Автобиография Н.С.Соханской как опыт женской саморепрезентации
В последнее время в современной науке, в том числе и литературоведении,
возрос интерес к человеческой личности, к особенностям её бытового,
повседневного поведения. Историк Н.Л.Пушкарёва отмечает: «Утилитарный
подход к источникам личного происхождения, из которых ранее брались лишь
общезначимые факты социально-политической истории, сменил
«биографический метод», где во главу угла оказалась поставлена
реконструкция одной или нескольких судеб и влияние на них
социально-экономических и политических катаклизмов» [6, 37]. Сюзан Грог
Белл и Мерилин Ялом [11], Наталья Пушкарёва [7], Ирина Савкина [8] и др.
выступили против традиционного отстранения женщин от автобиографического
канона, подвергли сомнению парадигму «образцовых» жизней, основанных на
мужском опыте, исследовали различия между мужскими и женскими формами
«самопредставления».
Многие женские воспоминания, дневники, записки, письма второй половины
ХІХ века до сих пор не включены в исторический и литературный дискурсы,
хотя в них правдиво воссоздаётся эпоха, даётся информация о культурной
деятельности определённых слоёв общества, отражаются интересные, богатые
фактами, событиями, встречами истории жизни. Такая участь постигла
дневники и воспоминания А.Н.Энгельгардт, А.Г.Каррик (Маркеловой),
М.К.Цебриковой, С.И.Смирновой и множества других менее известных
писательниц, чьи мемуарные произведения были опубликованы в журнальном
варианте и более не переиздавались. Единожды были изданы в виде
отдельных книг и в настоящее время являются библиографической редкостью
«Автобиография» Н.С.Соханской (М., 1896), «Дневник и записки»
Е.А.Штакеншнейдер (М.; Л., 1934), «Записки» Е.И.Жуковской (Цениной) (Л.,
1930), «Передуманное и пережитое: Дневники, письма, воспоминания»
Х.Д.Алчевской (М., 1912), воспоминания Л.П.Шелгуновой «Из далёкого
прошлого» (М., 1967). Эти мемуарные произведения представляют
несомненную историческую и художественную ценность, остаются важными
источниками как для историков, так и для литературоведов. Они являются
яркими «свидетельствами» женского жизненного опыта.
Известно, что автобиография – описание своей истории жизни,
самопредставление в тексте. Целью её написания, чаще всего, является
желание осмыслить свой жизненный путь, понять себя. Женские
автобиографии ценны тем, что в них возможно повествование о том, как
автор переживает различные события окружающей жизни и собственные
состояния. Это взгляд «изнутри» на малознакомые в мужском дискурсе
сугубо женские темы.
Цель нашего исследования – изучение опыта саморепрезентации
(«Автобиографии») известной в своё время писательницы, критика,
драматурга, этнографа Надежды Степановны Соханской (1823-1884), которая
публиковала свои произведения под псевдонимами Кохановская, Макаровская.
Характер Надежды Соханской был независимым и самостоятельным. Она не
принадлежала ни к какой партии, сотрудничала не только в периодических
изданиях славянофилов (журнале «Русская беседа», газетах «День»,
«Москва»), но и в журналах радикальных («Русское слово», «Современник»,
«Отечественные записки»), либеральных («Библиотека для чтения»),
консервативных («Русский вестник»), вела обширную переписку с
журналистами и писателями разных направлений общественной мысли
(А.В.Дружининым и Ф.М.Булгариным, Г.Е.Благосветловым и М.Н.Катковым,
К.Д.Кавелиным и А.А.Краевским, Г.П.Данилевским и М.Ф.Де-Пуле,
А.О.Ишимовой и Е.В.Салиас де Турнемир).
Критики различных направлений признали за Кохановской крупный, яркий,
самобытный художественный талант, однако от их внимания не ускользнуло
то, что писательница была отделена от всего, чем жило русское общество
(общественного движения, литературной борьбы и т.д.). Отдалена, прежде
всего, местом жительства (она проживала с матерью в провинции, на
удалённом хуторе Макаровка близ Изюма Харьковской области). Её духовные
интересы и потребности были связаны с идеалами прошлого. По мнению
биографа писательницы, Н.Н.Платоновой, удалению писательницы от
современной жизни способствовало не только полное одиночество,
отсутствие книг, но «даже то единственное литературное влияние, с
которым она соприкасалась, т.е. влияние Плетнёва, старого романтика,
который вообще понимал поэзию, как нечто не только далёкое от жизненной
суеты, но совсем чуждое ей, а к современной литературе относился
совершенно отрицательно» [3, 228].
П.А.Плетнёв, редактор «Современника», оказал огромное влияние на
литературную судьбу Соханской. Именно Плетнёв предложил
двадцатидвухлетней девушке описать свою собственную жизнь. В письме к
Плетнёву от 29 марта 1847 г. она пишет: «Я вам представлю, по
возможности, полный и верный отчёт о моей жизни. Понимаю, что для вас
мало одних внешних обстоятельств; вы хотите заглядывать глубже в
человека, – и я удовлетворю вашему благородному любопытству. Да! Я
разверну пред вами внутреннюю мою жизнь, ощущения духа, – это будет
залогом моей к вам неизменной преданности и того глубокого уважения,
которыми я полна к вам» [5, 471]. Описание своей жизни Соханская
предварительно разделяет на пять частей, каждую из которых
последовательно отсылает к Плетнёву в течение 1847-1848 годов.
В июне 1847 г. писательница отправляет своему духовному наставнику
первую тетрадь своих воспоминаний, в которой содержится описание её
детства до поступления в институт. Записки привели Плетнёва в восторг.
Он так оценивает воспоминания Соханской в письме от 1 сентября 1847 г.:
«Автобиография ваша есть образец ума, воображения, вкуса и грации. Вам
более, нежели кому-нибудь, известно, что я не льстец; зато и правду я
люблю говорить с чистым увлечением. Пройденный вами период жизни вашей
изложен так полно, так непринуждённо, так занимательно, что я не могу не
умолять вас о продолжении этого
труда» [5, 471]. В этой части Соханская повествует о своих родителях.
Девочка родилась в обедневшей дворянской семье, двухлетним ребёнком она
потеряла отца. Мать, оставшись с четырьмя детьми почти без средств к
существованию, проявила упорство и трудолюбие, без которых невозможно
было выжить. Соханская передаёт ту любовную атмосферу, которая царила в
семье. Она пишет: «Детство моё едва только началось дома, и у него не
было ни конфет и никаких сюрпризов; я не помню купленной игрушки, но у
нас было так много любви, столько ласк и поцелуев!» [1, 15]. Мир детства
автогероини – по преимуществу женский (главные герои в нём – мать,
тётки).
Все члены семьи с благоговением относились к учению и книгам. Девочка
рано выучилась грамоте, перечитала множество сочинений. «Как никому не
приходило в голову заняться выбором для меня книг, – пишет Соханская, –
то я сама нашла решительное средство. Я брала книги, глядя на обёртку:
перечитала красненькие, потом принялась за синенькие» [1, 16]. Несмотря
на отсутствие руководителя при выборе чтения, девочка задумывается над
прочитанным, в восемь лет самостоятельно изучает старославянский язык,
запоминает множество стихотворений, приобретает знания по мифологии и
теории литературы.
Детство Соханской представлено как природный мир. По наблюдению Барбары
Хелдт, автор описывает степь и в этой части автобиографии и далее, как
«своё
пространство» [10, 88], «отождествляет себя со степью» [10, 91]. Девочка
естественно входит в мир природы, как и в мир творчества.
Оканчивается эта тетрадь сообщением Соханской о поступлении в 1834 г. в
Харьковский институт благородных девиц. Своё шестилетнее пребывание в
этом учебном заведении она характеризует так: «Это такая долгая, тяжёлая
цепь исканий, убийственных отказов и потом опять надежд, и слёз, слёз.»
[1, 19].
Плетнёв просит Соханскую продолжить написание автобиографии, особо
интересует его именно период её обучения в институте. Он отмечает в
письме от 9 октября 1847 г.: «Мне очень хочется понять, что значит
институтка в самой себе, действительно, без реверансов и уроков.» [5,
472]. Писательнице как раз удалось передать не только внешнюю
обстановку, атмосферу, царящую в институте, но и своё внутреннее
состояние, свой духовный рост. Она была принята в Институт благородных
девиц как сирота на казённый счёт. Талантливой, но бедной девочке там
жилось нелегко. Соханская терпит унижения и преследования со стороны
дирекции и классных дам.
Эта глава автобиографии, как справедливо замечает И.Савкина, «вся
посвящена процессу социализации: гендерной «дрессуры», выбивания из
девочки всего, что не соответствует стандартам женственности, принятым в
том социальном круге, к которому она относится» [8, 215]. Мир описанного
института тоже исключительно женский, но в нём, вместо любящих тёток –
«контролёры и цензоры, дрессировщицы, обучающие девочек законам
патриархатного мира» [8, 215].
Трудолюбие девушки, упорное стремление к знаниям, терпение, сдержанность
и вера в Бога помогли выстоять, преодолеть препятствия и стать гордостью
этого учебного учреждения. Она оканчивает в 1840 году Харьковский
институт благородных девиц первой ученицей и получает золотой «шифр».
Соханская достигает этого только благодаря своим силам, способностям,
талантам.
В «Автобиографии» Соханская подробно воссоздаёт путь к «писательству».
После окончания института талантливая девушка оказалась в глухой
провинции без общения с внешним миром, без книг, письменных
принадлежностей (свои первые литературные опыты она писала на старых
синих рапортах своего отца, ротмистра и казначея, долго не могла
упросить мать купить хорошую бумагу для письма).
Надежда переживает своего рода экзистенциальный кризис: искушение
пустотой, утрату смысла жизни, одиночество. Соханская не видит вокруг
себя признаков движения, развития, жизни. Вот как описывает она в
автобиографии своё душевное состояние: «Пусть же даёт жизнь, когда зовёт
она, – пусть даёт своё! . Я открыла большие глаза на неё. но, Боже мой!
Как они хотели закрыться, чтобы не видеть, и слуху не слышать, и в груди
чтобы не шевелилось. Мелкая, грязная речёнка, и даже не текла, а ползла
кругом меня, заволакивая всё илом, тиной, вековою плесенью. Так вот
это-то – море жизни? И ни одной брызги, ни одной капли живой воды, чтобы
плеснулась в лицо, росинкой упала на душу! Да это скорее – мёртвое море!
И окунуться в эту грязь, утонуть в этом омуте – воробью по колено. Я не
могу, я не могу! – закрывала я себе глаза обеими руками. А жизнь
проснулась; душа требует: «Дай, дай ей ощущений, как ты даёшь хлеб телу
– давай!» У меня ничего не было – ничего!.. Надо мной смеялись: что я,
как барон Брамбеус, ищу сильных ощущений. «Господи мой! Да кто вам
говорит про сильные! Дайте каких-нибудь, чтобы я не думала, что я мешок
с овсом, с гречишною мякиной!..» [1, 51-52]. Как выход из состояния
душевной пустоты изображается религиозное чувство, возникшее во время
чтения Библии.
Девушка ищет дела, ищет средство, которое могло бы дать пищу уму и
сердцу. Она так характеризует своё «преображение», духовное возрождение:
«Чтобы дать понятие об этом, надобно бы было собрать все выражения
внезапного, благодатного пересоздания в человеке, и все они выскажутся
для меня тремя словами: я начала писать» (выделено
Соханской) [1, 106-107]. Именно обращение к литературным опытам помогло
ей преодолеть отчаяние и чувство одиночества.
Автобиография Соханской имеет исповедальный тон. Этому способствовали
доверительные отношения Надежды с единственным читателем этого
произведения, Плетнёвым. Она пишет ему 15 марта 1848 года: «Судите,
довольно ли я искренна. Так говорить – не говорит даже дочь с отцом;
этак, развёртывая все изгибы души, можно только исповедываться
глубокоуважаемому, разумному, благородному другу; я исповедалась вам,
Петр Александрович» [5, 473].
П.А. Плетнёв исполняет роль «второго я», учителя, духовного наставника,
советчика, доброжелательного читателя и критика. И. Савкина замечает,
что в «Автобиографии» с функцией «контролёра» и «цензора» выступает
другая персонифицированная фигура – Н.Верёвкин, писавший под псевдонимом
Рахманный, автор повести-памфлета «Женщина-писательница» (опубликована в
1837 г. в «Библиотеке для чтения») [8, 219]. Соханская впервые прямо
упоминает это произведение, когда повествует об институтских годах, о
тех книгах и журналах, которые она прочла, нарушая запрет наставниц.
В повести «Женщина-писательница» высмеивалось женское творчество, как
вредное для здоровья, развращающее ум и воображение автора, бесстыдное,
пустое и позорное. Интересно, что Соханская не была напугана угрозами
Верёвкина, напротив, она ощутила страстное желание писать. Уже здесь
намечается выход автогероини из-под власти
мужского влияния. Нарушение запрета совершается Соханской «сознательно и
демонстративно» [8, 219].
???????$????b ???????b
???????????b?Известная американская исследовательница Барбара Хелдт
считает, что в 40-50-е гг. ХІХ столетия «женское письмо в России было
особенно уязвимым», поскольку вызывало в пишущих женщинах «необычное
осознание их инаковости» [10, 3]. Довольно неубедительно, диссонансно по
отношению к поступкам, звучат в автобиографии слова Соханской: «.женщина
не должна писать! Не должна! Потому что этим нарушается её первое
чувство и достоинство: скромность. Пиша, она является слишком наоткрыто
со всем своим задушевным миром чувств и мыслей, со всею силой своего
сердца; а этого не должно быть. Мир сердца, внутренний мир женщины –
священен; он должен быть известен только своей семье и никому более! Не
всякому праздному безделью, которое, в полутумане вина и трубки, захочет
заглянуть в него. Женщина может и должна писать одни детские книги»
(курсив Соханской) [1, 189]. Автор этих строк так оправдывает свое
«писательство»: «Между серыми кошками являются же иногда трёхшерстные:
вот писательницы между женщинами. – Это моя доля, как доля пересадного
цветка расти на чужбине» [1, 189].
Говоря о том, что женщина не должна писать, интерпретируя женское
писательство (и себя тоже) как аномалию, болезнь, вторжение на чужую
(мужскую) территорию, Соханская во многом повторяет Верёвкина. Можно
предположить, что повествовательница одобряет существующие стереотипы
женственности, запрет на женское творчество рассматривает в качестве
нормы, а себя воспринимает, как исключение из правил. Однако она
находится в противоречии с собственными взглядами на подчинённое
положение женщины, на её обязательное повиновение, замкнутость в семье,
на необходимые ограничения её деятельности, невозможность публичного
творчества. Внутренний протест Соханской выражен её постоянной жаждой
деятельности. Она становится известной писательницей, не мыслит жизни
без литературного труда. Таким образом, она внутренне «восстаёт» против
ею же созданного «женского идеала», демонстрирует нарушение запрета на
женское творчество. Глубокая вера в свои силы, в свой талант
поддерживает её в самые трудные минуты жизни: «Я сию минуту расстанусь
вам с жизнью; но с ним, с моим крошечным даром, – никогда. Он мне
больше, нежели жизнь: он вместе жизнь и всё, чем живут люди в жизни» [1,
189]. Говоря в «Автобиографии» о себе, как о писательнице, Соханская
пишет о радости самоосуществления, о счастье жить в гармонии с собой.
Многие страницы автобиографии посвящены размышлениям писательницы о
любви, семье. В автобиографии есть следующее характерное место: «Любовь
– святое на земле», – не помню где сказано, но прекрасно сказано. Я
хотела любить, хотела забыть себя. Бог не дал мне её. Чем другие
восхищались, что на них производило оглушительные, резкие впечатления,
то на меня не делало никакого влияния! Эпитеты: молоденький, хорошенький
– и не двигали меня, были для меня совершенно бессмысленны. Я понимала
любить – забыть себя, жить для другого» (курсив Соханской) [1, 56].
Интересен тот эпизод, в котором автор повествует о «собрании» в
Балаклее, «ярмарке невест». Своё поведение на балу она описывает как
активное, как вызов общественному мнению (девушка не обращает внимания
на самого завидного кавалера). Фигуру в танцах, где мужчина выбирает
одну женщину из многих партнёрш, Соханская комментирует с возмущением:
«.её место на восточных базарах, где женщина продаётся, как. товар, и
показывает зубы своему покупщику» [1, 65]. И.Савкина справедливо
считает, что речь идёт здесь «не только о фигуре танца, но и о той
ситуации девушки на ярмарке невест, в которой автогероиня принимает
участие и которую описывает как унизительную для достоинства женщины»
[8, 227]. Это своего рода протест против зависимого положения женщины в
обществе.
Соханская не вышла замуж, потому что не встретила человека, которого
могла бы полюбить, хотя к ней не один раз сватались женихи, которые, по
представлению окружающей среды, могли бы составить ей «выгодную партию».
Она не боялась остаться старой девой, вопреки распространённому мнению о
необходимости замужества для женщины. Писательница отмечает в
автобиографии: «Кстати о замужестве: выйти замуж потому только, чтобы
быть замужем – я не понимаю этой необходимости и к тому же нимало не
трепещу названия старой девы (выделено автором). – Я не говорю этим,
чтобы не было минут, когда голова томительно тяжела, а сердце до краёв
полно; но в подобные минуты я привыкла скорее отдавать своё сердце Богу
и наклонять эту тяжёлую голову всё ниже и ниже к самой земле» [1,
192-193]. Интересно то, что Соханская, проповедующая повиновение
женщины, сама, собственно, отказывается от повиновения, мотивируя это
тем, что некому повиноваться. Это «некому» – своего рода протест против
условностей и предрассудков.
Описывая свой отказ богатому полковнику, Богомолову, Соханская
мотивирует его подобным образом: «Ничего общего там, где всё должно быть
одно. Он вял, он стар, он размазня; он только что не глуп. Я буду
помыкать им, как мне вздумается; даже без малейшего усилия с моей
стороны, он необходимо подпадёт под мою власть, как дрянной, гнилой
тростник клонится под напором налетевшей чайки. Я не хочу этого! Женщине
дано не повелевать, а благородно, с достоинством повиноваться. Но чему
тут повиноваться? На этом тупом лбу от роду не веяла мысль, не искрились
глаза задушевною силой!» [1, 78-79]. Соханская решает остаться старой
девой, отказаться от замужества, хотя прекрасно знает, насколько низок
подобный статус в обществе.
Весьма поэтично Соханская передаёт свою любовь к труду, природе, Богу,
людям, животным. Приведём несколько выдержек из автобиографии: «Я люблю
труд; люблю его до того, что когда я думаю о будущей жизни – об её
вечном, не переставаемом веселье, – я не постигаю блаженства без
совместной сладости труда; верно, я бы скорей избрала вечную работу,
нежели вечное неделанье» [1, 190]; «.я люблю природу, как праотцы наши
любили пить мёд. Люблю зиму, как Русская; люблю весну и лето, как
праздник и роскошь любимой природы, и я люблю, люблю, когда идёт
пожелтелая осень» [1, 190-191]; «А как я люблю людей, – всех, всех до
одного люблю! Бог, Отец наш, щедр: у всякого из нас есть своя доля добра
и красоты; только надобно поискать её, а этого-то мы и не делаем, потому
что не любим друг друга. Как можно ненавидеть человека? Я не знаю, не
понимаю чувства ненависти, – какое оно? Как это хотеть нанести зло
человеку?» [1, 192].
Следует заметить, что автор, изображая красоту украинской природы,
передаёт её аромат, в описаниях присутствуют цветовые, звуковые,
осязательные штрихи. М.Е.Салтыков-Щедрин очень точно охарактеризовал
наблюдательность писательницы, которая «воспроизводит эту жизнь
осязательно и даёт почувствовать читателю почти неуловимые её света и
тени» [9, 5, 374]. Соханской свойственна не только наблюдательность над
явлениями природы, но и тончайшая психологическая и физиологическая
наблюдательность над человеком. Богатство и свежесть, сочность и
красочность речи, особая сердечность выдают в ней тонко чувствующую и
всё подмечающую женщину.
П.А.Плетнёв, тронутый автобиографией Соханской, выказывал своё
восхищение В.А.Жуковскому, П.А.Вяземскому, Государыне Императрице –
Марии Александровне, Я.К.Гроту и др. Например, через полтора года после
написания автобиографии, он замечает в письме к В.Жуковскому от 4 (16)
марта 1850 года: «. эта автобиография, по моему признанию, есть лучшее,
что только явилось у нас оригинального в последние пять лет. Тут
исчерпаны все роды красоты и все оттенки русской жизни. А сама она
является таким неподражаемо-милым существом, что не расстаться бы с нею.
Одну из этих тетрадей (описание жизни в институте) я препровождал для
прочтения к Государыне Императрице и Её Величество разделяет моё мнение»
[4, 3, 642].
Чувство скромности не позволило Соханской разрешить напечатать
автобиографию при жизни, несмотря на уговоры К.С.Аксакова. После смерти
писательницы, в 1884 г., её бумаги, по духовному завещанию, перешли к
семье племянницы, Мозговой. С.И.Пономарёв в 1896 году доставил
«Автобиографию» в редакцию «Русского обозрения», и она была напечатана
там (№№ 6-12) через 49 лет с момента написания. В этом же году она была
издана отдельно в сопровождении предисловия С.Пономарёва [1].
Итак, «Автобиография» Соханской содержит богатый материал для
характеристики культурной жизни, быта харьковского дворянства, в ней
воссоздаётся атмосфера, царящая в Харьковском институте благородных
девиц. Но ценность этого художественного произведения заключается не
только в этом – в автобиографии отражён жизненный путь провинциальной
девушки, одарённой от природы умом и талантом, передаётся история её
души, формирование её писательского опыта. Только лишь узнав внутреннюю
жизнь Соханской, которая так полно и всесторонне анализируется в
«Автобиографии», можно понять её творчество и особенности её
мировоззрения. Задушевный искренний тон автобиографии в сочетании с
тонким психологическим анализом чувств, наблюдательностью делают это
произведение непревзойдённым с точки зрения художественности, интересным
и для наших современников.
Н.С.Соханская в «Автобиографии» воспроизводит процесс самоопределения и
самопознания, поднимает проблемы выбора, ответственности, счастья, жизни
и смерти. На первый взгляд, творчество писательницы свидетельствует о
том, что она была далека от идей женской эмансипации, являлась
носительницей идей патриархального семейного быта. Однако
«Автобиография» не позволяет сделать столь однозначный вывод, поскольку
в ней отражена душевная раздвоенность, противоречивые чувства Соханской,
даже скрытый протест против семейного деспотизма и домостроевских
традиций. Жизнь писательницы, её поведение – тому свидетельство.
Изображённые жизненные события, их интерпретация противоречат
декларативным высказываниям автора о необходимости смиреной кротости,
повиновения женщины и замкнутости её в семье. Не менее противоречивой
представляется самоинтерпретация писательницы. С одной стороны, она
обращается к Плетнёву, как ученица, несмелая и несмышленая, но с другой,
говорит о себе, как о зрелом, независимом существе, сделавшем
самостоятельный выбор в пользу писательства, которое помогает ей ощущать
полноту жизни и счастье. Соханская создаёт новый сценарий своей жизни,
играет новые роли, преобразовывая традиционные гендерные установки.
Проблемы женского авторства, взаимоотношения мужчины и женщины –основные
в творчестве Соханской. Яркое и своеобразное наследие писательницы несёт
на себе печать «женского» начала. Не только в повестях и романах, но и в
«Автобиографии» она стремится к изучению «мелочей жизни», детализации и
использованию подробностей. Её манера письма отличается особой
эмоциональностью и искренностью, непосредственностью и свежестью,
лиризмом и субъективностью.
Сказанным нами не исчерпываются дальнейшие перспективы изучения женской
мемуаристики ХІХ века. Для исследователей малоизученного и полузабытого
женского творчества открыто широкое поле деятельности.
ЛИТЕРАТУРА
Автобиография Н.С. Соханской (Кохановской). Со вступительной статьёй и
под редакцией С.И.Пономарёва. – М.: Университетская типография, 1896. –
193 с.
Клаймен Т. Мемуары русских женщин второй половины ХІХ века // Вестник
Московского университета. Серия 9: Филология. – 2002. – №6. – С.104-114.
Платонова Н.Н. Кохановская (Н.С.Соханская). 1823-1884. Биографический
очерк. – СПб.: Сенатская типография, 1909. – 234 с.
Плетнёв П.А. Сочинения и переписка. В 3-х тт. – СПб.: Типография
Императорской Академии наук, 1885. В тексте даны ссылки с указанием тома
и страницы.
Пономарёв С.И. П.А. Плетнёв и Н.С. Соханская (Кохановская). (Её
автобиография, посмертные бумаги и письма) // Русское обозрение. – 1896.
– №6. – С.469–479.
Пушкарёва Н.Л. Как заставить заговорить пол? (гендерная концепция как
метод анализа в истории и этнологии) // Этнографическое обозрение. –
2000. – №2. – С.27–42.
Пушкарёва Н.Л. У истоков женской автобиографии в России //
Филологические науки. – 2000. – №3. – С.62–69.
Савкина И. «Пишу себя.» Автодокументальные женские тексты в русской
литературе первой половины ХІХ века. – Tampere: University of Tampere,
2001. – 360 c.
Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений в 20-ти т. – М.: Художественная
литература, 1965 – 1977. В тексте даны ссылки с указанием тома и
страницы.
Heldt B. Terrible perfection: Women and Russian Literature. –
Bloomington; Indianapolis: Indiana University Press, 1987. – 174 p.
Revealing Lives: Autobiography, Biography and Gender / Ed. by S.G.Bell
and M.Yalom. – NY.: NY State University Press, 1990. – 255 p.
Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter
