Валентин Александрович Серов
(1865 – 1911)
Серов стремился вперед, сохраняя лучшее наследие прошлых эпох нашей
школы.
С. Маковский
Существует поговорка: «Дети, будьте осторожны в выборе своих
родителей!». Серову в «выборе» повезло. Его отец – Александр Николаевич
Серов был известным композитором и выдающимся музыкальным критиком,
мать, пережившая сына, – пианисткой и композитором. Отец умел к тому же
рисовать, даже мечтал когда-то стать живописцем. В их доме часто
собирались «петербургские знаменитости». После смерти отца в 1871 году
мальчик стал чувствовать себя одиноким: увлеченная музыкой, мать не
очень баловала его своими заботами. Зато о будущем сына она позаботилась
очень хорошо. Заметив его страсть к рисованию, она из Мюнхена, где они
тогда жили, поехала в Париж, к знакомому ей Репину и всю зиму 1874/75
года Валентин брал уроки у автора «Бурлаков».
«Он с таким самозабвением впивался в свою работу, – вспоминал Репин, –
что я заставлял его иногда оставить её и освежиться на балконе перед
моим большим окном. Были две совершенно разные фигуры того же мальчика.
Когда он выскакивал на воздух и начинал прыгать на ветерке – там был
ребенок; в мастерской он казался старше лет на десять, глядел серьёзно и
взмахивал карандашом решительно и смело. Особенно не по-детски он взялся
за схватывание характера энергичными чертами, когда я указал ему их на
гипсовой маске. Его беспощадность в ломке не совсем верных, законченных
уже им деталей приводила меня в восхищение: я любовался зарождающимся
Геркулесом в искусстве».
Занятия Репина с Серовым продолжались потом и в Москве, приобретая всё
более систематический и серьёзный характер. В конце концов, Валентин
даже поселился у Репина, став членом семьи. Они вместе рисовали и писали
натурщиков, вместе ходили на этюды в Абрамцеве летом 1879 года, вместе
совершили и поездку в Запорожье. Это была великолепная школа для юного
Серова. Когда же Серов выполнил мастерский этюд с горбуна – того самого,
который позировал Репину для картины «Крестный ход в Курской губернии» –
Репин сказал ему: «Ну, Антон (близкие звали Валентина Антоном), пора
поступать в Академию». И с рекомендательным письмом Репина к Чистякову
Серов едет осенью 1880 года в Петербург, блестяще выдерживает экзамен,
становится учеником Академии художеств. С присущим ему неторопливым
упорством он осваивает «чистяковскую систему» строго построенного, как
бы математически выверенного рисунка, очаровывает своего учителя
разносторонними способностями. «Чистяков повторял часто, – пишет Репин,
– что он ещё не встречал в другом человеке такой меры всестороннего
художественного постижения в искусстве, какая отпущена была природой
Серову. И рисунок, и колорит, и светотень и характерность, и чувство
цельности своей задачи, и композиция – все было у Серова, и было в
превосходной степени».
В 1885 году Серов уходит из Академии. Ему уже нечему было в ней
учиться, а к академическим наградам и диплому он был равнодушен. Его
влечет свободная творческая работа. Он уже почувствовал себя вполне
самостоятельным художником. Написанная им осенью того же года этюдного
характера картина «Волы», находящаяся сейчас в Третьяковской галерее,
подтверждает это. Простая по сюжетному мотиву и по композиции, она
отличается свежестью живописи и благородством общего тона. В гармонию
золотистых и серебристо-серых тонов он привел и скотный двор с его
постройками, и кусочек осеннего пейзажа, и первопланные фигуры белого и
черного волов, неторопливо жующих сено. А брошенная на телегу розоватая
тряпка, разработанная Серовым с тем же богатством цветовых и световых
рефлексов, как и всё остальное, как и все остальное, как бы держит всю
цветовую композицию картины.
«В нынешнем веке пишут все тяжелое, ничего отрадного. Я хочу, хочу
отрадного, и буду писать только отрадное», – говорит Серов два года
спустя. И он создает такие два шедевра русской школы живописи, как
девочка с персиками» (1887, Третьяковская галерея) и «Девушка,
освещенная солнцем» (1888, Третьяковская галерея).
В «Девочке с персиками» изображена дочь С.И. Мамонтова Веруша. Он
подсмотрел в жизни естественно-непринужденную позу присевшей на
мгновение за стол с персиками девочки, о чем-то вдруг неожиданно
задумавшейся. Картина вся овеяна безмятежной радостью весенней поры в
жизни человека. В ореоле струящегося света мягко вырисовывается «девочка
в розовом» с приколотой к черному банту красной гвоздикой. Еле уловимая
полуулыбка делает особенно привлекательным её смуглое и нежное лицо с
быстрым взглядом живых карих глаз. Поэзия юности, выраженная поэзией
света и цвета, – вот, в сущности, тема картины. И никто ещё из русских
художников, даже самых прославленных, не передавал этой поэзии юности с
такой пленительной свежестью, с таким изящным, тонким мастерством.
«Девочка с персиками» – лирическая поэма о светлой юности, созданная
талантом и молодостью двадцатидвухлетнего художника, безмерно
влюбленного в жизнь и лучшее её порождение – человека.
В «Девушке, освещенной солнцем» нет уже такой непосредственной
поэтичности, хотя она также проникнута тихой радостью бытия. Вместо
скрытно-порывистой позы «Девочки с персиками», и живого блеска
брошенного в сторону взгляда, перед нами спокойно сидящая, прислонившись
к стволу дерева, девушка со спокойно положенными на колени руками.
Доверчиво смотрит она на нас широко открытыми светло-серыми глазами;
невозмутим её душевный мир, ясный как этот солнечный день под липами
старого парка.
«Все, чего я добивался, – говорит Серов о своих работах этих лет, – это
– свежести, той особенной свежести, которую всегда чувствуешь в натуре и
не видишь в картинах». Упорно добиваясь «свежести живописи при полной
законченности», Серов замучил многодневными сеансами и Верушу Мамонтову
и свою двоюродную сестру М.Я. Симонович, позировавшую ему в Домотканове
для «Девушки, освещенной солнцем». Но цели своей он добился: оба его
шедевра кажутся написанными по первому впечатлению, без труда и
творческих мучений. Это как бы два прекрасных мгновения, остановленных и
выхваченных из быстротекущего потока жизни.
Красоту утонченно-нервного облика Левитана, его высокую
интеллигентность, утомленно-печальный взгляд затененных на бледном лице
глаз запечатлел Серов в портрете И.И. Левитана 1893 года. Изящно проста
его поза, портретно выразительна рука, устало положенная на спинку
соломенного кресла. Прост и красив колорит портрета, решенный в мягком
созвучии темно-серых тонов фона, темно-синего костюма,
золотисто-охристого кресла и смугло-бледного лица и руки, оттененных
белоснежной полоской воротника и пятном манжет. Самому Левитану портрет
очень понравился, а Серову – не очень.
Больше Серов был удовлетворен портретом писателя Н.С. Лескова,
написанного в 1894 году, предельно простым по композиции и сильным по
колориту. На редкость впечатляющ смятенно-тревожный взгляд Лескова,
точно предчувствующего свою скорую смерть.
Работает Серов в 90-е годы и над пейзажем, придя и в нем к новым
стилевым особенностям и скупой гамме серебристо-серых тонов, появившихся
после его поездки летом 1894 года на север с Константином Коровиным,
оказавшим на него сильное воздействие своим выдающимся дарованием
колориста. Однако Серов сохраняет своеобразие своей творческой
индивидуальности и уже в 1895 году пишет чудесную картину «Октябрь».
Тишиной и покоем веет от этого типично русского пейзажа с бедной
деревенькой на заднем плане и мирно пасущимися лошадьми и овцами на
скошенном поле. Крошечная фигурка мальчика-пастушка в отцовском картузе
как бы «держит» композицию картины. И эта на первый взгляд точно
вылинявшая картина вдруг захватывает нас красотой живописи, поэтичностью
настроения, острой характерностью пейзажного жанрового изображения
русской деревни.
Так же проста и поэтична пастель «В деревне. Баба с лошадью» (1898г.),
в которой Серов объединил свои дарования портретиста, анималиста, и
пейзажиста в живой сценке, выхваченной из деревенской жизни. Когда он,
прямо на улице, на морозе, рисовал цветными мелками смеющуюся
краснощекую бабу с кудлатой лошадью – его обступили мужики, ахавшие от
восхищения. Больше всего их восхищала простота выполнения: «взял бы вот
эти цветные палочки и сам сейчас все так и написал». И, рассказав
Грабарю про этот запомнившийся ему эпизод, Серов стал горячо доказывать,
что надо писать без фокусов – так прост как это только возможно. «Надо
чтоб мужик понимал, а не барин, а мы все для бар пишем и ужасно падки на
всякую затейливость и пышность. Вот они – немцы, французы – пускай будут
пышны, им это к лицу, а уж какая там пышность на Руси».
В двадцатый век Серов вступает в расцвете своего таланта, это
своеобразный художник-артист, нетерпимый к банальности общих мест,
ищущий непроторенные пути в искусстве.
Многообразны его искания. На рубеже нового века он создает в рисунке
кистью необыкновенно правдивый и поэтический образ Пушкина, одиноко
сидящего среди шороха осенних листьев. И в том же, 1899, году он пишет
прелестный натурный этюд своих детей на побережье моря, а два года
спустя – портрет Мики Морозова, очаровательного в своей детской
непосредственности и пылкости темперамента. В 1900-1901 годах в тонко
стилизованной манере Серов изображает «Выезд императора Петра II и
цесаревны Елизаветы Петровны на охоту» и тогда же броской кистью
запечатлевает стирку белья деревенскими бабами. В 1907 году он завершает
превосходную историческую картину
«Петр I» и в том же году создает блистательный портрет красавицы
Генриетты Гиршман в ее изысканно-модном будуаре.
Велики не только сюжетно-тематические, но и стилевые различия в
произведениях Серова последних лет его жизни.
В «Похищении Европы» (1910г.) античный миф о похищении Европы – дочери
финикийского царя – богом Зевсом, превратившимся для этого в быка.
Женственно изящен образ кокетливой изысканно хрупкой Европы. Царственно
красив могучий бык с лирообразно изогнутыми рогами и человеческим
взглядом. Стремительны прыжки взлетающих над волной дельфинов,
очерченных с виртуозной простотой, как бы одним взмахом кисти. И за этой
картиной, покоряющей своим совершенным мастерством, встает образ умного,
добродушно иронического Серова, воссоздающего древний миф с тонкой
улыбкой человека двадцатого столетия. Он отдыхает душой от «российских
кошмаров» в работе над поэтичными образами античной мифологии, выражая в
них свою мечту о светлом будущем человечества.
Заканчивая книгу о творчестве Валентина Александровича Серова, изданную
ещё в дореволюционное время, И.Э. Грабарь писал: «В лице Серова ушел
последний великий портретист старого типа…» И это верно. Причем не
только по отношению к русскому, но и к западноевропейскому искусству
конца XIX – начала XX века.
Серов остается остро современным художником во всех видах и жанрах
своего творчества, в приемах своего нестареющего мастерства. «Я художник
девятнадцатого века, – говорил о себе Васнецов. – В новом веке – новые
песни, и я едва ли сумею их спеть». Серов же сумел спеть новые песни,
найдя для них новые изобразительные средства. Он стремился вперед,
опираясь на прошлое, продолжая и развивая традиции великих художников. В
этом один из уроков блистательного серовского мастерства.
Автор – RомаN ([email protected])
Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter
