Терроризм в России в начале XX века

Исторический факультет

Кафедра отечественной истории новейшего времени

Курсовая работа

Оглавление

Введение……………………………………………………………………3

Глава I. Террор партии социалистов-революционеров……………….…7

§ 1. Место террора в деятельности эсеров…………….……….7

§ 2. Боевые организации………………………………………..12

§ 3. Эсеры-максималисты…………………………….……..…14

Глава II. Анархистский террор…………………………………………..16

Глава III. Место террора у социалистов-революционеров……………..20

Заключение……………………………………………………………..…25

Список использованной литературы………………………..……………26

Введение

Отечественными исследователями опубликованы сотни, если не тысячи,
работ, посвященных тем или иным аспектам революционного движения в
России, в которой в той или иной степени затрагивалась проблема
революционного терроризма; с другой стороны, история революционного
терроризма как самостоятельная исследовательская проблема стала
рассматриваться в отечественной историографии совсем недавно, в середине
1990-х годов. В 1994 и 1995 годах в Москве под эгидой общества
«Мемориал» состоялись две конференции, посвященные терроризму в истории
России. Материалы второй из них – «Индивидуальный политический террор в
России. XIX – начало XX в. История. Идеология. Социальная психология»,
были изданы.

В редакционном предисловии к сборнику говорится, что проблема
политического террора относится к числу наименее изученных в
отечественной историографии; до настоящего времени нет ни одной
обобщающей работы. Такое положение вещей сложилось не только из-за
трудности самой проблемы, но и, в первую очередь, из-за невозможности
для историков в течении нескольких десятилетий сколько-нибудь серьезно и
объективно заниматься ее изучением. Архивный материал был почти
недоступен, а интерпретации диктовались предписанными сверху жесткими
рамками.

Материалы сборника весьма разнообразны; наряду с концептуальными
статьями, в которых предпринимаются попытки оценить влияние терроризма
на русское общество начала XX века (И. М. Пушкарева, М. И. Леонов), в
нем представлены фактографические, хотя и весьма ценные, сообщения,
статьи, посвященные отдельным аспектам деятельности террористических
организаций, истории провокации, публицистика.

Несмотря на то, что к теме терроризма отечественные историки стали
обращаться лишь в сравнительно недавнее время, проблема неоднократно
затрагивалась в работах, посвященных истории российского революционного
движения. В трудах советских историков народничества рассматривалась
конкретная история революционных организаций, их идеология и
практическая деятельность и т. д. Разумеется. Многие работы несли на
себе печать времени, а их авторы были поставлены в жесткие
идеологические рамки.

Русский революционный терроризм начала века, сыгравший огромную роль в
жизни страны, потрясший современников был практически «не замечен»
советской историографией.

Но, впрочем, это и неудивительно. Признать крупную роль терроризма в
политической жизни страны означало «преувеличить» значение
«мелкобуржуазных» партий или, что было еще «хуже», указать на
причастность к терроризму большевиков, официально индивидуальный террор
отвергавших. Отсюда и соответствующие оценки: «Политические… итоги
террора социалистов-революционеров были равны нулю»; «В целом эсеровский
террор не оказал в 1905 – 1907 гг. большого влияния на ход революции». И
лишь в конце 1980-х – начале 1990-х годов в отечественной литературе
стали появляться более взвешенные характеристики: «В целом революционный
террор не оказал в 1905 – 1907 гг. большого влияния на ход событий, хотя
и отрицать его значение как фактора дезорганизации власти и активизации
масс не следует» Будницкий О. В. Терроризм в российском освободительном
движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX – начало XX
в.) М., 2000. С. 7.

В 1990-е годы появляется ряд монографических исследований, статей,
защищаются диссертации, посвященные истории политических партий начала
века, в которых значительное внимание уделяется проблемам революционного
терроризма. Среди них монография об эсерах-максималистах Д. Б. Павлова,
исследования о партии эсеров М. И. Леонова, К. Н. Морозова, Р. А.
Городницкого, об анархистах – В. В. Кривенького и др.

Больше внимания различным аспектам истории революционного терроризма в
России уделялось зарубежными историками. Назовем монографии и статьи А.
Улама, Д. Харди, О. Радки, П. Аврича, М. Хилдермейера, Э. Найт, А. Ашера
и др.

Одна из немногих попыток сформулировать общую концепцию истории
терроризма в России предпринята в статье американского историка Н.
Неймарка «Терроризм и падение императорской России».

Н. Неймарку принадлежит также ценная монография «Террористы и
социал-демократы», в которой рассмотрена история наиболее заметных
революционных организаций в царствование Александра III. Как бы
хронологическим продолжением этой книги и первой монографией, специально
посвященной истории терроризма в России стала книга А. Гейфман «Убий!
Революционный терроризм в России. 1894 – 1917». В книге А. Гейфман,
написанной на основе широкого круга источников, в том числе материалов
из архива партии социалистов-революционеров, архива заграничной охранки
и собрания Б. И. Николаевского показан подлинный размах терроризма в
Российский империи начала века. По ее расчетам, в 1901 – 1911 годах
жертвами террористических актов стали около 17 тысяч человек.

Одна из центральных идей Гейфман – то, что в начале XX века
господствовал новый тип террористов, скорее предшественников современных
экстремистов, нежели преемников российских террористов XIX века. Они не
слишком интересовались теорией, нередко действовали исходя из своих
собственных побуждений, а не по решению какой-либо партии.

Хронологические рамки данной работы приходятся на начало XX века,
кульминационным периодом является первая российская революция, исходя из
того, что в это время, после определенного затишья, складывается и
достигает пика определенный тип терроризма, значительно отличающийся от
терроризма предыдущего века.

Глава I. Террор партии социалистов-революционеров

§ 1. Место террора в деятельности эсеров

В конце 1980-х годов с призывом к возрождению (хотя и со значительными
коррективами) народовольчества выступил Х. О. Житловский. В 1898 году
Житловский, под псевдонимом С. Григорович, выпустил книжку «Социализм и
борьба за политическую свободу». В ней он немало места уделил «Народной
воле», «из всех планов, намерений и начинаний «Народной воли»
действительно великим и исторически важным остается террор, которому
одному партия обязана своей известностью, своим могуществом, своим
обаянием».

Один из лидеров русского неонародничества, впоследствии главный идеолог
эсеров В. М. Чернов, вспоминал, что он и его единомышленники в России
«очень рано почувствовали, что имеем за границей поддержку в… наших
взглядах у Житловского».

Позднее Житловский стал членом «Аграрно-социалистической лиги», вошедшей
затем в партию эсеров, и одним из лидеров заграничной эсеровской
организации.

В начале 1901 года раздались выстрелы террористов-одиночек, показавшие,
что недовольство части общества политикой властей, не имеющее легальных
каналов для выхода, чревато экстремистскими формами протеста.

В конце 1901 – начале 1902 годов, в результате объединения «южных» и
«северных» социалистов-революционеров, к которым тогда же или несколько
позже примкнули «Группа старых народовольцев», «Аграрно-социалистическая
лига» и другие заграничные группы, а также «Рабочая партия политического
освобождения России», образовалась единая партия
социалистов-революционеров История политических партий России. М., 1994.
С. 395..

2 апреля 1902 г. С.В.Балмашев смертельно ранил министра внутренних дел
Д.С.Сипягина — этим было положено начало эсеровского террора. Лидеры
партии, по-видимому, накануне покушения не были полностью уверены в
желательной для них реакции общества. По крайней мере, первая
прокламация, отпечатанная в большом подвальном помещении ялтинской дачи
Н.Г.Коломийцева, имела подпись «Боевая организация», без указания
партийной принадлежности. И лишь тогда, когда реакция общества выявилась
достаточно определенно, была издана вторая прокламация, уже за подписью
«Боевая организация партии социалистов-революционеров», и сразу
«Революционная Россия» начала массированную агитацию в пользу террора
Будницкий О. В. Терроризм в российском освободительном движении:
идеология, этика, психология (вторая половина XIX – начало XX в.) М.,
2000. С. 314.

Позиция партийного руководства не оставалась неизменной. ЦК принимал
решение о прекращении террора после опубликования манифеста 17 октября
1905 г., в период деятельности I Государственной Думы. Всякий раз
решения ЦК встречали энергичное сопротивление. Дело доходило до угроз о
разрыве с партией (так ставился вопрос в ноябре 1905 г. на съезде
Северо-Западной области и на совещаниях московских членов ЦК). Во всех
случаях приостанавливался «центральный» террор. На местах террор
продолжался.

После Сипягина жертвами эсеровского террора стали харьковский и уфимский
губернаторы Оболенский и Богданович, помощник пристава Кулишов и
полковник Метленко (два последних покушения были делом боевых дружин в
Бердичеве и Белостоке), а 15 июля 1904 г. бомбой, брошенной Егором
Сазоновым, в Петербурге был убит министр внутренних дел В.К.Плеве Гусев
К. В. Рыцари террора. М., 1992. С. 314.. Затем последовал всплеск.
Партийной статистикой зафиксировано в 1905 г. — 54, в 1906 г. — 78, в
1907 г. — 68, в том числе после 3 июня — 30 (по уточненным данным, в
1905 г. — 59, в 1906 г. — 93, в 1907 г. — 81) покушений. И— сразу резкий
спад, в 1908 г. — 3, в 1909 г. — 2, в 1910 г. — 1, в 1911 г. — 2
покушения История политических партий России. М., 1994. С. 134.

Боевая организация за все годы своего существования совершила 11
покушений (менее 5% общего числа); 4 до 1905 г., 5, в том числе убийство
агента полиции Татарова, в годы революции, 2 — во второй половине 1907
г.; 47 покушений на счету других специализированных организаций:
центрального боевого отряда и боевых областных отрядов. Остальные
террористические акты совершили боевые дружины, основной задачей которых
считалось участие в массовых вооруженных выступлениях. БО и боевые
областные отряды, как правило, направляли свои действия против
представителей высшего и среднего эшелона государственного аппарата,
боевые дружины — против непосредственных исполнителей карательных
функций и агентов полиции (провокаторов).

Эсеровский террор не был одноплановым. Едва ли можно отнести к террору
старого типа, даже вообще к террору, убийство провокаторов и шпионов
(если употреблять устоявшуюся терминологию). Также вряд ли можно считать
актами традиционного революционного («интеллигентского», по традиции,
идущей от Г.В.Плеханова, В.И.Засулич, В.И.Ленина и остальных
социал-демократов) террора пять покушений, совершенных рабочими, членами
боевой дружины в Одессе, против солдат, городового, стражника,
околоточного надзирателя в «Потемкинские дни». В целом действия боевых
дружин, в которых основную массу составляли рабочие и крестьяне, скорее
относились к проявлениям «партизанской войны» как по формам и средствам
своего осуществления, так и по связи с чувством непосредственного
протеста экзальтированных лиц.

Боевые, или как они часто назывались, летучие, отряды при областных
комитетах и террористические боевые дружины при самых крупных губернских
комитетах действовали под непосредственным партийным контролем, также,
как и центральный боевой отряд. Первые из них возникли в середине 1905
г., но в основном начали создаваться с конца 1905 — начала 1906 г.
Центральный боевой отряд, летучие боевые отряды Северной, Центральной
областей состояли преимущественно из интеллигенции и в меньшей части —
из рабочих, Поволжской области — из интеллигенции и крестьян с
вкраплением рабочих. Южная боевая дружина имела в своем составе отчасти
крестьян, но главным образом, рабочих. Деятельность этих отрядов
определялась комитетами, «они не отходили от линии поведения, которая
определялась партийными документами того времени» История политических
партий России. М., 1994. С. 139..

Осенью 1902 г. в провинциальных губернских жандармских управлениях (ГЖУ)
стали создаваться охранные отделения. Вскоре они стали непременной
частью ГЖУ. В Департаменте полиции Особому отделу, заведование которым
поручили выдающемуся специалисту, С.В.Зубатову, были приданы функции
особого органа по борьбе с революционным движением и террором в
особенности. Были приняты чрезвычайные меры охраны императорской семьи,
министров, высокопоставленных государственных деятелей. Их выезды
совершались после консультаций с начальниками охранных отделений
Будницкий О. В. Терроризм в российском освободительном движении:
идеология, этика, психология (вторая половина XIX – начало XX в.) М.,
2000. С. 354.

Денежные поступления на нужды Боевой организации до конца 1907 г. были
постоянны и весьма значительны. Кассиры ЦК А.А.Аргунов, затем
М.А.Натансон БО в средствах не отказывали. Согласно подробному докладу,
составленному В.С. Гоц за январь 1904 г. — декабрь 1907 г., Азеф взял из
кассы ЦК 319919 франков, ежемесячно около 2500 рублей. Кроме того,
специальные пожертвования «на центральный террор» одно время не
проходили через кассу ЦК, а сразу передавались БО, т.е. тому же Азефу.
Азеф после разоблачения и бегства писал жене: «… через мои руки
проходили десятки тысяч без отчета». Савинков был убежден, что Азеф крал
значительные партийные суммы. Савинков, Азеф, а также некоторые члены БО
не стесняли себя в тракт на личные нужды, вызывая частые нарекания в
партии. Согласно утверждениям Савинкова, «дело Плеве» обошлись партии в
30 тысяч, «дело великого князя Сергея Александровича» — в 7 тысяч
рублей. Вероятно, это преуменьшенные суммы. Другие авторитетные члены
партии называли суммы в 50 и 40 тысяч рублей.

Совсем иным было финансовое положение летучих боевых отрядов, боевых
дружин. Зачастую они не только обеспечивали себя, но, после
экспроприации, отдавали значительную часть средств комитетам на
общепартийные нужды. Порой, члены этих отрядов, буквально, бедствовали.

Боевая организация была немногочисленной. По подсчетам В.М.Зензинова, М.
А. Натансона и В.М.Чернова, за все годы существования в ее состав
входило 78-80 человек. Весной 1905 г. она насчитывала около 30 человек.
Ни до, ни после этого времени БО не имела столько членов одновременно.
Обычно в ней было от 10 до 15 членов. Особое положение в партии, та
роль, которая отводилась БО, тот ореол, который создавался вокруг нее,
были причиной того, что тип, образ террориста формировался именно этой
небольшой замкнутой группой Городницкий Р. А. Егор Сазонов:
мировоззрение и психология эсера-террориста // Отечественная история.
1995. № 5. С. 75.

§ 2. Боевые организации

В исследуемое время историю «центрального» террора ПСР можно разделить
на два периода: БО ПСР под руководством Г. А. Гершуни и Е. Ф. Азеф (с
февраля 1907 г. по январь 1909 г.) и «инициативная» БО ПСР под
руководством Б. В. Савинкова (Боевая группа Б. В. Савинкова – с января
1909 г. по март 1911 г.)

Самоустранение осенью 1906 г. Азефа и Савинкова от руководства БО ПСР в
связи с невозможностью продолжать работу в прежних технико-
организационных формах встретило сопротивление ЦК ПСР.

Настоящей подоплекой этого дела являлись терзания Азефа, мучительно
искавшего новой линии своего поведения, позволившей бы ему выжить,
оградив его от подозрений как со стороны А. В. Герасимова – своего
полицейского руководителя, так и эсеров.

Азеф предпочел объявить невозможным продолжение террора в старых формах,
на которые охранка уже якобы нашла противоядие. Но подобная позиция
заставляла ЦК ПСР воспринимать уход руководителей БО как временный, до
выработки новых технических и организационных форм ведения
террористической борьбы. Попытки В. М. Чернова, М. А. Натансона и Н. И.
Ракитникова в ноябре 1906 г. уговорить боевиков продолжить работу без
самоустранившихся руководителей БО не оставляли у Азефа сомнений, что
при первой же возможности ЦК воссоздаст БО и без него.

Оставляя планы об уходе как запасной вариант, Е. Ф. Азеф видел для себя
выход в это время в постройке аэроплана и в ведении боевого дела
совместно с Г. А. Гершуни. Идея создания аэроплана принадлежала русскому
эмигранту Сергею Ивановичу Бухало, жившему в Мюнхене и согласившемуся
отдать свое изобретение в руки боевой организации для нанесения бомбовых
ударов по резиденции царя.

История БО ПСР не закончилась с роспуском в январе 1909 г. после
разоблачения Е. Ф. Азефа. Последняя страница ее истории, связанная с Б.
В. Савинковым, вновь вернувшимся к боевой работе, закрылась лишь весной
1911 г. первое практическое следствие разоблачения Азефа для партии
проявилось сразу же – возникла настоятельная необходимость роспуска
старой БО и отставки ЦК ПСР. В этой ситуации Савинков действовал
решительно: он заявил ЦК ПСР о своем желании создать боевую группу и
возглавить ее.

В конфликтные отношения с руководством партии Б. В. Савинков вступил в
связи с его крайне негативной реакцией на выводы Судебно-Следственной
комиссии по делу Азефа и на позицию, которую заняла в этом вопросе ЗД ЦК
ПСР. Не исключено, что этот конфликт стал одним из веских оснований для
принятия членами БО решения о самороспуске, т. к. еще за несколько дней
до выхода «Заключения» позиция членов БО была иной.

§ 3. Эсеры-максималисты

В 1904 г. в партии появилась группа «аграрных террористов» (лидеры —
М.И.Соколов, Е.И. Лозинский), оформившаяся впоследствии, в 1906 г.,
совместно с так называемой «московской оппозицией» (В.В.Мазурин и др.) в
«Союз социалистов-революционеров-максималистов», провозгласивший террор
своим основным средством борьбы. Этими эсеровскими раскольниками были
совершены самые кровавые и отвратительные террористические акты в годы
революции, в том числе взрыв дачи П.А.Столыпина 12 августа 1906, а также
самые крупные экспроприации — ограбление Московского общества взаимного
кредита, когда партийную кассу за 15 минут пополнили 875 тыс. руб. и
захват казначейских сумм (около 400 тыс. руб.) в Фонарном переулке в
Петербурге. Причем последний «экс» стал и одним из самых кровавых
Будницкий О. В. Терроризм в российском освободительном движении:
идеология, этика, психология (вторая половина XIX – начало XX в.) М.,
2000. С. 180.

В программном отношении расхождения заключались в том, что «раскольники»
не признавали программы-минимум, настаивая на осуществимости немедленной
социализации земли, фабрик и заводов. В тактическом плане максималисты
отдавали приоритет терроризму, считая его универсальным средством борьбы
против самодержавия, эксплуататоров, а также лучшим методом агитации,
способным в конце концов побудить массы к восстанию. Экспроприации
максималисты рассматривали как особую форму классовой борьбы, средство
«конфискации частных капиталов» и преодоления «фетиша собственности».

В 1906—1907 годах максималистами было совершено около 50
террористических актов. Отношение к человеческой жизни, не говоря уже о
собственности, у максималистов было сходно с крайними анархистскими
группами. Замечателен комментарий лидера максималистов М.И.Соколова
(«Медведя») по поводу многочисленных жертв среди «посторонних» при
взрыве дачи Столыпина: «…Эти “человеческие жизни”? Свора охранников,
их следовало перестрелять каждого в отдельности… дело не в устранении
[Столыпина], а в устрашении, они должны знать, что на них идет сила.
Важен размах… Каменную глыбу взрывают динамитом, а не расстреливают из
револьверов». Эсеры выпустили специальное заявление о своей
непричастности к взрыву на Аптекарском острове и о моральном и
политическом осуждении такого рода покушений. Заявление было во всяком
случае необычным для революционной партии; Б. И. Николаевский высказал
предположение, что оно было принято под давлением Азефа, испугавшегося
возможной реакции своих работодателей из Департамента полиции
Николаевский Б. И. История одного предателя: террористы и политическая
полиция. М., 1991. .

Тактический план максималистов обнаруживал явный перекос в сторону
нелегальных и, в первую очередь, террористических средств борьбы. На
практике перекос становился еще более очевидным, поскольку намерение
максималистов вести широкую агитационно-пропагандистскую работу так и не
было осуществлено, и террор явился главным и почти единственным делом их
организаций на всем протяжении первой революции. По неполным данным, за
1906 – 1907 гг. ими было осуществлено свыше 50 террористических актов
главным образом против представителей репрессивных органов самодержавия
и членов черносотенных организаций, причем большинство этих покушений
(около 40) пришлось на 1907 г Павлов Д. Б. Эсеры-максималисты в первой
российской революции. – М., Изд-во ВЗПИ, 1989. С. 154..

Глава II. Анархистский террор

Первая статья, подводящая теоретическую основу под анархистский террор в
России XX века, принадлежала перу Г. И. Гогелия и появилась на страницах
«Хлеба и воли»! В статье, без обиняков озаглавленной «К характеристике
нашей тактики. Террор», после оговорки, что террору хлебовольцы не
придают первенствующего значения, отмечалось, что «террор является
неизбежным атрибутом революционного периода до и во время революции». С
точки зрения редакции, Россия переживала как раз такой исторический
момент. Террор, «определяемый таким образом», может носить характер
индивидуального акта или же форму аграрного и фабричного» т. е.,
массового террора. Предпочтение «хлебовольцы», разумеется, отдавали
террору массовому, но и в индивидуальном видели несомненный
революционный смысл. Индивидуальный теракт мог иметь «троякое значение:
как мщение, как пропаганда и как «изъятие из обращения» особенно
жестоких и «талантливых» представителей реакции».

«Хлебовольческое» направление оставалось господствующим в российском
анархизме до начала революции 1905—1907 гг. Затем российский анархизм
«расслаивается» на несколько течений; движение идет в основном в сторону
радикализации его методов. Ультрарадикализм отличал группу «Безначалие»,
образовавшуюся в Париже весной 1905 г. «Безначальцы» (лидеры — Бидбей
(С.М.Романов, Н.В.Дивногорский) выпустили несколько номеров «Листка
группы “Безначалие” и ряд прокламаций. Они отрицали тред-юнионизм,
синдикализм и парламентаризм; призывали к бунтарству, разжиганию
«беспощадной гражданской войны», созданию «вольных боевых дружин» и
экспроприациям; «безначальцы» отрицательно относились к «современному
русскому демократическому движению», считая, что оно лишь отвлекает
пролетариат от борьбы за его собственные интересы. Универсальным
средством борьбы «безначальцы» считали терроризм, призывая к применению
его самых крайних форм. В некоторых прокламациях родственных
«безначальцам» анархистских групп («родственность» удостоверяется
перепечаткой отдельных прокламаций на страницах «Листка группы
“Безначалие”) рекомендовались «массовые убийства, поджоги, грабежи».
Торжество анархии ожидалось после того, как «всех наших живодеров
поджогами и оглоблями со свету сживем».

«Чернознаменское» течение в анархизме, получившее свое название по
одноименному журналу, вышедшему в декабре 1905 г., взяло на вооружение
тактику «безмотивного» террора. На страницах журнала «Бунтарь», ставшего
литературным выразителем идей чер-нознаменцев, эта тактика
обосновывалась следующим образом: «Вскрыть и обнажить грубый
буржуазно-демократический обман, проявить протест, сказать сильно и ярко
свое анархистское слово можно только рядом крупных антибуржуазных
“безмотивных” актов. Анархисты должны направить свои террористические
удары на буржуазию не только за ту или иную частичную, конкретную вину
ее перед пролетариатом; надо разить буржуа, как представителей и цвет
буржуазного общества. Пусть вечная угроза смерти, как страшное
напоминание о “вечной вине”, висит над буржуа каждый миг, каждый час его
существования. Пусть не будет среди них “невиновных”. Да не знают они
покоя. “Безмотивные” антибуржуазные акты внесут смятение и хаос в лагерь
буржуазии, быть может хоть “на миг” отвлекут внимание масс от
демократических лозунгов, раскроют перед ними новые и яркие горизонты
истинно классовой борьбы и, наконец, подымут падающую энергию групп,
углубят и расширят их кругозор…»

Появление чернознаменства и «безмотивного» террора как главного средства
его борьбы против существующего строя анонимный автор связывал с
кризисом в анархистском движении, потерей местными группами
общероссийских перспектив, увлечением их политическим террором, который
играет на руку демократии, в то время как акты экономического террора
«чересчур редки, бледны и мелки»! Возможно, наиболее образно и ярко
основную «парадигму» безмотивного террора сформулировал одесский
анархист Ушеров: «Достаточно увидеть на человеке белые перчатки, чтобы
признать в нем врага, достойного смерти… Ибо, видите ли, виноват не
какой-то объективный строй общества, а каждый индивидуум, поддерживающий
этот строй и пользующийся им в свою пользу».

Слова у «безмотивников» с делом не расходились. Ими были осуществлены,
как уже упоминалось, взрывы в кафе Либмана в Одессе и ресторане
«Бристоль» в Варшаве; на съезде в Кишиневе в январе 1906 г. было решено
взорвать съезд горнопромышленников, однако в связи с массовыми арестами
анархистов это намерение осуществить не удалось. Планировалось также
взорвать поезд, в котором должны были находиться крупные чиновники
управления одной из железных дорог; однако террористы опоздали к поезду
с чиновниками и один из них с досады бросил бомбу в вагон первого
класса, где «невиновных» с анархистской точки зрения быть не могло.
Кстати, террорист сам был ранен при взрыве, задержан полицией; из
больницы, где он содержался под стражей, его освободили
товарищи-анархисты; однако вскоре полиция вышла на след террориста, при
попытке задержания тот открыл стрельбу, убил нескольких казаков и
последней пулей покончил с собой Будницкий О. В. Терроризм в российском
освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина
XIX – начало XX в.) М., 2000. С. 193.

Несколько отличных от «безмотивников» взглядов на террор придерживалась
другая фракция чернознаменцев — «коммунары». Они, также будучи
сторонниками «безмотивного» террора, не верили в эффективность
индивидуального терроризма, полагая, что отдельные теракты потонут в
«колоссально-огромной демократической волне». Они считали более
эффективным захват какого-либо города с целью создания там коммуны. Это
позволило бы «на громадном фоне демократии создать хотя бы одну
враждебную всей картине точку…» Можно представить, что
«эксплуататорам» пришлось бы в такой «точке» несладко. Однако группа,
собиравшаяся осуществить этот «массовый анархический акт» была
арестована прежде, чем попыталась претворить идею в жизнь.

Против тактики «безмотивного» террора выступили анархо-синдикалисты;
особенно активно проблема терроризма обсуждалась на страницах
«Буревестника», давшего название одной из наиболее влиятельных
синдикалистских групп.

Практически все анархистские течения признавали террористическую тактику
и обосновывали ее тем или иным, нередко довольно сходным, образом.
Особенностью анархистских террористических теорий было то, что это были
«идеи прямого действия».

Глава III. Место террора у социал-демократов

Первые покушения, сначала относительно спонтанные, как выстрелы
Карповича и Лаговского, а затем систематический «центральный» террор,
возобновленный Боевой организацией ПСР, вызвали мощную
антитеррористическую кампанию на страницах «Искры» и «Зари». Кампания
обусловливалась как принципиальными, теоретическими соображениями —
марксисты полагали, что терроризм сбивает рабочее движение с правильного
пути, тем более, что история уже доказала пагубность методов «Народной
воли» для самих революционеров, так и чисто конъюнктурными. Рост
популярности эсеров после первых же удачных покушений застал
социал-демократов в известной мере врасплох. Об этом свидетельствует
непоследовательность поведения «искровцев» после покушения Балмашева,
которым заявила о своем существовании БО. Поначалу они пытались
доказать, что Балмашев вовсе не эсер, а просто студент, причем в прошлом
член киевской социал-демократической организации. При этом напоминалось,
что террор в современных условиях лишь мешает массовому движению.

Напряженность между местными партийными организациями и партийными
лидерами по вопросу об отношении к терроризму нарастала. Это отчетливо
заметно, если сравнить тексты, печатавшиеся в «Искре» и «Заре» с
еженедельными бюллетенями, издававшимися в качестве своеобразного
приложения к ним. В бюллетенях отражались наиболее интересные события,
которые произошли в русском революционном движении за неделю, печатались
письма с мест и т.п. Они отражали чувства и настроения рядовых
участников движения или же социал-демократов «среднего звена» больше,
чем партийных теоретиков Будницкий О. В. Терроризм в российском
освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина
XIX – начало XX в.) М., 2000. С. 203.

В общем, позиции лидеров и теоретиков российской социал-демократии,
несмотря на отдельные оговорки и временные, едва заметные колебания по
отношению к терроризму, в 1901—1904 годах были более бескомпромиссны,
чем когда-либо прежде или впоследствии. Антитеррористическая кампания на
страницах «Искры» и других печатных органов российской (и иногда
германской) социал-демократии, то обостряясь, то несколько затухая, была
постоянным фактором идейной борьбы в русском революционном движении.
Аргументы, выдвигаемые против терроризма, в общем, варьировались
незначительно и поскольку повторять одно и то же было не с руки, то
полемика временами выливалась в уличение идейных противников в
исторических неточностях или сокрытии тех или иных фактов от
международной социалистической общественности.

Раскол российской социал-демократии на большевиков и меньшевиков не
привел, по крайней мере на первых порах, к сколько-нибудь существенным
расхождениям в вопросе о терроризме, и позиция обеих фракций оставалась
солидарной. Вряд ли кто-нибудь протестовал бы против подготовленной
Лениным ко II съезду РСДРП, но так и не голосовавшейся, резолюции о
терроре, суммирующей главные идеи, высказывавшиеся на страницах
«ортодоксальных» партийных органов по этому вопросу.

Революция 1905 года, поставившая для социал-демократов в порядок дня
вопросы о вооруженном восстании и других способах насильственного
свержения существующего строя, привела и к существенному изменению
подходов к проблеме терроризма. Диктовалось это и вполне реальными
успехами эсеров на террористическом поприще, явно, в период политической
нестабильности, расшатывавшими устои режима, и настроениями «рядовых»
революционной армии. Они стремительно радикализировались и временами
действия боевых дружин и им подобных вооруженных формирований
большевиков, меньшевиков или эсеров мало чем отличались друг от друга.
Отсюда естественным было желание скоординировать действия различных
революционных партий, что предполагало учет взаимных интересов и более
лояльное отношение к истинным или мнимым теоретическим заблуждениям
партнеров по революционной борьбе.

Особенно разительной выглядела эволюция Плеханова. Собственно, его
оценки терроризма изменились столь стремительно, что слово эволюция вряд
ли адекватно характеризует быстроту перемены его взглядов. Статья
Плеханова «Врозь идти, вместе бить!», опубликованная в «Искре» в начале
февраля 1905 года, была настоящим боевым манифестом. В ней он писал, что
социал-демократия отстаивает те средства борьбы, которые считает
целесообразными в данный момент и этим определяется использование ею
насильственных действий, когда это соответствует конкретным
обстоятельствам; во-вторых, «российские социал-демократы никогда не
могли выработать в себе особого пристрастия к «законности», так как сама
обстановка самодержавного государства постоянно внушала им мысль о
неизбежности вооруженной борьбы с царизмом. Великие исторические
вопросы, подчеркивал Плеханов, разрешаются в конечном счете огнем и
мечом, «критикой посредством оружия».

Терроризм был для Плеханова составной частью этой «Критики оружием»,
применимой в условиях восстания или непосредственно предшествующих
восстанию.

Идея о новой роли терроризма в новых условиях, о необходимости
соглашения с партией социалистов-революционеров, которая ранее
подвергалась им только критике, была высказана Лениным в статье «О
боевом соглашении для восстания», вышедшей, как и плехановская «Врозь
идти, вместе бить!», в феврале 1905 года. Статья Ленина была откликом на
призыв «Революционной России» (№ 58) к «боевому единению» и слиянию
терроризма и массового движения. Разумеется, Ленин сопровождал идею о
возможном соглашении множеством оговорок и традиционной критикой
эсеровской тактики. Формальное соглашение с эсерами большевики, также
как и их братья-враги меньшевики, не заключили, несмотря на заявленное
стремление; однако то, чего не сделали на бумаге партийные лидеры,
нередко осуществляли на деле революционеры-практики «на местах»; более
того, революционная «боевая» практика социал-демократов зачастую ничем
не отличалась от эсеровской и даже анархистской. Действия боевых дружин
или отдельных боевиков-социал-демократов выражались в тех же нападениях
на тюрьмы и полицейские участки, убийствах агентов полиции и наиболее
ненавистных представителей администрации и карательных органов и даже
чем-то особенно «провинившихся» директоров заводов и инженеров.

Без всяких формальных соглашений боевики и «техники» различных партий
сотрудничали друг с другом; возможно, наиболее разительный пример такого
сотрудничества, это то, что бомбы, которыми максималисты взорвали дачу
П. А. Столыпина, были изготовлены в динамитной мастерской большевистской
Боевой технической группы.

Однако поражения вооруженных выступлений в декабре 1905 года привели к
значительному «понижению тона» публицистики лидеров российской
социал-демократии умеренного, меньшевистского толка. Наи- более
отчетливо это сформулировал Плеханов в известной фразе по поводу
вооруженных восстаний в Москве, Ростове и других городах: «Не надо было
и браться за оружие». Он признал ошибочной и рискованной при данных
условиях ту игру, «которая называется вооруженным восстанием».
Естественно, что сам собой снимался и вопрос о применении террора, как
элемента, сопутствующего восстанию; Плеханов просто перестает о нем
упоминать.

Несомненно, самым последовательным и решительным сторонником боевых
действий среди партийных идеологов был В.И.Ленин. Это определялось как
его революционным темпераментом (невольно вспоминается высказывание
П.Б.Струве об идейных оппонентах Ленина среди социал-демократии:
«Меньшевики — это те же большевики, только в полбутылках») так и тем,
что он, возможно, чувствовал настроения радикальной части рабочих,
студентов и других «рядовых революции» среди городского населения лучше,
чем кто-либо другой.

Оценка Лениным ситуации оказалась, как известно, ошибочной. Осенью 1906
года революция шла на спад, а «боевизм» все больше вырождался в анархизм
или кое-что похуже. Впрочем, это было заметно уже во время
Стокгольмского съезда; «некоторые делегаты, — вспоминал Алексинский, —
привезли с собой в Стокгольм тревожные вести об отношениях между
местными комитетами партии и “боевыми дружинами”, которые создавались во
время местных восстаний и после них. Вместо того, чтобы “во имя
партийной дисциплины” подчиняться местным комитетам партии, “боевики”
обнаруживали склонность к “независимости” и совершали действия, за
которые партийные комитеты не всегда могли и хотели взять на себя
ответственность. Были слухи о том, что “боевики” шли на добывание
материальных средств с оружием в руках».

Поэтому вполне логичным было то, что Ленин, убедившись в тщетности
надежд на восстание и в связи с этим не видевший уже большого проку в
терроризме, как его подготовительном элементе и составной части «боевых
действий», вновь возвращается к скептическим, а чаще тотально
отрицательным оценкам индивидуального террора. Этому, конечно, кроме
«общих» соображений, способствовала и катастрофа, постигшая эсеров
Тютюкин С. В., Шелохаев В. В. Марксисты и русская революция. М., 1996.
С. 135.

Заключение

Таким образом, исходя из всего вышесказанного, можно подвести
определенные итоги. Нельзя говорить, о каких-либо абсолютных партийных
приоритетах в террористической деятельности. Большинство
террористических актов были стихийными, несанкционированными
центральными комитетами, и «самая знаменитая террористическая» партия
эсеров не исключение. Единственно, ее акты отличались важностью персон,
на которых они были направлены. Также материал показывает, что ни одна
радикальная партия в определенной степени и в определенное время не была
чужда терроризму. Терроризм начала XX века породил массу совершенно
различных типов террористических деятелей, от террориста-анархиста до
интеллигента, трезво оценивающего эффект террористического акта.

Список использованной литературы

Будницкий О. В. Терроризм в российском освободительном движении:
идеология, этика, психология (вторая половина XIX – начало XX в.) М.,
2000.

Городницкий Р. А. Егор Сазонов: мировоззрение и психология
эсера-террориста // Отечественная история. 1995. № 5.

Гусев К. В. Рыцари террора. М., 1992.

История политических партий России. М., 1994.

Леонов М. И. Партия социалистов-революционеров в 1905 – 1907 гг. М.,
1997.

Морозов К. Н. Партия социалистов-революционеров в 1907 – 1914 гг. М.,
1998.

Павлов Д. Б. Эсеры-максималисты в первой российской революции. М., 1989.

Тютюкин С. В., Шелохаев В. В. Марксисты и русская революция. М., 1996.

Николаевский Б. И. История одного предателя: террористы и политическая
полиция. М., 1991.

Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter