Лукашук И.И. 2004 – Право международной ответственности (книга)

Лукашук И.И. 2004 – Право международной ответственности

Предисловие

На рубеже двух веков международное право достигло высокого уровня
развития, что определялось потребностями мира взаимозависимых государств
в растущем уровне сотрудничества во имя обеспечения их национальных и
интернациональных интересов. Международное право существенно расширило
сферу своего действия, охватывая все новые области межгосударственных
отношений, все более активно взаимодействуя с внутренним правом
государств. В таких условиях стала особенно ощутимой потребность
формирования права международной ответственности, способного существенно
повысить уровень эффективности международного права.

Эффективность международного права обеспечивается прежде всего
потребностями международной жизни в правовом регулировании. Вместе с тем
существенная роль принадлежит также политическим, моральным и,
разумеется, юридическим механизмам. В последнем случае главная роль
принадлежит юридической ответственности. В любой правовой системе
ответственность занимает центральное положение. Она содействует
организации и единству системы и свидетельствует об уровне ее развития.
Ответственность демонстрирует лежащую в основе права концепцию его
юридической природы.

Следует отметить особую роль ответственности в международном праве. Как
известно, в значительном числе случаев нарушения внутреннего права
остаются либо неизвестными, либо не удается обнаружить их совершивших. В
международном праве подобное положение практически исключено, что
придает международной ответственности особое значение. В какой-то мере к
этому относится давняя мудрость – omnia delicta in aperto leviora sunt
(все правонарушения, совершенные открыто, представляют меньшую
опасность).

Все это определяет значение становления права международной
ответственности, а вместе с тем и связанные с этим трудности. Важнейшим
шагом в этом направлении явилось принятие Генеральной Ассамблеей ООН 12
декабря 2001 г. резолюции, в которой подчеркивается “огромное значение
темы ответственности в отношениях между государствами”. В качестве
приложения резолюция содержит документ “Ответственность государств за
международно-противоправные деяния”. Этот документ является результатом
многолетней работы Комиссии международного права, в ходе которой
учитывались замечания правительств на подготовленные проекты и
обсуждение их в мировой политической и правовой литературе. Все это
позволило выяснить целый ряд принципиальных положений международной
ответственности как одной из важнейших отраслей позитивного
международного права и сформулировать его принципы и нормы.

Результаты этой гигантской деятельности будут учитываться как в
международной практике, так и в доктрине международного права, в которой
существовали весьма противоречивые взгляды по коренным вопросам
международной ответственности. Свое влияние они окажут и на теорию
института ответственности во внутреннем праве государств.

Учитывая эти моменты, а также то обстоятельство, что ответственность
касается всех отраслей международного права, автор решил подготовить
настоящее пособие с учетом потребностей как преподавания, так и практики
в области не только публичного, но и частного права. Для этого имелись
благоприятные условия. В течение многих лет в качестве члена Комиссии
международного права автор работал над проектом Статей об
ответственности государств. Это дало возможность проанализировать
большой объем материалов международной практики, а также широкий круг
мировой литературы.

Во имя удобства пользования система работы максимально приближена к
системе Статей об ответственности государств, части, главы и параграфы
работы носят те же наименования, что и части, главы и статьи указанного
документа. Иные вопросы, относящиеся к ответственности, выделены в две
дополнительные части. Во HYPERLINK \l “sub_10000” вводной части
рассматриваются общетеоретические вопросы ответственности и история
развития соответствующих норм, HYPERLINK \l “sub_5000” заключительная
часть посвящена в основном проблемам реализации права международной
ответственности в современном мире.

Работа посвящена профессору Д.Б.Левину, который первым из отечественных
юристов-международников начал разрабатывать проблему международной
ответственности и внес большой вклад в ее изучение. Подтверждением
заслуг Д.Б.Левина может служить, в частности, тот факт, что на его труды
неоднократно ссылались специальные докладчики Комиссии международного
права по теме ответственности. Все свои силы, всю жизнь Д.Б.Левин отдал
науке. Он был типичным представителем того золотого фонда науки,
представители которого своим самоотверженным трудом вносят решающий
вклад в ее развитие. Несмотря на свои несомненные заслуги, Д.Б.Левин не
был удостоен ни почетных званий, ни наград – типичная судьба многих
талантливых ученых. Посвящением Д.Б.Левину настоящей работы я хочу
напомнить о той роли, которую он сыграл в развитии науки международного
права, отдать ему должное…

Введение

Человечество вступило в XXI век, в век глобализации, которая вносит все
более ощутимые перемены не только в систему международных отношений, но
и в жизнь каждой страны и даже каждого человека. HYPERLINK \l “sub_991”
*(1) Глобализация ведет к углублению взаимозависимости государств, к
упрочению единства международного сообщества. На первый план выдвигается
задача обеспечения общих интересов государств, интересов международного
сообщества в целом. Сегодня даже крупная держава не в состоянии в
одиночку обеспечить свою безопасность, безопасность своих граждан.
Выжить человечество может, лишь объединив усилия. Жизнь диктует
необходимость более высокого уровня управления международной системой.

Глобализация открывает широкие возможности для развития человеческой
цивилизации и вместе с тем порождает немало проблем, от решения которых
зависит судьба этой цивилизации. Происходящие перемены настолько
существенны, что определяют необходимость утверждения нового мирового
порядка HYPERLINK \l “sub_992” *(2) . Его основы были коллективно
определены государствами и закреплены в Декларации тысячелетия, принятой
на саммите ООН в 2000 г. В ней, в частности, говорится: “…Только путем
широких и постоянных усилий по созданию общего будущего, основанного на
нашем общем человечестве во всем его многообразии, глобализация может
быть сделана всеохватывающей и справедливой”.

Важная роль в утверждении нового мирового порядка отведена
международному праву и законности в целом. Ставится задача “повысить
уважение к верховенству права в международной, а также внутренней
жизни…” HYPERLINK \l “sub_993” *(3) . В этом положении нашел отражение
характерный для нашего времени принцип – принцип единства внутренней и
международной законности.

Необходимым условием повышения эффективности международного права
является совершенствование механизма его действия. Важная роль в решении
этой задачи принадлежит международной ответственности. Кардинальным
шагом в ее совершенствовании явилось выделение в особую категорию
ответственности за серьезные нарушения обязательств, вытекающих из
императивных норм общего международного права. Речь идет об
обязательствах перед международным сообществом в целом.

Решение глобальных проблем требует повышения уровня управляемости
международной системы. Осознание этой задачи постепенно находит
отражение в политическом мышлении. Ее значение подчеркивается в актах
как международных организаций, так и государств.

Приходится, однако, констатировать, что практическое решение задачи
повышения уровня управляемости международной системы происходит
медленно, явно отставая от требований жизни. Такое положение уже сегодня
крайне отрицательно сказывается прежде всего на жизни сотен миллионов
людей в развивающихся странах, страдает от этого и население остальных
государств.

Одним из необходимых инструментов решения указанной задачи является
международное право. Можно смело утверждать, что без международного
права мировая система была бы не в состоянии нормально функционировать.
Рост роли международного права как на межгосударственном, так и на
национальном уровне становится все более ощутимым. Однако это не
означает, будто международное право полностью отвечает требованиям
современности.

Парадокс развития международного права состоит в существенном разрыве
между правотворчеством и правореализацией. Правотворческий процесс
протекает все более активно. За последние десятилетия было установлено
больше принципов и норм, чем за всю предшествующую историю. Неизмеримо
медленнее совершенствуется механизм реализации норм. На протяжении
истории соблюдение международных норм обеспечивалось в основном
политическими средствами. Только со второй половины XX в. начали
закладываться основы такого необходимого для любой правовой системы
комплекса норм, как нормы об ответственности.

Юристы, изучавшие проблему ответственности, подчеркивали, что она
является одной из важнейших и самых актуальных проблем международного
права HYPERLINK \l “sub_994” *(4) . Они обращали внимание на роль
ответственности в функционировании этого права. По мнению А.Фердросса,
отрицание принципа ответственности “привело бы к гибели международного
права” HYPERLINK \l “sub_995” *(5) . Одновременно констатировалось, что
проблема международной ответственности является одной из наиболее
сложных и недостаточно изученных HYPERLINK \l “sub_996” *(6) . Сложность
феномена ответственности подтверждается и тем фактом, что он
недостаточно изучен и в теории внутреннего права, которая имеет гораздо
более длительную историю, чем доктрина международного права.

Значение международной ответственности не раз подчеркивалось Генеральной
Ассамблеей ООН. В ряде резолюций Ассамблея рекомендовала Комиссии
международного права продолжить в качестве первоочередной и даже “самой
первоочередной” работу над проектом статей об ответственности государств
HYPERLINK \l “sub_997” *(7) . В Комментарии к Статьям об ответственности
государств подчеркивается, что “нормы и институты, касающиеся
ответственности государств, имеют важное значение для поддержания
уважения к международному праву и для достижения целей, преследуемых
государствами с помощью процесса разработки правовых норм на
международном уровне” (комментарий к гл. I Части второй).

Международное сообщество оказалось в состоянии одобрить комплекс норм о
международной ответственности государств лишь в начале XXI в. Причина
подобного положения видится, прежде всего, в нежелании крупных
государств подчиниться действию эффективного механизма правореализации.
Именно от них исходила основная масса критических замечаний в отношении
проекта статей об ответственности государств, разрабатывавшихся
Комиссией международного права ООН.

Многолетняя работа Комиссии над проектом статей имела огромное значение
для формирования права международной ответственности как отрасли
международного права. Она привлекла к участию в разработке проблемы
ответственности ведомства иностранных дел государств, международные
организации, а также большое число ученых и научных учреждений HYPERLINK
\l “sub_998” *(8) . В этом видится важный фактор успешного решения
Комиссией поставленной перед ней задачи.

Значение работы Комиссии высоко оценивается доктриной. Еще до ее
завершения профессор Б.Грефрат писал: “Ответственность государств
является, вероятно, наиболее амбициозным кодификационным проектом
Комиссии международного права. Он касается самой сердцевины теории права
и охватывает все международное право. Успешная кодификация норм об
ответственности государств станет поэтому одним из наиболее важных
вкладов в упрочение верховенства права в международных отношениях”
HYPERLINK \l “sub_999” *(9) .

12 декабря 2001 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию, которая
в качестве приложения содержит документ “Ответственность государств за
международно-противоправные деяния”. Статьи этого документа приняты к
сведению и предложены “вниманию правительств, не затрагивая при этом
вопроса об их будущем принятии или другой надлежащей мере”.

В процессе обсуждения представленного Комиссией международного права
проекта в Шестом комитете Генеральной Ассамблеи многие правительства
весьма высоко оценили его значение. Проект был охарактеризован как самый
важный из когда-либо осуществлявшихся Комиссией HYPERLINK \l “sub_9910”
*(10) . Подчеркивалось его значение для решения коренных проблем
современности, включая поддержание мира и безопасности. Отмечалось, что
ответственность является одной из основополагающих областей современного
международного права. Эта область представляет собой важнейшую
альтернативу применению силы как средству разрешения споров между
государствами и наилучший способ поддержания и укрепления международного
мира и безопасности HYPERLINK \l “sub_9911” *(11) .

Активно обсуждался вопрос о соотношении проекта статей и позитивного
международного права. Многие делегации отмечали, что в проекте достигнут
приемлемый баланс между нормами обычного международного права и
новаторскими элементами HYPERLINK \l “sub_9912” *(12) . Но некоторые
правительства высказали иное мнение. В замечаниях США на проект статей
говорилось, что некоторые положения “представляют собой отход от
обычного международного права и практики”. Особенно негативно были
оценены статьи о контрмерах, которые “содержат безосновательные
ограничения на принятие контрмер”. Учитывая роль, которую играют
односторонние “санкции” во внешней политике США, такое замечание вполне
объяснимо.

Близкую этой позицию заняло правительство Великобритании. Отметив, что
многие части текста отражают установившиеся нормы международного права,
оно заявило, что “другие части касаются областей, в которых право все
еще развивается и в которых практически отсутствует устоявшаяся практика
государств….Важно, чтобы в проектах статей не делалась попытка
определять нормы там, где их нет, а в тех случаях, когда нормы только
развиваются, не ставилась цель жестко закрепить их параметры…”.
Аналогичное мнение высказало правительство Японии HYPERLINK \l
“sub_9913” *(13) .

На заключительном этапе Россия, как и большинство других государств,
поддержала проект статей об ответственности государств, который
заслуживает “самой положительной оценки”, наиболее полно “учитывает
практику государств, судебные решения и правовую доктрину”. Россия
выступила за разработку на базе статей универсальной конвенции, которая
призвана стать “фундаментальной основой международного публичного права”
HYPERLINK \l “sub_9914” *(14) .

Принятие указанной резолюции знаменует наступление нового этапа в
развитии международного права. Выступая на заседании Комиссии
международного права в мае 2002 г., заместитель Генерального секретаря
ООН по правовым вопросам Х.Корелл сказал: “Завершение работы по
ответственности государств является воистину историческим событием.
Опубликованные статьи отныне образуют часть международного права и
основу для принятия решений Международным Судом и другими органами по
всему миру” HYPERLINK \l “sub_9915” *(15) .

Последнее положение представляется определенным упрощением. Сам факт
принятия статей Генеральной Ассамблеей, тем более в форме приложения к
резолюции, а не, например, в форме декларации, еще не делает одобренные
правила нормами позитивного международного права, за исключением тех,
которые и до этого составляли его часть. Предстоит непростой процесс
внедрения принятых правил в международную практику, признания за ними
государствами юридической силы (opinio juris). Важную роль в этом
процессе призваны сыграть Совет Безопасности и Международный Суд ООН.

Особенности международно-правовой ответственности и самой системы
международного права обусловили необходимость формирования особой
отрасли – права международной ответственности. Следует учитывать, что
подготовленные Комиссией статьи об ответственности в значительной мере
представляют собой кодификацию существующих обычных норм, разумеется, с
уточнением их содержания и со значительными элементами прогрессивного
развития. Еще до завершения работы Комиссии над проектом целый ряд его
положений был признан Международным Судом ООН кодификацией обычных норм
HYPERLINK \l “sub_9916” *(16) .

Принятие Генеральной Ассамблеей Статей об ответственности к сведению
означает их официальное признание и увеличивает возможности утверждения
всего комплекса в позитивном обычном праве. Они представляют собой
наиболее авторитетное изложение современного права международной
ответственности.

Рассматриваемый документ содержит основные принципы и нормы права
ответственности. Он предусматривает, что нормы международного обычного
права, которые не охвачены им, сохраняют свою силу. Значительное число
норм, относящихся к ответственности, содержит право международных
договоров, например, прекращение нарушенного договора, признание
ничтожным договора, навязанного силой, и др.

Значительное место в принятом документе занимают нормы об имплементации
международно-правовой ответственности. Определены действия, которые
могут предпринимать государства, затронутые нарушением
международно-правового обязательства.

Существенной новеллой является признание права призывать к
ответственности за государствами, которые не относятся к категории
потерпевших. Речь идет о государствах, действующих в коллективных
интересах. Каждое из них действует не в индивидуальном качестве, а как
член группы или международного сообщества в целом. Ощутимым шагом в
прогрессивном развитии международного права является раздел о серьезных
нарушениях обязательств, вытекающих из императивных норм общего
международного права. Содержащиеся в этом разделе нормы нацелены на
защиту общих интересов государств, интересов международного сообщества в
целом. Достижение этой цели приобрело первостепенное значение для судеб
цивилизации.

Таким образом, мы имеем дело с фактом прогрессивного развития
международного права. Рассмотренные положения предусматривают средства
защиты коллективных или всеобщих интересов государств, приобретающих
растущее значение. В этой связи необходимо заметить, что любое более или
менее серьезное правонарушение вызывает озабоченность других государств,
даже тех, которые непосредственно не затронуты правонарушением.
Правонарушение зачастую рассматривается ими как угроза их интересам,
поскольку подрывает легитимность нормы, которую они приняли и на которую
они полагаются, поскольку наносит ущерб международному правопорядку в
целом. Значение этого положения все чаще подчеркивается в мировой
политической и правовой литературе HYPERLINK \l “sub_9917” *(17) .

Весьма сложным был процесс кодификации норм о санкциях и контрмерах,
которые представляют собой виды принуждения в отношении правонарушителя.
Юристы из развивающихся и некоторых других государств выступали против
включения в проект положений о контрмерах. По их мнению, эти положения
легализуют насилие. Но большинство членов Комиссии сочло, что нормы о
контрмерах необходимы. Контрмеры применяются и будут применяться. Задача
состоит в том, чтобы ограничить злоупотребления ими, установив
соответствующие правила.

Рассматриваемый акт посвящен ответственности государств и не затрагивает
ответственности иных субъектов международного права. Сосредоточив
внимание на ответственности государств, Комиссия международного права
подчеркивала, что она никоим образом не умаляет значения исследования
вопросов, касающихся ответственности других субъектов международного
права HYPERLINK \l “sub_9918” *(18) . Имеется в виду ответственность
международных организаций и ответственность государств за поведение
организаций. Учитывая завершение работы над проектом статей об
ответственности государств, Генеральная Ассамблея в 2001 г. одобрила
предложение Комиссии международного права ООН начать работу над темой
“Ответственность международных организаций”.

В 2002 г. Комиссия обсудила и одобрила доклад, представленный рабочей
группой по ответственности международных организаций (A/CN. 4/SR. 2740).
Доклад наметил ряд направлений будущей работы. Особое внимание группа
обоснованно уделила связи будущего проекта со статьями об
ответственности государств. Было решено, что последние выяснили целый
ряд положений, которыми при всех условиях следует руководствоваться. Эти
статьи будут постоянно иметься в виду. Вместе с тем, группа подчеркнула,
что каждый относящийся к международным организациям вопрос должен быть
предметом самостоятельного изучения. Учитывая ограниченный объем
доступной практики организаций, некоторые вопросы могут быть отложены
или решены путем отсылки к нормам, применимым к государствам.

Доклад содержит критику порядка подготовки Венской конвенции о праве
договоров с участием организаций 1986 г., которая представляет собой
“бледную копию” Конвенции 1969 г. Подобная критика не является
совершенно необоснованной. Тем не менее, признать ее справедливость
трудно. Она основана на абстрактно-логической оценке без учета
конкретных условий разработки соответствующих конвенций. Хорошо помню, с
каким трудом шел процесс подготовки и принятия Конвенции о праве
договоров 1969 г., касавшейся лишь государств. Если бы в то время
решились включить в нее и право договоров с участием организаций, то это
как минимум отсрочило бы получение результата на долгие годы. Достаточно
вспомнить, что даже для подготовки “бледной копии” потребовалось свыше
10 лет.

Таким образом, решение о подготовке сначала статей об ответственности
государств, а в дальнейшем статей об ответственности организаций
представляется обоснованным. Одновременная разработка обеих тем
существенно осложнила бы задачу, которая и без того является
исключительно сложной, а также сказалась бы на сроках завершения работы.
Принятие статей об ответственности государств существенно облегчает
разработку темы ответственности организаций. Статьи содержат немало
положений, которые носят общий характер и потому применимы и к
организациям как общие принципы права или по аналогии. В первую очередь
это относится к общей части права ответственности, что отмечалось и в
докладе рабочей группы. Следует также учитывать, что немало положений об
ответственности организаций существуют в виде обычных норм.

Принятые статьи не касаются индивидуальной ответственности по
международному праву лиц, действующих от имени государства. Следует,
вместе с тем, учитывать, что преступление должностного лица зачастую
влечет за собой ответственность государства за преступное деяние или за
неспособность предотвратить его или наказать за его совершение.

Наконец, статьи не затрагивают международной ответственности за ущерб,
причиненный правомерной деятельностью, ответственности за риск. По этому
поводу Комиссия не раз отмечала, что она полностью признает важность
вопросов, касающихся обязательств компенсировать возможные пагубные
последствия, вытекающие из некоторых видов правомерной деятельности, в
частности, тех, которые в силу своего характера приводят к определенным
рискам. При этом подчеркивалось, что ответственность за риск носит иной
характер, чем ответственность за правонарушение, имеет иную правовую
основу HYPERLINK \l “sub_9919” *(19) . Этим вопросам посвящена ведущаяся
в Комиссии работа над темой “Ответственность за вредные последствия
действий, не запрещенных международным правом”.

Статьи об ответственности государств в целом нашли одобрение в доктрине
международного права. Критические замечания касались отдельных вопросов,
и об этом речь впереди. Замечания общего характера зачастую относились к
тому, что формулировки статей носят слишком общий характер HYPERLINK \l
“sub_9920” *(20) . В этом есть некоторая доля справедливости. Но если
учесть серьезные разногласия в доктрине по коренным вопросам
ответственности, а также далеко не единообразную практику государств,
нашедшую отражение и в международном праве, то думается, что Статьи не
могли не содержать положений самого общего характера. Несмотря на это,
Статьи представляют собой важный шаг в прогрессивном развитии
международного права, свидетельствуют о его зрелости.

Представляет в этом плане интерес мнение французского профессора
П.-М.Дюпюи. В статье под характерным названием “Международное право
ответственности государств: революция или эволюция?” он дает довольно
высокую оценку результатам работы Комиссии международного права. После
анализа критических замечаний он отметил, что, возможно, был бы более
желательным интеллектуально более удовлетворительный документ, но его
вывод состоит в следующем: “Иными словами, быстрое развитие права
международной ответственности государств вовсе не является симптомом
болезни, скорее, это признак его жизненной силы и зрелости” HYPERLINK \l
“sub_9921” *(21) .

Таким образом, принятый Генеральной Ассамблеей ООН документ является
важным шагом на пути формирования права международной ответственности.
Его принятие объясняется потребностью повышения эффективности
международного права, совершенствования его механизма в условиях, когда
это право становится все более важным фактором решения проблемы
повышения уровня управляемости мировой системы. Процесс идет далеко не
просто. Препятствия на его пути носят, главным образом, политический
характер. Специалисты отмечают, что трудности в кодификации права
международной ответственности объясняются не только сложностью этой
отрасли, но и ее политическим значением HYPERLINK \l “sub_9922” *(22) .
Многое еще предстоит сделать. Тем не менее, основы заложены.

Вводная часть. Международно-правовая ответственность

Глава I. Юридическая ответственность

§ 1. Понятие юридической ответственности

В юридическом языке термин “ответственность” имеет различное значение. В
одних случаях он означает компетенцию государственного органа, который
несет ответственность за управление в соответствующей области. В других
случаях им обозначают обязанность осуществлять определенные действия.
Наконец, в третьем случае он означает последствия правонарушения. Именно
о последнем явлении у нас и идет речь.

Ответственность – общесоциальное явление. Члены любого общества
находятся во взаимосвязи. Общество может существовать лишь при условии,
что его члены несут перед ним ответственность за свои действия.
Благодаря этому обеспечиваются как общие, так индивидуальные интересы.
Параметры ответственности определяются социальными нормами, которые
имеют немало разновидностей. Основными являются нормы политики, морали,
права, религии. Каждый из этих видов норм имеет свой механизм действия,
элементом которого является ответственность. Соответственно существуют
политическая, моральная, юридическая и религиозная ответственность,
которые нередко переплетаются. В частности, противоправное действие
может одновременно нарушать нормы морали и религии. Все это находит
выражение в общесоциальном принципе ответственности, в соответствии с
которым нарушение социальной нормы влечет за собой ответственность
нарушителя, порождающую для него отрицательные последствия.

По мере развития общества взаимосвязанность его членов углубляется и
расширяется. В условиях глобализации взаимозависимость физических и
юридических лиц выходит за национальные границы и приобретает всемирный
характер. Углубление взаимозависимости людей, народов, государств
представляет собой закономерный процесс. Задача состоит не в том, чтобы
противодействовать этому процессу, а в том, чтобы сделать
взаимозависимость взаимно выгодной, справедливой, отвечающей общим и
индивидуальным интересам участников. Все это возлагает на членов
общества ответственность за решение указанной задачи.

Реальной социальной категорией стало человечество и соответственно стала
актуальной проблема ответственности перед ним. Эта проблема издавна
занимала умы мыслителей, но в основном как абстрактная идея. Ныне
положение меняется. Путь к новому прокладывает международное право.
Достаточно напомнить об утвердившихся в нем таких понятиях, как “общее
достояние человечества”, “общее наследие человечества”.

Заслуживает в этой связи внимания следующее положение из опубликованного
в 70-е гг. “Философского словаря”: “Ответственность – категория этики и
права, отражающая особое социальное и морально-правовое отношение
личности к обществу (человечеству в целом), которое характеризуется
исполнением своего нравственного долга и правовых норм” HYPERLINK \l
“sub_9923” *(23) . Как видим, отмечается ответственность перед
человечеством. Вместе с тем, приведенное положение может служить
примером весьма ограниченного понимания ответственности. Субъектом
ответственности выступает лишь личность. А разве общество и государство
не несут ответственности перед личностью? Если говорить о государстве,
то оно в предусмотренных законом случаях может быть привлечено личностью
к юридической ответственности. Сложное явление ответственности сводится
к исполнению личностью своего нравственного долга и правовых норм, т.е.
обязанности следовать предписаниям морали и права. Ответственность за
несоблюдение этих предписаний игнорируется.

Наконец, ответственность считается присущей лишь этике и праву.
Игнорируется такой важный вид ответственности, как ответственность
политическая. Нельзя в этой связи не заметить, что эта важная
политическая категория, без которой невозможно функционирование
политической системы, игнорируется и политологией. В энциклопедическом
словаре “Политология” (М., 1993) статья о политической ответственности
отсутствует.

Ответственность – сложное общесоциальное явление. Любой конкретный вид
ответственности должен рассматриваться в свете общего понятия. Нельзя не
заметить, что основное внимание разработке этого общего понятия уделила
юриспруденция. Проблема ответственности активно обсуждалась в
отечественной правовой литературе в 70-е гг. Обсуждение показало,
насколько сложным явлением представляется ответственность. О росте
значения ответственности свидетельствует, в частности, то
обстоятельство, что если в прошлом она изучалась в трудах, посвященных
отдельным отраслям права, то в последнее время она привлекает растущее
внимание общей теории права. Несмотря на значительное внимание,
уделяемое изучению ответственности, общее понятие ответственности так и
не было выработано. Касаясь этого обстоятельства, С.Н.Братусь писал, что
“это вполне понятно. Проблема ответственности – одна из наиболее сложных
проблем как общей теории права, так и отраслевых юридических наук”
HYPERLINK \l “sub_9924” *(24) .

При анализе хода и результатов отмеченного обсуждения следует учитывать
условия отнюдь не демократической системы, в которой оно происходило.
Это нашло выражение, прежде всего, в том, что ответственность
рассматривалась в основном как одностороннее явление, как
ответственность человека перед обществом и государством. Этот момент
отмечался юристами уже в первые годы периода перестройки. Н.С.Малеин
писал: “При таком режиме вопрос об ответственности самого государства
перед гражданами, о справедливости отношений государство – гражданин был
как бы неуместен” HYPERLINK \l “sub_9925” *(25) . Далее автор показал те
изменения, которые произошли в этом вопросе в российском
законодательстве. При этом было обращено внимание на роль международного
влияния.

Казалось бы, принципиальный вопрос об ответственности государства можно
было считать решенным. К сожалению, это не совсем так. Изданная в
2001 г. “Юридическая энциклопедия” содержит следующее положение:
“Ответственность юридическая – в широком смысле элемент общего правового
статуса человека и гражданина, который вытекает из обязанности индивида
быть законопослушным” HYPERLINK \l “sub_9926” *(26) . Иными словами,
ответственность сводится лишь к ее одному виду, к ответственности
позитивной, состоящей в обязанности индивида быть законопослушным.

Несмотря на все это, в ходе обсуждения были выявлены многие аспекты и
характерные черты ответственности. Особое значение для исследуемой нами
проблемы имеет вывод о необходимости дифференцированного подхода к
ответственности в зависимости от сферы ее применения.

Дополнительную трудность в изучении ответственности представляет то
обстоятельство, что она не остается неизменной, а развивается вместе с
обществом, обслуживая его все более сложные потребности. В прошлом
реально существовала лишь негативная ответственность, возникающая в
случае правонарушения. Ныне растущее значение приобретает позитивная
ответственность, т.е. ответственность за достижение поставленной правом
цели.

По мере социального прогресса, усложнения общества и управления им все
большее значение приобретает поощряющая, стимулирующая функция. Касаясь
этого вопроса, М.А.Краснов пишет, что “будущее именно за стимулирующей
функцией. Человечество подошло к такому рубежу в своем развитии, за
которым реально встает угроза вселенской катастрофы”. Спасти цивилизацию
может только изменения способа существования общества HYPERLINK \l
“sub_9927” *(27) . Важным фактором стимулирования активности как
индивидуальной, так и групповой является юридическая ответственность. В
новых условиях необходимо переосмыслить роль, характер и содержание этой
ответственности.

§ 2. Основные концепции юридической ответственности

Доминирующей в мировой юриспруденции является концепция негативной, или
ретроспективной ответственности. Сторонники этой концепции в большинстве
случаев рассматривают ответственность как реакцию государства на
правонарушение, как государственное принуждение к соблюдению закона.
Проявляется это в осуждении правонарушения и в определении для
правонарушителя соответствующих отрицательных последствий. Р.О.Халфина
считала, что в юридической науке понятие ответственности “применяется
для обозначения отрицательных последствий для лица или организации.
допустивших противоправный поступок”. Поэтому ответственность “может
быть только ретроспективной” HYPERLINK \l “sub_9928” *(28) .

В последние десятилетия растущее внимание стало уделяться
ответственности, которую именуют позитивной, активной, перспективной.
Пионером разработки концепции позитивной ответственности был
П.Е.Недбайло HYPERLINK \l “sub_9929” *(29) . Этот вид ответственности он
считал главным. Юридическая ответственность – это прежде всего
обязанность действовать правомерно. Содержанием позитивной
ответственности является самостоятельная и инициативная деятельность “в
рамках правовых норм и тех идеалов, для достижения которых нормы изданы”
HYPERLINK \l “sub_9930” *(30) . Из этого следует, что позитивная
ответственность представляет собой не моральную, как порой утверждают, а
правовую категорию HYPERLINK \l “sub_9931” *(31) .

Многие другие юристы также рассматривают позитивную ответственность как
обязанность субъекта добросовестно выполнять свои обязанности,
предписываемые правом HYPERLINK \l “sub_9932” *(32) . Б.Л.Назаров
рассматривал позитивную ответственность как “обязанность осуществления
предусмотренной нормами права полезной для общества деятельности”
HYPERLINK \l “sub_9933” *(33) .

Такой подход представляется несколько ограниченным, так как сводит
позитивную ответственность к обязанности добросовестного выполнения
предписаний права. Это минимальное требование включает и обязанность
осуществлять свои права таким образом, чтобы не нарушались права других
субъектов.

В результате возникает вопрос о соотношении двух видов ответственности.
Специалисты придерживаются различных точек зрения. Одни полагают, что
ответственность представляет собой единое целое. М.А.Краснов выступает
против вычленения некоей “позитивной” ответственности из категории
ответственности вообще. “Не подкрепляемая реальным механизмом
воздействия на человеческое поведение, такая “ответственность” попадает
в разряд лозунгов, смысл которых не воспринимается теми, кому они
адресованы” HYPERLINK \l “sub_9934” *(34) .

Сторонники второй точки зрения считают, что речь идет о двух различных
видах ответственности. По мнению О.Э.Лейста, попытка объединить их
единым понятием ведет к тому, что “качества позитивной ответственности
переносятся на юридическую ответственность за правонарушения (и
наоборот)…” HYPERLINK \l “sub_9935” *(35) .

Появление концепции позитивной ответственности обусловлено потребностями
современного общества в высоком уровне правового регулирования. Ее
реализация требует соответствующего уровня правосознания. Правосознания,
требующего уважения норм права под угрозой внешнего воздействия, для
этого недостаточно. Более того, оно способно породить отрицательные
последствия. Человек или государство, вынужденные соблюдать предписания
права, неизбежно накапливают энергию отрицательной реакции, поскольку
право воспринимается как нечто, навязываемое внешней силой. Развитое
правосознание воспринимает общепринятые нормы как необходимые,
отвечающие общим и индивидуальным интересам. Иными словами, речь идет об
интернализации норм субъектами права.

В этом плане можно говорить об ответственности внутренней и внешней. Как
та, так и другая обусловлены уровнем социального развития. Определяя
свое поведение, человек и государство руководствуются присущей им
системой ценностей, имеющей исторические и национальные различия.
Внутренняя и внешняя ответственность взаимодействуют. Внутренняя
обеспечивает должный уровень выполнения обязательств, за нарушение
которых установлена внешняя ответственность. Внешняя ответственность
содействует утверждению и развитию внутренней ответственности.

Современное общество характеризуется не только углубляющейся
интеграцией, но и противоположной тенденцией к атомизации. Видный
американский психолог Э.Фромм писал о том, что в современном обществе
“никого больше не шокирует то, что ведущие политические деятели и
представители деловых кругов принимают решения, которые служат их личной
выгоде, но вредны и опасны для общества… В то же время рядовые члены
общества тоже столь эгоистично поглощены своими личными делами, что едва
ли обращают внимание на все, что выходит за пределы их собственного
узкого мирка” HYPERLINK \l “sub_9936” *(36) .

В результате происходит атомизация современного общества, в условиях
которого практически каждый способен обеспечить свои элементарные личные
потребности. Нечто подобное имеет место и в международном сообществе.
Рост обеспеченности основных прав государства порождает тенденцию к
образованию небольших государств на базе этнических общностей. Такие
государства стремятся избавиться от бремени ответственности за решение
общих проблем, что не может не иметь в перспективе негативных
последствий, в том числе и для этих государств.

Различают ответственность компенсационную и карательную. Первая
понимается как мера восстановления нарушенного права, например,
возмещение убытков за причиненный правонарушением ущерб. Мерами
карательной ответственности являются штрафная неустойка, уголовное
наказание, административное взыскание. При этом некоторые авторы
считают, что восстановительная и карательная ответственность могут быть
объединены единым понятием ответственности, поскольку и
восстановительной ответственности присущи все три признака –
государственное осуждение, принуждение, неблагоприятные последствия для
правонарушителя. Основная цель всех видов ответственности – специальное
и общее предупреждение, охрана правопорядка HYPERLINK \l “sub_9937”
*(37) .

Существенное значение для понимания ответственности имеет ее соотношение
с санкциями. Весьма распространенным является мнение, сторонники
которого отождествляют ответственность и санкции. Е.А.Флейшиц писала,
что “применение санкций за нарушение вытекающей из правовой нормы
обязанности есть юридическая ответственность нарушителя” HYPERLINK \l
“sub_9938” *(38) . О.А.Красавчиков считал меры ответственности
разновидностью санкций HYPERLINK \l “sub_9939” *(39) .

Отмечая факт активной разработки понятия юридической ответственности в
отечественной литературе, С.С.Алексеев писал: “Следует признать
плодотворной главную линию, наметившуюся в этой разработке, линию на
характеристику юридической ответственности как применения к лицу
санкций…” HYPERLINK \l “sub_9940” *(40)

Отождествление санкций и ответственности, понимание последней как меры
государственного принуждения лишает возможности выяснить природу каждого
из этих явлений, занимающих особое место в механизме действия права.
Достаточно сказать, что ответственность может реализоваться без санкций
и государственного принуждения.

Постепенно находит признание понимание ответственности как особого вида
правоотношения, охранительного правоотношения. В коллективном труде
“Марксистско-ленинская общая теория государства и права” читаем:
“…Проблема правовой ответственности в любой отрасли права есть
проблема правоотношения, порожденного правонарушением как определенным
юридическим фактом” HYPERLINK \l “sub_9941” *(41) . Такое правоотношение
является вторичным по отношению к первичному, регулятивному
правоотношению и возникает в случае его нарушения автоматически,
независимо от воли сторон. Охранительное правоотношение является
средством реализации ответственности. Это положение имеет немало
противников, которые полагают, что правонарушение не порождает новое
правоотношение, оно видоизменяет содержание прежнего правоотношения
HYPERLINK \l “sub_9942” *(42) . Подобная точка зрения объясняется
отождествлением ответственности с принуждением, в результате чего
ответственность в значительной мере утрачивает свое значение как особое
правовое явление.

Правоотношение ответственности, несомненно, связано с первичным
правоотношением. Содержание первого определяется характером второго. Но
при этом правоотношение ответственности не изменяет и не отменяет
первичное правоотношение. Оно определяет новые права и обязанности
сторон, имеющие целью реализацию первичного правоотношения, а если это
невозможно, то возмещение причиненного ущерба.

Юридическая ответственность связана с таким качеством права, как
нормативность. Иные социальные нормы, прежде всего моральные и
политические, связаны с присущими им видами ответственности. При этом,
как отмечают многие авторы, нередко моральная ответственность и меры, ее
обеспечивающие, оказываются даже более эффективными, чем это имеет место
в праве HYPERLINK \l “sub_9943” *(43) . Вместе с тем, нарушение нормы
права может влечь за собой не только юридическую, но также моральную и
политическую ответственность. Нарушение иных социальных норм юридическую
ответственность не порождает.

Характеризуя состояние исследований ответственности в отечественной
науке, Л.С.Явич писал, что “нам еще не удалось создать важную для
правовой практики общую теорию юридической ответственности…” HYPERLINK
\l “sub_9944” *(44) . Свидетельством обоснованности такого заключения
может служить одна из наиболее интересных работ, написанная на
завершающем этапе активного обсуждения ответственности в отечественной
литературе. Имеется в виду монография Б.Т.Базылева “Юридическая
ответственность (теоретические вопросы)” (Красноярск, 1985).

В монографии обстоятельно рассмотрены крайне противоречивые концепции
ответственности, существующие в отечественной науке. Автор обоснованно
исходит из того, что “нормы института юридической ответственности
регулируют те отношения, которые возникают в результате правонарушения”
(с. 34). Специфика норм об ответственности определяется характерными
чертами соответствующей отрасли права. Вместе с тем, отмечается наличие
общих принципов, “определяющих собой единство правового регулирования
всех деликтных отношений” (с. 55).

Большое внимание обоснованно уделено значению правоотношений
ответственности. “Нормы юридической ответственности реализуются через
соответствующие правовые отношения” (с. 70). Подчеркивается важная черта
таких правоотношений: “Юридическая ответственность возникает
объективно”, т.е. в силу самого факта правонарушения (с. 90).

Вместе с тем, автор рассматриваемой работы не смог преодолеть
значительную часть противоречий, присущих концепциям ответственности. По
его мнению, содержание правоотношений ответственности “составляет право
государства, представленного компетентным его органом, назначить и
реализовать в отношении правонарушителя наказание…” (с. 72). И далее:
“данные отношения относятся к категории общих (абсолютных) отношений
граждан с государством” (с. 73).

Вопреки этим общим положениям автор признает, что субъектами
гражданско-правовых отношений ответственности могут быть физические и
юридические лица. “Причинение вреда в результате гражданского деликта
порождает компенсационное (восстановительное) правовое отношение между
причинителями и потерпевшими” (с. 84).

В заключение делается общий вывод о том, что юридическая ответственность
“есть обязанность индивида претерпеть меры государственного принуждения
в виде наказания…” (с. 109). Автор рассматривает правоотношения
ответственности как вертикальные и односторонние. Все права на стороне
государства, все обязанности на стороне индивида. О возможности
ответственности государства в книге ничего не говорится. Как видим,
формирование обоснованной, непротиворечивой концепции юридической
ответственности идет с большим трудом, и предстоит проделать еще немалую
работу для достижения этой важной цели.

Заслуживает внимания следующая мысль Б.Т.Базылева: “Целесообразно в
нормативно-правовой форме определить правонарушение, его составные
элементы, внешние характеристики” (с. 57). Пока это сделано лишь на
международном уровне Статьями об ответственности государств. Тем самым
созданы предпосылки для решения проблем ответственности и на
национальном уровне.

§ 3. Концепция международно-правовой ответственности

В общесоциальном плане международная ответственность государства
определяется его принадлежностью к международному сообществу. Будучи
членом сообщества, оно не может не нести ответственности за свои
действия. В доктрине международного права неоднократно высказывалось
мнение, согласно которому ответственность в международном праве имеет
тот же источник, что и иные виды социальной ответственности, а именно
моральный долг перед обществом HYPERLINK \l “sub_9945” *(45) . Членство
в международном сообществе предполагает принятие норм этого сообщества.
Именно на этом согласии соблюдать нормы сообщества основана
международная ответственность HYPERLINK \l “sub_9946” *(46) .

В историческом плане первой концепцией нового времени, пожалуй, была та,
согласно которой ответственность выводилась из исключительной суверенной
власти государства над своей территорией. Поскольку государство
осуществляет исключительную власть на своей территории, постольку
логически оно берет на себя ответственность за совершенные в ее пределах
противоправные акты. В подготовительных материалах Гаагской конференции
по кодификации международного права 1930 г. говорилось о “средневековой
концепции, согласно которой политическое образование считалось
ответственным за действия его членов” HYPERLINK \l “sub_9947” *(47) .

Эта концепция была призвана решить основную проблему ответственности
своего времени, проблему ответственности государства за ущерб,
причиненный иностранным гражданам. Она не охватывала сферу
ответственности государства за собственные действия, непосредственно
нарушавшие права другого государства.

Под влиянием практики в рассматриваемую концепцию было включено
существенное ограничение. К.Иглтон обращал внимание на то, что из
означенной концепции следует, будто государство несет ответственность за
любой ущерб, причиненный в сфере его контроля. “Международное право не
делает государство гарантом жизни и собственности. Оно отвечает по
международному праву лишь за тот ущерб, который причинен носящими
международно-противоправный характер действиями самого государства”
HYPERLINK \l “sub_9948” *(48) .

Ответственность государства за действия, совершенные на его территории,
получает новое развитие в условиях углубляющейся взаимозависимости
государств. В международной практике и ранее отмечалось, что принцип
суверенного равенства государств включает обязательство государства “не
разрешать использовать свою территорию для действий, нарушающих права
других государств” HYPERLINK \l “sub_9949” *(49) . В этом находит
отражение общий принцип права – использовать свое так, чтобы не вредить
другому (sic uti suo ut non laedat alienum).

Правда, пока в позитивном международном праве признается отмеченное
обязательство лишь в отношении военного использования территории. На
отмеченное положение опиралось Правительство России в 2002 г.,
предъявляя претензии Грузии, территория которой использовалась
чеченскими боевиками как база для подготовки вооруженных действий на
территории России. Что же касается других видов деятельности в пределах
государственной территории, которая причиняет ущерб другим государствам,
то соответствующие нормы лишь начинают формироваться.

Основная специфика международной ответственности связана с особенностями
международного права и его основных субъектов – суверенных государств.
Проблема соотношения суверенитета и ответственности активно обсуждалась
в доктрине, особенно в прошлом. Имела немалое влияние нигилистическая
концепция. Ее сторонники считали, что государства ответственны только
перед собой и что идея взаимной ответственности противоречит
суверенитету. Каждое государство является высшим судьей в отношении
своих действий. Если имеет место компенсация, то она определяется не
юридической обязанностью, а доброй волей HYPERLINK \l “sub_9950” *(50) .

Несостоятельность этой концепции доказывается, в первую очередь,
международной практикой. Государства постоянно предъявляют друг другу
претензии относительно возмещения ущерба, причиненного противоправными
действиями, считая, что они имеют на это право, вытекающее из
ответственности. Юридический характер ответственности подтверждается
обширной практикой международных судебных учреждений. Абсолютный и
безответственный суверенитет противоречит основам международного
общения, делает его по существу невозможным. Он несовместим с
международным правом. Абсолютный суверенитет одного государства означает
отрицание суверенитета других. Поэтому реально суверенитет может быть
обеспечен лишь в соответствии с международным правом. Соответственно
суверенитет осуществляется в рамках международного права. Государства
могут обеспечить свои права лишь на взаимной основе. Члены
международного сообщества соглашаются соблюдать определенные принципы и
нормы и тем самым принимают на себя ответственность за их соблюдение. В
случае правонарушения возникает дополнительное обязательство
ответственности, предписывающее возместить причиненный ущерб.

Ответственность не только не противоречит суверенитету, но и обусловлена
им, если суверенитет понимается как необходимая предпосылка гармоничного
сотрудничества в духе суверенного равенства, а не как основание для
притязаний на особые права сильных мира сего. В силу суверенитета
государства создают международное право, наделяют его юридической силой
с тем, чтобы при его помощи обеспечивать свои суверенные права. Даже во
внутренней сфере суверенитет не означает свободы государства от
установленных законов. “Только одного король не может – он не может
действовать против закона” (solum rex hoc non facere potest, quod non
potest in juste agere).

Отечественные юристы уделили значительное внимание соотношению
суверенитета и международного права. Известный исследователь
суверенитета И.Д.Левин показал, что “суверенитет не означает права на
нарушение международного права” HYPERLINK \l “sub_9951” *(51) .
Суверенитет осуществляется в соответствии с международным правом.

Углубление взаимосвязанности государств ведет к ограничению круга
проблем, которые они могут решать независимо друг от друга. В результате
осуществление суверенных прав становится возможным лишь при условии
уважения государствами установленных ими норм, определяющих порядок их
осуществления. Касаясь этого вопроса, профессор Б.Грефрат пишет:
“Сосуществование государств сегодня немыслимо без сотрудничества и
общепринятых норм… Растущая взаимозависимость государств делает
необходимым все более и более детализированное регулирование во имя
обеспечения пользования правами” HYPERLINK \l “sub_9952” *(52) .

Растет значение международного права и в определении характера
взаимодействия внутреннего и внешнего аспекта суверенитета государств.
Международное право закрепляет свободу государства определять свой
внутренний правопорядок с учетом своих международных обязательств.
Современное общее международное право предъявляет определенные
требования к внутреннему правопорядку, главным образом, в отношении
основных прав и свобод человека. Этот правопорядок должен строиться
таким образом, чтобы обеспечить выполнение государством предписаний
международного права, в противном случае наступает его
международно-правовая ответственность.

Такое положение является необходимым для обеспечения взаимодействия
государств. Оно нашло отражение в современном содержании принципа
добросовестного выполнения обязательства по международному праву. В
Декларации принципов, которая является частью хельсинкского
Заключительного акта 1975 г., государства-участники заявили, что “при
осуществлении своих суверенных прав, включая право устанавливать свои
законы и административные правила, они будут сообразовываться со своими
юридическими обязательствами по международному праву…”.
Соответственно, международно-противоправное деяние определяется
исключительно на основе международного права. На его определение в
качестве такового не влияет то обстоятельство, что оно является законным
по внутреннему праву совершившего его государства.

Таким образом, то обстоятельство, что международное право создается
соглашением суверенных государств, над которыми нет надгосударственной
власти, не является препятствием на пути обеспечения его эффективности.
Нередки и другие случаи, когда создаваемые соглашением субъектов правила
оказываются не менее эффективными, чем возлагаемые на них высшей
властью. Представляет в этом плане интерес высказывание М.А.Краснова о
том, что идеалом является “саморегулируемое, самоуправляемое общество”
HYPERLINK \l “sub_9953” *(53) .

Международно-правовая ответственность обладает немалой спецификой,
которая определяется особенностями международного права. Надо сказать,
что правительства в своих замечаниях на проект статей высказывали по
этому поводу различные мнения. Аналогичное положение было и в самой
Комиссии Международного права ООН. Некоторые ее члены полагали, что
международная ответственность носит гражданско-правовой характер. Другие
говорили о том, что развитие норм об ответственности государств может
пойти в направлении разделения гражданской и уголовной ответственности.
Однако большинство членов сочли, что нормы об ответственности
государств, регулирующие отношения между равно суверенными субъектами,
не являются ни гражданскими, ни уголовными, это международные нормы,
обладающие характером sui generis HYPERLINK \l “sub_9954” *(54) .

Таким образом, в прошлом международно-правовая ответственность по своей
форме была весьма близка частноправовой и именно в таком плане
воспринималась доктриной HYPERLINK \l “sub_9955” *(55) . Правда,
несмотря на такую близость, международно-правовая ответственность всегда
носила не частноправовой, а публично-правовой характер в силу специфики
субъектов. Она не является ни частноправовой, ни уголовно-правовой, а
международно-правовой ответственностью. В утверждении характерных черт
этой ответственности Статьи об ответственности государств играют
настолько важную роль, что порою этот документ определяется как
революционный HYPERLINK \l “sub_9956” *(56) .

Традиционная ответственность носила двусторонний характер и
обусловливалась нанесением ущерба. Комиссия международного права пришла
к выводу, что в основе всех статей должна лежать концепция объективной
ответственности. Как известно, в соответствии с этой концепцией
ответственность наступает в результате факта нарушения нормы, независимо
от вины или причинения конкретного ущерба. Отмечалось также, что
Комиссия “сделала подлинно революционный шаг, отделив ответственность
государств от традиционного двустороннего подхода, обусловленного
ущербом, отдав вместо этого предпочтение объективному подходу,
основанному на нарушении нормы…” HYPERLINK \l “sub_9957” *(57) .
Концепция отражает общую заинтересованность государств в поддержании
международного правопорядка и представляет важный шаг в прогрессивном
развитии международного права.

В англоязычной практике для обозначения международной ответственности
использую два термина – “responsibility” и “liability”. В классической
доктрине прошлого, в значительной мере под влиянием школы позитивного
права, различия между обозначаемыми этими терминами понятиями
практически стерлись HYPERLINK \l “sub_9958” *(58) . Согласно
сложившейся концепции, которая нашла признание и в международной
практике, ответственность (responsibility) состоит в материальной
ответственности (liability) государства за свои противоправные деяния
HYPERLINK \l “sub_9959” *(59) .

Оба термина используются в современной международной практике. Так,
согласно ст. 235 Конвенции ООН по морскому праву, “государства должны
сотрудничать… в дальнейшем развитии международного права в части,
относящейся к ответственности (responsibility) и материальной
ответственности (liability) для определения размера ущерба и
возмещения…”.

Правда, не всегда между этими терминами проводится четкое различие.
Между тем, речь идет о различных видах ответственности. Начиная с 1978
г., Комиссия международного права ООН рассматривала эти два вида
ответственности как отдельные темы. В ходе работы Комиссии сложились два
понятия ответственности, относящиеся к двум ее видам. К первому виду
относится ответственность за международно-противоправные деяния. Ко
второму – ответственность за вредные последствия действий, не
запрещенных международным правом. Работа над вторым видом
ответственности продолжается.

Глава II. Этапы становления права международной ответственности

Основательное раскрытие природы социального явления невозможно без
исторического подхода к нему, без выяснения того, когда оно возникло и
как оно развивалось. Понимание природы международной ответственности,
как и любого иного социального феномена, во многом зависит от понимания
его истории, которая неразрывно связана с историей международного права
в целом. Каждое явление представляет собой единство прошлого, настоящего
и будущего. Попытки игнорировать историю неизбежно ведут к непониманию
сущности явления и к ошибкам в его использовании. Неправильное
толкование прошлого влечет за собой непонимание настоящего и ошибочную
оценку будущего. Один из наиболее авторитетных специалистов в области
истории права Ф.Мэйтланд сказал: “Сегодня мы изучаем позавчера с тем,
чтобы вчера не могло парализовать сегодня, а сегодня не могло
парализовать завтра” HYPERLINK \l “sub_9960” *(60) .

Международная ответственность является частью механизма действия
международного права, ее история представляет существенный аспект
развития этого права. Изучение этого аспекта проливает свет на развитие
важных качеств международного права, включая его юридическую природу. К
сожалению, в мировой литературе нелегко найти исследования, посвященные
историческому развитию международной ответственности. Причина в
значительной мере видится в том, что обычно исходят из того, что
ответственность возникает одновременно с международным правом и
настолько тесно с ним связана, что не имеет собственной истории.
Ю.М.Колосов относительно международной ответственности пишет, что “по
времени своего возникновения этот институт… совпадает с появлением
международного права вообще” HYPERLINK \l “sub_9961” *(61) .

Нельзя в этой связи не заметить, что дело с изучением истории
международного права в целом также обстоит не лучшим образом, что не
содействует пониманию его природы. Достаточно напомнить о принципиальных
расхождениях относительно времени появления этого права. Существует даже
мнение, будто и в отношениях между первобытными племенами действовали
определенные правила и, следовательно, существовало международное право.
Действительно, с образованием крупных и устойчивых племен между ними
установились определенные отношения. В результате существовавшие до
этого отношения неограниченной вражды должны были “уступить место
первичной социальной регламентации”. Осуществлялась она при помощи
складывавшихся в практике элементарных норм общения, в основе которых
лежало правило равного воздаяния, “наиболее характерным выражением
которого является талион: жизнь за жизнь, око за око” HYPERLINK \l
“sub_9962” *(62) .

Между племенами заключались соглашения о мире, о совместных военных
действиях, о разграничении владений и др. Признавалась определенная
неприкосновенность представителей. Значение всего это было велико,
поскольку без соглашения о мире каждое племя считало себя находящимся в
состоянии войны с другими племенами. Отказ от признания соответствующих
правил был равносилен отказу от всяких, кроме враждебных, отношений с
соседями, что было чревато самыми серьезными последствиями.

Все это свидетельствует о том, что даже на самых ранних стадиях
отношения между независимыми образованиями нуждались в регулировании.
Однако не всякое нормативное регулирование является правовым.
Межплеменные нормы представляли собой необходимые для взаимодействия
племен элементарные “правила игры”, складывавшиеся в их практике. Эти
нормы не соответствовали основным характеристикам права, которое
создается властью государства. Не случайно право не существовало и
внутри племен. Известно, что не только международное, но и национальное
(т.е. внутригосударственное) право не может существовать без
государства. Право есть продукт суверенной власти государства.

Очевидная необоснованность отмеченного мнения объясняет тот факт, что
число разделяющих его авторов предельно мало HYPERLINK \l “sub_9963”
*(63) . В современной отечественной литературе такого взгляда
придерживается Ю.М.Колосов. По его мнению, “международное право возникло
в процессе развития межплеменных отношений…”. Более того, “именно
здесь возникает правовая форма сознания как способ реализации
межплеменных отношений” HYPERLINK \l “sub_9964” *(64) .

§ 1. Древний мир

Документы свидетельствуют о нравственной вседозволенности в
межгосударственных отношениях того времени. В древнеиндийских Законах
Ману говорилось: враг – это ваш сосед. В собрании политической мудрости
Древней Индии – Артхашастре, принадлежащей перу полулегендарного
Каутильи (IV-III вв. до н.э.), относительно мирных договоров сказано,
что они должны заключаться с равными или более сильными королями, а на
слабого короля надо нападать. Мудрый король должен укреплять свое
государство и препятствовать процветанию других. Задачи послов:
осуществление миссии, поддержка договоров, приобретение друзей, интриги,
организация ссор между друзьями, использование секретных сил. Что же
касается права, то оно рассматривалось как действующее лишь внутри
страны, в международных отношениях ему не отводилось места. Думается,
что это не случайно. Ведь уровень Законов Ману был по тем временам
весьма высок. Достаточно ознакомиться с детальной классификацией
международных договоров.

Субъектами международных отношений были не государства, а их властители.
Широкое распространение получили договоры. Они служили осуществлению не
только внешних, но и внутренних функций. Заключенный в XIII в. до н.э.
договор о мире и союзе между фараоном Египта и царем хеттов
предусматривал оказание содействия не только в войне с внешними врагами,
но и в подавлении восставших рабов. Была предусмотрена и взаимная выдача
политических беженцев. Договор скреплялся религиозной клятвой, каждый
клялся своими богами.

Законы Египта и Индии запрещали всякие сношения с иностранцами, которые
считались врагами и не имели никаких прав. Описанная картина была
характерна и для государств Древнего Китая.

В большинстве случаев государства входили в состав или в сферу влияния
той или иной империи и отношения с ними регулировались правом империи.
Классик китайской философии Конфуций в VI в. до н.э. утверждал, что
китайский император правит миром как праведный владыка.

Войны были повседневным явлением. Это относится и к Древней Греции, где
общность происхождения, языка, религии, казалось бы, создавала идеальные
условия для сотрудничества. Для существования рабовладельческого
общества нужны были рабы, их доставляли войны. Этим определялось и
мышление. Господствовало убеждение, что греки – избранный народ, а
другие люди – варвары. Демосфен доказывал, что варвары самой природой
предназначены быть рабами греков. Отсюда ненависть к иностранцам –
ксенофобия.

Подобное положение препятствовало развитию торговых и иных связей.
Поэтому для признания элементарных прав за иностранцами заключались
торговые договоры. Возник институт проксена. Проксен был гражданином
государства, принимающего иностранца, и оказывал последнему
покровительство. Поскольку бесправные иностранцы не могли обращаться в
органы управления страны пребывания, то это делал проксен. Нередко через
него велись и дипломатические переговоры.

Греческие государства постоянно направляли друг другу посольские миссии.
Послы пользовались неприкосновенностью. Греческие государства создавали
военно-политические объединения – симмахии, которые весьма напоминают
международные организации. У них были общие органы, принимавшие решения.

Общеизвестен вклад Древнего Рима в развитие права, и тем более
показательно, что эта развитая правовая система не содержит и намека на
возможность существования международного права. А.А.Рубанов обоснованно
пишет, что Древний Рим рассматривал свое право “как право всеобщее”
HYPERLINK \l “sub_9965” *(65) .

Что же касается возможности совместного создания государствами
одинаковых и равно обязательных для них норм, то сама идея подобного
феномена была несовместима с сутью Римской империи. Она не возникала и в
умах блестящих римских юристов. Регулировать межгосударственные
отношения могли лишь боги, так как только они стоят над государствами и
могут быть арбитрами в их спорах.

Показательно, что не только в позитивном праве Рима, но и в трудах его
высококвалифицированных юристов нельзя обнаружить и следа самой идеи
международного права. В стремлении доказать существование международного
права в то время обычно ссылаются на римское “jus gentium” (право
народов). Однако общепризнано, что “право народов” было частью римского
права, регулировавшего отношения римских граждан с иностранцами, в
отношении которых оно было дискриминационным HYPERLINK \l “sub_9966”
*(66) . Вместе с тем, “право народов” содержало некоторые правила
справедливости и естественного права. “Quod naturalis ratio inter omnes
homines constituit, voratur jus gentium” (правила, которые естественный
разум установил для всех людей, именуются правом народов).

Таким образом, утверждения относительно того, что международное право
существовало в древнем мире, является, главным образом, результатом
перенесения современных представлений в совершенно иные условия. Судят
по форме, игнорируя суть явления. Соответственно не существовало норм и
об ответственности государств.

Несмотря на жестокость нравов международных связей того времени,
накопленный опыт имел значение для будущего международного права. Была
доказана принципиальная возможность нормативного регулирования
межгосударственных отношений, характеризующихся неустойчивостью и
враждебностью. Были выработаны формы нормативного регулирования – обычаи
и договоры. Последние по форме мало чем отличались от нынешних
международно-правовых договоров. Тем не менее, таковыми они не были.
А.Нуссбаум и Ж.Верзийл пришли к выводу, что нормы межгосударственных
отношений древности представляли собой религиозные предписания или
моральные обязательства. Несомненно, эти аспекты присутствовали. Вместе
с тем, поскольку речь шла о межгосударственных, политических отношениях,
то и регулировавшие их нормы не могли не носить политического характера.

Приведенные факты не дают оснований согласиться с теми, кто утверждает,
что международное право, как и право внутреннее, появляется одновременно
с государством. Эта точка зрения типична для отечественной доктрины.
Д.Б.Левин пришел к следующему выводу: “…Международное право возникает
там и тогда, где и когда возникает классовое общество и государство”
HYPERLINK \l “sub_9967” *(67) . Эта же точка зрения изложена в учебниках
HYPERLINK \l “sub_9968” *(68) . Лишь изредка встречаются авторы,
придерживающиеся иной точки зрения HYPERLINK \l “sub_9969” *(69) .
Аналогичные взгляды известны и литературе других стран. Обоснование их
сводится к тому, что коль скоро независимые государства вступили во
взаимоотношения, то должно возникнуть и международное публичное право.
Таким путем обосновывают максиму “вечности публичного международного
права” HYPERLINK \l “sub_9970” *(70) .

Обосновывая тезис о возникновении международного права одновременно с
государством, ссылаются на то, что государства заключали договоры,
направляли друг другу представителей, за которыми признавались некоторые
привилегии, и т.п. Между тем, договоры представляли собой личные
обязательства (монархов) фараонов, императоров и др. Подтверждением тому
могут служить договоры о династических браках, имевших важное
политическое значение. Договоры скреплялись религиозными клятвами, а их
обязательная сила опиралась на религиозную мораль.

Известно, что для создания нормы международного права необходимо:

во-первых, согласие субъектов относительно содержания нормы;

во-вторых, согласие придать ей юридическую силу HYPERLINK \l “sub_9971”
*(71) .

Это принципиальное положение вовсе не является лишь теоретическим
постулатом. Оно достаточно четко отражено в международном праве. В
ст. 38 Статута Международного Суда, как и в Статуте предшествовавшей ему
Постоянной палаты международного правосудия, говорится, что для того,
чтобы обычай применялся как право, он должен отражать “общую практику,
принятую как право”.

В решении Международного Суда о континентальном шельфе Северного моря
говорится, что действия, образующие установившуюся практику, “должны
быть такими или осуществляться таким образом, чтобы демонстрировать
убежденность, что эта практика является обязательной в результате
существования нормы права, предписывающей ее….Поэтому соответствующие
государства должны сознавать, что они следуют тому, что достигает уровня
юридического обязательства. Регулярность действий или даже их обычный
характер сами по себе недостаточны”. Наличие международного opinio juris
необходимо для того, чтобы “обычай” носил юридический характер в отличие
от обыкновений “вежливости, целесообразности или традиции” HYPERLINK \l
“sub_9972” *(72) .

Как правило, вопрос об opinio juris возникает в связи с обычными
нормами. Но он относится и к договорам. Соответствующее оформление
договора является свидетельством намерения сторон придать ему
юридическую силу. Но, как известно, существуют и международные
соглашения, которые такой силой не наделяются. Достаточно вспомнить о
джентльменских соглашениях, не говоря уже о получивших в наше время
широкое распространение неправовых соглашениях, примером которых может
служить комплекс соглашений ОБСЕ.

Все это еще раз подтверждает, что без правосознания не может быть права.
Внутри государств соответствующее правосознание сложилось сравнительно
рано. Государственная власть, не останавливаясь перед применением силы,
утверждала уважение к принимаемым законам. В международных отношениях
такой власти не было. Осознание независимыми государствами необходимости
подчиняться правовым нормам происходило весьма медленно. Этот факт
признают и авторы, утверждающие, будто международное право возникло
одновременно с государством. Так, по мнению Ю.Я.Баскина и Д.И.Фельдмана,
международное правосознание начало формироваться лишь в XII веке
HYPERLINK \l “sub_9973” *(73) .

Взгляд, согласно которому международное право, как и право
внутригосударственное, возникает одновременно с государством, является
примером того, как игнорирование специфики явления и его истории ведет к
ложной аналогии. Общественная система внутри государств сформировалась
гораздо раньше, чем сообщество государств. Потребности этой системы и
вызвали к жизни государство и право. Что же касается международного
права, то оно могло появиться лишь тогда, когда межгосударственные
отношения достигли достаточно высокого уровня развития. Государства
должны были осознать необходимость во имя своих национальных и
интернациональных интересов подчиниться нормам, обладающим юридической
силой. Процесс этот оказался длительным.

§ 2. Средние века (VI-XVI вв.)

К концу V в. варварские государства уничтожили Западную Римскую империю.
В Европе образовался ряд достаточно крупных государств, между которыми
велись войны, заключались союзные и мирные договоры. Однако над ними
существовал контроль со стороны Священной Римской империи германской
нации и католической церкви. О международном праве в таких условиях речь
не шла.

Центральная власть в государствах не была достаточно сильной. Феодальная
раздробленность была характерным явлением. Вотчина крупного
землевладельца была фактически государством, собственность на землю
давала власть над населением. Стирались различия между отношениями
частными и межгосударственными, между публичным и частным правом.
Постоянным явлением стали “частные войны” между феодалами внутри одного
государства. Одновременно шли войны между государствами, войны
религиозные, гражданские.

В основе как внутренних, так и внешних связей лежало “кулачное право”,
т.е. сила, возведенная в закон. Сильный всегда прав, что нашло свое
выражение и в таком институте, как “суд Божий”, – спор решался
поединком. Считалось, что Бог дарует победу правому. Таким путем решался
вопрос и об “ответственности”. В условиях нараставшего хаоса понятие
права в целом было весьма относительным.

Международные связи развиваются, главным образом, внутри регионов
(Западная Европа, Византия, Русь, арабский мир, Африка, Индия, Китай).
Особое место занимала Восточная Римская империя, Византия. Завоевавшие
Рим варварские племена разрушили римскую цивилизацию. Византия сохранила
эту цивилизацию и содействовала передаче соответствующего опыта
варварским государствам. Большую роль во внешней политике Византии
играла миссионерская деятельность христианского духовенства. Обращение в
христианство других народов усиливало влияние Византии. Вместе с тем оно
помогало развитию культуры вновь обращенных народов, включая культуру
правовую.

Киевская Русь с самого начала, с IX в., поддерживала активные связи с
Византией. Заключались мирные и союзные договоры. При помощи договоров
решался сложный вопрос о статусе русских дипломатов и купцов во время
пребывания в Византии. Договоры скреплялись религиозной клятвой. Русы
клялись Перуном и Велесом, “скотьим богом”. Представители Византии по
христианскому обычаю целовали крест.

Русь использовала такую форму закрепления связей с другими
государствами, как династические браки. Киевские княжны выходили замуж
за королей Венгрии и Норвегии. Дочь Ярослава Анна вступила в брак с
королем Франции Генрихом I, а сам Ярослав был женат на дочери шведского
короля.

Отличался рядом особенностей правовой режим иностранцев на Руси.
“Русская правда” в принципе предоставляла им тот же режим, что и
русским. Принятие христианства Киевской Русью сыграло свою роль в
усвоении накопленного Византией опыта.

В VII в. образуется крупное мусульманское государство – Арабский
халифат. С этого времени арабские государства принимают активное участие
в международных отношениях. В этих государствах религии принадлежало еще
более значительное место, чем в христианских странах. В основе всей
общественно-политической жизни лежало мусульманское право, нормы
которого распространялись и на международную деятельность государств. В
результате взаимоотношения арабских государств регулировались общими
нормами, опиравшимися на Коран. Одни и те же положения мусульманского
права регулировали отношения как между людьми, так и между
государствами.

Все мусульмане независимо от государственной принадлежности не считались
иностранцами. Последними были только иноверцы. Для въезда в страну им
требовалось разрешение, а для защиты – покровительство (вилайет)
мусульманина. Послы считались неприкосновенными. Коран предписывал
соблюдать верность слову даже в отношении иноверцев. Большую роль
сыграли положения Корана, поощряющие международную торговлю, которая
могла вестись даже во время паломничества.

В начале второго тысячелетия складываются крупные государства в Африке,
такие как империя Мали. Иностранцы могли путешествовать без опасений и
пользовались гостеприимством местных жителей. Африканские государства
поддерживали дипломатические и торговые связи, заключали международные
договоры.

Таким образом, несмотря на некоторые особенности, во всех регионах
существовали более или менее одинаковые способы и уровень регулирования
межгосударственных отношений. Все регионы внесли свой вклад в
формирование общепринятой практики. Тем не менее, в силу исторических
условий основным регионом, где была подготовлена почва для
международного права, оказалась Европа. На Западе континента сложился
комплекс государств с весьма близкими социально-политическими,
религиозными, культурными системами.

В литературе высказывается мнение, оспаривающее европейское
происхождение международного права. Индийский профессор Р.Ананд считает,
что международное право развивалось в средние века не только в Европе
HYPERLINK \l “sub_9974” *(74) . Никто не станет отрицать вклада Индии и
других регионов в развитие форм нормативного регулирования международных
отношений того времени. Но, как уже отмечалось, международное право им
не было известно. Тот факт, что международное право возникло в Европе в
средние века, констатируют многие юристы также из азиатских стран
HYPERLINK \l “sub_9975” *(75) .

О достаточно высоком уровне развития межгосударственных связей в
Западной Европе свидетельствует факт неоднократного созыва съездов с
участием большого числа глав государств. Заключалось много договоров – о
мире, о союзе и др. Дальнейшее развитие получили династические договоры,
согласно которым при заключении династических браков в качестве
приданого или дара части территории переходили от одного государства к
другому. Территория по-прежнему рассматривалась как собственность
государя.

Положение иностранцев улучшилось. Тем не менее, в случае смерти
иностранца его имущество на данной территории наследовалось местным
феодалом. В случае кораблекрушения все выброшенное на берег переходило к
местному феодалу (береговое право). Это затрудняло торговлю. Государства
заключали договоры, защищавшие права купцов.

Военные обычаи оставались жестокими. Не существовало различия между
воинами и мирными жителями. Врагами считались все подданные противника.
Захваченные города отдавались солдатам на разграбление. Основой
вооруженных сил были рыцари-дворяне, поэтому для их защиты был создан
свод моральных норм – рыцарский кодекс.

Важную роль в развитии нормативного регулирования международных
отношений западноевропейских государств сыграла католическая церковь.
Мировоззрение средних веков было преимущественно теологическим.
Ф.Энгельс писал, что в то время “юриспруденция, естествознание,
философия – все содержание этих наук, приводилось в соответствие с
учением церкви” HYPERLINK \l “sub_9976” *(76) . Дело не ограничивалось
мировоззрением. Долгое время главным средством регулирования
международных отношений служило каноническое право, основанное на
религиозных догматах. Библейские тексты применялись как позитивное
право. Они использовались и для решения вопросов ответственности при
нарушении религиозных норм. В руках церкви оказалась и юриспруденция,
которая впоследствии долго оставалась под влиянием богословов.
Юриспруденция использовалась церковью для закрепления своей власти над
государствами.

В общем, средневековье внесло свой вклад в подготовку почвы для создания
международного права. Пожалуй, главное заключалось в том, что оно
продемонстрировало гибельность беззакония как для внутригосударственных,
так и для международных отношений. Люди были поставлены перед
необходимостью утвердить правопорядок. Был накоплен опыт неправового
нормативного регулирования межгосударственных отношений.

§ 3. Классическое международное право

a) Зарождение (XVI-XVIII вв.)

С конца средних веков начинают складываться материальные и духовные
предпосылки международного права. Образовались крупные национальные
государства с централизованной властью, способной установить порядок. В
новых условиях примитивное феодальное право оказалось непригодным.
Вместо него использовали римское право, приспособив его к новым
условиям. Оно рассматривалось как “писаный разум”, как право, присущее
любому цивилизованному государству. Утверждение внутреннего правопорядка
имело большое значение для появления идеи международного права. Возникла
мысль использовать право для ограничения произвола в отношениях между
государствами.

После ослабления Священной Римской империи германской нации и верховной
власти папы осуществлявшееся ими регулирование отношений между
государствами Западной Европы утрачивает былое значение. Создается
вакуум нормативного регулирования. Но этого оказалось недостаточно для
появления идеи международного права. Она была вызвана к жизни общей
атмосферой растущего хаоса и страданий от непрерывных войн,
последовавших после падения Римской империи. К.Ван Волленховен пишет,
что к концу XVI в. сложились “адские условия жизни”.

Взаимное истощение католических и протестантских государств в ходе
Тридцатилетней войны (1618-1648 гг.) побудило правителей заключить
Вестфальский мир HYPERLINK \l “sub_9977” *(77) . Мирный договор,
состоявший из договоров – Оснабрюкского и Мюнстерского, закрепил новую
систему международных отношений в Западной Европе, систему независимых
национальных государств. Договор заслуживает особого внимания, не
случайно многие авторы ведут от него историю не только международного
права, но и современной системы международных отношений. В мировой
литературе точка зрения, согласно которой международное право возникло в
конце средних веков, является, пожалуй, доминирующей HYPERLINK \l
“sub_9978” *(78) .

Оформившие Вестфальский мир договоры заключены по всей форме.
Специальная статья посвящена “правовому действию мира” (ст. XVII
Оснабрюкского договора). Предусмотрена ратификация и обмен
ратификационными грамотами. Мирный договор квалифицируется как
“конституционный закон Священной Римской империи”, подлежащий
утверждению рейхстагом. Иными словами, договор рассматривается как
имперский закон, и его реализация обеспечивалась при помощи внутреннего
права. Им же решались вопросы и ответственности государств. О
международном праве в договоре речь не шла.

В договоре немало статей посвящено реституции, которую сегодня связывают
с международной ответственностью. Однако анализ соответствующих статей
дает основания для вывода, что речь не шла об ответственности за
международное правонарушение. Было согласовано решение о восстановлении
положения, существовавшего до войны. Существует мнение, согласно
которому со времен Вестфальского мира принцип ответственности оставляет
туманное поле морали и вступает на почву, подготовленную для него
международно-правовой практикой HYPERLINK \l “sub_9979” *(79) .
Думается, однако, что подобное мнение не совсем отвечает
действительности.

Вестфальский мир свидетельствовал о появлении в политическом сознании
идеи использования права для ограничения произвола во взаимоотношениях
государств. Но поскольку представление о международном праве
отсутствовало, то в этих целях было использовано нечто среднее между
внутренним и международным правом – “конституционный закон Священной
Римской империи”. Эта особенность характерна и для трудов первых
юристов-международников, в которых в значительной мере излагались нормы
внутреннего права без четкого разграничения с нормами, призванными
регулировать межгосударственные отношения. Юристы не проводили четкого
различия между внутренним и международным правом ни по сфере действия,
ни по нормативному материалу. Лишь в дальнейшем начинают доказывать, что
даже естественное право не может применяться к суверенным государствам
без учета их природы.

Подчеркиваю эти моменты с тем, чтобы показать, с каким трудом
прокладывала себе путь сама идея международного права. Лишь под
настоятельным требованием жизни возникла мысль перенести позитивный опыт
правового регулирования внутри государств на их отношения друг с другом.
Эта мысль явно просматривается в трудах Ж.-Ж.Руссо и Дж.Локка. При этом
следует учитывать, что, как пишет В.С.Нерсесянц, “в общеисторическом
плане первой формой светской идеологии, которая оттеснила религию и
заняла господствующие позиции, было юридическое мировоззрение –
классическое мировоззрение буржуазии” HYPERLINK \l “sub_9980” *(80) .

Как и внутри государств, в международных отношениях нормы формировались
с использованием римского права. Межгосударственные отношения
регулировались по аналогии с отношениями частных лиц. Субъектом
международных правовых отношений был монарх. Международно-правовые
концепции еще долгое время носили преимущественно цивилистический
характер. В основе римского права лежало равноправие частных лиц, в
основе международного права – равноправие государств.

Идея международного права была сформулирована в трудах юристов на рубеже
XVI-XVII вв. Среди них наиболее видным был голландский юрист, богослов,
дипломат Гуго Гроций (1583-1654 гг.). В своем труде “О праве войны и
мира” (1625 г.) он впервые обосновал существование “права, которое
определяет отношения между народами или их правителями”. В практике
государств ему не удалось найти доказательств существования такого
права, поэтому его источники он ищет в природе, боге, морали. Вместе с
тем он допускает, что “известные права могли возникнуть в силу взаимного
соглашения как между всеми государствами, так и между большинством их”
HYPERLINK \l “sub_9981” *(81) . Те же причины определили доминирование
естественно-правового направления в доктрине международного права в XVII
и XVIII вв.

Труды юристов сыграли, пожалуй, главную роль в зарождении
международно-правового сознания. Что же касается практики государств
того времени, то положение было иным HYPERLINK \l “sub_9982” *(82) . Она
долгое время не воспринимала идею международного права, хотя юридическая
аргументация использовалась дипломатией. Показательна в этом плане книга
П.П.Шафирова, вице-канцлера при Петре I. Книга посвящена обоснованию
“законных причин” для войны против Швеции и содержит ссылки на “право
натуральное”. Сам Петр I считал, что договоры соблюдаются в силу чести
данного слова, т.е. в силу морали.

Нормы аристократической морали продолжали оставаться важным регулятором
межгосударственных отношений, которые рассматривались как межличностные
связи суверенов. Характер политической морали того времени описан
итальянским политическим деятелем и историком Н.Макиавелли (1469-1527
гг.) в его труде “Государь” (1513 г.). Превыше всего, по Макиавелли,
стоит “государственный интерес”, во имя которого допустимо использовать
любые средства. Не могу в этой связи не заметить, что и сегодня
государства продолжают выдвигать на первый план свои национальные
интересы, не отдавая себе отчета в том, что в условиях глобализации
обеспечить национальные интересы можно лишь совместными усилиями во
взаимосвязи с общими интересами. Макиавелли утверждал, что великие дела
творили как раз те государи, которые мало считались с обещаниями, умели
обманывать. Они одолевали тех, кто полагался на честность. Дипломатия
рассматривалась как искусство лжи и вероломства HYPERLINK \l “sub_9983”
*(83) .

Все это стояло на пути утверждения международного права. Тем не менее,
развитие международных отношений требовало своего. Возникают все новые
обычаи, за которыми в большей или меньшей мере признается правовой
характер. В частности, закрепляется правовой статус дипломатов.
Формируется институт консулов под влиянием требований торговли. Под тем
же влиянием улучшалось правовое положение иностранцев. Развитие морской
торговли привело к признанию принципа свободы открытого моря.

Что же касается военных обычаев, то они, пожалуй, стали еще более
жестокими. Наемные армии содержались в значительной мере за счет
грабежа. Населенные пункты рассматривались как добыча и подвергались
разграблению. Военнопленных считали преступниками; даже собственных
раненых оставляли без помощи.

Сказанное ранее дает основания для вывода, что классическое
международное право начало складываться в XVI-XVII вв. Возникла доктрина
международного права. Начало формироваться международно-правовое
сознание. Значительное число международных норм стали рассматриваться
как правовые. Все чаще юридическая аргументация использовалась
дипломатией. Однако в целом процесс становления международного права
протекал трудно. Признание правового характера международных норм на
словах не привело к уважению их на деле. Свидетельством тому могут
служить и труды таких авторитетов, как И.Кант и В.Ф.Малиновский,
написанные на рубеже XVIII и XIX вв. Из них видно, что к этому времени
идея международного права обрела признание. Однако состояние войны было
постоянным. Международному праву отказывают во всяком уважении.
“Удивительно, – писал И.Кант, – что слово “право” не изгнано еще
полностью из военной политики” HYPERLINK \l “sub_9984” *(84) .

Все это не могло не сказываться на формировании механизма действия
международного права, элементом которого является ответственность.
Признанные нормы международного права осуществлялись при помощи
морально-политического механизма. На этом основании государства нередко
применяли репрессалии в случае нарушения норм международного права.
Обязанность возместить причиненный ущерб, как и в прошлом, иногда
находила отражение в международных договорах и в решениях арбитражей
HYPERLINK \l “sub_9985” *(85) .

В фундаментальном исследовании международной ответственности К.Иглтон
утверждал, что чувство ответственности не находит адекватного выражения
до времен Гроция HYPERLINK \l “sub_9986” *(86) . Однако если обратиться
к труду Г.Гроция, то окажется, что идея обязательности норм
международного права действительно пронизывает его труд. Но при этом
ответственность государства не находит в нем ощутимого отражения. Книга
вторая содержит гл. XVII “Об ущербе, причиненном правонарушением, и
возникающем отсюда обязательстве”. Устанавливается общий принцип,
согласно которому в результате виновного правонарушения “возникает
естественное обязательство при наличии ущерба, а именно – обязательство
возместить его” HYPERLINK \l “sub_9987” *(87) . Однако в дальнейшем речь
идет об ответственности лишь физических лиц. Относительно же
ответственности государства автор ограничился утверждением того, что
государство “не отвечает за поступки отдельных граждан, когда нет его
собственного деяния или упущения” HYPERLINK \l “sub_9988” *(88) .
Последнее положение представляло собой новеллу. В средние века
государство рассматривалось как несущее ответственность за действия
любого лица, находящегося под его юрисдикцией.

b) Развитие (1739-1919 гг.)

Как известно, XIX в. дал человечеству цивилизацию и культуру. Элементом
этой цивилизации и культуры явилось международное право. Наиболее
прогрессивные взгляды на международные отношения и право того времени
известны как идеи Великой французской революции 1789 г. Основами внешней
политики Франции были провозглашены “всеобщий мир и принципы
справедливости”, отказ от всякой войны с целью завоевания.

Революция заменила суверенитет монарха верховной властью нации, что
имело важное значение для утверждения международно-правовой субъектности
государства. Коль скоро народ – хозяин территории, то монарх не вправе
ею распоряжаться. В практику вводится плебисцит. При присоединении к
Франции Авиньона и Савойи в 1791 г. на присоединяемых территориях было
проведено голосование.

В известной Декларации аббата Грегуара, подготовленной по заданию
Конвента, но так и не принятой им, провозглашался принцип равноправия
государств независимо от существующего в них строя и политического
значения. Провозглашалось, что договоры должны соблюдаться. Вместе с тем
в Конвенте было заявлено, что договоры тиранов не могут связывать
суверенитет народа.

Были сформулированы новые основы права войны. Согласно этим основам
допустима лишь война оборонительная, война в защиту попранных прав.
Врагом может быть только государство, а не люди. Отсюда – требование
гуманного обращения с пленными, неприкосновенность частной
собственности, уважение прав мирного населения.

В конституционном праве обнаруживаются свидетельства того, что
международные договоры расцениваются как акты юридические. Конституция
Франции 1795 г. содержала формулу: “Договоры вступают в силу”. А
Конституция 1791 г., установив, что иностранцы подчинены французским
законам наравне с местными гражданами, оговорила, что соглашения с
иностранными державами могут предусматривать исключения из этого
правила.

Ссылку на нечто близкое международному праву можно обнаружить в
американской Декларации независимости 1776 г., провозгласившей право
народа занять независимое положение, “на которое ему дают право
естественные и божеские законы”. Особо отмечу, что Конституция США 1787
г. явно признала юридическую силу договоров в национальном праве и
поставила их на один уровень с федеральными законами.

Наличие прогресса очевидно, но шел он трудным путем. Наполеон солдатским
сапогом растоптал благородные принципы революции. Государства, которые
вели против него войну, говорили о верности принципам справедливости,
невмешательства и даже самоопределения. Но, одержав победу, отреклись от
них. В 1815 г. Россия, Австрия и Пруссия подписали Акт о Священном
союзе, к которому присоединились и другие государства. Отбросив
самоопределение, равноправие, невмешательство, во главу угла поставив
принцип легитимизма, согласно которому лишь законная династия была
вправе занимать престол, эти державы присвоили себе право вмешиваться во
внутренние дела суверенных государств. Вместе с тем были приняты и
документы, которые нельзя не оценить позитивно (о свободе торгового
судоходства по международным рекам, о запрещении негроторговли, о рангах
дипломатических представителей).

В политической сфере международно-правовое регулирование оставалось
фикцией. Механизм действия договоров в этой области продолжал оставаться
политическим. В международном праве не было общих целей и принципов,
необходимых для объединения норм в систему. Право было широко
диспозитивным, т.е. предоставляло неограниченный простор для отступления
от его общих норм путем соглашений между отдельными государствами.
Господствовала “свобода договоров” – договор с любым содержанием был
правомерен.

Во второй половине XIX в. остро встал вопрос о правовом регулировании
международного транспорта и связи. Парижская декларация 1856 г.
определила режим торгового судоходства во время войны. Сформировался
режим свободы торгового судоходства по международным рекам: Рейн, Дунай,
Эльба – в Европе, Миссисипи и Св. Лаврентия – в Америке, Конго и Нигер –
в Африке.

В 1874 г. подписан акт об учреждении Всемирного почтового союза, который
установил свободный транзит писем и посылок через территории участников.
В 1875 г. принимается конвенция о Телеграфном союзе. В 1890 г.
заключается многосторонняя железнодорожная конвенция. Развитие
международных экономических связей потребовало активизации правового
регулирования в этой области.

К концу XIX в. завершился раздел мира между колониальными державами.
Кроме колоний, которые непосредственно управлялись чиновниками
метрополий, существовали также полуколонии и зависимые государства,
которым были навязаны кабальные договоры. Некоторые формально
независимые страны, например Китай, были разделены на сферы влияния. В
оформлении колониальной зависимости использовались те или иные
международно-правовые акты.

В целом же колониальные и зависимые страны стали объектом сделок
колониальных держав. В начале века британский юрист Г.Дженкинс писал:
“Общепризнанно, что нормы международного права применяются только к
христианским странам в Европе и Америке”. А если некоторые из них
“вообще применимы к нехристианским государствам, то применяются со
значительной модификацией” HYPERLINK \l “sub_9989” *(89) . Таким
образом, международное право служило далеко не всем и не всем одинаково.
Большинство населения планеты было отстранено от международного права.

В конце XIX в. стало ощутимым дыхание приближающейся большой войны. В
1899 г. по инициативе России была созвана первая Гаагская конференция
мира. Россия предложила заморозить размеры вооруженных сил и военного
бюджета, она особенно остро ощущала это бремя. Поддержки предложение не
получило, и идея ограничения гонки вооружений провалилась. Вместо этого
была осуществлена кодификация законов и обычаев войны. Еще более полная
кодификация в этой области была совершена второй Гаагской конференцией
мира в 1907 г. Конференции стали значительным шагом в развитии
международного права.

Вопросам ответственности государства был посвящен ряд положений
конвенций. Конвенция 1907 г. о соблюдении законов и обычаев сухопутной
войны установила, что воюющая сторона, которая нарушила соответствующие
нормы, будет нести материальную ответственность и обязана выплатить
компенсацию. “Она будет нести ответственность за все действия,
совершенные лицами, входящими в состав ее вооруженных сил”. Вторая
Гаагская конвенция 1907 г. об ограничении использования силы в целях
взыскания долгов определила последствия материальной ответственности
государств в отношении иностранцев. Самое существенное значение имело
принятие конвенции о мирном разрешении споров и учреждение Постоянной
палаты третейского суда.

Впервые в истории ответственности были посвящены две межамериканские
конференции 1989-1890 и 1902 гг. Была принята конвенция, касающаяся прав
иностранцев. В ее основу положены два принципа: а) государство несет
ответственность за ущерб, причиненный личности или имуществу иностранца,
если ущерб явился результатом нарушения обязательства органом
государства; б) дипломатическая защита со стороны отечественного
государства пострадавшего лица может иметь место лишь после исчерпания
местных средств правовой защиты заинтересованным лицом.

Поскольку общепризнанные нормы об ответственности государств
отсутствовали, то при необходимости заключались соглашения, решавшие
соответствующие вопросы применительно к конкретному случаю. Одним из
первых соглашений такого рода был Вашингтонский договор между США и
Великобританией 1871 г., учредивший арбитраж по делу судна “Алабама”.

Сказанным объясняется и тот факт, что практика международных арбитражей
сыграла существенную роль в становлении института ответственности в
международном праве. Это обстоятельство не раз отмечалось в литературе.
Я.Броунли пишет, что “право ответственности государств своим развитием
во многом обязано практике смешанных претензионных комиссий и
арбитражных судов” HYPERLINK \l “sub_9990” *(90) .

Таким образом, в рассматриваемый период международное право
предоставляло широкие возможности для применения силы, война считалась
законным средством политики. В значительной мере оно было правом войны.
Право отражало реальности времени, но противоречило самой идее права. На
это обращали внимание мыслители того времени HYPERLINK \l “sub_9991”
*(91) . Право расходилось с представлениями о морали, справедливости.

Правовое регулирование медленно выделялось в самостоятельный вид
регулирования международных отношений. Большей частью оно сливалось с
иными видами регулирования (политическим, религиозным, моральным).
Механизм действия международного права находился в зачаточном состоянии.
Внутреннее право государств не создало механизм реализации международных
норм.

Трезво оценивая недостатки международного права того времени, надо
сказать, что едва ли можно было ожидать чего-то иного. Каково общество,
таково и право. Тем не менее, прогресс был ощутимым. Международное право
стало необходимым регулятором значительного объема международных
отношений. Был накоплен нормативный материал, заложены начала
международно-правового сознания. Начал утверждаться принцип
ответственности государств. Был учрежден международный третейский суд.
Наметились сдвиги и во внутреннем праве, которое, например, закрепило
привилегии иностранных дипломатов, установило правовой режим
иностранцев. В некоторых странах утверждается доктрина “общепризнанные
нормы международного права – часть права страны”.

c) Доктрина

Доктрине принадлежит важная роль в развитии любого права. Правда, порою
юристы-практики явно недооценивали этот фактор, особенно представители
“коммон ло”. Известный американский судья О.Холмс в конце XIX в.
относительно развития “коммон ло” писал: “Осознание требований времени,
осознанные или подсознательные преобладающие моральные и политические
теории, политическая интуиция и даже предрассудки, разделяемые судьями
со своими согражданами, играли неизмеримо большую роль, чем силлогизм в
определении норм, которыми люди должны руководствоваться” HYPERLINK \l
“sub_9992” *(92) .

Нет оснований отрицать позитивную роль прецедентного права. Однако оно,
в основном, закрепляет опыт прошлого. В условиях нарастающего динамизма
общественного развития все большее значение приобретает правовое
регулирование, обращенное в будущее. Успех в этом деле в значительной
мере зависит от научной разработки соответствующих проблем. Что же
касается международного права, то здесь доктрина играла особую роль как
в обосновании самой идеи такого права, так и в его развитии.

Рост роли международного права стал причиной значительного развития его
доктрины. Международное право начинают изучать в университетах. Оно
привлекает к себе внимание философов. Идеи международного права пустили
корни в общественном сознании.

Рост практического значения международного права потребовал разработки
конкретных вопросов и более точного определения содержания его норм. В
результате снизился удельный вес естественно-правового направления в
доктрине и возросло влияние школы позитивного права. Особое место в ней
заняли британские и американские юристы (Г.Уитон, Р.Филлимор, Дж.Кент,
Дж.Мур и др.). Они, в основном, собирали материалы практики, не
доказывая необходимость существования соответствующих норм и
воздерживаясь от критического анализа. При этом изучалась и возводилась
в право преимущественно практика собственных стран HYPERLINK \l
“sub_9993” *(93) . Национализм был в той или иной мере присущ юристам и
других стран.

Доминирующим направлением стало смешанное, сочетающее
естественно-правовой и позитивно-правовой подход. Практика содержала
недостаточно материала. Поэтому даже крайние позитивисты вынуждены были
искать иные источники для восполнения пробелов. Нормы выводили не только
из практики, но и из “природы международного общества”.

В практике государств нормы международного права утверждались с трудом.
В результате получает развитие типичная для доктрины тенденция: выдавать
желаемое за действительное. Международное право описывают таким, каким
оно должно быть по мнению автора, что снижало ценность трудов как
исторических свидетельств.

Довольно медленно происходило формирование понятия международного права
как явления самостоятельного относительно национального права. В этом
одна из причин появления концепции “внешнего государственного права”. Ее
наиболее видным представителем был Г.Гегель, а в России –
Н.А.Безобразов. HYPERLINK \l “sub_9994” *(94) . Согласно этой концепции
государство само создает и отменяет правовые нормы, регулирующие его
внешние связи. В целом концепция относится к категории нигилистических,
т.е. отрицающих международное право как таковое.

Другой нигилистической концепцией была та, согласно которой
международное право не имеет юридической силы и в лучшем случае его
можно считать “позитивной моралью” (Дж.Остин). При этом ссылались на
отсутствие механизма, подобного тому, что имеется у национального права.
Нет механизма – нет и права. Видные представители доктрины
придерживались нигилистических взглядов в отношении ответственности
государств. Они утверждали, что идея взаимной ответственности государств
противоречит понятию суверенитета. Государство – единственный судья в
вопросах своей ответственности. Обязанность государства компенсировать
совершенное правонарушение зависит исключительно от его воли.
Государства несут ответственность лишь перед собой HYPERLINK \l
“sub_9995” *(95) . Подобные взгляды высказывались и после принятия
Статута Лиги Наций HYPERLINK \l “sub_9996” *(96) .

В этой связи хочу обратить особое внимание на интересную мысль
Ж.-Ж.Руссо. Он писал о противоречии устройства человечества, которое он
видел в том, что каждый человек подчиняется законам общества; народы же
пользуются естественной свободой, что чревато самыми негативными
последствиями. “Что же касается того, что обычно называют правом
народов, то ясно, что его нормы при отсутствии наказания за их нарушение
суть химеры…” HYPERLINK \l “sub_9997” *(97) Выход Ж.-Ж.Руссо видел в
создании конфедерации европейских государств.

Приведенные высказывания свидетельствуют о том, насколько прочно связано
признание за международным правом юридического характера с наличием
механизма, обеспечивающего его действие как права, включая юридическую
ответственность за правонарушение.

Во второй половине XIX в. получает распространение концепция “реализма”,
которая довольно влиятельна и в наши дни в ряде стран. Единственным
законом международной жизни ее сторонники считали силу. Видный немецкий
юрист Р.Иеринг утверждал, что “право – это политика силы”. Его
последователи юристы-международники других стран подтверждали, что право
без силы – мечта HYPERLINK \l “sub_9998” *(98) .

Все эти концепции имели основу в реальной жизни. Те, что отстаивали
юридический характер международного права, отражали потребность
международных отношений в правовом регулировании. Нигилисты отражали
господство силы и неразвитость механизма действия международного права.
Игнорировать наличие международных норм они не могли. Поэтому отрицалось
не их существование, а их юридическая природа.

Нигилистические взгляды были весьма распространены в литературе и в
дальнейшем. В процессе подготовки Гаагской конференции по кодификации
международного права 1930 г. рассматривавший проблему ответственности
подкомитет подготовительного комитета представил доклад, в котором
говорилось: “Многие годы юридическая природа международных отношений
отрицалась целым рядом авторитетов, но ныне противоположная точка зрения
стала почти общепринятой…” HYPERLINK \l “sub_9999” *(99)
Нигилистические концепции доминировали в политическом мышлении, были
популярны среди юристов-практиков и дипломатов. HYPERLINK \l “sub_99100”
*(100) .

С расширением участия России в международной жизни в стране начинает
изучаться международное право. Оно привлекало внимание не только
юристов. Из трудов А.Н.Радищева видно, что в его время о международном
праве немало пишут, часто на него ссылаются. Но когда между народами
возникает вражда, “судия их есть меч”.

Первым фундаментальным произведением был труд В.Ф.Малиновского
(1765-1814 гг.) “Рассуждение о мире и войне”. В нем есть раздел
“Общенародные законы”, в котором говорится, что народы, подобно
подданным одной державы, должны сообразовываться с непременными
правилами. Предлагалось создать общий союз Европы со своими законами и с
органом контроля за их соблюдением государствами.

В начале XIX в. открывается ряд новых университетов (в Петербурге,
Харькове, Казани, Киеве и др.), в которых преподается международное
право. Публикуется довольно много работ по международно-правовым
вопросам. Профессор Московского университета Л.А.Камаровский, автор
более 200 работ, подлинным источником международного права считал
правосознание наиболее образованной части общества. На этой основе он и
предложил кодифицировать международное право.

Особого внимания заслуживает научная и практическая деятельность уже не
раз упоминавшегося профессора Петербургского университета Ф.Ф.Мартенса.
Он внес ощутимый вклад в работу Гаагских конференций мира. Его главный
труд – “Современное международное право цивилизованных народов”. С
1882 г. он выдержал несколько изданий в России и переведен на языки
многих стран мира. Ф.Ф.Мартенс исходил из того, что в основе всех
правовых отношений лежит сама жизнь. Международное право только тогда
обретет прочный фундамент, “когда естественные и исторические законы
развития народов будут выяснены”. Серьезное значение придавалось таким
факторам, как мораль, справедливость, которые должны лежать в основе
международного права.

Особого внимания заслуживает подход к правовому регулированию как к
разновидности управления. В международном управлении Ф.Ф.Мартенс
различал две стороны:

а) управление внешними сношениями государства при помощи
законодательной, административной и судебной властей;

б) управление международными отношениями совместными усилиями
государств. HYPERLINK \l “sub_99101” *(101) .

Ощутимый вклад в развитие доктрины международного права внесли ученые
Харьковского университета. Используя исторический подход, профессор
Д.И.Каченовский обосновал перспективы развития ряда институтов
международного права. Особое внимание было уделено кодификации. В
1859 г. Д.И.Каченовский выступил с докладом в Лондонском юридическом
обществе, где обосновал необходимость интернационального объединения
усилий ученых для кодификации международного права. Инициатива
увенчалась успехом. В 1873 г. был учрежден Институт международного права
с участием ученых многих стран, который действует и поныне.

Думается, что в целом доктрина международного права в России находилась
на общеевропейском уровне. Ее представители внесли ощутимый вклад в
подготовку специалистов в области международного права и в формирование
правосознания. Как и в мировой литературе, в российской литературе
проблеме ответственности внимания уделялось предельно мало. В 1884 г.
У.Холл писал, что “вопрос об ответственности государств обычно не
обсуждается должным образом в трудах по международному праву”. HYPERLINK
\l “sub_99102” *(102)

Первая попытка разработать проблему международной ответственности была
сделана во второй половине XIX в. немецким юристом А.-Г.Геффтером
HYPERLINK \l “sub_99103” *(103) . Он выбрал простейший путь, перенеся в
международное право гражданско-правовые понятия ответственности из
контракта и ответственности из деликта. Оценивая работу Геффтера,
Ф.Ф.Мартенс писал: “Заслуга его в этом отношении неотрицаема… Теория
Геффтера в этом вопросе страдает только тем недостатком, что смешивает
гражданское право с международным” HYPERLINK \l “sub_99104” *(104) .

Сам Ф.Ф.Мартенс считал, что международное правонарушение “дает
потерпевшему право на вознаграждение за причиненный ему материальный
ущерб и нравственную обиду… Нет сомнения, что если права государства
будут нарушены другим государством, его главою или чиновниками, то
потерпевший народ имеет право требовать убытки и удовлетворения с
виновной стороны” HYPERLINK \l “sub_99105” *(105) .

Значительное внимание изучению проблемы международной ответственности
уделил немецкий юрист Г.Трипель HYPERLINK \l “sub_99106” *(106) .
Главное внимание было уделено обоснованию необходимости приведения
внутреннего права государств в соответствие с международным правом, что,
как известно, имеет первостепенное значение для обеспечения
эффективности международного права. Г.Трипель показал также
несостоятельность выдвинутой Г.Гроцием теории вины государства как
элемента правонарушения.

Проблеме ответственности посвятили свои работы итальянский юрист
Д.Анцилотти, немецкие юристы П.Шоен и К.Штрупп HYPERLINK \l “sub_99107”
*(107) . Авторы обосновывали объективную ответственность государства,
доказывая несостоятельность теории вины. При этом государство несет
ответственность только за собственные действия. К.Иглтон оценил значение
этих работ следующим образом: они “могут рассматриваться как
установившие ответственность государств в качестве института
международного права” HYPERLINK \l “sub_99108” *(108) .

В практическом плане проблема ответственности государства в тот период
стояла как ответственность за ущерб, причиненный иностранцам. В таком
плане она рассматривалась и доктриной HYPERLINK \l “sub_99109” *(109) .
Причина такого подхода видится в стремлении промышленно развитых стран
создать благоприятные условия для экспансии своего капитала HYPERLINK \l
“sub_99110” *(110) . В целом доктрина сыграла существенную роль в
признании за международным правом юридической силы, а также в
утверждении концепции международной ответственности.

§ 4. Переход от классического к современному международному праву
(1919-1946 гг.)

Для понимания процесса формирования современного международного права
представляет интерес мнение, изложенное в докладе одного из
подготовительных органов Гаагской конференции по кодификации
международного права 1930 г. Согласно этому мнению, созидательной силой
международного права является коллективная воля государств. Эта воля
“впервые проявила себя, когда образовалось международное сообщество.
Государства тогда осознали, что у них есть общие интересы, которые могут
быть согласованы лишь путем разумной организации межгосударственных
отношений” HYPERLINK \l “sub_99111” *(111) .

К началу XX в. человеческое общество достигло высокого уровня развития
практически во всех областях, за исключением политики, особенно
международной. Интернационализация жизни общества требовала
интернациональной политики, а в ней доминировал национализм.
Политическое мышление оказалось не в состоянии осознать новое положение
вещей, при котором нормальное функционирование международной и
национальных систем может быть обеспечено лишь основательно
координируемыми совместными усилиями государств. Во весь рост встала
задача организации достаточно эффективного управления системой
международных отношений. Но политика и право оказались к этому не
готовы. В этом видится одна из главных причин нового бедствия – мировой
войны, которая унесла 10 млн. человеческих жизней, вдвое больше, чем за
весь предыдущий век.

Все это не могло не вызвать соответствующую реакцию. Возникли широкие
общественные движения, требовавшие внести коренные изменения в механизм
управления международными отношениями. Они сыграли немаловажную роль в
том, что в 1919 г. державы-победительницы решили создать Лигу Наций и
приняли ее учредительный акт – Статут. Была учреждена первая всеобщая
политическая организация, призванная обеспечить мир и сотрудничество
между государствами.

Разумеется, Статут не мог не уделить внимания международному праву. Оно
было признано важным для развития сотрудничества и для обеспечения мира.
Ставилась задача “установить господство справедливости и добросовестно
соблюдать все налагаемые договорами обязательства во взаимных отношениях
организованных народов”. Из этого видно, что сфера действия
международного права по-прежнему ограничивалась “организованными
народами”, колониальные народы и страны из нее исключались.

Показательно, что речь шла о соблюдении лишь договорных обязательств.
Обычные нормы не имели существенного политического значения, прежде
всего потому, что они не регулировали применение силы. Заслуживает
внимания формулировка Статута, согласно которой предписания
международного права признаются “отныне действительным правилом
поведения правительства”. Это еще раз подтверждает, что действенность
норм международного права в политической сфере на протяжении
предшествующей истории была невелика HYPERLINK \l “sub_99112” *(112) .

О развитии механизма международно-правового регулирования
свидетельствует положение Статута, отнесшее к числу вопросов, подлежащих
третейскому или судейскому разрешению, все международно-правовые споры.
В соответствии со Статутом в 1922 г. была учреждена Постоянная палата
международного правосудия – первый постоянный международный суд.

К числу главных недостатков Статута Лиги следует отнести то, что даже
после мировой бойни он не поставил вне закона применение силы. Критика
пацифистами недостатков этого документа привела к тому, что в 1924 г.
Лига приняла протокол о мирном разрешении споров, в котором агрессивная
война объявлялась международным преступлением и давалось определение
агрессии. Все это могло бы лечь в основу нового этапа в развитии мировой
политики и международного права, но протокол так и не вступил в силу.
Факт, свидетельствующий о том, с каким трудом идея запрещения
агрессивной войны проникала в политику государств, а через нее и в
международное право.

В мировой войне особенно пострадала Россия, и не случайно ее реакция
была решительной. В стране свершилась революция, уничтожившая старый
строй, который нес ответственность за жертвы войны. Разумеется,
революция не была порождена лишь войной. Но ей принадлежала самая
серьезная роль. Одна из причин успеха революции в том, что она выступила
под лозунгом мира. В первых же ее актах была изложена программа мира.
Центральное место занял Декрет о мире 1917 г. Непосредственно он был
нацелен на мирное урегулирование после войны. Вместе с тем реализация
выдвинутых принципов привела бы к коренным изменениям в системе
международных отношений и соответственно в праве, которые должны были
быть перестроены на демократических и справедливых принципах.

Грабительские войны объявлялись величайшим преступлением против
человечества, что требовало принципиальных изменений в международном
праве, которое узаконивало войну. Выдвигалось требование ликвидации
колониальных отношений, которые представляли одну из опор
существовавшего мирового порядка. Провозглашалось право народов на
самоопределение. Как противоправное деяние была квалифицирована
аннексия, или захват чужих земель. При этом отвергались все основные
аргументы, при помощи которых обосновывалась законность колониальных
захватов. Ни давность владения, ни уровень развития страны, ни ее
отдаленность от Европы не могут служить оправданием аннексии.
Предусматривались и некоторые гарантии осуществления этих прав.

Объявлялось безусловно и немедленно отмененным все содержание ранее
заключенных международных договоров в той мере, в какой они нарушали
права и законные интересы других государств. Что же касается иных
договоров, то их обязательность подтверждалась. Были аннулированы
договоры о разделе Ирана и Турции, а также те, что ущемляли суверенитет
Китая. Взамен со странами Востока были заключены новые договоры, которые
явились для них первыми равноправными договорами.

Декрет о мире исходил из возможности сотрудничества государств с
различной социальной системой и наличия общего международного права,
которое выражало бы “правовое сознание демократии вообще”.

Свое видение послевоенного мироустройства изложили и другие государства.
Среди соответствующих документов особое значение придается так
называемым 14 пунктам Президента США В.Вильсона. Появление этого
документа в определенной степени было стимулировано программой
Советского правительства HYPERLINK \l “sub_99113” *(113) . Его основные
положения сводились к следующему:

а) свобода международной торговли;

б) сокращение вооружений;

в) передел колоний и территориальные проблемы Европы.

Особого внимания заслуживает пункт о создании союза наций в целях
взаимной гарантии независимости государств. Он был реализован путем
учреждения Лиги Наций, Статут которой не был, однако, одобрен сенатом
США, дезавуировавшим “идеализм Вильсона”.

В старом духе действовали и европейские державы-победительницы. Это
проявилось уже на Парижской мирной конференции, подготовившей мирное
урегулирование после мировой войны. Оно было воплощено в Версальском
мирном договоре 1919 г. с Германией и в ряде договоров с ее союзниками.
В целом Версальский мир был сконструирован по старым меркам и потому с
самого начала таил в себе зерно будущей войны.

Новая Россия, ее идеи были враждебно встречены капиталистическим миром.
Не останавливались при этом перед нарушением общепризнанных норм
международного права. В 1918 г. Советское правительство констатировало:
“По отношению к нам не соблюдается никакой справедливости и никаких
законов”. В таких условиях Россия активизировала дипломатическую
деятельность, добиваясь улучшения международной обстановки. На первой же
международной конференции с ее участием (Генуя, 1921 г.) было предложено
всеобщее мирное урегулирование на всемирном конгрессе, созванном на
основе полного равенства всех народов и признания за всеми ними права
распоряжаться своей судьбой. В качестве гарантии мира предлагалось
всеобщее сокращение вооружений. Законы и обычаи войны следует дополнить
полным запрещением ее наиболее варварских форм, включая ядовитые газы.
Последнее предложение в какой-то мере содействовало принятию в 1925 г.
Женевского протокола о запрещении применения на войне удушливых,
ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств. Особое
значение для международной ответственности имело требование того, чтобы
спорные вопросы решались мирным путем.

Важным шагом в направлении к формированию современного международного
права было принятие в 1928 г. Парижского пакта об отказе от войны как
орудия национальной политики (пакт Бриана – Келлога). Война, согласно
этому документу, допустима лишь как орудие интернациональной политики,
т.е. в общих интересах государств, а урегулирование всех разногласий
должно осуществляться мирными средствами. Как известно, международное
право того времени признавало войну законным инструментом национальной
политики.

В 1932 г. созывается Женевская конференция по разоружению, на которой
Советским Союзом был предложен весьма радикальный проект. Конференция
показала, что основные державы разоружаться не готовы. Делегация СССР
внесла проект определения агрессии. После его отклонения на конференции
СССР в 1933 г. заключил конвенции об определении агрессии с 10 соседними
государствами. На Нюрнбергском процессе в 1946 г. это определение
рассматривалось как общепризнанное.

В эти годы мир катился к новой мировой войне. Начиная с 1931 г. Япония,
Италия и Германия совершают один акт агрессии за другим. Нападением в
1939 г. на Польшу Германия развязывает Вторую мировую войну. Такого рода
политика сопровождалась подрывом всей системы международно-правовых
отношений, сложившейся после Первой мировой войны. Япония, Германия,
Италия вышли из Лиги Наций, несмотря на то, что она не была особенно
серьезным препятствием на их пути. Германия отбросила Версальский
договор и другие послевоенные соглашения.

Ответственность за это ложится в определенной мере и на Великобританию,
Францию, США, проводивших политику “умиротворения” агрессоров. При этом
не останавливались перед нарушением международного права. Одним из них
явилось Мюнхенское соглашение между Германией, Великобританией и
Францией 1938 г., решившее судьбу Чехословакии без ее участия, а затем
навязанное ей. При этом многие международные нормы, включая нормы
Статута Лиги Наций, были нарушены.

Нельзя не признать, что определенная ответственность ложилась и на
правительство СССР. Оно действительно вело борьбу за создание системы
коллективной безопасности, способной предотвратить сползание к войне.
Вместе с тем было совершено нападение на Финляндию, а западные державы
воспользовались этим для исключения СССР из Лиги Наций, не особенно
считаясь с ее Статутом. За этим последовали сближение СССР с фашистской
Германией и война.

Лига Наций таила в себе значительные возможности для координации усилий
государств в целях обеспечения мира. Но восторжествовал примитивный
национализм. Пострадали национальные интересы всех государств. Все это
не смогло не сказаться и на международном праве. Были сделаны шаги в
направлении определения общих целей и основных принципов международного
права. Развивалось регулирование сотрудничества в специальных областях.
Упрочивалось международно-правовое сознание. Но в целом государства не
проявили заинтересованности в совершенствовании международного права и
особенно механизма его действия.

В отличие от довоенного времени в период Второй мировой войны было
налажено интенсивное сотрудничество держав антигитлеровской коалиции.
Едва ли можно сомневаться в его значении для победы. Вместе с тем,
нельзя не удивиться тому, с каким трудом политическое мышление обретает
дальновидность. Если бы такое сотрудничество было налажено до войны, то
было бы сохранено свыше 50 млн. человеческих жизней. Человечеству
приходится платить все более высокую цену за ошибки в международной
политике и пренебрежение к международному праву.

Державы антигитлеровской коалиции создали весьма эффективный механизм
принятия решений по координации военных усилий. Вклад его в победу
несомненен. На совещаниях решались и вопросы послевоенного устройства,
имевшие серьезное значение для становления современного международного
права. На англо-советско-американской конференции 1943 г. в Москве было
принято решение о необходимости учреждения всеобщей международной
организации, основанной на принципе суверенного равенства. Принята была
и декларация, определившая основы ответственности гитлеровцев за
совершаемые зверства.

В феврале 1945 г. состоялась Ялтинская (Крымская) конференция
руководителей трех держав, решившая многие вопросы послевоенного
урегулирования (оккупация Германии и контроль над ней; репарации;
послевоенное урегулирование в Европе; проблема Польши, Югославии).
Нередко послевоенное устройство в Европе называют ялтинским. Был решен
вопрос о правилах голосования в Совете Безопасности будущей организации.
Заключили соглашение и по Дальнему Востоку, согласно которому СССР
обязался принять участие в разгроме Японии, а союзники признали его
права на Южный Сахалин и Курильские острова. В июне 1945 г. конференция
Объединенных Наций в Сан-Франциско приняла Устав ООН, который положил
начало современному международному праву.

В середине того же года состоялась Потсдамская (Берлинская) конференция
руководителей трех держав, которая решила сложный комплекс вопросов,
касающихся ответственности Германии за агрессию. Были определены цели
контрольного режима в Германии (демократизация, денацификация,
демилитаризация, декартелизация). Учреждался Совет министров иностранных
дел для подготовки проектов мирных договоров, содержавших целый ряд
положений относительно ответственности. Эти проекты были рассмотрены на
Парижской мирной конференции в 1946 г. (с Италией, Румынией, Болгарией,
Венгрией и Финляндией). Подготовка договоров была завершена Советом
министров иностранных дел в том же году, и в 1947 г. они были подписаны.
Мирные договоры 1947 г. существенно отличались от версальских договоров.
Они не только урегулировали последствия войны, но и создали условия для
независимого демократического развития побежденных стран. В результате,
на совершенно иных по сравнению с прошлым принципах, были урегулированы
вопросы ответственности за агрессию.

Особое значение для формирования права международной ответственности
имело принятие в 1945 г. Устава Международного военного трибунала для
суда над главными немецкими военными преступниками, а в дальнейшем и
Устава Международного военного трибунала для суда над японскими военными
преступниками. Уставы определили три вида преступлений, влекущих за
собой индивидуальную ответственность высших должностных лиц государства:
преступления против мира, военные преступления и преступления против
человечности. В 1946 г. Генеральная Ассамблея ООН подтвердила принципы,
воплощенные в Уставах и приговорах трибуналов, в качестве общепризнанных
принципов международного права.

Все это было впервые в истории и означало важный шаг в развитии
механизма действия международного права. Проблема индивидуальной
уголовной ответственности руководителей государств представляется одной
из важнейших в обеспечении эффективности международного права.

Таким образом, несмотря на чрезвычайно сложную политическую и
экономическую обстановку в мире, на идеологические противоречия, был
совершен переход от классического к современному международному праву.

§ 5. Современное международное право

Фундамент современного (или, как часто говорят, нового международного)
права был заложен Уставом ООН. Данное положение довольно широко признано
в доктрине HYPERLINK \l “sub_99114” *(114) . На него неоднократно
указывали авторитетные представители отечественной науки (Г.И.Тункин,
Д.Б.Левин, А.П.Мовчан и др.). Соответствующие мнения высказывались и
официальными представителями государств.

Разумеется, Устав ООН появился не на пустом месте. Он опирается на
предшествующий опыт регулирования международных отношений. Но главное в
том, что его содержание отразило особые условия, сложившиеся в канун
победы демократических сил во Второй мировой войне, веру людей в
способность государств объединить усилия во имя победы не только в
войне, но и в битве за мир и благополучие всех народов.

В социальном плане Устав ООН воплотил общечеловеческие интересы и
надежды на то, что совместными усилиями государства обеспечат мир и
процветание. Потребовались века для того, чтобы мечта родоначальников
идеи международного права начала претворяться в жизнь. Ф. де Витториа в
1532 г. писал, что нормы права наций должны выводиться из “согласия
большей части всего мира, прежде всего во имя общего блага всех”.

В политическом плане положения Устава ООН отражали новое мышление. В
основу международного права положен принцип сотрудничества. Весь
механизм действия норм международного права подлежал переводу на рельсы
сотрудничества. Можно смело утверждать, что как появление современного
международного права, так и его развитие стало возможно благодаря
многостороннему сотрудничеству HYPERLINK \l “sub_99115” *(115) .

Устав предписывал отказ от доминировавшей на протяжении веков концепции
господства силы и замену ее концепцией господства права. Несмотря на все
трудности, на основе Устава ООН удалось добиться немалого в этом
направлении HYPERLINK \l “sub_99116” *(116) . Устав порвал с
легализацией колониального угнетения, характерной для классического
международного права. Общеизвестна роль ООН в ликвидации колониальной
системы, в результате чего принципиально изменился определяющий для
международного права фактор – система его субъектов.

Одной из самых типичных черт современного международного права является
утверждение в нем прав человека. При этом речь идет не о провозглашении
прав, а о таком уровне их реализации, который за истекшие годы
содействовал демократизации многих национальных правовых систем и создал
беспрецедентный механизм взаимодействия международного и внутреннего
права в этой области. Демократизация национальных систем формирует
благоприятные условия для функционирования международного права.

Устав ООН определил общие цели и принципы международного права, которые
являются главными системообразующими факторами. Из совокупности норм
право превратилось в систему на базе единых целей и принципов. Если в
прошлом те или иные принципы нередко лишь декларировались, то после
принятия Устава они становятся все более реальной категорией.

Цели и принципы, провозглашенные в этом документе, наделены высшей
юридической силой. Это к ним в первую очередь относится ст. 103 Устава,
предусматривающая, что в случае противоречия обязательств государств по
какому-либо соглашению их обязательствам по Уставу преимущественную силу
имеют последние. Об особой силе принципов говорит и положение Устава,
согласно которому ООН обеспечивает, чтобы даже государства, не входящие
в состав ООН, действовали в соответствии с ее принципами, когда это
необходимо для поддержания мира (п. 6 ст. 2).

Все это послужило определенной предпосылкой для появления в
международном праве нового института императивных норм, т.е. таких норм,
которые создаются международным сообществом в целом и от которых
государства не могут отступать даже по взаимному соглашению. Наличие
комплекса императивных норм – важное отличие современного международного
права от классического, которое было безбрежно диспозитивным.

Существенно изменился механизм функционирования международного права.
Создание развитой системы международных организаций привело к
институционализации процесса правотворчества и правоосуществления. Без
этих организаций современное международное право не могло бы выполнять
своих сложных функций. Много и других новых, соответствующих требованиям
времени моментов появилось как в правотворчестве, так и в
правоосуществлении.

Особое значение имеет довольно активное формирование национальных
механизмов имплементации норм международного права. Все большее число
этих норм предназначено для конечной реализации в рамках национальных
правовых систем.

Принятие Устава ООН было вершиной, с которой многие правительства
поспешили скатиться на традиционные позиции, считая, что достигнутый
уровень сотрудничества был обусловлен исключительными условиями войны
HYPERLINK \l “sub_99117” *(117) . Все это явно противоречило Уставу ООН.
Было растоптано то, что в Ялтинских соглашениях определялось
руководителями трех держав как “священное обязательство… наших
Правительств перед своими народами, а также перед народами мира”,
обязательство “сохранять и усилить в предстоящий мирный период то
единство целей и действий, которое сделало в современной войне победу
возможной и несомненной для Объединенных Наций”. Последствия не
замедлили сказаться. Мир был втянут в холодную войну, которая довольно
дорого обошлась человечеству.

Потребовалась четверть века для того, чтобы государства договорились
подтвердить принципы Устава ООН. Это было сделано на юбилейной, XXV
сессии Генеральной Ассамблеи ООН (1970 г.), которая приняла Декларацию о
принципах международного права. Декларация не только подтвердила
принципы, но и раскрыла их содержание, которое стало ядром современного
международного права.

Через 30 лет после окончания войны были подтверждены ее основные
политические итоги в Заключительном акте Совещания по безопасности и
сотрудничеству в Европе 1975 г. Этот акт также содействовал упрочению
авторитета и развитию содержания принципов международного права.

Прекращение холодной войны, наступившая разрядка напряженности создали
условия для урегулирования сложных проблем, включая проблемы
безопасности. В 1970 г. принимается Договор о запрещении размещения на
дне морей и океанов и в его недрах ядерного оружия и других видов оружия
массового уничтожения. В 1972 г. подписывается Конвенция о запрещении
разработки, производства и накопления запасов бактериологического
(биологического) и токсинного оружия и об их уничтожении. Разработан
целый комплекс соглашений между СССР и США – о предотвращении ядерной
войны, об ограничении средств противоракетной обороны и стратегических
наступательных вооружений и др.

Интересно и другое. Даже “холодная война” не смогла приостановить
развитие международного права, включая и область безопасности. В 1959 г.
Договор об Антарктике установил основы правового режима этого
континента, включая демилитаризацию и нейтрализацию. В 1963 г. подписан
Московский договор о запрещении испытаний ядерного оружия в трех средах.
В 1968 г. принят Договор о нераспространении ядерного оружия.

Еще более активно шло развитие международного права в других областях.
Показательны в этом плане беспрецедентные успехи кодификации
международного права, которая в рассматриваемый период проделала путь,
превосходивший все то, что было сделано за весь предшествующий период
развития международного права. Комиссия международного права ООН
подготовила проекты кодификации морского права, дипломатического и
консульского права, права договоров и др. На основе проектов были
приняты конвенции.

Кодификацией занимались и другие международные органы. Комиссия ООН по
правам человека подготовила кодификацию в своей области.
Специализированные учреждения ООН осуществили кодификацию в специальных
областях сотрудничества. При участии обществ Красного Креста было
кодифицировано гуманитарное право вооруженных конфликтов.

Развернувшийся процесс кодификации был одновременно процессом
прогрессивного развития международного права на базе целей и принципов
Устава ООН. Так, в прошлом дипломатическое право касалось лишь
привилегий и иммунитетов. Венская конвенция о дипломатических сношениях
1961 г. определила и цель дипломатической деятельности – содействовать
“развитию дружественных отношений между государствами”.

Исключительно важное значение для упрочения юридических основ механизма
действия международного права имела Венская конвенция о праве договоров
1969 г. Были кодифицированы нормы о круге субъектов международного
права, о порядке создания его норм, об их действии во времени и
пространстве, о недействительности и прекращении действия норм. Впервые
было зафиксировано существование императивных норм.

Результатом многолетней работы с участием представителей практически
всех государств явилась Конвенция ООН по морскому праву 1982 г.,
представляющая свод морского права, в значительной мере отвечающий новым
условиям. В ней с особой силой подчеркиваются такие характерные для
современного международного права категории, как “человечество”, “общее
наследие человечества”, “благо всего человечества”.

В общем, за годы, прошедшие после принятия Устава ООН, объем и
содержание норм международного права изменились неузнаваемо. Из
примитивной системы оно превратилось в развитую нормативную систему. Эти
моменты отмечаются и практикующими юристами. Руководитель одной из
американских юридических фирм Дж.Перкинс пишет: “После Второй мировой
войны мы наблюдали беспрецедентное развитие коренных принципов
международного права. Мы видели, как международное право
распространяется на области, находившиеся вне его действия….Органы и
процессы взаимодействия государств отличаются от тех, что имели место,
когда “общая практика” считалась определяющей процесс развития
международного права” HYPERLINK \l “sub_99118” *(118) .

Таким образом, история современного международного права как особой
правовой системы, опирающейся на единые цели и принципы, начинается
тогда, когда появляются необходимые материальные, духовные и
политические условия, когда складывается глобальная система
международных отношений, с которой связаны жизненно важные интересы всех
народов. Эта система не может нормально функционировать без достаточно
высокого уровня международно-правового регулирования. Чем выше развитие
международной системы, тем больше необходимость в ее правовом
регулировании, эффективность которого в значительной мере обеспечивается
нормами об ответственности.

Международное право упрочивает свои позиции в массовом сознании. Люди
начинают отдавать себе отчет в том, что без уважения норм международного
права невозможно обеспечить мир и сотрудничество и попросту выжить. Все
это не может не сказываться и на политике. В целом роль международного
права в жизни государств неизмеримо выросла по сравнению с довоенным
периодом.

Хотелось бы завершить историю развития международного права на этой
оптимистической ноте. К сожалению, реальная политика редко представляет
оптимистическую картину. Произошедшие в мире перемены привели к
существенным изменениям в мировой системе. США стали доминирующей
державой, политика которой показала, что соотношение сил как фактор
международных отношений не утратило своего значения. События, связанные
с военными действиями против Югославии, обнаружили тенденцию к узурпации
функций ООН Организацией Североатлантического договора. Нельзя не
вспомнить и об отказе США от договора по ПРО.

События последнего времени показали, что даже такая держава, как США, не
в состоянии обеспечить свои национальные интересы в одиночку.
Показательна в этом плане ситуация, связанная с террористическими актами
в Нью-Йорке и Вашингтоне в сентябре 2001 г. США были вынуждены
обратиться за помощью к другим странам, и эта помощь была оказана.
Однако благожелательное отношение других стран было использовано не в
общих интересах, а для расширения американских стратегических позиций.
Что же касается международного права, то достаточно сказать, что США не
ратифицировали конвенции о борьбе с терроризмом, принятые под эгидой
ООН.

Между тем, в современных условиях позиция США имеет особое значение.
Приходится, к сожалению, констатировать, что, став единственной
супердержавой, США не осознали той ответственности, которую возлагает на
них такого рода статус. Вместо того, чтобы возглавить борьбу за
обеспечение интересов международного сообщества в целом, они проводят
политику односторонних действий, ориентированную на примитивно
понимаемые национальные интересы. В одностороннем порядке относят
государства к категории “изгоев”, ставя их вне закона. США отказались
рассматривать вопрос о ратификации Статута Международного уголовного
суда, который уже ратифицирован их ближайшими союзниками. Серьезный
ущерб международному правопорядку способно нанести осуществление
принятой американской администрацией в 2002 г. концепции стратегической
безопасности США, которая по существу декларирует освобождение
американской политики от права ответственности.

В сложившихся условиях Россия, как и многие другие государства, исходит
из того, что “лекарство от крена к одностронности и других болезней
современного этапа мировой политики заключается во всемерном укреплении
международного права, центральной координирующей роли ООН, поддержке
других многосторонних институтов” HYPERLINK \l “sub_99119” *(119) .

Дело, разумеется, не только в США. Не очень охотно идут на упрочение
международного правопорядка и некоторые другие страны. Процесс
становления права международной ответственности особенно показателен в
этом плане. Только в XXI в. международное сообщество оказалось способным
принять подготовленный Комиссией международного права проект статей об
ответственности государств. Да и принят он был Генеральной Ассамблеей
ООН лишь к сведению. Между тем, содержащиеся в этом проекте нормы имеют
первостепенное значение для совершенствования механизма действия
международного права.

Таким образом, даже самый общий обзор истории становления и развития
международного права показывает, сколь медлителен этот процесс, сколь
существенно он отстает от потребностей государств и международного
сообщества в целом. Особенно медленно формировались нормы, относящиеся к
механизму действия международного права. Одна из основных причин
подобного положения видится в отставании политического мышления и
особенно международно-правового сознания правящих кругов от требований
жизни.

Нельзя, вместе с тем, не замечать и позитивных моментов в развитии
международных отношений и международного права. Произошедшие в мире
перемены, развитие процесса глобализации диктуют необходимость
установления нового мирового порядка, который бы позволил решить
глобальные проблемы, от чего зависит само выживание человечества.
Международному сообществу удалось определить основы такого порядка и
соответствующего международного права. Это было сделано на “Саммите
тысячелетия” 2000 г., принявшего Декларацию тысячелетия ООН. Важная роль
в утверждении и функционировании нового миропорядка отведено
международному праву. В Декларации подчеркивается актуальность и
возрастающая роль целей и принципов Устава ООН; закрепляется решимость
“укреплять уважение к принципу верховенства права”. Существенное
внимание в Декларации уделено и вопросам ответственности.

§ 6. Кодификация права международной ответственности

а) Доктринальная кодификация

Проблема кодификации норм, относящихся к международной ответственности
начала обсуждаться научными учреждениями после решения Лиги Наций
1924 года провести конференцию по “прогрессивной кодификации
международного права”. В 1926 году Японская ассоциация международного
права разработала проект кодекса международного права. Глава 2 кодекса
затрагивала проблему ответственности в традиционном плане: “Нормы,
касающиеся ответственности государств в отношении жизни, личности и
имущества иностранцев” HYPERLINK \l “sub_99120” *(120) .

В 1927 г. Институт международного права принял резолюцию “Международная
ответственность государств за ущерб, причиненный на их территории
личности или имуществу иностранцев” HYPERLINK \l “sub_99121” *(121) .
Резолюция содержала проект статей, которые, в частности, касались
обоснования ответственности государства, установления ответственности за
противоправные действия и ее последствий.

В 1929 г. юридический факультет Гарвардского университета в том же плане
разработал проект конвенции “Международная ответственность государств за
ущерб, причиненный на их территории личности или имуществу иностранцев”
HYPERLINK \l “sub_99122” *(122) . В 1956 г. этот проект был там же
существенно переработан и получил название “Проект конвенции о
международной ответственности государств за ущерб, причиненный
иностранцам” HYPERLINK \l “sub_99123” *(123) . Сделано это было по
предложению секретаря Комиссии международного права ООН. На сессии
Генеральной Ассамблеи 1960 г. представители ряда государств подвергли
критике Секретариат за то, что он обратился к Гарвардскому университету
с просьбой подготовить новый проект, считая, что он не имел права на это
без решения Комиссии. Указывали на то, что в результате этого
спецдокладчик консультировался только с этим Университетом и не
обратился к научным учреждениям других стран. Как следствие в докладе
учтены лишь некоторые концепции, не являющиеся общепризнанными HYPERLINK
\l “sub_99124” *(124) .

Еще один проект на ту же тему был подготовлен в 1930 г. Германской
ассоциацией международного права. Как и в проекте Института
международного права, в нем содержался ряд положений, касающихся
международной ответственности в целом HYPERLINK \l “sub_99125” *(125) .

Проекты кодификации норм об ответственности государств готовились и
отдельными учеными. Особого внимания заслуживают проекты двух немецких
юристов. В 1927 г. К.Штрупп опубликовал проект договора об
ответственности государств за международно-противоправные деяния
HYPERLINK \l “sub_99126” *(126) . В 1932 году вышла в свет работа
А.Рота, содержавшая проект конвенции об ответственности государств за
международно-противоправные деяния HYPERLINK \l “sub_99127” *(127) . Оба
проекта примечательны тем, что содержат нормы, относящиеся к
ответственности государств за любое правонарушение, а не только за
правонарушения в отношении иностранцев.

b) Официальная кодификация

В 1924 г., “желая увеличить вклад Лиги Наций в дело прогрессивной
кодификации международного права”, Ассамблея Лиги приняла резолюцию о
создании комитета экспертов, которому поручалось определить круг
областей международного права, кодификация которых наиболее желательна и
осуществима HYPERLINK \l “sub_99128” *(128) . Комитет в 1924 году
отобрал семь тем и составил по ним вопросники для рассылки государствам.
Вопросник 4 касался темы “Ответственность государств в отношении ущерба,
причиненного на их территории личности и имуществу иностранцев”. Как
видим, традиционная постановка вопроса HYPERLINK \l “sub_99129” *(129) .
Двадцать правительств высказались за кодификацию норм об ответственности
без всяких оговорок, пять – с оговорками, четыре заявили, что не верят
ни в возможность, ни в целесообразность затеи.

Конференция по кодификации международного права состоялась в Гааге в
1930 г. Комитет по ответственности за ущерб иностранцам рассмотрел
вопрос и принял текст 10 статей (основания ответственности, объективный
и субъективный элементы международно-противоправного деяния). Комитет
счел нецелесообразным придавать статьям определенную форму и заявил, что
не может представить определенные выводы. Конференция ограничилась
принятием к сведению сложившейся ситуации HYPERLINK \l “sub_99130”
*(130) . Нельзя не согласиться с мнением о том, что “могучие государства
на самом деле не желали связывать себе руки” HYPERLINK \l “sub_99131”
*(131) .

Все это свидетельствует о том, с каким трудом шел процесс кодификации
норм об ответственности, имеющих существенное значение для эффективности
международного права. Изучение соответствующих материалов
свидетельствует, что причина подобного положения заключалась не в
юридических сложностях, хотя и их нельзя отрицать, а в политике крупных
государств. Тем не менее, потребность в нормах об ответственности
становилась все более настоятельной. Без этого развитая система
международного права не могла должным образом функционировать. Не
случайно Комиссия международного права ООН на первой же своей сессии
1949 года определила в качестве одной из тем, подлежащих первоочередному
рассмотрению, международную ответственность. Тем самым было положено
начало новому этапу в формировании норм об ответственности.

В 1953 г. Генеральная Ассамблея приняла специальную резолюцию по этому
вопросу, предлагавшую Комиссии международного права приступить к
кодификации принципов международного права, регулирующих ответственность
государств. При этом подчеркивалось значение этой работы: “…Для
поддержания и развития мирных отношений между государствами желательно
кодифицировать принципы международного права, которыми определяется
ответственность государств” (резолюция 799 (VIII) от 7 декабря 1953 г.).

В 1956 г. специальный докладчик Ф.Гарсиа-Амадор представил свой первый
доклад по теме об ответственности государств за ущерб, причиненный
иностранцам. Такой традиционный подход отражал в основном практику
промышленно развитых стран, осуществлявших экономическую экспансию. В
ходе последующего обсуждения такой подход подвергся критике со стороны
ряда членов Комиссии, считавших, что кодифицировать необходимо общие
нормы об ответственности государств. Г.И.Тункин заявил, что предложенный
проект посвящен не столько ответственности, сколько правам иностранцев.
В нем доминирует позиция США HYPERLINK \l “sub_99132” *(132) . Это
мнение было поддержано рядом юристов из развивающихся стран. Египетский
юрист Эль-Эриан говорил о необходимости кодификации норм об
ответственности за нарушение принципов Устава ООН, запрещающих агрессию
и колониализм HYPERLINK \l “sub_99133” *(133) .

Это мнение было поддержано представителями ряда государств при
обсуждении доклада Комиссии Генеральной Ассамблеей в 1960 г. Они
утверждали, что недопустимо ограничивать вопрос об ответственности
государств ответственностью за ущерб, причиненный иностранцам.
Необходимо более широкое рассмотрение вопроса, рассмотрение норм об
ответственности государств за нарушение государственного суверенитета,
независимости, территориальной целостности и права народов на
самоопределение HYPERLINK \l “sub_99134” *(134) .

В результате Комиссия в 1962 г. приняла решение рассматривать
ответственность государств в целом. Генеральная Ассамблея поддержала это
решение при обсуждении доклада Комиссии в том же году, указав, что при
рассмотрении вопроса об ответственности государств следует уделять
“должное внимание рассмотрению целей и принципов, провозглашенных в
Уставе Организации Объединенных Наций” (резолюция 1765 (XVII) от 20
ноября 1962 г.).

В 1963 г. Комиссия назначила специальным докладчиком Р.Аго, который к
1979 г. представил восемь докладов, отразивших новый подход к
кодификации норм об ответственности. Докладчик исходил из того, что
статьи должны установить “принципы, регулирующие ответственность
государств за международные правонарушения”.

В 1975 г. Комиссия одобрила следующую систему проекта статей: часть
первая – происхождение международной ответственности, часть вторая –
содержание, формы и объем ответственности, а возможная третья часть –
урегулирование споров и имплементация ответственности HYPERLINK \l
“sub_99135” *(135) .

В 1980 г. Комиссия в предварительном порядке в первом чтении приняла
первую часть проекта статей, посвященную происхождению ответственности.
В связи с избранием Р.Аго судьей Международного Суда Комиссия в 1979 г.
назначила спецдокладчиком В.Рифагена, который с 1980 по 1986 г.
представил семь докладов, касающихся частей второй и третьей. В 1987 г.
Комиссия назначила спецдокладчиком Г.Аранжио-Руиса вместо В.Рифагена,
срок полномочий которого как члена Комиссии истек. К 1996 г.
Г.Аранжио-Руис представил восемь докладов. В 1996 году Комиссия
завершила первое чтение проекта статей и через Секретариат ООН направила
его на отзыв правительствам.

В связи с истечением полномочий Г.Аранжио-Руиса Комиссия в 1997 г.
назначила спецдокладчиком Дж.Кроуфорда, который в 1998-2000 гг.
представил три доклада, подготовленных с учетом замечаний правительств,
новых тенденций в практике государств, судебных решений и теоретических
исследований.

В 2001 г. Комиссия завершила обсуждение проектов статей. Основное
внимание было уделено двум проблемам – серьезным нарушениям обязательств
перед международным сообществом в целом и урегулированию споров. Первая
проблема будет рассмотрена в соответствующем HYPERLINK \l “sub_2300”
разделе настоящей работы. Что же касается второй, то целесообразно
остановиться на ней, поскольку соответствующие статьи были исключены из
проекта.

С учетом замечаний правительств Комиссия решила не включать положения
относительно механизма урегулирования споров. Вместе с тем, она обратила
внимание на выработанный ею механизм в качестве возможного средства
урегулирования споров, касающихся ответственности государств. Было
решено оставить для рассмотрения Генеральной Ассамблеей вопрос о
целесообразности включения положений об урегулировании споров в случае
принятия решения о разработке конвенции.

Урегулированию споров была посвящена третья часть проекта статей. Она
предусматривала использование таких традиционных средств, как
переговоры, добрые услуги и посредничество, примирение. Кроме того,
предусматривалась процедура использования согласительной комиссии и
арбитража, положение о которых содержалось в приложениях. Заслуживает
внимания одно положение, согласно которому в случае возникновения спора,
когда одна из сторон применяет контрмеры, другая сторона может в
одностороннем порядке вынести спор на рассмотрение предусматриваемого
арбитражного суда (ст. 58.2).

Как и при обсуждении в Комиссии, замечания правительств отражали
различные позиции в отношении положений об урегулировании споров. Одни
правительства сочли, что нет необходимости в специальном механизме
урегулирования споров в связи с ответственностью. Они могут быть
урегулированы в соответствии с общим международным правом. Так, в
письменных замечаниях правительства Японии говорилось, что “в положениях
об урегулировании споров нет необходимости,…поскольку в случае
создания нового механизма урегулирования споров он стал бы фактически
вторым международным судом с учетом того, что почти все
международно-правовые споры связаны с ответственностью государств”
HYPERLINK \l “sub_99136” *(136) .

Другие правительства заявили, что разработка эффективного механизма
урегулирования споров является необходимым условием надлежащего
функционирования правового режима ответственности. Была выражена
поддержка включению в проект статей, предусматривающих обязательную
процедуру урегулирования споров с участием третьих сторон HYPERLINK \l
“sub_99137” *(137) . В замечаниях правительства КНР говорилось: “…Мы
не согласны с простым изъятием всех статей, касающихся урегулирования
споров. Поскольку вопрос об ответственности государств связан с правами
и обязательствами между государствами, а также с их жизненно важными
интересами, это представляет собой весьма деликатную сферу
международного права, в которой легко возникают противоречия. Чтобы
должным образом заняться этими вопросами, необходимо изложить общие
положения, которые будут служить в качестве принципов для урегулирования
споров, вытекающих из ответственности государств…” HYPERLINK \l
“sub_99138” *(138)

Думается, что включение в проект статей положений об особом механизме
рассмотрения споров, связанных с ответственностью, едва ли был бы
оправдан. Это означало бы создание параллельного механизма мирного
урегулирования. Как отмечалось правительствами, большинство споров
связано с ответственностью. Тем не менее, включение ряда общих положений
об обязанности мирного урегулирования споров было бы не лишним.

В заключение следует отметить, что Кодификация норм об ответственности
проводилась и под эгидой региональных международных организаций. По
поручению Панамериканской конференции 1954 г. Межамериканский
юридический комитет в 1961 г. принял доклад “Вклад американского
континента в развитие принципов международного права, регулирующих
ответственность государств”. Комитет ограничил исследование практикой
стран Латинской Америки. Позиция США, по мнению Комитета, не отвечала
новым тенденциям в международном праве, она была скорее основана на
принципах, которых придерживались европейские государства в XIX в.
HYPERLINK \l “sub_99139” *(139) В 1965 г. Комитет подготовил второй
доклад с изложением правил, применяемых США. HYPERLINK \l “sub_99140”
*(140)

Начиная с 1957 г. Афро-азиатский консультативный правовой комитет на
протяжении нескольких лет рассматривал ряд вопросов, относящихся к
международной ответственности, в основном в плане ответственности
государств за ущерб, причиненный иностранцам. В 1964 г. Комитет принял
по этому вопросу окончательный доклад.

Приведенные факты свидетельствуют о том, сколь сложным был процесс
кодификации норм об ответственности, а также о том, что принятие
Генеральной Ассамблеей ООН Статей об ответственности государств
представляет собой исключительно важный шаг в прогрессивном развитии
международного права.

Глава III. Характерные черты права международной ответственности

§ 1. Понятие права международной ответственности

Право международной ответственности – отрасль международного права,
принципы и нормы которой определяют для субъектов международного права
юридические последствия международно-противоправного деяния, а также
причинения ущерба в результате деятельности, не запрещенной
международным правом.

В этом определении нашло отражение существование двух подотраслей права
международной ответственности – ответственности за противоправные
действия и ответственности за ущерб, являющийся результатом
деятельности, не запрещенной международным правом. По своей юридической
природе эти виды ответственности различны, они регулируются различными
комплексами норм, иными являются также содержание и формы, в которых они
могут проявляться. Комиссия международного права ООН обратила внимание
на эти обстоятельства в самом начале работы над темой ответственности.
При этом она заявила, что различия между двумя понятиями ответственности
настолько существенны, что “лишь в силу относительной бедности
юридического языка для обозначения как первого, так и второго понятия
используется обычно один и тот же термин”.

Комиссия международного права обоснованно сочла, что одновременное
рассмотрение различных видов ответственности существенно осложнило бы
задачу.

Поэтому было решено начать с кодификации норм об ответственности за
противоправные деяния, ограничившись противоправными деяниями
государств. Одновременно подчеркивалось растущее значение
ответственности за риск. HYPERLINK \l “sub_99141” *(141) В дальнейшем
Комиссия начала работу над темой “Международная ответственность за
вредные последствия действий, не запрещенных международным правом”. С
учетом этого целесообразно раздельно рассматривать нормы о двух
различных видах ответственности, а именно ответственности за
правонарушения и ответственности за вредные последствия действий, не
запрещенных международным правом.

После завершения работы над статьями об ответственности государств
Комиссия в 2002 г. начала работу над проектом статей об ответственности
международных организаций. Думается, что такой подход оправдан.
Подтверждением тому служит опыт подготовки двух HYPERLINK \l “sub_1”
конвенций о праве международных договоров. Первоначально Комиссия
разработала проект статей о праве договоров между государствами, а уже
на их основе – проект статей о праве договоров с участием международных
организаций. Знаменательно, что большая часть статей двух HYPERLINK \l
“sub_2” конвенций совпадает даже по нумерации. Статьи первой Конвенции
были дополнены положениями, относящимися к договорам с участием
организаций. В 2002 г. Комиссия приступила к работе над проектом статей
об ответственности международных организаций, завершение которой
потребует немало лет. Поэтому на данном этапе целесообразно
рассматривать ответственность международных организаций одновременно с
ответственностью государств с тем, чтобы избежать излишнего повторения,
как это произошло с Венской конвенцией о праве договоров с участием
международных организаций.

К праву международной ответственности за международные правонарушения
относятся принципы и нормы, которые регулируют возникновение, содержание
и осуществление отношений, являющихся результатом нарушения
международно-правовых обязательств, определяют вытекающие из этих
отношений права и обязанности HYPERLINK \l “sub_99142” *(142) .

Эти нормы обладают значительной спецификой. Для ее обозначения Комиссия
использовала известное деление норм на первичные и вторичные. К
первичным относятся нормы, которые непосредственно регулируют поведение
субъектов, возлагая на них определенные обязательства в той или иной
сфере. Ко вторичным – нормы, определяющие правовые последствия
невыполнения обязательств, предусмотренных первичными нормами. Такое
деление близко делению норм на материальные и процессуальные. Однако не
идентично ему, что подчеркивалось спецдокладчиком Р.Аго, который ввел
это деление. В его докладе говорилось, что это “не просто процессуальные
нормы” HYPERLINK \l “sub_99143” *(143) .

Именно последним и посвящены статьи об ответственности. Комиссия
стремилась избегать углубляться в определение и кодификацию первичных
норм, нарушение которых порождает ответственность HYPERLINK \l
“sub_99144” *(144) .

Источником международной ответственности является
международно-противоправное деяние. Объектом противоправного деяния –
международно-правовое обязательство. В доктрине и практике в качестве
такого объекта указывают также нормы, реже международное право в целом.
Комиссия предпочла термин “обязательство” на том основании, что он чаще
используется в международной практике HYPERLINK \l “sub_99145” *(145) .
Напомню, что так формулируется и принцип добросовестного выполнения
обязательств по международному праву. Еще одна причина состоит в том,
что обязательство может непосредственно вытекать не из нормы права, а из
иного юридического акта, например, из решения Международного Суда или
Совета Безопасности ООН, из одностороннего акта государства. Следует,
вместе с тем, заметить, что юридическая сила обязательства всегда
связана с нормой. Отмеченные решения порождают юридические обязательства
в силу того, что это предусмотрено нормами Устава ООН и Статута
Международного Суда ООН.

Становление права международной ответственности как особой отрасли –
характерная черта современного международного права, знаменующее важный
этап в его прогрессивном развития.

Цели права международной ответственности:

а) сдерживать потенциального правонарушителя (превентивная функция);

б) побудить правонарушителя выполнить свои обязанности надлежащим
образом (функция обеспечения правопорядка);

в) предоставить потерпевшему возмещение за причиненный материальный и
моральный ущерб (компенсационная функция);

г) воздействовать на будущее поведение субъектов в интересах
добросовестного выполнения своих обязательств (превенция и поддержание
правопорядка). “Надежда на безнаказанность является постоянным
искушением к правонарушению” (spes impunitatis continuum affectum
tribuit delinquendi).

В основе рассматриваемой отрасли международного права лежит принцип
международной ответственности: любое международно-противоправное деяние
субъекта международного права влечет за собой его международную
ответственность. Этот принцип является необходимым принципом
международного права в целом, вытекает из его правовой природы. Поэтому
случаи отрицания его существования даже в прошлом встречались предельно
редко HYPERLINK \l “sub_99146” *(146) .

В прошлом обычно речь шла лишь о принципе ответственности. Но по мере
роста количества конкретизирующих принцип норм образовался институт
международной ответственности. Многие авторы рассматривают международную
ответственность как институт. Удивляться этому не приходится. До
последнего времени количество норм, относящихся к международной
ответственности, было невелико, они не отличались особой четкостью, не
были объединены в единую систему. Этот момент не раз отмечался в
доктрине международного права HYPERLINK \l “sub_99147” *(147) . Ныне
положение изменилось в значительной мере благодаря принятию Генеральной
Ассамблеей Статей о международной ответственности государств. Правда, и
до этого некоторые авторы писали о “праве ответственности государств”
HYPERLINK \l “sub_99148” *(148) .

В литературе встречается мнение, согласно которому понятием
ответственности охватываются все отрицательные последствия
правонарушения, вплоть до применения принуждения HYPERLINK \l
“sub_99149” *(149) . Между тем, принуждение, будь то контрмеры или
санкции, представляет самостоятельный институт, который связан с
ответственностью, но обладает иными характеристиками. На него
распространяется действие норм относительно принудительных мер.
Правоотношения ответственности возникают независимо от воли субъектов в
силу самого факта правонарушения. Решение о применении контрмер
принимает потерпевшее государство. Контрмеры и санкции являются
средством обеспечения реализации правоотношений ответственности.
Показательно, что встретило полную поддержку со стороны Комиссии
предложение включить статьи о контрмерах в качестве главы в часть,
озаглавленную “Имплементация ответственности государств” HYPERLINK \l
“sub_99150” *(150) . Тем не менее, в силу тесной связи норм об
ответственности с институтом контрмер, есть основания объединить их в
единой отрасли международного права HYPERLINK \l “sub_99151” *(151) .

§ 2. Субъекты права международной ответственности

а) Общие положения

Субъектами права международной ответственности являются субъекты
международного права. Принятые Генеральной Ассамблеей статьи посвящены,
в основном, ответственности государств перед государствами. Вместе с
тем, общая часть статей распространяется и на ответственность государств
перед иными субъектами международного права. Касаясь возможности иных
субъектов помимо государств ссылаться на ответственность государства,
спецдокладчик Комиссии Дж.Кроуфорд подтвердил, что открытое понятие
ответственности, изложенное в части первой, обеспечивает такую
возможность. “Совершенно очевидно, что ответственность государства перед
субъектами помимо государств вписывается в рамки ответственности
государств” HYPERLINK \l “sub_99152” *(152) .

Основными субъектами международного права являются государства. Их
политико-правовая природа определяет характерные черты международного
права, включая право ответственности. Субъектом права ответственности
может быть и государство в процессе образования, прежде всего в случае
вооруженной борьбы народа за реализацию права на самоопределение.

b) Международные организации

Будучи субъектами международного права, международные организации не
могут не быть и субъектами права ответственности. Речь идет о так
называемых “межправительственных” организациях, то есть таких, членами
которых являются государства. В комментарии к Статьям об ответственности
государств говорится, что “понятие ответственности за противоправное
поведение является основным элементом наличия международной
правосубъектности” HYPERLINK \l “sub_99153” *(153) . Это положение
является общепризнанным. Оно подтверждено и Международным Судом ООН. В
деле о возмещении ущерба, причиненного во время нахождения на службе
ООН, Суд определил, что ООН “является субъектом международного права и
способна иметь международные права и обязанности, она наделена
способностью отстаивать свои права путем предъявления международных
претензий” HYPERLINK \l “sub_99154” *(154) . Суд также указывал, что ООН
несет ответственность за собственное поведение HYPERLINK \l “sub_99155”
*(155) .

Изучавшие проблему международной ответственности отечественные авторы
подчеркивают особенность современных правоотношений ответственности,
заключающуюся в том, что их субъектами являются также международные
организации HYPERLINK \l “sub_99156” *(156) . Г.И.Тункин, констатировав,
что международные организации могут быть сторонами в правоотношениях
ответственности, отметил такую особенность: “В ряде случаев
международные организации в соответствии с постановлениями своих уставов
не только имеют право, но и обязаны принять те или иные меры в случае
нарушения международного права” HYPERLINK \l “sub_99157” *(157) .

В мировой литературе международной ответственности организаций не
уделялось серьезного внимания HYPERLINK \l “sub_99158” *(158) . Даже те,
кто писал об этом, ограничивались узким кругом общих вопросов. В
большинстве случаев дело сводилось к общей фразе о том, что
международная организация может быть субъектом отношений
ответственности. Весьма показательно, что в изданном под эгидой ЮНЕСКО
капитальном коллективном труде авторитетных авторов ответственность
международных организаций обойдена молчанием HYPERLINK \l “sub_99159”
*(159) . В отечественной литературе этой теме посвящен небольшой раздел
в книге Е.А.Шибаевой и М.Поточного HYPERLINK \l “sub_99160” *(160) .

Существенную трудность представляет то обстоятельство, что и практика в
этой области пока не очень значительна. К тому же она мало известна.
Если практика ООН находит отражение в юридическом ежегоднике ООН (United
Nations Juridical Yearbook), то практика других организаций
малодоступна.

Важное значение имеет учет специфики правосубъектности организаций,
которая является производной и специальной, что не может не сказываться
и на их отношениях ответственности. С учетом этого Статьи об
ответственности государств содержат следующую статью:

“Статья 57. Ответственность международных организаций. Настоящие статьи
не затрагивают ни одного из вопросов, касающегося ответственности по
международному праву международной организации или любого государства за
поведение международной организации”.

Кроме того, Статьи содержат положение, согласно которому ч. 2 ст. 33
“Содержание международной ответственности государства” не затрагивает
“ни одного из прав, возникающих из международной ответственности
государства, которое может возникать непосредственно для любого лица или
образования, иного чем государство”. Несмотря на то, что в комментарии к
этому положению об этом не говорится, однако оно несомненно относится и
к международным организациям как образованиям, в отношении которых могут
возникать права из международной ответственности государства.

В комментарии к ст. 57 обоснованно подчеркивается, что речь идет о
“межправительственных организациях” в понимании Венской конвенции о
праве договоров с участием международных организаций 1986 г. (ст. 2.1).
Указывается на то, что в соответствии с международным правом такая
организация обладает собственной правосубъектностью и в силу этого несет
ответственность за свои действия. Имеются в виду деяния, совершаемые
организацией посредством ее органов и должностных лиц.

Эти положения подтверждаются международной практикой, включая судебную.
В консультативном заключении Международного Суда ООН об иммунитете от
судебного процесса специального докладчика Комиссии по правам человека
говорилось: “Вопрос об иммунитете от судебного процесса отличается от
вопроса возмещения за любой ущерб, причиненный в результате действий,
совершенных Организацией Объединенных Наций или ее сотрудниками,
выступающими в их официальном качестве. Организации Объединенных Наций,
возможно, придется взять на себя ответственность за ущерб, причиненный
такими действиями” HYPERLINK \l “sub_99161” *(161) .

Если государство передает в распоряжение международной организации своих
должностных лиц с тем, чтобы они выступали в качестве должностных лиц
организации, ответственность за их поведение несет организация, а не
направившее их государство. Можно представить и гипотетический случай
передачи организацией своего органа в распоряжение государства. Однако
практике такие случаи не известны. Поэтому и их правовая регламентация
едва ли целесообразна, во всяком случае в настоящее время.

Особым является случай, когда поведение органа государства
осуществляется на основе резолюции международной организации или в сфере
исключительной компетенции организации. Так, Приложение IX к Конвенции
по морскому праву предусматривает, что организация и ее
государства-члены при присоединении к Конвенции должны сделать
“заявление, определяющее, в отношении каких из регулируемых Конвенцией
вопросов компетенция передается соответствующей организации ее
государствами-членами, которые являются сторонами в настоящей Конвенции”
(ст. 5.1). Соответственно, “стороны, обладающие компетенцией согласно
ст. 5 Приложения, будут нести ответственность за несоблюдение
обязательств или любое иное нарушение настоящей Конвенции” (ст. 6.1).
Как видим, в случае передачи компетенции организации, являющейся
стороной в Конвенции, именно она несет ответственность за нарушение
обязательств.

В 2002 г. Комиссия международного права ООН в соответствии с резолюцией
Генеральной Ассамблеи ООН приступила к разработке темы “Ответственность
международных организаций”. Рабочая группа по этой теме представила
доклад, в котором определены основные направления предстоящей
деятельности HYPERLINK \l “sub_99162” *(162) .

Прежде всего, следует отметить принципиальное положение, касающееся
связи будущего проекта статей об ответственности организаций со статьями
об ответственности государств. В докладе говорится, что будущий документ
формально станет независимым от статей об ответственности государств. Но
это не значит, что в нем не будет ссылок на нормы этих статей. Учитывая
необходимость единства права международной ответственности, в ходе
предстоящей работы будет постоянно учитываться содержание статей об
ответственности государств. Последние рассматриваются как образец для
структуры статей об ответственности организаций. Общие нормы имеют
значение и для толкования специальных норм об ответственности
организаций.

Обращаю внимание на эти моменты с тем, чтобы еще раз подчеркнуть, что
содержащиеся в статьях об ответственности государств общие положения
mutatis mutandis применимы и к международным организациям. Ссылаясь на
опыт подготовки HYPERLINK \l “sub_2” конвенций о праве международных
договоров, доклад рабочей группы, вместе с тем, отмечает, что “вопросы,
касающиеся специфики ответственности международных организаций, более
многочисленны, чем касающиеся международных договоров”.

Предстоит решить довольно сложный, недостаточно выясненный вопрос об
ответственности государств за деятельность организации в силу их участия
в этой деятельности или членства в организации. Следующий вопрос –
ответственность организации перед своими членами и не участвующими
государствами. Придется учитывать различные виды отношений между
государствами-членами и организациями, устанавливаемые их учредительными
актами. Анализ последних показывает, что они предусматривают различные
последствия несоблюдения обязательств организацией в отношении
государств-членов и последних в отношении организации. Соответствующие
вопросы, очевидно, будут решаться путем ссылки на “правила организации”,
как это было сделано в Венских конвенциях о праве международных
договоров.

Предстоит решить непростой вопрос о присвоении противоправного деяния
либо организации, либо государствам-членам, либо и той, и другим. Ряд
случаев ответственности государств-членов связаны с теми, что
предусмотрены разделом статей об ответственности государства в связи с
деянием другого государства (случаи, когда одно государство оказывает
помощь или содействие, либо принуждает к совершению противоправного
деяния). С учетом особенностей взаимодействия государств в рамках
организации такого рода случаи обретают дополнительную специфику.

В случаях, когда ответственность несут одновременно как
государства-члены, так и сама организация, предстоит определить, имеет
ли место общая или общая и самостоятельная, или ответственность
государств-членов является субсидиарной.

В практической деятельности вопросы ответственности (responsibility)
международных организаций зачастую взаимосвязаны с вопросами их
материальной ответственности (liability) по международному праву. В
качестве примера можно указать ст. 23.3 Конвенции 1972 г. о
международной ответственности за ущерб, причиненный космическими
объектами, в соответствии с которой международные организации могут
нести материальную ответственность. Взаимосвязь двух видов
ответственности зачастую возникает из того, что ущерб может быть
частично причинен правомерной деятельностью, а частично в результате
нарушения обязательств о предупреждении вредных последствий опасных
видом деятельности. Учитывая, что Комиссия международного права в
настоящее время работает над темой материальной ответственности,
рассмотрение соответствующих вопросов в отношении международных
организаций будет отложено до завершения работы над указанной темой.

c) Физические лица

Специалисты, изучавшие проблемы международной ответственности, в
большинстве случаев доказывают, что физические, равно как и юридические
лица, не являются и не могут являться субъектами международно-правовой
ответственности HYPERLINK \l “sub_99163” *(163) . По этому поводу
Д.Б.Левин писал: “По общему принципу индивиды, не будучи субъектами
международного права, а будучи в случаях, когда международное право
защищает их интересы, в частности в случаях возмещения причиненного им
ущерба, лишь дестинаторами его норм, не могут быть ни субъектами
международного деликта, ни субъектами претензий об ответственности”
HYPERLINK \l “sub_99164” *(164) .

В.А.Василенко и В.Давид пишут о существовании “принципа раздельной
ответственности государства и его физических и юридических лиц”.
Согласно этому принципу, “на государство не может быть возложена
международная ответственность за правонарушения, совершаемые его
гражданами и юридическими лицами, равно как международные правонарушения
государства не порождают ответственности физических и юридических лиц”.
И далее: “…Правонарушения, субъектами которых выступают физические и
юридические лица, по своей природе не являются международными
правонарушениями. При их совершении физическим или юридическим лицом
возникает лишь его собственная ответственность в рамках и на основе норм
национального права того или иного государства” HYPERLINK \l “sub_99165”
*(165) .

Эта концепция вызывает определенные сомнения. Если говорить о
международном праве, то оно предусматривает не раздельную международную
ответственность государств и физических лиц, а различные виды их
международной ответственности. Государства несут международно-правовую
ответственность, а физические лица уголовно-правовую, в том числе и
непосредственно на основе норм международного права. Поэтому нельзя
согласиться и с тем, что физические лица несут лишь “ответственность в
рамках и на основе норм национального права”.

Физические лица не являются субъектами международно-правовой
ответственности даже в том случае, если они совершают
международно-противоправное деяние в качестве должностных лиц
государства, “лиц-органов”. За это они несут уголовную ответственность,
включая уголовную ответственность непосредственно на основе норм
международного права.

Принцип, согласно которому физические лица, в том числе и должностные
лица государства, могут нести уголовную ответственность непосредственно
на основе международного права, утвердился после Второй мировой войны.
Он был воплощен в уставах международных военных трибуналов и подтвержден
резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН 1946 г. В последние годы он
закреплен в статутах трибуналов для бывшей Югославии и Руанды, а также в
Статуте Международного уголовного суда.

Между преступлениями индивида по международному праву и международным
правонарушением государства может существовать определенная связь. В
случае преступления индивида, особенно должностного лица, государство
может нести ответственность за непредотвращение преступного деяния или
за ненаказание виновных. В ряде случаев, в частности в случае агрессии,
государство несет безусловную ответственность. Важно при этом
подчеркнуть, что и в таком случае индивидуальная ответственность
отличается от ответственности государства. В решении Европейского суда
по правам человека от 22 марта 2001 г. говорилось: “Если бы Германская
Демократическая Республика все еще существовала, она несла бы
ответственность по международному праву за указанные деяния. Предстоит
установить, что помимо ответственности государства заявители лично несли
уголовную ответственность…” HYPERLINK \l “sub_99166” *(166)

Государство не освобождается от ответственности за
международно-противоправное деяние в результате преследования и
наказания должностных лиц, совершивших противоправное деяние. В Статуте
Международного уголовного суда говорится, что “ни одно положение в
настоящем Статуте, касающееся индивидуальной уголовной ответственности,
не влияет на ответственность государства по международному праву” (ст.
25.4). Как видим, и здесь проводится различие между двумя видами
ответственности, между индивидуальной уголовной ответственностью и
ответственностью государства по международному праву. Должностные лица
не могут в свое оправдание ссылаться на государство, когда речь идет об
их собственной ответственности за деяния, нарушающие применимые к ним
нормы международного права.

Отрицание международной правосубъектности индивида ни в коей мере не
отрицает тенденции к повышению уровня защиты прав человека, в том числе
и при помощи специальных международных институтов. Идея предоставления
индивиду возможности отстаивать свои права в споре с государством путем
обращения в международные органы начала находить отражение, правда,
весьма скромное, еще в начале прошлого века. Она была воплощена в
Гаагской конвенции 1907 г. о Международной призовой палате, которая,
правда, так и не вступила в силу. Она была реализована в практике
Центрально-американского суда в 1907-1917 гг., арбитражных судов,
учрежденных на основе Версальского договора 1919 г., суда Европейских
сообществ. Можно также вспомнить об арбитражном суде, учрежденном
соглашением 1922 г. между Германией и Польшей относительно Верхней
Силезии, об арбитражной комиссии, учрежденной на основе соглашения
западных держав с ФРГ 1952 г. об урегулировании претензий, возникших в
результате войны и оккупации и, наконец, об арбитражном органе,
учрежденном США и Ираном для рассмотрения взаимных претензий.

Рассматриваемая идея нашла поддержку и у немалого числа юристов. Еще в
резолюции Института международного права 1929 г. говорилось, что
Институт “считает, что существуют случаи, в которых было бы желательно
признать за частными лицами право при определенных условиях обращаться
непосредственно к международной юстиции в их спорах с государствами”
HYPERLINK \l “sub_99167” *(167) . После Второй мировой войны число
сторонников признания за человеком той или иной степени международной
правосубъектности возросло. В обоснование ссылались на развивающийся
институт защиты прав человека. Эта тенденция нашла отражение и в
процессе работы Комиссии международного права над статьями об
ответственности. Специальный докладчик по этой теме Гарсиа-Амадор
утверждал, что традиционная точка зрения несовместима с нынешним
признанием основных прав и свобод человека HYPERLINK \l “sub_99168”
*(168) .

О том, что права и обязанности человека могут непосредственно вытекать
из норм международного права, свидетельствует, в частности, практика
таких международных органов, как Европейский суд по правам человека
HYPERLINK \l “sub_99169” *(169) . Это положение было подтверждено
Международным Судом ООН в решении по делу братьев Ла Гранд, в котором
говорится, что ст. 36 Венской конвенции о консульских сношениях “создает
индивидуальные права, на которые, согласно положениям ст. 1
Факультативного протокола, могут ссылаться в этом Суде представители
государства, гражданином которого является содержащееся под стражей
лицо” HYPERLINK \l “sub_99170” *(170) .

Все это, тем не менее, не делает индивида субъектом международного
права.

Созданные договорами международные институты, позволяющие физическим и
юридическим лицам обращаться к ним с жалобой на государство в случае
нарушения их прав, представляют собой часть особого института, института
защиты прав человека. Утверждение этого института не означает признания
за физическими и юридическими лицами статуса субъекта международного
права даже в ограниченной мере. Сущность этого института в том, что он
позволяет согласовать межгосударственный характер международного права с
повышением роли этого права в обеспечении прав человека. Человек
выступает не как субъект, а как бенефициарий международного права.

Международное право, как и право внутреннее, становится в растущей мере
гомоцентричным, придавая все большее значение обеспечению интересов и
прав человека. Даже в недалеком прошлом человек рассматривался как
объект международного права. В одном из докладов, представленном в
процессе подготовки Гаагской конференции по кодификации международного
права 1930 г., говорилось, что индивиды являются не субъектами
международного права, “а лишь объектами” HYPERLINK \l “sub_99171” *(171)
.

Сегодня человек не рассматривается как объект международного права.
Однако это не означает признания за ним статуса субъекта. Суть дела в
том, что такое признание носило бы формальный характер и не
содействовало повышению уровня защиты прав человека. Для этого необходим
особый международно-правовой механизм, который и формируется.

Основная роль в обеспечении прав человека по-прежнему принадлежит
внутригосударственному праву, международные институты играют
вспомогательную, компенсационную роль. Поэтому основное влияние
международного права на обеспечение прав человека осуществляется через
право государств. Это влияние становится все более ощутимым.
Подтверждением тому может служить Конституция России HYPERLINK \l
“sub_99172” *(172) .

Согласно Конституции, “в Российской Федерации признаются и гарантируются
права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам
и нормам международного права и в соответствии с настоящей Конституцией”
(ч. 1 ст. 17). Как видим, международные нормы о правах человека
предшествуют Конституции. Особый статус таких норм подтверждается и
другими положениями Конституции. “Признание, соблюдение и защита прав и
свобод человека и гражданина – обязанность государства” (ст. 2).
“Основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от
рождения” (ч. 2 ст. 17). Неотчуждаемость основных прав человека и
обязанность государства их обеспечить означают, что соответствующие
принципы и нормы занимают особое положение в правовой системе
государства.

Перечисление в Конституции “основных прав и свобод не должно толковаться
как отрицание или умаление других общепризнанных прав и свобод человека
и гражданина” (ч. 1 ст. 55). Из этого следует, что общепризнанные нормы
о правах человека подлежат применению даже в том случае, если вытекающие
из них права не перечислены в Конституции.

Наконец, Конституция предусматривает, что “каждый вправе в соответствии
с международными договорами Российской Федерации обращаться в
межгосударственные органы по защите прав и свобод человека, если
исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты”
(ч. 3 ст. 46).

Приведенные положения подтверждают, что путь к надежному обеспечению
прав человека лежит не через признание его международной
правосубъектности, а через гармонизацию международного и
внутригосударственного права. С учетом этого должны решаться и вопросы
ответственности как государства, так и человека.

Таким образом, в международном праве сложились два комплекса норм,
непосредственно касающиеся прав и обязанностей человека. Один из них
призван обеспечить ответственность физических лиц, несмотря на
занимаемое ими официальное положение, за тяжкие нарушения международного
права. Другой – служит дополнительному обеспечению прав человека,
возлагая на него и определенные обязанности. Оба комплекса имеют свой
механизм действия, отличающийся от аналогичного механизма действия
международного права в целом. По иному решаются и вопросы
ответственности.

В Статьях об ответственности государств содержится следующее положение:

“Статья 58. Индивидуальная ответственность. Настоящие статьи не
затрагивают вопросов индивидуальной ответственности по международному
праву любого лица, действующего от имени государства”.

Термин “индивидуальная ответственность” стал общепринятым, закреплен в
ряде правовых актов, включая Статут Международного уголовного суда. Он
касается ответственности физических лиц, включая должностных лиц
государства, согласно соответствующим нормам международного права.
Однако в статье под таким заглавием речь идет лишь о лицах, действующих
от имени государства. Объясняется это тем, что деяния таких лиц обычно
порождают и ответственность государства, например, в случае агрессии.

Статьи об ответственности государств содержат также положения, имеющие
прямое отношение к правам физических лиц, не являющихся должностными
лицами государства. В ст. 33.2 Части второй “Содержание международной
ответственности государства” говорится: “Настоящая Часть не затрагивает
ни одного из прав, вытекающих из международной ответственности
государства, которое может возникать непосредственно для любого лица или
образования, иного, чем государство”.

Такое право может иметь индивид на основе договора о защите прав
человека. В таком случае нарушение государством договора влечет за собой
его ответственность в отношении всех других сторон в договоре. Что же
касается пострадавших индивидов, то их, как говорится в комментарии,
“следует рассматривать в качестве конечных бенефициариев и в этом смысле
в качестве субъектов соответствующих прав”. Эта формулировка
представляется достаточно четко отражающей статус индивида – он является
бенефициарием соответствующих норм международного права и в этом смысле
субъектом соответствующих прав.

Еще одно положение Статей об ответственности государств, имеющее прямое
отношение к физическим и юридическим лицам, состоит в том, что призвание
государства к ответственности не может быть осуществлено, если
“требование относится к категории тех, к которым применяется норма об
исчерпании местных средств правовой защиты, а не все доступные и
эффективные местные средства правовой защиты были исчерпаны” (ст. 44b).
Это положение отражает общепринятую норму, согласно которой физическое
или юридическое лицо может прибегнуть к дипломатической защите своего
государства лишь после того, как исчерпает возможности защиты своих прав
в государстве, в котором они были нарушены. Лишь после этого возникает
международно-правовая ответственность соответствующего государства и
возможность призвания его к ней.

d) Транснациональные корпорации (ТНК)

В условиях глобализации приобретает все большую остроту проблема
международной ответственности ТНК. Многие из них обладают большими
возможностями воздействия на мировую систему, чем значительное
количество государств. Их решения и действия зачастую причиняют ущерб
межгосударственным отношениям, экономике государств, окружающей среде,
правам человека. При этом нарушаются многие нормы международного права,
а также внутреннего права государств. Используя свои транснациональные
связи и влияние на правительства, ТНК в значительной мере выходят за
пределы правового поля. Заключая соглашения с правительствами
иностранных государств и друг с другом, ТНК создают соответствующее
именно их интересам “квази-право”.

Такое положение пагубно сказывается не только на мировой экономике и
экономике менее развитых стран, но и на мировой политике. Опасность
такого рода ситуации отмечается авторитетными учеными. Представляет в
этом плане интерес книга Дж.Штиглица “Тени глобализации” HYPERLINK \l
“sub_99173” *(173) . Автор – американский экономист, лауреат Нобелевской
премии, бывший ведущий экономический советник администрации Клинтона и
главный экономист Всемирного банка.

Автор подвергает критике доминирующие, прежде всего в США, взгляды,
сторонники которых всегда утверждали, что ориентированный на
англосаксонскую модель механизм управления экономикой может проявить
свою эффективность и на глобальном уровне. Интересы ТНК оказывают, в
конечном счете, доминирующее влияние на все и вся. Дж.Штиглиц
доказывает, что центры власти смещаются с политического на экономический
уровень, а сама власть перетекает от государств к иным влиятельным
субъектам и институтам. Поэтому автора нисколько не удивляет нарастающая
волна протеста против “экономического миро(бес)порядка.

Автор обосновывает необходимость движения по третьему пути, пролегающему
между неолиберализмом и государственным вмешательством в экономику.
Особое значение придается реформированию международных институтов и
улучшению осуществляемого ими управления. Дж.Штиглиц выступает за
утверждение концепции глобализации “с человеческим лицом”.

Будучи созданными на основе национального права юридическими лицами, ТНК
не обладают иммунитетом ни в отношении внутреннего права государств, ни
в отношении международного права. Они, в частности, как и физические
лица, несут ответственность за нарушение соответствующих норм
международного права. Судебной практике США и ряда других стран известны
случаи признания ТНК несущими не только гражданскую, но и уголовную
ответственность за различного рода нарушения международного права,
включая права человека HYPERLINK \l “sub_99174” *(174) .

Принимая во внимание возможности ТНК, приравнивание их положение в
отношении ответственности к положению физических лиц, трудно признать
удовлетворительным решением проблемы. Поведение ТНК должно
регулироваться особыми правилами, соблюдение которых обеспечивалось бы
специальными средствами. Ученые-экономисты и геополитики уделяют этому
аспекту растущее внимание. Так, проф. Э.Г.Кочетов предлагает учредить
геоэкономический трибунал на основе разработанной им концепции HYPERLINK
\l “sub_99175” *(175) .

Негативные последствия отсутствия нормативного регулирования
деятельности ТНК отмечают не только ученые, но и государственные деятели
HYPERLINK \l “sub_99176” *(176) . Оптимальным решением проблемы было бы
заключение государствами соответствующей международной конвенции. Однако
этому противятся как сами ТНК, так и находящиеся под их влиянием
правительства. Поэтому приходится искать иные пути. Генеральный
Секретарь ООН К.Аннан предложил разработать этический кодекс поведения
ТНК – “Глобальный компакт”, который возложил бы на них, прежде всего,
позитивную ответственность за уважение прав человека, за сохранение
окружающей среды, за обеспечение занятости и др. Но даже такое
предложение реализуется весьма медленно.

При всех условиях задача заключения конвенции, устанавливающей правила
международной деятельности ТНК и предусматривающей ответственность за ее
нарушение, будет становиться все более настоятельной.

e) Международное сообщество

При решении вопросов ответственности юристы не раз поднимали вопрос о
роли международного сообщества. Оно рассматривалось как носитель общих
интересов, а также как наиболее эффективный фактор обеспечения
реализации ответственности государств. К.Иглтон писал, что, как и внутри
государства, общественный интерес “должен неизбежно доминировать над
интересами отдельных членов”. Тенденция развития, несомненно, направлена
“к совместным и организованным действиям сообщества государств,
санкционирующего принудительное обеспечение международной
ответственности государств”. Такие действия “должны осуществляться
совместными усилиями всех государств мира” через учреждения, “созданные
совместно всеми государствами мира, а не эгоистической деятельностью
одного или нескольких из них” HYPERLINK \l “sub_99177” *(177) .

После решения Международного Суда ООН по делу “Барселона Тракшн”,
признавшего существование обязательств в отношении международного
сообщества, в литературе вопрос о сообществе начал обсуждаться в ином
плане, в плане возможности признания его в качестве специфического
субъекта международного права, а следовательно, и ответственности. Один
из первых докладчиков Комиссии по теме ответственности говорил о “начале
эволюции в направлении признания международного сообщества субъектом
международного права” HYPERLINK \l “sub_99178” *(178) .

В дальнейшем сторонники такого признания стали ссылаться и на ст. 19,
которая одно время была частью проекта статей об ответственности. Как
известно, статья выделяла в особую категорию, именуемую преступлениями,
противоправные деяния, возникающие в результате нарушения государством
международного обязательства, “основополагающего для обеспечения
жизненно важных интересов международного сообщества”.

Польский профессор Рената Зонненфельд считает, что такое признание имело
бы фундаментальное значение как для определения нарушений обязательств,
имеющих существенное значение для защиты коренных интересов
международного сообщества, так и для установления правовых последствий
таких нарушений HYPERLINK \l “sub_99179” *(179) . Н.А.Ушаков пришел к
следующему выводу: “Таким образом, международно-правовое развитие ведет
к признанию международного сообщества государств, когда оно выступает в
лице Организации Объединенных Наций как организованное международное
сообщество, субъектом современного международного права” HYPERLINK \l
“sub_99180” *(180) . Невольно возникает вопрос, как в таком случае
отделить правосубъектность ООН от правосубъектности сообщества? ООН
действительно можно рассматривать как представителя международного
сообщества государств, но она не может совмещать и осуществлять два
различны вида правосубъектности.

Обстоятельное исследование рассматриваемой проблемы осуществил немецкий
профессор К.Томушат. Как и другие авторы, он обоснованно считает, что
рост “коллективности” суверенных государств является результатом
необходимости обеспечить взаимные интересы HYPERLINK \l “sub_99181”
*(181) . “Международное сообщество рассматривается как разновидность
власти, которая внимательно следит за мировыми событиями и несет
ответственность за поддержание упорядоченного и мирного окружения и за
обеспечение достойных условий существования каждому человеческому
существу”. Окончательный вывод автора состоит в следующем: “Наше
заключение состоит в том, что международное сообщество может
действительно рассматриваться как юридическое образование,
руководствующееся конституцией; последний термин… служит обозначению
основной функции управления внутри этого образования” HYPERLINK \l
“sub_99182” *(182) .

Подобное понимание международного сообщества весьма напоминает нечто
подобное мировому государству. Нельзя не отметить, что К.Томушат – один
из очень немногих авторов, коснувшийся ответственности международного
сообщества. Дело в том, что признание за сообществом правосубъектности
должно влечь за собой и признание за ним способности нести
ответственность за правонарушения. Вообразить такую ответственность еще
никому не удавалось. Что же касается К.Томушата, то он пишет лишь о
позитивной и едва ли правовой ответственности, “ответственности за
упорядоченное и мирное окружение”.

В подтверждение своей концепции автор, в частности, ссылается на
резолюции Генеральной Ассамблеи ООН, в которых часто используется термин
“международное сообщество”, например, к нему обращаются за экономической
помощью странам, терпящим бедствие HYPERLINK \l “sub_99183” *(183) .
Следуя этой логике, пришлось бы признать наличие международной
правосубъектности и у человечества, в отношении которого в международном
праве содержатся еще более далеко идущие формулировки. Достаточно
вспомнить п. 2 ст. 137 Конвенции по морскому праву: “Все права на
ресурсы Района принадлежат человечеству в целом, от имени которого
выступает Орган”. Напомню также о концепции общего наследия
человечества. В таких случаях выражение “права человечества” носит
символический характер. Юридически более правильно было бы говорить о
защищенных правом интересах человечества

Представляется, что международное сообщество не отвечает критериям
субъекта международного права. Оно не в сoстоянии пользоваться
вытекающими из этого статуса правами, нести соответствующие обязанности,
включая обязанности из правоотношений ответственности. Иными словами,
оно не может осуществлять международную правосубъектность. Признание за
ним международной правосубъектности носило бы чисто символический
характер. В данном случае речь по существу идет о защите интересов
крупнейшей социальной системы, осуществляемой субъектами международного
права и создаваемыми ими организациями. Поэтому более правильно
рассматривать международное сообщество как бенифициария международного
права. Именно таким образом квалифицировался статус сообщества членами
Комиссии международного права HYPERLINK \l “sub_99184” *(184) .

§ 3. Международно-правовые отношения ответственности

Международно-правовые отношения ответственности представляют собой
центральное звено в механизме реализации ответственности. Это следует из
самого понятия права международной ответственности, которое регулирует
отношения, порождаемые нарушением норм международного права, определяет
вытекающие из них права и обязанности. В комментарии к Статьям об
ответственности говорится: “Термин “международная ответственность”
охватывает всю совокупность новых правоотношений, возникающих по
международному праву в связи с международно-противоправным деянием…”
HYPERLINK \l “sub_99185” *(185) .

Такое понимание ответственности подтверждается международной судебной
практикой. В решении по делу о фосфатах в Марокко Постоянная палата
международного правосудия определила, что в случае, когда государство
совершает международно-противоправное деяние против другого государства,
то международная ответственность возникает “непосредственно в плане
отношений между двумя государствами” HYPERLINK \l “sub_99186” *(186) .
Международный Суд также неоднократно применял это положение HYPERLINK \l
“sub_99187” *(187) .

Правоотношение ответственности – форма осуществления ответственности.
Такое правоотношение возлагает на правонарушителя обязанность прекратить
противоправное деяние, ликвидировать или компенсировать последствия, а
пострадавшему предоставляет право требовать совершения указанных
действий. Правоотношение ответственности является вторичным и
охранительным относительно нарушенного первичного правоотношения.

В прошлом отношения ответственности носили исключительно двусторонний
характер. Сторонами в них были лишь потерпевшее государство и
государство-правонарушитель. Правда, и в прошлом идея общей
заинтересованности государств в противодействии наиболее тяжким
правонарушениям высказывалась в литературе. Э. де Ваттель писал: “Если
какая-либо нация открыто попирает справедливость, презирая и нарушая
права других всякий раз, когда она найдет повод для этого, то высший
интерес безопасности человеческого общества дает другим нациям право
объединиться для отпора и для наказания такой нации” HYPERLINK \l
“sub_99188” *(188) . Существовавшая заинтересованность третьих
государств в поддержании основ международного правопорядка носила не
юридический, а скорее политический характер HYPERLINK \l “sub_99189”
*(189) .

Положение стало меняться после Второй мировой войны. Юристы, в основном
из социалистических стран, указывали на существование таких
правонарушений, которые нарушают интересы всех государств и ставят под
угрозу основы международных отношений HYPERLINK \l “sub_99190” *(190) .
В качестве наиболее очевидного примера таких правонарушений указывали
агрессию HYPERLINK \l “sub_99191” *(191) .

Как видим, идея коллективного противодействия государств особенно
серьезным международным правонарушениям, затрагивающим коренные общие
интересы, имеет давние исторические корни. Но лишь в наше время она
нашла отражение в международном праве. В Комментарии к Статьям об
ответственности говорится: “Каждое государство в силу своего членства в
международном сообществе имеет правовой интерес в защите некоторых
основных прав и выполнении некоторых основных обязанностей” HYPERLINK \l
“sub_99192” *(192) . Существенную роль в признании этого положения
сыграло известное решение Международного Суда ООН 1970 г. по делу
компании “Барселона Тракшн”. В нем указывалось на существование особой
категории обязательств – обязательств в отношении международного
сообщества в целом. “…По своему характеру они касаются всех
государств. Учитывая значение рассматриваемых прав, все государства
могут рассматриваться имеющими юридический интерес в защите этих прав;
обязательства, о которых идет речь, представляют собой обязательства
erga omnes” HYPERLINK \l “sub_99193” *(193) . Это положение не раз
подтверждалось Судом в дальнейшем HYPERLINK \l “sub_99194” *(194) .
Следовательно, нарушение обязательств erga omnes (между всеми) порождает
международные правоотношения ответственности erga omnes. Это важное
положение находит признание. Относительно этого вопроса главным
юридическим секретарем Международного Суда ООН Х.Терлвей было высказано
следующее мнение: речь идет об обязательстве, “нарушение которого
порождает ответственность erga omnes” HYPERLINK \l “sub_99195” *(195) .

Отмеченное развитие правоотношений ответственности определяется
необходимостью защиты общих интересов государств, интересов
международного сообщества. Эта необходимость оказала серьезное влияние
на прогрессивное развитие всего международного права в целом. В прошлом
оно в основном регулировало двусторонние отношения государств.
Соответственно двусторонними были и отношения ответственности. Ныне
международное право все активней регулирует многосторонние отношения
субъектов, воздействуя на них как на систему HYPERLINK \l “sub_99196”
*(196) . Такое воздействие отличается эффективностью. Только таким путем
можно обеспечить общие интересы государств, которые в условиях
глобализации приобрели жизненно важное значение. Отражением всего этого
явилось утверждение в международном праве императивных норм и
обязательств “erga omnes”.

Представляет в этом плане интерес исследование немецкого профессора
Б.Зиммы под названием “От билатерализма к интересам сообщества в
международном праве”. Он пишет, что традиционное международное право
покоилось на двусторонних правовых отношениях государств, на
“двустороннем характере правовой ответственности”. Сегодня “интересы
сообщества проникают в международное право гораздо более широко, чем
когда-либо ранее. Международное право, наконец, преодолевает
юридические, а также моральные недостатки билатерализма и поднимается до
уровня правопорядка, в гораздо большей мере опирающегося на осознание
общественных интересов” HYPERLINK \l “sub_99197” *(197) .

Интересно отметить, что эта тенденция находит отражение даже в таком,
казалось бы, сугубо двустороннем процессе, каким является судебный
процесс. Выступая в апреле 2002 г. в Комиссии международного права,
председатель Международного Суда ООН Гийом сказал: “Растущая сложность
международных отношений означает, однако, что споры далеко не всегда
являются двусторонними” HYPERLINK \l “sub_99198” *(198) . Речь шла о
предусмотренной ст. 62 Статута Суда практике вступления в дело третьих
государств.

После вынесения решения по делу “Барселона Тракшн” ряд авторов
высказались за утверждение в международном праве института, аналогичного
римскому “actio popularis” HYPERLINK \l “sub_99199” *(199) . Как
известно, Международный Суд изложил свою позицию по этому вопросу
достаточно четко в решении по делам о Юго-Западной Африке. Касаясь
утверждений о необходимости допустить некий эквивалент “actio
popularis”, понимаемого как право, присущее каждому члену общества
предпринять юридическое действие в защиту общественного интереса, Суд
заявил, что “хотя такого рода право может быть известно некоторым
внутренним системам права, но оно не известно международному праву,
каким оно является сегодня; Суд не может также рассматривать его
включаемым “общими принципами права”, на которые ссылается статья 38…
его Статута” HYPERLINK \l “sub_99200” *(200) . Позиция Суда была
поддержана рядом авторитетных юристов HYPERLINK \l “sub_99201” *(201) .

Заслуживает внимания тот факт, что Суд не счел “actio popularis”
несовместимым с международным правом. Он лишь констатировал, что этот
институт не известен международному праву, “каким оно является сегодня”.
Действительно, этот институт отсутствует в современном международном
праве. Едва ли он появится и в ближайшем будущем. Тем не менее, общее
развитие международного права идет в этом направлении.

Об этом свидетельствует, в частности, тот факт, что во время обсуждения
проекта статей в Шестом комитете Генеральной Ассамблеи высказывалось
мнение о целесообразности включения в проект ст. 2 концепции “actio
popularis”. В обоснование ссылались на то, что коллективная реакция
международного сообщества государств на серьезное нарушение обязательств
перед ним, имеющих существенно важное значение для защиты его основных
интересов, является важным сдерживающим фактором; кроме того, оно
способствует прекращению противоправного деяния и выплате требуемого
возмещения HYPERLINK \l “sub_99202” *(202) . Подтверждением сказанному в
определенной мере служит и ст. 42 принятых Генеральной Ассамблеей ООН
Статей об ответственности государств, согласно которой государства
должны сотрудничать с целью положить конец правомерными средствами
любому серьезному нарушению обязательств, вытекающих из императивных
норм общего международного права.

Часть первая. Международно-противоправное деяние

Глава I. Общие принципы

§ 1. Ответственность государства за международно-противоправное деяние

В основе права международной ответственности лежит принцип
международно-правовой ответственности, который является также принципом
международного права в целом. Уже в 1928 г. в решении по делу о фабрике
в г. Хожуве Постоянная палата международного правосудия квалифицировала
принцип ответственности как один “из принципов международного права и,
более того, общего понятия права” HYPERLINK \l “sub_99203” *(203) .
Сегодня можно смело утверждать, что этот принцип является общепризнанным
как в международной практике, так и в доктрине HYPERLINK \l “sub_99204”
*(204) . В Статьях об ответственности государств он сформулирован
следующим образом:

Статья 1. Ответственность государства за международно-противоправное
деяние

Принцип ответственности отражает юридическую природу международного
права, предусматривая, что нарушение этого права порождает юридическую
ответственность. В силу этого он тесно связан с принципом, определяющим
юридический характер международного права, с принципом добросовестного
выполнения обязательств по международному праву. Этот момент отмечался
Р.Л.Бобровым: “Принцип добросовестного выполнения международных
обязательств в известном смысле включает в себя и принцип
ответственности, предполагая таковую (суммарно) за нарушение
установленных правил международного права” HYPERLINK \l “sub_99205”
*(205) .

§ 2. Элементы международно-противоправного деяния

а) Субъективный и объективный элементы

Элементами международно-противоправного деяния являются:

а) поведение, которое согласно международному праву присваивается
данному субъекту международного права, т.е. считается им совершенным;

б) поведение, представляющее собой нарушение данным субъектом лежащего
на нем обязательства по международному праву.

Комиссия международного права ООН исходит из того, что “различие между
фактическим поведением и тем, которое предусмотрено правом, и является
самой сущностью противоправности” HYPERLINK \l “sub_99206” *(206) .

Отмеченные два элемента образуют противоправное деяние. Первый из них
обычно именуют субъективным, поскольку речь идет о поведении, которое
может быть присвоено субъекту международного права, а не отдельному лицу
или группе лиц. Второй элемент называют объективным. Он предусматривает,
что присваиваемое субъекту поведение нарушает принятое им на себя
международное обязательство. Приведенные положения нашли признание в
международной практике, включая судебную. В решении Постоянной палаты
международного правосудия по делу о фосфатах в Марокко возникновение
международной ответственности было связано с наличием “деяния,
присваиваемого государству и квалифицируемого в качестве противоречащего
закрепленному(ым) в договоре праву(ам) другого государства” HYPERLINK \l
“sub_99207” *(207) . Международный Суд ООН в решениях по делам,
возбужденным Югославией в отношении стран НАТО, совершивших на нее
вооруженное нападение, содержится одинаковая формулировка:
“…Независимо от того, признают или не признают государства юрисдикцию
Суда, они при всех условиях являются ответственными за присваиваемые им
деяния, которые нарушают международное право” HYPERLINK \l “sub_99208”
*(208) . Соответствующие положения закреплены в Статьях об
ответственности государств:

Статья 2. Элементы международно-противоправного деяния государства.

Совершаемое субъектом деяние может представлять собой как действие, так
и бездействие. “Грубая неосторожность равнозначна умыслу” (magna
negligentia dolus est). Если обратиться к международной судебной
практике, то окажется, что случаи ссылок на бездействие столь же часты,
как и ссылки на действие. Так, в решении по делу о дипломатическом и
консульском персонале США в Тегеране Международный Суд ООН определил,
что ответственность Ирана возникла в связи с бездействием его властей,
которые “не приняли соответствующих мер” в обстоятельствах, когда
существовала явная потребность в их принятии HYPERLINK \l “sub_99209”
*(209) .

Юридическая ответственность наступает в результате нарушения лишь норм
международного права. От нее следует отличать политическую и моральную
ответственность, которая может наступать в результате политических и
моральных норм HYPERLINK \l “sub_99210” *(210) . В проекте Комментария к
Статьям об ответственности содержалось следующее положение:
“Рекомендации, сделанные органами международных организаций или “не
имеющие обязательной силы соглашения”, такие как Заключительный акт
Хельсинкского совещания от 1 августа 1975 г., могут выражать
обязательства или нормы, которые не имеют целью быть юридически
обязательными в качестве таковых”. Нарушение таких обязательств или норм
не порождает международно-правовую ответственность HYPERLINK \l
“sub_99211” *(211) .

Нарушение международного обязательства означает деяние субъекта, не
соответствующее тому, что требует от него данное обязательство.
Ответственность возникает в случае нарушения международно-правового
обязательства, находящегося в силе. При этом последующее прекращение
обязательства, например, в случае прекращения договора в результате его
нарушения, не затрагивает возникшее правоотношение ответственности. Эти
положения нашли отражение в практике Международного Суда ООН HYPERLINK
\l “sub_99212” *(212) .

b) Доктрина о возможности иных элементов

В доктрине международного права под влиянием концепции ответственности
во внутригосударственном праве довольно часто в качестве элементов
международно-противоправного деяния указывают ущерб и вину.

Ущерб, как известно, всегда рассматривался как необходимый элемент
ответственности (damnum et injuria – убыток и правонарушение – два
необходимых элемента). Правда, существовало и понятие правонарушения без
причинения ущерба (injuria absque damno). В доктрине международного
права ущерб признается необходимым элементом правонарушения значительным
числом юристов HYPERLINK \l “sub_99213” *(213) . Э.Хименес де Аречага
утверждал: “Для автоматического возникновения отношений ответственности
между государством-правонарушителем и потерпевшим государством
необходимо еще одно дополнительное условие: наличие ущерба, понесенного
потерпевшим государством” HYPERLINK \l “sub_99214” *(214) .

Касаясь этого вопроса, спецдокладчик Комиссии Р.Аго не без оснований
считал, что причиной, по которой некоторые авторы рассматривают ущерб
третьим элементом ответственности государств, является то, что они
рассматривают эту ответственность лишь в связи с ущербом, причиненным
иностранцам. Иначе говоря, они ограничивают ее только той сферой, где
нарушаемое обязательство как раз и является обязательством из причинения
вреда HYPERLINK \l “sub_99215” *(215) .

Отечественная доктрина рассматривала ущерб как необходимый элемент
международного правонарушения HYPERLINK \l “sub_99216” *(216) .
Наибольшее внимание этому вопросу уделил В.А.Василенко. Однако его
аргументация весьма противоречива. Объявив ущерб необходимым элементом
международного правонарушения, он допускает ситуации, “когда поведение
государства, которое формально можно рассматривать как противоправное,
не причиняет ущерба и, следовательно, не подлежит квалификации в
качестве международного правонарушения”. Одновременно высказывается
обоснованное положение, которое опровергает концепцию автора: “Любое
противоправное поведение государства всегда причиняет ущерб другим
государствам и оказывает вредное воздействие на состояние международного
правопорядка” HYPERLINK \l “sub_99217” *(217) .

Проблема ущерба неоднократно обсуждалась Комиссией международного права
ООН, но уже на раннем этапе кодификации права ответственности было
решено не считать ущерб обязательным элементом правонарушения. Более
того, по мнению Комиссии, “упоминание ущерба как одного из основных
элементов международно-противоправного деяния, отличного от самого
нарушения, может быть даже опасным, поскольку это может привести к
предположению, что… если будет иметь место нарушение международного
обязательства без “ущерба”, то не будет налицо ни правонарушения, ни
ответственности” HYPERLINK \l “sub_99218” *(218) . Поэтому Комиссия
положила в основу проекта концепцию объективной ответственности. Понятие
объективной ответственности было охарактеризовано как “явно выраженное
признание существования международной законности”. Государства “должны
уважать международное право, даже если они, не соблюдая его, не наносят
ущерба конкретным интересам другого государства…” HYPERLINK \l
“sub_99219” *(219) . В Комментарии к Статьям об ответственности
говорится, что необходимость наличия такого элемента, как “ущерб”, может
быть обусловлена содержанием первичного обязательства (например,
договором). Общее правило такой элемент не включает HYPERLINK \l
“sub_99220” *(220) .

Следует учитывать, что любое нарушение права другого субъекта означает
причинение ущерба его законным интересам и уже в силу этого нет
оснований выделять причинение ущерба в особый элемент. Более того, если
взять многосторонние обязательства по защите прав человека, то их
нарушение не причиняет никакого материального ущерба, не посягает на
честь и достоинство участников.

Вина как элемент международно-противоправного деяния издавна обсуждается
в политико-правовой литературе. Касаясь этого вопроса, следует прежде
всего отметить две концепции, несостоятельность которых особенно
очевидна. Согласно первой из них элементом ответственности государства
является вина его должностных лиц, органов HYPERLINK \l “sub_99221”
*(221) . Не будучи субъектами международного права, должностные лица,
органы государства не могут быть и субъектами международно-правовой
ответственности. Их действия являются действиями самого государства,
которое может осуществлять свою деятельность только через
государственные органы. Поэтому данная концепция в общем мало чем
отличается от той, которая предполагает вину государства. Что же
касается ответственности должностных лиц, то за свои противоправные
действия они могут нести лишь уголовную ответственность в соответствии с
международным правом. В таком случае наличие вины действительно имеет
серьезное значение.

Вторая концепция, число сторонников которой невелико, состоит в том, что
вину отождествляют с упущением, непринятием надлежащих мер (due
diligence) HYPERLINK \l “sub_99222” *(222) . Иными словами, речь идет об
ограниченном понимании вины государства.

Под влиянием внутреннего права государств на протяжении веков
доминировала концепция, сторонники которой считали необходимым элементом
ответственности вину государства. Опиравшийся в основном на римское
право, прежде всего на его принцип “ex tali culpa obligatio naturaliter
oritur si damnum datum est” (из такой субъективной вины, естественно,
возникает ответственность, если нанесен ущерб), Г.Гроций называл
правонарушением “всякую вину, состоящую как в действии, так и
воздержании от действий, противном тому, как люди должны поступать…”
HYPERLINK \l “sub_99223” *(223) Иначе говоря, элементами
международно-противоправного деяния признавались нарушение
обязательства, вина и ущерб.

В XIX в., следуя Г.Гроцию, юристы приняли римский принцип в качестве
основы ответственности в международном праве. Соответствующая концепция
была довольно популярна и в XX в. Л.Оппенгейм считал, что действие
государства не является международным правонарушением, “если оно
совершено не намеренно и не злостно и без преступной небрежности”
HYPERLINK \l “sub_99224” *(224) . Ссылаясь на общие принципы права,
т.е., прежде всего, на внутригосударственное право, А.Фердросс
утверждал, что “объективное вменение признается лишь в виде исключения”
HYPERLINK \l “sub_99225” *(225) . По мнению Г.Дама, отказ от требования
вины “вел бы к безмерному расширению ответственности за деликт”
HYPERLINK \l “sub_99226” *(226) .

Иная концепция появилась лишь на рубеже XX в. и связана с именами
Х.Трипеля и Д.Анцилотти HYPERLINK \l “sub_99227” *(227) . В дальнейшем
последний продолжал доказывать, что “в международном праве намерение
индивида или органа не является причиной или условием возникновения
ответственности, она возникает из самого факта нарушения международного
обязательства государства” HYPERLINK \l “sub_99228” *(228) . В XX в.
резко возросло число авторитетных юристов, отрицавших значение вины как
элемента международного правонарушения HYPERLINK \l “sub_99229” *(229) .
В наше время эта концепция, концепция объективной ответственности
становится доминирующей. Заслуживает внимания то обстоятельство, что,
как отмечали многие авторы, “вина” понимается по-разному. В результате
практические выводы из разных концепций были зачастую близки друг другу.
Так, Ж.Ссель понимал под виной “поведение, противоречащее норме права”
HYPERLINK \l “sub_99230” *(230) .

Для отечественной литературы в общем было характерно признание вины
элементом международного правонарушения. В особом мнении по делу об
инциденте в проливе Корфу судья Международного Суда ООН С.Б.Крылов
утверждал, что для признания государства ответственным необходимо
установить не только факт объективного нарушения норм международного
права, но и “злую волю” государства или, по крайней мере, виновное
упущение HYPERLINK \l “sub_99231” *(231) .

Вина признавалась элементом международного правонарушения Г.И.Тункиным,
Д.Б.Левиным, В.А.Василенко, П.Курисом, Ю.М.Колосовым, В.А.Мазовым,
Ю.В.Петровским, т.е. почти всеми, кто анализировал проблемы
ответственности. В обоснование обычно ссылались на общую теорию права.
Д.Б.Левин писал: “Исходя из положений марксистско-ленинской теории как
основы советской концепции международного права, следует признать, что
понятие вины применимо и к международно-правовой ответственности”
HYPERLINK \l “sub_99232” *(232)

Наиболее последовательно отстаивал концепцию вины В.А.Василенко. Он
пришел к следующему выводу: “Таким образом, вина государства
представляет собой не фикцию и условность, а является реальностью и
условием для квалификации его поведения как международного
правонарушения” HYPERLINK \l “sub_99233” *(233) . Однако вина понимается
весьма своеобразно, а именно как “неправомерно реализуемая воля
государства-правонарушителя” HYPERLINK \l “sub_99234” *(234) . По мнению
автора, “вина объективно является условием любого международного
правонарушения, и поэтому она должна презюмироваться при всех
международных правонарушениях…” HYPERLINK \l “sub_99235” *(235) .
Иными словами, сам факт правонарушения свидетельствует о наличии вины,
что сводит значение вины на нет.

К приведенной концепции близка и та, которой придерживается П.Курис. По
его мнению, “вина присутствует в любом международном правонарушении,
что, однако, не означает, что вина является обязательным составным
элементом правонарушения, без доказанности наличия которого невозможна
международно-правовая ответственность” HYPERLINK \l “sub_99236” *(236) .
Как видим, практические последствия подобных концепций вины мало чем
отличаются от концепции объективной ответственности.

В свете этих фактов не вызывают удивления факты перехода некоторых
авторов от одной концепции к другой. Так, Д.Б.Левин в опубликованной в
1965 г. статье утверждал, что нарушение международного права влечет за
собой ответственность государства, независимо от наличия вины его
органов HYPERLINK \l “sub_99237” *(237) . Однако в изданной в 1966 г.
книге он отказался от этой концепции HYPERLINK \l “sub_99238” *(238) .

Уделивший значительное внимание разработке вопроса о вине в связи с
международной ответственностью, В.Н.Елынычев первоначально признавал
вину как элемент международного правонарушения, сводя ее к вине
государственных органов HYPERLINK \l “sub_99239” *(239) . В дальнейшем
он стал сторонником концепции объективной ответственности, доказывал,
что анализ поведения государства с позиций концепции вины не только не
обязателен, но в значительной мере излишен и вреден HYPERLINK \l
“sub_99240” *(240) .

Сказанное ранее отнюдь не свидетельствует о прочности позиций
сторонников концепции вины. Учитывая необходимость обеспечения
эффективности международной ответственности, они делают конкретные
выводы, весьма близкие тем, что вытекают из концепции объективной
ответственности.

Арбитражной практике прошлого известны отдельные случаи ссылок на вину.
В известном решении женевского арбитража по делу корабля “Алабама” в
качестве основания ответственности было признано отсутствие надлежащей
заботы. Можно обнаружить и другие случаи, когда высказывалось мнение,
что государство несет ответственность, если причиненный ущерб является
результатом отсутствия надлежащего внимания или вины органов государства
HYPERLINK \l “sub_99241” *(241) . Нередко термин “вина” используется как
синоним правонарушения либо ответственности, например, “виновное в
совершении правонарушения государство”. В иных случаях используется
выражение “вменение в вину” HYPERLINK \l “sub_99242” *(242) . Для того,
чтобы избежать любой ассоциации с виной, Комиссия решила использовать
термин “присвоение” для обозначения операции “приписывание” государству
данного действия или бездействия. В целом международная арбитражная и
судебная практика свидетельствует о тенденции к признанию объективной
ответственности.

Вина как элемент правонарушения в особых случаях предусматривается
международными договорами. В Конвенции о предупреждении преступления
геноцида и наказании за него 1948 г. говорится: “В настоящей Конвенции
геноцид означает любое из следующих деяний, совершенное с намерением…”
(ст. 2). Как видим, речь идет о вине в форме прямого умысла. Значение
этого момента видно из практики Международного Суда ООН, который
указывает, что существенной характеристикой геноцида “является
намеренное уничтожение национальных, этнических, расовых или религиозных
групп”. В решениях по делам о применении силы в отношении Югославии Суд
отклонил ссылки этой страны на Конвенцию о геноциде, в частности, на том
основании, что бомбардировки на самом деле не включают элемент намерения
в отношении группы, как того требует Конвенция о геноциде HYPERLINK \l
“sub_99243” *(243) .

В качестве другого случая можно указать ст. 54 Положения о законах и
обычаях сухопутной войны 1907 г., согласно которой подлежит
преследованию “всякий преднамеренный захват, истребление или
повреждение” культурных и исторических ценностей. Все это дало основание
для заключения о том, что вина может быть элементом ответственности лишь
в случаях, предусмотренных договорами HYPERLINK \l “sub_99244” *(244) .

Таким образом, как в доктрине, так и в практике обнаруживает себя
тенденция к признанию объективной ответственности за международные
правонарушения, то есть ответственности за нарушение обязательства
независимо от вины. Сам факт нарушения обязательства порождает
ответственность. Эта тенденция определяется как природой международного
права, так и необходимостью повышения уровня международной законности.
Поэтому объективная ответственность закономерно нашла закрепление в
Статьях об ответственности государств, начиная с самого принципа
ответственности. Согласно этому принципу, любое
международно-противоправное деяние влечет за собой международно-правовую
ответственность. Вина не указана в числе элементов
международно-противоправного деяния.

При этом следует обратить внимание на отличие объективной
ответственности от абсолютной ответственности, которая основана на
понятии риска, созданного соответствующей деятельностью, и представляет
собой ответственность за ущерб, являющийся результатом деятельности, не
запрещенной правом. Элементом такой ответственности является ущерб.
Отсутствуют такие элементы, как противоправность и вина.

Злоупотребление правом рассматривается как элемент противоправного
деяния в определенных случаях. Имеются в виду случаи, когда
злоупотребление тем или иным правом порождает международную
ответственность. В отечественной литературе этот вопрос был затронут
М.Х.Фарукшиным, который счел, что он имеет отношение к международной
ответственности. Автор исходил из того, что международное право
“устанавливает границы, в пределах которых субъекты международных
отношений могут выбирать разные варианты поведения” HYPERLINK \l
“sub_99245” *(245) .

Более обстоятельно вопрос был рассмотрен П.Курисом. Скептически относясь
к существованию нормы, запрещающей злоупотребление правом, он тем не
менее косвенно признал ее, утверждая, что “понятие международного
правонарушения как основания ответственности государства в международном
праве, покрывает собой любые случаи злоупотребления правом” HYPERLINK \l
“sub_99246” *(246) . Аналогичную позицию занимает и другой специалист в
области международной ответственности, В.А.Василенко HYPERLINK \l
“sub_99247” *(247) .

В мировой литературе по вопросу о злоупотреблении правом существуют
различные взгляды. Я.Броунли не только отрицает существование принципа,
запрещающего злоупотребление правом, но и считает, что его признание
“поощряло бы развитие доктрин, касающихся относительности прав, и
привело бы… к нестабильности” HYPERLINK \l “sub_99248” *(248) . С
другой стороны, Д.О’Коннелл еще в 60-е гг. прошлого века писал, что
доктрина недопустимости злоупотребления правом “в растущей мере
признается как полезный инструмент в международном праве” HYPERLINK \l
“sub_99249” *(249) . Процесс становления принципа незлоупотребления
правом был рассмотрен Г.К.Дмитриевой и чехословацким юристом В.Паулом
HYPERLINK \l “sub_99250” *(250)

Недопустимость злоупотребления правом постепенно находит отражение в
позитивном праве. Межамериканская Конвенция о правах и обязанностях
государств 1933 г. содержала положение о том, что осуществление права
государства ограничено осуществлением прав других государств согласно
действующему международному праву HYPERLINK \l “sub_99251” *(251) .
Конвенция ООН по морскому праву 1982 г. содержит ст. 300
“Добросовестность и незлоупотребление правами”. В ней говорится:
“Государства-участники добросовестно выполняют принятые на себя по
настоящей Конвенции обязательства и осуществляют права и юрисдикцию и
пользуются свободами, признанными в настоящей Конвенции, таким образом,
чтобы не допускать злоупотребления правом”.

Вопрос о злоупотреблении правом неоднократно обсуждался в Комиссии
международного права ООН. В комментарии к проекту статей о
континентальном шельфе говорилось, что “запрещение злоупотребления
правами поддержано судебными и иными органами”. Запрещение
злоупотребления правом представляет собой общий принцип права,
признанный цивилизованными государствами HYPERLINK \l “sub_99252” *(252)
.

Проблема злоупотребления правом возникла в самом начале работы Комиссии
над темой ответственности. Ее поднял первый специальный докладчик
Ф.Гарсиа Амадор. Он рассматривал злоупотребление правом как общий
принцип права, как общий принцип международного права и как
самостоятельное основание ответственности HYPERLINK \l “sub_99253”
*(253) . В дальнейшем Комиссия сочла, что решение этой проблемы
непосредственно не влияет на определение элементов международного
правонарушения. Объясняется это тем, что речь идет о вопросе,
“касающемся существования “первичной” нормы международного права,
которая ограничивала бы осуществление государством его прав… и
запрещала бы злоупотребление ими”. Если признать наличие такой нормы в
позитивном международном праве, то составным элементом противоправного
деяния было бы, как всегда, нарушение обязательства, а не осуществление
права.

Как видим, Комиссия весьма осторожно отнеслась к решению вопроса о
существовании нормы, запрещающей злоупотребление правом. При этом она
отметила существенное значение вопроса и не исключила возможности его
рассмотрения в дальнейшем HYPERLINK \l “sub_99254” *(254) .

Принцип незлоупотребления правом так или иначе присущ любой развитой
правовой системе. Осуществление права любым субъектом должно
осуществляться с учетом прав других субъектов. Независимо от признания
незлоупотребления правом в качестве особого принципа, соответствующая
обязанность вытекает из принципа добросовестности, а в конечном счете из
принципа добросовестного выполнения обязательств по международному
праву. Добросовестное выполнение обязательств касается и пользования
вытекающими из них правами.

Г.К.Дмитриева пришла к выводу: “…В международном праве существует
запрещение злоупотребления правом. Оно непосредственно вытекает из
современного содержания принципа добросовестного выполнения
обязательств” HYPERLINK \l “sub_99255” *(255) . Аналогичную позицию
занимают и другие отечественные юристы, исследовавшие принцип
добросовестности HYPERLINK \l “sub_99256” *(256) .

Сказанное подтверждает мнение Комиссии о том, что и в случае
злоупотребления правом ответственность наступает в результате нарушения
нормы, запрещающей злоупотребление. Поэтому злоупотребление нельзя
рассматривать как непосредственно порождающее правоотношения
ответственности.

§ 3. Квалификация деяния как международно-противоправного

Квалификация деяния как международно-противоправного осуществляется на
основе международного права. На такую квалификацию не влияет то
обстоятельство, что деяние считается правомерным согласно внутреннему
праву государства или правилам международной организации или
противоречит им. Такое положение вытекает из самой природы
международного права. Не случайно в подготовленном Комиссией
международного права ООН проекте декларации о правах и обязанностях
государств рассматриваемое положение было связано с принципом
добросовестного выполнения обязательств по международному праву: “Каждое
государство обязано добросовестно выполнять свои обязательства,
возникающие из договоров и иных источников международного права, и не
может ссылаться на положения своей конституции или своих законов как на
оправдание невыполнения им этой обязанности” HYPERLINK \l “sub_99257”
*(257) .

Если бы субъекты могли не считаться с международными обязательствами, в
любой момент отменяя или изменяя их своими внутренними актами, то ни о
каком международном праве не могло быть и речи. В подобном случае речь
могла идти лишь о чем-то подобном тому, что имелось в виду известной в
прошлом концепцией “внешнегосударственного права”. Поэтому не случайно в
отношении государства соответствующее положение прочно утвердилось в
международном праве.

Подготовительный комитет Гаагской конференции по кодификации
международного права 1930 г. обратился к правительствам с просьбой
выразить свое отношение к положению о том, что “согласно международному
праву государство не может уклониться от ответственности, если таковая
существует, ссылаясь на положения своего внутреннего права”. Это
положение так или иначе было поддержано всеми правительствами HYPERLINK
\l “sub_99258” *(258) .

Оно нашло подтверждение в довольно обширной международной судебной
практике. В 1932 г. в решении по делу об обращении с польскими
гражданами на территории г. Данцига Постоянная палата международного
правосудия определила: “…Согласно общепринятым принципам одно
государство в его взаимоотношениях с другим государством может ссылаться
лишь на нормы международного права…” Государство “не может ссылаться
на свою собственную конституцию, чтобы уклониться от выполнения
обязательств, возложенных на него согласно международному праву…”
HYPERLINK \l “sub_99259” *(259) .

Постоянная палата международного правосудия в решении 1923 г. по делу о
судне “Уимблдон” отвергла утверждения германского правительства о том,
что проход судна по Кильскому каналу явился бы нарушением принятых
Германией актов о нейтралитете, указав, что “односторонний акт того или
иного государства не может превалировать над положениями” договора
HYPERLINK \l “sub_99260” *(260) . Это положение не раз подтверждалось
Палатой и в дальнейшем. При рассмотрении в 1932 г. дела о
греко-болгарских “общинах” было подчеркнуто: “…Один из общепризнанных
принципов международного права гласит, что во взаимоотношениях между
государствами-сторонами в договоре положения какого-либо внутреннего
закона не могут превалировать над положениями договора” HYPERLINK \l
“sub_99261” *(261) .

Рассматриваемое положение подтверждается и практикой Международного Суда
ООН. В решении 1949 г. по делу об увечье, полученном во время нахождения
на службе ООН, Суд определил, что поскольку “основанием иска является
нарушение международного обязательства несущим ответственность
государством-членом,…то государство-член не может оспаривать его на
том основании, что это обязательство регулируется внутренним
законодательством” HYPERLINK \l “sub_99262” *(262) .

Наконец, рассматриваемое положение было закреплено в договорной форме на
универсальном уровне Венской конвенцией о праве международных договоров
1969 г.: “Участник не может ссылаться на положения своего внутреннего
права в качестве оправдания для невыполнения им договора” (ст. 27).
Важно отметить правильный выбор термина “внутреннее право” (internal
law). Он охватывает все виды внутригосударственных правовых актов и
норм, а не только конституцию и законы, о которых говорилось в
приведенном выше положении проекта декларации о правах и обязанностях
государств.

Дело в том, что порою право отождествляют с законодательством, в том
числе и при решении вопроса о соотношении международного и внутреннего
права. Так, Конституция Украины признает “частью национального
законодательства” действующие международные договоры, согласие на
обязательность которых дала Верховная Рада HYPERLINK \l “sub_99263”
*(263) . Нельзя в этой связи не заметить, что договор может быть частью
права страны, может обладать силой закона, но не может быть отнесен к
законодательству. Международные нормы занимают особое место в праве
страны. Надо сказать, что в проекте Конституции России содержалась
формулировка, аналогичная той, что содержит Конституция Украины. В ходе
Конституционного совещания пришлось обратить внимание на ошибочность
формулировки, и от нее отказались.

В Конституции России говорится: “Если международным договором Российской
Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то
применяются правила международного договора” (ч. 4 ст. 15). А если
договор расходится с постановлением правительства или иного органа?
Ответ как бы презюмируется: если договор обладает приоритетом применения
в отношении закона, то тем более это относится к иным правовым актам.
Поэтому было бы предпочтительным говорить не о законе, а о праве
государства. Следует также учитывать, что в немалом числе государств
существенная роль принадлежит таким источникам права, как обычай и
судебный прецедент, которые охватываются понятием “внутреннее право”. В
Статьях об ответственности государств рассматриваемое положение
сформулировано так:

Статья  3. Квалификация деяния государства как
международно-противоправного

Таким образом, в международном праве проблема его соотношения с
внутренним правом государств при решении вопросов ответственности решена
совершенно четко – квалификация деяния как международно-противоправного
определяется исключительно международным правом. Однако соответствующее
положение не нашло должного отражения во внутреннем праве государств,
что при определенных условиях может отрицательно сказаться на реализации
международной ответственности.

Как известно, Конституция США первой признала международные договоры
наряду с Конституцией и законами высшим правом страны (ст. VI).
Объяснялось это стремлением федеральной власти лишить штаты возможности
издавать “законы, уничтожающие обязательную силу договоров (отдел 10 ст.
VI). Этот момент констатируют исследователи разных стран HYPERLINK \l
“sub_99264” *(264) .

Поскольку договор и закон согласно Конституции обладают равной
юридической силой в правовой системе страны, то последующий закон может
отменять ранее заключенный договор. В доктринальной кодификации
Американского института права говорится: “Закон Конгресса превалирует
над ранее принятой нормой международного права или положением соглашения
как нормой права Соединенных Штатов…” HYPERLINK \l “sub_99265” *(265)

Подобное положение может породить трудности с решением вопросов
ответственности за нарушение международных обязательств. Для того, чтобы
ограничить возможность наступления ответственности за нарушение
договоров, американские суды создали прецедентное право, направленное на
достижение этой цели. Еще в 1804 г. Верховный Суд принял решение по делу
“Мюррей против Чарминг Бетси”, в котором говорилось, что “принятый
Конгрессом закон никогда не следует толковать так, чтобы он нарушал
международное право, если имеется какая-либо возможность иного
истолкования”.

О том, как применяется это положение, можно судить по решению суда
Нью-Йорка 1988 г. по делу “США против Организации освобождения
Палестины”. В 1947 г. между ООН и США было заключено соглашение о
Штаб-квартире ООН в Нью-Йорке. В соответствии с соглашением ООН в
1974 г. предложила ООП создать свою миссию наблюдателей. Предложение
было оспорено в судебном порядке еврейской общественной организацией,
однако суд подтвердил правомерность предложения ООН.

В марте 1988 г. вступил в силу принятый Конгрессом Антитеррористический
закон, одной из целей которого было закрытие миссии ООП. На основе
закона администрация возбудила в суде дело против ООП, добиваясь
прекращения деятельности ее миссии. Суд подтвердил полномочия конгресса
издать закон, отменяющий ранее заключенный договор. Но при этом,
сославшись на упомянутое решение 1804 г., указал, что такое намерение
должно быть абсолютно ясным. Если этого нет, то суд в соответствии с
прецедентным правом обязан согласовать закон и договор HYPERLINK \l
“sub_99266” *(266) .

Следовательно, несмотря на то, что инициаторы принятия
Антитеррористического закона заявляли о такой цели, как закрытие миссии
ООП в нарушение соглашения с ООН, суд не признал наличия такого
намерения, поскольку в законе не было прямой ссылки на это соглашение.
Иными словами, признавая в принципе право конгресса издавать законы,
противоречащие международным обязательствам страны, американские суды
стремятся толковать это право ограничительно.

Положение, существующее в Великобритании, весьма близко к существующему
в США. При рассмотрении Судом Королевской скамьи в 1966 г. дела
“Саломон” лорд Диплок относительно применения закона, противоречащего
международным обязательствам, заявил: “Если положения законодательства
ясны и не вызывают сомнений, они подлежат применению, независимо от
того, реализуют они или не реализуют договорные обязательства Ее
Величества, поскольку суверенная власть Королевы в Парламенте охватывает
и нарушение договоров”. В подтверждение лорд сослался на целый ряд
судебных прецедентов HYPERLINK \l “sub_99267” *(267) . Сознавая
опасность подобного положения, лорд Диплок напомнил о правиле,
смягчающем его категоричность: “Однако, если положения законодательства
неясны, могут обоснованно толковаться по-разному, то договор обретает
свое значение, поскольку существует презумпция того, что Парламент не
намеревался действовать в нарушение международного права…” HYPERLINK
\l “sub_99268” *(268)

Подобное положение трудно совместить с интересами обеспечения
международного правопорядка, поддержание которого требует признания
приоритета за международным правом в сфере его действия. Первые признаки
развития внутреннего права в этом направлении можно обнаружить в
некоторых конституциях, принятых после Первой мировой войны. Веймарская
конституция Германии 1919 г. признала общепризнанные нормы
международного права частью права страны (ст. 4). Аналогичное положение
содержала Конституция Австрии 1920 г. (ст. 9). Конституция
республиканской Испании 1931 г. сделала следующий шаг, признав частью
права страны как обычные, так и договорные нормы, установив приоритет
последних в отношении законов.

Начало новому этапу в совершенствовании взаимодействия внутреннего и
международного права положили конституции, принятые после Второй мировой
войны. Основной закон ФРГ установил, что общие нормы публичного
международного права будут составной частью федерального права и будут
обладать приоритетом перед законами (ст. 25). Близкие этому положения
содержала Конституция Франции 1946 г. (ст. 54, 55).

По тому же пути идут и новейшие конституции европейских стран. Согласно
Конституции Польской Республики 1997 г., ратифицированный договор
является частью правопорядка страны. В случае, если не удается
согласовать ратифицированный договор и закон, применению подлежит первый
(ст. 91). Аналогичные положения содержат конституции и других
европейских стран, например Болгарии, Греции, Кипра, Испании,
Португалии, Швейцарии.

Отмеченная тенденция нашла определенное отражение и в конституционном
праве государств, образовавшихся в результате распада СССР. Конституция
Белоруссии “признает приоритет общепризнанных принципов и норм
международного права и обеспечивает соответствие им своего
законодательства” (ст. 8). Аналогичные положения содержат конституции
Узбекистана, Туркмении, Эстонии и др.

Конституция России 1993 г. установила, что общепризнанные принципы и
нормы международного права и международные договоры РФ являются
составной частью ее правовой системы. Но приоритет перед законами
оговорен лишь в отношении договоров (ч. 4 ст. 15).

Вместе с тем, еще многие страны придерживаются положения о том, что
договоры обладают силой закона, поэтому коллизии между договором и
законом решаются на основе общих принципов права: закон последующий
отменяет закон предыдущий, закон специальный обладает приоритетом в
отношении закона общего (Дания, Ирландия, Исландия, Норвегия, Румыния,
Турция, Финляндия и др.).

Из сказанного следует, что постепенно набирает силу тенденция к
признанию приоритета международных норм во внутреннем праве. Тенденция
закономерная. Есть основания полагать, что она станет всеобщей. Без
этого трудно обеспечить уровень международного правопорядка, требуемый
условиями современной международной жизни. Тем не менее, пока эта
тенденция характерна для сравнительно небольшого числа государств, что
не может не создавать определенных трудностей и в реализации отношений
ответственности.

Особую сложность представляет проблема соотношения международных
обязательств и конституции. Будучи основой правовой системы государства,
конституция обладает высшей юридической силой, приматом в отношении всех
остальных правовых норм, действующих в стране. Международное право
учитывает особый статус конституций. Оно закрепило суверенное право
государства свободно выбирать и развивать свою правовую систему.
Международное право требует уважать установленный конституцией
правопорядок. Уважение суверенитета государства означает и уважение его
права.

Вместе с тем свобода государства в определении характера своей правовой
системы не является и не может являться безграничной.
Интернационализация жизни национальных обществ диктует необходимость
интернационализации и национальных правовых систем. Они должны быть
способны взаимодействовать друг с другом и с международным правом.
Принцип суверенного равенства государств, закрепляя право государства на
выбор своей политико-правовой системы, связывает это со следующим
обязательством: “каждое государство обязано выполнять полностью и
добросовестно свои международные обязательства”. Принцип добросовестного
выполнения обязательств по международному праву предусматривает, что при
осуществлении суверенных прав, включая право устанавливать свои законы и
административные правила, государства “будут сообразовываться со своими
юридическими обязательствами по международному праву”. Иными словами,
одной из функций национальной правовой системы должно быть обеспечение
выполнения государством своих международно-правовых обязательств и тем
самым ограничение возможностей международных правонарушений. Внутреннему
праву будет принадлежать все более важная роль в осуществлении
международных обязательств.

В международном праве вопрос о коллизии конституции и международных
обязательств решается однозначно. Как уже отмечалось, в принятом
Комиссией международного права проекте декларации о правах и
обязанностях государств говорится, что государство не может ссылаться на
положения своей конституции как на оправдание невыполнения своих
обязательств. Это положение прочно утвердилось в международной судебной
практике.

В решении 1932 г. по делу об обращении с польскими гражданами на
территории г. Данцига Постоянная палата международного правосудия
определила: государство “не может ссылаться на свою собственную
конституцию с тем, чтобы уклониться от выполнения обязательств,
возложенных на него согласно международному праву или действующим
международным договорам…” HYPERLINK \l “sub_99269” *(269) .

Рассматриваемое положение было закреплено Венской конвенцией о праве
международных договоров, которая подтвердила, что “участник не может
ссылаться на положения своего внутреннего права в качестве оправдания
для невыполнения договора” (ст. 27). Понятие “внутреннее право”
охватывает правовую систему в целом, включая конституцию. Это
подтверждается и ст. 46 Конвенции: “Государство не вправе ссылаться на
то обстоятельство, что его согласие на обязательность для него договора
было выражено в нарушение того или иного положения его внутреннего
права, касающегося компетенции заключать договоры, как на основание
недействительности его согласия…” Вопросы компетенции заключать
договоры решаются конституционным правом.

Показательно, что как в Комиссии международного права ООН, так и на
Венской конференции было немало противников приведенных положений. Они
утверждали, что многие страны не могут признать примата каких бы то ни
было международных обязательств над конституционными нормами HYPERLINK
\l “sub_99270” *(270) . Однако большинство делегаций поддержали
предложенное Комиссией правило. Более того, был внесен ряд поправок,
направленных на его конкретизацию относительно конституционного права.
Одна из таких поправок была предложена делегациями Украины и Перу. Эта
поправка была воплощена в приведенной выше статье 46 Конвенции.
Показательно, что в конечном счете ни одна делегация не голосовала
против принятия статьи и лишь трое воздержались HYPERLINK \l “sub_99271”
*(271) .

Следовательно, практически единодушно государства признали норму, из
которой следует, что государство не может избежать ответственности за
международное правонарушение, ссылаясь на свою конституцию.
Соответствующее положение отражено в Статьях об ответственности
государств (ст. 3). В комментарии к этому положению говорится, что
выражение “внутреннее право” “охватывает все положения внутреннего
правопорядка, как писаные, так и неписаные, будь то в форме
конституционных или законодательных норм, административных постановлений
или судебных решений” HYPERLINK \l “sub_99272” *(272) .

Анализ внутреннего права государств свидетельствует, что оно решает
вопросы, связанные с коллизией конституции и международных обязательств
иначе, чем международное право. В США издавна существует положение,
которое в 1871 г. в решении по делу “Чероки Тобако” было сформулировано
Верховным Судом следующим образом: “Едва ли следует говорить, что
договор не может изменять Конституцию или быть действительным, если он
нарушает этот акт” HYPERLINK \l “sub_99273” *(273) . Это положение
подтверждалось Верховным Судом и в дальнейшем HYPERLINK \l “sub_99274”
*(274) .

На основе анализа практики США Американский институт права пришел к
выводу, что нормы международного права не могут осуществляться в
нарушение Конституции. Более того: “Президент, действуя в пределах своих
конституционных полномочий, может по Конституции обладать властью
совершать такие действия, которые представляют собой нарушение
международного права”. Замечу, что это трудно совместимое с
международным правом положение подвергается критике научной
общественностью США HYPERLINK \l “sub_99275” *(275) . Что же касается
международно-правовых последствий такого рода правонарушений, то
Институт обоснованно отмечает, что “невыполнение Соединенными Штатами
своих обязательств в силу их неконституционности не освобождает
Соединенные Штаты от ответственности по международному праву” HYPERLINK
\l “sub_99276” *(276) .

На принципе абсолютного примата конституции основаны и правовые системы
стран Латинской Америки. В Конституции Эквадора говорится, что “все
законы, декреты, регламенты, предписания, постановления, пакты или
международные договоры, которые каким-либо образом находятся в
противоречии с Конституцией или отступают от ее текста, не имеют силы”
(ст. 189). Аналогичные положения содержат и другие конституции стран
континента. Такое же положение с конституционным правом новых
независимых государств Африки и Азии. Объясняется это тем, что
суверенитет достался им нелегко, и тем, что приходится прилагать немало
сил для его сохранения. Есть, однако, основания полагать, что постепенно
положение будет меняться. Об этом пишут и юристы из упомянутых стран
HYPERLINK \l “sub_99277” *(277) .

Наблюдается определенная тенденция к смягчению “конфликта” между
конституционным и международным правом. Немногие страны придали
международным договорам высший статус, они пользуются приоритетом даже
перед нормами конституционного права, например Бельгия, Люксембург.
Значительное число государств исходят из того, что в исключительных
случаях, когда договор оказывает влияние на содержание конституции или
устанавливает иные правила, он обладает приоритетом перед конституцией
или равным ей статусом. Такие договоры должны одобряться парламентами
квалифицированным большинством голосов. Представляет в этом плане
интерес формулировка соответствующего положения Конституции Королевства
Нидерландов: “Любое положение международного договора, вступающее в
противоречие с Конституцией, подлежит одобрению большинством не менее
чем в две трети голосов депутатов Генеральных штатов” (ч. 3 ст. 91)
HYPERLINK \l “sub_992771” *(277-1) .

Несколько иная конструкция состоит в том, что законодательство
предусматривает возможность внесения в конституцию изменений в
соответствии с договором при условии, что поправки будут сделаны до
принятия договора. Конституция России закрепила свою высшую юридическую
силу в правовой системе страны. Соответственно установила, что “законы и
иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны
противоречить Конституции Российской Федерации” (ч. 1 ст. 15). Как
видим, нормы международного права не упомянуты. Однако поскольку они
признаны частью правовой системы, то на них распространяется общее
положение.

Вместе с тем, в Федеральном законе “О международных договорах Российской
Федерации” от 15 июля 1995 г. HYPERLINK \l “sub_992772” *(277-2)
предусматривается порядок выражения согласия на обязательность
договоров, содержащих правила, отличные от положений Конституции.
Выражение согласия возможно только после внесения соответствующих
поправок в Конституцию (ст. 22). Аналогичное положение содержит
Конституция Украины (ч. 2 ст. 9). То обстоятельство, что в одном случае
соответствующее положение содержится в обычном законе, а в другом – в
конституции, не имеет существенного значения. Смысл этого положения лишь
в том, что такая возможность заранее оговорена. Предусмотрена
возможность коллизии международных обязательств и конституции, а также
указан путь ее решения в пользу первых.

Поэтому такая конструкция в принципе приемлема для любой правовой
системы независимо от того, отражена она в праве или не отражена.
Согласно ст. 54 и 55 Конституции Франции договоры обладают приоритетом
перед законами, но уступают Конституции. Когда же реально возникла
коллизия договора с Конституцией, была применена рассматриваемая
конструкция. Конституционный совет Франции нашел, что Маастрихтский
договор о Европейском Союзе 1992 г. содержит положения, противоречащие
Конституции страны. Поэтому до его ратификации должны быть внесены
соответствующие изменения в основной закон. HYPERLINK \l “sub_99278”
*(278)

По-особому коллизия договор – конституция решалась в Германии и Японии,
которым пришлось решать проблему обязательств, возложенных на них
победителями. Основной Закон ФРГ установил, что общие нормы публичного
международного права будут обладать приоритетом перед законами (ст. 25).
Федеральный конституционный суд истолковал это положение следующим
образом: общие нормы международного права обладают приоритетом в
отношении германского внутреннего права, но не конституционного права
HYPERLINK \l “sub_99279” *(279) . Вместе с тем, особый статус был
признан за политическими договорами, которые постепенно ликвидировали
оккупационный режим. Они признаются конституционными даже в том случае,
если складывающееся на их основе положение в переходный период не вполне
соответствует Основному Закону, при условии, что их общая тенденция
такова, что приближает состояние, требуемое Основным Законом HYPERLINK
\l “sub_99280” *(280) .

Известны случаи, когда при особых обстоятельствах договоры затрагивали
важные конституционные вопросы. Договор об объединении Германии 1990 г.
содержит целую главу “Основной Закон” (гл. II). Она содержит ряд
положений об изменениях в конституционном праве. В заключительной статье
сказано: “Настоящий Договор после вступления в силу будет действующим
федеральным правом” (ч. 2 ст. 45) HYPERLINK \l “sub_99281” *(281) .

Положение в Японии имеет определенное сходство с тем, что говорилось о
ФРГ. Правительство Японии придерживается позиции, согласно которой одни
договоры подчинены Конституции, а другие обладают перед ней приоритетом.
К первым относятся двусторонние политические и экономические договоры.
Ко вторым – договоры, содержащие “принятые нормы международного права” и
договоры, которые касаются “вопросов жизненно важного значения для
судьбы государства, такие как акт о капитуляции или мирный договор”
HYPERLINK \l “sub_99282” *(282) .

В данном случае важно признание приоритета общепризнанных норм
международного права. Думается, что со временем признание высшей
юридической силы, во всяком случае, за основными принципами
международного права, получит широкое распространение. Согласно
итальянской Конституции 1947 г. “правовой порядок Италии согласуется с
общепризнанными нормами международного права” (ст. 10). Аналогичное
положение содержится в Конституции Грузии (ч. 2 ст. 6).

Через три года после принятия Конституции Кассационный суд Италии пришел
к следующему заключению: “Существуют, таким образом, преобладающие
принципы, вытекающие из необходимости обеспечить сосуществование
цивилизованных государств… Они требуют, чтобы итальянское внутреннее
право соответствовало обычному международному праву…” HYPERLINK \l
“sub_99283” *(283)

Таким образом, конституционное право устанавливает свое верховенство в
правовой системе государства, свой примат в отношении всех норм,
входящих в эту систему, включая инкорпорированные нормы международного
права. В свою очередь, международное право установило свой примат в
сфере межгосударственных отношений, включая отношения ответственности.
Получает развитие тенденция к признанию общих норм международного права
страны и придания им приоритетного статуса в отношении иных норм
внутреннего права. Это относится и к международным нормам об
ответственности. Думается, что при таком положении внутреннее право
государств не будет создавать серьезных препятствий на пути
осуществления международной ответственности.

Сказанное о внутреннем праве государств в значительной мере относится и
к правилам международной организации. Под “правилами организации”
понимаются учредительные акты организации, принятые в соответствии с
ними решения и резолюции, а также установившаяся практика организации
HYPERLINK \l “sub_99284” *(284) . Из этого следует, что правила
организации имеют иную юридическую природу, чем внутреннее право
государств. Это различие имеет значение и для ответственности.

В уже упоминавшемся решении Постоянной палаты международного правосудия
по делу об обращении с польскими гражданами на территории Данцига
говорилось о недопустимости ссылок на внутреннее право, включая
конституции спорящих государств для обоснования ответственности
HYPERLINK \l “sub_99285” *(285) . В отличие от этого, некоторые правила
организации, прежде всего, ее учредительный акт, порождают
международно-правовые обязательства, и за их нарушение организация несет
международную ответственность. В консультативном заключении о
формировании Комитета морской безопасности Международной морской
организации (ИМО) Международный Суд ООН установил, что Комитет был
сформирован Ассамблеей ИМО в нарушение конвенции, являющейся
учредительным актом Организации HYPERLINK \l “sub_99286” *(286) . ИМО
приняла заключение к сведению и меры к исправлению положения.

Следующее отличие правил организации от внутреннего права государств
нашло отражение в Венских конвенциях о праве договоров. Они содержат
положения о том, что HYPERLINK \l “sub_1” конвенции применяются к
учредительным актам международных организаций и к принятым в рамках
организации договорам “без ущерба для любых соответствующих правил
данной организации” ( HYPERLINK \l “sub_2” ст. 5 ). В преамбуле
Конвенции о праве договоров с участием международных организаций
говорится, что ничто в Конвенции “не должно толковаться как
затрагивающее те отношения между международной организацией и ее
членами, которые регулируются правилами этой организации”.

Имеются в виду правила организации, определяющие права и обязанности ее
членов, а также порядок принятия учредительного акта, его изменения и
прекращения, порядок подготовки договоров в рамках организации HYPERLINK
\l “sub_99287” *(287) . При выступлении относительно рассматриваемого
положения на Венской конференции по праву договоров 1968-1969 гг. мне
пришлось обратить внимание на то, что оно касается специальных правил,
которые могут превалировать над диспозитивными нормами, но не могут
отступать от императивных норм HYPERLINK \l “sub_99288” *(288) .

Это положение применимо и к решению вопросов об ответственности за
международно-противоправные деяния. Организация может установить особые
нормы об ответственности за нарушение ее устава. Такие случаи
предусмотрены Статьями об ответственности государств, которые
рассматривают как lex specialis. Речь идет о случаях, когда условия
наличия противоправного деяния или содержание ответственности или ее
имплементации определяются специальными нормами международного права
(ст. 56).

Специальный режим ответственности характерен для международных
организаций, связанных с особо опасной деятельностью, например
космической HYPERLINK \l “sub_99289” *(289) . В таких случаях речь идет
об ответственности за риск.

Среди международных организаций особое место занимает всеобщая
организация безопасности – ООН. Ее Устав предусматривает меры
воздействия на правонарушителя, которые приемлемы и для других
организаций. Например, лишение права голоса в Генеральной Ассамблее в
результате задолженности по взносам (ст. 19). Предусмотрена возможность
приостановления осуществления прав и привилегий, принадлежащих члену
Организации (ст. 5). Член, систематически нарушающий принципы Устава,
может быть исключен из Организации (ст. 6). Вместе с тем, предусмотрены
меры, не типичные или даже невозможные для других организаций, в
частности, меры обеспечения реализации ответственности за нарушение норм
общего международного права. Широки полномочия Совета Безопасности ООН в
отношении тягчайших правонарушений, связанных с нарушениями мира или
актами агрессии (гл. VII).

Особое положение Устава ООН, который является своего рода конституцией
международного сообщества, закреплено его ст. 103, согласно которой в
случае, если обязательства членов по Уставу окажутся в противоречии с их
обязательствами по какому-либо другому международному соглашению,
преимущественную силу имеют обязательства по Уставу. Устав содержит
различные по правовому статусу нормы. Одни из них являются императивными
(jus cogens). К ним, в первую очередь, относятся принципы Устава,
которые являются и основными принципами международного права. Они
обладают императивной силой независимо от ст. 103.

Вторую категорию норм Устава образуют те, которые обладают приоритетной
силой именно благодаря ст. 103. Сюда, в частности, относятся нормы,
определяющие полномочия Совета Безопасности и силу его решений.

Наконец, есть нормы, на которые ст. 103, пожалуй, не распространяется.
Например, могла ли Венгрия в известном деле “Габчиково-Надьмарош”
обосновать отказ от выполнения соглашения тем, что необходимые для
продолжения гидротехнических сооружений средства ей нужны для покрытия
задолженности перед ООН? Думается, что едва ли.

Особое положение Устава учтено в Статьях об ответственности государств:
“Настоящие Статьи не затрагивают Устав Организации Объединенных Наций”
(ст. 59) HYPERLINK \l “sub_99290” *(290) . Как видим, исключение сделано
лишь для Устава ООН и не распространяется на учредительные акты иных
международных организаций.

Сказанное вовсе не значит, что ООН не несет ответственности за свои
действия, так же как и другие организации. Об этом свидетельствует и
практика Международного Суда. Уже в 1949 г. Суд сформулировал положение,
согласно которому ООН может быть субъектом правоотношений
ответственности, отстаивая свое право на обеспечение соблюдения
обязательств, принятых в отношении Организации HYPERLINK \l “sub_99291”
*(291) . В 1999 г. Международный Суд определил, что ООН несет
ответственность за поведение ее органов или агентов HYPERLINK \l
“sub_99292” *(292) .

Таким образом, внутреннее право государств не оказывает влияния на
международные отношения ответственности. Лишь при решении конкретных
вопросов, связанных, например, с возмещением ущерба, причиненного
иностранцам, оно может приобретать значение. Правила международной
организации также не влияют на ее международную ответственность, но они
могут устанавливать особый режим ответственности в отношении
государств-членов. Этот режим не должен противоречить общим принципам
ответственности.

Ни при обсуждении в Шестом комитете, ни в письменных замечаниях
правительств не были высказаны критические замечания в отношении
проектов ст. 1, 2, 3 Части первой.

Глава II. Квалификация поведения субъекта

§ 1. Общие положения

Первым элементом международно-противоправного деяния является
квалификация соответствующего поведения данного субъекта в соответствии
с международным правом. Этим определяется значение правил,
устанавливающих порядок такой квалификации. Они определяют условия, при
которых присвоение юридически обоснованно. Иными словами, условия, при
которых поведение, будь то действие или бездействие, или серия действий
или случаев бездействия, и квалифицируют поведение субъекта.

Как государство, так и международная организация являются единым
субъектом международного права. Им как целому принадлежат права и в этом
же качестве они несут международную ответственность. Однако реально, как
и иные юридические лица, субъекты международного права могут действовать
лишь через свои органы. Еще Постоянная палата международного правосудия
отмечала: “государства могут действовать только посредством или через
своих агентов или представителей” HYPERLINK \l “sub_99293” *(293) .

В связи с этим возникает вопрос об определении того, какие лица должны
считаться действующими от имени государства или международной
организации. В своих замечаниях на проект статей ряд правительств
указали на то, что основание для присвоения ответственности должно быть
достаточно широким, чтобы государства не могли уходить от
ответственности, опираясь на формальное определение своих органов
HYPERLINK \l “sub_99294” *(294) .

Ответ на этот вопрос, в первую очередь, призвано дать внутреннее право
субъектов, но имеет значение и международное право, которое, в
частности, определяет, какие органы официально представляют государство
и международную организацию в международных отношениях. По этому вопросу
правительства высказали различные мнения. Ряд правительств предложили
вообще исключить ссылку на внутреннее право с тем, чтобы не создавать
впечатление, будто это является решающим критерием. Ссылались, в
частности, на то, что внутреннее право может не содержать исчерпывающего
определения государственных органов HYPERLINK \l “sub_99295” *(295) .
Тем не менее, большинство правительств сочло необходимым сохранить
ссылку на внутреннее право.

Общее правило: в международно-правовых отношениях субъекту присваивается
только поведение его органов, а также иных лиц и образований,
действующих по указанию, под руководством или контролем таких органов.

Это правило является общепризнанным, и его значение подчеркивается
доктриной HYPERLINK \l “sub_99296” *(296) . В первую очередь, субъекту
присваивается поведение его органов. Поведение любого органа государства
или международной организации считается деянием этого государства или
организации независимо от того, какие функции этот орган осуществляет и
какое положение в системе органов он занимает. Под “органом” понимается
любое лицо или образование, которые обладают официальным статусом в
соответствии с внутренним правом государства или правилами международной
организации.

Это положение издавна утвердилось в международном праве. Отвечая на
запрос подготовительного комитета Гаагской конференции 1930 г.,
правительства единодушно подтвердили, что действие или бездействие
органов государства должны ему присваиваться HYPERLINK \l “sub_99297”
*(297) . Третий комитет Конференции единогласно принял проект статьи,
предусматривавшей международную ответственность государства в случае
любого невыполнения его органами международных обязательств HYPERLINK \l
“sub_99298” *(298) . В деле о расхождениях, касающихся иммунитета от
судебного преследования специального докладчика Комиссии по правам
человека, Международный Суд определил: “Согласно общепризнанной норме
международного права, поведение любого органа государства должно
рассматриваться в качестве деяния этого государства. Эта норма… носит
характер обычая” HYPERLINK \l “sub_99299” *(299) .

Рассматриваемое положение воплощено в Статьях об ответственности
государств следующим образом:

Статья 4. Поведение органов государства.

Термин “лицо или образование” используется в широком смысле. Он
охватывает любые физические и юридические лица, включая должностные
лица, министерства, ведомства, департаменты, комиссии, осуществляющие
государственную власть.

Изложенное выше общее правило относится mutatis mutandis и к
международной организации, которой присваивается поведение ее органов.
Международный Суд указал на ответственность ООН за поведение ее органов
и агентов HYPERLINK \l “sub_99300” *(300) . При этом не имеет значения
характер органа или официального представителя организации.

Заслуживает внимания положение, согласно которому поведение органа
рассматривается как деяние государства при условии, что он действует “в
качестве такового”, т.е. в своем официальном качестве. При этом не имеет
значения то обстоятельство, что лицо использует свое положение в личных
целях, злоупотребляет своими полномочиями. Эти положения нашли отражение
в международной арбитражной практике.

Генеральная комиссия по рассмотрению взаимных претензий, учрежденная
Мексикой и США в решении по делу “Малена” (1927 г.), провела четкое
различие между деянием должностного лица, действовавшем в качестве
частного лица, и другим его деянием, совершенным в официальном качестве,
хотя и с превышением своих полномочий. Только второе деяние было
присвоено государству HYPERLINK \l “sub_99301” *(301) . Аналогичная
франко-мексиканская комиссия в деле “Кэра” (1929 г.) исключила
ответственность государства лишь в случаях, когда “действие не имело
отношения к официальным функциям и фактически было лишь действием
частного лица” HYPERLINK \l “sub_99302” *(302) .

Следует при этом подчеркнуть, что поведение должностного лица в качестве
частного лица необходимо отличать от его поведения в официальном
качестве с превышением своих полномочий, в нарушение норм, регулирующих
его деятельность. В последнем случае его поведение присваивается
государству.

Приведенные положения касаются органов и должностных лиц международной
организации.

§ 2. Поведение органов исполнительной власти

Высшие органы исполнительной власти являются официальными
представителями государства в международных отношениях. Им принадлежит
главная роль в осуществлении этих отношений. Поэтому их поведение имеет
особое значение. Д.Б.Левин отмечал: “В наибольшем объеме
международно-правовая ответственность возникает для государства за
действия или упущения его органов, обладающих правом международного
представительства” HYPERLINK \l “sub_99303” *(303) . Это положение было
подвергнуто критике П.Курисом, который счел, что едва ли есть основания
выделять в этом отношении органы международного представительства,
поскольку “объем ответственности в большей степени зависит от характера
самого правонарушения” HYPERLINK \l “sub_99304” *(304) . Последнее
замечание справедливо. Однако оно не противоречит особому значению
поведения органов международного представительства.

Международное право определяет круг должностных лиц, органов, которые
считаются представляющими государство независимо от их статуса по
внутреннему праву: глава государства, глава правительства, министр
иностранных дел. В определенной мере это относится и к высшим
должностным лицам международной организации.

В отношении международных договоров соответствующие положения закреплены
Венскими конвенциями. Государство не вправе ссылаться на то
обстоятельство, что его согласие на обязательность договора было
выражено в нарушение его внутреннего права, касающегося компетенции
заключать договоры. Исключение сделано лишь для случаев, когда нарушение
было явным и касалось его нормы внутреннего права особо важного
значения. Аналогичным образом решается вопрос и с внутренними правилами
международными организации (ст. 46 Венской конвенции 1986 г.).

Такое положение обоснованно, поскольку согласно как международному, так
и внутреннему праву лишь определенные органы могут выражать согласие на
обязательность договора для данного субъекта. Иначе решается вопрос в
случае международной ответственности. Субъект несет ответственность за
поведение любого из своих органов, независимо от его уровня.

Для определения того, что является органом субъекта для целей права
ответственности, решающее значение имеет внутреннее право государства
или правила международной организации. Вместе с тем, согласно праву
международной ответственности и независимо от внутреннего права субъекту
может быть присвоено также поведение его органов, выходящее за пределы
их компетенции, т.е. действия ultra vires.

В прошлом преимущественно в США была распространена концепция, согласно
которой государству может присваиваться поведение лишь его высших
органов HYPERLINK \l “sub_99305” *(305) . Эта концепция нашла отражение
и в международной арбитражной практике второй половины XIX в. – начала
XX в. В соответствии с данной концепцией ответственность государства за
поведение его низших органов возникала лишь при условии, что оно так или
иначе было одобрено высшими органами. Объяснение видится в том, что
международное право того времени редко достигало низших уровней
управления, за исключением случаев нарушения прав иностранцев. Но для
этих случаев был предусмотрен особый порядок. Свою роль в
распространении рассматриваемой концепции в США сыграли и особенности
американской правовой системы HYPERLINK \l “sub_99306” *(306) .

Международная арбитражная практика XX в. довольно последовательно
придерживается того, что государству присваивается поведение органов и
должностных лиц на любом уровне. Учрежденная Мексикой и США в 1923 г.
Генеральная комиссия по претензиям при рассмотрении дела Ропер не
согласилась с позицией Мексики, утверждавшей, что государство не несет
ответственности за действия полицейского, поскольку существует норма
международного права, согласно которой государство не отвечает за
поведение органов нижнего звена. Комиссия решением 1927 г. признала
Мексику ответственной. При этом было указано, что “четко установленный
общий принцип требует, чтобы каждый раз, когда то или иное государство
не выполняет своих обязательств, принятых в рамках международного права,
в связи с заслуживающим наказания поведением одного из его граждан
(состоящих на его службе), независимо от того или иного положения
последнего или его ранга в рамках внутреннего права, оно несло
ответственность за противоправные действия своих чиновников” HYPERLINK
\l “sub_99307” *(307) .

В ходе Гаагской конференции по кодификации международного права 1930 г.
было внесено предложение установить, что в случае действий или
бездействия служащих низшего звена государство не несет международной
ответственности, если оно признает неправомочным поведение виновного
чиновника и накажет его. Однако это предложение было отклонено HYPERLINK
\l “sub_99308” *(308) .

В связи с действиями чиновников и государственных органов нижнего звена
порой возникает вопрос о применении правила исчерпания местных правовых
средств. Поэтому следует подчеркнуть, что это правило применимо лишь к
иностранным физическим и юридическим лицам, находящимся под юрисдикцией
государства. В соответствии с этим правилом они должны использовать все
доступные местные правовые средства для защиты своих прав, прежде чем
обратиться к отечественному государству с просьбой об оказании
дипломатической защиты. Если же действия местных органов непосредственно
нарушают международные права государства, то правило об исчерпании
местных средств не применяется. В таком случае не возникает вопрос о
дипломатической защите.

В качестве примера можно привести случай нарушения местными властями
дипломатического иммунитета представителя иностранного государства. Это
положение было подтверждено в 1956 г. Институтом международного права,
который указал на существование нормы международного права, исключающей
применение правила об исчерпании местных средств защиты в случаях, когда
деяние посягает на личность, пользующуюся специальной
международно-правовой защитой HYPERLINK \l “sub_99309” *(309) .

Довольно часто возникает вопрос об ответственности государства за
действия лиц из состава его вооруженных сил. В прошлом существовали
разные подходы к решению вопроса. Окончательно он был решен IV Гаагской
конвенцией о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г. Конвенция
установила, что воюющая сторона, которая нарушит Положение о законах и
обычаях сухопутной войны, “должна будет возместить убытки, если к тому
есть основание. Она будет ответственна за все действия, совершенные
лицами, входящими в состав ее военных сил” (ст. 3). Тем самым
установлено правило об ответственности государства за все противоправные
действия вооруженных сил во время военных действий.

Государство несет ответственность за поведение не только органов
исполнительной власти, но и иных органов, независимо от того, выполняют
ли они законодательные, судебные или иные функции. “Иные функции”, в
частности, означает, что для целей присвоения не имеет значения, что
поведение государственного органа носит коммерческий характер (acta jure
gestionis) HYPERLINK \l “sub_99310” *(310) . Так, заключение или
осуществление соглашения о поставке товаров государству, в отношении
которого Советом Безопасности ООН принято решение об эмбарго, будет
квалифицироваться как противоправное деяние.

§ 3. Поведение законодательных органов

Законодательные органы занимают центральное положение в организации
государства. Принимаемые ими акты выражают официальную позицию
государства. Квалификация поведения законодательных органов государства
является общепризнанной нормой международного права, подтвержденной
обширной судебной практикой. Постоянная палата международного правосудия
по делу о некоторых германских интересах в польской Верхней Силезии
(1926 г.) определила, что “с точки зрения международного права…
национальные законы… являются волеизъявлением и видом деятельности
государств…” HYPERLINK \l “sub_99311” *(311)

Это положение практически единодушно поддерживается доктриной. П.М.Курис
пишет: “Принцип ответственности государств за противоправное поведение
законодательных органов является общепризнанным” HYPERLINK \l
“sub_99312” *(312) . Вопрос о присвоении государству поведения его
законодательных органов довольно часто затрагивается авторами,
исследующими проблему международной ответственности. Но обстоятельных
исследований этого вопроса немного HYPERLINK \l “sub_99313” *(313) .
Между тем его значение существенно возрастает в условиях глобализации.

Интернационализация общественной жизни определяет тот факт, что
международное и внутреннее право все чаще касаются одних и тех же
вопросов. Отсюда растущее значение проблемы их гармонизации HYPERLINK \l
“sub_99314” *(314) . С другой стороны, такое положение расширяет
возможности возникновения противоречий между национальным правом и
правом международным. Приходится констатировать, что в целом правовые
системы государств не готовы к новому уровню взаимодействия с
международным правом. Причин тому немало, но, пожалуй, главная из них
состоит в низком уровне международно-правового сознания парламентариев.

Это обстоятельство довольно часто отмечается специалистами. Американский
профессор Р.Тернер констатирует: “К сожалению, Конгресс в целом понимает
международное право не в большей мере, чем большинство американцев”
HYPERLINK \l “sub_99315” *(315) . Ситуация в других странах
принципиально не отличается.

Известно немало случаев, когда издание противоречащих международному
праву законов вызывало серьезные осложнения в отношениях между
государствами. Особенно богата такими случаями практика конгресса США
HYPERLINK \l “sub_99316” *(316) . Достаточно вспомнить Закон о взаимном
обеспечении безопасности 1951 г., который предусматривал финансирование
подрывной деятельности против социалистических стран. Как известно, он
вызвал весьма энергичную реакцию со стороны последних.

Социалистические страны не были единственным объектом
международно-противоправных законов США. Начиная с 1950-х гг.
экстратерриториальное применение американского законодательства об
экспортном контроле было предметом постоянных споров между США и их
союзниками HYPERLINK \l “sub_99317” *(317) . Известный швейцарский юрист
Л.Вильдхабер по этому поводу писал: “Во имя своих национальных интересов
и продвижения своих экономических концепций Соединенные Штаты готовы…
обязать весь мир уважать их антитрестовские законы” HYPERLINK \l
“sub_99318” *(318) . В конце концов другие страны вынуждены были в
качестве меры противодействия принять законы, препятствующие
экстратерриториальному применению законов США (так называемые
“блокирующие законы”) HYPERLINK \l “sub_99319” *(319) .

Американские законы установили экономическое эмбарго в отношении Кубы.
Эти действия неоднократно осуждались ООН. Так, в 1994 г. Генеральная
Ассамблея ООН приняла резолюцию 49/9 “Необходимость прекратить
экономическое, торговое и финансовое эмбарго, установленное Соединенными
Штатами Америки против Кубы”. В резолюции была выражена озабоченность
“продолжающимся изданием и применением Государствами-Членами законов и
постановлений, экстратерриториальное действие которых затрагивает
суверенитет других государств…”. Ассамблея подтвердила свой призыв ко
всем государствам воздержаться от принятия и применения указанных
законов “в соответствии с их обязательствами по Уставу Организации
Объединенных Наций и международному праву”. Против резолюции голосовали
лишь США и Израиль HYPERLINK \l “sub_99320” *(320) .

Осуждение со стороны ООН не остановило США. Так, в 1996 г. был принят
закон “Либертад”, ужесточивший блокаду Кубы вплоть до распространения на
иностранных бизнесменов уголовной юрисдикции США. С протестом против
закона выступила Комиссия ЕС. МИД России протестовал против стремления
США поставить свое внутреннее законодательство над международным правом
HYPERLINK \l “sub_99321” *(321) .

Случаи принятия законов, противоречащих обязательствам государства по
международному праву, встречаются в практике и других стран. В 1966 г.
Бундестаг ФРГ принял Закон об освобождении от германской юрисдикции на
ограниченный срок, за которым последовали и другие акты, дающие
возможность органам ФРГ осуществлять юрисдикцию в отношении немцев,
“местожительство или обычное проживание которых находятся вне пределов
действия Основного закона”. ГДР неоднократно заявляла протест против
такого рода нормативных актов. Так, на встрече с канцлером ФРГ в мае
1970 г. глава правительства ГДР заявил, что указанные акты представляют
собой постоянное и серьезное нарушение общепризнанных норм
международного права HYPERLINK \l “sub_99322” *(322) .

Приведенные факты свидетельствуют о серьезном значении проблемы
конфликта законов и международных обязательств, а следовательно, и о
значении норм относительно ответственности за принятие и применение
международно-противоправных законов. В принятом Третьей комиссией
Гаагской конференции по кодификации международного права 1930 г. проекте
содержалось положение, согласно которому ответственность возникает,
когда ущерб порождается “как из того факта, что государство приняло
законодательные постановления, несовместимые с его международными
обязательствами, так и из того факта, что государство не приняло
законодательных постановлений, необходимых для выполнения этих
обязательств” HYPERLINK \l “sub_99323” *(323) .

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что наступление
ответственности за поведение законодательного органа связывается с
элементом ущерба. Объясняется это тем, что Конференция рассматривала
нормы об ответственности за ущерб, причиненный иностранцам. Возникает
вопрос – является ли наличие этого элемента обязательным во всех
случаях? Доктрине известны различные точки зрения по данному поводу.

Отечественные юристы в основном придерживаются той точки зрения, что
государство при всех условиях несет ответственность за издание закона,
противоречащего его международным обязательствам HYPERLINK \l
“sub_99324” *(324) . П.Курис считает, что “среди действий
законодательного органа, порождающих международную ответственность
государств, в первую очередь, следует указать издание закона или другого
нормативного акта, противоречащих международным обязательствам
государства” HYPERLINK \l “sub_99325” *(325) . Аналогичные взгляды
высказывают и другие юристы HYPERLINK \l “sub_99326” *(326) . Э.Хименес
де Аречага и А.Танзи считают, что издание закона, противоречащего
международному праву, “влечет за собой международную ответственность
этого государства” HYPERLINK \l “sub_99327” *(327) . По мнению других
авторов, ответственность наступает лишь в случае применения
соответствующего закона, которое наносит ущерб правам другого
государства HYPERLINK \l “sub_99328” *(328) .

Ни практика государств, ни международная судебная практика не дают
определенного ответа на этот вопрос. Думается, однако, что с точки
зрения современного международного права сам факт принятия
международно-противоправного закона представляет нарушение международных
обязательств и, следовательно, порождает ответственность. В определенной
мере это мнение подтверждается Статьями об ответственности государств и
Комментарием к ним, в которых речь идет о поведении законодательных
органов в целом без каких-либо оговорок. О том же свидетельствуют и
приводимые в Комментарии выдержки из решений международных судов.

В приведенном выше документе Гаагской конференции 1930 г. говорится, что
ответственность возникает, когда ущерб вытекает “из того факта, что
государство не приняло законодательных постановлений, необходимых для
выполнения этих обязательств”. Это положение справедливо именно для
случая, когда имеет место ущерб. Если же этот элемент отсутствует, то
положение несколько иное. Как мы знаем, противоправным деянием является
не только действие, но и бездействие, влекущее нарушение обязательства.
Поэтому государство несет ответственность и за непринятие закона,
необходимого для реализации обязательства. Но, как правило, такая
ответственность наступает лишь в том случае, если принятие
соответствующего закона прямо предусмотрено. Это мнение разделяется
многими авторами HYPERLINK \l “sub_99329” *(329) . Объясняется это тем,
что государство может обеспечить выполнение обязательства и без принятия
соответствующего закона. Представляется, что ответственность наступает и
в том случае, когда принятие закона совершенно необходимо для выполнения
обязательства, когда такое действие как бы презюмируется.

Ответственность наступает и в случае отказа государства отменить закон,
если это предусмотрено обязательством или прямо вытекает из него. В
консультативном заключении 1925 г. Постоянная палата международного
правосудия высказала следующее положение: является само собой
разумеющимся принципом то, что “государство, которое приняло на себя
действительные международные обязательства, обязано произвести в своем
законодательстве такие изменения, какие могут быть необходимы для
обеспечения выполнения принятых обязательств” HYPERLINK \l “sub_99330”
*(330) .

Нередко высказывается мнение, согласно которому государство несет
ответственность не только за законы, но и за иные акты своих
законодательных органов, например, резолюций, обращений, в случае их
противоречия международным обязательствам HYPERLINK \l “sub_99331”
*(331) . Действительно, в международной практике принято заявлять
протест против принятия такого рода актов. В подтверждение зачастую
ссылаются на протест Великобритании в 1919 г. по поводу принятия сенатом
США резолюции с выражением симпатии к стремлению ирландского народа
иметь избранное им правительство.

Случаи протеста на резолюции законодательного органа встречаются
довольно часто, особенно когда они отражают официальную позицию
государства по вопросу, затрагивающему суверенные права другого
государства. Это имеет место и в том случае, если резолюция принимается
не парламентом в целом, а его комиссией. В 1983 г. комиссия по
иностранным делам сената США приняла резолюцию “о будущем Тайваня”. В
резолюции, в частности, говорилось, что будущее Тайваня должно быть
решено путем, приемлемым для народа Тайваня и в соответствии с законами,
принятыми конгрессом США. В ноте правительства КНР, направленной
администрации США, был заявлен протест против подобной акции, которая
была расценена как посягательство на суверенитет Китая и вмешательство в
его внутренние дела. В ноте говорилось, что принятие резолюции о будущем
Тайваня представляет собой грубое нарушение общепризнанных норм
международных отношений HYPERLINK \l “sub_99332” *(332) .

Резолюция парламента или его органа, несомненно, является актом
государства. Если к тому же резолюция противоречит международным
обязательствам государства, то налицо оба элемента
международно-противоправного деяния. Тем не менее, пока она не
претворяется государством в жизнь, юридическая ответственность не
наступает. Речь может идти лишь о политической ответственности. Как уже
отмечалось, даже принятие противоречащего международному праву закона не
всегда порождает международную ответственность. Это положение
подтверждается как международной судебной практикой, так и Комментарием
к Статьям об ответственности государств. В них говорится об
ответственности за законодательную деятельность.

Анализ дипломатической практики свидетельствует о допустимости протестов
как против готовящихся законопроектов, так и против иных актов
законодательных органов. Но такого рода упреждающие дипломатические
действия еще не означают наступления юридической ответственности
HYPERLINK \l “sub_99333” *(333) .

Изредка высказывается мнение, согласно которому государство несет
ответственность даже за высказывания депутатов в парламенте, если они
содержат одобрение международно-противоправных действий HYPERLINK \l
“sub_99334” *(334) . Однако это мнение не находит подтверждения ни в
доктрине, ни в практике.

§ 4. Поведение судебных органов

Дипломатической практике известно немало случаев, когда государство
ссылалось на независимость судебной власти для того, чтобы избежать
ответственности за ее поведение. Международной арбитражной практике XIX
в. известны случаи признания подобных ссылок состоятельными HYPERLINK \l
“sub_99335” *(335) . В дальнейшем практика стала придерживаться правила:
“Решение, вынесенное судебной властью, является действием органа
государства” HYPERLINK \l “sub_99336” *(336) . Признание иного положения
означало бы снятие с государства ответственности за поведение важной
отрасли его власти. Независимость судебной власти – принцип
конституционного права, который определяет ее взаимоотношения с другими
ветвями власти. Иначе говоря, речь идет о внутригосударственном
распределении компетенции. В соответствии с принципом международной
ответственности государство не может ссылаться на свое внутреннее право
для того, чтобы избежать ответственности по международному праву. В
международных отношениях государства выступает как единый субъект и
несет ответственность за деятельность всех своих органов.

Надо сказать, что ответственность государства за действия его судов,
находила признание не без труда. Весьма острое обсуждение имело место на
Гаагской конференции 1930 г. Тем не менее Конференция признала, что
международная ответственность государства вытекает из того факта, что
судебное решение, не подлежащее апелляции, явно несовместимо с
международными обязательствами данного государства. Как видим, признание
ответственности государства за деяния судов было дано в весьма
ограниченной форме.

Постепенно более широкое понимание такой ответственности получило
распространение как в практике государств, так и в доктрине HYPERLINK \l
“sub_99337” *(337) . Д.Б.Левин писал, что “государство несет
ответственность за любые решения своих судов…” HYPERLINK \l
“sub_99338” *(338) . Это положение нашло окончательное закрепление в
Статьях об ответственности государств.

Чаще всего в международной практике встречается такая форма
противоправного поведения судебных органов, как отказ в правосудии
(denial of justice). Она активно обсуждается и в литературе HYPERLINK \l
“sub_99339” *(339) . Однако понимание такого отказа далеко не одинаково
ни в международной практике, ни в доктрине. Многие авторы так или иначе
придерживаются положения, изложенного в решении международного арбитража
1896 г. по делу Фабиани. Согласно решению, отказ в правосудии охватывает
отказ судебных органов выполнить свою функцию, в первую очередь, вынести
решение по делу или незаконно затягивать вынесение решения. Это
положение практически дословно воспроизводится многими авторами
HYPERLINK \l “sub_99340” *(340) .

Некоторые авторы весьма широко толкуют понятие отказа в правосудии,
включая в него медлительность при рассмотрении дела, несправедливые
решения HYPERLINK \l “sub_99341” *(341) . Нередко под этим понимают и
очевидные недостатки в управлении судебными органами HYPERLINK \l
“sub_99342” *(342) . Такого рода толкования объясняются стремлением
обеспечить судебную защиту иностранцам и их собственности, что имело
особое значение для экономически развитых стран. При этом опять-таки
нельзя не напомнить о правиле исчерпания местных правовых средств. Если
же дело идет о международном обязательстве в отношении другого
государства, то в этом случае любое поведение судебного органа,
представляющее собой нарушение обязательства, порождает международную
ответственность.

§ 5. Поведение местных органов власти

На местные органы власти распространяется общее правило – их поведение
квалифицируется как поведение государства, которое несет ответственность
в случае, если это поведение нарушает международные обязательства.
Положение это нашло общее признание государств. В ходе подготовки
Конференции 1930 г. по кодификации международного права правительствам
был задан вопрос о том, возлагается ли на государство ответственность
“за действия или бездействие органов, осуществляющих государственные
функции законодательного или исполнительного характера (коммун,
провинций и т.д.)”. Все ответы были положительными HYPERLINK \l
“sub_99343” *(343) .

Эта позиция правительств неоднократно подтверждалась арбитражами.
Франко-итальянская согласительная комиссия при рассмотрении дела о
наследниках герцога де Гиза (1951 г.) определила, что “итальянское
государство несет ответственность за выполнение мирного договора даже за
Сицилию, несмотря на автономию, предоставленную последней во внутренних
отношениях согласно публичному праву Итальянской Республики” HYPERLINK
\l “sub_99344” *(344) .

Сказанное относится и к федеративным государствам, что издавна
подтверждается арбитражной практикой. Первым, очевидно, было арбитражное
решение еще XIX в. по делу “Монтихо” HYPERLINK \l “sub_99345” *(345) . В
20-е гг. прошлого века франко-мексиканская комиссия по взаимным
претензиям в решении по делу “Пелла” подтвердила “принцип международной
ответственности федеративного государства за все действия его отдельных
штатов, которые дают повод к претензиям со стороны иностранного
государства”. При этом было особо отмечено, что эту ответственность
“нельзя отрицать, даже если федеральная конституция лишает центральное
правительство права контроля за действиями или права требовать от них,
чтобы их поведение соответствовало нормам международного права”
HYPERLINK \l “sub_99346” *(346) .

Приведенных положений придерживается и Международный Суд ООН. В решении
по делу германских граждан, осужденных и казненных в США без
официального уведомления консульства ФРГ, Суд определил:
“…Международная ответственность государства возникает в результате
действий в этом государстве компетентных органов и властей, каковы бы
они ни были…” Несмотря на то, что принятие требуемых Судом мер
относится к юрисдикции губернатора штата Аризона, губернатор “обязан
действовать в соответствии с международными обязательствами Соединенных
Штатов” HYPERLINK \l “sub_99347” *(347) .

Отмеченное положение является оправданным, поскольку субъекты федераций
и по внутреннему праву не являются субъектами международного права
HYPERLINK \l “sub_99348” *(348) . Тем не менее известны предельно редкие
случаи, когда федерация предоставляет своим субъектам право заключать
под ее контролем соглашения с иностранными государствами по
определенному кругу вопросов. Таково положение кантонов в Швейцарской
конфедерации, которая фактически является федерацией. Прямую
ответственность перед иностранным государством за нарушение такого рода
соглашения несет соответствующий кантон.

Ответственность федерации за поведение ее субъектов может быть
ограничена договором. Речь идет о получившей распространение
“федеральной оговорке” HYPERLINK \l “sub_99349” *(349) . Оговорка
создает определенные привилегии для федеративных государств, давая им
возможность принимать и выполнять не весь договор, а лишь те части,
которые не затрагивают законодательную компетенцию субъектов федерации.
Не случайно практика федеральных оговорок подвергалась критике в
литературе HYPERLINK \l “sub_99350” *(350) .

Идея федеральной оговорки возникла в США в 1915 г. в связи с разработкой
Устава Международной организации труда и нашла отражение в Уставе МОТ и
ее конвенциях HYPERLINK \l “sub_99351” *(351) . США ссылались на то, что
решение вопросов, которыми предстоит заниматься МОТ, относятся, в
основном, к компетенции штатов. В дальнейшем федеральная оговорка стала
включаться в многосторонние конвенции, в основном, по правам человека
(Конвенция о статусе беженцев 1951 г., ст. 41; Конвенция об ограничении
случаев безгражданства 1961 г., ст. 37).

В качестве примера современной федеральной оговорки можно привести
ст. 34 Конвенции об охране всемирного культурного и природного наследия
1972 г.: “К государствам-сторонам настоящей Конвенции, имеющим
федеральные устройства, относятся следующие положения:

а) в том, что касается положений настоящей Конвенции, выполнение которых
является предметом законодательной деятельности центральной или
федеральной законодательной власти, обязательства федерального или
центрального правительства будут теми же, что и обязательства
государств-участников, не являющихся федеративными государствами;

b) в том, что касается положений настоящей Конвенции, выполнение которых
является предметом законодательной деятельности каждого из штатов,
стран, провинций, кантонов, которые в соответствии с системой федерации
не обязаны принимать законодательных мер, федеральное правительство
доводит указанные положения до сведения компетентных властей штатов,
стран, провинций и кантонов с целью их принятия” HYPERLINK \l
“sub_99352” *(352) .

Практика включения в многосторонние конвенции федеральной оговорки
объясняется тем, что международное право все основательней затрагивает
вопросы, которые принято считать чисто внутренним делом государства. В
результате обостряется коллизия между внутренним и международным правом.
Федеральная оговорка позволяет смягчить эту коллизию в наиболее сложных
случаях, представляя определенный компромисс.

В плане международной ответственности федеральная оговорка является
исключением из общего правила об ответственности федеративного
государства, представляет собой “специальный закон” HYPERLINK \l
“sub_99353” *(353) . Она применяется исключительно между государствами,
участвующими в соответствующей конвенции. Центральная власть не несет
ответственности в случае непринятия субъектом федерации положений,
относящихся к его законодательной компетенции.

§ 6. Поведение лиц или образований, осуществляющих элементы
государственной власти

В современной жизни государств довольно распространена практика, когда
негосударственные или “полугосударственные” органы осуществляют
определенные полномочия государственной власти. Нередко бывшие
государственные компании после их приватизации сохраняют некоторые
регулирующие функции, например, в области энергетики и транспорта.

Это явление характерно для современной жизни и объясняется усложнением
управления социальными процессами. Тем не менее начало присвоению
поведения указанных лиц и образований государству было положено давно.
Отвечая на вопросы, направленные подготовительным комитетом Конференции
по кодификации 1930 г., ряд правительств выступили за присвоение
государству поведения указанных лиц или органов HYPERLINK \l “sub_99354”
*(354) . С учетом этого Комитет подготовил следующее положение в
качестве основы для обсуждения: “Государство несет ответственность, если
ущерб, причиненный иностранцу, является результатом действия или
бездействия… автономных учреждений, осуществляющих функции
законодательного или административного характера, если подобные действия
или бездействие противоречат международным обязательствам государства”
HYPERLINK \l “sub_99355” *(355) .

Это положение обосновывалось и в юридической литературе HYPERLINK \l
“sub_99356” *(356) . Оно нашло отражение в арбитражной практике.
Трибунал по рассмотрению претензий, учрежденный Ираном и США, в решении
1985 г. признал выполняющим государственные функции независимый
благотворительный фонд, полномочия которого включали решение вопросов о
том, какое имущество подлежит конфискации HYPERLINK \l “sub_99357”
*(357) .

В Статьях об ответственности государств соответствующее положение
сформулировано следующим образом:

Статья 5. Поведение лиц или образований, осуществляющих элементы
государственной власти

Термином “лица и образования” обозначен широкий круг субъектов, которые,
не являясь государственными органами, могут на основе внутреннего права
осуществлять элементы государственной власти. Такими образованиями могут
быть государственные компании и даже частные корпорации. Так, в
некоторых странах государственным или частным авиакомпаниям
предоставлены полномочия в области иммиграционного и санитарного
контроля. Железнодорожной компании может быть предоставлено право
паспортного контроля при продаже билетов. Осуществление только этого
права, а не коммерческая деятельность компании, может быть присвоено
государству.

Тот факт, что собственником того или иного образования или значительной
части его капитала является государство или то, что оно находится под
контролем правительства, не дает оснований для присвоения его поведения
государству. Определяющим фактором является то, что лицо или образование
уполномочено, пусть даже в ограниченной степени и лишь в конкретных
случаях, осуществлять прерогативы государственной власти.

В период между двумя мировыми войнами нередко возникал вопрос об
ответственности государства за деяние правящей партии в условиях
однопартийной системы. Ему уделялось внимание и в послевоенной
литературе. Некоторые авторы обосновывали понятие “тоталитарные партии”,
к которым относили правящие фашистские и коммунистические партии
HYPERLINK \l “sub_99358” *(358) . В подтверждение ссылались на ряд
случаев из международной практики.

В 1935 г. между Бельгией и Германией было заключено соглашение об
урегулировании пограничных инцидентов, спровоцированных членами
нацистской партии. Германия признала ответственность государства за
действия лиц, “имеющих официальный характер” и прямо или опосредовано
находящихся на службе государства.

Франко-итальянская комиссия по претензиям приняла в январе 1953 г.
решение по делу “Моссе”. Решение касалось возмещения ущерба,
причиненного имуществу французского гражданина в мае 1944 г. членами
итальянской фашистской партии в созданной Б.Муссолини Республике Сало.
Решение определило, что “вооруженные силы восстановленной фашистской
партии” нельзя рассматривать “как не имеющие отношения к органам
Республики Сало, ввиду положения, которое было отведено этой партии
фактически и по праву вышеупомянутой республики” HYPERLINK \l
“sub_99359” *(359) .

В комментарии к ст. 5 подчеркивается важное положение: в охватываемых
статьей случаях “именно на истце в каждом конкретном случае будет лежать
бремя доказывания того, что ущерб действительно связан с осуществлением
субъектом государственных функций”. В общем, речь идет о сравнительно
узкой категории лиц и образований.

§ 7. Поведение органов, предоставленных в распоряжение одного субъекта
другим

Известны относительно редкие случаи передачи государством или
международной организацией своего органа другому государству или
организации с тем, чтобы временно он мог действовать в системе
управления соответствующего субъекта. Речь идет об органе, который
действует с согласия, от имени и под контролем субъекта, которому он
предоставлен, а не по указаниям направившего его субъекта. В таких
случаях его поведение присваивается лишь субъекту, которому орган
предоставлен.

Тот факт, что это общее положение касается не только государств, но и
международных организаций, широко признан. Принятый Комиссией
международного права ООН в 1976 г. проект статей об ответственности
государств содержал ст. 13 “Поведение органов международной
организации”. Такое поведение не подлежит присвоению государству по
международному праву лишь в силу того факта, что поведение имело место
на его территории HYPERLINK \l “sub_99360” *(360) .

В Комментарии к Статьям об ответственности государств относительно
статьи о предоставлении одним государством своего органу другому
говорится: “Аналогичные вопросы могут возникнуть при предоставлении в
распоряжение государств для осуществления элементов государственной
власти этих государств органов международных организаций” (комментарий к
ст. 6). Не раз этот момент отмечался и в доктрине. П.Риттер писал, что
“когда агент организации предоставлен в распоряжение
государства,…ответственность за его деяния возлагается на государство
либо организацию в зависимости от того, подчиняется ли данный агент…
директивам первого или последней” HYPERLINK \l “sub_99361” *(361) .

Обычно в качестве примеров указывают предоставление одним государством
другому подразделений медицинской службы или других подразделений,
передаваемых под управление другим государствам в целях оказания помощи
в борьбе с эпидемиями или стихийными бедствиями. Нередко в качестве
примера указывают на передачу судей. Это сделано даже в комментарии к
статьям об ответственности государств (комментарий к ст. 6). С этим
согласиться едва ли можно, поскольку речь должна идти о передаче именно
органа одного субъекта другому. Поэтому к рассматриваемым случаям, как
правило, не относится передача экспертов или советников. Судья
передается не как орган государства, а как квалифицированный специалист,
даже если он продолжает оплачиваться направившим его государством, как
это нередко бывает с различного рода советниками.

Случаи предоставления суда как органа единичны и имеют уникальный
характер. Судебный комитет Тайного совета Великобритании выполняет
функции высшего апелляционного суда в судебной системе ряда стран
Содружества. Решения Тайного совета по апелляциям на решения судов этих
стран присваиваются не Великобритании, а этим странам. Аналогичное
положение было создано соглашением между Науру и Австралией 1976 г. о
рассмотрении Высоким судом Австралии апелляций из Верховного суда Науру.

Несколько случаев, относящихся к рассматриваемому вопросу, можно
обнаружить в международной арбитражной практике. В конце 20-х гг.
британский консул в Персии по просьбе Франции временно возглавил ее
консульство. После того как он утратил доверенные ему документы, Франция
предъявила претензию Великобритании. Дело “Шевро” рассматривалось
арбитром, который определил, что “английское правительство не может
нести ответственности за оплошность, допущенную ее консулом в качестве
руководителя консульского представительства другой державы” HYPERLINK \l
“sub_99362” *(362) . Если бы претензия была предъявлена в таком случае
третьим государством, то надлежащим ответчиком было бы государство, от
имени которого осуществлялись консульские функции.

Рассматриваемые положения не распространяются на случаи оказания помощи
органами одного субъекта другому. В решении от 11 января 2001 г.
Европейский суд по правам человека не присвоил Албании поведения Италии,
связанного с осуществлением по соглашению с Албанией полицейских функций
по пресечению незаконной иммиграции морским путем.

Наиболее часты случаи направления вооруженных сил одного государства на
территорию другого в порядке осуществления права на коллективную
самооборону. Как правило, такие силы остаются под управлением
направившего их государства, осуществляют элементы его суверенной власти
и, следовательно, на него и ложится ответственность за их поведение.

В декабре 1963 г. британские вооруженные силы на Кипре временно
реквизировали отель, принадлежащий британскому подданному Ниссану.
Последний потребовал от правительства Великобритании возмещения убытков.
Ему было отказано на том основании, что войска предоставлялись в
распоряжение правительства Кипра. При рассмотрении этого дела британские
суды, включая судей Палаты лордов, сочли, что вооруженные силы
действовали под британским командованием, и возложили ответственность на
правительство Великобритании HYPERLINK \l “sub_99363” *(363) .

В случае предоставления государством вооруженных сил международной
организации ответственность за их поведение несет предоставившее их
государство, осуществляющее командование ими HYPERLINK \l “sub_99364”
*(364) . Если вооруженные силы подчинены совместному командованию
государств, то все они несут ответственность за их поведение.

В Статьях об ответственности государств рассмотренному вопросу посвящено
следующее положение:

Статья  6. Поведение органов, предоставленных в распоряжение государства
другим государством

§ 8. Превышение полномочий или нарушение указаний

В международном праве прочно утвердилась норма, согласно которой
повеление должностного лица или органа субъекта, действующих в своем
официальном качестве, считается поведением этого субъекта, даже в том
случае, если лицо или орган превысили свои полномочия или нарушили
указания.

В практике государств и арбитражей прошлого не было единой позиции по
этому вопросу. Существенным шагом в становлении упомянутой нормы явилось
принятие Третьим комитетом Конференции по кодификации международного
права 1930 г. статьи следующего содержания: “Государство несет
международную ответственность… если причиненный иностранцу ущерб
является результатом несанкционированных действий его должностных лиц,
совершенных в их официальном качестве, если эти действия противоречат
международным обязательствам государства” HYPERLINK \l “sub_99365”
*(365) .

Это положение нашло отражение и в арбитражной практике того времени.
Одна из наиболее точных формулировок этого положения содержалась в
решении франко-мексиканской комиссии по делу “Кэра” 1929 г. Дело
касалось случая, когда мексиканские офицеры после безуспешного
вымогательства денег застрелили французского гражданина Кэра. Комиссия
определила, что “действия этих двух офицеров, даже если они и были
совершены с превышением их полномочий… и в нарушение приказа их
начальства, влекут ответственность государства, поскольку они
действовали под прикрытием их статуса офицеров и использовали средства,
предоставленные в их распоряжение в связи с таким статусом” HYPERLINK \l
“sub_99366” *(366) .

Ныне рассматриваемая норма закреплена международно-правовыми актами,
нашла отражение в практике государств, судов и арбитражей. Первый
дополнительный протокол 1977 г к Женевским конвенциям о защите жертв
войны содержит норму, согласно которой сторона, находящаяся в конфликте,
несет ответственность за все “действия, совершенные лицами, входящими в
состав ее вооруженных сил” (ст. 91). Эта формулировка охватывает и
действия, совершаемые в нарушение приказов. В комментарии Международного
комитета Красного Креста к этой статье указывается, что она была принята
консенсусом и “соответствует общим правовым принципам международной
ответственности” HYPERLINK \l “sub_99367” *(367) .

В качестве примера из международной судебной практики можно привести
решение Межамериканского суда по правам человека 1989 г. по делу
В.Родригеса, в котором, в частности, говорилось: “…Согласно
международному праву государство несет ответственность за действия или
упущения своих агентов, совершенные или допущенные ими в их официальном
качестве, даже если эти агенты превысили свои полномочия или нарушили
внутреннее право” HYPERLINK \l “sub_99368” *(368) .

Это правило нашло признание и обоснование в доктрине. Еще в 1927 г.
Институт международного права принял резолюцию, в которой говорилось,
что ответственность государства имеет место и тогда, когда его “органы
действует вне своей компетенции под прикрытием их характера органов
государства и пользуясь средствами, предоставленными в связи с этим
характером в их распоряжение” HYPERLINK \l “sub_99369” *(369) . Как
видим, выделяются два элемента: а) действие под прикрытием официального
характера органа; б) использование связанных с этим характером средств.
Оба элемента получили признание в международной практике и доктрине.

Известен ряд работ, специально посвященных рассматриваемому вопросу. Все
они подтверждают общую норму HYPERLINK \l “sub_99370” *(370) .
Расхождения касаются отдельных деталей, которые, правда, порою могут
иметь существенное значение. Так, в доктрине распространено мнение,
согласно которому государство в соответствии с общей нормой несет
ответственность лишь в двух случаях: а) оно могло воспрепятствовать
соответствующим действиям, но не сделало этого; б) оно не наказало
должностных лиц, виновных в совершении соответствующих действий. “В
остальных случаях действия органов государства ultra vires могут быть
приравнены к действиям частных лиц…” HYPERLINK \l “sub_99371” *(371)

С подобным мнением трудно согласиться, поскольку оно практически
приравнивает должностных лиц к частным лицам. Если речь идет о
последних, то государство обязано воспрепятствовать соответствующим
действиям, а если оно этого не сделало, то наказать виновных. И только в
том случае, если государство не сделало ни того, ни другого, наступает
его ответственность. В случае же с должностным лицом ответственность
государства наступает немедленно в результате совершенного им
правонарушения. Иные и последствия, в частности, в случае
ответственности за поведение должностного лица с превышением его
полномочий, государство обязано полностью компенсировать причиненный
ущерб.

Что же касается поведения должностного лица в неофициальном качестве, то
знаменателен следующий факт. В своих ответах на вопрос подготовительного
комитета Гаагской конференции 1930 г. правительства практически
единодушно поддержали положение, согласно которому государство не несет
ответственности за любые действия или упущения должностных лиц,
действующих в неофициальном качестве HYPERLINK \l “sub_99372” *(372)

Для того, чтобы поведение должностного лица было признано совершенным в
неофициальном качестве, оно должно достаточно далеко отстоять от обычно
выполняемых им функций. Проблема разграничения официального и частного
поведения должностного лица может вообще не возникнуть, если
соответствующее поведение является регулярным, повторяющимся, т.е. если
государство знало или должно было знать о нем и обязано было принять
меры по его пресечению.

Одним из видов поведения должностного лица ultra vires, получившего
значительное распространение, является взяточничество, получение взятки
в связи с выполнением своих официальных обязанностей. Особенность этого
поведения в том, что оно представляет собой прямое нарушение внутреннего
права, злоупотребление должностным положением, а не превышением
полномочий. Это относится и к довольно распространенным случаям, когда
взятка дается с тем, чтобы должностное лицо совершило действия, которые
оно может или должно совершить по закону. Во всех случаях дающее взятку
государство несет ответственность за поведение своих агентов. Вопрос об
ответственности государства, должностное лицо которого получило взятку,
перед государством-взяткодателем не возникает. Правда, может возникнуть
вопрос о его ответственности перед третьим государством, которому был
причинен ущерб в результате действий должностного лица, получившего
взятку.

Приведенные факты давали все основания закрепить соответствующее
положение в Статьях об ответственности государств:

Статья 7. Превышение власти или нарушение указаний

История формирования этого положения представляет одно из многих
свидетельств наличия общей тенденции развития права международной
ответственности, проявляющейся во все большем ограничении возможностей
избежать ответственности.

§ 9. Поведение под руководством или контролем субъекта

Согласно признанной норме международного права поведение частных лиц не
может быть присвоено ни государству, ни тем более международной
организации. Вместе с тем, при определенных условиях поведение таких лиц
может рассматриваться как поведение соответствующего субъекта. Для этого
необходимо наличие особой фактической связи между такими лицами и
субъектом. Такая связь может быть двух видов. Во-первых, она имеет
место, когда соответствующее противоправное деяние осуществляется по
указанию субъекта. Во-вторых, когда оно осуществляется под руководством
или контролем субъекта. В обоих случаях связь должна быть достаточно
реальной. Анализ международной арбитражной практики свидетельствует, что
она следует отмеченным положениям при решении вопросов о присвоении
поведения частных лиц государству HYPERLINK \l “sub_99373” *(373) .

Довольно распространенным случаем является использование частных лиц в
качестве вспомогательной силы при осуществлении полицейских функций или
направление их в качестве “добровольцев” в другие страны для выполнения
определенных заданий.

В международной практике немало вопросов возникает относительно
присвоения государству поведения компаний, находящихся в его
собственности или под его контролем. При решении этих вопросов следует
учитывать, что международное право признает компании самостоятельными
юридическими лицами в соответствии с внутренним правом государств и,
соответственно, их поведение не присваивается государству. Это положение
не зависит от того, что компания учреждена специальным законом, или от
того, что она целиком принадлежит государству и в этом смысле находится
под его контролем. Исключение из общего правила составляют случаи, когда
компания осуществляет элементы государственной власти или злоупотребляет
юридическим статусом компании, используя ее как прикрытие в целях
уклонения от выполнения международных обязательств.

В случаях, когда поведение частных лиц осуществляется по указаниям или
под руководством государства, может возникнуть вопрос об ответственности
государства за действия, выходящие за пределы предписанного поведения, в
частности, за действия, противоречащие указаниям и международным
обязательствам государства. В таком случае решение зависит от того, были
ли соответствующие действия связаны с выполнением лицом поставленной
перед ним задачи, или оно явно выходило за рамки необходимых действий.
Общая презумпция состоит в том, что, давая указания лицу, государство не
предполагает, что они будут выполняться в нарушение международного
права. Однако если соответствующие деяния осуществляются под эффективным
контролем государства, то они присваиваются ему даже в том случае, когда
они нарушают конкретные указания.

В статьях об ответственности государств рассматриваемые положения
сформулированы следующим образом:

Статья 8. Поведение под руководством или контролем государства.

В статье использована формулировка “лицо или группа лиц”. Она включает и
такие группы лиц, которые не образуют устойчивую организацию, обладающую
самостоятельным юридическим статусом. Главное, чтобы фактически
действовали совместно. Термины “указания”, “руководство” и “контроль”
являются альтернативными. Для присвоения ответственности достаточно
установить наличие любого из них, но при этом они должны касаться именно
того поведения, которое является международно-противоправным. Каждый
такой случай должен рассматриваться с учетом конкретных обстоятельств.

В статье говорится о двух случаях. Во-первых, о действиях по указаниям
государства. Во-вторых, о действиях под руководством или контролем
государства. Второй случай носит более общий характер и потому
определение его бывает более сложным. Имеется в виду ситуация, когда
государство руководит или осуществляет контроль за конкретной операцией,
частью которой является соответствующее противоправное поведение. Это
положение не распространяется на поведение, которое лишь весьма
отдаленно связано с общей операцией и которое не могло контролироваться
государством.

Соответствующие вопросы не раз возникали в современной международной
практике, включая судебную. Представляет в этом плане интерес
рассмотренное Международным Судом дело “Никарагуа против США”. Суд
определил, что США несут ответственность “за планирование, руководство и
поддержку” Соединенными Штатами никарагуанских боевиков. Вместе с тем,
Суд отклонил требование Никарагуа о возложении ответственности на США за
все поведение “контрас”. В обоснование Суд сослался на то, что США не
осуществляли полного контроля над ними: “Несмотря на широкую финансовую
и другую поддержку, оказывавшуюся им Соединенными Штатами, нет
однозначных свидетельств того, что Соединенные Штаты действительно
осуществляли такую степень контроля во всех областях, чтобы можно было
считать, что “контрас” действовали от их имени… Все упомянутые выше
формы участия Соединенных Штатов и даже общий контроль
государства-ответчика над силами, которые во многом зависели от них,
сами по себе, без дополнительных доказательств, не означают, что
Соединенные Штаты руководили действиями, нарушавшими права человека и
нормы гуманитарного права… Такие действия вполне могли совершаться
“контрас” без контроля со стороны Соединенных Штатов. Для возникновения
юридической ответственности Соединенных Штатов за это поведение
необходимо в принципе доказать, что это государство осуществляло
эффективный контроль за военными и полувоенными операциями, в ходе
которых были совершены заявленные нарушения” HYPERLINK \l “sub_99374”
*(374) .

Как видим, Суд счел, что несмотря на общий контроль над “контрас”, США
не несут ответственности за поведение, которое не было прямо связано с
операцией и которое они были бы в состоянии контролировать. Нельзя не
заметить, что Суд дал ограничительное толкование приведенным выше
положениям. Показательно, что это обстоятельство было отмечено в ходе
рассмотрения Апелляционной камерой Международного уголовного трибунала
для бывшей Югославии при рассмотрении в 1999 г. дела “Прокурор против
Тадича”. Большинство членов Камеры выразили свое несогласие с отмеченной
позицией Международного Суда.

В решении Камеры говорилось: “Условием присвоения государству по
международному праву деяний частных физических лиц является контроль со
стороны государства за такими лицами. Однако степень такого контроля
зависит от фактических обстоятельств каждого дела. Апелляционная камера
не видит причин, почему во всех без исключения случаях международное
право должно требовать высокого порогового уровня при оценке такого
контроля”.

Камера определила, что степенью контроля со стороны югославских властей
над этими вооруженными силами, при которой данный вооруженный конфликт
может быть признан международным, является “всеобъемлющий контроль,
выходящий за пределы простого финансирования и оснащение таких сил и
включающий участие в планировании и руководстве проведением военных
операций” HYPERLINK \l “sub_99375” *(375) .

Как видим, Трибунал более широкий подход к определению необходимого
уровня контроля для наступления ответственности, чем Суд, заявив, что
международное право не должно требовать во всех случаях высокого
порогового уровня при оценке контроля. Это положение явно соответствует
отмечавшейся тенденции развития права международной ответственности,
нацеленной на ограничение возможностей избежать или ограничить
ответственность. Причина расхождений позиций Суда и Трибунала, надо
полагать, носит не столько юридический, сколько политический характер.
Вынося решение, возлагающее ответственность за тяжкие нарушения
международного права на сверхдержаву, Суд вольно или невольно стремился
не заходить слишком далеко, возлагая на США ответственность за
совершенные “контрас” нарушения прав человека и гуманитарного права.
Сделать это в отношении подсудимого Тадича Трибуналу было неизмеримо
легче.

§ 10. Поведение в отсутствие или при несостоятельности официальных
властей

Статьи об ответственности государств содержат следующее положение:

Статья 9. Поведение в отсутствие или при несостоятельности официальных
властей

Приведенное положение относится к исключительному случаю, когда связь
частных лиц, осуществляющих элементы власти, с государством наименее
ощутима. Этот момент отмечается и в комментарии к статье, при этом
подчеркивается значение слов “в условиях требующих”. Такого рода случаи
могут иметь место при революции или иностранной оккупации, когда
существовавшие органы власти прекращают функционировать или когда они
еще не восстановлены после прекращения оккупации.

Приведенная HYPERLINK \l “sub_9” статья содержит три условия,
необходимые для присвоения соответствующего поведения государству. В
первую очередь, поведение должно представлять собой осуществление
элементов государственной власти. Во-вторых, оно осуществляется в
условиях отсутствия или недееспособности государственной власти.
Наконец, оно осуществляется в условиях, когда осуществление
соответствующих элементов государственной власти необходимо.

В связи с первым условием следует подчеркнуть, что речь идет о поведении
частного лица или группы лиц, осуществляющих государственные функции
даже по собственной инициативе и в отсутствие специальных полномочий
государства. В комментарии к рассматриваемой HYPERLINK \l “sub_9”
статье отмечается, что “характеру выполняемой деятельности придается
большее значение, чем наличию формальной связи между действующими лицами
и аппаратом государства”. Рассматриваемый случай необходимо отличать от
случая создания правительства де-факто, т.к. он предполагает
существование правительства и его аппарата, которые лишь в ограниченной
мере заменяются частными лицами.

Относительно второго условия следует иметь в виду, что выражение “в
отсутствие или при недееспособности” охватывают два случая:

а) полный распад государственного управления;

б) частичная неспособность государственной власти осуществлять свои
функции. Это может касаться отдельной сферы управления либо части
государственной территории.

Согласно третьему условию осуществление элементов государственной власти
должно диктоваться сложившимся чрезвычайным положением. Иначе говоря,
сложившееся положение должно оправдывать осуществление элементов
государственной власти частными лицами. Именно этот момент и дает
основания присваивать такого рода поведение частных лиц государству.
Благодаря этому, говорится в Комментарии, на охватываемые HYPERLINK \l
“sub_9” ст. 9 “случаи не распространяется общий принцип, согласно
которому поведение частных сторон, в том числе повстанческих сил, не
может быть присвоено государству”.

Приведенное положение представляет собой новеллу. Подтверждающие его
прецеденты немногочисленны. Из международно-правовых норм некоторое
отношение к рассматриваемому положению имеют статьи Гаагского положения
о законах и обычаях войны 1907 г. (ст. 3) и Женевской конвенции об
обращении с военнопленными 1949 г. (ст. 4 п. а и б). В них говорится о
населении не оккупированной территории, которое “при приближении
неприятеля стихийно по собственному почину берется за оружие для борьбы
со вторгающимися войсками, не успев сформироваться в регулярные войска”.

Что же касается международной судебной практики, то рассматриваемое
положение нашло отражение в практике ирано-американского трибунала по
рассмотрению претензий. Он рассматривал в качестве действий, подпадающих
под рассматриваемое правило, поведение “стражей революции” в начальный
период революции в Иране. В деле “Йигер против Исламской Республики
Иран” (1987 г.) трибунал присвоил Ирану поведение “стражей революции”,
осуществлявших в тегеранском аэропорту паспортный и таможенный контроль,
а также аналогичные функции. Основанием присвоения было сочтено то, что
даже если указанное поведение не было санкционировано правительством,
тем не менее “стражи революции” “осуществляли элементы государственной
власти в отсутствие официальных властей при выполнении операций, о
которых новому правительству должно было быть известно и против которых
оно конкретно не возражало” HYPERLINK \l “sub_99376” *(376) .

§ 11. Поведение повстанческого или иного движения

Сегодня является общепризнанной международно-правовая норма, согласно
которой государству не может быть присвоено поведение повстанческого
движения, ведущего борьбу против существующей власти. Основана эта норма
на том, что повстанческие или иные движения независимы от власти
государства. Продолжается такое состояние до того, как государство
подавит эти движения.

В прошлом весьма остро стоял вопрос об ответственности государства за
ущерб, причиненный гражданскими войнами, мятежами, восстаниями. Будучи
заинтересованными в защите своих граждан и их собственности в зависимых
и полуколониальных странах, промышленные державы добивались утверждения
правила, возлагавшего в таких случаях ответственность на соответствующую
страну. Достаточно вспомнить возложение с помощью силы на Китай тяжелой
материальной и политической ответственности за ущерб, причиненный
иностранцам во время “боксерского восстания” в конце XIX в.

Немало подобных случаев имели место с латиноамериканскими странами.
Примером могут служить события 1902-1903 гг., когда Венесуэла отказалась
компенсировать ущерб, причиненный иностранцам в ходе гражданской войны.
В ответ западноевропейские государства применили военную силу и навязали
соглашения, обязывавшие эту страну возместить ущерб, причиненный их
гражданам.

В связи с этим следует отметить, что международное право и того времени
не знало нормы, которая бы возлагала ответственность за поведение
антиправительственных вооруженных сил на государство HYPERLINK \l
“sub_99377” *(377) . Показательно, что, несмотря на отмеченную практику
промышленных государств, в те же годы состоялось немало арбитражных
решений, подтвердивших приведенную выше общую норму HYPERLINK \l
“sub_99378” *(378) .

Знаменательна в этом плане позиция франко-венесуэльской комиссия по
претензиям, учрежденной после упомянутого венесуэльского конфликта. В
решении 1902 г. по делу “Френч компани оф Венесуэлан рейлроудс” Комиссия
определила, что государство не может нести ответственность за действия
революционеров, “если только революция не закончилась победой”. Лишь в
последнем случае такие действия касаются ответственности государства
“согласно признанным нормам публичного права” HYPERLINK \l “sub_99379”
*(379) .

Эти положения нашли признание в международной практике. Подготовительный
комитет Конференции по кодификации международного права 1930 г. попросил
правительства высказать свое мнение относительно следующих положений:

а) поведение органов повстанческого движения не может присваиваться
государству или влечь за собой его международную ответственность;

б) только поведение органов государства в связи с наносящими ущерб
действиями повстанцев может присваиваться государству и влечь за собой
его международную ответственность, но только при условии, что такое
поведение представляет собой нарушение международно-правового
обязательства данного государства. В своих ответах правительства в
значительной мере выразили свое согласие с этими положениями HYPERLINK
\l “sub_99380” *(380) .

Эти положения неоднократно находили отражение в арбитражной практике.
Они обосновывались многими авторитетными юристами HYPERLINK \l
“sub_99381” *(381) .

Положение о том, что образованное в результате победы повстанческого
движения новое правительство несет ответственность за деяния,
совершенные движением в ходе восстания, неоднократно подтверждалось в
дипломатической практике. Подготовительный комитет Конференции 1930 г.
предложил в качестве основы для обсуждения следующее положение:
“Государство несет ответственность за ущерб, причиненный иностранцам
повстанческой партией, одержавшей победу и ставшей правительством в
такой же мере, в какой оно несет ответственность за ущерб, причиненный
действиями правительства де-юре, или его должностных лиц, либо войск”
HYPERLINK \l “sub_99382” *(382) .

В международной арбитражной практике и в доктрине широко признана
обоснованность присвоения государству поведения повстанцев, достигших
своей революционной цели. В решении франко-мексиканской комиссии по
претензиям по делу “Пинсон” (1928 г.) говорилось: “Если вред причинен,
например, в результате реквизиций или насильственных контрибуций,
осуществленных… революционерами до их окончательной победы, или если
он был вызван… правонарушениями, допущенными победившими
революционными силами, то ответственности государства… нельзя
отрицать” HYPERLINK \l “sub_99383” *(383) .

В решении смешанной комиссии для Венесуэлы 1903 г. по делу “Боливар
рейлуэй компани” говорилось: “Государство несет ответственность за
обязательства победоносной революции с самого начала этой революции, ибо
теоретически она выражает собой ab initio изменение национальной воли,
окончательно выкристаллизовавшееся в успешном исходе революции”
HYPERLINK \l “sub_99384” *(384) .

Аналогичная ситуация и в случае создания нового государства на части
территории соответствующего государства или территории под его
управлением. Новое государство несет ответственность за поведение
движений, победа которых привела к его созданию.

При этом следует отметить, что для решения вопросов ответственности не
имеет значения законность или незаконность действий
антиправительственного движения, которые привели его к власти. В
консультативном заключении Международного суда по Намибии говорилось,
что “физический контроль над территорией, а не суверенность или
законность титула является основой ответственности государства за
деяния, затрагивающие другие государства” HYPERLINK \l “sub_99385”
*(385) .

В случае длительной борьбы движения за создание нового государства может
быть признана правосубъектность этого движения в качестве государства,
находящегося в процессе становления.

Создание движением нового правительства не означает создания нового
субъекта международного права. Государство остается тем же субъектом
международного права, несмотря на произошедшие в нем преобразования. На
этом основании государству присваиваются не только деяния движения,
совершенные в борьбе за власть, но и деяния существовавшего в то время
правительства HYPERLINK \l “sub_99386” *(386) . Эти положения имеют
принципиальное значение для решения вопросов правопреемства, в
частности, при социальной революции. Как известно, по этой проблеме в
прошлом высказывались самые различные мнения HYPERLINK \l “sub_99387”
*(387) .

В случаях, когда движение создает новое государство на части территории
какого-либо государства либо на территории, находившейся под его
управлением, государство-предшественник не несет ответственности за
деяния движения.

В Статьях об ответственности государств рассматриваемому вопросу
посвящены следующие положения:

Статья 10. Поведение повстанческого или иного движения.

Обращает на себя внимание то, что в первом пункте статьи предусмотрена
возможность создания нового правительства лишь повстанческим движением.
Между тем, новое правительство может быть создано и иным движением.
Обнаруживается определенное противоречие с пунктом 2 статьи, согласно
которому новое государство может быть создано не только повстанческим,
но и иным движением. Возникает вопрос: почему иное движение может
создать государство, но не может создать правительство?

Содержащееся в комментарии к статье разъяснение едва ли можно признать
убедительным: “По сравнению с пунктом 1 сфера действия нормы присвоения
поведения, изложенная в пункте 2, расширяется и включает в себя
“повстанческие или иные” движения. Эта терминология отражает большее
разнообразие движений, действия которых могут привести к созданию нового
государства”. Приведенное положение не соответствует практике. Гораздо
чаще “иные движения” создают новое правительство, чем новое государство.
В ходе обсуждения статьи в Комиссии международного права мне пришлось
обратить внимание на этот момент, но положение не было изменено. Тем не
менее, п. 1 несомненно подлежит применению и в случае, когда новым
правительством становится “иное движение”.

При определении понятия “повстанческое движение” следует принимать во
внимание положения Второго Дополнительного протокола 1977 г. к Женевским
конвенциям о защите жертв войны, которые имеют отношение к определению
“антиправительственных вооруженных сил”. К таким положениям относятся
следующие: “Вооруженные силы или другие организованные вооруженные
группы, которые, находясь под ответственным командованием, осуществляют
такой контроль над частью территории (соответствующего государства),
который позволяет им осуществлять непрерывные и согласованные действия и
применять настоящий Протокол” (п. 1 ст. 1). Такие группы
противопоставляются “случаям нарушения внутреннего порядка и
возникновения обстановки внутренней напряженности, таким, как
беспорядки, отдельные и спорадические акты насилия и иные акты
аналогичного характера” (п. 2 ст. 1).

Пункт 3 статьи касается случаев, когда государство могло бы принять
предупредительные или карательные меры в отношении движения, но без
достаточных оснований этого не сделало. Выражение “поведение, как бы то
ни было связанное с поведением данного движения” следует понимать
достаточно широко. Наиболее часты такого рода случаи, связанные с
причинением ущерба иностранным гражданам и дипломатическим
представительствам государств.

§ 12. Поведение, которое признается и принимается субъектом в качестве
собственного

Поведение, которое не присваивается субъекту на основании общих норм об
ответственности, тем не менее будет рассматриваться как его деяние по
международному праву в случае, если субъект признает и принимает данное
поведение в качестве своего собственного.

Наиболее показательно в этом плане решение Международного Суда ООН по
делу о дипломатическом и консульском персонале США в Тегеране 1980 г.
Суд провел различие между двумя ситуациями. Первая сложилась сразу же
после захвата посольства США и его персонала боевиками. Вторая – после
издания указа государства, одобрившего и поддержавшего сложившуюся
ситуацию. Суд заявил: “Объявленная аятоллой Хомейни политика продолжения
оккупации посольства и удержания его сотрудников в качестве заложников в
целях оказания давления на правительство Соединенных Штатов соблюдалась
другими органами власти Ирана и неоднократно одобрялась ими в
заявлениях, которые делались по разным поводам. Результатом этой
политики явилось коренное изменение правового характера ситуации,
сложившейся в результате захвата посольства и удержания в качестве
заложников его дипломатического и консульского персонала. Одобрение этих
действий аятоллой Хомейни и другими органами иранского государства, а
также решение об их продолжении превратили дальнейшую оккупацию
посольства и удержание заложников в деяния этого государства” HYPERLINK
\l “sub_99388” *(388) .

В случае, если признание и принятие поведения являются безусловными и
безоговорочными, то им придается обратная сила. Государство несет
ответственность и за поведение, которое имело место до признания и
принятия. По этому поводу в Комментарии к Статьям об ответственности
государств говорится, что такое положение “соответствует позиции,
определенной в статье 10 в отношении повстанческих движений, и позволяет
избежать пробелов в определении степени ответственности за, по существу,
то же длящееся деяние”.

Проблема принятия государством на себя поведения частных лиц известна
практике дипломатических отношений. Широкую известность имело дело
нацистского преступника Эйхмана, который был виновен в массовом
уничтожении евреев. В 1960 г. он был захвачен группой израильтян в
Буэнос-Айресе и вывезен в Израиль. Аргентина обвинила правительство
Израиля в соучастии в похищении. В ходе обсуждения конфликта в Совете
Безопасности ООН представитель Израиля не признал, но и не опроверг
обвинение Аргентины. Он квалифицировал похитителей как “группу
добровольцев” HYPERLINK \l “sub_99389” *(389) . Принятая Советом 23 июня
1960 г. резолюция 138 подразумевает, что израильское правительство, по
меньшей мере, знало о плане похищения Эйхмана и дало согласие на его
реализацию.

В Статьях об ответственности государств рассматриваемая норма
сформулирована следующим образом:

Статья 11. Поведение, признанное и принятое государством как его
собственное

В приведенной статье ключевое значение принадлежит формуле “признает и
принимает”. Прежде всего, речь идет о действиях, которые совершаются
после того, как соответствующее поведение имело место. Если же признание
и принятие было обещано заранее, то это скорее относилось бы к оказанию
помощи и содействия в совершении правонарушения, т.е. речь шла бы о
применении ст. 16 Статей об ответственности государства “Помощь или
содействие в отношении международно-противоправного деяния”.

Государство может признать сам факт, что соответствующее поведение имело
место, и даже выразить положительное к нему отношение. Однако это не
дает оснований для присвоения ему такого поведения. Рассматриваемая
формулировка требует, чтобы государство признало поведение как свое
собственное. Возможны случаи, когда государство не одобряло поведение,
более того, стремилось воспрепятствовать ему и тем не менее принимает
его как собственное.

Признание и принятие могут быть ясно выраженными или подразумеваемыми,
т.е. основанными на поведении государства. При всех условиях акт
признания и принятия должен быть очевидным. Формула “если и в тех
пределах, в каких” означает, что государство может признать и принять
поведение лишь частично.

Для того чтобы признаваемое поведение породило ответственность, оно
должно противоречить международным обязательствам признающего
государства. Поведение может быть правомерным для его непосредственного
субъекта, но противоправным для признающего государства. Например,
несколько государств заключили соглашение об ограничении рыбной ловли в
определенном участке моря. Не участвующее в соглашении государство
действовало вопреки этим ограничениям и не несло за это ответственности.
Тем не менее, одна из сторон в соглашении признала и приняла поведение
третьего государства в качестве своего собственного, поскольку улов был
предоставлен в его распоряжение.

С другой стороны, если государство признает и принимает поведение
субъекта, которое противоречит обязательствам последнего, но является
правомерным для признающего государства, то оно не несет ответственности
за такое поведение. Это положение подтверждается тем, что даже в случае
содействия в совершении международного правонарушения, оказывающее такое
содействие государство не несет ответственности, если нарушенное
обязательство не имеет для него силы. Все это не должно вести к
избежанию ответственности за противоправное поведение. Следовательно,
непосредственный субъект поведения несет ответственность за нарушение
своих обязательств, несмотря на признание соответствующего поведения
другим государством. Или иначе, признание поведения, нарушающего
обязательство совершившего его государства, третьим государством не
освобождает правонарушителя от ответственности.

§ 13. Возможность присвоения государству поведения частных лиц

Эта проблема является, пожалуй, наиболее активно обсуждаемой в доктрине
с момента ее зарождения. Основы ее решения были заложены еще Г.Гроцием
опиравшимся на опыт римского права и руководствовавшимся правом
естественным, правом разума. “Общество, как любое иное, так и
государство, не отвечает за поступки отдельных граждан, когда нет его
собственного деяния или упущения” HYPERLINK \l “sub_99390” *(390) .
Вместе с тем, Г.Гроций указывал на обязанность государства наказать за
преступление, объясняя это верховенством государства, которое не может
допустить осуществления на своей территории властных функций другого
государства. Чтобы оценить значение концепции Г.Гроция, необходимо
вспомнить, что в средние века государство несло полную ответственность
за поведение своих подданных.

Сформулированные Г.Гроцием положения нашли широкое признание.
Ф.Ф.Мартенс писал: “На основании общепризнанных начал права частное
лицо, в принципе, само отвечает за все преступления или нарушения права,
в которых будет виновно”. Ответственность государства возникает лишь в
случае его отказа наказать виновного HYPERLINK \l “sub_99391” *(391) .
Высказывались и иные взгляды. Обосновывали существование презумпции
ответственности государства за все деяния, совершенные на его
территории, на том основании, что государство должно считаться знающим о
всех событиях, происходящих в его границах HYPERLINK \l “sub_99392”
*(392) . Однако в силу своей нереалистичности такого рода взгляды не
нашли признания.

Довольно популярной была концепция, согласно которой государство несет
прямую или непосредственную ответственность за свои собственные деяния и
косвенную или производную – за деяния частных лиц.

Л.Оппенгейм обосновывал производную ответственность тем, что, будучи
правом только между государствами, международное право “должно сделать
каждое государство в известном смысле ответственным за определенные,
наносящие ущерб международные действия”, совершенные его гражданами и
иностранцами HYPERLINK \l “sub_99393” *(393) . Эта концепция имела
сторонников и в отечественной литературе. Л.А.Моджорян полагала, что
государство несет косвенную ответственность, “если преступные действия в
отношении иностранного государства совершаются отдельными физическими
лицами или их группами и организациями, но при явном попустительстве или
хотя бы преступном бездействии государственных властей” HYPERLINK \l
“sub_99394” *(394) .

Во многих случаях сторонники концепции косвенной ответственности
приходили к тем же конечным выводам, что и сторонники концепции
ответственности государства лишь за собственное поведение. Заявив, что
государство несет ответственность за международно-неправомерные действия
частных лиц, Д.Б.Левин уточнил: “Строго говоря, оно несет
ответственность не за действия частных лиц как таковых, а за поведение
своих органов, которые не предотвратили такие действия или не наказали
их виновников…” HYPERLINK \l “sub_99395” *(395) .

Норма об ответственности государства лишь за собственные деяния хорошо
известна международной практике. Совет Лиги Наций в 1923 г. передал на
рассмотрение специального комитета юристов ряд вопросов, возникших в
связи с греко-итальянским инцидентом. Речь шла об убийстве на территории
Греции председателя и нескольких членов международной комиссии по
делимитации греко-албанской границы. Комитет пришел к выводу:
“Ответственность государства за совершение политического преступления
против иностранцев на его территории возникает только в том случае, если
это государство не приняло всех разумных мер для предупреждения
преступления, а также для преследования, ареста и привлечения к суду
преступника” HYPERLINK \l “sub_99396” *(396) .

Другим примером может служить уже упоминавшее решение Международного
Суда ООН по делу о дипломатическом и консульском персонале США HYPERLINK
\l “sub_99397” *(397) . Из него следует, что принимающее государство не
несет ответственности за действия частных лиц, захвативших посольство.
Но оно несет ответственность за то, что не были приняты все необходимые
меры для защиты посольства от захвата или для восстановления контроля
над ним.

Статьи об ответственности государств в целом не касаются проблемы
ответственности государства за поведение частных лиц. Отдельные случаи
такой ответственности затронуты в статьях, касающихся поведения лиц,
осуществляющих элементы государственной власти, поведения лиц под
руководством или контролем государства, поведения лиц, осуществляющих
элементы государственной власти в отсутствие официальных властей,
поведения, которое признается и принимается государством как его
собственное. Речь идет об особых случаях, когда поведение частных лиц
рассматривается как собственное поведение государства. Тем самым
подтверждается общий принцип, согласно которому государство несет
ответственность лишь за собственные деяния.

Ссылаясь на практику государств и международные судебные решения,
Комментарий к Статьям об ответственности государств формулирует
следующий “общий принцип”: “…Поведение лица или группы лиц, не
действующих от имени государства, не считается деянием государства по
международному праву. Этот вывод сохраняет свою силу независимо от
обстоятельств, в которых действует частное лицо, и от интересов,
затронутых поведением данного лица”. Одновременно в Комментарии
отмечается, что нормы гл. II “Присвоение поведения государству”
(рассмотренные нами выше) “действуют в своей совокупности, и государство
может нести ответственность за последствия поведения частных субъектов,
если оно не приняло необходимых мер для предотвращения таких
последствий” HYPERLINK \l “sub_99398” *(398) .

Для решения вопросов ответственности важным критерием служит властный
контроль. Как и Г.Гроций, теория и практика исходят из того, что
поскольку государству принадлежит исключительный контроль в пределах
своей территории, постольку оно обязано обеспечивать международные права
иностранных государств в случае их нарушения как органами власти, так и
частными лицами.

Однако основанная на территориальном контроле ответственность
государства не означает, будто государство отвечает за все действия
частных лиц, причиняющие ущерб иностранцам. Установление международной
ответственности государства за все правонарушения частных лиц в
отношении иностранцев было бы практически неосуществимым в силу их
массовости. Поэтому здесь установлено правило исчерпания местных средств
правовой защиты, в соответствии с которым прежде чем прибегнуть к
дипломатической защите своего государства, иностранец обязан
использовать предоставляемые ему страной пребывания правовые средства
защиты своих прав.

Таким образом, частное лицо может своими действиями нарушить права,
принадлежащие либо непосредственно иностранному государству, либо
иностранному частному лицу. В первом случае пострадавшее иностранное
государство вправе немедленно предъявить претензию от своего имени. В
качестве примера можно указать на случаи причинения вреда частными
лицами, будь то местными гражданами или иностранцами, лицам и имуществу,
пользующимся дипломатическим иммунитетом. Практике известны случаи,
когда государство предъявляло претензии в отношении массовой
дискриминации своих граждан. В случае причинения вреда иностранному
гражданину необходимо предварительное использование местных средств.
Лишь после этого ему может быть оказана дипломатическая защита.

Право на дипломатическую защиту принадлежит только государству,
гражданством которого обладает пострадавшее лицо. Иное положение, если
пострадавший находится на службе международной организации.
Международное право признает в таком случае параллельные права на
дипломатическую защиту, принадлежащие как организации, так и
государству, гражданином которого является пострадавший. Это положение
подчеркивалось Международным Судом ООН в решении по делу о Барселонской
компании HYPERLINK \l “sub_99399” *(399) .

Существует общая норма, обязывающая государство обеспечить иностранцам
тот же уровень защиты их прав, что и собственным гражданам.
Международный Суд по делу о Барселонской компании заявил: “Если
государство допускает на свою территорию иностранные инвестиции или
иностранцев, как физических, так и юридических лиц, то оно обязано,
распространить на них защиту права и принимает обязательство, касающееся
обращения с ними” HYPERLINK \l “sub_99400” *(400) . Вместе с тем, Суд
указал и на отличие дипломатической защиты компаний от защиты физических
лиц. В последнем случае руководствуются гражданством лица. Когда же речь
идет о компании, то право защиты признается за государством, по законам
которого оно учреждено и на территории которого находится ее
зарегистрированное правление HYPERLINK \l “sub_99401” *(401) .

Нельзя не отметить, что упомянутая общая норма, обязывающая государство
обеспечить иностранцам тот же уровень защиты их прав, что и собственным
гражданам, не устраивала промышленно развитые страны, поскольку
предоставляемый их гражданам в других странах режим был менее
благоприятным, чем их собственный. В доктрине и практике промышленно
развитых стран стала популярной концепция, согласно которой
предоставляемый уровень защиты должен соответствовать “разумным
стандартам цивилизованной справедливости”. Государство может
устанавливать по своему желанию стандарты для своих собственных граждан,
но когда это касается иностранца, то международное право вводит
собственные стандарты. В обоснование этой концепции К.Иглтон приводил
ряд примеров из арбитражной практики, в основном относящиеся к 20-м гг.
прошлого века решения учрежденной Мексикой и США Генеральной комиссии по
претензиям HYPERLINK \l “sub_99402” *(402) .

Государственный секретарь США Е.Рут заявил: “Стандарт правосудия, очень
простой, очень важный и столь широко признанный всеми цивилизованными
странами, что он является частью международного права всего мира.
Требование, в соответствии с которым любая страна может определять
стандарт правосудия, который она обязана обеспечить иностранцу, по
сравнению с правосудием, обеспечиваемым собственным гражданам, состоит в
том, что его правовая система и управление должны соответствовать этому
общему стандарту” HYPERLINK \l “sub_99403” *(403) .

Интересно, что при обосновании рассматриваемого положения К.Иглтон
вынужден был признать, что определить стандарт правосудия трудно и что
такая неопределенность, к сожалению, “открывает путь злоупотреблениям в
отношении более слабых государств”. Практике известно немало случаев
такого рода.

В наше время международный стандарт правосудия, а точнее, правовой
режим, который в равной мере должен быть обеспечен как собственным
гражданами, так и иностранцам, определен международным правом прав
человека.

В условиях глобализации мировой экономики все чаще возникают вопросы,
связанные с дипломатической защитой иностранных компаний и их
акционеров. Как уже говорилось, дипломатическая защита осуществляется в
отношении не только физических, но и юридических лиц. Вопрос заключается
в том, как разграничить дипломатическую защиту компании и защиту ее
акционеров.

Международная арбитражная практика довольно четко различает
правосубъектность компании и ее акционеров, от чего зависит и решение
вопроса о дипломатической защите. В решении одной из комиссий по
претензиям 1926 г. говорилось, что “в большинстве случаев юриспруденция
всех стран признает за юридическими лицами, известными как компании,
правосубъектность и имущество, принадлежащие только им и совершенно
отличные от правосубъектности и имущества их акционеров” HYPERLINK \l
“sub_99404” *(404) .

Весьма обстоятельно связанные с этим вопросы решались Международным
Судом ООН при рассмотрении дела о Барселонской компании. Речь шла о
допустимости защиты государством своих граждан, являющихся акционерами
иностранной компании, которой причинен ущерб в стране ее деятельности.
Суд признал, что только пострадавшей компании может быть оказана
дипломатическая защита. Обоснование: “Суд считает, что принятие теории о
дипломатической защите акционеров как таковых в результате
предоставления простора конкурирующим дипломатическим претензиям
способно создать атмосферу путаницы и неустойчивости в международных
экономических отношениях” HYPERLINK \l “sub_99405” *(405) .

Коль скоро препятствием для осуществления дипломатической защиты
акционеров является правосубъектность компании, то прекращение
существования компании устраняет это препятствие, и возникает
возможность дипломатической защиты акционеров государством их
гражданства. В том же решении Международный Суд установил: “Лишь в
случае прекращения существования компании как юридического лица
акционеры оказываются лишенными возможности пользоваться ее защитой; и
только когда они не располагают такой возможностью, для них и их
государств возникает право на самостоятельные действия”.

Глава III. Нарушение международного обязательства

§ 1. Определение нарушения международного обязательства

Правоотношение ответственности возникает в результате нарушения
субъектом лежащего на нем международно-правового обязательства. Или,
иными словами, когда присваиваемое субъекту поведение представляет собой
невыполнение международного обязательства. Этим определяется значение
определения нарушения международного обязательства.

В Статьях об ответственности государств этому вопросу посвящена гл. III
“Нарушение международного обязательства”. Открывается она следующей
статьей:

Статья 12. Наличие нарушения международного обязательства

Наличие нарушения определяется содержанием обязательства, которое
интерпретируется с учетом его объекта и цели, а также конкретных
обстоятельств. Дело в том, что приведенная формулировка является весьма
широкой. Она, в частности, охватывает и те случаи, когда деяние субъекта
лишь частично противоречит обязательству. Однако во всех случаях должно
иметь место деяние не просто расходящееся с обязательством, а именно
противоречащее ему. Существует немало случаев, когда обязательство
устанавливает определенный минимальный стандарт поведения. Превышение
его не будет правонарушением.

В международной практике используется различная терминология.
Международный Суд ООН использовал, например, такие выражения, как:
деяния, “не соответствующие данной норме”, HYPERLINK \l “sub_99406”
*(406) “несоблюдение… договорных обязательств”, HYPERLINK \l
“sub_99407” *(407) “несоответствие обязательствам” HYPERLINK \l
“sub_99408” *(408) . Как уже отмечалось, Комиссия международного права
ООН не без оснований предпочла использовать термин “международные
обязательства”. Этим термином обозначаются все международно-правовые
обязательства, независимо от их происхождения, от их источника.
Международные обязательства могут вытекать из обычной или договорной
нормы, из решения международной организации, международного суда или
арбитража, а также из одностороннего акта субъекта.

Это положение не раз подтверждалось международной судебной практикой. В
решении арбитража по делу “Рейнбоу Уорриор” говорилось, что “любое
нарушение государством какого-либо обязательства, независимо от его
происхождения, влечет за собой ответственность государства” HYPERLINK \l
“sub_99409” *(409) . В решении по делу о проекте “Габчиково-Надьмарош”
Международный Суд, сославшись на проект соответствующей статьи Комиссии
международного права, заявил о том, что “определенно установлено, что
когда государство совершило международно-противоправное деяние, его
международно-правовая ответственность, скорее всего, наступает
независимо от характера обязательства, которое оно не выполнило”
HYPERLINK \l “sub_99410” *(410) .

Из сказанного следует, что в международном праве существует единый общий
режим ответственности, независимо от того, нарушено ли обязательство,
вытекающее из договора или из общей нормы международного права. В
международном праве отсутствует известное национальным правовым системам
деление ответственности на ответственность договорную (ex contractu) и
деликтную (ex delicto). Это положение нашло отражение в международной
арбитражной практике. В решении арбитража по делу “Рейнбоу Уорриор”
говорилось, что “в области международного права не проводится различие
между договорной и деликтной ответственностью” HYPERLINK \l “sub_99411”
*(411) .

Общий правовой режим ответственности вовсе не означает, что последствия
всех правонарушений одинаковы. Чем более серьезно правонарушение, тем
более тяжкими будут последствия для правонарушителя. Особенно тяжкие
последствия наступают в случае нарушения императивных норм. Такие
нарушения затрагивают важные интересы международного сообщества в целом,
и потому для них установлен особый режим ответственности. Но эти
различия относятся к содержанию ответственности, а не к установлению
наличия правонарушения.

Особым случаем международного правонарушения, нередко возникающим в
практике, является принятие государством законодательства, явно
противоречащего его международному обязательству. В международном праве
нет общего правила для подобных случаев HYPERLINK \l “sub_99412” *(412)
. Все зависит от конкретных обстоятельств. В одних случаях сам факт
принятия противоречащего международному праву закона порождает
международную ответственность. В других случаях сам факт принятия закона
не порождает международной ответственности HYPERLINK \l “sub_99413”
*(413) . Учитывается, что у государства есть возможность применять закон
таким образом, чтобы избежать нарушения международных обязательств.
Ответственность наступает в том случае, если реализация закона
оказывается в противоречии с обязательствами государства.

Аналогичное положение и с резолюциями международных организаций,
противоречащих принятым ими на себя обязательствам. Однако практика в
этой области предельно ограничена.

§ 2. Интертемпоральный принцип

Международная ответственность наступает лишь в том случае, если нарушено
обязательство, обладающее юридической силой для субъекта в момент
совершения им соответствующего деяния. В Статьях об ответственности
государств эта норма содержится в следующей статье:

Статья 13. Международное обязательство, находящееся в силе для
государства

В этих положениях воплощен общепризнанный принцип интертемпорального
права, т.е. права, действующего в момент совершения противоправного
деяния HYPERLINK \l “sub_99414” *(414) . Этот принцип широко применяется
в международной судебной практике. Особенно богата такими случаями
практика Европейского суда по правам человека, который регулярно
отклонял заявления о нарушении прав на том основании, что в
соответствующее время Европейская конвенция о правах человека не
вступила в силу для государства, к которому предъявлена претензия
HYPERLINK \l “sub_99415” *(415) . Хорошо известен этот принцип и
арбитражной практике, в том числе и с участием CCCР HYPERLINK \l
“sub_99416” *(416) . Доктрина международного права также исходит из
того, что противоправность деяния определяется на основе обязательств,
находящихся в силе в момент совершения деяния HYPERLINK \l “sub_99417”
*(417) .

Этот принцип применим даже к случаям появления новой императивной нормы
международного права. Согласно Венской конвенции о праве международных
договоров 1969 г. прекращение договора, противоречащего новой
императивной норме, “не влияет на права и обязательства или юридическое
положение участников, возникшее в результате выполнения договора до его
прекращения, при условии, что такие права и обязательства или такое
положение могут в дальнейшем сохраняться только в той мере, в какой их
сохранение само по себе не противоречит новой императивной норме общего
международного права” (ст. 71 п. 2b).

Рассматриваемый принцип имеет и иной аспект. Состоит он в том, что
прекращение действия нарушенного договора не аннулирует ответственность
субъекта за нарушение договора, когда он находился в силе. Это же
относится и к случаям прекращения обычных норм. В решении Международного
Суда о Северном Камеруне говорится: “…Если в течение срока действия
Соглашения об опеке опекун несет ответственность за какое-либо деяние,
совершенное в нарушение положений Соглашения об опеке, в результате
которого другому члену Организации Объединенных Наций или одному из его
граждан нанесен ущерб, претензия в отношении возмещения не аннулируется
в случае прекращения опеки” HYPERLINK \l “sub_99418” *(418) . В
арбитражном решении по делу “Рейнбоу Уорриор” говорилось, что несмотря
на прекращение соответствующего договорного обязательства,
ответственность Франции за его нарушение в прошлом сохраняется HYPERLINK
\l “sub_99419” *(419) . Оба аспекта интертемпорального принципа нашли
отражение в решении Международного Суда по делу о некоторых фосфатных
месторождениях в Науру HYPERLINK \l “sub_99420” *(420) .

Как уже отмечалось, наличие нарушения определяется содержанием
обязательства, которое интерпретируется с учетом его объекта и цели, а
также конкретных обстоятельств. При толковании учитываются условия, в
которых было принято и действовало соответствующее обязательство. Вместе
с тем, интертемпоральный принцип не предполагает, будто содержание
обязательства остается неизменным. Как и в других случаях, допускается
эволюционное толкование, т.е. толкование с учетом меняющихся фактических
и юридических условий. Этот момент находит отражение и в международной
судебной практике. В подтверждение можно сослаться на консультативное
заключение Международного Суда ООН о Юго-Западной Африке HYPERLINK \l
“sub_99421” *(421) .

При определении правонарушения могут приниматься во внимание и деяния,
совершенные до вступления в силу обязательства, если они дают
возможность определить, например, систематический характер
правонарушения. Однако деяния, совершенные до вступления в силу
обязательства, не учитываются при определении компенсации HYPERLINK \l
“sub_99422” *(422) .

§ 3. Длящиеся нарушения международного обязательства

Если противоречащее международному обязательству деяние не носит
длящегося характера, то нарушение происходит в тот момент, когда деяние
совершено. Если же противоправное деяние носит длящийся характер, то
нарушение продолжается в течение всего времени, когда оно остается
противоречащим международному обязательству. В случае обязательства,
требующего предотвращения определенного события, нарушение происходит,
когда событие наступает и продолжается в течение всего времени, когда
событие продолжается и остается не соответствующим принятому
обязательству.

В Статьях об ответственности государств соответствующие положения
сформулированы следующим образом:

Статья 14. Время, в течение которого длится нарушение международного
обязательства

Вопросы, связанные с установлением момента нарушения обязательства и его
продолжительности, довольно часто возникают в международной практике,
включая судебную. Примерами длящихся противоправных деяний могут служить
продолжающееся нарушение дипломатического иммунитета, поддержание с
помощью силы колониального господства, противоправная оккупация
территории другого государства. Так, в решении по делу о дипломатическом
и консульском персонале США в Тегеране Международный Суд ООН определил,
что имели место “следовавшие один за другим и все еще продолжающиеся
нарушения Ираном его обязательств в отношении Соединенных Штатов в
соответствии с Венскими конвенциями 1961 и 1963 годов” HYPERLINK \l
“sub_99423” *(423) . Особо отмечу такое длящееся противоправное деяние,
как сохранение в силе закона, противоречащего международному
обязательству.

Вопросы длящегося противоправного деяния особенно часто возникают в
практике Европейского суда по правам человека при определении его
юрисдикции. Юрисдикция Суда ограничена деяниями, имевшими место после
того, как государство-ответчик стало участником договоров, установивших
право отдельных лиц на обращение в Суд с петицией. Так, в деле
“Папамихалопулос и другие против Греции” не связанная с официальной
экспроприацией конфискация имущества имела место за 8 лет до признания
Грецией юрисдикции Суда. Суд определил, что в данном случае имело место
длящееся нарушение права на мирное использование имущества,
предусмотренное ст. 1 Протокола I к Конвенции, продолжавшееся и после
того, как Протокол стал обязательным для Греции. На этом основании Суд
признал, что обладает юрисдикцией в отношении данного дела HYPERLINK \l
“sub_99424” *(424) .

Представляет в этом плане интерес решение Европейского суда по правам
человека по делу “Лойзиду против Турции”. В результате вторжения Турции
на Кипр в 1974 г. заявительнице было отказано в доступе к ее имуществу
на севере острова. Турция ссылалась на то, что соответствующее имущество
было экспроприировано в соответствии с Конституцией Турецкой Республики
Северного Кипра 1985 г. и произошло это до признания Турцией юрисдикции
Суда. Суд определил, что в соответствии с нормами международного права и
учитывая относящиеся к делу резолюции Совета Безопасности ООН, он не
может признать юридическую силу Конституции 1985 г. Следовательно,
экспроприация не была завершена в то время и имущество продолжало
принадлежать заявительнице. Отказ предоставить ей доступ к ее имуществу
продолжался после признания Турцией юрисдикции Суда и представлял собой
нарушение Протокола с этого момента HYPERLINK \l “sub_99425” *(425) .

Бывают деяния, которые связаны с последующим противоправным деянием, но
сами по себе таковыми не являются и потому не могут рассматриваться как
его часть. Речь идет в основном о подготовительных действиях. В решении
по делу о проекте “Габчиково-Надьмарош” Международный Суд ООН определил,
что правонарушение имело место лишь с момента фактического отвода вод
Дуная. Было установлено, что “в период с ноября 1991 года по октябрь
1992 года Чехословакия ограничилась проведением на собственной
территории работ, необходимых для осуществления варианта С, но которые
могли бы быть прекращены, если бы между сторонами было достигнуто
соглашение, и поэтому никак не предопределяли принятие окончательного
решения….Противоправному деянию или правонарушению нередко
предшествуют подготовительные действия, которые не следует отождествлять
с самим деянием или правонарушением. Необходимо также проводить различие
между фактическим совершением противоправного деяния (одномоментного или
длящегося) и таким поведением до совершения этого деяния, которое имеет
характер подготовки и не квалифицируется как противоправное деяние…”
HYPERLINK \l “sub_99426” *(426) .

Сказанное относится и к случаю, когда принимается закон, противоречащий
международному обязательству государства, но непосредственно не ведущий
к его нарушению. Последнее наступает лишь после начала применения закона
таким образом, который противоречит обязательству. Сам факт принятия
такого закона может рассматриваться как подготовительное действие.

Относительно нарушения международных обязательств, требующих
предотвращения наступления определенных событий, необходимо сказать, что
такие обязательства предписывают приложить все усилия, принять все
разумно необходимые меры по предупреждению наступления таких событий.
Однако это не всегда означает полную гарантию их ненаступления, что
нередко бывает попросту нереальным.

Что же касается временных аспектов обязательств предотвращения, то
следует учитывать, что зачастую их нарушение носит длящийся характер,
поскольку наступившее событие продолжает существовать и к нему применимо
положение о длящихся правонарушениях. В решении арбитража по делу “Трейл
Смелтер” обязательство предотвращения трансграничного загрязнения
атмосферы рассматривалось как длящееся на протяжении всего периода
продолжающегося выброса загрязнителей HYPERLINK \l “sub_99427” *(427) .
Более того, в таких случаях продолжение существования правонарушения
может усугубляться в результате его непресечения.

При этом нарушение длится лишь в том случае, если на протяжении всего
периода сохраняет свою силу соответствующее обязательство и продолжает
существовать событие, которое должно было быть предотвращено. Так, если
договор, предусматривавший прекращение определенного события утратил
силу в результате его нарушения, то продолжение существования такого
события перестает быть противоправным.

§ 4. Нарушение, состоящее из составного деяния

Существует немало обязательств, предусматривающих, что их нарушение
может иметь место лишь в случае систематических деяний. Ряд наиболее
серьезных противоправных деяний определены в международном праве как
деяния систематического характера, например, геноцид, апартеид,
преступления против человечества, расовая дискриминация и др. Такие
деяния представляют собой длящиеся нарушения, продолжающиеся с момента
первого из действий или бездействий в серии деяний, образующих
противоправное поведение.

Систематический характер деяний как условие определения правонарушения
может иметь место и в других случаях, например, при нарушении
обязательства деяниями судебных органов. За исключением особых случаев,
вопрос о нарушении судами международных обязательств возникает лишь
тогда, когда решение суда первой инстанции подтверждается высшим судом.

Рассматриваемому виду правонарушений в Статьях об ответственности
посвящены следующие положения:

Статья 15. Нарушение, состоящее из составного деяния

Как видим, особенность составного деяния заключается в том, что момент
его совершения не совпадает с моментом совершения первого из серии
действий или бездействия. Лишь в результате последующего поведения
первое действие или бездействие становится началом противоправного
деяния. Количество действий или бездействий, которые должны произойти
для того, чтобы образовать нарушение обязательства, определяется
содержанием обязательства.

То обстоятельство, что составное деяние состоит из ряда действий или
бездействия, которые лишь в совокупности образуют противоправное деяние,
не исключает возможности того, что любое деяние из данной серии может
быть самостоятельным правонарушением другого обязательства. Так,
преступление геноцида состоит из серии деяний, которые сами по себе
являются противоправными.

В соответствии с принципом интертемпоральности международное
обязательство должно находиться в силе в тот период, когда совершается
серия деяний, образующих правонарушение. Если обязательство не
находилось в силе в момент совершения первых актов соответствующего
поведения, а вступило в силу в дальнейшем, то первым актом
противоправного поведения будет тот, который был совершен после
вступление обязательства в силу. Значение этого положения подчеркивалось
государствами в ходе обсуждения проекта статей об ответственности
HYPERLINK \l “sub_99428” *(428) . Тем не менее, такое положение не
препятствует учету предшествовавших актов для общей оценки поведения.

Глава IV. Ответственность одного субъекта в связи с деянием другого

В соответствии с основными принципами права международной
ответственности каждый субъект международного права несет
ответственность за свое собственное международно-противоправное
поведение. Иначе говоря, в сновании этого права в целом лежит принцип
самостоятельной ответственности субъекта, поскольку у каждого из них
имеется свой комплекс международных обязательств. Такое положение
соответствует общему принципу права – “никто не наказывается за
правонарушение, совершенное другим лицом” (nemo punitur pro alieno
delicto).

Вместе с тем, международно-противоправное поведение нередко представляет
собой результат взаимодействия нескольких субъектов HYPERLINK \l
“sub_99429” *(429) . По мере углубления взаимосвязанности государств
растет число правонарушений, осуществляемых ими совместно. Соучастие
государств в совершении правонарушения может носить форму их прямого
взаимодействия или форму взаимодействия в рамках международного органа
или организации. В таком случае возникают вопросы об ответственности
организации и государств-членов.

Известны также случаи, когда одно государство действует от имени другого
государства при осуществлении противоправного деяния. Так, Австралия,
Новая Зеландия и Великобритания совместно осуществляли опеку в отношении
Науру. При рассмотрении дела о некоторых месторождениях фосфатов в Науру
Международный Суд в качестве ответчика рассматривал только Австралию в
связи с деяниями, совершенными совместно от имени трех государств.
Деяния Австралии рассматривались как совместное поведение трех
государств, как управление территорией одним государством, действовавшим
от имени других государств и от своего имени HYPERLINK \l “sub_99430”
*(430) .

В дипломатической практике нередко возникает вопрос о подстрекательстве
к совершению правонарушения. Речь идет о случаях, когда одни государства
выражают поддержку поведению других без оказания реального содействия.
Во внутреннем праве государств роль подстрекателя в совершении
правонарушения оценивается весьма высоко – “подстрекатель более виновен,
чем исполнитель” (plus peccat auctor quam actor). В международной
практике в качестве общего правила подстрекательство к противоправному
поведению не порождает ответственности, хотя и может вызвать протесты со
стороны заинтересованных государств. Подстрекательство порождает
ответственность лишь в случае, если оно сопровождается конкретной
поддержкой или сопряжено с руководством или контролем со стороны
подстрекающего государства HYPERLINK \l “sub_99431” *(431) . Кроме того,
некоторые договоры запрещают подстрекательство в определенных случаях.
Примерами могут служить конвенции о геноциде и ликвидации всех форм
расовой дискриминации.

§ 1. Ответственность за помощь или содействие в совершении
международно-противоправного деяния

Если один субъект оказывает помощь другому в целях содействия совершению
им международно-противоправного деяния, то он несет ответственность за
свои деяния. Непосредственно противоправное деяние осуществляется вторым
субъектом, первый лишь оказывает содействие, например, путем
предоставления средств, необходимых для совершения правонарушения. В
этом состоит отличие помощи или содействия от соучастия в международном
правонарушении. Содействующий субъект несет ответственность в той мере,
в какой его собственное поведение способствовало совершению
противоправного деяния. В Статьях об ответственности государств
соответствующие положения имеют следующий вид:

Статья 16. Помощь или содействие в совершении
международно-противоправного деяния

Приведенное общее правило не вызывает сомнений, чего нельзя сказать о
сопровождающих его условиях. Что касается первого условия, то
действительно возможны случаи, когда государству неизвестно, как будут
использованы его помощь и содействие. Однако не о таких случаях идет
речь. В приведенном положении ясно сказано, что государство помогает или
содействует другому государству не вообще, а “в совершении последним
международно-противоправного акта”. В ходе обсуждения проекта статей в
Шестом комитете Генеральной Ассамблеи ряд представителей обратили
внимание на этот момент и сочли, что в подобном условии нет
необходимости HYPERLINK \l “sub_99432” *(432) . Это же мнение нашло
отражение и в письменных отзывах правительств на проект статей HYPERLINK
\l “sub_99433” *(433) . С другой стороны, характерно, что США отстаивали
иную точку зрения HYPERLINK \l “sub_99434” *(434) . Таким образом,
рассматриваемое положение объясняется необходимостью достижения
компромисса.

Еще более серьезные сомнения порождает второе условие. Едва ли можно
признать убедительным обоснование этого положения в комментарии к
статье, состоящее в том, что оказывающее помощь государство не связано
обязательством другого государства по отношению к третьим государствам.
“Соответственно, государство вправе действовать в собственных интересах
вне связи с обязательствами другого государства в отношении третьих
государств. Тем самым, оно также вправе оказывать помощь другому
государству в совершении подобных деяний, любой вопрос об
ответственности в таких случаях будет касаться лишь государства,
которому оказывается помощь, по отношению к потерпевшему государству”.

Нет сомнения в том, что международное обязательство не имеет силы для
третьих государств и потому их действия не могут квалифицироваться как
его нарушение. Тем не менее, есть основания полагать, что сознательное
оказание помощи в совершении противоправного деяния противоречит
принципу добросовестности, а также принципу добросовестного выполнения
обязательств по международному праву HYPERLINK \l “sub_99435” *(435) .

Сказанное подтверждается пониманием роли и содержания принципа
добросовестности Международным Судом. В решении по делу о ядерных
испытаниях говорилось: “Одним из основных принципов, регулирующих
создание и осуществление правовых обязательств, каким бы ни был их
источник, является принцип добросовестности. Доверие и уверенность
присущи международному сотрудничеству, особенно в век, когда это
сотрудничество во многих областях становится все более важным”. Суд
также подчеркнул, что сам принцип pacta sunt servanda основан на
добросовестности HYPERLINK \l “sub_99436” *(436) . В дальнейшем Суд
неоднократно указывал на значение принципа добросовестности в
современных условиях HYPERLINK \l “sub_99437” *(437) .

Таким образом, приведенные условия ответственности за оказание помощи в
совершении правонарушения, как минимум, не соответствуют прогрессивному
развитию международного права. Сегодня поддержание международного
правопорядка в растущей мере становится делом международного сообщества
в целом. В таких условиях оказание помощи одним государством другому в
нарушении его международных обязательств не может рассматриваться как
безразличное для международного права поведение. Этот момент находит все
более основательное признание в доктрине международного права HYPERLINK
\l “sub_99438” *(438) .

Что же касается ответственности за оказание помощи в нарушении
обязательства, имеющего силу и для оказывающего помощь государства, то
такая ответственность является сегодня бесспорной. Показателен в этом
плане инцидент, связанный с бомбардировкой Триполи в 1986 г. Ливия
обвинила в этом правонарушении также Великобританию, ссылаясь на то, что
она разрешила американским боевым самолетам использовать свои авиабазы.
Ливия заявила, что Великобритания “несет частичную ответственность” за
“поддержку и непосредственное содействие” совершению нападения HYPERLINK
\l “sub_99439” *(439) . На предложенную по этому поводу резолюцию Совета
Безопасности заинтересованные государства наложили вето. Тем не менее,
Генеральная Ассамблея приняла резолюцию, осуждающую военное нападение в
качестве “нарушения Устава Организации Объединенных Наций и норм
международного права” и призывающую все государства “воздерживаться от
оказания какой-либо помощи или предоставления каких-либо средств для
совершения актов агрессии против Ливийской Арабской Джамахирии”
HYPERLINK \l “sub_99440” *(440) . Показательно и то, что в стремлении
оправдать оказанную США помощь Великобритания утверждала, будто
воздушный рейд США носил законный характер, будучи средством самообороны
против террористических актов Ливии HYPERLINK \l “sub_99441” *(441) .
Следует также напомнить, что Генеральная Ассамблея неоднократно
призывала государства-члены воздерживаться от поставок оружия и
предоставления другой военной помощи странам, в которых имели место
серьезные нарушения прав человека HYPERLINK \l “sub_99442” *(442) .

§ 2. Ответственность за руководство и контроль, осуществляемые в
отношении совершения международно-противоправного деяния

В прошлом, когда существовали различные виды зависимости одних
государств от других, проблема ответственности за руководство и контроль
при совершении международно-противоправного деяния была весьма
актуальной. С нею сталкивалась и международная судебная практика
HYPERLINK \l “sub_99443” *(443) . После ликвидации колониальной системы
и признания противоправными любых посягательств на суверенные права
государства значение рассматриваемой проблемы существенно снизилось. Тем
не менее, проблема окончательно не утратила своего значения. Она может
возникнуть, например, в случае военной оккупации одним государством
территории другого. Не исключены и вопросы ответственности международной
организации при занятии ее вооруженными силами территории государства.
Наконец, наличие в праве международной ответственности нормы об
ответственности субъекта, осуществляющего руководство и контроль в
отношении совершения международно-противоправного поведения другого
субъекта, диктуется соображениями логической целостности. “Тот, кто
действует через другого, совершает действие сам” (nam qui facit per
alium, tacit per se).

В Статьях об ответственности государств соответствующие положения
сформулированы следующим образом:

Статья 17. Руководство и контроль, осуществляемые в отношении совершения
международно-противоправного деяния

Сказанное ранее об условиях наступления ответственности при оказании
помощи в совершении международно-противоправного деяния еще в большей
мере относится к таким же условиям наступления ответственности в случае,
когда одно государство руководит и контролирует другое государство при
совершении последним противоправного деяния. Нельзя не учитывать, что
руководство и контроль более сильные средства воздействия, чем оказание
помощи. Это обстоятельство, как уже говорилось, отмечалось
правительствами в их замечаниях на проект статей об ответственности
государств.

Разница между оказанием помощи и руководством нашла отражение и в
различных последствиях ответственности в этих случаях. При оказании
помощи оказывающее ее государство несет ответственность лишь в пределах
предоставленной помощи. При руководстве осуществляющее его государство
несет ответственность за противоправное деяние в целом, поскольку оно
полностью контролирует и направляет это деяние HYPERLINK \l “sub_99444”
*(444) .

Статья 17 касается случаев, когда государство реально руководит и
контролирует поведение, представляющее собой нарушение международного
обязательства контролируемого государства. В прошлом международные суды
не раз отказывались возлагать ответственность на государство на том
основании, что оно имеет право вмешиваться в решение вопросов
внутреннего управления контролируемого государства HYPERLINK \l
“sub_99445” *(445) .

Термин “контроль” означает наличие властных полномочий в отношении
совершения противоправного деяния, а не только осуществление общего
наблюдения или того или иного влияния на политику. Также и термин
“руководство” означает фактическое управление, а не просто
подстрекательство. Для того чтобы государство понесло ответственность,
должны фактически иметь место как руководство, так и контроль в
отношении противоправного поведения HYPERLINK \l “sub_99446” *(446) .

То обстоятельство, что противоправное деяние было совершено государством
под руководством и контролем другого государства, не освобождает
непосредственного исполнителя от ответственности. Оно обязано было
принять все имеющиеся в его распоряжении меры для отказа совершить
правонарушение. С другой стороны, осуществляющее руководство и контроль
государство не может снять с себя ответственность на том основании, что
руководимое им государство высказало готовность добровольно совершить
противоправное деяние.

§ 3. Ответственность за принуждение другого субъекта к совершению
международно-противоправного деяния

Если один субъект принуждает другого к совершению противоправного
деяния, то он несет ответственность за это деяние. В данном случае речь
идет о третьем виде производной ответственности, после ответственности
за помощь и ответственности за руководство. Имеется в виду намеренное
принуждение, нацеленное на нарушение субъектом своего обязательства. В
таких случаях следует различать два вида ответственности. Во-первых,
ответственность, порождаемая самим фактом принуждения. Во-вторых,
ответственность за нарушение обязательства, обусловленное принуждением.
Первая представляет собой ответственность принуждающего субъекта перед
принуждаемым. Вторая – ответственность принуждающего субъекта перед
третьим субъектом, пострадавшим от нарушения взятого в отношении его
обязательства. В данном случае речь идет именно о втором виде
ответственности.

В большинстве случаев принуждение одним субъектом другого носит
противоправный характер, поскольку оно связано с угрозой силой или ее
применением в нарушение Устава ООН. Вместе с тем, принуждение может быть
и правомерным. Наиболее типичный случай – принуждение, осуществляемое на
основе решений Совета Безопасности ООН. Принуждение может носить и
экономический характер. Этот важный момент подчеркивается в комментарии
к ст. 18 Статей об ответственности государств, в котором говорится, что
принуждение может представлять собой “серьезное экономическое давление,
при условии, что оно направлено на лишение принуждаемого государства
какой-либо возможности выполнить нарушенное обязательство”.

Принуждение может приравниваться к форс-мажорному обстоятельству, если
оно не оставляет принуждаемому реальной альтернативы нарушению
обязательства. Если принуждение лишь затрудняет выполнение
обязательства, то это не избавляет принуждаемого субъекта от
ответственности. Принуждение должно относиться к нарушению
обязательства, а не носить общий характер. Могут существовать
пограничные ситуации, когда ответственность принуждаемого государства
исключается лишь частично, поскольку принуждение недостаточно для его
квалификации как форс-мажорного обстоятельства, но достаточно для
обеспечения нарушения обязательства. В таких случаях оба субъекта несут
ответственность за соответствующее деяние.

Относящиеся к рассматриваемому вопросу положения Статей об
ответственности государств выглядят следующим образом:

Статья 18. Принуждение другого государства

Ссылка на знание обстоятельств дела относится, главным образом, к
фактической, а не юридической ситуации. В данном случае статья
обоснованно исходит из принципа, согласно которому незнание законов не
освобождает от ответственности. Вместе с тем, учитывается, что незнание
фактических обстоятельств может иметь определенное значение для
определения ответственности осуществившего принуждение государства.

Как видим, в отличие от ст. 16 и 17, ст. 18 не допускает возможности
освобождения от ответственности за деяние принуждаемого государства в
обстоятельствах, при которых принуждающее государство само не связано
соответствующим обязательством. Комментарий объясняет сказанное тем, что
“в противном случае потерпевшее государство будет потенциально лишено
возможности получения какой-либо компенсации в силу того, что
государство-исполнитель может сослаться на возникновение форс-мажора в
качестве обстоятельства, исключающего противоправность”. Думается,
однако, что обоснование такого положения должно носить более широкий
характер и состоять, как уже говорилось, в том, что любое воздействие
одного государства на другое с целью побудить его нарушить обязательство
с третьей стороной противоречит принципу добросовестности и интересам
упрочения международного правопорядка. Не случайно ряд правительств
выступили за снятие положения о знании обстоятельств противоправного
деяния.

* * *

В заключение раздела об ответственности одного субъекта в связи с
деянием другого следует сказать о ст. 19, завершающей гл. IV Статей об
ответственности государств – “Ответственность государства в связи с
деянием другого государства”.

Статья 19. Действие настоящей главы

Комментарий разъясняет, что статья преследует три цели.

Во-первых, она сохраняет ответственность государства, совершившего
международно-противоправное деяние, даже в случае его совершения при
содействии или помощи, под руководством и контролем или по принуждению
со стороны другого государства.

Во-вторых, статья означает, что положения рассматриваемой главы не
влияют на любое иное основание ответственности государства,
предоставляющего помощь, осуществляющего руководство или принуждение.
Имеется в виду ответственность в соответствии с иными нормами
международного права, определяющими то или иное поведение в качестве
противоправного.

Наконец, в-третьих, статья сохраняет ответственность “любого другого
государства”, которому международно-противоправное деяние может быть
присвоено на основе других статей.

Глава V. Обстоятельства, исключающие международную противоправность

§ 1. Концепция обстоятельств, исключающих международную противоправность

Существуют обстоятельства, при которых субъект не несет ответственности
за деяние, не соответствующее тому, что требует от него международное
обязательство. Такими шестью обстоятельствами являются согласие,
самооборона, контрмеры, форс-мажор, бедствие и состояние необходимости.
Как видим, речь идет об обстоятельствах, которые в целом присущи и
внутреннему праву государств, то есть представляют собой общие принципы
права. Приведенный перечень является исчерпывающим и общепризнанным. Эти
обстоятельства применяются к любым международным обязательствам,
независимо от их источника, будь то договор, обычная норма или
односторонний акт.

В Статьях об ответственности государств такие обстоятельства
рассматриваются как исключающие противоправность (circumstances
precluding wrongfulness). При обсуждении в Комиссии международного права
ООН проекта статей мне пришлось обратить внимание на недостаточную
обоснованность этого положения. В ходе обсуждения проекта статей в
Шестом комитете также было выражено мнение, что названием
соответствующей главы должно было быть “Обстоятельства, исключающие
ответственность”, поскольку противоправность деяний определяется,
главным образом, другими нормами международного права и только затем –
нормами об ответственности HYPERLINK \l “sub_99447” *(447) .

Международная судебная практика в целом свидетельствует в пользу
обстоятельств, исключающих ответственность. В решении Постоянной палаты
третейского суда 1912 г. по делу о возмещении России говорилось: “В
соответствии с общими принципами права, признаваемыми во всех странах,
ответственность не возникает, если ущерб причинен независимо от воли
представителя государства…” HYPERLINK \l “sub_99448” *(448)

Истоки занятой Комиссией позиции видятся в четвертом докладе
специального докладчика Дж.Фицмориса о праве международных договоров, на
который содержатся ссылки в Комментарии к Статьям. Доклад содержал
раздел: “Невыполнение, оправдываемое ab extra действием общей нормы
международного права”. Термин “невыполнение” носит нейтральный характер
в отношении рассматриваемого вопроса. Однако в открывавшей раздел ст. 13
говорилось, что невыполнение “перестает быть нарушением договора” в
случае согласия. В последующих статьях использовалась нейтральная
формулировка, согласно которой соответствующие обстоятельства
оправдывают невыполнение договорных обязательств HYPERLINK \l
“sub_99449” *(449) .

Нашедшая отражение в Статьях концепция находится в определенном
противоречии с даваемым в них определением нарушения международного
обязательства, под которым понимается деяние, не соответствующее тому,
что требует обязательство (ст. 12). В Комментарии к Статьям говорится,
что “концепция обстоятельств, исключающих противоправность, уходит
своими корнями в деятельность Подготовительного комитета к Гаагской
конференции 1930 года”. Но если обратиться к материалам этого комитета,
то окажется, что в них речь идет не об исключении противоправности, а об
освобождении от ответственности. Подготовленный комитетом для обсуждения
вопрос был сформулирован следующим образом: “Обстоятельства, при которых
государства могут отказаться от ответственности” HYPERLINK \l
“sub_99450” *(450) .

Рассматриваемое положение Статей об ответственности государств
расходится с пониманием явления как во внутреннем, так и в международном
праве. Так, в ГК России говорится об освобождении от ответственности
(см., например, п. 3 ст. 401). Соответствующий раздел Венской конвенции
о договорах международной купли-продажи товаров озаглавлен “Освобождение
от ответственности” (раздел IV).

В отечественной литературе рассматриваемый вопрос был проанализирован
Н.А.Ушаковым, который многие годы участвовал в обсуждении проекта статей
об ответственности в качестве члена Комиссии международного права ООН.
По его мнению, “выражение “обстоятельства, исключающие противоправность
деяния”, очевидно, достаточно адекватно и точно выражают суть
ситуации…” И далее, “неправильно говорить об исключении или отсутствии
ответственности, ибо, если международно-противоправное деяние налицо,
неизбежно и всегда оно влечет за собой ответственность правонарушителя”
HYPERLINK \l “sub_99451” *(451) .

С тем же успехом можно сказать, что неправильно говорить об исключении
противоправности деяния, ибо, если налицо нарушение обязательства, то
оно всегда и неизбежно представляет собой правонарушение. Но главный
недостаток анализа, осуществленного Н.А.Ушаковым, состоит, пожалуй, в
том, что он обошел молчанием международно-правовую практику и доктрину,
не объяснил, почему они придерживаются иной концепции.

Если обратиться к мировой доктрине, то окажется, что большинство авторов
пишут об освобождении от ответственности. Вместе с тем, многие авторы
практически ставят знак равенства между освобождением от ответственности
и исключением противоправности. А.Фавр пишет о том, что “существуют
обстоятельства, которые могут сделать выполнение обязательства
невозможным без вины субъекта, принявшего обязательство. Согласно общим
принципам права, они освобождают его от ответственности…”. Вместе с
тем, во всех таких ситуациях отсутствует противоправность HYPERLINK \l
“sub_99452” *(452) .

После принятия Комиссией международного права проекта соответствующих
статей смешение терминологии встречается в практике даже такого органа,
как Международный Суд ООН. В качестве примера можно взять решение
Международного Суда по делу о проекте “Габчиково-Надьмарош”. При
рассмотрении дела Венгрия ссылалась на то, что нарушение ею договора
оправдывается состоянием необходимости. Суд определил: “Состояние
необходимости, на которое ссылается Венгрия, даже если бы его наличие
было установлено, не позволило бы сделать вывод о том, что она
действовала в соответствии с ее обязательствами по Договору 1977 года…
Оно позволило бы только утверждать, что в сложившихся обстоятельствах
Венгрия не будет нести международной ответственности за свои действия”
HYPERLINK \l “sub_99453” *(453) . Из этого видно, что состояние
необходимости не дает оснований для вывода о том, что договор не был
нарушен, но оно могло бы освободить от ответственности за нарушение.

Вместе с тем, в том же решении нашла отражение и иная терминология.
Ссылаясь на проект Статей об ответственности, принятый Комиссией
международного права, Суд заключил, что “состояние необходимости
является признанным обычным международным правом основанием исключения
противоправности деяния, не соответствующего международному
обязательству” HYPERLINK \l “sub_99454” *(454) .

Таким образом, возникает вопрос: придерживаться ли общеправовой
концепции, согласно которой определенные обстоятельства освобождают от
ответственности, либо концепции Статей об ответственности государств,
согласно которой эти обстоятельства исключают противоправность?
Приходится считаться с тем, что за концепцией Статей стоит факт их
принятия Генеральной Ассамблеей ООН, а также факт ее отражения в
практике Международного Суда. Выход из сложившейся ситуации видится в
том, чтобы с учетом необходимого единства терминологии придерживаться
терминологии принятых Статей и говорить об обстоятельствах, исключающих
противоправность. При этом исходить из того, что обе концепции отражают
единое явление и разница между ними носит, в основном, терминологический
характер.

Так, непреодолимая сила, рассматриваемая как обстоятельство, исключающее
противоправность, является фактором, исключающим возможность
квалификации деяния как международно-противоправного, несмотря на то,
что оно не соответствует обязательству. Если же рассматривать
непреодолимую силу как обстоятельство, освобождающее от ответственности,
то оно освобождает субъекта от последствий, связанных с
международно-противоправным деянием. В обоих случаях соответствующие
обстоятельства выступают как оправдание невыполнения обязательства.

Рассматриваемые обстоятельства не прекращают нарушенное обязательство, а
лишь оправдывают его невыполнение в конкретном случае и до тех пор, пока
соответствующее обстоятельство сохраняется. В том же решении
Международного Суда по делу “Габчиково-Надьмарош” говорится: “Даже если
будет установлено наличие состояния необходимости, оно не является
основанием для прекращения договора. На это основание можно ссылаться
только для освобождения от ответственности государства, которое не
выполнило договор. Даже в случае его обоснованности оно не прекращает
договор, договор может не иметь силы в течение всего того времени, пока
сохраняется состояние необходимости, он может быть бездействующим, но
по-прежнему существовать, если, конечно, стороны не прекратят его по
обоюдному согласию. Как только состояние необходимости прекращается,
вновь возникает обязанность выполнять договорные обязательства”
HYPERLINK \l “sub_99455” *(455) .

В двустороннем споре по поводу ответственности бремя доказывания лежит,
в основном, на стороне, предъявляющей претензии: “бремя доказывания
лежит на истце” (actori incumbit onus probandi). Когда же субъект
стремится избежать ответственности ссылкой на обстоятельства,
исключающие противоправность, то бремя доказывания ложится на него.
Зачастую только ему известны все факты, которые могут оправдать
невыполнение обязательства.

Глава “Обстоятельства, исключающие противоправность” была позитивно
встречена правительствами. Было высказано пожелание, чтобы в комментарии
подчеркивался исчерпывающий характер перечня обстоятельств (Япония), что
и было сделано. Неожиданным было лишь предложение голландского
представителя в Шестом комитете. Оно состояло в том, чтобы включить
статью, излагающую оправдательные основания для гуманитарной интервенции
без санкции Совета Безопасности и без согласия государства в связи с
крупномасштабными нарушениями в этом государстве основных прав человека
или непосредственной угрозы таких нарушений HYPERLINK \l “sub_99456”
*(456) . Иными словами, предлагалось легализовать гуманитарную
интервенцию, осуществляемую отдельным государством или группой
государств в нарушение Устава ООН и таких императивных принципов
международного права, как неприменение силы и невмешательство.
Естественно, предложение было отвергнуто.

§ 2. Согласие

В праве издавна существует принцип, согласно которому согласие исключает
противоправность деяния (volenti non fit injuria). Этот общий принцип
права, естественно, присущ и международному праву. В Статьях об
ответственности государств гл. V “Обстоятельства, исключающие
противоправность” открывается статьей о согласии:

Статья 20. Согласие

Аналогичное положение действует и в отношении международных организаций.
Как известно, по взаимному согласию сторон действие международного
договора может быть приостановлено или прекращено в целом или частично.
Тем более оправдано невыполнение договора с согласия другой стороны в
конкретном случае. При этом договор сохраняет свою юридическую силу.
Такие случаи хорошо известны международной практике.

“Юридически действительное согласие” означает, что оно дано лицом или
органом, имеющим на это право. Для решения этого вопроса имеют значение
положения Венских конвенций о праве договоров, касающиеся полномочий на
заключение договора. При этом следует учитывать, что согласие на
отступление от договора могут давать, в основном, те лица, которые
вправе выражать согласие на обязательность договора, а не только на
принятие его текста или установление его аутентичности.

Согласно Венским конвенциям, лицо считается представляющим государство в
целях выражения его согласия на обязательность договора, если:

а) это лицо предъявляет соответствующие полномочия; или

b) из практики или из иных обстоятельств явствует, что намерение
заинтересованных государств и международных организаций заключается в
том, чтобы это лицо рассматривалось как представляющее государство для
этих целей без необходимости предъявления полномочий (п. 1 ст. 7).

В соответствии с международным правом представляющими государство в силу
своих функций без предъявления полномочий считаются главы государств,
главы правительств и министры иностранных дел – в целях совершения всех
актов, относящихся к заключению договора.

Аналогичные общие правила установлены и для международных организаций.
Лицо считается представляющим организацию в целях выражения согласия на
обязательность для нее договора, если:

а) это лицо предъявит соответствующие полномочия; или

b) из обстоятельств явствует, что намерение заинтересованных государств
и международных организаций заключается в том, чтобы лицо
рассматривалось как представляющее эту организацию в этих целях в
соответствии с правилами этой организации без предъявления полномочий
(п. 3 ст. 7).

За этими пределами, установленными международным правом, полномочия
соответствующих лиц определяются внутренним правом государства или
правилами международной организации. Многое зависит от характера
обязательства. Так, согласие на отступление от обязательств по
специальным вопросам может даваться руководителями соответствующих
ведомств.

В некоторых случаях учитывается согласие негосударственных образований,
таких как корпорации. В соответствии с Вашингтонской конвенцией 1965 г.
об урегулировании инвестиционных споров между государствами и
физическими и юридическими лицами других государств согласие инвестора
на арбитраж приостанавливает право на дипломатическую защиту со стороны
государства гражданства инвестора (ст. 27.1). Предусмотренные договорами
права человека не могут быть аннулированы согласием их бенефициариев.
Тем не менее, свободное согласие индивида может иметь отношение к их
применению HYPERLINK \l “sub_99457” *(457) .

“Юридически действительное” означает также, что согласие дано в
соответствии с международным правом, т.е. без принуждения или иных
обстоятельств, лишающих его юридической силы. Это выражение охватывает
также случаи, когда юридически действительное согласие вообще не может
иметь места, случаи, когда это касается императивных норм.

При всех условиях, чтобы быть юридически действительным, согласие должно
быть дано свободно и в ясно выраженной форме. Оно не может
презюмироваться. Согласие может быть аннулировано на тех же основаниях,
на которых аннулируется согласие на обязательность договора: ошибка,
обман, подкуп или принуждения представителя, принуждение государства или
международной организации. В таких случаях целесообразно
руководствоваться соответствующими статьями Венских конвенций о праве
договоров, в которых раскрывается содержание соответствующих понятий
(ст. 48-52).

Наиболее просто соответствующие вопросы решаются в случае двусторонних
обязательств. Они существенно усложняются в случае многосторонних
обязательств. В таких случаях необходимо согласие всех участников. Если
речь идет о невыполнении многостороннего договора лишь во
взаимоотношениях двух или нескольких участников, то надлежит
руководствоваться статьями Венских конвенций о праве договоров,
относящимися к изменению и приостановлению действия многосторонних
договоров во взаимоотношениях между определенными участниками (ст.  41 и
HYPERLINK \l “sub_1” 53 ).

Соответственно одна или несколько сторон могут дать согласие другой
стороне или сторонам на несоблюдение ими положений договора в их
взаимоотношениях при условии, что это не запрещено договором, а также:

а) не влияет на пользование другими участниками своими правами по
договору или на выполнение ими своих обязательств и

b) не является несовместимым с объектом и целями договора в целом.

Вопрос о согласии может возникнуть и в отношении третьих государств или
третьих международных организаций. Венские конвенции о праве договоров
определили условия, на которых договоры создают обязательства и права
для третьих государств или организаций HYPERLINK \l “sub_99458” *(458) .
В таких случаях надлежит принимать во внимание положения HYPERLINK \l
“sub_2” Венских конвенций об отмене или изменении обязательств или прав
для третьих государств или организаций.

Когда речь идет об обязательстве, то оно “может быть отменено или
изменено только с согласия участников договора и третьего государства
или третьей организации, если только не установлено, что они условились
об ином” (ст. 37.1). Если же речь идет о праве, то оно “не может быть
отменено или изменено участниками, если установлено, что согласно
существовавшему намерению, это право не подлежало отмене или изменению
без согласия этого третьего государства или этой третьей организации” (
HYPERLINK \l “sub_1” ст. 37.2 ).

Приведенные положения, в общем, применимы не только к договорным, но и к
обычным нормам. В двусторонних отношениях согласие одной стороны
легализует несоблюдение ее другой стороной, если это не затрагивает
права других субъектов и не лишает норму смысла. Это же положение
применимо и к случаям, когда речь идет о взаимоотношениях ряда
субъектов. В таких случаях необходимо согласие всех участников. Эти
положения неприменимы к императивным нормам.

§ 3. Самооборона

Самооборона как обстоятельство, исключающее противоправность деяния,
является общим принципом права, присущим и международному праву. Его
правильное понимание состоит в следующем – силу дозволено отражать
силой, но пусть это делается умеренно, для самообороны, чтобы
предотвратить ущерб, а не для мести (vim vi repellere licet, modo fiat
moderamine inculpatae tutelae, non ad sumendam vindictam, sed ad
propulsandam injuriam). Статьи об ответственности государств содержат
следующее положение:

Статья 21. Самооборона

Право на самооборону является общепризнанным правом государства и
представляет собой исключение из принципа неприменения силы. Устав ООН
квалифицирует его как неотъемлемое право (ст. 51). Поскольку
международное право признает право на самооборону только за
государствами, то случай самообороны не касается международных
организаций. Вместе с тем, право на самооборону может осуществляться
государствами не только индивидуально, но и коллективно, в том числе и в
рамках международной организации. Следовательно, меры самообороны могут
затрагивать и правоотношения с участием организаций HYPERLINK \l
“sub_99459” *(459) .

Самооборона должна быть правомерной, предпринимаемой в соответствии с
Уставом ООН и осуществляемой в рамках международного права.
Предпринимаемые в порядке самообороны меры должны быть соразмерными и не
выходить за пределы необходимого. В ходе самообороны государство
остается полностью связанным обязательствами, регулирующими поведение в
вооруженном конфликте.

В прошлом международное право более или менее обстоятельно регулировало
влияние войны на международные договоры и на международные
правоотношения в целом. Венская конвенция о праве международных
договоров 1969 г. оставила этот вопрос в стороне HYPERLINK \l
“sub_99460” *(460) . Еще существенней то обстоятельство, что после
принятия Устава ООН официальное объявление войны стало редким явлением.
Военные действия ведутся одним или обоими государствами под лозунгом
самообороны, формально не прекращая мирные отношения.

Самооборона не оправдывает отступление от некоторых обязательств, в
частности, от обязательств в области гуманитарного права и прав
человека. Последние допускают лишь определенные ограничения содержащихся
в них гарантий в случае чрезвычайных ситуаций, к которым относится и
состояние самообороны.

Представляет в этом плане интерес консультативное заключение
Международного Суда ООН “О законности угрозы применения или применения
ядерного оружия”. Суд был призван решить, в частности, вопрос о том,
будет ли применение ядерного оружия представлять собой нарушение
обязательств по охране окружающей среды, учитывая масштабность и
долговременность связанного с этим ущерба. Суд определил: “Вопрос
состоит не в том, применимы или не применимы договоры, касающиеся охраны
окружающей среды, во время вооруженного конфликта, вопрос, скорее,
состоит в том, являются ли по своему предназначению обязательства,
вытекающие из этих договоров, обязательствами проявлять абсолютную
сдержанность в ходе вооруженного конфликта. Суд не считает, что
договоры, о которых идет речь, по своему намерению могли бы быть
направлены на то, чтобы лишить государство возможности осуществлять свое
право на самооборону по международному праву по причине наличия у него
обязательств по защите окружающей среды. Тем не менее, государства
должны принимать во внимание экологические соображения при оценке того,
что является необходимым и соразмерным, в ходе достижения законных
военных целей. Должное принятие во внимание соображений, связанных с
охраной окружающей среды, является одним из элементов процесса оценки
соответствия той или иной акции принципам необходимости и соразмерности”
HYPERLINK \l “sub_99461” *(461) .

В условиях растущей разрушительной силы средств ведения военных действий
принципы необходимости и соразмерности приобретают первостепенное
значение. Это относится не только к вовлеченным в конфликт государствам,
но и к тем, кто в нем не участвует. При определении предпринимаемых в
порядке самообороны мер государство должно учитывать свои обязательства
в отношении нейтральных государств, нарушение которых не оправдывается
самообороной от агрессора. Тем не менее, меры самообороны могут иметь
последствия и для нейтральных государств. Вопрос достаточно сложный и
потому, как говорится в Комментарии к Статьям об ответственности
государств, “статья 21 оставляет открытыми все вопросы воздействия мер,
принятых в порядке самообороны, на третьи государства”.

Необходимость уважения прав нейтральных государств и в случае
самообороны подчеркнул Международный Суд в консультативном заключении “О
законности угрозы применения или применения ядерного оружия”: “Как в
случае принципов гуманитарного права, применимых во время вооруженных
конфликтов, международное право не оставляет сомнений относительно того,
что принцип нейтральности, каким бы ни было его содержание, обладающий
основополагающим характером, аналогичным характеру гуманитарных
принципов и норм применим (подпадает под соответствующие положения
Организации Объединенных Наций) ко всем международным вооруженным
конфликтам…” HYPERLINK \l “sub_99462” *(462)

§ 4. Контрмеры

В соответствии с международным правом нарушение обязательства одним
субъектом оправдывает принятие потерпевшим субъектом контрмер, которые
не должны представлять собой угрозу силой или ее применение. Контрмеры –
это действия, которые были бы противоправными, если бы не осуществлялись
в ответ на правонарушение в целях обеспечения прекращения
противоправного деяния и получения возмещение ущерба.

В прошлом в таких случаях было принято говорить о санкциях, самопомощи,
репрессалиях. С точки зрения современного международного права под
санкциями следует понимать меры воздействия на правонарушителя,
предпринимаемые международными организациями, прежде всего ООН, в
соответствии с их учредительными актами. Термин “репрессалии” стал
использоваться для обозначения военных репрессалий HYPERLINK \l
“sub_99463” *(463) . Термин “контрмеры” был введен, пожалуй, арбитражным
решением 1979 г. по делу о соглашении о воздушном сообщении (США против
Франции) HYPERLINK \l “sub_99464” *(464) . Комиссия международного права
ООН сочла его наиболее подходящим и в настоящее время его можно считать
общепризнанным.

Положение, относящееся к рассматриваемому вопросу, в Статьях об
ответственности государств сформулировано следующим образом:

Статья 22. Контрмеры в отношении международно-противоправного деяния

В гл. II Части третьей излагаются условия, которым должны
соответствовать контрмеры. Контрмеры применяются в основном
государствами, но не исключается их применение и международными
организациями в случае нарушения принятых в их отношении обязательств.
Подтверждением тому служит Венская конвенция о праве международных
договоров с участием международных организаций. Конвенция
предусматривает возможность прекращения или приостановления действия
договора международной организацией в случае его нарушения (ст. 60).
Прекращение или приостановление действия международного обязательства
является одним из основных видов контрмер.

Правомерность контрмер, отвечающих определенным материальным и
процессуальным условиям, признается судебной практикой и доктриной. В
решении по делу о проекте “Габчиково-Надьмарош” Международный Суд
определил, что контрмеры могут оправдать в ином случае противоправные
действия, “предпринятые в ответ на предшествовавшее
международно-противоправное деяние другого государства и… направленные
против этого государства” HYPERLINK \l “sub_99465” *(465) .

Как видим, будучи ответом на международно-противоправные деяния другого
государства, контрмеры оправданы лишь в отношении этого государства. Тем
не менее, косвенное влияние контрмеры могут оказывать на третьи стороны.
Наличие такого влияния не выводит контрмеры из сферы действия ст. 22.
Возникает вопрос о возможности применения контрмер третьими сторонами,
которые сами непосредственно не пострадали от
международно-противоправного деяния. Как известно, Международный Суд
признал, что все государства обладают юридическим интересом в соблюдении
обязательств перед международным сообществом в целом HYPERLINK \l
“sub_99466” *(466) . В отношении таких случаев в Комментарии к Статьям
об ответственности государств говорится: “Хотя статья 22 не охватывает
меры, которые принимаются в подобных случаях, если они не подпадают под
определение контрмер, она также не исключает такую возможность”.

При обсуждении проекта Статей об ответственности государств в Шестом
комитете Генеральной Ассамблеи ООН рассматриваемые положения были
поддержаны. Отмечалось, что контрмеры играют важную роль в обеспечении
соблюдения международного права HYPERLINK \l “sub_99467” *(467) .

§ 5. Форс-мажор

В отношениях, регулируемых как внутренним, так и международным правом,
имеют место ситуации, события, порождаемые непреодолимой силой –
форс-мажором (лат. – vis major). Это побудило различные отрасли
внутреннего права установить нормы, определяющие права и обязанности
субъектов права в случае таких событий. Quod alias non fuit licitum
necessitas licitum facit – необходимость делает законным то, что было бы
незаконным при иных условиях. Этот общий принцип права имеет силу и для
международного права. В международном праве под форс-мажором понимается
ситуация, при которой субъект вынужден действовать вопреки
международному обязательству в результате действия непреодолимой силы
или не поддающегося контролю непредвиденного события HYPERLINK \l
“sub_99468” *(468) . Международной практике известно множество случаев
ссылок на форс-мажорные обстоятельства как на основание для оправдания
невыполнения обязательств HYPERLINK \l “sub_99469” *(469) . Чаще всего
такие ситуации возникают при несанкционированном вторжении воздушных
судов одного государства в воздушное пространство другого в результате
повреждений или погодных условий. Это же относится к нарушению режима
прохода судов через территориальное море и прилежащие зоны. В Конвенции
ООН по морскому праву 1982 г. говорится, что проход через
территориальное море включает остановку и стоянку на якоре, поскольку
они “необходимы вследствие непреодолимой силы” (ст. 18.2). Аналогичное
положение содержит Конвенция о транзитной торговле внутриконтинентальных
государств 1965 г. (ст. 7.1).

Сказанное свидетельствует о конвенционном закреплении правила о
форс-мажоре. Следует вместе с тем отметить, что к ограничению и
исключению ответственности государства относятся осторожно. Показательна
в этом плане история подготовки Венской конвенции о праве договоров 1969
г. При подготовке проекта статей Комиссия международного права сочла,
что форс-мажор является обстоятельством, исключающим противоправность
отступления от договора HYPERLINK \l “sub_99470” *(470) . Вопрос
обсуждался на Венской конференции по праву договоров. В результате
обсуждения было сочтено, что в интересах стабильности договоров
целесообразно принять норму, предельно ограничивающую возможность
отступления от договора. Участник вправе ссылаться на невозможность
выполнения договора лишь в случае, если она является результатом
безвозвратного исчезновения или уничтожения объекта, необходимого для
выполнения договора HYPERLINK \l “sub_99471” *(471) .

Представляет в этом плане интерес оценка дискуссии на Венской
конференции, содержащаяся в решении Международного Суда по делу
“Габчиково-Надьмарош”: “На Конференции было внесено предложение
расширить охват этой статьи (ст. 61. – И.Л.), включив в нее такие
случаи, как невозможность произвести определенные платежи ввиду
серьезных финансовых трудностей. Хотя было признано, что такие ситуации
могут привести к исключению противоправности неисполнения участником
своих договорных обязательств, государства-участники не были готовы
рассматривать такие ситуации как основание для прекращения или
приостановления действия договора и предпочли ограничиться более узкой
концепцией” HYPERLINK \l “sub_99472” *(472) . Из этого следует, что в
особых случаях невозможность выполнить финансовые обязательства в силу
серьезных финансовых трудностей может быть оправданной.

Если обратиться к международной судебной практике, то можно обнаружить
ряд случаев, когда деяния повстанцев рассматривались как исключающие
ответственность государства за ущерб, причиненный иностранцам HYPERLINK
\l “sub_99473” *(473) . Однако в большинстве случаев суды, признавая
существование нормы о форс-мажоре, считали ее неприменимой к данному
случаю. В деле о компенсации России арбитраж в 1912 г. признал
существование этой нормы, но счел ее неприменимой в рассматриваемом
деле, поскольку возвращение долга не было материально невозможным
HYPERLINK \l “sub_99474” *(474) .

При рассмотрении арбитражем дела о “Рейнбоу Уорриор” Франция ссылалась
на форс-мажор как на обстоятельство, исключающее противоправность ее
действий по откомандированию офицеров с острова Хао и отказа вернуть их
после лечения. В своем решении арбитраж определил: “Новая Зеландия
права, утверждая, что ссылка на форc-мажор не может быть отнесена к
данному делу, поскольку критериями его применимости является абсолютная
и материальная невозможность, а обстоятельство, которое делает
исполнение более затруднительным или обременительным, не относится к
числу форс-мажорных обстоятельств” HYPERLINK \l “sub_99475” *(475) .

В решениях по делам о сербских займах и о бразильских займах Постоянная
палата международного правосудия признала форс-мажор общим принципом
права, но с учетом обстоятельств этих дел сочла ссылку на него
необоснованной HYPERLINK \l “sub_99476” *(476) . О том, что форс-мажор
является общим принципов права, свидетельствует и внутреннее право
государств. Так, ГК РФ предусматривает, что “лицо, не исполнившее или
ненадлежащим образом исполнившее обязательство при осуществлении
предпринимательской деятельности, несет ответственность, если не
докажет, что надлежащее исполнение оказалось невозможным вследствие
непреодолимой силы, то есть чрезвычайных и непредотвратимых при данных
условиях обстоятельств” (п. 3 ст. 401).

Сказанное подтверждается и арбитражной практикой в области
международного частного права HYPERLINK \l “sub_99477” *(477) . Норма о
форс-мажоре включена, в частности, в Венскую конвенцию о договорах
международной купли-продажи 1980 г. Статья 79 касается неминуемых
препятствий и охватывает ту же область, что и форс-мажор, хотя сам
термин не используется. В доктринальном комментарии к Конвенции по этому
поводу сказано: “В понятие освобождения от ответственности по существу
входят те же элементы, которые традиционно образуют понятие
непреодолимой силы (форс-мажора) HYPERLINK \l “sub_99478” *(478) .

Таким образом, международная практика, включая судебную, признавая
существование нормы о форс-мажоре, придерживается того, что она
применима лишь в исключительных случаях, когда невозможность выполнения
обязательства является абсолютной и материальной.

В статьях об ответственности государств положения о форс-мажоре
сформулированы следующим образом:

Статья 23. Форс-мажор

Как видим, форс-мажорная ситуация должна соответствовать определенным
условиям. Во-первых, соответствующее деяние должно быть предопределено
непреодолимой силой или непредвиденным событием, которое находится вне
контроля данного государства. Во-вторых, выполнение обязательства
оказывается материально невозможным. “Непреодолимая сила” означает, что
должно существовать препятствие, которое государство не было в состоянии
избежать или которому оно не могло воспрепятствовать.

“Непредвиденное событие” означает, что его наступление было невозможно
предвидеть или оно было предельно маловероятным. Casus fortuitus non est
sperandus et nemo tenetur divinare – нет обязанности предвидеть
случайные ситуации, и никто не обязан их предвидеть. В рассматриваемых
случаях необходимо установить, можно ли было от нарушившей обязательство
стороны разумно ожидать, что она приняла во внимание возможность
соответствующего события. Если такое событие можно было предвидеть, то
не выполнившая обязательство сторона может рассматриваться как принявшая
на себя риск выполнения обязательства при наступлении такого события.
Возможность предвидеть событие оценивается на момент принятия
обязательства.

Сторона должна предпринимать все имеющиеся в ее распоряжении меры для
должного выполнения обязательства, а не пассивно наблюдать наступление
события, которое послужит основанием для его невыполнения.

Непреодолимая сила или непредвиденное событие должны быть причиной
ситуации материальной невозможности. Материальная невозможность
выполнения обязательства может быть обусловлена естественным событием,
например, аварийная посадка самолета в условиях урагана на территории
иностранного государства. Причиной может быть и деятельность людей,
например, выход из под контроля государства части территории в
результате восстания. Под ситуацию форс-мажора могут подпадать и случаи
применения силы, принуждения одним государством другого. Форс-мажор не
распространяется на ситуации, при которых выполнение обязательства стало
более затруднительным, например, в результате политического или
экономического кризиса. Это касается и ситуаций, порожденных
небрежностью или бездействием соответствующего государства.

Не может быть признана форс-мажорной ситуация, созданная ссылающимся на
нее государством или спровоцированная им. В решении по делу “Ливийская
компания иностранных инвестиций против Республики Бурунди” арбитраж
отклонил ссылку на форс-мажор на том основании, что “предполагаемая
невозможность не была результатом непреодолимой силы или непредвиденного
внешнего события вне контроля Бурунди. На самом деле невозможность
явилась результатом одностороннего решения этого государства” HYPERLINK
\l “sub_99479” *(479) . Напомню, что согласно HYPERLINK \l “sub_1”
Венской конвенции о праве международных договоров на материальную
невозможность нельзя ссылаться, “если эта невозможность является
результатом нарушения этим участником либо обязательства по договору,
либо иного международного обязательства, взятого на себя по отношению к
любому другому участнику договора”.

Невозможность выполнения может быть абсолютной и относительной. В первом
случае выполнение оказывается совершенно невозможным. Во втором –
возможности выполнения лишь ограничиваются. При относительной
невозможности соответствующее событие может рассматриваться как
смягчающее обстоятельство HYPERLINK \l “sub_99480” *(480) .
Невозможность выполнения может быть постоянной или временной. Если
действие непреодолимой силы прекращается, то соответствующий субъект
должен выполнять принятое им обязательство.

Пункт 2b приведенной статьи касается ситуаций, в которых государство
заранее приняло на себя риск возникновения ситуации форс-мажора, то ли в
силу самого обязательства или в силу своего поведения, или
одностороннего акта. Наиболее распространенным способом является
соответствующее соглашение. При всех условиях принятие на себя риска
должно быть совершенно недвусмысленным и относиться к тем сторонам,
перед которыми взято обязательство. После взятие на себя ответственности
за определенный риск государство не может ссылаться на форс-мажор.

§ 6. Бедствие

Анализ международной практики свидетельствует, что случаи бедствия, в
основном, связаны с воздушными и морскими судами, которые проникают на
территорию иностранного государства из-за плохих погодных условий,
технической неисправности и т.п. Состояние бедствия как обстоятельство,
оправдывающее поведение, которое в ином случае было бы противоправным,
предусмотрено рядом конвенций. Так, Конвенция о морском праве 1982 г.
разрешает остановку и стоянку судов на якоре при переходе через
территориальное море иностранного государства лишь тогда, когда они
обусловлены состоянием бедствия (ст. 18.2). Аналогичные положения
содержатся в HYPERLINK \l “sub_1” конвенциях по предотвращению
загрязнения моря.

С учетом практики Статьи об ответственности государств определяют
состояние бедствия сравнительно узко. Оно относится к конкретному
случаю, когда лицо, поведение которого присваивается государству,
находится в ситуации крайней опасности как для него самого, так и для
вверенных ему лиц. Ignoscitur ei qui sanguinem suum qualiter redemptum
voluit (тот подлежит оправданию, кто защищает собственную жизнь). Более
масштабные состояния бедствия, такие как землетрясения или наводнения и
другие чрезвычайные ситуации, могут относиться к форс-мажору или
состоянию необходимости.

Статья 24. Бедствие

В отличие от ситуации форс-мажора лицо, действующее в ситуации бедствия,
действует не невольно, даже если возможность выбора фактически
отсутствует в результате сложившейся опасной ситуации. На этом основании
авторы, рассматривающие такую ситуацию, нередко определяют ее как
ситуацию “относительной невозможности” выполнения международного
обязательства HYPERLINK \l “sub_99481” *(481) . От состояния
необходимости данная ситуация отличается тем, что речь здесь не идет о
выборе между соблюдением норм международного права и обеспечением
законных интересов государства. Интерес здесь непосредственно состоит в
спасении жизни людей, независимо от их гражданства.

Несмотря на то, что практика, связанная с ситуацией бедствия, относится,
в основном, к инцидентам с воздушными и морскими судами, возможны и иные
случаи. В ходе арбитражного разбирательства по делу судна “Рейнбоу
Уорриор” Франция обосновывала свои действия по репатриации двух офицеров
с острова Хао “состоянием бедствия в чрезвычайных обстоятельствах,
связанных с элементарными соображениями гуманности, воздействующими на
поведение органов государства”. Арбитраж признал принципиальную
допустимость такой ссылки и счел, что она обоснованна в одном из двух
случаев. Арбитраж предложил Франции доказать наличие следующих
обстоятельств:

“1) наличие совершенно исключительных обстоятельств чрезвычайной
срочности, связанных с медицинскими или иными соображениями
элементарного порядка, при непременном условии, что скорейшее признание
существования этих исключительных обстоятельств впоследствии получено от
другой заинтересованной стороны или явно продемонстрировано;

2) восстановление первоначальной ситуации, в которой соблюдаются условия
назначения на остров Хао, сразу после того, как исчезли причины
чрезвычайной ситуации, на которую была сделан ссылка в обоснование
репатриации;

3) наличие добросовестных усилий, направленных на получение согласия
Новой Зеландии в соответствии с Соглашением 1986 года” HYPERLINK \l
“sub_99482” *(482) .

Как видим, арбитраж принял расширенную концепцию обстоятельств,
оправдывающих ссылку на бедствие, исходя из достаточно серьезной
опасности для здоровья. В отличие от этого Статьи об ответственности
придерживаются более узкой концепции, согласно которой бедствие
связывается лишь с прямой угрозой жизни. В Комментарии к Статьям
указывается на нецелесообразность расширять сферу охвата положения о
бедствии.

Как и в случае форс-мажора, ситуация, которая была порождена поведением
ссылающегося на нее государства, не может квалифицироваться как
бедствие. Вместе с тем, отдавая приоритет цели спасения жизни, п. 2 “а”
ст. 24 устанавливает, недопустимость ссылки на бедствие лишь в том
случае, когда ситуация бедствия целиком либо в сочетании с другими
факторами обусловлена поведением ссылающегося на нее государства.

Если поведение создает опасность для большего числа жизней, чем оно
может спасти, или же порождает иную, более серьезную опасность, то
ссылка на состояние бедствия недопустима. В качестве примера можно
указать аварийную посадку самолета, на борту которого находятся
взрывчатые вещества.

Предложенный Комиссией международного права проект статьи о бедствии не
вызвал замечаний со стороны правительств.

§ 7. Состояние необходимости

Состояние необходимости как обстоятельство, исключающее
противоправность, является общим принципом права. Necessitas vincit
legem – необходимость преобладает над правом. Напомню также и о том, что
право не требует невозможного – lex non cogit ad impossibilitia.
Различие между форс-мажором и необходимостью видится, прежде всего, в
том, что непреодолимая сила создает условия, в которых соответствующее
поведение является не только необходимым, но и непреднамеренным. В
случае состояния необходимости выбор поведения всегда является
преднамеренным. На это указывают авторы, доказывающие необходимость
проводить различие между непреодолимой силой и состоянием необходимости.

Греческий юрист Г.Тенекидес доказывал, что важно строго отличать крайнюю
необходимость от непреодолимой силы. “В первом случае противоправное
поведение государства является следствием намеренного решения,
принимаемого как единственный способ защиты жизненно важных интересов,
подвергающихся опасности. С другой стороны, непреодолимая сила является
внешней и непредотвратимой силой, которая действует независимо от воли
субъекта…” В последнем случае нарушение происходит по не зависящим от
субъекта обстоятельствам HYPERLINK \l “sub_99483” *(483) .

В отличие от бедствия состояние необходимости представляет опасность не
для жизни людей, вверенных должностному лицу государства, а серьезную
опасность для существенных интересов самого государства или
международного сообщества. Состояние необходимости возникает тогда,
когда налицо конфликт, на данное время разрешимый, между существенным
интересом и обязательством ссылающегося на состояние необходимости
государства.

Практика государств и судебные решения не дают однозначного ответа на
рассматриваемый вопрос, но в целом свидетельствуют в пользу
существования нормы, согласно которой состояние необходимости при
определенных условиях может исключать ответственность за нарушение
обязательства. Состояние необходимости выдвигалось в качестве оправдания
невыполнения обязательств во имя защиты весьма различных интересов,
включая охрану окружающей среды, защиту существования государства и его
населения, обеспечение безопасности населения.

Из международных арбитражных решений представляет особый интерес решение
1912 г. по делу о возмещении в пользу России. Для оправдания задержки в
выплате своего долга России Оттоманская империя ссылалась, в частности,
на исключительно тяжелое финансовое положение, которое она
характеризовала как форс-мажор, хотя речь скорее шла о состоянии
необходимости. Арбитраж в принципе согласился с этой ссылкой, заявив:
“Исключение на основании непреодолимой силы, о котором упоминается в
первой строке, может выдвигаться в международном публичном праве, как и
в частном праве: международное право должно приспосабливаться к
политической необходимости. Правительство Российской империи ясно
допускает, что обязанность государства выполнять договоры может
нарушаться, “если самому существованию государства угрожает опасность,
если соблюдение международного обязательства является…
самоуничтожением”.

Вместе с тем, арбитраж счел, что “было бы, однако, явным преувеличением
допустить, что выплата (или заключение займа для выплаты) относительно
небольшой суммы порядка 6 млн. франков, необходимой для возмещения
ущерба, причиненного России, могла бы подорвать существование
Оттоманской империи или же значительно ухудшить ее внутреннее или
международное положение” HYPERLINK \l “sub_99484” *(484) . Арбитраж
согласился с позицией России, заявив, что исполнение международного
обязательства должно носить характер “самоуничтожения”, для того, чтобы
исключить противоправность поведения, которое нарушает существующее
обязательство.

Следует отметить, что серьезные финансовые затруднения в выполнении
международного обязательства могут служить основанием для переговоров и
соглашения о новом порядке выполнения обязательства HYPERLINK \l
“sub_99485” *(485) .

Заслуживает особого внимания позиция Международного Суда ООН по
рассматриваемому вопросу. В решении по делу о проекте
“Габчиково-Надьмарош”. Суд обстоятельно проанализировал аргументацию,
основанную на подготовленном Комиссией международного права проекте
статьи о состоянии необходимости. Было отмечено, что обе стороны
полагались на проект статьи как на закрепление существующей нормы
международного права. Суд сделал следующее заключение: “Суд полагает…
что состояние необходимости признано обычным правом в качестве
обстоятельства исключающего противоправность деяния, нарушающего
международное обязательство. Он, вместе с тем, отмечает, что такое
основание для исключения противоправности может быть принято только в
порядке исключения….В данном случае важны следующие основные условия:
состояние необходимости должно быть вызвано “существенным интересом”
государства, которое совершило противоречащее одному из его
международно-правовых обязательств деяние; этому интересу должна
угрожать “большая и неотвратимая опасность”; оспариваемое деяние должно
быть “единственным путем” защиты этого интереса; это деяние не должно
“наносить серьезного ущерба существенному интересу” государств, в
отношении которых существует обязательство; совершившее деяние
государство не должно “способствовать возникновению состояния
необходимости”. Эти условия соответствуют нормам обычного международного
права” HYPERLINK \l “sub_99486” *(486) .

Таким образом, международная судебная практика подтверждает
существование нормы обычного международного права о состоянии
необходимости. Вместе с тем, подчеркивается, что ее применение должно
иметь место лишь в исключительных случаях, отвечающих ряду условий.
Наконец, позиция Международного Суда ООН свидетельствует о том, что
сформулированная Комиссией международного права статья достаточно точно
отражает соответствующие положения международного права.

Что же касается доктрины, то показательно, что правомерность ссылок на
необходимость и ее пределы начали обсуждаться уже во время зарождения
доктрины международного права. Об этом писали уже Б.Айала, А.Джентили и,
разумеется, Г.Гроций HYPERLINK \l “sub_99487” *(487) . Многочисленные
злоупотребления необходимостью в XIX в. вызвали отрицательную реакцию
доктрины. Еще более возросло число авторов, возражавших против концепции
необходимости, в XX в. Тем не менее, соотношение числа противников и
сторонников концепции, в общем, остается в пользу последних.

После Второй мировой войны большинство авторов склонялись к признанию
состояния необходимости как обстоятельства, исключающего ответственность
или противоправность HYPERLINK \l “sub_99488” *(488) . При этом они
подчеркивали, что “крайняя необходимость” должна пониматься
ограничительно. Некоторые считали, что во избежание злоупотреблений
следовало бы ограничить это понятие лишь случаями, представляющими
угрозу самому существованию государства. Другие критиковали такой подход
и считали, что ссылка на необходимость должна применяться и в тех
случаях, когда основными интересами, поставленными под угрозу, являются
не только обеспечение существования государства, но и иные существенные
интересы.

В то же время значительное число авторов выступали против допустимости
ссылок на необходимость HYPERLINK \l “sub_99489” *(489) . При этом
главным аргументом были ссылки на возможность злоупотреблений. Но даже
среди этих авторов некоторые допускали ограниченную возможность ссылок
на необходимость. Отрицая существование общего правила “крайней
необходимости”, Г.Дам допускал, что такое состояние может представлять
основание, исключающее противоправность HYPERLINK \l “sub_99490” *(490)
. Р.Куадри, Э.Хименес де Аречага допускают возможность ссылки на крайнюю
необходимость, когда возможность злоупотреблений ограничена, в
частности, когда возникает необходимость защищать гуманитарные интересы
населения HYPERLINK \l “sub_99491” *(491) .

Наконец, ряд авторов, возражавших против “необходимости” в качестве
особого обстоятельства, исключающего ответственность, вместе с тем,
широко толковали понятия “законная самооборона” HYPERLINK \l “sub_99492”
*(492) и “форс-мажор” HYPERLINK \l “sub_99493” *(493) . Такое
толкование давало возможность включать в эти понятия обстоятельства,
которые принято относить к состоянию необходимости.

После принятия Комиссией международного права первого варианта статьи
“Состояние необходимости” Н.А.Ушаков писал, что “в принципе, в
исключительных случаях возможно возникновение ситуации, когда крайней
опасности подвергаются весьма существенные интересы государства,
заставляющие его избрать поведение, не соответствующее его
международному обязательству”. Тем не менее, в Комиссии он выступил
против принятия статьи, считая, что она порождает больше трудностей, чем
их решает HYPERLINK \l “sub_99494” *(494) .

Таким образом, относительно состояния необходимости доктрине известны
две точки зрения. Одни авторы занимают негативную позицию и считают, что
существует лишь одно обстоятельство – непреодолимая сила, т.е. –
форс-мажор. Эта точка зрения была характерна для французских юристов
HYPERLINK \l “sub_99495” *(495) . Состояние необходимости чаще
рассматривается позитивно в работах немецких, англосаксонских и
итальянских юристов.

При чтении литературы по рассматриваемому вопросу обращает на себя
внимание то, что в большинстве случаев выводы основываются на
теоретических рассуждениях, а не на анализе соответствующей практики.
Этот момент отмечался и Р.Аго в его добавлении к восьмому докладу об
ответственности государств HYPERLINK \l “sub_99496” *(496) . Кроме того,
анализ различных точек зрения показывает, что расхождения не столь
существенны, поскольку, как мы видели, противники признания
“необходимости” в качестве самостоятельного обстоятельства, исключающего
ответственность, вместе с тем, допускают возможность учета этого
обстоятельства в определенных случаях. С другой стороны, позитивно
относящиеся к “необходимости” подчеркивают, что условия применения
соответствующей нормы должны быть предельно ограничивающими, чтобы по
возможности избежать случаев злоупотребления.

Из сказанного следует, что в целом как международная практика, так и
доктрина признают существование исключительных обстоятельств состояния
необходимости, оправдывающих невыполнение обязательств, при строго
определенных условиях. Думается, что в этом плане и сформулированы
соответствующие положения в статьях об ответственности государств:

Статья 25. Состояние необходимости

Как видим, исключительный характер состояния необходимости нашел
выражение в негативной формулировке – “государство не может ссылаться на
состояние необходимости… за исключением тех случаев”. Такая
формулировка призвана ограничить возможность злоупотреблений. Она
соответствует формулировке ст. 62 Венских конвенций о праве
международных договоров, касающейся коренного изменения обстоятельств.
Совпадение формулировок касается, в частности, HYPERLINK \l “sub_1”
п. 1 ст.  62 , определяющих два условия, лишь при наличии которых ссылка
на состояние необходимости допустима, а также HYPERLINK \l “sub_2” п. 3
о нарушении ссылающимся на это состояние субъектом международного
обязательства HYPERLINK \l “sub_99497” *(497) .

Первое условие состоит в том, что ссылка на состояние необходимости
может иметь место лишь для защиты существенного интереса от большой и
неминуемой опасности (п. 1а). Определение того, является ли интерес
“существенным”, осуществляется с учетом всех обстоятельств и не может
быть заранее обусловлено точными критериями. Оно осуществляется с учетом
конкретных интересов государства и его населения, а также международного
сообщества в целом. В решении по делу о проекте “Габчиково-Надьмарош”
Международный Суд ООН определил, что опасность должна быть “объективно
установленной, а не восприниматься просто как возможная”.

Опасность должна быть не только большой, но и неминуемой, т.е.
ближайшей. Однако она не должна еще реализоваться. Вместе с тем, Суд
допустил следующее: “Это не исключает… того, что “опасность”,
возникающая в долгосрочном плане, может быть признана неминуемой после
того, как она будет установлена в соответствующий момент времени, что
реализация этой опасности, насколько отдаленной она ни была, не является
поэтому сколько-нибудь менее определенной и неизбежной” HYPERLINK \l
“sub_99498” *(498) .

Однако степень неопределенности в отношении будущего не обязательно
лишает государство права ссылаться на состояние необходимости, если
наличие опасности четко установлено на основании убедительных
доказательств.

Следующее условие для ссылки на состояние необходимости состоит в том,
что соответствующее поведение не должно наносить серьезного ущерба
существенному интересу другого государства или государств или
международного сообщества в целом (п. 1b). Иначе говоря, интерес, на
который делается ссылка, должен явно преобладать над всеми другими
соображениями не только с позиций ссылающегося государства, но и с
учетом добросовестной оценки других интересов, как индивидуальных, так и
коллективных. Международный Суд отметил, что ссылающееся государство не
может быть единоличным судьей, решающим вопрос о наличии состояния
необходимости, и подтвердил необходимость учета любых коллидирующих
интересов соответствующего другого государства HYPERLINK \l “sub_99499”
*(499) .

Далее. Избранный способ действия должен быть “единственным путем защиты”
соответствующего интереса. Недопустима ссылка на состояние
необходимости, если имеются другие пути (правомерные в других
отношениях), даже если они являются более дорогостоящими или более
затруднительными. В том же деле “Габчиково-Надьмарош” Суд не был
убежден, что одностороннее приостановление и последующее прекращение
осуществления проекта было единственным путем в сложившихся
обстоятельствах HYPERLINK \l “sub_99500” *(500) .

Слово “путем” (п. 1а) не означает ограничения односторонними мерами. Оно
охватывает и возможность взаимодействия с другими государствами или
международными организациями. Любое поведение, выходящее за пределы
того, что является совершенно необходимым для достижения цели, не может
квалифицироваться как состояние необходимости.

Кроме условий, содержащихся в ст. 25.1, п. 2 той же статьи закрепил два
общих ограничения, которые касаются любой ссылки на состояние
необходимости. Это видно из формулировки “в любом случае”. Первое
ограничение касается обязательств, которые в ясно выраженной или
подразумеваемой форме исключают возможность ссылки на состояние
необходимости (п. 2а). Так, некоторые конвенции в области гуманитарного
права исключают возможность ссылки на военную необходимость.

Следующее ограничение – ссылки на состояние необходимости не
допускаются, если несущее ответственность государство способствовало
возникновению этого состояния. В решении по делу “Габчиково-Надьмарош”
Суд счел, что поскольку Венгрия “способствовала своими действиями или
бездействием” возникновению ситуации предполагаемой необходимости, она
не может теперь ссылаться на нее в качестве обстоятельства, исключающего
противоправность” HYPERLINK \l “sub_99501” *(501) . Для того чтобы
ссылка на состояние необходимости считалась недопустимой, содействие
возникновению этого состояния должно быть достаточно существенным, а не
просто случайным или малозначительным.

Состояние необходимости оправдывает лишь те действия, которые были
жестко им обусловлены. Недопустим выход за пределы того, что было
абсолютно необходимым, – bonum necessarium extra terminus necesitatis
non est bonum.

Рассматриваемая ст. 25 не касается случаев, когда соответствующее
поведение регулируется общими нормами международного права. Особое
значение это имеет в связи с нормами, касающимися применения силы, и
нормами о “военной необходимости” HYPERLINK \l “sub_99502” *(502) .
Правомерность поведения в соответствующих случаях должна определяться в
соответствии с Уставом ООН.

Проект рассматриваемой статьи в целом был принят государствами. При этом
было выражено мнение, что для того чтобы избежать злоупотреблений,
необходимо существенно ограничить сферу ее охвата HYPERLINK \l
“sub_99503” *(503) . Это мнение было учтено Комиссией. Наиболее
критическими были замечания британского правительства. Оно утверждало,
что статья о состоянии необходимости создает условия для серьезных
злоупотреблений. Соответствующее положение, по мнению Великобритании,
можно было бы принять (хотя это весьма нежелательно), если бы в нем со
всей ясностью указывалось, что оно может использоваться только для
защиты интересов, настолько существенных, что их ущемление чревато
подрывом экономической или социальной стабильности государства или
серьезным ущербом для физических лиц или состояния окружающей среды в
крупных масштабах. Думается, что в целом эти моменты нашли отражение в
принятой статье и в комментарии к ней.

§ 8. Соблюдение императивных норм

Венские конвенции о праве договоров содержат следующее определение
императивной нормы: “…Императивная норма общего международного права
является нормой, которая применяется и признается международным
сообществом государств в целом как норма, отклонение от которой
недопустимо и которая может быть изменена только последующей нормой
общего международного права, носящей такой же характер” (ст. 53).

Доктрине известны различные взгляды относительно того, какие конкретно
нормы являются императивными HYPERLINK \l “sub_99504” *(504) . Практика
в этом отношении крайне осторожна. Ясно признанными нормами такого рода
являются нормы, запрещающие угрозу силой или ее применение, геноцид,
рабство, расовую дискриминацию, преступления против человечности, а
также право на самоопределение HYPERLINK \l “sub_99505” *(505) . Нет
сомнений, что перечень императивных норм этим не ограничивается. К их
числу, несомненно, относятся, в частности, закрепленные Уставом ООН
основные принципы международного права.

Закрепляя основы международного правопорядка, императивные нормы
наделены высшей юридической силой. Поэтому противоречащий императивной
норме договор недействителен (ст. 53 Венских конвенций). Существующий
договор становится недействительным и прекращается, если оказывается в
противоречии с новой императивной нормой ( HYPERLINK \l “sub_1” ст. 64
). В таких случаях не допускается делимость договора ( HYPERLINK \l
“sub_2” ст. 44.5 ).

Эти положения относятся не только к договорам, но и к любым иным
международным обязательствам. В случае их коллизии с императивными
нормами вытекающие из последних обязательства обладают приматом.
Соответственно обстоятельства, исключающие противоправность, не
оправдывают отступлений от императивных норм. В Статьях об
ответственности государств этому посвящена следующая статья:

Статья 26. Соблюдение императивных норм

Статья была принята государствами без замечаний HYPERLINK \l “sub_99506”
*(506) .

§ 9. Последствия ссылки на обстоятельства, исключающие противоправность

В Статьях об ответственности государств глава “Обстоятельства,
исключающие противоправность” завершается следующей статьей:

Статья 27. Последствия ссылки на обстоятельство, исключающее
противоправность

Из этого видно, что обстоятельства, исключающие противоправность, сами
по себе не затрагивают соответствующее обязательство. Поэтому когда эти
обстоятельства перестают существовать, обязательство восстанавливает
свое действие. Вместе с тем, существует возможность, что деяния сторон в
связи с возникновением обстоятельств, исключающих противоправность,
влекут за собой прекращение обязательства. С учетом этого в статье
использовано выражение “не затрагивает”.

Выражение “в той мере” касается тех ситуаций, когда обстоятельства
позволяют обеспечить частичное выполнение обязательства или когда
препятствия соблюдению постепенно ослабевают и дают возможность в
определенной мере выполнять обязательство.

Эти положения подтверждаются международной судебной практикой. В решении
по делу “Габчиково-Надьмарош” Международный Суд ООН заявил: “Даже если
будет установлено наличие состояния необходимости, оно не явится
основанием для прекращения договора. На это обстоятельство можно
ссылаться только для освобождения от ответственности государства,
которое не выполнило договор. Даже в случае его обоснованности оно не
прекращает договор; договор может не действовать столь долго, сколько
существует состояние необходимости; фактически он может “спать”, однако
если стороны по взаимному согласию не прекращают его действие, то
договор продолжает существовать. Как только состояние необходимости
прекращается, вновь возникает обязанность выполнять договорные
обязательства” HYPERLINK \l “sub_99507” *(507) . Замечу, что в
приведенной выдержке вновь говорится об освобождении от ответственности,
а не об исключении противоправности.

Статья не исключает возможности компенсации за любой материальный вред,
причиненный деянием, которое не является противоправным. Но если
исключена противоправность деяния, то на каком основании может
возникнуть вопрос о компенсации? Комментарий к этому положению не
содержит ответа и является маловразумительным. В Комментарии говорится:
“Хотя в статье 27 “б” используется термин “компенсация”, он не касается
компенсации в рамках возмещения за противоправное деяние… В ней,
скорее, рассматривается вопрос о том, следует ли ожидать, что
государство, ссылающееся на обстоятельство, исключающее
противоправность, должно, тем не менее, компенсировать любой
материальный вред, причиненный любому непосредственно затронутому
государству”.

Есть основания полагать, что в таких случаях существует несколько
вариантов решения вопроса о компенсации.

Во-первых, было бы неправильно, если бы в результате обстоятельств,
исключающих противоправность, материальный ущерб целиком ложился на
другую сторону. В таких случаях вопрос должен решаться по взаимному
согласию. Рассматривая дело “Габчиково-Надьмарош”, Международный Суд
отметил: “Венгрия четко признала, что в любом случае такое состояние
необходимости не освобождало ее от обязанности выплатить возмещение ее
партнеру” HYPERLINK \l “sub_99508” *(508) .

В решении вопросов о компенсации в рассматриваемых случаях важное
значение имеет взаимное согласие, поскольку исключение противоправности
деяния исключает и ответственность, а следовательно, и не порождает
права на компенсацию. Этот момент подчеркивается и в Комментарии к
Статьям: “Следовательно, именно государству, ссылающемуся на
обстоятельства, исключающие противоправность, следует договариваться с
любыми пострадавшими государствами о возможности и размере компенсации в
каждом конкретном случае”.

Во-вторых, право на компенсацию в рассматриваемых случаях может быть
предусмотрено специальными договорами. В-третьих, речь может идти о
компенсации в соответствии с особыми нормами, предусматривающими
компенсацию за вредные последствия деятельности, не противоречащей
международному праву. Все эти вопросы гораздо легче решаются на основе
концепции об освобождении от ответственности. Об этом свидетельствуют и
замечания правительств, высказанные в ходе обсуждения рассматриваемых
положений. Было, в частности, высказано мнение, что в таких случаях было
бы точнее говорить об освобождении от ответственности, поскольку иначе
неясно, каким образом может возникнуть вопрос о компенсации.

Кроме того, говорилось о проблематичности положений о компенсации,
которые не должны быть применены к таким обстоятельствам, исключающим
противоправность, как согласие, соблюдение императивных норм,
самооборона, контрмеры и форс-мажор HYPERLINK \l “sub_99509” *(509) .
Идея эта не новая. Принятый Комиссией международного права ООН в 1979 г.
в первом чтении проект соответствующей статьи (ст. 35) делал исключение
для согласия, форс-мажора, непредвиденного случая и состояния
необходимости. В дальнейшем Комиссия сочла это нецелесообразным.
Думается, что для этого имелись достаточные основания, поскольку и в
указанных случаях возможность компенсации по взаимному соглашению не
исключена.

Заслуживает внимания замечание правительства Японии, которое заявило о
необходимости указать в Комментарии, что самооборона и контрмеры не
устраняют какую бы то ни было противоправность так называемого
косвенного ущерба, который может понести третье государство в связи с
мерами самообороны или контрмерами, предпринимаемыми против какого-либо
государства HYPERLINK \l “sub_99510” *(510) .

Таким образом, принятие Статей об ответственности государств, содержащих
главу об обстоятельствах, исключающих противоправность, является важным
шагом в прогрессивном развитии международного права в такой сложной его
отрасли, как право международной ответственности, от которой в
значительной мере зависит уровень международного правопорядка.

Часть вторая. Содержание международной ответственности

В первой части были изложены общие условия возникновения
международно-правовой ответственности. Вторая часть определяет правовые
последствия ответственности. При этом следует учитывать, что правовые
последствия правонарушения могут и не охватываться правом
ответственности. Так, в соответствии с правом договоров серьезное
нарушение договора может дать потерпевшей стороне право прекратить или
приостановить действие договора.

В части второй рассматриваются, главным образом, новые правовые
отношения, порождаемые международно-противоправным деянием. В
Комментарии к Статьям об ответственности государств говорится, что “это
представляет собой существо или содержание международной
ответственности”.

Если обязательство не содержит иных положений, то международное право
возлагает на правонарушителя новые обязанности и предоставляет
соответствующие права пострадавшей стороне. Связь между нарушением
обязательства и его ближайшими последствиями в виде возмещения ущерба
нашла отражение в Статуте Международного Суда ООН. Согласно ст. 36.2
участники Статута могут признать обязательной юрисдикцию Суда, в
частности, по всем юридическим спорам, касающимся: “… с) наличия
факта, который, если будет установлен, представит собой нарушение
международного обязательства; d) характера и размеров возмещения,
причитающегося за нарушение международного обязательства”.

В части первой содержатся общие нормы, касающиеся п. “с”, а в части
второй – касающиеся п. “d”.

Кроме того, часть первая применима ко всем случаям, в которых возможно
совершение международно-противоправного деяния. Часть вторая охватывает
более ограниченную сферу. Она не применяется к обязательствам, которые
возникают в отношении лиц или образований, не являющихся субъектами
международного права.

Государства в целом положительно оценили вторую часть. Вместе с тем,
было отмечено, что характер, последствия и осуществление международной
ответственности не в полной мере отражаются термином “содержание”.

Глава I. Общие принципы

В главе определяются общие положения о правовых последствиях
международно-противоправного деяния. Международные правонарушения могут
существенно различаться по своей тяжести. Одни из них затрагивают лишь
сравнительно незначительные интересы сторон, другие посягают на коренные
права сторон, например, агрессия. Тем не менее, общие правила о правовых
последствиях применимы во всех случаях.

§ 1. Юридические последствия международно-противоправного деяния

Основными юридическими последствиями международно-противоправного деяния
являются обязанность несущей ответственность стороны прекратить
противоправное деяние и предоставить полное возмещение за причиненный
этим деянием ущерб. В тех случаях, когда противоправное деяние
представляет собой серьезное нарушение обязательств, вытекающих из
императивных норм международного права, оно может влечь за собой
дополнительные последствия, как для несущей ответственность стороны, так
и для других субъектов. В частности, все государства в таких случаях
обязаны сотрудничать с целью прекращения нарушения, не признавать
созданную им ситуацию законной и не оказывать помощь или содействие
несущей ответственность стороне в сохранении сложившейся ситуации.

Соответствующее положение в Статьях об ответственности государств имеет
следующий вид:

Статья 28. Юридически последствия международно-противоправного деяния

Приведенная статья не исключает возможности того, что
международно-противоправное деяние может приводить к возникновению
юридических последствий между несущим ответственность государством и
лицами или образованиями, не являющимися государствами. Это следует из
ст. 1, которая охватывает все международные обязательства государства, а
не только обязательства в отношении других государств. Так,
ответственность государства возникает в случае нарушения прав человека и
других нарушений международного права, когда основным бенефициарием
нарушенного обязательства является физическое или юридическое лицо или
международная организация.

Государства в целом одобрили приведенную статью. Вместе с тем, было не
без оснований отмечено, что название не соответствует содержанию статьи,
в которой говорится, что последствия возникают именно в силу
международной ответственности, а не самого международно-противоправного
деяния.

§ 2. Сохранение обязанности выполнения

В случае нарушения международного обязательства центральное место
занимает вопрос о статусе этого обязательства, о возможности
восстановления затронутых правоотношений и их дальнейшей судьбы. Общее
правило состоит в том, что юридические последствия
международно-противоправного деяния не влияют на сохраняющуюся
обязанность выполнения нарушенного обязательства. В результате
международно-противоправного деяния между несущей ответственность
стороной и другой стороной или сторонами, в отношении которых существует
обязательство, возникают новые правоотношения, правоотношения
ответственности. Однако это не означает прекращения правоотношений на
основе принятого обязательства. Даже в том случае, если нарушившая
обязательство сторона выполнит свои обязанности по прекращению
противоправного поведения и по предоставлению возмещения, она продолжает
быть связанной нарушенным ею обязательством.

Вопрос о сохранении обязательства, несмотря на его нарушение, решается
не правом ответственности, а нормами, регулирующими действие
соответствующего обязательства. Первостепенное значение для решения
этого вопроса имеют относящиеся к нему положения Венских конвенций о
праве договоров. В случае серьезного нарушения двустороннего договора
пострадавшая сторона вправе прекратить его действие ( HYPERLINK \l
“sub_1” ст. 60 ). Вместе с тем, в HYPERLINK \l “sub_2” конвенциях
указывается, что сам по себе факт нарушения договора не прекращает его
действия. Это положение нашло отражение и в практике Международного Суда
HYPERLINK \l “sub_99511” *(511) .

Потерпевшая сторона может быть заинтересована в сохранении договора,
несмотря на его нарушение другой стороной. В практике возникает вопрос о
том, приостанавливает ли правонарушение течение срока действия договора.
Говорить о наличии соответствующей нормы по этому вопросу трудно. Он не
часто возникал и в международной судебной практике. Пожалуй,
единственным случаем, когда арбитражное решение содержит четкий ответ,
является решение по делу о “Рейнбоу Уорриор”. Новая Зеландия требовала
возращения двух французских агентов под стражу на остров Хао, считая,
что Франция должна была это сделать и содержать их там в течение
оставшихся трех лет действия этого обязательства. По мнению Новой
Зеландии действие обязательства не прекратилось, поскольку время, в
течение которого длилось нарушение, не должно засчитываться в срок
действия обязательства. Однако арбитраж занял иную позицию, сочтя, что
обязательство действовало в течение согласованного срока, который истек
HYPERLINK \l “sub_99512” *(512) .

Если действие договора правомерно прекращено по причине его нарушения,
это не затрагивает прав, которые возникли на основе договора до его
прекращения. При рассмотрении дела “Габчиково-Надьмарош” Венгрия
признала, что юридические последствия прекращения ею действия Договора
1977 г. по причине его нарушения Словакией не затрагивают существующих
прав обеих сторон HYPERLINK \l “sub_99513” *(513) . Решив, что Договор
остается в силе, Суд не затронул данный вопрос. Нарушение обязательств
из обычных норм общего международного права еще в меньшей мере может
влиять на их обязательную силу.

В Статьях об ответственности государств рассматриваемому вопросу
посвящено следующее положение:

Статья 29. Сохранение обязанности выполнения

Статья не вызвала замечаний со стороны правительств.

§ 3. Прекращение и неповторение противоправного деяния

Несущая ответственность сторона должна в первую очередь прекратить
противоправное деяние, а в случае необходимости представить
соответствующие гарантии неповторимости подобных деяний. Прекращение
зачастую оказывается главной проблемой в случае международного
правонарушения. Свидетельством тому может служить практика Генеральной
Ассамблеи и Совета Безопасности ООН, которые в случае серьезных
правонарушений международного права требуют в первую очередь прекратить
соответствующее деяние. Показательна в этом плане также практика
урегулирования споров в рамках такой организации, как ВТО. Она
свидетельствует, что основное внимание уделяется не столько возмещению
ущерба, сколько прекращению соответствующего деяния. Этот момент нашел
отражение и в уставных документах Организации HYPERLINK \l “sub_99514”
*(514) .

Прекращение касается всех длящихся противоправных деяний, независимо от
того, представляет ли оно собой действие или бездействие. В решении по
делу “Рейнбоу Уорриор” арбитраж указал “два неразрывно связанных
существенных условия”, которые необходимы для возникновения требования о
прекращении противоправного деяния. Во-первых, “противоправное деяние
должно иметь длящийся характер”. Во-вторых, “нарушенная норма в момент
предъявления требования должна находиться в силе” HYPERLINK \l
“sub_99515” *(515) .

Как уже отмечалось, прекращение противоправного деяния является первым
требованием в отношении ликвидации его последствий. Вместе с возмещением
ущерба оно представляет одно из двух общих последствий
международно-противоправного деяния. Вместе с тем, возмещение, во многих
случаях имеющее важное значение, может и не быть центральным вопросом в
споре. Этот момент нашел отражение и в практике Международного Суда
HYPERLINK \l “sub_99516” *(516) .

Задача прекращения – пресечь нарушение международного права и обеспечить
действенность международного обязательства. Значение этого момента
высоко оценивается в Комментарии к Статьям об ответственности
государств: “Таким образом, обязанность несущего ответственность
государства по прекращению деяния защищает как интересы потерпевшего
государства или государств, так и интересы международного сообщества в
целом в сохранении верховенства права и опоре на этот принцип”.

Вопрос о прекращении нередко возникает во взаимосвязи с вопросом о
возмещении, особенно с вопросом о реституции. Более того, прекращение
может быть неотделимо от реституции. Примером могут служить случаи
освобождения заложников или возвращения здания дипломатического
представительства.

В Статьях об ответственности государств рассматриваемому вопросу
посвящено следующее положение:

Статья 30. Прекращение и неповторение

В приведенной статье указаны две самостоятельные и вместе с тем
взаимосвязанные обязанности, возникающие в связи с нарушением
международного обязательства – прекращение противоправного деяния и
предоставление заверений и гарантий неповторения. Обе обязанности имеют
целью восстановление и исправление правоотношений, затронутых
правонарушением. При этом, как уже отмечалось, необходимым условием
является сохранение в силе основного обязательства. Если в результате
нарушения это обязательство прекращает существование, то не возникает и
обязанность прекратить деяние и дать заверения о неповторении HYPERLINK
\l “sub_99517” *(517) .

Прекращение касается всех противоправных деяний длящегося характера и,
как подчеркивается в арбитражной практике, “независимо от того, является
ли поведение государства действием или бездействием, …поскольку могут
быть ситуации, когда прекращение заключается в том, что государство
воздерживается от совершения определенных действий…” HYPERLINK \l
“sub_99518” *(518) Хотя в большинстве случаев обязанность прекратить
противоправное деяние относится к длящимся деяниям, но она касается и
ситуаций, когда сторона нарушала обязательство несколько раз и есть
основания полагать возможность повторных нарушений. Такие ситуации
охватываются приведенной статьей – выражение “если оно продолжается”.

Проект рассматриваемой статьи в целом был положительно оценен
правительствами. Дискуссия развернулась лишь в отношении пункта о
заверениях и гарантиях. При обсуждении проекта в Шестом комитете
Генеральной Ассамблеи ООН высказывалось мнение, что гарантии
неповторения требуются не только в тех случаях, когда имеет место
повторение противоправного деяния, но и тогда, когда есть угроза его
повторения или же когда нарушение является особенно серьезным, даже если
опасность повторения представляется минимальной HYPERLINK \l “sub_99519”
*(519) . Особую позицию по этому вопросу заняли США, представитель
которых утверждал, что соответствующее положение не носит характера
нормы права.

Этот вопрос обстоятельно обсуждался Международным Судом ООН при
рассмотрении дела братьев Ла Гранд. Речь шла о нарушении Венской
конвенции о консульских сношениях 1963 г. в результате неуведомления
консула об уголовном процессе над его гражданами. Германия добивалась
получения от США заверений и гарантий относительно способов соблюдения
Конвенции в будущем. США утверждали, что предоставление таких заверений
или гарантий выходит за рамки Конвенции и что Суд не вправе их
требовать. Право Германии ограничивается получением извинений. Кроме
того, какие-либо заверения или гарантии не представляются уместными с
учетом серьезных мер, принятых США в целях обеспечения того, чтобы в
будущем федеральные должностные лица и должностные лица штатов соблюдали
положения Конвенции.

Суд определил, что извинение недостаточно в любом случае, когда
иностранный гражданин был “подвергнут содержанию под стражей в течение
длительного времени или приговорен к суровому наказанию” без надлежащего
консульского уведомления. Тем не менее, в свете предоставленной США
информации относительно мер, принятых с целью обеспечения соблюдения
Конвенции в будущем, Суд постановил, “что заявленное Соединенными
Штатами обязательство обеспечить осуществление конкретных мер, принятых
с целью выполнения его обязательств по пункту 1b статьи 36, следует
рассматривать в качестве удовлетворяющего ходатайство Германии о
предоставлении общего заверения неповторения” HYPERLINK \l “sub_99520”
*(520) . Как видим, Суд признал, что положение пункта 1b статьи 36 носит
правовой характер и порождает соответствующие обязательства для
государств. Не могу не отметить, что в тех случаях, когда дело касается
их собственных интересов, США активно добиваются соответствующих
гарантий HYPERLINK \l “sub_99521” *(521) .

Думается, что позиция США в какой-то мере нашла отражение в комментарии
к ст. 36, где говорится, что “заверения и гарантии неповторения не
всегда являются уместными… Об исключительном характере этих мер
свидетельствуют слова “если того требуют обстоятельства”… Обязанность
несущего ответственность государства в отношении предоставления
заверений и гарантий неповторения сформулирована достаточно гибко, чтобы
избежать предъявления чрезмерных или избыточных претензий…”.
Представляется, что требование о заверениях и гарантиях неповторения не
дают простора для злоупотреблений со стороны пострадавшего от
правонарушения.

Заверения предоставляются в устной или письменной форме. Что же касается
гарантий, то здесь требуется принятия соответствующих превентивных мер с
целью недопушения повторения нарушения. Что касается вида гарантий, то
международная практика разнообразна. В одних случаях потерпевшая сторона
требует гарантий без уточнения их вида. В других случаях указываются
необходимые меры.

В деле братьев Ла Гранд Суд оговорил, что обязательство предоставить
гарантии “может быть осуществлено различными способами. Выбор средств
должен осуществляться Соединенными Штатами”. Суд также отметил
возможность того, что государство может быть не в состоянии предоставить
надежную гарантию неповторения HYPERLINK \l “sub_99522” *(522) . Решение
вопроса зависит от характера нарушенного обязательства.

§ 4. Возмещение

Возмещение всегда связывается с правонарушением. Ubiqunque est injuria,
ibi damnum sequitur – где правонарушение, там и возмещение. Никто не
может извлекать выгоду из своего правонарушения (nullus commodum potest
de injuria sua propria). В международном праве несущая ответственность
сторона обязана предоставить полное возмещение вреда, причиненного
международно-противоправным деянием. Понятие вреда включает любой
материальный или моральный ущерб, нанесенный международно-противоправным
деянием.

Если первой обязанностью правонарушителя является прекращение
противоправного деяния, то второй является возмещение причиненного
вреда. Общая норма по этому вопросу была изложена Постоянной палатой
международного правосудия при рассмотрении дела о фабрике в г. Хожуве:
“Является принципом международного права то, что нарушение обязательства
влечет за собой обязанность обеспечить возмещение в адекватной форме. В
связи с этим возмещение является необходимым дополнением к неприменению
конвенции, и в самой конвенции нет никакой необходимости указывать на
это. Разногласия относительно возмещения, которое может причитаться по
причине неприменения конвенции, вследствие этого являются разногласиями,
связанными с ее применением” HYPERLINK \l “sub_99523” *(523) . Эта
выдержка неоднократно цитировалась, подтверждалась и применялась
Международным Судом ООН HYPERLINK \l “sub_99524” *(524) .

В том же деле Палата конкретизировала содержание обязанности возмещения:
“Основной принцип, содержащийся в самом понятии противоправного деяния –
принцип, который, как представляется, установлен международной практикой
и, в частности, решениями арбитражных судов, – состоит в том, что
возмещение должно, насколько это возможно, ликвидировать все последствия
противоправного деяния и восстановить ситуацию, которая по всей
вероятности, существовала бы, если бы это деяние не было совершено.
Реституция натурой или, если это невозможно, выплата суммы,
соответствующей размеру реституции в натуре, назначение, если есть
необходимость, компенсации за понесенный ущерб, который не покрывался бы
реституцией в натуре или производимой вместо нее выплатой, – таковы
принципы, которые должны использоваться для определения размера
компенсации, причитающейся за деяние, противоречащее международному
праву” HYPERLINK \l “sub_99525” *(525) .

В Статьях об ответственности государств соответствующие положения имеют
следующий вид:

Статья 31. Возмещение

Как видим, возмещение должно быть “полным”. Это значит, что несущее
ответственность государство должно в максимально возможной мере
устранить все последствия противоправного деяния и восстановить
положение, которое по всей вероятности, существовало бы, не будь этого
деяния. Достигается эта цель путем использования одной или нескольких
форм возмещения.

В комментарии к статье говорится, что “общее обязательство по возмещению
сформулировано в ст. 31 в качестве прямого следствия ответственности
государства, т.е. скорее в качестве обязательства несущего
ответственность государства, возникающего в результате нарушения, а не
права потерпевшего государства или государств”. Приведенное положение
вызывает определенные сомнения. Сначала говорится, что обязательство
является прямым следствием ответственности. А далее говорится об
обязательстве, возникающем “в результате нарушения”. В юридическом
тексте подобная неточность едва ли может быть оправдана. Кроме того,
обязанность правонарушителя по возмещению нельзя противопоставлять праву
потерпевшего на него. Обязанности одной из сторон корреспондирует
соответствующее право другой стороны. Думается, что отрицание права
потерпевшего на возмещение противоречит содержанию ответственности.
Должен в этой связи заметить, что приведенное положение комментария
нашло поддержку у некоторых делегаций в Шестом комитете Генеральной
Ассамблеи ООН HYPERLINK \l “sub_99526” *(526) .

Общее обязательство по возмещению возникает автоматически в рамках
правоотношения ответственности. Оно не зависит от требования или
протеста пострадавшей стороны.

Понятие “вред” понимается в широком смысле, как охватывающее любой
ущерб, причиненный противоправным деянием. Об этом свидетельствует
формулировка “любой ущерб, как материальный, так и моральный”. Под
материальным ущербом понимается ущерб, причиненный имуществу или другим
интересам государства и его граждан, который можно определить в денежном
выражении. Под моральным ущербом понимается такой, который связан с
причинением боли и страданий людям или их оскорбление.

Заслуживает внимания обоснованное положение Комментария о том, что
понятие ущерба “включает также нанесение ущерба юридическому интересу
государства как таковому, независимо от того, может ли это
рассматриваться в качестве “морального ущерба”. Иными словами, под
причинением ущерба понимается само нарушение права другого государства.
Государство, право которого нарушено, является потерпевшим государством
и не должно доказывать наличие какого-либо иного ущерба. Этот момент
довольно высоко оценивается юристами. Б.Грефрат пишет: “Будучи
основанным исключительно на нарушении обязательств и прав, нормативный
аспект ответственности государств существенно усилен” HYPERLINK \l
“sub_99527” *(527) .

В русскоязычной литературе термин “моральный ущерб” подвергается критике
многих авторов. П.М.Курис считает, что употребление этого термина “может
создать ложное впечатление, что имеется в виду ущерб морального, а не
правового характера”, и поддерживает мнение тех, кто делит ущерб на
материальный и нематериальный.

Как видим, речь идет не о существе понятия, а о терминологии. На многих
языках термин “моральный ущерб” имеет значение, весьма близкое к
нематериальному ущербу. Во имя единства международно-правовой
терминологии целесообразно пользоваться термином “моральный ущерб”,
понимая под этим все виды нематериального ущерба. О необходимости этого
свидетельствует, в частности, тот факт, что в международной практике,
включая арбитражную, термин “нематериальный ущерб” используется.

Из всего ранее сказанного следует, что в случае правонарушения наличие
материального ущерба не является необходимым условием предъявления
претензии о возмещении. “Моральный ущерб” также может возмещаться. В
ходе арбитражного процесса по делу “Рейнбоу Уорриор” было высказано
мнение о том, что “в теории международной ответственности наличие ущерба
является необходимым условием, создающим основу для материальной
ответственности и предоставления возмещения”.

Мнение о том, что лишь ущерб и материальная ответственность влекут за
собой обязанность возмещения, не нашло признания. Впоследствии стороны
согласились с тем, что “последствие противоправных действий против
нематериальных интересов, например, действий, затрагивающих честь,
достоинство или престиж государства, у пострадавшего государства
появляется право на получение адекватного возмещения, даже если эти
действия не повлекли за собой денежных или материальных убытков для
государства-истца” HYPERLINK \l “sub_99528” *(528) . В своем решении
арбитраж присудил денежную компенсацию за моральный ущерб пострадавшему
государству.

Таким образом, понятие “вред” охватывает как материальный, так и
моральный и юридический ущерб. Оно также охватывает как те виды вреда,
которые влекут за собой обязанность реституции и компенсации, так и те,
которые порождают обязанность сатисфакции.

Пункт 2 ст. 31 касается еще одного существенного вопроса, вопроса о
причинно-следственной связи между противоправным деянием и вредом.
Обязанность предоставить полное возмещение возникает лишь в случае
вреда, “причиненного международно-противоправным деянием”. Это значит,
что подлежит возмещению лишь вред, явившийся результатом противоправного
деяния и относящийся к нему, а не любые иные последствия, связанные с
противоправным деянием. Из п. 2 ст. 31 также следует, что эта статья не
касается случаев причинения вреда деяниями, не запрещенными
международным правом.

Причинно-следственной связи между противоправным деянием доктрина
уделила значительное внимание. Весьма распространена концепция, согласно
которой ущерб делится на прямой и косвенный. Под первым понимается
такой, который непосредственно причинен правонарушением. Косвенный ущерб
определяется как “порождаемый нежелательными последствиями, не
сопряженными непосредственно с международно-противоправным деянием, но
сопутствующими ему и затрагивающими интересы потерпевших субъектов, а
иногда и других государств, их граждан и юридических лиц”.

Дав такое определение косвенному ущербу, В.А.Василенко и В.Давид пишут:
“По общему правилу, убедительно подтверждаемому многочисленными
арбитражными решениями, практикой государств и мнениями представителей
доктрины, должен учитываться только прямой ущерб, который и служит
мерилом для определения объема ответственности” HYPERLINK \l “sub_99529”
*(529) .

Сказанное подтверждается и комментарием к п. 2 ст. 31 Статей об
ответственности государств. Комментарий подчеркивает, что “объектом
возмещения в общем плане является вред, возникающий в результате
противоправного деяния и относящийся к нему, а не какие-либо другие
последствия, вытекающие из совершения международно-противоправного
деяния”.

Из этого видно, сколь существенное значение придается
причинно-следственной связи между правонарушением и ущербом, включая ее
характер. Разумеется, довольно просто сказать, что прямая причинная
связь порождает обязанность возместить убытки, а косвенная – нет.
Гораздо сложнее установить критерии, дающие возможность разграничить два
вида причинной связи.

В практике для определения связи, которая должна существовать между
противоправным деянием и вредом, используются различные термины. В одних
случаях ссылаются на убытки, которые непосредственно причинены
противоправным деянием HYPERLINK \l “sub_99530″ *(530) . Говорят о любых
прямых потерях, ущербе, включая ущерб окружающей среде и истощение
природных ресурсов, или о вреде, причиненном иностранным правительствам,
физическим и юридическим лицам в результате” противоправного деяния
HYPERLINK \l “sub_99531” *(531) . В других случаях говорят об ущербе,
который является “слишком косвенным, отдаленным и неточным для того,
чтобы его можно было оценить”. Представляют в этом плане интерес
разработанные Компенсационной комиссией ООН и Советом управляющих
руководящие положения относительно понимания требований, касающихся
причинной связи HYPERLINK \l “sub_99532” *(532) .

Из сказанного следует, что наличие реальной причинной связи между
правонарушением и вредом является необходимым, но недостаточным условием
для возмещения. Эта связь должна отвечать определенным условиям.
Причиненный вред не должен быть слишком удален или опосредован. Для
решения этого вопроса в одних случаях используется критерий
“непосредственности” HYPERLINK \l “sub_99533” *(533) , в других –
“предсказуемости” или “близости”. Эти вопросы наиболее обстоятельно
исследованы компаративистами, и их работы могут оказать помощь и
юристам-международникам HYPERLINK \l “sub_99534” *(534) . Вместе с тем,
и компаративисты отмечают сложность такого рода вопросов, отмечая, что
вопрос об удаленности вреда “не является элементом права, который можно
удовлетворительно урегулировать путем изыскания одной словесной формулы”
HYPERLINK \l “sub_99535” *(535) .

Причинно-следственная связь еще более усложняется в случае, когда вред
причинен в результате одновременного действия различных факторов. Так,
при инциденте в проливе Корфу вред британским кораблям был причинен не
только поведением Албании, не предупредившей о наличии мин, но и
действиями третьего государства, их установившего. Тем не менее,
Международный Суд ООН возложил обязанность возмещения всего вреда на
Албанию HYPERLINK \l “sub_99536” *(536) . В этом видится подтверждение
следующего положения: несмотря на то, что в таких случаях вред
причиняется сочетанием факторов, лишь один из которых может быть отнесен
на счет данного государства, международная практика не считает, что это
сокращает последствия противоправного деяния в целом. Исключения
составляют те случаи, когда можно доказать, что определенная часть вреда
может быть выделена в силу ее причинной связи с иным субъектом.

При определении возмещения учитывается и поведение пострадавшей стороны,
которая должна предпринимать имеющиеся в ее распоряжении меры для
сведения ущерба к минимуму. Непринятие соответствующих мер может
сказываться на размерах компенсации HYPERLINK \l “sub_99537” *(537) .

При рассмотрении дела “Габчиково-Надьмарош” Международный Суд установил:
“Словакия также считала, что она действовала в рамках обязательства по
уменьшению ущерба, когда ею был осуществлен вариант С. Она указала, что
“общий принцип международного права состоит в том, что страна,
потерпевшая в результате невыполнения другой договаривающейся стороной,
должна стремиться уменьшить причиняемый ей ущерб”. Из такого принципа
следовало бы, что потерпевшее государство, которое не приняло
необходимых мер по ограничению причиненного ущерба, не имело бы права
добиваться компенсации за тот ущерб, который можно было бы избежать.
Хотя этот принцип мог бы таким образом служить основанием для исчисления
компенсации за ущерб, он, с другой стороны, не мог бы оправдать
противоправное в ином отношении деяние” HYPERLINK \l “sub_99538” *(538)
.

Что касается совершающей правонарушение стороны, то принятие ею мер по
ограничению причиняемого вреда может учитываться при определении
характера ответственности и размера возмещения. Это положение имеет
значение, в основном, когда речь идет о правонарушениях, совершенных по
неосторожности.

Проект ст. 31 был предметом обстоятельной дискуссии в Шестом комитете
Генеральной Ассамблеи ООН HYPERLINK \l “sub_99539” *(539) . Была
выражена полная поддержка тому, что обязанность предоставить возмещение
является одним из общих принципов, регулирующих международную
ответственность государств.

Относительно формулы “полное возмещение” мнения делегаций разделились.
Некоторые из них поддержали закрепленный в международном праве и
юриспруденции принцип полного возмещения. При этом признавалось, что
истории известны случаи, когда требования полного возмещения приносили
больше вреда, чем пользы. Тем не менее, опасения в отношении принципа
были охарактеризованы как чрезмерные, поскольку применимые нормы
международного права предусматривают учет в каждом случае всех
обстоятельств.

Ряд делегаций сочли рассматриваемый принцип неадекватным, считая, что
полное возмещение возможно лишь тогда, когда можно точно установить
количественные параметры вреда, что обычно не происходит в условиях
международно-противоправного деяния.

Было высказано мнение, что ст.  32 должна учитывать виды правонарушений,
поскольку ответственность, а следовательно, и обязанность предоставить
возмещение, различаются в зависимости от того, совершено ли
правонарушение преднамеренно или по неосторожности. Говорилось о
возможности случаев, когда незначительное правонарушение в сочетании с
исключительными обстоятельствами приведет к причинению значительного
вреда, что не могло предусмотреть несущее ответственность государство.
Предлагалось предусмотреть ограниченную форму ответственности в случае,
если отсутствует намерение причинить вред или если ущерб невозможно было
предвидеть.

Некоторые делегации выразили сомнение относительно применимости таких
форм возмещения, как реституция и компенсация, в случае морального
вреда. Утверждали, что моральный вред может возмещаться лишь
сатисфакцией HYPERLINK \l “sub_99540” *(540) . В этой связи замечу, что
материальное возмещение морального вреда хорошо известно внутреннему
праву государства. Приведенное ранее решение арбитража по делу “Рейнбоу
Уорриор” свидетельствует, что оно не чуждо и международному праву.

§ 5. Недопустимость ссылки на внутреннее право государства и правила
международной организации

Несущие ответственность государство или международная организация не
могут ссылаться на свое внутригосударственное право или на правила
организации для оправдания невыполнения своих обязательств, относящихся
к правовым последствиям ответственности.

В отношении государства это правило подтверждается международными
договорами, практикой государств и решениями международных органов. Так,
в 1906 г. спор между США и Японией о дискриминационной политике в сфере
образования в Калифорнии был решен путем пересмотра законодательства
этого штата HYPERLINK \l “sub_99541” *(541) . Другим примером может
служить решение Постоянной палаты международного правосудия по делу
Университета Питера Пазмана HYPERLINK \l “sub_99542” *(542) .

Общее положение о соотношении международного и внутреннего права нашло
подтверждение в Венских конвенциях о праве международных договоров. В
Конвенции о договорах с участием организации содержится следующее
положение:

“Статья 27. Внутреннее право государств и правила международной
организации и соблюдение договоров.

1. Государство-участник договора не может ссылаться на положения своего
внутреннего права в качестве оправдания для невыполнения им этого
договора.

2. Международная организация – участник договора не может ссылаться на
правила данной организации в качестве оправдания для невыполнения этого
договора”.

Как видим, общее правило относится в равной мере как к государствам, так
и к международным организациям.

В Статьях об ответственности государств соответствующее положение
сформулировано так:

Статья 32. Недопустимость ссылки на внутригосударственное право

Как видим, статья сформулирована по аналогии с соответствующими статьями
HYPERLINK \l “sub_1” Венских конвенций . Эта статья, как и ст. 3,
закрепляет для целей ответственности общий принцип. Действие этого
принципа может ограничиваться договором. Так, Европейская конвенция о
защите прав человека и основных свобод предусматривает справедливое
удовлетворение вместо полного возмещения, “если внутреннее право
указанной страны предусматривает только частичное возмещение ущерба”
(ст. 41).

При обсуждении проекта ст. 32 государства не сделали критических
замечаний. Было отмечено, что статья имеет большое значение не только
для определения содержания ответственности, но и в связи с другими
аспектами правовых норм об ответственности, включая источник такой
ответственности.

§ 6. Объем международных обязательств, установленных нормами о
содержании ответственности

Установленные нормами о содержании ответственности обязательства
несущего ответственность субъекта могут быть обязательствами в отношении
государства или международной организации, в отношении нескольких
государств или организаций и, наконец, в отношении международного
сообщества в целом. Это, в частности, определяется характером и
содержанием международного обязательства и обстоятельствами его
нарушения. Так, загрязнение моря может затрагивать лишь одно государство
или несколько прибрежных государств, но может быть и столь масштабным,
что страдают интересы международного сообщества в целом. Некоторые
особенно серьезные правонарушения по самому своему характеру затрагивают
общие интересы, например, агрессия, геноцид, преступления против
человечности. Степень тяжести нарушения также влияет на объем
обязательств относительно прекращения и возмещения.

В Статьях об ответственности государств соответствующие положения
сформулированы следующим образом:

Статья 33. Объем международных обязательств, установленных в настоящей
Части

В данном случае пояснений требует лишь п. 2 статьи. Имеют место случаи,
когда существующее в отношении государства обязательство возмещения
ущерба, в конечном счете, осуществляется в отношении иных субъектов.
Наиболее показательна в этом плане ответственность за нарушение
договоров о правах человека. Такая ответственность может существовать в
отношении всех сторон соответствующего договора. Однако конечными и
основными бенефициариями являются индивиды. В Комментарии к Статьям об
ответственности говорится, что в таких случаях индивидов “следует
рассматривать в качестве конечных бенефициариев и в этом смысле в
качестве субъектов соответствующих прав”.

Положение о том, что международное право непосредственно создает права
для индивида, было подтверждено Международным Судом ООН в решении по
делу братьев Ла Гранд. Суд определил, что статья 36 Венской конвенции о
консульских сношениях “создает индивидуальные права, на которые,
согласно положениям статьи 1 Факультативного протокола, могут ссылаться
в этом Суде представители государства, гражданином которого является
содержащееся под стражей лицо” HYPERLINK \l “sub_99543” *(543) .

Пункт 2 ст.  33 не касается возможности ссылки на международную
ответственность государства физических и юридических лиц. Вопрос о
возможности такой ссылки определяется соответствующими договорами и
нормами общего международного права. Рассматриваемый пункт лишь признает
такую возможность. Об этом свидетельствует формулировка относительно
права, “которое может возникать непосредственно для любого лица или
образования иного, чем государство”.

В этой связи отмечу, что в подготовленном Секретариатом ООН русском
тексте статей об ответственности приведенная формулировка имеет иной
вид: право, “которое может непосредственно приобретаться любым лицом или
образованием, иным, чем государство”. Думается, что в данном случае, с
юридической точки зрения, правильнее переводить английское слово
“accrue” как “возникать”. Это больше соответствует смыслу языка
оригинала. Обращаю на этот момент внимание, поскольку отмеченная
неточность имеет юридическое значение. Физические лица и
негосударственные образования не могут “непосредственно приобретать”
права по международному праву. Они могут возникнуть для них лишь в
результате соответствующих действий субъектов международного права.

В качестве общего правила такого рода права защищаются соответствующим
государством, а если дело касается сотрудника международной организации,
то этой организацией. Но в некоторых случаях государства устанавливают
определенные процедуры, в рамках которых индивиды и негосударственные
образования могут непосредственно ссылаться на ответственность
государства, нарушившего их права. Примерами могут служить некоторые
договоры о правах человека, которые предусматривают право обращения
частных лиц в специально создаваемые международные органы. Это имеет
место и в случае двусторонних или региональных соглашений о защите
капиталовложений.

При обсуждении проекта рассматриваемой статьи в Шестом комитете
Генеральной Ассамблеи ООН дискуссия касалась в основном второго пункта.
Ряд делегаций высказали поддержку этому пункту. Вместе с тем, он был
сочтен неясным в отношении взаимосвязи права ответственности государств
и основанных на частном праве исках о возмещении, поданных в суды
государства, несущего ответственность. Признавалось приемлемым право
индивидов обращаться к праву международной ответственности. Одновременно
высказывалось мнение, что такой подход может выходить за рамки
существующей практики государств. Наконец, некоторые делегации
предложили исключить п. 2, обосновывая это тем, что ссылка на иных,
нежели государство, бенефициариев, представляется сомнительной и
требует, по крайней мере, дальнейшего рассмотрения.

Глава II. Возмещение ущерба

Возмещение ущерба представляет собой реализацию прав и обязанностей,
вытекающих из правоотношения ответственности за
международно-противоправное деяние.

§ 1. Формы возмещения

Возмещение ущерба имеет определенные формы. Эти формы представляют собой
способы осуществления, с одной стороны, обязанности полного возмещения
вреда, а, с другой, права на такое возмещение. Такими формами являются
реституция, компенсация и сатисфакция. Они находятся в определенной
взаимосвязи. Каждая из них может быть использована либо сама по себе,
либо в сочетании с иными формами. Так, восстановление ситуации,
существовавшей до противоправного деяния, может оказаться недостаточным
для полного возмещения, поскольку это деяние причинило дополнительный
материальный, а также и моральный ущерб. Например, освобождение
задержанного иностранного дипломата не означает полного возмещения. Оно
должно сопровождаться возмещением и морального вреда, т.е. сатисфакцией.
В общем, ликвидирующее последствия правонарушения возмещение может
потребовать применения либо отдельных форм возмещения, либо даже всех
форм. Зависит это от характера нарушенного обязательства, а также от
вида и размеров причиненного вреда. Выбор формы возмещения зависит также
от обоснованного желания пострадавшей стороны.

В Статьях об ответственности государств формам возмещения посвящена
следующая статья:

Статья 34. Формы возмещения

При обсуждении проекта Статей об ответственности государств в Шестом
комитете Генеральной Ассамблеи ООН гл. II “Возмещение ущерба” получила
общее одобрение, была сочтена как особенно ясная, четкая и удачно
построенная. Что же касается ст. 34, то было поддержано установление
приоритетности форм возмещения. В качестве основного и оптимального
средства возмещения была признана реституция. Компенсация должна стоять
на втором месте и осуществляться в том случае, если реституция окажется
непрактичной или связанной с таким бременем, которое совершенно
несоизмеримо получаемому благу. Сатисфакция была охарактеризована как
последнее средство, применяемое, когда реституция или компенсация
представляются невозможными (с последним положением трудно согласиться,
но об этом речь впереди).

Для того чтобы оценить значение кодификации норм о формах возмещения
вреда, следует вспомнить о той неразберихе в этом вопросе, которая
существовала в доктрине и практике. По этому поводу Я.Броунли писал, что
“терминология, связанная с данным вопросом, находится в хаотическом
состоянии…” HYPERLINK \l “sub_99544” *(544) . При этом юристы отдавали
себе отчет о том серьезном значении как для теории, так и для практики,
которое имеет четкое определение видов и форм международной
ответственности HYPERLINK \l “sub_99545” *(545) .

Было широко распространено смешение видов и форм ответственности.
Д.Б.Левин писал, что юридические последствия деликта “называются формами
или видами ответственности” HYPERLINK \l “sub_99546” *(546) . При этом
виды ответственности определялись в зависимости от форм возмещения
вреда, соответственно различали ответственность материальную и
ответственность нематериальную или моральную, политическую,
морально-политическую. Г.И.Тункин отмечал значение классификации
ответственности, основанной на характере санкций HYPERLINK \l
“sub_99547” *(547) .

Подобный подход имел давние исторические корни. Классики международного
права А.Геффтер, Ф.Мартенс, Г.Триппель и другие, основываясь на
цивилистических концепциях, полагали, что возмещение является
единственно возможной санкцией. Отождествление ответственности и форм
возмещения нашло отражение и в международной практике. В арбитражном
решении 1913 года по делу о судне “Карфаген” речь шла о том, что
“установление факта неисполнения государством своих общих или особых
обязательств в отношении другого государства само по себе является
серьезной санкцией”. Эта санкция “в определенном случае усиливается
возмещением материальных убытков” HYPERLINK \l “sub_99548” *(548) .

Между тем, виды и формы ответственности – совершенно различные понятия.
Виды международной ответственности различаются в зависимости от
нарушаемых норм. Соответственно различаются юридическая ответственность
за нарушение норм международного права, политическая – за нарушение
политических норм, моральная – за нарушение норм морали. Юридическая
ответственность имеет два подвида – ответственность за обычное
правонарушение, т.е. за деликт, и ответственность за серьезное нарушение
обязательств, вытекающих из императивных норм общего международного
права, т.е. за преступление.

Значительные расхождения существовали и в отношении форм
ответственности, под которыми по существу понимались формы возмещения
вреда HYPERLINK \l “sub_99549” *(549) . Большинство юристов к
материальным “формам ответственности” относили реституции, субституции и
репарации, а к нематериальным – ресторации, сатисфакции и санкции
HYPERLINK \l “sub_99550” *(550) . Порою к этому добавлялись и иные
формы. Так, В.А.Василенко выделяет такие формы, как военные реституции
(возвращение всего имущества, захваченного агрессором) и военные
репарации (денежные платежи, передача материальных ценностей, поставки
товаров и т д., необходимых для восстановления хозяйства потерпевшего
государства) HYPERLINK \l “sub_99551” *(551) .

Причина отмеченной путаницы видится в заимствованном из трудов по
внутреннему праву взгляду, согласно которому под ответственностью
понимаются все отрицательные последствия правонарушения. В результате
ответственность практически отождествляется с санкциями. Ю.В.Петровский
пишет: “Санкция – последствие правонарушения…” HYPERLINK \l
“sub_99552” *(552) Связь ответственности с санкциями целесообразно
рассмотреть в главе, посвященной контрмерам и санкциям.

Думается, что принятие Статей об ответственности государств вносит
необходимую ясность в соответствующие вопросы. Отныне четко определены
формы возмещения, которые представляют собой способы осуществления
обязанности полного возмещения вреда, вытекающей из ответственности за
международно-противоправное деяние. Установлено также их соотношение.

§ 2. Реституция

Реституция представляет собой восстановление положения, существовавшего
до совершения международно-противоправного деяния – restitutio in
integrum. Такое понимание реституции можно считать общепринятым.
Д.Б.Левин писал: “Реституция есть восстановление прежнего положения
вещей, в том числе восстановление материальных ценностей в натуре…”
HYPERLINK \l “sub_99553” *(553)

В.А.Василенко выделяет в отдельную форму “субституцию”, под которой
понимает “замену неправомерно уничтоженного или поврежденного имущества,
зданий, произведений искусства и т.д. сходными и равноценными
предметами” HYPERLINK \l “sub_99554” *(554) . Представляется, однако,
что речь идет не об особой форме, а о разновидностях либо реституции,
поскольку и в данном случае целью является восстановление прежнего
положения, либо компенсации.

В доктрине различают две формы реституции. Во-первых, реституция в
натуре (restitutio in integrum), которая состоит в восстановлении
прежнего материального положения. Во-вторых, ресторация (restitutio in
pristinum), которая представляет собой восстановление нематериальных
прав. Сюда относят прекращение незаконной оккупации, аннулирование
законодательных, исполнительных, административных и судебных актов и др.
HYPERLINK \l “sub_99555” *(555)

О том, насколько различные мнения относительно правовой природы
реституции существовали в доктрине, может свидетельствовать следующее
мнение польского юриста Г. де Фюмеля: “…По нашему мнению, она
(реституция. – И.Л.) не может пониматься как форма ответственности или
даже возмещения как такового, а представляет собой дополнительное
действие государства-нарушителя, которое государство-нарушитель может
быть обязано совершить независимо от возникновения ответственности за
нарушенное обязательство” HYPERLINK \l “sub_99556” *(556) .

Реституция является как бы первой формой возмещения, поскольку при
решении проблемы возмещения, в первую очередь, возникает вопрос о
возможности восстановить ситуацию, существовавшую до противоправного
деяния. Приоритетное понимание реституции было подтверждено Постоянной
палатой международного правосудия в деле о фабрике в Хожуве. Палата
определила: “Реституция в натуре или, если она невозможна, уплата
денежной суммы, которая соответствовала бы той стоимости, которую
составляла бы реституция в натуре; присуждение, если необходимо,
возмещения ущерба за понесенные убытки, которые не могут быть покрыты
реституцией в натуре или заменяющей ее уплатой, – таковы принципы,
которые должны служить для определения размера компенсации,
причитающейся за деяние, противоречащее международному праву” HYPERLINK
\l “sub_99557” *(557) .

Как видим, довольно четко определена последовательность применения форм
возмещения вреда. При этом подчеркивается, что такая последовательность
обусловлена не спецификой конкретного случая, а принципами, которые
“должны служить для определения размера компенсации”.

Реституция имеет различные формы. Практике известны такие формы
материального восстановления, как освобождение незаконно задержанных
лиц, возвращение морских судов или иного вида имущества. В практике
встречается термин “правовая реституция”. Используется он обычно в
ситуациях, требующих изменений либо в рамках правовой системы несущего
ответственность государства, либо в его правоотношениях с потерпевшим
государством. Формами правовой реституции могут быть отмена или
изменение закона, принятого в нарушение международного права, либо
аннулирование или пересмотр административной или юридической меры,
противоправно принятой в отношении иностранного физического или
юридического лица, либо их имущества. Может иметь место и требование о
принятии мер по прекращению определенного договора, разумеется, если это
допускает международное право.

Как видим, понятие реституции имеет широкое значение, включая любые
меры, которые должны быть предприняты несущей ответственность стороной
для восстановления ситуации, существовавшей до правонарушения.

Обязательство произвести реституцию не является безграничным. Она не
может иметь места, если является материально невозможной или совершенно
непропорциональной причиненному вреду. Реституция может быть исключена
частично. В подобном случае реституция осуществляется в тех пределах, в
каких она не является невозможной или непропорциональной.

Материальная невозможность имеет место в случаях, когда подлежащее
восстановлению имущество окончательно утрачено или не подлежит
восстановлению. Реституция не считается невозможной, если ее
осуществлению препятствуют юридические факторы, даже в том случае, если
государство предпринимает усилия по их преодолению. Как известно, ссылки
на внутреннее право не могут служить оправданием невыполнения
обязанности полного возмещения. Наличие политических или
административных препятствий также не означает невозможности реституции.

В реституции может быть отказано, если ее осуществление влечет за собой
бремя, совершенно несоизмеримое выгоде от реституции вместо компенсации.
Данное положение опирается на принцип справедливости и соображения
целесообразности.

В Статьях об ответственности государств положения о реституции
сформулированы следующим образом:

Статья 35. Реституция

При обсуждении проекта приведенной статьи в Шестом комитете Генеральной
Ассамблеи ООН было высказано мнение о том, что реституцию следует
понимать как восстановление прежнего положения в полном объеме, а не
просто как восстановление ситуации, существовавшей до правонарушения.
Могут иметь случаи, когда просто реституция не обеспечивает полного
возмещения.

Относительно п. “а” говорилось, что фраза “не является материально
невозможной” понимается как охватывающая все случаи, в которых полное
возмещение лишило бы несущее ответственность государство средств к
существованию.

Относительно п. “b” было поддержано исключение из него упоминания
политической независимости или экономической стабильности несущего
ответственность государства в качестве факторов, влияющих на обязанность
возмещения, поскольку таким факторам трудно дать точную оценку и ими
можно злоупотреблять. Кроме того, по международному праву внутренние
обстоятельства не должны сказываться на международных обязательствах.

Вместе с тем, другие делегации предложили восстановить исключенный п.
“d”, касавшийся ситуаций, в которых реституция серьезно подрывала бы
экономическую стабильность несущего ответственность государства, или
указать, что исключенный пункт охватывается пунктом “b”.

§ 3. Компенсация

“Emenda” – компенсация, то, что передается потерпевшему в результате
правонарушения. В нашем случае компенсация представляет собой форму
финансового возмещения вреда, причиненного международно-противоправным
деянием, в той мере, в какой этот вред не был возмещен реституцией.
Право на компенсацию закреплено общепризнанной нормой международного
права. В арбитражном решении 1923 г. по делу о судне “Лузитания”
говорилось: “Основополагающая концепция “возмещения ущерба” заключается
в возмещении понесенных убытков, выплате установленной в судебном
порядке компенсации за противоправное деяние. Средство судебной защиты
должно соответствовать причиненному ущербу с тем, чтобы пострадавшая
сторона могла получить полное возмещение” HYPERLINK \l “sub_99558”
*(558) .

В деле о проекте “Габчиково-Надьмарош” Международный Суд ООН заявил:
“Существует вполне установившаяся норма международного права, согласно
которой потерпевшее государство имеет право на получение компенсации за
причиненный ущерб от государства, которое совершило
международно-противоправное деяние” HYPERLINK \l “sub_99559” *(559) .
Компенсация является наиболее часто встречающейся в международной
практике формой возмещения ущерба.

Компенсация может быть самостоятельной формой возмещения вреда или
выступать в качестве дополнения к реституции. Несмотря на то, что в
случае правонарушения, прежде всего, возникает вопрос о реституции, она
нередко оказывается либо невозможной, либо не обеспечивающей полное
возмещение. Она может быть исключена в случае, если пострадавшее
государство предпочитает компенсацию. Задача компенсации “состоит в
обеспечении полного возмещения. Такого рода связь компенсации с
реституцией находит отражение в судебной практике HYPERLINK \l
“sub_99560” *(560) .

Денежные выплаты возможны и в случае сатисфакции. Они представляют собой
форму возмещения морального вреда, денежная оценка которого может носить
лишь весьма относительный характер. В отличие от этого компенсация
представляет собой возмещение материального вреда и должна в максимально
возможной мере соответствовать причиненному ущербу.

Исчисляемый в денежном выражении ущерб включает ущерб, который был
причинен как самому государству, так и его физическим и юридическим
лицам. Ущерб государству охватывает причинение вреда его собственности и
должностным лицам, целесообразные расходы, понесенные государством в
целях ликвидации или уменьшения ущерба. В случае причинения ущерба
физическим и юридическим лицам, от их имени выступает государство в
порядке дипломатической защиты.

В доктрине и международной практике весьма распространено мнение,
согласно которому, выступая в защиту своих граждан, государство защищает
свои собственные права HYPERLINK \l “sub_99561” *(561) . В решении
Постоянной палаты международного правосудия 1924 г. по делу о
палестинских концессиях Мавроматиса содержится следующее положение:
“Выступая по делу одного из своих подданных и обращаясь к
дипломатической акции или к международной судебной процедуре в его
пользу, государство в действительности защищает свои собственные права –
свое право обеспечить в лице своего подданного уважение к нормам
международного права” HYPERLINK \l “sub_99562” *(562) .