17
Контрольная работа №1
На тему: «Новая экономическая политика».
Вариант №3
СОДЕРЖАНИЕ
Предпосылки новой экономической политики………………….2
Переход от капитализма к социализму……………………………..5
Суть и цели новой экономической политики…………………..10
Итоги новой экономической политики…………………………11
Список литературы………………………………………..16
Предпосылки Новой Экономической политики.
Начиная с 1914-г, Россия воевала уже седьмой год. В 1920 году объем
промышленного производства по отношению к 1913 году составил 13-14 %,
сельскохозяйственного – 60%. Разрушен был транспорт: каждый второй
паровоз представлял собой железный труп. Национальный доход упал в 1920
году по сравнению с 1913-ым почти втрое. Выплавка чугуна уменьшилась в
33 раза, стали – в 22. Почти на 1/5 сократились посевные площади.
Остановилось в своем развитии крестьянское хозяйство – крестьяне просто
потеряли стимул, продразверстка подрезала его: производили лишь минимум
(в размерах потребностей крестьянской семьи), происходила натурализация
крестьянских хозяйств, сокращалась пашня, поголовье. Между тем,
разверстка становилась всеобъемлющей: уже разверстывалась величина пашни
и даже структура посевов. По оценкам самих большевиков, “такого
мучительного момента, как конец 19-го года, мы не переживали”, “весь
экономический организм страны был в тисках безысходности” (Л. Троцкий).
Одно слово повторяется беспрестанно у всех: “Разруха!”.
В условиях гражданской войны большевики предприняли попытку
непосредственного перехода к грубому, уравнительному, бедному,
казарменному коммунизму, от которого не хотели отказываться. Грубый,
бедный, уравнительный, казарменный коммунизм казался ближе к идеалу
равенства и братства, чем-то прошлое, которое они отбросили. В марте
1919 года на своем VIII съезде большевики приняли Программу партии, и
это была действительно коммунистическая программа – без рынка, в
сущности, вся основанная на разверстке деятельности. Общее настроение:
“Ни шагу назад!”. Все они находились во власти иллюзий. Одна из наиболее
сильных иллюзий – о скорой победе мировой революции, о наступлении
“светлого будущего” уже завтра. Но скоро после победы в гражданской
войне стало приходить осознание, что такое тяжело больное хозяйство на
основе политики “военного коммунизма” не излечить. Впрочем, болезнь
поразила не только хозяйство. Больна была власть, которую разъедали
бюрократизм и взяточничество, болен был рабочий класс: сотни тысяч
рабочих погибли в гражданской войне, более миллиона рабочих уехали в
деревню и превратились в крестьян (По выражению Ленина, “пролетариат
исчез”). Больно было все общество, в котором распространилось социальное
иждивенчество (на государственном содержании находилось до 40 млн.
чел.).
Прямо на глазах нарастало недовольство со стороны как раз тех социальных
классов, в интересах которых осуществлялась Октябрьская революция, – со
стороны рабочих и крестьян.
Для недовольства имелись серьезные причины. Жизнь в городах стала
мучительной. Петроград потерял более 2/3 своих жителей (к началу 1917
года в нем было 2,4 млн. жителей, в 20-м году – 722 тысячи). Каждый
третий взрослый был безработным. В январе 1921 года в Петрограде были
введены сокращенные нормы выдачи хлеба. В частности, на домохозяйку,
имеющую не менее троих детей, полагался один фунт, т.е 400 г., по 100 г.
хлеба на рот. Максимальные нормы дневного пайка московского рабочего на
рубеже 1920-21 гг. составляли: хлеб – 225 г., мясо или рыба – 7 г.,
сахар – 10 г. 11 февраля в Питере было закрыто 96 предприятий,
прекращена подача электроэнергии на них. 24-го рабочие нескольких
заводов вышли на улицы. Они останавливали машины и ссаживали с них
чиновников. В тот же день в городе был введен комендантский час,
запрещены митинги и собрания. Фактически это означало военное положение.
Трудности усугубила ускоренная демобилизация Красной Армии (с 5,5 до 1,5
млн. чел.). Фронтовики не могли найти себя в условиях разрухи. Многие
ничего не умели делать, кроме как воевать. Возникло уродливое явление,
известное под названием “красный бандитизм”. Налицо был глубокий
хозяйственный и социальный кризис. С каждым днем становилось яснее: надо
менять политику. Необходимость изменения политики сигнализировали
рабочие забастовки, крестьянские выступления, нарастающие разногласия в
самой РКП(б) Симптомом глубокого кризиса Советской власти стали мятежи
против большевиков. Самый заметный и важный – Кронштадтский. Над
Кронштадтом (военно-морской крепостью на Балтике, считавшейся со времен
революции оплотом большевиков – вожди большевиков называли кронштадтцев
“красой и гордостью революции”) в конце февраля 1921 года реяло красное
знамя. Но военные моряки подняли это красное знамя против большевиков.
Это был антибольшевистский мятеж. Его основные лозунги: “Вся власть
советам, а не партиям”, “Советы без коммунистов”. Вот что писала газета
мятежников: “Полная шкурников партия коммунистов захватила власть в свои
руки, устранив рабочих и крестьян, во имя которых действовала. Настало
время подлинной власти трудящихся – власти Советов!”.
Власти попробовали уговорить матросов – безуспешно. Попробовали
штурмовать – матросы отбились. 7 и 8 марта на город было выпущено более
5 тысяч снарядов. С аэропланов на крепость сбрасывались десятки тысяч
листовок с уговорами и угрозами. Гарнизон оставил их без внимания.
Вскоре последовал массированный обстрел крепости и генеральный штурм.
Уром 17 марта отряды атакующих ворвались в Кронштадт. Как рассказывал
руководитель штурма М. Тухачевский, матросы бились, как звери, с
величайшей яростью и ожесточением. Каждый дом, который они занимали,
приходилось брать кровью. К вечеру мятежники стали сдаваться в плен. Их
линкоры прекратили огонь. Экипажи мыли палубы, сами мылись в банях,
надевали чистое белье. Более 2 тысяч моряков по приказу Л. Троцкого были
расстреляны на льду Финского залива, остальные ушли в Финляндию.
Другое крупное событие – восстание крестьян в Тамбовской губернии в
1920-1921 гг., которое (по фамилии лидера А. Антонова) получило название
“антоновщина”. Там против коммунистов выступало 50-тысячное крестьянское
войско. 2 тысячи коммунистов были убиты. На подавление восстания были
брошены части регулярной Красной Армии во главе с М. Тухачевским
(100-тысяч штыков). Крестьяне выступали против большевиков на Украине,
на Дону, Кубани. В феврале-марте 1921 года разгорелось массовое
крестьянское восстание в Западной Сибири. Численность повстанцев здесь
достигала 100 000 человек. Почти полностью была захвачена, например,
Тюменская губерния. С большими усилиями части Красной Армии оттеснили
восставших от Транссибирской магистрали. Главная причина крестьянского
возмущения была проста: крестьяне просто не желали больше отдавать хлеб
в города, не получая оттуда взамен никаких товаров.
В 1921 году измученную I Мировой и гражданской войной страну охватил
страшный голод. Это была настоящая катастрофа. Засуха 1921 года была
сопоставима с засухой 1891-го. Но она произошла в условиях, когда
производительные силы сельского хозяйства были ослаблены, разрушены. В
зоне голода оказалась почти половина населения. От голода умерли
миллионы людей (по некоторым оценкам, до 5 млн. чел.). Именно тогда
большевистским руководством было принято решение об изъятии из храмов
церковных ценностей на нужды голодающих.
Отсюда выросла необходимость – от военного коммунизма, т.-е. от
чрезвычайных мер, имевших задачей поддержать хозяйственную жизнь
осажденной крепости, перейти к такой системе мероприятий, которая
обеспечивала бы постепенный подъем производительных сил страны даже и
без содействия социалистической Европы. Военная победа, которая была бы
невозможна без военного коммунизма, в свою очередь позволила от мер
военной необходимости перейти к мерам хозяйственной целесообразности.
Таково происхождение так называемой новой экономической политики. Ее
часто называют отступлением, и мы сами так ее называем – и с известным
основанием. Но чтобы правильно оценить, в чем, собственно, это
отступление состоит, чтобы понять, как мало это отступление похоже на
“капитуляцию”, нужно отдать себе отчет в нынешнем нашем хозяйственном
положении и в тенденциях его развития.
В марте 1917 года был низвергнут царизм. В октябре рабочий класс взял в
руки власть. Почти вся земля, национализированная государством, была
передана крестьянам. Обрабатывающие эту землю крестьяне обязаны ныне
платить государству определенный натуральный налог, который является
существенным вкладом в дело социалистического строительства. Рабочее
государство владеет всей железнодорожной сетью, всеми промышленными
предприятиями и, за второстепенными исключениями, ведет на этих
предприятиях хозяйство за собственный счет. Вся система кредита
сосредоточена в руках государства. Внешняя торговля составляет
государственную монополию. Каждый, кто способен трезво и без
предвзятости оценить эти результаты пятилетнего существования рабочего
государства, должен будет сказать: да, для отсталой страны это весьма
большой социалистический успех.
Особенность, однако, в том, что этот успех был достигнут не путем
непрерывного прямолинейного развития, а зигзагообразным движением:
сперва у нас был режим “коммунизма”, затем мы открыли ворота рыночным
отношениям. Этот поворот в политике стал трактоваться в буржуазной
печати как отказ от коммунизма и капитуляция перед капитализмом. Незачем
говорить, что социал-демократы разъясняют, углубляют и комментируют эту
версию. Нельзя, однако, не признать, что кое-кто даже из числа наших
друзей впадал в сомнение: нет ли тут действительно скрытой капитуляции
перед капитализмом? Нет ли действительно опасности, что на основе
восстановленного нами свободного рынка капитализм будет развиваться все
больше и больше и возьмет верх над начатками социализма? Чтобы дать
правильный ответ на этот вопрос, нужно предварительно устранить основное
недоразумение. В корне неверно, будто экономическое развитие Советской
России идет от коммунизма к капитализму. Коммунизма у нас не было. Не
было у нас социализма и не могло быть. Мы национализировали
дезорганизованное хозяйство буржуазии и установили, в самый острый
период борьбы не на жизнь, а на смерть – режим потребительского
“коммунизма”. Победив буржуазию на поле политики и войны, мы получили
возможность приступить к хозяйству и оказались вынуждены восстановить
рыночные формы взаимоотношений между городом и деревней, между
отдельными отраслями промышленности и между отдельными предприятиями.
Без свободного рынка крестьянин не находит своего места в хозяйстве,
теряет стимул к улучшению и расширению производства. Только мощное
развитие государственной промышленности, ее способность обеспечить
крестьянина и его хозяйство всем необходимым, подготовит почву для
включения крестьянина в общую систему социалистического хозяйства.
Технически эта задача будет разрешена при помощи электрификации, которая
нанесет смертельный удар сельскохозяйственной отсталости, варварской
изолированности мужика и идиотизму деревенской жизни. Но путь к этому
лежит через улучшение хозяйства нынешнего крестьянина-собственника.
Этого рабочее государство может достигнуть только через рынок,
пробуждающий личную заинтересованность мелкого хозяина. Первые
результаты уже сейчас налицо. Деревня в этом году дает рабочему
государству, в виде натурального налога, гораздо больше хлеба, чем
государство получало во время военного коммунизма путем изъятия
излишков. В то же время сельское хозяйство, несомненно, идет вверх.
Крестьянин доволен, – а без нормальных отношений между пролетариатом и
крестьянством социалистическое развитие в нашей стране невозможно.
Но новая экономическая политика вытекает не только из взаимоотношений
между городом и деревней. Она является необходимым этапом в развитии
государственной промышленности. Между капитализмом, когда средства
производства составляют собственность частных лиц и все экономические
отношения регулируются рынком, – и между законченным социализмом,
который ведет плановое общественное хозяйство, имеется ряд переходных
ступеней; и НЭП, по существу, является одной из них.
Переход от капитализма к социализму.
Представления В.И. Ленина о пути перехода от капитализма к социализму
базировалось на его теории многоукладности. В социально-экономической
действительности России он выделял пять укладов: патриархальный (не
участвующий в товарообмене, ограниченный натуральным хозяйством,
находящийся вне зоны рыночных отношений), мелкотоварный (представленный
большинством крестьянских и ремесленнических хозяйств),
частнохозяйственный капитализм (частный предприниматель, пользующийся
наемным трудом , в городе, кулак в деревне), социалистический
(собственность пролетарского государства),
государственно-капиталистический ( более или менее крупные
капиталистические объединения, находящиеся под контролем пролетарского
государства, например, концессии или аренда). Ранжируя эти уклады от
простого к сложному, Ленин в качестве главного критерия применял
производительность труда: чем сложнее и совершеннее уклад, тем выше
производительность труда. Ленин призывал большевиков добиться, чтобы
социалистический уклад был на деле высшим, то есть обеспечивал
наибольшую эффективность. Он связывал победу социализма с хозяйственными
успехами государства и кооперации, которые как раз позволили бы
обеспечить на госпредприятиях и в кооперативных объединениях наивысшую
производительность труда. На данном конкретном этапе Ленин призывал
широко использовать кооперацию (различные формы кооперирования
крестьянских хозяйств) и госкапитализм (учиться коммерческой постановке
дела).
Рассмотрим этот вопрос на примере железных дорог. Именно железнодорожный
транспорт является той областью, которая в наибольшей степени
подготовлена для социалистического хозяйства, так как железнодорожная
сеть была и у нас в большей своей части национализирована еще при
капитализме и условиями самой техники централизована и до известной
степени нормализована. Большую половину дорог мы получили от
государства, меньшую – экспроприировали у частных обществ. Подлинно
социалистическое управление должно, конечно, рассматривать всю сеть как
целое, т.-е. не с точки зрения собственника той или другой
железнодорожной линии, а с точки зрения интересов всего транспорта и
всего хозяйства страны. Оно должно распределять паровозы или вагоны
между отдельными линиями так, как это требуется интересами хозяйственной
жизни в целом. Но перейти к такому хозяйству даже и в централизованной
области железнодорожного транспорта не так просто. Тут открывается ряд
посредствующих экономических и технических этапов. Паровозы бывают
различных типов, потому что они строились в разные времена, разными
обществами и на разных фабриках, причем разные паровозы ремонтируются
одновременно в одних и тех же мастерских и наоборот: однородные паровозы
– в разных мастерских. Капиталистическое общество, как известно,
расточает громадное количество рабочей силы по причине излишнего
разнообразия, анархической пестроты составных частей своего
производственного аппарата. Необходимо, стало быть, разбить паровозы по
типам и распределить их между железными дорогами и мастерскими. Это
будет первым серьезным шагом на пути к нормализации, т.-е. к достижению
технической однородности паровозов и их составных частей. Нормализация,
как у нас не раз говорилось, и говорилось справедливо, есть социализм
техники. Без нормализации техника не достигнет своего высшего расцвета.
А где же и начинать нормализацию, как не на железных дорогах? И мы,
действительно, приступили к этой задаче, но тотчас же натолкнулись на
большие препятствия. Железнодорожные линии, притом не только частные, но
и государственные, производили свой расчет со всеми остальными
хозяйственными предприятиями при помощи рынка. Экономически это было,
при данной системе хозяйства, неизбежно и необходимо, потому что
содержание и развитие той или другой линии зависит от того, насколько
она оправдывается хозяйственно. Приносит ли данная линия пользу
хозяйству, это можно установить только через посредство рынка, – до тех
пор, пока мы не выработали методов всеобщего социалистического учета
хозяйства; а эти методы, как сказано, могут явиться только в результате
продолжительного опыта работы на основе национализированных средств
производства.
Итак, старые способы хозяйственной проверки ходом гражданской войны были
устранены прежде, чем успели создаться новые. При этих условиях вся
железнодорожная сеть оказывалась формально объединенной, но каждая часть
этой сети отрывалась от всей остальной хозяйственной среды и повисала в
воздухе. Рассматривая сеть, как самодовлеющее техническое целое,
объединяя железнодорожный и вагонный парки всей сети, централистически
сортируя паровозы и централизуя ремонт, т.-е. преследуя абстрактный,
технически-социалистический план, мы рисковали окончательно утратить
всякий контроль над нужностью или ненужностью, выгодностью или
невыгодностью каждой отдельной дороги и всей сети в целом. Какие линии
развернуть, а какие сократить, какой подвижной состав и какой рабочий
персонал нужен на данной линии, сколько грузов может провезти
государство для своих нужд, какую часть провозной способности оно должно
предоставить для нужд других организаций и частных лиц, все эти вопросы
– на данном историческом основании – не могут разрешиться иначе, как
путем установления платы за провоз, правильной бухгалтерии и правильной
коммерческой калькуляции. Только на основе бухгалтерского балансирования
различных частей железнодорожной сети, в сочетании с таким же
балансированием других отраслей хозяйства, мы придем к выработке методов
социалистического учета и нового хозяйственного плана. Отсюда вытекает
необходимость и после перехода всех дорог в руки государства –
предоставить отдельным железнодорожным линиям или группам их
хозяйственную самостоятельность, в смысле их приспособления ко всем
остальным хозяйственным предприятиям, от которых они зависят, или
которые ими обслуживаются. Одних абстрактно-технических планов и
формально-социалистических целей недостаточно для того, чтобы перевести
железнодорожное хозяйство с капиталистических рельс на социалистические.
В течение определенного – и притом продолжительного – времени рабочему
государству, даже для управления железнодорожной сетью, приходится
пользоваться капиталистическими методами, т.-е. методами рынка.
Сказанное относится с еще большей очевидностью к промышленным
предприятиям, которые и в отдаленной степени не были при капитализме так
централизованы и нормализованы, как железные дороги. После ликвидации
рынка и системы кредита каждый завод походил на телефонный аппарат с
отрезанными проводами. Военный коммунизм создал бюрократический суррогат
хозяйственного объединения. Машиностроительные заводы на Урале, в
Донецком бассейне, в Москве, в Петрограде и проч. оказались
объединенными в ведении единого Главка, который централистически
распределял между ними топливо, сырье, техническое оборудование, рабочую
силу, поддерживая последнюю при помощи системы уравнительного пайка.
Совершенно очевидно, что такое бюрократическое управление совершенно
нивеллировало особенности каждого предприятия и уничтожало самую
возможность проверки производительности его и выгодности, даже если бы
учетные данные Главка отличались большей или меньшей точностью, чего, на
самом деле, не было и в помине.
Для того, чтобы каждое предприятие стало составной клеточкой единого
социалистического организма, планомерно функционирующего, нужна большая
переходная работа рыночного хозяйствования, которая займет долгий ряд
лет. И в течение этой переходной эпохи каждое предприятие и каждая
группа предприятий должны в большей или меньшей степени самостоятельно
ориентироваться на рынке и проверять себя через рынок. В этом и состоит
смысл новой экономической политики: если политически на первый план
выпятилось ее значение в качестве уступки крестьянству, то никак не
меньше ее значение, как неизбежного этапа в развитии государственной
промышленности при переходе от капиталистического хозяйства к
социалистическому.
Итак, для регулирования промышленности рабочее государство прибегает к
методам рынка. Рынок нуждается во всеобщем эквиваленте. Этот эквивалент
имеет у нас, как вы знаете, довольно жалкий вид. Тов. Ленин уже говорил
о наших усилиях добиться некоторой стабилизации рубля и о том, что эти
усилия не остались совсем безуспешными. Очень поучительно, что, вместе с
восстановлением рынка, восстанавливаются и фетишистские явления в
области хозяйственного мышления, – в том числе и у многих коммунистов,
поскольку они выступают не как коммунисты, а как торговцы на рынке. Наши
предприятия, как вы, разумеется, знаете, страдают от недостатка средств.
Откуда их взять? Ясно откуда: из-под пресса. Достаточно увеличить
эмиссию, чтобы двинуть в ход ряд фабрик и заводов, ныне затихших.
“Взамен ваших несчастных бумажек, которые вы так скаредно отпускаете, –
так говорят иные товарищи, – мы вам дали бы через несколько месяцев
полотно, обувь, гайки и другие прекрасные предметы”. Совершенно очевидна
фальшь этого рассуждения. Недостаток оборотных средств свидетельствует
только о том, что мы бедны, и что для расширения производства нам нужно
пройти стадию первоначального социалистического накопления. Наша
бедность – в хлебе, в угле, в паровозах, в квартирах и проч. – получает
теперь форму недостатка оборотных средств потому, что мы перевели
хозяйство на основу рынка. Тяжелая промышленность при этом с завистью
указывает на успехи легкой. Что это значит? Это значит, что при
начинающемся оживлении хозяйства наличные ресурсы направляются, в первую
голову, туда, где они всего нужнее и неотложнее, – т.-е. в те отрасли,
где производятся продукты личного или хозяйственного потребления рабочих
и крестьян. Предприятия этого типа делают сейчас хорошие дела. При этом
на рынке государственные предприятия конкурируют друг с другом и отчасти
с частными, которые, как увидим, очень малочисленны. Только таким
образом национализированная промышленность научается работать как
следует быть; другим путем этой цели достигнуть нельзя: ни априорным
хозяйственным планом, высиженным в канцелярии, ни отвлеченной
коммунистической проповедью. Нужно, чтобы каждая государственная
фабрика, ее технический директор, ее коммерческий директор подвергался
контролю не только сверху – со стороны государственных органов, но и
снизу – со стороны рынка, который в течение еще длительного периода
остается регулятором государственного хозяйства. По мере того, как
государственная легкая промышленность, упрочиваясь на рынке, начинает
приносить государству доход, создаются оборотные средства для тяжелой
промышленности. Разумеется, это не единственный источник государства. У
него есть и другие: натуральный налог, взимаемый с крестьянина, налоги
на частную промышленность и торговлю, таможенные доходы и проч.
Финансовые затруднения нашей промышленности имеют, следовательно, не
самодовлеющий характер, а вытекают из всего процесса возрождения
хозяйства. Если бы наш финансовый комиссариат попытался, путем
расширения эмиссии, пойти навстречу каждому промышленному предприятию,
рынок неизбежно изверг бы избыточную эмиссию прежде, чем нетерпеливые
заводы успели бы выбросить на рынок новые продукты; другими словами,
рубль потерпел бы такое падение, что покупательная сила этой удвоенной
или утроенной эмиссии была бы ниже покупательной силы наличных сейчас
денег. Государство, конечно, не зарекается от новых эмиссий, но они
должны производиться в соответствии с реальным хозяйственным процессом и
с таким расчетом, чтоб они в каждом данном случае увеличивали
покупательную силу государства и тем содействовали первоначальному
социалистическому накоплению. Государство не отказывается, со своей
стороны, целиком от планового хозяйства, т.-е. от сознательных и
властных поправок к работе рынка. Но оно исходит при этом не из
априорного учета, не из отвлеченной и крайне неточной плановой гипотезы,
как при военном коммунизме, а из фактической работы того же рынка, одним
из орудий проверки которого является состояние валюты и централизованной
системы государственного кредита.
На предприятиях восстанавливалась денежная форма оплаты труда и
материальное стимулирование. Государственные предприятия получали
довольно большую хозяйственную самостоятельность и действовали теперь на
основе хозрасчета, самоокупаемости, прибыльности. Допускалось
банкротство государственных предприятий. Ленин заявил о “пересмотре
всей точки зрения нашей на социализм”: не подавление одним укладом
других, а экономическое взаимодействие укладов. Революция, говорил он,
завершена и большевики должны научиться быть реформаторами. Ленин
настаивал на том, чтобы видеть в НЭПе прежде всего не политику
классового противоборства, а политику классовых союзов (союзов
пролетариата с крестьянством, с интеллигенцией, с новыми буржуа –
нэпманами). При этом он оставался убежденным сторонником диктатуры
пролетариата (в том числе в экономике) и монополии одной партии –
коммунистической. По-разному смотрели в партии большевиков и на
перспективы НЭПа. Если Ленин подчеркивал, что НЭП – это “всерьез и
надолго”, то “второй вождь” (Троцкий) был настроен на новый взлет
революции: “Мы только солдаты на привале. Мы расположились на отдых
только на один день”.
Один из вождей большевиков И. Сталин объяснял необходимость перехода к
НЭПу так: мировой революции пока нет, объединиться с пролетариатом
передовых стран мы пока не можем. Поэтому “нашей партии приходится
искать окольных путей кооперирования с капиталистическими элементами на
хозяйственном поприще”. Крайние точки зрения на НЭП были представлены
нэпманами, с одной стороны, с другой – самыми твердокаменными и
бескомпромиссными из большевиков. “Погодите, мы всю Россию купим”,-
говорили новые буржуа. “Погодите, мы вам головы скрутим”,- неслось со
стороны непримиримых врагов капитализма.
Переход большевистского паровоза на рельсы рыночного хозяйства, казалось
бы, состоялся. Рынок привел к заметному оживлению экономической жизни
страны и социальному успокоению. Жизнь людей улучшилась, голод отступил.
К 1925 году промышленность уже производила 70% довоенного уровня, к 1928
году восстановление промышленности было полным. Сравнительно быстро
стабилизировался рубль. В 1922-1924 гг. была проведена денежная
реформа. Суть реформы – в постепенном вытеснении старых обесценившихся
бумажных денег новыми деньгами. Для этого в обращение вводились золотые
червонцы (один червонец приравнивался к 10 рублям). Выпуск новых денег
был ограничен, а старых, наоборот, усилен, что привело к полному их
обесценению. Теперь один новый рубль обменивался на 50 млрд. старых.
Прежние денежные сбережения были практически уничтожены. В 1924 году
выпуск старых денег был прекращен. Продукция сельского хозяйства уже в
1925 году превысила довоенный уровень и продолжала расти. Развивалась
кооперация – в середине 20-х годов различные кооперативы объединяли
половину населения страны. При этом кооперативы с максимальной формой
обобществления (собственно социалистические) – колхозы и коммуны –
распространены были мало и давали примерно 1% производства. Улучшилось
положение рабочих: они теперь имели 8-часовой рабочий день вместо
9,6-часового. 2-недельные оплачиваемые отпуска, различные льготы, более
высокую, чем до революции реальную зарплату, стали лучше питаться. В
деревне основной фигурой стал середняк. Из 25 млн. крестьянских хозяйств
кулацкие составляли 3-5% (до революции 15-20%), середняцкие – более 60
(было 20), беднота составляла около четверти населения деревни и 10% –
батраки (наемные рабочие). Кулаки теперь производили около 20% товарного
хлеба (было 50%), основной товарный хлеб шел теперь от середняка.
Собственно, и кулаки пореформенного склада (мироеды) ушли в основном в
прошлое. Их паразитизм был подорван уже столыпинской реформой, а добит
комбедовскими переделами земли, проводившимися в эпоху “военного
коммунизма”. Из огня революции и гражданской войны вышел новый
социальный тип – сельский предприниматель, капиталист, русский аналог
американского фермера (только на порядок слабее его в экономическом и
культурном отношении).
Крестьянство стало больше потреблять. В середине 20-х годов объемы
производства превысили довоенные. Но товарная часть (та, что шла на
рынок), стала заметно ниже (10 млн. тонн в 1926 г. и 21 млн. тонн в 1913
г.). Разница прежде всего уходила на внутреннее потребление.
Итак, большевики согласились на том, что экономика должна быть
смешанной, то есть развиваться на основе многоукладности. При этом в
сфере политики они стояли за однопартийную диктатуру.
Большевики не намерены были делать никаких послаблений в системе
однопартийной диктатуры. ВЧК, переименованная в ГПУ (Главное
Политическое Управление), осуществляла строгий контроль за
инакомыслящими, была ориентирована на беспрерывный поиск врагов системы
и пресечение их деятельности. Осенью 1922 года из Советской России за
границу была выслана большая группа интеллигенции, главным образом,
гуманитарной,- те, кто не принимал социалистические ценности.
Усиливались репрессии к оставшимся представителям других партий,
например, к эсерам, к меньшевикам. Решением Х съезда о единстве партии
ограничена была и свобода мнений в РКП(б). В этом заключалось серьезное
противоречие. С одной стороны, “рост капиталистической стихии”,
“центробежные тенденции капиталистических сил” (Л. Троцкий). С другой,
жестко централизованная система управления, усиливающийся
государственный контроль над экономикой, “неслыханная возня со
всевозможными согласованиями и неслыханный бюрократизм” (Ф.
Дзержинский). Изначально вопрос Лениным был поставлен так: “Кто кого?”
Или буржуазия победит Советскую власть, или Советская власть победит
буржуазию.
Характерно одно замечание В.И. Ленина: “Величайшая ошибка думать, что
НЭП положил конец террору. Мы еще вернемся к террору и к террору
экономическому”. Возникала историческая альтернатива: или НЭП и рынок
сделают политику более многоцветной, породят во власти различия мнений,
подходов, позиций, фракций, партий. Или монолитная власть превратит
сферу экономики в один “серый сплошняк”- без НЭПа, без рынка.
Суть и цели Новой Экономической Политики
Новая экономическая политика, провозглашенная X съездом РКП (б),
представляла собой целую систему мер, направленных на создание условий
для возрождения экономики России. Эти меры разрабатывались уже в ходе
объявленной новой экономической политики, которую можно представить в
виде ряда последовательно осуществляемых этапов.
Главные усилия требовалось направить против разрастающегося
продовольственного кризиса, ликвидировать который можно было только
путем подъема сельского хозяйства. В условиях отсутствия у государства
средств для этого необходимо было раскрепостить производителя, дать ему
стимулы для развития производства. Именно на это было направлено
центральное мероприятие нэпа – замена продразверстки продналогом.
Размеры налога был значительно меньше разверстки, он носил прогрессивный
характер, т.е. уменьшался в том случае, если крестьянин заботился об
увеличении производства, и позволял крестьянину свободно распоряжаться
излишками продуктов, которые у него оставались после сдачи налога. В
1922 г. меры помощи крестьянству были усилены. Продналог был сокращен на
10% по сравнению с предыдущим годом, но самое главное: было объявлено о
том, что крестьянин был свободен в выборе форм землепользования и даже
разрешались наем рабочей силы и аренда земли.
Крестьянство России уже осознало преимущество новой политики, к этому
добавились благоприятные погодные условия, которые позволили вырастить и
собрать хороший урожай. Он был самым значительным за все годы, прошедшие
после Октябрьской революции. В результате после сдачи государству налога
у крестьянина образовались излишки, которыми он мог распоряжаться
свободно. Однако следовало создать условия для свободной реализации
продукции сельского хозяйства. Этому должна была содействовать
коммерческая и финансовая стороны новой экономической политики. О
свободе частной торговли было объявлено одновременно с переходом от
разверстки к продналогу. Но в выступлении В.И. Ленина на Х съезде партии
свободная торговля понималась лишь как продуктообмен между городом и
деревней, в пределах местного хозяйственного оборота. При этом
преимущество отдавалось обмену через кооперативы, а не через рынок.
Крестьянству такой обмен показался невыгодным, и Ленин уже осенью 1921
г. признал, что товарообмен между городом и деревней сорвался и вылился
в куплю-продажу по ценам «черного рынка». Пришлось пойти на снятие
ограниченной свободной торговли, поощрить розничную торговлю и поставить
частника в равные условия в торговле с государством и кооперативам. В
свою очередь, свободная торговля потребовала порядка в финансовой
системе государства, которая в начале 20-х гг. существовала лишь
номинально, ибо в концепции большевиков о создании социалистического
государства, кроме национализации банков, финансам не уделялось никакого
места.
Даже введение нэпа не предусматривало мер по наведению порядка в сфере
финансов, ибо товарообмен мог осуществляться без денег. Государственный
бюджет составлялся формально, также формально утверждались сметы
предприятий и учреждений. Все расходы покрывались путем печатания ничем
не обеспеченных бумажных денег, поэтому размеры инфляции были
бесконтрольными. Уже 1921 г. государство вынуждено было предпринять ряд
шагов, направленных на реабилитацию денег. Было разрешено частным лицам
и организациям держать в сберегательных кассах любые суммы денег и без
ограничений пользоваться своими вкладами. Затем государство прекратило
бесконтрольно финансировать промышленные предприятия, часть из которых
была переведена на хозрасчет, часть – была сдана в аренду. Эти
предприятия должны были платить налоги в госбюджет, чем покрывалась
определенная часть государственных доходов. Был утвержден статус
Государственного банка, который также переходил на принципы хозрасчета,
был заинтересован в получении доходов от кредитования промышленности,
сельского хозяйства и торговли. Наконец, были приняты меры по
стабилизации российской валюты, которые осуществлялись в 1922 – 1924 гг.
и получили название финансовой реформы. Ее творцами считаются нарком
финансов Г. Сокольников, директор Государственного банка большевик
Шейман и член правления банка бывший министр царского правительства при
С.Ю. Витте Н.Н. Кутлер.
Быстрый подъем сельского хозяйства, оживление торговли и меры по
укреплению финансовой системы позволили перейти к мерам по стабилизации
положения в промышленности, от судьбы которой зависела судьба рабочего
класс и всего Советского государства. Промышленная политика была
сформулирована не сразу, так как подъем промышленности зависел от
положения дел в других отраслях народного хозяйства, прежде всего в
аграрном секторе. Кроме того, поднять всю промышленность сразу было не
по силам государству, и пришлось наметить ряд приоритетов, с которых
следовало начинать. Они были сформулированы в выступлении В.И.Ленина на
XI конференции РКП (б) в мае 1921 г. и заключались в следующем:
поддержка мелких и средних предприятий при участии частного и
акционерного капиталов; переориентирование производственных программ
части крупных предприятий на выпуск продукции широкого потребления и
крестьянского назначения; перевод всей крупной промышленности на
хозрасчет при расширении самостоятельности и инициативы каждого
предприятия. Эти положения легли в основу промышленной политики, которая
стала осуществляться поэтапно.
Новая экономическая политика входила в жизнь постепенно, по-разному
проявляла себя в различных отраслях народного хозяйства и вызывала
острую критику и со стороны части рабочего класса, сосредоточенной
прежде всего на крупных промышленных предприятиях, судьба которых должна
была решаться в последнюю очередь, и со стороны части руководства партии
большевиков, которые не хотели «поступаться принципами». В результате
новая экономическая политика прошла через серию острых
социально-политических и экономических кризисов, которые держали в
напряжении всю страну в 20-е гг. Первый кризис пришелся уже на 1922 г.,
когда еще не были видны успехи в стабилизации народного хозяйства, зато
проявились некоторые негативные моменты нэпа: усилилась роль частного
капитала, особенно в торговле, появился термин «нэпман», наблюдалось
оживление буржуазной идеологии. Часть большевистского руководства стала
открыто высказывать недовольство нэпом, и ее творец В.И. Ленин вынужден
был на XI съезде партии заявить о том, что отступление в смысле уступок
капитализму закончилось и нужно поставить частный капитал в надлежащие
рамки и регулировать его.
Однако успехи в аграрном секторе в 1922-1923 гг. несколько снизили
остроту противостояния в руководстве и дали нэпу внутренние импульсы для
развития. В 1923 г. сказалась диспропорция в развитии сельского
хозяйства, которая уже в течение двух лет наращивала темпы, и в
промышленности, которая еще только начала выходить из кризиса.
Конкретным проявлением этой диспропорции стал «кризис цен», или «ножницы
цен». В условиях, когда сельскохозяйственное производство составляло уже
70% от уровня 1913 г., а крупное промышленное производство – лишь 39%,
цены на сельхозпродукты резко снизились, а цены на промтовары продолжали
оставаться высокими. На этих «ножницах» деревня теряла 500 млн. руб.,
или половину своего платежеспособного спроса.
Обсуждение «кризиса цен» вылилось в партийную открытую дискуссию, и
выход был найден в результате применения чисто экономических мер. Цены
на промтовары упали, а хороший урожай в сельском хозяйстве позволил
промышленности обрести широкий и емкий рынок для сбыта своих товаров.
В 1924 г. начался новый «кризис цен», однако вызванный уже другими
причинами. Крестьяне, собрав хороший урожай, решили не сдавать его
(хлеб) государству по твердым ценам, а сбыть его на рынке, на котором
частные торговцы давали крестьянам хорошую цену. К концу 1924 г. цены на
сельхозпродукты резко повысились и основная прибыль пошла в руки
наиболее зажиточных крестьян – держателей хлеба. В партии вновь
вспыхнула дискуссия о «кризисе цен», которая носила уже более острый
характер, поскольку руководители партии раскололись на сторонников
продолжения поощрения развития аграрного сектора и дальнейших уступок
крестьянству и очень влиятельной силы, которая настаивала на усилении
внимания к развитию тяжелой промышленности. И хотя формально победили
сторонники первой точки зрения и из данного кризиса тоже вышли
экономическими методами, но это была их последняя победа. Кроме того,
были приняты поспешные меры по ограничению частника на рынке, что
привело к его дезорганизации и недовольству трудящихся масс.
В середине 20-х гг. успехи нэпа в возрождении российской экономики были
очевидны. Особенно они сказались в области сельского хозяйства, которое
практически восстановило уровень довоенного производства.
Государственные закупки хлеба у крестьян в 1925 г. составили 8,9 млн. т.
В деревне накапливались средства для развития промышленности в
результате переплаты крестьян за промышленные товары, которые продолжали
продаваться по завышенным ценам. Окрепла финансовая система Советского
государства. Золотой червонец, повсеместно введенный в марте 1924 г.,
стал стабильной национальной валютой, довольно популярной на мировом
рынке. Проведение жесткой кредитной и налоговой политики, выгодная
продажа хлеба позволили Советскому государству получить большую прибыль.
Темпы роста промышленного производства в 1922 – 1927 гг. в среднем
составляли 30 – 40%, а сельского хозяйства – 12 – 14%.
Однако, несмотря на значительные темпы в развитии, положение в
промышленности и особенно в тяжелой выглядело не слишком хорошим.
Промышленное производство к середине 20-х гг. еще значительно отставало
от довоенного уровня. Трудности в промышленном развитии вызвали огромную
безработицу, которая в 1923-1924 гг. превысила 1 млн. человек. Главным
образом безработица ударяла по молодежи, которая составляла не более 20%
занятых на производстве. Эти перекосы в развитии народного хозяйства
стали рассматриваться частью руководства как подрыв социальной базы
Советской власти.
Вот эти две причины: эйфория от реально имеющихся в экономике успехов и
трудности в осуществлении промышленной политики обусловили начало
поворота в осуществлении нэпа, который пришелся на вторую половину 20-х
гг. Уже на 1925-26 хоз. год советское правительство наметило огромный
экспорт хлеба для закупки иностранной техники для переоборудования
отечественной промышленности. Кроме того, предусматривались меры по
укреплению централизованного руководства экономикой и по укреплению
госсектора в народном хозяйстве. Такая политика натолкнулась на новые
хозяйственные трудности. В 1925 г. сократился объем хлебозаготовок и
правительство вынуждено было отказаться от своих планов. Снизились
вложения в промышленность, сократился импорт, и деревня вновь ощутила
дефицит промышленных товаров. Было принято решение повысить сельхозналог
на кулаков и одновременно продумать систему государственных мер
регулирования цен. Эти меры носили уже административный, а не
хозяйственный характер.
Несмотря на принятые меры, государственные заготовки хлеба не только не
росли, но даже сокращались. В 1926 г. было заготовлено 11,6 млн. т
зерна, в 1927 г. – 11, а в 1928 г. – 10,9. Между тем промышленность
требовала увеличения капиталовложений. В 1927 г. объем промышленного
производства впервые превзошел довоенный уровень. Началось новое
промышленное строительство. В 1926 г. в стране было построено 4 крупных
электростанции и пущено 7 новых шахт, а в 1927 г. – еще 14
электростанций и среди них Днепрогэс и 16 шахт. Деньги на промышленность
изыскивали путем эмиссии, которая в 1926-1928 гг. составила 1,3-1,4
млрд. руб.; путем повышения цен; путем экспорта зерна, который в 1928 г.
составил 89 тыс. т.; путем изыскивания средств внутри самой
промышленности – уже в 1925 г. собственные накопления крупной
промышленности покрывали 41,5% всех ее расходов.
Однако все эти источники не могли покрыть дефицита средств для
финансирования промышленности в условиях, когда темпы ее развития стали
увеличиваться. Судьба промышленности находилась в руках крестьянина,
которого нужно было вновь заставить отдавать все, что он произвел,
государству. От методов решения вопроса о взаимоотношениях между городом
и деревней зависела судьба нэпа.
Между тем положение дел в сельском хозяйстве и деревне было непростым. С
одной стороны, подъем промышленности, введение твердой валюты
стимулировали восстановление сельского хозяйства. Посевные площади стали
постепенно увеличиваться: в 1923 г. достигли 91,7 млн. га, что составило
99,3% к уровню 1913 г. В 1925 г. валовой сбор зерновых почти на 20,7%
превысил среднегодовой сбор за 1909-1913 гг. К 1927 г. довоенный уровень
был почти достигнут в животноводстве. Однако рост крупного товарного
крестьянского хозяйства сдерживала налоговая политика. В 1922-1923 гг.
было освобождено от сельхозналога 3%, в 1923-1924 гг. – 14%, в 1925-1926
гг. – 25%, в 1927 г. – 35% беднейших крестьянских хозяйств. Зажиточные
же крестьяне и кулаки, составившие в 1923-1924 гг. 9,6% крестьянских
дворов, выплатили 29,2% суммы налога. В дальнейшем удельный вес этой
группы в налогообложении еще больше возрос. В результате темпы дробления
крестьянских хозяйств были в 20-е гг. в два раза выше, чем до революции,
со всеми вытекавшими отсюда негативными последствиями для развития
производства и особенно его товарности. Разделяя хозяйства, зажиточные
слои деревни пытались ускользнуть из-под налогового пресса. Низкая
товарность крестьянских хозяйств сдерживала, а затем приводила к
заниженным объемам экспорта сельскохозяйственных продуктов, а
следовательно импорта, столь необходимого для модернизации оборудования
страны.
Уже на XV съезде ВКП (б) в декабре 1927 г. в выступлении И.В. Сталина
подчеркивалась необходимость постепенного, но неуклонного объединения
индивидуальных крестьянских хозяйств в крупные хозяйственные коллективы.
Кризис в хлебозаготовках зимой 1928 г. сыграл важную роль в переходе к
иному варианту развития страны. После своей поездки в Сибирь в январе
1928 г. И.В. Сталин стал сторонником применения чрезвычайных мер при
проведении хлебозаготовок: применения соответствующих статей уголовного
кодекса, насильственного изъятия зерна у крестьян.
Итоги Новой Экономической политики
Итоги новой экономической политики нельзя оценивать однозначно. С одной
стороны, ее воздействие на экономику следует признать благоприятным. В
20-е гг. удалось восстановить народное хозяйство и даже превзойти
довоенный уровень исключительно за счет внутренних резервов. Успехи в
возрождении сельского хозяйства позволили накормить население страны, а
в 1927-28 гг. СССР обогнал дореволюционную Россию по уровню потребления
пищевых продуктов: горожане и особенно крестьяне стали лучше, чем до
революции, питаться. Так, потребление хлеба на душу населения
крестьянами возросло в 1928 г. до 250 кг (до 1921 г. – 217), мяса – 25
кг (до 1917 г. – 12 кг). Национальный доход в это время увеличивался на
18% в год и к 1928 г. на 10% в пересчете на душу населения превысил
уровень 1913 г. И это было не простое количественное увеличение. За 1924
– 1928 гг., когда промышленность не просто восстанавливалась, а перешла
к расширенному воспроизводству, при росте численности рабочей силы на
10% в год прирост промышленной продукции составил 30% ежегодно, что
свидетельствовало о быстром росте производительности труда. Крепкая
национальная валюта советской страны позволила использовать для
возрождения экономики экспортно-импортные операции, хотя их масштабы
были незначительными из-за неуступчивости обеих сторон. Росло
материальное благополучие населения. В 1925-1926 гг. средняя
продолжительность рабочего дня для промышленных рабочих составила 7,4
часа. Удельный вес работавших сверхурочно постепенно сокращался с 23,1%
в 1923 г. до 18% в 1928 г. Все рабочие и служащие имели право на
ежегодный очередной отпуск не менее двух недель. Годы нэпа
характеризуются повышением реальной заработной платы рабочих, которая в
1925-1926 гг. в среднем по промышленности составляла 93,7% довоенного
уровня.
С другой стороны, осуществление нэпа проходило трудно и сопровождалось
целым рядом негативных моментов. Главный из них был связан с
непропорциональным развитием основных отраслей народного хозяйства
страны. Успехи в восстановлении сельского хозяйства и явное отставание
темпов возрождения промышленности вели нэп через полосу экономических
кризисов, решить которые только хозяйственными методами было чрезвычайно
трудно. В деревне шла социальная и имущественная дифференциация
крестьянства, что приводило к росту напряженности между различными
полюсами. В городе на протяжении всех 20-х гг. увеличивалась
безработица, которая к концу нэпа составила более 2 млн. человек.
Безработица порождала нездоровый климат в городе. Финансовая система
окрепла лишь на некоторое время. Уже во второй половине 20-х гг. в связи
с активным финансированием тяжелой индустрии было нарушено рыночное
равновесие, началась инфляция, что подорвало финансово-кредитную
систему. Однако главное противоречие, которое привело к краху новой
экономической политики, лежало не в сфере экономики, которая могла
развиваться на принципах нэпа и дальше, а между экономикой и
политической системой, рассчитанной на использование административных
командных методов управления. Это противоречие стало непримиримым в
конце 20-х гг., и политическая система разрешила его путем свертывания
нэпа.Необходимо подчеркнуть, что в конкретных условиях существования
СССР на рубеже 20-х – 30-х гг., в ситуации, когда страна была окружена
кольцом враждебных государств, когда для решения качественно новой и
сверхтяжелой задачи модернизации страны с целью решительного, а самое
главное, быстрого преодоления отсталости СССР не мог рассчитывать на
приток иностранного капитала (обязательное условие индустриализации –
пример Франции, США, царской России и других стран), а возможности нэпа
были весьма ограниченными.
В то же время следует отметить и то обстоятельство, что ленинский нэп,
как писал известный американский историк У. Дэвис, дал миру три элемента
экономики будущего: государственное регулирование, смешанную экономику и
частное предпринимательство. Пример сегодняшнего Китая, который успешно
решает задачи своего экономического развития на принципах неонэпа,
свидетельствует о большом историческом значении экономической политики
большевиков 20-х гг.
Список литературы
1.Тимошина Т.М. Экономическая история России: Учебное пособие.-М.,1989.
2.Поляк Г.Б. История мировой экономики. М.,2004.
3.Маркова А.Н. История России. М.,2002.
4.Экономическая энциклопедия. Политическая экономия. В 4 т-М.,1972-1980.
Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter
