.

История сарматского мира

Язык:
Формат: реферат
Тип документа: Word Doc
81 2278
Скачать документ

РЕФЕРАТ

ИСТОРИЯ САРМАТСКОГО МИРА

История обширного сарматского мира занимает важное место в древней
истории юга нашей страны.

Формирование сарматских племен восходит к столь же глубокой древности,
как и происхождение скифов. Первый этап исторического развития сарматов
связан с савроматами, соседями скифов на востоке, и по времени совпадает
с расцветом скифской культуры в Северном Причерноморье. Археологические
памятники савроматов очень близки скифским. Поэтому не сразу удалось
выделить их из обширной группы памятников, которые долгое время
объединялись у нас под общим понятием древностей скифской культуры.

Две точки зрения: савроматы – отдельное племя Приазовья, исчезнувшее с
исторической арены в результате нашествия с востока новых сарматских орд
(М. И. Ростовцев); савроматы – группа различных, в основном кочевых
племен, сформировавшихся в течение VIII-VII вв. до н. э. в степях
восточнее Дона, в Заволжье и Южном Приуралье из потомков племен степной
бронзы.

Если на западе история савроматов была тесно связана со скифами, местами
и другими племенами Северного Кавказа, то на востоке генетические и
культурные связи савроматов вели к могучему в древности
сако-массагетскому миру.

Я далек от мысли полностью отождествить савроматов с более поздними
сарматскими племенами, но считаю, что именно из племенных объединений
савроматов вышли, и на их основе сформировались крупные политические
союзы сарматов, сыгравших значительную роль в древней истории, как
Средней Азии, так и особенно Северного Кавказа и Северного
Причерноморья, где сарматы во II-I вв. до н. э. завоевали большую часть
Скифии. Проникнув на Таманский полуостров и в Крым, они заселили
античные города Северного Причерноморья, оказали воздействие на их
экономику и общественное устройство (особенно в Боспорском царстве),
значительно изменили их материальную культуру, военное дело и быт. Со
времени завоевания Скифии и до нашествия гуннов сарматы представляли
ведущую политическую и военную силу Северного Причерноморья.

Уже на рубеже эпохи бронзы и раннего железного века в археологическом
материале степного Поволжья и Южного Приуралья складываются основные
черты материальной культуры савроматов, определяется их этническое
своеобразие, особенно выраженное в погребальном обряде. Таким образом,
развитие савроматских племен прослеживается в течение почти
полутысячелетия от времени их сложения до начала расселения со своей
первоначальной территории.

Древнейшая форма имени сарматов – “савроматы” – впервые встречается у
Геродота, который пересказал легенду о происхождении савроматов от брака
скифских юношей с амазонками. Античных писателей поражало почетное
положение савроматских женщин, их участие в общественной жизни и войнах.
Авеста, священная книга Древнего Ирана, упоминает савроматов-сарматов
под именем “сайрима”.

Во второй половине IV-III в. до н. э. кочевые племена, носившие общее
название «савроматы», стали называться в письменных источниках
сарматами, судя по сообщению Теофраста (372-287 гг. до н. э.), впервые
употребившего термин «Сарматия» (Теофраст, О водах, фр. 172). Но еще
долго, вплоть до первых веков нашей эры, греческие и латинские писатели
продолжали называть их савроматами, отражая этим историческую
преемственность савроматов и сарматов.

Вопросы периодизации и хронологии отдельных этапов истории сарматов
остаются остро дискуссионными и по сей день. Не менее спорными являются
и вопросы, связанные с археологическими комплексами или культурами,
соответствующими этим периодам и отдельным регионам, входящим в состав
Азиатской Сарматии. Не прекращаются попытки как можно точнее определить
временные границы периодов и выяснить природу механизма перехода от
одной сарматской культуры к другой.

Одной из проблем сарматской истории является определение времени
появления сарматов на политической арене древнего мира. Существует
мнение, что это событие следует относить к IV в. до н.э. С этого времени
в письменных источниках упоминается географическое название «Сарматия»
(Д.А. Мачинский, 1971), складывается и начинает распространяться
раннесарматская культура (К.Ф. Смирнов, 1964; М.Г. Мошкова, 1974). Среди
причин упадка Скифии с конца IV в. до н.э. упоминалось давление на нее
сарматов. IV—III вв. до н.э. — туманное время в истории сарматов. В
письменных источниках той поры отсутствует какая-либо конкретная
информация о них. Мнение об употреблении топонима «Сарматия» в IV в. до
н.э. может существовать на уровне гипотезы, поскольку он упоминается у
авторов, живших позже. Определенно можно говорить об употреблении этого
названия с рубежа IV — III вв. до н.э. или в начале III в до н.э.
(Теофраст, 372—288 гг. до н.э.), локализация которого, однако, точно не
указывалась.

Попытки отождествлять сирматов, известных в IV в. до н.э. у Танаиса, с
сарматами также проблематичны, поскольку основаны только лишь на
созвучии названий. Следует также иметь в виду, что этноним «сирматы»
зафиксирован в нескольких источниках (Псевдо-Скилак, Эвдокс), что,
видимо, свидетельствует об его устойчивости. Более достоверные данные о
сарматах относятся к III—II вв. до н.э., которые, по [28] данным
Деметрия Каллатийского, в это время обитали в Азии за Танаисом.

Таким образом, в IV—III вв. до н.э. осведомленность античной истории и
географии о сарматах была слабой, в чем повинны они, видимо, были сами,
еще не успев со всей серьезностью заявить о себе.

В литературе того времени популярность оставалась за скифами. Ситуация
начинает меняться во II в до н.э. Страбон, новые сведения которого, в
основном, относятся к II—I вв. до н.э., в доно-волжских степях, на
Северном Кавказе и Северном Причерноморье помещает верхних аорсов,
аорсов, сираков, роксоланов. В Крыму в то же время появляются сатархи
(Плиний). Современные исследователи все эти народы, за исключением
последних, обычно относят к сарматам. Со II в до н.э. сарматы все чаще
начинают упоминаться в разного рода военно-политических акциях. В
договоре малоазийских государств 179 г. до н.э. упоминается сарматский
царь Гатал, несколько позже полководцу Митридата Диофанту приходится
воевать с роксоланами, возглавляемыми Тасием. К началу н.э. границы
Сарматии на западе достигают Истра и Вислы (Помпоний Мела, Плиний). С
времени Птолемея Сарматия подразделяется на Европейскую и Азиатскую,
восточной границей которой являлась Азиатская Скифия, простиравшаяся от
Волги и Каспийского моря до Индии и Китая. В период утверждения Рима на
Переднем Востоке и в бассейне Черного моря в военных акциях часто
упоминаются народы, обитавшие в пределах Сарматии, которые проявляли
активность в разных частях древнего мира, вплоть до появления в
Восточной Европе готов, после чего сарматы уже не являлись здесь
самодовлеющей силой и упоминаются наряду с другими народами. Сарматскую
эпоху для западного ареала евразийских степей следует, вероятно,
датировать со II в. до н.э. по III в. н.э., когда народы, которых
историко-географическая античная литература воспринимала как сарматов,
играли наиболее активную роль на северо-восточной периферии древнего
мира. Как уже отмечалось в античной литературе, со II в. до н.э. в
восточноевропейских степях появляется ряд названий новых народов.
Возникает вопрос — какое отношение эти народы имели к сарматам?
Некоторые указания письменных источников и данные археологических
исследований свидетельствуют о том, что отдельные из них пришли в
Сарматию с востока, с территории Азиатской Скифии. Одной из основных
причин их передвижения была военно-политическая активность хуннов,
которые в конце III — первой половине II вв. до н.э. наносят ряд ударов
по отдельным подразделениям восточно-скифского мира. Начавшиеся
передвижения наиболее восточных скифских группировок, граничивших с
хуннами, сдвинули с мест другие народы Азиатской Скифии, которые через
какое-то время появляются [29] на территории сначала Азиатской, а затем
и Европейской Сарматий. Страбон, называя сираков и аорсов беглецами из
среды живших выше народов, отличает их от сарматов (Страбон, XI.2.1). В
другом месте он сообщает, что между Танаисом и Каспийским морем
(Азиатская Сарматия) обитают скифы и сарматы, а с другой стороны этого
моря — восточные скифы (Страбон, X.6.2). Не исключено, что в первом
случае под скифами скрывались сираки и аорсы, бежавшие с востока на
сарматские земли. Видимо, в II—I вв. до н.э. для Азиатской Сарматии было
характерно смешение коренного сарматского населения с пришлым
восточноскифским. Усиление восточноскифского элемента и появление в
связи с этим избыточного населения в Азиатской Сарматии предопределило
дальнейшее освоение Северного Причерноморья племенами, среди которых
были и собственно сарматы — языги, например. Еще больше восточноскифский
компонент в Восточной Европе был усилен с приходом аланов, бывших
массагетов. Таким образом, название «сарматская эпоха» имеет в этом
смысле условное значение, так как одну из основных ролей в Сарматии в
последние века до н.э. и в первые века н.э. играли народы
восточноскифского происхождения.

Сарматскую эпоху принято рассматривать как новое усиление ираноязычных
кочевников в западном ареале евразийских степей после падения
северопричерноморской Скифии. Л.Н. Гумилев считал сарматов народом,
появившимся в Восточной Европе в результате нового пассионарного толчка
в III в. до н.э. (Гумилев Л.Н., 1991, 1993). Являлись ли сарматы
пассионариями? На этот вопрос навряд ли можно ответить положительно.
Во-первых, потому что сарматы никогда не были едиными не только в
этническом, но и политическом отношениях. Во-вторых, значительная часть
населения Сарматии в период наибольшей ее известности являлась выходцами
из среды восточноскифских народов, продвинувшихся на запад в результате
ряда миграций, приходившихся на разное время.

Сарматская эпоха являлась частью общескифской истории Евразии, когда
лучшие ее времена уже прошли. Некогда скифы совершали завоевательные
походы в пределы Передней Азии, Геродот говорил о 28-летнем господстве
их в Азии. Великие завоеватели древности Кир II, Дарий I и другие не
смогли нанести ощутимого поражения скифам и подчинить их. Вплоть до III
в. до н.э. скифский мир простирался от Дуная до Китая, на западе
которого существовала мощная держава Атея, на востоке юэчжи
господствовали над хуннами.[2]

Надлом скифского мира начинается с III в. до н.э. К началу этого века
прекращает существовать причерноморская Скифия. На востоке хунны создают
мощную кочевую державу, разбивают юэчжей и начинают [30] распространять
свое влияние на запад. Истинными пассионариями в это время являлись
хунны, положившие начало утверждению в евразийских степях тюркоязычных
народов. Скифские племена вынуждены были отходить в Среднюю Азию,
Афганистан, Индию и на запад за Волгу, в Северное Причерноморье, где
окончательно были разгромлены гуннами и разбросаны по разным частям
Европы.

Последние всплески скифской активности происходили на новых территориях
и в иных условиях. Например, образование Парфянского и Кушанского
государств, у основания которых стояли скифские по происхождению
династии. Степь же постепенно уступалась другим народам.

За всю историю народам, населявшим обе Сарматии, не удалось создать
мощного военно-политического объединения в рамках всей или одной из этих
территорий наподобие державы хуннов или хотя бы Атея. В античной
литературе вошло в обиход представление о постоянной вражде между
различными сарматскими группировками (Тацит). На рубеже эр на
территории, ограниченной Доном, Волгой, Кубанью и Тереком, существовало,
по крайне мере, три этнополитических объединения (не считая ряда других
народов, упомянутых Страбоном): аорсов, верхних аорсов и сираков,
которые отнюдь не всегда были в дружественных отношениях между собой. В
начале нашей эры в Северо-Западном Причерноморье источники упоминают
целый рад «сарматских» народов: роксоланов, аорсов, языгов, аланов
(Плиний), которые были независимы друг от друга и проводили
самостоятельную политику.

В принципе, сарматская эпоха являлась закатом общескифской истории, на
смену которой в европейские степи приходит новая эпоха, определяющей
силой которой были тюркоязычные народы.

2. В смысле же языковой оценки (серьезнейшего критерия этнического
определения) абсолютно доминирует, даже уверенно подавляет традиция
провозглашения и доказательства поголовной ираноязычности кочевников Юга
России (полосы евразийских степей) таких, как скифы, савромато-сарматы,
аланы.

Между тем выдающиеся представители первого этапа изучения евразийских
номадов раннежелезного века в окружающем историко-культурном контексте
были более осторожны, неоднозначны, различны в своих гипотезах и выводах
(труды В.Ф. Миллера, М.И. Ростовцева, Н.Я. Марра, И.Я. Джавахишвили).
Далее все изменилось, и в 1949 г. В.И. Абаев формулирует свой подход
так: «Если под общим наименованием скифов и сарматов скрывались также и
некоторые неиранские элементы, что возможно, то приходится согласиться,
что для их этнической и языковой характеристики сделано пока
недостаточно». Уместность замечания безмерно возрастает, если знать и
учитывать, что сделано оно в разгар драматического периода советской
истории, когда ряд народов Северного Кавказа (нахоязычные чеченцы и
ингуши, тюркоязычные карачаевцы и балкарцы) был репрессирован, выселен
(1944—1957 гг.), а впоследствии очень трудно восстанавливал свой научный
уровень и потенциал. Последствием этого пагубного проявления
тоталитаризма стало безоглядное засилье лингвистической концепции
сплошной ираноязычности древних кочевников Восточной Европы, активная
разработка и широкое внедрение которой фактически совпало со
становлением сарматоведения в качестве особой отрасли
археолого-исторических знаний, монотонно окрасив его и предрасположив к
огульному отрицанию, игнорированию любых иных версий и аргументов.

Предчувствие, ощущение незавершенности исследовательского поиска в этом
направлении не исчезало все последующее время среди определенной части
историков и лингвистов (ср.: Алиев И., 1960: «иранизм всех сарматов
находится под большим вопросом…»; Гамрекели В.Н., 1961: «ряд
собственно кавказских племен причислялся к сарматам»; Трубачев О.Н.,
1981: «Скифы были иранцы по языку. Сейчас мы выражались бы осторожнее:
часть скифов (и сарматов) говорила по-ирански»; Куклина И.В., 1986:
Скифия — «политический союз разноэтничных племен» и т.д.). Все подобные
принципиальные «оговорки» не вызвали интереса у археологов-сарматоведов,
хотя и у них (как показывают опубликованные материалы предшествующего
«сарматского форума» 1988 г.) усилилось (примерно с середины 1970-х
годов) внимание к сложности и многовариантности формирования
этнокультурной физиономии савроматов, сарматов и их преемников и
последователей на путях истории; специфических различий этого процесса в
[32] конкретных регионах евразийских степей и непосредственно связанных
с ними ландшафтов.

В условиях вспышки общественно-политического плюрализма и одновременной
новой (не менее жесткой!) политизации науки (прежде всего, «национальной
истории») во второй половине 1980—1990-х гг., крайним выражением
«антиираноязычных доктрин» в истории раннежелезного века (как и иных
эпох) стали книги Я.С. Вагапова (Вагапов Я.С., 1990) и И.М. Мизиева
(Мизиев И.М., 1986, 1990; Лайпанов К.Т., Мизиев И.М., 1993).

Археологи, к сожалению, либо огульно отвергают их (В.А. Кузнецов, И.М.
Чеченов, В.А. Каминский и др.), либо в большинстве своем просто
умалчивают, не имея должных возможностей для критической оценки и
сопоставления результатов всех этих нарочито полемических, крайне
противоречивых (часто и взаимоисключающих!), но содержащих и
рациональные зерна наработок.

В IV в. до н.э. между Доном, Южным Приуральем и Аральским морем
сформировались грозные сарматские объединения, включившие также
значительную часть сако-массагетских племен. На рубеже IV и III вв. до
н.э. началось активное наступление кочевников-сарматов на Северное
Причерноморье, Северный Кавказ и Среднюю Азию. В это время, подобно
скифам эпохи азиатских походов, сарматы переживали период военной
демократии. Быстро развивалось социальное неравенство. Военная знать,
возглавившая племенные союзы, стремилась укрепить свою власть захватом
новых пастбищ и контролем над богатыми земледельческими странами.

В III-II вв. до н.э. сарматы завоевали земли европейских скифов, которым
удалось удержать свое господство лишь в Крыму и Добрудже
(причерноморская территория современной Румынии). В конце III в. до н.э.
сарматская царица Амага, защищая Херсонес от враждебных скифов, свободно
распоряжается властью в ослабевшей Скифии. В 179 г. до н.э. известен
царь сарматов Гатал, участвующий в международной жизни Малой Азии и
Северного Причерноморья. Во II-I вв. до н.э. Скифия стала называться
Сарматией. Река Танаис (Дон) считалась границей между Европейской
Сарматией (Восточная Европа) и Азиатской Сарматией, к которой
принадлежали и кавказские земли. Скифские племена вошли в состав
сарматских союзов.

Крупнейшие сарматские союзы племен – языги, роксоланы, сираки, аорсы.
Самые западные сарматы – языги, набеги которых впервые достигли
дунайских провинций Римской империи. Роксоланы кочевали между Днепром и
Доном, их зимники находились на побережье Азовского моря. Наиболее
развитой хозяйственной и социальной структурой отличались сираки,
подчинившие на Северо-Западном Кавказе земледельцев меотов и первыми из
сарматов создавшие свое государство. Но самыми сильными и
многочисленными были аорсы.

Языги и роксоланы. Западные сарматские племена занимали степи Северного
Причерноморья. Около 125 г. до н.э. они создали мощную, хотя и не очень
прочную федерацию, возникновение которой объясняют необходимостью
противостоять давлению восточных сарматских племен. По-видимому, это
было типичное для кочевников раннее государство во главе с племенем
царских сарматов. Однако повторить государственный опыт скифов западным
сарматам не удалось — с середины I в. до н.э. они действовали как два
самостоятельных союза. В степях между Доном и Днепром кочевали
роксоланы, к западу от них — между Днепром и Дунаем — жили языги.

Имя языгов происходит от одного корня с древнерусским названием осетин
«ясы». Имя роксоланов означает в переводе «светлые арии». Рассказывая о
западных сарматах, Страбон пишет: «Кибитки кочевников сделаны из войлока
и прикреплены к повозкам, на которых они живут; вокруг кибиток пасется
скот, мясом, сыром и молоком которого они питаются. Они следуют за
своими стадами, выбирая всегда местности с хорошими пастбищами: зимою в
болотах около Меотиды (Азовского моря), а летом — и на равнинах». Языги
первыми достигли в своих набегах дунайских провинций Римской империи.
Великий римский поэт Овидий оставил описание сарматских набегов: «Враг,
сильный конем и далеко летящей стрелой, широко опустошает соседнюю
землю. Одни из жителей разбегаются, и с покинутых без охраны полей
разграбляются необерегаемые богатства… Часть жителей уводится в плен,
тщетно оглядываясь на деревни и свои жилища, а часть гибнет жалкой
смертью, пронзенная зазубренными стрелами». Пленных сарматы продавали в
рабство. Работорговля была очень доходным промыслом. После завоевания
Скифии сарматы сделались главными поставщиками рабов на невольничьи
рынки Причерноморья.

В первой половине I в. новой эры языги продвинулись на Среднедунайскую
низменность, где заняли междуречье Дуная и Тисы (часть нынешней
территории Венгрии и Югославии). Вслед за языгами к границе Римской
империи подошли роксоланы, большая часть которых поселилась в нижнем
течении Дуная (на территории современной Румынии). Западные сарматы были
беспокойными соседями Рима, они выступали то его союзниками, то
противниками, и не упускали случая вмешаться в междоусобную борьбу
внутри империи. Как и подобает в эпоху военной демократии, сарматы
рассматривали Рим как источник богатой добычи. Способы ее приобретения
были разными: грабительские набеги, получение дани, военное
наемничество.

Языги во второй половине I в., а роксоланы в начале II в. добились от
Рима выплаты ежегодных субсидий в обмен на участие в обороне римских
границ. Прекратив получать эту дань, роксоланы в 117 г. призвали на
помощь языгов и вторглись в дунайские провинции Рима. После двухлетней
войны империя была вынуждена возобновить плату роксоланам. Мирный
договор римляне заключили с царем Распараганом, который имел два титула
— «царь роксоланов» и «царь сарматов». Возможно, это говорит о том, что
языги и роксоланы формально сохраняли единую верховную власть. Чаще
всего они выступали в тесном союзе, хотя языги занимали равнины Среднего
Дуная, а роксоланы расположились на Нижнем Дунае и в Северо-Западном
Причерноморье. Завоевав фракийцев, живших между языгами и роксоланами,
римляне попытались разрушить их связи и даже запретить общение между
ними. Сарматы ответили на это войной.

Особенно упорной была борьба сарматов с Римом в 60-е и 70-е гг. II в.
Известны условия мирного договора, который языги в 179 г. заключили с
императором Марком Аврелием. Война надоела как римлянам, так и сарматам,
в стане которых боролись две партии — сторонники и противники соглашения
с Римом. Наконец, мирная партия победила, и царь Банадасп, вождь
сторонников войны, был взят под стражу. Переговоры с Марком Аврелием
возглавил царь Зантик. По договору языги получили право проходить к
роксоланам через римские земли, но взамен обязались не плавать на судах
по Дунаю и не поселяться вблизи границы. Впоследствии римляне отменили
эти ограничения и установили дни, по которым сарматы могли переходить на
римский берег Дуная для тор¬говли. Языги вернули Риму 100 тысяч пленных.
Восьмитысячный отряд языгской конницы был принят в римскую армию, при
этом часть всадников отправлялась служить в Британию.

Столкновения сарматов с Римом происходили и позже. Мир сменялся войной,
за которой вновь следовало сотрудничество. Сарматские отряды поступали
на службу в римскую армию и к королям германских племен. Группы западных
сарматов расселялись в римских провинциях — на территории нынешних
Венгрии, Румынии, Болгарии, Югославии, Франции, Италии, Великобритании.

Аорсы и сираки. Восточные сарматские союзы аорсов и сираков населяли
пространства между Азовским и Каспийским морями, на юге их земли
простирались до Кавказских гор. Сираки занимали приазовские степи и
северокавказскую равнину к северу от Кубани. Предгорные и равнинные
районы Центрального Предкавказья тоже принадлежали сиракам, но на рубеже
новой эры их потеснили аорсы. Аорсы кочевали в степях от Дона до Каспия,
в Нижнем Поволжье и Восточном Предкавказье. За Волгой их кочевья
доходили до Южного Приуралья и степей Средней Азии. Название аорсов в
переводе означает «белые». Судя по сообщениям древних авторов, аорсы
были самым сильным и многочисленным объединением сарматских племен. В
одной из войн I в. до н.э. царь сираков Абеак выставил 20 тысяч
всадников, царь аорсов Спадин — 200 тысяч, «а верхние аорсы еще больше,
так как они владели более обширной страной».

По словам древнегреческого географа и историка Страбона, аорсы и сираки
«частью кочевники, частью живут в шатрах и занимаются земледелием».
Подчинив на Кавказе скифо-кобанские, меотские и, возможно, другие
племена, сарматы включали их в состав своих союзов. Археологи
установили, что происходило постепенное продвижение сарматов от степей к
горам. Смешиваясь с местным населением, сарматы осваивали его
хозяйственные и культурные достижения. Господство кочевников над
земледельческими областями приводит, как правило, к усложнению их
политической организации — к возникновению ранних форм государства.
Наиболее высоким уровнем общественного развития отличались сираки,
которые подчинили на Северо-Западном Кавказе земледельцев-меотов и
создали свое государство. Одной из резиденций сиракских царей был город
Успа, находившийся недалеко от восточного побережья Азовского моря.

Аорсов, которые жили в степях Прикаспия и Предкавказья, называли
«верхними аорсами». Они господствовали над западным и северным
побережьем Каспийского моря и контролировали торговые пути, шедшие через
Кавказ и Среднюю Азию. Могущество и богатство аорсов уже в древности
объясняли участием в международной торговле. В Китае страна аорсов
называлась «Янтсай» — через нее шел путь, соединявший Китай и Среднюю
Азию с Восточной Европой и морской торговлей по Черному и Средиземному
морям. Этот путь огибал Каспийское море с севера. Другой торговый
маршрут шел.по западному берегу Каспийского моря через проход, который
позже стали называть Дербентским. По этому пути аорсы вели верблюжьи
караваны с индийскими и переднеазиатскими товарами, которые получали от
армянских и мидийских купцов. Еще одна дорога, которую называли
Сарматской, проходила по долинам Терека и Арагвы. Третий путь в
Закавказье шел по черноморскому побережью Кавказа.

В начале новой эры аорсы, вытесняя роксоланов, освоили междуречье Дона и
Днепра и дошли на западе до дельты Дуная. По-видимому, именно аорсы
первыми в скифском мире сумели объединить под своей властью огромную
территорию от Северного Причерноморья на западе до Аральского моря на
востоке, от Поволжья и Южного Приуралья на севере до Кавказа на юге.
Экономической основой такого объединения была, несомненно,
заинтересованность скифо-сарматских правителей в развитии международной
торговли и необходимость контролировать широкую сеть караванных дорог.

О взаимоотношениях сираков с аорсами известно мало. В середине I в. до
н.э. они были союзниками и совместно оказывали военную помощь
боспорскому царю Фарнаку. В середине I в. новой эры, во время борьбы за
престол между боспорским царем Митридатом III и его братом Котисом,
аорсы и сираки выступают как враги. Сираки поддержали Митридата, аорсы
вместе с римлянами оказались на стороне Котиса. Объединенные войска
римлян, аорсов и боспорской оппозиции захватили сиракский город Успу.
Эти события описал римский историк Корнелий Тацит. Он рассказывает, что
после падения Успы царь сираков Зорсин «решил предпочесть благо своего
народа» и сложил оружие. Лишившись союзников, Митридат вскоре прекратил
сопротивление. Не желая попасть в руки римлян, он сдался царю аорсов
Евнону. Тацит пишет: «Он вошел в покои царя и, припав к коленям Евнона,
говорит: Перед тобой добровольно явившийся Митридат, которого на
протяжении стольких лет преследуют римляне».

Впоследствии аорсы и сираки вошли в аланское объединение, включившее
всех скифо-сарматов Кавказа и Восточной Европы.

Археологические материалы показывают, что материальная культура
сарматских племен имела довольно низкий уровень своего развития. По
сравнению со скифскими племенами, кочевники-сарматы на основной
территории своего распространения (в частности, в Поволжье) имели
культуру, которую можно охарактеризовать как достаточно безликую:
невыразительна ее керамика, сделанная от руки и довольно однообразная по
форме, сравнительно беден и весь другой инвентарь. Даже богатые
погребения первых веков нашей эры содержали дорогостоящие изделия,
которые являлись либо дарами или добычей (например, предметы италийской
бронзы), либо импортом, связываемым с определенными центрами (золотые
украшения с бирюзой и др.). То же самое можно сказать и о керамике,
относительное многообразие которой на рубеже и в первых веках нашей эры
можно связать не с дальнейшим развитием у сарматов собственного
керамического производства, а с увеличением у них доли импортных
сосудов.

Отмеченная бедность и невыразительность собственно сарматской культуры
способствовала появлению локальных особенностей этой культуры, поскольку
в каждом из районов сарматы устанавливали контакты с местным оседлым
населением и перенимали какие-то черты его материальной культуры.
Поэтому в основе понятия «сарматская культура» того или иного периода
лежит совокупность тех признаков, которые присущи в первую очередь
собственно сарматским кочевникам, обитавшим в местах, относительно
удаленных от крупных центров оседлого населения (например, в Нижнем
Поволжье и Заволжье). Признаки этой культуры распространялись вместе с
ее носителями — сарматскими кочевыми племенами, а после стабильного
обитания определенных их группировок в новых районах рядом с обитавшими
здесь оседлыми племенами культура переселившихся сарматов приобретала
новые черты. Этим и объясняется специфика культуры сарматов Нижнего
Дона, Прикубанья, Центрального Предкавказья, Северного Причерноморья и
других районов.

В качестве иллюстрации этого положения рассмотрим особенности
материальной культуры сарматов, обитавших в Центральном Предкавказье.

Ранняя группа сарматских погребений датируется здесь III—I вв. до н.э.
Наиболее выразительным материалом, найденным в этих погребениях, была
керамика. По целому ряду признаков керамика сарматов Предкавказья может
рассматриваться как местная северокавказская, а не собственно сарматская
керамика. Подтверждение этому мы находим, во-первых, при рассмотрении
набора сосудов сарматов Поволжья и Северного Кавказа. Для керамики
раннесарматской культуры наиболее характерными были кувшинообразные и
горшковидные сосуды без ручек, значительно реже встречались кувшины.
Миски в керамическом наборе сарматов в это время отсутствовали вообще.
Что касается набора сосудов оседлых племен, проживавших в центральных
районах Северного Кавказа, то для них был характерен совершенно другой
набор сосудов: кувшины, миски, кружки и корчагообразные сосуды без
ручек, причем все эти группы керамики были характерны здесь и для
памятников предшествующего скифского времени. Абсолютно тот же набор
сосудов мы находим и во впускных погребениях в курганы, относящихся к
III—I вв. до н.э. и связываемых с кочевыми сарматами Предкавказья.

Представляется, что это обстоятельство является очень показательным,
поскольку оно отражает определенные изменения не только материальной, но
и духовной культуры у расселившихся в Предкавказье сарматских племен: об
этом говорит, например, факт широкого использования в погребальном
обряде сарматов Предкавказья мисок, в которые часто помещалась
напутственная пища — определенная часть туши барана, иногда вместе с
железным ножом. В некоторых сарматских погребениях Предкавказья найдены
ритуальные сосуды (в том числе сосуды характерных форм с гальками),
которые были широко распространены в памятниках оседлых племен
Предкавказья, что говорит о родстве не только материальной, но и
духовной культуры сарматов Предкавказья и северокавказских племен.

Подтверждает местный характер керамики у сарматов Предкавказья
абсолютная идентичность сосудов, найденных в памятниках оседлых племен и
в синхронных погребениях в курганах, как по формам этих сосудов
(кувшинов, мисок, кружек и др.), так и по характеру их орнамента и по
технологическим их особенностям (составу глины, характеру обжига,
использованию гончарного круга, неизвестного сарматам, и др.).

Все это говорит о том, что кочевые сарматские племена, переселяясь на
новые места и переходя к стабильному кочеванию на землях, находящихся в
сфере культурного влияния оседлых племен, живших по соседству, не только
успешно усваивали некоторые элементы этой культуры, но иногда утрачивали
некоторые значимые признаки своей старой культуры, в том числе и те из
них, которые рассматриваются как наиболее характерные для той или иной
культурной общности. К их числу относятся особенности керамического
производства, формы сосудов и так далее. По-видимому, эти признаки
являются более значимыми для оседлого населения, тогда как для кочевых
племен, отличавшихся подвижным образом жизни, что объясняется не только
сезонным их кочеванием, но и расселением и освоением новых земель, эти
признаки теряют свою значимость и не должны рассматриваться как наиболее
показательные.

Среди других категорий материальной культуры сарматов Центрального
Предкавказья, обладавших спецификой по сравнению с подобными материалами
сарматских кочевников более удаленных северных районов, наиболее
выразительными представляются материалы, связанные с оружием. [10]

Оружие играло первенствующее значение в жизни кочевых племен, поскольку
они были воинами всегда — и в повседневной жизни и во время военных
походов и набегов. Поэтому считается, что кочевники обладают более
прогрессивными видами вооружения, столь необходимыми им для успешных
военных действий.

Знакомясь с новыми образцами вооружения, они быстро перенимали их и
распространяли среди тех групп оседлого населения, с которыми
сталкивались во время своих перемещений. Этим объясняется тот факт, что
появление новых образцов наступательного оружия среди населения
Восточной Европы связывают с появлением различных волн кочевых племен —
сарматов, гуннов и других.

В этой связи вызывает интерес рассмотрение тех особенностей, которые
были характерны для оружия, найденного в погребениях, связываемых с
сарматами Центрального Предкавказья.

Это, во-первых, мечи и кинжалы. В курганных погребениях раннего периода
(IV — начало III вв. до н.э.), то есть до массового расселения сарматов,
господствовали так называемые «синдо-меотские» мечи — без металлических
перекрестий с брусковидными навершиями; эти мечи имеют кавказское
происхождение. Среди мечей и кинжалов III—I вв. до н.э. встречаются все
те же их разновидности, что и на других территориях обитания сарматов —
с серповидными, антенными и кольцевыми навершиями. Однако есть и
некоторые отличия: если сарматские мечи и кинжалы обычно имели прямое
перекрестие, то северокавказские их образцы, в том числе и те из них,
которые были найдены в курганах Предкавказья и могут быть связаны с
кочевым сарматским населением, часто бывают без металлических
перекрестий, что можно объяснить влиянием местных кавказских традиций.
Эта особенность (наличие прямых перекрестий или отсутствие перекрестий)
характерна для мечей и кинжалов как кочевого, так и оседлого населения
Предкавказья, что говорит о близости их культур.

Среди оружия сарматов Предкавказья встречаются и копья, которые были
очень мало характерны для погребений собственно сарматских племен более
северных областей. На Северном Кавказе копья были особенно широко
распространены в погребениях скифского времени, в сарматское время в
памятниках Центрального Предкавказья наибольшее их число найдено в
грунтовых могильниках оседлого населения, что можно связать с влиянием
местных традиций. Нахождение наконечников копий в курганах сарматов
Предкавказья также можно связать с влиянием местных традиций.

Самым массовым оружием сарматов разных регионов были стрелы. Своеобразие
культуры сарматов Предкавказья проявляется в господстве у них в течение
всего рассматриваемого периода (III—I вв. до н.э.) [11] втульчатых
железных наконечников стрел, тогда как на всех других территориях
распространения сарматов (в Поволжье и даже на Нижнем Дону, где железные
втульчатые наконечники стрел были распространены значительно шире) уже
во II в. до н.э. происходит замена втульчатых наконечников черешковыми,
являвшимися более прогрессивным оружием. На Северном Кавказе железные
втульчатые наконечники стрел господствовали у местного оседлого
населения с VI—V вв. до н.э. вплоть до I в. до н.э. Тот факт, что
сарматы Предкавказья использовали местные типы стрел, свидетельствует,
по-видимому, о том, что они жили достаточно изолированной от остального
сарматского мира жизнью. Принеся с собой определенные элементы старой
культуры, общей для всего сарматского мира, сарматы Предкавказья
находились в сфере влияния культуры местного оседлого населения этой
территории. Относительная их изолированность кажется вероятной, если
учесть, что с севера к сарматским племенам Предкавказья, основная масса
которых была сосредоточена на Северо-Западном Кавказе и может быть
связана с сираками, примыкали враждебные сиракам племена аорсов, что
затрудняло осуществление сношений сираков с остальным сарматским миром.

Влияние местных традиций прослеживается в материальной культуре сарматов
Предкавказья и при рассмотрении других категорий инвентаря — предметов
конского убора (удил с крестовидными псалиями), орудий труда (железных
тесел), некоторых видов украшений (браслетов, серег, различных привесок,
булавок и др.). Достаточно показательным является то, что
немногочисленные богатые погребения в курганах содержали золотые
ювелирные изделия (гривны, серьги, браслеты), которые можно отнести к
кругу скифского, а не сарматского искусства. Учитывая факт обитания
скифов в Центральном Предкавказье и вероятность того, что какие-то
группировки скифов оставались здесь и после ухода основной их массы,
можно говорить о том, что среди расселившихся здесь сарматов традиции
скифского ювелирного искусства оставались в силе.

В целом, археологические материалы показывают, что в материальной
культуре сарматов Центрального Предкавказья III—I вв. до н.э.
прослеживается сочетание как сарматских, так и местных северокавказских
(или скифских) традиций. Сарматские традиции наблюдаются в первую
очередь в вооружении — в появлении либо новых типов оружия (например,
мечей с кольцевым навершием), либо некоторых их особенностей (наличие
прямых перекрестий на мечах и кинжалах).

К числу сарматских традиций можно отнести и господство в курганах
Центрального Предкавказья зеркал больших размеров с валиком по краю (так
называемые зеркала «прохоровского типа», часто имеющие ручку-штырь).
Однако вызывает интерес тот факт, что подобные зеркала были в
значительно меньшей степени распространены у сарматов Северо-Западного
Кавказа (Восточного Приазовья и Прикубанья), где в это время значительно
преобладали зеркала местных меотских типов. Большая часть
северокавказских зеркал с валиками происходит из грунтовых могильников
Кабарды и Ставрополья, т.е. памятников оседлого населения, что позволяет
предполагать местное производство этих зеркал в центральных районах
Северного Кавказа. С этим, по-видимому, связано и широкое
распространение их у сарматов Центрального Предкавказья, тогда как
сарматы Восточного Приазовья пользовались меотскими зеркалами: в каждом
из районов Предкавказья существовали тесные связи кочевников с оседлым
населением прилегающих с юга территорий.

Подводя итог рассмотрения особенностей культуры сарматов Центрального
Предкавказья раннего периода (III—I вв. до н.э.), можно заключить, что
эти особенности отражают в первую очередь факт заимствования
появившимися в Предкавказье сарматами многих элементов культуры
обитавшего здесь оседлого населения, не только материальной, но наряду с
ней и духовной, что проявляется в близости некоторых черт погребального
обряда (например, помещение в могилу мисок с напутственной пищей),
верований (наличие однотипных ритуальных сосудов) и других. Учитывая
факт длительного проживания кочевников Предкавказья рядом с оседлыми
племенами этой территории и отмеченную близость их культуры, можно
предполагать, что изменению подвергалась не только материальная культура
сарматов Предкавказья, но и их этнический состав. Поэтому сарматы разных
локальных групп могли различаться между собой не только характером своей
культуры, но и этническим составом при общей его основе.

Что касается хронологических рамок раннего периода (III—I вв. до н.э.),
то они соответствуют определенному историческому периоду в жизни
сарматских племен, обитавших не только в Предкавказье, но и на других
территориях, что подтверждается археологическими материалами — именно с
I в. н.э. распространяется новый археологический комплекс, связанный с
значительными изменениями, произошедшими как в погребальном обряде, так
и в материальной культуре. Все эти изменения вызваны появлением на
исторической арене аланского племенного союза.

Говорить об особенностях материальной культуры сарматов Предкавказья в
первых веках нашей эры сложно из-за почти полного отсутствия
погребальных памятников, связываемых с кочевниками-аланами. Однако это
не может означать того, что аланы были непричастны к судьбам
северокавказских племен либо были как-то обособлены от [13] них.
Наоборот, как и прежде, сарматские племена находились в сфере влияния
культуры населения Северного Кавказа. Об этом свидетельствуют материалы
позднесарматских курганов, открытых на территории Калмыкии. Найденная в
них керамика имеет северокавказское производство — подобные сосуды
характерны для памятников Дагестана и терско-сунженского междуречья.
Дагестанское производство имеют и некоторые другие изделия (например,
бронзовые пряжки-сюльгамы и пряжки с зооморфными концами). Таким
образом, сарматские племена, обитавшие даже на столь отдаленной от
предгорных районов, заселенных оседлыми племенами, территории,
находились в сфере влияния их культуры.

В заключение следует остановиться еще на одном вопросе. Среди памятников
кочевого населения первых веков нашей эры, обнаруженных в степях
Предкавказья, можно выделить две группы, характеризующиеся близким по
составу инвентарем, в частности, керамикой северокавказского
производства. Однако обе эти группы памятников можно связать с разными
по этническому составу группами населения. Первая группа — это
отмеченные выше погребения Калмыкии, среди которых господствовали
подбойные могилы; их можно связать с позднесарматской культурой
кочевников-алан. Эти памятники датируются II—III вв. н.э., погребений IV
в. на этой территории среди них нет.

Вторая группа состояла из подкурганных катакомб. Обширные курганные
могильники с катакомбным обрядом погребения были распространены в III—IV
вв. н.э. на правом берегу Среднего Терека, в низовьях Сунжи, в районе
Владикавказа и Беслана. В подавляющем большинстве своем эти могильники
связаны с оседлым населением Затеречья, у которого погребения в курганах
сочетались с грунтовыми катакомбными могильниками. Лишь на Среднем
Тереке подобные погребальные памятники представлены только курганами,
грунтовые катакомбные могильники здесь пока не найдены. Археологические
материалы позволяют говорить о возможном расселении некоторых групп
обитавшего здесь населения, поскольку подобные памятники (подкурганные
катакомбы), достаточно разрозненные, открыты на Ставрополье (Веселая
Роща) и в более северных районах (включая Нижний Дон). Памятники этой
группы датируются второй половиной III—IV вв. н.э., то есть какое-то
время они сосуществуют с памятниками первой группы (подбойными могилами
позднесарматской культуры), однако представляется, что оставившее их
население различается по своему этническому составу. Первую группу
памятников оставили кочевники-сарматы, входившие в аланский племенной
союз. Вторую — передвинувшиеся к северу с Кавказа группы ираноязычного
населения, которые, по-видимому, можно связать с ранними аланами
Северного [14] Кавказа. В этническом плане они значительно отличались от
кочевых аланских племен, поскольку включали в свой состав и определенные
группировки местного населения Северного Кавказа. Отнесение подкурганных
катакомб Ставрополья и Нижнего Дона к кругу памятников позднесарматской
культуры представляется проблематичным.

Известно, что степные районы правобережья р.Кубани входят в число
археологически наиболее полно исследованных территорий. Раскопанные
здесь сотни курганов дали обширный материал для обобщений, в результате
которых был сформирован устойчивый облик культуры сарматских племен
Приазовья.

Вычленяются четыре периода пребывания савроматов и сарматов в междуречье
Курджипса, Белой и Кубани.

Первый период: IV — нач. III вв. до н.э. К нему относятся 24
подкурганных впускных погребения в прямоугольных ямах. Костяки вытянуты
на спине, ориентировка западная. Инвентарь — личные украшения, оружие
(иногда намеренно деформированное); керамика и жертвенная пища, обычно
расположенные в ногах. Датировку определяют меотская керамика и амфоры.
Мы считаем возможным ввести в эту группу и основное погребение
Курджипского кургана. В пользу его савромато-сарматской принадлежности
говорят обряд (курган с каменной конструкцией, деревянная гробница с
дромосом на древнем горизонте, восточная и западная ориентировка
погребенных), мечи с серповидными навершиями и утраченными брусковидными
либо дуговидными перекрестиями, гривна, близкая прохоровской (Галанина
Л.К., 1980). Таким образом, ближайшие его аналоги происходят из степей
Приуралья. остальные же комплексы этого периода ближе синхронным им
подкурганным погребениям Задонья и Прикубанья.

Второй период: конец II — первая половина I вв. до н.э. — более двухсот
подкурганных впускных погребений (в том числе 103 — в кургане-кладбище).
Основные формы могил: катакомбы, подбои, прямоугольные ямы. Поза
погребенных прежняя, лишь изредка встречаются «поза всадника»,
скрещивание ног в голенях, манипуляции с руками. Преобладает
юго-восточная ориентировка (около 40%). В подбоях обычны подзахоронения
боевых коней. Жертвенную пищу составляют овцы и крупный рогатый скот. В
могилах отмечены следы мела, реальгар, каменные плиты (жертвенники?).
Разнообразны погребальные сервизы, размещаемые теперь и в ногах, и в
головах погребенных. Из оружия типичны копья, дротики, колчанные наборы.
Редко встречаются мечи, шлемы. Женщин (изредка мужчин) сопровождают
зеркала. Из украшений обычны бусы, серьги, редко — браслеты и [41]
фибулы. Датировку группы определяют аналоги с правобережья Кубани,
позднепрохоровские кинжал и зеркало, среднелатенская копьевидная фибула,
шлем — подражание «Монтефортино В», наборы бус. Обряд и материальная
культура сближают данную группу с погребениями сарматов Прикубанья
(правда, последние появляются на полвека раньше).

Третий период: вторая пол. I в. до н.э. — I в. н.э. — около 70 впускных
и основных подкурганных погребений и святилище. Погребения совершались в
катакомбах-“чулках”, подквадратных и подпрямоугольных ямах. В двух
случаях отмечены диагональные погребения, в нескольких — заупокойные
«дары» на древнем горизонте. Позы погребенных прежние, но в
ориентировках вновь преобладает западный сектор. Отмечена резкая
социальная дифференциация. Богатые погребения отличают большие размеры
могил, золотые украшения, наборы защитного и наступательного вооружения,
жреческие инсигнии, италийский и малоазиатский импорт. В менее значимых
встречено наступательное вооружение, зеркала, бусы, серьги, цепи и
гальки в сосудах. Бедные захоронения сопровождают наконечники стрел,
единичные сосуд, зеркала, бусы. Во всех могилах отмечены мел, сера,
реальгар. Святилище было устроено на вершине кургана-кладбища II
периода. Отмечены расчлененный костяк человека, плита-алтарь, культовый
жезл, биметаллическая статуэтка человека на «быке», намеренно
деформированные золотые украшения, кольчуга, шлем, керамика. Датировка
группы определяется по фибулам, италийским бронзам, малоазийским
стеклянным кубкам, шлему тессинского типа, параллелям в среднесарматской
археологической культуре.

Четвертый период: II в. н.э. — пока лишь 4 погребения. В том числе два
бедных — в катакомбах и два богатых — в квадратных ямах. Обряд тот же,
что и в предшествующее время, но преобладает северная ориентировка.
Датировка — по зеркалам X типа (2 варианта) и лучковой фибуле (4
варианта).

К числу таких памятников относится курганный могильник, расположенный у
х. Кавказского в Брюховецком районе Краснодарского края. Могильник
состоял из 22 насыпей, сосредоточенных на двух заплывших отрогах левой
надпойменной террасы р. Бейсужек-Левый. Высота раскопанных курганов не
превышала одного метра, и все они интенсивно распахивались. Уникальность
этого могильника заключается в открытии серии 29 сарматских комплексов,
которые по хронологии и обряду четко разделяются на четыре группы.

Первая группа включает захоронения, совершенные в небольших
подпрямоугольных ямах, подбоях или катакомбах с продольным расположением
входной ямы и камеры. Ориентировка покойников — в западный сектор. В
наборах распространены миски с жертвенной пищей и маленькими железными
ножами. Типична простая красноглиняная керамика боспорского
производства. Из оружия найден железный меч с серповидным навершием и
прямым перекрестием; железные втульчатые трехлопастные наконечники
стрел.

Вторая в основном составлена очень узкими катакомбами с продольным
расположением камеры и входной ямы. Ширина камеры в них не превышает
0,60 м и скорее напоминает узкий лаз. Костяки ориентированы в западный
сектор. Инвентарь практически отсутствует, за исключением железных
втульчатых наконечников стрел, найденных в могилах по одному-два. Иногда
встречаются фрагменты железных ножей. Сюда же можно отнести комплекс с
маленьким зеркалом, имеющим плоский диск диаметром 7,5 см.

К третьей группе относятся захоронения под индивидуальными насыпями.
Высота курганов от 0,20 до 0,30 м. Все три центральные погребения
ограблены. В двух случаях ямы имели подпрямоугольную [38] вытянутую
форму с меридиальной ориентировкой. В насыпи одного из них открыто
впускное погребение, совершенное в квадратной яме с перекрытием на
заплечиках. Костяк лежал по диагонали ямы на деревянном помосте.
Инвентарь представлен черешковыми наконечниками стрел, зеркалом с низким
узким валиком и петелькой, фрагментами краснолаковой керамики.

В четвертую группу входят погребения, впущенные в курганы эпохи бронзы.
Могильные конструкции представлены прямоугольными ямами и подбоями.
Ориентировка костяков устойчиво южная. В двух случаях захоронения
парные. Особый интерес представляет комплекс с ровиком вокруг
погребения, впущенного в вершину кургана. Погребальный инвентарь
характеризуют мечи с кольцевым навершием, железные черешковые
наконечники стрел, парные курильницы, зеркала с центральным выступом и
валиком по краю. В керамике преобладают гончарные кружки и кувшины,
совсем нет мисок.

Культурная и хронологическая атрибуция описанных выше групп не вызывает
сомнений. Первая относится к хорошо изученным в Прикубанье так
называемым сиракским памятникам. Они отличаются обилием стандартного и
хорошо датированного инвентаря. Все комплексы укладываются в рамках II—I
вв. до н.э.

Третья и четвертая группы по обряду и инвентарю относятся к категории
среднесарматских памятников, широко распространенных на территории
Азиатской Сарматии I—II вв. н.э. Но в степной полосе Восточного
Приазовья такие погребения практически неизвестны. В первую очередь, это
касается диагональных захоронений, южной границей распространения
которых считается Маныч и система манычских озер (Скрипкин А.С., 1990).

Практически все погребения могут быть датированы в пределах I в. н.э.
Появление в Прикубанье носителей этого обряда, вероятно, связано с
событиями войны 49 г. н.э. Интересно, что все захоронения сосредоточены
в этом небольшом и очень компактном могильнике, хотя прилегающий район
хорошо археологически изучен. Следовательно, мы фиксируем проникновение
сравнительно небольшой группировки кочевников, отличных в племенном
отношении от местного сиракского населения. Условно она может быть
названа аорской, хотя не исключена возможность связать ее с аланами.

Атрибутировать последнюю (N 2) группу погребений более сложно, так как
по обряду она сопоставима с сиракскими памятниками Прикубанья, которые
отличаются устойчивостью основополагающих черт погребального ритуала.
Начиная со II в. до н.э., эти черты приобретают особенно стабильный
облик, который без изменений сохраняется до I в. н.э.

Исчезновение сарматских памятников в Восточном Приазовье связывается с
разгромом 49 г. н.э. (Ждановский A.M., Марченко И.И., 1988), хотя такое
сопоставление спорно, так как столкновение происходит в середине века, а
уменьшение численности погребений фиксируется уже с рубежа эры. Но тем
не менее, до сих пор можно было лишь предполагать, что сарматское
население сохраняется в Восточном Приазовье, по крайней мере, до конца I
в. н.э. (Шевченко Н.Ф., 1993), хотя известно достаточно много
комплексов, по обряду и характеру инвентаря могущих относится к этому
времени.

Особый интерес представляют бедные или безынвентарные погребения в узких
ямах и катакомбах, которые резко дисгармонируют с комплексами последних
веков до н.э., имеющими разнообразный инвентарь. Причины изменений в
социальной структуре и материальной культуре степняков Закубанья со
второй половины I в. до н.э. разноплановы. Это и результат Митридатовых
войн (военные трофеи, культурные заимствования, выделение военной
знати). Это и прилив новой волны варваров из Приуралья (вероятно, под
давлением сюнну, изгнанных в 36 г. до н.э. из Таласа). Это и контакты с
Римом, и (после событий 49 г. н.э.) разрыв отношений с Боспором.
Последнее привело к отливу прикубанских сираков в Закубанье.

К концу I в. до н.э. отношения приазовских сираков с Боспорским царством
ухудшаются, а в I в. н.э. — перерастают в открытую конфронтацию. В связи
с этим прекращают действовать ремесленные центры, нарушаются торговые
связи, и исчезает поток импорта, давший основу для датировок. Все это
приводит к изменениям в традиционном укладе, которые не могли не
отразиться на обряде, хотя основополагающие черты, такие как типы
могильных сооружений и ориентировка погребенных, остаются прежними.
Исчезновение сарматских древностей из Закубанья и Прикубанья в конце II
в. н.э. может быть результатом разгрома сираков Савроматом II Боспорским
в 193 г. и отходом их на север под протекторат алан-массагетов.

Раннесарматский этап начинается в Северном Причерноморье во II в. до
н.э., попытки обнаружить твердо датирующиеся более ранние памятники,
увы, не увенчались успехом (Полин, Симоненко, 1990). Основные
археологические характеристики его следующие. Погребальный обряд:
доминирование впускных курганных погребений в открытых ямах
подпрямоугольной формы, преобладание ориентации в северном полукруге (51
%), помещение инвентаря, в основном, в головах могилы. Материальная
культура: распространение среднелатенских фибул (в основном,
В-Костшевский, реже «неапольский» варианты), зеркал VI типа (по А.М.
Хазанову), относительно высокий процент позднеэллинистической импортной
керамики, клинковое оружие с серповидным навершием, взаимовстречаемость
железных втульчатых и черешковых наконечников стрел. Примечательно
сосредоточение находок фибул «неапольского» варианта и зеркал IV типа на
востоке региона, ближе к районам их широкого распространения. От
восточных регионов причерноморские памятники отличаются отсутствием
групповых захоронений в одном кургане (“семейные” кладбища), камерных
могил (известна лишь одна катакомба), превалированием ориентации в
северном секторе (на востоке — лишь в низовьях Дона) (Глебов, 1986),
полным отсутствием 8-видных пряжек, классической прохоровской лепной
керамики, малым количеством зеркал IV типа и других характерных для
востока вещей. Верхней датой раннесарматских памятников в Северном
Причерноморье является рубеж н.э., территорией распространения —
междуречье Дона и Днепра. Предложена идентификация их с роксоланами и
языгами (Симоненко, 1991). Изучение своеобразной группы «кладов»
богатого конского снаряжения и оружия II—I вв. до н.э. позволило
поставить вопрос о принадлежности их сарматам, входившим в состав войск
Митридата VI Евпатора (Симоненко, 1993).

Среднесарматский этап в Северном Причерноморье датируется I — серединой
II вв. н.э. Основной отличительной чертой памятников этого этапа
является устойчивое сохранение традиций предыдущего. В погребальном
обряде — это продолжение практики впускных захоронений в
подпрямоугольных ямах с ориентацией в северном полукруге, в материальной
культуре — доминирование античной керамики, зеркал VI типа. Вместе с тем
появляются новые типы вещей, согласно общим изменениям в окружающем
мире: клинковое оружие с кольцевым навершием, черешковые наконечники
стрел, иные типы фибул (раннеримские шарнирные, лучковые подвязные I и
«лебяжьинской» серии, на западе региона — сильнопрофилированные западных
типов, провинциальные броши), двойные курильницы, прямоугольные зеркала,
металлическая античная посуда, полихромные украшения и другое.
Инновацией являются возникшие в середине I в. и существовавшие до
середины II в. н.э. большие (Молочанский, Усть-Каменский,
Подгороднянский) и малые (Вербки, Марьина Роща, Богуслав, Приморское)
могильники с основными захоронениями под невысокими насыпями. Здесь
доминируют подбойные могилы и диагональные погребения в квадратных ямах,
ориентация в южном полукруге, большой процент северокавказской
серолощеной керамики. С этой волной населения по всему региону
распространяются вещи восточного происхождения: бронзовые котелки с
зооморфными ручками, зеркала VIII типа, серолощеная керамика, изделия в
«бирюзово-золотом» зверином стиле, бронзовые колокольчики. В целом, в
среднесарматское время в Северном Причерноморье наблюдается следующая
картина: доминирующие впускные погребения с преобладанием ориентации в
северном полукруге распространены по всей территории от Приазовья до
Прута и Дуная, лишь на востоке (Донбасс) ориентация в южном полукруге
незначительно преобладает. Наряду с прямоугольными ямами в небольшом
количестве появляются могилы иных типов: с заплечиками, подбои,
единичные катакомбы (Пороги, Широка Балка). В Приазовье и
Орель-Самарском междуречье сосредоточены памятники нового облика:
могильники с основными захоронениями в квадратных, подбойных и
прямоугольных ямах, с преобладанием ориентации в южном полукруге.
Условная граница этой группы проходит с северо-запада (Усть-Каменка) на
юго-восток (через Каменка-Днепровский и Молочанский могильники),
западнее этой линии такие памятники неизвестны. Восточные инновации в
материальном комплексе сосредоточены именно в этой группе, спорадически
встречаемые на остальной территории — результат контактов. Сохранение
раннесарматских традиций в памятниках западнее Днепра совпадает с
данными письменных источников об обитании в I в. н.э. роксолан,
памятники восточного облика середины I — начала II вв. н.э. сопоставимы
с аорсо-аланской волной. На позднесарматском этапе развитие культуры
проходит в две стадии. На первой (вторая половина II — середина III вв.
н.э.) — появляются основные подкурганные захоронения в подбоях, иногда
окруженные кольцевыми рвами (Чугуно-Крепинка, Брилевка, Васильевка и
др.). В Северо-Западном Причерноморье возникают грунтовые могильники с
ритуальными квадратными рвами, не содержащими погребений (заимствование
с северо-запада) (Симоненко,1990). Широко распространяются мечи без
навершия, зеркала IX типа с узором на обороте, лучковые подвязные II
серии и сильнопрофилированные причерноморские фибулы, лепная керамика
дакийского облика, «неапольские» и «танаисские» амфоры, определенные
типы наременной гарнитуры. Памятники сосредоточены в западной
(Подунавье, Молдова, Поднестровье) и восточной (Приазовье) частях
региона, причем первые обнаруживают большее сходство с венгерскими и
румынскими, вторые — с донскими и поволжскими. На второй стадии (вторая
половина III — середина IV вв. н.э.) в погребальном обряде доминируют
катакомбы и подбои, сосредоточенные в могильниках с основными
захоронениями (Кубей, Курчи, Градешка, Дмухайловка), появляются
двучленные подвязные III серии и прогнутые подвязные «черняховские»
фибулы, зеркала X типа, полихромные украшения «сердоликового» стиля и
фацетированная ременная гарнитура. Разделение памятников на «западные» и
«восточные» происходит еще более отчетливо, центральная часть Украины
приходит в запустение. Памятники этой стадии связаны происхождением с
задонско-ставропольской позднесарматской группой (Безуглов, Захаров,
1988). Традиции предшествующего времени фиксируются лишь на первой
стадии позднесарматского этапа (роксоланы времени Маркоманских войн), на
второй стадии происходит резкая смена населения (аланы).

Сегодня есть основания пересмотреть взгляды на так называемую
«сарматизацию» Боспора и выделить в этом процессе конкретные этапы: 1)
появление сарматской династии на Боспоре при Аспурге (Ю.Г. Виноградов);
2) кризис в отношениях с аланами-скифами при Савромате I и акции их
против Боспора; 3) политическое сближение Савромата II с группировкой
«поздних сарматов» (асеев и танаитов); 4) кризис отношений с восточными
аланами при Рескупориде VI около 335 г. н.э., связанный с
экспансионистской политикой Санессана (Яценко, 1993).

В I в. начинается новый этап в истории скифо-сарматов. Большинство их с
этого времени известны под названием “аланы”. Первоначально аланами
именовалась сильная группировка сарматских и сако-массагетских племен,
вышедшая из степей Средней Азии. Став господствующей силой в новом
объединении сарматских областей и союзов, аланы передали им и свое имя.
Современники хорошо понимали, что “аланы” – это общее название
близкородственных племен, которые прежде выступали под разными именами.
Поэтому одни древние авторы объясняли читателям, что аланы – это
сарматский народ, другие называли их бывшими скифами, третьи – прежними
массагетами.

Проблема появления на исторической арене ранних алан долгое время
остается в центре внимания специалистов. К настоящему моменту
представлено несколько как взаимосвязанных, так и резко противостоящих
друг другу гипотез. Одним из наиболее старых и популярных является
предположение о вызревании алан в сарматской, а, точнее, в аорской
среде.

А.В. Симоненко (Simonenko 1995: 41), анализируя сарматские катакомбы
Северного Причерноморья, свидетельствующих о высоком статусе
погребенных, пришел к следующему заключению. Известные по источникам
сарматские племена представляли из себя в реальности межплеменные
объединения, возглавляемые конкретным племенем или кланом. Об этом
свидетельствуют разнообразные типы погребальных конструкций могильников.
Когда определенный этнос начинал политически доминировать, его язык и
культура быстро перенимались остальными и прежде всего верхушкой
общества. Появление катакомб в Прикубанье во II-I вв. до н.э. и на
Северном Кавказе в конце I в. до н.э.-II в. н.э. служит этническим
индикатором и связано с “ранними аланами” из Центральной Азии. Богатые
же катакомбы первых веков н.э. отражают начало политического господства.
Различие погребальных конструкций алан Нижнего Дона I-начала II вв. н.э.
(квадратные ямы) и поздних алан (катакомбы) свидетельствует о различном
происхождении этих родственных групп, которые известны в античных
источниках под одним названием.

В своей “социальной части” данная гипотеза сближается с высказавшимся
мнением (Наглер, Чипирова 1985: 89-90), что первоначально термин “алан”
использовался для обозначения социальной верхушки у сарматов, чьей
основной хозяйственной деятельностью была война. Затем социальный термин
закрепился как этноним за различными народами Сарматии. М.Б. Щукин
(Щукин 1994: 119-120) видит в аланах социальную надплеменную верхушку
сарматского общества, состоявшую из потомственных воинов-профессианалов,
обладавших высокой выучкой и тайнами психофизической подготовки. Этот
“рыцарский орден” имел родственные связи с аристократическими домами
различных кочевых объединений от Гиндукуша до Дуная, а в основном
действовал в сако-массагетской среде, из которой вышли юэчжи, роксаланы
и аорсы.

Легкость, с которой новое имя вытеснило старые племенные названия,
объясняется несколькими причинами. Во-первых, оно было абсолютно
понятным и наиболее подходящим для всех частей скифского мира. “Алан”
-так на скифо-сарматских диалектах звучало общее самоназвание
индо-иранцев “ариана”, что означает “арии”, “ариец”. Во-вторых,
существовала культурная основа объединения – общность языка и
происхождения, близость хозяйственного и общественного быта. Не случайно
уже во II в., то есть сразу после создания аланского союза, возникла
единая позднесарматская (или аланская) археологическая культура.

Она отличается поразительным единообразием на широких пространствах от
Кавказа до Украины и Поволжья. Третья и самая важная причина объединения
– в его экономической и политической необходимости. Только
централизованная власть могла обеспечить безопасность караванных дорог,
которые традиционно контролировали сарматы. А умножение выгод от
торговли было необходимо для содержания тяжелой кавалерии. Боевые
лошади, вооружение и сама подготовка профессионального
воина-катафрактария стоили очень дорого. Поэтому сарматская аристократия
нуждалась в постоянном и надежном доходе, чтобы сохранять боеспособные
дружины.

Со II в. в сочинениях древних авторов появляется общее имя страны –
Алания. Тогда же р. Терек получила название “Алонта”. Не позднее
середины III в. в китайских летописях прежние владения аорсов,
локализуемые в арало-каспийских степях, переименовались в “Аланья”.
Одновременно со страниц источников исчезли названия иных сарматских
племен. Всё это вехи процесса, суть которого заключалась в том, что
аланы, по словам автора IV в. Аммиана Марцеллина, “мало-помалу
постоянными победами изнурили соседние народы и распространили на них
свое имя”. Прежде разобщенные племена, “с течением времени они
объединились под одним именем и все зовутся аланами вследствие
единообразия обычаев, дикого образа жизни и одинаковости вооружения”.
Собственно же аланы “высокого роста и красивого облика, волосы у них
русоватые, взгляд если и не свиреп, то все-таки грозен”.

Значительность военно-политического, торгово-хозяйственного и
культурного потенциала Алании проявилась во влиянии на дружественные
соседние державы. Постоянные связи между сармато-аланами и Боспорским
царством привели к постепенной иранизации этого государства – от
правящей династии до рядовых граждан греческих городов. Такие же связи
существовали с закавказской Иберией, цари и высшая знать которой носили
древнеосетинские имена.

Аланы Нижнего Дона, Кубани и Терека жили оседло, занимаясь пашенным
земледелием (сеяли просо, ячмень, пшеницу), придомным и отгонным
скотоводством. Кочевой и полукочевой быт сохранялся у населения аланской
степи, где главными занятиями были коневодство и овцеводство. Сезонные
скотоводческие стоянки превращались в постоянные поселения, окруженные
пашнями. Создание аланского, объединения привело к быстрому развитию
городских поселений, становившихся политическими, торговыми и
ремесленными центрами. Крупные поселения вырастали в I-IV вв. на путях
международной торговли.

Аланы славились своей воинственностью и военным искусством. По словам
римского историка IV в. Аммиана Марцеллина, “им доставляют удовольствие
опасности и войны. У них считается счастливым тот, кто испускает дух в
сражении”. На первые века аланской истории пришелся расцвет кавалерии
катафрактариев -знатных профессиональных воинов. Эти закованные в
доспехи рыцари атаковали противника сомкнутым строем, применяя
клинообразное построение для рассечения вражеской армии на части.
Излюбленный аланский прием – лобовая атака по центру, которую в случае
необходимости дополняли последующим обходом и атакой с флангов. Комплект
вооружения катафрактария включал пластинчатый или чешуйчатый доспех,
конический шлем, четырехметровое копье, длинный меч, овальный щит.
Аланская военная активность заставила многие государства укреплять свои
рубежи, усиливать войска. В I в. началось перевооружение боспорской
армии по сармато-аланскому образцу. В римской армии первые
всадники-катафрактарии появились уже в первой половине II в.

Хорошо известны аланские походы на юг – в страны Закавказья и Передней
Азии, на запад – к владениям Римской империи. В 35 г. аланы вмешались в
иберо-парфянскую войну на стороне Иберии. В 72 г. аланы совершили
победоносный поход в Армению и Мидию-Атропатену. В походе 135 г. на
Мидию, Армению и Албанию аланы столкнулись с легионами римского
наместника Каппадокии Флавия Арриана, видного историка, описавшего
военное искусство своих противников. В III-IV вв. аланы неоднократно
вторгались в дунайские и азиатские провинции Рима. Роль посредника,
сохранявшего баланс сил между Аланией и Римом, в Северном Причерноморье
выполняло Боспорское царство. Значительная часть его населения имела
сармато-аланское происхождение.

В III в. Северное Причерноморье подверглась нашествию готов, которые
отвоевали себе место между донскими аланами и дунайскими сарматами. В
эпоху Великого переселения народов территория расселения алан на
Северном Кавказе подверглась нападению гуннов. В третьей четверти IV в.
гунны разгромили алан Волго-Донского междуречья и степного Предкавказья,
обессилив их, по словам Иордана, “частыми стычками”. Последним этапом
этой борьбы явилось подчинение алан-танаитов и включение их состав
гуннских орд.

По условиям мирного договора часть алан отправилась с победителями на
запад, оставшиеся на родине отступили из междуречья Волги и Дона,
сосредоточивая силы на Предкавказской равнине. В 376 г. гунны и аланы,
тесня и вовлекая в свое движение готов, вышли на дунайскую границу
Римской империи.

В Паннонии и на Нижнем Дунае аланы усилились, соединившись с сарматами,
которые ушли на запад еще в I-III вв. С этого времени аланы начинают
действовать самостоятельно, отказавшись от гуннской опеки. 9 августа 378
г. готы с помощью нижнедунайских алан и гуннов разбили римскую армию под
Адрианополем, а затем попытались взять Константинополь. Аланы во главе с
Сафраком, участвовавшие в этих событиях, вскоре тоже поселились в
Паннонии на правах федератов, то есть военнообязанных союзников Рима.
Другая группа аланских федератов в 80-е гг. IV в. была размещена в
Северной Италии – эти аланы под началом Саула (Саруса) в 401-405 гг.
храбро противостояли вторжениям вестготов.

В составе вестготского союза еще на Балканах действовали аланы, которые
вместе с вестготами воевали в Италии, взяли в 410 г. Рим и вышли в Южную
Галлию. Там, отделившись от вестготов и заключив договор с Западной
Римской империей, аланы получили значительные территории в 415 и 439 г.
В 30-40-е гг. V в. царем возникшего здесь южного Аланского королевства
был Самбида. В 457 г. новый царь Беоргор в союзе с римлянами потерпел
поражение от вандалов в Испании. С 460 г. Беоргор совершал набеги на
Северную Италию, пока не погиб в битве у Бергамо в 464г.

Аланы, поселившиеся в Паннонии, в начале V в. вступили в союз с
вандалами. Вандалы, делившиеся на силингов и асдингов, были германцами,
как и готы (вестготы и остготы), свевы, бургунды, франки, с которыми
аланы заключали союзы или воевали в Европе. Недовольные условиями жизни
в Паннонии, аланы и вандалы 31 декабря 406 г. по льду перешли Рейн и
вторглись в Галлию. Там аланы разделились. Часть из них, возглавляемая
Гоаром (Эохаром), вновь перешла на римскую службу и впоследствии осела
на землях между реками Луарой и Сеной. Здесь уже располагались
многочисленные сарматские колонии, а с приходом алан образовалось
северное Аланское королевство. С 442 г. его столицей был Орлеан. Около
450 г. Гоар умер и царем стал Сангибан, во главе с которым аланы
участвовали в решающей победе Рима над гуннами – знаменитой битве на
Каталаунских полях 15 июня 451 г. Конница Сангибана была поставлена в
центр римского войска, аланам противостояла отборная гвардия гуннов,
которой командовал сам царь Аттила. Гунны отступили; их продвижение по
Европе было остановлено.

Другая группа алан во главе с царем Респендиалом продолжала действовать
в союзе с вандалами. В 409-411 гг. союзники захватили почти всю Испанию,
где аланам достались Лузитания и Картахена. Отказавшись признать
завоевателей своими федератами, Рим вступил с ними в затяжную войну.
После гибели короля силингов Фредбала и аланского царя Аддака (418 г.),
силинги и аланы подчинились королю асдингов Гундериху. Борьба за
Испанию, опустошенную войной, имела мало перспектив, поэтому новый
король Гейзерих в 429 г. переправил свой народ и 80-тысячную армию в
Африку. Завоевав римские провинции Северной Африки, Гейзерих создал
Вандало-аланское королевство и в 442 г. вынудил Римскую империю признать
его независимость. Флот Гейзериха господствовал на Средиземном море, в
442 г. вандалы и аланы захватили Сицилию, в 455 г. взяли Рим. Подчинив
местное население, завоеватели заняли место высшего сословия.
Вандало-аланское государство просуществовало до 533 г. и пало под
ударами Византии.

Аланы оказали значительное влияние на развитие военного дела в Европе. С
сармато-аланским наследием связывают целый комплекс военно-технических и
духовно-этических достижений средневекового рыцарства. Аланская основа
обнаружена в легендах о короле Артуре и рыцарях Круглого стола. Однако
участие в важнейших событиях Великого переселения народов не спасло
западноевропейских алан от быстрого исчезновения.

Однако не все аланы стали политическим придатком гуннов. Немало их
отступило в горы Центрального Кавказа. А в степях Восточной Европы часть
алан вместе с остготами предпочла искать спасения в уходе на запад. В
дальнейшем эти аланы, обосновавшиеся вместе с вандалами в Паннонии,
прошли по всей Западной Европе и оказались на территории Северо-Западной
Африки, где образовали королевство вандалов и алан, просуществовавшее до
534 г. Часть алан осталась на территории Галлии и приняла участие в
борьбе готов с империей. Однако в конце V в. галльские аланы
растворились среди других племен и народов. Подвластные гуннам аланы
после распада державы Аттилы переселились в Нижнюю Мезию, где вскоре
были поглощены местным романизированным населением.

Иначе сложилась судьба алан, оставшихся на Северном Кавказе. Основной
территорией их расселения являлся Центральный Кавказ от правых притоков
Кубани (Зеленчук, Фарс) на западе до р. Аксай на востоке, от Главного
Кавказского хребта на юге до верховий Кумы, течения Малки и правобережья
Среднего Терека на севере. Соседями аланского объединения были: в
Прикубанье – адыги, в зоне центральнокавказских перевалов – горные
грузинские племена, далее к востоку – предки чеченцев и ингушей и
племена горного Дагестана.

Прижатые гуннами к горам Кавказа, аланы вступили в контакты с
многочисленным аборигенным населением, включив его в свой состав. В
условиях этого межэтнического взаимодействия происходило развитие
аланской государственности.

Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter

Похожие документы
Обсуждение

Ответить

Курсовые, Дипломы, Рефераты на заказ в кратчайшие сроки
Заказать реферат!
UkrReferat.com. Всі права захищені. 2000-2020