Министерство общего и профессионального образования РФ
Читинский Государственный Педагогический Университет
им. Н. Г. Чернышевского
КУРСОВАЯ РАБОТА
«Чан Кайши (Цзян Цзеши)»
Выполнила: Азаренко Ю.
Проверил:
Чита
2000
ПЛАН:
1.
«Чан Кайши (другой вариант произношения – Цзян Цзеши) 1887 – 1975 –
Диктатор Китая, затем глава гоминьдановской администрации на Тайване. В
20-е гг. выступал на стороне HYPERLINK
“http://wwc.coins.ru/images/image.phtml?img=225” Сунь Ятсена . В 1926 г.
в качестве главнокомандующего национально-революционной армией
гуанчжоуского Национального правительства участвовал в Северном походе.
В апреле 1927 г. совершил переворот, обрушил террор на коммунистов и
установил в стране диктаторскую власть. В 1930- 1934 гг. предпринял 5
походов против районов, находившихся под контролем главных сил Красной
армии Китая. После нападения Японии в 1937 г. на Китай пошёл на создание
единого антияпонского фронта на основе блока своей партии Гоминьдан и
компартии Китая. После капитуляции Японии (2 сентября 1945 г.) отверг
предложение компартии о создании коалиционного правительства. В
гражданской войне, начавшейся в июле 1946 г., Народно-освободительная
армия Китая к концу 1949 г. в основном освободила весь континентальный
Китай. Чан Кайши вместе с остатками своих войск бежал на остров Тайвань.
В период господства в Китае в 1927-49 гг. он сосредоточил в своих руках
посты президента республики и главнокомандующего вооружёнными силами.»
Выписка из
энциклопедии World Wide Coins.
Он пришел к власти в Китае в 25-м. Сдал ее на смертном одре в 1975 г. на
острове Тайвань, за два года до своего 90-летия. О нем еще при жизни
было сказано: “Такие герои рождаются один раз в 300 или даже 500 лет”.
По древней традиции, к его имени всегда присовокупляли должность или
звание: Цзунцай Цзян – генералиссимус, высший арбитр Цзян, председатель
Цзян, главнокомандующий Цзян, президент Цзян и даже Цзян-гун, то есть
император Цзян, владыка Цзян, государь Цзян. У нас он известен под
именем Чан Кайши: двойной перевод – с китайского на английский, а с
него – на русский. Дважды искажена транскрипция имени. Что уж говорить о
биографии…
Я с детства видела только карикатуры на него – на громадных щитах
“Окон ТАСС”, на уличных разворотах-стендах центральных газет, в
подшивках “Крокодила” на столиках в парикмахерских в закутке для
ожидания очереди к мастеру. На карикатурах Чан Кайши всегда был
маленький, щуплый, в высокой фуражке с восьмиконечной кокардой, в
огромных очках, за стеклами которых –
короткие узкие штришки глаз, широко растянутый рот с громадными зубами
(пресловутая китайская неснимаемая улыбка), на плечах огромные, как
консервные банки, круглые погоны с плетеной бахромой и аксельбанты через
грудь, а на махоньких сапожках – кавалерийские шпоры. Потом, через три
десятка лет, я узнал – что было непросто, да и сейчас непросто, у нас о
нем до сих пор не любят распространяться как об одном из своих
исторических грехов, – так вот, я узнала, что на тех карикатурах многое
было правдиво. Видимо, компетентные учреждения давали художникам
фотоматериал о нем, и Кукрыниксы, Ефимов, Ганф и прочие своим почерком
все-таки кое-что о нем сообщали: действительно, носил очки,
взаправду был великолепным наездником, и его мундиру генералиссимуса
полагались старинные, как у нас в 1812 г., погоны…
Не любили у нас Чан Кайши. Зато в добрых отношениях с ним были
великие люди планеты: Сунь Ятсен, чьим учеником и преемником он был,
Махатма Ганди, Черчилль, крупнейшие деятели и военачальники США – Ф.
Рузвельт, Макартур, Маршалл, Дж. Ф. Даллес, Эйзенхауэр. И все они
сходились в том, что он – ярко выраженная личность, типичный китаец, а
значит, прежде всего патриот. По убеждениям – государственник,
республиканец, по образу действий – революционер. По натуре –
настойчив, прямолинеен, жесток, хитер, коварен, недоверчив, изворотлив,
импульсивен, горд, обидчив. Талантливый политик. Блестящий военачальник.
Поскольку родом из глубинки и из простой семьи – сверхэнергичный
карьерист.
Он сверг под руководством своего учителя Сунь Ятсена монархию в
Китае. Он
не позволил Китаю распасться после революции на мелкие феодальные
деспотии. Он заставил все государства планеты изменить свое отношение к
Китаю, расторгнул несправедливые и грабительские договоры с ними и
заключил новые, справедливые и равноправные. Он превратил свою Родину из
объекта в субъект международного права, стал одним из учредителей ООН и
сделал Китай постоянным членом Совета Безопасности – самого
властительного органа этого “всемирного правительства”.
Он родился в 1887 г. в сельской семье, в деревне Сикоу, в одном из
беднейших мест Китая – в провинции Чжэцзян, явив собою 28-е поколение
рода Цзянов, восходящего к Чжоу-гуну – легендарному правителю, кумиру
самого Конфуция. В роду не меньше двух десятков поколений крестьян,
только дед и отец Чана выбились в купцы – подзаработали на торговле
солью и известью. Но обоих Чан потерял в раннем детстве, и мать
воспитывала его одна.
У его матери был талант давать имена очень своевременно. Ибо
первое детское имя Чжоутай, что означает “надежность”, спасло мальчику
жизнь: в три года он засунул себе в горло палочку для еды, хотел
измерить глубину глотки. Еле спасли… А когда он пошел в школу (5
лет), она дала ему имя Чжицин: “чистота помыслов, целей, устремлений”.
Тоже очень вовремя – в этом возрасте он начал и до ранней юности
продолжал лихорадочно самоутверждаться в играх и соревнованиях с детьми
и взрослыми, и жаждал только выигрыша, и выигрывал, и, кроме
первенства, не признавал иного итога. Впрочем, как вспоминают
свидетели, отличался ото всех он все же не этим, а тем, что как никто
умел сосредоточиваться, вдумываться, оценивать себя и, других… В 11
лет на школьном уроке, выслушав зачитанные учителем новости из газеты,
он заявил, предвосхищая Билла Клинтона, что президент США тоже всего
лишь человек, как и все люди в мире, и поступает, как все. Следующее
имя, совсем взрослое, мать дала ему как раз в тот момент, когда оно ему
понадобилось – Цзеши, “утес”. Потому что власти посадили подростка –
хозяина в доме – в тюрьму за неуплату податей вовремя. Семья
бедствовала. И он отсидел весь срок. Китайская тюрьма вошла в свод
международных идиом. Это ад. Первое взрослое имя не только пришлось
кстати, но и помогло выстоять в тюрьме.
Все же упорный подросток закончил и сельскую, и уездную школы, в
которых учился по классическим древним книгам. И вознамерился учиться
дальше, для чего решился поменять привычную жизнь в родной деревне на
неизвестность в большом городе. Мать не перечит сыну. На прощание она
дает сыну последнее взрослое имя – Чжунчжэн, “прямой, твердый,
нелицеприятный по нраву”.
Шанхай! Волшебный, ослепительный мегаполис, порт всех мировых
океанов и морей, столица великой, необъятной Азии, ее рай земной, ее ад
и проклятие… Вчерашний деревенский школяр, а ныне студент по западной
системе обучения с широко открытыми от удивления глазами ходит сутками
мимо кофеен, шикарных ресторанов, модных магазинов и театров центра,
мимо старинного тесаного парапета реки Хуанпу, на своих берегах
питающей работой 20 километров пристаней, доков и складов. Цзян
Чжунчжэн бродит между лавчушек, мимо окраинных опиумных притонов и
ночлежек, среди проституток, наркоманов, бедных, как и он, студентов,
бродяг, воров, бездомных поденщиков-селян.
Он понял тогда, чем живет Шанхай нескольких миллионов простых
людей, Шанхай узких дымных переулков, крошечных домиков, слепленных
руками из глины, с окошками без стекол, с неостывающим очагом, дающим
пищи не досыта и тепла не вдоволь. Он почувствовал, отчего закипают
злобой миллионы сердец шанхайских мастеровых и ремесленников. Он
догадался, почему в пригородных рощах деревья и кусты стоят без коры,
обглоданные человеческими существами на высоту их роста. Юноша еще не
знает, как изменить позорную действительность, но уже видит – это
нелегко, даром что почти на каждом шагу за народом следят вооруженные
патрули маньчжурской гвардии, а в глубь окраин уставились со ступеней
дворца императорского наместника жерла тяжелых пушек.
Юноша с последним взрослым именем “прямой, честный, твердый по
характеру”
принимает два решения: стать военным и свергнуть императора. Чтобы стало
в Китае хорошо, как в центре Шанхая. Юноша едет в Японию – в военное
училище.
ЧАЩЕ ВСЕГО ВЕЛИКИЕ ПОРЫВЫ и свершения имеют прозаическую причину,
обыденную или очень приземленную подоплеку. Так было и в случае
молодого
юнкера Чан Кайши – деревенский сирота-беднота, вечно голодный
школьник и
более чем скромно живущий шанхайский студент имел в детстве и
юности лишь
одну опору для своего самосознания, одну подмогу своему растущему
быстрее
организма тщеславию, – он, Чан Кайши, ханец, представитель самой
массовой,
государствообразующей нации в Китае, где 90% населения ханьцы. А
императорский дом тогда был в Китае маньчжурским. Маньчжуры на
вершине
власти – это было для юнкера-националиста невыносимо.
Забавная историческая параллель: наш Ленин и его соратники по
партии
большевиков подолгу жили и готовили революцию для России не
где-нибудь, а
в Германии и Австро-Венгрии, то есть в странах, воевавших с их
родной
страной. Сунь Ятсен и его единомышленники – среди них и Чан Кайши
–
пестовали свою революционную партию Гоминьдан и готовили
антимонархическую
революцию для родного Китая не где-нибудь, а в Японии, всегда
желавшей и
не раз пытавшейся завоевать Китай…
Настал день, когда молодому Чан Кайши вручили офицерские погоны.
Училище
окончено с отличием. Отныне он – военный профи. На всю оставшуюся
жизнь.
Кстати, единственный в окружении Сунь Ятсена. Вскоре единственный
уже на
вершине власти в Китае. А с 1941-го – единственный среди лидеров
антифашистского блока государств: Китая, СССР, США,
Великобритании.
Правда, Черчилль в молодости тоже носил офицерские погоны, а
Сталин
баловался военачалием в Гражданскую… Но для них армейская жизнь
–
эпизод, а для Чан Кайши – призвание и стезя. Кадровый офицер
прощается с
Японией – ненадолго. Она не раз будет для него спасительным
прибежищем,
пока не станет военным противником. До начала Второй мировой войны
при
всех опасных для себя ситуациях Чан Кайши будет скрываться в
Японии…
ОН ВЫСАЖИВАЕТСЯ В КИТАЕ и с головой окунается в революцию, сразу
же
оглушительно прославившись своим мужеством и хваткой в боевых
операциях
гражданской войны за власть. В 1911 г. монархия пала. Страну
возглавил
Сунь Ятсен, интеллигент, философ, демократ, революционер мирового
масштаба, – и сразу назначает своего ученика Чан Кайши (которому
всего 30
с небольшим) главнокомандующим революционной армией Китая.
Железной рукой главком берет за горло феодалов-сепаратистов,
готовых
разодрать страну в лоскуты, затем молниеносно подавляет
вооруженный мятеж
против Сунь Ятсена. Через год вождь отдает под начало своего
молодого
соратника, в котором видит преемника, генеральный штаб, все
вооруженные
силы и военную академию Вампу. Но второе лицо в Китае не светится
в своих
начальственных кабинетах – Чан Кайши водит в бой солдат. То там,
то здесь
вспыхивают восстания. Шпаге Чан Кайши работы хватает. Вдали от
центра
узнает он в марте 1925 г. горестную весть о смерти своего старшего
друга.
Учителя.
НЕ СТАЛО СЕНСАЦИЕЙ ДЛЯ МИРА, что после смерти Сунь Ятсена
всекитайский
съезд Гоминьдана, партии, созданной китайским революционером № 1,
избрал
Чан Кайши членом своего Центрального исполнительного комитета.
Сенсацией
стала скорая ссора новоизбранного члена ЦИК со всеми своими
соратниками по
власти. Яблоко раздора – коммунисты, их происки в рядах Гоминьдана
и в его
руководстве. Чан Кайши заподозрил их в желании расколоть
Гоминьдан, увести
за собой его членов из социальных низов и молодежь. С его
подозрениями не
согласились. Чан Кайши уехал в Японию, но вскоре был срочно вызван
в
правительство. Он был обидчив, но отходчив.
А может, его позвал на родину бурный любовный роман? О, какой это
был
роман, господа-товарищи читатели! Вся страна знала о “трех сестрах
Китая”,
богатейших невестах, редких красавицах из клана Сун Цинлин.
Средняя вышла
замуж за Сунь Ятсена. Старшая была его секретаршей до своего
замужества.
Чан Кайши женился на младшей – на Сун Мэйлин.
Медового месяца не было. Чан Кайши скорым ударом на Красный Север,
где
окопались в горных норах вооруженные силы коммунистов, поставил их
командование под свой жесткий контроль – до поры до времени,
конечно, – и
этим наконец объединил Китай.
В 1931-м разразилась над страной настоящая смертоносная гроза – на
земли
континентального Китая, в Маньчжурию вторглась японская армия.
ТОГДА И ВЫЯВИЛАСЬ ГИБЕЛЬНАЯ СУДЬБА Чан Кайши – драться на три
фронта: с
японцами, с генералами – феодалами-сепаратистами и с войсками
компартии.
Злая, но мудрая ирония общечеловеческой Истории отвела китайскому
полководцу и политику меньше всего идущую ему роль принца датского
– все
со всех сторон метят своим убийственным железом в одно сердце. Так
бывает.
Но не со всяким. Не каждый на это потянет – быть Гамлетом в
реальности.
Особстатья – взаимоотношения Чан Кайши с коммунистической партией
Китая и
СССР.
Компартию Сунь Ятсен высидел, можно сказать, в своем гнезде – в
20-х и
даже еще в 30-х гг. любой прогрессист мог быть одновременно и
членом
Гоминьдана, и коммунистом, двойное членство, личная
двухпартийность
допускались по всему Китаю. Но птенчик КПК оказался кукушонком –
питомец
начал сживать со света всех, кто на него не похож. Чан Кайши сразу
и
навсегда стал антикоммунистом, ибо разглядел врожденную манию
компартии –
непримиримость к инакомыслящим. Великий Учитель Сунь Ятсен завещал
ученику
и наследнику принцип единства общества, приоритет классового мира,
иначе –
по Сунь Ятсену – Китай обречен на истощающий страну феодализм.
Чан Кайши не верил в прогрессизм КПК. И был уверен: основные
политические
зигзаги КПК вычерчиваются в Москве.
12 декабря 1936 г. в Сиани Чан Кайши был арестован своими же
соратниками,
генералами и офицерами – они потребовали от него срочно заключить
военный
союз с коммунистами и с СССР, чтобы быстрее разбить японскую
армию. Чан
Кайши отказался.
ЯПОНИЯ И СОВЕТСКИЙ СОЮЗ любовью друг к другу не пылали, но и
бросаться
друг на друга очертя голову Москва и Токио не спешили (как Гитлер
ни
уговаривал Японию поспешить с этим). Просто оба хищника готовились
каждый
к своей охоте: Япония – в бассейне Тихого океана, а Советский Союз
– в
Европе. И эти стратегические секреты Чан Кайши прочитывал без
труда. Тем
более что природный нрав того и другого хищника был ему хорошо
знаком – в
Стране восходящего солнца он учился на офицера и подолгу жил, а со
Страной
рубиновых кремлевских звезд довелось познакомиться по совету и
заданию
Учителя: в 1923 г. Сунь Ятсен послал Чан Кайши за помощью в СССР.
Общение с Троцким, контакты с высшим руководством партии
большевиков и
Красной Армии – бесценные трехмесячные штудии, приносившие потом
плоды
десятилетиями. Чан Кайши запомнил лицемерие советских партийных
бонз,
одновременно и равно помогавших словом и делом всем действующим и
противоборствующим в Китае политическим силам, чтобы занимать
командную
высоту над схваткой. Все это кремлевским игрокам потом, в 60-е,
припомнит
вскормленный ими Мао…
Признавая на словах главенство Гоминьдана в политической жизни
Китая,
большевики пестовали военное могущество китайской компартии. Не
чураясь в
отношении китайцев излюбленных эпитетов “красные” и “белые”,
Кремль
вдохновлял тех и этих на совместную кровопролитнейшую войну с
японской
агрессией, чтобы в интересах Москвы подорвать влияние враждебного
соседа.
Кремль использовал любые средства, чтобы держать Чан Кайши в узде
–
кое-кого из провинциальных властителей даже принимал в ВКП(б)
втайне от
Чан Кайши! – пока не свалил его окончательно. Почти 30 лет жучьей
работы
кремлевских и маоцзэдуновских коммунистов понадобилось, чтобы
подточить
древо китайской демократии и либерализма, посаженное Сунь Ятсеном
и
выращенное Чан Кайши. Впрочем, у этого древа оказались слишком
глубокие
корни, невытравимые, если Мао Цзэдуну в 1949 г. пришлось оставить
в
Конституции КНР основные ценности суньятсеновского Гоминьдана –
право
трудящихся на забастовку, частная собственность на средства
производства и
на землю.
Сделать это посоветовал Мао Цзэдуну – почти приказным тоном, –
Сталин,
признав, таким образом, окольно и заочно непреложные, неоспоримые
политические достижения Гоминьдана и Чан Кайши. Вот отрывок из
секретной
телеграммы Сталина Мао Цзэдуну от 20 апреля 1948 г. (рассекречена
после
августа 1991-го) в ответ на обещание Мао построить в Китае копию
сталинского СССР:
“Мы с этим не согласны. Думаем, что различные оппозиционные партии
в
Китае, представляющие средние слои китайского населения <...>
будут еще
долго жить, и китайская компартия вынуждена будет привлечь их к
сотрудничеству <...>. Возможно, что некоторых представителей этих
партий
придется ввести в китайское народно-демократическое правительство
<...>.
Это означает, что не будут <...> осуществлены национализация всей
земли и
отмена частной собственности на землю, конфискация имущества всей
промышленной и торговой буржуазии от малой до крупной, конфискация
имущества не только крупных землевладельцев, но и средних и
мелких,
живущих наемным трудом. С этими реформами придется подождать
<...>“.
Не дурак был Иосиф Виссарионович, понимал, что нужно народу, чтобы
по-человечески-то жить! Не дураки оказались и наши власти,
засекретившие
эти сталинские указания на целых полвека, аж до наших дней… Не
будь это
Сталин, любого, кто написал бы тогда такие строчечки, товарищ
Берия лично
пытками заморил, а его преемники до самой той перестройки
обеспечили их
автору психушку с губительными уколами три раза в сутки…
КОМПАРТИЯ КИТАЯ вела под диктовку Кремля политику простую, как
репа:
делать все поперек тому, что считает правильным Чан Кайши. Нашим
большевикам оказалось мало Гражданской войны в 18-м в России – они
начали
ее в середине 40-х и в Китае. Сделали это до изумления легко. Вот
слова
свидетеля и участника тех событий, ветерана советской дипломатии
Ледовского, с 1942 по 1952 г. в должности первого секретаря
советского
посольства работавшего в Китае:
“Наиболее сложный узел противоречий образовался в Маньчжурии.
Здесь
возникла острая напряженность в отношениях между Москвой и
Гоминьданом в
связи с такими проблемами, как задержка вывода советских войск,
отказ
Москвы разрешить пропуск гоминьдановских войск в Маньчжурию <...>.
Отношения между Москвой и Нанкином (ставка Чан Кайши. – А.Д.)
резко
осложнились в результате вступления на территорию Маньчжурии
китайских
коммунистических войск и развернувшейся борьбы между КПК и
Гоминьданом за
овладение Маньчжурией. В этой борьбе, вылившейся в гражданскую
войну, КПК
опиралась на материально-техническую помощь СССР <...>“.
Речь о 45-м годе.
Картинка для букваря: Маньчжурию в 1931 г. оккупировала Япония. С
того же
31-го г. с Японией за Маньчжурию как за неотъемлемую часть Китая
дрался
Гоминьдан. Войска КПК с Японией не воевали, отсиживались в горных
норах,
поскольку в начале 40-х Мао Цзэдун считал, что ось
Токио–Берлин–Рим войну
выиграет, а СССР будет разбит Гитлером. Но теперь Москва не
пускает в
Маньчжурию (там стоит Советская Армия после капитуляции Японии)
войска
представителей законного правительства Чан Кайши, а отдает
Маньчжурию
коммунистам, провоцируя гражданскую войну.
Мао Цзэдун ликует: все получил даром! Наставил нос этому солдафону
Чан
Кайши, возомнившему себя великим полководцем.
Ну, великий или не великий, а военачальников Мао, будущих маршалов
КНР,
Чан Кайши бил. Бил, но не добивал. Считал, что если воюет с
китайцами, то
имеет дело на поле брани с братьями.
Действия Совестского Союза в Китае наш матерый дипломат Ледовский
в своих
воспоминаниях называет “не вполне корректной политикой СССР”.
Оставим этот
эвфемизм на совести красного дипслужаки.
Москва потому так методично мешала чем, как и сколько могла
Гоминьдану и
Чан Кайши, что Кремлю было важно, чтобы ни у кого ничего не вышло
иначе,
чем в СССР. В Кремле понимали – в Китае может получиться, ибо
знали о
традициях и национальном характере китайцев, знали силу идей Сунь
Ятсена,
знали о мощной воле Чан Кайши.
НЕПРАВИЛЬНО ДУМАТЬ, что Чан Кайши боролся с коммунистами только
силой
оружия. Он прекрасно понимал, что известный лозунг Мао Цзэдуна
“Винтовка
рождает власть” намеренно не договорен до конца: “…и страх”. А
страх не
дает быть людям счастливыми. Он же, Чан Кайши, хотел китайцам
счастья.
Поэтому все, какие мог, средства государства вкладывал в
образование,
культуру, лично организовал общекитайское движение городской
молодежи “За
новую жизнь”, в рамках которого разъяснялись и рекламировались
западные
стандарты свобод и прав человека. Он потому и проиграл борьбу за
Китай,
что ставил на подъем сознание населения до общемировых высот, а
коммунисты
– на то, что верней и имеет тысячу лет практики: на темноту и
раболепие
сотен миллионов из “крестьянских низов”. Деревня всегда больше
Города.
Чан Кайши ездил в Индию советоваться с автором бескровной
национально-освободительной революции Махатмой Ганди – и это в
1942-м,
когда он нужен был своим войскам и войскам союзников сразу на всех
фронтах! Но Ганди дал понять: Индия – одна вселенная, Китай –
другая.
Поэтому у него, Ганди, одна судьба, а у Чан Кайши – совершенно
иная.
Ганди оказался прав. Трагически прав. Его главная идейная
константа
“мораль превыше целесообразности” никак не соприкасалась с
циничным
прагматизмом коммунистов. В Китае они даже помогали оккупантам –
“так
надо!”. Слово тому же свидетелю Ледовскому:
“В Китае в это время царил хаос, полный развал экономики, массовая
гибель
людей. Войска центрального (гоминьдановского) правительства
двигались в
Северный Китай с целью разоружить японцев <...>. Войска
коммунистов,
стремясь задержать продвижение гоминьдановских войск, разрушали
рельсовые
пути, взрывали мосты, линии телефонной связи <...>, уничтожались
жизненно
важные объекты – выводились из строя электростанции, затапливались
угольные шахты, пускали под откос железнодорожные поезда.
Прерывалось
снабжение городов топливом, электроэнергией, водой,
продовольствием.
Останавливались фабрики и заводы… Огромная масса людей умирала
от голода
и болезней. Все это и многое другое приносилось в жертву борьбе за
власть”.
Понимал ли Чан Кайши свою обреченность в соперничестве с КПК, с
Мао? К
концу Второй мировой войны он публично обещал, что по мере
достижения
побед над врагами он обеспечит переход власти во всем Китае от
военных к
гражданским политикам. Идеи его выборной кампании за президентское
кресло
в 1948 г.: великий Китай в окружении великих друзей, Китай – мост
между
миром социализма и миром капитала.
Но к 49-му г. стало ясно: Китай будет маоцзэдуновским.
Чан Кайши не эмигрировал. Не бросил на произвол госбезопасности
Мао своих
соратников и последователей, убежденных демократов. Он забрал их с
собой
на Тайвань. Он спас этим для них свободу и альтернативу. Он
предоставил им
исторический горизонт.
ПОЧЕМУ ТАЙВАНЬ? В 1895 г. на Тайване китайская интеллигенция в
союзе с
прогрессистами из низов провозгласила первую в Азии республику –
Демократическую Республику Тайвань. Ее раздавили японцы. Но Чан
Кайши,
разбивший военную мощь Японии в союзе с другими великими
державами,
восстановлением на Тайване демократии дал понять всему миру: идея
свободы,
перспектива цивилизованного развития Китая неистребима в китайцах.
Пусть
на острове, пусть под угрозой вторжения с континента, но попытка
построить
жизнь китайцев по великим гуманным заветам Сунь Ятсена будет
продолжена.
Сухой и жесткий, как наждак, холодный ветер конца зимы в Китае
радостен
для всех потому, что бьет и раскачивает всегда стоящую поодаль от
людского
жилья, скромную, но гордую дикую сливу, мэйхуа, любимицу поэтов и
мудрецов. Испепеляющие ураганы войн, кровавые реки смут и бунтов,
людоедские нашествия голода и мора, смены царств – вся пугающая
фантасмагория Истории не стерла в сердцах китайцев прекрасный,
согревающий
душу, дающий надежду и опору в невзгодах символ верности своей
судьбе –
невысокую, очень гибкую мэйхуа, милую всем, желанную для многих
взоров, но
живущую сама по себе.
Может быть, глядя на этот всекитайский эталон выживания, сливу
мэйхуа, Чан
Кайши и нашел формулу новой китайской цивилизации на Тайване:
опора на
свои силы, гибкость в решении проблем, адекватность миру,
человеческой
природе, гордость и достоинство… Так это было или нет, но он
сделал свое
маленькое островное государство индустриальным, вывел его в лидеры
процветания и благосостояния, заставил уважать флаг и имя страны.
Как бессменный (но всякий раз всенародно избранный) президент и
премьер,
Чан Кайши имел на Тайване полную возможность осуществить ту модель
китайского общества, которую считал верной. Он, наконец, отдал
землю
крестьянам в собственность. Он предал гласности те ошибки своего
режима,
которые привели его к поражению в борьбе с КПК, и призвал
молодежь, дабы
она не повторила его трагических ошибок, в наибольшем объеме
изучить
классическое философское и литературное наследие Китая,
сознательно и
упорно бороться с деревенской косностью, городским бюрократизмом,
чиновничьим цинизмом и карьеризмом.
Он обратился к своим согражданам с настоятельной просьбой чтить
три
облагораживающих начала жизни нации: демократию, науку и этику.
Предложил
родителям воспитывать детей в духе оптимизма, а молодежи –
осваивать
основы мировых гуманистических учений и труды отечественного гения
Конфуция. В качестве первой реальной меры в реализации
предложенной
системы самосовершенствования объявил по всему острову сбор
денежных
средств, одежды и продовольствия в помощь пострадавшим от
стихийных
бедствий в КНР, на континенте, где в это время худшим кошмаром,
чем разгул
слепых природных стихий, были партийно-государственные кампании по
сгону
крестьян в коммуны (интеллигенцию для воспитания – туда же) и
избиение
старых кадров партии под видом культурной революции…
ВСЕ НАРОДЫ МИРА восприняли происходящее в КНР как катастрофу для
Китая. Но
не Чан Кайши. Именно в этот момент он огласил метафорический
прогноз:
“Время оборачивается пространством”. Кому надо было, те поняли:
Чан Кайши
указывает на начало процесса сближения двух Китаев, пусть пока
лишь в умах
китайцев, пусть пока не всех, а самых мужественных, самых
патриотичных,
самых мудрых.
Умер он в апреле 1975 г., в месяц, когда зацветает мэйхуа.
Алексей Дидуров
Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter
