от ушиба затылочных долей и ствола
головного мозга и распространенного субарахноидального кровоизлияния.
Ушиб головного мозга подтверждается данными гистологических исследований
препаратов, изготовленных из кусочков головного мозга трупа Пинховского
(очаги деструкции, периваскулярный и перицеллюлярный отек,
периваскулярные кровоизлияния в дне IV желудочка). Факт наступления
смерти от ушиба ствола головного мозга подтверждается также быстрым
наступлением смерти Пинховского на месте происшествия.

146

Комиссия экспертов подтверждает вывод, данный в заключении
комиссионной судебно-медицинской экспертизы от 04.11.87 г. о том,
что ушиб затылочных долей головного мозга и периваскулярные
кровоизлияния в стволе мозга, а также ушибленная рана в
области нижней губы Пинховского возникли в результате ударов кулаком
в область лица. Этот вывод подтверждается наличием характерных
признаков ударов кулаком в область нижней челюсти (ушибленная рана) и
указанных признаков ушиба затылочных долей и ствола головного
мозга. Известно, что иногда прямые удары в область нижней челюсти
наносятся в определенном направлении, при котором возникают
повреждения затылочных долей и ствола головного

мозга, что и имело место в данном случае. Получение Пинховским
повреждений, приведших его к смерти, от удара головой маловероятно.
Наиболее вероятно, что удар кулаком в область нижней челюсти, который
был нанесен Пинховскому последним, привел к максимальным проявлениям
повреждений ствола и затылочных долей головного мозга, в результате
которых наступила его смерть. Этот вывод подтверждается показаниями
свидетелей о необычном (пялом) падении Пинховского после
последнего удара.

Обнаруженное у Пинховского системное заболевание со

судов головного мозга в виде рацемозного ангиоматоза в значительной
степени способствовало развитию травматического базального
субарахноидального кровоизлияния.

В данном конкретном случае ушиб головного мозга у
Пинховского относится к тяжким телесным повреждениям как опасный
для жизни в момент причинения и закончившимся смертельным исходом.

Обширное травматическое базальное субарахноидальное кровоизлияние
являлось тяжким телесным повреждением как опасное для жизни.

Заключение комиссионной судебно-медицинской экспертизы № 75/п от
04.11.87 г. комиссия экспертов подтверждает полностью.

Заключение первичной экспертизы № 215, данное в ходе предварительного
следствия, комиссия экспертов подтверждает частично».

Сопоставление между собой заключений № 215, № 75/п и заключения в суде
выявляет заметные противоречия в резюмирующей части этих документов,
поэтому вполне естественными были устные вопросы, заданные экспертам
составом суда. Приведем эти вопросы и ответы на них.

«Вопрос I. В заключении экспертов № 215 указано, что наличие болезненных
изменений сосудов головного мозга могло явиться способствующим фактором
в развитии субарахноидального кровоизлияния, а в заключении в суде
эксперты

147

указали, что системное заболевание сосудов головного мозга у Пинховского
в значительной степени способствовало развитию травматического
базального субарахноидального кровоизлияния. Не противоречат ли выводы
экспертов н суде заключению № 215?

Ответ 1. Эксперты не усматривают в этом противоречия. Способствовавший
фактор и значительная степень — это одно и то же. С таким заболеванием,
которое было у Пинховского, можно жить без каких-либо болезненных
ощущении. Как показывали мать погибшего н свидетели, Пинховский никогда
не жаловался на головные боли. Это заболевание было индивидуальной
особенностью его организма, которое в повседневной жизни его не
беспокоило.

Вопрос 2. В стволе головного мозга обнаружено периваскулярное
кровоизлияние. От чего оно могло произойти?

Ответ 2. Такое кровоизлияние могло произойти непосредственно от удара.
Все удары Пинховскому наносились прямо в голову. Стволовой отдел мозга
страдает в первую очередь. Только сильные удары могли привести к этому,
в связи с чем возникли такие кровоизлияния.

Вопрос 3. Как объяснить, что после нанесенных первых ударов Пинховский
мог еще передвигаться?

Ответ 3. Вероятно, первым ударом в область челюсти Пинховскому еще не
было причинено повреждение ствола головного мозга, но кровоизлияние уже
начало распространяться от поврежденных сосудов. Движения Пинховского
стали вялыми, медленными, но он мог еще передвигаться. Последний удар в
область челюсти наиболее вероятно привел к максимальным проявлениям
повреждений ствола и затылочных долей головного мозга, в результате чего
н наступила смерть».

В кассационной судебной инстанции заключения экспертов оценены как
противоречивые н недостаточно обоснованные. Кассационная судебная
инстанция приняла решение назначить новое судебно-медицинское
исследование, поставить перед экспертами две основные задачи: 1) оценить
качество экспертных исследований и степень обоснованности выводов по
заключениям № 215, № 75/п и заключению в суде; 2) определить механизм
возникновения повреждений и причину смерти Пинховского.

Изучение экспертных заключений и устных ответов экспертов в судебном
заседании позволило дать следующую оценку качества проведенных
исследований и степени обоснованности выводов,

I. Заключение № 215 неполноценно в исследовательской части,
необоснованно и противоречиво в резюмирующей части. Неполноценность
исследовательской части заключается в следующем:

148

а) не описаны ни внешний вид стволового отдела головного

мозга, ни состояние его ткани на разрезах, ни состояние эпендимы IV
желудочка головного мозга, ни состояние субэпендимального
пространства;

б) не проводилось необходимое в данном случае специальное лабораторное
исследование сосудистой системы головного мозга методом
непосредственной микроскопии с помощью бинокулярного стереомикроскопа
типа МБС-2 с целью отыскания источника кровотечения;

в) не проводилось обязательное в данном случае
целенаправленное исследование позвоночника, в особенности его шейного
отдела, включая суставные капсулы н связочный аппарат;

г) не проводилось обязательное в данном случае вскрытие

позвоночного канала и исследование спинного мозга;

д) не описано состояние мягких тканей спины и шеи;

с) не указано, какие именно отделы головного мозга были взяты для
гистологического исследования, в частности неясно, брался ли стволовой
отдел мозга; последнее обстоятельство очень важно, так как в заключении
№ 215 отсутствует описание и макро-, и микроскопического состояния
стволового отдела, а в повторной экспертизе (заключение № 75/п),
проведенной спустя более чем месяц после первичного вскрытия трупа,
впервые появляются данные об исследовании стволового отдела головного
мозга Пинховского.

Это лишь основные недостатки исследовательской части заключения № 215.
Многие из них в настоящее время невосполнимы. Ни один вывод в заключении
№ 215 не обоснован, не аргументирован, не мотивирован. Выводы носят
декларативный характер. Поэтому не подлежит решению вопрос о том,
правильно ли обоснованы эти выводы, так как они вовсе никак не
обоснованы.

Следует обратить внимание на основное противоречие в резюмирующей части;
с одной стороны, эксперты категорически утверждают, что базальное
субарахноидальное кровоизлияние травматическое, а с другой,— вполне
определенно указывают на то, что связь между полученной Пинховским
травмой и обнаруженным у него базальным субарахноидальным кровоизлиянием
случайная. Сели согласиться с последним суждением, то это кровоизлияние
должно быть расценено как нетравматическое, так как закономерной
причиной связи травмы и субарахноидального кровоизлияния эксперты не
усматривают.

Это противоречие является решающим, так как подрывает и другие важные
выводы: и о причине смерти, и о степени тяжести телесных повреждений.

2. Заключение № 75/п составлено на основании изучения предыдущих
экспертных материалов и дополнительного гисто-

149

логического исследования. Оно не лишено существенных
недостатков, носящих принципиальный характер.

В этом заключении эксперты никак не определили своего отношения к
исследовательской части заключения № 215 и, следовательно, построили
свое заключение на неполноценных объективных данных исследовательской
части заключения №215.

Ни один вывод в заключении № 75 не мотивирован. Эксперты не дают
никакого обоснования своим выводам. Поэтому не подлежит решению вопрос о
том, правильно ли обоснованы выводы в этом заключении, так как они
совершенно никак не обоснованы.

3. Из всех имеющихся в деле заключений обоснование дается лишь в выводах
заключения, данного в суде. Что же представляет собой это «обоснование»?

3.1. В качестве обоснования вывода о причине смерти эксперты ссылаются
на наличие у Пинховского ушиба затылочных долей и ствола головного мозга
и распространенного субарахноидального кровоизлияния. Следовательно,
необходимо оценить, доказано ли наличие у Пинховского ушиба затылочных
долей, ушиба стволового отдела головного мозга и распространенного
субарахноидального кровоизлияния.

3.1.1. По поводу «наличия» у Пинховского ушиба стволового отдела мозга
можно привести следующие возражения;

а) в материалах дела нет сведений о том, что при первичном исследовании
трупа 10.09.87 г. исследовались внешний вид стволовою отдела мозга,
состояние его ткани на разрезах, состояние эпендимы IV желудочка мозга и
субэпендимального пространства;

б) в материалах дела нет данных о том, что стволовой от

дел мозга исследовался метолом непосредственной микроскопии;

в) в первичном заключении № 215 не указано, какие отделы
головного мозга взяты были для гистологического исследования и,
в частности, брались ли кусочки стволового отдела мозга; в
первичном заключении № 215 при описании результатов гистологического
исследования состояние стволового отдела не описано;
следовательно, совершенно неясно, откуда появились кусочки
стволового отдела мозга при повторной экспертизе (заключение №
75/п), если о них ничего не сказано при первичной экспертизе (заключение
№ 215);

г) при даче заключения № 75/п на предварительном следствии эксперты
указывали лишь на то, что в стволовом отделе мозга имеются «мелкие
периваскулярные кровоизлияния, и не расценивали их как «ушиб ствола
мозга» (в этом заключении ушиб стволового отдела мозга вовсе не
фигурирует), в то же время в суде те же эксперты, не приводя
каких-либо

дополнительных исследований, поставили диагноз «ушиб стволового отдела
головного мозга»;

д) судя по описанию, приведенному в заключении № 75/п,

единственный признак, который, по-видимому, расценен комиссией как ушиб
ствола головного мозга, следующий, отмеченный при описании состояния
тканей в области дна IV желудочка: «кое-где периваскулярно видны
мелкие группы эритроцитов с четкими контурами»; однако при
изучении результатов того же гистологического исследования в том же
заключении № 75/п такие же записи есть и при описании состояния тканей
других отделов голодного мозга, хотя и не расцениваются как признак
ушиба этих отделов мозга. Например, при описании состояния ткани
полюсов височных долей отмечено, что «вокруг отдельных мелких сосудов
видны скопления масс свободно лежащей крови»; здесь налицо явная
непоследовательность экспертов: с одной стороны, они не расценивают как
ушиб полюсов височных долей «скопления масс крови», а с
другой – за ушиб ствола мозга принимают «мелкие группы
эритроцитов»;

е) при описании гистологической картины практически всех кусочков
головного мозга в заключении № 75/п эксперты на шли разрыхление
стенок сосудов, их пропитывание белковыми массами, околососудистые
скопления белковых масс и околососудистое расположение эритроцитов. Эти
изменения свидетельствуют о том, что у Пинховского была нарушена
проницаемость стенок всех или большинства мелких сосудов головного
мозга; именно эта объективно подтвержденная причина и объясняет выход
эритроцитов за пределы сосудистого русла; общая реакция сосудистой
системы указывает на то, что у Пинховского имело место общее
расстройство мозгового кровообращения, а не изолированное — только в
стволовом отделе мозга; из этого следует, что «мелкие группы
эритроцитов» в стволовом отделе мозга скорее всего—свидетельство общего
расстройства мозгового кровообращения, которое наряду с другими отделами
мозга проявилось и в его стволовом отделе, т. е. нет достаточных
объективных основании, чтобы, опираясь. На гистологические данные,
поставить диагноз ушиба стволового отдела головного мозга;

ж) можно было бы предположить, что стволовой отдел мозга
подвергался травматизации, если бы было доказано, что

‘ у Пинховского имела место «хлыстообразная» травма шейного отдела
позвоночника, однако нет никаких записей о том, что этот отдел
позвоночника, его суставные капсулы и связочный аппарат, спинной мозг
исследовались, т. е. для сделанного предположения нет никаких
объективных оснований;

з) опасность кровоизлияний в стволовой отдел мозга заключается в
том, что они могут локализоваться в зоне

1 Когда в относительно непродолжительное путешествие отправляются
несколько, как правило, крепких молодых людей, в состав экспедиции
обязательно включают врача. В многотысячном же садоводстве, где отдых
сочетают с нелегкой крестьянской работой преимущественно пожилые и
нередко больные люди, предусматриваются председатели, бухгалтеры,
сторожа, но никак не обеспечивается медицинская помощь и оперативная
телефонная, связь с «внешним миром»

1 Пусть критически настроенный читатель не упрекает автора в излишне
подробном описании. Именно эта «мелочь» (подпорот ремня) окажется одним
из фактов, имевших решающее значение в раскрытии данного преступления.

1 Описание приводится в соответствии с текстом экспертного заключения.

1 Кстати, тоже надуманный термин, как н его синоним «эксперт общего
профиля».

Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter

Попов В.Л. 1991 – Судебно-медицинская казуистика (книга)