Халипов В.Ф. 1999 – Кратология как система наук о власти (книга)

Халипов В.Ф. 1999 – Кратология как система наук о власти

Глава 1

КРАТОЛОГИЯ КАК НАУКА И ОБЩАЯ СИСТЕМА ЗНАНИЙ О ВЛАСТИ

В жизни и науке всегда рано или поздно приходит пора очередного
назревшего шага. Он может оказаться гигантским, величественным или
обычным, внешне не очень и приметным, но нужным. Ныне к такому шагу и
рубежу (а его весомость, роль и последствия будут оценены уже вскоре) мы
практически подошли. И как ни странно, как ни удивительно, сфера такого
шага очень важна и заметна — это власть.

1. Необходимость самостоятельной науки о власти

Сегодня нужно сконцентрировать, упорядочить, привести в научную систему
знания о власти и сделать их достоянием наших современников во имя более
организованной, культурной, цивилизованной, обеспеченной и, как
мечталось многим, лучшей, счастливой и свободной жизни. В самом деле,
задумаемся.

Власть существует издавна во множестве видов, проявлений и модификаций.
Властителей было множество в прошлом и есть в настоящем. Претендентов на
эти роли всегда было много и будет еще больше. О власти, властях и
правителях написана масса книг, статей, драм, комедий, трагедий.
Создаются конституции, издаются законы, указы, постановления,
принимаются декларации, заключаются договоры, провозглашаются манифесты,
программы и т. д.

Однако собственно самой науки о власти, как таковой, самостоятельной
современной науки со своей собственной системой представлений, понятий,
отраслей знаний пока еще все-таки нет. Даже наука о политике, которая
вошла в нашу жизнь лишь в конце 80-х годов, не может заменить науку о
власти. Политика, будучи производной от власти, являясь ее функцией,
характеризуя основные направления деятельности власти, конечно же вправе
иметь собственную науку. Но не дело науки о политике (политологии)
заслонять и принижать науку о власти. Каждому — свое. И если всерьез
говорить о соотношении и соподчинении областей знаний, то политологию
следует расценить как составную часть кратологии, сопутствующую ей,
исходящую из ее идей и представлений.

В свое время немецкий социолог Макс Вебер (1864—1920) в работе “Политика
как призвание и профессия” (1919) писал: “Что мы понима-

ем под политикой? Это понятие имеет чрезвычайно широкий смысл и
охватывает все виды деятельности по самостоятельному руководству.
Говорят о валютной политике банков, о дисконтной политике Имперского
банка, о политике профсоюза во время забастовки; можно говорить о
школьной политике городской или сельской общины, о политике правления,
руководящего корпорацией, наконец, даже о политике умной жены, которая
стремится управлять своим мужем”*.

М. Вебер допускал, что “…политика, судя по всему, означает стремление
к участию во власти или к оказанию влияния на распределение власти, будь
то между государствами или внутри государства между группами людей,
которые оно в себе заключает”**. “Кто занимается политикой, тот
стремится к власти: либо к власти как средству, подчиненному другим
целям (идеальным и эгоистическим), либо к власти “ради нее самой”, чтобы
наслаждаться чувством, которое она дает”***. Вебер также отмечал, что
“главное средство политики — насилие”****.

Таким образом, политика — дело серьезное, и заниматься ею нужно
обязательно. Она связана и с властью. Но политике — свое, а власти —
свое.

Санкт-петербургские ученые В. Д. Виноградов и Н. А. Головин, представляя
читателю свою книгу “Политическая социология”, пишут: “В учебном пособии
сделана попытка представить политическую социологию как науку, которую
интересует взаимовлияние, взаимодействие индивидуумов, социальных
общностей, политических институтов по поводу возникновения,
распределения и функционирования вла-

Цели своей авторы достигают. В главе III “Власть, ее носители и функции
в обществе” они интересно и содержательно характеризуют власть. Но
почему же при столь активном, заинтересованном подходе не сделать еще
одного шага вперед — прямо поставить вопрос о необходимости
самостоятельной науки о власти?

А не ставится и не решается этот вопрос среди прочих причин еще и
потому, что слишком глубоко внедрили нам в сознание в советские времена
преклонение перед собственно политикой — политикой партии, перед
политической жизнью, политической системой общества. Эти установки, в
свою очередь, позволяли выпячивать роль политики и отводить внимание от
власти, прежде всего от государственной власти, скрывать такое
фактически недемократическое явление, когда реальная власть была
сосредоточена не в органах государства, не в органах самой Советской
власти, а находилась в руках партии, ее Политбюро.

Теперь же пришло наконец время делать главный упор на власть, и прежде
всего власть конституционную, государственную, и науку о власти.
Каждому, кто подошел к пониманию роли и значения власти, пора сделать
этот назревший шаг вперед.

В “Энциклопедическом социологическом словаре” в статье “Власть” Л. С.
Мамут обоснованно отмечает: “Пристальное изучение

* Вебер М. Избр. произв. / Пер. с нем. М.: Прогресс, 1990. С. 644. **
Там же. С. 646. *** Там же. **** Там же. С. 697.

***** Виноградов В. Д., Головин Н. А. Политическая социология: Учеб.
пособ. Спб.: Изд-во СП6У, 1997. С. 3-^.

многообразных проблем власти неизменно сопутствует всей истории мировой
социально-философской и политико-юридической мысли. В ходе исследования
этой проблематики выдвинуты самые различные, нередко конкурирующие
трактовки генезиса и природы власти, методики ее анализа, характеристики
взаимосвязей с другими общественными явлениями. Разработка цельной
развернутой научной теории власти, адекватно описывающей и объясняющей
власть во всех ее частях и аспектах, продолжает оставаться важной
актуальной задачей обществоведов”*.

Данная книга, а также другие наши публикации в течение последних десяти
лет предлагают целостную, логично выстроенную и обоснованную научную
теорию власти. Это и есть убедительный ответ на запрос времени.

В самом деле, сколь же велик объем назревших теоретических изысканий в
сфере изучения власти, если только один лишь перечень типов, видов,
форм, проявлений феномена власти требует многих страниц. В подтверждение
этого мы предлагаем читателю поразмышлять над следующим далеко не
исчерпывающим перечнем: власть отца (родителей), общества, государства,
церкви; власть монархическая или республиканская; власть народа;

единоличная власть (монарха, личности, лидера); власть коллегии
(дуумвирата, триумвирата);

власть выборная, наследственная, традиционная, узурпированная,
смешанная;

власть монарха (императора, царя, короля, князя, шаха, эмира, графа,
герцога, фараона и т. д.);

власть президента, парламента, сената, конгресса, правительства; власть
патриарха, папы римского, примаса, имама; власть вождя, фюрера, дуче;
власть партий;

власть над народом, над населением, над нацией, над гражданами; власть в
организации, органе, учреждении, фирме, семье; власть
общегосударственная, федеральная, центральная, республиканская,
губернаторская, региональная, области, штата, местная, городская,
районная, окружная, муниципальная, аппарата, номенклатурная;

власть первобытная, рабовладельческая, феодальная, буржуазная,
социалистическая;

власть международная, планетарная, национальная (государственная),
экономическая (хозяйственная), социальная, политическая, духовная,
информационная;

власть государственная, гражданская, материальная, научная, военная,
полицейская, карательная;

власть представительная, законодательная, исполнительная, судебная,
контрольная, избирательная, учредительная;

власть по формам осуществления: господство, руководство, управление,
организация, контроль;

власть по формам проявления: законная, принудительная, вознаграждающая,
коммуникационная, компетентная;

* Энциклопедический социологический словарь / Под общ. ред. Г. В.
Оси-пова. М.: ИСПИ РАН, 1995. С. 100.

власть официальная, фактическая, реальная, демократическая, выборная,
легитимная, харизматическая, назначаемая, экспертная, номинальная,
формальная, культурная, цивилизованная, “третья”, “четвертая”, “пятая” и
т. д., альтернативная, коррумпированная, антинародная, консервативная,
бюрократическая, кастовая, элитная, деспотичная, несправедливая,
тоталитарная, тираническая, охлократическая, закулисная, тайная,
“телефонная”, “карманная”;

власть абсолютная, безраздельная, неограниченная, тотальная,
ограниченная;

власть универсальная, высшая, блистательная, высокая, независимая,
диктаторская;

макровласть, мегавласть, мезовласть, микровласть, минивласть; власть
центральная, местная, первичная;

власть на постоянной основе, стабильная, традиционная, временная;

протовласть (провласть, предвласть), примитивная, рождающаяся,
обретающая жизнь;

власть формируемая, становящаяся на ноги, обретающая силу, опирающаяся
на закон;

развивающаяся власть: крепнущая, набирающая силу, формирующая
законодательство, приобретающая социальную опору;

развитая власть: зрелая, справедливая, сильная, уверенная в себе,
авторитетная, почитаемая, образцовая, активная, эффективная,
инициативная, решительная, твердая, монолитная, крепкая, устойчивая,
торжествующая, надежная, созидательная;

слабеющая власть: полувласть, упущенная, жиреющая, дряхлеющая,
беспринципная, ленивая, безнадежная, бесцветная, критикуемая;

уходящая власть: слабая, безынициативная, хилая, недееспособная, глупая,
беспомощная, мнимая, фальшивая, формальная, фиктивная, псевдовласть,
призрачная, все более ненавидимая, отвергаемая, утраченная;

власть по последствиям: перспективная; реакционная, несущая печать
прошлого, тормозящая развитие общества; открывающая новые горизонты,
устремленная в завтрашний день, в будущее.

Пользуясь такого рода перечнем, читатель может сам дополнять и
корректировать его, заняться систематизацией типов и видов власти, их
классификацией. Подобные упражнения будут вновь и вновь убеждать, какое
это нужное, достойное занятие. Оно лишний раз доказывает необходимость
обстоятельной разработки науки о власти (кратологии) и ее разнообразных
областей. Подобного перечня, тем более комплексной, содержательной
характеристики всех этих видов власти нет ни в одном учебнике по
политологии, праву, философии. Их и не может там быть, поскольку это —
предмет и объект самостоятельной науки.

И сколько бы мы ни отговаривались, что характеристика власти дается
правоведением, политологией, социологией, философией, историей, это не
соответствует действительности. Все эти отрасли знания — лишь добрые
соседи науки о власти, но отнюдь не ее толкователи, не ее аналоги, не ее
эквиваленты, не ее заменители, да и не ее наставники. Тем более не
заменяли ее в недавнем прошлом ни истмат, ни истпарт, ни марксизм, ни
даже партстроительство. О том, почему произошло, что власть оказалась
без своей науки, почему даже у политики (производной от власти) ныне уже
есть наука, а у власти нет, почему так повелось издавна, почему
создавшееся положение столь долго не было осмыслено и изменено,
необходимо серьезно задуматься. Это — крупная,

масштабная задача. В обновляемой с позиций XXI века системе научного
знания в целом именно науке о власти будет принадлежать одна из самых
главных ролей. Поэтому далее мы и обратимся к осмыслению роли власти в
жизни человека и общества.

2. Власть как глобальный социокультурный феномен

Утверждение человеческого рода на нашей планете, возникновение
человеческого общества, переход людей к совместной жизни и труду привели
к появлению такого уникального феномена, как власть во всех ее
проявлениях.

Разумный подход, ключ к организации регулируемой совместной,
коллективной жизни и труда людей, величайшая догадка, порождение
интеллекта — вот что такое власть в руках высшего создания природы, в
руках человека. Власть — его истинная находка и подлинная вершина,
дарованный ему самой жизнью регулятор отношений с себе подобными, его
радость и его боль, неисчерпаемая чаша его удач и бездна его страданий.

Нам, землянам, людям, заговорившим уже в середине XX века о своих
социально-культурных феноменах и глобальных проблемах, вступая в XXI
век, следует на самое первое место ставить власть во всем многообразии
ее форм и проявлений и превыше всего власть государственную. Именно от
осознания того, к какой пропасти пришло человечество в своей властной
практике к третьему тысячелетию, зависит, в первую очередь, уничтожат ли
люди друг друга, погубят ли они самих себя и Землю, лишат ли себя жилья
и пищи, любви и самой возможности продления человеческого рода, исчезнут
ли они или же избегнут всепланетной, а то и вселенской катастрофы,
омницида. Любой думающий человек без труда найдет тысячи подтверждений
существующего неблагополучия в жизни человечества и необходимости для
него остановиться в беге к собственному небытию.

Россия, подобно многим странам, переживает ныне один из наиболее
интересных, поворотных, но и наиболее трудных периодов своего развития,
и, если она хочет уклониться от беды, она должна сделать главную ставку
лишь на самый минимум проблем, имея в виду, однако, приоритеты: человек,
экономика, демократия, право, безопасность, информация, наука,
образование и конечно же власть.

Глубоко интересующий нас в данной книге феномен власти — это явление
исключительное, выдающееся, глобальное, требующее особого внимания к
практике сотен веков человеческого рода, создавшего власть как
социальный институт вообще и власти самых различных предназначений в
частности и настойчиво ищущего у власти ответы на свои жизненные вопросы
и помощи в устранении своих бед. Так что же такое власть? Этому
посвящена вся первая глава. Свыше ста лет назад Владимир Даль писал, что
власть — это “право, сила и воля над чем-то, свобода действий и
распоряжений; начальствование; управление; начальство, начальник или
начальники”*. В каче-

* Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. Т. 1.
М.: Терра — Книжный клуб, 1998. С. 522.

стве примеров употребления этого понятия он приводил суждения и
поговорки своего времени: “Всякому дана власть над своим добром. Закон
определяет власть каждого должностного лица, а верховная власть выше
закона. Великая власть от Бога. Всякая власть от Бога. Всякая власть
Богу ответ дает”*. А затем следовали десятки слов, широко
употреблявшихся в свое время и являвшихся производными от основного
слова. В их числе — властитель, властительство, властвование,
власто-держец, властолюбец и властоненавидец. Содержались пояснения сути
власти и властелинства: владычество, господство, полновластное
управление.

Разумеется, словарь — далеко не научный трактат, но именно словарь и
толкования В. Даля дают добрую пищу для ума, решившегося погрузиться и в
тонкости языка, и в суть и тайны власти и поразмышлять о богатстве ее
содержания и неисчерпаемости ее оттенков, ее пользе и ценности для людей
и вместе с тем о привносимых ею угрозах, опасностях и неудобствах для
человека.

В наше время уже не может быть фундаментальных учений о человеке и науки
об обществе без вопросов о власти, как не может быть и самого человека и
общества, стоящих абсолютно вне власти. Продолжать проявлять недооценку
вопросов о власти и властной деятельности в современной жизни как в
России, так и за рубежом, оставлять власть без собственной науки —
значит демонстрировать ограниченность, ущербность взглядов, неполноту
профессионализма и эрудиции, отставание мышления от действительности, от
обыденных реалий.

Обращаясь к проблематике власти и упоминая ряд известных ее
исследователей, В. Д. Виноградов и Н. А. Головин пишут: “Феномен власти
является, пожалуй, самым противоречивым и непредсказуемым в общественной
жизни. Ее сущностные характеристики охватывают большой спектр
физических, цветовых и иных гамм: деспотическая, авторитарная,
демократическая, “кровавая”, “коричневая”, “тупая” власть, элитарная,
бюрократическая и т. д. В самих этих определениях власти содержится то
основное качество, которое превалировало в те или иные периоды развития
конкретного государства. Англичанин лорд Эктон пустил по миру крылатую
фразу: “Власть — это зло, абсолютная власть — зло абсолютное”. М. А.
Бакунин в категоричной форме провозгласил: “Власть — всегда аморальна”.
Английский социолог Р. Мартин писал: “Власть, как и любовь, — это слово,
постоянно используемое в повседневной речи, интуитивно понимаемое и
редко определяемое”. В то же время власть — это порядок, сохранение
целостности государства, его культуры, традиций, обеспечение его
жизнедеятельности. Безвластие угрожает любому обществу анархией,
развалом, упадком. Верно заметил Р. Арон: “Всякая власть кажется
предпочтительной в отсутствие власти”**. Ученые, исследователи,
мыслители и в первую очередь сами властители практически вплотную
подошли к рубежу, когда нужно всерьез создавать, разрабатывать,
применять науку о власти (во всем многообразии ее проявлений) и прежде
всего науку о государственной власти.

Власть — это всепланетное, глобальное явление. Это — целый мир явлений,
по своей неисчерпаемости имеющий мало равных себе феноме-

* Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. Т. 1.
М.: Терра — Книжный клуб, 1998. С. 522. ** Виноградов В. Д., Головин Н.
А. Политическая социология. С. 52.

нов. Пожалуй, здесь сопоставимы только такие столь же многоплановые
феномены, как экономика, культура, духовный мир, наука и в конечном
счете сам человек и даже само общество — создание человека.

3. Власть в мире человека

Ключевое социальное явление, плод творчества многих поколений людей —
власть существует в обществе, т. е. в общей системе множества
общественных явлений, человеческих дел, отношений и взаимодействий. Она
органично связана с ними, взаимодействует с ними и влияет на них,
испытывая, в свою очередь, воздействие многочисленных и разнохарактерных
явлений, процессов и событий. Без учета этих особенностей власть как
таковая представала бы неполной, односторонней. Конечно, не все явления,
в мир которых погружена власть, равнозначны и сопоставимы как по уровню
и масштабам своего влияния на власть, так и по влиянию, испытываемому
ими со стороны власти.

Каков же первоочередной список явлений в том мире феноменов, где на
ведущих (а то и на самых первых) ролях присутствует собственно власть?
Он весьма широк и может строиться по двум основаниям: 1) власть и
соответствующее явление; 2) то или иное явление и власть. Многие авторы
посвящают свои труды этой важной проблеме человеческой жизни*.

В целом в необходимом первоочередном списке можно назвать следующие
проблемы: власть и жизнь, власть и образ жизни, власть и народ, власть и
общество, власть и государство, власть и отечество, власть и право,
власть и конституция, власть и закон, власть и политика, власть и
экономика, власть и культура, власть и наука, власть и информатика,
власть и идеология, власть и мораль, власть и собственность, власть и
рынок, власть и предпринимательство, власть и свобода, власть и
патриотизм, власть и справедливость, власть и равенство, власть и
совесть, власть и честь, власть и достоинство, власть и семья, власть и
воспитание, власть и образование, власть и школа и т. д. А если
посмотреть масштабно, обобщенно, то, собственно, в фокусе повсюду стоит
проблема: человек и власть.

В обществе система власти начинается с человека, фактически погружена в
мир человека. Ему самому надлежит прийти к власти, возглавить ее, стать
у ее руля или же избрать того, кто встанет у рычагов власти над ним и от
его имени будет блюсти и творить закон. Точнее говоря, в реальной жизни
человек, входя в мир, застает власть готовой, повелевающей и либо
беспрекословно подчиняется ей (что происходит

* См., напр.: Жискар д’Эстен В. Власть и жизнь / Пер. с фр. М.:
Междунар. отношения, 1990; Никольский С. А. Власть и земля. М.:
Агропромиздат, 1990; Абдулатшюв Р. Г. Власть и совесть. М.: Славянский
диалог, 1994; Роговин В. А. Власть и оппозиции. М„ 1993; Громов Е. С.
Сталин: власть и искусство. М„ 1998: Бурлацкий Ф. М., Мушинский В. О.
Народ и власть. М„ Политиздат, 1986; Банашак М., Форхольцер И. Человек и
власть / Пер. с нем. М.: Прогресс, 1973; Дмитриев Ю. А., Златопольский
А. А Гражданин и власть. М.: Манускрипт, 1994; Право и власть. М.:
Прогресс, 1990; Чихон Н. Банкир и власть / Пер. с нем. М.: Прогресс,
1970; Болдридж Л. Страсть и власть / Пер. с англ. М.: “Центр-”OOO”,
1994; Социология и власть / Под ред. Л. Н. Москвичева. М., 1997.

чаще всего), либо может взбунтоваться (хотя обычно безуспешно, как это
бывало веками и тысячелетиями и бывает в наши дни).

Система власти в мире человека не только начинается, но и кончается
человеком. Она, если угодно, упирается в человека, опирается на него,
ибо власть для того и существует, чтобы дойти до отдельно взятого
человека, побудить его выполнять ее разумные (хотя и не всегда разумные)
предписания и указания.

Это, однако, не исчерпывает возможных подходов в осмыслении связи власти
и человека, человека и власти.

Следует хотя бы упомянуть, какое богатство аспектов анализа открывается
здесь: власть человека, власть над человеком, власть для человека,
власть во имя человека, власть против человека, а также человек власти,
человек у власти, человек над властью, человек под властью, человек
перед властью, человек около власти, человек против власти и, наконец,
человеческая власть, человечная власть и властный человек.

Мы видим, как многопланово и разнообразно каждое из упомянутых нами
понятий-словосочетаний. К сожалению, в нашей книге нет возможности дать
их полную, развернутую характеристику. Это — дело множества специальных
исследований. Однако даже в приведенном нами перечне имеется немало тем,
достойных кандидатских и докторских диссертаций, публикаций, специальных
конференций, теледискуссий и иных обсуждений, часть которых уже стала
фактом.

“…Власть имеет огромное значение в деятельности человека, —
справедливо замечает С. С. Фролов. — Каждая политическая кампания, любая
организованная группа, любой социальный процесс — это упражнение в
использовании власти. Окружающая нас действительность дает множество
примеров специфических проявлений властных отношений: социальная власть
и соперничество из-за власти порождают большинство драм нашей жизни.
Власть, таким образом, предстает перед нами не только как всеобщее
свойство социальных структур, но и как трудно поддающийся определению,
можно сказать, даже загадочный социальный феномен.

Большинство современных ученых-социологов в самом общем виде
представляют власть как способность одних индивидов контролировать
действия других. Однако у ученых нет согласия в том, как осуществляются
отношения власти и каков характер этого контроля”*.

Правда, это говорится по преимуществу о власти государственной. Сама же
по себе система властей очень широка. Кроме власти закона (или
диктатора) есть власть духа, власть слова, власть моральной нормы,
власть человеческой потребности и интереса, власть денег и власть банков
и т. д. Именно все это и служит мощным регулятором действий и поведения
людей, устройства их спокойной и благополучной жизни в цивилизованном
человеческом общежитии, либо, напротив, источником их неурядиц и
разнообразных помех. Вместе с тем существенно, что все эти власти
относятся к той сфере, где реальная регуляция людского взаимодействия
происходит повседневно и помимо могущественного властелина — государства
за пределами его потребностей и возможностей.

Когда власть оформлена, структурирована, когда ее рамки осмыслены и
здраво определены, а пределы ее влияния и досягаемости четко

* Фролов С. С. Социология. М.: Наука, 1994. С. 1 12—113.

14

очерчены, то, как говорится, сам Бог велит ей действовать,
функционировать, давать свои плоды. И поле действия ее механизмов — это
забота о соблюдении всеобщего интереса, прав и свобод граждан, защита их
чести, достоинства, обеспечение их достойной жизни в обществе.

А теперь перейдем к вопросу о самом человеке в его отношении к власти и
об отношении власти к нему самому.

Человек — субъект и объект общественно-исторической деятельности и
культуры, власти и правления. С понятием “человек” связаны многие
понятия во властной практике (выдающийся человек, человек власти, “свой
человек”, могущественный человек и т. п.). Отсюда и качества,
проявляющиеся у властей и властителей: человечность, человеколюбие, а то
и человеконенавистничество. Отсюда власть и политика во имя и на благо
человека или бесчеловечная власть.

Ныне в России законом и властью признаются и гарантируются права и
свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам
международного права и в соответствии с Конституцией Российской
Федерации. Граждане России имеют право участвовать в управлении делами
государства как непосредственно, так и через своих представителей, право
избирать и быть избранными в органы государственной власти и местного
самоуправления.

Положение, статус, роль гражданина влекут за собой такое понятие, как
“гражданство”, т. е. состояние в числе граждан данного государства —
звание, права и обязанности гражданина, оформляемые и поддерживаемые
властью. В монархических государствах, как правило, гражданству
соответствует понятие “подданство”. В практике существует и двойное
гражданство, т. е. одновременное состояние в гражданстве двух
государств. Международное право именует этих людей бипат-ридами.

Широко распространено и понятие “лицо”, т. е. гражданин, член общества.
В деловой, властной практике различаются физические и юридические лица.
Используются также понятия: “официальное лицо”, “должностное лицо”,
“частное лицо”, “доверенное лицо”, “сопровождающие лица”.

Такие характеристики для властной практики имеют важное значение, потому
что именно из них власть в мире человека исходит в своих отношениях с
человеком, а сам человек в указанных ролях может принимать участие в
деятельности органов власти и многое предопределять в ее судьбах,
условиях ее существования, особенностях и целях ее деяний, судьбах
других людей.

Для успеха власти, ее процветания необходимо, чтобы она не была
настроена против человека, против народа, а служила людям, обществу, их
благополучию и процветанию. Очень важно также, чтобы этому содействовал
чрезвычайно сложный комплекс, затрагивающий всех и каждого, а не только
власть имущих, — комплекс разумных властных интересов, властных
отношений, властного сознания. Это тоже существенные компоненты феномена
власти.

Властные интересы — это прежде всего нужды, потребности человека, лиц,
органов, учреждений, организаций, двигающихся к власти, обладающих ею,
использующих ее, связанные со стремлением ко все более полному освоению
и распоряжению ею. Это и интересы простых людей, желающих иметь над
собою нормальную власть.

Жизнь людей в целом регулируют их отношения — их взаимные связи, а также
связи их организаций, социальных институтов, социаль-

ных групп, государств, т. е. именно те многогранные виды связей, которые
образуют человеческое общество и порождают саму потребность во власти.
Среди таких отношений выделяют государственные, дипломатические,
культурные, международные, политические, правовые, производственные,
социальные, торговые, экономические, дружественные, семейные, личные и
другие отношения.

Говорят и о системе, совокупности отношений в обществе, их иерархии,
координации и классификации. Однако для властей на первый план выходят
сами властные отношения, т. е. взаимные связи различных людей,
субъектов, лиц, органов, учреждений, партий, классов, государств по^
поводу власти, ее понимания и использования. Именно с этой сферой
связано упорядочение жизни человека, деятельности общества и его
структур, управления ими.

Конечно же следует выделять и отношение к власти или восприятие власти
людьми и высказываемое ими мнение о ней, а также соответствующее
поведение, демонстрирующее поддержку или неприязнь и наличие того или
иного касательства к власти (работа в ее органах, выполнение ее
поручений и т. д.).

Важно, наконец, и властное сознание или сравнительно ясное, отчетливое
понимание, осмысление данной властью, ее субъектами на различных
уровнях, а в меру возможности и гражданами стоящих перед властью
вопросов, задач, проблем и путей их решения.

Так в общем виде в своих принципиальных моментах предстает проблема
власти в мире человека. Далее мы остановимся на проблеме мира самой
власти и места в ней человека.

4. Человек в мире власти

Что же представляет собой созданный человеком гигантский мир власти в ее
самых различных предназначениях и проявлениях и каковы теперь место и
роль самого человека в этом мире?

Обращаясь к анализу огромного теоретического мира власти и еще более
всеохватывающего мира самой практики власти во всех ее типах, видах и
разновидностях, мы видим, сколь необъятны проявления власти в
человеческой жизни и неисчислимы те идеи, представления, понятия,
концепции, доктрины, учения, которые отражают и характеризуют власть. Мы
говорим об этом, чтобы еще и еще раз показать, что власть — это тот
феномен, который достоин не только повседневного внимания, но и своей
науки. Мир власти многопланов и далеко не сводится только к собственно
государственной власти, хотя, разумеется, ныне важнейшие виды
власти—законодательная, исполнительная, судебная.

Непосредственно мир власти — это вся та обширная область жизни общества,
основным содержанием и смыслом существования которой являются
эффективное воздействие на людей с целью их взаимоужива-емости и
взаимоприспособляемости, выработка различных структур, позволяющих людям
жить, трудиться и по возможности радоваться со-вместной^жизни, и
обеспечение их функционирования, наконец, тесное взаимодействие этого
относительно целостного и главенствующего организма с другими сферами
человеческого существования — социальной, экономической, культурной,
международной.

Мир власти поистине бесконечно разнообразен в разных эпохах и у разных
народов. Он несет на себе печать индивидуальности властителей, условий
существования, особенностей бытия. Поэтому столь часто кажется, что он и
непонятен, и непредсказуем. Однако в конечном счете этот мир может стать
познаваемым и перейти под осознанный контроль и управление человека.

Знать мир власти человеку нужно глубоко и обстоятельно. Разве можно,
например, в одном ключе говорить и писать о демократии и тоталитаризме,
императорах и президентах, власти диктатора и власти народа, власти отца
и власти учителя, власти закона и власти мафии, о военной и гражданской
власти, наконец, о 1990, 1991 и 1993 годах для России? Общим здесь может
быть лишь сугубо формализованный, “рамочный”, методолого-методический,
во многом сравнительный подход, а сущностные, содержательные
характеристики будут различаться радикально. Какова жизнь в ее
разноплановости, такова и отражающая ее теория, создаваемая и
используемая применительно к любой области жизни, а в особенности к
такой сфере, как управление людьми и поиски оптимальных вариантов такого
управления.

Само по себе почти каждое явление власти достойно внимания и практиков
властной сферы, и исследователей, и самих граждан.

Осмысливая феномен власти в целом, мы конечно же должны признать, что
имеем дело с явлениями различного плана. Это и явления, характеризующие
среду и сферу власти, это и явления, демонстрирующие многообразие видов
и форм самой власти, это и погруженность мира власти в общую картину
противоречивой действительности, многогранной жизни, нашей уникальной
планеты и вселенной, это и те притягательные свойства власти, которые
неумолимо влекут к себе человека — соискателя власти, прежде всего
государственной, и притягательно манят людей нового поколения,
вступающего в жизнь.

Для того чтобы показать собственно смысл, суть явлений и проявлений
власти, следует дать их определение и представить, как они “являются”
миру, как они разнообразны и какими их видят люди, граждане того или
иного государства, той или иной эпохи, как ощущают их на себе, на своей
судьбе, на своей шкуре.

В свое время видный русский правовед и мыслитель Б. Н. Чичерин около 40
лет посвятил исследованию власти в таких ее четырех первоосновах и
главных ипостасях, как власть отца, власть общества, власть государства,
власть церкви.

Учитывая взгляды Б. Н. Чичерина и других ученых, мы только перечислим в
алфавитном порядке совокупность заметных, бросающихся в глаза властей и
властных явлений, с которыми в первую очередь сталкивает человека жизнь
и которые нуждаются в научном осмыслении и обобщении.

Власть авторитета — это влияние на множество людей, их умонастроения,
поведение, поступки, на общественное мнение конкретных авторитетных лиц
разного ранга, вплоть до глав государств, а также правящих организаций,
учреждений, органов в силу их публичного признания и почитания. Это один
из важнейших каналов властной деятельности. Информация о ней способна
управлять делами, поступками, поведением миллионов, а также
способствовать дальнейшему росту известности уже существующего
авторитета, умножению его популярности и влияния.

Власть аппарата — это реальное, нередко могущественное влияние, которое
имеет во властной практике так называемый аппарат, т. е. совокупность
сотрудников различного рода органов власти. Для России, например, это
фактор и доныне характерный. Правда, в демократически избираемых и
демократически действующих системах власти лишь облеченные доверием
избранники народа вправе претендовать на всю полноту власти, и то лишь в
соответствии с тем постом, который им доверен. Миссия же помощников,
советников, сотрудников, обслуживающего персонала, охранников сводится к
добросовестному обслуживанию порученного им участка, к исполнению
предписанных им обязанностей и функций. Но так дела обстоят лишь в
теории. В жизни же часто правят и приближенные.

Власть банков — таково реальное влияние банков как достижения
цивилизации, как крупных кредитных учреждений, их курса и финансовых
возможностей на государственную, социально-экономическую и
общественно-политическую жизнь как отдельных граждан, так и целых стран.

Власть бизнеса — фактическое, на деле растущее влияние существующей
предпринимательской практики, финансовых и коммерческих сделок на
поведение и умонастроения граждан, на ход и содержание общественного
развития, а также на реальный авторитет и экономическую мощь данного
государства и в регионах, и в мировом сообществе в целом.

Власть веры — т. е. степень влияния убежденности в чем-либо в данном
обществе на данной стадии его развития и воздействия той или иной
религии в современном мире.

Власть денег — растущее влияние и воздействие капитала и финансовых
магнатов на судьбы общества, на различные стороны его жизни и слои
населения, на существующие организации и множество конкретных людей.

Власть диктатора — неограниченное право и возможность властителя
распоряжаться судьбами своей страны и подданных. Масштабы, объем и
результаты влияния этой власти предопределяют и личную судьбу самого
диктатора, его триумфы и поражения.

Власть догм — утвердившееся в тех или иных партиях, организациях,
обществах влияние положений, нередко слепо принимаемых на веру в
качестве истины, способное в течение длительного периода осложнять
нормальную общественную жизнь, негативно воздействовать на ее процессы.

Власть закона — реальное влияние конституции, постановлений и актов
государственных органов на жизнь и судьбы общества, его структур и
отдельных граждан; желательное состояние нормально устроенной,
цивилизованной жизни. Аристотель не зря писал: “…там, где отсутствует
власть закона, нет и государственного устройства. Закон должен
властвовать над всем…”*.

Власть мафии — жестокое управление главарей и мафиозных структур,
стремящихся держать население соответствующего региона в страхе и
повиновении.

Власть мест — руководящее влияние периферийных организаций и учреждений
в автономной или общей системе власти (порой в противопоставлении
центральной власти).

* Аристотель. Соч.: В 4 т. М.: Мысль, 1983. Т. 4. С. 497.

18

Власть монарха — в течение долгих веков по большей части неограниченное
господство лица, стоящего во главе монархии (императора, царя, шаха,
короля, эмира и т. д.). В условиях современных парламентарных монархий
эта власть ограничивается определенными рамками, что, как правило,
оговаривается в конституциях.

Власть народа — всеобщее установленное законом участие населения страны,
ее жителей в управлении государством, государственными и общественными
делами. В известном смысле—это идеал общественного устройства, к
которому стремятся прогрессивные мыслители, партии, общественные
движения и передовые слои народа.

Власть отца (матери) — в древнем мире и в средние века безоговорочное
господство отца (матери); ныне — влияние на детей, свойственное одному
из родителей (или обоим) и базирующееся на сыновнем (дочернем) уважении,
внутреннем авторитете или же покорности, беспрекословном подчинении,
связанных с системой соответствующего воспитания ребенка (или
отсутствием такой системы, заменяемой окриком, угрозами, принуждением и
т. д.).

Власть партии — воздействие той или иной партии на своих членов (нередко
без достаточных оснований и полномочий), а также попытки оказывать
влияние на население страны в целом и его конкретные слои или граждан в
отдельных регионах.

Власть президента — регламентируемый конституцией и другими законами
круг полномочий высшего должностного лица в конкретном государстве.

Власть рынка — воздействие, испытываемое производителями и потребителями
по мере их вхождения в рынок, влияние на них сферы обмена товара на
деньги и денег на товар, взаимоотношений и взаимосвязей, существующих
между действующими здесь лицами.

Власть семьи — воздействие этой ячейки общества на каждого из ее членов,
на входящих в нее представителей разных поколений и лиц разного пола. В
нормальных семьях определяющее влияние сохраняется, как правило, за
старшими.

Власть собственности — влияние на общество, а также на конкретных
физических и юридических лиц тех или иных видов собственности; осознание
человеком возможностей, предоставляемых той или иной собственностью,
накладываемых ею ограничений, а также открываемых ею путей
самореализации личности.

Власть учителя — благотворное влияние, оказываемое педагогом на
обучаемых и воспитуемых своими знаниями, убеждениями, навыками,
жизненным опытом, нравственным примером, подвижничеством.

Власть центра — политическое и деловое влияние высших руководящих
органов власти государства на его федеральную или
территориально-административную структуру, их объединяющее,
централизующее воздействие на местные органы власти. Одной из наиболее
ответственных проблем такого влияния является обеспечение взаимодоверия,
взаимопонимания, гармоничного сочетания интересов центра и мест, целого
и его составных частей, а также разграничение их прав и полномочий.

Власть церкви — фактическое воздействие, оказываемое на жизнь верующих,
их сознание, дела и поведение со стороны такой влиятельной организации,
как ведающая религиозной жизнью церковь. Ее влияние на
общественно-политическую и государственную жизнь многих стран и доныне
достаточно велико.

Данный далеко не полный перечень явлений власти позволяет судить об их
влиянии на человека, на жизнь и судьбы людей.

Экскурс такого рода, если его продолжить, может выявить и ряд других
влиятельных субъектов, скажем, власть военных и воспитателей; можно
говорить и о власти идей, идеалов, идеологий, номенклатуры, религий,
системы, традиций, школы и т. д.

Отметим и еще одно обстоятельство. При оценке власти не всегда точным и
исчерпывающим будет, например, разговор только о власти закона или
законодателя, о власти диктатора или о власти президента и т. д. Нередко
необходимо рассматривать соединение, совокупность действующих факторов,
под комплексным, суммарным воздействием которых оказываются люди, их
группы.

Итак, в целом картину власти и подход к ее пониманию по ее источнику, по
ее отправным параметрам мы представляем достаточно аргу-ментированно.
Теперь следует показать, где именно, на каком участке, на объекте какого
именно рода проявляется власть. Это позволяет рассмотреть вторую крупную
область явлений власти.

Оценивая власть (власть над людьми и их объединениями), можно
показывать, где она проявляется: власть в армии, государстве, сословии,
группе людей, коллективе, народе, обществе и его системах, организациях
разного рода, различных сферах деятельности людей, партии (мы говорим о
партиях ввиду их особой роли, не забывая, что это один из типов
организаций), регионе, стране, учреждении, т. е. повсюду: по месту
жизни, труда, учебы, общественной деятельности и даже отдыха людей. Не
стоит забывать и о том, что человек может оказаться под властью политики
или секса, под властью слов, той или иной информации или даже стрессов и
страхов.

Такова наиболее распространенная сфера власти, возникшая и развивавшаяся
с момента перехода людей к жизни сообща, жизни семьей, в племенах, в
обществах и государствах, при воздействии религий и церквей. Такова
сфера власти, регулирующая связи и взаимодействия людей в течение долгих
времен и в разных странах. В реальной жизни это наиболее
распространенный уровень и этаж власти.

Чтобы завершить этот экскурс, рассмотрим другие проявления власти,
рожденные многовековой практикой.

Введение автором в научный оборот и активное использование понятия
“кратология” во многом предопределено широким распространением со времен
Древней Греции большого числа понятий, характеризующих конкретные виды
властей и проявлений власти в истории и заканчивающихся составной частью
слова “…кратия”, а также множества производных от них слов.

Автократия (англ. autocracy, от греч. autokratia — самодержавие,
самовластие) — форма власти, система правления, при которой одному лицу
принадлежит неограниченная верховная власть. С этим словом связаны
понятия “автократизм”, “автократ”, “автократор”, “автокра-тичный
руководитель”.

Агиократия (от греч. hagios — святой) — высоконравственная власть
святынь, как ее толковал отечественный исследователь П. И. Новгородцев
(1866—1924), противопоставляя ее морально ущербной, по его мнению,
демократии. Противопоставление в таком роде ошибочно, ибо демократия
сама по себе порочной не является, а противопоставление должно идти по
отношению к порнократии.

Адхократия* (от лат. ad hoc — предназначенный для данного случая) —
система мер для преодоления бюрократических тенденций в хозяйственной
жизни и повышения эффективности системы управления в США.

Аристократия (греч. aristokratia, от aristos — лучший) — 1) форма
государственного правления, при которой власть принадлежит
представителям родовой знати; 2) в рабовладельческом и феодальном
государствах — наиболее привилегированное сословие, сохраняющее ряд
преимуществ и в буржуазном государстве; 3) привилегированная верхушка
какого-либо слоя, класса, общества.

Аэрократия** (от греч. аег — воздух) — силовой компонент стратегии,
основанной на освоении воздушного пространства и его использовании в
целях геополитической экспансии.

Бандократия (от ит. banda) — власть банды, шайки. В сферу ее влияния
попадают как простые граждане, так и сами члены банд. О бандо-кратии
применительно к организованной преступности в СССР публицисты заговорили
незадолго до падения Советской власти.

Банкократия (от фр. banque) — власть банков, их реально растущее влияние
во всей экономической и политической жизни.

Бюрократия (фр. bureaucratic, от фр. bureau — бюро, канцелярия) — 1)
совокупность бюрократически мыслящих и бюрократически действующих лиц,
прежде всего в органах власти и управления; 2) не всегда правомерное
оскорбительное наименование лиц, по долгу службы занятых в
административных структурах и выполняющих определенный круг жизненно
необходимых обществу технических управленческих обязанностей; 3)
характеризуемый в позитивном смысле тип организации, для которой
характерны специализированное распределение труда, четкая управленческая
иерархия, определенные правила и стандарты, показатели оценки работы,
основывающиеся на компетенции работника.

Видеократия — власть видений, царство зрительных образов, предлагаемых
средствами массовой информации.

Геократия (от греч. ge — земля) — власть Земли, понятие, используемое
для определения геократических периодов в истории Земли, отличавшихся
значительным расширением площади земной суши.

Геронтократия (от греч. geron — старик) — 1) власть старшего поколения;
2) предполагаемая ранняя форма общества, в котором власть принадлежала
старейшим. Влиятельное положение старейших членов общины — один из
элементов верховной власти у ряда народов при первобытнообщинном строе.

Гинекократия (от греч. gyne — женщина) — женовластие; предполагаемая
универсальная стадия в истории общества. Ее основные признаки: родство
по материнской линии, главенство женщин в общественной жизни. Это
понятие, введенное швейцарским историком права И. Я. Бахофеном
(1815—1887), тождественно понятию “матриархат”, используемому в
отечественной науке.

* Краткий словарь современных понятий и терминов / Сост. и общ. ред. В.
А. Макаренко. М.: Республика, 1993. С. 15.

** Дугин А. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. М.:
Арктогея, 1997. С. 113, 579. (В этой книге на с. 112—114 речь идет и о
других геополитических модификациях власти; ср., напр., упоминаемые ниже
талассо-кратия, теллурократия, эфирократия.)

Демократия (греч. demokratia, от demos — народ) — 1) народовластие; 2)
общественно-политический, государственный строй, при котором верховная
власть принадлежит народу; 3) принцип организации коллективной
деятельности, при соблюдении которого обеспечивается активное и
равноправное участие в ней всех членов того или иного коллектива,
партии, организации.

С этими представлениями связан ряд понятий: демократ — сторонник
демократии, член демократической партии; демократизация — внедрение
демократических начал, реорганизация государства, общества, партии,
союза на демократических началах; демократизм — признание и
осуществление демократии; простота, общительность в отношениях. В числе
производных понятий — демократический процесс, демократические
процедуры, преобразования, шаги, меры, реформы, указы, демократические
блоки, союзы, фонды, движения, коалиции, партии и т. д.

В связи с важным значением проблематики демократии в России в последние
годы, особенно после распада СССР, и появлением разнообразных
публикаций, доступных читателю, следует подчеркнуть, что вопросы теории
и практики демократии получили обстоятельную разработку еще во времена
Древней Греции. Особое место здесь занимают произведения Аристотеля,
прежде всего его труд “Политика”, посвященный власти. Здесь интересны по
крайней мере три аспекта данной проблемы:

1) Аристотель подчеркивал еще более раннее происхождение идей и практики
демократии и относил ее с позиций своего времени к древним (архаичным)
явлениям власти*;

2) вместе с тем Аристотель с учетом специфики властных проявлений в
древнем мире причислял демократию той поры к отклоняющимся, неправильным
видам правления**;

3) наконец, Аристотель считал, что демократия как власть имеет по
меньшей мере пять видов***, связанных с конкретными проявлениями власти,
использованием закона, участием народа. Это полезно учитывать и нынешним
ученым, которые, к сожалению, о таком суждении Аристотеля практически
ничего не знают, к нему не обращаются, а сами к подобного рода
плодотворной идее о многообразии видов собственно демократии всерьез
пока не выходят. И все же следует сказать, что XX век отмечен поисками
вариантов демократии****. А теперь продолжим рассмотрение “…кратий”.
Жрецекратия — власть жрецов во многих древних обществах, их
могущественное религиозное влияние.

Идеократия (от греч. idea — понятие, представление) — власть идей,
идеалов, идеологий. Этот термин русских евразийцев (Н. С. Трубецкой, П.
Б. Савицкий) противопоставлялся “власти материи”, “рыночной системе”,
“торговому строю”. В наше время об идеократии пишут В. В. Аксючиц, А. Г.
Дугин.

* Аристотель. Соч.: В 4 т. М.: Мысль, 1983. Т. 4. С. 514. ** Там же. С.
488, 489. *** Там же. С. 496, 488.

**** Так, М. Бунге пишет: “Я называю холотехнодемократией (или
интегральной технодемократией) общественный строй, который позволяет,
более того, поощряет равный доступ к богатству, культуре и политической
власти” (Бунге М. Холотехнодемократия: альтернатива капитализму и
социализму // Вопросы философии. 1994. № 6. С. 45).

Иерократия (от греч. hieros — священный) — буквально “власть жрецов”
(см. “Жрецекратия”), священнослужителей в различных формах.

Изократия (от греч. isos — равный, одинаковый, подобный) — 1) идея
торжества принципов равенства людей в обществе, преобладание такой
установки в общественном устройстве; 2) концепция равенства,
тождественности в правах, обязанностях, функциях властей одного и того
же уровня.

Информократия (от лат. information — ознакомление, разъяснение) — власть
информации, фактически в полной мере начинающаяся с развитием
информатики в информационном обществе. Побуждает предостеречь о
возможности информационной диктатуры в XXI веке.

Классократия (от лат. classis — разряд) — теоретические концепции и
практические действия, направленные на выделение в обществе определенных
больших социальных групп (классов) и обоснование их авангардной,
ведущей, господствующей роли в отношении других групп граждан и
государства в целом. Такая позиция наиболее характерна для марксистского
мировоззрения и примыкающих к нему движений и отчетливо запечатлена в
доктринах диктатуры буржуазии и диктатуры пролетариата.

Клептократия (от греч. klepto — ворую) — понятие, аналогичное
клептомании (болезненной неодолимой тяге к воровству); стремление
определенных недобросовестных лиц, получивших власть, к личному
обогащению, коррупции, как правило, резко пресекаемое в цивилизованном
обществе. В чистом виде — власть разрушителей богатства общества,
коррупционеров, грабителей государственной казны и частных состояний,
рано или поздно разоблачаемых и строго караемых по закону.

Кратократия (от греч. kratos) — властовластие, повелительное и
сдерживающее воздействие на людей, оказываемое самим фактом
существования властей, потенциальной возможностью использования силы
власти в их защиту или против них. В 1991—1993 гг. А. Фурсов опубликовал
в журнале “Социум” более 20 статей под общим заглавием “Кратократия”.

Криптократия (от греч. kryptos — тайный, скрытый) — тайная власть.

Маникратия (от англ. money — деньги) — власть денег. Один из наиболее
влиятельных и чувствительных видов власти. Важно, чтобы сами деньги не
теряли авторитета, доверия, не обесценивались.

Медиакратия (от англ. mass media — средства массовой информации) —
власть, мощное влияние, оказываемое на население в современном мире
средствами массовой информации. Часто их именуют “четвертой властью”.

Меритократия (от лат. merito — по заслугам, по справедливости, по делам)
— власть наиболее достойных, одаренных. Термин ввел английский социолог
М. Янг в 1958 г. в книге “Возвышение меритократии: 1870—2033”. Он
отстаивал, хотя и в сатирической форме, принцип выдвижения на властные
посты наиболее способных людей из различных слоев, оправдывая деление на
элиту и управляемых.

Милитакратия (англ. militacracy, от лат. militaris — военный) — власть
военных в обществе; непропорционально высокий, социально неоправданный
уровень их участия в высших властных структурах, за-

силие в высшем эшелоне. Крайний, но в мировой практике нередкий случай —
военная диктатура со всеми проявлениями и последствиями ее
антидемократического содержания.

Монократия (от греч. rnonos — один-единственный) — власть одного лица в
самых различных вариациях — от абсолютизма до демократизма. В числе
такого рода властителей: самодержец, царь, император, король, князь,
герцог, султан, шах, эмир, фараон, диктатор, тиран, деспот, дуче, фюрер,
президент и т. д. Общая численность такого рода наименований не
подсчитывалась. Нами учтено более 150 понятий.

Нациократия (от лат. natio — народ) — теоретический и практический курс
на установление преобладающего влияния данной нации, оправдание ее
преимущества над другими, ее ведущей роли в определении их места, роли,
судеб, поведения в рамках конкретного государства и на международной
арене.

Ноократия (от лат. noos — ум, разум) — власть разума; возможное и
желательное грядущее состояние ноосферы, планеты в целом.

Нормократия (от лат. поппа) — растущее в обществе влияние (власть)
узаконенных установлений (норм права и др.); порядок, признанный
обязательным для всех, несмотря на то что в реальной жизни могут иметь
место отступления от этого порядка.

Охлократия (от гр. ochlos — толпа, чернь) — буквально власть толпы. Это
— термин Аристотеля, обозначавший периоды власти, когда она переходила к
восставшему народу, но он вследствие своей неорганизованности не мог ее
удержать.

Панкратия (пантократия) (от греч. pan — все) — всеохватывающая
распространенность власти как важнейшего социального явления, принципа
устройства, организации жизни людей в обществе, управляемости основных
социальных процессов, признак упорядоченности сожительства огромных масс
людей (граждан) в рамках государств, регионов и планеты в целом.

Партократия (англ. partocracy) — пренебрежительная оценка руководящей
деятельности бывшей КПСС, сосредоточившей в руках руководителей
центральных и местных органов огромную фактическую власть. Это понятие
используется при характеристике деятельности политической партии,
пришедшей к власти, обладающей огромной властью и злоупотребляющей ею.

Плутократия (англ. plytocracy; греч. plutokratia, от plutos — богатство)
— государственный строй, при котором власть формально и фактически
принадлежит богатой верхушке господствующего класса. Плутократией
именуют и саму эту верхушку.

Поликратия (от греч. poly — много) — одновременная власть многих
субъектов, многовластие. Это явление опасно тем, что ведет к
неопределенности, соперничеству властей, столкновению их интересов и
притязаний и в конечном счете к противоборству и безвластию, пагубному
для жизни общества и государства.

Порнократия (от греч. pornos — развратник) — противоестественное для
человеческой морали, но реально имеющее место огромное влияние (власть)
на умы, настроения, поведение, особенно молодежи, порнографической
литературы и данной темы в искусстве, натуралистического изображения
явлений, касающихся пола и половых отношений (особенно наглядных в
порнофильмах, фотографиях и т. д.). Это отразилось и в таком понятии,
как “фаллократия”.

Псевдодемократия (англ. pseudodemocracy, от греч. pseudos—ложь) —
ложная, фальшивая демократия, прикрываемая разговорами об учете и
использовании мнения народа и о якобы осуществляемом народовластии.
Нередкое явление в истории многих стран, особенно в XX в.

Психократия (от греч. psyche — душа) — термин, предложенный Н. Ф.
Федоровым (1828—1903), российским религиозным мыслителем и одним из
основоположников русского космизма, и обозначающий власть духа, духовное
родство всех живущих на земле, обретающее способность к действию
благодаря соединению с Богом.

Советократия — неологизм, относящийся к характеристике типа власти,
имевшего место в годы существования СССР.

Социократия (от лат. societas — общество) — власть, влияние социальных
наук, идей, которые должны обеспечивать теоретическую базу социальных
реформ. Это понятие ввел Л. Ф. Уорд (1841—1913) — первый президент
Американского социологического общества.

Талассократия (от греч. talassa — море) — власть, опирающаяся на морское
могущество. Характеристика государств с явной морской геополитической
ориентацией. К таковым, например, относятся государства,
сформировавшиеся в свое время в рамках средиземноморских цивилизаций*.

Теллурократия (от лат. tellus — земля) — власть, опирающаяся на
сухопутное могущество. Характеристика держав с явной сухопутной
геополитической ориентацией.

Теократия (англ. theocracy, от греч. theos — бог) — форма правления, при
которой государственная власть принадлежит духовенству, жрецам, главе
церкви. Примером такого государства является Ватикан. Из русских
мыслителей идеи теократии особенно привлекали Вл. С. Соловьева.

Технократия (англ. technocracy, от греч. techne — искусство, мастерство)
— власть технократов, сторонников передачи государственной власти в руки
профессионалов — специалистов в области техники и технических наук,
обладающих современным уровнем квалификации, образования и культуры. На
Западе используется и понятие “технодемо-кратия”, введенное М. Дюверже в
1972 г.

Тимократия (от греч. time — цена, плата) — одна из наиболее древних
“кратий”. Тщательно анализировалась Платоном в его сочинении
“Государство” (в кн. VIII). Он выделял отрицательные типы государства.
По его мнению, их четыре: тимократия, олигархия, демократия и тирания.
Под тимократией (тимархией) подразумевалось правление, основанное на
принципе ценза, обусловленного имущественным положением, как, например,
в Афинах до конституции Солона. Аристотель в “Никомаховой этике”
указывал, что из трех видов правления (монархия, аристократия и
тимократия) “…лучшее — монархия, худшее — тимократия”. Платон полагал,
что основной причиной порчи человеческих обществ и государственных
устройств является господство корыстных интересов и их влияние на
поведение людей.

Фаллократия (от греч. phallos — мужской половой орган, а также его
изображение) — реальное влияние представлений, связанных с
обоготворением фаллоса, его культом, восприятием его как символа
оплодотворяющего и рождающего начала природы у древних народов. Ны-

* См.: Максаковский В. П. Историческая география мира: Учеб. пособ. М.:
Экопресс, 1997. С. 55—56.

25

не имеют место проявления такого культа в условиях эротизации некоторых
произведений искусства (литература, драматургия, живопись, скульптура,
шоу-бизнес и т.д.) и во всякого рода околокультурной деятельности.

Феминократия (англ. feminocracy, от лат. femina — женщина) — власть
женщин: 1) социальное явление, вероятно, имевшее место в доисторический
период; 2) не очень частое, но все более дающее о себе знать явление
прихода женщин к’власти на ключевые посты*. Общественная польза этого в
том, что женщине как матери органически присущи миролюбие, гуманность,
забота о человеке, сострадание и сопереживание, т. е, качества, от
нехватки которых в наш жестокий век очень страдают многие страны и
народы.

Фидекратия (от лат. fides — вера) — разрешительное, цензовое влияние
властей на участие граждан в политической жизни с учетом их религиозной
принадлежности.

Физиократы (от греч. physis — природа) — представители французской
политэкономии 2-й половины XVIII в. (Ф. Кенэ, А. Ф. Тюрго и др.),
рассматривавшие землю и ее возделывание как источник богатства народов,
а земледельческий труд как единственный производительный труд.

Филократия (от греч. phileo — люблю) — любовь к власти, потребность во
власти, стремление к пользованию ею, обладанию влиянием над другими
людьми, нередко обретающее характер ненормальной, противоестественной,
психопатической мании, широко распространенное в среде лиц с сильным,
властным характером, особенно тиранов, деспотов, диктаторов.

Фобократия (от греч. phobos — страх) — власть страха. Экономократия (от
греч. oikonomike — управление хозяйством) — власть (влияние) экономики и
экономистов.

Экспертократия (от лат. expertus — опытный) — власть (растущее влияние)
экспертов — высококвалифицированных специалистов, занятых в высших
властных сферах.

Элитократия (от фр. elite — отборный) — власть элиты — избранных,
принадлежащих к определенным, считаемым лучшими, богатым, образованным
слоям общества. Выделяют элиту правящую, политическую, экономическую,
военную, городскую и т. д. Западные исследователи (В. Парето, Р. Михельс
и др.) утверждают, что по мере завершения определенного социального
цикла происходит смена элит**.

Этатократия (от фр. etat — государство) — 1) практически полная,
безраздельная, абсолютная власть государства, его активное влияние на
все стороны жизни общества, прежде всего на экономическую; ориентация на
всемерное развитие государства как цель общественного развития и его
высший результат. Подобный курс нашел свое отражение в различных
социально-философских, политико-правовых, кратологических взглядах,
школах, течениях. Установки такого рода близки тоталитарным системам,
фашист-

* Васецкай Н. А. Женщины во власти и без власти. М.: МГФ “Знание”, 1997.
368 с.; Дедерихс М. Р. Хиллари Клинтон и власть женщин / Пер. с нем. М.:
ЦЭСИ, 1995.368 с.

** aiuiih Г. К. Элитология. Становление. Основные направления. М.:
Изд-°о МГИМО, 1996.

ским, а также и некоторым социалистическим режимам; 2) политика
активного и эффективного участия государства в жизни общества, в первую
очередь экономической, динамичного, действенного влияния на нее. Один из
наиболее известных философов-государственников — Т. Гоббс писал: “…вне
государства — владычество страстей, война, страх, бедность, мерзость,
одиночество, варварство, дикость, невежество; в государстве —
владычество разума, мир, безопасность, богатство, благопристойность,
общество, изысканность, знания и благосклонность”*.

Этнократия (от греч. ethnos — племя, народ) — власть той или иной
этнической группы над другими этносами (племенем, народностью, нацией).
Необходимость всестороннего осмысления такого рода явлений позволяет
говорить и об этнократологии. Ныне широко используется понятие
“этнополитика”.

Этократия (от греч. ethika — этика, от ethos — обычай) — власть,
основанная на соблюдении не только норм права, но и морали. П. Гольбах
(1723—1789) в труде “Этократия, или Управление на основе морали” (1770)
отстаивал идею нравственного поведения властей (правительства) и
предлагал соответствующую программу.

Эфирократия (от греч. aither — воздух над облаками) — власть,
предполагающая использование надатмосферных пластов и преобладающую роль
космического оружия, а также развитие талассократиче-ских и
аэрократических тенденций.

Юнократия (от лат. junior — младший) — власть молодых. Юрократия (от
лат. jus (juris) — право) — власть юристов в прямом и переносном смысле.
Власть как растущее влияние норм права и специалистов этой сферы в
государстве, становящемся правовым, и власть собственно юристов как один
из идеалов, выдвигавшихся в прошлом и признававших, необходимость
прихода к власти ученых.

В ходу сегодня и другие термины (неологизмы) — логократия, ве-рократия,
демагократия и т. п.

“Крато…” (от греч. kratos — власть) — начало сложных слов, дающих
характеристику феномена власти, ее проявлений и разнообразных аспектов.

Кратоведение (властеведение) — область научного знания, имеющая дело с
властью во всем богатстве ее содержания и проявлений; научный аналог
обществоведения, правоведения, государствоведе-ния, страноведения,
человековедения, природоведения, москвоведе-ния и т. д.

Кратогенез (от греч. genesis — происхождение) — развитие конкретного
вида, типа власти, охватывающее все изменения, начиная с момента ее
возникновения и до окончания ее существования. Именно здесь правомерны
последовательное выделение и анализ ступеней, состояний, этапов
кратогенеза: правласть, предвласть, власть, поствласть; его стадий:
зарождения, возникновения, становления, упрочения, расцвета, упадка,
перерождения, крушения власти, т. е. всего ее жизненного цикла.

Кратогнозия (от греч. gnosis — знание) — совокупность знаний о власти,
ее сути, содержании, особенностях, формах проявления, типах и видах
власти, своеобразии их назначения и т. д.

* Гоббс Т. Избр. произв.: В 2 т. М„ 1965. Т. 1. С. 364.

27

Кратография* (от греч. grapho — пишу) — описание власти; система знаний,
характеризующих условия существования власти в экономическом,
социально-политическом и духовном пространстве; наглядное (графическое)
изображение этапов, ступеней, циклов, объемов, масштабов, силы влияния,
регионов распространения тех или иных типов, видов власти и т. д.

Кратодинамика (от греч. dynamikos — относящийся к силе, сильный) —
раздел учения о власти, изучающий ее возникновение, эволюцию, движение,
развитие, преобразования и трансформации, своеобразие проявления
указанных характеристик в различных видах, типах власти.

Кратознание — совокупность знаний о власти, ее месте, роли, влиянии,
многообразии типов, видов и форм, возможностях и судьбах в жизни
общества.

Кратолог — специалист в области науки о власти. Кратологический тезаурус
(от греч. thesauros — запас) — словарь, в котором максимально полно
представлены слова того или иного языка, относящиеся к сфере власти, с
обстоятельным перечнем примеров их употребления.

Кратология (от греч. logos — слово, учение) — одна из важнейших и пока
еще мало разработанных общественных наук, учение о власти, ее
разнообразии, закономерностях ее происхождения, функционирования и
развития, о типах, родах и видах власти, их чертах и специфике,
субъектах и объектах власти, носителях, функциях, задачах, механизмах,
нормах и принципах, технологиях и процедурах власти, о сути и
особенностях разделения властей, о взаимодействии власти с другими
сферами жизни и властей разного рода между собой, а также с зарубежными
властями. Кратология может рассматриваться как целостная наука, система
знаний (норм), включающая: общую кратологию, историю власти,
теоретическую, практическую, прикладную, сравнительную, академическую,
военную кратологию, социологию власти, логику власти, морфологию власти,
педагогику власти, психологию власти, философию и этику власти,
специальные виды кратологии, а всего более 70 отраслей и областей
знания. Русский аналог понятия кратология — властеведение. Данная
монография и посвящена кратологии.

Кратомания (от греч. mania — влечение, страсть, безумие) — стремление,
порой болезненное, к обладанию властью, нередко с тяжелыми последствиями
для окружающих, а во властях высокого уровня — для целых регионов и
стран.

Кратомафия (от итал. mafia) — мафия, вторгшаяся в сферу власти в той или
иной стране, переключившая свою деятельность на обладание властью,
сумевшая занять в ней ряд ключевых позиций и устремленная к полному
контролю над данной властью, ее системой, структурой, рычагами.

Кратометрия* (от греч. metreo — измеряю) — раздел кратологии, изучающий
пространственные характеристики власти, приемы и способы их измерения и
сопоставления.

Кратономия** (от греч. nomos — закон) — раздел кратологии, исследующий
законы возникновения и эволюции власти.

Кратополитика (англ. cratopolicy) — термин шведа Р. Челлена (1864—1922),
рассматривавшего государство с точки зрения его силового потенциала и
первым употребившего понятие “геополитика”. Широкого распространения
термин “кратополитика” не получил.

Кратософия (от греч. sophia — мудрость) — учение о власти как
олицетворении, воплощении человеческой мудрости, позволяющей с помощью
разумного влияния власти регулировать сложные человеческие отношения,
соперничество и избегать беспощадной борьбы людей между собой. Однако до
сих пор и сама власть в разных ее видах служит нередко объектом такой
борьбы.

Кратосфера (от греч. sphaira — шар) — сфера действия конкретного вида
власти в общей структуре человеческого общества и специфика этой сферы;
пределы распространения, влияния данной власти.

Кратофагия (от греч. phagos — пожирающий) — разрушительное воздействие
на общество тех или иных видов власти (например, диктаторской,
деспотической, тиранической власти), их пагубных социальных последствий.

Кратофилия (от греч. philia — любовь, дружба) — любовь, склонность к
использованию власти, к властвованию и подчинению себе других.

Кратофобия (от греч. phobos — страх) — паническая боязнь власти,
особенно жесткой и деспотичной, чувство ужаса, испытываемое перед
властью такого рода; враждебное отношение к власти и властям.

Кратоцентризм (от лат. centrum и греч. kentron — острие, средоточие) —
отношение обладателей высшей власти к ней самой как самоцели и высшему
смыслу общественной жизни; крайняя форма властного эгоизма.

Конечно, ни сам приведенный перечень научных понятий из области
кратологии, ни характеристика десятков “кратий” не являются
исчерпывающими.

К числу довольно широко используемых относятся интернациональные
понятия, образованные с помощью окончания “архия” (от греч. arche —
начало, власть, главенство). Это широкий круг таких известных терминов,
как анархия, диархия (двоевластие), епархия, иерархия, монархия,
патриархия, полиархия (многовластие), олигархия. Отсюда же матриархат и
патриархат. Заслуживают упоминания и монархи, олигархи, патриархи,
иерархи и первоиерархи. А ведь мы еще не касаемся характеристики
различного рода “властий”. Назовем лишь безвластие, всевластие,
двоевластие, единовластие, междувластие, многовластие, полновластие,
самовластие, своевластие и т. д.

* Аналогичный термин “социография”, существующий с 1913 года, введен в
научный оборот датским ученым Штейнмецем для обозначения особой
социологической дисциплины, охватывающей область эмпирических
исследований, призванных давать описание жизни народа той или иной
эпохи.

* Аналогичный термин “социометрия” появился в XIX веке в связи с
попытками применять математические методы для изучения социальных
явлений. Ныне им обозначают отрасль социальной психологии, изучающую
межличностные отношения в малых группах количественными методами.
Научными аналогами применительно к различным областям знания служат
также геометрия, психометрия, хронометрия.

** Выделение такой области знаний может напомнить о наличии в общей
системе наук астрономии или номографии как раздела математики.

После такого экскурса в область обширного круга явлений и понятийного
аппарата, рожденного в самой властной сфере и связанного с развитостью
русского языка и его пополнением интернациональной лексикой, следует
заметить, что и сам русский язык нуждается в дополнении его словарей и
открыт для обогащения и развития. Наши словари еще весьма скромны и
сводят все богатство кратологической терминологии лишь к властвованию и
властолюбию, а также соответствующим вариациям этих слов*.

Если обратиться к проявлениям власти “этажом ниже”, это будет собственно
власть человека над другим человеком, его влияние, часто безраздельное,
безграничное и нередко бессердечное. Вариантов здесь множество: власть
над “человеком с улицы”, над подданным, над подчиненным, власть над
отдельным лицом в группе, банде или неблагополучной семье и т. д. В
большей части случаев нужно говорить о проявлениях “власти” (в
кавычках), ибо они находят выражение не в цивилизованных формах, а в
произволе, тирании, деспотии, надругательствах “человека” над
“человеком”, когда и тот и другой теряют свой человеческий,
цивилизованный облик. Преодоление таких проявлений “власти” —
многовековая мечта, одна из высших целей человечества, подчас даже и не
осознаваемая большинством людей.

Гуманизм, демократизм, человеколюбие, уходящие корнями в седую
древность, крепнувшие в дальнейшем через деяния Леонардо да Винчи и
Галилео Галилея, Чарлза Дарвина и Луи Пастера, Джорджа Вашингтона и
Томаса Джефферсона, Михаила Ломоносова и Дмитрия Менделеева, Климента
Тимирязева и Ивана Павлова, дошли и до наших дней.

Обратимся, наконец, от уровня человека через уровень конкретной страны
(минуя сословия, нации и классы) на уровень международный,
межгосударственный.

Власть одного государства над другим государством — явление нередкое с
давних времен. Подавляющие массы одних людей господствуют над другими
массами, причем такое господство осуществляется от имени народа. Однако
если даже выйти на вершину пирамиды властвования, на уровень
сверхдержавы, то и это отнюдь не власть десятков миллионов ее жителей, а
власть достаточно узкого круга лиц — обладателей несметных богатств и
неограниченных возможностей влияния и владычества.

Вот таким и предстает в кратологии явление власти в его разнообразных
аспектах, на различных уровнях и в различных его проявлениях. Отсюда
правомерен переход к вопросу о том, какова же именно эта власть.

Можно указать ряд исходных оснований для характеристики власти:

а) кому принадлежит, от кого исходит власть — гражданская она или
военная, федеральная или местная, республиканская или городская,
президентская или правительственная, царская или княжеская и т. д.;

б) из какой сферы жизни вычленена власть (законодательная,
исполнительная, судебная, экономическая, идеологическая, духовная,
религиозная, народная, наследственная, традиционная и т. д.);

* См.: Сводный словарь современной русской лексики: В 2 т. М.: Русский
язык, 1991. Т. 1. С. 144,511; Словарь русского языка, 2-е изд. М.:
Русский язык, “081. Т. 1. С. 183—184.

в) на кого направлена власть — на население всей страны (на народ), на
определенные слои, группы людей, на какие-либо категории населения
(молодежь, женщины, пенсионеры) и т. д.;

г) какова по качеству власть (сильная, умная, прочная, крепкая, твердая;
слабая, формальная, беспринципная, теневая, бесконтрольная; реальная,
мнимая и т. п.).

Такого рода характеристик, проявлений власти можно назвать более
полутора сотен. Понятно, что их следует систематизировать и
классифицировать. Но и уже сказанное позволяет серьезно и осмысленно с
позиций кратологии увидеть власть во всех ее ракурсах и ипостасях,
понять, каков этот поистине неисчерпаемый феномен и какими возможностями
располагает он в человеческом обществе. Он создан человеком и служит
человеку, хотя нередко и мешает, и вредит ему. А точнее говоря, одним
людям служит, другим — мешает.

5. Власть как предмет и объект науки

Как же можно сегодня охарактеризовать понятие власти? Как подойти к ней
как к предмету и объекту науки?

Власть (англ. право управления — power, authority; господство — rule;
греч. — kratos; лат. — auctoritas, imperium; нем. — Macht; исп. — poder;
ит. — domino, potere; фр. — pouvoir; португ. — poderio; эсперанто —
potenco.

В своих главных значениях власть — это:

1) способность, право и возможность тех или иных лиц, органов,
учреждений, систем распоряжаться кем-либо, чем-либо; оказывать решающее
воздействие на судьбы, поведение и деятельность конкретных людей, их
общностей и институтов с помощью различного рода средств — права,
авторитета, воли, принуждения;

2) государственное, политическое, экономическое, духовное и иное
господство над людьми;

3) система соответствующих государственных или иных управленческих
органов;

4) лица, органы, учреждения, облеченные соответствующими
государственными, административными и иными полномочиями;

5) единолично распоряжающийся судьбами и жизнями многих людей монарх,
диктатор, полководец и т. д.

Здесь раскрыта лишь суть власти, обозначена вершина смысла многозначного
понятия, сформулированы только наиболее существенные, отправные,
ключевые определения. Они могут уточняться и разнообразиться. Это
подтверждает и отечественная, и мировая практика.

Обращая внимание на исключительную многогранность власти как социального
явления, С. С. Фролов пишет: “Власть имеет множество степеней, оттенков
и форм проявления от громкого окрика до шепота, от вспышки раздражения у
маленького ребенка в его желании воздействовать на поведение матери до
мобилизации в армию огромного числа людей. Для того чтобы несколько
упорядочить множество властных форм, ученые прибегают к построению
абстрактных идеальных моделей власти”*.

* Фролов С. С. Социология. М„ 1994. С. 114.

31

С. С. Фролов приводит три такие известные модели: 1) потенциальная
власть, которая предполагает накопление ресурсов власти и тесную связь с
определенными социальными позициями и ситуациями в обществе и социальных
группах; 2) власть репутации — власть, принадлежащая определенным
личностям и группам, которые хорошо известны в обществе; 3) власть
принятия решения, которая показывает степень участия индивида или группы
в контроле за принятием решения, в управлении социальными объектами.

В разнообразии властей, в многозначности их понятий и толкований особо
выделим одну и постоянно будем иметь ее в виду на первом плане — власть
государственную, ибо от нее зависит очень многое, ею часто предрешается
почти все. Это власть властей, центральная, высшая в своей сути,
отличающаяся от других властей. В свою очередь, и она может
разнообразиться в своих видах, уровнях, предназначениях и ролях.

Власть занимает особое место в ряду социально-политических явлений и
поворачивается к человеку множеством своих проявлений и своих ликов.

Разнообразная власть (в семье, армии, регионе, учреждении, государстве и
т. д.), являющаяся своим согражданам, той или иной стране, целому миру
во всем богатстве своих обликов, может характеризоваться с самых разных
сторон. Именно поэтому люди пользуются обширным кругом понятий,
передающих восприятие и ощущение власти людьми, многообразие отношений к
ней и даже ее неприятие и отторжение. Диапазон этот очень велик — от
любви до ненависти.

Характеризовать восприятие, ощущение власти можно по-разному: облик
власти, лик, лицо, ипостаси и, наконец, роли власти, соответственно
давая перечень и описание множества этих ликов и ролей.

Облик власти — это ее внешний вид, очертания, а также ее специфика,
своеобразие и по-своему неповторимость.

Лик, лицо власти — ее индивидуальный облик, ее наружная, передняя
сторона, фасад, открытый обществу и общественности. А главное — это
такой облик, который или привлекает, или отталкивает людей в
соответствии с их восприятием власти, отношением к ней, психологической
реакцией на власть.

Наконец, упомянем и близкое к ликам власти понятие “ипостаси власти”. В
переносном смысле — это формы существования, способы бытия, формы
проявления власти того или иного уровня либо тех или иных властей.

Таковы эти своего рода образы, облики, в которых те или иные власти
являются людям, народу, гражданам, избирателям, подвластным и
подчиненным.

Что касается понимания властной роли, то в политике — это характер
участия власти в чем-либо, степень ее влияния, воздействия и своего рода
партия, исполняемая конкретным видом власти на сцене жизни. Размышлять
же обо всех этих ролях и ликах власти приходится потому, что такое
удивительное явление, как власть, манит, привлекает, волнует,
захватывает и затягивает, а потом и разочаровывает, отталкивает очень и
очень многих, подчас целыми семьями, слоями, регионами и даже странами.

Неудивительно, что трудноодолимая способность увлечься властью
объясняется обычно честолюбием, эгоизмом, личным интересом, тягой

к сильным ощущениям и жаждой удовольствий, а также другими причинами,
мотивами и стимулами. Очевидно, всегда есть и будут оставаться тайны,
загадки, секреты власти, над которыми люди ломали головы веками. Наши
потомки тоже будут доискиваться ответа на вопрос, почему столь похожи и
зачастую пагубны жажда власти и жажда богатства. Видимо, суть дела — в
необычайном многообразии человеческих чувствований и страстей, в
неудержимой природной тяге человека ко всему необычному, новому,
непривычному, к познанию и испытанию своих сил в разных ситуациях, в его
вере в свои возможности, способности, дарования и, наконец, в нередком
стремлении возвыситься над себе подобными, повелевать ими и получать от
этого удовлетворение.

Итак, о каких же ликах, ипостасях, ролях и функциях власти следует
сказать еще? Какими признаками можно обогатить уже называвшиеся смыслы
власти? Власть — это:

— уникальный жизненный феномен; многогранное, глобальное ключевое
общественное явление; порождение человеческого рода, социальной
практики, хотя первичные проявления власти, и очень жестокие, вообще
свойственны животному миру;

— важнейшая многоплановая сфера интенсивной творческой, целеустремленной
деятельности человека и его общностей, сфера приложения разнообразных
человеческих сил, умений, талантов, реализации интересов, хитростей,
мастерства, искусства человека, его нескончаемого совершенствования;

— сильнейшая, не всегда адекватно осознаваемая страсть, одно из
всепоглощающих, неодолимо желанных, но и тягостных влечений; сфера
возможного удовлетворения амбиций и притязаний;

— влекущая к себе и часто опасная, необычная и весьма трудная жизненная
профессия; область карьеры и карьеризма, реализации, а нередко и
провалов авантюрных наклонностей и тщеславия многих людей;

— неисчерпаемый резервуар опыта и знаний (мудрости для мудрых),
богатейший массив разнообразных идей и представлений, неотвратимо
требующий своего выделения в самостоятельную науку;

— очень солидный источник доходов, прибыли, наживы, весьма обеспеченного
существования, сфера привилегий и благ;

— обширнейшая область общения, взаимодействия, сотрудничества, согласия,
партнерства, уважения, совместных действий, а вместе с тем и сфера
разобщения, противостояния, конфронтации, соперничества, споров,
притязаний, претензий, вражды и борьбы;

— широчайшая сфера проявления милости, покровительства, но и жестокости
власть имущих и угодливости, чинопочитания их окружения;

— наконец, нередко это тяжкий крест, невыносимая ноша, бремя, злой рок,
проклятье рода человеческого, источник и сфера нечеловеческих страданий.

Не правда ли, сколь многое здесь названо? А ведь отражено всего лишь
самое важное, существенное, и этот перечень можно продолжить, ибо
слишком уж объемна сфера многоликой власти, казалось бы, еще до наших
дней доверху наполненная триумфами и драмами, надеждами и страданиями,
комедиями и трагедиями, ликованием и отчаянием.

По мнению западных политологов, власть проявляет себя через следующие
основные признаки и функции:

2 В. ф. Халипов 33

— принуждение (прямое или косвенное); — приманивание (подкуп, обещания,
посулы); — блокирование последствий (устройство помех конкуренту в
борьбе за власть);

— “создание требований” (искусственное формирование нужд, которые может
удовлетворить лишь агент власти, своего рода политический маркетинг);

— “растяжение сети власти” (включение дополнительных источников
зависимости от субъекта власти);

— шантаж (угрозы в настоящем или посулы бед от неподчинения в будущем);

— подсказки (ненавязчивое внедрение в массовое сознание выгодных власти
установок или предрассудков);

— прямой или косвенный информационный контроль (с помощью
предостережений, рекомендаций и т. д.)*.

Все это приводит к выводу, что сегодня необходимо создавать не идеальную
схему идеальной власти, а полную научную картину той реальной властной
практики, с которой люди имеют дело. Придется учиться глубже судить о
противоречивой властной сфере с ее величием, великолепием,
управляемостью, но и с ее хитростями, маневрами, обманами, выкрутасами,
грязью, противоречиями, явной и тайной борьбой.

Чем скорее будет создана наука о власти, чем большим вниманием будет
пользоваться эта наука, тем более глубоко и всесторонне будут
разрабатываться новые представления о власти, ее понятийный аппарат, ее
воистину неисчерпаемый банк информации. Как справедливо отмечал В. В.
Мшвениерадзе, “понятие власти, впрочем, как и смежные с ним понятия
авторитета, господства, влияния, силы и т. п., относится к числу тех
многомерных категорий социального знания — философии, политологии,
социологии, психологии, политической экономии, этики, права, — которые
по мере углубления в их изучение порождают значительно больше вопросов,
чем позволяют дать на них однозначные ответы”**.

Все более осмысленное, обстоятельное и углубляющееся в суть изучение
явлений мира власти необходимо для того, чтобы поставить знания о власти
на пользу человеку. О систематизации этих знаний речь пойдет в
последующих главах. Но чтобы сейчас дать хотя бы общее представление об
этой области человеческой деятельности и науки, назовем явления и
понятия, рождаемые практикой власти и используемые в качестве фундамента
системы знаний о власти.

Существуют различные типы, виды, сферы проявления власти
(государственная, общественная, экономическая, духовная, церковная,
военная власть, а также власть центра и местная, региональная, личная,
родительская, семейная власть и др.).

Имеются различные субъекты, носители, держатели, обладатели власти;
масштабы и объемы власти (неограниченная, ограниченная, локальная,
личная и т. д.).

Наблюдаются различные модели, модификации, состояния и вариации власти
(единовластие, двоевластие, многовластие, полновластие,

* См.: Выдран Д. И. Очерки практической политологии. Киев: Философская и
социологическая мысль, 1991. С. 8.

** Власть: Очерки современной политической философии Запада / В. В.
Мшвениерадзе, И. П. Кравченко, Е. В. Осипова и др. М.: Наука, 1989. С.
10—11.

всевластие, безвластие, комфорт, деформации, кризис, паралич власти и т.
п.).

В так называемом правовом государстве определяющее значение имеет
принцип разделения властей (законодательная, исполнительная, судебная).
Нередко говорят о “четвертой власти” — прессе, средствах массовой
информации (СМИ), их воздействии на общественные настроения и мнение.
При таком подходе можно говорить и о других видах власти, например о
власти рынка, влиянии общественного мнения, воздействии секса и
порнографии.

В демократическом государстве главную роль играют устройство и система
власти, участие людей в осуществлении власти, сила власти, контроль со
стороны власти и контроль граждан за властью. Перспектива и идеал здесь
— полное народовластие.

Среди тех, кто уделял внимание проблемам теории власти, не только
юристы, но и социологи, философы, экономисты, психологи, педагоги и,
разумеется, политологи (с начала возникновения политологии), а также
специалисты естественных и технических наук. Имен здесь сотни.

Например, представляет интерес классификация определений власти,
даваемая польским политологом Е. Вятром. Он различает шесть
разновидностей таких определений: 1) бихевиористские (оценивающие власть
как особый тип поведения, изменяющий поведение других); 2)
телеологические (характеризующие власть как достижение определенных
целей); 3) инструменталистские (рассматривающие власть как возможность
использования определенных средств); 4) структуралистские (считающие
власть особого рода отношением между управляющим и управляемым); 5)
конфликтные (сводящие власть во многом к возможностям принятия решений,
регулирующих распределение благ в конфликтных ситуациях); 6)
определяющие власть как влияние, оказываемое на других, когда тот, кому
приказывают, обязан повиноваться*.

Дальнейшее познание и осмысление сути и проявлений власти, несомненно,
приведет к уточнению такого рода классификаций.

Завершая вводящий в тему нашей книги разговор о власти как выдающемся
феномене в жизни общества, о ее особой значимости и важности
упорядочения и классификации имеющихся знаний, подчеркнем необходимость
учитывать следующие ключевые моменты в общей научной картине власти.

Оценка власти (англ. assessment/raiting of the power) — это четкое и
точное определение подлинной цены конкретной власти, ее компетенции,
эффективности, уровня, достоинств, упущений и перспектив. Вместе с тем
это и возможная оценка того или иного субъекта или объекта со стороны
самой власти, т. е. высказывание властью, ее представителями мнений,
суждений о ценности и значении чего-либо, чьей-либо деятельности,
качеств, потенций и т. д.

Постоянно в фокусе человеческих суждений и мнений находится цена власти
(англ. price of power) — плата за власть, за ее роль, за ее значение,
действие или бездействие, которую платит общество в целом и люди в
отдельности своим существованием, своим образом жизни, своей
обеспеченностью или необеспеченностью. В особой мере это относится и к
таким связанным с властью явлениям, как политика, револю-

* См.: Вятр Е. Социология политических отношений / Пер. с польск. М.:
Прогресс, 1979. С. 158.

ции, кризисы власти, общественные конфликты, войны, — их все более
растущая цена, их зачастую тяжелые последствия.

Специального упоминания заслуживает и ценность власти (англ. value of
power) — важность власти как социального института, как порождения
человеческого ума и практики, как постоянно совершенствуемого института
управления, влияния, упорядочения отношений в обществе и рычага
господства над отдельными людьми, и их группами, и огромными массами
людей. И по сей день идеальная и нелегко достижимая ценность власти —
демократия, народовластие, народоправие в подлинном, истинном смысле
этих высоких слов.

Назовем, наконец, и ценности власти (англ. values of power; values for
power): 1) явления, предметы, представляющие общественный интерес и
высоко оцененные населением как создания, порожденные той или иной
властью (ее указы и декреты; ее шаги, меры, решения, действия;
материально-овеществленные объекты, сотворенные в годы правления данной
власти); 2) вещи, явления, предметы, высоко ценимые самой властью.
Естественно, что в силу своей роли и возможностей власть, властители или
обладают ими, или без большого труда могут иметь их и обладать ими.

И вот теперь, подчеркнув и высокую цену, и безграничную ценность власти,
вдумаемся, как же власть оказалась вне своей науки. У общества, его
истории, экономики, политики, культуры, морали, армии, техники и т. д.
свои науки есть. У социологии вообще за полторы сотни лет возникло свыше
250 отраслей и областей знания. А у власти пока что своей
специализированной науки как не было, так практически еще и нет. И все
же мы не сомневаемся, что теперь-то, наконец, после наших публикаций,
она будет.

Глава II

ТРУДНЫЕ ПУТИ СТАНОВЛЕНИЯ КРАТОЛОГИИ

Для того чтобы осмысленно подойти к разработке крупной современной
научной проблемы — оформлению системы представлений о строении и
содержании кратологии, мало сказать только о сегодняшнем понимании ее
роли и значении в жизни человека и общества; надо хотя бы задуматься о
том, как шло и продолжается формирование взглядов на власть, знаний о
власти, и понять, почему же до сих пор не было, да и сейчас фактически
еще нет общепризнанной и крайне необходимой науки о власти.

1. О причинах отсутствия самостоятельной науки о власти в традиционной
структуре знаний

Поскольку указанным образом вопрос в научном сообществе и в обществе в
целом до сих пор вообще не ставился и коллективными усилиями не
обсуждался, следует, на наш взгляд, высказать вначале общие
принципиальные соображения.

Первое. Собственно потребности в науке о власти у общества и у носителей
власти не было и нет. К этому могли и могут вести следующие причины.

1. Власти былых времен полагали, а порой и доныне полагают, что они и
сами все знают, и серьезной потребности в такого рода науке не
испытывают. Максимум того, что им требуется, — это круг разумных и
вместе с тем угодных советников, обслуживающего персонала и, разумеется,
послушных подвластных.

2. Потребности в этой науке может не быть и в том случае, если нет
наработок в такой области знаний, если от нее нет никаких импульсов, не
поступает никакой материал и давать и предлагать обществу и властям
нечего.

3. Серьезной потребности в такой науке может не быть и тогда, когда она
сама хотя и имеет наработки, но своих идей не выдает, делать это боится
и не делает, а сферу исследований в данной области считает опасной по их
последствиям. Возьмите, к примеру, ситуацию тоталитаризма, преследований
и массовых репрессий. Можно ли было в этих условиях заикаться о
какой-либо науке о власти, помимо угодливых комментариев и восхвалений
по адресу высказываний “великого вождя народов”? И разве такие времена
теперь уже везде и навсегда безвозвратно канули в прошлое?

Второе. Потребность в науке о власти самих власть имущих и тех, кто
имеет дело с различными проявлениями власти, существует, но развитой,
разработанной, обоснованной системы знаний о власти все еще нет. А разве
не близко к такому положению обстоят дела и сегодня в самых разных
странах?

1. Власть имущие ищут своего рода научных доноров в интересах
оптимальной управленческой деятельности, но найти их не могут, ибо пока
нет необходимого круга ученых. Они еще не выросли, не сформировались и в
нужную сферу не вошли.

2. Власть ищет комплекс научных идей, но они разбросаны, рассредоточены,
воедино не собраны. Поэтому впустую уходят здесь и силы, и средства, и
расчеты, и надежды, и годы.

Третье. Идет взаимный процесс: потребность власть имущих в науке о
власти и тяга науки к власти — состояние, близкое к желанному в
демократических условиях. Однако уже становится ясно, что наука о власти
и сама власть до сих пор по большей части разлучены, разъединены. Даже
названия “наука о власти” и тем более “кратология” фактически не знакомы
работникам органов государственной власти и рядовым гражданам.

Наука о власти в России, по существу, оказывалась ненужной ни в годы
царизма, ни в годы после Октябрьской революции. Не очень нуждались в ней
и власть имущие за рубежом. По всей видимости, не хотелось возможных
обличений и тем более осуждения Односторонности, непрофессионализма,
безразличия к судьбам подданных. Не хотелось осмысления людьми властных
реалий и протестов против злоупотреблений властью, привилегий и
незаслуженных благ властителей и их окружения.

Мы только в самом общем плане приблизились к ответу на вопрос, почему до
сих пор не было самостоятельной науки о власти. Обстоятельный,
объективный и по-своему исчерпывающий ответ на этот вопрос можно дать,
лишь проанализировав состояние отечественной и мировой науки на разных
этапах ее развития. А это требует целого комплекса исследований на базе
обширного фактического материала. В данной же книге целесообразно
показать общие подходы к такого рода анализу.

Напомним для начала, что в советские времена наука в целом и система
образования, деятельность которых строго предопределялась правящей
партией коммунистов, вовсе не нацеливались на изучение власти и властей
разных видов, тем более государственной власти. Говорить можно было,
причем в хвалебных тонах, лишь о руководящей и направляющей роли КПСС и
о преимуществах Советской власти. В самой науке эти функции в первую
очередь выполняли история КПСС, исторический материализм, политэкономия
социализма, советское право, а с 1963 года — научный коммунизм.

Фактически властная проблематика подменялась рассуждениями о политике —
политической жизни советского общества, его политической организации,
достоинствах и преимуществах единственной политической партии и в целом
— о преимуществах так называемой Советской (политической) власти,
воплощающей в своем лице единство (а не разделение) законодательной и
исполнительной властей. Разумеется, речь шла и о политической
(классовой) борьбе как движущей силе истории, о расколе мира на два
(политических) блока, о движущих (политических) силах современности и т.
д.

Власть в буржуазном обществе упоминалась, но тут же и осуждалась. А
получить целостное, системное представление о собственно власти
(властях) нельзя было даже в курсах советского права, изучавших “историю
политических учений”. На словах В. И. Ленина о том, что “новейшая
философия так же партийна, как и две тысячи лет тому назад”,
основывались утверждения о партийности науки вообще, о партийности любой
науки и одновременно проводилась ее крайняя полити-зация.

Все это практически не оставляло места для непредвзятого и глубокого
изучения, объективного анализа и строгой оценки такого ключевого
явления, как власть во всем богатстве ее содержания. Считалось
обязательным провозглашать похвалы по адресу диктатуры пролетариата, а с
начала 60-х годов — общенародного социалистического государства.

Так, один из фундаментальных и лучших по тем временам учебников для
юридических институтов и факультетов — “История политических учений”
начинался следующими суждениями и установками: “Среди общественных наук
важное место занимает история политических учений. Задача этой науки
состоит в изучении истории идеологической борьбы, происходящей в области
политических идей и учений, борьбы передовых мыслителей прошлого с
защитниками старых порядков и отживших учреждений. Курс должен показать
роль передовых идей и учений в борьбе с идеологиями, враждебными делу
демократии и социализма, ознакомить с современной реакционной идеологией
и ее историческими корнями. Курс вооружает знанием истории возникновения
и развития марксистско-ленинской политической теории, обогащавшейся и
обогащающейся непрестанно все новыми положениями в результате опыта
революционной борьбы рабочего класса, в идеологической борьбе с
буржуазными и мелкобуржуазными идеями и учениями… Старые политические,
правовые и иные взгляды, служащие интересам отживающих сил общества,
тормозят его развитие, мешают движению общества вперед. Наоборот, новые
взгляды, идеи, теории, служащие интересам передовых сил общества,
облегчают развитие общества”*.

Можно долго продолжать цитировать этот учебник, но ясно, что при такого
рода продиктованных сверху главных политических, идеологических
установках трудно было ждать от него какой-то серьезной постановки
вопроса собственно о феномене власти, о ее сущности, содержании,
многообразии, типах, видах, о науке о власти и т. д. А ведь кроме этого
учебника, казалось бы, способного обоснованно и глубоко поставить и
осветить тему власти, других изданий в то время не было вообще.

Как видим, не только на проблематику науки о власти, но даже и на
обстоятельное изложение сопутствующей политическим учениям властной
(кратологической) проблематики единственный в данной области знания
учебник в нашей огромной стране нацелен не был. Правда, отдадим должное
научной добросовестности коллектива авторов, которые тем не менее к
проблематике власти в своем учебнике обращаются неоднократно.

Однако сама проблематика власти — ключевая для жизни общества — не была
выдвинута в центр внимания, необходимость иметь специ-

* История политических учений / Под ред. С. Ф. Кечекьяна и’Г. И.
Федьки-на. М.: Госюриздат, I960. С. 7—8.

ализированную науку о власти не осмыслена, возможность вычленить и
изложить историю становления знаний о власти не использована, требуемая
систематизация такого рода знаний, в частности применительно ко времени
издания учебника, не проведена. И не сделано это все именно потому, что
на первом плане стояли вопросы идеологической, классовой борьбы,
политики и “партийности” науки.

Сейчас, по прошествии многих лет, уже нельзя не видеть, что за немалым
числом добрых явлений и сторон нашего былого бытия остались не
реализованными огромные пласты времени и возможностей, потраченных не на
всестороннее образование, а на усвоение односторонних догматических
трактовок, на пустопорожнюю политическую трескотню, на поддержание
непрерывной готовности к идеологической, политической борьбе с
противником. А главное, остались далеко не реализованными реальные
возможности намного лучше устроить и жизнь, и власть и намного лучше
прожить свои жизни. Впрочем, и ныне, хотя уже по другим причинам, это
разбазаривание и растранжиривание уникальных человеческих жизней и судеб
все еще далеко не прекращено.

Но обратимся и к не очень уж далекому прошлому. В 1983 году вышел вторым
изданием удачный учебник 3. М. Черниловского “Всеобщая история
государства и права”. И даже этот авторитетный, знающий ученый дает
всего лишь следующее определение: “Предметом науки и учебного курса
всеобщей истории государства и права являются общие закономерности и
специфические черты происхождения государства и права как в целом, так и
в определенных регионах и странах, сущность и особенные формы
государства и права, их развитие и функционирование, всеобщая история
государства и права в ее основных чертах и особенностях, определяемых
объективно обусловленными интересами политически господствующих классов
общества, соотношением классовых сил, классовой борьбой, а в том, что
относится к истории эксплуататорских формаций, — разложение и гибель
одних государств, одних систем права и их замена другими”*.

Проблематика власти, и прежде всего государственной власти, прямого
отражения в приведенном определении не находит, хотя она как бы незримо
присутствует за рассуждениями о государстве, господствующих классах,
классовой борьбе, об эксплуататорских формациях.

Говорить о власти было не принято, а ведь, по существу, мы имеем дело в
первую очередь с государственной властью, из потребностей установления,
поддержания, защиты которой и проистекает необходимость успешного
утверждения государства, основательной разработки права, умелого
проведения политики, выработки идеологии и неустанного ведения той самой
борьбы (политической, идеологической, классовой), о которой так охотно
толкует марксизм.

Помимо права в других науках и учебных дисциплинах до самого момента
распада СССР речь о власти специально не шла. И это было вопреки всем
оптимистическим политико-идеологическим утверждениям предшествовавших
десятилетий о восходящем развитии СССР и социализма, его полной и
окончательной победе, а также об исторической обреченности и
неизбежности гибели “загнивающего” капитали-

* Черниловский 3. М. Всеобщая история государства и права (история
государства и права зарубежных стран): Учебник, 2-е изд., перераб. и
доп. М.: Высшая школа, 1983. С. 13.

стического строя и буржуазных государств. Казалось бы, следовало не
только хвалить социалистическую власть, но и демонстрировать ее реальные
дела, анализировать ее структуры, механизмы и технологии, раскрывать
интеллектуальный потенциал и тайны мастерства. Однако ее реалиям
фактически, по существу, внимания не уделялось. А может быть, речь о
власти не шла потому, что это показывало бы настоящего обладателя власти
и его ответственность? Больше всего говорилось о будущем, о том, что
должно быть, рисовались утопические картины времен, когда и самого
государства уже не будет, а на смену ему придет коммунистическое
общественное самоуправление, при котором можно, очевидно, и без власти
обойтись.

Попробуем еще шире взглянуть на проблему отсутствия науки о власти в
былые советские и иные времена. Совершим еще один поучительный для науки
экскурс, который может способствовать пониманию места и роли властной
проблематики, а также преобладавших в нашем советском прошлом своего
рода традиций в осмыслении и освещении фундаментального социокультурного
феномена — власти.

Здесь особо показательны публикации разнообразных энциклопедий и
словарей, призванных излагать краткую и емкую характеристику наиболее
распространенных и значимых явлений, а также отражающих их понятий и
терминов.

Как же освещались феномен и понятие “власть” с учетом накопленного опыта
и своеобразия марксистской трактовки в последнее десятилетие Советской
власти?

По большей части в такого рода изданиях речь о власти как явлении не
шла, почти не упоминалась даже собственно государственная власть. Мы не
будем называть имена авторов, составителей словарей, руководителей
авторских коллективов. Такую позицию диктовало время, а еще точнее —
идеологические ориентиры правившей партии. Сказать же об отсутствии
внимания к проблемам власти в этих публикациях надо. Они требуют своего
исследования, хотя похоже, что с уходом в прошлое времен правления КПСС
безвозвратно канет в прошлое и какой-либо интерес ко всей подобной
литературе ушедших дней.

Обратимся к фактам. В одном из самых обстоятельных советских изданий —
пятитомной “Философской энциклопедии” (4500 терминов-статей) в ее первом
томе (М., 1960) статьи “Власть” не было вообще. И это при всем
философском значении феномена власти и множестве мыслителей,
обращавшихся к теме власти на протяжении тысячелетий.

В последнем издании “Краткого политического словаря” статьи “Власть” не
было, отсутствовала и статья “Государственная власть”. О власти не
упоминалось даже в статье “Политическая наука” (политоло-гия) и лишь в
общем плане говорилось в статье “Государство”*.

Не предлагал статей “Власть” и “Государственная власть” и “Краткий
словарь по научному коммунизму”, а государство в одноименной статье
характеризовалось как “организация политической власти экономически
господствующего класса для обеспечения управления социальными
процессами, целостности и стабильности развития общественного
организма”**.

“Юридический энциклопедический словарь” включал лишь статью “Власть
государственная”, объясняя, что это — “политическое руко-

* Краткий политический словарь, 5-е изд., доп. М., 1988. С. 89—91, 324.
** Краткий словарь по научному коммунизму. М., 1989. С. 54.

водство обществом при помощи государственного аппарата; выступает в
качестве орудия осуществления общеобязательной воли господствующего
класса или всего общества. Власть государственная состоит в том, что она
проводит в жизнь волю господствующего класса при помощи государственного
аппарата, особых опирающихся на отряды вооруженных людей принудительных
учреждений (армию, полицию, тюрьмы и т. п.)”*.

Не содержали статей о власти и многие другие идеологически
ориентированные издания словарей. А ведь, казалось бы, они должны были
ориентироваться на разъяснение читателям сути, содержания, специфики
этого важнейшего социокультурного феномена и, более того, формировать
соответствующее отношение к власти. В их числе словари:
“Коммунистическое воспитание” (М„ 1984); “Словарь по партийному
строительству” (М., 1987); “Краткий педагогический словарь
пропагандиста” (М„ 1988); “Управление экономикой” (М., 1986);
“Современная социал-демократия” (М., 1990).

Вместе с тем, давая общую характеристику столь специфических изданий,
как словари и энциклопедии, нельзя не отметить высокий интеллектуальный
и профессиональный уровень многих авторских коллективов и конкретных
ученых. Именно поэтому еще в советское время вопросы о власти, несмотря
ни на что, все-таки ставились в ряде изданий, привлекая внимание к
многогранности и своего рода неисчерпаемости феномена власти.

Так, “Советский энциклопедический словарь” в краткой, но емкой статье
отмечал: “Власть—в общем смысле способность и возможность оказывать
определяющее воздействие на деятельность, поведение людей с помощью
каких-либо средств — воли, авторитета, права, насилия (родительского,
государственного, экономического и др.); политическое господство,
система государственных органов”**.

“Философский энциклопедический словарь” опубликовал развернутую статью
Ф. М. Бурлацкого “Власть”. Фактически повторяя приведенную выше
формулировку, автор далее подчеркивал: “Научный подход к определению
власти требует учета множественности ее проявлений в обществе, а
следовательно, выяснения специфических особенностей отдельных ее видов —
экономической, политической (в том числе государственной, общественной),
семейной; разграничения классовой, групповой, личной власти, которые
переплетаются между собой, но не сводятся друг к другу; разграничения
особенностей, форм и методов проявления власти в различных социальных,
экономических и политических системах. Если в антагонистическом обществе
главной характеристикой власти являются отношения господства и
подчинения, то в социалистическом обществе на смену им все более
приходят отношения, основанные на убеждении, руководстве, влиянии,
контроле”***. “Философский словарь” в статье “Власть” отмечал, что “к
основным формам проявления власти относятся господство, руководство,
управление, организация, контроль”****.

Стоит обратиться и к “Словарю синонимов русского языка”. В нем
говорилось: “Власть — 1. Кормило правления (или власти, государства)

* Юридический энциклопедический словарь. М„ 1984. С. 40. ** Советский
энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1980. С. 232.

*** Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 85. ****
Философский словарь, 5-е изд. М., 1986. С. 68.

(книжн.); бразды правления (высок.); владычество (устар. и высок.) как
символ власти монарха: престол, трон, корона, скипетр (в царской России:
шапка Мономаха), 2. См. Полномочия. 3. См. Правительство. 4. См.
Могущество”*.

В 1988 году обстоятельная статья “Власть” была опубликована в первом в
СССР словаре по социологии (400 статей). Правда, в духе тех времен
статья завершалась утверждением, что “в условиях коммунистического
общественного самоуправления отомрет основной институт политической
власти — государство, однако сохранятся руководство и управление,
которые утратят политическое содержание”**.

Наконец, еще в советское время был подготовлен под редакцией автора
данной книги первый в нашей стране “Политологический словарь”, авторы
которого (а их 49 человек) объективно оценивали политическую лексику
современности. Основное содержание словаря и по сей день не утратило
своей актуальности и значимости. В статье “Власть” удалось изложить те
основные идеи, которые получают развитие и в данной книге***.

После 1991 года в связи с изменением общественно-политической и
собственно властной ситуации, несмотря на огромные трудности в
исследовательской и издательской деятельности, возникли тем не менее
новые, более благоприятные возможности и условия для разработки
собственно проблем власти и науки о власти — кратоло-гии, как ее именует
автор в печати с октября 1991 года****. В настоящее время постепенно
утверждается взгляд на власть как на широкое^, многогранное,
фундаментальное социальное явление, уникальный феномен, требующий
масштабного видения и умения выделять в нем власть определяющую, главную
— государственную, а не политическую.

В качестве еще одного примера приведем определение власти, данное в
“Иллюстрированном энциклопедическом словаре”, впервые выпущенном в нашей
стране и содержащем 18 тыс. статей. “Власть, в общем смысле —
способность и возможность оказывать определяющее воздействие на
деятельность, поведение людей с помощью каких-либо средств — воли,
авторитета, права, насилия (родительская власть, государственная,
экономическая и другие); политическое господство, система
государственных органов”*****. Здесь в отличие от многих российских
изданий по политологии утверждается крупномасштабный взгляд на власть и
возможность выделения самостоятельных типов и видов власти. Наши же
политологи в большинстве своем продолжают до сих пор толковать только о
политической власти как о главном ее типе. Но разве можно не видеть, что
нынешней государственной власти, хотя и политической по характеру,
противостоит сейчас иная политическая власть-—власть в рядах оппозиции,
практически не имеющая с государственной властью ничего общего?

* Словарь синонимов русского языка: ок. 9000 синонимических рядов, 5-е

изд. М„ 1986. С. 66—67.

** Краткий словарь по социологии. М., 1988. С. 30.

*** Политологический словарь / Сост. Р. Г. Григорян, А. А. Когтева, Т.
А. Малыгина, В. Г. Смольков, В. Ф. Халипов. Киев: ИнноЦентр, 1991. С.
27—28. **** Партийная жизнь. 1991. №19. С. 51.

***** Иллюстрированный энциклопедический словарь. М.: Большая Российская
Энциклопедия, 1995. С. 134.

В настоящее время проблематика власти, особенно власти государственной,
в частности, в связи с принятием Конституции Российской Федерации 1993
года, пронизанной идеей и формулировками государственной (а не
политической) власти, стала выходить на подобающее ей центральное место.
И если словарей социокультурного, гуманитарного профиля издается сейчас
еще немного, их уже начинает пронизывать идея власти и проблема
потребности в знаниях о власти*. Автору данной книги удалось в таких
изданиях, как “Словарь делового человека” (1994) и “Политологический
словарь” (1995), не только зафиксировать идею кратологии — науки о
власти, но и в ряде словарных статей провести характеристику этого
нового научного направления, новой самостоятельной области знания**.

К числу последних справочных изданий можно отнести подготовленный с
участием автора данной книги словарь “Власть. Политика. Государственная
служба” (1996). Из 900 терминов и понятий, освещенных в нем, собственно
к проблематике власти относится 600 понятий***. Увенчивается весь этот
теоретический труд изданием кратологическо-го словаря “Власть” с
обстоятельной статьей “Власть”****.

Если демократизация приоткрывает возможность вникнуть в вопросы власти,
властеведения, то откладывать ее использование на будущее нельзя. Так
или иначе, а потребность в развитии науки о власти уже возникла, и
пришла пора усилить внимание к властной теории и практике. Резервы для
этого у нас имеются, теоретический потенциал во многом наработан,
методология рационального построения здания науки из массива накопленных
идей во многом сложилась.

Вместе с тем надо ясно сознавать, что не только российские, ной
зарубежные ученые далеко не всегда уходили вперед в разработке науки о
власти и нередко признавали это. Можно согласиться с выводом Мишеля
Фуко, приводимым В. А. Подорогой, что “теория власти как основа
глобального политического анализа еще не создана и все реальные
проявления власти продолжают и по сей день оставаться чем-то загадочным,
неопознанным, даже демоническим”*****.

Назревшие задачи углубленной разработки науки о власти приобретают
сегодня особый, можно сказать, судьбоносный смысл и для России, и для
других государств в силу ряда первостепенных причин. Здесь и приход к
власти во всей ее вертикали многих новых молодых людей, и скудость рынка
властных идей у теоретиков. Это и назревшая потребность новых идей в
условиях реформ и перехода к рынку, в условиях

* Политология: Энциклопедический словарь / Общ. ред. и сост. Ю. И.
Аверьянов. М.: Изд-во Моск. Коммерч. ун-та, 1993; Краткий словарь
современных понятий и терминов / Сост. и общ. ред. В. А. Макаренко. М.,
1993; Социальное управление: Словарь / Под ред. В. И. Добренькова, И. М.
Слепенкова. М.: Изд-во МГУ, 1994; Политологический словарь / Рук. авт.
кол. А. А. Миголатьев. М., 1994. Ч. 1 и II.

** Словарь делового человека (для вузов). Под общ. ред. В. Ф. Халипова.
М.: Интерпракс, 1994; Политологический словарь: Учеб. пособ. / Под ред.
В. Ф. Халипова. М.: Высшая школа, 1995.

*** Халипов В. Ф., Халипова Е. В. Власть. Политика. Государственная
служба. М.: Луч, 1996.

**** Халипов В. Ф. Власть. Кратологический словарь. М.: Республика,
1997. С. 70—76.

***** Власть: Очерки современной политической философии Запада. С. 206.

растущего осознания, что у рынка, бизнеса, менеджмента и власти много
общего, схожего, немалое совпадение интересов, задач и технологий. Это и
важность утверждения цивилизованных форм, структур и методов
властвования, разумного освоения зарубежного политико-правового опыта,
достижений и невостребованных идей дореволюционной российской правовой и
политологической мысли.

В числе первоочередных сегодня обозначилась задача систематизации идей,
конкретизации и координации теоретических усилий специалистов различных
гуманитарных областей знания, в поле зрения которых входят те или иные
существенные проблемы власти. Прежде всего следует назвать философию
власти, социологию власти, психологию власти, этику и эстетику власти,
антропологию власти, историю власти и, разумеется, все многообразие
идей, представлений о власти, ее леги-тимности и конституционности в
собственно правовой теории.

Отдадим должное большому кругу отечественных исследователей, которые,
несмотря ни на что, обращались в своих трудах к проблемам власти и
обогащали многие теоретические представления. Среди авторов таких
исследований С. С. Алексеев, Л. Н. Алисова, Д. Н. Бахрах, Ю. М. Батурин,
Г. А. Белов, А. П. Бутенко, Н. А. Васецкий, Ю. Г. Волков, Г. В. Голосов,
Р. Г. Григорян, Г. И. Демин, А. А. Деркач, В. Д. Дзод-зиев, Л. Г.
Егоров, В. И. Ефимов, Н. Н. Ильчук, И. А. Исаев, Н. М. Кей-зеров, Д. А.
Керимов, А. А. Когтева, М. И. Колесникова, Б. И. Краснов, О. Е. Кутафин,
Г. В. Мальцев, Ю. Ф. Мельников, А. А. Миголатьев, В. В. Мшвениерадзе, В.
С. Нерсесянц, В. С. Овчинников, А. П. Огурцов, В. П. Пугачев, Г. Ю.
Семигин, А. И. Соловьев, Ю. Н. Старилов, Ю. А. Ти-хомиров, Б. Н.
Топорнин, А. А. Федосеев, Г. Г. Филиппов, Е. В. Халипова, В. А. Цыпин,
Е. Л. Черников, Е. Б. Шестопал, Р. Г. Яновский и другие ученые.

В последний советский период появилась возможность полнее и громче
заговорить о проблемах власти. Назовем лишь некоторые публикации: Ф. М.
Бурлацкий и В. О. Мушинский “Народ и власть” (М., 1986); А. П. Бутенко
“Власть народа посредством самого народа” (М., 1988); Ю. В. Феофанов
“Бремя власти” (М„ 1990); сборник статей “Право и власть” (М., 1990);
книга “Власть” — очерки коллектива авторов, посвященные современной
политической философии Запада (М., 1989); Д. М. Выдрин “Очерки
практической политологии” (Киев, 1991) и др. Издавалась интересная
переводная литература: бывший президент Французской республики Валери
Жискар д’Эстен “Власть и жизнь” (М„ 1990; 1993); американский политолог
Роберт Такер “Сталин: путь к власти 1879—1929. История и личность” (М.,
1990); политолог русского зарубежья А. Авторханов “Технология власти”
(М., 1991). Спустя многие десятилетия пришел к нашему читателю А. И.
Деникин “Очерки русской смуты. Крушение власти и армии, февраль —
сентябрь 1917” (М., 1991).

Выходят разнообразные аналитические труды и в постсоветский период. Они
охватывают все более широкий круг проблем власти: осмысливают прошлое
СССР и КПСС, их противоречивый опыт и уроки, систематизируют властные
представления в многовековой человеческой истории и современных
зарубежных и отечественных концепциях, затрагивают новые области знания,
намечают контуры грядущего. К исследованиям такого рода можно отнести:
В. 3. Роговин “Власть и оппозиции” (М., 1993); “Наука и тоталитарная
власть”. Под рук. А. П. Огурцова. (Философские исследования. 1993. № 3);
А. А. Игнатенко

“Как жить и властвовать. Секреты успеха, добытые в старинных арабских
назиданиях правителям” (М., 1994); Г. К. Ашин “Элитология” (М., 1995);
Ф. Д. Бобков “КГБ и власть” (М., 1995); О. С. Анисимов, А. А. Деркач
“Основы общей и управленческой акмеологии” (М., 1995); Т. П. Коржихина
“Советское государство и его учреждения (ноябрь 1917 г.— декабрь 1991
г.)” (М., 1995); В. В. Аксючиц “Идеократия в России” (М.,

1995); “Самый короткий путь к власти”. Под ред. Н. Н. Петропавловского
(Таганрог, 1995); А. Богданова “Музыка и власть” (М., 1995); В. Д.
Тополянский “Вожди в законе. Очерки физиологии власти” (М.,

1996); Ю. М. Лужков “Эгоизм власти” (М., 1996); П. А. Судоплатов
“Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля” (М., 1996); Г. Н.
Селезнев “Вся власть — ЗАКОНУ!” (М„ 1997) и др.

Как видим, власть и властители выдвигаются в центр внимания общества.
Пора сказать свое слово и науке о власти. Всегда плохо, когда наука и
власть разъединены. Напомним о В. И. Ленине. Из того, что он написал и
наговорил, значительная часть относится к политике и власти. Еще в
сентябре 1917 года он писал: “Ни обойти, ни отодвинуть вопроса о власти
нельзя, ибо это именно основной вопрос, определяющий все в развитии
революции, в ее внешней и внутренней политике”*.

Собственно о власти, особенно о Советской власти, он говорил довольно
часто. А в лекции “О государстве” II июля 1919 года В. И. Ленин хотя и
не упомянул о государственной власти, но вел речь именно о власти:
“власти старейшин рода”, “власти иногда за женщинами”, “власти
рабовладельцев”, “власти одного”, “невыборной власти”, “власти
меньшинства”, “власти помещика”, “власти капитала”, “власти денег”,
“власти кучки миллиардеров”, “власти народа”, “власти общенародной”,
“власти советской”**.

Посмотрим в будущее оптимистически, с верой, что именно за наукой о
власти — завтрашний день науки и практики, и вместе с тем покажем, сколь
велик объем стоящих перед нами задач.

2. Необходимость масштабного взгляда на проблему неразработанности науки
о власти

Мы с сожалением констатируем, что до сих пор не существовало науки о
власти (кратологии). Но это верно лишь в общем плане. Дело в том, что в
данной области знания предшественники сделали очень многое. Чтобы это
увидеть, надо все сделанное переосмысливать, переоценивать и
истолковывать заново. Здесь предстоит и прорыв в науке, и формирование
обновленной науки XXI века.

При этом следует принимать во внимание два принципиальных
обстоятельства.

Во-первых, необходимо более глубоко исследовать становление, оформление,
развитие за столетия и тысячелетия тех или иных конкретных
представлений, взглядов, понятий и концепций о власти в разных странах и
на разных языках (греческом, латинском, персидском, индийском, японском,
китайском, русском, английском, французском, немецком, итальянском,
испанском и др.). Например, политика во вре-

* Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 34. С. 200. ** См. там же. Т. 39. С.
64—84.

46

мена Аристотеля фактически толковалась прежде всего как совокупность
знаний о власти, как наука о власти; ныне же к Аристотелю возводят
истоки политологии, а сама политология оттеснила на обочину потребность
в науке о власти.

Во-вторых, надо понять, как много своеобразия привносится при переводе с
одного языка на другой, тем более с языков далеких эпох на язык наших
дней, в понимание и истолкование любых вопросов, и в частности в
понимание власти, ее видов, правления, управления, политики и т. д. Это
связано с неадекватностью понятий в различных языках, их
нетождественностью. Если уж в одном и том же языке меняется,
развивается, наполняется новым смыслом, содержанием то или иное
конкретное слово (тем более понятие), как это, к примеру, произошло в
русском языке со словами “спутник”, “информация”, “демократия”, то что
же тогда говорить, когда произведения мыслителей минувших веков и
тысячелетий переводятся с их родных языков на современные языки. Разве
не встает вопрос о существенной трансформации былых текстов и смыслов в
угоду нашему времени?

Однако еще не стало правилом принимать в расчет это своеобразие, эти
детали, хотя и очень важные. Но в нашем случае такие вопросы не обойдешь
вниманием, ибо речь идет о весьма принципиальном явлении: фактическом
конституировании ключевой области знания — науки о власти (кратологии).
Научная точность, объективность, справедливость, чистота научного поиска
обязывают более внимательно, более пристально и ответственно вчитываться
в труды мыслителей прошлого.

Ведь мы, с большим трудом перейдя к науке о политике (политологии), в
оформлении науки о власти (кратологии) делаем пока лишь первые шаги.
Только отдельные темы о власти включены сейчас в те или иные программы и
пособия по политологии.

Не решен даже ключевой вопрос о том, что чему предшествует: власть —
политике или политика — власти и какую именно науку надо в первую
очередь осмысливать, оформлять, формировать.

По нашему глубокому убеждению, речь должна идти в первую очередь о
власти, а уже затем о политике как о линии поведения 1) той или иной
власти, 2) тех, кто стремится к власти, 3) тех, кто вообще занимает
какую-либо позицию в любых делах, в том числе в чисто обыденных,
житейских.

Дело в конце концов не в том, что власть является якобы порождением,
продуктом политики, объектом устремлений политиков. Дело в том, что
именно власть — изначальное, фундаментальнейшее социальное явление; что
же касается политики, то она есть прd?joooooooooooooooooooooooooooo

?>®°hµf·01/243/4¦3/4¬3/4AEAoooooooooooooooooooooooooooo

? ”

oooooooooooooooooooooooooooo

‘O(e)O+”-a/V1o4>7*8:a

Rjoe U I 9?:a;oooooooooooooooooooooooooooo QTHTX"Y \"^ue^>aOboecEgEhxnoooooooooooooooooooooooooooo

‰R?AE‘?“?”?•?–I—j?oooooooooooooooooooooooooooo

?

?

oooooooooooooooooooooooooooo

oooooooooooooooooooooooooooo

oooooooooooooooooooooooooooo

.

>

D

`

d

j

l

?

ue

–

6

H

N

^

oooooooooooooooooooooooooooo

^

b

h

j

?

A

AE

I

O

oooooooooooooooooooooooooooo

b

i

oooooooooooooooooooooooooooo

b

d

f

?

A

AE

I

U

?

oooooooooooooooooooooooooooo

oooooooooooooooooooooooooooo

oooooooooooooooooooooooooooo

(

,

oooooooooooooooooooooooooooo

oooooooooooooooooooooooooooo

®

oooooooooooooooooooooooooooo

®

?

$

&

B

®

?

3/4

O

e

o

I

3 –3 04 ¦4 i4 (6 d6 a6 oooooooooooooooooooooooooooo

[ ~] ._ oooooooooooooooooooooooooooo

— Oe? ?! ?¤ OY ?§ j« R® ^? oooooooooooooooooooooooooooo

l

x

O

TH

a

ue

X

f

r

v

a Aec 2e aei oooooooooooooooooooooooooooo

r

oooooooooooooooooooooooooooo

v

oooooooooooooooooooooooooooo

oooooooooooooooooooooooooooo

¬

°

V

>- :! ?” –# 2& ?’ ?) oooooooooooooooooooooooooooo

T IT >W ?X |[ T_ a_ b Ob
oooooooooooooooooooooooooooo

? d? l‚ Oe‚ P? ?„ oooooooooooooooooooooooooooo

B! *¦ oooooooooooooooooooooooooooo

|

oooooooooooooooooooooooooooo

T

X

oooooooooooooooooooooooooooo

oooooooooooooooooooooooooooo

oooooooooooooooooooooooooooo

†

??

¬?

o?

o?

1/4•

A•

d›

h›

T?

X?

??

®‡

>‹

??

*‘

f“

„—

ue?

B›

>?

D¤

EY

r?

?

?µ

AE·

oooooooooooooooooooooooooooo

данные на том или ином уровне обещания, обычно в письменной форме,
требующие их безусловного исполнения. Различают обязательства конкретных
властей, организаций, лиц, договорные, международные, юридические и т.
д.

Субъектов власти всех ступеней во властных структурах характеризует мера
участия во власти, т. е. деятельность по выполнению обязанностей во
властных структурах, сотрудничество с несением своей доли
ответственности. Система и структура власти, очерчивая круг полномочий,
прав, обязанностей субъектов, включают тех или иных лиц, органы,
учреждения в обширный круг взаимодействия — подчинения, исполнения,
соподчинения, равноправия, партнерства и т. д.

Именно властные структуры отличаются продуманной, а порой и внезапно
созданной жесткой субординацией, или системой строгого служебного
подчинения младших старшим, как во всей властной вертикали, так и в
конкретных звеньях, органах, учреждениях власти.

Другим существенным аспектом властных отношений является соподчинение —
одновременное, на равных основаниях подчинение разных субъектов власти
одному и тому же вышестоящему субъекту.

Часто используется сегментация власти — распределение всего круга дел,
массива власти по конкретным участкам, долям ее.

Разумеется, практика и терминология такого рода может меняться,
варьироваться, корректироваться, нередко даже в зависимости от того или
иного понимания вопросов властвования и настроений властителей.

Если же сугубо демократические принципы нарушаются, то речь может пойти
о дележе (дележке) власти, или, говоря проще, о разделе, распределении
власти между лицами, учреждениями, как правило, помимо всяких
существующих норм, установлений, что явно или молча осуждается
общественностью.

Весь этот перечень полномочий, прав, ответственности субъектов прямо
выходит в сферу конституционного (государственного) права и практической
кратологии, реальной полноты прав, их объема, масштабов, возможностей. В
свою очередь, здесь появляется и соответствующий лексикон. Например,
полная власть — конечно, это не просто важная характеристика состояния
власти, наличия и исчерпанности ее прав и полномочий, но и существенная
констатация исчерпывающей широты и пределов, объемов и влияния власти в
сфере ее распределения.

Отношение людей, законопослушных и даже непослушных граждан или
подданных, задействованных во властных структурах, к носителям и
обладателям власти чрезвычайно многопланово, но основные

проявления этого отношения по-своему устоялись и получили определенную
квалификацию. Конечно, они учитывают и феномен разделения властей, и
наделенность властью соответствующих уровней, эшелонов во властной
структуре. К числу проявлений такого рода относятся следующие явления и
понятия.

Почитание властей — глубокое уважение к властям, находящее проявление в
особых знаках внимания, послушания, исполнительности.

Зависимость — подчиненность другим, чужой воле, чужой власти при
отсутствии или резком ограничении своей самостоятельности, свободы.

Лояльность к властям — поведение в рамках законности,
формально-благожелательного отношения к власти и ее представителям.
Спектр такого рода лояльности исторически необычайно широк, ибо включает
отношение и к национальным и иностранным властям, и к властям
республиканским, демократическим и монархическим, и к властям различных
эшелонов правящих структур.

В общем блоке отношений к властям и рядом с ними соседствуют и
объективно установленные законом определенные условия восприятия той или
иной власти, реагирования на нее. В этой области имеет место и такое
явление, как неподвластность — независимость от данной власти,
неподведомственность, выпадение из поля ее влияния (юрисдикции). Среди
проявлений иных отношений — неподчинение (бунтарство), игнорирование
властей, противодействие властям и т. д. В них могут отражаться варианты
поведения граждан, физических и юридических лиц.

Как видим, проблематика практической кратологии чрезвычайно широка и
находится в тесной связи с теорией власти. Главное состоит в том, чтобы
власть правила разумно, успешно, твердо и по закону.

Как отмечает профессор Калифорнийского университета, вице-президент
Международной социологической ассоциации Н. Смелзер, для понимания
политического устройства необходимо знать, что означают понятия
“власть”, “сила” и “господство”. Он характеризует их, опираясь, в
частности, на суждения М. Вебера и Т. Парсонса: “Можно утверждать, что
власть — основа политики. Социологи, исследующие политическую жизнь
общества, должны серьезно разбираться в существе природы власти. Макс
Вебер, разработавший многие социологические понятия, ввел некоторые
основные положения политической социологии. Он предложил одно из
наиболее известных определений власти: это “возможность для одного
деятеля в данных социальных условиях проводить собственную волю даже
вопреки сопротивлению”. Такое определение применимо к отношениям между
двумя партиями. Подразумевается, что одна из них осуществляет власть над
другой. Власть может быть основана на применении силы, связана с
занимаемой политической должностью, унаследованным авторитетом или
авторитетом статуса, как, скажем, власть родителей над
несовершеннолетними детьми, и с многими другими факторами. Что
представляет собой власть, когда речь идет о более крупных группах,
например общностях и обществах? Талкотт Парсонс характеризует ее как
“способность общества мобилизовать свои ресурсы ради достижения
поставленных целей”. Еще власть можно определить как “способность
принимать решения и добиваться их обязательного выполнения”. Парсонс
сравнивает власть с деньгами, поскольку она также “один из видов
ресурсов. Кроме того, власть — это действенность системы, способность

^ принимать законы, поддерживать порядок, защищать общество от врагов”*.

Смелзер далее пишет: “Независимо от определения власти необходимо
проводить различие между властью и силой. Сила — применение физического
воздействия, чтобы навязать свою волю другим. Это более узкое понятие,
чем власть, поскольку власть может осуществляться без применения силы.
Тем не менее люди часто склонны уравнивать силу и власть”**.

В заключение, анализируя мир власти в рамках практической кра-тологии и
делая упор на оценку многочисленных ее аспектов, проявлений,
характеристик, следует указать, что у понятия власти имеется немало
синонимов, аналогов. Что представляют собой некоторые из них?

Властительство — господство, повелевание в формах, свойственных
абсолютной власти.

Владычество — господство, полная власть, обладание и управление (в
отношении власти, сана, звания, территории).

Властвование — владение, управление в значении действия;
господ-ствование.

Господство — подавляющее, преобладающее влияние, обладание всей полнотой
власти над кем-либо.

Влияние — суть действия власти, ее авторитета; действие, воздействие,
оказываемое кем-либо, чем-либо на кого-либо, что-либо, например
историческим лицом на других людей и общественные процессы. Мощь —
могущество, сила, властное воздействие. Покровительство — 1) защита,
заступничество, оказываемое кому-нибудь; 2) поощрение какой-нибудь
деятельности, благоприятное отношение со стороны властей.

В этой связи обратим внимание и на подчинение — 1) нахождение в
зависимости от кого-либо; повиновение кому-нибудь; 2) обращение
кого-либо в зависимость от кого-нибудь; понуждение действовать сообразно
чему-нибудь.

Отметим и поклонение — восторженное почитание, отношение с почтением к
кому-либо, чему-либо.

Приведенный перечень, разумеется, неполон, и мы не стремимся исчерпать
его. Здесь, как и в других местах книги, нам хочется еще раз привлечь
внимание к тому, что в сфере власти мы имеем дело с поистине необозримым
поприщем человеческой деятельности, требующей гораздо более глубокой
специальной научной разработки, чем это было до сих пор в отечественной
и мировой практике.

Что же касается собственно практической кратологии, то в ней всегда в
центре внимания будет стоять искусство власти, т. е. высокая степень
мастерства властителей и властных органов.

Необходимость проявления искусства во властной деятельности обусловлена
своеобразием этой сферы, требующей от лиц, организаций (органов и т. д.)
умения продумывать, вырабатывать, проводить в жизнь определенную линию
поведения, курс, политику, предполагающие высокую степень совершенства
влияния на людей, народы, государства с целью достижения нужных
результатов.

Искусство власти включает многообразие форм, приемов, способов, средств
властной деятельности, способность в рамках закона к ма-

неврированию, соглашениям, компромиссам, а также к уступкам, давлению,
расчету, проявлению хитрости, уклончивости, соблюдению своей выгоды и т.
д.

В процессе становления многопартийности, большого разброса интересов и
установок различных сил, в ходе политической борьбы, овладения навыками
парламентской деятельности особое значение приобретает овладение
политической культурой и искусством властвования. Поэтому всегда будет
ценимо мастерство власти — высокая степень искусства в выполнении
властных функций и обязанностей.

Однако у искусства и мастерства власти всегда будут и нежелательные
спутники. Их сопровождают:

— властомания, или, говоря иначе, кратомания — разновидность мании:
сильное влечение, пристрастие к власти; болезненное психологическое
состояние с сосредоточением сознания и чувств на идее вла-стеобладания и
властвования;

— властолюбие — страсть к властному господству и безграничная любовь к
распоряжению властью, любовь к самому себе в мундирах власти и с
обладанием широким кругом прав, полномочий, а в связи с этим и благ, и
льгот, и привилегий.

Практика свидетельствует, что навсегда сохранится пирамида власти, а на
ее вершине, на острие — первое лицо (властитель, монарх, президент,
глава государства). А лица рядом с ним или даже он сам будут являть
собой такую неискоренимую историческую фигуру, как властолюбец—человек,
безмерно любящий властвовать, начальствовать, никому не желающий
подчиняться и не думающий ни к кому прислушиваться.

Очень важное значение в теоретической и практической кратологии имеет
проблема разделения властей*.

Это властно-правовая теория и практика, согласно которой власть
понимается не как единое целое, а как совокупность различных функций
(законодательной, исполнительной, судебной), осуществляемых независимыми
друг от друга органами. Идея разделения властей высказывалась еще
античными учеными (Платон, Аристотель и др.), затем Дж. Локком, развита
III. Монтескье и другими мыслителями.

Монтескье писал в своем труде “О духе законов” (1748): “Политическая
свобода имеет место лишь при умеренных правлениях. Однако… она бывает
в них лишь тогда, когда там не злоупотребляют властью. Это известно уже
по опыту веков, что всякий человек, обладающий властью, склонен
злоупотреблять ею, и он идет в этом направлении, пока не достигнет
положенного ему предела…

Чтобы не было возможности злоупотреблять властью, необходим такой
порядок вещей, при котором различные власти могли бы взаимно сдерживать
друг друга… Если власть законодательная и исполнительная будут
соединены в одном лице или учреждении, то свободы не будет… Не будет
свободы и в том случае, если судебная власть не отделена от власти
законодательной и исполнительной… Все погибло бы, если бы в одном и
том же лице или учреждении, составленном из сановников, из дворян или
простых людей, были соединены эти три власти…”**

* Смелзер Н. Социология / Пер. с англ. ** Там же. С. 525—526.

М.: Феникс, 1994. С. 524—525.

*См.: Барабашев А. М. Теория разделения властей: становление, развитие,
применение. Томск, 1988; Разделение властей: история и современность.
М.: Юрид. колледж МГУ, 1996. ** Монтескье. Избр. произв. М., 1955. С.
289—290.

5 В. Ф. Халипов

Идеи разделения власти в той или иной мере нашли впервые распространение
и воплощение при создании буржуазно-демократических политических режимов
как в Европе, так и в США*.

Принцип разделения властей, являющийся важным принципом демократии,
отражен в конституционных актах Великой французской революции**. Он был
использован и во многих других конституциях***.

В России этот принцип был положен в основу преобразований,
осуществлявшихся в ходе реформ 1864 года. Судебная власть отделялась от
законодательной, исполнительной, административной****. Ныне этот принцип
отражен и закреплен в Конституции Российской Федерации. Статья 10
гласит: “Государственная власть в Российской Федерации осуществляется на
основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную. Органы
законодательной, исполнительной и судебной властей самостоятельны”*****.

С учетом этой сложившейся и оправдавшей себя практики укоренился удачный
образ треугольника власти — название общей системы, совокупности властей
(законодательной, исполнительной и судебной). В тесной связи с этим
образом приобрело широкое распространение и понятие “ветвь власти” (в
США branch of power) — отдельная отрасль, линия, боковой отросток власти
в ее общей системе. В мировой науке и практике различают три ветви
власти: законодательную, исполнительную и судебную.

Прежде чем перейти к их характеристике, отметим, что существует и широко
употребимое понятие “представительная власть”, к которой можно отнести
органы законодательной и исполнительной властей. Представительная власть
— 1) власть выборная, основанная на представительстве, выражающем
чьи-либо интересы, прежде всего народные; 2) власть, внушающая почтение
своим обликом и манерой общения.

В рамках кратологии, дающей упорядоченные представления о власти,
излагающей ее целостную теоретическую систему, мы остановимся на общей
оценке трех властей.

О законодательной власти нам уже приходилось говорить. Поэтому лишь
отметим, что она представляет собой важнейшую систему, звено, ветвь
власти. Она охватывает систему тех органов государства, которые
принимают законы. Сама же законодательная власть имеет исключительное
право издавать нормативные акты, которые после конституции обладают
высшей силой, т. е. законы. Этой власти дано решать ключевые
государственные дела — принимать бюджет, финансовые законы и
контролировать действия исполнительной власти — правительства. В тех
странах, где существует парламентарная система, установ-

* В Конституции США, принятой в 1787 году и состоящей из семи статей,
ст. 1 посвящена законодательной власти, ст. II — исполнительной, ст. Ill
— судебной (см.: Конституция Соединенных Штатов Америки. М.: ТОО “Иван”,
1993. С. 3, II, 14).

** См.: Решетников Ф. М. Правовые системы стран мира: Справочник. М.:
Юрид. лит., 1993. С. 198—219.

*** См.: Современные зарубежные конституции. М., 1992; Конституции
государств Европейского Союза. М.: Изд. группа ИНФРА-М—НОРМА, 1997.

**** См.: Исаев И. А. История государства и права России. М.: Изд-во
БЕК, 1993. С. 180. ***** Конституция Российской Федерации. М.: Юрид.
лит., 1993. С. 7.

ден порядок, согласно которому исполнительная власть несет
ответст-денность перед властью законодательной. Высшим законодательным
органом является парламент со всем широким кругом его прав и
обязанностей, со своими структурами, штатами, задачами и целями.

Исполнительная власть* — важнейший вид (ветвь) власти. Задача этой
власти — проводить в жизнь волю избранных или стоящих во главе
государства лиц и органов, представляющих жизненные интересы тех или
иных слоев общества, сословий, наций. Исполнительная власть ._ это
власть правоприменительная, на которую возлагается функция исполнения
законов, принимаемых парламентом, т. е. законодательной властью.

Исполнительная власть принадлежит либо президенту** — главе государства
— и правительству (в президентских республиках), либо главе государства
(в парламентарных республиках). Однако в парламентарных странах роль
главы государства фактически номинальна. Вопросы здесь решаются на
правительственном уровне при определяющем влиянии парламента.

В реальной практике роль исполнительной власти выходит за рамки теории и
нередко за пределы, установленные конституцией. Органы этой власти в
центре и на местах представляют собой гибкий, оперативный инструмент
власти. Обособление и чрезмерное усиление исполнительной власти, как
говорит опыт, способны вести к свертыванию демократии и бюрократизации
общественно-политической жизни. С другой стороны, ослабление этой власти
может повлечь за собой дискредитацию и даже распад данного устройства
власти.

Судебная власть*** — в государстве, придерживающемся принципа разделения
властей, одна из трех важнейших независимых ветвей власти, которой
вменяется в обязанность слежение за строгим соблюдением конституции и
других законов.

Организация судебной власти и характер ее деятельности весьма различны в
различных государствах. Ключевая роль здесь принадлежит юстиции, т. е.
собственно правосудию, а также системе судебных учреждений и их
деятельности по осуществлению правосудия. Центральным звеном в этой
системе является суд — а) государственный орган, ведающий разрешением
гражданских (между отдельными лицами, учреждениями) споров и
рассмотрением уголовных дел; б) само разбирательство дел в суде; в) сами
судьи — те лица, кто судит; г) мнение, заключение. Нередко говорится и о
суде истории, суде потомков. Судебная власть опирается на судебную
систему — совокупность всех судов, имеющих общие задачи, организованных
и действующих на единых демократических принципах, связанных между собой
отношениями по осуществлению правосудия.

” Третья власть” — таково современное распространенное название судебной
власти.

Этими цифрами не ограничивается содержательное применение порядковых
числительных в сфере власти.

* См.: Исполнительная власть в Российской Федерации. М.: Изд-во БЕК,
1996.

** См.: Сахаров Н. А. Институт президентства в современном мире. М.:
Юрид. лит., 1994.

*** См.: Савицкий В. М. Организация судебной власти в Российской
Федерации. М.: Изд-во БЕК, 1996.

” Четвертая власть” (англ. fourth power, от англ. “Fourth Estate” —
“четвертое сословие”, пресса) — образное осмысление и оценка в
современной жизни средств массовой информации, которые по силе влияния
на людей практически выдвинулись в один ряд с тремя властями —.
законодательной, исполнительной, судебной.

Имеются и сходные, близкие понятия — микрофонная власть, весьма
влиятельная информационная власть. Не исчезла пока власть литературы
(поэзии), музыки, шоу-бизнеса, телевидения и т. д.

Информационная власть — возрастающее в наше время значение информации и
силы ее влияния на политические процессы, на процедуры выработки и
принятия важных решений, их пропаганды и реализации. Ныне лидирует тот,
кто владеет полной и своевременной информацией. Целенаправленная
информация важна для создания имиджа власти, политики и политиков.
Возрастание роли такой информации привело к появлению политического
маркетинга и информационного права*. Информация создает имидж,
содействует паблисити, т. е. публичности, известности, популярности
(качества очень необходимые и ценимые во властной практике), рекламе,
деловым связям**.

“Четвертая власть” предопределяет презентации — представление,
предъявление публике, общественности той или иной новой фирмы, компании,
книги, журнала, товара и т. д.; рекламу, в том числе политическую,
нередко с участием самих представителей властей.

Сегодня в широком ходу и понятие “пятая власть” —образное осмысление
возможностей и влияния, приобретаемых в тех или иных странах то ли
мафией, то ли общественным мнением. Этот термин пока еще не устоялся.
Термином “пятая власть” иногда характеризуют и власть рынка, и даже
власть секса. На “пятую власть”, пожалуй, все больше претендует мафия. В
прошлом — это тайная террористическая организация, возникшая на острове
Сицилия в начале XIX века. Ныне это символ и все чаще аналог власти, с
которой связаны активная террористическая деятельность в различных
странах и организованная преступность. В наше время она составляет
предмет особых беспокойств для российских властей.

Не составляет большого труда повести речь и о “шестой”, “седьмой”,
“восьмой” власти и т. д. Все это будут раздумья и обсуждения
практического свойства, фактически обосновывающие их принадлежность к
практической кратологии.

Рассмотрев типологию, систему, структуру, характеристику реальной
власти, логично будет оценить динамику, эволюцию власти, ее кра-тогенез,
сопоставить в рамках сравнительной кратологии ее ступени, стадии, фазы,
их суть и особенности, с тем чтобы привлечь внимание к необходимости
сопоставления, сравнения властной практики различных лиц, эпох, режимов,
государств.

* См.: Копылов В. А. Информационное право: Учебное пособие. М.: Юристь,
1997.

** См.: Шепель В. М. Имиджелогия: Секреты личного обаяния. М„ 1997;
Связь с общественностью — “Паблик рилейшнз” — государственной власти и
управления, 2-е изд. Алматы: Гылым, 1997.

4. Сравнительная кратология

При всей важности сравнений, сопоставлений в теоретической и
практической кратологии в числе базовых, фундаментальных отраслей
кратологии свое самостоятельное и значительное место занимает
сравнительная кратология. Здесь она следует примеру других наук*.

Сравнительная кратология — это одна из ведущих областей науки о власти.
Именно ей надлежит вести исследования, сопоставления различных систем
власти и особенностей их устройства: — в прошлом и настоящем;

— в различных современных государствах и иных властных структурах;

— в разнообразных теориях, концепциях, доктринах, учениях о власти;

— в многочисленных типах, видах и формах власти. На этой основе важно
сопоставлять достоинства и недостатки властей, вырабатывать пути их
совершенствования, выявлять тенденции развития и содействовать их
прогнозированию.

У сравнительной кратологии как области знания есть две существенные
особенности.

Первая состоит в том, что сравнительная кратология тесно связана с
теоретической и практической кратологиями. Она заимствует у них
исследовательский и фактологический материал, на базе которого часто
строит свой анализ и вместе с тем обогащает эти области знания. Это —
явление, во многом свойственное нынешним развитым системам наук. Оно
нередко размывает четкие грани между науками, что, кстати говоря,
помогает именно в этих пограничных районах, на стыках наук чаще
достигать прорывов в теории, а затем и на практике.

Вторая особенность сравнительной кратологии связана с богатством
содержания изучаемого ею реального объекта. В самом деле, когда речь
заходит о сравнении, сопоставлении властных систем, структур, их
элементов, дело не исчерпывается лишь самими типами, видами государств
или учений. Разве можно обойти вниманием разнообразие правящих режимов,
властвующих персон, национально-государственных систем, наличие многих
видов и типов властей, их особенностей, традиций, этапов, стадий,
динамики эволюционирующих властей и т. д.?

В необычайно пестром мире многообразия форм власти, систем
государственного устройства, правящих режимов — особое раздолье для
сравнительной кратологии. Вот где обилие фактов, явлений, примеров,
традиций, уроков, загадок — в поучение и настоящему, и грядущему и в
интересах все более глубокого проникновения в мудрость, своеобразие,
противоречия и проблемы минувших времен. Как справедливо отмечает А. П.
Бутенко, “…в каждом обществе, в каждой стране своя расстановка
общественно-политических сил, свои нравы, свои традиции и учреждения.
Поэтому и государственная, политическая власть реализуется,
осуществляется в каждой стране по-своему, через только ей присущий
государственный строй и политический режим”**.

* См., напр.: Сравнительная социология. Избранные переводы. М., 1995;
Голосов Г. В. Сравнительная политология. Новосибирск, 1995; Доган М.,
Пе-лассиД. Сравнительная политическая социология / Пер. с англ. М.,
1994.

** Политология в вопросах и ответах / Под ред. Е. А. Ануфриева. М.:
Наука, 1994. С. 33.

У каждой власти ее последователи или преемники часто могут что-то и даже
многое позаимствовать. А еще чаще каждая очередная власть, очередной
режим или властитель предпочитают творить “с чистого листа”—были бы
мысли, средства, ресурсы, накопления, капиталы, власть. Тем не менее в
фокусе внимания сравнительной кратологии прежде всего находятся уже
состоявшиеся акции, опыт, история, явления, формы власти, а также труды
мыслителей, мысли правителей, факты правления монархов и президентов.

Вместе с теоретической и практической кратологией сравнительная
кратология интересуется в первую очередь системой и институтами власти,
властными структурами, формами правления, т. е. принципами организации,
нормами, особенностями, приемами устройства и функционирования
государственной власти. Различают и сравнивают монархические формы
(монархии) и республиканские формы (республики) в прошлом и настоящем.
Выделяют и сопоставляют парламентскую и президентскую формы правления,
которые предопределяют особенности систем и структур власти.

Таков подход к сравнительной кратологии в главном, причем, как правило,
с позиций нынешнего дня. Как отправного пункта этих рассуждений для
данной книги может быть достаточно. Но история и реальная
действительность — это, разумеется, неисчерпаемая сокровищница для
отбора фактов, примеров, данных, их анализа, сравнения и сопоставления.
Поэтому мы продолжим осмысление круга представлений в этой области
знания.

В сравнительной кратологии очень часто различия и отличия, показатели и
критерии властей (их типов, систем, видов) связаны с постановкой ряда
ключевых вопросов и поиском ответа на них. Среди этих вопросов: чья
именно власть, какая власть (каковы ее период, сила и уровень, а также
ее ведущие характеристики), в какой области, сфере; власть каких
размеров, масштабов, объемов и т. д. Выстроенные по таким признакам и
основаниям власти, в свою очередь, требуют характеристики производных от
них явлений и фактов.

Остановимся на особенностях общей сравнительной характеристики властей.
При этом важно заняться не самими деталями сравнительной характеристики,
а с позиций методологии показать, на что целесообразно обращать внимание
прежде всего.

В поле зрения сравнительной кратологии в первую очередь попадают:

— исторические типы власти: власть древнего мира, средневековья, нового
и новейшего времени или же власть патриархальная, рабовладельческая,
феодальная, буржуазная, социалистическая;

— субъекты власти: государство, общество, церковь, семья и другие
субъекты; власть правителей (монархическая) и власть демократическая
(народная) в огромном их разнообразии;

— разграничение и характеристика власти по ее объектам, сферам,
регионам, уровням и объемам, ее проявлениям и последствиям;

— сопоставление властей по отношению к ним населения, подвластных.

Преимущественное внимание следует обращать на определяющую сегодня
власть — власть государственную в ее динамике, действенности и
результатах.

Применительно к сфере власти в определенных условиях возникают ситуации,
которые правомерно сопоставлять и квалифицировать

^ац монополию на власть (например, для самодержца, коллегиального
аргана, партии в однопартийной системе) или монопольную власть, т. е. ^
с кем не делимую, не разделяемую, например, в случае утверждения
чьей-либо диктатуры. Отсюда проистекает разграничение на личную „ди
публичную власть.

Личная власть — это фактическая власть, ее объем, права, полномочия,
которыми располагают и пользуются те или иные ее субъекты, носители:
властители, монархи или даже избранные лица— монопольные обладатели
власти на ее разных этажах.

Публичная власть — власть, открытая народу и его суждениям, общественная
по характеру (не частная), вовлекающая в управление широкие круги
населения.

Вся история прошлого отмечена господством власти личной, власти
самодержца, монарха (в различных его наименованиях). Примеров такой
власти множество: императорская власть — неограниченная власть,
принадлежащая императору; королевская власть — неограниченная власть,
принадлежащая королю, и т. д.

Можно упомянуть и более понятную гражданам России царскую власть. Царь —
в России в 1547—1721 годы официальный титул главы государства. Первым
царем был Иван IV Грозный. При Петре 1 был заменен титулом “император”,
но существовал неофициально наряду с ним до 1917 года. Как
свидетельствует история, цари обладали огромной, порой необъятной
властью. В качестве аналогичной, сопоставимой, сравнимой можно назвать
власть княжескую, графскую, герцогскую, власть шахов, султанов, беков и
т. д.

Будучи сходными в главном, правящие режимы разнились в те или иные эпохи
в зависимости от стран, периодов времени, масштабов государств,
населения, многих личных особенностей правителей (возраста, пола, опыта,
характера, индивидуальных особенностей вплоть до здоровья и т. д.).

Субъектом власти может стать и народ. В этом случае речь должна идти о
демократии, или народной власти, т. е. власти, избранной народом и
служащей его интересам. Сущность, содержание, особенности
демократической власти должны в наибольшей мере интересовать
сравнительную кратологию именно сейчас, с началом III тысячелетия.

Западная практика XX века дает массу примеров сравнительного
использования кратологической проблематики и терминологии. Тем более что
западные исследователи имели несравнимо более широкие возможности для
оригинального, нестандартизированного изложения своих позиций.

Интересным примером сравнительного кратологического исследования
являются многочисленные факты рассмотрения того, как осуществляется
власть в условиях тоталитаризма. Так, С. Серебряный свидетельствует:
“тоталитарный” — слово, возникшее в XX веке и применяемое для
характеристики таких политических (государственных) систем, которые
стремятся — ради тех или иных целей — к полному (тотальному) контролю
над всей жизнью общества в целом и над жизнью каждого человека в
отдельности. Слово totalitario впервые было употреблено итальянскими
критиками Муссолини в начале 20-х годов, когда в Италии начала
складываться однопартийная фашистская система. Но Муссолини сам
подхватил это слово и провозгласил своей целью создание “тоталитарного
государства” (“stato totalitario”). Позже в Германии нацистские
правоведы также использовали выражение “тотали-

тарное государство” в положительном смысле. Но за пределами идеологий
итальянского фашизма и немецкого национал-социализма слова
“тоталитарный” и “тоталитаризм” имели в основном смысл негативный,
осудительный. Во время второй мировой войны эти слова были взяты на
вооружение антифашистской союзнической пропагандой. Вместе с тем
“тоталитарный” и “тоталитаризм” стали и терминами науки. Уже в 20-е годы
выявились определенные черты сходства между политическими системами,
складывавшимися в Италии и СССР, а в 30-е годы — черты сходства между
идеологией и практикой сталинизма и нацизма. Когда во второй половине
40-х годов началась “холодная война”, “тоталитаризм” снова стал
словом-лозунгом, словом-оружием — на этот раз в идеологической борьбе
между Западом и СССР. В послевоенные годы в Западной Европе и США
продолжалась и научная разработка понятия “тоталитаризм”, хотя наука не
могла не испытать на себе влияния “холодной войны”. Исследования по
“тоталитаризму” представляли собой, как правило, сопоставительный анализ
политических систем Германии эпохи нацизма, СССР эпохи сталинизма и в
меньшей степени — фашистской Италии. Позже к этому списку стали
присоединять Китай эпохи Мао, а иногда и некоторые другие “тоталитарные
режимы”*.

Назовем в связи с этим получившее широкую известность в мире
сравнительное жизнеописание Гитлера и Сталина — труд знаменитого
английского историка Аллана Буллока**. История и современность полны
подобных исследований. Само развитие мировой властной практики является
своего рода гарантом грядущего потока трудов в этой сфере и рождения
новых идей и опыта на поприще власти.

Сегодня, например, стало модным увлечение федеративным устройством
государственной власти. Как отмечает В. И. Ефимов, реальных систем
государственной власти в условиях федеративного государства ровно
столько, сколько субъектов федерации, плюс еще одна власть —
федеральная. В Соединенных Штатах кроме федеральной государственной
власти существует 50 систем государственной власти штатов, в Мексике —
31 система, в Индии — 25, в Швейцарии — 23, в Бразилии —21 система
государственной власти субъектов федерации и т. д. Пальма первенства,
однако, принадлежит, по-видимому, России, которая как федерация
объединяет сегодня 89 субъектов***.

Согласно Конституции РФ, Россия есть демократическое федеративное
правовое государство с республиканской формой правления. Носителем
суверенитета и единственным источником власти в России является ее
многонациональный народ. Суверенитет РФ распространяется на всю ее
территорию. Российская Федерация состоит из республик, краев, областей,
городов федерального значения, автономных областей, автономных округов —
равноправных субъектов РФ. Каждая республика (государство) имеет свою
конституцию и законодательство. Другие субъекты имеют свои уставы и
законодательство. Федеративное устройство РФ основано на ее
государственной целостности, един-

* См.: 50/50: Опыт словаря нового мышления / Под общ. ред. М. Ферро и Ю.
Афанасьева. М.: Прогресс, 1989. С. 368—369.

** См.: Буллок А. Гитлер и Сталин: Жизнь и власть: Сравнительное
жизнеописание: В 2 т./ Пер. с англ. Смоленск: Русич, 1994.

*** См.: Ефимов В. И. Система государственной власти. М.: Универсум,
1994. С. 142.

стве системы государственной власти, разграничении предметов веде-„ця и
полномочий между субъектами федерации.

В рамках сравнительной кратологии отметим, что президентство в структуре
власти впервые введено в России в июне 1990 года.

Следует, однако, иметь в виду, что это лишь на первый взгляд глубочайшая
и радикальнейшая новация во властной практике в нашей стране. Например,
созданное еще в марте 1917 года, вскоре после кра-ца царизма,
Юридическое совещание разработало в сентябре — начале октября ряд важных
проектов конституционных законов. По одному из них — “Об организации
Исполнительной власти при Учредительном собрании” — предполагалось, что
это собрание должно избрать в России временного президента республики,
который стал бы главой государства и главой правительства. Однако эти и
другие проекты создания сильной исполнительной власти оказались не
реализованы*.

Президентство в целом как явление мировой практики** влечет за собой во
властной сфере обширную совокупность многих властных институтов и
большой круг понятий. Назовем некоторые из них.

Президентская республика — одна из форм государственного устройства в
мировой практике с сильной президентской властью и правом президента
формировать правительство.

Президентский совет — рабочий орган при президенте, решающий
применительно к условиям той или иной страны вопросы выработки
рекомендаций и мер по реализации внутренней и внешней политики,
обеспечению национальной безопасности и т. д.

Президентское правление — временно вводимое президентом правление в
интересах соблюдения прав граждан в тех или иных местностях при
объявлении чрезвычайного положения или в других случаях, предусмотренных
конституцией, законом. При этом полномочия соответствующих органов
государственной власти и управления приостанавливаются.

Следующее часто рассматриваемое в сравнительной кратологии ключевое
звено власти — парламент (англ. parliament, нем. Parlament, фр.
parlement, от parler — говорить) — общенациональное представительное
учреждение государства, осуществляющее законодательные функции. Это
выборный высший законодательный орган. В большинстве стран он состоит из
двух палат. В Великобритании он называется парламентом, в США —
конгрессом, в Швеции — риксдагом и т. д. В Англии в средние века
парламент представлял собой сословно-представительное учреждение,
возникшее в XIII веке; во Франции до революции XVIII века — высшее
судебное учреждение.

Парламентаризм — это система организации и функционирования верховной
государственной власти, характеризующейся разделением законодательных и
исполнительных функций при привилегированном положении парламента.
Парламентаризмом именуют также теорию и практику деятельности
парламента. В мировой практике встречается и парламентарная монархия —
тип государственного устройства, при котором в стране наряду с монархом
(с его формальными функциями главы государства) существует и действует
парламент.

* См.: Исаев И. А. История государства и права России. Курс лекций. М.:
Изд-во БЕК, 1993. С. 245.

** Из 183 стран, входивших в ООН в 1993 году, 130 имели пост президента.

Для России важнейшее значение имеет ее парламент — Федеральна ное
Собрание — представительный и законодательный орган России-^ ской
Федерации, состоящий из двух палат — Совета Федерации и Государственной
Думы — и являющийся постоянно действующим органом.

Следует еще раз отметить, что в мировой практике (и исторической, и
современной) названий (и функций) парламентов и их палат обширное
множество.

Конвент (от лат. conventus — собрание, сходка) — 1) высший
законодательный и исполнительный орган Первой французской республики
(1792—1795); 2) в некоторых странах часть названия политических партий,
организаций.

Кортесы (исп. cortes) — 1) сословно-представительные собрания в Испании
и Португалии (в XII—XIV веках); 2) в Испании (до 1977) — парламент.

Лагтинг (норв. lagting) — верхняя палата норвежского парламента —
стортинга (нижняя — одельстинг).

Ландрат (нем. Landrat) — 1) в ФРГ глава местного управления; 2) в
некоторых кантонах Швейцарии название законодательного органа; 3) в
прошлом в России советник от дворян того или иного уезда при
губернаторе.

Меджлис — название парламента или одной из его палат в Иране и Турции.

Сейм (польск. Sejm; англ. seim) — название парламента в некоторых
государствах (например, в Польше).

Сенат (англ. senate; от лат. senatus; от senex — старший, старец) — 1) в
Древнем Риме республиканского периода — верховный орган власти; 2) в
России в 1711—1917 годах — правительствующий Сенат, высший
государственный орган, подчиненный императору. Учрежден Петром 1 как
высший орган по делам законодательства и государственного управления. С
первой половины XIX века — высший судебный орган, который осуществлял
надзор за деятельностью государственных учреждений и чиновников.
Согласно судебным уставам 1864 года — высшая кассационная инстанция; 3)
название верхней палаты парламента в ряде государств (США, Италия и
др.); иногда — наименование органа городского управления.

А дальше — рейхстаг и бундестаг, кнессет, коккай (в Японии), палата
общин, скупщина, хурал и т. д.

Теперь мы подошли к правительству (англ. Government). Это высший
исполнительный и распорядительный орган государственной власти в стране.
Правительства (совет министров, кабинет министров и т. д.) также весьма
многообразны в разных странах.

Конституция Российской Федерации (статьи 110—117) характеризует место,
роль, порядок назначения Правительства РФ, его полномочия и
деятельность.

К властной сфере часто относят и партии (от лат. pars, partis — часть,
группа). Партия — это политическая организация той или иной части
населения, сословия, класса, выражающая и защищающая его интересы и
стремящаяся направлять его действия. Партии создаются, как правило, с
целью прихода к государственной власти или участия во власти. В связи с
этим выделяют партии правящие и оппозиционные. Распространено и
наименование “правительственная партия” — партия, члены которой
возглавляют правительство или входят в него.

– По целям, программам, содержанию деятельности, социальной базе
различают множество партий. Общее число партий в отдельно взя-^дх
странах может составлять десятки. Таким образом, сфера власти, ее
структура находятся в числе первопричин многопартийности.

– Многопартийность — одновременное существование и деятельность двух или
нескольких политических партий в одной стране. На крутых поворотах
истории в России существовали многие десятки партий: в 1917 году—более
70, в 1994 году—56, а ныне—более 100. Как правило, спектр видов их
взаимодействия весьма широк — от противоборства или игнорирования друг
друга до различных совместных акций.

В этом круге рассуждений нельзя обойти еще одну тему, которая не только
в кратологии заслуживает специальных (теоретических, практических,
сравнительных, прикладных, функциональных и даже планетарных)
исследований. Речь идет о крепнущих, обретающих новые масштабы теневых
структурах. Это те самые организации, партии, лица, вновь созданные
структуры, которые до поры до времени остаются в тени, предпочитают
держаться за кулисами и воплощать в жизнь свои замыслы, не привлекая
особого внимания, ожидая своего часа. О широком распространении такой
практики говорит и растущее число все более внушительных явлений и
обусловленных ими понятий: теневая власть, теневая политика, теневое
правительство, теневой кабинет, теневой премьер, теневой министр и т. д.
Впору уже и сравнительно-теневую кратологию создавать.

Если рассматривать властную структуру, вертикаль власти в полном объеме,
в общем разрезе государства, то, конечно, нельзя ограничиваться вершиной
пирамиды власти, которую обычно показывают энциклопедические
справочники, посвященные отдельным странам и современному миру в целом*.
Только к Олимпу вся власть в конечном счете не сводится. Поэтому в столь
многоэтажной постройке нельзя обходить вниманием ни один уровень, ни
один этаж и даже, так сказать, ни одно межэтажное перекрытие. Здесь
раздолье для сравнений и сопоставлений.

В завершение экскурса в этот раздел сравнительной кратологии отметим
особое значение ряда ключевых исследовательских моментов.

Прежде всего, это уроки власти как нечто весьма поучительное в
деятельности власти, из чего можно и нужно делать беспристрастные,
объективные полезные выводы (как позитивного, так и негативного
характера) на будущее и для данной, и для других властей.

Далее, это традиции власти. Их составляют подлежащие особому вниманию и
сравнению обычаи, установившиеся порядки, унаследованные от прошлого,
оберегаемые и хранимые данной властью, изучаемые ею и используемые для
поддержания преемственности и стабильности власти.

Нередко обоснованно говорят о самых разнообразных традициях:
государственных, общественных, монархических, демократических,
политических, национальных, военных, производственных, правовых,
культурных, педагогических, вузовских, школьных, семейных, религиозных и
даже революционных и т. д. Но если в каждом такого рода случае
внимательно подумать, то очень часто за этими традициями вполне

* См., напр.: Весь мир (Энциклопедический справочник). Минск:
Литература, 1996.

отчетливо можно увидеть, уловить и воздействие, и влияние, и интересы
конкретных властей того или иного рода.

Обратим внимание и на обычаи власти как общепринятые порядки,
традиционно установившиеся правила общественного поведения властей,
реализации проводимого ими курса, общения представителей власти с
населением и между собой. Конечно же их надо и изучать, и сравнивать, и
отшлифовывать, а кое-что и отбраковывать.

Пожалуй, наиболее интересны в сравнительной кратологии, как, впрочем, и
в теоретической и практической кратологии, тайны власти, многочисленные,
разнообразные и нередко уникальные, неповторимые и особенно впечатляющие
в их сопоставлении, сравнении. Ими полна история любых государств, и,
видимо, особенно выделяется своими тайнами наша отечественная власть
разных веков и эпох.

Не случайно именно повествованиями о власти и ее тайнах выделяются труды
российских историков Н. М. Карамзина (1766—1826), В. О. Ключевского
(1841—1911), С. М. Соловьева (1820—1879). Вот почему составители
сборника “Тайна власти”, представляющего впечатляющие отрывки из трудов
этих историков и других авторов, обращаются к читателю со следующими
словами:

“В чем тайна власти? В чем ее притягательность? Почему ради власти люди
жертвуют всем — честью, свободой, добрым именем, детьми, жизнью?

История свидетельствует: каждый, кто рвался к трону, искал своего: один
— богатства, другой — почестей, третий — права вершить судьбы людей,
четвертый стремился изменить мир… И почти все они вели борьбу за
власть — борьбу не на жизнь, а на смерть”*. В этой борьбе множество
тайных, малопонятных, труднообъяснимых страниц. Сказанное относится ко
всем видам власти, особенно к власти противозаконной. Наконец, интересны
и многочисленны загадки власти. Это, во-первых, непонятные,
труднообъяснимые, таинственные ощущения, возникающие нередко у граждан
(в том числе у ряда ученых и исследователей) от общения со своими
властями, органами власти и властвующими лицами.

Во-вторых, это труднопонятные и нелегкие для объяснения ощущения,
рождающиеся от общения со своими согражданами, соотечественниками у
самих представителей властей всех уровней, возникающие из непонятных
“тайн” поведения граждан.

В-третьих, это нелегкое объяснение и поиск ответов в самом человеке,
который, как известно из мифологии, был сутью загадки легендарного
Сфинкса.

Дело в конце концов даже не в самом правящем режиме, а в человеке — в
сложности, неисчерпаемости и противоречивости его натуры: в его
стремлении, с одной стороны, к удовольствиям власти, к повеле-ванию себе
подобными, а с другой стороны — в его нежелании подчиняться властям, в
трудностях его обуздания, “оцивилизовывания” за счет воспитания,
образования и культуры.

И несомненно, что наиболее поучительны и загадочны сами властители. Что
же представляют собой властвующие персоны?

Фактически, реально власть приводят в движение, придают ей энергию,
делают ее активной, эффективной, деятельной так называемые

так называемые

* Тайна власти. Харьков: Фортуна-Пресс: РИП “Оригинал”, 1997. С. 3. 140

дервые лица — монархи и президенты на самом верху, а порой и фигуры
рангом, ступенью пониже на других этажах власти (часто это местные
властители и феодалы), способные не очень уж уступать первовла-стителям
по влиянию на сограждан или подданных. А рядом нередко находится очень
влиятельное окружение (сановники, элита, “команда”, придворные и т.
д.)*. Все эти фигуры и соответствующие им понятия и термины сложились
объективно и существуют как факты жизни.

И наука, если она хочет быть честной, объективной, беспристрастной,
обходить эти лица не должна. Ее долг — выявлять их роли, понимать их
функции, задачи, предназначение, сравнивать и сопоставлять их,
классифицировать, предлагать свои оценки, суждения и рекомендации.
Вместе с тем она должна быть готовой к тому, что ее выводами и
суждениями могут и не захотеть воспользоваться и, более того, могут
поставить ученым и науке в вину их оценки.

Первых лиц, ключевых фигур, властвующих персон действительно много.
Другое дело, что всех их назвать, перечислить, классифицировать все еще
трудно. Но они всегда, во все времена и, пожалуй, особенно в канун XXI
века вызывают общий интерес. Не случайно во введении к книге “Монархи
Европы” доктор исторических наук С. П. Пожарская пишет: “В последнее
время отмечается интерес к судьбам европейских династий, как ныне
царствующих, так и покинувших историческую сцену. Это связано, видимо, с
желанием по-новому осмыслить прошлое, понять, что двигало историю, какие
силы определяли ее развитие. …Династия — это монархи, связанные между
собой общим происхождением, сменяющие друг друга на троне по праву
родства и наследования… Сами истоки и эволюцию европейской цивилизации
трудно постичь без учета той роли, которую сыграли монархии в ее
истории”**.

Для нынешних поколений россиян постижение отечественной и мировой
истории с учетом подлинной роли династий, монархов, императоров, царей,
генсеков, а теперь и президентов — дело в общем новое, а главное,
необъятное. Можно лишь упомянуть, что общее число существующих в
кратологической лексике названий, относящихся к первым лицам и более или
менее используемых и в научных трактатах на русском языке, и в обыденной
речи, — свыше 150. И это не считая тех, что уже ушли в прошлое как
устаревшие и даже в словарь В. Даля не всегда включались, а также тех,
что принято относить к так называемой табуированной (непечатной)
лексике. Кроме того, здесь по соседству массивы понятий, особенно из
восточных языков, которые к одним лишь микадо или шах-ин-шах не
сводятся. А еще есть и обилие титулов из сферы многочисленных
африканских родо-племенных наименований.

* См„ напр.: Монархи Европы: судьбы династий / Ред.-сост. Н. В. Попов.
М.: Республика, 1996; Чулков Г. И. Императоры. Психологические портреты.
М.: Моск. рабочий, 1991; Ноймайр А. Диктаторы в зеркале медицины.
Наполеон. Гитлер. Сталин. Ростов н/Д: Феникс, 1997; Бурлацкий Ф. М.
Вожди и советники. О Хрущеве, Андропове и не только о них… М.:
Политиздат, 1990; Чернев А.Д. 229 кремлевских вождей. Политбюро,
Оргбюро, Секретариат ЦК Коммунистической партии в лицах и цифрах:
Справочник. М., 1996; Пчелов Е. В., Чумаков В. Т. Правители России от
Юрия Долгорукого до наших дней. М.: Сполохи, 1997. ** Монархи Европы:
судьбы династий. С. 3.

I

Действительно, велик и многообразен мир властителей, находя. щихся на
вершине власти со всей непредсказуемостью своих мыслей, решений,
действий. Историк Н. Я. Эйдельман отмечал: “История владеет пестрым и
жутким набором самовластных деспотов: Хеопс, Навуходоносор, Калигула,
Нерон, Цинь Ши-Хуанди, Тимур, По основным “параметрам” они были сходны с
тысячами других самодержцев и выделялись из их среды, оставались
печальной памятью иногда ввиду особого зверства, но чаще из-за какой-то
странной, особенной черты, сохраненной сагами, преданиями. Таков был,
на-. пример, египетский тиран Хаким из династии Фатимидов (996— 1021),
перевернувший жизнь страны, приказавший женщинам никогда не выходить на
улицу, днем всем подданным спать, ночью — бодрствовать; и так в течение
четверти века, пока имярек не сел на осла, не объявил правоверным, что
они не достойны такого правителя, и уехал, исчез (после чего попал в
святые, от которого ведет свое начало известная мусульманская секта
друзов)”*.

Разумеется, во все времена во всех странах трудно было подданному или
гражданину остаться вне поля зрения властей, действий властителей и их
окружения. Правда, не до каждого доходила рука правителя, не каждого
миловала или щадила, карала или казнила. Но уж если судьба простого или
не всегда простого человека оказывалась на пути, перед очами повелителя,
след оставался на века. Примеров этому множество. Сошлемся лишь на А. С.
Пушкина. В стихотворении “Моя родословная” (1830) он писал:

Упрямства дух нам всем подгадил: В родню свою неукротим, С Петром мой
пращур не поладил И был за то повешен им. Его пример будь нам наукой: Не
любит споров властелин**.

Итак, что же являют собой правители, властители, вожди, лидеры в мире
человеческой жизни, во властной деятельности? Где здесь область
интересов сравнительной кратологии? Это — анализ нескончаемого перечня и
череды властителей, проникновение в суть их замыслов и дел, их
сопоставление, а также оценка и сравнение результатов и последствий их
правления.

Для нас интересна судьба собственной страны с ее многочисленными
властителями, императорами и вождями.

Выделим лишь Дом Романовых. Это — царствовавшая в России в течение 300
лет (1613—1917) династия Романовых, включавшая не только всех царей и
императоров, но и широкий круг их родственников. Наиболее обстоятельным
и высококвалифицированным современным изданием в этой области можно
считать книгу “Дом Романовых” (авто-

* См,: В борьбе за власть: Страницы политической истории России XVIII в.
М.: Мысль, 1988. С. 355.

** Пушкин А. С. Поли. собр. соч.: В 10 т. М„ 1957. Т. III. С. 209. При
жизни Пушкина стихотворение не печаталось. Имеется в виду Федор Пушкин,
казненный в 1697 году за участие в заговоре Циклера (см. там же, с.
513—514).

ры-составители П. X. Гребельский и А. Б. Мирвис; оформление А. В.
Малафеева; фотограф Н. И. Сюльгин. Спб., 1992).

В книге помещены в хронологическом порядке материалы по истории Дома
Романовых, начиная с боярина Андрея Ивановича Кобылы (1347) и до наших
дней, и родственных им домов, как происходящих от общего предка, так и
породнившихся с ними посредством браков (Английского, Датского,
Шведского и др.). Приведены сведения о жизни и деятельности всех царей и
императоров из Дома Романовых (18 человек) и членов их семьи: жен,
детей, внуков, правнуков, а также сведения по истории родственных им
дворянских фамилий с биографическими данными наиболее выдающихся
представителей этих фамилий.

Властителей, правителей всегда во все времена было множество на нашей
планете. На страницах истории осталось огромнейшее число имен и фамилий,
хотя попасть в ее анналы и войти в сознание потомков всегда было трудно,
особенно когда книгопечатание еще только на ноги становилось, а
компьютерных банков информации даже и в фантазиях не было. Конечно,
сейчас стало получше. Теперь о сколько-нибудь заметной персоне кто-то
рано или поздно напишет и расскажет, с теми или иными предшественниками
и современниками персону эту сравнит.

На Западе такого рода практика существует давно. Достаточно назвать
издания типа “Who’s who” — “Кто есть кто”. Стараясь не уступать дальнему
зарубежью, и у нас в стране недавно заговорили на эту тему*.

Как бы там ни было, вершина пирамиды власти обретает свой неповторимо
индивидуальный облик. Это позволяет составлять вполне сопоставимую
предметную картину деятельности власти в лице ее ключевых фигур,
определяющих направление властного процесса и судьбы власти.

Мы уже упоминали об обилии властных персон с огромным перечнем их
титулов и наименований. Поскольку весь такой перечень сформулировать
практически невозможно, а его типология затруднена и поныне, ограничимся
у истоков современной сравнительной кратологии перечислением лишь
некоторых титулов и образных названий влиятельных фигур. Полная же их
систематизация должна стать дальнейшим шагом в развитии кратологии.

Автократ (от греч. autocrates — самовластный) — самовластитель,
самодержец, неограниченный единоличный правитель с необъятной верховной
властью (буквально, как говорил А. С. Пушкин, “самовластительный
злодей”).

Бей, бек (в тюркских языках — властитель, господин) — титул
ро-до-племенной и феодальной знати в странах Ближнего и Среднего
Востока.

Венценосец — государь, монарх, носитель венца, драгоценного головного
убора, короны как символа власти монарха.

Вождь — от глагола водить (предводительствовать, управлять), отсюда и
вожак, и вожатый, и вождь: 1) общепризнанный идейный, поли-

* Кто есть кто в мировой политике / Ред. кол.: Л. П. Кравченко (отв.
ред.) и др. М.: Политиздат, 1990; Кто есть кто в России и ближнем
зарубежье: Справочник. М., 1993; Кто есть кто в России: Справочное
издание. М.: Олимп: ЗАО

вочник Изд-воЭКСМО-Пресс, 1997

тический руководитель; 2) в старину: военачальник, предводитель. В, И.
Даль писал даже о “вожденачальнике” как старшем вожде. Ныне понятие
“вождь” иногда употребляется в негативном, осуждающем смысле для
характеристики жесткого или обанкротившегося правителя. Такая практика
ведет начало со времен разоблачения культа личности Сталина.

Генсек, или персек (генеральный, или первый секретарь), или
председатель, или сопредседатель партии особенно влиятелен, если сама
партия является правящей, а в стране она единственная.

Государь — 1 ) в Древней Руси и царской России наименование
князя-правителя, царя; 2) в дореволюционной практике — любой светский
владыка, верховный глава страны, владетельная особа: император, царь,
король, владетельный герцог или князь. Государями называли всех членов
царской семьи.

Градоначальник — в России XIX века: начальник с правами губернатора,
управлявший градоначальством — городом, который был наряду с губернией
особой административной единицей (по В. Далю, градо-блюститель,
градодержатель, градодержец, градоуправитель, градоправитель,
градоначальник, градохранитель, градооберегатель и т. д.); общее
название начальника или старшего по званию чиновника в городе; комендант
крепости; полицеймейстер или городничий в городе. Звание градоначальника
присваивалось правителю такого города, который почему-либо не был
подчинен губернатору (например, Санкт-Петербург).

Диктатор (лат. dictator) — 1) правитель, пользующийся неограниченной
властью; 2) лицо, ведущее себя по отношению к другим властно, нетерпимо.

Император (от лат. imperator — повелитель, полководец) — титул некоторых
монархов, а также лицо, носящее этот титул. Первоначально в Древнем
(республиканском) Риме — почетный титул полководцев, со времен Августа
(с 27 г. до н. э.) — титул главы государства.

Король — один из титулов монарха, а также лицо, носящее этот титул.

Махараджа (санскр., буквально — великий правитель) — титул князя в
Индии, высший правитель, которому, в свою очередь, подчинено несколько
других правителей.

Микадо (яп., буквально — величественные врата) — титул императора
Японии.

Монарх (греч. monarches, от monos –

– один и archos — правитель) __

_,_-.„ .- M»~4v^J IIpClorll^JII»^ —

единоличный правитель, лицо, стоящее во главе монархии (король, царь,
император). Как правило, монарх получает власть в порядке наследования.

Правитель (англ. ruler) — лицо, которое правит страной, государством.

Председатель (англ. chairman, president) — выборный руководитель
организации; глава коллективного органа, учреждения, даже страны.

Президент — выборный глава государства.

Премьер-министр — председатель кабинета (совета) министров, глава
правительства.

Соправитель — один из двух, трех и т. д. одновременно властвующих
правителей, которые, по условиям договора между ними, делят власть между
собой. Так, римский император в 284—306 годах Диокле-

тяая назначил себе трех соправителей, разделив империю на 4 части.
практика соправительства возникает вынужденно как результат компромисса
в борьбе за власть, носит, как правило, временный характер и „а деле не
оправдывает себя.

Спикер (англ. the Speaker, speaker) — 1) председатель палаты общин в
Великобритании; 2) председатель палаты в парламентах ряда государств
(США, Канаде, Индии, Японии и др.); 3) выступающий, диктор, ведущий
(программы).

Суверен (фр. souverain, англ. sovereign) — носитель верховной власти.

Султан — титул монарха в некоторых мусульманских странах, а также лицо,
носящее этот титул.

Царь (англ. tsar, tzar, king, ruler) — в России в 1547—1721 годах
официальный титул главы государства. Введен при Иване IV Грозном. При
Петре 1 заменен титулом император, но существовал неофициально до 1917
года.

Цезарь (лат. caesar) — в Древнем Риме титул императора. Здесь стоит
вспомнить о том, какое обилие названий рождено правителями, особенно
монархического рода: герцогство, графство, империя, княжество,
королевство, султанат, халифат, ханство, царство и т. д.

Вместе с тем отметим, что множество первовластителей и первых лиц (лиц
собственно церковного сана мы здесь не упоминаем) не нашли отражение в
этом списке. Вот лишь некоторые из хорошо известных: адмирал, генерал,
генералиссимус, гетман, глава, главнокомандующий, голова, диарх,
директор, дуумвир, дож, дофин, дуайен, дуче, кайзер, канцлер, командир,
командор, лидер, маршал, начальник, патрон, полководец, порфироносец,
префект, проконсул, раджа, ректор, руководитель, самодержец, старейшина,
староста, столоначальник, тиран, трибун, триумвир, триумфатор,
управляющий, фараон, фельдмаршал, фюрер, халиф, хан, шах, шеф, да и
хозяин в конце концов.

Исторический опыт, практика сравнений показывают, что путь к власти
пролегает через:

— нелегкое восхождение к власти — процесс поднятия, передвижения по
ступенькам власти или же сам результат прихода в ту или иную структуру
власти, в орган власти, на властную должность;

— традиционное пышное воцарение — возведение на царство, облечение
царским саном;

— восшествие на престол — процедура и факт вступления во власть,
обретения высшей (царской, королевской и т. п.) власти;

— вхождение во власть — момент, процедура, процесс вступления во
властную должность, начала исполнения властных обязанностей, освоения
круга полномочий, привыкания к властной роли, структуре, сфере;

— дебют во властных структурах — первое (пробное) выступление на
властном поприще, начало пути (иногда и конец); — демократическое
избрание.

Затем начинается фаза пребывания у власти — нахождение у руля
государства или его органов, позволяющее влиять на ход процессов жизни и
контролировать их.

Властитель обретает бразды правления (бразды власти) — власть
начальственную, управление (от “бразды” — удила конские, коленчатый
прут, которым посредством узды взнуздывают лошадей). Он при-

нимает на себя бремя власти (от “беремя”) — тяжесть, тяжелую ношу,
выпадающую на долю властителей. Он достигает вершины карьеры — высшей
ступени карьеры определенного ряда лиц. Предельно возможная вершина —
глава государства. Наконец, он осваивает вершину власти — верхнюю часть
органов власти и управления. В ее фокусе — должность единоличного главы
государства.

Рядом, по соседству находятся — в разных странах и в разных условиях
разные — желанные и влиятельные:

— верхи — высшие руководящие круги общества, государства; — верхний
эшелон — образно осмысленная характеристика высшего круга руководителей,
представителей и носителей власти;

— высший свет — круг лиц, принадлежащих к привилегированным слоям
общества.

Существенны и коридоры власти — в переносном смысле слова высшие слои
руководства; места и центры, где прорабатываются и предрешаются ключевые
вопросы, где можно деликатно, тонко и желательно умно вмешаться,
повлиять на выработку решений, действий, мер.

Как ни хороша власть, какого обилия титулов она ни таит, как ни радуются
ей и диктаторы, и демократы, она сама по себе несет и тяготы, и
трудности, и все чаще очень серьезный риск, вплоть до покушений на жизнь
и убийств*. Эти драматические и трагедийные страницы, сколь они ни
ужасны, сравнительная кратология не имеет права замалчивать. Другое
дело, что заниматься здесь сравнениями порой неэтично.

Власть практически всегда манит к себе людей. Но она и требует от них
особых качеств, а также очень внимательного отношения к ближайшему
окружению, к своей охране и все чаще — умения уйти от власти спокойно,
при жизни и сохранив лицо. К бывшим властителям добавляют приставку
“экс”. Экс— первая часть сложных слов, обозначающих звание, должность
бывших властителей (например, экс-губернатор, экс-король, экс-министр,
экс-правитель, экс-президент, экс-вице-президент, экс-премьер и т. п.).

Важнейшую роль в судьбах правителей, в их деятельности, в жизни их
народов и государств играет ближайшее окружение первых лиц. Несмотря на
обилие титулов и званий, главными качествами этого слоя людей являются
их функции — оказание помощи, дача советов, обеспечение охраны и
всевозможных услуг. Из этих рядов нередко вырастают и очередные
правители, особенно из демократических замов и вице-правителей.

К властителям всегда ближе всех стояли (хотя и могли оказываться их
врагами) соправители, сопредседатели, соучредители, сооснователи. В этом
кругу прорастали всходы не только сотрудничества, сообщничества, но и
острого соперничества. Затем шли наследники, кандидаты в преемники,
заместители и вице-деятели.

Вице — это приставка, заимствованная из латинского языка и применяемая в
начале слов для обозначения заместителя или помощника крупного
должностного лица, представителя власти (например, вице-президент,
вице-премьер, вице-министр, вице-король, вице-губернатор,

* См., напр.: Тайны политических убийств / Сост. и авт. вступ. ст. В. Т.
Вольский. Ростов н/Д: Феникс, 1997. С. 544.

вице-мэр, вице-консул, вице-адмирал и т. д.). В различных странах
нередко законодательным путем устанавливается круг обязанностей,
полномочий и прав лиц такого рода и уровня.

Обычно в непосредственной близости к первому лицу существует круг
приближенных, доверенных, помогающих ему лиц. Среди них помощник,
порученец, секретарь, спичрайтер и т. д. К этому же кругу относятся
штатные и нештатные советники, консультанты, эксперты, наставники и т.
д.

В окружении властителя существуют наделяемые определенными правами и
ответственностью различные советы (государственные, тайные и пр.),
совещания, комиссии, администрации, секретариаты, пресс-службы и т. д.

Наконец, к стоящим близко к правящему лицу относится и круг лиц,
обслуживающих запросы его родных и приближенных — их уют, отдых,
развлечения, охрану их собственности, движимого и недвижимого имущества.

Мы ведем повествование из области сравнительной кратологии о властвующих
лицах в самом общем плане, не затрагивая массы любопытных и поучительных
деталей и подробностей их государственной и личной жизни, их облика и т.
д. И все же обратимся для разнообразия к паре любопытных сюжетов.

Особое место везде всегда занимала тема — женщины и власть, точнее,
женщины, власть и любовь*.

Как свидетельствует Ги Бретон, один из биографов Наполеона, император
Бонапарт “обожал женщин. Он был помешан на них. Чтобы встретиться с
ними, он оставлял свои дела, планы сражений, своих солдат, своих
маршалов. Чтобы завлечь их, он тратил миллиарды из казны, чтобы
обольстить их, он писал им тысячи любовных писем. Чтобы насладиться их
любовью, он посвящал им столько дней и ночей, что было непонятно, как он
находил время, чтобы управлять империей и вести войны. Известно, что у
него одного было больше любовниц, чем у Людовика XV, Франциска 1 и
Генриха IV, вместе взятых. Общество женщин было ему настолько
необходимо, что невозможно понять его как личность, если отказаться
увидеть его резвящимся в постели”**.

А теперь иной сюжет. Бывший президент Французской Республики Валери
Жискар д’Эстен откровенно повествовал о тех сторонах властительства, о
которых редко свидетельствуют власть имущие и без которых картина
властей была бы неполной. В книге “Власть и жизнь” в главе “Удар,
который власть наносит жизни” он писал: “Находясь на посту президента
Республики, внешне я стал меняться в дурную сторону. Этот процесс,
конечно, начался несколько раньше, но он неуклонно продолжался. Я
никогда не был доволен своей внешностью: слишком высокий рост,
препятствующий естественной походке; слишком широкий таз, начинающийся
сразу от пояса, и в юношеском возрасте, как об этом свидетельствуют
фотографии того времени, я пытался слащавой гримасой смягчить
впечатление от этого. Я начал лысеть очень рано. Впервые я это заметил в
ванной комнате

* См., напр.: Салливан М. Любовницы американских президентов / Пер. с
англ. М„ 1994.

** Бретон Г. Наполеон и Жозефина / Пер. с фр. Л. И. Боровиковой. М.:
Стройиздат, 1994. С. 5—б.

в одном небольшом городке, на немецких водах, при свете плафона. Свет
падал отвесно, и я увидел в зеркале свою шевелюру, отдельно каждую ее
прядь, а также просвечивающую под ними кожу. Я испытал нечто вроде
ужаса”*. И далее: “Президентство прежде всего сказалось на моей нервной
системе. Я настолько невежествен в том, что касается функционирования
моего организма (мои познания — на уровне выпускника средней школы!),
что понятия не имею, как характеризовать уровень напряжения,
раздражительности или же слабости нервной системы. Все пережитое мною,
все удары, которые приходится сносить, не проходят даром; моя нервная
система постоянно изнашивается. Любой агрессивный выпад вызывает целый
поток обратных реакций, которые с каждым разом становятся все более
острыми и все меньше поддаются контролю. Последствия этого особенно
ощущаются в отношениях с окружающими, а когда речь идет о тех, кто стоит
у власти, — в отношениях с сотрудниками… Я постоянно контролирую свое
настроение, стараясь избежать его перепадов, поддерживать естественную,
гармоничную атмосферу в отношениях между людьми. Долгое время такой
контроль давался мне легко, не требовал особых усилий. Но, став
президентом, я почувствовал, что это доставляет мне все больше хлопот.
Раздражительность, о которой до этого времени я не имел представления,
постепенно накапливалась во мне. Сдерживать себя становилось все
сложнее, и это было лишь дополнительным источником нервного напряжения.
Вот объяснение моей привязанности к тишине, простору, надежным друзьям,
африканским животным, к этому лишенному раздражительности миру, где
можно без опаски дать волю чувству, где человеку ничто не мешает
отдаться мирному течению жизни”**.

Таковы некоторые сравнительные подробности жизни и судеб властителей в
одной и той же стране, но в разные эпохи и на разных “должностях”. У
одного — пост неограниченного императора, у другого — демократического
президента.

В целом сравнительная кратология — наука серьезная. Она побуждает из
сферы эпизодов и деталей жизни лиц, состоящих при власти, возвращаться в
сферу самой власти, к сравнению ее элементов, сопоставлению властей и их
судеб, а также судеб самих лиц, стоящих у власти.

Здесь теперь весьма поучительной становится российская практика,
особенно когда с начала 90-х годов социологи, историки, журналисты,
писатели открыли для себя неисчерпаемую тему — жизнь отечественной
власти и власть имущих в нашем Отечестве.

Эта тема, фактически являвшаяся запретной во времена правления КПСС,
стала одной из наиболее популярных в печати и на телевидении. Особенно
активно ею стали заниматься такие газеты, как “Независимая газета”,
“Российская газета”, “Известия”, “Комсомольская правда”, “Московский
комсомолец” и другие, перешедшие к практике периодических
социологических опросов на темы власти и определения рейтингов
популярности властных лиц. Определение и учет такого рода рейтингов —
широко распространенная практика в современном обществе. Это и фиксация
реального влияния человека на дела общества, и признание его активного
стремления выде-

* Жискар д’Эстен В. Власть и жизнь. Кн. 2. Противостояние / Пер. с фр Л.
Д. Каневского. М.: Междунар. отношения, 1993. С. 267. ** Там же. С. 269.

диться среди других, занять заметное, подобающее место в жизни. Это и
своего рода пример для других лиц, прежде всего для молодели, пример
того, что при хорошем образовании, жизненной хватке, предприимчивости,
энергии, хорошем здоровье можно прожить жизнь благополучно, обеспеченно,
уверенно. Оговоримся, что такое поведение не лишено риска и требует в
целом спокойной, безопасной жизни. Способствовать ее формированию и
поддержанию — важнейшее призвание властей, государства, права.
Естественно и закономерно, что сравнительная кратология в своих
практических выводах обращает внимание именно на эту сторону
действительности.

Человек — существо, одаренное разумом. Ему доступно искусство
осмысленно, свободно, справедливо и счастливо устраивать свою жизнь.
Этому призваны служить в первую очередь базовые отрасли науки о власти —
теоретическая, практическая и сравнительная кра-тологии.

Поскольку сейчас речь идет прежде всего о сравнениях, рассмотрим пример
из мира живого, в котором царит (а не регулируется разумом) инстинкт
власти.

Приведем любопытные рассуждения такого вдумчивого исследователя, как А.
М. Зимичев. Он не случайно отмечает, что в отличие от стадных животных,
где, например, вожак-баран всегда бежит впереди стада, у более
организованных животных существует своеобразная иерархия.

Во главе стада гамадрилов стоит вожак, у которого есть несколько
приближенных (обычно не больше трех), есть и приближенные приближенных и
т. д. Если “простая” обезьяна (не входящая в число приближенных)
подойдет напрямую к вожаку, минуя своего “непосредственного начальника”,
то она тут же получит от вожака пинок (а потом еще и пинок от своего
начальника). Иерархическую структуру нельзя нарушать. Если какой-то
гамадрил претендует на более высокое положение, то он должен доказать,
что он сильнее, чем его соперник. Каждое место в иерархии — это
результат жесткой борьбы.

На роль вожака претендует не один гамадрил, а минимум два. Вожаком
становится только один. Неудачник, который мог бы занять в стаде второе
место, не идет в подчинение к своему сопернику. Он прекращает всякую
борьбу и живет где-то на окраине территории, занимаемой стадом; при этом
он слабеет настолько, что самая слабая обезьяна в стаде может его
побить, за шесть месяцев лысеет и погибает. (В редких случаях возможен и
другой исход: неудачник может сохранить власть над частью стада, увести
эту часть с собой и стать вожаком в этом меньшем стаде.)

Не происходит ли то же самое у людей? Оказывается, происходит. Причина
этого—ярко выраженное стремление человека быть первым, лидером,
возвыситься над окружающими, которое тоже имеет иерархическую природу*.
Обратим внимание, что А. М. Зимичев прямо фиксирует существование
иерархии и стремление к лидерству и у человека, и в животном мире.

Конечно, власть — доля и ноша тяжкие, лишь со стороны кажущиеся сладкими
и желанными. Но человеку разумному, человечному об-

* См.: Зимичев А. М. Психология политической борьбы. Спб.: Санта, 1993.
С. 12—13.

ществу власть была, есть и будет необходима для нормальной организации
совместной жизни людей. С ней надо уметь обращаться. С ней надо уметь
ладить. Ее надо знать, понимать, уважать, беречь и совершенствовать.

А самой власти и властителям надлежит быть разумными, цивилизованными,
компетентными, демократичными, гуманными, правоспособными,
ответственными, активными, авторитетными, признаваемыми, уважаемыми и
желанными. Ведь в конце концов не люди и общество должны существовать
ради власти, а власть — во имя общества, ему на пользу и процветание.
Власть призвана действовать ради людей, ради их уникальной жизни, ради
их благополучия, прав и равноправия, свободы и счастливой судьбы.

Глава V

СПЕЦИАЛЬНЫЕ ОБЛАСТИ КРАТОЛОГИИ

Ныне совершенно очевидно, что в системе гуманитарного знания на ведущее
место все более явно выходит комплекс наук о власти. Пока он лишь
становится на ноги, обнаруживает свою актуальность, необходимость и
незаменимость, обретает свое подлинное содержание и начинает привлекать
внимание вдумчивых исследователей и практиков.

Поэтому очень важно, не ожидая детальных разработок, попытаться с учетом
того, что уже фактически сделано далекими предшественниками и делается в
наше время, дать принципиальную, обобщенную характеристику специальных,
а затем и комплексных областей (и отраслей) кратологии.

1. Постановка проблемы

Специальные области кратологии имеют дело с существенными, важными
сторонами знаний о власти, хотя не обладают столь всеобщим характером,
как базисные области кратологии, и используются по мере необходимости в
случае возникновения потребности в конкретизации и углублении познаний
на том или ином участке властной практики. Это отдельные, относительно
самостоятельные области науки о власти, которые могут рассматриваться
как специализированные учения (науки), посвященные изучению относительно
независимых целостных блоков знания в сфере властей различного характера
и предназначения.

Каждая из специальных областей кратологии имеет свой предмет, свою сферу
изучаемых явлений в пределах общей проблематики крато-логии.

Наиболее целесообразно — наряду с уже рассмотренной в предыдущей главе
сравнительной кратологией — выделение специальных кра-тологий прежде
всего по основным видам государственной власти — законодательной,
исполнительной, судебной. Это важно тем более, что такого рода идеи,
точнее, их зачатки получают все более фундаментальную разработку еще со
времен Аристотеля (384—322 гг. до н. э.), Эпикура (341—270 гг. до н.
э.), Полибия (201—120 гг. до н. э.) и особенно в новое время.
Провозвестники крупных общественно-исторических перемен в своих странах
и во всем мире англичанин Дж. Локк (1632— 1704) и француз Ш. Монтескье
(1689—1755) способствовали оформлению концепции разделения властей в
завершенном виде.

Свое отражение и закрепление эта концепция нашла в таких важных актах
мировой властной практики, как Декларация независимости

Североамериканских Соединенных Штатов от 4 июля 1776 года и французская
Декларация прав человека и гражданина от 26 августа 1789 года. В
современной России мы только возвращаемся к проблематике трех видов
властей, и это открывает большие перспективы совершенствования нашей
жизни*. В системе и структуре кратологии, взятой в целом, этим областям
науки о власти принадлежит большое будущее.

Необходимо и правомерно выделение специальных наук о власти и по
основным сферам жизни общества — экономической, социальной,
политической, духовной, военной, в каждой из которых существуют
соответствующие виды властей**.

Возможно выделение областей знания и в зависимости от конкретно
определившихся субъектов властной деятельности, обращавших на себя
внимание уже в прошлом.

Особенно это связано с такими фиксирующими проявления власти факторами и
соответствующими понятиями, как демократия, аристократия, бюрократия,
охлократия, монархия, иерархия и т. п.***. И производными явлениями и
понятиями (не всегда привычными) выступают здесь демократология,
бюрократология, аристократология, партокра-тология, технократология,
феминократология и т. д.****.

Власть женщин, например, далеко не всегда рассматривается и
анализируется. Особенно это дало о себе знать в советские времена.
Однако теперь уже не только в зарубежных изданиях и исследованиях, но и
в отечественных все больше говорится о феминократии, а значит, разговор
идет в русле возможной самостоятельной области знания о власти. Так, Н.
А. Васецкий, исследуя “белые пятна” в российской истории, вышел на
проблематику “женщины во власти”. Он повествует о временах императриц
Елизаветы Петровны и Екатерины II, о женах русских самодержцев от Ивана
Грозного до Николая II. А вот “женщины в безвластии” — это Софья, сестра
Петра 1, и боярыня Морозова; Инесса Арманд, близкая к Ленину, и Фрида
Кало, последняя любовь Троцкого. Эта малоисследованная тема таит в себе
целую область знания.

Наконец, возможно выделение и таких отраслей кратологии, как
академическая, эмпирическая, прикладная, электоральная, военная,

* См.: ЭнтинЛ. М. Разделение властей: опыт современных государств. М,:
Юрид. лит., 1995. 176 с.; Мельников Ю. Ф. Власть в современном обществе.
М.: ГА ВС, 1995. 64 с.; Исполнительная власть в Российской Федерации /
Под ред. А. Ф. Ноздрачева, Ю. А. Тихомирова. М.: Изд-во БЕК, 1996. 269
с.; Савицкий В. М. Организация судебной власти в Российской Федерации.
М.: Изд-во БЕК, 1996. 320 с.

** См., напр.: Здравомыслов А. Г. О соотношении экономической и
политической власти в переходный период // Куда идет Россия?
Альтернативы общественного развития / Общ. ред. Заславской Т. И. и
Арутюняна Л. А. М.: Интер-пракс, 1994. С. 93—97; Кейзеров Н. М.
Коалиционная власть//Власть. 1994. № 2 С. 79—84; Лепехин В.
Предприниматели и власть в современной России // Власть, 1994. № 2. С.
85—89.

*** См., напр.: Мачинский В. Д. Бюрократия с точки зрения социологии //
Образование. 1906. № 5. С. 49—66; Ивановский В. В. Бюрократия, как
самостоятельный общественный класс // Русская мысль. 1903. № 8. С. 1—23;
Катаев И. М. Дореформенная бюрократия по запискам, мемуарам, литературе.
Спб.: Энергия, 1913.180 с.

**** См., напр.: Васецкий Н. А. Женщины во власти и безвластии. М.,
1997. С. 386.

церковная, структурная, функциональная, описательная, вспомогательная,
частная, и ряд других областей знаний.

Таким образом, речь идет не просто о назревшей необходимости изучения
кратологии, но и об обилии областей науки, которые потребуется
разрабатывать при неизбежном признании важности безотлагательной
разработки науки о власти.

Необходимо принимать во внимание тот факт, что, поскольку вопросы
разнообразия наук, причем не только в сфере власти, в советский период
не получали, к сожалению, серьезной разработки, следует полнее опираться
на опыт российских ученых конца XIX — начала XX века. Ведь именно в этот
период были опубликованы многие работы по сравнительным, прикладным,
экспериментальным, вспомогательным, частным и другим областям знания в
социологии, философии, психологии, педагогике, правоведении,
государствоведении и т. д.

Поскольку многие вопросы в данной книге ставятся впервые и часто еще не
имеют должной разработки, то и в сфере специальных областей кратологии
порой можно вести речь лишь в общем плане и говорить о разных подходах и
неустоявшихся точках зрения.

Остановимся теперь на общей характеристике целого блока специальных
областей кратологии.

2. Академическая кратология

Академическая кратология (от греч. academia) —это нуждающаяся в
повышенном внимании и разработке область строго теоретического
(академического) знания о власти, не встречавшая порой должного интереса
и понимания. Дело в том, что вся прошлая история властей и властителей
(да во многом и современность), как правило, была пронизана личностным
фактором, субъективными суждениями, произвольными оценками,
волюнтаристскими приемами во властной практике.

А между тем становление гражданского общества и правового государства
требует органического единства науки и власти, перевода представлений о
власти и действий властей на подлинно научную основу, перехода к
научному планированию, научному проектированию, программированию и
прогнозированию во властной сфере.

Академическая кратология предстает перед читателем и исследователем как
сфера сугубо рафинированного, порой формализованного знания о власти.
Однако она необходима, ибо способна четко обрисовать сущность, систему,
структуру, логику научно-отшлифованных представлений о власти и как о
социальном феномене в целом, и в ее многочисленных видах.

Это и позволяет выстроить необходимый каркас знаний, полнее освоить
понятийный аппарат в сфере власти, образно говоря, воздвигнуть то здание
рафинированной теории власти, в которое затем за счет усилий
практической и прикладной кратологии можно будет вдохнуть живую жизнь,
заполнить его этажи разнообразными конструкциями, привести в действие
все обслуживающие системы, технологии и механизмы. Строго говоря, это
задача не столько сегодняшнего дня, сколько будущего, причем отдаленного
будущего.

Но если человечеству по силам фактическое создание правового
государства, то и академически строгая область знаний о власти,
адекватная этому государству, тоже вполне может стать реальностью.

3. Эмпирическая и прикладная кратологии

Следующим звеном специальных областей кратологии можно назвать
эмпирическую и прикладную кратологии. Это две самостоятельные, но
сравнительно близкие области, которые по мере развития науки о власти
будут обретать все большую автономию и значимость и в то же время будут
все более тесно взаимодействовать.

Особого разговора требует идея экспериментальной кратологии. В сфере
власти, как известно, лучше не экспериментировать. Вспомним времена Н.
С. Хрущева с его неудачной попыткой разделения всевластных партийных
органов той поры на промышленные и сельскохозяйственные. Да и шумно
разрекламированную в 80-е годы так называемую социалистическую
перестройку тоже можно считать неудавшимся крупномасштабным общественным
экспериментом, в том числе и в области укрепления власти — власти
Советов. Но все же надо полагать, что в цивилизованном правовом
государстве будут и возможны, и приемлемы разумные властные
эксперименты.

Однако обратимся к собственно эмпирической кратологии (англ. empirical
cratology). Это область науки о власти, занимающаяся изучением,
обобщением, систематизацией фактических (эмпирических) данных из области
властной практики путем их прямого или косвенного наблюдения,
регистрации, в том числе и непосредственного (включенного) наблюдения,
участия.

Это одна из перспективных областей кратологии, ориентированная на сбор,
исследование и обобщение конкретных данных властной практики и фактов
отношения к ней населения с использованием социологических методов
(опросов, интервью, анкетирования, статистических и математических
методов и т. д.). Эмпирическая кратология должна быть тесно
взаимоувязана с прикладной кратологией, а также с эмпирической
социологией и эмпирической политологией и не вправе ограничиваться
результатами эмпирических наблюдений в так называемой политологической
сфере.

Первоочередным предметом анализа в эмпирической кратологии в отличие от
сугубо теоретического исследования выступают решения, акции, акты,
поступки, поведение властей, представителей органов власти, конкретные
результаты законодательной, исполнительной, судебной властной
деятельности, их восприятие гражданами, их отражение в сознании, в
общественном мнении. В свою очередь, умело систематизируемые и
обобщаемые сведения могут составить надежную информационную базу для
новых теоретических обобщений, выводов, рекомендаций и т. д.

В условиях правового демократического государства данные эмпирической
кратологии могут широко использоваться в органах власти для
совершенствования их деятельности.

В рассматриваемой группе специальных и даже базисных отраслей науки о
власти по мере развития кратологии могут сформироваться и такие области,
как аналитическая, прогностическая, формальная и даже, может быть,
описательная кратологии*.

* Вильгельм Дильтей ( 1833—191 I ) — выдающийся немецкий историк
культуры, философ и психолог — сделал себе имя в мировой науке,
разработав концепцию “описательной психологии”. СылДильтей В.
Описательная психология 1 Пер. с нем. Спб.: Изд-во Алетейя, 1996. 155 с.

Особое место должно принадлежать своего рода международной и рэтом
смысле всеобщей, планетарной кратологии (именно своей плане-тарностью
она уникальна), изучающей общемировые тенденции развития власти как
социального феномена, ее типичные черты и проявления в разных странах,
перспективы и будущность власти как важнейшего социально-политического
явления человеческой истории.

Прикладная кратология (англ. applied cratology) — область науки о
власти, включающая социально-практические, управленческие приложения
теоретической и эмпирической кратологии, соответствующей методологии и
информации. Ее важной функцией является подготовка и разработка научного
обеспечения для решения практических задач власти того или иного уровня.

Прикладная кратология представляет собой совокупность моделей власти,
методологических принципов и методов их исследования, сопоставления и
применения, а также технологий, программ и рекомендаций, нацеленных на
их практическое использование и получение ожидаемого социального
результата. Отправляясь от положений общей кратологии и содействуя ее
научно-практическому обогащению, прикладная кратология использует опыт,
идеи и данные прикладной социологии и прикладной политологии, служит
интересам развития и обогащению содержания специальных и частных
кратологических дисциплин.

Прикладная кратология может оцениваться как новое перспективное научное
направление, которое по ряду вопросов делает только первые шаги. Она
обладает большими потенциями и займет свое важное место в системе наук о
власти. Прикладная кратология должна быть тесно связана и гармонично
взаимодействовать с прикладной политологией. Поэтому остановимся на роли
и значении этой области знания.

Прикладная политология (англ. applied politology) — важнейшая составная
часть политологии как крупного научного направления. Она представляет
собой систему конкретных теоретических моделей политики и политического
процесса, а также методологических принципов, методов и процедур их
исследования. Она также включает в себя сумму политических технологий и
конкретных программ, ориентированных на практическое применение и
получение реального политического эффекта, и развивается в тесной связи
с прикладной социологией и кратологией. Прикладная политология также
относится к числу научных дисциплин, в которых начинают разворачиваться
серьезные работы.

4. Электоральная кратология

И прикладная, и эмпирическая кратологии могут найти себе широкое
применение, обрести место в условиях развития властной практики, в
частности в связи с избранием центральных и местных органов власти.
Своей практической направленностью и тесной связью с теоретической
кратологией они вполне могут послужить базой для разработки такой
специализированной области, как электоральная кратология (англ.
electoral cratology).

В “Независимой газете” несколько лет назад с полным основанием
обсуждались вопросы создания необходимых политико-правовых предпосылок
для перехода от разрозненных, несогласованных, а порой и конфликтогенных
действий по реформированию законодательства о

выборах к разработке и принятию полномасштабной федеральной программы,
охватывающей ключевые аспекты формирования новой российской
избирательной политики, права и законодательства*.

В рамках такой программы, своего рода политического путеводителя,
целесообразно осуществлять поэтапное решение целого комплекса вопросов
по формированию новой, демократически ориентированной электоральной
теории и практики, конституционной избирательной политики и
законодательства о выборах, в частности:

— обозначить основные направления, этапы и правовые формы организации и
проведения федеральной избирательной политики и реформирования системы
выборов;

— разработать модельные концепции и проекты рамочных и конкретных
законодательных актов о выборах представительных и иных выборных
государственных институтов и должностных лиц;

— выработать предложения и рекомендации по совершенствованию правового
механизма реализации гарантий политических прав граждан, составной
частью которых является конституционное право избирать и быть избранным.

Избирательное право призвано обеспечить в случае необходимости
нормальную ротацию (передачу) государственной власти от одной
политической силы к другой в результате выборов, гарантируя при этом
соблюдение политического нейтралитета со стороны государственных
служащих и недопущение превращения их в заложников политического курса
той или иной партии (коалиции), пришедшей к власти. Все эти и подобные
идеи получают постепенное признание и реализацию.

Обратимся к важной для легитимной власти характеристике некоторых
составных элементов выборной (электоральной) теории и практики, которая,
наконец, и в России начинает получать соответствующую разработку**.

Прямые выборы — это такой порядок проведения выборов, при котором
избиратели прямо и непосредственно избирают депутатов в представительные
органы власти. Главное действующее лицо здесь избиратель, принимающий
участие в выборах и имеющий на это право. Активно отслеживается ныне
такое явление и понятие, как электорат — совокупность (контингент)
избирателей, круг лиц, голосующих на тех или иных выборах за
определенную политическую партию, политических лидеров.

В целом вся эта стадия общественно-политической жизни рассматривается
как предвыборная кампания — кампания, предшествующая тем или иным
выборам. В случае необходимости — при особом значении и больших
масштабах такой кампании — в мировой практике все шире и эффективнее
практикуются средства и методы современного политического маркетинга и
мониторинга.

Выборная инженерия — вид политической технологии. Она может
использоваться и как средство в борьбе за власть. Выборная инженерия

* См.: Независимая газета. 1994. 20 июля. С. 3.

** См., напр.: Алексеров Ф. Т., Ортешук П. Выборы. Голосование. Партии.
М.: Академия, 1995. 208 с.; Самый короткий путь к власти: Сборник
технологий проведения политических выборных кампаний / Под общ. ред. Н.
Н. Петропавловского. Таганрог: Сфинкс, 1995. 256 с.; Представительная
демократия и электорально-правовая культура / Под общ. ред. Ю. А.
Веденеева и В. В. Смирнова. М.: Изд-во Весь мир, 1997. 221 с.

представляет собой профессиональное сравнительное исследование ситуации
в различных избирательных округах для выработки рекомендаций претенденту
для повышения его шансов на избрание. Она включает также внимательное
изучение избирательного корпуса путем сопоставления технологических карт
электората по округам, создание имиджа кандидата, партии, поэтапную
проработку тактики избирательной кампании и т. д.

Большую роль в современных условиях приобретает и технологическая карта
электората — графическое изображение, чертеж территории избирательных
округов, где наглядно, доступными средствами (цветом, ретушью)
изображается в соответствии с данными социологического изучения картина
симпатий, предпочтений и антипатий избирателей, выборщиков, отражается
динамика реального и прогнозируемого отношения избирателей к тем или
иным кандидатам.

Однако выборами, как известно, дело теперь не ограничивается. Не только
на выборах демократически решаются или должны решаться вопросы судеб
власти. В мировой практике, например, в ходу плебисциты, в России
именуемые референдумами.

Плебисцит (англ. plebiscite, от лат. plebiscitum — решение народа) — в
древнем мире это были постановления, принимавшиеся собранием плебеев.
Теперь это один из видов всенародного обсуждения, народного голосования,
референдум.

Референдум (от лат. referendum — то, что должно быть сообщено, передано)
— всенародное голосование с целью выявить подлинные настроения народа,
общественное мнение для принятия окончательного решения по тому или
иному вопросу, жизненно важному для государства.

Сказанное выше относится к проблеме легитимности, законности власти,
нелегко, но все-таки утверждающейся в жизни не только России, но и всей
планеты. А рядом были, есть и будут и околозаконные деяния. Например, в
СССР и в КПСС практиковалась кооптация.

Кооптация (лат. cooptatio — довыборы, дополнительное избрание), или,
говоря иначе, недемократическая процедура пополнения состава
какого-нибудь выборного органа дополнительными людьми, работниками без
обращения к избирателям, т. е. без вынесения вопроса на их рассмотрение
и голосование.

Возрастание роли и значения электората, самих выборных процедур вносит
существенные коррективы в систему современных представлений об основах и
возможностях реально действующих властей. Это вызывает потребность в
умении разумно воспользоваться таким новым участком знаний, как
электоральная теория (электоральная кратология).

Далее мы остановимся на конкретных соображениях и выводах, которые
формулируют российские исследователи избирательных процессов.

Электоральная культура российского избирателя, уровень знания процедур
избирательных кампаний и умение компетентно судить о кандидатах,
политических силах, их программах не могут быть такими же, как в
странах, где демократические выборы проходят на протяжении столетия. Тем
не менее начиная с 1989 года наш избиратель многому научился, и сегодня
он не похож на наивного простака, а по мере дальнейшего участия в
выборах будет накапливать опыт и становиться более компетентным.

Теория обучающегося электората приобрела в последнее время до. вольно
много сторонников, прежде всего благодаря работе английски»]
специалистов Р. Роуза и Я. Макаллистер “Избиратели начинают выби^ рать:
от строго классовых к открытым выборам в Великобритании’^ (1986). Авторы
описывают модель “рассуждающего электората”, кото-i рый учится с
возрастом и принимает решение о голосовании, основываясь на анализе
сложной совокупности факторов, меняющихся от выборов к выборам, и
соотнося свои социальные и экономические интересы, политические принципы
с заявлениями и программами партий и отдельных кандидатов, оценкой их
реальных действий. Выборы 1995 и 1996 годов дали российскому избирателю
ценный опыт, и манипулировать его сознанием с помощью средств массовой
информации и изощренных технологий становится все трудней.

Любая учеба, как известно, немыслима без практического овладения
соответствующими навыками. В данном случае речь идет не только о
голосовании, но и о других формах участия в избирательной кампании.
Активен ли наш российский избиратель? В общей сложности 13,7% из числа
опрошенных принимали участие в последних избирательных кампаниях (помимо
голосования). Эти избиратели проявляли следующие виды активности (в %)*:
— собирали подписи для кандидатов партий — участвовали в предвыборных
собраниях, личных встречах по выдвижению кандидатов — агитировали за
кандидата (партию) — участвовали в работе избирательных комиссий —
принимали непосредственное участие в организации кампании кандидата
(партии)

— помогали в сборе средств в поддержку кандидата — вносили средства в
фонд кандидата — распространяли агитационный материал, листовки

Каждый седьмой российский избиратель знает избирательный процесс
“изнутри”, включен в него не только как рядовой избиратель, но и как
активный участник.

Мужчины в целом больше интересуются выборами, чем женщины, сильнее верят
в возможность с их помощью изменить положение дел в стране. Тем не менее
женщины несколько активнее принимают участие в сборе подписей в
поддержку кандидатов, в агитации по домам, в работе избирательных
комиссий, в распространении листовок. Зато мужчины активнее посещают
собрания, участвуют в организации избирательной кампании, в сборе
средств.

Среди возрастных категорий выделяются своей активностью молодежь в
возрасте 20—29 лет и группа лиц среднего возраста — 40—49 лет. Эта
группа опережает другие по участию в собраниях, агитации на дому, вкладу
денежных средств в фонд кампании. Категория 50—59 лет уступает
большинству почти по всем формам активности участия в мероприятиях
избирательной кампании. Тем не менее у нее самый высокий показатель
участия в работе комиссий. Активность группы от 60 лет и старше выше,
чем 50—59-летних, что объясняется наличием свободного времени, а также
желанием заработать на выборах.

— 34,7;

— 48,9;

—15,1; — 29,4;

—10,0; — 4,7; — 6,2; —19,0.

* См.: Представительная демократия и электорально-правовая культура. С.
171—173, 175, 176.

активность более образованных избирателей естественна. Эта ^иденция
наблюдается едва ли не во всех странах. ,„. ,Весьма существенны различия
в формах деятельного участия в Избирательной кампании верующих и
неверующих. Если неверующие чаще собирают подписи, участвуют в
собраниях, агитируют по домам, работают в избирательных комиссиях, то
верующие предпочитают менее публичные формы участия. Городские жители в
целом значительно больше задействованы в избирательной кампании, чем
сельские, за исключением участия в сборе подписей и работе избирательных
комиссий. На селе вообще отсутствуют формы активности, связанные с
финансами. Это вполне объяснимо — село сейчас переживает огромные
трудности, свободных денег там про-й-о нет.

“‘• Интенсивность участия в избирательной кампании людей,
придерживающихся “левых” и “правых” политических взглядов, в целом
примерно одинакова, но резко различается в отношении конкретных форм,
^Левые” активнее в сборе подписей, распространении листовок; “прайме” —
в участии в работе избирательных комиссий (что, кстати сказать, ставит
под сомнение утверждение о фальсификации итогов прошедших выборов в
пользу коммунистов), а также в личном вложении Средств в кампанию.

Региональные различия выражены очень сильно едва ли не по каждой форме
участия.

Таблица

Активность избирателей в различных формах выборной кампании (в%)

Формы участия

Регион собирал участ- агити- участ- участ- помо- вносил распро-

России подписи вовал ровал вовал в вовал в гал в сред- странял

в соб- по до- работе органи- сборе ства в листов-

раниях мам избир- зации изб. средств фонд ки

комов

камп.

Северо-Западный 34,7 48,9 15,1 29,4 10 4,7 2,1 19,0

Центральный 39,3 80,7 14,5 28,2 12,5 3,3 6,7 21,6

Поволжье 20,6 57,2 18,9 54,3 23,7 3,9 3,9 15,4

Урал 46,2 47,4 22,9 32,0 10,1 3,3 3,1 17,4

Зап. Сибирь 33,8 15,7 12,2 55,2 6,0

16,3

Вост. Сибирь 13,9 70,0 30,0 32,8 11,5

—

Сев. Кавказ 32,4 26,9 7,6 24,9 11,9 9,3

31,9

Дальний Восток 31,8 26,9 17,3 14,5 7,4 9,9 2,0 22,9

Волго-Вятский 27,7 40,3 15,8 16,3 14,2 — — 13,5

Это свидетельствует о том, что отсутствие единой электоральной культуры
в России проявляется прежде всего в региональных различиях и создает
большие сложности в анализе и прогнозировании поведе-

ния российского избирателя. Тем не менее его поведение все больщд
поддается логическому объяснению, а значит, и предсказуемо. 1

Электоральное поведение и формирующаяся электоральная куль-1 тура
предопределяют отношение граждан к власти, а их внимательно^ изучение
помогает властям различных уровней, масштабов и регионов j успешно
строить свою деятельность.

5. Этнократология

К специальным областям кратологии следует отнести этнократо-логию (англ.
ethnocratology) — фактически новую в российской и мировой практике
отрасль науки о власти. Этнократология исследует сложные, противоречивые
процессы взаимодействия различных этносов, стремящихся к установлению
своего влияния на других, нередко к их подчинению, а в идеале — к
утверждению равноправного взаимодействия народов и рас, жизненно
нуждающихся в интеграции, координации своей деятельности посредством
разумного использования возможностей власти (властей). В России это
предмет особых забот разного рода органов, исследовательских и
аналитических центров, обсуждений на самых различных уровнях вплоть до
самых высших и многочисленных публикаций и дискуссий.

б. Военная кратология

Военная кратология (англ. military cratology) — одна из важных
специализированных отраслей кратологии, исследующая место и роль власти,
властной деятельности в собственно военной сфере жизни общества — как
части всей деятельности по обеспечению безопасности и защиты
государства. Особое внимание при этом уделяется исследованию характера
военных угроз данному государству, деятельности властей по
предотвращению войн, военных конфликтов, а при необходимости — поведению
власти в военных условиях.

Военная кратология должна исследовать суть, своеобразие и возможности
использования силовых структур государства, в первую очередь
министерства обороны, самих армий и флота, их контакты и взаимодействия
с другими структурами, в том числе с военно-промышленным комплексом, а
также связи с населением, молодежью страны.

Мировая практика и научная мысль фактически безоговорочно связывают
армию и власть, понимая армию как мощное орудие власти.

В советской практике интерпретация шла почти исключительно в ключе
“партия и армия”. Проблематика армии и власти, т. е. военной кратологии,
фактически освещалась в СССР только применительно к буржуазным армиям и
к практике так называемого “третьего мира”*. И если в Конституции СССР
речь шла о защите Отечества и об армии, то правовому, законодательному
оформлению этой стороны жизни обще-

* См., напр.: Севортян Р. Э. Армия в политическом режиме стран
современного Востока. М.: Наука, 1973 (Глава IV “Армия у власти”, с.
102—122); Мирский Г. И. “Третий мир”: общество, власть, армия. М.:
Наука, 1976 (Глава III “Военные у власти”, с. 180—295).

ства должного внимания не уделялось. Считалось возможным обходиться
прежде всего решениями съездов КПСС, постановлениями цК КПСС, Политбюро
и Секретариата ЦК КПСС.

В современной России в соответствии со статьей 59 ее Конституции защита
Отечества является долгом и обязанностью гражданина Российской
Федерации. Это ключевое конституционное положение предопределяет позиции
самого государства, его граждан, властей и соответствующей области науки
в данной сфере жизни общества.

Среди основных правовых документов Российской Федерации по вопросам
безопасности и защиты России надо по меньшей мере назвать следующие:

— Закон Российской Федерации “О безопасности” (5 марта 1992 г.); — Указ
Президента РФ “О создании Вооруженных Сил Российской федерации” (7 мая
1992 г.);

— Указ Президента РФ “Об образовании Совета безопасности Российской
Федерации” (3 июня 1992 г.);

— Закон Российской Федерации “О внешней разведке” (8 июля 1992 г.);

— Закон Российской Федерации “О внутренних войсках Министерства
внутренних дел Российской Федерации” (24 сентября 1992 г.);

— Закон Российской Федерации “О Государственной границе Российской
Федерации” (1 апреля 1993 г.);

— Федеральный Закон “О днях воинской славы (победных днях) России” (13
марта 1995 г.).

Во властной сфере в этих условиях особое место занимают защитные,
охранные установки, наличные силовые формирования, идеологические и
информационные акции и учреждения.

Защита Отечества, государства, основ конституционного строя предполагает
официально существующий порядок охраны, обороны, сохранения
установленного Конституцией государственного устройства. Такого рода
защита предусмотрена и в статье 56 Конституции Российской Федерации. В
условиях вводимого для этого чрезвычайного положения могут
устанавливаться отдельные ограничения прав и свобод граждан с указанием
пределов и срока их действия.

Особое место в этой специфической области знания и власти занимает
собственно военная политика — составная часть общей политики государства
и иных субъектов власти, непосредственно связанная с созданием и
развитием военной организации, ее подготовкой, способностью и
готовностью к применению средств вооруженной борьбы для защиты
государства и достижения других его политических целей. Военную политику
в той или иной стране могут проводить как государство, правящие партии и
организации, так и оппозиционные силы и организации.

Выработанная военная политика конкретизируется в официальных военных
доктринах, военной стратегии и практике военного строительства. Нередко
в ее рамках выделяют оборонную политику, связанную с защитой данной
страны. Оборонная политика иногда трактуется как синоним военной, чтобы
не делать акцент на военной стороне дела в условиях перемен во внешней
политике.

Поэтому можно сказать, что политика оборонная (в области обороны) и есть
политика государства и его органов, направленная на надежную защиту
страны от внешнего нападения. Она вырабатывается и проводится в рамках
официальной деятельности властей конкретного

6 В. Ф. Халипов 161

государства. Оборонная политика последовательно охватывает подготовку
народа и вооруженных сил к отпору агрессии, а также подготовку к этому
тяжелому испытанию экономики, систем здравоохранения^ образования и
воспитания, возможностей культуры и искусства. ,

Военная доктрина — система официальных взглядов и положений >, (не
всегда и не во всем предающихся огласке), которые устанавливают порядок
военного строительства, подготовки государства и его вооруженных сил к
возможной войне, к защите Отечества. Согласно Конституции Российской
Федерации, военную доктрину России утверждает президент.

В этой ответственной сфере в государстве создается и действует военное
ведомство, т. е. учреждение или совокупность учреждений, обслуживающих
сферу государственного управления вооруженными силами.

Ключевую роль играет военная служба — один из важнейших видов
государственной службы. Она имеет своим предназначением обеспечение
безопасности, военной защиты государства, его населения и территории,
неприкосновенности его границ. Как гласит Конституция Российской
Федерации, гражданин РФ несет эту службу в соответствии с федеральным
законом и в установленных законом случаях имеет право на ее замену
альтернативной гражданской службой.

В мировой и отечественной практике принято отводить важную роль военным
властям (англ. military authorities). Прежде всего это: 1) военачальники
и соответствующие органы управления (применительно к вооруженным силам
данное понятие используется редко); 2) армейские и флотские чины,
исполняющие государственно-административные функции, например в условиях
оккупационной деятельности на чужой территории.

Многовековая властная практика вызвала к жизни и такое явление и
понятие, как милитакратия (англ. militacracy, от лат. militaris —
военный). Это власть военных в обществе, непропорционально высокий,
социально неоправданный уровень их участия в высших властных структурах,
засилье в высшем эшелоне.

Крайний, но в мировой практике довольно частый и тяжелый случай —
военная диктатура со всеми ее антидемократическими проявлениями и
последствиями. История дает много ее примеров и в прошлом, и в
настоящем, а список имен диктаторов поистине необъятен.

В этой военной связке есть еще одно серьезное явление, имеющее отношение
к власти, — военный переворот, т. е. государственный переворот,
совершенный военными, с опорой на военных или приведший к власти
военных.

В целом отметим, что и грядущие времена еще не скоро снимут с повестки
дня военную кратологию, не скоро снизят и отменят ее актуальность.

7. Кратология оппозиционной деятельности

В сфере власти есть и еще одна существенная тема, заслуживающая
специального разговора, — власть и оппозиция.

Очень часто лидеры, партии идут вместе, рядом, а потом расходятся,
сталкиваются. Порой сразу же создаются противостоящие силы. И в фокусе
интересов находится власть. Стремление к ней и толкает эти силы к
противостоянию и борьбе. Поэтому правомерна постановка воп-

роса о кратологии оппозиционной деятельности, об особенностях притязаний
оппозиции на власть и ее деятельности*.

Говоря об отношении оппозиции к власти, к властной практике, выделим
лишь самые ключевые элементы в связи с их особым значением в кратологии.

Оппозиция (от лат. oppositio — противопоставление) — 1) противодействие,
сопротивление; 2) группа лиц внутри партии, организации, парламента,
ведущих линию на сопротивление большинству, а в обществе, как правило,
противостоящих власти (властям) и поддерживающим власть силам и
организациям.

Вся история общества, история политики, история власти, да и вся история
России, как и других государств, пронизана фактами существования и
деятельности оппозиции, носившей нередко самые разные названия.

Неудивительно поэтому, что насущная забота любых властей — не допустить
оппозиции, или найти с ней общий язык, или пресечь ее деятельность, или
вступить с ней в контакт, в объяснения по поводу взаимоотношений, или,
наконец, обеспечить себе некоторые уступки и права, если все же
возобладает оппозиция, а вчерашняя власть будет вынуждена уйти со своего
Олимпа. Суть дела — в борьбе за влияние, возможности и ресурсы, за блага
и привилегии, за власть, которая всегда была и остается сферой острых
столкновений и противоборства.

Борьба за власть является напряженной, конфликтной стадией
противостояния и противодействия существующих социальных сил и
организаций в вопросах отношения к власти, понимания ее роли, призвания,
задач и возможностей. Эта борьба преследует взаимоисключающие цели
обладания властью и ее использования в интересах каждой из
противоборствующих сторон. Она может вестись в различных масштабах
(международных, внутригосударственных, в рамках регионов, партий,
институтов, учреждений и т.д.) с применением разнообразных средств и
методов, с привлечением тех или иных союзников. Большей частью
последствия борьбы за власть являются разрушительными, ведущими к
ухудшению социально-экономического положения страны и жизни ее граждан.

Оппозиции могут различаться по самым разным основаниям: парламентская,
внутрипартийная, лояльная, уличная, непримиримая, воинствующая и т. д.

Борьба оппозиции с властями (или наоборот) проходит различные фазы.
Начинается все, как правило, с поляризации сил, т. е. с расхождения
общественно-политических сил, движений на противоположные полюса,
обретения ими полярности, оформления противостоящих сил. К этой борьбе
относится возникшее в 50-е годы представление об эскалации, неуклонном
последовательном нарастании, расширении масштабов того или иного
конфликта, кризиса.

В практике непримиримой оппозиции на первый план выходит террор (от лат.
terror — страх, ужас) — запугивание, физическое насилие, вплоть до
физического уничтожения, по отношению к политическим противникам.
Примеров особенно острых и болезненных его форм в

* Проблема власти и оппозиции разнопланово освещается в российских и
зарубежных средствах массовой информации. См.: Кургинян С. Е. Россия:
Власть и оппозиция. М.: ЭТЦ, 1993, 352 с.; Роговин В. 3. Власть и
оппозиции. М.: Товарищество Журнал “Театр”, 1993. 400 с.

163

сфере борьбы за власть известно множество. Взятую в целом систему
террористических взглядов, мер, актов, действий именуют террористической
деятельностью, терроризмом (включая и терроризм политический,
государственный).

Порой оппозиция прибегает и к путчам, бунтам, попыткам государственного
переворота — так именуют неудавшиеся акции по изменению государственного
строя, сорванные противодействием властей и силовых структур. В свою
очередь, немалое число успешных выступлений такого рода со стороны
оппозиционных сил в разных странах называют революциями.

Крайнюю по остроте степень схватки внутри государства именуют
гражданской войной. Это уже вооруженная борьба за власть между его
гражданами, подданными, их группировками, борьба беспощадная, на
уничтожение, вплоть до момента, когда кто-то из ее участников возьмет
верх.

Для любой страны лучший способ выхода из конфликтной ситуации — поиск
компромиссов, согласия, путей примирения, переход к взаимным уступкам и
прекращение противоборства.

Таким образом, власть в действии, власть как система деятельности,
власть и политика и собственно политика власти — крайне серьезная,
ответственная тема науки о власти, требующая теоретического осмысления
разнообразной практики властвования в разные эпохи и в разных странах.

8. Кратология церковной деятельности (теократология)

Широкий круг идей и практики охватывает многовековое влияние культов —
власть церковная*, власть духовная (власть духовенства), власть
религиозная. Это характерно как для нынешних мировых религий, так и для
тысячелетней и современной практики самых разных религиозных верований
людей всех стран (включая и секты разного рода). Остро стоят многие
проблемы церковной власти и в России**. Религия как мироощущение и
церковь как организация построены по строго иерархическому принципу и
точно его соблюдают. Это находит свое отражение и в единобожии, и в
обожествлении властей. Для пояснения совершим экскурс в практику мировых
религий.

Единобожие — религиозная система, признающая только одно божество:
монотеизм.

Господь — Бог у христиан. Согласно В. И. Далю, государь, господин;
Всевышний, Владыка, Бог, Создатель. Используется и понятие Вседержитель,
т. е. Господь, Создатель. Аллах — наименование Бога в исламе.

Обожествление — признание в ком-либо, в чем-либо божественной силы, в
том числе и у власти, приписывание ей такой силы.

* См.: Цыпин В. А. Церковное право, 2-е изд. М.: Изд-во МФТИ, 1996. С.
188—403; Суворов Н. С. Учебник церковного права, 5-е изд. М., 1913. 531
с.

** См., напр.: Протоиерей Михаил Ардов. Кто и когда расколол церковь?
Патриархия и власть//Независимая газета, 1994. 27 окт. С. 5; Алексеев
Валерий. Тщетные усилия. Государственно-церковные отношения: содержание,
характер, тенденции // Независимая газета. 1995. 2 марта. С. 3.

Помазанник Божий — тот, кто помазан (делегирован, избран) на царство,
царь.

религии отличаются внимательным, особым отношением к власти, в церкви —
своеобразием своего организационно-властного устроения.

Обратимся к трем мировым религиям. По хронологии их возникновения это
буддизм, христианство, мусульманство (ислам).

Христианство — одна из трех мировых религий (наряду с буддизмом и
исламом). Христианство возникло в 1 в., выделившись среди
мис-тико-мессианских движений в Восточной провинции Римской империи (в
Палестине). Названо по имени его основателя Иисуса Христа. В конце IV в.
было государственной религией Римской империи. Имеет три основных
направления: католицизм, православие, протестантизм. Общее число его
приверженцев — более миллиарда человек. Общий признак, объединяющий их,
— вера в Иисуса Христа как Богочеловека, спасителя мира, воплощение
второго лица триединого божества (Троица). Главный источник вероучения —
Священное писание (Библия, особенно ее вторая часть — Новый Завет).

Католицизм (от греч. katholikos — всеобщий, вселенский)— одно из
основных направлений в христианстве. Разделение христианской церкви на
католическую и православную произошло в 1054—1204 годах. В XVI веке от
католицизма откололся протестантизм. Организация католической церкви
отличается строгой централизацией, иерархическим порядком: монархический
центр — папство, глава — римский папа, резиденция папы — Ватикан.
Источники вероучения — Священное писание и Священное предание. С 60-х
годов XX века католическая церковь стала на путь модернизации своей
догматики.

Примас — в католической и англиканской церквах первый по сану или своим
правам епископ.

Антипапа — не признанный католической церковью римский папа. В средние
века в отдельные моменты на папском престоле числилось одновременно
несколько пап, представлявших различные церковные и светские круги, из
которых лишь один впоследствии признавался папой. Остальные объявлялись
антипапами, которых в общем списке пап, составленном католической
церковью, насчитывается более тридцати.

Отметим своеобразие иерархии и титулования в христианстве, в том числе в
России:

патриарх* — высшее звание в церковной иерархии. В современном
православии — высший духовный сан, обычно глава самостоятельной
(автокефальной) церкви, избирается церковным собором. В Русской
православной церкви титул патриарха существовал в 1589—1703 годы,
восстановлен 5(18) ноября 1917 года. Первоиерарх церкви — первый в
церковной иерархии, патриарх;

архисвятитель — старший надо всеми архиепископами и архиереями;
патриарх;

митрополит — высшее почетное звание епископа, а также сам епископ,
имеющий это звание, глава крупной епархии, подчинен патриарху;

владыко — разновидность церковного титулования. В России при обращении к
митрополитам и архиепископам прибавляется: “Высоко-преосвященнейший
Владыко”;

* См.: Комаров Е. Патриарх. М.: ЭллисЛак, 1994.

165

архипастырь (милостивейший) — принятое в дореволюционно. России
почтительное название высших особ духовного сана — митра политов и
архиепископов; ]

архиепископ — одно из высших духовных званий, епископ, надзирай ющий над
несколькими епархиями, а также вообще почетный титул епископа;

архиерей — общее название для высших чинов духовенства в православной
церкви (епископа, архиепископа, митрополита, патриарха). Архиерейский
собор — собрание, заседание, съезд архиереев;

архимандрит — в православной церкви высшее звание иеромонаха, почетный
титул настоятеля мужского монастыря, ректора духовного учебного
заведения.

Мусульманство, ислам* — одна из наиболее распространенных (наряду с
христианством и буддизмом) мировых религий. Ее последователи —
мусульмане. Возникла в Аравии в VII веке. Мухаммед (Мохаммед, иногда
Магомет, Магомед) (около 570—632) — основатель ислама, в 630—631 годах
глава первого мусульманского теократического государства (в Аравии),
почитается как пророк.

Коран (араб. кур’ан — чтение) — главная священная книга мусульман;
собрание проповедей, заклинаний, молитв, притч, обрядовых и юридических
установлений, произнесенных Мухаммедом в Мекке и Медине. Ранние списки
Корана относятся к VII—VIII векам. Основной догмат ислама — поклонение
единому богу — Аллаху и признание Мухаммеда “посланником Аллаха”.
Основные направления — суннизм и шиизм.

Муфтий (араб.) — высшее духовное лицо у мусульман, облеченное правом
выносить решения по религиозно-юридическим вопросам (давать разъяснение
норм, основанных на Коране) и их применению, т. е. по применению
шариата. В этом смысле толкователь Корана.

Шариат — свод религиозно-правовых норм, составленный на основе Корана и
сунны, содержащий нормы государственного, наследственного, уголовного,
брачно-семейного права (в противоположность адату — обычному праву).

Буддизм — одна из трех мировых религий. Возник в Древней Индии в VI—V
веках до н. э.

Будда (санскр., просветленный) — имя, данное основателю буддизма
Сиддхартхе Гаутаме (623—544 гг. до н. э.), происходившему из царского
рода племени шакьев в Северной Индии (одно из имен Будды — Шакьямуни, т.
е. отшельник из шакьев). В религии буддизма это существо, достигшее
высшего совершенства (“просветления”).

Ламаизм (тибет., англ. Lamaism)—тибето-монгольская форма буддизма,
возникшая в VII веке в Тибете и в XVI—XVIII веках распространившаяся на
севере Центральной Азии среди монгольских народов. Имеет некоторое число
последователей в ряде регионов России.

Очень разнообразны в различных церквах, в сфере духовной власти, религий
церковная символика, каноны, ритуалы, обряды, таинства, праздники, с
которыми, как правило, не могут не считаться светские власти и
конкретные правители.

В целом у священнослужителей продуманы и вопросы технологии
церковно-властного процесса, детали одежды, поведения, общения с
верующими, пунктуально соблюдаются традиции, хотя происходит и
модернизация церквей.

* См.: Ислам: Энциклопедический словарь. М.: Наука, 1991. 315 с.

166

^ 7 июня 1990 года колокол Троице-Сергиевой лавры возвестил об избрании
пятнадцатого Всероссийского патриарха, которым стал ми-д)ополит
Ленинградский и Новгородский Алексий, в миру Алексей Ми-^йлович Ридигер
(родился 23 февраля 1929 г.). В отличие от патриарха Пимена, избранного
в 1971 году открытым голосованием по единственной кандидатуре, Алексий
II избирался голосованием тайным (в первом туре в бюллетени были внесены
75 епископов из 92 в тогдашнем СССР). Патриарх был избран в третьем
туре. Его интронизация ^возведение на престол) состоялась 10 июня 1991
года. Перед этим 30 мая 1991 года Русская православная церковь обрела
права юридического лица. Патриарх получил свидетельство о регистрации в
Министерстве юстиции России.

По мнению патриарха Алексия II, церковь не должна участвовать в
политической жизни общества как самостоятельная сила. В этом смысле
никакой клерикальной политики не ведется, нет и не может быть
клерикальных политических партий. Влияние церкви носит духовный,
нравственный, а не политический характер. Считается, что, для того чтобы
вести ко Христу каждого человека, независимо от его политических
взглядов, церковь должна быть вне политики, хотя люди, пытающиеся
привнести политику в церковь, есть. Патриарх не раз цитировал слова
одного католического епископа о том, что если церковь заключает
политический брак с одной из партий или с одной из ветвей власти, то
рискует вскоре оказаться политической вдовой.

Известно, что у Русской православной церкви со времен Петра 1 до 1917
года существовали обязанности государственной религии. В связи с этим
патриарх Алексий II говорил: “Положение государственной церкви принесло
нам много бед и трагедий. Церковь должна быть отделена, но подлинно
отделена от государства. Она должна иметь право оценивать все события,
происходящие в стране, с позиций духовности и нравственности. Она не
может этого сделать, будучи государственной”*.

В одном из выступлений Алексий II отмечал: “Неизменное искушение и
вековая болезнь государственности: государство свои интересы склонно
автоматически отождествлять с интересами людей, а под “государственными
интересами” склонно понимать прежде всего удобство и легкость в
управлении.

В церковном понимании государство призвано примирять интересы всех групп
населения. И особенно в сегодняшнем мире государственная власть не имеет
права видеть в какой бы то ни было части своих сограждан некую
противостоящую силу, против которой надо употреблять вооруженную
силу”**. Таков взгляд на государство Русской православной церкви.

9. Функциональная и структурная кратологии

В общем комплексе специальных кратологии свое место занимают
функциональная и структурная кратологии. Они также еще только начинают
свой путь. Возможно, что по аналогии с другими науками (на-

* См.: Комаров Е. Патриарх. М.: Эллис Лак, 1994. С. 31, см. также с. 5,
6, 17,18,21,28. ** См. там же. С. 34.

пример, социологией) речь в перспективе пойдет и о структурно-фущ^
циональной кратологии*. i

Большое будущее ждет функциональную кратологию (англ funktional
cratology) — одну из специальных областей знаний о вла сти, имеющую
целью изучение функционального предназначений властей в их различных
сферах и видах проявления, а также анализ их функциональной
оснащенности, т. е. возможности решения стоя’ щих перед ними задач.

О неразработанности функциональной кратологии можно сказать гораздо
определеннее и острее, чем говорил, например, о функциональном анализе
американский социолог Р. К. Мертон. “Функциональный анализ, — писал
Мертон, — является как самым перспективным, так, по-видимому, и наименее
систематизированным направлением среди современных социологических
теорий. Развиваясь одновременно на многих интеллектуальных фронтах, он
рос скорее вширь, чем вглубь. Достижения функционального анализа таковы,
что можно с полным основанием утверждать, что те большие ожидания,
которые были с ним связаны, будут постепенно осуществлены. Современные
же слабости функционального анализа говорят о необходимости периодически
пересматривать прошлое, чтобы лучше строить будущее”**.

Традиционные научные функции в гуманитарных областях знания —
познавательная, управленческая, прогностическая, воспитательная и
т.д.—по мере использования системы знаний о власти, конечно, требуют
детализации, конкретизации, особенно с учетом многообразия видов и
проявлений властей.

Как считают западные политологи, власть проявляет себя через такие
основные функции: — принуждение; — приманивание;

— блокирование последствий (т. е. создание помех конкуренту в борьбе за
власть);

— “создание требований” (искусственное формирование нужд, которые может
удовлетворить лишь агент власти, своего рода политический маркетинг,
рынок);

— “растяжение сети власти” (включение дополнительных источников
зависимости от субъекта власти);

— шантаж (угрозы в настоящем или посулы бед в случае неподчинения в
будущем);

— подсказки (ненавязчивое внедрение в массовое сознание выгодных власти
установок);

— информационный контроль, прямой или косвенный (с помощью
предостережений, рекомендаций и т. д.).

Знание функций власти позволяет получить картину реальной властной
практики во всей ее противоречивости, а также ставить вопрос и о
собственно функциональной власти.

Функциональная власть (functional power, от лат. functio) — выделяемое в
административном праве понимание власти (в отличие от линей-

* Структурно-функциональный анализ в современной социологии. Вып. 1. М.,
1968; Раздел “Структурно-функциональный анализ”//Американская
социологическая мысль: Тексты / Под ред. В. И. Добренькова. М.: Изд-во
МГУ, 1994. 496 с. ** Американская социологическая мысль. М., 1994. С.
379.

168

р

црй) как связанной с функциональной подчиненностью лиц, органов (в
рамках определенных функций). Это может быть власть, сопряженная ^с
созидательной деятельностью (право распределять, осуществлять
методическое руководство), и с деятельностью юрисдикционной (право
устранять от должности, приостанавливать работу, взыскивать за
провинности и незаконно полученное и т. д.). Такая власть может быть
ограничена временными и ведомственными рамками или носить
межведомственный характер.

, Из этого и вытекает необходимость внимательного и тщательного
приведения в порядок знаний, систематизирующих представления о
функциональном предназначении, функциях и использовании властей разного
рода — прежде всего власти государственной, а также общественной,
экономической, церковной, военной, семейной, личной и т. д.

В ходе становления кратологии следует сделать все необходимое и ддя
того, чтобы разумно и эффективно поставить на ноги структурную
кратологию (англ. structural cratology), т. е. специализированную
область исследований структуры власти (властей), ее задач, ее
устройства, составляющих ее элементов (органов, организаций,
учреждений), их функций, проблем, разграничения их прав и обязанностей,
эволюции, соответствия внутренним и международным условиям.

Это фактически те ключевые проблемы, которые интересовали правителей и
мыслителей всех эпох, начиная с Древнего Египта. Однако в систему
накопленные познания такого рода приведены не были. Но и философы, и
историки, и правоведы, и представители других областей знания всегда
глубоко размышляли о проблеме устройства и эффективности государства,
власти, господствующей системы правления.

Гегель, раздумывая над “Конституцией Германии” (1799) и судьбами этого
государства, писал:

“Кроме деспотий, т. е. неконституционных государств, ни одна страна в
качестве целого не обладает худшим государственным устройством, чем
Германская империя, — это стало почти общим мнением, а война позволила
каждому в отдельности живо ощутить это; вернее, теперь стало ясно, что
Германия вообще не является более государством. Катедер-статистики, в
обязанности которых входит классификация конституций в соответствии с
данными Аристотелем классами — монархии, аристократии и т. д., всегда
терялись, сталкиваясь с имперскими сословиями Германии. Исходя из этого,
Вольтер прямо назвал государственное устройство Германии анархией; это
действительно наилучшее наименование, если считать Германию
государством, однако теперь оно уже не подходит, ибо Германию нельзя
более считать государством.

Здание немецкой государственности — дело прошедших веков; оно не
соответствует нашему времени, в его формах нашла свое полное выражение
более чем тысячелетняя судьба; в нем живут справедливость и насилие,
мужество и трусость, честь и кровь, нужда и благосостояние давно
прошедших времен, давно истлевших поколений. Жизнь и силы, чье развитие
и действие составляют гордость нынешнего поколения, безучастны к нему,
не интересуются им и не зависят от него; это здание с его колоннами и
украшениями стоит в стороне от духа времени”*.

Гегель. Политические произведения, М.: Наука, 1978. С. 181.

169

Хорошо известны нелегкие, непростые судьбы Германии и Герма ского
государства в XIX и особенно в XX веке. Большой интерес выз1 вает и
современный опыт объединенной Германии, опыт создан) крупного,
устойчивого и процветающего европейского государства.

В проблематике устройства власти нужно считаться в наше вpe^ не только
со структурой государств, как она складывается в соответст^ вии с
положениями той или иной конституции, но и с многочисленным^ силами,
группировками, влияющими на позиции и решения лиц, находя щихся в
системе государственной власти. Это требует обстоятельного^
структурно-функционального анализа, п

Вот, например, как раскрывают характерные черты групп интерес ‘ сов,
влияющих на органы власти, авторы книги “Технологии политичен ской
власти”.

1. Масштаб и сложность системы групп интересов зависят от масштаба и
сложности общества, многообразия идей и запросов внутри него. Типы групп
интересов также эквивалентны выполняемым ими функциям. Для того чтобы
эти группы работали эффективно и на демократических основах, необходимо
соответственно представить все виды интересов — социально-экономические,
идеологические, культурные, этнические, религиозные, родовые — в
структуре групп интересов. Такое представительство не только справедливо
и гарантирует влияние широкой общественности на власть, но и
обеспечивает поток информации и поддержку, в которых нуждаются органы
власти. Стабильные западные общества сравнительно редко страдают от
серьезных взрывов анемических выступлений, связанных с неадекватно
представленными интересами, в то время как эффективность афро-азиатской
политической системы значительно снижена ввиду слабого представительства
новых социально-экономических интересов в отличие от традиционных
(прежде всего родовых).

2. Вторая характерная черта — относительная самостоятельность отдельных
групп интересов, особенно в том, что касается их роли в провозглашении
интересов и привлечении сторонников. Подконтрольные правительству группы
(например, в тоталитарных или некоторых авторитарных системах) служат в
определенной мере инструментом функционального представительства, но
гораздо важнее их основная функция — государственный контроль над
обществом.

3. Третья характерная черта — распределение власти внутри системы групп
интересов. Порой оно адекватно и справедливо, в результате чего
значительная часть слоев общества способна эффективно влиять на процесс
принятия решений, которому присущи плюрализм, конку-рентность и
представительство. Но власть может распределяться и очень неадекватно,
когда одни группы, представляющие узкие слои общества, господствуют в
государственной политике, а доступ других групп к ней весьма ограничен*.

Далее привлекает внимание перечисление следующих основных функций групп
давления: 1) передача настроений и требований народа правительству; 2)
влияние на законодательный процесс (они не только вдохновляют и
поддерживают законодательство, но часто разрабатывают законопроекты и
представляют их на рассмотрение правительства, правящей партии или
комиссий законодательной власти); 3) выпол-

* Технологии политической власти. Зарубежный опыт. Кшв: Вища школа, 994.
С. 117.

170

^хме. важной роли при подборе экспертов и специалистов на
министер-ifffl» и административные должности, что открывает доступ на
государ-д^венные посты лицам с соответствующим опытом и окружением; 4)
поддержка и мобилизация людей в ходе реализации правительственных
дрограмм; 5) осуществление контакта с правительством и способство-,ацие
выработке своевременных и эффективных законов. с.’. В демократических
системах влияние многочисленных групп давления может достичь силы,
способной нейтрализовать эффект работы правительства*.

Исследование проблематики такого рода послужит всесторонней разработке
науки о власти, всех конкретных областей кратологии.

10. Вспомогательная и частные кратологии

Блок специальных кратологии следует завершить вспомогательной и частными
кратологиями. Они логически и содержательно близки друг другу. Можно
даже назвать их взаимосвязанными и взаимозаменяемыми. В немалой мере это
объясняется процессом их становления, его особенностями. В перспективе
предполагается их более определенное размежевание, конкретизация. Но
сегодня пока можно попытаться в общем плане определить участки
деятельности этих областей кратологии.

Вспомогательная кратология (англ. subsidiary cratology) — область
знания, дающая толкование конкретных вопросов, проблем власти, властной
практики, изучающая определенные стороны деятельности властей, форму и
содержание их акций в сфере правотворчества, административной
деятельности, делопроизводства, документации, геральдики, атрибутики,
символики, эмблематики и т. п.**.

Основанием для выделения вспомогательной кратологии служит аналогичное
выделение вспомогательных дисциплин в различных областях науки. Наиболее
показателен здесь большой блок вспомогательных исторических дисциплин,
которые уже многие годы успешно изучают конкретные виды исторических
источников, содержащих сведения о прошлом человека, народов, государств,
нашей планеты, а значит, и о прошлом властей разного рода. К ним
относятся: генеалогия, геральдика, дипломатика, историческая метрология,
нумизматика, палеография, сфрагистика, хронология***, палеография и др.

С развитием науки о власти (кратологии) многие из названных дисциплин
будут относиться не только к вспомогательным историческим наукам, но и к
вспомогательной кратологии (геральдика, дипломатика, сфрагистика и др.)
и собственно к истории власти и истории науки о власти (исторической
кратологии).

* Технологии политической власти. Зарубежный опыт. Кюв: Вища школа,
1994. С. 119.

** Обратим внимание на одно из наиболее полных изданий этого рода:
Похлебкин В. В. Словарь международной символики и эмблематики. 2-е изд.,
перераб. и доп. М.: Междунар. отношения, 1994. 500 с. Данный справочник
содержит толкование около 470 терминов.

*** В качестве уникального, первого в отечественной научной литературе и
важного для истории государственной власти можно назвать издание:
История государства и права: Хронология / Под ред. М. И. Сизикова. М.:
ИНФРА-М, 1996.160 с.

171

Частная кратология (англ. special/particular cratology) — важная от^
расль науки о власти, которая изучает конкретные детали, подробность
устройства власти, элементы ее механизмов, являющиеся типичными^
независящими от тех или иных времен, властителей и стран. Сюда от-,
носятся атрибуты, символика, церемониалы, протокольные процедуры,
ранжирование властей, специфика устройства и деятельности аппарата и
другие явления, по-своему дающие о себе знать в различного рода властных
сферах. Здесь много общего со вспомогательной кратологи-ей, а также
различными областями исторического знания, которых насчитывается около
70.

О том, сколь обширен в этих специальных отраслях кратологии круг
источников познания, наглядно свидетельствует многообразие ат-рибутики,
символики, геральдики, сопровождающее власть в разных государствах и в
различные эпохи и накопившее к нашим дням крупный массив исторических
знаний. Одной лишь российской властной атрибу-тике можно посвящать и
книги, и кинофильмы, и разнообразные видеоматериалы, и телевизионные
передачи и т. д. Даже такого рода осмысление властной практики и ее
проявлений по-своему очень доказательно говорит о том, какой огромный
объем материала выпадал до сих пор из поля зрения науки, когда не
существовало кратологии (науки о власти). Если подобные материалы,
факты, сведения и становились объектом познания в исторической науке или
социологии (с недавних пор и в политологии), а также в археологии,
географии, педагогике и т. д., то каждый раз они рассматривались под
углом зрения конкретной науки, с ее позиций.

Сегодня же требуются суждения о многих явлениях жизни, связанных с
властной практикой, с позиций самой теории этой властной практики, а не
ее комментаторов. Особо надо учесть, что практически всякая власть
всегда придавала и придает особое значение различного рода знакам своего
отличия, символике, геральдике, ритуалам, эмблематике. Их разработка,
применение, изменение — предмет больших забот и правителей, и их
окружения, и органов власти. Здесь всегда присутствуют как юридический
смысл, конституционно-правовое оформление, так и
социально-психологический расчет, и немалые рекламные усилия, и
популяризация.

В целом за многие века сложились и заслуживают особого внимания
кратологии такие вспомогательные дисциплины, как наука о гербах
(геральдика), наука о печатях (сфрагистика), наука об орденах и медалях
(фалеристика) и т. д.

Что же такое символика власти, эмблематика, геральдика? Символика власти
(англ. symbolism/symbols of the power) — совокупность символов власти,
государственная символика.

Символы власти — условные знаки власти, их набор, перечень. Например,
скипетр, держава у монарха и т. п*.

Эмблематика (англ. emblematic) — совокупность изображений конкретных
объектов (в отличие от символов — абстрактных знаков). Например, белый
голубь — эмблема мира.

Геральдика (англ. heraldry, от лат. heraldus — глашатай) —
гербове-дение. В XIII—XIX веках — составление дворянских, земельных,
цеховых гербов. Со второй половины XIX века — вспомогательная истори-

* См., напр.: Хорошкевич А. А. Символы русской государственности. М.,
1993.

ческая (а также и кратологическая) дисциплина, изучающая гербы, их суть,
содержание, символику, особенности, отражение в них устремлений,
интересов и целей, в том числе и властных. Правда, в России некоторые
понятия такого рода нередко меняют свой смысл. Можно, например,
услышать, когда под геральдикой разумеют вообще набор державных
символов*.

Конечно, вряд ли можно перечислить и охарактеризовать все символы,
регалии и прочие знаки государственного отличия, авторитета, величия,
широко используемые во всех государствах. Но основные напомнить следует.

Гимн (греч. hymnos) — 1) торжественная песня, принятая как символ
государственного единства; 2) хвала и прославление в стихах или в
музыке, песнопение.

Герб (польск, herb, от нем. Erbe — наследство) — отличительный знак
государства, города, сословия, изображаемый на флагах, монетах, печатях
и т. д. В России существовал гербовник — книга, содержащая изображение и
описание дворянских гербов**.

Государственный флаг (англ. national flag) — официальный символ,
олицетворение суверенитета данного государства. Используется в
соответствии с установленными положениями и ритуалом. Описание этого
флага нередко фиксируется в Конституции. В русском языке используется и
понятие “стяг” (знамя) как в буквальном, так и в переносном
(пропагандистском) смысле***.

Столица (англ. capital (city), metropolis) — главный город государства,
место пребывания главы государства, парламента, правительства и
правительственных органов. Сколько государств на планете, столько и
столиц.

Ритуал (англ. ritual) — вид обряда, исторически сложившаяся форма
сложного символического поведения, упорядоченная система действий и
речи, выражающая определенные социальные и культурные взаимоотношения и
ценности. Наиболее впечатляющи ритуалы во властной практике.

Торжество — большое празднество (в том числе и в государственном
масштабе) в ознаменование какого-нибудь события. Во властной практике
имеют место торжественное заседание, торжественный прием, торжественное
открытие чего-либо, а также торжественная присяга (клятва).

Государственный праздник — официально установленный и отмечаемый день
торжества в честь или в память чего-либо.

Государственный прием — собрание официально приглашенных лиц в честь
события в судьбе данного государства.

Регалии (лат., англ. regalia, от regalis — принадлежащие царю) — 1)
предметы, являющиеся знаком монархической власти (корона, скипетр,
держава); 2) знаки отличия вообще.

Корона — металлический с украшениями головной убор монарха, являющийся
символом его власти.

Скипетр — знак (символ) царской (монаршей) власти — жезл с драгоценными
камнями и резьбой.

* См.: Алексеев А. Новая геральдика родом из архивов // Российская
газета. 1994. 5 авг. С. 1; см. также: Арсеньев Ю. В. Геральдика. М.,
1908; Каменцев Е. И., Устюгов Н. Ф. Русская сфрагистика и геральдика. М„
1984. ** См.: Дурасов В. Гербовник всероссийского дворянства. Спб.,
1906. *** См„ напр.: Алярд К. Книга о флагах. Спб., 1911.

Держава — 1) золотой шар с крестом наверху как символ власти монарха; 2)
государство; владычество; верховная власть.

Жезл — посох, трость, короткая палка, обычно украшенная, служащая
символом власти, почетного положения (например, фельдмаршальский жезл).

Говоря обобщенно, регалии русского государства — венцы и короны,
скипетры и державы, троны и коронационные одежды — ценнейшие памятники
истории, свидетельство богатства и могущества монархов, их власти.
Проблематика такого рода веками тщательно отрабатывалась в международной
практике, в том числе и в дореволюционной российской практике.

В 1994 году издательством “Красная площадь” при активном содействии
генерального директора Государственного музея-заповедника “Московский
Кремль” Ирины Родимцевой было выпущено великолепное уникальное издание
“Регалии Российской империи”*. Эта книга посвящена описанию символов
верховной власти России и церемоний коронации, начиная с древнего обряда
венчания русских великих князей и кончая коронацией последнего
самодержца Российской империи. В книге 214 отличных цветных иллюстраций,
в том числе портреты русских государей, старинные гравюры и рисунки.

Впервые в одной книге оказались отражены святые для Российского
государства предметы, хранящиеся в настоящее время в Оружейной палате
Московского Кремля и на выставке Алмазного фонда, а также большое
количество редких рисунков, гравюр, акварелей, запечатлевших Московский
Кремль, интерьеры кремлевских дворцов и соборов. Возвращая нас к
прошлому российской государственности и власти, такого рода издания
зовут граждан России к единению и упрочивают надежды на будущее. Они еще
раз показывают необходимость и правомерность обращения к исторической
практике и рационального использования ее лучших сторон в интересах
укрепления современной российской государственности и формирования
твердой, надежной, уверенной в себе, отвечающей духу времени
демократической власти в России.

Более тысячи лет складывались, крепли, росли, одолевали беспримерные
трудности российская государственность и власть, вырабатывались их
символика, их державные знаки и приметы, проявлялось их сплачивающее,
организующее начало.

Заслуживают внимания созданные многовековой властной практикой
различного рода проявления внимания к людям, верно служащим государству,
в том числе и Российскому. Что здесь следует выделить прежде всего?

Орден — особый знак отличия, выдаваемый в награду за выдающиеся заслуги.

Медаль (фр. medaille) — 1) металлический знак, как правило, с
двусторонним изображением, выпускаемый в честь какого-либо события или
выдающегося деятеля; 2) государственная награда за определенные .
заслуги. Во властной практике существуют медали золотые, серебряные,
бронзовые; юбилейные, памятные и т. п.

* Полынина И. Ф., Рахманов Н. Н. Регалии Российской империи. М.: Красная
площадь, 1994; см. также: Дом Романовых. Спб., 1992; Дворянские роды
Российской империи. Т. 2. Князья. Спб.: ИПК “Вести”, 1995; Гербы
дворянских родов России. М.: Лексика, 1991.

Знак — материальный предмет (явление, действие), выступающий как
представитель другого предмета. Например, знаки отличия, нагрудные,
знаки различия военнослужащих; знаки внимания.

Привлекают внимание знаки различия — символические знаки, дающие
возможность каждому быстро и безошибочно определять служебный уровень
того лица, которому эти знаки присвоены, и соотносить его с остальными.
Знаки различия состоят обычно из простейших геометрических фигур
(треугольник, квадрат, ромб) или из геометрических элементов — линий
(полосок) и точек (звездочек), размещаемых в определенных сочетаниях.
Они располагаются на заметных частях униформы (погонах, петлицах,
рукавах) или на околышах фуражек, беретах.

Распространены во властной практике грамоты — 1) официальный письменный
акт, удостоверяющий какое-либо международное соглашение или
устанавливающий какие-либо правовые отношения (ратификационная грамота;
верительная грамота); 2) письменный акт, официальный или частный, в
России XIX — начала XX века, свидетельствующий о пожаловании лицу или
общине прав, владений, наград, отличий (жалованная грамота); 3)
документ, выдаваемый в награду за какие-либо успехи (почетная,
похвальная грамота). Изначально “граматой” именовалось умение читать и
писать и как синоним этого искусства — то или иное послание влиятельной
особы и даже царское письмо*.

Высоко ценятся почести — внешние проявления уважения, почитания. Особо
значимы государственные почести как почести высшего ранга.

Выделим также почетные должности и звания — присваиваемые определенным
лицам в знак уважения и признания их заслуг те или иные названия, а
также назначения и награды. В их числе и звание почетного гражданина
города.

Степень — официально присвоенное наименование, определяющее уровень
заслуг, квалификации в какой-либо области деятельности (например, ученая
степень).

Отметим и некоторые другие знаки и приметы, выделяющие людей во властной
практике и в целом в общественной, государственной жизни.

Девиз — 1) краткое изречение, обычно выражающее руководящую идею
поведения или деятельности (в сфере власти); 2) первоначально надпись
или эмблема на гербе, щите.

Мундир — военная и гражданская форменная одежда, в известном смысле
признак (примета, один из символов) твердой власти с ее авторитарным
курсом, особенно при облачении в мундиры гражданских лиц. Наконец,
достойны изучения звезды, кресты, эполеты и погоны. Звезда, звезды —
один из древнейших символов человечества, принятый геральдикой всех
народов; принадлежит к числу так называемых астральных знаков. Звезда
как понятие издавна служила символом вечности, а позднее (с XVIII века)
— символом высоких стремлений, идеалов; с конца XVIII века стала
употребляться как эмблема путеводности, счастья. В геральдике и
эмблематике звезды различаются как по числу образующих их углов или
лучей, так и по цвету. Сочетание того и другого дает различные
национальные значения звезд или нюансы в их

* См.: Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1.
М., 1989. С. 390.

значении. В мировой практике по разным поводам в разных странах широко
используются звезды — от треугольной (трехлучевой) и до
шестнадцатиконечной (шестнадцатилучевой). Не встречается лишь
тринадцатилучевая звезда.

В России широко известна по недавнему советскому прошлому пятиконечная
красная звезда, возникшая весной 1918 года как эмблема регулярной
Красной Армии. Своей формой она символизировала пентаграмму (оборону,
безопасность), цветом — революцию, понятием звезды — стремление к
высоким идеалам. С 1923 года символ этой пятиконечной звезды стал
использоваться в гербе СССР и она считалась эмблемой международной
солидарности трудящихся пяти континентов.

Одним из древнейших символов человечества является крест. Он возник еще
в доисторическое время как знак Солнца (прищурьтесь и взгляните на
Солнце—увидите крест). Он использовался многими языческими народами
(индусами, ассирийцами, китайцами, скандинавами, германцами и т. д.). А
возникшее позже христианство сделало его своим символом.

Широко распространены национальные виды крестов, иерархические кресты,
орденские кресты, именные и религиозные кресты. Разновидностью креста
является свастика. В настоящее время крест как государственный гербовый
символ используют одиннадцать государств.

Серп и молот — главная советская государственная эмблема. Была
установлена правительственным решением в конце марта — начале апреля
1918 года.

Эполеты (фр. epaulette, от epaule — плечо) — в царской и некоторых
других армиях парадные погоны с шитьем. Далее идут просто погоны,
шевроны, нашивки, кокарды, петлички, звездочки, бантики, лычки и т. д.

Наконец, достоин упоминания и эскорт. Это сопровождение, охрана;
воинское подразделение, конвой, сопровождающие кого-либо. Почетный
эскорт выделяется для сопровождения почетных гостей (глав государств,
других деятелей) или отдания воинских почестей (при погребении).
Существует и кортеж — торжественное шествие, процессия, выезд.

Перечень этот хотя и не полон, но поучителен. В сфере духовной власти, в
сфере религий разнообразны и продуманны церковная символика, праздники,
каноны, ритуалы, обряды, таинства, с которыми, как правило, считаются и
власти светские. Выделяются семь таинств православной и католической
церквей: крещение, причащение, исповедь, миропомазание, церковный брак,
елеосвящение (соборование, помазание елеем тяжелобольного или
умирающего, сопровождаемое молитвами), священство (посвящение в
священнослужители).

Среди христианских обрядов наиболее известны молитва, культ икон,
поклонение кресту, почитание реликвий, мощей, “святых мест”. Центральное
место занимают вера в святых, христианские праздники — Пасха и
двунадесятые праздники (двенадцать главных праздников), а также посты,
процедуры богослужения.

Большим своеобразием отличаются обряды и праздники в исламе, иудаизме,
буддизме и других религиях.

Возвращаясь в собственно сферу власти, отметим, что из былой российской
практики заслуживает внимания герольдия. К этой традиции Россия
вернулась в 1994 году.

Герольд (англ. herald, от позднелат. heraldus) — вестник, глашатай,
церемониймейстер при дворах феодальных правителей Западной Европы, а
также распорядитель на рыцарских турнирах, различных торжествах и т. д.
Герольды ведали также и составлением родословных.

Герольдия (Герольдмейстерская контора. Департамент герольдии) — в
Российской империи в 1722—1917 годах орган в составе Сената. В круг ее
обязанностей входили учет дворян, находившихся на государственной
службе, охрана их сословных привилегий, ведение родословных книг,
составление гербов.

Герольдмейстер — должностное лицо в Сенате Российской империи,
возглавлявшее Герольдию.

Завершим этот экскурс в историю обращением к нашим современным делам.
“Российская газета” писала:

“Державные регалии, символы государственности, гербы, флаги, эмблемы —
до сих пор была не упорядочена, не утверждена как следует новая
геральдика нового государства Российского. Процесс ее становления шел
как бы самотеком. Возникали нелепые ситуации, когда, например, у двух
городов появлялся одинаковый герб. Или мундиры двух совершенно разных по
функциям служб оказывались похожими, как братья-близнецы. И вот
произошло событие, которое, вероятно, станет точкой отсчета в
становлении отечественной геральдики: при Президенте России учреждена
Государственная герольдия. Государственным герольдмейстером назначен
заместитель директора Эрмитажа Г. Ви-линбахов.

Штаб-квартира новой службы разместилась в Петербурге. Ее задачи
определены точно — координировать работу по созданию официальных
символов Российской Федерации; проводить обязательную геральдическую
экспертизу всех проектов такого рода; обеспечить регистрацию и учет
гербов, флагов, знамен, наград, знаков отличия и различия, форменных
костюмов. Словом, навести порядок и поставить на научную базу это дело
государственной важности.

Города и области России хотят иметь свои собственные гербы, флаги,
награды. Причем такие, чтобы они не повторяли соседей, следовали
историческим традициям и отражали события сегодняшнего дня.

В прежние времена подобная служба существовала при императорском дворе,
после революции, естественно, была упразднена. Затем долгое время в
России существовал один на всех флаг. И вот сейчас, с созданием
Российской Федерации и развивающимся патриотизмом городов и республик
России, все чаще в аппарат Президента стали поступать заявки на
утверждение новых гербов и флагов.

Новую службу при Президенте составили десять ведущих специалистов страны
по геральдике. Каждый из них — главный специалист в какой-то отдельной
области: мундирах, эмблемах, гербах, петлицах. Все они — из
Санкт-Петербурга: в этом городе хранится большинство исторических
материалов, необходимых для их работы, — архивы Сената, Эрмитажа”*.

В соответствии с Положением о Государственной герольдии при Президенте
Российской Федерации ее основными задачами являются:

— герольдическое обеспечение работы по созданию и использованию
официальных символов РФ и ее субъектов, созданию знамен и

* См.: Российская газета. 1994. 5 авг. С. 1. 177

флагов, государственных и ведомственных наград, форменного костюма
военнослужащего и иных государственных служащих;

— содействие эффективному взаимодействию органов государственной власти
субъектов РФ, органов местного самоуправления в городах в области
создания и использования официальных символов;

— участие в разработке проектов решений субъектов РФ по вопросам
геральдики и анализ эффективности принятых решений; — выработка
методических рекомендаций по вопросам геральдики; — изучение
международного опыта в области геральдики*. Можно полагать, что в
ближайший период значительно возрастет интерес к властной символике и
обогатится ее практика.

В области специальных кратологий возможно и рассмотрение иных, не
названных здесь идей, пусть даже на грани утопических. В их числе: о
возможной власти ученых (сайенсократология), юристов (юро-кратология),
молодежи (юнократология). Правомерны выделение и разработка
геократологии и других областей знания.

В заключение следует поставить вопрос и о кратостатистике как
совокупности информационных данных о власти (властях), а также
совокупности методов и моделей, используемых в науке о власти при сборе,
обработке, анализе, моделировании, сравнении конкретных данных
разнообразных исследований, относящихся к властной практике.

В целом, подводя итоги выявления и характеристики базовых и специальных
отраслей и областей кратологий, можно сделать существенный вывод о том,
что именно введенное нами и активно используемое понятие кратологий как
науки о власти позволило создать стройную систему представлений, создать
полноцветную картину знаний о власти как многогранном социальном
явлении, нуждающемся и по сей день в гораздо более серьезном, глубоком,
разноплановом анализе, чем это делалось до сих пор.

Рассмотрев базисные и специальные области (отрасли) кратологий, мы
задержим теперь внимание и на комплексных областях — неотъемлемой и
важной сфере знаний о власти, обретаемых объединенными усилиями
различных наук. Разумеется, речь идет прежде всего об усилиях наук
гуманитарных; вместе с тем здесь велика роль и наук естественных и
технических, на идеи и представления которых вполне обоснованно и с
пользой для научного поиска и практики опирается крато-логия в целом.

* См.: ТчхомироваЛ. В., Тихомиров М. Ю. Юридическая энциклопедия. М.,
1997. С. 87—88.

КОМПЛЕКСНЫЕ ОБЛАСТИ КРАТОЛОГИЙ

На наш взгляд, к комплексным областям кратологий необходимо отнести
такие области знаний, в которых в общем теоретическом поле и
взаимодействии с другими гуманитарными, а также естественными и
техническими науками открываются богатые возможности для углубленного
исследования разнообразных проявлений власти. Если принять во внимание
исследования, имевшие место в XX веке именно в этой области в России и
за рубежом*, и возможности, открываемые естественными и техническими
науками, но далеко не используемые и по сию пору**, то только общий
перечень такого рода комплексных областей знания достигнет трех десятков
наименований. Добавим к сказанному, что международная властная практика,
национальные особенности различных стран и народов могут значительно
расширять и обогащать этот арсенал знаний.

Обширный круг данных знаний позволяет сгруппировать их по таким
разделам, как гуманитарно-познавательные (социокультурные) области
знаний о власти, биосоциальные (антропоцентрические),
естественно-научные, информационно-математические,
технико-технологические.

Какие же именно области знания можно выделить применительно к науке о
власти на ее стыках с другими науками? Перечислим их пока в сугубо
формальном порядке, по алфавиту: азбука власти, акмеология власти,
аксиология, алгебра, анатомия, антропология, арифметика, археология,
генеалогия, география, геометрия, грамматика, история, культурология,
логика, морфология, педагогика, психология, социология, топография,
физика, физиология, философия, экология, экономика, эстетика, этика
власти. За пределами этого перечня остаются астрология власти и
мифология власти.

Что же представляют собой перечисленные области знания? Обратимся теперь
к их характеристике с содержательной стороны. Рассмотрим в первую
очередь уже признанные области науки о власти, их значение для научного
обеспечения и развития властной практики.

* См„ напр.: Философия власти. М., 1993. 271 с.; Колесникова М. И.,
Бор-зунов В. Ф. Социология власти. М„ 1993. 55 с.; Galhraith Y. К. The
Anatomy of Power. L., 1984.

** cm., напр.: Долгоруких А. Россия и пути прогресса. Опыт приложения
естественно-научных, биологических знаний к разрешению семейных,
общественных и государственных вопросов. М.: Тип. “Копейка”, 1912. 79 с.

1. Философия власти

Интересующая нас прежде всего философия власти* (англ. philosophy of
power) — это область знаний на стыке философии, кратологии, права и
политологии. Она вправе оцениваться как важная самостоятельная наука в
системе учений о власти, дающая философскую интерпретацию власти, этого
уникального общественного явления, необходимого и в принципе разумного
регулятора общественных отношений и человеческого поведения. Наиболее
часто вопросов философии власти касаются авторы трудов под названием
философия права**.

Именно философия власти позволяет понять, что истоки возникновения
власти уходят в общественную природу человека и связаны с совокупностью
его материальных и духовных потребностей и интересов, а также с
потребностью в таком общественном институте, как власть во всем
многообразии ее видов и проявлений, и особенно с возникновением малых и
больших общественных групп людей (семей, слоев, классов, сословий,
партий, стран, наций).

Творческое применение философии в теории и практике власти открывает
большие возможности для развития властной деятельности и кратологии как
науки. Философия, как и другие науки, может при непредвзятом взгляде и
уважении к иным точкам зрения послужить убедительным примером
продуктивных попыток получения эффективных результатов теоретического
осмысления реальной действительности.

Так, если в данной книге нас интересует проблематика философии власти,
философии политики, философии права, то ученые-философы других научных
направлений видят немалые перспективы в исследовании иных областей
действительности (философия жизни, духа, культуры, творчества, даже
философия рынка, бизнеса и т. д.).

В качестве примера назовем одно из наиболее влиятельных направлений
западной философской мысли XX века — аналитическую философию. Ее
возникновению и развитию послужили труды выдающегося английского
философа Б. Рассела (1872—1970), его учеников и сторонников. Если в
недавнем прошлом изучение аналитической философии в основном сводилось к
критике и разоблачению логического позитивизма, то теперь оказывается,
что рассматривать новейшую аналитическую философию можно в связи с
гораздо более широким кругом знаний. Ее ядром является философия языка,
а составляющими — философия сознания, философия логики, философия
действия, философия морали, аналитическая метафизика и т. д.***

* К вопросам философии различных областей знания и деятельности
обращались многие ученые. См., напр.: Бердяев Н. А. Философия свободы.
Смысл творчества. М„ 1989; Гегель. Философия права / Пер. с нем. М.:
Мысль, 1990; Риккерт Т. Философия истории / Пер. с нем. Спб„ 1908;
Соловьев В. С. Философия искусства и литературная критика. М., 1991;
Чичерин Б. Н. Философия права. М., 1900: Тэн И. Философия искусства. М.:
Республика, 1996. 351 с. (печатается по: Спб., 1904. Пер. с фр.).

** Работы по философии права, помимо упомянутых Гегеля, Б. Н. Чичерина,
есть у многих юристов и философов. Только в 90-е годы XX века в России
появились труды таких авторов, как В. С. Нерсесянц, С. С. Алексеев, Э.
А. Поздняков, Ю. В. Тихонравов и др.

*** См,: Аналитическая философия: Избранные тексты / Сост., вступ. ст. и
коммент. А. Ф. Грязнова. М.: Изд-во МГУ, 1993. С. 5.

Это весьма наглядный пример нестандартной улубленной разработки научной
проблематики.

Разработка лингвистической и в целом аналитической философии вполне
может рассматриваться и как своеобразный ориентир, аналог непредвзятого
подхода к систематизированному, комплексному построению всей
совокупности и самого кратологического знания. В этом случае важными и
полезными блоками философских взглядов в сфере власти могут быть как
сама философия власти в целом, так и философия властного сознания,
философия властного решения, философия властного действия и даже
философия поведения лиц подвластных и т. д. Таким образом, в этой
области знаний, еще недавно десятилетиями остававшейся в тени, теперь
открываются серьезные исследовательские перспективы и практические
горизонты.

Философия власти — это область знания, к которой уже не раз обращались
многие мыслители, стараясь проникнуть в ее содержание, хотя и не
именовали ее таким образом. Можно сколько угодно критиковать К. Маркса,
Ф. Энгельса, В. И. Ленина, но следует признать, что их мысли и дела во
многом вращались вокруг философии власти.

Несомненно, что философии власти еще предстоит пережить полосу своего
расцвета, всеобщего внимания к ней. Обществу демократическому,
гражданскому, информационному эта развивающаяся наука принесет много
полезного для его прогресса, для упрочения прав, свобод и обязанностей
человека и непосредственного улучшения его жизни. Пока же здесь делаются
лишь первые, но достаточно продуктивные шаги.

В конце 1993 года появилась содержательная книга “Философия власти” (под
редакцией профессора МГУ В. В. Ильина). Это заметное событие в
становлении самостоятельной области властного знания*. В семи разделах
книги авторы квалифицированно, с позиций философии характеризуют такие
темы, как понятие власти, принципы власти, формы власти, онтология
власти, структура власти, партия и власть, культура власти. В 1994 году
В. В. Ильин и А. С. Панарин издали книгу “Философия политики”, а в 1995
году эти же авторы и Д. В. Бадовский издали “Политическую антропологию”.
Все три книги вышли в издательстве Московского университета.

В настоящее время следует исходить и из необходимости взаимодействия
философии власти с другой наукой, обретающей все больший авторитет, —
философией политики.

Философия политики (англ. philosophy of politics) — область знания на
стыке философии и политологии, имеющая право на признание в качестве
самостоятельной науки как в системе философских наук, так и в системе
наук о политике. Она дает философскую характеристику политики как
важнейшего общественного явления и составляющих ее политических явлений,
как реального регулятора общественных отношений и человеческого
поведения.

К проблемам философии политики в многовековой истории человечества
обращались многие мыслители. Однако целостный, обобщающий труд в этой
области еще предстоит создать. Такие шаги уже предпринимаются в России.
Серию книг “Философия политики” издавали

* См.: Философия власти / Гаджиев К. С., Ильин В. В., Панарин А. С.,
Рябов А. В. / Под ред. В. В. Ильина. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1993. 271
с.

преподаватели Российской академии управления в 1992—1993 годах. В них
характеризовались базовые понятия и категории современной политической
науки, закономерности и законы политического процесса, властные факторы
в политической системе общества. Профессор Э. А. Поздняков в 1994 году
издал в Москве двухтомную монографию “Философия политики”.

Воспользовавшись современной благоприятной ситуацией для нестандартного
творческого мышления, отечественные философы заговорили даже о философии
философии (метафилософии)*.

Философия очень многогранна и открывает большие возможности для науки.
Не случайно история знает труды И. Ньютона “Математические начала
натуральной философии” (1687), К. Линнея “Философия ботаники” (1751), Ж.
Б. Ламарка “Философия зоологии”, П. С. Лапласа “Опыт философии теории
вероятностей” (1814). Однако на философию власти веками не обращали
внимания.

Теперь же, осуществляя переход из сферы общей политики в область
непосредственно власти, от философии политики к философии власти, мы
можем получить значительное приращение знания и его действенную отдачу
на важном социополитическом и социокультурном поприще. Фактически мы
стоим перед дилеммой: или продолжать чего-то ждать, не замечая новых
возможностей в той области знаний, которая требует обратить на нее
внимание, или, наконец-то, сделать назревший решительный шаг. Мы и так
уже застоялись (и в России, и в мире) на поприще общих разговоров о
значении власти.

Надо развивать науку о власти, теорию власти по всем ее направлениям и
научиться применять эти знания на деле. Это относится не только к
философии власти, но и ко всем другим комплексным областям
кратологического знания.

2. История власти

История власти (властей) (англ. history of power) — важная
многообещающая наука о происхождении, эволюции и перспективах развития
власти как решающего общественного явления. Это ключевая составная часть
всей семьи наук о власти и фундаментальная часть исторических наук. Это
также и одна из необходимых учебных дисциплин. Она находится на стыке
дисциплин кратологических (наук о власти) и исторических.

Из всех комплексных отраслей кратологии именно история в целом и история
власти в особенности обладают наибольшим массивом сведений по различным
странам, континентам, эпохам.

Если подойти к вопросу непредвзято и в то же время под определенным
углом зрения, то мы увидим, что за историю какой страны, какого периода
ни возьмись, она практически всегда является наилучшей ил-

* П. В. Алексеев и А. В. Панин свой учебник для вузов “Философия” (М.:
ТЕИС, 1996. 504 с.) открывают разделом “Философия философии
(метафилосо-фия)”. Они утверждают, что основоположником подобного рода
взглядов был немецко-польско-русский философ Генрих Егорович Струве,
поставивший вопрос о такой дисциплине в своей книге “Введение в
философию” (1890). Надо, однако, заметить, что в Германии в 1840 году
Фр. Кеппен уже опубликовал книгу под названием “Философия философии”.

люстрацией прежде всего властных решений и действий, картиной поведения
как властителей, так и подвластных.

Об этом убедительно говорят такие новаторские по замыслам и оригинальные
по содержанию современные публикации, как хронология истории государства
и права России и зарубежных стран с древнейших времен до настоящего
времени* и справочное издание о правителях России**.

А если посмотреть на проблему истории власти более широко, то окажется,
что все сколько-нибудь известные историки разных стран были очень яркими
и убедительными ее исследователями, описателями и свидетелями. Здесь
очень впечатляет блестящее созвездие имен отечественных дореволюционных
историков. Прежде чем назвать эти имена, приведем свидетельство одного
из них. В своих выдержавших десять изданий лекциях по русской истории С.
Ф. Платонов в 1917 году писал:

“Когда же началось систематическое изображение событий русской
исторической жизни и когда русская история стала наукой? Еще в Киевской
Руси, наряду с возникновением гражданственности, в XI в. появились у нас
первые летописи. Это были перечни фактов, важных и не важных,
исторических и не исторических, вперемежку с литературными сказаниями. С
нашей точки зрения, древнейшие летописи не представляют собою
исторического труда; не говоря о содержании, и самые приемы летописца не
соответствуют теперешним требованиям. Зачатки историографии у нас
появляются в XVI в., когда исторические сказания и летописи стали
впервые сверять и сводить в одно целое. В XVI в. сложилась и
сформировалась Московская Русь. Сплотившись в единое тело, под властью
единого московского князя, русские старались объяснить себе и свое
происхождение, и свои политические идеи, и свои отношения к окружающим
их государствам”***.

Характерно, что, строя свои лекции, С. Ф. Платонов по большей части
именовал их, используя имена тех или иных российских властителей
(правителей). Об этом можно судить по некоторым примерам из оглавления
его лекций: Время великого князя Ивана III. Время Ивана Грозного.

Время царя Михаила Федоровича (1613—1645)****. Кстати говоря, после трех
периодов Смуты — 1) борьбы за московский престол, 2) разрушения
государственного порядка, 3) попытки восстановления порядка (по
терминологии С. Ф. Платонова) — избрание на царствование Михаила
Романова обеспечило тридцать два года его уверенного правления. Время
Петра Великого Время Елизаветы Петровны (1741—1761) Время Екатерины II
(1762—1796) Время Александра 1 (1801—1825) Время Николая 1 (1825—1855).

* История государства и права: Хронология: Учеб. пособие / Под ред. М.
И. Сизикова. М.: ИНФРА-М, 1996. 160 с.

** Пчелов Е. 5., Чумаков В. Т. Правители России от Юрия Долгорукого до
наших дней. М.: Сполохи, 1997. 240 с.

*** Платонов С. Ф. Лекции по русской истории. Спб.: Кристалл, 1997. С.
10. **** См. там же. С. 836—838.

Называя первых лиц государства на нашей земле (наименования государства
были разными), Е. В. Пчелов и В. Т. Чумаков от Юрия 1 Владимировича
Долгорукого до Бориса Николаевича Ельцина насчитывают 68 имен*.

Эти же авторы, отдавая должное церковной власти на Руси, приводят список
патриархов Московских и всея Руси (1589—1700, 1917 —до наших дней),
включающий 16 имен**.

А теперь назовем некоторые имена отечественных историков, рассказывавших
о прошлом России и истории власти в стране.

Вслед за хронографом старца Филофея (1512), “Степенной книгой” XVI века,
летописями появился первый учебник русской истории “Синопсис” Иннокентия
Гизеля (1674), очень распространенный в эпоху Петра 1. М. В. Ломоносов
написал учебную книгу по русской истории и один том “Древней Русской
истории” (1766).

Славу и известность приобрели труды по истории российской таких авторов,
как М. Н. Щербаков (1733—1790), Н. Н. Новиков (1744—1818), Н. М.
Карамзин (1766—1826), К. С. Аксаков (1817—1860), С. М. Соловьев
(1820—1879), Н. И. Костомаров (1817—1885), К. Д. Кавелин (1818—1885), Б.
Н. Чичерин (1828—1904), В. О. Ключевский (1841— 1911), С. Ф. Платонов
(1860—1933) и др.

О напряженных поисках верного осмысления исторических событий и
пройденного страной пути, в том числе ее властью и правом, убедительно
говорят труды Н. И. Кареева (1850—1931). В 1915 году он издает книгу
“Историология (теория исторического процесса)”, а в 1916 году появилась
“Историка (теория исторического знания)”***.

К вопросам истории власти и истории науки о власти в начале XX века
активно обращались наши отечественные правоведы. В 1915 году С. А.
Котляревский в книге “Правовое государство и внешняя политика” писал:
“…мы встречаем теорию разделения властей уже у Аристотеля, и притом в
настолько развитом виде, что могла высказываться и доказываться мысль о
заимствованиях у него Монтескье”****. Котляревский утверждал: “Идея
правового государства стоит в фокусе современного юридического мышления.
Она есть зрелый плод той долгой борьбы за право, которая представляет
одну из важнейших глав в истории человеческой цивилизации”*****.

Мы видим, какой дорогой ценой, выразившейся в отставании на целых три
четверти века, обошлись исторической науке времена запрета на все
разумные идеи, не вписывавшиеся в марксизм-ленинизм. Поистине не зря С.
А. Котляревский с симпатией цитировал французского мыслителя Б. Констана
(1767—1830), писавшего: “Вот вечный принцип, который должен быть
провозглашен. Нет неограниченной власти на земле — ни власти народа, ни
тех, кто называет себя его представителями, ни власти монарха, ни власти
закона, который, бу-

* См.: Пчелов Е. В., Чумаков В. Т. Правители России от Юрия Долгорукого
до наших дней. М.: Сполохи, 1997. С. 201—203. ** См. там же. С. 223—225.

*** Кареев Н. И. Историология (теория исторического процесса). Пг.: Тип.
М. М. Стасюлевича, 1915. 320 с.; Кареев Н. И. Историка (теория
исторического знания). Пг.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1916.281 с.

**** Котляревский С. А. Правовое государство и внешняя политика. М.:
Междунар. отношения, 1993. С. 13. ***** Там же. С. 10.

дучи выражением воли монарха или народа — смотря по форме правления, —
должен быть заключен в те же границы, как и самая власть, его дающая”*.

Наконец, стоит привести высказывания замечательного русского юриста А.
Ф. Кони по поводу государственной власти, который более ста лет назад
писал: “Твердая государственная власть зиждется на уважении к закону;
как бы хороши ни были законы, но там, где власть государства сама будет
относиться к ним поверхностно; где представители ее вместо осуществления
закона будут действовать по своему произволу и злоупотреблять дарованной
им властью; где гражданин будет знать, что норма деятельности
определяется не законом… а усмотрением лиц “власть имущих”, там не
может быть истинной свободы, истинного порядка и того, что составляет
поддержку всякого общества — уважения к закону. Власть не может
требовать уважения к закону, когда сама его не уважает; граждане вправе
отвечать на ее требования: “Врач, исцелися сам”**.

В советские времена с подобными оценками не считались. Следовало бы хоть
теперь извлечь из них выводы и научиться руководствоваться законом и
творить разумные законы. Конечно, столь ярких, точных, полезных суждений
не будет знать тот, кто не знает истории власти и истории науки о
власти, кто не хочет или не умеет считаться с необходимостью знать эти
науки и помогать их развитию. В этой связи обратим внимание на труды
всемирно известного русского историка Г. В. Вернадского (1887—1973) —
сына В. И. Вернадского, активно исследовавшего в эмиграции русскую
историографию. В России лишь в 1998 году впервые опубликована его книга
“Русская историография”***.

В начале 20-х годов Н. А. Бердяев, издавая свои лекции по философии
истории, прочитанные в Москве в 1919 году, рассуждал: “Исторические
катастрофы и переломы, которые достигают особенной остроты в известные
моменты всемирной истории, всегда располагали к размышлениям в области
философии истории, к попыткам осмыслить исторический процесс, построить
ту или иную философию истории”****. Похоже, что это мироощущение
свойственно не только началу, но и концу нашего драматического XX века.

Сегодня в еще большей мере, чем когда-либо, для выхода из нынешнего
переломного состояния не просто российского, но и мирового масштаба
нужны и новая философия истории, и новая философия власти, и новая
история власти. Надо признать правоту суждения Карла Яс-перса: “По
широте и глубине перемен во всей человеческой жизни нашей эпохе
принадлежит решающее значение. Лишь история человечества в целом может
дать масштаб для осмысления того, что происходит в настоящее
время”*****.

Наше время, казалось бы, далеко не самое лучшее для такого рода
аналитических изысканий, но может случиться, что другого времени (по
крайней мере, у России) не будет вообще. И сам вопрос стоит в беспощадно
резкой форме: теперь или никогда!

* Котляревский С. А. Правовое государство и внешняя политика. С. 312. **
Кони А. Ф. Избранные произведения. М., 1956. С. 4. *** Вернадский Г. В.
Русская историография. М.: Аграф, 1998. 448 с. **** Бердяев Николай.
Смысл истории. М.: Мысль, 1990. С. 4. ***** Ясперс К. Смысл и назначение
истории / Пер. с нем. 2-е изд. М.: Республика, 1994. С. 29.

3. Социология власти

Обратимся к очень своеобразной многоплановой отрасли знаний, которую
нередко считают и областью сугубо социологического знания.

Социология власти (англ. sociology of power) — одна из важных
формирующихся комплексных и относительно самостоятельных областей
знания, берущая начало в сфере социологии, политологии и крато-логии.
Основным ее предметом являются собственно власть и ее проявления во всех
формах общественной жизни, исследуемые с помощью социологических методов
и процедур.

Хотя серьезное изучение власти как социально-политического явления и
социологического объекта началось с середины XX века, ее исходные идеи
были намечены еще древнегреческими мыслителями, особенно Аристотелем,
много занимавшимся вопросами государственного устройства. Проблемы
социологии власти фактически по существу рассматривались виднейшими
мыслителями нового времени — Макиавел-ли, Гоббсом, Локком, Монтескье,
Токвилем и др. Они привлекали внимание дореволюционных российских ученых
и исследователей.

Активное становление и развитие социологии в 60—70-х годах XIX века в
России подводило и к разработке социологии власти. Трудно переоценить
роль юристов в отечественной социологии. У Б. Н. Чичерина есть “Курс
государственной науки”. Ч. II. “Наука об обществе, или Социология”
(1896); у Г. Ф. Шершеневича — “Социология” (1910); у В. М. Хвостова —
“Социология” (1917).

Еще до 1917 года в России появились такие издания, как “Этическая
социология” (1897), “Антропосоциология” (1900), “Этнографическая
социология” (1901), “Прикладная социология” (1908), “Общая социология”
(1912). В этот ряд входит и понятие “социология власти”, употребленное
С. А. Котляревским (1909).

Отметим и нынешний растущий интерес правоведов к социологии. В
монографии В. Н. Кудрявцева и В. П. Казимирчука “Современная социология
права” (1996) в той или иной связи речь идет о девяти направлениях
социологии, связанных с правом (законодательная социология, юридическая
социология, социология административного права и др.). К сфере власти
обращены исследования и самих социологов*. (В бывшем СССР вопросы
социологии власти, очевидно, в силу политических причин во многом
обходились и игнорировались**.)

Теорией власти теперь активно занимаются ученые многих стран. В России в
связи с демократизацией жизни открывается возможность на базе
социологических исследований непредвзято и всесторонне судить о сложной
сфере власти и ее органов, ее практике и механизмах. К числу первых
ученых, которые стали говорить и писать о социологии власти, относятся
Ж. Т. Тощенко, М. И. Колесникова, В. Т. Бор-зунов, А. Г. Здравомыслов.

Сегодня важно использовать знания, вырабатываемые в социологии политики
(политической социологии) (англ. political sociology), как

* См., напр.: Россия: власть и выборы. / Под ред. Г. В. Осипова. М.:
ИСПИРАН, 1996.350 с.

** Среди единичных упоминаний о социологии власти можно выделить статью
В. Д. Попова “Социология и психология власти” //Драма обновления. М.:
Прогресс, 1990. С. 369—400.

отрасли знания на стыке политологии и социологии, берущей на свое
вооружение их идеи, методы и процедуры.

Очень важно обратить внимание на новейшие тенденции в социологии, на ее
поворот к проблематике власти. Правда, российским ученым это дается пока
нелегко. И это объяснимо. С догматических марксистских позиций вся
активность в науке сводилась к написанию трудов и ведению разговоров
вокруг так называемого научного руководства и управления. Настоящую
власть, как правило, не трогали. Оценок властей не касались. И не умели
этого делать, и боялись.

Вместе с тем надо указать на то, что серьезные изменения в жизни России
и положении ее науки отмечены не только немалыми трудностями и
кризисными проявлениями, но и открытием новых возможностей в развитии и
общества, и науки, а также стремлением ученых продуктивно их
использовать. В связи с этим следует одобрительно отозваться о появлении
социологической литературы нового поколения, характеризуемой выделением
социологии власти. Так, Ж. Т. Тощенко в своей книге “Социология” выделил
целый раздел “Политическая социология” и в его рамках специальную главу
“Социология власти”*.

Происходящий ныне крупный социальный поворот в развитии общества будет
сопровождаться серьезными переменами в системе социального знания и, в
частности, проявится как в резко возросшем спросе на кратологическую
проблематику, так и в ее назревшем расцвете при непременном углублении
демократизации всей общественной и государственной жизни.

4. Азбука власти

Говоря о фундаментальных комплексных областях междисциплинарного
властеведения — философии власти, истории власти и социологии власти,
следует отметить, что эти области знания существуют в своего рода
окружении большой группы хотя и менее впечатляющих, но столь же
необходимых и важных компонентов властных знаний. Из них на первом плане
конечно же должна быть азбука власти (англ. the АВС of power). Именно
она вводит нас во властную проблематику и во властную практику. Она
представляет собой надежного путеводителя и доброго партнера общей
кратологии и философии власти.

За тысячелетия рациональной практики люди выработали немало полезных
навыков при обретении новых знаний, их осмыслении, освоении. Эти
ключевые области знаний, вводящие в конкретные науки, именовались
по-разному: начала, основы, введение, азбука, а то и арифметика
соответствующей науки. Примеров здесь множество**. Очень су-

* См.: Тощенко Ж. Т. Социология. Общий курс. М.: Прометей, 1994. С.
191—202.

** См.: Берви-Флеровский В. В. Азбука социальных наук. Спб„ 1871;
Емельянов Н. Б. Основы организации народовластия. Пг., 1917; Ковалев А.
Н. Азбука дипломатии, 3-е изд. М.: Междунар. отношения, 1977;
Закошанский В. Азбука и арифметика экономики. Рига: Зинатне, 1992;
Шаталова Г. С. Азбука здоровья и долголетия. М.: Энергоатомиздат, 1995;
Азбука природы. Более 1000 вопросов и ответов о нашей планете, ее
животном и растительном мире / Пер. с англ. М.: Издат. дом “Ридерз
дайджест”, 1997, и т. д.

щественную и не просто вспомогательную, а подчас центральную,
конструктивную роль играют здесь словари.

Взявшись за систематизацию и классификацию знаний и наук о власти, автор
издал в последние годы ряд статей и книг такой ориентации. В их числе:

Власть. Основы кратологии. М.: Луч, 1995. 304 с.; Введение в науку о
власти. М.: Технологическая школа бизнеса, 1996.380 с.;

Власть. Кратологический словарь. М.: Республика, 1997. 431 с. Такого
рода труды позволяют все более полно, основательно и со знанием дела
оценивать ситуацию в кратологии, ее своеобразие и перспективы.

Что же такое азбука власти как область знания? Это — система основных,
простейших (азбучных) идей, правил, истин и положений, освоение которых
необходимо для того, чтобы разобраться в сути и своеобразии власти и тем
более принять личное участие в оценке, формировании и деятельности
властных структур. К азбуке власти примыкает азбука управления — основы
управленческой деятельности, начальные понятия, правила, приемы,
необходимые для достижения успеха, желаемого результата в руководящей
деятельности.

Не только не умаляя, но и по-своему возвеличивая смысл и ценность труда
мыслителей и правителей разных эпох и народов, мы можем высоко оценить
многое сделанное ими в разработке азбуки власти и управления в Древнем
Египте, Индии, Китае, Риме, Греции и других государствах и на
последующих этапах истории человечества. И здесь вновь среди звезд
первой величины следует назвать труды Платона, Аристотеля, Цицерона,
Макиавелли, Гоббса, Локка, Монтескье, Г. Гро-ция, Гегеля, И. Канта, О.
Конта, К. Маркса, Ф. Энгельса, М. Вебера, многих отечественных
мыслителей.

В многовековом ряду разнообразных кратологических деяний несомненно
останутся имена и Христа, и Цезаря, и властителей-царей, полководцев,
правителей разных времен и народов — Петра 1, Наполеона, Дж. Вашингтона,
Ленина, Черчилля, Рузвельта, как сохранятся и имена по-своему учивших
человечество опасности власти Гитлера, Муссоли-ни. Пол Пота, Пиночета.

Чтобы разбираться во власти или участвовать во власти, а тем более
возглавлять власть на разных ступенях этой величественной пирамиды, надо
обращаться к делам и мыслям наших предшественников — и за 20—30 веков до
наших дней, и в XX веке, и просто к нашей поучительной современной
практике, нерероятно умноженной ясновидением информатики или, напротив,
тщательно укрываемой той же информатикой за недоступными тайнами
исторических и текущих архивов.

Мудрый К. Ясперс, вспоминая в 1920 году о мудром М. Вебере, счел
возможным заявить: “Что такое социология? Это столь же неясно, как и то,
что есть философия. Начиная от греков и до Гегеля, философию всегда
понимали как самопознание человеческого духа… К этому самопознанию
направлена в значительной степени и социология”*. И далее: “Многое из
того, что называют социологией, представлялось ему надувательством”**.

* Вебер М. Избранное. Образ общества / Пер. с нем. М.: Юристгъ, 1994. С.
** Там же. С. 562.

Надо ювелирно точно, честно и усердно трудиться в науке, чтобы уйти от
надувательства. И в сфере кратологии это намного труднее. Чтобы достойно
властвовать, надо обладать истинными знаниями, постоянно их накапливать,
глубоко обдумывать, эффективно использовать в анализе, диагнозе,
синтезе, прогнозе. В противном случае придется творить произвол,
хитрить, бесчинствовать, быть деспотом и узурпатором.

Хорошо сказал в свое время в книге “Политика как наука” (1872)
родившийся в семье крепостного крестьянина, добившегося вольной для
своих детей, и ставший философом, социологом, просветителем А. И.
Стронин (1826—1889):

“Как знание начинается с богатства, так власть начинается от знания.
Если превосходство в силе есть единственный первоначальный источник
богатства, если превосходство в богатстве есть единственный
первоначальный источник знания, то единственно первоначальным источником
власти бывает только превосходство в знании. Но так как это последнее
превосходство предполагает и два первые, то отсюда и выходит, что власть
есть соединение силы, богатства и знания, а всякое соединение силы,
богатства и знания есть власть. Тезис этот подтверждается и исторически,
и социологически. Исторически, потому что каждый раз, как появлялись эти
три условия соединенными, каждый раз возникала и власть. В восточных
деспотиях богатство и знание совмещались в жрецах — отсюда и власть была
у них, а не у воинов. В классическом мире богатство и знание
сосредоточено у аристократий — оттого у них и власть. То же и в средние
века. В новейшей Европе знание и богатство — в среднем сословии, у
буржуазии, а потому у нее же и власть политическая”*.

Разумеется, азбука власти — наука, лишь внешне кажущаяся легкой,
доступной. Она требует владения первоосновами, глубокого понимания
множества изначальных явлений, фактов, примеров и обусловленных ими
терминов, понятий, обширного словарного ряда конкретных обозначений.
Здесь-то и подстерегают и читателя, и современного пользователя системы
Интернет, и исследователя, и самого власть имущего возможность
неразработанности понятий, неизученности явлений, многозначности слов,
тем более их несовпадения в разных языках.

Разумеется, на языковых высотах алгебры и высшей математики науке о
власти сразу заговорить невозможно. Надо учиться азбуке этой науки, ее
азам, ничего здесь не упуская и не перепрыгивая через важные ступени.
Овладевать системным знанием надо последовательно и системно,
отправляясь от его основ. Вроде бы прописная истина, вроде бы даже
говорить об этом неловко, даже стыдно, настолько это очевидно. А разве
не стыдно с позиций системности вести речь о тех знаниях, которые сами в
систему до сих пор так и не приведены? И это относится к пока еще не
ставшей серьезно на ноги кратологии.

Освоение азбуки власти требует серьезной теоретической подготовки,
знаний из многих областей науки, исторических познаний. Вот что писал в
1905 году юрист, историк, социолог, этнограф М. М. Ковалевский в труде
“Из истории государственной власти в России”: “Государственный порядок,
какой мы теперь видим в России, не

* Цит. по: Антология мировой политической мысли: В 5 т. Руководитель
проекта Г. Ю. Семигин. М.: Мысль, 1997. Т. IV. С. 121.

всегда был таким; его никак нельзя назвать исконным порядком. В самом
начале русской истории, до появления князей в Киеве, Новгороде и других
русских городах, власть была в руках городского веча; вече __ народное
собрание. Изначала, говорит летописец, новгородцы и смоляне, и киевляне,
и половчане, и все области сходятся на вече как на думу, Вече решало все
дела. Когда появились князья, они стали оборонять землю, и к ним отошли
суд и управление; но веча остались и при князьях… Всего шире
развернулась власть веча в Великом Новгороде. Начиная с XII века и до
конца XV вече в Новгороде имело всю власть; оно начинало войну и
заключало мир. Все должности были выборные; князя вече и выбирало, и —
когда он был не люб — показывало ему дорогу из Новгорода; новгородцы
были “вольны в князьях”. Князь не мог и налоги сам собирать, и пошлины
прибавлять, а жалованье для себя получал из новгородской казны, какое
положено… Новгород был республика, только республика
аристократическая; там преобладали знатные и богатые бояре.

Но не одни веча стояли русским князьям поперек дороги. Самым крупным
государем в Восточной Европе был в то время византийский император: он
предъявлял к русским князьям свои права. В XI веке в византийской армии
был один корпус в 6000 человек, состоявший из союзных русских, этот
корпус русские князья постоянно должны были держать в Царьграде.
Византийские императоры вплоть до XIV века считали русских великих
князей своими придворными, называли их своими стольниками…

С половины XIII века до конца XV удельная Русь была под татарским игом,
и хан Золотой Орды назывался “царем русским”, русские княжества были его
“улусами” и князья — его “улусниками”. “Когда восхотим воевать и повелим
собирать рать с улусов наших на службу нашу”, — говорил татарский хан. И
святой черниговский князь Михаил признал хана царем Божией милостью; он
говорил в Орде хану: “Тебе, царь, кланяются, понеже тебе Бог поручил
царство”. Подвластные “царю русскому” — хану татарскому удельные князья
не были независимыми, самодержавными государями; они держались татарскою
милостью. Русские были в подчинении Золотой Орде, и, по рассказу
Флетче-ра, московские государи долго еще должны были исполнять
унизительный обряд: каждый год в Кремле, стоя перед ханской лошадью,
кормить ее овсом из своей шапки.

В конце XV века пала татарская власть, и подчинился Москве Господин
Великий Новгород; в Москве начало слагаться царское самодержавие; в
половине XVI века московский великий князь Иван IV венчался уже на
царство. В том же XVI веке на юге, на Дону, возникла казачья
демократическая республика. На Дон бежали из Московского государства
крестьяне и холопы, которым тяжело жилось дома: на Дону они жили вольно,
сами оборонялись от татар, сами решали и все дела; у них был общий круг
и выборные на кругу атаманы. В Москве говорили про казаков, что казаки
“балуют”, называли их ворами и холопами, но ничего с ними не могли
поделать. Два века просуществовала донская республика, и только Петру
Великому удалось сломить ее. На Днепре, в Малороссии, были свои вольные
казаки со своей Запорожской сечью; при царе Алексее Михайловиче
Малороссия, отпав от Польши, признала своим государем царствующего в
Москве государя с его потомством, но сохранила по договору все свои
вольности и даже право сноситься с иностранными державами. Но с Петра
Великого ста-

ли падать вольности малороссийского казачества, а при Екатерине II была
разрушена и сама Сечь Запорожская. Победило, в конце концов, московское
самодержавие.

Но и в Московском государстве, где выросла и сложилась самодержавная
царская власть, она сложилась не сразу; нужно было много труда и борьбы,
чтобы создать царское самодержавие”*.

Отметим в этой связи еще одну любопытную особенность кратоло-гического и
грамматического свойства. Русские либеральные юристы-государствоведы Ф.
Ф. Кокошкин и В. М. Гессен обращались в начале XX века, особенно в связи
с Манифестом царя Николая 1 17 октября 1905 года “Об усовершенствовании
государственного порядка”, к истории понятия “самодержавие”. Оказалось,
что она сходна с историей понятия “суверенитет” на Западе. “Как
суверенитет на Западе первоначально означал власть независимого
государства, так и слово “самодержавие” в России, как выяснил еще
профессор Ключевский, появилось при освобождении от власти татар и
выражало независимость Московского государства (державы. — В. X.) от
какой-либо внешней силы. Однако со временем оно обрело иной смысл — не
собственно независимость от внешней власти, а независимость абсолютной
монархической власти или неограниченной власти”**.

Хороша “игра слов”, не правда ли? И это не слова-перевертыши. Это
естественная полная трансформация смысла за десятилетия.

Не так ли и в СССР сначала ВКП(б), затем КПСС и генсек вопреки
установлениям конституции стали вершить верховную власть?

В силу подобных причин нужна не просто высшая власть, а нужна и азбука
власти, ее незыблемые и незаменимые основы. На такой простой азбуке
должна строиться и система представлений о власти (и властей разного
рода), и сама система власти. Это предмет большого назревшего
исследования. Будем надеяться, что это дело не столь уж далекого
будущего.

Но одну проблему надо ставить уже сейчас и попытаться найти допущенные
здесь просчеты и ошибки. Речь идет о большой полосе Советской власти, ее
предыстории и постистории.

Как известно, марксизм обосновал необходимость диктатуры пролетариата,
оценил ее как политическую власть пролетариата и на этой основе резко
политизировал всю деятельность по установлению диктатуры пролетариата
(т. е. по захвату государственной власти). Вся последующая деятельность
партии после прихода к власти в 1917 году была сведена к восхвалению
Советской власти, к беспощадной и неограниченной критике всех иных видов
и типов власти, к полному разрыву с богатым государственно-правовым
опытом былых веков. Все сводилось к политизации жизни в СССР и других
странах социализма, к уходу от серьезного рассмотрения вопросов теории и
практики власти и усиленному ограждению от какой-либо критики власти
коммунистов. Все это обернулось крахом власти, именовавшейся народной,
при полном равнодушии и безучастии большинства народа к судьбам этой
власти и даже при содействии ее скорому падению.

А начиналось это еще во времена первых шагов деятельности К. Маркса и Ф.
Энгельса. Именно в знаменитом “Манифесте Коммуни-

* Ковалевский М. М. Из истории государственной власти в России. М. 1905.
С. 3—6, 19—20. ** Кокошкин Ф. Ф. Русское государственное право. М„ 1908.
С. 123.

стической партии” и была выдвинута идея диктатуры пролетариата —
формирование пролетариата в класс, ниспровержение господства буржуазии,
завоевание пролетариатом политической власти.

В издании 1848 года, напечатанном в Лондоне готическим немецким шрифтом,
формулировалась мысль: “Eroberung der politischen Macht durch das
Proletariat”* (“Завоевание политической власти пролетариатом”). Заметим,
что die Macht в немецком языке означает: 1 ) силу, мощь; 2) власть,
влияние. Таким образом, вопрос стоял широко — о завоевании политического
влияния, силы, мощи, политической власти. Этот приход к власти мог
осуществляться любым (в том числе и неконституционным) путем.

Вместе с тем несколькими страницами ранее в “Манифесте Коммунистической
партии” речь шла о том, что “Die modeme Staatsgewalt ist nur ein
Aus.schluB, der die gemeinschaftlichen Geschafte der ganzen
Bourgeoisklasse verwaltet”**. (“Современная государственная власть — это
только комитет, который управляет совместными делами всего класса
буржуазии”.) Из текста видно, что авторы различают понятия политическая
власть (die politische Macht) и государственная власть (die
Staatsgewalt). Они близки по смыслу, но не идентичны. Более того, они
различны по социальному содержанию. Дело в том, что: 1) можно (особенно
в многопартийной стране) иметь политическую власть (у себя в партии, во
фракции, на конкретном участке), но не обладать государственной властью
в целом; 2) речь идет не только о завоевании власти (политической) для
себя, для рабочего класса, но и об отсутствии желания взять себе, на
себя буржуазную (государственную) власть***.

Таким образом, с позиций Манифеста вопрос ставился о власти (диктатуре
пролетариата), которая требовала устранения государственной власти
буржуазии и утверждения новой государственной власти рабочего класса.
Данная власть уже разумелась как новая власть нового государства,
“полугосударства”, с иными функциями, того государства, которое в
перспективе засыпает, умирает и которому на смену придет общественное
коммунистическое самоуправление.

Однако фактически в то же самое время (конец 1847 года) К. Маркс в
противоречии со сказанным отождествляет политическую и государственную
власть. В полемике с К. Гейнценом (“Морализирующая критика и
критизирующая мораль”) К. Маркс пишет: “Итак, перед нами два вида
власти: с одной стороны, власть собственности, т. е. собственников, с
другой — политическая власть, власть государственная”****. Правда, здесь
К. Маркс отмечает: “Другими словами: буржуазия еще не конституировалась
политически как класс. Государственная власть еще не превратилась в ее
собственную власть”*****.

И еще следует добавить. Встретившись с фактом отождествления К. Марксом
политической и государственной власти, один из российских авторов — Ю.
А. Дмитриев не только обратил на это внимание, но справедливо заметил,
что такой подход в этом вопросе был определяющим для многих советских
ученых-юристов******. Однако справедливости ради надо сказать, что не
только для юри-

* Manifest der Kommunistischen Partei. London, 1848. S. II. ** Jbid. S.
4.

*** cm.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. М., 1955. Т. 4. С. 426. ****
Там же. С 297.

^iti.. iriu^fiL l\.f L.

**** Там же. С. 297. ***** Там же. С. 298. ****** Государство и право.
1994. № 7. С.ЗО.

стов было свойственно отождествление политической и государственной
власти в советские времена, но и сегодня оно продолжается в учебниках по
политологии.

Автор данной книги в журнале “Власть” в конце 1997 года вынужден был
высказаться так: “Разве не нелепость, когда все учебники политологии в
России пишутся о политической власти в подражание советскому прошлому, а
Конституция России говорит о государственной власти?”*.

Политизация жизни, образования и учебной литературы, конечно, уже не
отвечает крупным переменам, происшедшим на бывшем советском
пространстве. Но дело, видимо, в том, что с политическими азами былой
политической азбукой, не так-то просто расставаться.

В самом деле, десятки лет, а точнее, с конца XIX и до конца XX века речь
повсеместно шла о политике в наиболее широко цитируемых и обязательных к
изданию трудах В. И. Ленина (а в 1924—1953 годах — И. В. Сталина),
РСДРП(б), РКП(б), ВКП(б), КПСС — независимо от перемены аббревиатур, в
центре внимания держали вопросы о власти, а всю мощь пропаганды
нацеливали на политику, политическую жизнь, политическую деятельность,
партийно-политическое просвещение народа во всех слоях, возрастах,
учреждениях и регионах. И государственный служащий, и военнослужащий
должны были заниматься своим политическим образованием и
самообразованием и стоять в центре политики. И конечно, трудно
привыкнуть к тому, что новая власть требует теперь от этих категорий лиц
совершенно противоположного — стоять вне партий, вне политики. Тем более
это трудно, когда одна из профилирующих учебных дисциплин по
государственным стандартам, при получении высшего профессионального
образования и сегодня — политология.

В качестве небольшого экскурса обратимся к трудам В. И. Ленина. Они
пронизаны в течение трех десятилетий (1894—1923) вопросами политики,
политической борьбы, политизацией всех сторон и сфер жизни и
деятельности. Немало в них говорится и о власти, но до 1917 года — с
обличением власти, а с конца 1917 года — с одобрением и восхвалением
Советской власти.

Рассмотрим некоторые крупные рубежи отечественной истории. Начало века.
1900 год. Декабрь. Газета РСДРП “Искра” № 1. Статья В. И. Ленина
“Насущные задачи нашего движения”. Главные ориентиры: политическая
задача, ниспровержение самодержавия, завоевание политической свободы,
политика, политическое самосознание, политическая организация. Это
насквозь политизированная статья.

1917 год. Июль. В сборнике произведений В. И. Ленина, относящихся к
этому времени, центральной темой звучит уже государственная власть во
всем многообразии ее тем**.

1918 год. В. И. Ленин публикует написанную в августе—сентябре 1917 года,
широко известную работу “Государство и революция”, представляющую собой
систематическое изложение марксистского учения о государстве***. У этой
работы есть одна особенность, фактически не

* Халипов В. Ф. Власть и наука: грядущее качественное обновление в XXI
веке // Власть. 1997. № 1 1. С. 72.

** См.: Ленин В. И. Политическое положение. К лозунгам Уроки революции.
М.: Политиздат, 1973. 32 с.

*** См.: Ленин В. И. Государство и революция. Поли. собр. соч. Т. 33. С.
1—120; Подготовительные материалы к книге “Государство и революция”. С.
123—307.

7 В. Ф. Халипов 193

подчеркивавшаяся в прошлые, советские годы. Работу вполне можно
оценивать как очень квалифицированное изложение коренных азбучных идей
марксизма, его взглядов, относящихся, собственно, к науке о власти.
Здесь показаны и суть, и содержание, и виды власти, и отношение партии к
власти, ее властные цели, стратегия и методы борьбы за власть и
удержание власти и т. д. И если справочный том к произведениям В. И.
Ленина не имеет даже рубрики “Власть”, то в рассматриваемом произведении
речь идет о государственной, военной, общественной, политической,
парламентарной, исполнительной, правительственной, централизованной,
материальной, революционной и публичной власти. Одиннадцать видов власти
в одной книге*.

Наконец, если обратиться к работам В. И. Ленина конца 1922 — начала 1923
года (последние статьи и речи), то в них политическая тематика (а тем
более властная) отходит на второй план, уступая место научным проблемам
нэпа и культурных преобразований.

Таким образом, рассмотренная нами область знания — азбука власти, вне
всякого сомнения, является очень существенной сферой науки, требующей
внимательного изучения, углубленной проработки и приспособления к
интересам различных слоев граждан, особенно школьной и студенческой
молодежи, которой предстоит в XXI веке решать ключевые вопросы власти в
демократическом, информационном обществе и правовом государстве.

5. Экономика и экология власти

Ведущие проблемы экономики, экологии, рынка и власти; собственности,
предпринимательства и власти; бизнеса и власти давно доминируют в
мировой науке**. Теперь эта тенденция со всеми присущими ей сложностями
и противоречиями проявляется и в России.

Многие годы мы отставали в развитии научных и просто здравых взглядов на
разнообразие, многовариантность и альтернативы хозяйственной и
государственной эволюции, на устройство эффективной власти, выражающей
глубокие человеческие интересы, связанные с разными видами
собственности. Безусловно прав был видный русский философ С. Н.
Булгаков, когда в 1912 году он начинал свою известную книгу “Философия
хозяйства” следующим суждением: “В жизни и мироощущении современного
человечества к числу наиболее выдающихся черт принадлежит то, что можно
назвать экономиз-

* В “Подготовительных материалах” в 33-м томе встречается цитата на
немецком яэыке из К. Каутского, в которой он без должной научной
строгости использует понятие “die politische Gewalt” вместо “die Macht”
(см. там же. С. 280, 288).

** См., напр.: Макконнелл К. P., Брю С. Л. Экономикс: Принципы, проблемы
и политика: В 2 т./ Пер. с англ. 1 1-го изд.: В 2 т, М.: Республика,
1992; Долин Н. Дж., ЛиндсеЧД. Рынок: микроэкономическая модель / Пер. с
англ. Спб., 1992; Мескон М. X., Альберт М., Хедоури. Основы менеджмента
/ Пер. с англ. М.: Дело, 1992 (особенно глава 16. Руководство: власть и
личное влияние, с. 462—487; Пиндайк P., Рубинфельд Д. Микроэкономика /
Сокр. пер. с англ. М.: Экономика: Дело, 1992; Сакс Дж. Д., Ларрен Ф. Б.
Макроэкономика. Глобальный подход / Пер. с англ. М.: Дело, 1996. 848 с.;
Райзберг Б. А., Лозовский Л. Ш., Стародубцев Е. Б. Современный
экономический словарь. М.: ИНФРА-М, 1996. 496 с.

мом нашей эпохи”*. Он был прав и тогда, когда утверждал, что именно
“борьба за жизнь с враждебными силами природы в целях защиты,
утверждения и расширения, в стремлении ими овладеть, приручить их,
сделаться их хозяином и есть то, что — в самом широком и предварительном
смысле слова — может быть названо хозяйством.”**. Поистине “Жизнь есть
процесс прежде всею хозяйственный”***.

Это подтверждают и протекшие десятилетия, и вся практика человеческого
рода. Но всегда изначально хозяйствованию и экономизму сопутствовали
власть, организация и регуляция совместной жизни людей. Актуальная тема
создания и развития упорядоченной хозяйственной жизни, рынка,
органической взаимосвязи и взаимообусловленности рынка,
предпринимательства и власти сегодня вышла на первый план. В новом
осмыслении роли рынка и открытии ему широкой дороги, а также в новом
понимании сути государственной, конституционной власти, наиболее полно
отвечающей требованиям цивилизованного рынка, и правовом оформлении
именно такой власти — путь к нормальной жизни всех и каждого не только в
России, но и в современном планетарном сообществе, путь к его
устойчивому развитию в XXI веке.

Сегодня уже ясно, что только в отходе от односторонних взглядов на
экономику и от возможности властным, командным, административным путем
управлять ею из единого центра, только в более рациональном, эффективном
учете многообразия возможностей экономического развития — путь в
завтрашний день, в новое тысячелетие. В развитии разумно устроенной
экологической экономики — грядущий день и человека, и общества, и
власти. Развал же национальной экономики — это крах всему и вся. И
лозунг: “Заграница нам поможет”—этот лозунг не пройдет. Необходима
все-таки мудрая “опора на собственные силы”, но конечно же без
самоизоляции.

Из каких же ключевых моментов экономики нужно исходить, чтобы глубже и
полнее понять и проблемы, и особенности устройства современной власти,
ее обусловленность экономикой, ее роль в судьбах национальной экономики?

Экономика (от греч. oikonomike — искусство управления домашним
хозяйством) — это, во-первых, хозяйство (или его часть — виды, отрасли,
сферы производства) той или иной фирмы, компании, корпорации, монополии,
того или иного государства (региона, области, штата, департамента,
района, округа и т. д.), группы стран, их сообщества или всего мира;
во-вторых, это наука, отрасль знаний, изучающая проблемы, принципы,
аспекты экономических отношений, производства и распределения.

Никогда никаким властям не удавалось уклониться от решения
хозяйственных, экономических вопросов, от организации экономической

жизни.

tin.

Самой целесообразной, наиболее продуманной, обеспеченной в правовом
отношении и опирающейся на человеческие способности и интересы оказалась
к нашему времени рыночная экономика.

Многообразие экономической жизни породило необычайное множество
экономических явлений и возможностей (а значит, и понятий), с которыми
считаются власти разных уровней. Уже здесь начинает рабо-

* Булгаков С. Н. Философия хозяйства. М.: Наука, 1990. С. 7. ** Там же.
С. 39. *** Там же. С. 8.

тать власть экономики и возникают контуры целой области знаний —
экономики власти. В этом круге различаются: макроэкономика,
мезо-экономика, микроэкономика, смешанная, рыночная, феодальная,
капиталистическая, социалистическая, транснациональная экономика, а
также и грядущая информационная, экологическая экономика.

Центральные явления в этой области практики и знаний — экономическая
власть, экономическое влияние, экономическая мощь, зависимость,
интеграция, инфраструктура, конъюнктура, экономическая
самостоятельность, эффективность, помощь и взаимопомощь и т. д.;
экономические ресурсы, процессы, факторы, экономические доктрины,
законы, науки, отношения, потребности, реформы, стимулы и эксперименты;
экономический подъем и спад, кризис, потенциал и рост, цикл и этап и,
наконец, экономическое положение, равновесие, сотрудничество,
экономическое мышление и образование*. А рядом с ними гигантский круг
экологических проблем**.

И вот теперь, после столь впечатляющего, концентрированного взгляда на
суть, особенности, роли и многообразие явлений, факторов и понятий
экономики, необходимо сказать о двух очень важных и тесно
взаимодействующих областях реальной жизни, связанных с хозяйственной
деятельностью человека и обязывающих его вырабатывать соответствующую
совокупность взглядов применительно к власти, властвованию.

Экономика власти — область науки, изучающая функциональные или
отраслевые проблемы хозяйствования и организующего воздействия власти на
хозяйствование, а также своего рода общественно-экономической стоимости
(ценности) власти для государства и его сограждан. В качестве
автономного раздела экономики власти может выделяться характеристика
собственно экономической власти, в том числе в ее различных составных
частях.

Данная область знания может почерпнуть много полезного у экономической
социологии***, восходящей к трудам А. Смита, Д. Рикардо, Дж. Милля, К.
Маркса, а также у современной экономической истории. Экология власти —
правомерное распространение подходов экологии на сферу власти, властной
деятельности; проявление заинтересованности власти в решении
экологических (все чаще глобальных) проблем. Это позволяет вести речь:
1) об экологии власти как характеристике той общей разумно организуемой,
защищаемой и очищаемой

* См., напр.: Энциклопедический словарь бизнесмена: Менеджмент,
маркетинг, информатика / Под ред. М. И. Молдаванова. Киев: Техника,
1993. 856 с.; Словарь делового человека (для вузов) / Под общей ред. В.
Ф. Халипова. М.: Ин-терпракс, 1994. 176 с.; Гражданское и
предпринимательское право: Сборник документов / Сост. Богачева Т. В. М.:
Манускрипт, 1996. 879 с.

** См.: Реймерс Н. Ф. Экология (теория, законы, правила, принципы,
гипотезы). М.: Журнал “Россия Молодая”, 1994. 367 с.; Ерофеев Б. В.
Экологическое право: Учеб. М.: Высш. шк., 1992. 398 с.; Петров В. В.
Экологическое право. Учеб. М.: Изд-во БЕК, 1995. 557 с.; Экологическое
право и рынок: Сб. статей. М„ 1994.295 с.

*** Отметим первые издания в этой области: Веселое Ю. В. Экономическая
социология: история идей. Спб.: Изд-во Спб. ун-та, 1995; Дорин А. В.
Экономическая социология: Учеб. пособ. Минск: ИП “Экоперспектива”, 1997.
254 с.; Радаев В. В. Экономическая социология. Курс лекций. М.: Аспект
Пресс, 1997.368 с.

природной и социальной среды, в которой действует данная власть; 2) об
экологии власти как совокупности представлений (желательно научных) о
той внутренней благоприятной среде, в которой надлежит действовать
власти (властям, властителям). Без всестороннего учета и осмысления
всего комплекса этих экономических и экологических процессов и явлений и
стремления влиять на него современные власти и властители, политики и
партии практически немыслимы.

В основе этого фундаментального процесса лежит радикально обновляемое
понимание собственности, права собственности и прав собственника.
Конечно, не нынешней лавочно-спекулятивно-коррумпированной собственности
в России, а той, к какой страна должна прийти в ходе коренных и
многолетних преобразований, способных вывести ее на цивилизованный
уровень, придать ей гуманный и демократический облик. Разумеется, для
граждан России эта экономика и экономическая -жизнь вовсе не
ориентированы только на американский, английский, немецкий, японский или
даже китайский образец, а отражают и воплощают собственную,
отечественную экономическую специфику. При этом учитываются и былой
общественный уклад жизни, и психологическое тяготение к общинности, а не
индивидуализму, и сознание все еще не утраченной самобытности и
державного величия.

Конечно, это предмет особых политико-экономических изысканий. Мы
упомянем лишь об основных из них, важных для системы кратоло-гических
знаний.

Во-первых, это собственность — исторически определенная форма присвоения
материальных благ, прежде всего средств производства. Выделяют различные
виды собственности: государственную, общественную, коллективную,
частную, монополизированную, приватизированную, личную. Собственная
выгода, заинтересованность — это цели, к достижению которых стремятся
каждый владелец собственности, каждый предприниматель и потребитель.

Коренные вопросы собственности — трудные, сложные, болезненные. И их
нельзя решать “красногвардейской атакой на капитал”. Они тесно связаны с
властью, зависят от власти, которая, в свою очередь, и сама зависит от
них.

Об этом знали еще в XIX веке. В Своде законов Российской империи,
введенном в действие с 1 января 1835 года, весьма оригинально и вместе с
тем точно определялось право собственности: “Собственность есть власть в
порядке, гражданскими законами установленном, исключительно и независимо
от лица постороннего владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом
вечно и потомственно”*. Такой подход закреплялся и подтверждался
законодательством и в конце XIX века, а собственность определялась как
“власть, установленная гражданскими законами, исключительная и не
зависимая от лиц посторонних, владеть, пользоваться и распоряжаться
имуществом вечно и постоянно”**.

Серьезные занятия экономической теорией привели К. Маркса уже в
молодости к глубокому пониманию роли собственности — пониманию
собственности как власти и осознанию власти собственности. Беда лишь в
том, что, лихо расправившись с собственностью после 1917 го-

* См.: Исаев И. А. История государства и права России. Курс лекций. М.:
Изд-во БЕК, 1993. С. 162. ** См. там же. С. 192.

да, партия большевиков оставила в стороне и многие существенные взгляды
К. Маркса.

В полемике с К. Гейнценом (1847 год) К. Маркс признавал, что
“собственность во всяком случае представляет собой своего рода власть.
Экономисты, например, называют капитал “властью над чужим трудом”*. И
далее: “Современные буржуазные отношения собственности “поддерживаются”
государственной машиной, которую буржуазия организовала для защиты своих
отношений собственности”**. К. Маркс делал революционный вывод:
“Следовательно, там, где политическая власть находится уже в руках
буржуазии, пролетарии должны ее ниспровергнуть. Они должны сами стать
властью, прежде всего революционной властью”***.

К сожалению, Советской власти так и не удалось всесторонне теоретически
и практически разобраться в сути собственности, ее месте и роли в жизни
общества и суметь наладить оптимальные социально-экономические отношения
в обществе.И лишь теперь в реформируемой России мы приходим к
правильному пониманию роли собственности и права собственности и
убеждаемся, что собственность есть власть и что необходима конкретная
область знания — экономика власти.

Право собственности — одно из важнейших прав в современной России. Оно
признается и охраняется законом — Конституцией Российской Федерации и
Гражданским кодексом РФ.

Собственник по своему усмотрению владеет, пользуется и распоряжается
принадлежащим ему имуществом. Он вправе совершать в отношении своего
имущества любые действия, не противоречащие закону, и может использовать
имущество для осуществления любой хозяйственной или иной деятельности,
не запрещенной законом. В случаях, предусмотренных законом, на
собственника может быть возложена обязанность допустить ограниченное
пользование его имуществом другими лицами. Собственник вправе на
условиях и в пределах, предусмотренных законодательными актами,
заключать договоры с гражданами об использовании их труда при
осуществлении принадлежащего ему права собственности. Независимо от
формы собственности, на основе которой используется труд гражданина, ему
обеспечиваются оплата и условия труда, а также другие
социально-экономические гарантии, предусмотренные действующим
законодательством. Осуществление права собственности не должно наносить
ущерба окружающей среде, нарушать права и охраняемые законом интересы
граждан, предприятий, учреждений и государства.

В реальной жизни еще далеко не все так, как в теории вообще и теории
права в частности, но будем рассчитывать, что разумное понимание и
устроение собственности возьмет верх.

С собственностью связан рынок. Его суть и особенности должны понимать и
учитывать как власть, так и граждане.

Рынок — ключевое явление и понятие рыночной экономики. Оно означает
любое взаимодействие, в которое люди вступают для осуществления торговли
друг с другом; это совокупность экономических отношений, сфера обмена
товаров на деньги и денег на товар, связи меж-

* Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4. С. 297. ** Там же. С. 298.

** Там же. С. 298. *** Там же.

ду обособленными товаропроизводителями, а также место, где совершается
акт купли-продажи товаров.

Рынок — это найденный путем проб и ошибок такой институт или механизм,
который сводит вместе покупателей и продавцов. Он имеет сложную
структуру, которую можно рассматривать по разным основаниям:

— по объектам — рынок продуктов, средств производства и предметов
потребления, услуг, инвестиций, ценных бумаг, технологий, рабочей силы и
т. д.;

— по территориальному признаку — местный, региональный, национальный,
общегосударственный, мировой, всемирный и т. д.;

— по механизму функционирования — свободный (на основе свободной
конкуренции), монополизированный;

— по уровню насыщенности товарами — равновесный (при равенстве объемов
спроса и предложения), дефицитный (при преобладании спроса над
предложением), избыточный (при превышении предложения над спросом).

Чрезвычайно многообразны наименования различных видов рынка: внутренний,
внешний, валютный, денежный, кредитный, серьевой, фрахтовый и т. д.;
рынок акций, готовых изделий, индивидуальных потребителей, капитала и т.
д.

Все виды власти задействованы в сложной сети отношений с рынком.
Гражданам России и ее властям предстоит учиться этому искусству долгие
годы.

Отметим некоторые ключевые явления в рыночной экономике, важные для
умелого построения властной практики:

— предпринимательство* — инициативная самостоятельная деятельность
граждан, фирм, физических и юридических лиц, направленная на получение
прибыли и основанная на использовании всех форм собственности; процесс
поиска новых возможностей для бизнеса, использования новых технологий и
новых сфер вложения капитала, преодоления старых стереотипов;

— предприниматель — лицо, самостоятельно, творчески занимающееся
хозяйственной деятельностью, одна из центральных фигур в современной
рыночной экономике;

— предпринимательский доход — часть прибыли, остающаяся в распоряжении
предприятия (промышленного или торгового), фирмы, предпринимателя после
уплаты налогов или процента на взятый в ссуду капитал.

В настоящее время в мировой практике в ходу более широко употребляемое
понятие “бизнес” (англ. business), т. е. активная, инициативная
предпринимательская деятельность в условиях рыночных отношений,
приносящая доход или иные выгоды. Она осуществляется частными,
акционерными, кооперативными, государственными предприятиями и
гражданами на свой страх и риск и под свою имущественную ответственность
в пределах, определяемых организационно-правовыми нормативными актами.

* См.: Предпринимательское право. Курс лекций / Под ред. Н. И. Клейн.
М.: Юрид. лит., 1993. 480 с.; Бусыгин А. В. Предпринимательство: Учебн.
В 2 кн. Кн. 1. М.: Интерпрекс, 1994. 256 с.; Кн. 2. 208 с.;
Предпринимательство в Сибири: генезис, опыт развития и перспективы / Под
ред. В. С. Балабанова. Красноярск, 1996.260 с.

Хорошо отлаженный цивилизованный бизнес предполагает высокие
морально-хозяйственные качества участников — честность, ответственность,
пунктуальность в выполнении обязательств. Он должен исключать коррупцию,
подкуп, мафиозную практику. В России же понятие “бизнес” пока
применяется по преимуществу не к крупномасштабной, а к
лавочно-палаточной продаже.

В чем же пока главная трудность в судьбах общества и власти, в наших
личных судьбах? В нашем во многом еще предвзятом отношении к рынку, в
неумении наладить рынок (местный, региональный, республиканский,
межреспубликанский), достойно выйти на рынок мировой, в неспособности
быстро и продуктивно организовать рыночное пространство, оставшееся от
Союза ССР, и неготовности насытить этот рынок высококачественными
продуктами, товарами и услугами.

За этим неумением и неготовностью ясно проглядывают, во-первых,
ущербность былой социально-экономической и политико-правовой ориентации
рядовых граждан, сохраняющееся до сих пор непонимание возможностей
иного, несоциалистического образа жизни в принципиально ином обществе.

Во-вторых, все еще сказывается убожество былой внедренной свыше
социальной и экономической непредприимчивости, инертности и надежд на
высокопоставленных деятелей, которые будто бы за каждого из нас думают и
действуют.

В-третьих, проявляется здесь и непригодность ряда старых представлений
об устройстве и функционировании отечественной власти в новых,
изменившихся условиях, и прежде всего условиях становящегося на ноги
рынка.

Наконец, есть и четвертый момент, обнажающий причины наших бед и
обличающий во многом без вины виноватых их виновников. Дело тут в самих
людях. Точнее, в тех руководителях, которых ситуация вынесла во властные
структуры фактически не готовыми к новой роли в переломный для общества
момент, в функционерах, взращенных в большинстве своем в прошлые
времена, а сегодня обреченных действовать в новых структурах власти. К
сожалению, немало руководителей разных рангов несут на себе груз былых
стереотипов и догм и являют собой фигуры переходного характера. Отсюда и
проистекает кадровая чехарда 90-х годов.

Но сегодня уже иные времена. Остро требуются и новые подходы, и новые
люди. В ближайшее время на предпринимательском и властном небосклонах
появятся иные, предприимчивые люди, за которыми будущее.

Обратимся к 1985 году. Сколь многое с тех пор изменилось. Как разительно
отличается наш день от того, что было, и от того, что нам обещали
инициаторы так называемой перестройки. За годы “перестройки” не стало ни
больше товаров, ни больше квартир, а по ряду причин не стало и больше
демократии. Во всяком случае сегодня ясно, что если чего и требуется
больше, так это твердой и властной руки, порядка, стабильности, деловой
сметки и предприимчивости, спокойствия и организованности.

Нужен и новый взгляд на бизнес. Сегодня слово “бизнес” обретает статус
признанного и уважаемого понятия, символа достойного человека вида
деятельности. А вместе со здравым пониманием бизнеса, его роли и места в
жизни общества появилась масса новых явлений и терминов, необходимых на
практике, но все еще непонятных множеству гра-

ждан России и СНГ. В их числе: акционер, аренда, аукцион, биржа, брокер,
дивиденд, инвестиции, клиринг, лизинг, маркетинг, менеджмент, спонсор,
субаренда, фирма, юрисдикция и т. д.*

Нельзя не признать, что отечественный бизнес набирает силы, привлекает
людей. Об этом говорят факты роста упоминаний фамилий крепко ставших на
ноги предпринимателей, примеры удачных сделок, возникновения крупных
состояний, даже клубов отечественных миллионеров. Об этом же
свидетельствует бурное создание бирж, банков, организаций, ассоциаций,
проведение конгрессов, ассамблей промышленников, банкиров,
товаропроизводителей и т.д., а также идущий параллельно процесс
банкротств или тихого исчезновения ряда таких образований. Происходит и
активное включение людей дела в сферу политики и власти. Вместе с тем и
у людей власти рождается интерес к возможностям сферы
предпринимательства, к налаживанию устойчивых контактов с бизнесменами.

Разве годятся для глубокого анализа подобных явлений традиционные
формулы, которыми былые власти пытались пользоваться в сложнейших
лабиринтах жизни вообще и экономической жизни в частности? Что сегодня
всерьез могут дать былые рецептурные прописи: “Политика — это
концентрированное выражение экономики”; “Политика не может не иметь
первенства над экономикой”; “Экономика для нас самая интересная
политика” или призыв культивировать “экономную экономику”,
провозглашенный в годы обкрадывания этой экономики, разбазаривания
народного добра, присвоения народных ценностей?

Как деньги идут к деньгам, так деньги идут и к власти. Деньги дают
власть. Они питают власть и нередко развращают ее. А власть открывает
дорогу к неконтролируемым деньгам. Мы пока не научились жить иначе, но,
несомненно, научимся. И Россия, будем надеяться, обязательно вырвется из
того долгового прорыва, в который ее втянули политиканы.

Важно уметь воспользоваться опытом. Чтобы отрегулировать, сбалансировать
отношения экономики и власти, денег и власти, бизнеса и власти, власти и
рынка, целые поколения многих стран потратили столетия. Они сумели найти
культурные, деловые механизмы и гарантии этой регуляции и ввести их в
действие. Опыт и достижения соответствующего законодательства Англии,
США, Франции, Германии, Японии и других стран, их гражданского права мы
должны глубоко изучать и использовать.

Когда же именно мы придем к цивилизованному внедрению в жизнь идей
правового государства, ответа дать пока никто не может. Одно ясно, что
на это, по всей вероятности, уйдут годы и десятилетия, если до этого мы
не развалим окончательно свое собственное общество. Будем надеяться, что
этого не произойдет. Судьба нашей страны во многом зависит от
сегодняшней молодежи, от тех, кто вступает в жизнь и принимает на свои
плечи ответственность за Россию и власть в России. Вот почему и
кратология, и деловая жизнь требуют от студентов, от всей молодежи
самого глубокого понимания, требуют не отстранения от жизни общества, а
самого активного участия в ней.

* См., напр.: Толковый юридический словарь для бизнесменов. М.:
Контракт, 1992; Правовой словарь предпринимателя. С приложением
действующего законодательства Российской Федерации, связанного с
предпринимательством. М.: Большая Российская Энциклопедия, 1993.

Итак, в чем же новизна проблемы предпринимательства и власти для
современного российского общества? Она не только в том, что в советском
прошлом рынка (не базара, а рынка) у нас не было, как не было и
соответствующей цивилизованной системы власти. Новизна эта прежде всего
в том, что на фундаменте рынка и рыночных отношений, на базе
предпринимательства выстраивается совсем иная система представлений о
принципах строения общества, власти и человеческих отношений, иной тип
поведения власти и граждан. Здесь возникают и новые по содержанию,
по-иному взаимосвязанные между собой этажи общественного здания —
хозяйственно-экономический, социально-структурный, властно-политический
и культурно-духовный.

Нынешний цивилизованный рынок базируется на признании частной
собственности, многообразия и равенства форм собственности, на признании
и учете приоритета личного интереса человека, его стремления своим
собственным трудом заработать себе право хорошо, по-человечески жить,
признавая такое же право и за другими людьми. Веками эти принципы рынка
осмысливались, оттачивались, закреплялись в мировом законодательстве,
регулирующем общественную жизнь, поведение и отношения людей.

В основе рынка лежит признание людей как товаропроизводителей,
созидателей ценностей, партнеров в этом производственном процессе. Это
признание и партнерские отношения регулируются системой общественно
одобряемых и значимых норм права, что является делом государственной
власти, конституционного законодательства. Выработке и соблюдению этих
норм служит правовое государство с его рационально действующими ветвями
власти — властью законодательной, исполнительной и судебной.

В обстановке становления цивилизованной экономики и рынка надо и власть
строить по-новому, а во многом именно с нее и начинать. В ходе
утверждения в обществе системы рынка и рыночных отношений их принципы
все полнее пронизывают его вертикальные и горизонтальные системы. Прежде
всего это отражается в структуре власти и особенностях ее устройства.
Именно из органичной потребности регулировать человеческие отношения
системой договоренностей, совокупностью согласованных, признаваемых и
соблюдаемых правовых норм берет свое начало идея правового государства.

Давно уже выработанные зарубежной практикой идеи партнерства в
отношениях не только на рынке, но и по поводу власти, идеи согласия,
консенсуса участников политического и экономического процесса следует
признать полезными, перспективными и далеко не исчерпавшими себя, хотя,
разумеется, не во всех странах они строго соблюдаются и выполняются.

Напротив, культивировавшаяся в бывшем СССР идея так называемой
революционной законности, демагогическая долголетняя болтовня о власти
народа посредством самого народа фактически не только не дали желанных
результатов, но и обеднили, перекосили нормальные представления о
нормально организованной власти в государстве. В нашем недавнем прошлом
мы имели дело с безраздельной властью одной партии, ее аппарата, генсека
и политбюро. Эта власть лишь формально опиралась на положения
Конституции СССР и была выведена из-под действенного контроля граждан.

Горький опыт показал расхождение с жизнью наивно-утопических
представлений о власти в безрыночно-социалистическом обществен-

ном организме. Как ни хотелось большевикам утвердить на века
безоговорочное подчинение партийным властям, внедрить приоритет
общественных интересов над личными, принудить человека к отказу от своей
индивидуальности во имя ложной абсолютизации классовых интересов — все
эти нелепости партийно-государственного всевластия лопнули вслед за
крахом партийного управления обществом.

В настоящее время предпринимателю, бизнесу, рынку нужна твердая,
реальная власть в государстве. В ней человек дела, деловые структуры
видят предпосылку и условие достижения своего успеха. Только
плодотворный союз власти и цивилизованного предпринимательства способен
внести успокоение, стабильность в наш все еще больной хозяйственный
организм. И это относится как к России, так и ко многим другим, близким
нам по общему прошлому странам, входящим в СНГ (Содружество Независимых
Государств), — Украине, Белоруссии, Грузии, Армении, Таджикистану,
Молдове и др.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что нестабильность власти
таит огромный риск для всех, кто хочет действовать, извлекать прибыль,
надеяться на свою удачливость. Понятно, что активное взаимодействие с
нашей истерзанной страной таит ныне огромный, а нередко и недопустимый
коммерческий риск для зарубежных предпринимателей, заставляя их
отворачиваться от нас, свертывать взаимовыгодные связи.

В самом деле, оправдан ли такой риск, если главные наши опасности сейчас
на виду у всего мира? В их ряду выделяются прежде всего не до конца
устраненная проблематичность контроля за ядерным оружием, незатухающие
национальные распри, недопустимая дискредитация армии, появление у
обездоленных склонности решать свои проблемы путем бунта, а порой и
шараханья в сторону экстремизма. Не будем скрывать возможных бед
экологического и медико-биологического характера, последствий возможных
эпидемий и голода в ряде регионов. Вот чего не должна допустить власть.
Вот от чего надо уберечь Россию и ближнее зарубежье при переходе к
рынку.

Власть и в условиях рынка не может стоять в стороне от регулирующего
влияния на трудности жизни, на экономику, на ее ключевые участки, на ее
участников. Делать это в современном мире — в условиях деятельности
могущественных транснациональных корпораций, в обстановке существования
“теневой экономики”, мафиозных структур и серьезной экономической
дезорганизации во многих странах мира, не исключая России, — делать это
очень непросто.

Вот почему в экономике власти, экономико-кратологической теории на
первый план выходят проблемы продуманной долгосрочной экономической
стратегии государственной власти, ее экономической политики.

Не случайно Конституция Российской Федерации в статье 114 вменяет
правительству в обязанность прежде всего обеспечение проведения в России
единой финансовой, кредитной и денежной политики*.

Саморегулирующаяся рыночная экономика, активное предпринимательство,
целеустремленный бизнес сами по себе требуют нового кратологического
мышления, обусловливают потребность в переходе к новому состоянию
общества и власти, необходимость их соответствия

* См.: Конституция Российской Федерации. М.: Юрид. лит., 1993. С. 19.
203

уровню XXI века. При должном внимании общества, его умении обуздывать
стихию рынка и усмирять алчность запросов бизнеса и мафии, налаживать
социальную защиту слабых и бедных можно гораздо эффективнее и быстрее
продвигать вперед общественные дела. Это и российская, и общемировая
проблема.

Власти разных уровней должны научиться правильно понимать роль и
возможности рынка и взаимодействовать с предпринимателями,
культивировать прогрессивные идеи и заинтересовывать сограждан в
предпринимательской деятельности, делать цивилизованными ее приемы,
цели, структуры. Вместе с тем они должны учитывать и растущие масштабы
влияния предпринимателей, неизбежность их серьезных притязаний на
достойное, а главное, определяющее место в структурах и органах власти,
на выражение и защиту их интересов.

Рынок, предпринимательство, бизнес, новая власть — все это внове для
граждан России. А новое надо всерьез осваивать и усваивать. Новому надо
учиться, необходимо глубоко и правильно его понимать. Особенно важно
молодым людям своевременно, начиная с семьи, со школы, с вуза, с
рабочего места, готовиться к новым условиям жизни. И главное для всех
нас— не теряться, не бояться будущего, в том числе и трудного, видеть
пути и тенденции развития экономики и власти и повышать нашу
организованность, цивилизованность, культуру.

6. Культурология власти

К числу ведущих профилирующих областей кратологии в общем блоке
комплексных областей этой науки, несомненно, относится набирающая силу и
авторитет культурология власти. Это совокупность междисциплинарных
пограничных знаний, питающихся идеями из двух важнейших областей
деятельности человека и общества — культуры и власти — и нацеленная на
всестороннее культурное развитие и обогащение власти. Это соединение и
взаимообогащение становящихся на ноги перспективных наук — культурологии
и кратологии. В этой сфере имеют большие возможности и открывают широкие
перспективы такие проблемы, как растущая культура власти (властей),
упрочивающая управление разных масштабов, власть культуры
(культурократия), взаимодействие и взаимовлияние власти и культуры.

Появление новых изданий и учебных пособий по недавно вошедшей в нашу
жизнь культурологии* и позволяет все глубже и основательнее
разрабатывать и собственно культурологию власти. Впрочем, пока можно
вести речь лишь о самых первых шагах этой новой области знания.

* Введение в культурологию: Учеб. пособие для вузов / Рук. авт. кол. и
отв. ред. Е. В. Павлов. М.: Владос, 1995. 336 с.; Введение в
культурологию: Учеб. по-соб.: В 3 ч./ Под общ. ред. В. А. Сапрыкина. М.:
МГИЭМ, 1995. Ч. 1. 210 с.; Ч. II. 411 с.; Ч. III. 168 с.; Культурология:
Учеб. пособ. Ростов-на-Дону: Изд-во Феникс, 1995. 576 с.; Гуревич П. С.
Культурология: Учеб. пособ. М.: Знание, 1996. 288 с.; Шульгин В. С.,
Кайман Л. В., Зезина М. Р. Культура России: IX—XX вв. М.: Простор, 1996.
390 с.; Политическая культура: теория и национальные модели // Гаджиев
К. С., Гудименко Д. В., Каменская Г. В. и др. М.: Интерпракс, 1994. 352
с.; Человек и общество (Культурология): Словарь-справочник. Ростов н/Д:
Изд-во Феникс, 1996. 544 с., и др.

Исходное явление и понятие в этой области знаний — “культура”. Конечно,
речь идет не просто о термине, который несет чрезвычайно большую
смысловую нагрузку (один американский социолог нашел для него по меньшей
мере 500 значений). Он затрагивает этнологию, социологию, историю,
изучение явлений культуры, а также и право, и поли-тологию, и
кратологию, распространяется на политическую и властную культуру*.

Несмотря на растущую роль в современном мире политической и особенно
властной культуры, эта проблема до сих пор не получила обстоятельной
разработки. Как свидетельствует К. С. Гаджиев, среди зарубежных и
российских обществоведов еще нет единого подхода к трактовке как самой
категории “политическая культура”, так и ее структурных компонентов,
содержания, функций и т. д. Здесь существует широкий спектр мнений,
определений и формулировок. По подсчетам канадского исследователя Г.
Патрика, к 1976 году насчитывалось более 40 определений политической
культуры. С тех пор число работ по данной проблеме значительно возросло,
что привело и к росту количества определений.

Понятие “политическая культура”, по-видимому, впервые появилось в статье
американского политолога Г. Алмонда “Сравнительные политические системы”
(1956). Во второй половине 60-х и 70-е годы концепция политической
культуры была взята на вооружение такими американскими социологами и
политологами, как В. Ки, Р. Маркридс, В. Нойман, Д. Марквик и др.
Впоследствии эта концепция получила большую популярность и в других
странах и стала одним из важнейших инструментов исследования
политических процессов и явлений**.

А теперь попытаемся определить и собственно культурологию власти как
область знания.

Культурология власти (от лат. cultura) — область знаний на стыке
культурологии и кратологии, обобщающая представления о процессах своего
рода окультуривания, углубления цивилизованности власти (властей). Она
связана с общими процессами демократизации, гуманизации, усиления
правовых начал в жизни современного общества, хотя и идущими
противоречиво, со сбоями и попятными движениями. Однако, несмотря ни на
что, важнейшей тенденцией развития власти становится рост ее культуры.

Движение вперед, взгляд в завтрашний день — это утверждение и
наращивание все более высокого уровня культуры в теории власти, в ее
поведении и деятельности. Вместе с тем это и органичное развитие
близких, родственных областей — педагогики и психологии власти. Духовная
(культурная) сфера и власть уже давно имеют тесные и разнообразные
связи, взаимно влияют друг на друга, усиливая, нейтрализуя или ослабляя
друг друга.

Конечно, такая общая оценка далеко не передает всего богатства
взаимодействий культуры и власти, тем более что надо принимать во
внимание как определяющую роль государства по отношению к культуре, так
и разнообразие самих властей и многообразие взаимодействующих с ними
видов культуры.

* См.: 50/50: Опыт словаря нового мышления / Под общ. ред. М. Ферро и Ю.
Афанасьева. М.: Прогресс, 1989. С. 232.

** Гаджиев К. С. Политическая наука. М.: Сорос: Междунар. отношения,
1994. С. 334. .

Назовем в качестве примера такие власти, как монархическая, федеральная,
президентская, законодательная, исполнительная, судебная, экономическая,
школьная, родительская, власть средств массовой информации и даже мафии
и т. д. Это — с одной стороны. А с другой — литература, поэзия, музыка,
живопись, образование, наука во всем своем многообразии, архитектура,
скульптура и т. д.

Нетрудно вспомнить, каким образом, в какие эпохи взаимодействовали
властные фигуры и конкретные деятели науки и искусства и как это
происходит в наше время, а также легко представить, какие моменты
усиливали или ослабляли власть. Напомним хотя бы о том, как советская
верхушка “вдруг” стала объектом нападок и критики печати, телевидения,
деятелей искусства в канун ее краха. Можно подумать и о том, как трудно
рассчитывать на полноценную отдачу академической науки в условиях ее
недофинансирования и т. д. Вот и рождаются ответы на вопрос, почему и
как следует взаимодействовать властям и культуре. Это — область, так и
не получившая по сию пору глубокого всестороннего освещения и ждущая
своих исследований и прогнозов не только в России, но и за рубежом, и не
только в историческом, но и в современном плане.

В рамках же нашего общего интереса к кратологии еще раз назовем лишь три
аспекта: а) культура власти, б) власть и культура и в) власть культуры.

Культура власти — признак высокого уровня развития власти, ее
совершенства и цивилизованности. В практике власти, в требованиях к
властям эта тема поистине необъятна.

Ясно, что от повышения культуры прежде всего власти государственной,
связанного с большими усилиями по многим направлениям, зависят масштабы
влияния власти, ее авторитет, признание, ее эффективность и
результативность ее мер.

Вместе с тем надо прямо отметить, что не своей культурой упрочивалась
власть (власти) в долгие минувшие века. Силу и влияние ей до сих пор
придавали твердость, авторитаризм, жесткость и даже жестокость самих
властителей, ключевых фигур во всех ролях и наименованиях. Фактически,
как правило, не культурный и цивилизованный, а скорее деспотичный и
беспощадный властитель чаще брал верх и обеспечивал послушание и
управляемость подвластных. Нередко именно так складывается практика и
сегодня, но рано или поздно она должна все-таки сойти на нет. Общая
тенденция демократизации общества, развитие культуры, прогресс
цивилизации ведут к тому, что духовное, правовое, нравственное,
культурное начало возобладает во властной практике, вероятно, уже в XXI
веке.

Самой культуре власти надлежит расти, совершенствоваться, находя свое
выражение в богатстве и многообразии сопутствующих власти показателей в
ее деятельности и общении с людьми. Культура власти воплощается и
отражается в манерах и приемах такого общения, его оттенках и его
результатах. Весьма характерной приметой рассматриваемой области
культуры является даже сам язык власти — система тех средств и сигналов,
с помощью которых власти строят свое общение с людьми. Этот язык сам по
себе может выступать и восприниматься как сугубо авторитарный, властный
и как демократический язык.

Что же можно сказать о проблеме “власть и культура” или “культура и
власть”? Действительно, это сложная и очень важная для судеб общества и
граждан сфера взаимодействия культуры страны и ее вла-

^ связанная с пониманием (или непониманием), использованием
^’неиспользованием) властями достижений духовной и м^ериаль-ной культуры
создающих условия для ее прогресса или, напро^в, ^ уб’ого7о”
одностороннего, ущербного направления^ эволюц^^ Истопия государств и
человечества в целом богата фактами и при мерам^ ^и^го вида связи и
взаимодействия культуры ^власти ^цвета под влиянием власти
соответствующей культуры, отраслей “^гпа^ичения свертывания;
покровительства культуре (и меце-^ства^ли напротив, своего рода
ориентации культуры на услужение Мстителю и властям, на их безудержное
восхваление и прославление.

* * *

Таким образом через наиболее полное и глубокое осмысление сое^^о^ес^о
обитания – экологической, экономической, со-^альной^турной и властной –
и возможно фундаментальное ^^к^вен^евТуть феномена власти и обращение
плюсов и досто-^таэ^Теном^ена-на пользу человеку, организации его жизни
в обществе.

Круг комплексных областей кратологии необычайно широк. В целом он был
очерчен нами в параграфе об общей кратологии, а в предыдущей главе мы
определили содержание наиболее известных, практически признаваемых, но
все еще недостаточно разработанных ее областей. Далее нам предстоит
обратиться к тем областям науки о власти, которые уже вполне имеют право
на существование, но фактически не пользовались вниманием исследователей
и практиков.

Мы не сможем дать их исчерпывающую всестороннюю характеристику. Для
этого пока нет наработанного в науке материала, нет устоявшихся взглядов
и концепций, да и сама такая задача, естественно, не во всем посильна
одному человеку. Но что же здесь движет автором?

Во-первых, то, что начато дело, которое, несомненно, имеет
многообещающее будущее и способно дать серьезное приращение научного
знания. Оно должно привлечь ученых и практиков многих стран, и здесь
особенно могут помочь информатика и Интернет.

Во-вторых, то, что годы и силы, затраченные на разработку
крато-логической проблематики, даже в нашу относительно
высокоинтеллек-туальную и цивилизованную эпоху, могут пока найти
продолжение лишь в усилиях единиц, для которых эта тематика окажется
интересной и, как говорится, по плечу.

В-третьих, автор уверен, что именно поэтому надо предложить всю сумму
обдуманного, наработанного материала, пусть даже спорного и способного
вызвать возражения и критику. Это будет пробуждать и формировать мысль и
активизировать дальнейшие поиски в этом направлении.

Наконец, в-четвертых, надо широко обратиться к забытому прошлому
интеллектуальному богатству и малоизвестному современному материалу, а
также использовать аналогии из различных областей знаний. Как это ни
противоестественно, беда ученых XX века, особенно российских
гуманитариев, только что освободившихся от жестких рамок марксизма,
состоит в узости их взглядов, в однобокости специализаций.

В данной главе мы привлечем внимание еще к одной группе гуманитарно
ориентированных областей кратологического знания, которой исследователи
до сих пор фактически не касались. Среди них грамматика власти
(словообразование, морфология и синтаксис

в сфере властного языкознания и властной практики), логика власти,
педагогика и психология власти, этика власти, эстетика власти,
акмеология власти, аксиология власти, имиджелогия власти и даже
мифология власти.

1. Грамматика власти

В сферу различных областей гуманитарного знания, и в частности сферу
властно-политическую, идеи их осмысления с позиции грамматики и
собственно языковой практики проникли уже сравнительно давно. Отдадим
должное американскому философу Гарольду Ласки, опубликовавшему в 1925
году “Грамматику политики”. При всем внимании к политике, а значит, и к
власти мы хотим все же отправиться от общего понимания грамматики в
области языкознания, что позволит лучше понять ее место и роль в системе
знаний о власти.

Грамматика, по сути своей, — это, во-первых, строй языка, система его
языковых форм, способов словопроизводства, тех синтаксических
конструкций, которые образуют основу языкового общения; во-вторых, это
раздел языкознания, изучающий строй языка, что и позволяет выделять,
объединять и координировать на практике взаимодействие словообразования,
морфологии и синтаксиса.

Власть всегда оформляется словом. Вначале и во власти было слово. Оно
всегда является первоначалом в этой сфере. Не исключено, разумеется, что
нередко власть творится междометиями, непечатным словом, мимикой,
угрожающими жестами, а то и физическим воздействием. Но будем считать,
что это особые случаи проявления власти.

Надо знать, что существуют два вида взаимоотношений власти с
грамматикой:

1) использование возможностей грамматики, языка и языковых форм на
службе самой власти, на ее эффективном обслуживании ради плодотворной
отдачи;

2) заимствование полезного опыта грамматики, ее конструкций для
усовершенствования власти того или иного вида. В этом случае грамматика
поучительна для власти как та система, в которой в течение веков
сложились продуманные четкие правила, нормы, формы словообразования,
словотворчества, словоотклика на новые запросы жизни, а также способы
преодоления языкового догматизма, полезные как пример для тщательного,
взвешенного, продуманного властетворчества, считающегося с запросами
жизни, интересами граждан.

Правильное грамматическое словопонимание, взвешенное словотолкование,
обдуманное словообразование, эффективное словотворчество должны служить
власти, прежде всего власти государственной.

Мы уже неоднократно говорили о близости, соседстве, чуть ли не
тождественности и взаимозаменяемости понятий “политика” и “власть”,
отмечая, что это связано и с определенными эпохами, и с конкретными
странами, а порой с конкретными интересами конкретных лиц, пользующихся
влиянием в науке (в политике и власти). В настоящее время, когда Россия
переживает пору увлечения политологией и известной отстраненности от
властеведения (кратологии), следует еще раз беспристрастно вглядеться в
это явление и его причины.

Приведем результаты исследований и раздумий ученого из Новосибирского
университета Г. В. Голосова. Вот как он рассуждает о проис-

хождении политологии на первых же страницах своей книги “Сравнительная
политология”*.

Современная политическая наука — феномен относительно недавнего
происхождения. На первый взгляд, это утверждение противоречит тому, что
политика — одна из наиболее ярких и увлекательных сторон человеческой
деятельности — привлекала внимание мыслителей уже на заре цивилизации, а
“основоположниками” политологии часто называют Аристотеля, Никколо
Макиавелли, Джона Локка и других философов прошлого. Однако, как
отмечает Дэвид Истон, в течение многих столетий, от классической
древности до конца XIX столетия, изучение политической жизни оставалось
не дисциплиной в строгом смысле слова, но совокупностью интересов.
Первоначально политическая проблематика давала пищу для размышлений
философам, затем к ним присоединились правоведы, а в прошлом веке, с
возникновением социологии, политика сразу же попала в поле зрения этой
науки. Обособление политологии как академической дисциплины произошло на
рубеже XIX—XX столетий в США, где в нескольких университетах — в
основном силами философов, правоведов и социологов — были организованы
кафедры политической науки. В западноевропейских странах подобное
развитие наблюдалось значительно позднее, уже после второй мировой
войны, и протекало под заметным воздействием американских образцов.
Последние десятилетия ознаменовались бурным количественным ростом
политологии и ее широким распространением во всем мире. Пришла она и в
страны бывшего СССР. Однако по сей день большинство индивидуальных
членов Международной ассоциации политических наук проживает в США.

Почему же политическая наука была и, по определению Хайнца Эло, остается
“преимущественно американским явлением”? Ответ на этот вопрос вытекает
из некоторых особенностей американского общества, возникшего как
совокупность переселенцев, лишенных общих исторических корней и
вынужденных идентифицировать себя с государством. Часто говорят, что США
— это “мультикультурное, т. е. включающее в себя многочисленные и чуждые
друг другу культурные ориентации, общество, разделяющее некоторые общие
политические ценности”. Одним из механизмов воспроизводства этих
ценностей и выступает политическая наука. Уже в начальной школе
американец сталкивается с некоторыми ее элементами, посещая так
называемые “уроки гражданственности” (civil classes). В старших классах
он изучает Конституцию США, а оказавшись в университете, имеет
возможность посещать широчайший набор политологических курсов (в
некоторых государственных учебных заведениях такие курсы носят
обязательный характер). Многие миллионы студентов ежегодно заканчивают
свое высшее образование со степенью бакалавра в области политических
наук. Так что количество профессиональных политологов в США не должно
удивлять. В основном это университетские преподаватели.

Все вышесказанное, конечно, не объясняет причин распространения
политической науки за пределами ее исторической родины. Напротив, мы
вправе спросить: если задача этой науки состоит в воспроизводстве
определенной, национально-специфической системы ценностей, может ли она
прижиться, скажем, в России? Может, ибо это — не единственная задача
политологии. По собственному недавнему прошлому мы хорошо знакомы

* См.: Голосов Г. В. Сравнительная политология: Учебник, 2-е изд.
Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, 1995. С. 6—8.

с “политической наукой”, почти исключительно занимавшейся оправданием
существовавшего порядка в целом и отдельных властных решений, — “теорией
научного коммунизма”. Будучи закрытой, советская политическая система не
нуждалась в исследовательских средствах, которые раскрывали бы подлинные
мотивы и механизмы властвования.

Вот как рассуждает Н. В. Голосов. Это показывает, что политология не
случайно выдвинулась и в современной России чуть ли не на самое первое
место в системе гуманитарных наук.

Однако время требует своих поправок и для России. Оно требует своего
рода политического протрезвления ее граждан, особенно молодежи, и
воспитания не просто политически ангажированных и политически
озабоченных молодых людей, а граждан великого государства Российского,
служащих делу Отечества, уважающих его тысячелетнюю историю,
государственно мыслящих и действующих, исходящих из интересов реальной
конституционно установленной государственной власти.

Происшедшая за десятилетия подмена грамматики власти политической
лексикой сегодня становится все более заметной. Факты такого рода
отмечают все большее число авторов и изданий.

Обратимся к первому в России энциклопедическому словарю “Политология”,
вышедшему в 1993 году. Как ни странно, статьи “Политология” в словаре
нет. В статье “Политическая наука” отмечается, что “в 60—70-е гг. в
некоторых странах (в Германии, отчасти во Франции, затем у нас)
появилось новое наименование политической науки — политология (по
аналогии с социологией, экологией и т. п.). Во многих западных странах,
особенно в США, его не применяют, хотя оно создает речевые удобства —
краткость и понятность термина. Это название, однако, скорее можно
применять в сфере эмпирического знания или в научно-публицистической
практике, а не в значительной науке, тем более по отношению к крупным
политическим авторам: странно было бы назвать политологом Н. Макиавелли
или Ю. Хабермаса”*.

О самой же “политике” словарь “Политология” пишет: “Политика (от греч.
polis — город — государство и прилагательного от него — poli-tikos: все,
что связано с городом, — государство, гражданин и пр.)—организационная и
регулятивно-контрольная сфера общества, основанная в системе других
таких же сфер: экономической, идеологической, правовой, культурной,
религиозной. Термин “политика” получил распространение под влиянием
трактата Аристотеля о государстве, правлении и правительстве, названного
им** “Политика”. Вплоть до конца XIX века политика традиционно
рассматривалась как учение о государстве, т. е. власти институционного,
государственного уровня. Однако уже в новое время развитие политической
мысли и представлений о государстве привело к выделению наук о
государстве и их обособлению от политической философии и политической
науки. Представление о политике значительно расширилось, и понимание
политики стало весьма сложной проблемой, во всяком случае оно оказалось
предметом самых различных толкований”***.

* Политология: Энциклопедический словарь / Общ. ред. и сост. Ю. И.
Аверьянов. М.: Изд-во Моск. Коммерч. ун-та, 1993. С. 269. ** Не им, а
его учеником Теофрастом. — В. X. *** Политология: Энциклопедический
словарь. С. 251.

Кстати говоря, заметим, что это и есть весьма убедительное указание
непосредственно на лексические, грамматические трудности и противоречия
на властно-политическом поприще в связи с грамматическими колебаниями,
шараханиями по поводу политики.

Обратимся еще к одной энциклопедии, в которой отмечается: “Политика (от
греч. politike — искусство управления государством) — согласно Платону и
Аристотелю, единая наука об обществе и городе-государстве (полисе).
Сейчас в учении о государстве под политикой понимают науку о задачах и
целях государства и о средствах, которые имеются в распоряжении или
бывают необходимы для выполнения этих целей”*.

В связи с таким определением политики, тесно увязывающим ее с
государством и ставящим ее на службу государству, в построенной вокруг
нее политологии не остается места для понятий политической борьбы,
политической оппозиции, политической власти, антигосударственной,
антиконституционной деятельности и т. д.

Вернемся к упоминавшемуся в энциклопедическом словаре “Поли-тология”
ироничному сюжету с “политологом” Н. Макиавелли (1469— 1527).

В 1996 году в издательстве “Мысль” в серии “Из классического наследия”
были опубликованы избранные сочинения Н. Макиавелли**. Этот том
аттестуется, однако, как том политологических и военно-исторических
сочинений. В обстоятельном и интересном предисловии Е. И. Темнова Н.
Макиавелли представлен как человек, рожденный для политической
деятельности, как основоположник современного понимания политики,
исследователь политической власти, классик политической социологии***.

Можно согласиться со многими профессиональными суждениями Е. И. Темнова
и обязательно надо отметить, что фактически от Макиавелли пошло понятие
государство. Но все-таки очень уж велика натяжка, если называть
рассуждения о государственной власти и государстве, относящиеся к XVI
веку, политологией и вкладом в политическую науку****. Чтобы в этом
убедиться, нетрудно перечитать книгу “Государь”. Здесь нет ни слова о
политике, весь текст посвящен власти, государству, искусству правления.
И сколь же ярко и многогранно предстает перед нами анализируемая Н.
Макиавелли власть — государственная, республиканская, княжеская,
королевская, светская, духовная, папская, высшая, неограниченная, а
также характеристика порядка, условий и приемов властвования.

Практически везде, где Н. Макиавелли говорит о владении, владычестве,
господстве, царствовании, княжении, управлении, правлении, властителях,
начальстве, повелении и повиновении, везде он говорит о власти. И нигде
не упоминаемая им политика может в этом случае толковаться лишь как
линия поведения, как своего рода курс поведения, как функция,
производная от власти и властвования. Мы же в наше время в языке (в
грамматике власти и грамматике политики) умудрились поставить все с ног
на голову. Почему же у нас, по ны-

* Краткая философская энциклопедия, М.: Издат. группа “Прогресс” —
“Энциклопедия”, 1994. С. 352.

** Макиавелли Н. Государь. Рассуждения о Первой декаде Тита Ливия. О
военном искусстве / Предисл., коммент.Е. И. Темнова. М.: Мысль, 1996 639
с *** См. там же. С. 7, 29, 34, 36. **** См. там же. С. 35, 36.

нешним толкованиям, якобы все дела вершат политика, политики и
политология и почему отодвинута на второй план собственно сама
государственная власть, являющаяся, как правило, решающим фактором,
важнейшим двигателем общественных процессов.

Это говорится и пишется не ради престижа президента, или парламента, или
правительства, а ради наведения в стране настоящего государственного
порядка; в дополнение к тому, что уже не раз говорилось облеченными
высшей властью лицами в России и в XIX веке, и в 1905-м, и в 1997 году.

Грамматика должна служить власти, а власть должна прислушиваться и к
самой грамматике. О том, как в условиях демократии и цивилизации
грамматика власти достойно служит властям разного рода и в разных
странах, уже приходилось упоминать по разным поводам.

Если в общем кратолексика насчитывает сегодня свыше 5000 терминов и
понятий, и они успешно содействуют развитию и возвышению понимания роли
государственной власти (и властей разного рода), то это заслуга
кратологии, которую и надо по заслугам ставить на ноги. Если сегодня мы
можем использовать сотни терминов интернациональной лексики, дающих
людям Земли возможность понимать друг друга без переводчиков и словарей,
то это тоже заслуга кратологии. Везде одинаково звучат, воспринимаются и
понимаются десятки и сотни терминов и слов, таких, как “демократия”,
“республика”, “федерация”, “президент”, “сенат”, “парламент”,
“инаугурация”, “спикер”, “акт” и т. д.

Грамматика отправилась в своем властном поиске от аристократии,
демократии и многих “кратий” древнего мира (число которых теперь
составляет многие десятки). Не забудем, что термин “демократия” впервые
встречается у известного греческого историка Геродота. И напомним, что
Платон выбрал себе в собеседники Сократа, Исократа, Гермократа и
Кратила. Грамматика позволила нам предложить новый перспективный
интернациональный термин “кратология” (наука о власти), открывающий
научные просторы для познания, поиска, оформления десятков областей
науки о власти. Ни один серьезный ученый, ни один серьезный
практик-властитель в наше время уже не возразит против выделения
специальной науки о власти и против того, чтобы определиться с ее
проблематикой, ее возможностями и, естественно, ее названием*.

Еще раз о названии. Органично и правомерно для граждан России — наука о
власти. Но поставим вопрос: а есть ли другие варианты этого названия,
что в данном случае позволяет сделать русский язык, и не стоит ли
ориентироваться на интернационально приемлемое название? Ведь и за
рубежом науке о власти не повезло. Ей тоже внимания не уделяют.

С позиций грамматики и норм русского языка правомерны названия:
властеведение, властезнание и даже властология, властография. Учитывая
русскоязычные аналоги, благозвучие, традиции, более удачно
“властеведение”.

Однако еще раз подумаем: возможны ли лексические варианты международного
характера, применимые и в практике других стран? Естественно, что власть
по-разному предстает в языках в ближнем, среднем

* Эти вопросы подробно рассмотрены нами в монографии “Власть. Основы
кратологии” (М., 1995), а также в кратологическом словаре “Власть” (М.,
1997). Поэтому в данном случае мы затронем лишь некоторые основные идеи.

и дальнем зарубежье. Но интернациональные понятия пронизывают
большинство языков. По крайней мере, слово “демократия” присутствует
практически у всех.

Обычно интернациональными становятся понятия, берущие начало прежде
всего в греческом языке и латыни. Если брать греческий, то это в первую
очередь связано с “кратиями” и “архиями”, т. е. производными от
греческих слов kratos (сила, власть, могущество; главное начальство над
войском, господство на море) и arche (начало, начальство, правительство,
власть, господство)*. В русском языке здесь, как и в ряде других,
наибольшее количество производных слов. Только “кратий” можно назвать
более 60, а “архий” — более 10. В этом случае, особенно в церковной
лексике, сказались давние связи русских с греками.

Много производных слов в русском языке и от латинских слов: ипрего
(господствовать, начальствовать, властвовать, повелевать, приказывать,
распоряжаться); dominatio (господство, владычество, единовластие,
верховная власть, деспотизм), а также auctoritas (полновластие,
полномочие, власть, повеление, приказание, значение, вес, влияние,
авторитет); dictator (диктатор — в Риме должностное лицо с
неограниченной властью в государстве, избиравшееся в чрезвычайных
случаях и на определенный, короткий срок); jus, juris (право,
совокупность законов, суд, привилегия, власть) и др.**

Таким образом, речь может идти о признанных в большей части стран
латино- и грекоязычных названиях.

Перечень возможных интернациональных названий науки о власти мог бы
стать таким: архология, автократология, администратология, диктатология,
доминология, имперология, кратология, магистратоло-гия, префектология,
регология, рексология, тиранология. Возможен и ряд других названий.

Легко заметить, что наиболее преемлемым и по сути, и по звучанию можно
считать термин “кратология”. Еще раз отметим, в чем существо этого
составного слова-новообразования.

Крато… (от греч. kratos — власть, сила, могущество, господство) —
частица, начало слов, непосредственно дающих характеристику власти,
проявлений власти, ее разнообразных аспектов.

…логия (от греч. logos — слово; понятие, учение) — вторая составная
часть сложных слов, которые обозначают названия соответствующих наук,
например акмеология, антропология, геология, конфликто-логия,
культурология, политология, психология, социология, филология,
элитология и т. д.

Следует отметить, что не исключены и такие смешанные названия, как
кратоведение и кратознание. Однако предпочтительнее — кратология, как
более точно выражающее суть дела и более благозвучное. А кратология
влечет за собой десятки других понятий: крато-графия, кратодинамика,
кратостатистика, кратомеханика, кратосфе-ра, кратософия и т. д.

Понятие “кратология” автор впервые использовал в печати в октябре 1991
года в статье “Научилась ли кухарка управлять государ-

* См.: Вейсман А. Д. Греческо-русский словарь. Репринт V издания 1899 г.
М., 1991. С. 729, 202—203.

** См.: Петрученко О. Латинско-русский словарь. Репринт IX издания 1914
г. М., 1994. С. 298, 204, 62—-63, 189, 349—350; см. также: Латинский
язык: Учебник. М.: Просвещение, 1968. С. 351, 344, 334, 343, 377,

ством?”* Именно в это время начинался поиск ответа на знаменитую
ленинскую фразу — ответа в новых условиях, когда и Советское
государство, и КПСС, так и не сделав кухарку активным фактором власти,
уже сами потерпели крах.

Впоследствии автор многократно повторял это понятие в том же самом
журнале, оперативно переименованном в журнал “Деловая жизнь”, в статье
“Чья власть? Над кем? Во имя чего?”** и в ряде других статей.
Использовалось оно и в других устных и печатных выступлениях автора.
Среди принципиальных — статьи в газете “Интеллектуальный мир” (1994)***
, в журнале “Власть” (1995) ****. В 1995—1996 годах вышли первые
обстоятельные книги*****.

И вновь возникает вопрос: а как же столь долго и ученые, и сами практики
обходились без специальной науки о власти и обширной семьи таких наук?
Отметим, что в мировой практике издавна пользовались изысканиями,
трактатами, руководствами о том, как и кому властвовать, а также правом,
исторической наукой, знаниями об обществе и политике и отдельными
научными изданиями по проблемам власти. В Советском Союзе и других
странах социализма обходились еще и историей партии, историческим
материализмом, научным коммунизмом (социализмом). В переломное и
переходное время здесь помогла политология. Практически она и включала в
нашей стране знания о власти и политике властей. Об этом свидетельствуют
все издания по политоло-гии с конца 80 — начала 90-х годов, появившиеся
в Советском Союзе, а затем и в России******. Теперь же с учетом идей и
опыта политологии должна обрести свое место и кратология.

На Западе часто идет речь о политической науке и о политических науках.
Закрепилось и понятие “политолог”. В рассматриваемом нами случае
придется использовать теперь понятие “кратолог” по аналогии с такими
названиями, как “психолог”, “филолог”, “геолог”, “астролог”, “биолог” и
т. д.

Каким же предстанет перед нами кратолог? Это — специалист-ученый, а
также журналист, писатель, деятель искусства и, разумеется, прежде всего
государственный деятель, сотрудник органов власти, со-

* Халипов В. Ф. Научилась ли кухарка управлять государством? //
Партийная жизнь. 1991. №19. С. 44. ** См.: Деловая жизнь. 1991. № 21. С.
50.

*** См.: Наука о власти // Интеллектуальный мир. 1994. №4. С. 1, 2, 3;
см. также: Интеллектуальный мир. 1996. № 8. С. 9—10; 1997. №13. С. 4.

**** В повестке дня кратология — наука о власти // Власть. 1995. № 1. с.
48—50.

***** Халипов В. Ф. Власть. Основы кратологии. М.: Луч, 1995. 304 с.;
Халипов В. Ф. Введение в науку о власти. М.: ТШБ, 1996. 380 с.

****** См., напр.: Программа спецкурса “Основы теории политики и
политической деятельности”. М.: Изд-во. АОН, 1989. С. 11—15; Введение в
полито-логию: Учебно-метод. пособие / Под ред. А. М. Ушкова, М. А.
Фроловой. М.: Изд. МГТУ, 1990. С. 12—22; Основы политологии / Под ред.
Р. Г. Яновского. М.: 1991. С. 242—265; Основы политологии. Курс лекций
под редакцией В. П. Пугачева. М.: О-во “Знание России”, 1992. С. 57—80;
Р. Ф. Матвеев. Теоретическая и практическая политология. М.: Изд-во.
РОССПЭП, 1993. С. 55—71; Политология на российском фоне. М.: Луч, 1993.
С. 81—1 II; Основы политической науки: Учеб. пособие. Ч. 1. М.: О-во
“Знание России”, 1993. С. 102—144; Политология в вопросах и ответах /
Под ред. Е. А. Ануфриева. М.: Наука, 1994. 189 с.; Белов Г. А.
Политология: Учеб. пособ. М.: Наука, 1994. С. 104—147 и др.

средоточивающий внимание в своих публикациях и выступлениях на вопросах
теории и практики властной деятельности, на анализе
общественно-политической жизни и развитии власти, государственности и
конкретных направлений политики.

Непростой путь автора к кратологии оказался нелегким и многолетним. Он
вобрал в себя разнообразный опыт работы и общения, в том числе
руководство научно-исследовательским отделом и тремя кафедрами
последовательно в четырех различных академиях, журналом
“Социально-политические науки”, написание многих статей, книг, учебных
пособий, создание авторских коллективов, руководство ими и разработку
целой серии словарей (Научно-технический прогресс. М., 1987;
Политологический словарь. Киев, 1991; Язык рынка. М., 1992; Словарь
делового человека. М., 1994; Политологический словарь. М., 1995).
Совместно с дочерью — профессором Е. В. Халиповой было осуществлено
издание словаря “Власть. Политика. Государственная служба”. М„ 1996.
Седьмым в этой серии стал кратологический словарь “Власть”, изданный
автором в 1997 году. Эти пояснения позволяют сказать, что обдумывание
вопросов кратологии началось давно, шло последовательно на разных этапах
и дает теперь возможность предложить не только заимствованные, но и
многие самостоятельные идеи.

Обоснованное, широкое и активное вхождение в практику понятия
“кратология” продолжит научную традицию, существующую в России и в мире.
Можно привести немало примеров появления новых “логий” в новейшей
российской и мировой практике*.

В последние годы с Запада к нам пришло понятие “полемология” (от греч.
polemos — война) — одно из названий учения о войне как явлении
социального характера, ее причинах, содержании, последствиях. Будем
надеяться, что придет еще пора и иренологии (науки о мире).

Сейчас уже во многих отечественных публикациях можно встретить
“кризисологию” как совокупность знаний о кризисах различного рода, их
сути, содержании, особенностях, формах, видах, механизмах эволюции,
путях преодоления и т. д.

Вошло в научный оборот понятие “конфликтология”. Журнал “Государство и
право” в 1993 году провел “круглый стол” по теме “Юридическая
конфликтология — новое направление в науке”. Выступая на нем, профессор
Ю. А. Тихомиров в числе оснований для этого назвал наличие в настоящее
время около 200 зон конфликтов, которые в дальнейшем будут
разрастаться**. Потребностями теории и практики обусловлен и выход в
конце 1995 года монографии “Юридическая конфликтология”***. К сожалению,
в ней в типологии конфликтов не выделены конфликты в сфере власти.

Стало применяться и понятие “конспирология” (от лат. conspiratio) как
теория заговоров, учение об их предотвращении. Несмотря на публикации в
этой области, обстоятельно разработанной системы знаний здесь пока не
существует.

* См„ напр.: Ашин Г. К. Элитология: Становление. Основные направления.
М.: Изд-во МГИМО, 1996. 108 с.; Здравомыслов А. Г. Социология конфликта.
2-е изд. М.: Аспект Пресс, 1995. 317 с.; Юзвишин И. И. Информациология.
М.: Радио и связь. 1996. 215 с. ** См.: Государство и право. 1994. № 4.
С. 4. *** Юридическая конфликтология. М., 1995. 316 с.

Собственно кратология, и это принципиально важно, не подменяет, не
заменяет и не отменяет ни одну из социальных, гуманитарных наук. Она не
идет и не может идти на смену праву, философии, социологии или даже
политологии, психологии и властным страницам истории. Это — не ее
задача. У нее совсем иная роль, иное призвание, иные функции.

Жизнь демонстрирует правоту и мудрость наших предшественников. Дж. Локк
еще в XVII веке обращал особое внимание на возможности и глубину
человеческих познаний, на поиск аргументов во имя истины. Он писал:
“Надежный и единственный способ приобрести истинное знание заключается в
том, чтобы образовать в нашем уме ясные и определенные понятия о вещах,
присоединяя к этим определенным идеям и их обозначения. Мы должны
рассматривать эти идеи в их различных отношениях и обычных связях, а не
забавляться расплывчатыми названиями и словами неопределенного значения,
которые можно употреблять в различных смыслах в зависимости от
надобности”*.

Вместе с тем еще раз воздадим должное мудрости Дж. Локка, который не
только осудил, но и невольно подсказал властям путь к успеху, забавляясь
“расплывчатыми названиями и словами неопределенного значения, которые
можно употреблять в различных смыслах в зависимости от надобности”.

Думается, и мы должны стремиться к тому, чтобы суметь продемонстрировать
нашу правоту и мудрость нашим последователям.

И пусть все-таки в оформлении науки о власти торжествуют жизнь и логика;
более того, логика жизни и логика власти.

2. Логика власти

К числу общезначимых идей и областей кратологического знания,
несомненно, надо отнести логику власти, хотя разработана она меньше
других наук и в реальной практике властей соблюдается еще далеко не
всегда.

Сама по себе логика как наука, истоки которой восходят к мыслителям
Древней Индии и Китая, Греции и Рима и прежде всего к Аристотелю и
мегарской школе, явилась закономерным результатом интеллектуального
взросления человечества. Она пришла к нам через тщательную отработку и
многовековую шлифовку своих четко сформулированных человеческим разумом
общезначимых форм и средств мысли, необходимых для рационального
познания в любой области науки. В. И. Даль лаконично и мудро сказал, что
логика — “наука здравомыслия, наука правильно рассуждать; умословие”**.

Если есть логика жизни, логика хозяйствования, логика различных видов
деятельности человека и есть логика науки, математическая логика, логика
музыки и других областей человеческого познания и творчества, то мы
будем правы, если поставим вопрос и о логике власти.

О логике вообще, логике формальной и диалектической, логике различных
видов теоретической и практической деятельности написа-

* Локк Дж.. Соч.: В 3 т. М.: Мысль, 1985. Т. 2. С. 230—231. ** Даль В.
И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1998. Т. 2. С. 676.

но много книг*. История логики украшена такими именами, как Аристотель,
Теофраст, Диодор, Филон, Апулей, Секст Эмпирик, Диоген Лаэртский,
Цицерон, аль-Фараби, Ибн Сина, Ибн Рушд, Абеляр, И. Д. Скотт, У. Оккам,
Ж. Буридан, Леонардо да Винчи, Ф. Бэкон, П. Гас-сенди, Г. Лейбниц, Дж.
С. Милль, И. Кант, Гегель, Дж. Буль, Б. Рассел, А. Тьюринг, А. А.
Марков, А. Н. Колмогоров и др.

Многие логики, так же как и многие обществоведы, увлекавшиеся логикой,
выходили непосредственно в сферу политики и власти, пытаясь дознаться,
царит ли логика в сфере власти и не является ли видимый алогизм решений
и поступков власти своеобразным проявлением нетрадиционной,
нестандартной, а порой и уникальной логики власти и властителей.

Логика власти (англ. logic of power, от греч. logike) — 1) разумность,
правильность, подчиненность внутренним правилам, принципам как власти
вообще, так и данной власти, ибо нередко поведение, действия реальных
представителей власти бывают алогичны, идут вразрез с логикой; 2)
развивающаяся система знаний, наука о законах и формах властного
мышления; составная часть кратологии, комплексная, междисциплинарная
область знания на стыке собственно логики и науки о власти.

О том, как велик объем предстоящих глубоких исследований логики власти,
можно показать на многочисленных примерах ждущих своего часа разработок
в области науки о власти:

— логика или алогизм властвования лиц, персон, правителей (Цезарь, А.
Македонский, Петр 1, Наполеон, Гитлер и т. д.);

— логика функционирования властных образований (империй, монархий,
демократий и т. п.);

— логика деятельности эшелонов власти (верховная власть, правительство,
местная власть);

— логика деятельности основных видов власти (законодательной,
исполнительной, судебной, контрольной и т. д.);

— логика действия в реальных структурах и разновидностях власти
(церковной, родительской, школьной, банковской) и т. д.

Множество проблем логики власти связано с функционированием и нормами
конституций, права, законодательства. Они очерчивают круг властных
функций и определяют ориентиры логичной разумной деятельности властей.

Очень широк круг и проблематики подготовки государственного персонала
(служащих, чиновников) к восхождению во властных структурах по логически
обоснованным ступеням с растущим кругом прав и обязанностей.

Поскольку мы вступаем в довольно редко исследуемую сферу знания,
обратимся к общим сведениям о логике и покажем их применимость в области
власти. Это относится к понятиям, суждениям, умозаключениям,
определениям, правилам, принципам, силлогистике, индукции, дедукции,
законам логики и т. д.

Самое главное, самое очевидное и самое трудное для восприятия власти и
ее логики в том, что власть относится к числу тех немногих фе-

* См., напр.: Хоменко Е. В. Логика. М.: Воениздат, 1971. 192 с.;
Формальная логика. Л.: ЛГУ, 1977. 357 с.; Кумпф Ф., Оруджев 3.
Диалектическая логика. М.: Политиздат, 1979. 286 с.; Ильенков Э. В.
Диалектическая логика, 2-е изд. М.: Политиздат, 1984. 320 с.; Гетманова
А. Д. Логика. М.: Высш. шк., 1986. 288 с., и др.

иоменов и факторов (как экономика, хозяйство, культура), которые рождает
сама жизнь общества в целях создания благоприятной для выживания
человека среды. Ее создает сам человек для себя. И насколько он логичен
(и алогичен), настолько логичной оказывается и созидаемая им для себя
среда обитания, существования.

Здесь нельзя не вспомнить весьма разумное и поучительное высказывание
замечательного русского философа С. Н. Булгакова (1871— 1944) из его
оригинального труда “Философия хозяйства” (1912):

“Жизнь есть то материнское лоно, в котором рождаются все ее проявления:
и дремотное, полное бесконечных возможностей и грез ночное сознание, и
дневное, раздельное сознание, порождающее философскую мысль и научное
ведение, — и Аполлон, и Дионис. Чрезвычайно важно не упускать из
внимания, что мысль родится из жизни и что в этом смысле философская
рефлексия есть саморефлексия жизни, другими словами, начало логическое,
логос жизни, выделяется из того конкретного и неразложимого целого, в
котором начало логически непроницаемое, чуждое, трансцендентное мысли,
алогическое нераздельно и неслиянно соединяется с началом логическим.
Жизнь, как конкретное единство алогического и логического, конечно,
остается сверхлогичной, не вмещается ни в какое логическое определение,
имеющее дело лишь с ее гранями и схемами, а не с живою ее тканью, однако
она не становится от этого антилогична или логически индифферентна. Она
рождает мысль, она мыслит и имеет свое самосознание, она рефлектирует
сама на себя. Начало логическое имеет свои границы, которых оно не может
перейти, но в этих пределах оно нераздельно господствует. Алогическое не
растворимо логическим и непроницаемо для него, но оно вместе с тем само
связано логическим. Логическое и алогическое сопряженны и
соотносительны. Так свет предполагает постоянно преодолеваемую им тьму,
а радость — непрерывно побеждаемую печаль (Шеллинг), так теплота любви
порождается смягчившимся и потерявшим свою мучительную жгучесть огнем
(Я. Беме). Только при этом воззрении становится понятным факт мыслимости
и познаваемости бытия, объясняется возможность философии, науки, даже
простого здравого смысла, вообще всякого мышления, поднимающегося над
инстинктом с его автоматизмом. Мысль родится в жизни и от жизни, есть ее
необходимая ипостась”*.

Собственно мысль, логичная или алогичная, рождаемая в жизни, движет и
властителями и повелителями, и демократами и деспотами. Но на уровень
логичного, тем более идеально-логичного правления человек, общество,
государство, человечество идут долгими веками и еще далеко не вышли. Тем
не менее эти субъекты исторического действия, конечно, уже далеко ушли
от первоначальных точек неосознанного (часто инстинктивного)
властительства в пору детства рода человеческого. Поэтому весь уже
пройденный путь в сфере власти должен быть осмыслен как всей
совокупностью наук о власти, так и каждой из них в меру ее способностей
и возможностей. Этих областей кратологии мы уже назвали очень много и
назовем еще немало, так что арсенал и потенциал возможностей познания
власти, самопознания власти очень велик, хотя используется пока крайне
недостаточно.

* Булгаков С. Н. Философия хозяйства. М.: Наука, 1990. С. 15.

219

Разумеется, продраться сквозь дебри, сквозь чащу алогизмов, загадок и
тайн власти необычайно трудно. Вот почему надо всерьез трудиться над
созданием логики власти и в силу требований логики самой жизни брать на
вооружение все мудрое из опыта человека и человечества.

Уже в самом начале “Левиафана” Т. Гоббс так говорил о самом главном
качестве правителя: “Тот же, кто должен управлять целым народом, должен
постичь (to read) в самом себе не того или другого отдельного человека,
а человеческий род”*. Вот с чего должна начинаться необычная и трудная
логика властвования. Если уж крайне сложно постичь самого себя, то сколь
же глубоки и многогранны должны быть качества лица (правителя),
постигающего во имя успешного властвования сам род человеческий. Ясно,
что для одного этот род будет исчисляться тысячами, а для другого —
тысячами тысяч людей; для одного — небольшим районом (даже учреждением),
для другого — целыми странами (блоками, союзами, группировками,
коалициями государств). В таком постижении крайне трудная процедура
состоит в том, чтобы определиться, как понимать людей, их интересы,
цели, желания и как самому первовластителю определять свои цели, задачи
и чувствовать ход дел.

Известный английский философ Джон Стюарт Милль (1806—1873) в 1843 году
издал книгу “Система логики силлогической и индуктивной”. На наш взгляд,
именно Миллю удалось высказать точную и содержательную оценку логики,
вполне применимую к трудноподдающейся осмыслению и анализу сфере логики
власти.

“Логика есть наука не об уверенности, но о доказательстве или
очевидности: ее обязанность заключается в том, чтобы дать критерий для
определения того, обоснованна или нет в каждом отдельном случае наша
уверенность, поскольку последняя опирается на доказательства…

Логика не тождественна с знанием, хотя область ее и совпадает с областью
знания. Логика есть ценитель и судья всех частных исследований. Она не
задается целью находить очевидность; она определяет, найдена очевидность
или нет. Логика не наблюдает, не изображает, не открывает — она
судит…”**

В самом деле, в сфере власти пусть логика не учит, как править (это
сделают другие), но пусть она судит о том, как идет правление — о
мыслях, решениях и деяниях власти, — и пусть судит и высказывает свое
мнение не только a posteriori, в зависимости от опыта, но и a priori —
независимо от опыта.

К логике власти и властителей, к практике их деяний нередко обращаются
историки или новые поколения лидеров, ставших у руля своих государств.
Они часто говорят об опыте прошлого, хотя саму логику упоминают пока
лишь изредка.

Но сегодня уже можно встретиться и с фактами обращения непосредственно к
логике. Один из отечественных молодых политиков — А. В. Митрофанов в
1997 году издал книгу “Шаги новой геополитики”. Как председатель
комитета Государственной Думы по вопросам геополитики, он сумел
проанализировать обширный и интересный материал. В книге есть
заслуживающая внимания глава “Логика Сталина”. В це-

* Гоббс Т. Соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1991. Т. 2. С. 8.

** Милль Ц. С. Система логики силлогической и индуктивной. / Пер. с
англ. С. И. Ершова и В. Н. Ивановского, 2-е изд. М., 1914. С. 7—8.

лом автору удалось правильно поставить столь сложную проблему. Приведем
лишь один пример его рассуждений.

“Как политик от Бога (или от черта!), Сталин приложил свой природный дар
к сохранению того государственного наследия, которое досталось ему от
предыдущего поколения отечественных политиков. Строительство
собственного государства проходило в условиях борьбы с правыми и левыми
коммунистами.

Первые тянули государство в прошлое, но на основе крепких фермерских
хозяйств. Весь деревенский люмпен предполагалось выселить в город для
занятий промышленным трудом. Разумеется, о быстром росте тяжелой
индустрии в этом случае следовало бы забыть.

Вторые призывали на основе имеющихся материальных и людских ресурсов
закидать шапками танковые армады Европы и взять власть на континенте в
свои руки. Столкновение с войсками Антанты на Висле и последующее
поражение показали ошибочность такого подхода к реальным условиям.
Сталин наблюдал за исходом наступления на Европу, что называется, из
первого ряда. Будучи фактически главкомом левого фланга наступающих
войск, он убедился, что крестьянская масса, даже вооруженная берданками
и трехлинейками, бессильна перед небольшой, но хорошо вооруженной
профессиональной армией. Армады аэропланов и танков перебороли конные
армии.

Из битвы на Висле Сталин сделал два важных вывода: необходимость
технического перевооружения армии и беспочвенность надежд на
“солидарность социал-демократов” Европы. Этими принципами он
руководствовался всю жизнь.

Логика событий указывала на третий путь, которым и пошел Сталин.
Необходимо было смекалку и жизненные силы народа поставить на дело
создания тяжелой промышленности. Для этого лучшие силы крестьянства
следовало направить в города и на крупные стройки страны. Временной
фактор определял возможность реализации плана только через жесткую
централизацию процесса”*.

Думается, что здесь нет нужды обсуждать весь массив проблем, связанных с
властью Сталина, с его культом и его злоупотреблениями властью. Мы лишь
показали, что в ходе развития науки исследователи и сами практики
обращаются и будут все чаще обращаться к анализу логики
властно-государственных процессов, знание которой помогает мудро и
результативно править.

Разумеется, в практике правления и впредь придется иметь дело с
миллионами людей (у каждого из которых свои взгляды и интересы) и,
балансируя между ними, искать пути организации сожительства огромных
масс граждан в рамках современных государств. Логика этой трудной
деятельности будет требовать осторожности и осмотрительности,
прозорливости и хитрости, расторопности и дипломатических уверток не
только на международной арене. Логика власти должна конечно же помогать
находить оптимальные решения в каждой из сфер жизни — в хозяйстве, в
организации труда, его оплаты, отдыха и т. д.

Но, как и в прошлом, нельзя будет полностью избавиться, даже при строгом
следовании логике, от такого неблагоприятного фактора, как
злоупотребления властью. Они могут возникать по разным причинам — и от
удовольствия обладания властью, и от полной бесконтрольности, и от
сугубо психологических особенностей властителей и т. д.

* Митрофанов А. В. Шаги новой геополитики. М., 1997. С. 20—21. 221

Проблемы эти давно волновали и беспокоили людей думающих, умевших
мыслить широко и масштабно.

Так, Иммануила Канта (1724—1804) всерьез беспокоила неизбежность
злоупотреблений со стороны лиц, облеченных властью. В этой связи он
писал: “Ведь каждый облеченный властью всегда будет злоупотреблять своей
свободой, когда над ним нет никого, кто распоряжался бы им в
соответствии с законом. Верховный глава сам должен быть справедливым и в
то же время человеком. Вот почему эта задача самая трудная из всех;
более того, полностью решить ее невозможно; из столь кривой теснины, как
та, из которой сделан человек, нельзя сделать ничего прямого. Только
приближение к этой идее вверила нам природа*. Что эта проблема решается
позднее всех, следует еще из того, что для этого требуются правильное
понятие о природе возможного (государственного) устройства, большой, в
течение многих веков приобретаемый опыт и, сверх того, добрая воля,
готовая принять такое устройство. А сочетание этих трех элементов — дело
чрезвычайно трудное, и если оно будет иметь место, то лишь очень поздно,
после многих тщетных попыток”**.

По замыслу героическая, а по сути, как оказалось, утопическая и
фантастическая попытка решить проблему — по-человечески устроить
общество и по-человечески устроить власть — была предпринята на
многострадальной земле российской. Она, к сожалению, не удалась. Не
удалась потому, что ни человек (сравнительно тщательно отобранные для
этого миллионы — члены партии), ни теория (сравнительно долго,
всесторонне и напряженно разрабатывавшаяся для этого совокупность идей и
установок), ни сами вожди (правящие единицы) не справились с
беспрецедентной задачей. Погубило эту попытку прежде всего
злоупотребление властью, нежелание считаться с интересами и волей других
миллионов людей. А стратегический просчет оказался изначально заложенным
в исходной концепции — в теории. Остановимся на этом важном вопросе из
области логики власти. Один из главных, фундаментальных
выводов-просчетов был сформулирован К. Марксом и Ф. Энгельсом в
“Манифесте Коммунистической партии” следующим образом: “Политическая
власть в собственном смысле — это организованное насилие одного класса
для подавления другого”***.

Такой изначальный курс на безоговорочное насилие, его абсолютизацию в
устройстве власти был ошибочен, ибо нес грандиозные потрясения
человеческому обществу, его разбалансирование. Фактически, провозгласив
своей задачей создание общенародного государства, КПСС в своей программе
пересмотрела именно этот опасный вывод, пронизанный идеей насилия и
непримиримой классовой борьбы.

* Роль человека, таким образом, очень сложна. Как обстоит дело с
обитателями других планет и их природой, мы не знаем; но если мы это
поручение природы хорошо исполним, то можем тешить себя мыслью, что
среди наших соседей во Вселенной имеем право занять не последнее место.
Может быть, у них каждый индивид в течение своей жизни полностью
достигает своего назначения. У нас это не так; только род может на это
надеяться.

** Цит. по: Антология мировой философии: В 4 т. М.: Мысль, 1971. Т. 3.
С. 190—191. *** Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 447.

Где же тогда логика во все еще сохраняющемся преклонении перед
политической властью? Если сегодняшние учебники по полито-логии в центр
внимания ставят вопросы политической власти, то что же они имеют в виду:
неужели проблемы такого насилия и борьбы и призыв к ним?

И кто же тогда представляет сегодня эти борющиеся классы и какой
диктатурой должна разрешиться их борьба? И как быть с идеей
общественного согласия, консенсуса, да и просто с поиском национальной
идеи?

И не лучше ли более фундаментально и всесторонне, а не однобоко и
догматично посмотреть на феномен и институт власти?

Да и не пора ли вообще перестать увлекаться пропагандой взрывоопасной
идеи насилия и политической власти? И если сами политологи не
догадываются, как им расстаться с центральной идеей своей науки, то
следовало бы предложить им присесть, подумать, посоветоваться, поискать
новые пути и новые идеи, а самой идее политической власти дать отдохнуть
и тихо заснуть. А там, глядишь, как и рассчитывал марксизм, эта идея
вместо государства возьмет и отомрет. Как же быть с самим государством и
государственной властью, жизнь покажет. Не надо ее подгонять и не надо
ее загонять в придуманные схемы.

Автор отнюдь не торопится приписывать себе первенство в таких “смелых”
предложениях. Напомним хотя бы такой факт. В 1989 году вышла книга
“Пульс реформ”. Ее составителем был Ю. М. Батурин. В статье “Сверим
ориентиры: наука о государстве и праве нуждается в радикальном
обновлении” Л. С. Мамут довольно тактично отмечал, что есть еще люди,
которые “полагают, будто отсутствуют проблемы гипотетичности, неполноты,
подчас ошибочности отдельных суждений классиков о власти и политике,
праве и государстве. Ими плохо улавливаются те рассогласования и
противоречия, которые есть в работах К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И.
Ленина”*. К сожалению, “люди” не прочли и не услышали этого в 1989 году.

Автор данной книги по собственному непростому опыту может сказать, сколь
больших усилий стоит и как нелегко дается переучивание со
100-процентного доверия к марксистской литературе 100—150-летней
давности на осмысление современных явлений, процессов, идей, перспектив
национального и планетарного социально-экономического, властного и
культурно-информационного развития.

Поэтому хочется просить читателя еще раз вдуматься в логику (и алогизм)
былой прописной “капитальной” формулы: “Насилие является повивальной
бабкой всякого старого общества, когда оно беременно новым”**. Можно ли
наше еще недавно “новое советское общество” (разумеется, вместе с новым
советским человеком) теперь считать старым? Когда и почему оно вдруг
состарилось и как вдруг забеременело более новым обществом? Кто был у
него повивальной бабкой? И могут ли, простите, у нашей матери-Родины
быть еще новые беременности?

Завершая наш нелегкий экскурс в такую область знания, как логика власти,
и признавая все трудности и алогичность властей и мыслителей разного
рода на долгом пути человечества в завтрашний день демократизации,
справедливости, добра, благополучия, мира, спокойствия,

* Пульс реформ (Юристы и политологи размышляют). М.: Прогресс, 1989. С.
92. ** Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 760.

информатизации, следует сказать, что до сих пор род людской все еще так
и не обладает разработанной концепцией, необходимой для того, чтобы
строить власть логично и мудро.

Еще десяток лет назад нашлось бы много рекомендаций по этому поводу со
стороны марксизма-ленинизма.

Подумаем всерьез над тем, что в конце своей деятельности внушал России
(советской) В. И. Ленин: “Научное понятие диктатуры означает не что
иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно
правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся
власть”*.

Правда, он заявлял это в пылу острой полемики в 1920 году и приводил
определения, выдвинутые еще в 1906 году, причем добавлял: “Хорошо ли,
что народ применяет такие незаконные, неупорядоченные, непланомерные и
несистематические приемы борьбы, как захват свободы, создание новой,
формально никем не признанной, революционной власти, применяет насилие
над угнетателями? Да, это очень хорошо. Это — высшее проявление народной
борьбы за свободу”**. Хочется все-таки думать, что, даже понимая, чем
грозят такой призыв к диктатуре и оправдание насилия, вождь
пролетариата, при всей своей революционной нетерпимости, видимо, не
допускал мысли о тотальном взаимоистреблении народа России.

Установление именно такой диктатуры — это даже не монархия, не
самодержавие, не абсолютная власть. Это — дикий безграничный властный
произвол, от которого никому, нигде и никогда не укрыться. Такой
установкой можно оправдать с позиций формальной логики тюрьмы, ссылки,
концлагеря, и не только те, через которые прошли большевики до 1917
года, но и те, что самих большевиков настигли и поглотили в 30-е годы,
увенчавшиеся расстрелами без суда и следствия.

Напомним и о том, как логически противоречили упомянутые “научные
взгляды” на диктатуру идеям, оценкам и суждениям выдающихся мыслителей
древности, о которых с уважением говорили К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И.
Ленин. Вот только некоторые примеры.

Платон писал: “Я вижу близкую гибель того государства, где закон не
имеет силы и находится под чьей-либо властью. Там же, где закон —
владыка над правителями, а они— его рабы, я усматриваю спасение
государства и все блага, какие только могут даровать государствам
боги”***. Еще раз напомним, что сходные взгляды высказывал и Аристотель:
“Там, где отсутствует власть закона, нет места и (какой-либо) форме
государственного строя. Закон должен властвовать над всеми…”****. “Да
и что такое государство, как не общий правопорядок?” — вопрошал Цицерон.

А как же из приведенного “научного понятия диктатуры” логически вывести
полновластие народа и Советов, политические свободы, права человека,
разделение властей, верховенство закона; как в соответствии с этим
понятием сделать народ источником власти, проводить выборы властей и
осуществлять контроль за властью и т.д.? И можно ли вообще такое
диктаторское государство сделать правовым, конституционным, а общество
гражданским и человечным?

* Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 41. С. 383. ** Там же. С. 384—385.

*** Платон. Соч. М., 1972. Т. 3. Ч. 2. С. 188—189. **** Аристотель.
Политика. М., 1911. С. 165.

224

Рассуждая по поводу всех этих решающих принципов и показателей логики,
нормального устройства жизни людей в обществе и вступая теперь уже в
логическую полемику с классиками марксизма-ленинизма (пока можно),
нельзя не видеть возможного возражения: “Ну что вы тут прицепились к
диктатуре, к политической власти пролетариата, время уже давно ушло, а
вы теперь цепляетесь к терминам?” Ответов здесь два.

Первый. Если то время ушло, то надо сделать практические выводы, чтобы
подобное время — с подобными вождями, целями, установками и
бесчеловечной жестокостью — снова не пришло.

Второй. Насчет терминов. Доверимся русскому философу П. А. Фло-ренскому
(1882—1943). В 1917 году он очень мудро говорил студентам Московской
духовной академии насчет терминов: “Суть науки — в построении или,
точнее, в устроении терминологии. Слово, ходячее и неопределенное,
выковать в удачный термин — это и значит решить поставленную проблему.
Всякая наука — система терминов. Поэтому жизнь терминов и есть история
науки, все равно какой, естествознания ли, юриспруденции или математики.
Изучить историю науки — это значит изучить историю терминологии, т. е.
историю овладения умом предлежащего ему предмета знания”*.

Вот и давайте задумаемся: во что же обошелся России, и не только России,
а многим народам и прежде всего самому пролетариату, термин “диктатура
пролетариата”? Во что обошлись нашей “Планете Разума” и такие термины,
как “революционное насилие”, “экспроприация экспроприаторов”,
“политическая власть пролетариата” и даже “большевики” с “меньшевиками”.
То-то теперь нередко голоса раздаются: может, в светлое будущее можно
было легче и спокойнее прошагать, минуя диктатуру пролетариата?

Будем надеяться, что XXI век всех рассудит, если, конечно, никто не
предложит установить в будущем “информационную диктатуру”, хотя пока еще
и неизвестно, чью именно.

Воистину пора соглашаться, что диктатура как тип власти вообще никакая
никому не нужна.

Именно для того чтобы не было никакой диктатуры, и необходима глубоко
продуманная и разумно проводимая в жизнь всеобщая наука о власти. И
среди ее многочисленных областей нужны и логика власти, и педагогика и
психология власти, и этика власти, и другие полезные области знания.

ИСКУССТВО ВЛАСТИ И ЕЕ ИССЛЕДОВАНИЙ

(Вместо заключения)

Характеристикой комплексных областей кратологии наша книга увенчала
разносторонний теоретический анализ власти — крупнейшего, многогранного,
определяющего, но и сложного, противоречивого социального феномена,
являющегося миру, человеку во всех своих многочисленных формах, видах,
аспектах, ипостасях, со всеми своими контрастами, тайнами, драмами,
загадками и последствиями.

Сколь разнообразна, привлекательна, непредсказуема и нередко беспощадна,
а порой и бессильна реальная власть, столь же разнолики описывающие,
анализирующие и исследующие ее учения, области науки. Дело за человеком,
который должен глубже изучать, понимать власть и ее теории и умело их
использовать на благо общества.

Искусство власти есть высокая степень мастерства властителей и властных
органов в процессе их деятельности, основанной на знании кратологии.
Такое искусство воплощения выработанных наукой знаний в жизнь включает
многообразие форм, приемов, способов властной деятельности, способность
в рамках закона к маневрированию, соглашениям, компромиссам, а также к
уступкам, расчету, проявлению хитрости и т. д.

Можно с полным правом и основанием вести речь о поэзии и прозе власти,
властной деятельности и научных изысканий в этой сфере. Умелое и
разумное властвование с опорой на науку, интуицию, расчет, прогнозы
способно приносить глубокое нравственное и даже эстетическое
удовлетворение, вдохновение, радость не только властителям, но и
подвластным, побуждать и тех и других к новым совместным общественным
делам и свершениям.

Но повседневная властная деятельность, как бы она ни была существенна,
ценна и результативна, сколь бы полно ни принимала она во внимание
положения науки, как бы много сил ни отнимала у правителей,
руководителей, может оставаться и просто будничным занятием, прозой
жизни. Нередко именно эта проза сложна, тягостна и обременяет человека,
стоящего у власти.

Поэтому в заключительной части книги приходится вести речь не только о
радостях и поэзии власти, но и о ее бремени, ее тяготах и ярме, которые
ощущают даже диктаторы; впрочем, их избавляет от тяжести этого бремени
осознание и понимание своей возможности неограниченно распоряжаться
жизнями множества людей, которых можно или вознести, или безнаказанно
растоптать.

Бремя, ярмо власти — удел всех, кто стремится к власти или хочет здраво
судить о ней, особенно тех, кто наделен властью, обладает ею.

Это бремя ложится, во-первых, на миллионы подвластных и, во-вторых, на
всех лиц, участвующих во власти, связанных с нею, причастных к ней,
ответственных за нее и за себя во власти (в случае строгого спроса с
них).

Власть — тяжкая доля, лишь со стороны кажущаяся сладкой и желанной. Но
человеческому обществу для нормальной организации совместной
цивилизованной жизни людей власть необходима. С ней надо уметь
обращаться, ее надо знать, понимать и совершенствовать. А самой власти и
властителям надлежит быть цивилизованными, компетентными,
демократичными, гуманными, справедливыми.

Известный немецкий мыслитель и лингвист, основатель Берлинского
университета В. Гумбольдт (1767—1835) однажды заявил: “Наилучшая власть
есть та, которая делает себя излишней”*. Это интересная и, казалось бы,
абсолютно верная мысль. В самом деле, в идеале власть так должна
упорядочить общественную жизнь, так умело дирижировать ею и так
поставить себя, чтобы людям действительно она могла бы показаться
излишней, ненужной, такой, без которой можно было бы легко обойтись. И
вот здесь в действие вступает хитрейшая штука — диалектика.

Обойтись без власти? Почувствовать ее излишней? А вы такую власть
видели? А вы этого хотите? Не боитесь неизбежной анархии, неотвратимого
хаоса? Эти и подобные вопросы обнаруживают, что здесь мудрая мысль
Гумбольдта, оставаясь по-прежнему крайне интересной, теперь уже может
быть названа абсолютно неверной.

Придется утверждать иное: “Наилучшая власть пока еще все-таки та,
которая делает себя необходимой”, и добавлять: “и полезной”. И если не
всем, то хотя бы большинству.

Таков удел великого порождения и творения человеческого — власти:
находиться постоянно в интервале от излишней до крайне необходимой и
извечно пребывать между этими Сциллой и Харибдой. Одним нужна, другим не
нужна. Одним хороша, другим плоха.

В одно время без нее не обойтись. В другое время лучше бы ее не было
вообще.

В одну пору сама себя делает излишней. В другую — неопровержимо
доказывает свою крайнюю необходимость и пользу.

И все это не только к государственной, но и практически ко всем другим
властям относится. Именно так было, так есть и похоже, что так будет
всегда.

Люди стремились и будут стремиться к власти, к обладанию властью,
боролись и будут бороться за власть, за приход к власти, за
использование власти в своих личных и общих интересах.

Правда, не надо закрывать глаза и на то, что это — взгляд с позиций
современного общества. И еще далеко не ясно, каким будет общество
постцивилизационное, постинформационное, постдемократическое, с
космическими контактами, при 10 или при 2—3 млрд жителей на Земле.

Реальная власть, и прежде всего власть в ее высшем проявлении —
государственная, конечно, не сводится к ее прозаическому или даже
поэтическому пониманию как необходимого проявления организации, си-

* Цит. по: Энциклопедия мысли / Сост. авт. предисл. и коммент. Н. Я.
Хоромин. М.: Русская книга, 1994. С. 66.

лы, мощи, влияния, авторитета или к осмыслению ее динамики, эволюции ее
многообразных проявлений.

Все более сложное, хотя и трудное, но весьма содержательное понимание
власти в ее различных видах и формах — это понимание ее как системы
обширной специфической деятельности в конкретной сфере, имеющей немало
сходного с другими областями деятельности человека и вместе с тем в
корне отличающейся от всех иных областей и деяний человека.

В подходе к властной деятельности как к системе есть ряд ключевых
принципиальных моментов. Это и осмысление власти как своего рода
неиссякаемого потока идей, соображений, акций, мер, действий, динамики и
активности ее действующих фигур, начиная с первых лиц (правителей,
властителей, вождей, лидеров и т.д.) и их деяний. Это и оценка тсго или
иного вида власти, ее аппарата, ее механизма, ее средств и приемов, ее
стратегии и тактики, искусства, технологий и антитехнологий, ее
поведения, культуры, а нередко и бескультурья, произвола и пренебрежения
к подданным или подвластным и т. д. Наконец, это отработанная с веками
система актов, документов, информационного обеспечения власти.

Кратология как система наук, комплекс знаний о власти имеет своей целью
строгий учет, анализ и аттестацию слагаемых властной деятельности,
своего рода распределение между областями и отраслями наук о власти
интересующих их проблем властной деятельности, подлежащих исследованию и
углубленной разработке, и, главное, обоснование возможностей их
практического применения и прогнозирования последствий такого применения
во имя эффективного использования власти в человеческом обществе.

Властная (управленческая) деятельность человека (правящих лиц, властных
органов и учреждений) и вообще проявления влияния и авторитета человека
в кругу других людей издавна прямо или косвенно были предметом особого
внимания и мыслителей, и правителей.

За время от древнего мира, от Кратила (ученика Гераклита и учителя
Платона), от Платона и Аристотеля, Цезаря и Нерона и до наших дней
накопился огромный массив информации, знаний о власти и образовался
нескончаемый список властителей, ученых и учений, составляющих предмет и
объект исследований властной деятельности. Вместе с тем деятельность
вообще и властная деятельность в особенности могут рассматриваться как
явление и понятие, и по сей день нуждающиеся в дальнейшей углубленной
разработке и конкретизации.

О многогранной деятельности людей как явлении писали очень многие. Здесь
и трудовая деятельность, и научная, творческая, парламентская,
дипломатическая, хозяйственная, финансовая, техническая, культурная,
юридическая, педагогическая, воспитательная, воинская, партийная,
общественно-политическая, профсоюзная, экологическая, а теперь и
предпринимательская, коммерческая, торговая, банковская, биржевая,
рыночная, таможенная и т. д. Здесь и переплетение разных видов
деятельности.

Отсюда и многочисленные названия деятелей самого разного рода: труженик
(трудящийся), ученый (научный работник, научный сотрудник), педагог,
парламентарий, дипломат, хозяйственник и т. д. В этой связи утвердились
и многочисленные количественно-качественные характеристики человеческой
деятельности, в том числе и властной деятельности: активная,
эффективная, историческая, творческая, плодо-

творная, успешная, продуманная, удачная, инициативная, динамичная,
содержательная, самоотверженная, бескорыстная и т. д. И вместе с тем
деятельность механическая, безынициативная, неудачная, бесконтрольная,
вплоть до скандальной, преступной, провальной. •

И все же и раньше, и сейчас собственно властной деятельности и в России,
и за рубежом, ее всесторонней характеристики аналитики касались и
касаются меньше. Речь идет по преимуществу о конкретных деятелях разных
рангов, а также об организациях и партиях, чаще всего в давно прошедшем
времени.

За этим стоят определенные причины и расчеты. Скажем, в СССР было
принято “в большую политику не лезть”, не высовываться, с властями не
связываться, остерегаться нежелательных последствий. Уроки 20-х, 30-х и
иных лет прочно сидят в памяти.

Но следует считаться и с тем, что и сегодня, как и в прошлом, в России
вопросы аппарата власти, администрации, организации, механизмов власти,
ее технологий и антитехнологий привлекают внимание как властителей, так
и мыслителей.

Активное участие в деятельности органов власти придает соответствующий
статус и лицам, и структурным подразделениям и приводит их в состояние
непрерывного полезного функционирования. Их призвание — реализация
указаний вышестоящих органов власти, реализация научных идей теории
власти.

Есть очень существенное различие между теорией и практикой власти, между
учением о властвовании и самим властвованием.

Кратология и собственно власть в своем главном различии предстают перед
нами прежде всего в том, что теория опосредованно сказывается на судьбах
людских, а власть сказывается прямо и непосредственно на человеческих
судьбах и самих жизнях. Нередко люди, прожившие немало лет на свете,
легче могут привести примеры из собственной жизни, сославшись на ту или
иную властную пору, чем на конкретные даты. В таких случаях обычно
говорят: “Это было при Сталине”, или “при Хрущеве”, или “при Брежневе” и
т.п. На первом плане в человеческих жизнях оказываются тем самым деяния
властей и их последствия.

Так, автору этих строк, как и его сверстникам, при Советской власти
внушалось представление, что до 1917 года в биографиях наших предков
ничего интересного не было, что новая жизнь лишь начинается и что
впереди — светлое будущее. Ну а почему мне не надо было знать, что мой
прапрадед по матери занимал видное место в отечественной науке, а прадед
Шипку защищал, а дед готовился стать видным управленцем?

Отец до войны служил в штабе округа в Смоленске, а затем в Минске. Он
попрощался с нами утром 26 июня 1941 года в Уручье (это было в 7 км от
Минска, а штаб фронта оказался рядом, в 5 км), попрощался навсегда — на
24-й день войны он погиб.

Правда, и спасибо ей. Советской власти, она протянула мне руку заботы и
помощи — из деревни Ново-Михайловки Горьковской области, из эвакуации я
был направлен в Воронежское суворовское военное училище. Мне
посчастливилось закончить его с первым выпуском в 1948 году с золотой
медалью. Именно эти знания и открыли мне дорогу в жизни, в службе, в
высшей школе и науке.

Власть на деле — вещь сложная, хитрая, тонкая, острая, она может быть и
заботливой, и беспощадной. Россия показала это лучше, чем

большинство других государств. Поэтому власти никогда не стремились быть
объектом внимания такого любознательного субъекта, как наука.

Но вряд ли правильно ставить это в укор только одним властям и
властителям. Во все времена эту сферу оберегал от какого-либо
специального изучения и широкий круг соответствующих чиновников.

Приведу лишь некоторые примеры из своего опыта. В пору всеобщего
увлечения политикой и политологией еще в 1990 году и особенно после
августа 1991 года я предлагал заняться разработкой науки о власти
(кратологии). Но на различных этажах науки было не до этого.
Подававшиеся мною докладные записки поддержки не получали.

Вот дословный текст записки по вопросам кратологии от 22 января 1992
года на имя одного из руководителей Российской Академии наук:

“Глубокоуважаемый…

В совершенно новых условиях переживаемого страной переходного периода
полагаю крайне важным привлечь внимание Российской Академии наук к
ключевым вопросам теории и практики власти (кратологии), которые в силу
многих причин и обстоятельств не получали в прошлом должной научной
разработки. Время требует, несмотря на особые трудности и напряженность
нынешней ситуации, пойти на смелые, решительные организационные шаги и
оформление этого нетрадиционного, крайне необходимого на перспективу,
определяющего научного направления.

Именно системное, комплексное научное изучение проблем власти может
стать одним из ведущих показателей поворота гуманитарной деятельности
РАН к самым первостепенным, острым и больным вопросам жизни.

Актуальное значение проблемы кратологии приобретают в обстановке а)
отсутствия обстоятельных глубоких исследований коренных вопросов теории
власти; б) прихода на определяющие посты во всей властной вертикали
новых людей без необходимого опыта; в) возросшего значения внимательного
освоения зарубежного политико-правового опыта; г) важности изучения
невостребованных идей и осмысления достижений отечественной
дореволюционной мысли; д) не прекратившегося кризиса власти и властных
институтов в России и СНГ.

Выдвижение на первый план этих и других болезненно ощутимых в России и в
СНГ вопросов уже не может укладываться в русло традиционных философских,
социально-политических, государственно-правовых, социологических и
психологических представлений о власти и требует более широкого, более
масштабного их видения, оценки и прогнозирования для их учета и решения
в практической деятельности.

Потребности теории и практики настоятельно побуждают к вычленению и
развитию кратологии (науки о власти) как крайне важной отрасли знаний,
системы наук, самостоятельной дисциплины, где могут быть представлены
следующие направления исследования: — развитие теории власти
(кратологии);

— изучение соотношения экономической, политической, государственной
власти и конкретно-исторических моделей их взаимодействия;

— сравнительный анализ современных политических систем с точки зрения
организации и функционирования механизмов власти;

— институты политической власти и их взаимодействие; — политические
партии, элитные группы и группы давления и их воздействие на рычаги
власти;

— политический (кратологический) маркетинг как система научных взглядов
на проблему завоевания и удержания власти в условиях политического
плюрализма, экономической и политической конкуренции;

— технологии и антитехнологии власти и т. д. Необходимость централизации
и объединения этих исследований особенно обостряется в ситуации
построения принципиально нового, демократического каркаса власти,
формирования политического рынка, развития предпринимательства,
представители которого будут претендовать на власть. Жизнь требует
создания хотя бы единственного в стране, нового по сути
специализированного подразделения теории и практики власти
(кратологический институт, центр, отдел и т. п., но обязательно
специализированный!). И здесь РАН должна бы найти ответы на вопросы,
поставленные практикой, и занять достойное место. Профессор Халипов В.
Ф. II января 1992 г.

Правда, я не получил отрицательного ответа. Мне было рекомендовано
обратиться к директору соответствующего института РАН.

Времена были трудные. Конкретного решения по этим вопросам не
последовало. А у автора, скажу самокритично, до создания соответствующей
коммерческой исследовательской структуры руки не дошли.

Приведу и такой факт. Отстаивая свои идеи и предложения, я, как
руководитель и автор, включился в открытый конкурс “Гуманитарное
образование в высшей школе”, объявленный во второй половине 1992 года.
Его спонсором выступал известный американский предприниматель и
общественный деятель Джордж Сорос.

Автор представил обусловленные заявки по ряду работ. (Замечу, что по
экономике “Словарь делового человека. Для вузов” вышел в 1994 году;
“Политологический словарь” вышел в 1995 году.)

С кратологией не повезло. 15 октября 1992 года были представлены под
девизами заявки на рукописи:

— учебное пособие “Кратология (Введение в науку о власти)” планируемым
объемом 20 п. л.

— “Власть (Кратологический словарь)” объемом 15 п. л. Заявки открывались
следующим обращением в конкурсную комиссию по политологии:

“Хотелось бы очень попросить в связи с чрезвычайной важностью
проблематики власти принять во внимание, что кратология вправе в России
и в мировой практике выделяться и рассматриваться как самостоятельная
область знания, наука, имеющая свое собственное, особое, наряду с
политологией, социологией и правом, место в системе гуманитарных наук”.

К новому, 1993 году автор получил выписки из протокола №7 от 18 декабря
1992 года заседания конкурсной комиссии. И по учебному пособию, и по
словарю о власти сообщалось, что “комиссия постановила: не рекомендовать
данную работу для дальнейшего участия в конкурсе”.

Это писали те, кто призывал дерзать, творить, преодолевать догмы
прошлого, выдвигать и разрабатывать новые идеи, обогащать интелле-

ктуальный потенциал российской высшей школы, крепить ее авторитет,
развивать лучшие традиции российской науки, ее связь с практикой, твердо
рассчитывать на понимание и поддержку.

Выиграли ли от таких решений наука и высшая школа? Вряд ли. Но автор
выиграл: они побудили его работать еще интенсивнее, действовать
целеустремленнее, в емком, концентрированном виде выстраивать систему
кратологических знаний.

Автор встретил понимание и поддержку у других лиц, в том числе у других
руководителей высшей школы, и свои замыслы осуществил:

— монография “Введение в науку о власти” (380 с.) пришла к читателю в
декабре 1996 года;

— словарь “Власть. Кратологический словарь” (431 с.) пришел к читателю в
феврале 1998 года.

Именно эти названия книг были заявлены автором 15 октября и отвергнуты
18 декабря 1992 года. Теперь, конечно, с автором можно или соглашаться,
или же спорить. Это право читателя. Но дело сделано. Видимо, автору
повезло, что время в России для открытого заявления своей точки зрения и
ее отстаивания наконец пришло.

* * *

Итак, закончен наш нелегкий многолетний, давно назревший труд.
Специально с позиций фундаментальной объективной науки, самых различных
областей знания исследован удивительно яркий, своеобразный,
противоречивый и столь нужный людям социокультурный феномен — власть.

Предложена, упорядочена, приведена в единую целостную, логически
обоснованную, многогранную самостоятельную систему знаний ак-туальнейшая
наука современности — наука о власти, кратология. Она хорошо, органично
вписывается во всю систему социального, гуманитарного знания, заимствуя
необходимую информацию и многие идеи, методы, подходы у родственных наук
и в свою очередь щедро обогащая их своей информацией, своими
представлениями, теоретическими взглядами и практическими
рекомендациями.

Сегодня кратология предстает перед нами как обширная, очень важная, во
многом разработанная, аргументированная, но в значительной мере еще
нуждающаяся в дальнейшей творческой разработке система знаний, целостный
комплекс наук о власти.

Трактуемая таким образом кратология — наука о власти несомненно
заслуживает гораздо большего внимания и исследователей, и самих властей,
и населения как в России, так и за рубежом. Она открывает большие
перспективы для формирования у людей научных знаний о власти,
заслуживает использования во властной практике, введения в учебный
процесс в вузах и в различных системах подготовки кадров.

Укажем на ряд благоприятных предпосылок, факторов и условий, которые
привели к выходу на авансцену науки новой специализированной области
знания — кратологии.

Во-первых, автор исходил из совокупности современных взглядов на
человека — творца общества, власти и истории, стремящегося все более
осмысленно и разумно устраивать свою жизнь и судьбу, созидающего их для
себя и крайне заинтересованного в том, чтобы знать о них все больше и
влиять на них все эффективнее, особенно на их главные и решающие
факторы, на переднем плане среди которых стоит власть.

Во-вторых, автор исходил из современных представлений о человеческом
обществе как таящем огромные перспективы для разумного устройства жизни
людей и позволяющем это сделать в условиях мира, безопасности и
стабильности, обеспечиваемых усилиями Объединенных Наций, согласованием
деятельности высших властей.

В-третьих, автор считался с фактом крупных результатов в развитии
конституционного права, государственного устройства жизни людей, все
более полно гарантирующих учет и реализацию коренных интересов граждан и
человеческих сообществ, прежде всего их экономических, экологических,
социальных, правовых и культурных интересов.

В-четвертых, автор исходил из нового взгляда на науку, ее структуру,
содержание и социальную роль, из признания необходимости уточненной,
современной, всесторонней систематизации и классификации научных знаний,
заполнения сохранившихся от прошлого ниш и разработки давно назревших
отраслей знаний, среди которых на первом плане стоит наука о власти.

В-пятых, автор видел широкие возможности оформления науки о власти с
учетом огромного объема идей, идущих к нам от прошлых веков и
тысячелетий, в том числе от многочисленных отечественных ученых и
властителей.

В-шестых, к нашему времени стало очевидным, что подменять и далее науку
о власти наукой о политике уже нет необходимости и, конечно, недопустимо
ставить науку о политике над наукой о власти, тем более что политика как
направление деятельности есть производный элемент от власти. Сама же
власть настолько многолика и многогранна, что она не только не сводится
к политике, но и не может быть заменена политикой ни в науке, ни в
общественном сознании. И не сама по себе политика, а государственная
власть с ее политикой представляет собой высшее явление в организации
общественного обустройства жизни людей.

Наконец, в-седьмых, понимание власти, а также и политики должно сегодня
исходить уже не только из прошлого, но и из будущего — из
демократических потребностей XXI века, из информационных возможностей и
социальных перспектив, из реальных земных и ближнекосми-ческих ресурсов
человечества. Именно для этого нужна обновленная, эффективная, гуманная,
устойчивая и целеустремленная власть.

Исходя из этих условий и предпосылок, граждане, общество, человечество
должны быть оснащены современным учением о власти как крупнейшем
социокультурном феномене и крайне необходимом общественном и
государственном институте.

Власть грандиозна и многолика, и наука о власти должна быть: —
фундаментальной, — универсальной, — интегральной, — комплексной, —
системной, — тщательно разработанной, — эффективно изучаемой и
применяемой, — устремленной в будущее.

Если к этому делу подойти основательно и ответственно, с учетом
перспектив, то очередными назревшими шагами станут безотлагательное
создание учебных программ и планов по кратологии, написание и издание
учебников и учебных пособий, разработка учебно-методиче-

287

ских пособий и хрестоматий, подготовка и выпуск необходимых монографий,
проведение научно-практических конференций, издание словарей, наглядных
пособий, видеоматериалов, а в перспективе — выпуск “Кратологической
энциклопедии”, “Антологии науки о власти” и, может быть, международной
библиотеки “Власть: наука и практика”. Дело это общее,
интернациональное, международное. Это будет и достойным памятником
властям всех времен и народов и их исследователям, а также позволит
обеспечивать возможность успешного завершения прорыва на наиболее
трудном участке человеческой деятельности — обеспечении цивилизованного,
гуманного, справедливого и демократического устройства государственной
власти и ее использования на благо человека и человечества.

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Монографии, учебники, учебные пособия, словари

Авакьян С. А. Конституция России: природа, эволюция, современность. М.:
РЮИД, 1997.512 с.

Авторханов А. Технология власти. М.: Слово, 1991. 638 с.
Административное право зарубежных стран: Учеб. пособ. М.: Изд-во СПАРК,
1996.229 с.

Аксельрод Алан, Филлипс Чарльз. Диктаторы и тираны: В 2 т./ Пер. с англ.
В. Найденова, А. Марченко, Н. Диевой, С. Минкина, Э. Снетковой.
Смоленск: Русич, 1997. Т. 1. 480 с.; Т. 2. 544 с. Аксючиц В. В.
Идеократия в России. М.: Выбор, 1995. 126 с. Алексеев С. С. Государство
и право. М.: Юрид. лит., 1993. 176 с. Алехин А. П., Кармолицкий А. А.,
Козлов Ю. М. Административное право Российской Федерации: Учебник. М.:
Зерцало, 1996. 680 с.

Анисимов О. С., Деркач А. С. Основы общей и управленческой акмеоло-гии:
Учеб. пособ. М.; Новгород, 1995. 272 с.

Антология мировой политической мысли: В 5 т. Рук. проекта Г. Ю.
Семи-гин. М.: Мысль, 1997.

Аристотель. Политика. Афинская полития / Предисл. Е. И. Темнова. М.:
Мысль, 1997.458 с.

Арон Р. Демократия и тоталитаризм / Пер. с фр. М.: Текст, 1993. 303 с.
Артхашастра, или Наука политики / Пер. с санск. М.: Ладомир: Наука,
1993.793 с.

Ашин Г. К. Элитология. Становление. Основные направления. М.: Изд-во
МГИМО, 1996.108 с.

Бибосов Е. М. Катастрофы: социологический анализ. Мн.: Навука i тэхтка,
1995.472 с.

Бабурин С. Н. Территория государства: правовые и геополитические
проблемы. М.: Изд-во МГУ, 1997. 480 с.

Баглай М. В., Габричадзе Б. Н. Конституционное право Российской
Федерации: Учеб. для вузов. М.: Изд. группа ИНФРА-М-КОДЕКС, 1996. 512 с.

Баглай М. В. Конституционное право Российской Федерации. М.: Изд. группа
НОРМА-ИНФРА, 1998. 752 с.

Бакштановский В. И., Согомонов Ю. В. Введение в политическую этику.
Москва; Тюмень: ИПОС АН СССР, 1990. 182 с.

Барабашев Г. В. Местное самоуправление. М.; Изд-во МГУ, 1996. 352 с.
Барнашов А. М. Теория разделения властей: становление, развитие,
применение. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1988. 102 с.

Батурин К). М. Проблемы компьютерного права. М.: Юрид. лит., 1991. 271
с.

Батыгин Г. С. Лекции по методологии социологических исследований. М.:
Аспект Пресс, 1995. 286 с.

Бахрах Д. //. Административное право: Учеб. для вузов. М.: Изд-во ВЕК,
1996.368 с.

Белов Г. А. Политология. М.: Наука, 1994. 269 с.

Бенвенист Э. Словарь индоевропейских социальных терминов / Пер. с фр. /
Общ. ред. и вступ. ст. Ю. С. Степанова. М.: Прогресс-Универс, 1995. 456
с.

Бжезинский 3. Великая шахматная доска. Господство Америки и его
геостратегические императивы / Пер. с англ. М.: Междунар. отнош., 1998.
256 с.

Библия: В 2 т. М.: Духовное просвещение, 1991. Бобков Ф. Д. КГБ и
власть. М.: Ветеран МП, 1995. 383 с. Богданова А. Музыка и власть
(постсталинский период). М.: Наследие, 1995.432 с.

Брячихин А. М. Сколько власти нужно власти? М.: Знание, 1993. 1 12 с.
Брячихин А. М. Россия — Город — Власть (Москва: факты, поиск, проблемы,
становление). М.: СП АОЗТ “Контакт РЛ”, 1995. 280 с.

Бузгалин А. В., Калганов А. И. Анатомия бюрократизма. М.: Знание, 1988.
64 с.

Буллок А. Гитлер и Сталин: Жизнь и власть: Сравнительное жизнеописание:
В 2 т./ Пер. с англ. Смоленск: Русич, 1994. Т. 1. 528 с.; Т. 2. 667 с.
Бурдье П. Социология политики / Пер. с фр. М„ 1993. 336 с. В борьбе за
власть: Страницы политической истории России XVIII в. М.: Мысль,
1988.606 с.

Васецкий Н. А. Женщины во власти и безвластии. М.: МГФ “Знание”, 1997.
368 с.

Вебер М. Избранные произведения / Пер. с нем. М.: Прогресс, 1990. 880 с.
Вебер М. Избранное. Образ общества / Пер. с нем. М.: Юристь, 1994. 704
с. Вернадский Г. В. Русская историография. М.: Аграф, 1998. 448 с.
Вертикаль власти. Документы. Комментарии. Разъяснения. М.: Библиотека
“Российской газеты”, 1996. 224 с.

Весь мир. Минск: Литература, 1996. 656 с. (Энциклопедический
справочник).

Витрук Н. В. Конституционное правосудие. Судебное конституционное право
и процесс. М.: Закон и право. ЮНИТИ, 1998. 383 с.

Власть. Очерки современной политической философии Запада / В. В.
Мшве-ниерадзе, И. И. Кравченко, Е. В. Осипова и др. М.: Наука, 1989. 328
с.

Власть и право: Из истории русской правовой мысли: Сборник/Сост. А. В.
Поляков, И. Ю. Козлихин. Л.: Лениздат, 1990. 317 с. Власть многоликая.
М.: Рос. филос. об-во, Моск. отд., 1992. 184 с. Волков Ю. Г., Поликарпов
В. С. Интегральная природа человека: Естественно-научный и гуманитарный
аспекты: Учеб. пособ. Ростов н/Д.: Изд-во Рост. ун-та, 1993.228 с.

Выборы Президента Российской Федерации. 1996. Электоральная статистика.
М.: Весь мир, 1996. 319 с.

ВыдринД. И. Очерки практической политологии. Киев: Философская и
социологическая мысль, 1991.128 с.

Вятр Е. Социология политических отношений / Пер. с польск. М.: Прогресс,
1979.463 с.

Гаджиев К. С. Политическая наука: Учеб. пособ. 2-е изд. М.: Междунар.
отношения, 1995.400 с.

Гегель. Политические произведения / Пер. с нем. М.: Наука, 1978. 438 с.
Гегель Г. В. Ф. Философия права / Пер. с нем. М.: Мысль, 1990. 526 с.
Геополитика: теория и практика. Сб. статей под ред. Э. А. Позднякова.
М.:

ИМЭМО, 1993.236 с.

Гессен В. М. Теория конституционного государства. Спб.: Касса
взаимопомощи студентов Спб. политехн. ин-та им. Петра Великого, 1912.
299 с. Гессен В. М. Теория правового государства. Спб., 1912. 67 с.
Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государств церковного и

гражданского / Пер. с лат. и англ. Соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1991. Т. 2.
С. 3—546, Голосенка И. А., Козловский В. В. История русской социологии
XIX—XX

вв. М.: Омега, 1995. 288 с. Голосов Г. В. Сравнительная политология.
Новосибирск, Изд-во Новосиб.

ун-та, 1995.207 с.

Гречихин В. Г. Лекции по методике и технике социологических
исследований: Учеб. пособ. М.: Изд-во МГУ, 1988. 232 с. Гришин В. В. От
Хрущева до Горбачева. Политические портреты пяти

генсеков и А. Н. Косыгина. Мемуары / Ред.-составитель Ю. П. Изюмов. М.:

АСПОЛ, 1996.336 с.

Громов Е. С. Сталин: власть и искусство. М.: Республика, 1998. 495 с.
Гроций Г. О праве войны и мира / Пер. с лат. Репринт с изд. 1956 г. М.:
Ла-

домир, 1994.868 с. Гуггенбюль-Крейг А. Власть архетипа в психотерапии и
медицине / Пер. с

нем. Спб., 1997. 117 с.

Гумплович Л. Общее учение о государстве / Пер. с нем. Спб,, 1910. 516 с.
Давид P., Жоффре-Спинози К. Основные правовые системы современности /
Пер. с фр. В. А. Туманова. М.: Междунар. отношения, 1996. 400 с.

Дайси А. В. Основы государственного права Англии. Введение в изучение
английской конституции / Пер. с англ. М.: Типогр. т-ва И. Д. Сытина,

1907.671 с. Дедерихс М. Р. Хиллари Клинтон и власть женщин / Пер. с нем.
М.: ЦЭСИ,

1995.368 с. Демидов А. И., Федосеев А. А. Основы политологии: Учеб.
пособ. М.:

Высш. шк., 1995. 271 с.

Деникин А. И. Очерки русской смуты. Крушение власти и армии,
февраль__сентябрь 1917. Репринтное воспроизведение издания. М.: Наука,
1991.

520 с.

Дзодзиев В. Проблемы становления демократического государства в России.
М., 1996.303 с.

Дмитриев Ю. А., Златопольский А. А. Гражданин и власть. М.: Манускрипт,
1994.160 с.

Дом Романовых / Авт.-сост. П. X. Гребельский и А. Б. Мирвис; оформ. А.
В. Малафеев; фотограф Н. И. Сюльгин. Спб., 1992. 280 с.

Дугин А. Г. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. М.:
Арктогея, 1997.608 с.

Дюги Л. Конституционное право. Общая теория государства / Пер. с фр. М.:
Тип. т-во И. Д. Сытина, 1908. 957 с.

ДюркгеИм Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение / Пер. с фр. /
Сост., послесл. и примеч. А. Б. Гофман. М.: Канон, 1995. 352 с.

Елисеев Б. П. Система органов государственной власти в современной
России. М., 1997.255 с.

Еллинек Г. Конституции, их изменения и преобразования / Пер. с нем.
Спб.: Право, 1907.93 с.

Ельцин Б. Н. Записки президента. М.: Огонек, 1994. 415 с. Ефимов В. И.
Власть в России. М.: РАГС, 1996. 288 с. Ефимов В. И. Система
государственной власти. М.: Универсум, 1994. 153 с. Жискар д’Эстен В.
Власть и жизнь/Пер. с фр. М.: Междунар. отношения, 1990.320 с.

Жискар д’Эстен В. Власть и жизнь. Книга вторая: Противостояние / Пер. с
фр. М.: Междунар. отношения, 1993. 368 с.

Залесский В. Ф. Власть и право: Философия объективного права. Казань:
Тип. Б. Л. Домбровского, 1897. 298 с.

Зимичев А. М. Психология политической борьбы. Спб.: Санта, 1993. 155 с.
Зюганов Г. А. Драма власти. Страницы политической биографии. М.: Палея,
1993.208 с.

Иванов В. А. Политическая психология. М.: Филос. об-во СССР, 1990. 218
с.

Игнатенко А. А. Как жить и властвовать: Секреты, добытые в старинных
арабских назиданиях правителям. М., 1994. 352 с.

Иностранное конституционное Право/Под ред. проф. В. В. Маклакова. М.:
Юристь, 1996.512 с.

Институты власти во Франции. М.: Изд-во Посольства Франции, 1993. 78 с.
Интеллектуальная собственность в терминах и определениях.
Терминологический словарь / Н. М. Цехмистренко, М. А. Комаров, В. Г.
Тыминский, Н. В. Милитенко, О. А. Собин, А. Н. Цехмистренко. М.: ИПКОН
РАН, 1996. 206 с.

Информатизация общества и социализация информатики / Под общ. ред. В. Ф.
Халипова. М.: Фонд “Новое тысячелетие”, 1998. 200 с.

Иоанн Павел II. Мысли о земном / Пер. с польск, и итал. М.: Новости,
1992. 424 с.

Исаев И. А. История государства и права России, Курс лекций. М.:
Новости, 1993.255 с.

Ислам. Энциклопедический словарь. М.: Наука, 1991. 315 с. Исполнительная
власть в Российской Федерации / Под ред. А. Ф. Ноздра-чева, Ю. А.
Тихомирова. М.: Изд-во БЕК, 1996. 269 с.

История политических и правовых учений: Учебник / Под ред. В. С.
Нерсе-сянца. М.: ИНФРА-М-КОДЕКС, 1995. 736 с. История политических
партий России. М.: Высш. шк., 1994. 447 с. Кайтуков В. М. Эволюция
диктата. Опыты психофизиологии истории. М.: Норд, б/г. 415 с.

Канетти Э. Масса и власть / Пер. с нем. и предисл. Л. Ионина. М., 1997.
527 с.

Капустин М. П. Конец Утопии? Прошлое и будущее социализма. М.: Новости,
1990.594 с.

Кареев Н. И. Происхождение современного народно-правового государства.
Спб.: Типо-лит. Шредера, 1908, 496 с.

Кейзеров Н. М. Власть и авторитет, М.: Юрид. лит., 1973. 264 с. Кейзеров
Н. М., Шамба Т. М. Интеллектуальная собственность и культурные ценности
(проблемы социально-правовой защиты). М., 1994. 71 с.

Киссинджер Г. Дипломатия / Пер. с англ. В. В. Львова. М.: Ладомир, 1997.
848 с.

Кистяковский Б. А. Философия и социология права / Сост., примеч., указ.
В. В. Сапова. Спб.: РХГИ, 1998. 800 с.

Книга правителя области Шан. 2-е изд. / Пер. с кит.; вступ. ст.,
коммент., послесл. Л. С. Переломова. М.: Ладомир, 1993. 392 с. Кнорринг
В. И. Искусство управления: Учеб. М.: Изд-во БЕК, 1997. 288 с. Козлова
Е. И., Кутафин О. Е. Конституционное право Российской Федерации: Учеб.
М.: Юрист-ь, 1995. 480 с.

Колесникова М. И., Борзунов В. Ф. Социология власти. М.: Изд-во МГУ,
1993.55 с.

Комаров Е. Патриарх. М.: ЭллисЛак, 1994. 192 с.

Конституции государств Европейского Союза / Под общ. ред. и вступ. ст.
Л. А. Окунькова. М., 1997. 816 с.

Конституции зарубежных государств. США. Великобритания. Франция.
Германия. Италия. Япония. Канада. М.: Изд-во БЕК, 1996. 432 с.

Конституционное (государственное) право: Справочник/Под ред. В. И.
Ла-фитского. М.: Юристь, 1995. 191 с.

Конституционное право России. Сборник нормативных правовых актов и
документов. По состоянию на 1 августа 1996 г. М.: Изд-во БЕК, 1996. 700
с.

Конституция Российской Федерации. Комментарий / Под общ. ред. Б. Н.
Топорнина, Ю. М. Батурина, Р. Г. Орехова. М.: Юрид. лит., 1994. 624 с.

Конституция Российской Федерации: Энцикл. словарь / Авт. кол. В. А.
Туманов, В. Е. Чиркин, Ю. А. Юдин и др. М.: Большая Российская
энциклопедия, 1995.416 с.

Конфуций. Я верю в древность / Сост., пер. и коммент. И. И. Семененко.
М.: Республика, 1995. 384 с.

Коран / Пер. с араб. акад. И. Ю. Крачковского; Предисл. к изд. 1986 г.
П. Грязневича; Предисл. к изд. 1963 г. В. Беляева, П. Грязневича. М.: СП
ИКНА, 1990.512 с.

Корельский В. М. Власть, демократия, перестройка. М.: Мысль, 1990. 237
с. Коржихина Т. П. Советское государство и его учреждения. Ноябрь 1917
г. —декабрь 1991 г. М.: РГГУ, 1994. 418 с.

Котляревский С. А. Конституционное государство. Опыт
политико-морфологического обзора. Спб.: Г.Ф. Львова, 1907. 250 с.

Котляревский С. А. Власть и право. Проблемы правового государства. М.:
Тип. “Мысль” Н. П. Лисиянского и К°, 1915. 417 с.

Крамник В. В. Социально-психологический механизм политической власти.
Л., 1991.158 с.

Кряжков В. А..Лазарев Л. В. Конституционная юстиция в Российской
Федерации. М.: Изд-во БЕК, 1998. 462 с.

Кто есть кто в России и ближнем зарубежье: Справочник. М.: Издательский
дом “Новое время”, 1993. 783 с.

Кто есть кто в России. 1997 год: Справочное издание. М.: Олим: ЗАО
Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1997.768 с.

Кургинян С. Е. Россия: власть и оппозиция. М.: ЭТЦ, 1993. 352 с. Кутафин
О. Е., Фадеев В. И. Муниципальное право Российской Федерации: Учеб. М.:
Юрист-ь, 1997. 428 с.

Лафитский В. И. Основы конституционного строя США. М.: Изд-во НОРМА,
1998.272 с.

Лебедева Т. К). Путь к власти. Франция: выборы президента / Отв. ред. Я.
Н. Засурский. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1995. 123 с.

Локк Дж. Два трактата о правлении / Пер. с англ. и лат./ Ред. и сост.
авт. примеч. А. Л. Субботин. Соч.: В 3 т. М.: Мысль, 1988. Т. 3. С.
135—406.

Лужков Ю. М. Эгоизм власти. Итоги выборов и перспективы
социально-экономического и политического развития России. М.: РГГУ,
1996. 36 с. Макиавелли Н. Государь / Пер. с итал. М.: Планета, 1990. 84
с. Макиавелли Н. Государь: Сочинения. М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс;
Харьков: Изд-во “Фолио”, 1998. 656 с.

Мальцев Г. В. Право и политика в контексте теории власти / Право и
политика современной России. М.: Былина, 1996. С. 5—56.

Манохин В. М. Служба и служащий в Российской Федерации: правовое
регулирование. М.: Юристъ, 1997. 296 с.

Маркс К., Энгельс Ф., Ленин В. И. О демократии. М.: Политиздат, 1988.
512 с. Матвеев В. А. Страсть власти и власть страсти: Истор.
повествование о нравах королевского двора Англии XVI—XIX вв. М.:
Республика, 1997. 368 с.

Матвеев Р. Ф. Теоретическая и практическая политология. М.: РОССПЭН,
1993.239 с.

Мельников Ю. Ф. Власть в современном обществе. М., 1995. 64 с.
Митрофанов Н. Г. Шаги новой геополитики. М., 1997. 286 с. Монархи
Европы: судьбы династий / Ред.-сост. Н. В. Попов. М.: Республика,
1996.623 с.

Монтескье Шарль Луи. Размышления о причинах величия и падения римлян. О
духе законов / Пер. с фр. Избр. произв. М.: Госполитиздат, 1955. 800 с.

Научно-технический прогресс: Словарь / Сост. В. Г. Горохов, В. Ф.
Хали-пов. М.: Политиздат, 1987. 366 с.

Нерсесянц В. С. Философия права: М.: Издат. группа ИНФРА-М-НОРМА,
1997.652 с.

Никольский С. А. Власть и земля. М.: Агропромиздат, 1990. 238 с. Нищие
Ф. Воля к власти: опыт переоценки всех ценностей / Пер. с нем. М.,
1994.352 с.

ОниковЛ. А. КПСС: Анатомия распада. Взгляд изнутри аппарата ЦК. М.:
Республика, 1996.223 с.

Основы марксизма-ленинизма: Учеб. пособ. М.: Госполитиздат, 1959. 774 с.
Основы политологии. Курс лекций / Редколлегия В. Ф. Халипов, Р. Г.
Григорян, А. А. Когтева, Т. А. Малыгина, В. В. Негодин, В. А. Сапрыкин.
М„ 1991. Ч. 1. 265 с.; Ч. II. 227 с.

Платон. Государство / Пер. с древнегреч. Собр. соч.: В 4 т. М.: Мысль,
1994. Т. 3. С. 79-^20.

Платон. Политик / Пер. с древнегреч. Собр. соч.: В 4 т. М.: Мысль, 1994.
Т. 4. С. 3—437.

Платанов С. Ф. Лекции по русской истории. Спб.: Кристалл, 1997 (по 10-му
изд. Пг., 1917). 838 с.

Поздняков Э. А. Философия государства и права. М., 1995. 320 с.
Политологический словарь / Сост. Григорян Р. Г., Когтева А. А., Малыгина
Т. А„ Смольков В. Г., Халипов В. Ф. Киев: Инно-Центр, 1991. 260 с.

Политологический словарь: Учеб. пособ. /Р. Г. Григорян, А. В. Гришин, Г.
И. Демин и др.; Под ред. В. Ф. Халипова. М.: Высш. шк., 1995. 192 с.

Политология. Краткий энциклопедический словарь-справочник / Отв. ред.
Борцов Ю. С., науч. ред. Коротец И. Д. Ростов н/Д: Феникс; Москва: Зевс,
1997. 604 с.

Политология Энциклопедический словарь / Общ. ред. и сост. Ю, И.
Аверьянов. М.: Изд. Моск. коммерч. ун-та, 1993. 431 с.

Похлебкин В. В. Словарь международной символики и эмблематики. М.:
Междунар. отнош., 1994. 560 с.

Потестарность: Генезис и эволюция. Спб.: МАЭ РАН, 1997. 214 с. Право и
власть. М.: Прогресс, 1990. 528 с.

Правовая информатика и кибернетика: Учебник/ Под ред. Н. С. Полевого.
М.: Юрид. лит., 1993. 528 с.

Пугачев В. П., Соловьев А. И. Введение в политологию: Учеб. пособ. 2-е
изд. М.: Аспект Пресс, 1995. 320 с.

Пчелов Е. В., Чумаков В. Т. Правители России от Юрия Долгорукого до
наших дней. М.: Сполохи, 1997. 240 с.

Разделение властей: история и современность: Спецкурс / Под ред. М. Н.
Марченко. М.: Юрид. колледж МГУ, 1996. 425 с.

Райзберг Б. А., Лозовский Л. Ш., Стародубцева Е. Б. Современный
экономический словарь. М.: ИНФРА-М, 1996. 496 с. Регалии Российской
империи. М.: Красная площадь, 1994. 239 с. Решетников Ф. М. Правовые
системы стран мира: Справочник. М.: Юрид. лит., 1993.256 с.

Ржевский В. А., Чепурнова Н. М. Судебная власть в Российской Федерации:
конституционные основы организации и деятельности. М.: Юристъ, 1998.216
с.

Рогозин В. 3. Власть и оппозиции. М.: Товарищество “Журнал “Театр”,
1993.400 с.

Рожков Н. А. От самовластия к народовластию. Спб.: О. Н. Попова,
1907.248 с.

Российское законодательство: В 10 т. М.: Юрид. лит., 1984—1990. Россия:
власть и выборы / Отв. ред. Г. В. Осипов, В. И. Березовский. М.:
Авиаиздат, 1996.352 с.

Роттердамский Эразм. Похвала глупости / Пер. с лат. Калининград: Кн.
изд-во, 1995.214 с.

Савицкий В. М. Организация судебной власти в Российской Федерации. М.:
Изд-во БЕК, 1996. 320 с.

Самый короткий путь к власти: Сборник технологий проведения политических
выборных кампаний / Сост. Н. Н. Петропавловский, А. П. Ситников, М. А.
Артельев, В. И. Гафт; Под общ. ред. Н. Н. Петропавловского. Таганрог:
Сфинкс, 1995.256 с.

Сахаров Н. А. Институт президентства в современном мире. М.: Юрид. лит.,
1994.176 с.

Сборник кодексов Российской Федерации. М., 1997. 584 с. Словарь делового
человека (для вузов) / Бородин Е. Т., Буряк Ю. В., Григорян Р. Г. и др.;
Под общ. ред В. Ф. Халипова. М.: Интерпракс, 1994. 176 с.

Сталин И. Вопросы ленинизма. М,: Госполитиздат, 1952. 651 с. Смелзер Н.
Социология / Пер. с англ. М.: Феникс, 1994. 688 с. Сойфер В. Власть и
наука. История разгрома генетики в СССР. М.: Лазурь,

1993.

Социальное управление: Словарь / Под ред. В. И. Добренькова, И. М.
Сле-пенкова. М.: Изд-во МГУ, 1994. 208 с.

Социология. Учеб. / Г. В. Осипов, А. В. Кабыща, М. Р. Тульчинский и др.
М.: Наука, 1995. 374 с.

Социология и власть: Документы и материалы / Под ред. Л. Н. Москвиче-ва.
М.: Academia, 1997. 168 с.

Старило» К). Н. Государственная служба в Российской Федерации:
Теоретико-правовое исследование. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та,
1996. 456 с. Старимое К). Н. Служебное право: Учеб. М.: Изд-во БЕК,
1996. 698 с. Степин В. С. Философская антропология и философия науки.
М.: Высш. шк„ 1992.191 с.

Столыпин П. А. Нам нужна Великая Россия…: Поли. собр. речей в
Государственной Думе и Государственном Совете 1906—1911 гг. / Предисл.
К. Ф. Шацилло; Сост., коммент. Ю. Г. Фельштинского. М.: Мол. гвардия,
1991. 41 1 с.

Струве П. Б. Patriotica: Политика, культура, религия, социализм / Сост.
В. Н. Жукова и А. П. Полякова. М.: Республика, 1997. 527 с.

Тадевосян Э. В. Словарь-справочник по социологии и политологии. М.:
Знание, 1996.272 с.

Такер Р. Сталин: Путь к власти. 1879—1929. История и личность / Пер. с
англ. / Общ. ред. и послеслов. В. С. Лельчука. М.: Прогресс, 1990. 480
с.

Технология политической власти: зарубежный опыт. Кн.-дайджест/В. Н.
Иванов, В. Я. Матвиенко, В. И. Патрушев, И. В. Молодых. Ки1в: Вища шк.,

1994.263 с.

Тихомиров Ю. А. Публичное право: Учеб. М.: Изд-во БЕК, 1995. 496 с.
Тихомиров Ю. А. Курс сравнительного правоведения. М.: Норма, 1996. 432
с.

ТикомироваЛ. В., Тихомиров М. Ю. Юридическая энциклопедия/Под ред. М. Ю.
Тихомирова. М., 1997. 526 с.

Ткачев И. Г. Династия Романовых. М.: ЗАО “Изд. Дом Гелеос”, 1998. 544 с.
Токвиль Алексис де. Демократия в Америке / Пер. с фр. М.: Изд. группа
“Прогресс”: “Литера”, 1994. 554 с.

Тополянский В. Д. Вожди в законе. Очерки физиологии власти, М.: Права
человека, 1996.320 с. Тощенко Ж.. Г. Социология. М.: Прометей, 1994. 384
с.

Федерализм. Энциклопедический словарь. М.: ИНФРА-М, 1997. 288 с.
Федеральное конституционное право России. Основные источники по
состоянию на 15 сентября 1996 г. / Сост. Б. А. Страшун. М.: Норма, 1996.
400 с. Федерация в зарубежных странах. М.: Юрид. лит., 1993. 1 12 с.
Феофанов Ю. В. Бремя власти. М.: Политиздат, 1990. 287 с. Филиппов Г. Г.
Социальная организация и политическая власть. М.: Мысль, 1985.173 с.

Философия власти: Гаджиев К. С., Ильин В. В., Панарин А. С., Рябов А. В.
/ Под ред. В. В. Ильина. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1993. 271 с.

Философия политики. Кн. ill. Властные факторы в политической системе
общества. М.: Луч, 1993. 241 с.

Фола Джон. Энциклопедия знаков и символов. М.: Вече; act, 1997. 432 с.
Фролов С. С. Социология: Учебник. М.: Логос, 1996. 360 с. Фромм Э.
Анатомия человеческой деструктивности / Пер. с нем. М.: Республика,
1994.447 с.

Халипов В. Ф. Власть. Основы кратологии. М.: Луч, 1995. 304 с. Халипов
В. Ф. Введение в науку о власти. М.: Технологическая школа бизнеса,
1996.380 с.

Халипов В. Ф. Власть: Кратологический словарь. М.: Республика, 1997. 431
с.

Xtullmoe В. Ф., Халипова Е. В. Власть. Политика. Государственная служба:
Словарь. М.: Луч, 1996. 271 с.

Халипова Е. В. Основы политологии, М.: Академия экономики и права,
1993.69 с.

Халипова Е. В. Интеллектуальная собственность. Конституционно-правовые
основы. М., 1998. 304 с.

Халипова Е. В. Право и информатика: коэволюция и интеграция. М.: Диалог
— МГУ, 1998. 44 с.

Хартли Т. К. Основы права Европейского сообщества. Введение в
конституционное и административное право Европейского сообщества / Пер.
с англ. М.: Закон и право, ЮНИТИ, 1998. 703 с.

Хасбулатов Р. И. Власть (Размышления спикера). М.: Центр деловой
информации, 1992.72 с.

Христианство. Энциклопедический словарь: В 2 т./ Ред. кол. С. С.
Аверин-цев (гл. ред.) и др. М.: БРЭ, 1993.

Цыпин В. А. Церковное право, 2-е изд. М.: Изд-во МФТИ, 1996. 442 с.
Чазов Е. И. Здоровье и власть. Воспоминания “кремлевского врача”. М.:
Новости, 1992.234 с.

Чернев А.Д. 229 кремлевских вождей. Политбюро, Оргбюро, Секретариат ЦК
Коммунистической партии в лицах и цифрах. М.: Ред. журн. “Родина”, 1996.
336 с.

Чиркан В. Е. Конституционное право зарубежных стран. М.: Юристь, 1997.
568 с.

Чичерин Б. Н. История политических учений. М.: Тип. Грачева и К°, 1869.
Ч. 1. 444 с.; 1872. Ч. 2. 396 с.; 1874. Ч. 3. 442 с.; 1877. Ч. 4. 609
с.; 1902. 4. 5. 448 с.

Чичерин Б. Н. Курс государственной науки. М.: Типо-лит. т-ва И. Н.
Куш-нерев и К°, 1894. Ч. 1. Общая теория права. 482 с.; 1896. Ч. 2.
Наука об обществе, или Социология. 433 с.; 1898. Ч. 3. Политика. 556 с.

Чудаков М. Ф. Конституционное государственное право зарубежных стран.
Минск: Харвест, 1998. 784 с.

Чулков Н. И. Императоры. Психологические портреты. М.: Моск. рабочий,
1991.286 с.

Чумаков А. Н. Философия глобальных проблем. М.: Знание, 1994, 160 с.
Шепелев Л. Е. Титулы, мундиры, ордена в Российской империи. Спб., 1992.
225 с.

Шепель В. М. Имиджелогия; Секреты личного обаяния. М.: Культура и спорт,
ЮНИТИ, 1997. 382 с.

Шугрина Е. С. Муниципальное право: Учеб. пособ. Новосибирск: Изд-во
Новосиб. ун-та, 1995. 268 с.

Щелоков А. А. Власть, деньги, секс. М.: ЭКСМО, 1995. 400 с. Энгель Г. А.
Право и власть. Пг.: Тип. К. Биркенфельда, 1915. 206 с. Энтин Л. М.
Разделение властей: Опыт современных государств. М.: Юрид. лит., 1995.
176 с.

Энциклопедический социологический словарь/Общ. ред. акад. Осипов Г. В.
М.: ИСПИ РАН. 1995. 939 с.

Язык рынка: Словарь // Халипов В. Ф., Васильева А. А., Волгин Н. А. и
др.; Под общ. ред. В. М. Федина. М.: Концерн “Росс”, 1992. 80 с.

Ясперс К. Смысл и назначение истории / Пер. с нем. 2-е изд. М.:
Республика, 1994.527 с.

II. Статьи

Бельков О. А. Власть глазами военного политолога // Власть. 1996. № 1.
С. 51—57.

Информация и власть. Тема номера // Мир связи и информации. 1996. № 5.
С. 24—47.

Огурцов А. П. Научный дискурс: власть и коммуникация (дополнительность
двух традиций) // Философские исследования. 1993. № 3. С. 12—59.

Поздняков А. И. Информационная война за влияние в мире и политическую
власть //Власть. 1996. № 10. С. 49—54.

Петренко Е. С. Отношение к власти в сегодняшней России //Власть. 1996. №
12. С. 17—21.

Старовойтов А. В. У кого в руках ключ к информации // Российская газета.
1997. 22 мая. С. 1, 3.

Салмон Г. (Нидерланды). Наука как власть и наука как коммуникации
(противоборство двух традиций) // Философские исследования. 1993. № 3.
С. 60—67.

Халипов В. Ф. В дефиците … власть // Партийная жизнь. 1991. № 16. С.
48—52.

Халипов В. Ф. Партия и власть // Правда. 1991. 19 авг. С. 2. Халипов В.
Ф. Научилась ли кухарка управлять государством? // Партийная жизнь.
1991. №19. С. 44—47.

Халипов В. Ф. Чья власть? Над кем? Во имя чего? //Деловая жизнь. 1991. №
21. С. 59—63.

Халипов В. Ф. Власть: система и механизм//Деловая жизнь. 1991. № 22. С.
52—56.

Халипов В. Ф. Рынок — бизнес — власть // Деловая жизнь. 1991. № 23. С.
53—58.

Халипов В. Ф. Приглашение на роль // Деловая жизнь. 1992. № 3—4. С.
52—56.

•Халипов В. Ф. Наука о власти // Интеллектуальный мир. 1994. № 4. С.
1—3.

Халипов В. Ф. Внимание: кратология//Информатика. Социология, Экономика.
Ежегодник. Вып. 1. М.: МИП, 1994. С. 6—13.

Халипов В. Ф. В повестке дня кратология — наука о власти // Власть.
1995. № 1. С. 48—50.

Халипов В. Ф. Власть и наука о ней // Этнополитический вестник. 1995. №
4. С. 197—210.

Халипов В. Ф. Власть и совесть // Диалог. 1995. № 5—6. С. 22—26. Халипов
В. Ф. Кратология: система наук о власти // Информатика. Социология.
Экономика. Ежегодник. Вып. 2. М.: МГАПИ, 1995. С. 8—14.

Халипов В. Ф. Пусть рождаются новые идеи. Публикуется в порядке
обсуждения // Интеллектуальный мир. 1995. № 7. С. 9.

Халипов В. Ф. Необходимость выделения самостоятельной науки о власти —
кратологии //День науки в Санкт-Петербургском гуманитарном университете
профсоюзов. Материалы конференции. 23—24 мая 1996 г. Спб., 1996. С.
375—378.

Халипов В. Ф. Кратология как система наук // Интеллектуальный мир. 1996.
№ 8. С. 9—10.

Халипов В. Ф. Наука в изменяющемся мире // Интеллектуальный мир. 1996.
№10. С. 1, 3.

Халипов В. Ф. Общая кратология // Информатика. Социология. Экономика.
Ежегодник. Вып. 3. М.: МГАПИ, 1996. С. 13—26.

Халипов В. Ф. Власть и информатика // Интеллектуальный мир. 1997. № 13.
С. 4.

Халипов В. Ф. Власть и наука: грядущее качественное обновление в XXI
веке // Власть. 1997. № 11. С. 70—73.

ЧичановскиЧА. А. Средства массовой информации и власть//Диалог. 1995. №
5—6. С. 27—32. Шляпентох В. Э. Россия, камо грядеши? // Власть. 1997. №
II. С. 8—16.

III. Иностранные источники

Alder 1. Constitutional and Administrative Law. Second ed. L.: The
Macrnillan

press limited, 1994. 452 p.

Bainhi-idge D. Intellectual Property 2. ed. London: Pitman Publishing,
1994. BalandierJ. Anthropologie politique. 2-eme ed. Paris, 1969. Barker
R. Political Legitimacy and the State. Oxford: Clarendon Press, 1990.
Blau P. М. Exchange and Power in Social Life. New York, 1964. Bodnar A.
Economika i politika. Podstawowe zaieznosci. Warszawa, 1978. Borella F.
Critique du savoir politique. Paris, 1990. Cane P. An Introduction to
Administrative Law. Third ed. N. Y.: Clarendon Press

—Oxford, 1996.401 p.

Clade J. L. Power and International Relations. New York, 1962. Dahl R.
A. Who governs? Democracy and Power in an American City. New Haven and
London: Yale University Press, 1975. DahrendwfR. The Modern Social
Conflict. New York, 1988. Dugan M., Pelassy D. Sociologie politique
comparative. Paris, 1982. Duties J. F. War and Peace. New York: The
Macrnillan Company, 1957. Duvei-ger M. La sociologie politique. Paris,
1967. Farneti P. Lineamenti di scienza politica. Milano, 1989. Foucault
M. L’archeologie du savoir. Paris, 1969. Galhraith J. K. The Anatomy of
Power. London: Hamilton, 1984. Giddens A., Held D. (Eds.). Classes,
Power and Conflict. London: Macrnillan, 1982.

HaasE. When Knowledge is Power. Berkley, 1990. Held D. Models of
Democracy. Cambridge Policy Press, 1987. Held D. Political Theory and
the Modern State. Essays on State, Power and Democracy. Stanford,
California: Stanford University Press, 1989.

Kit!’:, Raymond A. Internet and the law: legal fundamentals for the
Internet user// Raymond A. Kurz with Bart G. Newland, Steven Liebennan,
Geline M. Jimenez. RockviUe, Maryland: Government Institutes, 1995.
LasswellH. D. The Future of Political Science. New York, 1962. Lasswell
H., Caplan A. Power and Society; a Framework for Social Enquiry. New
Haven, 1950.

Lee Robert G., Stallworthy Mark. Constitutional and Administrative Law.
Fourth Ed. L.: Blackstone press limited, 1995.

Lindhlom C. E. Politics and Markets. New York: Basic Books, 1977. Lindon
D. Le marketing politique. Paris, 1988. Lukes S. Power. A radical view.
London: Macrnillan, 1974. Mann M. The Sources of Social Power. Cambridge
University Press, 1986. MarlilwL. (Red.). Scienza politica. Torino,
1989. Michalic M. Morainose a Wojna. Warszawa, 1972. Mills W. The Power
Elite. New York: Oxford University Press, 1957. Morgan H. 0. Labour in
Power (194.5—51). Oxford: Oxford University Press, 1984.

Mumford L. The Myth of the Machine. The Pentagon of Power. New York:
Harcourt, Brace, Jovanovich, 1970.

NagelT. H. The Descriptive Analysis of Power. New Haven: Yale University
Press, 1975.

Neumann F. The Democratic and the Authoritarian State. New York: Free
Press, 1964.

Oxford Dictionary of Law. Fourth Ed. Edited by Elizabeth A. Martin.
Oxford; New York: Oxford University Press, 1997.

Oxford Concise Dictionary of Politics. Edited by IAIN McLEAN. Oxford;
New York: Oxford University Press, 1996.

Parsons T. Politics and Social Structure: on the Concept of Political
Power. New York, 1969.

Penno T. R., Smith D. Political Science. An Introduction. New York,
1967. Phillips 1., Firth A. Introduction to Intellectual Property Law.
3. ed. London; Dublin; Edinburgh, 1995.

Portillo i Pachecu J. L. Genesis i teoria general del Estado moderno.
Mexico,

1976.

Poulantzas N. Pouvoir politique et classes sociales. Paris, 1968. Ry.nka
F. Wstep do nauki о polityce. Warszawa, 1970. Rvuqelle M. C. La
psychologie polilique. Paris, 1988. Rlissel B. Power. London, 1985
(first published in 1938). Sampson R. V. The Psychology of Power. New
York, 1965. SchlesingerA. The Imperial Presidency. Boston, 1975.
Schwarizenherg R.-G. Sociologie politique. Paris, 1988. Slanworth P.,
Gidden A. (Eds.). Elities and Power in British Society. Cambridge:

Cambridge University Press, 1974.

Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter