Функциональная семантика колоратива желтый (на материале древнерусских и
фольклорных текстов)
Колоративная лексика неоднократно привлекала внимание исследователей
различных областей знания. Являясь носителем обширного информационного
потенциала и элементом общечеловеческой семиотической системы, цвет
особым образом преломляется в частных знаковых системах отдельных
культур и конкретных языков. По этой причине естествен филологический
интерес к категории цвета и к словам, обозначающим цвета. Цвет изучается
с точки зрения его употребления в разные периоды развития языка
(С.В.Кезина, О.М.Дзивак
и др.), со стороны функционирования в текстах различных жанров
(Т.А.Павлюченкова, М.О.Новикова и др.), с позиций его использования как
символического знака (Л.Раденкович, Н.Б.Колосова). Есть исследования,
посвященные отдельным именованиям цвета. К их числу относятся и статьи о
цветообозначении (далее – ЦО) желтый (А.Т.Хроленко, О.А.Петренко,
М.А.Бобунова, В.В.Волков и др.). В своих работах лингвисты указывают на
возможность этимологического сближения колоратива желтый со славянским
*zъltъ и связывают данную лексему с индоевропейским *ghlto (ср.: укр.
жовтий, белор. жоўтый ‘желтый’, болг. жълт ‘то же’, сербохорв. ж?т ‘то
же’, словен. ?olt ‘то же’, чеш. ?luty ‘то же’, слвц. ?lty ‘то же’,
польск. ?o?ty ‘то же’, вост.-лит. ?eltas ‘золотой, золотисто-желтый’,
лит. ge?tas ‘бледно-желтый’, лтш. dz?lts ‘желтый’, латв. dseltas ‘то
же’, др.-прусск. gelatynan ‘то же’, ирл. gel ‘белый’, англосакс. geolo
‘желтый’, англ. yellow ‘то же’, др.-исл. gulr ‘то же’, лат. fellis
‘желчь’, скр. hari? ‘золотистый’ и проч.) [28, 43], [23, 226], [6, 81].
Иногда констатируется связь слова желтый с семантикой светлых цветов.
«Индоевропейский корень *ghel- имел два значения: ‘блестеть, сиять’ и
‘быть зеленым, быть желтым’, – пишет О.М.Дзивак [6, 81]. «Лексема
желтый, – замечает С.В.Кезина, – последовательно употребляется в
значении цвета яичного желтка,
золота» [9, 21]. Однако, связывая прилагательное желтый с лексемой
зеленый и включая рассматриваемый адъектив в один ряд с греч. ????????
‘черный’ и др.-прусск. golimbam
‘синий’ ([9, 20], [6, 81] и др.), этимологи данный факт оставляют без
необходимых пояснений. Авторы не устанавливают оснований проявления
‘темного’ в прилагательном желтый, не изучают первичные смысловые
оттенки слов со значением ‘желтый’. Фактически, констатируя наличие в
рассматриваемом адъективе смыслов ‘светлый’ и ‘темный’, лингвисты не
приводят фонетических и семантических пояснений этой связи, они лишь
указывают на то, что лексема «желтый занимает особое место как атрибут с
ярко выраженной и положительной, и отрицательной символикой» [22, 25].
Более того, исследования функциональной семантики указанного колоратива
в большинстве случаев также носят поверхностный характер, ученые лишь
иллюстрируют на материале текстов различных жанров присущие ему
значения, но не объясняют их связь с происхождением слова желтый.
Настоящая статья – попытка проследить номинативные связи колоратива
желтый и обозначить его глубинные смыслы. Определение исходных смыслов
слова желтый проводится с учетом получившей в последнее время идеи о
зарождении человеческой истории в северной части земного шара. Прошлое
бытие северных (в подтексте славянских, русских) народов, которое уже
описано с позиций археологических, астрономических, мифологических и
других наблюдений, проходило в условиях «черно-белого» года, т.е. года,
определенная часть которого была занята полярной ночью. Это
предопределило конкретное содержание ряда языковых единиц, в том числе и
колоративной лексики, в частности, слова желтый. Более того, если
принять за основу существующее мнение о первичности тьмы (в
общепонятийном смысле), о тьмекак первозданном состоянии всего сущего, о
её предшествовании жизни, то мироздание целесообразно понимать как
переход от тьмы к свету, от темного к светлому. Следовательно, можно
предположить, что мрак является не только источником света, но и
фактором глоттогенеза. И это можно подтвердить, разбирая смысловую
наполняемость колоратива желтый. Материалом исследования послужили
архаичные тексты, а именно, памятники древнерусской и фольклорной
традиции. Частично используются и другие источники.
Слово желтый в древнерусских и фольклорных текстах имеет довольно
ограниченную сочетаемость (желтый песок, желтые кудри, желтый остров,
желтые сапоги, желтый черепочек, желтый конь и некоторые другие). В ряде
случаев прилагательное желтый выступает лексемой, передающей собственно
цветовой признак. Ср.: Сыпь песочек в желтенький черепочек [24, 30];
Желтая курица / Под тыном дуется (Тыква) [26, 46]; Велит потсокольничей
вздеть на нововыборного государево жалованье: новый цветной кафтан
суконный, с нашивкою золотою или с серебряною: х какому цвету какая
пристанет; сапоги желтые [7, 570]. Однако, как показывает фактический
материал, адъектив желтый в древнерусских текстах и произведениях
устного народного творчества несет не только цветовое значение. Лексема
желтый обладает неоднозначной семантикой, сочетая в себе комплексы
значений – ‘желтый’ и ‘темный’, ‘желтый’ и ‘светлый’.
Исходная связь ЦО желтый с семантикой ‘темного’ не вызывает сомнений.
Если принять за основу существующее в лингвистике положение о том, что
‘темный’ первичен по отношению к ‘светлому’ [см.: 11, 3-13], то слово
желтый изначально имело смысл ‘темный’, семантика светлого цвета в
данном колоративе вторична. Этот тезис подкрепляется этимологическим
материалом. Так, очевидно, что наше слово «родственно с жуткий, жуть
( по мраку/тьме» [11,
6], «по целому, тьме, были названы луна, звезды и свет в целом» [11, 8].
Вполне очевидно, что при движении от темного к светлому колоратив желтый
с исходным значением ‘темного’ (‘желтый’ = ‘темный’) приобрел семантику
светлого. Получив значение светлого цвета, лексема желтый в смысловом
плане стала отождествляться с ‘золотым’. Этот факт находит подтверждение
не только в предпринятом Н.А.Луценко исследовании диахронии слов,
связанных с обозначением цвета, но и доказывается фактическим
материалом. Ср., например, поэтические образы желтые/золотые кудри
(косы, волосы) в: Схватил её за желты косы, да начал бить, стегать [27
(2), 145]; Да помешался у мня разум во буйной голове, / Да помутилися у
меня-де очи ясные, / Да смотрячись-де на красоту Чурилову, / Да на
его-то на кудри на желтые, / Да на его-де на перстни злаченые [25, 197];
Вот поехали они за царицей золотые кудри [27 (1), 229]; И р?ч? ?му
Олумпиада: «Каковъ ?сть убо богъ тои?» Он ж? р?ч?: «възрастомъ убо
срhднии, власы имhя златы, и боуды и браду, рогы имhя на ч?л?, украш?ны
златомъ» [7, 240]; А был у неё дядюшка родимый, Родимый дядюшка
золотоволосый [2, 512]. Передавая признак красоты, адъективы желтый и
золотой взаимозаменяются и отождествляются. При этом прилагательные
желтый / золотой представляют область светлого, желтый / золотой =
‘светлый’. Примечательно, что на ассоциативные связи слова желтый с
золотом обращали внимание некоторые лингвисты (см., например: [10,
257]), однако причины этой связи так и не объяснили.
ЦО желтый актуализирует область светлого и при его семантической
равнозначности со словом белый, ср.: Не белой горох рассыпается, /
Чурилковы желты кудри валяются (Онежские былины; цит. по: [1, 4]). К
сожалению, указав на семантическую тождественность рассматриваемого
колоратива с лексемой белый, М.А.Бобунова и А.Т.Хроленко дальше
констатации этого факта не продвинулись (« прилагательное желтый, –
пишут авторы, – вступает в ассоциативные связи с прилагательным белый,
ставшим универсальным знаком оценки» [1, 4]). Считаем, что ответ надо
искать в глубинной особенности ЦО – с помощью одного слова выражать
разные, иногда диаметрально противоположные значения.
Соотносительность ‘желтого’/‘светлого’ мы находим и в речениях желтые
кудри/русые косы, где колоратив желтый в сочетании желтые кудри
традиционно понимается как светло-русый (см.: [5, 530]). По сути, в
данных синтагмах ‘желтый’ = ‘русый’, выбор между этими ЦО зависит, по
мнению ученых, только лишь «от определяемого существительного – кудри
или коса» [1, 4]. Ср.: Он берет Илью да за желты кудри [2, 38];
Нагляделась бы на мила
дружка / Во запас, / Разметала бы русу косыньку / По белым плечам, /
Разнесла бы свое горе лютое / По чистым полям [26, 121]. Отсюда и
вхождение этих двух лексем в композит желто-русый: Сидит-то девица да
причитает / И ко своей-то косы да желто-русые: / «И моя-то коса да
желто-русая, / Плетена у родители у матушки (Онежские былины; цит.
по: [1, 4]). Примечательно, что некоторые лингвисты связывали в рамках
данных речений прилагательное желтый с вторичным значением ‘светлый’.
«Желтый, – пишет П.Д.Первов, – обычный эпитет при «волоса» и «кудри»…
вероятно, здесь чувствовалось понятие светлого, т.е. прекрасного» (цит.
по: [21, 65-66]). «Быть может, более точным будет определение цветового
значения лексико-семантического варианта прилагательного желтый не как
‘желтый’, а как ‘ярко-желтый’, подчеркнув актуальность семы ‘яркий’, а
также семы ‘цвета золота’» [21, 66].
Колоратив желтый передает семантику светлого и в сочетании желтая
акация: Во саду рвала цветочки – желтую акацию [29, 585]. Данный
поэтический образ семантически параллелен синтагме белая акация, ср. её
использование в современной поэзии: Белой акации гроздья душистые /
Неповторимы, как юность моя… [12]; Белая акация – что ты натворила /
Ароматом сладостным душу напоила / Белая акация – не тревожь мне рану /
Как же мог поддаться я твоему обману! [8]. Из цитированных примеров
видно, что речение желтая акация подобно по смыслу образу белой акации,
колоративы в этом случае представляют общую семантику светлого
(адъективы желтый / белый = ‘светлый’).
Параллелизм ‘желтого’/‘белого’ в какой-то мере реализован и в сочетаниях
желтая репа/белая редька, например: Кругла, а не месяц, / Желта, а не
масло, / С хвостиком, а не мышь (Репа) [26, 46]; Шилихина редька была
вся бела, как снаружи, так и внутри [14, 377]; Шилиха шепчет, а редька
её начинает мало-помалу буреть-буреть, белеть-белеть, а напоследок
совсем побелела, как прежде была [14, 377]. Вспомним, что репа – это
овощ с «корнем светло-желтого цвета» [20, 588], в свою очередь, редька –
«овощ со съедобным толстым и светлым (курсив наш. – И.Г.) корнем» [20,
585]. Соответственно, в основу наименования желтой репы и белой редьки
мог быть положен общий смысл ‘светлый’, здесь слово желтый понимается
как ‘светлый’.
Итак, тождественность ‘желтого’, ‘золотого’ и ‘белого’ в приведенных
выше примерах объясняется их общим смыслом: ‘желтый’, ‘золотой’, ‘белый’
– это ‘светлый’. Следовательно, представленная здесь семантика ЦО
желтый, его коннотативная разноплановость дает нам право не согласиться
с некоторыми авторами, понимающими желтый как «целиком «реалистичный»
цвет» [16, 272] («Всю священную силу желтый цвет отдал золотому, а
сам превратился во второстепенный «описательный» атрибут», – отмечает
М.О.Новикова [16, 272]). Рассматриваемый колоратив передает и собственно
цветовой признак, и является лексемой, посредством которой реализуется
идея тьмы и света.
Изложенное позволяет считать, что в архаичных текстах, к числу которых
принадлежат памятники древнерусской и фольклорной традиции,
прослеживается глубинный номинативный смысл единиц языка, к числу
которых относится слово желтый. Колоратив желтый изначально употреблялся
для выражения ‘темного’, поэтому ‘желтый’ исходно не различался с
‘черным’ и реализовал в ряде случаев значение неизведанного и
таинственного. Получив семантику светлого, лексема желтый в смысловом
плане стала отождествляться с ‘золотым’ и ‘белым’. Данный факт
объясняет, почему одни и те же лексемы участвуют в обозначении разных
смыслов, показывает, что своеобразие человеческого языка определяется
тем, что люди начали свою историю в условиях черно-белого года. Но это –
вопрос, требующий дальнейшего изучения.
ЛИТЕРАТУРА
Бобунова М.А., Хроленко А.Т. Пробная статья “Желтый” // Фольклорная
лексикография: Сб. науч. тр. – Вып.4. – Курск: Изд-во КГПУ, 1995. –
С.3-13.
Былины / Сост., вступ. ст., подгот. текстов и коммент. Ф.М.Селиванова. –
М.: Сов. Россия, 1988. – 576 с.
Былины (Киевский цикл): Сборник / Сост., вступ. статья И.Березовского;
Ил. худож. А.Мезенцева. – К.: Днипро, 1982. – 254 с.
Волков В.В. О функционально-семантических особенностях колоратива “gelb”
(желтый): на материале современной периодики ФРГ // Связи языковых
единиц в системе и реализации: Когнитивный аспект. – Тамбов, 1999. –
Вып.2. – С.110-115.
Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4-х томах. – М.:
Рус. яз. – Т.1. – 1981. – 699 с.
Дзівак О.М. З історії назв кольорів // Українська мова і література в
школі. – 1973. – №9. – С.81-84.
Изборник (Сборник произведений литературы Древней Руси) / Библиотека
всемирной литературы. – Сер.1. – Т.15. – М.: Худож. лит., 1969. – 800 с.
Казаченко В. HYPERLINK
“http://lyrika.nm.ru/KazachenkoVadim/BelajaAkatsija.htm”
http://lyrika.nm.ru/KazachenkoVadim/BelajaAkatsija.htm (21.03.2005).
Кезина С.В. История цветообозначений в русском языке: Учеб.-метод.
пособие к спецкурсу / Пензен. гос. пед. ун-т им. В.Г.Белинского. –
Пенза, 2000. – 50 с.
Колосова В.Б. Цвет как признак, формирующий символический образ растений
// Признаковое пространство культуры / Отв. ред. С.М.Толстая. – М.:
Индрик, 2002. – С.254-266.
Луценко Н.А. Из записок по диахронической семантике: ‘синий’ // Нова
філологія. – 2004. – №1 (20). –
С.5-13.
Матусовский М. HYPERLINK
“http://samuraev.narod.ru/music/romans/beloy_ak.htm”
http://samuraev.narod.ru/music/romans/beloy_ak.htm (21.03.2005).
Муниця С.М. Стилістичні особливості ад’єктивних компаративних
фразеологічних одиниць (на матеріалі української та німецької мов) //
Мовознавство. – 1974. – №2. – С.70-76.
Народная проза / Сост., вступ. ст., подгот. текстов и коммент.
С.Н.Азбелева. – М.: Русская книга, 1992. – 608 с.
Народный театр / Сост., вступ. ст., подгот. текстов и коммент.
А.Ф.Некрыловой, Н.И.Савушкиной. – М.: Сов. Россия, 1991. – 544 с.
Новикова М.О. Коментар // Українські замовляння / Упоряд.
М.Н.Москаленко; Автор передм. М.О.Новикова. – К.: Дніпро, 1993. –
С.199-307.
О Добре Хазарище, его племяннике князе Владимире, русском богатыре
Вольге Ивановиче и его сыне Иване Варяжко // HYPERLINK
“http://www.geocities.com/vodin2000/b6.html”
http://www.geocities.com/vodin2000/b6.html (19.06.2004).
О русском богатыре Вольге Ивановиче и Свенельде оборотне – Сантал
Жидовиновиче // http://www.geocities.com/vodin2000/b4.html (19.06.2004).
Об Ольге Всеславовне и ее сыне Святославе Игоревиче Волхве Всеславовиче,
Великом князе
Киевском // http://www.geocities.com/vodin2000/b2.html 18(19.06.2004).
Ожегов С.И. Словарь русского языка: ок. 57000 слов / Под ред. чл.-корр.
АН СССР Н.Ю.Шведовой. –
18-е изд., стереотип. – М.: Рус. яз., 1986. – 797 с.
Павлюченкова Т.А. Анализ функционирования цветовых прилагательных в
текстах русских былин // Источниковедческие и текстологические материалы
в лингвистических курсах: Метод. рекомендации / Моск. гос. пед. ин-т. –
М.: МГПИ, 1984. – С.63-73.
Петренко О.А. Желтый и Yellow в народной лирике двух эпосов //
Фольклорная лексикография: сб. науч. тр. / Курск. гос. пед. ун-т. –
Вып.4. – Курск, 1995. – С.24-25.
Преображенский А.Г. Этимологический словарь русского языка: в 2-х т. –
М., 1959. – Т.1. – 717 с.
Раденкович Л. Символика цвета в славянских заговорах // Славянский и
балканский фольклор. Реконструкция древней славянской духовной культуры:
источники и методы / АН СССР; Ин-т славяноведения и балканистики / Отв.
ред. Н.И.Толстой. – М., 1989. – С.122-148.
Русская народная поэзия. Эпическая поэзия: Сборник / Вступ. статья,
предисл. к разделам, подг. текста, коммент. Б.Путилова. – Л.: Худож.
лит., 1984. – 440 с.
Русский фольклор / Сост. и примеч. В.Аникина. – М.: Худож. лит., 1986. –
367 с.
Сказки / Сост., вступ. ст., подгот. текстов и коммент. Ю.Г.Круглова. –
М.: Сов. Россия. – Кн.1. – 1988. –
544 с.; Кн.2. – 1989. – 576 с.; Кн.3. – 1989. – 624 с.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. / Пер. с нем. и
доп. О.Н.Трубачев. – 2-е изд., стереот. – М.: Прогресс, 1986-1987. –
Т.2. – 672 с.
Частушки / Сост., вступ. ст., подгот. текстов и коммент. Ф.М.Селиванова.
– М.: Сов. Россия, 1990. – 656 с.
Шерцль В.И. Названия цветов. Символизм цветов // Филологические записки.
Вып.II-III. – Воронеж,
1884. – С.1-70.
Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter
