.

Преддверие коллективизации и ее начало

Язык: русский
Формат: реферат
Тип документа: Word Doc
69 701
Скачать документ

Преддверие коллективизации и ее начало

1. Путь к социализму через кооперацию или общину?

У руководства страной этот вопрос, тем более в форме дилеммы, пожалуй, и
не стоял. Но все же… Ведь кооперация, это, как многажды подчеркивали
последователи В.И. Ленина – «столбовая дорога к социализму». А община?
Вспомним К. Маркса: при известных условиях она могла бы стать… Да мало
ли что могло быть Поэтому, почему бы не рассмотреть вопрос именно в
альтернативном плане? В самом деле, что лучше: община или кооперация в
плане использования в надвигавшейся коллективизации? A может быть, и то,
и другое полезны?

Декларируя в годы нэпа всемерную поддержку кооперации как важнейшею
орудия в построении социализма, большевики вроде бы усматривали в этом
возможность безболезненного втягивания через кооперацию в социализм»
крестьянства. На самом же деле этот путь был призрачным. Кооперация к
концу 20-х годов была неспособной к выполнению каких бы то ни было
социально-преобразующих функций, да и своих непосредственных
обязанностей Превратившись в бюрократический полу государственный
монстр, она, раздираемая внутренними противоречиями, разрушалась сама по
себе.

Превращению кооперации в бюрократическую организацию в сильнейшей мере
способствовало то, что государство видело в кооперации не крестьянство,
не человека, а аппарат. Кстати, B.И. Ленин неоднократно подчеркивал
значение кооперации именно как ценного для государства аппарата.

Возможно, что руководство страной видело саморазрушение кооперации и не
делало на нее ставку в начинавшейся коллективизации, хотя официально
курс на ее всемерную поддержку подчеркивался даже в 1930 г.

Поднимая сегодня проблему в соотношении роли кооперации и общины в
коллективизации, видимо, следует принять во внимание и такое
обстоятельство: путь к колхозам через кооперацию был много хлопотливее,
длиннее, словом «канительнее», чем через общину. К тому же выявились
опасные, крайне нежелательные, но, похоже, неизбежные явления – развитие
кооперации оказывалось возможным только в условиях товарно-денежных
отношении, в то время как генеральный курс партии предполагал их
свертывание. А сохранение и развитие товарно-денежных отношений, в свою
очередь, сопровождалось ростом капиталистических элементов, расслоением
деревни. А дифференциация деревни… Страшно подумать! Не опасна ли она?
Не слишком ли богатеет крестьянин? Как ограничить рост кулака? Вот вам и
плоды кооперации. Вот вам и «столбовой путь»! Подобные мысли не давали
покоя партийно-советским функционерам.

Другое дело община. Она, учитывая вышеизложенное, прежде всего,
безопаснее. Здесь ничего не надо предварительно создавать. Все в
наличие. Необходимо лишь перенести группу совладельцев земли в новое
качество. И главное – никаких промежуточных форм и звеньев, минуя лих –
прямо в колхоз. Or совместного пользования землей к совместному труду –
только один шаг. Но какой?

Вот уж где открывалась возможность загнать человечество огулом к
счастью! Озабоченность при этом только одна: обеспечить, чтобы лица
людей не покидало чувство горделивого выражения от осознания обретенного
счастья.

Христианское смирение мужика, его непонимание происходившего,
традиционная податливость власти, готовность к выполнению ее требовании,
– все это делало сельское общество надежной опорой государства. Община,
как и до 1917 г.» оставалась в его руках надежным инструментом.

Большевики, из тех, кто посмекалистее, видели в послушной общине
плацдарм для организации будущих колхозов. Так оно и случилось. Недаром
в 60–70-е годы среди историков возобновился старый спор между русскими
народниками и марксистами об общине и «общинном пути» к социализму. Так,
С.П. Трапезников утверждал, что община стала исходной формой
коллективизации в деревне, что «советская революция подготовила
земельные общества для перехода в высшую форму, превратив их в опорные
пункты социалистического преобразования сельского хозяйства».
В.П. Данилов отрицал это, полагая, что изменения в характере земельных
обществ после революции не изменили природы общины, не превратили ее в
переходную ступень к сплошной коллективизации, в связи с чем и возникла
потребность в их ликвидации.

Точка зрения Трапезникова была поддержана некоторыми историками. Но
нашлись сторонники и у Данилова.

И хотя позиция Трапезникова нуждалась в серьезном документальном
подтверждении, думается, что все же нрав он, а не Данилов. Но,
разумеется, Трапезников на этом «пути» не имел ввиду эффект
своеобразного закона «стадности», безропотности и страха. А именно эти
качества общины и использовала Советская власть, загоняя крестьян в
колхозы.

Безусловно, советское руководство не было впрямую сориентировано на путь
к «социализму» через общину. Возможность загнать в колхозы как можно
больше народу, чуть ли не всех целиком, т.е. все сельское общество,
конечно же, давала община.

Я никоим образом не хочу абсолютизировать свои выводы. Большевики
использовали любой путь к достижению своей цели. Да, мы использовали
общину, но если возникала возможность организации колхозов через
разрушение общины, они шли и на это. Как показала В.Я. Осокина, в
сибирской деревне накануне массовой коллективизации образование колхозов
происходило «главным образом путем выдела из многодворной общины».
Возникшие колхозы состояли из членов разных земельных обществ.

И еще одно обстоятельство, исключавшее поголовное вхождение общинников в
колхоз. На собраниях крестьян, посвященных вхождению в колхоз,
разумеется, организаторы стремились добиться единодушного одобрения,
т.е. всех крестьян. И в то же время вдруг возникал вопрос: а как быть с
кулаками? Принимать ли их в колхоз? Ответы сперва были разными, но в
итоге дали установку: кулаку в колхозе не должно быть места. Значит, в
единогласие, если таковое было вносились коррективы.

По мере достижения цели община отбрасывалась за ненадобностью. 3 февраля
1930 г. президиум ЦИК СССР утвердил «Основные положения об организации
сельских Советов», в котором говорилось: «В районах сплошной
коллективизации земельные общества ликвидируются, причем все их права и
обязанности полностью перелаются сельским Советам*. В развитие этого
положения ВЦИК и СНК РСФСР 30 июля 1930 г. приняли постановление «О
ликвидации земельных обществ в районах сплошной коллективизации».

Опыт использования общины в коллективизации представился советскому
руководству удачным. Его решили еще раз применить в послевоенной
коллективизации в западных районах Украины, вошедших в состав СССР
накануне второй мировой войны (а Западная Украина – в 1945 гг.). Правда
здесь никакой общины не было. Но ее срочно создали. Ведь земельные
общества создавались не по инициативе крестьян, а распоряжением сверху,
в приказном порядке. Создавались громады под благовидным предлогом:
быстро восстановить сельскохозяйственное производство. Но, заполучив
такой плацдарм, государство в западных районах Украины раньше, чем в
Западной Белоруссии, Правобережной Молдавии, Литве, Латвии и Эстонии
сумело провести коллективизацию. В западных районах Украины уже в
1947 г. стали возникать районы «сплошной коллективизации» и определялся,
якобы, «перелом» в сознании крестьянских масс. А в 1948 г. фактически
все было завершено, в то время как в других новых регионах СССР к
коллективизации только приступили. Почему эксперимент провели только на
Украине? Но это уже другой, самостоятельный вопрос.

2. Разложение и консолидация общины

А могло ли такое быть? Совместимо ли одно с другим? Не исключает ли одно
другое? Попробуем разобраться на сей счет.

Община давно перестала быть целостной, единой. Неуместны сетования
некоторых публицистов об «артельном духе» общины, о «вольной артели», –
качествах деревни, которые якобы были сметены коллективизацией.

Да никогда община не была организацией, проникнутой артельным духом. Тем
более в XX в. Все это напоминает народнические утопии.

Раскол общины приобретает зримые черты в XIX в., заметно усиливается в
годы столыпинской аграрной реформы. Несмотря па возрождение общины во
время аграрной революции 1917–1918 гг., одновременно большевики пытаются
искусственно, на почве голода, расколоть деревню с помощью комбедов.

Аграрная и социальная политика Советской власти в 20-е годы также была
направлена на поддержку бедноты и постоянный прессинг состоятельных
слоев. Этому способствовало постоянное противопоставление бедноты
«кулакам» посредством агитации и пропаганды.

Да, маломощные слои всегда, так сказать, органически были враждебны
состоятельным крестьянам. Наиболее богатых и сильных в деревне называли
«мироедами», «кулаками». Знать было за что. Последнее же, в свою
очередь, не жаловали бедноту, презрительно клеймя их «голытьбой»,
«лентяями», «лежебоками». И в этом тоже была доля правды. Политика
Советской власти приводила к удивительному парадоксу. Крестьяне с
удивлением убеждались, что «выгоднее сидеть, сложа руки на животе и
ждать от государства кусок хлеба», чем гнуться на тяжелой работе.

Политика – натравливания одних слоев на другие приносила свои плоды,
особенно со второй половины 20-х годов. Из Пензенской губ., например,
сообщали в 1926 г.: «На базарах только и считали, у кого сколько кулаков
и бедноты. Все обвиняли друг друга. Дело доходило вплоть до убийств».

Однако, несмотря на антагонизм, в деревне постоянно держался
своеобразный баланс сил, равновесие, поскольку органическая неприязнь к
богатому, зависть уравновешивались страхом и даже уважением к богатому
соседу я, конечно же, материальной зависимостью от него. Бедняк
обращался к нему за лошадью, за инвентарем, за куском хлеба, за стаканом
молока для детей. Порой просил даже помыться в бане соседа. Расплата же
за все это была не только экономического порядка, ной политического,
например, при выборах в сельсоветы. Такая зависимость заставляла
отдавать голос бедняка кандидатам и предложениям богатых, «потому что не
можем выступить против наших богатых соседей и кумов из-за совести, ибо
в противном случае наши соседи не только не одолжили бы нам нужных в
хозяйстве предметов, но и выгнали бы нас из своих домов, осыпая разными
оскорбительными словами». (Письмо крестьянина В. Архипова из села
Чурашево, Воскресенской волости, Чебоксарского уезда Чувашской
автономной области в «Крестьянскую газету» в 1924 г.).

В свою очередь, богатые крестьяне всегда нуждались в дешевой рабочей
силе. Внутриобщинный найм обычно оказывался самым дешевым. К точу же
всегда находился рядом бедный сосед, который вечно ходил в должниках,
которого проще было привлечь к самой неблагодарной работе. Внутри общины
существовала и самая дешевая аренда земли. Как правило, множество
участков забрасывалось по причине дальноземелья.

Имелось достаточно бытовых обстоятельств, в силу которых отношения
богатого с бедняком строились как отношения благодетеля и холопа.
Поэтому, появившийся в 20-е годы термин «подкулачники» не лишен
основания. Так называли тех крестьян, которые всячески поддерживали
богачей на сходах и собраниях. Последние же особенно нуждалась в такой
поддержке с момента включения в местные политические игры.

Неосторожная, негибкая политика Советов каждый раз сама способствовала
тому, что она не только не разъединяла деревню, а, наоборот, кидала
бедняка в объятия кулака или сама заставляла защищать его. Так, в годы
продразверстки нередко бедняки не выдавали тех, у кого имелся запас
хлеба, предпочитая, чтобы он оставался в деревне, и было у кого взять
его взаймы, когда кончится свой. А обман правительством крестьян в
1928 г., лживые обещания вновь толкнули крестьян к кулаку, сблизили их.

Видимо, прав Л.Б. Алаев, когда вопреки традициям отечественной
историографии о генеральном пути эволюции общины в сторону ее
разложения, заметил, что на общину «одновременно действуют разлагающие и
консолидирующие факты», которых множество: экономические,
социально-политические и пр.

Своеобычный «союз» бедняка с кулаком строился, безусловно, на том, что
был выгоден богатому, бедняк же в этой упряжке оказывался вынужденным.

Кроме того, более или менее прочное единство деревни могло
поддерживаться и следующим немаловажным фактором. Жизнь настолько
разнообразна и сложна, что, несмотря на углублявшийся раскол, в деревне
постоянно оставалась какая-либо сфера общих интересов. И это связующее
начало побуждало к совместным действиям всех крестьян. Например, общая
нужда в товарах, которая подталкивала крестьян к кооперации. Так было в
первую мировую войну, когда потребность в хлебе и иных товарах толкала
вступать в «потребиловки» чуть ли не целые общества. Так было и во
второй половине 20-х годов, когда нужда в «ширпотребе» побуждала также к
массовому вступлению в кооперативы. Их называли «мануфактурными», ибо
только в кооперации крестьянин мог приобрести ситец и иные товары
городского производства.

Но такие образования как бы «не в счет», имея в виду проблему
трансформации общины в кооператив. Такие объединения напоминали
искусственные артели В. Левитского конца XIX в., как временное
пристанище от нужды. Но только к концу 20-х готов нужда крестьян в
промышленных товарах была постоянной. И когда выдохлись кооперативы,
народ стали заманивать возможностью их приобретения в колхозах.

Как бы промежуточным вариантом стали поселковые товарищества и
контрактация, которая вроде бы учитывала заинтересованность в ней всех
слоев деревни.

На деле контрактация подготавливала активное разрушение общины.
Самодостаточность и целостность крестьянского мира могла быть разрушена
только извне.

3. Контрактация – первый опыт массового закабаления общины с помощью
кооперации

Первый опыт массового огульного втягивания в будущее рабство происходил
на основе системы контрактации государства с отдельным обществом на
производство и закупку определенного вита сельскохозяйственной
продукции.

В 20-е годы контрактационный договор заключался государством через
посредничество кооперации с крестьянскими хозяйствами. Договор должен
был гарантировать заготовителям поступление определенного объема
сельскохозяйственной продукции в определенные сроки. Контрактующие
организации обязывались выплатить за сданную им продукцию заранее
установленную цену независимо от рыночных колебаний.

В 1926/27 г. контрактационные договоры на все виды продукции охватили
1316 тыс. га посевов 974 тыс. крестьянских хозяйств. Общий объем
законтрактованной продукции составлял 208 855 тыс. руб. В порядке
авансирования было выдано 60 217 тыс. руб.

Контрактационные договоры первоначально заключались с отдельными
хозяйствами. Однако государство и кооперативы были заинтересованы в
охвате контрактацией как можно большего числа целых сельских обществ.
Как сообщала 10 ноября 1928 г. фракция ВКП правления Льноцентра
руководству партии контрактацией льна было охвачено 7 важнейших
льноводческих районов. Льноводческой кооперацией в 1928 г. было
заключено 3149 договоров с целыми селениями.

Контрактация с целыми обществами имела для государства ряд преимуществ.
Во-первых, появилась возможность применять в широких масштабах технику
на, полях. Во вторых, насаждать чистосортные посевы на больших
территориях. И, в-третьих, подчинить государственному контролю и
плановому началу зажиточные хозяйства.

В 1928–1929 гг. контрактация стала применяться и в заготовках зерна. В
озимую кампанию контрактация охватила 3830 целых селений.

В сентябре 1928 г. Хлебоцентр, приступив к контрактации яровых сортовых
посевов 1929 г., наметил охватить площадь посева в 2,5 млн. га. К
контрактации, согласно его планам, должны были привлекаться
«исключительно целые земельные общества и труппы смежных земельных
обществ». В ходе контрактации предусматривалось создание новых колхозов,
товариществ и пр. объединений.

При всей грандиозности замыслов уже осенью 1928 г. выявились слабые
стороны контрактации, которые, затрудняли ее проведение. Прежде всего,
незначительность выделенных авансов, что сильнейшим образом подорвало
доверие крестьян. Не оправдала себя и практика распределения авансов по
трем категориям: бедняк, середняк и зажиточные.

Надевая хомут на крестьянство с помощью кооперации, государство
подминало под себя и ее самоё,

Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter

Похожие документы
Обсуждение

Ответить

Курсовые, Дипломы, Рефераты на заказ в кратчайшие сроки
Заказать реферат!
UkrReferat.com. Всі права захищені. 2000-2020