.

Европейское и колониальное направление французской дипломатии конца XIX-начала XX вв.

Язык: русский
Формат: дипломна
Тип документа: Word Doc
84 4832
Скачать документ

3

Министерство образования и науки Российской Федерации

ГОУ ВПО “Магнитогорский государственный университет”

Исторический факультет

Кафедра Новой и Новейшей истории

Европейское и колониальное направление

французской дипломатии кон. XIX-нач. XX вв.

Выпускная квалификационная работа по специальности “История”

Выполнил: студентка V курса ОЗО

исторического факультета

Допустить к защите:

Научный руководитель:

Выпускная квалификационная

работа защищена:

Рецензент:

Оглавление

Введение

Глава 1. Хозяйственный комплекс Франции в кон. XIX – нач. XX вв.:
экономические детерминанты внешнеполитического курса страны

Глава 2. Европейское направление французской дипломатии в конце XIX в.

Глава 3. Колониальная политика Третьей республики в кон. XIX в.

Глава 4. Внешнеполитическая и колониальная стратегия Франции в нач. XX
в.

Заключение

Список использованных источников и литературы

Введение

Актуальность темы исследования определяется значимостью той роли в
мировой политике, которую в настоящее время играет Франция. Она
представляет собой высокоразвитую европейскую державу, имеющую большой
вес в Европейском Союзе, в НАТО, в других международных структурах.
Современной России для поддержания дружественных и взаимовыгодных
отношений с Францией и выработки адекватного внешнеполитического курса
следует учитывать специфику ее дипломатии в историческом опыте второй
половины XIX – нач. XX вв. Кроме того, актуальность данной темы
обусловлена важностью осмысления международных отношений накануне I-ой
мировой войны для того, чтобы предотвратить повторение таких трагических
событий в будущем. Наконец, чисто с научной точки зрения тема дипломной
работы имеет принципиальное значение для понимания специфики
региональных межгосударственных отношений в новое время, в том числе
франко-германских, русско-французских, англо-германских. Данные
обстоятельства подчеркивают несомненную актуальность выбранной для
исследования проблемы.

Историография проблемы достаточно многообразна и затрагивает различные
аспекты международных отношений кон. XIX – нач. XX вв. Не ставя перед
собой целью анализа всего спектра трудов по данной проблеме, ограничимся
рассмотрением лишь тех, которые напрямую относятся к нашей теме.
Историографическая ситуация в отечественной науке характеризуется
преобладанием трудов по 2 ключевым взаимосвязанным проблемам:

Внешняя политика Франции второй половины XIX – нач. XX вв. К числу
наиболее значимых работ в рамках этой проблематики следует отнести труды
А.З. Манфреда (31), В. И Антюхиной-Московченко (14, 15), В.М. Хвостова
(52), фундаментальные монографии по истории Франции и истории дипломатии
в эпоху нового времени. Специфической чертой указанных работ является их
глубокое освещение европейской дипломатии Третьей республики, в то время
как колониальный вектор ее внешней политики рассматривается почти в
исключительных случаях.

История франко-русских отношений кон. XIX – нач. XX вв. Разработка
данной проблемы имеет давние традиции в отечественной историографии и
достаточно обстоятельно изучена. Наибольший вклад в ее исследование
внесли историки А.З. Манфред и И.С. Рыбаченок. На базе широкой
источниковой базы с привлечением материалов французских архивов они
опубликовали ставшие классическими работы по истории франко-русского
союза от его возникновения до начала XX в. Так в своей книге
“Образование русско-французского союза” (32), Манфред рассматривает
историю и дает подробный анализ причин возникновения франко-русского
союза в 1891 г. Своеобразным продолжением этих работ является книга И.С.
Рыбаченок “Союз с Францией во внешней политике России в конце XIX в.”
(43), где автор исследует развитие взаимоотношений России и Франции с
1893 г. до начала XX в.

Исходя из степени разработанности темы в историографии, автор определяет
следующие цели задачи.

Цель проанализировать внешнюю политику Французской республики в кон.
XIX – нач. XX вв.

Поставленная цель требует решения следующих задач:

выявить основные особенности экономического развития Франции в кон. XIX
– нач. XX вв. и их воздействие на внешнеполитический курс страны.

определить место межсоюзнических соглашений с Россией и Англией,
составивших Антанту, в системе внешней политики Франции.

рассмотреть ключевые направления колониальной политики Франции в кон.
XIX – нач. XX вв.

Объектом исследования является внешняя и колониальная политика
Французской республики.

Предмет исследования составляют события, относящиеся к эволюции
внешнеполитической стратегии Франции в рассматриваемый период времени.

Хронологические рамки обусловлены эволюцией внешней политики Франции и
системным изменением контента международных отношений в кон. XIX – нач.
XX вв. В качестве нижней хронологической границы определен 1887 год,
когда новая конфронтация с Германской империей заставила Третью
республику значительно сменить векторы своей дипломатии и приложить все
усилия к заключению военного союза с Россией. Он стал мыслиться ключевым
элементом французской концепции национальной безопасности. Верхняя
хронологическая граница относится к 1907 году и связано с подписанием
соглашения о разграничении интересов между Англией и Россией. Этот
договор стал последним в цепи межгосударственных соглашений, составивших
Антанту – второй военно-политический блок в Европе, что стало очередным
шагом на пути к Первой мировой войне.

Территориальные рамки работы охватывают:

1) Французскую республику;

2) государства западной Европы, так или иначе вовлеченные в орбиту
французской дипломатии: Германская империя, Россия, Великобритания,
Австрийская империя, Италия;

3) территории, оказавшиеся объектом французской колониальной экспансии:
Алжир, Тунис, Марокко, Мадагаскар и пр.

Источниковую базу исследования составили различные по характеру
документы и материалы. Наиболее важный комплекс источников,
использованных при написании данной работы, составляют публикации
дипломатических документов из архива министерства иностранных дел
царской России. Большую ценность имеют “Материалы по истории
русско-французских отношений”, содержащие дипломатическую переписку
послов (5). Другой представляющей интерес для данного исследования
публикацией явился двухтомный сборник под названием “Константинополь и
проливы” (9). Представленные документы проливают свет на различные
аспекты межсоюзнических отношений Франции и России. В частности, здесь
нашли освещение позиции французской дипломатии к проблеме статуса зоны
черноморских проливов. Сборник “Международные отношения в эпоху
империализма” (7) содержит переписку руководителей внешней политики
Франции с дипломатическими и военными представителями царского
правительства в европейских странах.

Другой группой источников, использованной автором в исследовании
избранной темы, являются документы личного происхождения (дневники,
переписка, мемуарная литература). Использование соответствующих
публикаций, проливающих свет на различные стороны деятельности лиц,
причастных к выработке внешнеполитического курса Франции, России и
Англии позволяет получить более полное представление о мотивах их
поступков, объективных и субъективных причинах принятия того или иного
решения. Кроме того, это дает возможность почувствовать саму атмосферу
той эпохи, ощутить всю сложность и многоплановость борьбы по
внешнеполитическим вопросам.

Между тем мемуарная литература зачастую носит тенденциозный характер.
Трагические события великой войны 1914-1918 гг., повлекшие за собой
вопрос об ответственности за ее развязывание, наложили отпечаток на
стремление государственных деятелей задним числом оправдаться и отвести
от себя возможные обвинения. С этим, как правило, связаны многочисленные
попытки умалчивания определенных фактов, приукрашивания мотивов
некоторых поступков, которые, впрочем, зачастую лишь красноречиво
свидетельствуют в пользу обратного. Весьма тенденциозный характер носят
и воспоминания таких известных государственных деятелей, как В. Ламздорф
(4), О. Бисмарк (1), Х. Гогенлоэ (3), Б. Бюлов (2), С. Сазонов (10), У.
Черчилль (12), А. фон Тирпиц (11) и т.д. В этой связи представляет
интерес сопоставление противоречащих друг другу точек зрения (к примеру,
французской и немецкой). Авторы воспоминаний приводят многочисленные
детали своей деятельности и факты, зачастую прямо не относящиеся к теме
исследования и не привлекшие должного внимания историков, но тем ни
менее представляющие определенный интерес для оценки возникающих в
процессе исследования проблем.

Таким образом, несмотря на очевидную субъективность авторов и присущую
им ретроспективность в освещении событий, значительно влияющее на
изложение ими материала, данный вид источников позволяет расширить и
углубить наши представления о французской дипломатии кон. XIX – нач. XX
вв.

Методология исследования.

В данной работе используются принципы историзма, научной объективности.
Принцип историзма выражается в подходе к действительности как к
развивающейся во времени, что позволило рассмотреть закономерности
развития исследуемых объектов. Принцип объективности позволил подходить
ко всем вопросам и явлениям критически, исходя из имеющихся фактов.

В данной работе используются такие методы, как историко-сравнительный
метод, хронологический метод, системный метод.

Историко-сравнительный метод позволяет рассмотреть историческое явление,
обстоятельства его возникновения, какие этапы в своём развитии прошло и
чем оно впоследствии стало.

Хронологический метод предполагает изучение исторических событий с точки
зрения их развития, он позволяет нам рассмотреть все явления в процессе
последовательности и помогает локализовать рамки нашего исследования.

Системный метод позволяет рассмотреть явление в общей системе с другими
явлениями, фактическое соотнесение информации источников, логическую
проверку показаний, соотнесение источников с реально развившимися
событиями.

Структура работы обусловлена основной целью и задачами исследования:
работа состоит из введения, четырех глав, заключения и списка
использованных источников и литературы.

Глава 1. Хозяйственный комплекс Франции в кон. XIX – нач. XX вв.:
экономические детерминанты внешнеполитического курса страны

Сельское хозяйство Французской республики в последней трети XIX в. все
еще играло большую роль, хотя общие размеры посевной площади почти не
увеличились, а урожайность повысилась незначительно. По уровню
урожайности Франция значительно отставала от других европейских стран.
Французское животноводство также отличалось относительной отсталостью,
хотя в эти годы поголовье скота несколько увеличилось. Большую долю в
сельском хозяйстве занимала качественно высокая продукция Юга и Запада –
южные фрукты и цветы, овощи и молочные продукты Бретани и Нормандии, но
для этих культур было характерно отсутствие стандартизации продукции,
что затрудняло ее массовый сбыт. Каждый мелкий рынок давал свои сорта
вин, плодов, овощей, масла, сыров (47, с.78).

Аграрный строй Франции XIX в. сложился в общих чертах еще после Великой
французской революции 1789-1794 гг., ликвидировавшей феодальное
земледелие и превратившей массу ранее зависимых крестьян в свободных
мелких хозяев. Тогда это было явлением прогрессивным, так как
освобождало крестьянство от феодального гнета. Однако с проникновением в
деревню капиталистических отношений преобладание мелкособственнических
хозяйств, то есть парцеллярный характер французского земледелия, стало
тормозить развитие как самого сельского хозяйства, так и промышленности
во Франции. Парцеллярное хозяйство отличается слабым развитием
товарности (оно мало продает и мало покупает). Но вместе с тем
мелкособственническое крестьянское хозяйство задерживает население в
земледелии и тем препятствует как росту внутреннего рынка в стране, так
и росту промышленности, а также задерживает концентрацию населения в
городах (39, с.44).

Наличие большого количества мелких крестьянских хозяйств (парцелл)
характерно для всех районов Франции, но особенно для восточных и
юго-восточных департаментов. При этом процесс дальнейшего дробления
парцелл никоим образом не приостанавливался. Одновременно происходил
процесс разорения мелких и средних крестьян и процесс концентрации
крупных земельных владений. Во французской деревне усиливалось классовое
расслоение. Крупные земельные владения в последней трети XIX в.
увеличивались в числе и в объеме, часть средних собственников округляла
свои владения за счет приобретения клочков земли у мелких собственников,
крупные землевладельцы отбирали у них землю за долги. С 1862 по 1892 г.
за счет увеличения площади крупных собственников исчезло 412514
землевладений. В руках мелких крестьянских хозяйств находилось лишь
около четверти земельных угодий Франции, а на долю средних и крупных
землевладельцев приходилось 36866800 га. Но в действительности в руках
мелких крестьян земли оказывалось еще меньше, поскольку в странах
Западной Европы крестьянские хозяйства площадью от 5 до 10 га следует
относить к группе середняцких, тогда как зарубежная статистика включает
их в группу мелких крестьянских хозяйств (28, с.86).

Во французском сельском хозяйстве в последней трети XIX в. наблюдался
сильный рост крупной земельной собственности. Так, в 1881 г. крупные и
средние собственники владели 66% национальной территории, на долю мелких
приходилось 34%, а по данным на 1891 г., на долю первой группы
приходилось уже 74% национальной территории, на долю же второй: лишь
26%. За 10 лет мелкое крестьянское хозяйство лишилось 8% земли.
Необходимо также отметить, что концентрация собственности в сельском
хозяйстве Франции происходила медленнее, чем в промышленности, и даже
медленнее, чем в сельском хозяйстве других стран (14, с.121).

С 1875 по 1896 г. Франция, как и другие страны, была затронута
длительным аграрным кризисом. Этот кризис прежде всего поразил зерновое
хозяйство. Непосредственным толчком к нему послужила конкуренция стран,
где земля не была обременена феодальными формами землевладения, где
использовались целинные земли, обрабатываемые крупными сплошными
массивами, соответственно, не было необходимости тратиться на удобрения.
Так, себестоимость гектолитра пшеницы во Франции составляла в это время
не менее 200 фр., а в западных штатах США она не превышала 8-10 фр.
Аграрный кризис во Франции неизбежно приводил к систематическому
понижению цен на зерно, хотя его производство увеличивалось. Происходило
и общее снижение цен на все сельскохозяйственные продукты.

Аграрный кризис усилил процесс концентрации в сельском хозяйстве
Франции, поскольку крупные капиталистические хозяйства, хорошо
оборудованные и снабженные машинами, могли добиваться понижения
себестоимости пшеницы, тогда как мелкие хозяйства становились
убыточными. В момент обострения кризиса продажная цена центнера пшеницы
в крупных хозяйствах превышала ее себестоимость на 11-19%, а в мелких
крестьянских хозяйствах была ниже себестоимости. Важнейшим результатом
аграрного кризиса была тенденция к усилению интенсификации сельского
хозяйства, к росту специализации и использования техники. Аграрный
кризис привел к возрастанию роли животноводства на базе травосеяния и к
увеличению роли огородничества и садоводства. Значительно увеличилось
применение машин в сельском хозяйстве. Однако механизация сельского
хозяйства сковывалась, парцеллярным характером французского земледелия
(30, с.74).

В последней трети XIX в., особенно в годы аграрного кризиса, усилилось
обнищание крестьянства. Оно выражалось в росте задолженности; мелких
крестьянских хозяйств, усилении интенсификации труда, снижении
заработной платы сельскохозяйственным рабочим (одним из способов
снижения было наделение рабочих землей), разорении и закабалении мелких
производителей. В конце века правительство перешло к политике аграрного
протекционизма, повысив, начиная с 1892 г., таможенные тарифы на
ввозимые сельскохозяйственные продукты.

К началу XX в. в сельском хозяйстве было занято на 1 млн. человек
больше, чем на фабриках, в мастерских, на транспорте и в горнодобывающей
промышленности, хотя сельское население уменьшалось по сравнению с
городским. С 1886 по 1901 г. сельское население сократилось на 1447640
человек. По темпам развития сельское хозяйство продолжало отставать от
промышленности.

Но и в промышленности все было не так просто. Начавшийся в 1887 г. новый
экономический подъем сопровождался ростом выплавки чугуна и стали,
добычи железной руды, потребления угля и хлопка. Несколько
поспособствовала оживлению дел Парижская всемирная выставка 1889 г.,
увеличившая товарооборот и торговлю. Но в 1891 г. разразился новый
кризис, ознаменовавшийся крахом Панамской компании, Общества металлов,
банка “Учетная контора” и рядом других крупных банкротств. С 1894 г.
началось новое повышение промышленного производства, а в 1897 г. – новый
промышленный подъем, которому способствовали заказы в связи с работами
для Всемирной выставки 1900 г. в Париже. Мировой экономический кризис
затронул в 1900 г. и Францию, сказавшись в первую очередь на
металлургической промышленности. Производство чугуна с 1900 по 1901 г.
упало на 12%, добыча железной руды – на 11,1, выплавка стали – на 9%
(47, с.126).

В последней трети XIX в. во Франции наиболее быстрым темпом развивалась
тяжелая промышленность. Ещё быстрее увеличивалась продукция
машиностроения и металлообрабатывающей промышленности. Точных
статистических данных по этим отраслям производства не имеется, но
использование машин в промышленности может быть показателем ее растущей
мощности. Число предприятий, применяющих паровые двигатели, выросло за
это время в 2,5 раза, отдельные предприятия стали применять больше
паровых машин, а сами паровые машины стали более мощными.

Одним из самых значительных показателей роста французской промышленности
в последней трети XIX в. является увеличение в стране железнодорожного
строительства. По данным 1871 г., протяженность железнодорожной сети во
Франции достигала 17733 км, в 1881 г. – 25925, в 1891 г. – 36672, в 1901
г. – 42826км. Это высокий темп железнодорожного строительства, если
учесть к тому же потерю Эльзаса и Лотарингии и относительно медленный
прирост населения. По протяженности железных дорог на душу населения к
1900 г. Франция превосходила Англию (с Ирландией) и даже Германию (16,
с.98).

Росту тяжелой промышленности способствовали государственные ассигнования
на укрепление границ и восстановление армии. Развитию промышленности
способствовал и план Фрейсине, предусматривавший в бюджете 1878 – 1890
гг. кредиты около 5 млрд. фр. на постройку новой сети железных дорог
протяжением 18 тыс. км, на оборудование 10 тыс. км водных путей
сообщения и на расширение французских морских портов. Со второй половины
90-х гг. в стране наблюдался быстрый рост машинизации, вызванный в
значительной мере увеличением применения электрической энергии.

В последней трети XIX в. тяжелая промышленность во Франции развивалась
опережающими темпами по сравнению с производством товаров широкого
потребления. Так, потребление хлопка на душу населения за 1870-1900 гг.
выросло чем на 50%, а железа и стали – почти удвоилось. В экономике
страны ведущее место стали занимать крупнейшие металлургические
предприятия, как, например, фирма “Шнейдер-Крезо”, перед которой
вынуждены были отступить текстильные магнаты Руана и Мюлуза. В эти годы
появляется и укрепляется ряд крупных монополий как в тяжелой, так и в
легкой промышленности. Одной из них стал металлургический синдикат
“Контуар де Лонгви”, объединивший 13 крупнейших чугунолитейных заводов.
В 1883 г. возник крупный сахарный картель, в 1885 г. был создан
керосиновый картель. К концу 1898 г. во Франции насчитывалось 6324
акционерных общества.

Несмотря на достаточно высокий темп роста тяжелой промышленности, в эти
годы все же для Франции характерно было преобладание не производства
средств производства, а производства предметов потребления с высоким
удельным весом мелких предприятий и ремесленного труда. Иными словами, в
экономике еще преобладала легкая промышленность, в которой большое место
занимало производство предметов роскоши и моды, основанное на
ремесленном труде и требовавшее высокой квалификации работников (23,
с.136).

Но в целом промышленность развивалась замедленными темпами, и по объему
промышленной продукции Франция занимала 4-е место в мире. Доля ее в
мировой промышленности продукции с 1870 по 1900 г. непрерывно падала,
составляя в 1870 г.10%, а в 1900г. – 7%.

Достаточно сравнить за указанные годы абсолютные цифры производства
чугуна во Франции, Германии, Англии и США, чтобы ясно увидеть отставание
темпов роста французской промышленности от крупнейших, особенно молодых,
капиталистических стран. Так, в 1870 г. было произведено чугуна (т): во
Франции – 1,2 млн., в Германии – 1,3 млн., в Англии – 6 млн., в США –
1,7 млн., причем разница между странами была не особенно велика, за
исключением выдвинувшейся вперед Англии. Но уже через 10 лет соотношение
заметно меняется в пользу Германии и США. Б 1880 г. производство чугуна
составляло: во Франции – 1,7 млн. т, в Германии – 2,7 млн., в Англии –
7,7 млн., в США – 3,8 млн. т. В 1890 г. было произведено во Франции 2
млн. т, в Германии – 4,6 млн., в Англии – 7,9 млн., в США – 9,2 млн. т;
в 1900 г. во Франции – 2,7 млн. т, в Германии – 8,5 млн., в Англии – 9
млн., в США – 13,8 млн. т. О замедленных темпах развития экономики
свидетельствует и факт падения доли Франции в мировой торговле (с 10% в
1870 г. до 9% в 1900 г). Характерно и то, что за последнюю треть XIX в.
французский торговый флот почти не изменился по своему тоннажу, а в эти
же годы английский торговый флот вырос более чем на 50%, германский же
удвоился (48, с.62).

Только за последние годы века заметно ускорился прирост французской
тяжелой промышленности, что было связано во многом с протекционистской
политикой правительства как в области промышленности, так и в области
сельского хозяйства. Кроме того, заметный сдвиг в эти годы был вызван
также большими военными заказами правительства, связанными с усилением
милитаризма.

Преобладающее значение во французском экспорте имели товары легкой
промышленности и сельского хозяйства: шелковые и хлопчатобумажные ткани,
готовое платье, белье, парфюмерия, косметика, ювелирные изделия, вина,
сыры и т.д. Машиностроительная промышленность не покрывала собственным
производством потребностей страны в машинах и оборудовании. Значительное
количество фабрик и заводов работало на привозных английских и немецких
станках. Франция продолжала ввозить уголь и значительное количество
сырья.

В периоды кризисов заметно падал вывоз французских товаров, и прежде
всего предметов легкой промышленности. В последние годы столетия Франция
усилила торговлю главным образом со своими и чужими колониями, что
оказывало определенное влияние на развитие всей экономики страны (53,
с.175).

К концу XIX века большинство стран стало проводить политику
протекционизма. Наиболее ярым сторонником пошлин во Франции в данный
период был Мелин, председатель парламентской комиссии по пошлинам. В
1890 г. кабинет Фрейсине выработал проект новых тарифов и осенью внес
его на рассмотрение палаты депутатов. Проект предусматривал установление
минимального и максимального тарифов. Последний должен был применяться к
государствам, не заключившим с Францией особых торговых договоров.
Пошлины повышались на 722 предмета торговли, причем для некоторых
продуктов предполагалось установить тарифы, превышающие на 500% их
первоначальную стоимость. Но и минимальный тариф тоже был очень высок.
Новые протекционистские тарифы, особенно выгодные крупным собственникам,
были приняты палатой в виде закона 11 января 1892 г. Помимо тарифов,
закон предусматривал введение дополнительных налогов на товары при ввозе
их через территорию третьих стран в целях стимулирования
непосредственных отношений между французским рынком и
странами-производителями; установление режима, применяемого к
колониальным товарам, и таможенных отношений между колониями;
регламентацию полномочий правительства; реформу режима
условно-беспошлинного ввоза. Этот закон, легший в основу таможенного
режима Франции, подвергался многим поправкам в целях усиления
протекционизма. В этом направлении действовали и законы, принятые 29
марта и 13 декабря 1897 г. и 1 мая 1905 г. (32, с.93).

В силу указанных выше причин, в последней трети XIX в. важное значение в
экономике Франции приобретает вывоз капитала. Наряду с замедленностью
темпов промышленного развития и концентрации производства происходили
быстрый процесс концентрации банков и усиление вывоза капитала, что в
свою очередь способствовало задержке промышленного развития страны.
Характерные особенности французской экономики (живучесть мелкого
производства в промышленности и парцеллярный характер земледелия)
приводили к тому, что в стране создались значительные накопления,
которые не вкладывались в расширение производства, не аккумулировались
непосредственно их владельцами как производительный капитал, поскольку
прибыли, получаемые с мелких хозяйств, также не могли быть целиком
вложены в дальнейшее расширение производства. Вследствие этого во
Франции постепенно образовались большие излишки ссудного капитала,
которые не находили прибыльного применения внутри страны. В это же время
в более молодых капиталистических странах как раз ощущалась нужда в
капиталах при обеспечении высокой нормы процента. С развитием
акционерных обществ, государственных займов и вывоза капиталов за
границу накопления мелких и средних производителей все в большей степени
направлялись наряду с покупкой земли и домов на приобретение ценных
бумаг (27, с.102).

Процесс образования крупных банков нового типа, начавшийся еще после
кризиса 1847 г., привел к созданию “национальных учетных контор” во всех
крупных промышленных и торговых центрах. Это были анонимные акционерные
общества, капитал которых состоял на 1/3 из капиталов акционеров, на 1/3
из капиталов муниципалитетов и на 1/3 из капиталов казначейства. Было
создано 67 таких контор. В конце века не только увеличивалось количество
банков, но и существующие банки заметно расширяли свои операции. Это
свидетельствовало о заметном росте концентрации капитала и оборотов
банков. Заметно возрастал также экспорт капитала, и в этом отношении
Франция твердо стояла на втором месте в мире после Англии (31, с.82).

Заграничные капиталовложения Франции в 1870 г. составляли 10 – 12 млрд.
марок, Англии – 15 млрд. и Германии – 3 млрд. марок, а в 1900 г. они
исчислялись: Франция – 28 млрд., Англия – 50 млрд. и Германия – только
12 млрд. марок. Для Франции этого периода характерно вложение ее
капиталов не в национальную промышленность, а либо во внутренние займы,
либо в заграничные капиталовложения. Причем французский капитал только в
очень незначительной степени вывозился в форме производственного
капитала. Его вывоз принимал форму ссудного капитала. Иными словами,
Франция предоставляла его в виде государственных займов, употребляя их в
рост под проценты. В этом заключался особый, ростовщический характер
французского империализма, и именно в эти годы происходило превращение
Франции в государство-рантье.

Основные заграничные капиталовложения Франции были помещены не в ее
колониях, а главным образом в европейских странах, и в первую очередь в
России. К 1900 г. из 28 млрд. фр. вывезенного капитала было вложено: в
России – 7, в Испании и Португалии – 4,5, в Австро-Венгрии – 2,5, в
Италии – 1,4, в остальных европейских странах – 2,5, во французских
колониях-1,5, в Турции – 2, в Африке – 3, в Южной Америке – 2, в США и
Канаде – 0,8, в Азии – 0,8 млрд. фр. Необходимо отметить, что, вывозя
капитал, Франция всегда выступала в качестве политического банкира,
используя его как средство для передела мира и захвата сфер влияния и
колоний. С XX в. основным резервом экспорта капитала становятся доходы
от его предыдущего вывоза. Превращение Франции в государство-ростовщика
повлекло за собой торможение развития ее промышленности, но этот процесс
совершенно не отразился на военных отраслях экономики, где Франция не
отставала от крупнейших капиталистических стран того времени (50, с.81).

Таким образом, экономическое развитие Франции показывает, что
классический капитализм перерос к концу XIX – началу XX в. в высшую
стадию – империализм. Во Франции, как и в других развитых странах,
концентрация производства приводила к возникновению монополий. В истории
создания монополий существуют три периода, которые характерны и для
развития французской экономики. Первый период охватывает 1860-1870 гг.,
когда повсюду господствует еще свободная конкуренция, а монополии только
появляются и находятся в зачаточном состоянии. Второй период начинается
после кризиса 1873 г. и последовавшей за ним затянувшейся депрессии и
продолжается до конца 80-х гг., когда происходит быстрое развитие
картелей, но они еще исключение, они еще не прочны. Наконец, третий
период – это подъем с 1889 г. и кризис 1900-1903 гг., когда картели
становятся одной из основ всей хозяйственной жизни (16, с.156).

Однако представление о монополии будет неполным, если не учесть роли
банков. Банки, которые вообще выполняли функции превращения
бездействующих денежных капиталов в действующие, с переходом к
империализму меняют свою роль и перерастают из посредников в
монополистов, подчиняющих себе торгово-промышленные операции всего
общества. Постепенно промышленный капиталист начинает все более зависеть
от банка. На этой основе развивается уния банков с промышленностью и
уния банков и промышленников с правительством. Происходит все большее
сращивание банковского капитала с промышленным и перерастание банков в
учреждения универсального характера. Это явление с течением времени
приобретает все более широкий характер. Одновременно усиливается и
концентрация банковского капитала. Весь этот процесс в конце концов
приводит к образованию финансовой олигархии. Так, например, во Франции
выделились так называемые “200 семейств”, которые фактически
главенствовали как в банках, так и в промышленности (20, с.136).

Вывоз товаров, преобладавший при старом капитализме, при переходе к
империализму постепенно обгоняется вывозом капитала, что создает большие
возможности для получения наивысших прибылей. В отношении вывоза
капитала Франция обладала некоторыми особенностями. Если для Англии был
характерен вывоз капитала в колонии, то особенностью Франции, хотя она
сама имела достаточное количество колоний, являлся вывоз капитала
главным образом в европейские страны, и в первую очередь в Россию. При
этом французский капитал в основном вывозился в виде ссудного, что дает
основание определить французский империализм в отличие от английского
колониального как империализм ростовщический (48, с.107).

В последней трети XIX в. появилась еще одна черта империализма.
Монополистические союзы капиталистов делят между собой внутренний рынок
в каждой отдельной стране. Но внутренний рынок при капитализме тесно и
неизбежно связан с рынком внешним. Капитализм давно создал мировой
рынок. Теперь же дело шло к образованию международных монополий, которые
делили между собой весь мир в области экономики.

Между союзами капиталистов складывались известные отношения на почве
экономического раздела мира, а рядом складывались отношения между
государствами на почве территориального раздела мира, борьбы за колонии,
за хозяйственную территорию. Но раздел мира отнюдь не исключает, а,
наоборот, предполагает его передел (52, с.98).

С 1876 по 1900 г. в основном заканчивается захват “незанятых” земель. В
этот период раздел мира, приобретение колоний происходят особенно
интенсивно. И Франция основную часть своих колониальных владений
приобрела именно в эти годы. К началу XX в. мир, таким образом,
оказывается поделенным между империалистическими державами, за
исключением лишь некоторых территорий (29, с.72).

Глава 2. Европейское направление французской дипломатии в конце XIX в.

Рассмотрение основного содержания нашей темы логично будет начать не
непосредственно с событий “военной тревоги” 1887 г., а с
предшествовавших ей обстоятельств, приведших к обострению
франко-германских противоречий. Впрочем, следует сразу подчеркнуть, что
франко-германские взаимоотношения после 1870 г. никогда не были
хорошими.

Обстановка начала меняться в худшую сторону еще в 1885 г., с началом
кризиса в Болгарии. Почти одновременно с данными событиями произошло
обострение франко-германских отношений. Европа оказалась лицом к лицу с
двумя кризисами: один вспыхнул на Балканах, другой грозил разразиться на
Рейне.

Поражение, понесенное французами от китайских войск в Тонкине, вызвало
значительные перемены во французской внутренней политике. Весть об
отступлении от Лангчюна вызвала в Париже взрыв бурного протеста против
неудачной колониальной политики и привела к падению кабинета Ферри. Его
противники постарались использовать эти события в собственных целях.
Осенью того же 1885 г. во Франции произошли парламентские выборы. Они
принесли поражение “умеренным”. Усилились как монархисты, так и
радикалы. Иначе говоря, упало влияние сторонников заигрывания с
восточным соседом. Возросло влияние реваншистов всех мастей. Летом 1886
г. началась агитация генерала Буланже, призывавшего к подготовке
реванша. В том же году Буланже вошел в правительство, получив портфель
военного министра, и принялся проводить энергичные мероприятия по
усилению армии (35, с.64).

В свою очередь, германское правительство снова стало помышлять о
расправе с Францией. Перед германскими правящими кругами встал вопрос,
не использовать ли им те трудности, которые сулила России болгарская
проблема. По ее мнению, Россия снова запутается в балканских делах, и
это позволит обеспечить ее нейтралитет в случае войны Германии с
Францией (40, с.88).

Впрочем, игру германской дипломатии портило одно обстоятельство:
болгарский вопрос мог породить австро-русский конфликт. Он грозил
германской дипломатии немалыми хлопотами. Если бы Австро-Венгрия
действительно угодила в беду, то вместо выгодной сделки с Россией
Германии предстояла тяжелая война против нее, скорее всего чреватая
войной на два фронта, ибо в случае русско-германской войны следовало
ожидать вмешательства в нее Франции.

Между тем международное положение Германии осложнялось. Перед лицом
враждебной Франции Бисмарку нельзя было ссориться с Россией. Нельзя было
также терять и Австро-Венгрию. Канцлер старался ладить с обеими. Однако
при обострении их взаимных отношений на почве болгарского вопроса
сделать это было нелегко: Бисмарку пришлось призвать на помощь всю свою
дипломатическую изворотливость (35, с.102).

В такой обстановке германский канцлер и предпринял один из самых сложных
маневров, какие только знает история дипломатии. С одной стороны, он не
скупится на авансы России и подталкивает ее на военную интервенцию в
Болгарии. С другой – сдерживает Австрию в ее противодействии России. В
то же время канцлер работает над активизацией английской политики и
стремится вызвать англо-русский конфликт, будучи готов в этом случае
спустить и Австро-Венгрию с цепи, на которой он ее твердо решил держать,
пока не последует выступление Англии. Однако для Германии Бисмарк
намерен был даже и в этом случае оставить руки свободными и сохранить
“дружественные” отношения с Россией.

Этим не исчерпывалась замысловатая игра, которую вела германская
дипломатия. Одновременно с маневрами в области англо-австро-русских
отношений канцлер довел до крайней степени возбуждения газетную кампанию
против Франции. Пресса снова науськивала немцев против Франции,
подхватывала и непомерно раздувала все факты реваншистской пропаганды. А
французские националисты своими выходками сами помогали тому, чтобы
антифранцузская кампания германского канцлера не оставалась без пищи
(51, с.92).

В конце 1886 г. Бисмарк попытался наладить отношения с Россией и был
готов удовольствоваться даже ее нейтралитетом в случае войны с Францией,
поскольку с Италией и Австро-Венгрией уже имелись договоры и Англия
оказалась на стороне Германии. Именно тогда Солсбери писал своему послу
в Париже Лайонсу, что новая франко-германская война избавила бы Англию
от неприятностей, которые чинит ей Франция в Египте. Международная
расстановка сил исключительно благоприятствовала Германии, и Бисмарк
попытался воспользоваться буланжистским движением как поводом для войны
(22, стр.119).

11 января 1887 года Бисмарк произнес в рейхстаге речь по поводу
увеличения военных кредитов. “Наша дружба с Россией, – заявил канцлер, –
не нарушалась со времени наполеоновских войн и остается бесспорной и
сейчас”. Что касается Франции, то его высказывания не были столь
успокоительными. Хотя канцлер и обещал не нападать на нее ни в коем
случае до тех пор, пока французское правительство останется миролюбивым
по отношению к Германии. Но он заметил при этом, что во Франции “время
пребывания министров у власти ограничено… В любой день, – продолжал
Бисмарк, – к власти придет, может быть, новое правительство и пожелает
разжечь вновь священный огонь… Поэтому мы можем ждать, что Франция
нападет на нас возможно через десять дней, а возможно и через десять
лет. Этот вопрос я решить не могу…” (1, с.154). Словно желая придать
больше веса своим словам, канцлер объявил о призыве 73 тысяч резервистов
на учебные сборы. Они назначались на 7 февраля 1887 года и проводились в
Лотарингии. По существу это было начало сосредоточения немецких войск на
французской границе.

28 января 1887 г. Бисмарк заявил послу Франции Эрбетту, что, если
Буланже возглавит кабинет, это будет означать войну. Действительно,
Буланже принял ряд мер по укреплению армии, получив на эти цели кредит в
300 млн. фр. В ответ и Германия увеличила состав своей армии, выделив на
военные нужды кредит в 300 млн. марок. В это время решение вопроса о
войне и мире для Франции находилось в руках России (22, с.124).

Франции приходилось срочно налаживать отношения с Россией. Когда в
январе 1887 г. в Париж прибыли три делегата Болгарии просить поддержки у
Франции против России, новый министр иностранных дел Флуранс заявил им,
что Болгария обязана России своим существованием и потому должна не
только считаться с ней, но и пойти на некоторые уступки. Александр III
выразил удовлетворение в беседе с Лабуле, а в Париже установились тесные
отношения между русским посольством и Кэ д’Орсе. Через три недели
Флуранс сам обратился к русскому правительству с вопросом, какую позицию
оно займет в случае осложнений в отношениях Франции с Германией.

Вскоре после этих событий Флуранс сделал попытку предложить России
заключить оборонительный союз. Он даже готовил специального посланца в
Петербург с этой чрезвычайно секретной миссией, но поездка не состоялась
из-за отказа России. Надо полагать, что этот демарш не остался
неизвестным в Германии (21, с.169).

20 апреля произошел инцидент Шнебеле, явно подстроенный немецкими
полицейскими с целью вызвать войну с Францией один на один. Немецкой
полицией был арестован французский пограничный полицейский комиссар
Шнебеле, которого немецкие власти подозревали в организации шпионажа.
Немецкие пограничники заманили Шнебеле на германскую территорию
приглашением прибыть в определенный пункт на немецкой стороне границы
для текущих деловых переговоров по вопросам пограничного режима. Едва
Шнебеле переступил границу, как был схвачен немецкими полицейскими (19,
с.155).

Возник очередной франко-германский конфликт. Французским властям
нетрудно было доказать, что в отношении Шнебеле немцами была учинена
провокация. Последовала кампания во французской прессе. Правительство
заявило в Берлине протест по дипломатической линии. Оно провело
некоторые подготовительные мероприятия военного порядка. Французское
правительство перед лицом явной провокации отказалось, однако,
приступить к мобилизации, которой требовал военный министр – генерал
Буланже.

Ответ германского правительства на французский протест гласил, что по
делу Шнебеле ведется следствие. Если окажется, что обвинение против него
не обосновано, этот французский чиновник будет освобожден. Провокация
оказала Бисмарку некоторую помощь: новый конфликт помог провести в
рейхстаге увеличенный военный бюджет на новое семилетие. Но позиция
русского правительства осталась для Германии неблагоприятной. К тому же
эта полицейская провокация была сработана слишком грубо. Как бы то ни
было, 30 апреля 1887 г. Шнебеле был освобожден.

Французское правительство удовлетворилось этим и сочло инцидент
исчерпанным. Он характерен для природы франко-германских отношений, как
они развивались на базе Франкфуртского мира: любой второразрядный
конфликт был чреват военной опасностью.

Оправившись от испуга, французское правительство поставило в Петербурге
вопрос о направлении туда со специальной миссией бывшего посла в Вене
маркиза де Вогюэ. Фактически это был зондаж возможности франко-русского
союза. Русское правительство отклонило приезд Вогюэ, так как к этому
времени непосредственная опасность войны миновала и Александр III счел
миссию Вогюэ “несвоевременной”. Тем не менее, начало сближению
Российской империи и Французской республики, в плане политическом, было
положено (38, с.154).

Сближение двух великих держав, с 1887 года приобретшее практически
неотвратимый характер, было главным, самым значительным по своим
неисчислимым последствиям процессом международной политики того времени.
(13, с.118)

Официальные представители французского правительства не считали теперь
нужным скрывать от Германии свое желание достигнуть прямого соглашения с
Россией. По свидетельству Фрейсине, в марте-апреле 1890 года в салоне у
Мюнстера на прямые вопросы германского посла о франко-русском сближении
он отвечал, что “… мы ищем противовес вашему Тройственному союзу”. То
есть, пытаясь уверить своего собеседника в оборонительных целях
франко-русского сближения, Фрейсине не отрицал его по существу.

В 1890 году французская дипломатия хорошо понимала то, что она не могла
или боялась понять три года назад – в начале военной тревоги 1887 года.
Тогда, опасаясь навлечь на себя гнев Германии, французы старательно
скрывали от немецких взоров свои стремления и самые робкие шаги к
сближению с Россией. Теперь они, наоборот, не только не скрывали, но
афишировали перед немцами свою дружбу с Россией: они хорошо знали, что
это заставит немцев быть не только сдержанными, но и предупредительными,
внимательными к Франции. Еще не достигнув соглашения с Россией,
французская дипломатия одними намеками его возможность уже реализовывала
прямые выгоды от этого в отношениях с Германией, Англией и Италией.
Таким образом, международные позиции Франции укреплялись. Это улучшение
позиций правящие круги Франции и французская дипломатия стремились
использовать прежде всего для достижения соглашения с Россией (45,
с.59).

Но для того, чтобы проявить большую смелость в отношениях с Германией,
нужны были и некоторые материальные предпосылки.

В 1890-1891 гг. организация и перевооружение французской армии были
завершены. В 1889 году вступил в действие закон о трехлетней воинской
повинности. Было налажено в широких размерах производство ружей Лебеля,
мелинитовых снарядов и других видов оружия. Одновременно шло
строительство стратегических железных дорог, укрепление Бельфора, Туля,
Вердена и других пограничных крепостей.

Но несомненные успехи в укреплении армии еще не могли придать буржуазии
смелость. Не случайно в 1890 и в 1891 годах военные планы французского
генерального штаба были целиком построены на принципе обороны. Главное,
что придавало в эти годы уверенность французам – это крепнувшее
сближение с Россией, сближение, которое уже явно шло к
военно-политическому союзу (15, с.112).

В январе и марте 1890 года во Франции были размещены новые русские займы
на сумму более 650 млн. франков (48, с.156).

29 мая 1890 года французское правительство дало еще одно доказательство
готовности идти навстречу пожеланиям царского правительства. Во Франции
была арестована группа русских нигилистов, готовивших покушение. В ответ
на это русское правительство сделало следующий шаг, пригласив
представителя французской армии на военные маневры. Это приглашение было
сделано по просьбе французского посла Лабуле. Появление на маневрах в
Нарве представителя французского генерального штаба генерала Буадефра
было фактически демонстрацией франко-русского сближения, так как
одновременно здесь находились Вильгельм II и германский канцлер Каприви.

Уже в ходе этого визита Буадефра в Россию им была предприняла попытка
переговоров с генералом Обручевым, начальником русского генерального
штаба, и Ванновским, военным министром, по вопросу о военном
сотрудничестве. Но Буадефр превысил свои полномочия и пытался поставить
вопрос о письменной военной конвенции. Предложение было отклонено (33,
с.97).

Но, отвергая мысль о военной конвенции, руководители русской армии пошли
на очень доверительные переговоры с французским генералом. Состоялся
обмен взглядами по вопросу об оперативных задачах обеих армий в случае
войны в Германией и ее союзниками. Обнаружилось и некоторое расхождение:
Обручев предполагал нанести удар сначала против Австрии; Буадефр
предлагал сосредоточить силы против главного врага – Германии. В
остальном было достигнуто полное единодушие. В своем отчете Буадефр
высказал мысль, что “мы можем сегодня рассчитывать на ее (России)
помощь”.

Лабуле считал, что почва в достаточной мере созрела для непосредственных
переговоров о соглашении между двумя странами. Осенью 1890 года Лабуле
возбудил вопрос о визите французской эскадры в русские воды. Но царское
правительство не дало сразу определенного ответа. В значительной мере
это объяснялось тем, что еще не были преодолены сомнения в определении
курса внешней политики, не была даже полностью устранена ее известная
раздвоенность. Но Александр III понимал, что отношения с Германией
испорчены окончательно (44, с.21).

Существенные изменения, произошедшие в международном положении в
1890-1891 гг., заставили русское правительство ускорить сближение с
Францией.

Прежде всего, повлиял отказ Германии от возобновления договора
перестраховки, что означало крутой поворот в ее политике по отношению к
России. Договор между Германией и Англией о Гельголанде и африканских
колониях еще больше усилил подозрения в Петербурге. То есть, Германия не
только разрывала связи с Россией, но и, более того, укрепляла
сотрудничество с Англией, являвшейся в то время серьезным соперником
Российской империи. Свою роль сыграла и усилившаяся таможенная война
между Россией и Германией.

Внешнеполитические соображения и экономические интересы, тесно
переплетаясь между собой, толкали правящие круги России к поискам ответа
в новой политической ситуации. Становилось очевидным для них, что идти
далее по пути уступок Германии и игнорировать французское желание к
сближению было бы политически неблагоразумным (41, с.162).

Учитывая изменение международной обстановки, Лабуле в марте 1891 года
возобновил переговоры с русским правительством о визите французской
эскадры в Кронштадт. На этот раз русское правительство проявило больше
уступчивости в этом вопросе.

Но в это время во Франции неожиданно возникли события, снова поставившие
под угрозу сохранение европейского мира. Мы имеем в виду едва не
начавшуюся войну между Францией и Германией, к которой мог привести
визит в Париж матери Вильгельма II, вдовствующей императрицы Фредерики.
В этот момент франко-германского конфликта февраля 1891 года русское
правительство полностью поддержало французское и дало ясно понять, что в
этих трудных для него условиях Россия не склонна отказаться от политики
сердечного согласия с Францией.

Связи между двумя странами укреплялись. Французское правительство внесло
предложение о переговорах по торговым вопросам и одновременно начало
подготавливать переговоры внешнеполитические. Вопрос о визите
французской эскадры в Россию был решен положительно – визит был назначен
на июль 1891 года (25, с.63).

Уже с начала 1891 года шли упорные слухи о возобновлении на новый срок
Тройственного союза. В июне выступления Рудини и Вильгельма II
подтвердили эти догадки. Весьма распространенным было мнение о том, что
Англия присоединилась к Тройственному союзу. Афишированное возобновление
Тройственного союза, особенно при вероятном присоединении к нему Англии,
делало настоятельной необходимость создания ему противовеса. В этой
ситуации царское правительство становилось более сговорчивым в своих
переговорах с французским. В развитии франко-русских отношений наступал
новый, важный этап (40, с.72).

25 июля 1891 года к рейду Кронштадта подошла французская эскадра под
командованием адмирала Жерве. Этот визит французской военной эскадры
стал открытой демонстрацией франко-русской дружбы. Французские гости
были встречены с большим радушием в Кронштадте, в Петербурге, в Москве,
куда выезжала делегация французских моряков. Их встречала вся
официальная, сановная Россия во главе с Александром III. Может быть,
наибольшее впечатление на современников произвело обстоятельство вполне
частного порядка: император Александр III с обнаженной головой прослушал
исполнение французского национального гимна – “Марсельезы”. Все было
известно, что за гласное исполнение этой песни в России можно было
попасть не только на допрос, но и в ссылку. То есть это был
“символический жест”, означавший “примирение царизма с Французской
республикой” (26, с.212).

Одновременно с этими внешними демонстрациями франко-русской дружбы, за
кулисами, в тиши дипломатических кабинетов велись интенсивные
переговоры.

Еще 4 (16) июля Лабуле, французский посол предложил Гирсу два пункта,
которые, по его мнению, могли бы служить “выражением принципов согласия
между Россией и Францией”. Гирс счел необходимым на докладе императору
23 июля доложить ему о французских предложениях. Он не решился
оспаривать предложения французского правительства и оба его главных
пункта:

1) установление сердечного согласия между обеими державами, со всеми
практическими следствиями, и 2) соглашение о мерах, которые надо
совместно принять в случае, если мир будет нарушен одной из держав
Тройственного союза.

Александр III по докладу Гирса одобрил и идею соглашения с Францией в
целом, и оба пункта соглашения (24, с.92).

Переговоры в Петербурге были в известной мере облегчены тем, что
примерно за 3-4 недели до этого, в июне, генерал Обручев имел ряд важных
бесед в Париже с генералом Буадефром. Этот обмен мнениями показал
взаимную заинтересованность сторон в объединении их сил для отпора
возможной агрессии со стороны Тройственного союза, а также в том, что
для этого уже созрели все предпосылки. Вместе с тем, выявились и
различия в планах соглашения между двумя странами. Франция хотела свести
соглашение к военной конвенции, предусматривающей совместные и
согласованные военные действия против одной Германии или главным образом
против Германии. Российская концепция исходила из необходимости более
широкого и общего политического соглашения, предусматривающего
согласованные действия обоих государств в разных частях света и во всех
случаях, затрагивающих интересы одного из государств, причем вопрос об
Австрии имел не меньшее значение, чем германский вопрос. Необходимо
подчеркнуть, что это были не личные позиции Буадефра и Обручева, а
правительственные точки зрения.

Переговоры велись на протяжении июля и августа 1891 года. Французская
делегация по необходимости должна была принять поправки, которые вносила
русская сторона. Выработанный проект в существенных пунктах отвечал той
концепции, которая была сформулирована Обручевым во время его июньских
переговоров с Буадефром. Но редакция соглашения в целом и отдельных
формулировок взаимными усилиями была усовершенствована.

После того, как был установлен окончательный текст соглашения, он был
облачен в форму обмена письмами между министрами иностранных дел обеих
сторон; отсюда в дипломатической истории и название соглашения –
“Соглашение Гирс-Рибо”. Обмен письмами был проведен через русского посла
во Франции барона Моренгейма (21, с. 194).

Если определять юридическую форму соглашения, то здесь мы полностью
согласны с авторами “Истории дипломатии” – это был консультативный пакт.
В тексте письма Гирса к Моренгейму от 21 августа 1891 года, которое он
должен был передать Рибо, указывалось: “Положение, созданное в Европе
откровенным возобновлением (договора) Тройственного союза, и приобщение
Великобритании, более или менее вероятное, к политическим намерениям
этого союза, явилось причиной того, что во время недавнего пребывания
здесь г-на Лабуле между мной и бывшим послом Франции состоялся обмен
мнениями, с тем чтобы определить образ действий, который в данной
конъюнктуре и перед лицом некоторых возможных событий мог бы всего лучше
подходить каждому из двух правительств, каковые, не входя ни в какую
лигу, искренне хотят тем не менее обеспечить сохранение мира самыми
действенными гарантиями”. Это своеобразное введение включало в себя все
необходимые оттенки для характеристики основ соглашения.

“Таким образом мы пришли к формулированию нижеследующих двух пунктов:

1. В целях определения и утверждения сердечного согласия, объединяющего
их, и желая сообща способствовать поддержанию мира, который является
предметом их самых искренних желаний, оба правительства заявляют, что
они будут совещаться между собой по каждому вопросу, способному угрожать
всеобщему миру.

2. В случае если мир оказался бы действительно в опасности, и в
особенности в том случае, если бы одна из двух сторон оказалась под
угрозой нападения, обе стороны уславливаются договориться о мерах,
немедленное и одновременное проведение которых окажется, в случае
наступлениях означенных событий, настоятельным для обоих правительств”
(6, с.176).

Моренгейм, уступая настояниям Фрейсине, решился преступить свои
полномочия и включил в сопроводительное письмо французскому
правительству следующие строки: “Последующие толкования по согласованным
таким образом двум пунктам не только могут быть нужны, но составляют
необходимое к ним дополнение и могут стать предметом конфиденциальных,
доверительных переговоров в момент, какой сочтет подходящим то или
другое правительство, и там, где они сочтут возможным провести их в
нужные сроки”. Рибо пытался ставить вопрос о выделении делегатов для
продолжения переговоров. В Петербурге ни о каких делегатах не
договаривались. Русское правительство пока не было склонно найти дальше
принятых обеими сторонами пунктов соглашения. Поэтому предложение Рибо о
выделении делегатов было оставлено без последствий, хотя путь к
рассмотрению вопроса в дальнейшем не был закрыт.

Соглашение 27 августа 1891 года знаменовало установление взаимно
согласованной, определенной формы сотрудничества между двумя
государствами. Оно представляло собой одну из существенных основ
русско-французского союза (26, с.84-85).

В данной работе мы не считаем нужным подробно освещать реакцию
европейских держав на кронштадтский визит французской эскадры и
предполагаемое ими заключение франко-русского союза. Скажем лишь, что
авторитет Франции и внимание к ней других европейских держав стали
довольно быстро расти.

Логическим завершением соглашения 1891 года должна была стать военная
конвенция.

При всем огромном значении, которое имело для Франции соглашение 1891
года, оно казалось французским государственным руководителям с самого
начала недостаточным. Францию больше всего беспокоило отсутствие
обязательств об одновременной мобилизации, согласованных военных
действиях, то есть ей не хватало военного соглашения между двумя
державами. Как известно, Франция считала необходимым начать с военного
соглашения и полагала его наиболее существенным. Впрочем, и Александр
III с его практическим складом ума понимал необходимость военного
соглашения, но он не спешил.

Французы решили не отступать и предприняли попытку убедить царя в том,
что обстановка в Европе неустойчива, что необходимо срочно начать
переговоры между военными специалистами обеих стран с целью подготовки
военной конвенции. Сделано это было через советника французского
министерства иностранных дел Жюля Гансена, датчанина по происхождению.
Но Александр III ответил, что займется этим предложением лишь по
возвращении в Петербург с отдыха в Дании (21, с.216)

В ноябре 1891 года в Париж прибыл Гирс, совершавший дипломатическое
турне по Европе. 20-21 ноября состоялась его встреча с французскими
политическими деятелями.

О необходимости координировать деятельность русских и французских
представителей на Ближнем Востоке договорились легко. Следы
соперничества стран в отношении Турции были окончательно стерты, и
существование ее признано необходимым для поддержания “мирного общего
равновесия”. Что касается Египта, то Франция получила поддержку России в
борьбе против английской оккупации. Таким образом было отмечено, что
русско-французское сближение оказало самое благоприятное воздействие на
общую политику. “Положение изменилось. Больше нет вопроса о гегемонии
Германии”.

Однако когда Фрейсине поставил вопрос о необходимости безотлагательно
договориться о военном соглашении, Гирс уклонился от решения вопроса,
заявив о своей некомпетентности и желании царя лично, вместе с военным
министром, решить этот вопрос (24, с. 195).

Следующая попытка форсировать решение вопроса о военной конвенции была
предпринята в начале декабря 1891 года новым послом Французской
республики Монтебелло во время аудиенции у Александра III. Но и здесь
его ждал несколько холодный прием. Вот что он писал об этом Рибо: “И
хотя я позволил себе легкий намек, … он не упомянул о событиях, которые
произошли в последние месяцы, и я был несколько удивлен, чтобы не
сказать больше”.

Тем не менее, Александр в принципе одобрил идею о конвенции, хотя и не
проявил торопливости. Царь высказал пожелания, чтобы в Россию был
направлен один из высших офицеров (Мирибель или Буадефр), с которым
можно было бы обсудить все специальные вопросы. В Париже принялись за
работу.

12 марта 1892 года проект был предоставлен на рассмотрение царя и
получил с его стороны принципиальное одобрение.

Наконец, Россия дала согласие на то, чтобы перейти к непосредственному
рассмотрению проекта военной конвенции. Было послано приглашение на
осенние военные маневры Буадефру, который в начале августа прибыл в
Петербург. Состоялась его первая встреча с Обручевым и Ванновским,
открывшая двусторонние переговоры о военной конвенции (32, с.171).

Французский проект военной конвенции носил ярко выраженный односторонний
характер – главным, если не основным, противником он предполагал
Германию. В результате он предусматривал концентрацию сил двух стран для
войны с Германией. Вопрос об Австрии излагался крайне глухо. Было
очевидно, что французы не хотят себя связывать обязательством помогать
России в войне против Австрии.

Французский проект был передан царем на изучение начальнику русского
генерального штаба генералу Обручеву, который затем предоставил
докладную записку по этому вопросу, в которой был дан анализ проекта.

Обручев соглашался с французскими предложениями о том, что соглашению
должна быть придана форма военной конвенции, что освобождало
правительство Франции от обязанности получить на него санкцию палат. Он
был согласен и с принципом одновременности мобилизации армий. Но Обручев
возражал против главной идеи французского проекта – стремления
ограничить конвенцию задачами войны против одной Германии. Он критиковал
также предложения французского проекта разделить русские войска на
такое-то и такое-то количество против Германии и против Австрии. “Мы
должны сохранить за собой полную свободу распределять так свои войска, –
писал Обручев, – чтобы нанести удар армиям Тройственного союза”. И
далее: “… может быть, представится еще более выгодным сокрушить …
Австрию, чтобы затем легче справиться с изолированной Германиею”.
Обручев требовал сохранения безусловной свободы действий в ведении войны
вдоль всей западной границы (48, с.218).

Во время августовских переговоров в Петербурге эти замечания были
предъявлены русской стороной. Французы, опасавшиеся дальнейшего
затягивания с подписанием конвенции, вынуждены были идти навстречу
русским предложениям.

17 августа 1892 года Буадефр и Обручев подписали проект военной
конвенции, текст которой гласил следующее: “Франция и Россия, движимые в
равной степени желанием сохранить мир, не преследуя иной цели, кроме
подготовки к необходимости вести оборонительную войну, вызванную
нападением военных сил Тройственного союза на одну или другую из них,
договорились о нижеследующем:

1. Если Франция подвергнется нападению Германии или Италии, поддержанной
Германией, Россия употребит все свои начальные силы для нападения на
Германию. Если Россия подвергнется нападению Германии или Австрии,
поддержанной Германией, Франция употребит все свои начальные силы для
нападения на Германию.

2. В случае мобилизации сил Тройственного союза или одной из входящих в
него держав обе державы немедленно и одновременно проводят мобилизацию
своих сил и перебрасывают их возможно ближе к своим границам.

3. Силы, которые должны быть двинуты против Германии, будут исчисляться
со стороны Франции в 1,3 млн. человек, со стороны России – от 700 тысяч
до 800 тысяч человек. Все эти силы должны быть введены в дело так, чтобы
Германии пришлось сражаться сразу и на Востоке и на Западе…

6. Настоящая конвенция будет иметь тот же срок, что и договор
Тройственного союза” (5, с.241).

Из всего вышеприведенного следует, что на тот момент союз России и
Франции в области военной был нужнее Франции, чем России. По нашему
мнению, именно это и привело к тому, что французы вынуждены были
согласиться на внесение изменений в свой проект, предложенных генералом
Обручевым: было снижено количество войск, выставляемых Россией (700-800
тысяч человек, а не 800 тысяч, как ранее), а также Франция обязывалась
поддерживать Россию в случае войны с Австрией.

Итак, конвенция означала по существу тесный военный союз между Францией
и Россией. Она была непосредственно связана с предыдущим соглашением
(соглашением 1891 г) и являлась его естественным дополнением.

Но подписание 17 августа соглашения еще не было окончательным
оформлением конвенции и введением ее в действие. Теперь соглашение
должно было поступить на утверждение правительств России и Франции.

Тем не менее, здесь появились свои сложности. Российская сторона
требовала соблюдения режима секретности соглашения. Французская
конституция предусматривала право президента заключать соглашения с
другими государствами, но практика почти всегда обязывала такого рода
соглашения ставить на обсуждение палаты депутатов, чего Александр III
как раз и не хотел допустить. В результате было решено, что военная
конвенция должна быть позднее санкционирована соответствующим министром
иностранных дел по согласованию с руководителями правительств.

Появляются и другие проблемы – Фрейсине предложил внести изменения в
текст конвенции. Во-первых, он предложил смягчить обязательства Франции
в отношении Австрии (то есть хотел добиться того, чтобы Франция имела
возможность уклониться от поддержки России в войне с Австрией).
Во-вторых, Фрейсине хотел пересмотреть цифру войск, выставляемых
Россией, в сторону ее увеличения. И, в-третьих, он намеревался заменить
пункт о секретности этого соглашения (27, с 258).

Все эти предложения вряд ли были уместны, так как конвенция была
подписана и исправлять ее задним числом без причин, обязательных для
второй стороны, фактически означало односторонний пересмотр
двустороннего соглашения. Но эти предложения были неуместны и
тактически, так как русское правительство вообще не спешило с
ратификацией конвенции.

Франции пришлось отказаться от своих предложений, но и это теперь не
помогло. В самой Франции в то время разразился крупный политический
кризис, вызванный знаменитыми панамскими разоблачениями. Именно к 1892
году относится кульминация панамского дела. В результате началось именно
то, чего так опасались в России: кабинеты сменялись во Франции с
калейдоскопической быстротой (18, с.93).

Лишь в первой половине 1893 года ситуация изменилась. Во Франции у
власти оказалось правое правительство Казимира Перье, обстановка стала
более или менее стабильной. Новое правительство проявило готовность
пойти на обсуждение вопроса о ратификации конвенции (38, с.213).

В октябре 1893 года в Тулон с ответным визитом (ответом на Кронштадт)
прибыла русская эскадра под командованием адмирала Авелана. Визит
русских моряков во Францию превратился в демонстрацию
русско-французского союза.

Произошли важные изменения в соотношении сил на международной арене.3
августа 1893 года в Германии вступил в силу новый военный закон. По
подсчетам французского генерального штаба, новый закон должен был
привести через определенное время к увеличению германских вооруженных
сил на 1 млн.500 тысяч штыков, и “они возрастут с 2 млн.800 тысяч … до 4
млн.300 тысяч солдат после введения нового военного закона в действие”.

То есть сама внешняя обстановка подталкивала Россию к ратификации
соглашения. Гирс не мог более затягивать окончательное решение данного
вопроса, хотя очень хотел этого.6 декабря 1893 года он был вынужден
одобрить проект конвенции.

27 декабря 1893 года – 4 января 1894 года состоялся обмен письмами между
Монтебелло и Гирсом, по которому военная конвенция вступила в силу и
приобрела обязательный характер. Тем самым было завершено оформление
русско-французского союза.

Франко-русский союз возник как союз двух государств в период их перехода
к империализму. Он был вызван стремлением Франции, а также России, хотя
и в меньшей степени, выйти из состояния изоляции. Он стал возможен
благодаря отсутствию серьезных антагонистических противоречий между
Францией и Россией, в то время как франко-германские и русско-германские
противоречия продолжали непрерывно нарастать (40, с.142).

Ослабленная франко-прусской войной Франция особенно нуждалась в
поддержке России. “Мы прилагали в течение 20 лет все усилия, – отмечал
В.Н. Ламздорф в 1892 г., – чтобы покровительствовать Франции, защищать
ее против всякого нападения Германии и способствовать ее
восстановлению”. Несмотря на постоянную поддержку Россией Франции,
заключение союза между ними явилось следствием создания Тройственного
союза и его особо агрессивной политики. Конечно, истинные цели
франко-русского союза были далеко не мирными, однако политика германской
группировки носила куда более агрессивный характер. И пока не возник
Тройственный союз, для России не было надобности в формальном союзе с
Францией (24, с.176).

История франко-русского союза свидетельствует, что Россия стремилась
задержать развязывание войны не в силу какого-то особого миролюбия, а
потому, что не была к ней достаточно подготовлена. Именно вследствие
этого Александр III так упорно настаивал на сохранении союза в глубокой
тайне. В тот период и вплоть до урегулирования спорных вопросов с
Англией в 1907 г. Россия стремилась использовать франко-русский союз и
как опору против Англии. Англо-русские колониальные противоречия
достигали тогда такой остроты, что в некоторые моменты обе страны
находились на волосок от войны. Очень напряженные отношения создались у
России и с Австро-Венгрией, тогда как русско-германские отношения
улаживались, хотя и временно, рядом дипломатических соглашений.

Но для Франции с самого начала главным во франко-русском союзе была его
направленность против Германии, хотя он в не меньшей степени усилил ее
позиции и в борьбе с Англией за раздел колоний. Союз с Россией дал
возможность Франции более открыто и решительно продолжать восстановление
своих вооруженных сил. В 1892 г. был принят новый военный закон,
согласно которому все французы, годные к военной службе, должны были
нести действительную службу в армии в течение трех лет, в резерве
действующей армии – в течение 10 лет, в территориальной армии – в
течение 6 и в резерве территориальной армии – в течение 6 лет. Благодаря
действенной поддержке России Франция окончательно оправилась от
последствий поражения (27, с.313).

Канцлер Бюлов, оценивая позже франко-русский союз, писал: “Подавляющее
большинство французов боялось войны, но Эльзас и Лотарингия, Мец и
Страсбург не были забыты” (2, с.214). По словам Бюлова, Германии же не
оставалось иного выхода, как в рамках этого союза и невзирая на него
поддерживать с Россией такие отношения, “которые предохранили бы нас от
столкновения с ней”.

Союз с Россией создал для Франции новое, неизмеримо более выигрышное и
выгодное положение в системе международных отношений, она вновь стала
обретать статус великой державы. Этот союз был одним из важных этапов на
пути к первой мировой войне, так как был образован как противовес
Тройственному союзу Германии, Австро-Венгрии и Италии (18, с. 191).

18 июня 1895 г. на праздновании по случаю открытия Кильского канала в
Германии французская эскадра присоединилась к русской, и они вместе
вошли в Киль. За день до этого министр иностранных дел Франции Г. Аното
впервые открыто заявил о существовании франко-русского союза. После
заключения союза Франция и Россия выступали совместно в своей политике
на Дальнем и Ближнем Востоке, где германская дипломатия стремилась
обострить англо-русские и англо-французские противоречия. Особенно тесно
увязывалась политика Франции и России в период кабинета Мелина. Франция
стремилась содействовать России в вопросе о Болгарии. Приняв
министерство иностранных дел, Аното поспешил согласовать политику своей
страны и России в отношении Англии и ее позиции в Турции и Персии, а
также в отношении Суэцкого канала и Египта (16, с.69).

Следует отметить, что, несмотря на серьезные разногласия по колониальным
вопросам между Англией и Францией, в конце 1896 г. появилось мнение о
желательности заключения “параллельного союза с Англией, подобно
франко-русскому союзу”. В Великобритании тогда было создано общество
“Сердечное согласие”, поставившее своей целью содействие развитию “более
сердечных отношений между Соединенным Королевством и Францией”. Большое
впечатление по обе стороны Ла-Манша произвела в то время статья в газете
“Матэн” бывшего французского министра Трарье, озаглавленная “Почему бы и
нет?”. В ней говорилось о благожелательных в последнее время
выступлениях английских государственных деятелей по отношению к Франции
и о ряде фактов того же порядка. Из этого автор делал вывод о
возможности найти разрешение причин конфликтов, которые в течение многих
лет лежат тяжелым грузом во франко-английских дипломатических
отношениях. Однако автор считал необходимым условием такого улучшения
непременное участие в нем России. В апреле 1897г. английское общество
“Сердечное согласие” организовало в Париже собрание с участием
английских и французских парламентариев, представителей торговых и
промышленных кругов, где был создан организационный комитет. Но попытка
создания во Франции аналогичного английскому общества оказалась
преждевременной, поскольку еще очень сильны были противоречия по
колониальным вопросам (31, с.167-168).

Зато франко-русские отношения продолжали укрепляться. Поездка Николая II
во Францию с 5 по 10 октября 1896 г. прошла как демонстрация
франко-русского сближения. Для его встречи в Шербур прибыли президент
республики и министры. Ему были представлены военные силы Франции, а 7
октября он заложил первый камень в строительство нового моста имени
Александра III. Во время этих торжеств слово “союз” не произносилось, но
говорилось о связующих оба государства “драгоценных узах”, упоминалось о
“неизменной дружбе” и “глубоком чувстве братства по оружию” русской и
французской армий.

Со своей стороны и русская дипломатия стремилась укрепить отношения с
Францией. В 1897 г. был организован ответный визит в Россию президента
Фора, которого сопровождали Аното, Буадефр, Жерве и ряд других лиц.
Прибывший президент был встречен в Кронштадте, и его визит в Россию
прошел как демонстрация франко-русской дружбы. При отъезде Фор заявил,
что Франция и Россия – “союзные и дружественные нации”. Те же слова
прозвучали и в ответной речи царя. Упоминание о союзе особенно
восторженно встретила парижская печать. В конце 1897 г. было решено
сменить русского посла в Париже. В ноябре был запрошен агреман на князя
Урусова и получено согласие. В середине февраля 1898 г. Урусов прибыл в
Париж и через несколько дней вручил Фору свои верительные грамоты (34,
с.251).

Ни одна политическая партия во Франции не подвергала критике союз с
Россией. В мае 1898 г., когда вставал вопрос о возможности сформирования
первого кабинета радикалов во главе с Бриссоном, президент Фор говорил
новому послу: “… мы ставим выше всего, в политическом отношении, союз
с Россией. Союз этот есть догмат неприкосновенный. Министерства
меняются, но политическая стезя остается та же… и какие бы лица ни
находились во главе правительства, иностранные наши отношения не
изменяются”. На это Урусов ответил, что союз Россия заключала не с
какой-либо партией, а с французской нацией и он, как посол, “не вправе
оказывать предпочтение никаким личностям”, внутренняя политика страны
чужда кругу его действий. “Мы горячо желаем видеть Францию сильной и
мирной”, – добавил он. Для отношений с Россией, как и для внешней
политики и вопросов, связанных с военной подготовкой Франции, весьма
характерно, что ожесточенная внутрипартийная борьба не касалась этих
проблем. Все партии считали франко-русский союз основой
внешнеполитической линии Франции. “Никакая партийная комбинация, – писал
Урусов, – не может в настоящее время изменить основного направления
иностранной политики Франции”. И как только был сформирован кабинет
Бриссона, новый министр иностранных дел Делькассе поспешил заверить
русского посла в неизменной преданности союзническим обязательствам.
“Все члены нового министерства, – сообщал посол, – при первом свидании
со мной горячо удостоверили меня в подобных же чувствах с их стороны”.
Кроме того, Делькассе сумел установить наилучшие отношения с Ватиканом и
в качестве посла направил туда Низара, слывшего горячим сторонником
союза с Россией. А поддержка французского посла при Ватикане имела
известное значение и для России, где проживало 11 млн. католиков (32,
с.214).

Во время Фашодского конфликта, в котором столкнулись французские и
английские колониальные интересы, Франция за помощью к России не
обращалась. Но французская пресса упрекала последнюю, что из-за идеи
конференции по разоружению она не поддержала свою союзницу.

Россия 12 августа 1898 г. предложила созвать первую международную
конференцию по ограничению вооружений. Во Франции сначала обеспокоились,
о чем Делькассе говорил и с Урусовым, упомянув об Эльзасе и Лотарингии.
Посол, не получивший инструкции, ответил в уклончивой форме, что Россия
сделает все возможное для удовлетворения справедливых желаний
дружественной страны. После этого часть французской прессы стала
высказывать резкую критику по адресу России. Особенно отличались газеты
монархистов. В одной из них, “Ле солей”, была помещена знаменитая статья
“Всадник и лошадь”. Автор, вспоминая слова Талейрана, что союз между
двумя странами является союзом лошади и всадника, утверждал, что именно
Франция является лошадью в союзе с Россией, которая управляет внешней
политикой Третьей республики. Ответом на эту кампанию явилась другая
статья, выражавшая мнение французского правительства и напечатанная 23
ноября в официозной газете “Ля либерте” под названием “Франция и
Россия”. Написанная в форме корреспонденции из Лондона, она сообщала:
“Здесь с радостью следят за стараниями некоторых французских газет,
которые льют воду на мельницу английской политики” – и далее утверждала,
что в Лондоне “прекрасно известно, что Россия всегда была и сейчас
готова твердо поддерживать нас при всех обстоятельствах, и даже в
Фашодском инциденте”.

Эта твердая уверенность была высказана после того, как в сентябре в
Петербурге в беседе с Монтебелло министр иностранных дел Муравьев
заверил его, что предложение о приостановке вооружений не может
затронуть интересы Франции. После этого Делькассе заявил о желании
Франции участвовать в конференции, на что согласились и другие державы.
На этой конференции в Гааге в июле 1899 г. были разработаны
международные правила ведения войны – запрещение применения разрывных
пуль и отравляющих веществ, режим содержания раненых и пленных (49,
с.43).

А Фашодский конфликт продолжал разгораться. Здесь мы считаем необходимым
подробнее рассмотреть данную ситуацию.

Во второй половине 1898 г. произошла последняя и решающая схватка между
Англией и Французской республикой за владычество над верховьями Нила. По
сути дела, решался вопрос о господстве над всем Суданом, о захвате
англичанами земель для сооружения дороги от Каира до Капштадта, о
закреплении владычества Англии над Египтом и Суэцким каналом (17,
с.144).

Экспедиция французского капитана Маршана после тяжелого двухлетнего
похода добралась до Нила. На левом берегу реки 10 июля 1898 г. она
заняла местечко Фашода. Здесь на башне заброшенной старинной египетской
крепости Маршан поднял французский флаг. Он направил курьеров с
донесениями правительству – одного через Эфиопию, другого через Конго,
по тому пути, по которому он сам шел со своей экспедицией. Вождю племени
шилуков был навязан договор о протекторате.

Между тем с севера навстречу французскому отряду вверх по Нилу двигался
экспедиционный корпус английского генерала Китченера, выступавшего
качестве сирдара – военачальника египетских войск. Корпус состоял из
английских и египетских частей и действовал от имени и Англии, и
Египта.2 сентября 1898 г. войска Китченера разбили арабов при Омдурмане
– на западном берегу Нила, против столицы Судана Хартума. Через четыре
дня после битвы при Омдурмане Китченер получил сообщение о пребывании в
Фашоде французского отряда. Английский командующий немедленно направился
туда по реке с флотилией из пяти канонерок.

Его флотилия пришла туда 19 сентября, и тогда же Маршан посетил
Китченера на борту его канонерки. Китченер отдал ему визит на берегу.
Маршан заявил английскому командующему, что его правительство поручило
ему оккупировать область Бахр-эль-Газаль и страну шилуков по левому
берегу Белого Нила до Фашоды.

Китченер возразил, что не может признать французской оккупации какого бы
то ни было района в долине Нила. Он вручил письменный протест против
пребывания французских войск, которое нарушает права египетского и
британского правительств. Он уведомлял, что с его прибытием власть в
Фашоде перешла к правительству Египта, и сообщил фамилию назначенного им
коменданта. Иначе говоря, он дал Маршану понять, что ему следует
убраться восвояси. Французский офицер заявил, что, объявив об
установлении в Фашоде власти хедива, Китченер затронул вопрос, который
может быть разрешен только посредством дипломатических переговоров между
правительствами или же на международной конференции. Китченер не обратил
никакого внимания на протест Маршана.

На следующий же день Китченер уведомил Маршана, что страна находится под
управлением английских военных властей и что всякие перевозки по реке
военных материалов запрещены. По существу, отряд Маршана был
заблокирован англичанами (49, с.98).

Так протекали события в далеком Судане, где роль дипломатов играли
военные.

Положение сторон было неравное. Англичане располагали в Судане
экспедиционным корпусом численностью свыше 20 тыс. хорошо вооруженных
войск с обеспеченными коммуникациями и прочной базой снабжения в Египте.
Французы – отрядом в 100 с лишним человек, одним речным пароходом и
несколькими шаландами. Заняв Фашоду, Маршан не имел ни телеграфной, ни
какой-либо другой связи со своим правительством. Он ожидал помощи из
Эфиопии, но она не приходила и не пришла: негус Менелик послал к Нилу
слишком незначительные силы. Англо-французский поединок начинался при
силах, просто несоизмеримых (40, с.267).

Так обстояло дело на “месте происшествия”. Не иначе складывалось и общее
соотношение сил между Англией и Францией.

Английское правительство ко времени столкновения с Францией из-за
верховьев Нила успело добиться улучшения отношений с Германией – пусть
временного, но весьма для него полезного в момент англо-французского
конфликта. Английское правительство сумело также застраховать себя от
любых неприятностей в Западном полушарии со стороны США. На море оно
обладало подавляющим военным превосходством над французским флотом.
Англия располагала в 1898 г.34 броненосцами не старше 10 лет и со
скоростью хода свыше 16 узлов. Франция имела только 10 таких кораблей,
Россия – 17, причем часть их была заперта в Черном море. Считалось, что
Англия на море сильнее России, Франции и Германии, вместе взятых.
Значительную часть французских колоний, торговый флот и морскую торговлю
– все это Англия могла легко уничтожить или захватить. Кроме того,
серьезный конфликт с Англией для Франции всегда мог вызвать обострение
на восточной ее границе: такова уж была природа франко-германских
отношений после Франкфуртского мира (31, с.257).

Фактически в тот момент военного выступления Германии против Франции
опасаться, видимо, не приходилось. Да если бы в англо-французскую войну
вмешалась Германия, то Франции была бы обеспечена помощь России. Но
нельзя не учитывать, что война двойственного союза против тройственного
при одновременной войне против Англии для франко-русского блока была бы,
конечно, наихудшим из всех мыслимых вариантов европейской войны.

Внутреннее положение в обеих странах тоже было весьма различным, и
преимущество опять-таки оказывалось на стороне английского империализма.

Английская буржуазия была почти единодушна в стремлении к монопольному
обладанию Верхним Нилом. В нем она усматривала средство закрепить
владычество над Египтом. А это в свою очередь обеспечивало господство
над Суэцким каналом, т.е. над путем в Индию, Восточную Африку, в
Австралию и на Дальний Восток. Суэц стал как бы осью всей британской
колониальной системы. Но для английского империализма в Судане решался
не только вопрос о Суэцком канале. От исхода борьбы за Судан зависело
установление территориальной связи между британскими владениями на
противоположных концах африканского континента, возможность сооружения
железной дороги от Каира до Капштадта (17, с.186).

В отличие от Англии, отношение французской буржуазии к вопросам внешней
политики не было единым. Ее внимание раздваивалось между колониями и
Эльзас-Лотарингией. Внутренний кризис не располагал правительство к
тому, чтобы ввязываться в серьезный конфликт из-за колониального
вопроса, неспособного вызвать национальный подъем. Нельзя забывать также
заинтересованности французской буржуазии в английском рынке: Англия была
лучшим покупателем продукции французской промышленности и сельского
хозяйства. Она поглощала около 25% французского вывоза (51, с.238).

В этой связи миссия Маршана в качестве средства давления на Англию
должна была действовать в составе целой большой системы других рычагов
того же назначения. В числе их не последнее место занимало в политике
Аното эпизодическое сотрудничество с Германией. Вопрос заключался только
в том, как вся эта система сработает на практике.

Как показала практика, Аното ошибочно оценивал обстановку. Но
распутывать узел, завязавшийся в Судане в результате экспедиции Маршана,
пришлось не ему. В конце июня 1898 г. произошла смена правительства.
Новое министерство возглавил радикал Бриссон, а на посту министра
иностранных дел Аното сменил Теофиль Делькассе. Редкий случай произошел
в истории Третьей республики с ее министерской чехардой: Делькассе
сохранял портфель восемь лет, до 1906 г.

Делькассе понимал, что за последнее время международная ситуация
изменилась для Франции в худшую сторону: Германия сблизилась с Турцией,
сюзереном Египта, и с Англией. Следовало бы рекомендовать Маршану
наибольшее благоразумие. Ему необходимо заняться обеспечением
коммуникаций, а вперед не двигаться. Инструкция до Маршана не дошла.
Весь интерес инструкции заключается, таким образом, только в том, что
она характеризует политический курс, с самого начала усвоенный кабинетом
Бриссона: соблюдать осторожность.

Делькассе занял позицию оборонительную. Он заботился в первую очередь о
том, чтобы избежать конфликта, предотвратив возможность какого-либо
провокационного шага со стороны Китченера. Монсон (посол Англии в
Париже) обещал Делькассе передать его заявление в Лондон правительству.
В своем донесении посол правильно уловил суть дела: Франция не хочет
обострять обстановки (36, с.321).

Английский кабинет тоже очень хорошо понял все преимущества своего
положения. Бассейн Нила, включая Фашоду, объявлялся принадлежащим Англии
и Египту, находившемуся у нее в полном подчинении. С Францией англичане
соглашались вести переговоры по территориальным вопросам только вне
Нильского бассейна. Было ясно, что английское правительство решило
полностью изгнать оттуда французского соперника и закрепить свое
господство над Египтом, овладев верховьями реки, питающей эту страну.
Солсбери, очевидно, рассчитывал, что Франция уступит и не станет
доводить свое сопротивление до крайности.

В Петербурге же не верили в возможность англо-французской войны, отнюдь
не были огорчены англо-французской ссорой и готовы были поддержать
Францию, а заодно несколько заострить англо-французский конфликт.

Итак, французское правительство могло рассчитывать на поддержку России:
оно фактически требовало от своей союзницы в фашодском инциденте даже
меньше того, что та ему предлагала.

Благоприятная позиция русского правительства не побудила Делькассе
изменить принятый им курс; но в последующие дни он стал несколько
храбрее в своих беседах с англичанами.

Тем не менее, Монсон решительно отклонил попытку Делькассе обеспечить
признание за Францией права на Фашоду. Английское правительство,
повторил он, отказывается вести по поводу Фашоды какие бы то ни было
переговоры. Оно уже давно заявило, что любое вторжение в бассейн Нила
будет рассматриваться как недружественный акт. Английское правительство
предупреждало об этом в Париже в 1894 г. по дипломатическим каналам, а
24 марта 1895 г. публично, устами парламентского заместителя министра
иностранных дел (в так называемой декларации Грея) (49, с.273).

27 сентября английское правительство направило французскому через своего
посла в Париже меморандум, в котором сообщалось о встрече Китченера с
Маршаном и о заявлении английского главнокомандующего: Англия не
признает французской оккупации какой бы то ни было части долины Нила. В
тот же день Делькассе доложил британский меморандум совету министров.

Солсбери изъявил согласие передать сообщение Делькассе французскому
исследователю, который находится в затруднительном положении на Верхнем
Ниле. Но Англия, добавил премьер-министр, не отвечает за здоровье и
безопасность Маршана, если он будет мешкать с очищением зажимаемой им
ныне территории (20, с.182).

Ошибочным является распространенное представление, будто в фашодском
инциденте спор шел только из-за формы – безоговорочный ли уход
французского отряда из Фашоды по требованию англичан или же переговоры,
эвакуация по соглашению и сохранение достоинства Франции. На самом деле
вопрос стоял иначе. Французское правительство готово было отдать Фашоду,
но оно требовало другой участок левого побережья Верхнего Нила. О нем-то
и шел спор: о территории, а не только об одном престиже.

В отличие от того, что замышлял Аното, Делькассе не пытался ставить
вопрос о положении Англии в Египте и о статусе этой страны. Он готов был
также уступить Фашоду. Но он хотел приобрести выход к Нилу и область
Бахр-эль-Газаль, соединяющую берег Верхнего Нила с французскими
владениями по рекам Конго и Убанги.

Французский военно-морской атташе в Лондоне 18 октября сообщил
начальнику морского штаба, что, по его наблюдениям, Англия “хочет
непременно начать войну”. На море она “почти в два раза сильнее нас”, –
заключал атташе.25 октября он передал информацию, согласно которой
“английский флот полностью готов к любым событиям”.

Проводя свои военные приготовления и выживая французов из Фашоды,
английское правительство все же по-прежнему воздерживалось от прямого
требования о немедленном отступлении Маршана. Тем самым оно
содействовало предотвращению разрыва и войны (49, с.297).

23 октября 1898 г. Делькассе с еще большей определенностью повторил
Монсону, что, если будет дано принципиальное согласие на доступ Франции
к Нилу, французское правительство без колебаний предпишет Маршану
очистить Фашоду.

Раздумывал английский премьер недолго. Его ответ пришел достаточно в
виде секретной памятной записки. В ней повторялся отказ от переговоров с
Францией до эвакуации ею Фашоды. Но одновременно в записке сообщалось,
что если Маршан получит приказ освободить Фашоду, то тем самым будут
устранены препятствия для дискуссии по вопросу о разграничении.
Французское правительство будет иметь возможность открыть с Англией
переговоры о границе “в этих районах”.

Записка Солсбери означала некоторую уступку: теперь он еще до приказа об
эвакуации Фашоды давал согласие вести переговоры о разграничении – после
того как эвакуация состоится. Но уступка его была минимальная:
предоставить Франции доступ к Нилу Солсбери в своей памятной записке не
обещал. Наоборот, в ней содержалось предупреждение, что результат
переговоров ни в какой мере не является предрешенным. Не было, правда, и
прежней оговорки, что переговоры могут касаться только территорий вне
Нильского бассейна.

Тем временем пал кабинет Бриссона. Ему на смену 1 ноября пришел кабинет
во главе с Дюпюи. Новое правительство сразу приняло давно намеченное
решение: отозвать французский отряд.3 ноября Делькассе, сохранивший свой
пост, направил через дипломатического агента в Каире приказ Маршану. Ему
предписывалось оставить Фашоду со всеми своими людьми и возвратиться во
Францию. Приказ был мотивирован плохим санитарным состоянием отряда.

Казалось бы, теперь должны последовать англо-французские переговоры. Но
на вопрос французского посла Солсбери ответил, что “ввиду состояния умов
в обеих странах” переговоры о разграничении не представляется
желательным открыть немедленно (23, с.118).

5 ноября Солсбери выступал в Сити. Он прославлял победы в Судане,
славословил Китченера. Он сообщил об отозвании Маршана. Но между
Францией и Англией, указал премьер, остались еще спорные вопросы,
которые потребуют длительных дискуссий. Солсбери, следовательно,
все-таки публично подтвердил готовность начать переговоры.

Но как бы то ни было, англо-французские отношения оставались
напряженными. Французское посольство в Лондоне полагало, что
единственный способ избежать войны с Англией – это показать ей, что
Франция к войне полностью подготовлена (31, с.279).

В декабре 1898 г. в Лондон прибыл новый французский посол – Поль Камбон.
Его встретили вежливо, но при этом английские министры не выразили ни
малейшего желания начать переговоры. Они ждали, пока запуганная Франция
откажется от притязаний на область Бахр-эль-Газаль, т.е. на выход к
Нилу.

Для Франции война с Англией потенциально всегда влекла за собой
определенный риск нападения Германии: последняя могла бы воспользоваться
удобным случаем для нового разгрома своей западной соседки. Делькассе из
страха перед Англией решил завязать переговоры с Берлином: надо было
выяснить, чего следует ожидать со стороны Германии, можно ли
рассчитывать на ее нейтралитет в случае дальнейшего обострения
англо-французского конфликта.

Через одного влиятельного и богатого судовладельца, Делькассе предложил
в Берлине обменять Эльзас и Лотарингию на одну из французских колоний.
Само собой разумеется, что и на этот раз он получил отрицательный ответ.
Германское правительство дало Делькассе понять, что только формальный
отказ французского правительства от надежд на возвращение Эльзаса и
Лотарингии может обеспечить прочное франко-германское сотрудничество.

Французское правительство вынуждено было продолжать отступление перед
Англией. Оно отказалось от области Бахр-эль-Газалъ и от выхода к Нилу.
Притязания на возвращение Эльзаса и Лотарингии, как показывают факты,
французское правительство не могло продать не только за этот район, но
даже и за весь Нильский бассейн или любую другую колонию. Франция
капитулировала перед Великобританией в борьбе за бассейн Нила. После
того как она отступила из Фашоды и спасовала в борьбе за доступ к
верховьям реки, никто в Англии всерьез уже не мог бояться, что французы
возобновят борьбу за Египет: со слишком важными козырями Франция теперь
рассталась. Вместе с тем проиграла и Германия: Англия, упрочив свое
положение в Египте, стала гораздо меньше нуждаться в ее поддержке в
египетских делах (49, с.308).

Когда капитуляция Франции свершилась, в Лондоне изменили курс. Добившись
своего, английское правительство решило протянуть пряник побитому врагу.
В феврале 1899 г. оно открыло с Францией те самые переговоры, в которых
ей отказывали до капитуляции. Очень быстро, уже 21 марта 1899 г., между
Лондоном и Парижем было достигнуто соглашение. Африканские владения
обеих держав были разграничены. Франция оказалась окончательно удаленной
из бассейна Нила. Но теперь она получила за это некоторые компенсации,
которые до капитуляции в борьбе за Нил ей не соглашались предоставить.
Граница между французскими и английскими владениями в Африке была
проведена в основном по водоразделу между бассейнами озера Чад и реки
Конго, с одной стороны, и бассейном Нила – с другой. За отказ от него
Франция получила значительный кусок Судана к западу от Дарфура. Захват
этой территории позволил соединить территориально владения Франции в
Северной и Западной Африке с ее центральноафриканскими колониями.
Англо-французское соглашение 1899 г. завершало раздел Центральной
Африки.

В условиях внутреннего политического кризиса и трудностей во внешней
политике Франция возлагала все свои надежды на союз с Россией, о чем
заявил послу и новый президент республики Лубе. В августе 1899 г. с
целью укрепления союза Делькассе ездил в Россию. Успех его переговоров
там “превзошел его надежды”. Он собирался подготовить в Петербурге
соглашения, чтобы в последующем их подписать. Но неожиданно для него
Муравьев и Николай II тут же дали на это согласие. Делькассе
договорился, что срок действия союза, во изменение 6-й статьи военной
конвенции, не будет связан со сроком действия Тройственного союза,
который был продлен только до 1902 г. Поэтому новое условие
франко-русского союза имело для Франции огромное значение. Получив на
него согласие царя, Делькассе проработал всю ночь, составляя текст
документа, а затем привез из России подписанный подлинник соглашения на
своей груди “между телом и рубашкой, из страха, чтобы его не украли”. По
приезде он сделал копию, которая была передана в министерство
иностранных дел, а оригинал вручил Лубе. Продление франко-русского союза
и военной конвенции было оформлено в виде обмена письмами министров
иностранных дел Муравьева и Делькассе.

Благодаря союзу с Россией правящие круги Франции сумели вывести страну
из изоляции, обеспечить ее безопасность, создать обширную колониальную
империю. Но основной целью их внешней политики все-таки оставалась
подготовка к реваншистской войне против Германии (34, с.165).

Глава 3. Колониальная политика Третьей республики в кон. XIX в.

В связи с переходом капитализма в стадию империализма крайне обострилась
борьба за территориальный раздел мира. К многочисленным старым мотивам
колониальной политики, сопровождавшейся грабежом, разбоем,
работорговлей, обманом, рабовладельческой эксплуатацией и истреблением
целых племен и народов, финансовый капитал прибавил борьбу за источники
сырья, за вывоз капитала, за “сферы влияния”. Эти новые мотивы
колониальной политики зародились в связи с бурным ростом
капиталистических монополий. Именно владение колонией, дает полную
гарантию успеха монополии против всех случайностей борьбы с соперником –
вплоть до такой случайности, когда противник пожелал бы защититься
законом о государственной монополии. Чем выше развитие капитализма, чем
сильнее чувствуется недостаток сырья, чем острее конкуренция и погоня за
источниками сырья во всем мире, тем отчаяннее борьба за приобретение
колоний. Интересы вывоза капитала также толкают к завоеванию колоний,
поскольку на колониальном рынке легче, а иногда единственно только и
возможно монополистическими путями устранить конкурента, обеспечить себе
поставку, закрепить соответствующие связи.

Но путь колониальных захватов неизбежно вел к усилению характерных для
империализма черт. Кризис 1873 г., самый тяжелый кризис XIX в., а затем
мировые кризисы 1882, 1890 и 1900 гг. усилили борьбу за раздел мира. К
этому периоду относится создание крупнейших колониальных империй, и
прежде всего английской и французской. Однако и в создании колониальных
империй существовала большая неравномерность. Раздел колоний неизбежно
сопровождался крайним обострением борьбы между великими державами.
Имевшие место урегулирования всегда были временными, ибо объективно
прочные соглашения по колониальным вопросам между империалистическими
странами недостижимы (17, с.212).

Громадное усиление колониальных захватов Франции выпало на 1880-1900 гг.
Если площадь ее колониальных владений к 1860 г. составляла всего 0,2
млн. кв. миль, то за 20 лет (с 1880 по 1899 г) она увеличилась на 3 млн.
кв. миль, достигнув общей площади 3,7 млн. кв. миль с населением 56,4
млн. человек. Этот бурный рост французских колоний был непосредственно
связан с развитием финансового капитала в стране. По размерам
финансового капитала в это время Франция была в несколько раз богаче
Германии и Японии, вместе взятых, и стояла на втором месте после Англии
(как и по размерам своих колониальных владений). Кроме чисто
экономических условий и на базе их на размер колониальных владений
оказывают влияние условия географические, которые, несомненно,
благоприятствовали французской колониальной политике, прежде всего в
Африке (28, с.246).

Вместе с тем французский империализм был не только слабее английского,
но и менее динамичен. Богатства французских колоний эксплуатировались им
значительно примитивнее. Захватывая колонии, французский империализм
стремился к обеспечению своей гегемонии, к захвату земель не столько
прямо для себя, сколько для ослабления противника и подрыва его
гегемонии. В XIX в. эти мотивы играли существенную роль в колониальной
политике Франции, которая не обращала в то время достаточного внимания
на освоение огромных природных богатств своих колоний. А в них имелись
колоссальные запасы железа, марганца, цинка, олова, меди, свинца, хрома
и т.д. Было здесь и различное органическое сырье, как, например, индиго,
джут, лен, дубильная кора, слоновая кость, воск, табак, лечебные травы,
мускус, какао, чай, кофе, рис, оливковое масло, кукуруза, ваниль и даже
модные в то время страусовые перья, доставлявшиеся из Конго и
Французской Экваториальной Африки. Хищнические методы эксплуатации
колоний характеризовали Францию, которая обеспечивала “право” своих
капиталистов грабить колонии всей мощью своего государственного
аппарата. Французские колонизаторы использовали обман, насилие,
провокации и подкуп для обеспечения своего господства в колониях.
Основными методами колониальной эксплуатации служили принудительный
труд, натуральная дань, система монокультуры и система резерватов –
специальных районов, куда колонизаторы загоняли коренное население,
лишая его земли. Широко использовалась почти даровая рабочая сила. На
строительных и дорожных работах, на рудниках и приисках, на частных
предприятиях применялся бесплатный принудительный труд. Вожди племен
должны были по требованию колониальных властей поставлять определенное
число рабочих.

Создание французской колониальной империи связано с деятельностью ряда
лиц, осуществлявших колониальные захваты и получивших потом во Франции
большую известность. Буржуазная литература до сих пор прославляет их
смелость и таланты, забывая при этом отметить ту необычайную жестокость,
с которой действовали эти завоеватели, безжалостно истребляя население
колониальных стран (32, с.259).

Необходимо отметить также огромную роль французской церкви, и в
частности католических и протестантских миссионеров, в разведке и
завоевании колониальных владении. “Следовало бы показывать нашим
соотечественникам и заставить их воочию убедиться, – писал один из
организаторов французской колониальной выставки, – сколь многим обязана
Франция миссионерам: крест предшествовал мечу и указывал ему дорогу;
солдаты бога прокладывали путь солдатам отечества; религиозное
завоевание предвосхитило и подготовило завоевание колониальное” (42,
с.82)

Франко-прусская война приостановила колониальные захваты, усиленно
проводившиеся еще Наполеоном III. Но развитие и усиление финансового
капитала, создало благоприятные условия для возврата к колониальной
политике. Колониальная экспансия, отвечавшая интересам крупных
промышленных и финансовых кругов, совпала с приходом к власти партии
умеренных буржуазных республиканцев. И возрождение колониальной
экспансии тесно связано с лидером этой партии Ж. Ферри. Он первый в
новых условиях со свойственной ему решительностью, бесцеремонностью и
стремлением к обогащению высказался за необходимость завоевания колоний
для Франции, выступив как идеолог французского колониализма. “Франции
нужна колониальная политика, – говорил он в 1882 г. – Любая часть ее
колониальных владений, ничтожнейшие клочки их должны быть для нас
священны. Речь идет не о завтрашнем дне, а о целом полувеке, о веке
вперед; речь идет о самой будущности нашей родины”. В своих публичных
выступлениях он доказывал, что промышленная мощь великих наций Европы
требует рынков сбыта и обеспечения выгодного помещения капиталов. Ферри
ярче, яснее и откровеннее других высказал стремление французской
буржуазии к колониальным захватам. Но он выражал взгляды своей партии, и
его деятельность была поддержана государством, идеологами буржуазии,
учеными, историками и экономистами. Современная Франция сравнивает Ферри
с Кольбером, полагая, что он возродил французскую нацию.

Однако Ферри и его последователи встретили в то время серьезные
препятствия в проведении колониальной политики: недоверие и даже
враждебность ряда политических партий, неуверенность правительств
Третьей республики, стремившихся скрыть от парламента и от остального
мира размах своих военно-колониальных операций, и, наконец, серьезное
противодействие со стороны двух великих держав – Англии и Германии (35,
с.166).

Партия радикалов во главе с Ж. Клемансо крайне отрицательно относилась к
колониальной политике. По мнению лидера партии, она ослабляла силы
Франции в Европе, мешала ей готовиться к будущей схватке с Германией,
которую он считал неизбежной, и не могла обеспечить в дальнейшем, при
слабом приросте населения во Франции и отсутствии массового выезда
французов в колонии, закрепление захваченных территорий. Однако следует
отметить, что, при всех нападках Клемансо на руководителей колониальной
политики, он никогда не предлагал вывести французские войска из колоний.
Позднее, когда Франция окрепла и ее успехи в завоевании колоний стали
явными, радикалы отказались от критики колониализма.

Партии монархистов в лице Деруледа, Кассаньяка и других также решительно
выступали против колониальной политики умеренных республиканцев, считая
необходимым не отвлекать из метрополии силы, нужные для реванша. Даже
известная часть умеренных республиканцев, как, например, Фрейсине или
Рибо, критиковали колониальную политику. Но они упрекали Ферри лишь за
то, что он не всегда удачно и успешно проводил в принципе одобрявшуюся
ими политику колониальных захватов.

Именно поэтому, несмотря на резкую критику, парламент и государство в
сущности всегда предоставляли французским колониалистам достаточные
материальные средства в виде кредитов на колониальные экспедиции в
Африке, Азии, на Мадагаскаре и в других частях земного шара (39, с.
196).

До 1881 г. делами колоний ведало морское министерство. Гамбетта,
возглавив кабинет, создал “Управление колониями”, которое было
присоединено к министерству торговли и колоний, образованному в ноябре
1881 г. Затем, согласно закону от 20 марта 1894 г., было создано
министерство колоний с тремя управлениями. Но и после этого разные
колонии все еще находились в различных министерствах: Индокитай – в
ведении министерства иностранных дел, Алжир – министерства внутренних
дел. С 1890 г. на нужды колоний выделялись средства по бюджету, которые
неизменно увеличивались. По пятилетиям эти расходы составляли: в 1890 г.
– 57 млн. фр., в 1895 г. – 79 млн., в 1900 г. – 116 млн. фр.

Постепенно во Франции возник целый ряд организаций и школ, связанных с
колонизаторской политикой французской буржуазии. В 1878 г. была создана
из чиновников Высшая колониальная комиссия, замененная в 1883 г. Высшим
колониальным советом. В 1889 г. была учреждена колониальная школа,
которая существовала под названием “Национальная школа заморской
Франции”. В 1894 г. был создан международный колониальный институт. Все
эти учреждения создавались в расчете на долговременность колониальной
политики, чтобы с годами из представителей колониальных народов
воспитать кадры административных работников, получивших образование во
Франции и готовых верно служить интересам колонизаторов (29, с.135).

На пути колониальных захватов Франция неизбежно должна была столкнуться
с империалистическими интересами других великих держав. К последней
трети XIX в., когда раздел Азии был почти закончен, “доктрина Монро”
ограничивала проникновение европейской экспансии на американский
континент, а колонизация Австралии завершилась, первое место в
колониальной политике выпало на долю Африки. Главными участниками ее
раздела стали Англия и Франция, и именно между ними в течение более двух
десятков лет шла ожесточенная борьба. Затем свои требования предъявили
Германия, Италия, Бельгия, Португалия и Испания. Поскольку отношения
между делившими Африку великими державами складывались главным образом
на основе европейской политики, Германия в первые годы после
франко-прусской войны была заинтересована в отвлечении сил Франции из
Европы в колонии, чем и воспользовались умеренные республиканцы. Они
приняли политику соглашения с Германией для создания более выгодного для
себя положения на Африканском континенте. Политика эта исчерпала себя в
80-х гг., когда Германия сама включилась в борьбу за раздел Африки. В
эти годы и происходило крайнее обострение франко-английских
противоречий. Но после заключения союза с Россией Франция получила
возможность еще энергичнее создавать свою колониальную империю.

Со второй половины XVIII в. усилилось стремление стран-метрополий
проникнуть во внутренние области Африки. С утверждением капитализма
началось систематическое исследование внутренней Африки, без чего
невозможно было осуществлять дальнейшие колониальные захваты (32,
с.287).

Северная Африка – Алжир, Тунис и Марокко, близкие по природе, быту,
культуре, языку и историческому прошлому, с незапамятных времен были
населены берберскими племенами. В VII-XIV вв. сюда переселились еще и
арабские племена. Берберы переняли впоследствии арабский язык и в
большинстве своем слились с арабами. Только в Алжире часть
арабизированных берберов, называемых кабилами, продолжала жить отдельно
от арабов. И в некоторых глухих горных и степных районах Марокко и
сахарских оазисах сохранились еще наречия и самобытность берберов. В
средние века тут возник ряд феодальных государств, из которых к концу
XVIII в. сохранился только один марокканский султанат. Остальные области
были захвачены в XVI в. турками и разделены на два пашалыка: Алжир и
Тунис. На востоке к ним примыкал еще Триполитанский пашалык. Но к концу
XVIII в. эти области только номинально находились под властью Турции. Во
главе Алжира стоял пожизненный правитель – дей. В Тунисе и Триполи во
главе правления находились наследственные беи.

Алжирский дей еще во время революции конца XVIII в. снабжал Францию
хлебом, кожей, солониной. Позже он поставлял, главным образом в кредит,
товары наполеоновским армиям в Египте. Тем не менее, у Наполеона
появились планы захвата Алжира, и только его поражение в Испании и в
России спасло в то время Алжир от французского завоевания. Но уже Карл X
в июне 1830 г. направил туда 37-тысячную армию, которая и заняла 5 июля
столицу этого государства. Дея изгнали, казну разграбили французские
генералы, а страна была объявлена французской колонией Алжирией. На деле
же французы подчинили Алжир лишь после 30-летней ожесточенной войны с
алжирским народом.

После подавления восстания кабилов в Алжире усиленно проводилась
политика ассимиляции. Тьер упразднил военную власть и учредил должность
гражданского генерал-губернатора, которую, однако, занимали военные, в
том числе генерал Шанзи. Ассимиляция была оформлена декретом от 26
августа 1881 г., по которому каждая из алжирских администраций была
присоединена к соответствующему французскому министерству. Однако эта
система в значительной мере ограничивала права генерал-губернатора.
Позже Ж. Камбон (1891-1897 гг.) настоял на упразднении подобного
положения, что было закреплено декретом от 31 декабря 1896 г. А декретом
от 23 августа 1898 г. устанавливались права губернатора,
реорганизовывался верховный совет и создавалась новая ассамблея и
финансовая делегация. Ассамблея состояла из 3 секций: колоны,
французы-неколоны, местное население. Первые две секции избирались
французами по 24 члена в каждую, третья избиралась местным населением в
составе 21 человека, из которых 6 – кабилы. Фактически в эту секцию
представители назначались французской администрацией, а местное
население никаких прав не имело (17, с2, с.287).

Колонизация французами Алжира носила крупнопомещичий характер. 90%
захваченных земель были переданы примерно 10 тыс. французских помещиков.
На этих же землях были расселены 1183 семьи, эмигрировавшие из Эльзаса и
Лотарингии. И только 10% земель перешли в руки мелких и средних
колонистов. Французское завоевание повело за собой разорение арабского
крестьянского хозяйства. Уничтожали даже артезианские колодцы, и оазисы
таким образом превращались в пустыню.

Правами французских граждан пользовались в Алжире только французы. Арабы
и берберы считались “подданными”. Они не могли избирать своих
представителей в парламент, для них был выработан “туземный кодекс”, по
которому колониальные власти без суда бросали их в тюрьмы,
конфисковывали их имущество, высылали в отдаленные районы Сахары (51,
с.259).

Франция пыталась проникнуть в Тунис с 1837 г., но ее армия вынуждена
была уйти, встретив противодействие Англии. Французский и английский
капитал стали проникать в Тунис с 50-х гг. Воспользовавшись
затруднениями бея в связи с восстанием в стране, французы в 1863 и 1865
гг. навязали ему два кабальных займа на общую сумму 60 млн. фр. В
результате финансы Туниса оказались в руках французских капиталистов. В
1867 г. тунисское правительство вследствие голода в стране прекратило
платежи по займам. Однако с 60-х гг. итальянская буржуазия заявила о
своих претензиях на Тунис, что осложнило дальнейшие действия французской
дипломатии.

В 1868 г. была создана Международная комиссия тунисского долга из
представителей Англии, Италии и Франции, где главную роль играли
французы. Она получила контроль над значительной частью государственных
доходов Туниса.

Воспользовавшись поражением Франции, Италия в 1871 г. с помощью морской
экспедиции попыталась покорить Тунис, но встретила решительный протест
Франции, поддержанной Англией. Франко-итальянское соперничество получило
окончательное решение после русско-турецкой войны 1877-1878 гг. и
Берлинского конгресса. На конгрессе Франция взамен поддержки, которую
она фактически оказала Англии против России, получила обещание, что
англичане не будут возражать против окончательного захвата Францией
Туниса.

С точки зрения внешнеполитической захват Туниса был Франции обеспечен.
Тем не менее, три года она медлила с осуществлением этого в силу крайне
сложного внутреннего и внешнего положения, хотя часть буржуазии во главе
с Ж. Ферри считала необходимым быстрее воспользоваться сложившейся
ситуацией. Теперь Германия даже торопила Францию. А в апреле Бисмарк дал
понять французскому послу Сен-Валье, что он не будет препятствовать
расширению колониальных захватов Франции ни в Африке, ни в Азии.

Многие лидеры умеренных республиканцев были лично заинтересованы в
захвате Туниса. Поскольку бей неаккуратно платил проценты по долгам
Франции, акции тунисского займа упали с 500 фр. их номинальной стоимости
до 75 фр. И именно тогда большую часть этих бумаг скупил игравший на
понижении Франко-египетский банк, куда они входили, в том числе Ферри,
Гамбетта и французский консул в Тунисе Рустан. Если бы Тунис попал под
власть Франции, она взяла бы на себя гарантию тунисского займа, и бумаги
получили бы свою первоначальную стоимость, что немедленно принесло бы их
держателям существенные прибыли в 20 млн. фр. (50, с.175).

8 июня 1883 г. между Францией и Тунисом была подписана конвенция о
протекторате с передачей контроля над страной французскому генеральному
резиденту, который одновременно являлся министром иностранных дел бея и
командующим армией.

Французская колонизация в Тунисе еще больше, чем в Алжире, носила
крупнопомещичий характер. Представители буржуазии, министры, генералы,
сенаторы, депутаты, редакторы газет получали за бесценок огромные
поместья в 2-4 тыс. га. К каждому поместью прикреплялось определенное
число арабских крестьян, ранее владевших этой землей. Таким образом
создавались огромные латифундии с применением феодально-крепостнических
методов эксплуатации. К 1887 г. третья часть всей захваченной французами
земли в Тунисе принадлежала всего 175 собственникам. Эта политика
принесла разорение арабскому крестьянскому хозяйству, жесточайшую
эксплуатацию народа и хищническое использование недр Туниса. Но,
несмотря на огромные преимущества, французское население в Тунисе
оставалось незначительным: в 1881 г. – 700 человек, в 1891 г. – 10 тыс.,
в 1901 г. – 24 тыс., тогда как итальянское население в том же году
достигло 71 тыс. (28, с.287).

Еще в 40-х гг. XIX в. Франция пыталась проникнуть в Марокко, но
встретила противодействие Англии. Стремление к захвату Марокко особенно
усилилось с 1891 г., но все же ключ от проблемы находился в руках
Великобритании.

Третья республика не отказалась и от проникновения в Сахару. На основе
выдвинутого инженером Дюпоншелем в 1875 г. проекта постройки
транссахарской железной дороги в 1879 г. министр общественных работ
Фрейсине создал специальную комиссию.14 декабря 1880 г. в Сахару была
направлена экспедиция под руководством Флаттера в составе 92 человек, из
которых 10 были французами. Однако в феврале 1881 г. он был убит, а
затем погибли и остальные. Это, а также чрезвычайные трудности освоения
пустыни заставили отказаться от намеченных планов (49, с.348).

Англия стремилась к созданию в Африке крупнейших колониальных владений
от Капштадта (современный Кейптаун) до Каира, чему всеми возможными
средствами препятствовала Франция, желавшая в свою очередь овладеть
африканскими землями с запада до востока, начиная с Сенегала.

В 1881 г. Франция направила экспедицию по течению Сенегала и Нигера во
главе с капитаном Галлиени, который вскоре вынудил Ахмаду принять
договор о французском протекторате его владений. Хотя Ахмаду и признал
протекторат, по существу французы не владели этими территориями и
вынуждены были в 1880-1883 гг. отправить туда еще три экспедиции во
главе с морским офицером Борньи-Дебордом, который в 1883 г. вышел на
берег Нигера в Бамако, где основал первый французский порт в Судане и
установил прочную связь Сенегала с Нигером.

Против ожидания французские войска встретили серьезнейшее сопротивление
со стороны отрядов Самори. После четырех лет войны (1882-1886 гг.)
Франция вынуждена была заключить с ним мирный договор. Самори прекрасно
понимал всю его непрочность. Он использовал полученную передышку для
подготовки к новой войне. Самори применил и особый стратегический прием
в борьбе против французов. Свои военные силы он разделил на три части:
одна непосредственно сражалась с французами, другая осваивала новые
земли, куда можно было бы отступить, а третья должна была обеспечить
переход населения со всем имуществом на новую территорию. Продолжались
военные действия и против Ахмаду, которого Галлиени вторично принудил
подписать договор 12 мая 1887 г. о французском протекторате над
“наличными и будущими” владениями султана (19, с. 198).

Этот прием был введен еще в 50-х гг. Федербом. Он заключался в том, что
французы оказывали помощь оружием, деньгами, снаряжением отдельным
местным царькам. Последние в благодарность вели войны со своими соседями
и покоряли их. Они могли воспользоваться всеми богатствами жителей и
территории, но сами отвоеванные территории переходили под протекторат
Франции. Такой метод позволял французам, используя распри между
отсталыми туземными племенами, натравливать африканские народы друг на
друга, разъединять их и ослаблять тем самым их сопротивление.
Французские колонизаторы широко применяли и другие бесчестные методы.
Обманным путем они заставляли местных царьков заключать договоры, по
которым их территории якобы добровольно передавались ими самими под
французский протекторат. В дальнейшем на основании серии подобных
договоров французы требовали признания за собой обширных колониальных
территорий.

Французские колонизаторы понимали, что как Ахмаду, так и Самори,
несмотря на подписанные договоры, при удобном случае попытаются вновь
выступить против захватчиков. Поэтому они вели военные действия против
народов Западной Африки. Несмотря на неудачи французских отрядов, палата
депутатов продолжала давать кредиты на колониальные экспедиции и
оппозиция против этого по существу не возражала. Ее лишь беспокоил
слишком широкий размах, который хотели придать колониальной политике
Франции умеренные республиканцы.

Самори в течение семи лет успешно отражал нападение французской армии. И
не случайно среди вождей национально-освободительной борьбы африканских
народов именно он вызывает наибольшую ненависть французской буржуазии,
именующей его тираном, “обеспечившим себе власть лишь путем террора и
истребления населения”. А французские “альтруисты” и “просветители” до
1898 г. не могли победить сопротивление народов Западного Судана. Но
постепенно они оттесняли Самори все дальше в глубь страны. В 1898 г. им
удалось захватить его в плен и под охраной выслать в Габон.

Французы осуществили наконец захват территорий по Сенегалу и верховью
Нигера, после чего установили там административное управление. Декретом
от 17 октября 1899 г. колония Судан была раздроблена. Большая часть ее
территории отошла к Сенегалу, к Французской Гвинее, к Берегу Слоновой
Кости и к Дагомее. Остались только две военные территории: Нигер и
Мавритания (17, с.267).

Борьба африканских народов против французских колонизаторов проходила не
только путем создания крупных объединений племен, но, и это даже более
характерно, велась в форме войн и восстаний отдельных племен, примером
чего может служить война дагомейцев в 1892-1894 гг. Дагомея – одно из
самых сильных туземных государств гвинейского побережья, обладала
постоянной военной силой в 7-8 тыс. наемных воинов и 3 тыс. амазонок.
Кроме того, в случае надобности объявлялось поголовное ополчение. В 1885
г. французы поместили свои небольшие гарнизоны в Порто-Ново и в Котону.
Дагомейский царь потребовал их освобождения. В ответ французы, не имея
достаточных военных сил, отправили в Дагомею свою миссию для
переговоров, но не добились успеха. В это время, после смерти
дагомейского царя Гле-Гле, на престол вступил наследный принц под именем
Гбедассе или Беханзина, как его называли французы. Он сумел хорошо
организовать свою армию и нанес ряд поражений Франции. Несколько лет
Гбедассе успешно отражал наступление французов, а в 1890 г. заключил с
ними договор, по которому признавал права Франции на порт Котону и
царство Порто-Ново, а в обмен получал ежегодно 20 тыс. фр. Эти деньги он
употребил на приобретение оружия для новой войны с Францией, которая в
1892 г. действительно направила в Дагомею армию в 1400 человек, а затем
многочисленные подкрепления. Лишь после полутора лет упорной борьбы
Гбедассе вынужден был в 1894 г. сдаться. Французы захватили Дагомею, а
ее вождя перевезли на Мартинику (53, с.144).

В 1895 г. колонии Сенегал, Французский Судан, Мавритания, Французская
Гвинея, Берег Слоновой Кости, Дагомея и Верхняя Вольта были объединены в
одну колонию, которая получила название Французской Западной Африки.
Позже к ней был присоединен Нигер.

Границы между отдельными колониями Французской Западной Африки были
установлены по произволу колонизаторов, без всякого учета этнического
состава племен, их экономических связей, естественных природных границ,
так что некоторые народности оказались искусственно раздробленными и
разъединенными (40, с.279).

Южнее пустыни Сахары расположена огромная территория в 23 млн. кв.км
Тропической, или Экваториальной, и Южной Африки, населенной
многочисленными народами и племенами. В большинстве они принадлежали
либо к этнической группе банту, либо к группе суданских негров, либо к
племенам, известным в буржуазной науке под названием хамитских народов.
Это были в основном отсталые племена, и лишь одна Абиссиния достигла в
своем развитии феодальных отношений. В годы Третьей республики
французские колонизаторы развернули энергичные действия и в этом районе,
создавая свои колонии: Габон, Конго, Убанги-Шари и Чад.

Часть Габонского лимана была куплена французами за бесценок еще в 1839
г. у местного вождя, и долгое время эта колония не привлекала внимания
колонизаторов. Но в 1875 г. здесь начал действовать один из крупнейших
французских завоевателей, Саворньян де Бразза. Бразза (1852-1905 гг.),
итальянец по происхождению, получил французское гражданство в 1874 г.,
окончив во Франции колледж и морскую школу. В 1875 г. он начал свои
путешествия с тремя европейцами и 17 местными жителями по реке Конго и
ее притокам. Но район Конго привлекал и других “исследователей”,
например Стэнли, действовавшего от имени “Международной африканской
ассоциации”, которой покровительствовал бельгийский король Леопольд. Это
сильно взволновало французское правительство, а парламент срочно
вотировал кредит в 100 тыс. фр. на дальнейшие экспедиции Браззы,
замаскированные под научные. Бразза активно действовал по возможности
“мирным” путем, заключая обманные договоры с местными вождями племен о
протекторате над ними Франции. Когда Стэнли впервые встретил, как он
выразился, “этого оборванца с босыми ногами, в сопровождении эскорта из
нескольких сенегальских стрелков”, он вынужден был принять к сведению
заявление о том, что “оборванец” уже присоединил к Франции значительные
территории, успев его опередить. Двигаясь в глубь страны, Бразза основал
ряд городов, в частности Франсвиль на Огове и Браззавиль на Конго. В
1883 г. обе палаты вотировали кредит еще на 1 275 тыс. фр. на экспедиции
Браззы, которые в любой момент могли превратиться в чисто военные. С
1883 по 1885 г. этот “исследователь” организовал самую большую
экспедицию и двинулся по берегам Огове, Килиу-Ниари, Алима, Сайги,
Убанги и ряда притоков. Здесь он столкнулся еще раз со Стэнли. Возник
конфликт с “Международной ассоциацией”, но вскоре он был урегулирован
(17, с.270).

Когда английское правительство, связанное неудачами в Египте, вдруг
убедилось, что Франция и Бельгия захватывают район Конго и его притоков,
оно попыталось оказать сопротивление путем заключения в 1884 г. договора
с Португалией о признании ее “прав” на устье Конго. Но Португалия была
настолько зависима от Англии, что ни у кого не возникало сомнения, о
чьих “правах” фактически шла речь. Франция, Бельгия и Германия выступили
против договора. Ж. Ферри, согласовав вопрос с Гербертом Бисмарком,
предложил созвать международную конференцию.15 декабря 1884 г. она
открылась в Берлине при участии 14 государств. Прежде всего заставили
Англию отказаться от договора 1884 г. с Португалией. Франция, Англия и
Германия, нахватавшие уже в Африке ряд чересполосно расположенных
колоний, желали каждая объединить свои владения в единое целое. Король
Леопольд, захватив самые центральные районы Африки, сделал это
невозможным. Ни одна из стран не могла вытеснить Леопольда без согласия
всех остальных. Поэтому Конго было оставлено ему.26 февраля 1885 г.
Берлинская конференция закончилась подписанием конвенции,
устанавливавшей границы владений Леопольда в Конго, которое он вскоре
объявил “независимым государством Конго”, связанным личной унией с
Бельгией. Франция получила ту часть Конго, которую успел захватить
Бразза. Израсходовав на его экспедиции около 2 млрд. фр., французское
правительство приобрело огромную территорию в 800 тыс. кв.км необычайно
плодородных земель. Другие споры между Францией и Бельгией были
урегулированы по договору 14 августа 1894 г., установившему границу по
реке Убанги, по Мбому до притоков его, по линии водораздела Конго с
Нилом.13 июля 1894 г. Верхний Убанги, где французы потерпели поражение в
1891 г., был отделен от Конго и превращен в автономную колонию (23,
с.181).

После Берлинской конференции Франция предприняла экспедицию к реке Шари,
впадающей в озеро Чад. Но здесь французы встретили ожесточенное
сопротивление со стороны султана Рабеха, который создал в Центральном
Судане сильную военную организацию, объединив суданские племена. С 1891
г. он вел успешную борьбу с французами в течение нескольких лет. В 1897
г. они направили против Рабеха сразу три крупные военные экспедиции, но
только в 1900 г. дорогой ценой одержали победу над его войсками. Рабех
был смертельно ранен в бою. Основанный им союз племен распался, хотя
некоторые из них еще вели около двух лет партизанскую войну против
французов под руководством сына Рабеха, Фадл-Аллаха, который также погиб
в бою. Лишь после этого Франции удалось покорить эти территории Африки.
К 1910 г. колонии Габон, Среднее Конго, Убанги-Шари и Чад стали
Французской Экваториальной Африкой, которую возглавил французский
генерал-губернатор. Во главе каждой колонии стояли французские
вице-губернаторы.

На самом востоке Африки находилась маленькая французская колония Сомали
(Обок). Еще в 1862 г. небольшой клочок земли на территории Обока был
куплен за бесценок у туземного царька. Через 20 лет французы прикупили к
нему порт и рейд Сагалло, а вскоре, захватив ряд земель, объявили
протекторат над султанатом Гобад. В 1888 г. они заняли мыс и городок
Джибути. Так была создана колония Обок, небольшая по территории, но
весьма важная в стратегическом и экономическом отношениях, тем более что
Франция в антианглийских и антиитальянских целях стремилась поддерживать
тесные отношения с расположенной рядом Абиссинией и ее негусом Менеликом
(52, с.120).

С момента открытия португальцами Мадагаскара в начале XVI в. французы
пытались овладеть островом. В 70-х гг. XVIII в. некий авантюрист
Беньовский захватил для Франции часть острова. В 1878 г. между
Мадагаскаром и Францией разгорелся конфликт из-за наследства Лаборда,
француза, имевшего на острове огромные земельные владения. Правительство
отказалось передать земли наследникам Лаборда и 29 марта 1881 г. издало
кодекс из 305 статей. Его 85-я статья, имевшая обратную силу, запрещала
под страхом тяжелого наказания продажу малагасийцами земель иностранцам.
Вскоре умершую королеву Ранавалону II заменила ее родственница
Ранавалона III, которая продолжала вместе с Райнилаиаривони проводить
национальную политику и укреплять независимость страны путем внутренних
прогрессивных реформ, и прежде всего ликвидации рабства, а также
создания армии европейского типа. Правительство Тананариве сумело
заключить 12 марта 1883 г. с США и 15 мая 1883 г. с Германией договоры о
дружбе, а также использовать англо-французские противоречия. Поэтому,
когда 1 июня того же года Франция предъявила ему ультиматум – уступить
ей северную часть острова до 16-й параллели, выплатить французам,
включая наследников Лаборда, 1 млн. фр. возмещения, предоставить ей
контроль над внешней политикой Мадагаскара, оно категорически его
отвергло.17 мая французская эскадра в составе семи судов без объявления
войны начала военные действия, заняв Диего-Суарес и другие территории.
Народ поддержал Райнилаиаривони, который призвал к “справедливой войне”
против захватчиков.1 сентября французы, разбитые под Фарафати, вынуждены
были отступить.

17 декабря 1885 г. был заключен мирный договор, признававший суверенитет
Мадагаскара. Франция должна была покинуть все занятые территории, кроме
Диего-Суарес, и получить в возмещение 10 млн. фр. контрибуции. В
большинстве работ французских историков, например у Лависса и Рамбо,
Аното, Лебона и Ренуве-на, утверждается, что по этому договору
Мадагаскар якобы признал французский протекторат. Это настолько
необоснованно, что даже такой апологет французского колониализма, как А.
Бле, вынужден был согласиться с тем, что “термин “протекторат”
фигурировал лишь в секретной статье и в совершенно невразумительной
редакции” (32, с.295).

Воспользовавшись создавшимися для нее более благоприятными
международными условиями, Франция в 1894 г. начала новую войну против
Мадагаскара, направив туда экспедиционный корпус генерала Дюшена в 22
тыс. человек. Несмотря на героическое сопротивление малагасийского
народа, правительство Мадагаскара вынуждено было подписать
продиктованные ему условия мира 1 октября 1895 г., признав протекторат
Франции. Французский генеральный резидент получил право ведать всеми
внутренними и иностранными делами Мадагаскара и держать необходимые
военные силы. Но местное население продолжало сопротивляться французским
захватчикам. В 1896 г. произошло восстание, в котором участвовали тысячи
партизан. Оно приняло антиевропейский и антихристианский характер.11
февраля 1896 г. Франция уведомила нотой европейские державы о том, что
она вошла во владение Мадагаскаром, 6 августа был принят закон о
Мадагаскаре, состоящий из единственной статьи: “Остров Мадагаскар с
прилегающими к нему островами объявляется французской колонией”.

Но положение на острове оставалось крайне напряженным, хотя французы
немедленно выслали в Алжир Райнилаиаривони, игнорируя протесты королевы
и именуя ее теперь “Ранавалоной, божьей милостью и волей Французской
республики королевой Мадагаскара”.

В июле 1896 г. французский резидент доносил с Мадагаскара, что почва
горит под ногами и “если не изменят тактику, то… восстание станет
всеобщим, мы будем блокированы в Тананариве и экспедицию придется
полностью начинать сначала”. Обеспокоенное французское правительство
нашло выход, назначив в сентябре Галлиени генеральным резидентом на
острове. Он взял с собой четыре роты иностранного легиона, чтобы, как он
говорил, “в крайнем случае умереть приличным образом”, и запас оружия.
По приезде в Тананариве потребовал, чтобы королева первая нанесла ему
визит, приказал снять флаг Мадагаскара и заменить его французским,
отобрал большую государственную печать, казнил министра внутренних дел и
некоторых родственников королевы.28 февраля 1897 г. он провозгласил
уничтожение королевства и выслал на остров Реюньон Ранавалону III, не
дожидаясь официального на то согласия своего правительства. Этот акт
освещался в мировой печати, а французский парламент приветствовал
операции своей армии на Мадагаскаре. Галлиени получил титул губернатора
и начал “умиротворение” на острове. Но сопротивление все же не было
сломлено, и французы вынуждены были до самой войны 1914 г. держать там
крупные армейские силы (23, с. 202).

Третья республика не менее активно захватывала колонии и в Азии. К
середине XIX в. на территории Индокитайского полуострова, на площади
около 2 млн. кв.км, находились самостоятельные государства: Бирма, Сиам
(Муонг-Таи), Аннам (в него входили Тонкин, Аннам и Кохинхина) и
Камбоджа, в которых в основном господствовал феодальный строй. Наполеон
III еще в 1858 г. напал на Аннам, а в 1863 г. навязал французский
протекторат королю Камбоджи. В 1865 г. население восстало против
французов, но они жестоко расправились с восставшими – сжигали целые
деревни, разрушали ирригационные сооружения, истребляли население.15
марта 1874 г. Аннам признал новый неравноправный договор с Францией, в
котором, однако, права последней были не столь велики, как того ожидали.
В 1883 г. Франция направила в Тонкин свои войска. Аннамское
правительство капитулировало и 25 августа 1883 г. подписало договор о
французском протекторате над Аннамом. Тонкин фактически был превращен во
французскую колонию (52, с.140).

Но как в Аннаме, так и в Тонкине французское завоевание встречало
упорное сопротивление народных масс. В ноябре 1883 г. Китай,
поддержанный Англией, отказался признать договор 25 августа и потребовал
вывода французских войск. Франция направила в Индокитай подкрепления,
одержала ряд побед и 11 мая 1884 г. сумела подписать с Китаем в
Тяньцзине конвенцию о дружбе и добрососедстве. После этого французы
навязали Аннаму подписанный 6 июня 1884 г. новый кабальный договор о
протекторате. Держась по-хозяйски, они демонстративно расплавили за
ненадобностью большую оловянную государственную печать, которой Китай
жаловал аннамских императоров. Китайское правительство сочло этот акт
нарушением договоренности. Тонкинцы вместе с китайскими отрядами нанесли
французам ряд серьезных поражений. Тогда французы захватили Пескадорские
острова и блокировали Тайвань. После этого в Тонкин были отправлены
регулярные китайские войска. Французы потерпели ряд поражений, самым
крупным из которых было поражение при Ланг-Соне, где они в панике
бежали, бросив оружие и утопив в реке полковую кассу. Французский
командующий Бриер де л’Иль срочно требовал подкреплений.29 и 30 марта
1885 г. на заседании правительства было решено отправить в Индокитай 10
тыс. солдат из Алжира и просить у палаты кредит в 200 млн. фр.

Ранее палата в этом не отказывала, но на знаменитом заседании 30 марта,
как только премьер-министр Ферри вышел на трибуну, он подвергся
ожесточенным нападкам Клемансо, Рибо и других парламентариев. Палата
вынуждена была выразить порицание министерству, поскольку в это время
толпа народа стояла сплошной стеной и ждала исхода прений. Палата и
Клемансо просто боялись вотировать кредиты и оставить у власти
министерство Ферри, опасаясь народного возмущения. Но и уйдя в отставку,
Ферри продолжал вести переговоры с китайским правительством с целью
закончить военные действия, а новое министерство Бриссона, потребовавшее
от палаты средств на окончание экспедиции, тут же получило 150 млн. фр.

4 апреля в Париже были подписаны прелиминарные условия мира между
Францией и Китаем. Через несколько месяцев война закончилась подписанием
Тяньцзиньского договора, по которому Китай признавал протекторат Франции
над Аннамом (22, с.184).

Но на территории Индокитая продолжались восстания против французских
колонизаторов, которые жестоко подавлялись с помощью шпионажа
католических миссионеров. В 1887 г. французы объединили Аннам, Тонкин,
Камбоджу и Кохинхину в Индокитайский союз и создали там свою
колониальную администрацию.3 октября 1893 г. они присоединили к этому
союзу территорию Лаоса.

Таким образом, к концу XIX века Франция обладала достаточно обширными
колониальными владениями, которые предоставляли ей богатые возможности
для ее дальнейшего экономического развития (28, с.301).

Глава 4. Внешнеполитическая и колониальная стратегия Франции в нач. XX
в.

К началу XX в. особенно обострились все свойственные империализму
противоречия, и, прежде всего, противоречия между различными финансовыми
группами и между империалистическими державами в связи с усилением
борьбы за передел мира; противоречия между горстью господствующих
“цивилизованных” наций и сотнями миллионов колониальных и зависимых
народов. В конце XIX в. уже сложились два больших, угрожающих друг другу
блока: Германия, Австро-Венгрия и Италия, с одной стороны, Франция и
Россия – с другой. Опираясь на союз с Россией, Франция, сумевшая
овладеть огромной колониальной империей и обладающая мощным финансовым
капиталом, вновь заняла свое место в ряду великих держав. Показателем
роста ее международного авторитета и активизации внешнеполитической
деятельности стала Всемирная выставка 1900 г., проходившая в Париже (37,
с.84).

На этой выставке Франция продемонстрировала свои достижения: гигантские
военно-морские орудия, массу товаров всех отраслей производства и свои
колониальные завоевания. Отдел колоний занимал огромное пространство
вдоль Сены, куда были перевезены целые деревни с их обитателями из
Африки, Азии и с островов Атлантического и Тихого океанов. Франция
хотела тем самым подчеркнуть свою силу и мощь. На выставке была
представлена, конечно, и Россия.

Французское правительство проявляло к русскому павильону подчеркнутое
внимание. На его открытие 16 апреля прибыл президент республики Лубе,
встреченный хлебом-солью и получивший в подарок карту Франции, сделанную
на мраморе и украшенную драгоценными камнями (43, с.28).

Укрепление франко-русских отношений было в это время первейшей задачей
французской дипломатии, которой почти бесконтрольно руководил после
отставки Аното в 1898 г.Т. Д.елькассе. Он был министром иностранных дел
в кабинете Вальдек-Руссо и сохранил этот пост в кабинете Комба, что
свидетельствует о преемственности внешней политики французской
буржуазии. Делькассе (1852-1923 гг.) принадлежал к партии умеренных
республиканцев, сторонников Гамбетты и был известен как ярый реваншист.
В 80-х гг. он даже исполнял должность секретаря реваншистской Лиги
патриотов и принимал участие в движении Буланже. В 1889 г. он избирался
в парламент, где вскоре произнес программную речь о необходимости
противопоставить союз Франции и России Тройственному союзу. Делькассе
весьма активно и энергично проводил политику в интересах французской
буржуазии и фактически держал в своих руках все нити колониального и
внешнеполитического курса страны в эти годы. После своей вынужденной
отставки в 1905 г. этот деятель продолжал не только выполнять ряд
важнейших дипломатических поручений, но, в сущности, был душой внешней
политики Франции вплоть до первой мировой войны. Когда А. Ферри показал
Делькассе в июле 1914 г. депеши министерства иностранных дел и услышал
его замечания, ему показалось, как он писал в своем секретном дневнике,
что перед ним “внезапно маленький карлик стал расти и поравнялся с
Бисмарком. Он говорил, он вспоминал прошлое, и мне казалось, что я
видел, как работает маленький паук, в сети которого только что бросилась
Германия” (50, с. 201).

В основе внешнеполитической концепции Делькассе лежало твердое
убеждение, что самым опасным врагом Франции является Германия. Отсюда
его стремление, с одной стороны, обеспечить создание сильной армии и
флота, а с другой – укрепить свою страну союзом с Россией, опираясь на
который расширять ее международные связи путем переговоров и соглашений
с другими державами, в первую очередь с Англией и Италией. Став
министром иностранных дел, Делькассе немедленно прервал переговоры,
начатые во время Фашодского инцидента его предшественником, с германским
послом во Франции Мюнстером. Он принял ряд мер к улаживанию отношений с
Англией и назначил послом в Лондон П. Камбона, заменил в Петербурге
своего посла Монтебелло, не проявлявшего достаточной почтительности к
императорскому двору, М. Бомпаром, а в Мадрид назначил Ж. Камбона. В
1901 г. он направил в Петербург генерала Пендезака с целью выяснить
настроения высших кругов и укрепить союз. Большое внимание он уделял
улучшению отношений с Италией, где в полном согласии с ним действовал
его давнишний друг посол Баррер. Делькассе говорил: “Я не хотел бы
покинуть свой пост до тех пор, пока не создам союза с Англией” (34,
с.168).

Стремление Германии к переделу мира, обострение всех империалистических
противоречий, особенно англо-германских, создавали объективные условия,
благоприятствовавшие осуществлению основных целей французской внешней
политики в этот период. В силу того, что англо-германские противоречия
становились основными противоречиями империализма, Франция не
воспользовалась трудностями Англии в связи с англо-бурской войной и не
выступила против нее с оружием в руках, несмотря на то, что тяжелое
оскорбление, нанесенное ее внешней политике в Фашоде, было еще свежо в
памяти (49, с.280).

Мысль о сближении с Великобританией высказывалась во Франции еще в конце
XIX в. Идея сближения с Англией зародилась и у некоторых дипломатов.
Так, например, во время англо-германских переговоров о союзе французский
посол в Лондоне заявил английскому правительству: “Франция имеет лишь
одного врага – Германию. Англия может в дальнейшем проводить свою
политику в соответствии с этим заявлением”. Поэтому, когда 11 октября
1899 г. началась англо-бурская война, французское правительство в
отличие от России заняло очень сдержанную позицию. Николай II открыто
радовался поражениям англичан, которые, как он писал, “влопались и
полезли в воду, не зная броду”. Министр иностранных дел Муравьев, будучи
в Париже в конце октября, предложил Лубе совместные действия России,
Франции и Германии против Англии. Не желая ослаблять франко-русский
союз, Лубе ответил уклончиво. Германия сохранила нейтралитет в
англо-бурской войне, но тайно подстрекала Россию и Францию к
антианглийским действиям, а в конце февраля 1900 г. прямо предложила
этим странам вмешаться в англо-бурскую войну и прекратить ее. Зная об
антианглийских настроениях во Франции, Делькассе не сообщил об этом
предложении ни парламенту, ни прессе. Он упомянул о нем очень бегло лишь
на заседании совета министров. Одновременно он поручил своему послу в
Берлине Ноайлю собрать точную информацию, которая и подтвердила отказ
Германии от совместных с Россией и Францией выступлений против Англии. В
конце ноября 1900 г. президент бурских республик Крюгер прибыл в Париж.
Французское правительство сделало все возможное, чтобы этот визит не
принял враждебного Англии характера, хотя общественное мнение продолжало
демонстративно выражать свое сочувствие бурам и ненависть к англичанам.
Запланированная поездка Крюгера из Парижа в Берлин не состоялась,
поскольку неожиданно для всех Вильгельм II отказался его принять.

В разгар войны, в январе 1901 г., умерла королева Виктория, и на
английский престол вступил ее сын Эдуард VII. Мысль об улучшении
отношений с Францией зародилась у него давно. Будучи наследным принцем,
он поразил Лубе, когда вскоре после его избрания неожиданно явился в
Елисейский дворец, да еще в дорожном костюме. В беседе с Лубе принц
Уэльский высказал пожелание улучшить отношения между Францией и Англией,
руководствуясь не личными соображениями, а интересами британских
правящих классов, которые все больше отдавали себе отчет, что наиболее
сильным их врагом становится Германия (35, с.180).

Это намечавшееся изменение позиции Англии не прошло мимо внимания
Германии, которая неожиданно в конце 1899 г. отозвала своего посла во
Франции Мюнстера, не без оснований полагая, что он ошибается в своих
оценках франко-английских отношений. На его место был назначен бывший
посол в Петербурге князь Радолин, встреченный в Париже довольно сухо.
Вскоре после этого Вильгельм II 5 марта 1901 г. посетил французское
посольство в Берлине и принялся убеждать посла Ноайля, что Россия
пользуется французскими деньгами, не давая ничего взамен, не оказав
Франции помощи даже во время Фашодского конфликта. Германский император,
вообразивший себя немецким Талейраном, пытался подорвать франко-русский
союз. Он особенно стремился к этому, убедившись в недостижимости
соглашения с Англией. Внешне это проявилось в крайне неприязненном
отношении Эдуарда VII к Вильгельму II, его родному племяннику. “Когда
дядя говорил с племянником о политике, – писал наблюдавший переговоры
канцлер Бюлов, – у меня было такое чувство, точно толстый и злой кот
играет с маленькой мышкой”. Задавшись целью оторвать Россию от Франции,
Вильгельм заигрывал с ней, используя свои родственные связи с Николаем
II. Он намеренно устроил традиционный при прусском дворе обед в день
рождения царя 18 мая не в Берлине, а в Меце. Русский посол граф
Остен-Сакен сразу откликнулся на приглашение, но в Париже были
возмущены. Когда же Николай принял приглашение Вильгельма прибыть летом
на маневры германского флота в Киле, Делькассе встревожился. Вернувшись
за полтора месяца до описываемых событий из Петербурга, он теперь
предписал своему послу немедленно отправиться к новому русскому министру
иностранных дел Ламздорфу, известить его о крайнем волнении во Франции и
просить сообщить официальную дату визита во Францию царя до того, как он
встретится с германским императором. Николай II принял приглашение
посетить Францию в сентябре 1901 г. (38, с.117).

Визит царской четы во Францию проходил с 17 по 21 сентября. В Дюнкерк,
куда прибыла императорская яхта, отправилось все французское
правительство во главе с президентом республики. Затем царь посетил
Компьен, где присутствовал на смотре войск, и Реймс. В последний день
визита был организован грандиозный военный парад. Во время состоявшихся
бесед обсуждались все важнейшие проблемы внешней политики, по
большинству которых выявилось взаимное согласие сторон. Ламздорф заявил
Делькассе, что теперь Лубе должен посетить Россию, и чем скорее, тем
лучше. В последний день визита Вильгельм II направил царю телеграмму,
что он поручит одному из своих генералов приветствовать его, когда он
будет проезжать через Мец. К великому удовольствию французов, царь
ответил: “Пусть генерал не беспокоится – я буду спать”.20 мая 1902 г.
президент Лубе прибыл в Царское Село; на следующий день состоялись
большие маневры русской армии в Красном Селе, где Лубе был приглашен в
коляску императора. Это, а главное – прекрасное состояние русской армии
вызвало восторг французов. “Великолепная кавалерия, – писал секретарь
Лубе. – Каждый полк имеет лошадей одной и той же масти. Это наводит на
мысль о громадных резервах страны. Пехота напоминает машину и производит
впечатление крепкой, здоровой и более уверенной и внушительной, чем
наша”.23 мая французская эскадра покинула Кронштадт. Французская пресса
приветствовала эту демонстрацию франко-русского союза, тем более что
Англия, подписав 31 мая 1902 г. мир с бурами, вновь готова была
активизировать свою внешнюю политику (44, с.76-77).

Одновременно с укреплением франко-русского союза французская дипломатия
стремилась улучшить отношения со своими соседями на юге – Италией и
Испанией. Для этого надо было попытаться оторвать Италию от
Тройственного союза. Осуществление этой задачи было поручено главным
образом французскому послу в Италии К. Барреру. Сын политического
противника Наполеона III, Баррер воспитывался в Англии и начал свою
карьеру в качестве журналиста газеты “Таймс”. Гамбетта привлек его к
дипломатической деятельности. Назначенный послом в Рим в 1897 г., Баррер
сохранял свой пост до 1924 г. Зарубежная историография дает высокую
оценку этому дипломату, подчеркивая его большое влияние на политических
деятелей Италии. Сущность французской политики по отношению к Италии,
заключавшуюся в сговоре между этими державами о разделе колониальных
территорий и в финансовом нажиме на нее, откровенно выразил в
инструкциях французскому послу в Риме министр иностранных дел Рибо:
“Наша политика должна заключаться в том, чтобы быть любезными с Италией,
не задевая ее, но вместе с тем не предоставлять ей никаких займов до тех
пор, пока она не убедится в бесплодности своего союза с Германией и
Австро-Венгрией” (20, с.86).

Еще в 1896 г. Италия официально признала французский протекторат над
Тунисом, что сразу улучшило их взаимоотношения. В 1898 г. был заключен
франко-итальянский торговый договор, положивший конец жесточайшей
семилетней таможенной войне между ними. Первое секретное соглашение
между Францией и Италией касалось раздела сфер их влияния на северном
побережье Африки. Италия признавала за Францией свободу действий в
Марокко, взамен чего получала согласие на свободу действий в
Триполитании. Соглашение было заключено в форме обмена 1 января 1901 г.
письмами, датированными 14 и 16 декабря 1900 г., между Баррером и
министром иностранных дел Италии Висконти-Веноста.

Возобновление Тройственного союза в 1902 г. не ухудшило
франко-итальянских отношений.4 июня итальянский посол в Париже Торниелли
передал Делькассе секретную декларацию, заверявшую его, что в
возобновлении Тройственного союза нет ничего враждебного Франции,
“никакого обязательства”, которое могло бы заставить Италию “в
каком-либо случае принять участие в нападении на нее”.1 ноября 1902 г.
состоялся обмен идентичными по содержанию нотами между Баррером и
министром иностранных дел Италии Принетти. По существу это был настоящий
договор о нейтралитете между двумя державами. В нем подтверждалось
соглашение о разделе колоний и указывалось, что, “в случае, если Франция
прямо или косвенно сделается объектом нападения со стороны одной или
нескольких держав, Италия сохранит строгий нейтралитет. То же самое
будет в случае, если Франция, вследствие прямого вызова, окажется
вынужденной для защиты своей чести и безопасности принять на себя
инициативу объявления войны”. Подписав этот документ, Италия фактически
отказалась от участия в Тройственном союзе против Франции. В дальнейшем
французская дипломатия продолжала укреплять двусторонние отношения, о
чем свидетельствовал визит итальянской королевской четы во Францию в
октябре 1903 г. и ответный визит президента Лубе в Рим в апреле 1904 г.
(26, с.151).

Русская дипломатия, осведомленная о французской политике в Италии,
желала не столько оторвать ее от Тройственного союза, сколько
обезопасить Францию. В беседе с французским послом Ламздорф заявил, что
“не может быть и речи о попытке подорвать Тройственный союз”, поскольку
“мы не можем предложить Италии достаточной компенсации” и желательно
лишь “постараться, чтобы Италия отклонила все статьи, направленные
против Франции”. Эта точка зрения своего главного союзника, конечно,
учитывалась Францией, поскольку там отлично понимали, что компенсации
Италия потребует и за счет Балканского полуострова.

Стремясь путем тайных соглашений с Италией обеспечить себе захват в
недалеком будущем Марокко, французская дипломатия не забывала и о
необходимости урегулировать свои отношения с другой своей южной соседкой
– Испанией. Переговорами с этой страной с начала 1901 г. занимался лично
Делькассе, поскольку французский посол в Мадриде не пользовался
достаточным влиянием.6 октября 1904 г. было подписано франко-испанское
соглашение о Марокко. Договорившись о доле Испании в Марокко (район
Сеуты и вдоль Средиземного моря против Гибралтара), французы пригласили
в мае – июне следующего года короля Испании посетить Париж. Этот визит
свидетельствовал об укреплении франко-испанских отношений (29, с.164).

В начале XX в. на Дальнем Востоке резко обострилась борьба
империалистических держав за сферы влияния, особенно за влияние в Китае,
где вспыхнуло мощное антиимпериалистическое движение. Политика России в
это время была направлена на сближение с Китаем, чтобы приобрести там
руководящее положение. Но подписанное Россией соглашение с местными
властями Мукденской провинции о протекторате над Маньчжурией встретило
решительное сопротивление Японии, Англии и США. Япония, давно
готовившаяся к войне с Россией, заключила 30 января 1902 г. договор с
Англией, что обеспечивало ей финансовую помощь и создавало благоприятные
условия в случае вооруженного конфликта на Дальнем Востоке (39, с.152).

Франция и Россия были обеспокоены англо-японским договором, но он
затрагивал прежде всего Россию, а Франция не была расположена чем-либо
жертвовать для защиты русских интересов. Все же 16 марта была
опубликована совместная франко-русская декларация по этому поводу,
которая в сущности ни к чему Францию не обязывала. Русский посол во
Франции Урусов сообщал, что общественное мнение отнеслось положительно к
этой декларации, считая ее признаком еще большего скрепления союза.
Однако в последующие дни часть газет стала высказывать мнение, что для
Франции в этом может скрываться “опасность быть завлеченной в грозные
осложнения из-за исключительно русских выгод”. В связи с этим многие
политические деятели, как сообщал Урусов, задают себе вопрос: “Насколько
могут согласовываться и сливаться повсюду интересы Франции и России, и
достаточно ли были обсуждены и взвешены все последствия означенного
расширения союза?” На запрос в парламенте по поводу декларации Делькассе
ответил: “Союз Франции с Россией… представляет все, какие только можно
желать, благоприятные условия: согласие обоюдных интересов и гармонию
взаимных чувств. Потому истекшие со времени его подписания годы скрепили
его и расширили его значение” (42, с.120).

По-прежнему считая союз с Россией основой своей политики, Франция,
однако, все больше стремилась использовать его в собственных интересах.
Русская же дипломатия готова была мирным путем разрешить конфликт на
Дальнем Востоке и с этой целью желала использовать посредничество
Франции. В июле 1903 г. начались долгие переговоры с Японией. Делькассе
выступал в роли посредника, но в то же время Япония делала крупные
военные заказы не только в Англии и Германии, но и во Франции. В конце
декабря Ламздорф передал Делькассе, что далее сделанных Японии уступок
Россия идти не может, и просил усилить воздействие Франции и других
держав на токийское правительство.13 января 1904 г. Япония фактически
предъявила России ультимативные требования. Но Делькассе еще две недели
вел в Париже переговоры с японским послом во Франции Мотоно.27 января
Мотоно неожиданно категорически отверг посредничество Франции.

Япония была готова к войне. Заключив союз с Англией, она в октябре 1903
г. получила заверения Германии о ее нейтралитете.8 февраля 1904 г.
Япония вероломно напала на Порт-Артур. Началась, русско-японская война.
Франция в этот период не оказала России существенной помощи, а Германия
была откровенно заинтересована в ее продолжении.

Агрессия Японии показала техническую отсталость России. Обеспокоенной
этим французской дипломатии необходимо было теперь изыскивать
дополнительные возможности, чтобы противостоять усиливающейся Германии.
П. Камбон в известном смысле был прав, когда уверял, что “без войны на
Дальнем Востоке, заставившей призадуматься людей по обе стороны
Ла-Манша… наши соглашения были бы невозможны”. Русско-японская война
ускорила создание англо-французской Антанты и оказала значительное
влияние на перегруппировку сил вокруг двух враждебных центров – Германии
и Англии (36, с.124).

Усиливающиеся противоречия между Германией и. Францией создавали
объективные предпосылки для сближения Франции и Англии. Нападение Японии
на Россию лишь ускорило решение вопроса. Кроме того, учет опыта
фашодского конфликта, показавшего бесперспективность для Франции
проведения колониальной политики враждебной Англии. Между тем на
повестке дня французского империализма стояло ответственное дело: захват
Марокко.

С точки зрения интересов Франции с захватом Марокко можно было
повременить, пока имелась уверенность в том, что его не приберет к рукам
никто другой. Но теперь поручиться за это стало совершенно невозможно.
На Марокко точили зубы и Англия, и Германия, и Испания. Если бы в
Марокко обосновалась другая держава, то уплыли бы из рук его богатства.
Вместе с тем задача поддержания господства над Алжиром и Тунисом,
осложнилась бы для Франции. До тех пор эта задача сводилась к подавлению
арабского народа, протест которого в ту пору был организован еще слабо.
Но с появлением в Марокко конкурента пришлось бы затратить немалые
средства на оборону алжирской границы и считаться с возможностями
попыток использовать ненависть арабов против французских колонизаторов
(31, с.172).

В августе 1902 г. но поручению Делькассе Поль Камбон сообщил Ленсдауну
желание французского правительства “действовать в согласии с Англией”.
Между Англией и Францией, по мнению французского министра иностранных
дел, нет настоящего соперничества. Франция не производит тех товаров,
что Англия, и не является ее конкурентом на мировых рынках, подобно
Германии или США. Англии и Франции необходимо только договориться по
вопросам о Марокко и Сиаме. Совместно надо позаботиться о том, чтобы не
пускать туда немцев.

В эту пору британская дипломатия приступала к вербовке союзников против
Германии. После того как в 1902 г. Англия заключила союз с Японией и
обеспечила таким образом свои дальневосточные интересы, после того, как
в том же 1902 г. она избавилась наконец от забот в Южной Африке,
английская дипломатия взялась за подготовку к борьбе со своим главным
конкурентом. Больше всего беспокоило английский империализм создание
мощного германского флота. Уже в течение 90-х годов прошлого века Англия
и Германия являлись антагонистами. Но тогда они еще искали путей к
преодолению антагонизма и даже пытались говорить о союзе. Теперь речь
шла уже о другом – о подготовке к решительной схватке в будущем (46,
с.92).

Английский империализм не желал уступать Германии своих колониальных
владений. Он намеревался бороться не на жизнь, а на смерть за каждую
пядь ранее захваченной земли, за свое колониальное и морское первенство.
В первую очередь английская дипломатия стала хлопотать о том, чтобы
посредством соглашений с Францией (а затем и Россией) лишить Германию
возможности играть на англо-русских и англо-французских противоречиях и
вымогать у Англии те или иные уступки.

С Францией договориться было проще, чем с Россией. Но, поддержав против
России Японию, английское правительство рассчитывало сделать русский
царизм более уступчивым. Отсюда недалеко было до мысли перетянуть его в
свой лагерь следом за его союзницей – Французской республикой (44,
с.87).

Русско-японская война задержала развитие переговоров Англии с Россией.
Но зато она побуждала английскую дипломатию поторопиться со сближением с
Францией. Ленсдаун полагал, что соглашение с Францией прочнее обеспечит
французский нейтралитет в русско-японской войне. Ведь выступление
какой-либо державы на стороне России но условиям англо-японского союза
вынуждало воевать и Англию. Соглашение с Францией помогло бы отстоять
английские интересы в случае победы России. А многие думали, что именно
она возьмет верх. В целом война ускорила перегруппировку
империалистических держав вокруг двух противоположных центров – Англии и
Германии.

Для Франции вопрос о сближении с Англией приобретал все большую остроту.
С возникновением русско-японской войны Франция оказывалась наедине лицом
к лицу со своим опаснейшим восточным соседом (36, с.242).

Согласно предварительным переговорам, начатым по инициативе
Великобритании 1 мая 1903 г., Эдуард VII прибыл с официальным визитом в
Париж. На обеде в Елисейском дворце он произнес речь о желательности
укрепления дружеских связей между обеими странами и об общности их
интересов. В личной беседе президент и король пришли к согласию по всем
вопросам, включая Марокко.

Однако между Францией и Англией было столько сложных, еще не решенных
вопросов, что многие в Европе не верили в возможность их союза. Урусов,
например, сообщая о серьезной подготовке французов к встрече Эдуарда
VII, все же писал: “Навряд ли следует приписывать посещению королем
Парижа особливое политическое значение”. Со своей стороны Делькассе вел
переговоры с Англией сугубо секретно и в известной мере далее
дезинформировал в этом вопросе русское посольство в Париже. Так, в
беседе с советником Нарышкиным, которому французы больше
симпатизировали, чем послу, он умолчал о подлинном характере
франко-английских переговоров, и после этой беседы 31 декабря 1903 г.
Нарышкин доносил в Петербург: “Насколько я мог понять из разговора с
французским министром иностранных дел, он не придает еще этим сделкам
большого практического значения” (51, с.146).

А между тем французы действовали очень энергично и серьезно готовились к
ответному визиту в Лондон, намеченному на 4 июля 1903 г. В Англии
французской делегации устроили подчеркнуто торжественный прием, а король
на обеде в Букингемском дворце произнес тост, в котором были слова:
“Франция и Англия, бывшие некогда врагами, ныне являются друзьями и
союзниками”. Будучи в Лондоне, 7 июля Делькассе лично начал переговоры с
министром иностранных дел Великобритании лордом Ленсдауном, который
также стремился к союзу с Францией. Затем их продолжил Камбон.27 июля
Делькассе переслал Камбону проект совместной декларации, которая потом
обстоятельно обсуждалась.26 октября Камбон вручил Ленсдауну ноту о
позиции Франции по всем вопросам. Переговоры вновь продолжались, но 5
января 1904 г. Камбон написал Делькассе, чтобы тот не шел на дальнейшие
уступки, после чего, заручившись согласием Парижа, заявил об этом
Ленсдауну.

Наконец 8 апреля 1904 г. Ленсдаун и Камбон подписали соглашение.
Известное под названием “Сердечное согласие”, оно положило начало
существованию Антанты (20, с.115).

Договор Антанты (от французского entente, т.е. согласие) представлял
собой один из любопытнейших документов, когда-либо выходивших из рук
дипломатов. В нем были две части: одна – предназначавшаяся для
опубликования, другая – секретная. В открытой декларации “О Египте и
Марокко” английское правительство заявляло, что оно не имеет намерения
изменять политический статус Египта. “Правительство Французской
республики, – гласила далее ст.1 этой декларации, – объявляет, что оно
не будет препятствовать действиям Англии в этой стране (т.е. в Египте),
настаивая на том, чтобы положен был срок британской оккупации или
каким-либо иным образом”. Следовательно, Франция отказывалась от
противодействия Англии в Египте.

В обмен на свободу рук, которую Франция давала ей в Египте, Англия
предоставляла Франции возможность захватить большую часть Марокко. Ст.2
публичной декларации гласила: “Правительство Французской республики
объявляет, что оно не имеет намерения изменять политический статус
Марокко. Со своей стороны, правительство его британского величества
признает, что Франции надлежит следить… за спокойствием в этой стране
и оказывать ей помощь во всех потребных ей административных,
экономических, финансовых и военных реформах… Оно объявляет, что не
будет препятствовать действиям Франции в этом смысле”. Англия и Франция
обязывались (ст.9) оказывать друг другу дипломатическую поддержку в
осуществлении постановлений декларации.

В статьях секретного соглашения, в полную противоположность статьям 1 и
2 публичной декларации, предусматривалась возможность изменения
“политического статуса” как Марокко, так и Египта. Здесь речь шла уже о
таком случае, когда “одно из обоих правительств увидело бы себя
вынужденным в силу обстоятельств изменить свою политику в отношении
Египта или Марокко”. На этот случай, согласно секретному соглашению,
другой договаривающейся стороне обеспечивались ее коммерческие интересы
в отношении пошлин, железнодорожных тарифов и т.д., а также свобода
судоходства по Суэцкому каналу. Обе стороны обязывались также “не
дозволять” возведения укреплений на Марокканском побережье вблизи
Гибралтарского пролива.

Ст.3 секретного соглашения еще яснее вскрывала истинный его смысл. Она
гласила, что область, “прилегающая к Мелилье, Сеуте… в тот день, когда
султан (Марокко) перестанет осуществлять над нею свою власть и должна
войти в сферу влияния Испании”. Таким образом, тайное соглашение прямо
предусматривало возможность ликвидации власти султана, что, очевидно, по
условиям того временени означало ликвидацию марокканского государства.

Соглашаясь на переход Марокко под власть Франции, Англия оговоркой,
содержавшейся в ст.3 относительно “прав” Испании, ограждала свои
интересы: она страховала себя от захвата французами южного побережья
Гибралтарского пролива (7, с.93).

Отдельная декларация устанавливала раздел Сиама между Англией и Францией
на сферы влияния по реке Менам. Западная часть страны, граничащая с
Бирмой, составила сферу Англии, восточная, смежная с Индокитаем –
Франции. Наконец, было улажено еще несколько спорных колониальных
вопросов относительно меньшего значения. Таким образом, по соглашению 8
апреля 1904 г. Англия и Франция делили едва ли не последние “свободные”
колониальные территории. Колониальная система империализма приближалась
к высшей точке своего развития (6, с.132).

Антанта была призвана устранить давнее англо-французское соперничество в
Египте, а также в Марокко и других районах. Устраняя взаимные распри,
английские и французские империалисты создавали для себя возможность
совместно действовать против Германии. В самом тексте договора ни единым
словом не упоминалось о сотрудничестве против немцев. Между тем именно
оно и сообщало договору 8 апреля значение исторического документа
первостепенной важности.

Не удивительно, что германское правительство было уязвлено
англо-французским соглашением и глубоко им встревожено. Германский
империализм не мог примириться с тем, что уплывает такой
соблазнительный, еще не поделенный кусок, как Марокко. Еще больше
беспокоил германское правительство сам факт англо-французского
сотрудничества. В нем оно усматривало препятствие для собственных
захватнических планов. Хуже того, Антанта означала общий сдвиг в
расстановке сил на международной арене, для Германии весьма опасный (38,
с.171).

После соглашения с Францией английское адмиралтейство стянуло в
отечественные воды около 160 военных кораблей, ранее разбросанных по
многочисленным владениям Англии, но главным образом из Средиземного
моря. Там после создания Антанты английские коммуникации оказывались в
относительной безопасности: их теперь обеспечивал французский флот,
оказавшийся не врагом, а другом Англии. Отныне основные силы британского
военного флота были сосредоточены против Германии. Раньше главные базы
английского флота находились на побережье Ла-Манша, против французских
берегов. В 1903 г. Англия начала постройку крупных военно-морских баз на
своем восточном побережье, обращенном в сторону Германии.

Создание Антанты горячо приветствовали как французская пресса, так и
французская дипломатия. Она была одобрена парламентами обеих стран.
Жорес произнес тогда в палате свою знаменитую речь об Антанте.

Русское правительство одобрило Антанту, хотя общественное мнение в
России было недовольно тем, что Франция не оказывает ей должной помощи и
заключает соглашение с союзницей Японии. Германия же сначала довольно
спокойно реагировала на возникновение Антанты, тем более что ей не были
известны секретные статьи соглашения. Однако по мере все больших
поражений России германская дипломатия поставила своей целью заключить
союз с Россией и оторвать ее от Франции.

Неожиданное нападение Японии на Порт-Артур произвело во Франции
ошеломляющее впечатление.9 февраля 1904 г. совет министров решил, что
Франция не сможет оказать России никакой материальной помощи без
согласия парламента. Делькассе выступил в палате с речью о сочувствии и
симпатии к России, но заявил, что франко-русский союз не
распространяется на дальневосточные районы, за исключением чрезвычайных
обстоятельств, каковыми могут являться посягательство на независимость
Китая и угроза интересам Франции. Правда, дружеский характер
франко-русских отношений не нарушился даже и во время русско-японской
войны. Но именно тогда наметился известный рубеж в русско-французских
отношениях. Начиная с этой войны и связанным с ней ослаблением России
влияние Франции в союзе заметно усиливается. Она становится как бы
главным партнером. Необходимо, впрочем, отметить, что Россия, несмотря
на войну, перебросила на Дальний Восток из состава своей европейской
армии, насчитывавшей 984 тыс. солдат, всего лишь 60 тыс. человек. Но
даже это вызвало ряд дипломатических демаршей со стороны выражавшей
недовольство Франции (25, с.85).

Французская дипломатия была заинтересована в скорейшем прекращении
русско-японской войны, и поэтому Делькассе, не выходя из рамок
нейтралитета, все же старался оказывать России некоторую помощь. Это
было отмечено и в ежегодном отчете МИД России за 1904 г.: “Правительство
Франции делало и продолжает делать все совместимое с соблюдением
нейтралитета для облегчения нашего положения как воюющей стороны”. Кроме
того, французы понимали, что Россия еще очень сильна, а высокие боевые
качества русского солдата отчетливо проявились даже и в этой обреченной
на поражение войне. Вскоре после начала войны русское правительство
обратилось к французским банкирам с просьбой о займе на 1 млрд. руб.29
апреля после долгих переговоров французы в конце концов согласились дать
заем в 400 млн. руб. на очень тяжелых условиях, но это помогло России
продолжать войну (29, с.214).

Германия продолжала вынашивать планы отрыва России от Франции и в июле
1905 г., после тяжких поражений русской армии и гибели российского флота
при Цусиме, предприняла еще одну попытку в этом направлении. Во время
встречи русского и германского императоров в финляндских шхерах около
острова Бьёркё 11 (24) июля Вильгельм обманным путем уговорил Николая
подписать заранее подготовленный им договор, предусматривавший взаимную
помощь во время войны (исключая русско-японскую войну), обязательство не
заключать сепаратного мира и сообщение о его содержании Франции, но лишь
после вступления договора в силу. Ламздорф и Витте с большим трудом
убедили царя, что договор не может войти в силу без предварительного
согласия Франции, о чем он и сообщил Вильгельму. Это было равносильно
отказу от уже подписанного документа. Договор в Бьёркё, несмотря на
настояния Вильгельма, так и не вошел в силу, и русское министерство
иностранных дел избавилось от этой, как писал Ламздорф, “новой
передряги, в которую мы ни за что ни про что ввязались” (46, с.104).

5 сентября 1905 г. подписанием Портсмутского мира была закончена
русско-японская война. Но царское правительство оказалось теперь перед
лицом первой русской революции, на подавление которой ему потребовались
новые займы. А между тем новый русский посол во Франции Нелидов сообщал,
что “неуспехи наши снова сильно поколебали наше военное обаяние и,
понизив цену для Франции нашего союза, ослабили и самое значение России
на международном рынке вообще”. Развитие революционного движения в
России крайне обеспокоило французскую буржуазию. Посол Франции в
Петербурге с тревогой писал еще в конце 1904 г.: “Пролетариат,
возникновение которого относится к совсем недавнему времени, с самого
начала оказался чрезвычайно революционным и выдвигает свои требования в
крайне резкой форме”. А после январских событий 1905 г. Нелидов сообщал
в Петербург: “В последнее время получавшиеся из России сведения о
внутреннем положении вещей производили на финансовые круги гораздо
большее впечатление, чем известия с театра войны”. Переговоры о новом
крупном займе во Франции были начаты после того, как по дипломатическим
каналам стало известно, что Россия предприняла шаги к заключению мира с
Японией. В июне 1905 г. Нелидов писал: “Теперь деньги здесь найдутся”
(36, с. 196).

В июле 1905 г., когда Витте, выехавший в Америку для заключения мира с
Японией, по дороге остановился в Париже, он вел переговоры о займе с
Лубе и премьер-министром Рувье. Последний сказал, что если России
придется платить контрибуцию, то Франция окажет ей содействие, поскольку
она заинтересована в том, чтобы ее союзница держала свои военные силы в
Европе. На это Витте ответил, что Россия – великая страна и контрибуции
платить никогда не будет. На обратном пути на родину Витте снова
остановился в Париже и возобновил переговор