Н.В.Гоголь и А.О.Смирнова-россет: контактні зв’язки
Русская поэтесса Евдокия Растопчина, принадлежавшая к младшему поколению
писателей пушкинского круга, одно из своих наиболее проникновенных
стихотворений “Нет, вы не знаете ее.” посвятила своему лучшему другу
Александре Смирновой-Россет
(1809 – 1882), русской мемуаристке, женщине необыкновенной красоты и
ума, оставившей интересные воспоминания о В.Жуковском, А.Пушкине и
Н.Гоголе.
Почти все писатели пушкинской плеяды не остались равнодушными к ее
красоте и очарованию. А.Пушкин в шутливой форме писал о ее поэтическом
прославлении:
Черноокая Россети
В самовластной красоте
Все сердца пленила эти
Те, те, те и те, те, те [7, 282].
И все же, несмотря на посвященную ей поэтическую антологию, поэтесса
Е.Растопчина с полным правом могла начать стихотворение, посвященное
А.Смирновой, словами: “Нет, вы не знаете ее.”.
Друг Пушкина С.Соболевский, остроумный, наделенный тонким поэтическим
вкусом, о достоинствах “черноокой Россети” писал в эпиграмме, более
похожей на мадригал, построенный по принципу антитезы:
Не за пышные плечи,
Не за черный ваш глаз,
А за умные речи
Полюбил бы я вас [7, 283].
Теплые дружеские отношения связывали наставника детей императора
В.Жуковского с любимой фрейлиной императрицы. За тонкой шуткой скрывал
именитый поэт глубокое чувство к “черноокой Россети”. “Дворцовый
романтик” (Вяземский) просил стать его “генеральшей”, но получил отказ,
хотя Смирнова позже писала, что не знала в своей жизни никого лучше и
добрее Жуковского. Стихотворение поэта “И я веселой жизнью жил” косвенно
затрагивает ту сторону жизни Россет, которую она прятала даже от самых
близких друзей:
Без вечных нежных комплиментов,
Даю, как добрый, без процентов,
Взаймы ей тысячу рублей [13, 242].
Фрейлина царского двора, вынужденная вести светский образ жизни, она
заботилась еще и о четырех братьях. Ограбленные отчимом после смерти
матери, они жили в постоянной материальной нужде, о чем с таким юмором
писал “добрый” Жуковский.
Самую богатую “Смирниаду” создал кн. П.Вяземский. “Упрямой глупости
писцов жестокий враг” (Плетнев) посвятил ей прекрасные стихи, и сегодня
очаровывающие свежестью чувств. Он тоже часто шутит (“На музу и меня
напали вы врасплох”), но за шуткой скрывается “задушевный вздох”:
Не знаю, что сказать, не знаю, не умею
Мысль наскоро одеть, убрать и расцветить.
Дать образ таинству, которым тихо зрею. [12, 207-208]
“Любимым домом” для всех друзей А.Россет был дом историографа и писателя
Н.Карамзина. После его смерти душой литературного салона стала его дочь
Софья, близкая подруга А.Россет, “донны Соль” (так ее прозвали по имени
героини пьесы В.Гюго “Эрнани”). О месте “черноокой Россет” в этом
салоне, самом респектабельном в Петербурге, Вяземский писал:
И каждый чувствами и мыслями из нас
Ваш верноподданный и ваш единоверец.
Оказывается, это не просто шутливая поэтическая гипербола , о чем
свидетельствует письмо В.Соллогуба: “Почти все в этом салоне верные
рыцари и все – поклонники Россет” [12, 6].
В пушкинские времена возник определенный ряд лирики, где “черные глаза”
стали центральным образом, архетипом. Вспомним “Очи черные” Е.Гребинки,
“Черные очи” М.Лермонтова, “Черные очи! Неба чужого огни” П.Вяземского и
“Песню” В.Туманского (“Любил я очи голубые, теперь люблю я черные”),
посвященные Россет. Восторженные слова Вяземского (“Южные звезды! Черные
очи!”) вызвали поэтическое возражение Пушкина:
Она мила – скажу меж нами –
Придворных витязей гроза.
(Вариант: Твоя Россети егоза.) [7, 283].
Это стихотворение часто вспоминают как доказательство того, что Пушкин
остался равнодушным к чарам “черноокой Россети”, но не надо забывать о
том, что написано оно в 1828 году, т.е. в первые годы их знакомства,
которые можно назвать “периодом непонимания”, что подтверждает и сама
Смирнова: “Ни я не ценила его, ни он меня”. Но через три года поэт в
одной из своих записок сделает многозначительное признание:
Вы были вестницею славы
И вдохновеньем для меня [13, 308].
С годами смогла по-настоящему понять и оценить Пушкина и Смирнова,
оставившая о нем прекрасные воспоминания, без обращения к которым не
обходится сегодня ни один пушкинист: “Никого не знала я умнее Пушкина.
Ни Жуковский, ни князь Вяземский спорить с ним не могли.” [13, 59].
Видела особое отношение к Александре Осиповне молодая жена Пушкина, но
поэт “утешал” ее тем, что Смирнова “для него только друг, товарищ,
опытный оценщик” [12, 383]. Пушкин читал Россет свои произведения ( по
ее мнению, читал плохо) и очень ценил ее критические замечания, считая,
что женщины – лучшие критики. На день рождения поэт подарил ей альбом с
надписью: “Вы так хорошо рассказываете, что должны писать свои Записки”.
Эти слова были дополнены стихами:
В тревоге пестрой и бесплодной
Большого света и двора
Я сохранила взгляд холодный,
Простого сердца ум свободный,
И правды пламень благородный. [12, 212].
Это лучшее посвящение А.Россет, в котором автор, выступая от имени
героини, дает ей одну из самых глубоких и проникновенных психологических
характеристик. Пройдут годы, и Александра Осиповна последует совету
своего друга и напишет “Записки” и “Воспоминания”, в которых часто
обращается к личности поэта: “Я не встречала людей, которые были вообще
так любимы, как Пушкин.” [4, ІІІ, 66-67].
Как настоящий друг, Пушкин принимал живое участие в личной жизни
А.Россет. Он был против ее решения выйти замуж за молодого дипломата
Н.Смирнова, на что она ответила: “Сердце хочет любить, а любить-то
некого”. Позже, поднимая проблему неравных браков, мемуаристка
признается: “А себя я продала за шесть тысяч для братьев” [12, 204].
“Продавали” себя многие, о чем свидетельствует отрывок из “Воспоминаний”
А.Смирновой: “Перед Стефани стоял высокий статный генерал Костецкий, он
был очень храбрый, влюбился в Стефани и через ее девушку дал ей знать,
что и него есть имение под Конотопом в Киевской губернии, и мы его
прозвали Конотопским” [12, 209]. Здесь мемуаристка допустила ошибку:
Конотоп с 1802 г. относился к Черниговской губернии, а Костецкий – это
генерал-лейтенант Василий Григорьевич Костенецкий, выдающийся
полководец, имя которого, к сожалению, почти забыто. Кстати, храбрый
генерал-лейтенант, у которого были имения не только в Конотопском уезде,
но и в Бортнянском, имел в своем владении, как свидетельствуют архивы,
“всего” 424 души [9, 183] (по тем временам, не так уж и много). Еще один
из рода Костенецких, Яков Иванович, сосланный в солдаты на Кавказ,
встречался там с М.Лермонтовым и оставил о нем прекрасные воспоминания.
Как известно, М.Лермонтов тоже не остался равнодушным к “донне Соль”, о
чем свидетельствует его известное стихотворение с грустным
полупризнанием:
Без вас – хочу сказать вам много,
При вас – я слушать вас хочу.
Заканчивается это стихотворение известным афоризмом:
Все это было бы смешно,
Когда бы не было так грустно. [8, I, 198]
Ни у кого из исследователей творчества Лермонтова не вызывает сомнения
то, что прототипом героини его повести “Штосс” является Смирнова. В
другом герое, Лугине, легко узнаваем автор. Лугин часто бывал у Минской:
“.ее красота, редкий ум, оригинальный взгляд на вещи должны были
произвести впечатление на этого человека с умом и воображением. Но любви
между ними не было и в помине” [8, II, 596]. Друг М.Лермонтова,
Е.Растопчина, пишет о времени работы поэта над “Штоссом”: “Три месяца,
проведенных Лермонтовым в столице, были самые счастливые и самые
блестящие в его жизни” [8, II, 643].
Счастливой в своем браке по расчету Александра Осиповна не была, ее
первые роды едва не закончились не только смертью ребенка, но и матери.
Она выжила только благодаря необыкновенной силе духа и мужеству. Об этом
писал Плетнев в письме к Жуковскому: “Она представляла из себя существо
выше и своего пола, и своего века. Если бы вы были свидетелем, как она,
по воскрешении своем, стала выше всех женщин и многих мужчин, то вы бы
более еще стали ее любить” [10, 10].
В июле 1834 г. А.Смирнова родила близнецов. Но и эти роды не прошли
благополучно, о чем сообщает Пушкин жене: “Она здорова, но чуть не
умерла” [12, 10]. В следующем году Смирновы уезжают за границу, весть о
дуэли Пушкина застала их в Париже. Особенно расстрогали Александру
Осиповну слова из письма Вяземского: “Умирая, Пушкин продиктовал, кому
что он должен, и вы там упомянуты”.
После возвращения в Россию в 1838 г. Смирнов получил место при дворе, и
они поселились в роскошном доме, но Александра Осиповна в письме
Жуковскому жаловалась: “Не лучше ли одиночество, чем вдвоем
одиночествовать?” [12, 14].Она начинает заниматься благотворительностью,
становится хозяйкой одного из самых респектабельных литературных
салонов. В журнале “Современник” за 1838 г. сообщалось о создании в
Петербурге детских приютов, одним из них “заведует почетный член
Александра Осиповна Смирнова”.
Среди самых близких друзей А.Смирновой-Россет был и Николай Васильевич
Гоголь. Удивительно переплелись судьбы этих двух людей, таких разных и в
чем-то похожих. Пути их сходились и расходились. Как же могло так
случиться, что они, такие разные, стали друзьями и врагами одних и тех
же людей, а их непростые отношения заинтересовали не только литераторов,
но даже психологов?
А.Смирнова не могла вспомнить, когда именно они познакомились с
Н.Гоголем. Она попыталась это выяснить у Николая Васильевича, на что он
, смеясь, отвечал ей, что раз она не помнит дату, значит, они были
знакомы всегда. Скорее всего, это произошло летом
1831 г., что подтверждается письмом Гоголя от 10 сентября 1831 г., в
котором он сообщал В.Жуковскому, что посылает ему экземпляры “Вечеров”:
“Один, собственно, для вас, другой для Пушкина, третий, с
сентиментальной надписью, для Россети.” [5, VII, 68].
В 1837 г. Александра Осиповна вспоминала: “.мы читали с восторгом
“Вечера на хуторе близ Диканьки”, и они меня так живо перенесли в
великолепную Малороссию. Оставив еще в детстве этот край, я с
необыкновенным чувством прислушивалась ко всему тому, что его
напоминало, а “Вечера на хуторе” так ею и дышат” [4, IV, 16].
Известно, что А.Пушкину Гоголь был представлен в мае 1831 г. у Плетнева,
любимого учителя Александры Осиповны. Получив свой экземпляр “Вечеров”,
поэт был краток в оценке: “Они изумили меня”.
Известие о смерти Пушкина буквально потрясло Н.Гоголя: “Никакой вести
хуже нельзя было получить из России. Ничего не предпринимал я без его
совета” [13, 18-19]. Не исключено, что именно это общее горе и привело к
сближению Смирновой и Гоголя. Зиму 1837 года они провели в Париже, часто
встречались, и, как вспоминает Александра Осиповна, “мы уже обходились с
ним, как с человеком очень знакомым, но которого и в грош не ставили”
(тот самый “период непонимания”, что и с Пушкиным?) [4, IV, 16]. Вместе
с Гоголем они посещали общих знакомых – польских поэтов А.Мицкевича и
Б.Залесского. Н.Гоголю в Смирновой нравился глубокий ум, независимость
суждений, огромные черные глаза, которые воспевали многие поэты. Гоголь
всегда относился к Смирновой только с восторгом, называя ее “ласточкой
Розетти” и “перлом всех русских женщин”. В одном из писем он признается:
“Любовь, связывающая нас с вами, – высока и свята. Она основана на
взаимном душевном понимании.” [12, 15]. Смирнова в письме Вяземскому
писала, что заслуга Плетнева заключается в том, что он ей “открыл это
маленькое сокровище” (Гоголя). Автор “Ревизора” делится с ней своими
планами и сомнениями: “Друг мой , я не люблю своих сочинений, особенно
“Мертвых душ” [5, VI, 504]. Плетнев писал Гоголю: “Твои же друзья
двоякие: одни искренне любят тебя за талант.Таков Жуковский, таковы
Балабины, Смирнова и токов был Пушкин. Остальные же твои друзья –
московская братия.” [10, 335]. Время подтвердит справедливость этих
слов.
h
h
h
h
h
h
l
?A?-
b
???????????E
???????E
???????????E
???????E
???????????E
???????????E?часть комика, и надобно, чтобы долго смеялись ему, пока
вдруг не уразумеют некоторые избранные, что этот смех вызван у него
плачем души любящей и скорбящей, которая орудием взяла смех” [12, 402].
С.Аксаков считал, что Гоголя, как человека, знали весьма немногие. Даже
с друзьями своими он не был вполне откровенным. “.Одни называли его
забавным весельчаком, обходительным и ласковым; другие – молчаливым,
угрюмым и даже гордым; третьи – занятым исключительно духовными
предметами. Одним словом, Гоголя никто не знал вполне” [4, IV, 175-176].
У Гоголя и Смирновой особенно близкие отношения установились в 1842 г.,
когда они лечились на курорте в Баден-Бадене. Зиму 1843-1844 гг. Гоголь
проводит в обществе Смирновых, Виельгорских и Соллогубов. Здесь и
сложился так называемый “тройственный союз” (Смирнова – Виельгорская –
Сологуб), который многие считали вредным для писателя.
С.Аксаков тоже считал, что Гоголю была вредна дружба этих трех женщин,
как и дружба Жуковского: “Не знаю, как сильна была его привязанность к
Виельгорской и Соллогуб, но Смирнову он любил с увлечением, может быть,
потому, что видел в ней кающуюся Магдалину и считал себя Спасителем ее
души. По моему же простому человеческому смыслу, Гоголь, несмотря на
свою духовную высоту и чистоту, сам того не ведая, был несколько
неравнодушен к Смирновой, блестящий ум которой и живость были тогда еще
очаровательны” [4, IV, 253].
Гоголь многое сделал для того, чтобы познакомить Смирнову со своими
друзьями, московскими писателями, в т.ч. с С.Аксаковым и Н.Языковым.
С.Аксаков писал Гоголю: “Уже давно меня сильно занимает Смирнова. Я
дорого бы дал, чтобы увидеть лично эту
женщину” [1, 320]. Его волнует приближающаяся слепота: “Мне очень
хочется сохранить ее образ в моей памяти в числе немногих утешительных
воспоминаний” [1, 322]. При знакомстве между ними сразу установились
дружеские отношения, о чем Аксаков сообщал Гоголю. И позже, когда между
ними возник конфликт из-за книги Гоголя, “Выбранные места переписки с
друзьями”, Сергей Тимофеевич писал сыну: “Неужели необыкновенный ум этой
женщины не поймет меня?” [1, 348]. Пройдут годы, и его мнение о Гоголе
резко поменяется (вспомним слова Плетнева): “Я не знаю, любил ли
кто-нибудь Гоголя исключительно как человека. Я думаю, нет: да это и не
возможно.Всякому было очевидно, что Гоголю ни до кого нет дела. Я думаю,
женщины любили его больше, и особенно те, в которых наименее было
художественного чувства, как, например, Смирнова” [4, IV, 468].
В 1845 г. муж Смирновой стал губернатором Калуги. С.Аксаков в одном из
писем благодарил Александру Осиповну за то, что она покровительствовала
его сыну. И.Аксаков тоже был среди тех, кто посвящал стихи Смирновой. И
именно ему, часто бросавшему, как и отец, в ее адрес несправедливые
слова упреков и даже оскорблений, принадлежит некролог, который достойно
венчает поэтическую “Смирниаду”: “Ее красота, столько раз воспетая
поэтами, – не величавая и блестящая красота форм, а южная красота
тонких, правильных линий смуглого лица и черных, бодрых, проницательных
глаз, вся оживленная блеском острой мысли, ее пытливый, свободный ум и
искреннее влечение к интересам высшего строя, – искусства, поэзии,
знания, – скоро создали ей при дворе и в свете исключительное положение”
[4, IV, 401].
Н.Гоголь писал Смирновой в Калугу письма, в которых давал наставления,
как ей вести себя в роли губернаторши и даже как одеваться. Одно из его
главных пожеланий – заниматься благотворительностью. Эти письма в
обработанном виде были включены в “Выбранные места из переписки с
друзьями” (1847), которую Гоголь назвал своей единственной настоящей
книгой. Это его исповедь и проповедь, его духовное послание
современникам и потомкам, отражение его духовных поисков и духовной
жизни. Эта книга является доказательством того, что Гоголь был глубоко
верующим человеком, он стремился к духовному совершенству, человеческой
гармонии, старался приблизиться к идеалу, вечно высшей мудрости, которую
мог дать только Иисус Христос.
Поэтому то, что многие страницы главной книги писателя связаны с именем
А.Смирновой, свидетельствует о необыкновенной духовной близости этих
двух, на первый взгляд , совершенно разных людей. Надо было
действительно обладать очень редким даром, чтобы понимать религиозно-
мистические метания не совсем здорового человека с нарушенной психикой.
В письме Смирновой от 24 декабря 1844 г. Гоголь отвечает на вопрос,
который звучит особенно актуально и сегодня: чей он писатель – русский
или украинский: “На это вам скажу, что сам не знаю, какая у меня душа,
хохлацкая или русская. Знаю только то, что никак бы не дал преимущества
ни малороссиянину перед русским, ни русскому перед малороссиянином. Обе
природы слишком щедро одарены Богом, и, как нарочно, каждая из них
порознь заключает в себе то, чего нет в другой – явный знак того, что
они должны дополнять одна другую. Для этого самые истории их прошедшего
быта даны им непохожие одна на другую, дабы порознь воспитались
различные силы их характеров, потом, слившись воедино, составить собою
нечто совершеннейшее в человечестве. На сочинениях же моих – не
основывайтесь и не выводите оттуда никаких заключений о мне самом” [5,
VII, 246].
И.Франко в статье “Двоязичність і дволичність”, сравнивая творчество
Гоголя и Шевченко, главной причиной трагедии автора “Мёртвых душ”
называет: “.відчуження геніального українця від рідної мови”: “У Гоголя
прудкий хід на недосяжні височини артизму, та на тих височинах заворот
голови, внутрішнє роздвоєння, чорні сумніви і упадок у дебрі містицизму,
а у Шевченка рівну, ясну дорогу вгору та вгору, все на вищі, світліші
височини, до таких гармонійних акордів гуманної євангелії, як “Марія”
[15, 11].
Д.Донцов считает творчество Гоголя классическим образцом трагедии
украинской элиты и видит ключ к разрешению загадки его творчества в
следующем:”Чуттям – він був українець, але Росія стала його розумовою
(прибраною) вітчизною. В тім була трагедія цілої еліти української ХІХ
в. І як не клявся Гоголь в любові до Росії, йому не йняли віри: в
писаннях його лише бачили зневагу Росії (“єднаю в собі дві натури”,
писав він).” [6, 71].
В связи с этой проблемой можно вспомнить и другое имя – Василий
Туманский. Украинские литературоведы, очевидно, легко согласились с тем,
что он русский поэт. А вот из “Записок” А.Смирновой можно сделать вывод,
что в XIX в. это не казалось таким уж очевидным. На вопрос “какие же
теперь хохлы есть в Петербурге?”, она отвечает: “Василий Туманский,
очень милый поэт. Он написал стихотворение “Птичка” лучше
пушкинского” [12, 209]. Дальше неточно цитируется стихотворение Федора
Туманского, но в комментариях дается только исправление цитирования, имя
же автора не исправлено. И нам остается только гадать, кто же из двух
Туманских был назван “хохлом”, хотя оба они выходцы из Украины, и оба
писали на русском языке. Скорее всего, и Гоголь, и Туманские для
читающей публики того времени все же больше были “хохлами”, чем
русскими.
Жуковский в письмах Смирновой в 1845 г. сообщает, что здоровье Гоголя
“требует решительных мер”, и в 1846 г., по представлению Александры
Осиповны, царь назначает Гоголю содержание в тысячу рублей серебром в
год сроком на три года. Время не прибавляло ей друзей. Лучшие из них
уходили, а представители наступившего времени предъявляли к женщине
другие требования. Не случайно на вопрос, писал ли ей посвящения
А.Хомяков, она ответила уклончиво: “Написал, но я их не помню.” Трудно
поверить, что она, запоминавшая даже двустишия, посвященные ей, могла
забыть такое посвящение, как “Иностранка”, в котором, отдав должное ее
очарованию, поэт бросает такой упрек:
Но ей чужда моя Россия,
Отчизны дикая краса [13, 17].
Это стихотворение, которое интересно соединением, лирического и
патриотического начал, полно несправедливых упреков в адрес Смирновой.
Действительно, ее отец был французом, а в жилах матери текла французская
и грузинская кровь, но она родилась в Одессе, ее отец принимал участии
во взятии Очакова и Измаила, за что был отмечен высокими русскими
наградами. В детстве долгие годы жила в имении бабушки под Николаевом.
Став фрейлиной, она неоднократно ходатайствовала перед царем за многих
своих друзей и знакомых, в том числе и за Пушкина, Гоголя и Тургенева,
занималась благотворительностью. Не случайно именно на это стихотворение
Хомякова была написана пародия Козьмой Прутковым.
Отрицательно отозвался об этом стихотворном посвящении и В.Белинский,
который в письме к жене от 11-12 июня 1846 г. писал о Смирновой: “Это
знатная дама, свет не убил в ней ни ума, ни души, а того и другого
природа отпустила ей не в обрез”. Из этого письма можно сделать вывод и
об отношении к ней Щепкина: “Михаил Семенович был от нее без ума”.
Щепкин и Белинский посетили Калугу, где были гостями Смирновых. И
великий критик не смог остаться равнодушным к ее обаянию: “Чудесная,
превосходная женщина – я без ума от нее. Снаружи холодна, как лед,, но
страстное лицо, на котором видны следы душевных и физических страданий.”
[3, 596].
Гоголь не только писал Смирновой письма-наставления, но и посетил Калугу
в 1849 г. вместе с ее сводным братом Л.Арнольди, а летом 1850 г. был
гостем Смирновых вдвоем с А.Толстым. В 1851 г. Гоголь сообщил
Л.Арнольди, что работа над “Мертвыми душами” завершена, а в ночь с 11 на
12 февраля книга была сожжена. В 1852 г. Смирновой суждено было пережить
еще две большие утраты – смерть близких друзей Н.Гоголя и В.Жуковского.
Сближение с Тургеневым началось необычно: он отозвался на смерть Гоголя
некрологом, который не понравился государю, и тот велел посадить
писателя под арест. Имя Смирновой упоминается среди тех, кто защищал
автора некролога перед государем, потому трудно поверить, что именно она
послужила прототипом малопривлекательной героини романа Тургенева
“Рудин” Дарьи Ласунской. Эта “богатая барыня” “в молодости была очень
хороша собою. Поэты писали ей стихи, молодые люди в неё влюблялись.”
[14, 14]. С Н.Гоголем И.Тургенева познакомил М.Щепкин в 1851 г. Николай
Васильевич был высокого мнения о творчестве автора “Записок охотника”.
Последние годы жизни Смирновой прошли в странствиях по Европе, и в этом
они похожи с Гоголем. В письмах к друзьям – постоянные упоминания о
потерянном друге: “Никто не займет место Гоголя в моем сердце, никогда
не будет у меня такого преданного надёжного друга” [13, 132]. Она
написала “Записки о Гоголе” и “Воспоминания о Гоголе”, помогала
П.Кулишу, работающему над первой биографией автора “Мертвых душ” –
“Записки о жизни Гоголя”, которую критик П.Анненков назвал “одной из
немногих драгоценных книг последнего времени” [2, 52]. Мемуары
А.Смирновой русский критик оценил как “превосходные воспоминания,
передающие удивительно живо и верно замечательнейшие подробности о жизни
Гоголя и обстановке его жизни.” [2, 52].
Так будет ли когда-нибуть раскрыта тайна этой необыкновенной женщины,
занявшей такое большое место в жизни Гоголя, разгадана загадка их таких
непростых отношений? Обратимся к словам Е.Растопчиной :
Кто хочет знать всю цену ей,
Тот изучай страданья в ней,
Когда душа её страдает [12, 206].
Может, часть разгадки тайны в последней строке? Встретились две
страдающие души.
Что же касается значения творчества Гоголя, то именно здесь уместно
вспомнить слова “хохла” В.Туманского: “Как все гении, вне жизни он из
мира не исчез.”.
Литература
Аксаков С.Т. Собрание сочинений: В 4 т. Т.3. – М., 1979.
Анненков П.В. Литературные воспоминания. – М., 1980.
Белинский В.Г. Собрание сочинений: В 9 т. Т.2. – М., 1979.
Вересаев В. Сочинения: В 4 т. Т.2. – М., 1970.
Гоголь Н.В. Собрание сочинений: В 7 т. Т.6-7. – М., 1970.
Донцов Д. Дві літератури нашої доби. – Львів, 1991.
Историческое досье. Энциклопедия: В 10 т. Т.3. – Днепропетровск, 1988.
Лермонтов М.Ю. Сочинения: В 2 т. – М., 1983.
Морозова Г.В. Нові факти до біографії В.Г.Костенецького // Сумська
старовина. – 1999. – №5-6. –
С.181-183.
Плетнёв А.П. Стихи. Стихотворения. Письма. – М., 1988.
Пушкин А.С. Собрание сочинений: В 8 т. Т.3. – М., 1968.
Смирнова-Россет А.О. Дневник. Воспоминания. – М., 1988.
Смирнова-Россет А.О. Записки. Дневник. Воспоминания. – М., 1929.
Тургенев И.С. Рудин. Дворянское гнездо. Повести. – М., 1979.
Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter
