11
ПЛАН РАБОТЫ:
ВВЕДЕНИЕ.
I. ЗАПАДНИЧЕСТВО.
II. СЛАВЯНОФИЛЬСТВО.
III. ИМПЕРСКАЯ ИДЕЯ.
IV. ПАНСЛАВИЗМ.
V. НИГИЛИЗМ.
VI. БЮРОКРАТИЧЕСКИЙ КОНСЕРВАТИЗМ.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ.
ВВЕДЕНИЕ.
«Особенность России заключалась в полноте и чистоте того выражения,
которое христианское учение получило в ней, — во всём объёме её
общественного и частного быта. В этом состояла главная сила её
образованности…» 1. Так определил своеобразие русской судьбы Иван
Васильевич Киреевский, один из основателей славянофильства. К моменту,
когда им были написаны эти строки, девять столетий русской истории
безоговорочно подтверждали такой вывод. И всё же XIX век, не
предвещавший вначале, как казалось, никаких неожиданностей и волнений,
стал эпохой жесточайшего кризиса русского национального самосознания —
кризиса, во многом предопределившего дальнейшую трагическую судьбу
России.
То было время бурного развития науки и философии, литературы и
искусства — “золотой век” русской классической культуры. Время исканий и
надежд, разочарований и прозрений, пора окончательной потери духовного
равновесия народа, подорвавшая вековые устои русской православной
государственности. От XVIII века России досталось тяжёлое наследие.
Судорожная эпоха Петра, разметавшая русскую старину в погоне за
европейскими новшествами, сменилась господством череды временщиков, мало
любивших Россию и ещё меньше понимавших неповторимые особенности её
характера и мировоззрения. Едва успевшая передохнуть за время
царствования государыни Елизаветы Петровны, страна вновь оказалась
ввергнута в водоворот религиозных, политических, экономических и военных
перемен и нововведений, продолжавших размывать традиционные ценности
бытия Российской Империи.
Православная Церковь была унижена и ослаблена: ликвидирована
каноническая форма её управления (патриаршество), изъятием церковных
земель подорвано благосостояние духовенства и возможности церковной
благотворительности, резко сокращено количество монастырей — светочей
христианской духовности и православного образования. Самодержавие как
принцип правления (предполагающий религиозно осознанное отношение к
власти как к церковному служению, послушанию) всё более искажалось под
влиянием идей западно-европейского абсолютизма.
Крепостное право, оправданное как тяжкая необходимость (а в своей
начальной стадии — и как несомненное благо), становилось явлением всё
более ненормальным. Пока крепостными были все сословия (а до 1762 года
дворянин был так же “прикреплён” к обязательной государственной службе
царю, как крестьянин — к хлебопашеству у помещика), положение
представлялось справедливым и естественным. Но последовавшие за
освобождением дворянства искажения сословного строя привели к тому, что
сословия начали различаться не столько по разности служения «Богу, Царю,
и Отечеству», не столько по разным обязанностям, сколько по правам, что
противоречило русскому историческому опыту.
Раскол между массами простого народа, продолжавшими придерживаться
традиционных взглядов на жизнь, и его “образованной” частью усугублялся
засилием среди высшей чиновной бюрократии иноверцев и инородцев. В
целом, к началу XIX века существенному искажению подверглись все основы
русского жизнеустройства, те зиждительные силы, которыми Русь
утверждалась и крепла: Православная Церковь лишилась своего
канонического устроения, Царская власть попала под чрезмерное влияние
светского мировоззрения, общенародное всесословное единство оказалось
подорванным.
И всё же русский народ в целом продолжал оставаться державной опорой
православной государственности, соборным хранителем истин веры.
«Расщепление» самосознания затронуло первоначально численно ничтожную
часть общества, родившую из своей среды множество “течений общественной
мысли”. Часть из них оказало в дальнейшем серьёзное влияние на все
области российской жизни.
ЗАПАДНИЧЕСТВО.
Это явление не испытывало недостатка внимания от историков.
Исследовательский материал, посвящённый западничеству в тех или иных его
формах — огромен, и в своей большей части откровенно пристрастен,
хвалебно-комплиментарен и необъективен. На деле же — современное
положение России во многом является результатом воплощения в жизнь
именно западнических идей.
Основной из них является идея “прогресса” в том виде, как она была
сформулирована западно-европейской мыслью XVIII века. Человечество
развивается по единым для всех народов законам, они неизбежно проходят
одни и те же ступени развития, — утверждают “прогрессисты”. На вершине
этой лестницы находится Западная Европа*. Россия значительно отстала в
своём развитии (показательно, что одной из причин отставания было тут же
объявлено Православие — консервативно, мол, и несовременно), и
единственная возможность “исправить” положение — срочно европеизировать
всю русскую жизнь.
“Стоя вне времени, — писал Чаадаев в своих знаменитых
“Философических письмах”2, — мы… ничего не восприняли из преемственных
идей человеческого рода… Сначала — дикое варварство, потом грубое
невежество, затем свирепое и унизительное чужеземное владычество, дух
которого позднее унаследовала наша национальная власть…” **.
* Вот уже два столетия прошло, а песня всё та же — о “передовом” Западе
и “отсталой” России. Господи, и когда-то мы одумаемся ?!
** И все же ещё крепко было тогда русское общество! Воззрения Чаадаева
столь странными показались его современникам, что они сочли его не
вполне нормальным, а государь Император Николай I даже прислал для
наблюдения и помощи собственного врача. Позже «прогрессивные» историки
толковали это как “произвол тирана”: объявил-де, здорового человека
сумасшедшим. Но это было мнением чуть ли не всего общества – иначе
Чаадаев не стал бы потом писать в своё оправдание «апологию
сумасшедшего», утверждая, что его просто не так поняли.
Эти “Письма” стали настоящим манифестом западничества, и
умножавшиеся последователи Чаадаева не преминули довести заложенные в
них мысли до своего логического завершения. В. С. Печерин (1807—1885),
поэт и филолог, профессор Московского университета — эмигрировавший,
перешедший в католичество и ставший бенедиктинцем-священником, написал
страшные и безысходные в своей откровенности строки:
Как сладостно отчизну ненавидеть!!
И жадно ждать ее уничтоженья…
Они стали настоящим лозунгом западников и “отпочковавшихся” от них
многочисленных антинациональных, антигосударственных нигилистических
движений. Те из них, кто не решался безоговорочно присоединиться к
страшному русоненавистническому лозунгу Печерина, взахлёб твердили о
своей пламенной любви к России, но… России идеальной, “исправленной”
по европейской мерке, лишённой «досадных пережитков» национальной
самобытности. В отношении же к России реально существовавшей,
проявлялось самое трогательное единодушие. Разница заключалась лишь в
степени насилия, допускавшегося во имя “прогрессивных” преобразований.
Вот тому примеры.
“Я понял французскую революцию, — писал Белинский, — понял и
кровавую ненависть ко всему, что хотело отделиться от братства с
человечеством… Я теперь в новой крайности, — это идея социализма,
которая стала для меня идеей новой, бытием бытия, вопросом вопросов,
альфою и омегою веры и знания. Всё из неё, для неё и в ней. Я всё более
и более гражданин вселенной. Я начинаю любить человечество
по-маратовски: чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется,
огнём и мечом истребил бы остальную”.
Герцен призывал “ненавидеть из любви, презирать из гуманности”. Что
ненавидеть, что презирать? Да всё то же — Русь, на которую он бесстыдно
клеветал всю жизнь из-за границы, из эмиграции, сокрушаясь, как “ужасно
жить в России”, как “медленно течёт глубокая и грязная река… России, с
её аристократами, бюрократами, офицерами, жандармами и императором, —
бесформенная и безгласная масса низости, раболепства, жестокости и
зависти, увлекающая и поглощающая всё…”
К подобным высказываниям трудно что-либо добавить… Они говорят сами
за себя. Остаётся только наблюдать, как гибнет великая держава с
тысячелетней историей, теряя свою самобытность и превращаясь в
«цивилизованное европейское государство».
СЛАВЯНОФИЛЬСТВО.
Славянофильство стало первой исторически сложившейся формой
русского консерватизма. В середине XIX века, в Москве, группа европейски
образованных интеллектуаллов (И. В. Киреевский, А. С. Хомяков, К. С.
Аксаков, Ю. Ф. Самарин и другие), ощутив угрозу самому бытию России,
которая таилась в ускорявшемся “расцерковлении” общественного сознания,
объединилась, чтобы дать свои ответы на волновавшие общество вопросы о
русском предназначении, путях дальнейшего развития российской
государственности, целях России в её внутренней и внешней жизни.
Не удовлетворяясь плодами западно-европейскою просвещения,
славянофилы обратились в своих поисках к изучению русской истории, к
вероучению Православной Церкви. “Всё, что препятствует правильному и
полному развитию Православия, — писал Иван Киреевский, — всё то
препятствует развитию и благоденствию народа русского, всё, что даёт
ложное и не чисто православное направление народному духу и
образованности, всё то искажает душу России и убивает её здоровье
нравственное, гражданское и политическое. Поэтому, чем более будут
проникаться духом Православия государственность России и её
правительство, тем здоровее будет развитие народное, тем благополучнее
народ и тем крепче его правительство и, вместе, тем оно будет
благоустроеннее, ибо благоустройство правительственное возможно только в
духе народных убеждений”.
И всё же, несмотря на стремление вернуться в лоно чистой русской
церковности, слиться с истоками народной жизни, основами бытия России —
ясного понимания сущности русского пути, русского служения
славянофильство в целом так и не достигло. По-разному понимали члены
кружка природу и цель Самодержавия, по-разному оценивали современные
события. Эта разноголосица мешала движению, а с кончиной его
основоположников (И.В.Киреевского в 1856-м, А. С. Хомякова и К. С.
Аксакова в 1860-м) оно окончательно утеряло мировоззренческое единство,
распавшись на несколько самостоятельных, весьма различных между собой
течений. Частично выродившись в чистый либерализм, славянофильство
сумело всё же дать жизнь
и таким конструктивным явлениям, как имперская русская идея и идеология
панславизма.
ИМПЕРСКАЯ ИДЕЯ В XIX ВЕКЕ.
Быть русским, согласно этому воззрению, не значит быть
великороссом, украинцем или белорусом по факту этнического
происхождения. Быть русским — не значит быть православным по
вероисповеданию. Быть русским — значит быть верноподданным Императора
Всероссийского, гражданином Империи, носителем имперской идеи.
“Есть в России одна господствующая народность, один господствующий
язык, выработанный веками исторической жизни. Однако есть в России и
множество племён, говорящих каждое своим языком и имеющих каждое свой
обычай, — писал один из лучших русских публицистов конца XIX века М. Н.
Катков. — Но все эти разнородные племена, все эти разнохарактерные
области, лежащие по окраинам великого русского мира, составляют его
живые части и чувствуют единство с ним в единстве государства, в
единстве верховной власти — в Царе, в живом, всеповершающем
олицетворении этого единства.
В России есть господствующая Церковь, но в ней же есть множество
всяких исключающих друг друга верований. Однако всё это разнообразие
бесчисленных верований, соединяющих и разделяющих людей, покрывается
одним общим началом государственного единства. Разноплеменные и
разнохарактерные люди одинаково чувствуют себя членами одного
государственного целого, подданными одной верховной власти. Всё
разнородное в общем составе России, всё, что, может быть, исключает друг
друга, враждует друг с другом, сливается в одно целое, как только
заговорит чувство государственного единства. Благодаря этому чувству
Русская земля есть живая сила повсюду, где имеет силу Царь Русской
земли”.
При всём понимании того, что в основании подобных воззрений (в
отличие от русофобствующего западничества) лежат побуждения несомненно
благонамеренные и во многом совершенно здравые, нельзя не видеть, что
умаление внутреннего, духовно-нравственного начала русской
государственности в угоду её внешнему могуществу и блеску как раз и
привело к катастрофе — революции 1917 года. Призрачна и непрочна любая
сила, любая мощь, если она не основывается на твёрдом фундаменте
духовного единства — теперь, после того, что пришлось пережить России в
XX веке, мы можем сказать это со всей определённостью.
ПАНСЛАВИЗМ.
Если империализм — это соблазн государственной мощи, то панславизм
стал для России “соблазном крови”, попыткой соделать национальный фактор
опорой русского бытия.
Согласно этому мировоззрению, историческая миссия России состоит в
том, чтобы объединить единокровных братьев-славян, образовать могучий
культурный, хозяйственный, политический и военный Славянский Союз во
главе с Русью для того, чтобы устоять перед натиском враждебного Запада.
Вторая цель — создать необходимые условия для гармоничного и
беспрепятственного развития великой славянской культуры, являющей собой
высший культурно-исторический тип развития человечества. Славянский мир
призван разрешить все вопросы, поставленные перед человечеством
развивающейся цивилизацией, и роль России — всемерно содействовать
этому.
Крупнейшими идеологами панславизма можно назвать Н. Я.
Данилевского, И. С. Аксакова, Р. А. Фадеева, О. Ф. Миллера и других
русских мыслителей. Генерал Фадеев, известный военачальник и публицист,
писал: “Мы можем быть лишь тою личностью, какою нас Бог создал —
славянскою по роду и русскою по виду…” “Нам нужно славянство не для
того только, чтобы с его помощью самим стать опять славянами”. Основания
для великой славянской мировой миссии он видел в том, что славянство
есть “последняя арийская, то есть прогрессивная порода, выступающая на
сцену света; особая религиозная основа, исключительно чистая,
просвещавшая до сих пор личную совесть людей, но в общественном
отношении лежавшая под спудом…”
Всего несколько десятилетий прошло с той поры, как граф Сергей
Семёнович Уваров, министр народного просвещения в правительстве Николая
I, гениально сформулировал основы русской жизни в знаменитом
трёхсоставном лозунге: “Православие, Самодержавие, Народность”. Уходящая
Русь оставила его России грядущей как духовное и политическое завещание
— но как мало оказалось людей, способных правильно понять и верно
оценить всю необходимость строгого и бережного соблюдения именно такой
последовательности русских зиждительных начал.
Державная мощь должна стоять первой, — решили
патриоты-государственники, ревнители имперской идеологии. “Самодержавие,
Православие, Народность” — получилось у них. Да нет же, — возражали
панслависты, — именно народное, национальное начало является основным.
Их лозунг выглядел как “Народность, Самодержавие, Православие”. И что
же? Сегодня, по прошествии стольких лет и по пролитии столь великой
крови в хаосе русских смут, мы просто обязаны ясно понять — сколь
гибельными оказались все эти внешне благонамеренные перестановки.
Ибо без веры, без Церкви, без святынь — России нет и не может
быть…
НИГИЛИЗМ.
Нигилизм как форма самосознания русской интеллигенции есть идея
тотального отрицания. Сформировавшись как слой безродный, бескорневой,
лишённый мало-мальского понятия о настоящей духовной жизни, но
наделённый безмерной интеллектуальной гордыней, интеллигенция стала
главным разрушителем традиционных ценностей русской жизни. Нигилизм
явился закономерным итогом отщепенчества “образованного” слоя России от
основ подлинно русского мировоззрения. При этом нравственное убожество
нигилизма, отвергавшего вообще всякую независимую этику и мораль,
подменявшего моральные категории началами “пользы” и “удовольствия” —
ничто перед жутью его практического применения.
Возрастая в лоне западничества, нигилизм воспринял в себя его
худшие черты. Появившийся на исторической сцене разночинец (точнее
сказать — “бесчинец”, лишённый традиционных сословных связей в жизни)
придал явлению ещё более дикие формы. Началась, по меткому выражению
протоиерея Георгия Флоровского, “роковая болезнь — одичание умственной
совести”. “Человеческая личность шире истины” — это безумное утверждение
“народника” Михайловского становится определяющим характер времени.
Утрачивается сама потребность в Истине, теряется познавательное смирение
перед действительностью, и в безбожной “свободе” человек являет собой
жалкую картину средоточия разрушительных и гибельных страстей.
Всё было бы не столь ужасно, если бы вождями нигилизма остались
люди, подобные Чернышевскому и Добролюбову: недоучившиеся семинаристы,
разгневанные разночинцы и разочаровавшиеся поповичи (а оба кумира
“передовой общественности” вышли из духовного сословия) не являли собой
серьёзной опасности. Убогость их мировоззрения и скудость творческих
возможностей вскоре породили бы ответную реакцию (что, кстати, и
случилось, когда в конце века интеллигенция ударилась в
богоискательство). Но, к несчастью, дело этим не кончилось, и нигилизм
стал страшным орудием в руках настоящих изуверов-фанатиков.
Эти люди не строили никаких иллюзий. Они видели зло, всемерно
потворствовали и сознательно служили ему. “Страсть к разрушению есть
творческая страсть”, — слова Михаила Бакунина говорят сами за себя…
Нужно зажечь мировой пожар, разрушить старый мир, а для этого все
средства хороши. Россию расчётливо и цинично звали к топору, предполагая
(весьма основательно, как показала история) в хаосе страшного русского
бунта достичь своих целей.
БЮРОКРАТИЧЕСКИЙ КОНСЕРВАТИЗМ.
Под этим условным названием скрывается явление, практически не
исследованное до сих пор. Самосознание русского чиновничества, бывшего
опорой и основой государственной власти в Императорской России, до сих
пор оставалось за рамками внимания историков. Мы как-то традиционно
удовлетворялись карикатурными персонажами гоголевского Городничего,
грибоедовского Скалозуба и иных, подобных им литературных фигур,
совершенно забывая, что с петровских времен влияние бюрократии (далеко
не всегда отрицательное) постоянно росло, а после реформ Сперанского (и
проводившейся в том же духе политики Николая I) чиновничество фактически
несло на своих плечах весь груз ответственности за судьбу России.
Простая справедливость требует признать несомненные заслуги руского
чиновника в устроении и упорядочении всех областей жизни страны, во всех
успехах и победах Империи, во всём том, что составило славу и доблесть
России в XVIII—XIX веках. Столь же безусловна и несомненна огромная доля
вины чиновной бюрократии в катастрофе, постигшей Россию в начале XX
века. Потому-то и представляет значительный практический интерес анализ
мировоззрения русского административного сословия.
В жизни оно выражалось не языком идей, понятий или слов, а языком
законов, практических действий и политических решений. Даже и не будучи
оформлена словесно, идеология, лежащая в основании этих решений и
действий, была вполне определённа и ясна. В её истоках лежало
представление о ведущей, решающей роли государства во всех областях
человеческой жизни.
К сожалению, искажение основ русского домостроительства не обошло
стороной и государственный аппарат. Стремление подчинить ему всякую
человеческую деятельность, все проявления человеческого духа вступало в
явное противоречие с русским национально-религиозным мировоззрением.
Чиновничество рассматривало церковь лишь как один из государственных
институтов, этакий “департамент по улучшению нравов народа”, бюрократия
стремилась поставить под контроль светской власти все стороны церковной
деятельности, да и само духовенство.
При таком развитии событий Самодержавное Царство, мало-помалу
превращалось в абсолютистскую монархию по западно-европейскому образцу,
а сам Самодержец — в простого главу государственного аппарата (нечто
вроде современного президента наделенного практически неограниченными
(!), в отличие от президентов других стран, полномочиями). Не случайно
Лев Тихомиров — раскаявшийся террорист-народоволец, ставший впоследствии
выдающимся теоретиком монархизма, — назвал как-то абсолютизм “идеей
демократической”.
Искажалась сама идея происхождения верховной власти, размывались её
основы. Согласно бюрократическому воззрению на Царя как на главу
административной системы управления государством, он, якобы,
“делегирует” часть своей власти каждому чиновнику. Кажется, Константин
Леонтьев, понимавший и чувствовавший, какие опасности грозят России,
метко выразил эту идею так: “каждый урядник есть тоже немножко
«Помазанник» Божий”. Русский народ постепенно низводился к роли детали в
грандиозном государственном механизме Империи.
Многие видели эти искажения и в меру сил пытались исправить их, но
лишь немногие понимали, к чему всё это может привести…
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
Жизнь всякого народа, всякого человеческого сообщества зиждется на
единстве мировоззрения, определяющего моральные, этические и
религиозно-нравственные нормы поведения. Жизнь личная и семейная,
общественная и государственная в равной степени зависят от того, что
признается людьми допустимым, а что нет, что почитается за благо, а что
— за зло, какой смысл полагается в человеческом бытии и какова его
высшая, вечная, непреходящая цель. На протяжении всей истории
человечества именно религия являлась тем нравственно-организующим,
скрепляющим началом, которое объединяло народы вокруг идеалов, придавало
крепость национальным государствам и единообразие национальному
характеру.
Рассматривая русскую историю в таком аспекте не трудно сделать
вывод о том, что именно зарождение в XIX веке общественной мысли и
развитии её в различных направлениях, в большинстве случаев отрицавших
первостепенную роль религии в основе государства, послужило началом
развала великой и могучей Российской Империи.
Список литературы:
Материал подготовлен на основе трудов митрополита Санкт-Петербургского и
Ладожского Иоанна /Снычёва/ (1995). «Самодержавие Духа». Очерки русского
самосознания. С-Пб. 1994 г.
1Киреевский И. В. ПСС, М. , 1911, т. 1, с. 219.
2Чаадаев П. Я. Сочинения и письма. СПб, 1914, т. 2.
Герцен А.И. Собрание сочинений: В 30 т. М.; 1958.
Дьяков В. А. Общественное движение в России. 1825-1861. М.; 1979
Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter
