.

Коваленко А.Г. 2002 – Институт доказывания в гражданском и арбитражном судопроизводстве (книга)

Язык: русский
Формат: реферат
Тип документа: Word Doc
0 15526
Скачать документ

Коваленко А.Г. 2002 – Институт доказывания в гражданском и арбитражном
судопроизводстве

Глава 1. Общенаучные аспекты проблемы

истины, доказательств и судебного

познания. Проблемы судебного познания

в гражданском и арбитражном

судопроизводстве

§ 1. Познание и истина: роль метода

Ни действующее гражданское процессуальное законодательство РФ, ни
арбитражное законодательство не содержат таких понятий (эквивалентных им
терминов), как “судебное (или процессуальное) познание”, “судебное (или
процессуальное) доказывание” или “предмет судебного доказывания”,
которыми широко оперирует наука процессуального права. Законодателем, по
существу, в последние годы выведено за рамки нормативного материала
гражданского процессуального законодательства и понятие объективного
рассмотрения обстоятельств дела, напрямую связанное с проблематикой
анализа познавательного процесса, теории доказательств и истинности
(достоверности) получаемых знаний и представлений1.

1 Решившись на кардинальные новации (как всегда, пока всего лишь
реанимируемое в новых условиях “снятое” старое), законодатель тем не
менее оставляет в арсеналах судопроизводства рудименты “старых”
подходов. Так, в ст. 145 ГПК РСФСР говорится об обязанности
председательствующего в судебном заседании обеспечить полное,
всестороннее и объективное выяснение всех обстоятельств дела, прав и
обязанностей сторон; в ст. 173 (“Допрос несовершеннолетнего свидетеля”)
действия суда связываются в контексте с “необходимостью установления
истины по делу”.

Укажем для сравнения, что, если арбитражный суд оценивает доказательства
по своему внутреннему убеждению, “основан-

2 Глава 1. Общенаучные аспекты

Каково содержательное значение подобных новаций с точки зрения
достижения правосудием целей процесса? Как последние формулируются
законодателем? И не означает ли это, что, поскольку проблемы постижения
истины вообще не существует в силу отсутствия абсолютных путей
подтверждения истинности фактов1, снимается тезис о цели процесса (и
гражданского, и арбитражного, и уголовного), формулируемой в категории
достижения истины2.

То обстоятельство, что тот или иной термин не употреблен в законе, еще
не очевидное препятствие к тому, чтобы, как отмечает М. X. Хутыз,
терминировались понятия, созданные в порядке теоретических обобщений или
анализа3. Достаточно указания на такие, например, дефиниции, как
“источники доказательств”, “искомые факты”, “конститутивные иски и
решения” или “легитимация”. Юридическая наука ничем в этом отношении не
отличается от любой другой науки.

Вопрос в том, что за ними стоит и как они соотносятся с целями процесса.
Относительно последних законодатель не более чем лаконичен,
ограничиваясь каноническим указанием на правильное и быстрое рассмот-

ному на всестороннем, полном и объективном исследовании имеющихся в деле
доказательств” (п. 1 ст. 59 АПК РФ), то в гражданском процессе та же
оценка связывается с беспристрастным, всесторонним и полным
рассмотрением имеющихся в деле доказательств в их совокупности (ч. 1 ст.
56 ГПК РСФСР). Заметим также, что п. 2 комментария к ст. 115 АПК РФ
функция председательствующего в судебном заседании определяется
аналогично вышеприведенной в ст. 145 ГПК РСФСР (см.: Комментарий к
Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации. М., 1995. С.
269).

1 См.: Farrar J. H., Dugdale A. M. Introduction to Legal Method.

L., 1990. P. 62.

2 См.: Рязановский В. А. Единство процесса. М., 1996. С. 31—32;

Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. СПб., 1884.

Т. 1. С. 3—5.

3 См.: Хутыз М. X. Общие положения гражданского процесса

(Историко-правовое исследование). М., 1979. С. 25.

§ 1. Познание и истина: роль метода 3

рение и разрешение дел (ст. 2 ГПК РСФСР)1. Им задается конструкция
гражданского процесса с определенными содержательными характеристиками
состязательности и диспозитивности и рядом усовершенствованных
судоус-тройственных и судопроизводственных (процессуальных) начал и
норм, которая, как он считает, призвана решить задачу повышения
эффективности гражданского судопроизводства и правосудия в целом в
условиях меняющейся (и кардинально изменившейся за последнее десятилетие
в связи с резким ростом гражданского оборота и утверждением новых
отношений собственности) российской действительности.

Можно априори утверждать, что конструкция и состязательного, и
следственного процесса (подробнее об этом ниже) в принципе может быть
доведена до уровня, делающего вероятность получения ошибки выносимого
судебного решения если и не сколь угодно малой, то достаточно малой.
Также можно утверждать, что, сколь бы мы ни усовершенствовали эти
конструкции, вероятность получения подобной ошибки остается.
Следовательно, акцент в вопросе должен быть смещен в сторону выбора для
этой конструкции наиболее приемлемой пространственно-временной системы
координат, где задающие орты, суть условия: а) адекватно отвечающие духу
национальной культуры и правосознания, историко-пра-вовой традиции и
социально-экономическим потребностям общества; б) соответствующие
реализации формулы цели судебного процесса (как, при необходимости, и
требованиям корректировки самой формулы цели) с соблюдением принципа
справедливости, отвечающего критерию социальной ценности правосудия; в)
обеспечивающие достижение указанной цели наиболее рациональным, т. е.

1 Эта нее статья (со ст. 3) раскрывает содержание цели (задач)
судопроизводства — защита нарушенных или оспариваемых прав и охраняемых
законом интересов и содействие укреплению законности и предупреждению
правонарушений. Аналогичным образом раскрывается содержание задач ст. 2
АПК РФ в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности.

4 Глава 1. Общенаучные аспекты

практически экономичным, способом при сохранении важнейшего
приобретения, пусть пока еще во многом декларативного, правового
государства — прав личности1.

В ходе исторического процесса образовались две основные формы
сосуществования человеческих сообществ, описания которых восходят к
Платону и Аристотелю, переводились на русский язык или существовали в
нем под разными названиями, были поддержаны И. Кантом, Н. Я.
Данилевским, О. Шпенглером, П. А. Флоренским, А. Ф. Лосевым и рядом
других философов и мыслителей2: 1) культура как способ существования
традиций, мифов, верований, иррациональных мотивов поведения, восходящих
к заветам высших сил сакрального статуса, укрепленный требованиями
неукоснительного исполнения их воли; 2) цивилизация как способ
существования, основанный на логике разума, на целесообразности, расчете
выгоды, так называемой очевидной убедительности знаний, на
меркантильном, утилитарном расчете стоимости усилий ради того или иного
предприятия и укрепленный в большинстве случаев тем или иным видом
реализации так называемого общественного договора (contract social).

Указывается и на третий тип сосуществования — варварство, энергетические
источники которого, как это

1 Об историко-правовой традиции см.: Неновски Н. Преемствен

ность в праве. М., 1977; Историческое и логическое в познании

государства и права. Л., 1988.

Ф. М. Дмитриев пишет: “Определить исторические особенности русского
судопроизводства, показать, что в них было случайного и что
существенного, — вот обязанность науки права… Труды подобного рода
могут со временем иметь благотворное влияние на самую практику, которая
только в сближении с наукою может заимствовать новые силы” (Дмитриев Ф.
М. История судебных инстанций и гражд? некого апелляционного
судопроизводства от Судебника до Учреждения о губерниях. М., 1859. С.
580).

2 См.: Лосский Н. О. История русской философии. М., 1991;

Флоренский П. Столп и утверждение истины. М., 1990 Т. 1. Ч. 1;

Гринько В. Курс лекций по философии. М., 1998.

§ 1. Познание и истина: роль метода 5

было замечено уже самыми ранними мыслителями, коренятся в самом
человеке, в животности (биологичности, витальности, генетической
предопределенности) его природы. Способ, основанный на реализации
чувственно-волевых, инстинктивных, стихийных, бестиарных начал в
человеке.

Разумеется, это предельно выраженные, модельные формы. Реальные типы
национальных культур (в современном понимании) образуют широчайший
спектр в вышеуказанных фундаментальных границах и в конкретике своей
тяготеют к той или иной форме, как и к определенному типу мышления,
отражающему доминирующую культурно-цивилизационную диспозицию и элементы
третьего, варварского, типа, отнюдь не безотносительно к современной
российской действительности.

Можно ответить в этой связи, что, например, китайская модель рефлексии
детерминировалась прежде всего тем особым мировидением, которое
рассматривало универсум как самодостаточную, саморегулируемую динамичную
систему с имманентно присущим ей порядком. В отличие от порядка,
характерного для греческой и индийской самобытных философских традиций,
китайская не признавала никакой внешней силы или принципа, отличающегося
совершенством, объективностью, универсальностью. Отсюда отсутствие
различия бытия и небытия, идеального и материального, категориального
дуализма как такового1. Отсюда и особенности коррелятивного,
ассоциативного мышления, и особенности деятельной, а также увязываемой с
ними ментальной установки: стремиться к гармонии, опираясь на традиции
предков, отличавшихся умением ее не разрушать. Отсюда (гносеологический
аспект) и цель познания — постижение не истины, а того, что является
правильным, т. е. порядка.

Для сравнения можно указать и на то, что стереотип западного типа
мышления как рационалистического явно подсказан состоянием и тенденциями
развития

1 См.: Степанянц М. Т. Восточная философия: Вводный курс. М, 1997.

6 Глава 1. Общенаучные аспекты

философской мысли в Европе в Новое и Новейшее время. Категоричность
оценки восточного типа как исключительно иррационального в значительной
степени вызвана тем, что восточная философия в ее нынешнем состоянии
сопоставляется с западной Нового и Новейшего времени. Не обнаружив на
Востоке картезианского направления, многие исследователи склонны
заключать, что восточной ментальности в принципе чужда рациональность.
Проблема же, однако, не в отсутствии рационалистических потенций как
таковых, а в том, что на Востоке они не были реализованы в такой же
степени, как на Западе1. Что же до рациональности, то очевидно, что
всякий человек, как существо разумное, обладает той или иной ее мерой, а
потому она (с самим типом мышления при этом коррелируется определенный
тип, вид, характер понятийно-логического аппарата) — неотъемлемый
элемент духовной культуры любого народа2. Этот-то элемент и является
прежде всего тем необходимым гумусом для усвоения чужого опыта и
взаимообогащения культур в цивилизационном общении, в котором во все
возрастающих масштабах экономических, торговых, научных и иных связей
интегрируются информационная среда, технологии, стандарты и т. п., не
исключая факторов взаимодействия правовых систем, механизмов их
функционирования, единого понимания и толкования основополагающих прав и
свобод личности.

Вопрос о причинах инерционности, характеризующей в течение многих веков
духовную жизнь за пределами западного мира, дискуссионен. Консервация
идейных традиций объясняется своеобразием социально-эко-

1 См.: Степанянц М. Т. Восточная философия: Вводный курс.

2 Этим можно объяснить кажущийся парадокс, что онтологи

ческая установка буддистов, проявивших себя искуснейшими

мастерами диалектической логики (белое — это черное, чер

ное — это белое), логически не связывала нирвану ни с быти

ем, ни с небытием (то же в гносеологии: знанием и незнанием).

См. подробнее: Рационалистическая традиция и современность.

Индия. М., 1988. С. 58.

§ 1. Познание и истина: роль метода 7

комической и политической организации, условно именуемой иногда
“азиатским способом производства”; самобытностью мироощущения и
мировидения, обусловленной климатом, географическим положением,
природными условиями; особенностями языковых структур и т. д. Не
исключается и фактор “начала” интеллектуального поиска, генезиса
теоретизированного мировоззрения1. На наличие иррационального элемента
природы духовного мира русского народа указывает, в частности, В. Н.
Синюков2. А в работе “Россия: думая о будущем” прямо утверждается, что
“основная причина столь большой разницы между пожеланиями реформаторов и
действительностью (речь о сегодняшней российской действительности. — А.
К.) — нежелание учитывать национальные особенности России”3.

Мы нее в связи с вышесказанным хотели бы обратить внимание на тот
аспект, что любые “лобовые” призывы интегрироваться в западную культуру
(в равной степени это касается и ориентализма) страдают принципиальным
изъяном “выпадания” из пространственно-временной картины бытия, не
терпящего скоропалительности и создающего продукт любого синтеза культур
в поколениях.

В то же время нельзя не видеть, что объективно самой логикой развития
социально-экономическая действительность России все более широко
разворачивается в сторону рыночных отношений и развития гражданского
оборота, функционирующих на иных, нежели в прежних условиях, принципах.
Это не может не требовать переосмысления и базовых правовых институтов,
в том

1 См.: Shekhawat V. Specific Cultures and Coexistence of

Alternative Rationalities: A Case Study of the Contact of Indian

and Greece-European Cultures // Journal of Indian Council of

Philosophical Research. New Delhi. January—April 1992. Vol. IX.

№ 2; Общая история философии. СПб., 1910. Т. 2. С. 38.

2 См.: Синюков В. Н. Российская правовая система. Саратов,

1994. С. 199.

3 Жириновский В. В., Лисичкин В. А. Россия: думая о будущем.

М, 1995. С. 247.

8 Глава 1. Общенаучные аспекты

числе института доказательственного права. Характер их функционирования
напрямую связан с правовой культурой и правосознанием общества, общей и
групповой ментальностью различных слоев населения и корпоративных групп,
не исключая правоохранительной системы в целом и судейского корпуса, с
общетеоретическими основаниями правовой науки, опытом законотворческой
работы и отечественной судебной практики, формированием имеющего
необходимую правовую культуру и профессиональный опыт корпуса адвокатуры
и целым рядом других факторов.

Aequitas — один из символов римского государства, опиравшегося на
совершенное право, каковым его делала справедливость. Aequum et bonum
est lex legum (справедливость и благо есть закон законов) — важнейший
принцип правотворчества и правореализации. Универ-” сальность и
однонаправленность понятия aequitas не исключала, а предполагала его
многозначность: определенную естественную гармонию; равенство всех и
каждого перед законом; беспристрастие, справедливость законов и
магистратов; благожелательность и человечность. Справедливость особенно
явственно заявляла о себе при разрешении коллизии между сложившейся
правоприменительной практикой и конкретным нестан-‘ дартным казусом.
Aequitas таким образом становится рядом с правом (jus), контролирует его
и, в рамках возможного, смягчает суровость закона1.

Сам принцип, будучи не только универсальным, но и изначально
“врожденным”, свойственным многим человеческим сообществам, несет в себе
и гносеологические начала. А применительно к правосудию, где судьи
опираются на свободную, внутреннюю оценку доказательственного материала,
служит специфическим инструмен-

1 См.: Гринберг Л. Г. Понятие справедливости в домарксистской
общественно-правовой и политической мысли // Правоведение. 1964. № 1;
Canstein. Die Ration alien Grundlagen des Civilprozesses. Berlin, 1877.
S. 1—6.

§ 1. Познание и истина: роль метода 9

том познания истины. Рассуждения Фрасимаха о соотношении справедливости
и политики, Платона о справедливости в государстве, знании и познании1,
Аристотеля о справедливости уравнивающей с распределяющей, соединенные с
началами умозрительной философии и формальной логики2, не миновав
Лациума, приобрели там специфический римский характер. Сердцевиной
принципа по Законам XII таблиц стало равенство всех граждан перед
законом.

Важно заметить, что aequitas использовалась и как методологический
принцип, и как содержательный правовой институт. В первом качестве — в
толковании права, во втором — в самих нормах права. Хотя, как считает М.
Бартошек, теоретически римские юристы эту проблему не разрабатывали и
даже не дали определения aequitas при нередких ссылках на нее3.

Методологический принцип справедливости, осуществлявшийся с объективных
позиций и дополненный совершенной юридической техникой, препятствовал
произвольному отправлению правосудия — juris praecepta sunt haec:
honeste vivere, alterum non laedere, suum coique tribuere (предписания
права: жить честно, не вредя другому, воздавая каждому должное). А
процессуальное правило требовало: aequitas in judiciis inter litigantes
servanda est (в судебных спорах тяжущиеся должны блюсти справедливость).

Последняя, таким образом, будучи возведенной в ранг нормативного
принципа, давала практическое руководство в правосудии: естественная
справедливость предпочтительнее строгого права; справедливость есть

1 См.: Платон. Соч. в 4 т. М., 1990; Guthrie W. К. С. A History of

Greek Philosophy. Vol. 3. Gamburg, 1971; Асмус В. Ф. Платон.

М., 1975; Нерсесянц В. С. Политические учения Древней Гре

ции. М., 1979. С. 5—15.

2 См.: Аристотель. Соч. в 4 т. М., 1984; Кечекъян С. Ф. Учение

Аристотеля о государстве и праве. М.; Л., 1947. С. 130—135;

Асмус В. Ф. Античная философия. М., 1976. С. 259—400.

3 См.: Бартошек М. Римское право. М., 1989. С. 27.

10 Глава 1. Общенаучные аспекты

мать эксцепции (оговорка, ставящая присуждение ответчика в зависимость
от правдивости сделанного им заявления).

Естественное право указывает на то, что умаление, размывание, тем более
отрицание идеи справедливости как общей, абсолютной ценности, своего
рода категорического императива, чревато опасностью правового
релятивизма. И эта же идея несет в себе зачатки противоречия. В
практической реализации принцип не беспорочен. Справедливость хороша в
руках справедливого суда. Там же, где она связана с невозможностью
контроля свободы убеждения (по определению) и усмотрения представителей
судейского корпуса, а это становилось таковым де-факто с усложнением
практики отношений в процессе исторического развития и постепенного
растворения эманата справедливости как божественной силы, стоящей над
правовыми отношениями,, возникает реальная опасность произвола со
стороны самого суда. Не случайно Е. В. Васьковский, выражая несогласие с
трактовкой, отстаиваемой Канштейном, aequi-tas именно как принципа
справедливости, принципа прогресса, полагал правильным рассматривать ее
в качестве постулата как необходимого “предположения рационального
процесса”. Рациональность же достигается такими средствами, как
равноправие сторон, диспозитивность, процессуальный формализм,
реализация принципа судейского руководства в достижении “материальной
правды” или материальной истины1.

По Аристотелю, неудовлетворительность буквы формального закона должна
преодолеваться правдой суда — справедливостью2. Производный аспект —
концепция суда, творящего право. В. А. Рязановский, отмечая, что
“чувство справедливости должно помогать судье в сомнительных случаях”,
оппонируя Ортлову и Канштей-ну, заключает, что это чувство “не может
служить

1 См.: Васьковский Е. В. Курс гражданского процесса. М., 1913.

Т. 1. С. 356—360; Canstein. Op. cit. S. 2—3.

2 См.: Нерсесянц В. С. Политические учения Древней Греции.

С. 12.

§ 1. Познание и истина: роль метода Ц

верховным принципом процесса вследствие своей субъективности. Решение
суда должно покоиться на объективных данных”1.

Постепенно воцарившаяся в Средние века в Европе и во многом опиравшаяся
на авторитет и силу клирика-лизма инквизиционная судебная система,
предпочитавшая руководствоваться прямыми указаниями закона (как
церковники — словом божественного откровения2), все более широко
воспринимает доктрину формальной истины3. Последняя, отводя
справедливости роль Золушки, требует системы формальных доказательств.
Производный аспект — конструкция суда, опирающегося только на
рациональность закона, в логично-последовательном применении которого
открывается дорога к истине (Dura lex, sed lex).

Казалось бы, ближе всего к Геркулесовым столпам справедливости находится
современный принцип вынесения вердикта судом присяжных, отделенный от
формальных пут закона определенными условиями. Но жизнь показывает, что
расхождения с реалиями имеют место и здесь. Вопрос двусторонен: 1) на
основании каких исходных данных присяжными принимается решение; 2)
руководствуясь какими принципами, постулатами, соображениями о высшем
благе, добре, справедливости, истинности и т. д. (в категориях
правосознания и внутреннего убеждения) они к нему приходят? Проблема
перетекает в русло решения вопросов создания компромиссных конструкций
судоустройства и процесса, удовлетворяющих неким условиям
рациональности, прагматизма. Достижение цели, по существу, можно свя-

1 Рязановский В. А. Единство процесса. М., 1996. С. 32.

2 Для сравнения: “Религия побуждает к познанию всевышнего

Аллаха и его творений посредством доказательства” (Ибн Рушд.

Из “Рассуждения, выносящего решение относительно связи

между религией и философией”). Цит. по: Сагадеев А. В. Ибн

Рушд (Аверроэс). М., 1973. С. 171.

3 См., например: Нерсесянц В. С. Философия права. М., 1997.

С. 446—448.

12

Глава 1. Общенаучные аспекты

зать с такими же посылками подходов Р. Иеринга в критическом анализе
организации процесса как вида судебной защиты1.

Добавим к этому, в качестве примера, практическую деталь, на которую
указывает В. К. Пучинский, говоря о юридической силе досудебного
постановления (pretrial order), выносимого в досудебном совещании в
федеральных судах США, “на заседании в принципе коррективы возможны, но
только при необходимости избежать явной несправедливости. Трактовка
категории справедливости меняется от случая к случаю”2.

Исторически, специфически дифференцируясь в национальной среде, система
стран общего права пришла к современной состязательной системе
судопроизводства с характерными признаками динамичности, активности,
инициативы непосредственно заинтересованных участников процесса.
Буржуазию породили новые экономические отношения. Буржуазия породила
новую состязатель- • ность как формулу, отвечающую динамичному духу,
социальным, политическим и экономическим реалиям времени3. Но означает
ли это, что гражданский процесс, взращенный на классических основаниях
римско-герман-ского права, перестал отвечать в эволюции требованиям
конца XX — начала XXI в.? А инструментарий следственное™ менее
эффективен в достижении целей процесса?

Приведем лишь одну, но достаточно показательную точку зрения. Две
системы — состязательная и следственная — кажутся столь же различными,
как день и ночь. Идут бесконечные дебаты о том, какая из них лучше. Нет

1 См.: Ihering. Zweck im Recht. Berlin, 1877. С. VIII.

2 Пучинский В. К. Гражданский процесс США. М., 1985. С. 83.

3 Практика судебного реформирования во все времена и во

всех странах несла на себе печать идеологических расхожде

ний политического противоборства (вопросы природы права,

его гиперцели и практики реализации с конкретными целями).

О них применительно к судебной реформе 1864 года и контр

реформе в России см., например: Муромцев С. А. Статьи и

речи. Вып. V. М., 1910. С. 24—25; Победоносцев и его корреспон

денты. Письма и записки / Под ред. М. Н. Покровского. М.; Пг.,

1923. Т. 1(2). С. 508—514; Письма Победоносцева Александру III.

М., 1926. Т. 2. С. 92.

§ 1. Познание и истина: роль метода 13

ничего удивительного, что юристы стран с системой общего права
отстаивают превосходство своей системы. Они полагают, что только
состязательная система может представлять собой наиболее справедливый
способ ведения дел — единственный способ, дающий каждой из сторон
сыграть свою собственную роль. Правосудие и правда почти всегда одержат
верх, если позволить каждой стороне спорить, соревноваться, экзаменовать
друг друга.

Европейские юристы, естественно, придерживаются совершенно
противоположной точки зрения. Для них состязательная система примитивна
и часто несправедлива. Состязательные принципы, по их мнению,
превращаются в сражение между искусными адвокатами, а правда в
результате оказывается задушенной. Их система делает упор на работу
честных профессионалов-судей. Такая система более эффективна, более
беспристрастна, более справедлива.

В действительности состязательная система гораздо менее состязательна,
чем думают многие люди, а следственная система менее следственна. Еще
более важным является тот факт, что многие дела вообще не доходят до
слушания — они разрешаются вне суда. В этих случаях гораздо большее
значение имеет то, что происходит вне зала суда — в коридорах, в офисах
адвокатов, кабинетах судей. То же самое относится и к правовым спорам в
странах с системой гражданского права. По этим и другим соображениям
некоторые ученые полагают, что эти две системы все более сближаются1.

И. В. Решетникова замечает2, что если речь идет об уголовном процессе,
то здесь, бесспорно, должна быть

1 См.: Фридмэн Л. Введение в американское право. М., 1993. С. 61.

2 “Смена ориентиров в российском гражданском процессе

привела к отказу от принципа объективной истины” (Решет

никова И. В. Доказательственное право Англии и США. Екате

ринбург, 1997. С. 42).

Это обстоятельство должно безусловно учитываться при анализе
теоретических позиций тех или иных авторов, высказанных до 1995—1996 гг.
(9 января 1996 г. введен в действие Федеральный закон “О внесении
изменений и дополнений в Гражданский процессуальный кодекс РСФСР”).

14 Глава 1. Общенаучные аспекты

установлена истина по делу для вынесения правосудного приговора1.

Для сравнения обратимся к Федеральным доказательственным правилам для
федеральных судов и магистратов США, Правило 102 (цель и толкование)
которых устанавливает, что настоящие правила следует толковать в целях
обеспечения беспристрастного отправления правосудия, устранения
неоправданных расходов, задержек, а также совершенствования
законодательства о доказательствах в направлении достижения истины и
справедливого разрешения дела2. Поэтому будем исходить из положительной
рецепции указанного правила.

Объект рассмотрения любой области человеческого познания — бытия,
сопряженного с вопросами: Что? Как? Почему?, есть неизвестное,
непознанное, неопределенное, неопосредованное. В подобных вопросах
поста^ новка задач различной степени определенности, детерминации или
неопределенности, ответ на них в формах так называемого донаучного,
житейского, обыденного знания, знания духопостижения, опирающегося на
теорию и эмпирику научного знания, знания чувственного, созерцательного
и т.д., означает решение задачи в тех или иных “формах рефлексии”3:
эвристической, рационально-логической, чувственно-эстетического
отражения, интуиции, эмпирики, их вариаций.

Все многообразие содержания онтологии, гносеологии и аксиологии, в каких
бы философских (философско-теологических, этических, логических,
интуитивистских, позитивистских и т. д.) системах мы их ни
рассматривали, сводится в конечном итоге к фундаментальной проблематике
отношения субъект—объект, а за ней — по-

1 См.: Решетникова И. В. Доказательственное право Англии и

США. С. 42.

2 См.: Federal Rules of Evidence for United States Courts and

Magistrates. Notre Dame, 1995. Ch. 1. P. 102.

3 См.: Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии. СПб., 1993.

Кн. 1. С. 103.

§ 1. Познание и истина: роль метода 15

знаваемости и непознаваемости бытия, материалистической и
идеалистической (объективной и субъективной) его трактовки1. Мы не Имеем
целью останавливаться на расхождениях в интерпретации истины в различных
философских школах, но укажем, что она может трактоваться как абсолютное
свойство идеального объекта (Платон, Августин), согласие мышления с
самим собой (И. Кант), диалектический процесс развития знания (Г.
Гегель), соответствие мышления ощущениям объекта (Д. Юм, Б. Рассел),
соответствие идеи и цели (Ч. Пирс, У. Джеймс, Дж. Дьюи),
взаимосогласованность ощущений (Э. Мах, Р. Авенариус), условная
категория (А. Пуанкаре), форма психологического состояния личности
(экзистенциализм) и т. д. Знание как представление о мире есть область
чувственно воспринятого, эмпирически и рационально опосредованного,
эмпирически проверенного в границах воспроизводимости. С позиций
материалистической теории отражения познавательный процесс представляет
ряд организованных в систему идеальных действий, операций, формирующих
определенные идеальные объекты, служащие средством для освоения,
отражения объективной реальности (действительности).
Теоретико-познавательное истолкование начинается там, где теоретические
конструкции интерпретируются с точки зрения их соответствия реальности,
возможности приписать статус существования тем или иным используемым в
теории абстрактным объектам. Такое исследование связано с анализом
содержания эмпирических

1 “Философия — это познание истины, под истиной следует понимать
представление, которое полностью соответствует объекту” (Фишер К.
История новой философии. СПб., 1906. Т. 1. С. 4). “Философия является
рациональными поисками истины и… следовательно, философский диалог не
может быть процедурой полюбовного примирения субъективных мнений, а
является строгим процессом рационального арбитража между тезисами,
претендующими на объективную истину” (Сэв Л. Современная французская
философия. М., 1968. С. 382).

16 Глава 1. Общенаучные аспекты

данных, подтверждающих теорию с точки зрения их обоснованности, наличия
в них достоверного (истинного) или проблематичного знания1.

Более того, углубление наших представлений в ответе на вопрос, а это,
как правило, сопряжено с поисками условий гармонизации ответа и реалий
бытия, неизбежно ведет к постановке вопросов следующего, более высокого
уровня: Не противоречива ли сама система координат, в которой решается
задача? Отвечает ли неким условиям постулирования, или исходного
существования? Сохраняет ли в ней структуру объект при инвариантных
преобразованиях? Так рамки условий постановки задачи расширяются до
границ системы, отраслевого и межотраслевого знания. Параллельно идет
процесс углубления, расщепления представлений о по-лученном-конкретном:
Что за ним? Каково его содержание? В чем единство сущности в возможном
многообразии форм проявления?

Р. Декарт замечал: “Дайте понятиям точное толкование, и вы освободите
мир от половины заблуждений”. Проблема в том, как интерпретируется
утверждение законодателя о цели правосудия (возможно, лишенной
практически законченной рациональной и морально-этической четкости для
него самого). Или в том, какой знак (соответствия, равенства,
тождества…) должен быть поставлен между решением суда как завершающим
актом процесса и процессуальным познанием, предметом процессуального
доказывания, реально достигнутой целью судебного процесса.

В литературе можно встретить утверждения об опасности смешения вопросов
философии и права, философского и юридического толкования истины и целей

1 См.: Копнин П. В. Гносеологические и логические основы науки. М.,
1974; Лекторский В. А. Субъект, объект, познание. М., 1980; Ильин В. В.
Теория познания (Введение. Общие проблемы). М., 1993.

§ 1. Познание и истина: роль метода 17

процесса1. Немало и скепсиса, связанного с критической оценкой
философских принципов, орлами парящих над законами конкретных наук, в
той части, что, вообще говоря, они не обеспечивают нас полезными
руководствами на тему о том, как надо было бы работать или что следовало
бы открыть2. Такая опасность породила многочисленные утверждения и споры
о статусе того “знания”, которое стоит за судебным решением:
объективная, достоверная, вероятная, абсолютная, относительная,
судебная, профессиональная или иная истина?3

Но, думается, верно утверждение А. А. Старченко относительно того, что
“вместо игнорирования философских категорий ввиду их якобы сложности
следует активно овладевать этим аппаратом, ибо лишь на этой основе можно
избавиться от неизбежного в противном случае эмпиризма и дать… научный
анализ природы и особенностей процесса познания в такой области
практической деятельности, как осуществление правосудия”4. Добавим, не с
точки зрения распространения универсальности метода любой гносеологии на
отправление правосудия, а с точки зрения углубления понимания сущности
деятельности суда, содержания и направленности функционирования
судоустройственных и процессуальных институтов. Как и исключения
неприятия или стремления провести разделительную линию, за ссылками
специфичности предмета рассмотрения, в использовании инструментов
естественных наук и логико-математического аппарата.

1 См.: Mittermaier. Die Lehre vom Beweise. Darmstadt, 1834. S. 34.

2 См.: Князев А. А. Восемь лекций по синергетике. Саратов,

1996. С. 87.

3 См., например: Якуб М. Л. Выступление на научной дискус

сии об истине в судопроизводстве // Вестник МГУ. Сер. 8.

Право. 1963. № 4.

4 Старченко А. А. Методологические проблемы судопроизвод

ства // Вестник МГУ. Сер. 8. Право. 1963. № 3. С. 45.

18

Глава 1. Общенаучные аспекты

В связи с этим можно отметить солидный объем публикаций, связанных с
категорией истины в судебном процессе и предметов и системой средств
доказывания, оценкой доказательств, углублением понимания теории
правовых отношений, правовой оценки фактов и др.1, появившихся с началом
научной дискуссии, вызванной появлением монографии А. Ф. Клейнмана2.

Познание идет вперед, приобщая отдельные чувственные впечатления к
действительным наблюдениям, наблюдения — к выявленным таким образом
причинным констатациям, частные констатации — к более общим познанным
закономерностям бытия, вплоть до самых об-

1 См.: Тадевосян С. В. К вопросу об установлении материальной

истины в советском процессе // Советское государство и пра

во. 1948. № 6; Ривлин Л. А. Понятие материальной истины в

советском уголовном процессе // Социалистическая законность.

1951. № 11; Строгович М. С. Материальная истина и судебные

доказательства в советском уголовном процессе. М., 1955; Оси

пов Ю. К. К вопросу об объективной истине в судебном процес

се // Правоведение. 1960. № 2; Иванов О. В. Принцип объек

тивной истины в советском гражданском процессе. М., 1964;

Гурвич М. А. Принцип объективной истины советского граж

данского процессуального права // Советское государство и

право. 1964. № 9; Курылев С. В. Установление истины в совет

ском правосудии: Автореф. дисс. … д-ра юрид. наук. М., 1967;

Ванеева Л. А. Судебное познание в науке советского граждан

ского процессуального права: Автореф. дисс канд. юрид. наук.

Л., 1970; Пьяное Н. А. Значение категории абсолютной и относительной
истины для характеристики истины в правоприменительной деятельности //
Актуальные проблемы теории юридических доказательств. Иркутск, 1984;
Экимов А. И. Категории истины и справедливости в деятельности
органов правосудия (Теоретико-методологические проблемы) // Актуальные
проблемы теории юридических доказательств; Барашков С. А. Достоверность
и вероятность в советском гражданском процессе: Автореф. дисс…. канд.
юрид. наук. Л., 1986; Боннер А. Т. О характере истины, устанавливаемой в
правосудии // Механизм защиты субъективных гражданских прав.
Ярославль, 1990; и др.

2 См.: Клейнман А. Ф. Основные вопросы теории доказательств

в советском гражданском процессе. М., 1950.

§ 1. Познание и истина: роль метода 19

щих представлений и принципов. Такова единая структура познания,
охватывающая как познание в целом, вырабатывающее философские
представления, так и отдельные направления познания.

А. Эйнштейн в 1949 г. в автобиографических заметках, говоря о критериях
выбора физической теории, назвал их “внешним оправданием” (соответствие
эмпирическим наблюдениям) и “внутренним совершенством” (наиболее
естественное, логическое выведение частных комбинаций из общих
принципов). Синтез указанных критериев (их эвристическая ценность была
продемонстрирована с беспрецедентной отчетливостью в генезисе
неклассической физики) — это частная иллюстрация указанного выше
приобщения частного к общему, нового к старому, иначе говоря, синтез
преобразования и сохранения, обновления и инвариантности в развитии
познания. Подобная точка зрения исключает и априоризм, и феноменализм:
она позволяет видеть активную роль и логического анализа, и
эмпирического наблюдения, и неотделимость этих противоположных и в то же
время тождественных компонентов познания.

В проблематике познания можно выделить пять уровней генерализации.
Во-первых, общефилософское познание (не только гносеология, но и
познание в единстве онтологических, гносеологических и аксиологических
проблем); во-вторых, научные теории, отвечающие уровням познания
межотраслевых и конкретных отраслевых наук (сфера фундаментальной
науки); в-третьих, научные теории, отвечающие уровням познания
прикладных наук; в-четвертых, уровень, связанный с промышленной,
производственно-технологической, экономической, социально-культурной,
управленческой и иными областями жизнедеятельности, лежащими за
формальными пределами сферы науки (область конкретно-прикладных,
профессиональных знаний, в том числе судопроизводства); в-пятых,
донаучное, обыденное, житейское познание.

Каждому из них соотносим свой метод познания, характеризующийся широтой
теоретического обобщения, развитостью теоретической базы исследования,
исполь-

20

Глава Ь Общенаучные аспекты

зуемым логико-математическим и инструментальным аппаратом исследования и
анализа, специфическими методами исследования, технологиями
экспериментов и опытных проверок, способами обобщения результатов,
статистических оценок и др.

Если применительно к развитым формам познания и методу мышления можно
говорить о соответствующей методологии, связанной с осмыслением
принципов организации-и регуляции познавательной деятельности,
выделением в ней условий, структуры, содержания знаний и путей, ведущих
к истине, то обыденное познание, как наиболее простая форма, опирается
на так называемый здравый смысл и жизненный опыт, результаты которого
при некоторых простейших усредненных условиях многократно воспроизводимы
во времени и пространстве. Здравый смысл, по существу, есть
некритическое сочетание наивного реализма с утвердившимися в обществе
традиционными представлениями. Однако сказанное может априори
трактоваться как “второсортный” или заведомо непригодный способ при всей
известной слабости его использования в развитых формах теоретического
анализа, требующих высоких уровней абстракции.

Вышеуказанная градация не является жесткой и несет в себе промежуточные
формы с элементами различных уровней. В связи с изложенным может быть
сформулирована следующая общая посылка, имеющая
конкретно-методологическое значение для теории и практики правосудия:
чем более значимо утверждение, тем на большую доказательственную базу
оно должно опираться. Критерий значимости определяется законодателем1.

В естественных науках и на практике познание действительности, а суд
имеет дело с познанием действительных отношений (правоотношений)
участников судопроизводства, т. е. локальным познанием2, происходит в

1 В дальнейшем, в частности, будет рассмотрена связь право

вых презумпций и фикций с этим критерием.

2 М. К. Треушников отмечает, что “функция суда сводится к

тому, чтобы в процессе рассмотрения и разрешения… дела

достичь верного знания о фактических обстоятельствах, ха-

§ 1.-Познание и истина: роль метода 21

результате испытаний (экспериментов) или наблюдений, или опыта в широком
смысле слова. Под наблюдением вообще понимается и подразумевается
наличие определенного комплекса условий. С этой точки зрения суд познает
истину, действительно наблюдая при определенном комплексе условий. При
этом в общем случае можно говорить о большей или меньшей вероятности
разрешения дела в пользу истца или ответчика в зависимости от полноты
представляемых доказательств- и качества их исследования и оценки, как
существует и вероятность некоего малопредсказуемого (неожиданного)
результата. Исходя из чего следует, что исход судебного рассмотрения и
разрешения дела в общем случае является случайным событием. Однако
вероятность конкретного варианта разрешения дела возрастает до уровня
достоверности в данном испытании, если оно детерминировано определенной
совокупностью условий, иными словами, становится неизбежным. И,
наоборот, при иной совокупности условий событие становится
маловероятным, и тогда говорят о его (практической) невозможности.
Сообразно этому и делаются конкретные, в том числе оценочные, суждения и
принимаются практические решения.

Как можно заключить, при многовариантности исходного комплекса условий
при единстве задачи-цели для любой сферы человеческой жизнедеятельности
— достижения истины, не снимается абсолютно в общем случае проблематика
методологии по крайней мере в трех аспектах: 1) вопрос доказательности
логического анализа, сформулированный Дж. Э. Муром: “Я вовсе не отношусь
скептически к истинности… суждений, утверждающих существование
материальных вещей; напротив, я считаю, что все мы достоверно знаем, что
большинство таких суждений истинно. Однако я очень скептически отношусь
к вопросу о том, что в определенных

рактерных для спорного правоотношения, и точно применить к установленным
юридическим фактам норму… материального права” (Треушников М. К.
Судебные доказательства. М., 1999. С. 9).

22

Глава 1. Общенаучные аспекты

отношениях является правильным анализом таких суждений”1; 2) при
рассмотрении “чистых проблем оценки — в отличие от проблем факта — мы
лишены возможности опереться на доказательства”2, поэтому сюда же должна
быть отнесена и проблематика так называемой интенсиональное™, актуальная
для суда3; 3) вопрос достаточности информации, сформулированный Н.
Винером: “Если бы при решении задач с неточными данными мы
воспользовались методом, которым пользуется астроном, определяя орбиты
планет, то вполне могло бы оказаться, что мы выбрали такие начальные
условия, которые приводят к результатам, не типичным для более широкого
круга начальных условий, с которыми мы на самом деле сталкиваемся в
исследуемой задаче. Такая нестабильность траектории может привести к
неверному представлению о возможной ошибке в конечных результатах…
Компромисс между ошибками, связанными с неточно–стью данных, и
ошибками, связанными с неустойчивостью методов, может быть найден только
на основе статистических рассмотрений”4. Тут мы сталкиваемся
с’ограничениями чисто практического свойства и практикой, диктуемой
рационализмом.

1 Современная английская философия / Под ред. Дж. Г. Мюр-

хеда. Кембридж, 1925. Т. 2.

2 Айдер Д. Дж. Язык, истина и логика. Лондон, 1936.

3 Вопросам убеждения суда (судей) как органическому элемен

ту процессуального доказывания уделяет достаточно внима

ния И. ‘В. Решетникова. См.: Решетникова И. В. Доказатель

ственное право в российском гражданском судопроизводстве:

Автореф. дисс. … д-ра юрид. наук. Екатеринбург, 1999. С. 37;

Резниченко И. М. Психологические вопросы подготовки и су

дебного разбирательства гражданских дел. Владивосток, 1983;

Психологические аспекты принципа состязательности в граж

данском процессе // Актуальные проблемы теории юриди

ческих доказательств; Внутреннее судейское убеждение и

правовые чувства // Теория и практика установления исти

ны в правоприменительной деятельности. Иркутск, 1985; Ма

тюшин Б. Т. Внутреннее убеждение судей и оценка доказа

тельств // Вестник МГУ. Сер. 11. Право. 1977. № 3; Сахнова Т. В.

Судебная экспертиза. М., 1999. С. 248.

4 Винер Я. Я — математик. М., 1967. С. 246—247.

§ 1. Познание и истина: роль метода 23

Можно игнорировать субъективную интерпретацию рационального и, наоборот,
находить рациональное оправдание в оценочных высказываниях и говорить о
догматическом толковании принципа проверяемости1, но сама так называемая
истина, т. е. достигнутый уровень знания-представления о реальности,
остается относительной. Чисто практический аспект вышесказанного
подтверждается (и речь здесь в первую очередь не о прямых ошибках
судебного решения) впечатляющей статистикой пересмотра (отмены) судебных
решений как в России, так и за рубежом2.

Доля дел в апелляционных, или судах высшей инстанции, федеральных судах
США, разрешаемых с разногласиями судей, имея за столетие тенденцию к
возрастанию, к 1970 г. составляла более 16%, существенно варьируясь от
суда к суду и от штата к штату. Этот показатель свидетельствует по
крайней мере о двух факторах: 1) высшие суды рассматривают все меньшее
число, но наиболее сложных (спорных) дел и 2) разногласия судей в
большей мере носят личностный характер интерпретации тех или иных
“положений права”3.

В большом количестве работ отечественной гражданской и уголовной
процессуалистики (как и других отраслей права) подчас бескомпромиссно
апологизируются позиции, связанные с теми или иными сторонами судебного
познания и квалификации устанавливаемой судом истины. Утверждается, что
последняя должна носить объективный и абсолютный характер4; что она
относи-

1 См.: Корнфорт М. Марксизм и лингвистическая философия.

М, 1968. С. 113, 247.

2 Ряд показателей отечественной судебной статистики рассмат

ривается в § 2 настоящей главы.

3 См.: Фридмэн Л. Указ. соч. С. 70. На это обстоятельство обра

тил внимание В. А. Бабаков (см.: Бабаков В. А. Гражданская

процессуальная обязанность: Автореф. дисс…. канд. юрид. наук.

Саратов, 1999. С. 91).

4 “Знание судьи относительно существенных обстоятельств

дела должно быть достоверным знанием, носящим характер

объективной истины. Все наиболее существенные обстоятель

ства преступления должны быть выяснены и установлены су-

24

Глава 1. Общенаучные аспекты

тельная1; объективна, сочетая в себе элементы абсолютной и относительной
истины в единстве2; что категории абсолютной и относительной истины
неприемлемы для судебного познания3. Конструируются и модифицированные
понятия судебной истины4.

дом исчерпывающим образом в такой мере, чтобы это знание полностью
соответствовало действительности, было абсолютно верным и не могло быть
опровергнуто в будущем” (Старченко А. А. Логические основания
уголовно-судебных доказательств: Автореф. дисс. … канд. юрид. наук.
М., 1953. С. 7). “Принцип объективной истины относится к обеим частям
основания решения. Установленные судом факты должны соответствовать
действительности, равно как и установленные права и обязанности должны
быть действительными, реально существующими и существовавшими до, вне и
независимо от процесса” (Гурвич М. А. Судебное решение (Теоретические
проблемы). М., 1976. С. 54). См. также: Куръшев С. В. Понятие
материальной истины в советском правосудии // Социалистическая
законность. 1952. № 5. С. 37; Строгович М. С. Материальная истина и
судебные доказательства в советском уголовном процессе. С. 75;
Резниченко И. М. О принципе объективной истины в советском гражданском
судопроизводстве // Труды ВЮЗИ. 1965. Т. 4. С. 176; Зейдер Н. Б.
Судебное решение по гражданскому делу. Саратов, 1966. С. 108.

1 См.: Тадевосян С. В. Указ. соч. С. 65—68.

2 См.: Чечот Д. М. Развитие принципа материальной истины в совет

ском гражданском процессуальном праве // Материалы межвузов

ского научного совещания “40 лет советского государства и права и

развитие правовой науки”. Л., 1957. С. 57—58; Осипов Ю. К. Указ,

соч. С. 127; Ванеева Л. А. Судебное познание в советском граждан

ском процессе. Владивосток, 1972. С. 124—132.

3 См.: Ривлин Л. А. Понятие материальной истины в советском

уголовном процессе. С. 42—53; Якуб М. Л. Демократические

основы советского уголовно-процессуального права. М., 1960.

С. 100—105; Иванов О. В. Принципы объективной истины в

советском гражданском процессе. С. 51; Иванов О. В. Объектив

ная истина в советском гражданском процессе: Автореф. дисс.

… канд. юрид. наук. М., 1964. С. 9.

4 См.: Гражданское процессуальное право России / Под ред.

М. С. Шакарян. М., 1998. С. 54—55; Афанасьев С. Ф. Проблема

истины в гражданском судопроизводстве. Саратов, 1999. С. 135.

Заметим, что юридическая наука и практика, дифференци

руя фактическую и правовую стороны рассматриваемых су

дебных дел, давно, помимо судебной истины, оперируют по-

§ 1. Познание и истина: роль метода 25

Весьма неоднозначно, а то и противоречиво (до смешения разнородовых
категорий и, наоборот, противопоставления однородовых, деформирующих
сами дефиниции1) трактуются методические вопросы вероятностных оценок в
правосудии2, в том числе без какого-либо серьезного обоснования
утверждается о “неразумности” распространения практики английского и
американского судопроизводства в части использования стандарта
доказывания на отечественный гражданский процесс3.

нятиями истины факта, материальной истины, процессуальной, формальной
истины, истины права, которые у разных авторов несут своеобразие подхода
исследователя к анализируемой проблематике.

1 Видимо, с этим связано присутствие в литературе сентенций

типа: парная категория вероятность-достоверность (см.: Эйс-

ман А. А. Заключение эксперта (Структура и научное обосно

вание). М., 1967. С. 38—40; Орлов Ю. К. Категории вероятности

и возможности в экспертном исследовании // Вопросы теории

и практики судебной экспертизы. М., 1979. Вып. 39. С. 51—53;

Арсенъев В. Д. Рецензия на методическое пособие Ю. К. Орлова

“Формы выводов в заключении эксперта” // Теоретические и

методические вопросы судебной экспертизы. М., 1984. С. 168—

169 и др.); достоверность и вероятность присутствуют в равной

мере в суде первой инстанции (Барашков С. А. Указ. соч. С. 7—

21); “всецело достоверные истинные решения” и “достоверная

истинность” (Афанасьев С. Ф. Указ. соч. С. 133); подразделение

выводов эксперта “по степени категоричности на категорич

ные, предположительные и вероятные” (Сахнова Т. В. Судеб

ная экспертиза. С. 236) и т. п.

2 См., в частности: Лилуашвили Т. А. О доказывании предпола

гаемых фактов в советском гражданском процессе // Совет

ское государство и право. 1962. № 12; Фаткуллин Ф. Н. Общие

проблемы процессуального доказывания. Казань, 1976; Тре-

ушников М. К. Судебные доказательства. М., 1997; Треушни-

ков М. К. Судебные доказательства. М., 1999.

3 См.: Афанасьев С. Ф. Указ. соч. С. 134.

Стандарту доказывания по гражданским делам и теории вероятности
доказательств посвящает специальные параграфы И. В. Решетникова (см.:
Решетникова И. В. Доказательственное право Англии и США. С. 112—119;
Решетникова И. В. Доказательственное право в российском гражданском
судопроизводстве. С. 38—39).

26

Глава 1. Общенаучные аспекты

Применительно к понятиям “истина” и “достоверность” утверждается, что
истина характеризует отношение результата познания к объективной
действительности, тогда как достоверность — отношение способа познания к
его результату1.

При ближайшем рассмотрении подобные утверждения не более чем тавтология,
из коих следует лишь, что достоверность знания, или истинность его,
достигается надежными (достоверными) средствами (способами). При этом,
как представляется, упускается из виду то обстоятельство (речь о
логических элементах силлогических конструкций), что достоверность в
строгом смысле есть мера оценки вероятности события (наблюдения,
интерпретируемого как истина). А потому некорректно и противопоставление
ее вероятности.

– Нами усматривается целесообразность переноса ценг тра тяжести в
анализируемой проблематике с сугубо теоретических аспектов в плоскость
практических судо-устройственных и процессуальных конструкций как
минимум по следующим основаниям: во-первых, само понятие объективной
истины (вне зависимости от факта включения и исключения этой дефиниции
из правовой материи) относится к сфере высокого уровня
философ-ско-теоретических абстракций и гносеологических проблем
фундаментальной науки и, считаем, не может прямо привноситься в правовую
норму2; во-вторых, в связи

1 См.: Эйсман А. А. Соотношение истины и достоверности в

уголовном процессе // Советское государство и право. 1966.

№ 6. С. 93.

У С. В. Курылева речь идет об истине и вероятности: “Они связаны между
собой так же, как связан результат познания со средствами познания,
способом познания” (Курылев С. В. О достоверности и вероятности в
правосудии // Правоведение. 1968. № 1.С. 67).

2 В сравнительном плане стоит заметить, что “как и… прочие

направления англо-американской правовой мысли, теория до

казательственного йрава носит прикладной характер, т. е. на

целена на введение правил о доказательствах, и в литературе

трудно найти даже намеки на научную полемику о понятии

§ 1. Познание и истина: роль метода 27

с существенной коррекцией гражданского процессуального законодательства
и принятием Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации
(1995 г.), отошедших от этого понятия1; в-третьих, потому что
проглядывающие здесь споры зачастую не оказывают заметного влияния на
характер функционирования конкретных механизмов правосудия, организация
которых должна быть максимально подчинена достижению реальной защиты
прав и законных интересов граждан и иных субъектов процесса,
обращающихся за защитой.

В то же время “вопрос о том, обладает ли человеческое мышление
предметной истинностью, — вовсе не вопрос теории, а практический
вопрос”2.

По этим причинам, как и по соображениям методического плана, поскольку
содержание вопросов выходит

доказательств или доказательственного права, относимое™ и допустимости
доказательств и пр. Разрабатываются сущностные аспекты этих правовых
явлений, а не правовая терминология, здесь нет спора о словах”
(Решетникова И. В. Доказательственное право Англии и США. С. 50).
Последнее едва ли нуждается в одобрении.

1 В. М. Жуйков отмечает, что принцип состязательности в граж

данском процессе, формально провозглашенный ч. 1 ст. 50 ГПК

РСФСР, “фактически… был полностью нейтрализован другими

принципами”, что не отвечало требованию эффективности

правосудия. Он же пишет, что “в связи с этим (в контексте

коррекции ст. 56 ГПК РСФСР. — А. К.) меняется содержание

понятий полноты и всесторонности рассмотрения дела, истинно

сти решения суда” (Гражданский процессуальный кодекс / Ком-

мент, и сост. В. М. Жуйков. М., 1996. С. 3, 15). См. также: Треуш-

ников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 12—13.

2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 1—2.

Д. Юм далеко не безосновательно заканчивает свое “Исследование о
человеческом знании” энергичной формулировкой: “Если… мы приступим к
осмотру библиотек… и спросим: содержит ли она (книга.— А. К.)
какое-нибудь абстрактное рассуждение о количестве или числе? Нет.
Содержит ли она какое-нибудь основанное на опыте рассуждение о фактах и
существовании? Нет. Так бросьте ее в огонь, ибо в ней не может быть
ничего, кроме софистики и заблуждений!” (Юм Д. Соч. М., 1966. Т. 2. С.
169).

28

Глава 1. Общенаучные аспекты

за рамки анализа общей проблематики, последние, связанные с
содержательным характером истины в судебном процессе (охватывает ли она
только фактические обстоятельства дела или также и юридическую
квалификацию фактических обстоятельств1), с детерминацией судебного
познания (полностью ли оно детерминируется судебным доказыванием либо
судебное познание не тождественно доказыванию) и некоторыми иными
аспектами, будут рассмотрены в других параграфах и главах работы. Здесь
же остановимся еще на двух спорных в литературе моментах: о познающем
субъекте и (в несколько иной, чем ранее плоскости) характере судебного
познания.

Поскольку прерогатива рассмотрения и решения спорного вопроса
материального права (но, например, применительно к судам второй
инстанции, речь может идти и о спорных вопросах процессуальной природы)
принадлежит суду, он и является исключительным субъект том познания
судебной правды (истины)2. Возражения этой точке зрения связаны с тем,
что познание — многофакторный процесс, имеющий свой генезис и
складывающийся из ряда последовательных шагов, в котором принимают
участие и на который влияют и лица, участвующие в деле, прежде всего
стороны, и представители. Поэтому нет достаточных оснований не видеть в
них субъектов судебного познания3. Определенная тонкость вопроса в том,
что познающий субъект должен иметь известную свободу (в рамках
процессуальной формы) выбора поведения и способа решения задачи. Поэтому
и

1 В литературе присутствует и иная, еще более “расшири

тельная” точка зрения, учитывающая в этом вопросе и юриди

ческие предписания правоприменительного (судебного) акта

(А. М. Ларин, Ю. К. Осипов, А. Л. Ривлин, Ф. Н. Фаткуллин).

2 См.: Ванеева Л. А. Судебное познание в советском гражданском

процессе. С. 43; Чистякова О. П. Проблема активности суда в

гражданском процессе: Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. М.,

1997. С. 22; Клейнман А. Ф. Новейшие течения в советской на

уке гражданского процессуального права. М., 1967. С. 47—48.

3 См.: Юделъсон Ю. К. Проблемы доказывания в советском граж

данском процессе. М., 1951. С. 33, 34, 81, 86; Решетникова И. В.

Доказательственное право в российском гражданском судо

производстве. С. 8, 12, 14.

§ 1. Познание и истина: роль метода 29

ответ связан с тем, что в теоретическом варианте при полном подавлении
процессуальной инициативы лиц, участвующих в деле, получаем
эквивалентную форму, отвечающую чисто инквизиционной системе
судопроизводства с одним субъектом познания — судом. В варианте,
соответствующем абсолютной свободе действий указанных лиц, имеем
ситуацию, уравнивающую их права с правами суда, что разрушает
сложившуюся конструкцию правосудия. Представляется правильным, что в
судебном познании, о котором И. В. Решетникова говорит как о
процессуальном1, участвует не только суд, но и другие субъекты
гражданского (арбитражного) процесса. Это познание является своего рода
результирующей действия различных функций различных субъектов, ведущая,
центральная, определяющая роль в формировании которой принадлежит суду.

Судебное (или процессуальное) знание, судебная истина синтезируется в
определенном процессе, выстроенном на логическом базисе, отвечающем
требованиям рационального алгоритма и имеющем процессуальную форму. Сама
форма опять-таки является продуктом логического анализа и осмысления
наукой процессуального права и законодателем. Мы далеки от мысли
утверждать, что конкретная истина в конкретном судебном процессе есть
истина научная, как неверным было бы утверждать, что в любом научном
эксперименте, проводимом по строгой научной методике, исследователь
добывает зерна, а не плевелы.

Поэтому едва ли корректно отрывать мыслительную сторону доказывания, как
подчиненную законом логического мышления, от практической, или
действенной, или процессуальной стороны, якобы таким законам не
подчиненной. А если при этом подчеркивается подчиненность последней
правовой норме, то складывается впечатление, что правовые нормы вообще в
разладе с логикой. Подобный разрыв можно допустить лишь методологически,
для удобства анализа ислледователя2. Спор

1 См.: Решетникова И. В. Доказательственное право в россий

ском гражданском судопроизводстве. С. 8, 13.

2 См.: Филимонов Б. А. Основы теории доказательств в герман

ском уголовном процессе. М., 1994. С. 23.

30

Глава 1. Общенаучные аспекты

0 научности или ненаучности судебного познания есть,

таким образом, спор о характере ответа относительно

способа получения такого знания1. И он всегда будет иметь

теоретическую лазейку, поскольку сопряжен с вопросом:

убедил — значит доказал? Вопросом, с чьей помощью в

сферу судебного доказывания вторгается психология убе

ждения и в связи с которым в юридической литературе

появился своего рода эквивалент достигаемой по делу

истины — “убеждение в истинности”2. По Марксу, если

бы математические аксиомы задевали интересы людей,

они наверняка опровергались бы и “самое научное” зна

ние неотделимо от такого убеждения, над судебным же

довлеет тяжесть максимального бремени субъективных

факторов.

Поэтому следует согласиться с теми авторами, кто не связывает судебное
познание ни с категориями научного, ни обыденного познания3.

“Знание и мощь человека — синонимы, — писал Ф. Бэкон, — ибо неведение
причины устраняет результат. Природа побеждается только подчинением ей,
и то, что в созерцательной философии представляется причиной, в
практической науке становится правилом действия”4. Подчиняясь природе,
т. е. обнаруживая истинное положение вещей путем наблюдений и
эксперимента, вместо попыток вывести их априори, какими вещи и “должны
быть”, —- вот практическое правило получения ожидаемого следствия.

Как современное естествознание, идет ли речь о физике или иных его
разделах, состоит не в приду-

1 См.: Яку б М. Л. Демократические основы советского уголов

но-процессуального права. С. 100—105; Ванеева Л. А. Судебное

познание в советском гражданском процессе. С. 46; Треушни-

ков М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 11.

2 См., например: Спасович В. Д. О теории судебно-уголовных

доказательств в связи с судоустройством и судопроизводством.

СПб., 1861. С. 16.

3 См.: Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 11;

Решетникова И. В. Доказательственное право в российском

гражданском судопроизводстве. С. 70.

4 Бэкон Ф. Новый Органон. Л., 1935. С. 108.

§ 1. Познание и истина: роль метода 31

мывании формул, охватывающих наличные данные, а в организации
разнообразнейших структур для разработки инструментальной базы и методов
исследований, так и современное правосудие должно не удовлетворяться
рамками существующей формы, где оно расходится с жизнью, а практически
совершенствовать конкретные способы и методы организации
доказательственной базы судебной истины, как практической цели,
достигаемой в конкретном процессе.

Еще недавно Ж. Лекье изрекал: “Можно только показать истину — пусть
желающие примут ее. Но доказать ее нельзя”1. Гораздо раньше, творчески
развивая поиски мыслителей греческой школы, Ф. Бэкон, а затем Р. Декарт
поставили в практическую плоскость вопрос метода открытия доказуемых
истин2, вокруг которого сконцентрировались интеллектуальные усилия
многих философских и естественно-научных школ позднейшего времени. В нем
три ключевых момента: ощущения как единственное достоверное знание о
внешнем мире, о материальной действительности; логический способ
доказуемости (выводных) истин; научное знание как система. Исходя из
всего этого, истина должна быть доказана.

На стене Брюссельского свободного университета начертана фраза,
принадлежащая Анри Пуанкаре: “Мысль никогда не должна подчиняться ни
догме, ^нп направлению, ни страсти, ни предвзятой идее, ни чему бы то ни
было, кроме фактов, потому что для нее подчиниться значило бы перестать
существовать”. Факты —-единственный суверен в царстве мысли. Но должна
ли мысль, претендующая на научные основан'” я своего существования,
подчиняться фактам в абсолютном смысле? И может ли она развиваться в
указанном здесь русле без некоторых “конституционных” гарантий? Без
права выбирать факты, группировать их, противопоставлять один факт
другому, апеллируя при этом не только к

1 Lequier J. La Liberte. Vrin, 1936. P. 67.

2 См.: Бэкон Ф. Указ, соч.; Декарт Р. Избранные произведе

ния. М., 1950. С. 250,’305; Асмус В. Ф. Декарт. М., 1956.

С. 155—166.

32

Глава 1. Общенаучные аспекты

эйнштейновскому “внешнему оправданию” (см. выше), но и к его же
“внутреннему совершенству”? Этот последний критерий означает, что
частная концепция, т. е. концепция, вытекающая из некоторой группировки
эмпирических наблюдений, должна логически вытекать из более общей
концепции.

“Истина определяется как полезность” — так характеризовал ее прагматик
Дж. Дьюи1. Современная общая судопроизводственная концепция, не опираясь
именно на такое понимание судебной истины, тем не менее в реальном
методе интерпретации все более склоняется в его сторону, понимая под
полезностью рационально формируемые конструкции судоустройства и
судопроизводственной деятельности в рамках той системы координат,

0 которой говорилось в начале настоящей главы.

§ 2. Судебное доказывание и доказательства: логико-исторический аспект

Позиция, которую занимает Б. Г. Кузнецов, исследуя гегелевский
гносеологический подход применительно к материалистической диалектике,
заключающаяся в том, что если познание состоит в постижении истины, а
истина представляется процессом приближения к реальности, то теория
познания становится его историей2, верна не только в общефилософском
смысле, но и в предметно-утилитарном. Новое знание не просто логично,
оно логично-исторично. В конкретном судебном процессе
логически-чувственно постигается конкретная истина. Развитие самой
системы этого постижения (как это делается) уже не вопрос одной только
логики, ибо требует учета и ее (системы. — А. К.) истории.

Здесь представляется важным принять во внимание три следующих момента.

1. К. Левин, анализируя конфликт между аристотелевским и галилеевским
способами мышления в совре-

1 Dewey J. Reconstruction in Philosophy. Boston, 1957. P. 157.

2 См.: Кузнецов Б. Г. История философии для физиков и мате

матиков. М., 1974. С. 319.

§ 2. Судебное доказывание и доказательства 33

менной психологии, отмечает “утрату важности логических дихотомий и
концептуальных антитез. Их место заняли наиболее подвижные переменные
благодаря градациям, которые уничтожили дихотомии с их характером
антитез и представили в логической форме переходную стадию между
концепцией классов и концепцией серий”. А рассуждая об изменениях в
фундаментальных динамических понятиях физики, делает акцент на том
факте, что характер и направление физических векторов в динамике
Аристотеля полностью детерминировались природой рассматриваемого
объекта. Наоборот, в современной физике существование физического
вектора всегда зависит от взаимосвязи нескольких физических факторов,
особенно от отношений объекта с его окружением1.

Подобная точка зрения значима для понимания как историзма в логическом
развитии, так и логики исторического генезиса, в частности, форм
судопроизводственного процесса и системы доказывания в нем. Когда К.
Левин применительно к роли ситуации в анализе динамики процесса (общего)
задается вопросом: Когда ситуация считается постоянным объектом: или
наследственность или окружение? — ответ неудовлетворителен постольку,
поскольку проблема динамики раскрывается в форме, имеющей только
статистическое историческое значение.

Понятна в общем случае и направленность формирования “критической массы”
в сторону (в современной терминологии) реального следственного процесса
с позиций состязательного и, наоборот, в сторону реального
состязательного процесса с позиций следственного. Здесь сказывается
элементарная закономерность маятника как внешнее простейшее проявление
(речь об аналогии) того факта, что, например, современная концепция поля
в той же физике приводит к определенному нивелирова-

1 См.: Левин К. Конфликт между аристотелевским и галилеев-ским способами
мышления в современной психологии // Журнал общей психологии. 1931. № 5.
С. 141—-177.

34

Глава 1. Общенаучные аспекты

нию казалось бы фундаментальных различий между отрицательными теориями
(системами), указывая на общий базис. Философы нередко предпочитают
говорить о преодолении отрицания.

2. В частности, эта же общая причина должна ло

житься в основание критического взгляда на функцио

нирование надежных механизмов судопроизводственной

деятельности, призванных гарантировать “правильность”

выносимых судебных решений (институты апелляцион

ного, кассационного и надзорного производств) и опре

деленным образом связанных с институтом судебного до

казывания.

Для нас является важной оценка в ретроспективном взгляде модификации
форм гражданского судопроизводства в России в единстве связи с
институтом судебного доказывания. Едва ли верны утверждения,
детерминирующие эффективность института судебного доказывания
исключительно принципом состязательности как формой судопроизводственной
деятельности. Влияние этого принципа несомненно, но на эффективности
института судебного доказывания сказываются многие принципы и
судоустройства, и самого процесса, как и факторы внутренней,
субъективной природы.

3. В § 1 гл. 1 отмечалась важность учета (не только

в философии права, но и практическом законодательст

ве) факторов связи с национальной культурой и тради

циями. Например, Н. Я. Данилевский, которого широко

цитирует С. С. Алексеев1, о суде присяжных пишет так:

“суд по совести есть начало по преимуществу славян

ское, сродное со славянским духом и характером”2.

Подобные позиции разделялись и С. А. Муромцевым.

В такой, в частности, форме “природный гуманизм”

славянских народов противополагается “насильственно-

сти” индивидуалистических начал романо-германской

традиции. Для С. С. Алексеева несомненна причинная

связь института присяжных с русской народностью, ибо

1 См.: Алексеев С. С. Философия права. М., 1998.

2 Там же. С. 266.

§ 2. Судебное доказывание и доказательства 35

“гласность и изустность были в России исконными формами суда”1.
Аргументация не самая убедительная, поскольку подобные формы свойственны
и другим культурам. Но главное: учет исторической, культурной и правовой
традиции требует обязательного учета адекватности ее применения
современности2.

В подобной неадекватности, на наш взгляд, и коренятся проблемы
“приживаемости” этого института (как и др.) в России, тем более в
гражданском и арбитражном правосудии.

Логика развития форм и способов науки и практики такова, что явления
современной практики и исторические формы и начала процесса могут быть
сведены к простым логическим элементам одной и той же системы3. В своем
генезисе институт судебного доказывания в различных странах с различными
правовыми системами так или иначе с неизбежностью интегрирует
традиционализм и национальную окраску в рационально-логические формы и,
наоборот, рационально-логическое опосредует формами самобытной
культурной наследственности4.

1 Алексеев С. С. Философия права. С. 266.

2 Например, современное российское общество характеризу

ется “низкой правовой культурой должностных лиц и населе

ния” (Витрук Н. В. Общая теория государства и права. М.,

1998. Т. 1. С. 299).

В работе “Правовая информация в России: Аналитические материалы” (М.,
1999) отмечается: “отсутствие у большинства граждан осознанной
потребности в получении правовой информации” (с. 9); “значительная часть
населения не обладает достаточной осведомленностью, чтобы соотнести
абстрактные правовые знания с конкретной жизненной ситуацией” (с. 16);
“в такой стране, как Россия… закон всегда рассматривался чисто
исторически как нечто такое, что нужно обходить, и который писан не для
всех, а потому, в общем, его не уважают” (с. 54).

3 См.: Салогубова Е. В. Римский гражданский процесс / Под

ред. проф. М. К. Треушникова. М., 1997. С. 4.

4 И это при том, что, как, например, пишет И. В. Решетнико

ва, “судебная система Англии прошла 900-летнее развитие, и

многие процессуальные институты испытывают на себе исто

рическое и национальное влияние, отчего не поддаются ра-

36

Глава 1. Общенаучные аспекты

Р. Давид вообще полагает, что в целом система права, воспринятая
российским правом, как, впрочем, и терминология, базируется на основе,
заложенной юридической наукой европейских университетов на фундаменте
римского права1 Но с такой позиции должна представляться несколько
преувеличенной, если не односторонней, детерминация процесса и судебного
доказывания такой характеристикой, как “состязательность” (даже при
конституционном указании на таковую в качестве основы процесса. Там же
(ч. 3 ст. 123 Конституции РФ) указывается и другая основа — равноправие
сторон). Тем более при насыщении последней духом спортивности (sporting
theory of justice)2 no западному образцу, на что обращает внимание М. А.
Фокина3.

С другой стороны, нельзя забывать о факторах до-, минирующей природы.
Сами формы организации судопроизводства и механизмы их функционирования
(а именно в таком, скорее “технологическом” аспекте, как это
воспринимается доктриной российского права, они оцениваются в
гражданском процессе большинства стран обеих правовых систем4) следует
обязательно рассматривать и через призму актуальных социально-полити-

циональному объяснению” (Арбитражный процесс / Под ред. В. В. Яркова.
М., 1998. С. 446).

1 См.: Давид Р. Основные мировые системы современности. М.,

1967. С. 43, 229—232; Бабаев В. К. Советское право как логи

ческая система. М., 1978. С. 134.

2 См.: Sport guide to the European Convention of Human Rights.

1981. P. 34; Farrar J. H., Dugdale A. M. Op. cit. P. 68. Имеется в

виду “соревнование” адвокатов — представителей сторон. Но,

кажется, никто еще серьезно не отвергал сам факт (и прин

цип) руководства суда процессом, а потому и роли его в полу

чении соответствующего результата.

3 См.: Фокина М. А. Российское состязательное гражданское

судопроизводство: Автореф. дисс. … д-ра юрид. наук. Саратов,

2000. С. 28.

4 Там же. С. 6—8, 21.

§ 2. Судебное доказывание и доказательства 37

ческих потребностей, определяемых господствующими формами собственности,
и соответствующих экономических отношений.

В этой связи приведем точку зрения М. В. Немыти-ной на проблему,
“которую следует иметь в виду не только применительно к пореформенному
суду в России (речь о Судебной реформе 1864 года.— А. К.),— проблему
соответствия суда форме правления и политическому режиму”1. Либеральной
юриспруденции вообще свойственно недооценивать экономические и
общественно-политические факторы. Место и роль суда в системе
государственных органов таковы, что необходимо как полное соответствие
его общему строю государственных учреждений, так и взаимосвязь и
взаимообусловленность всех звеньев самого судебного механизма2.

Соображения идеологической природы, адекватной новому экономическому
порядку с новыми отношениями собственности, в интересующем нас контексте
определили и характер первых Декретов о суде советской власти после
октября 1917 г. Если ст. 367 Устава гражданского судопроизводства от 20
ноября 1864 г. предусматривала, что “суд ни в каком случае не собирает
сам доказательств или справок, а основывает решение исключительно на
доказательствах, представленных тяжущимися”, то в соответствии со ст. 5
Декрета о суде № 1 суды руководствовались в своей деятельности законами
свергнутых правительств “лишь постольку, поскольку они не отменены
революцией и не противоречат революционной “совести и революционному
правосознанию”3. Декретом же о суде № 2 уже прямо формулировалось, что
народный суд не ограничен никакими формальными доказательствами и от
него по обстоятельствам дела зависит допустить те или иные
доказательства или потребовать

1 Немытипа М. В. Суд в России: вторая половина XIX — нача

ло XX вв. Саратов, 1999. С. 249.

2 Там же. С. 203, 249.

3 СУ РСФСР. 1917. № 4. Ст. 50.

38

Глава 1. Общенаучные аспекты

их от третьих лиц1. Указанное положение позднее воспроизводилось в
Положении о народном суде от 30 ноября 1918 г., а также от 21 октября
1920 г.2 и по сути “исключало необходимость установления круга средств
доказывания (видов доказательств)”3.

Здесь уместно отметить, что одним из наиболее весомых аргументов в
пользу усиления состязательных начал в российском гражданском процессе
по образцу adversarial system с неизбежно присутствующими партизанскими
методами4 были соображения, связанные с необходимостью разгрузить суд:
освободить его от решения доказательственных задач “за стороны”. Это с
несомненностью свидетельствовало бы в сторону сокращения объемов дел,
рассматриваемых с превышением установленных гражданским процессуальным
законодательством сроков.

Действительность, однако, показывает, что все обстоит не так просто.

В качестве примера сошлемся на результаты обработки нами некоторых
статистических данных, взятых из отчетов о работе судов первой инстанции
Саратовской области по рассмотрению гражданских дел в период 19.96—1999
гг.

Так, в типичных делах искового производства, связанных с рассмотрением
дел, вытекающих из брачно-семейных отношений и трудовых правоотношений,
просматривается позитивная динамика в части сокращения количества дел,
рассматриваемых с нарушением про-

1 СУ РСФСР. 1918. № 26. Ст. 420.

2 СУ РСФСР. 1918. № 85. Ст. 889; 1920. № 83. Ст. 407.

3 Хутыз М. X. Общие положения гражданского процесса. С. 77.

Практические потребности гражданского и хозяйственного

оборота заставили тем не менее позднее конкретизировать

процессуальные средства доказывания. Главы “Отдельные

виды доказательств” и “Об экспертизе” ГПК РСФСР 1923 года

(введен в действие с 1 сентября 1923 г.) уже содержали указа

ния на свидетельские и письменные доказательства, осмотр

на месте и заключения экспертов.

4 См., в частности: Frank J. Courts on Trial: Myth and Reality in

American Justice. Princeton, 1973.

§ 2. Судебное доказывание и доказательства 39

цессуальных сроков, и хотя такие дела еще существуют, тем не менее это
дает толчок к поиску факторов системного, в том числе организационного,
характера, влияющих на эффективность работы органов правосудия, в
отличие от таких характеристик, как состязательность и ускорение сроков
рассмотрения дел.

В то же время при нормативной загрузке судей “в инквизиционном процессе
процедура разбирательства дела должна быть более оперативной хотя бы
потому, что все вопросы движения дела решает суд”1.

Одновременно в литературе на фактическом материале отмечается, что
состязательный процесс отнюдь не простая и быстрая процедура2, что в
состязательной системе решение по делу может быть принято позднее, но на
основе более полного доказательственного материала, представленного
сторонами3.

В проблематике доказательственного права присутствует и своего рода
“технический” фактор универсального характера: сами по себе способы и
методы обеспечения, закрепления и исследования доказательств, особенно в
уголовном процессе, совершенствуются во времени. Можно ожидать, что в
перспективе (наряду с новыми информационными технологиями) они будут в
большей степени влиять на позитивную динамику судопроизводства.

Следует полагать, все ранние модификации форм судопроизводства, хотя
этот термин здесь условен, вне зависимости от национальной окраски и
культурной традиции, имеют “состязательные” корни. Они обусловливались
исторически самими родоплеменными истоками способов разрешения
возникающих конфликтов и спорных отношений, стихийно сложившейся до
культурной традиции регламентацией обычного права. Так, при отсут-

1 Решетникова И. В. Доказательственное право Англии и США.

С. 34.

2 См.: Landsman S. Readings on Adversarial Justice: An American

Approach to Adjudication. 1987. P. 25.

3 См.: Farrar J. H., Dugdale A. M. Op. cit. P. 68, 69.

40 Глава 1. Общенаучные аспекты

ствии доказательств или их недостаточности в древнейшем русском обществе
применялись особые формы суда, к которым относились: судебный поединок,
присяга, жребий, а также испытания огнем, водой и железом (ордалии)1.
Отечественные исследователи отмечают самобытный характер возникновения
таких норм. А. Ф. Клейн-ман, делая отсылки к С. Пахману, К. Кавелину, Д.
Стефановскому, указывал на весьма важный момент: “К чести русской
процессуальной науки следует отметить, что она решительно отметала
попытки отрицать самостоятельность развития древнего русского права и
процесса”2.

Именно в таком контексте и следует прочитывать различия в оценках
рецепции римского права, как и греческой культурно-правовой традиции на
российскую почву. Е. В. Салогубова, в частности, в вышеупоминавшейся
работе по римскому праву отмечает весьма широкий диапазон разброса таких
оценок: от полнейшего иммунитета (С. Муромцев, Ф. Леонтович) до
частичного (Н. Рождественский, Н. Дювернуа, А. Гуляев) и даже полного
(К. Кавелин) заимствования3.

Система самоуправства, по Иерингу, отзвуки которой наблюдаются и в
римском легисакционном (legis ac-tio) процессе архаичного и
эллинистического периода (квиритского права), постепенно дополнялась
такими институтами, как третейский суд, когда стороны спорного

1 См.: Клейнман А. Ф. Основные вопросы теории доказательств

в советском гражданском процессе. С. 15.

2 Там же. См. также: Пахман С. О судебных доказательствах по

древнему русскому праву, преимущественно гражданскому, в

историческом их развитии. М., 1851. С. 66; Кавелин К. Основ

ные начала русского судоустройства и гражданского судопро

изводства в период времени от Уложения до Учреждения о

губерниях. М., 1844. С. 8; Стефановский Д. Н. Разграничение

гражданского и уголовного судопроизводства в истории рус

ского права // Журнал Министерства народного просвещения.

1887. № 1.

3 См.: Салогубова Е. В. Указ. соч. С. 16.

§ 2. Судебное доказывание и доказательства 41

отношения сами выбирали посредников1, и внесудебная присяга. Со временем
третейский судья становится официальным судьей, чиновником, магистратом;
внесудебная присяга сменяется судебной; тяжущиеся обращаются за
разрешением спора к официальному лицу, официальному органу2. Такой
взгляд разделялся Венгером, Ювеленом, Корнилем, Зомом3.

В подтверждение вышевысказанного тезиса сошлемся на пример, приводимый
Плинием из жизни Древнего Рима, когда “было в обычае вести тяжбы даже об
обработке земли перед народом”, и показательный тем, “как было принято
вести защиту у тогдашних людей”. Когда Гай Фурий Кресим по освобождении
из рабства стал получать с довольно маленького клочка урожаи гораздо
обильнее тех, которые получала вся округа с громадных участков, то ему
начали сильно завидовать и говорить, будто он колдовством переманивает к
себе жатву с чужого поля. Ввиду этого в день, назначенный для
разбирательства, боясь, как бы Спурий Альбин, бывший тогда курульным
эдилом, не осудил его, он принес на форум в тот момент, когда трибы
должны были идти на голосование, весь сельскохозяйственный инвентарь и
привел туда своих здоровенных рабов, выхоленных, хорошо одетых, как
говорит Пизон, с железными орудиями превосходной работы, с тяжеловесными
кирками, увесистыми лемехами и сытыми волами, а затем сказал: “Вот мое
колдовство, квириты, но я не могу показать вам или привести на форум мои
ранние вставания, мое бодрствование по ночам, проливаемый мною пот”. Его
оправдали единогласно4.

1 Например, “друиды… признавались… высшим авторитетом в

спорах между родами и даже целыми племенами” (История

Франции. В 3 т. М., 1972. Т. 1. С. 17).

2 См.: Иеринг Р. Дух римского права. СПб., 1875. Т. 1. С. 92.

3 См.: Клейнман А. Ф. Учебник гражданского процесса. М.,

1940. С. 30.

* См.: Катом, Варрон, Колумелла, Плиний. О сельском хозяйстве. М., 1957.
Цит. по: Хрестоматия по истории Древнего Рима. М, 1987. С. 229.

42 Глава 1. Общенаучные аспекты

Соответственно система судебных доказательств раннего периода (в России
различные источники1 проводят условную границу в истории процесса X—XV
вв., когда государственные начала возобладали над началами родового и
общинного строя2) проста и неопределенна: ограниченный круг видов
доказательств, влияние религиозных воззрений, отсутствие правил об
условиях подтверждения достоверности доказательств. Со временем
появляются новые виды доказательств и правила о внешних и внутренних
условиях доказательной силы, исчезают некоторые виды доказательств,
приобретают большее значение “повальный обыск” и письменные
доказательства, формализуется сама система доказательств3.

Например, Краткая правда (так называемая краткая редакция Русской
правды) в ст. 2 признает достаточной нормой наличие одного свидетеля, в
ст. 10 — двух свидетелей (видоков). Доказательствами по делам, связанным
с физическим насилием (в ранних формах процесс не дифференцирован),
могут быть и внешний вид потерпевшего (следы насилия), и показания
свидетеля4. Доказательственные нормы технически несовершенны, но со
временем все более модифицируются и совершенствуются в процессуальном
отношении. Так, ст. 22 Новгородской судной грамоты уже устанавливает
порядок оценки свидетельских показаний (“показания одного послуха не
могут быть опровергнуты показаниями другого”), ст. 23 регламентирует
порядок вызова свидетеля в суд, а в соответствии со ст. 10 Псковской
судной грамоты о порядке решения споров о праве собственности на лесные
участки обязательно должны были изучаться судом грамоты на землю,
предоставляемые спорящими сторонами5, и т. д.

1 См.: Юшков С. В. История государства и права СССР. М., 1947.

Ч. 1. С. 138; Юшков С. В. Общественно-политический строй и

право Киевского государства. М., 1949; Российское законода

тельство X—XX веков. В 9 т. М., 1984. Т. 1; Клейнман А. Ф.

Учебник гражданского процесса. С. 12.

2 См.: Пахман С. Указ. соч. С. 2—4.

3 См.: Клейнман А. Ф. Учебник гражданского процесса. С. 12, 17.

4 См.: Российское законодательство X—XX веков. Т. 1. С. 47.

5 Там же. С. 304, 332.

§ 2. Судебное доказывание и доказательства 43

Со всей определенностью следует подчеркнуть, что древнерусское право,
как соответствующее типу государства, было правом-привилегией, т. е.
закон прямо предусматривал, что равенства людей, принадлежащих к
различным социальным группам, нет и быть не может1.

И механизмы формирования судоустройственных правил и самого процесса, в
том числе норм, регулирующих доказывание, несли следы социальной
стратификации общества. И судебная тяжба в присутствии “судебных мужей”
как состязательность имела далеко не тот смысл, какой вкладывается в
более позднее понимание авторами в рамках специфически ограничительного
толкования ее формулой предоставления доказательств исключительно
тяжущимися и полным исключением какой-либо инициативы суда2.
Социально-экономические факторы продолжают оставаться доминирующими в
судоустройстве и организации процесса в дореформенный период, в эпоху
реформ Петра I и последующее время. В то же время прослеживается
тенденция (не без противоречий и обострений) постепенного усиления и
закрепления все более разработанных процессуальных начал, поднимающих
саму систему судопроизводства, реципирующих опыт западных стран.

Нельзя не обратить внимания и на многочисленность неоднозначных, а то и
противоречивых оценок исследователей права, относящихся к периоду
становления абсолютизма в России и судебных реформ Петра I и связанных с
развитием и модификацией состязательной и следственной форм судебного
процесса3. В этой связи

1 См.: Российское законодательство X—XX веков. Т. 1. С. 17—18.

2 См.: Голъмстен А. X. Состязательное начало гражданского

процесса в теории и в русском законодательстве, преимуще

ственно новейшем // Юридические исследования и статьи.

СПб., 1894. Т. 1. С. 427; Гредескул Н. А. К учению об осуществ

лении права. 1900; Васъковский Е. В. Курс гражданского про

цесса. М., 1913. Т. 1. С. 372; Яблочков Т. М. К учению об основных

принципах гражданского процесса // Сборник памяти проф.

Г. Ф. Шершеневича. М., 1915. С. 317.

3 См.: Владимирский-Буданов М. В. Обзор истории русского

права. Киев; СПб., 1909. С. 640; Ключевский В. О. Соч. М., 1958.

44 Глава 1. Общенаучные аспекты

представляются верными тезисы о том, что сам законодатель того времени
не всегда столь резко противопоставлял, как это имеет место у
исследователей, такие понятия, как суд и розыск, что в розыске имелись
элементы состязательности и, наоборот, в суде — элементы формализма,
свойственные следственному процессу1.

Поэтому мы более согласны с теми авторами, кто в основу самой
конструкции судебного доказывания кладет: 1) искомые факты и доводы,
предоставляемые- и приводимые тяжущимися, и 2) суд (сходка
соплеменников, народное собрание, суд понтификов, жреческая коллегия,
царский суд, суд уполномоченных судей, церковный трибунал2, суд
децемвиров, военный, суд присяжных, суд наместника правителя3,
княжеский, боярский, магистратов, официальный светский суд и т. д.),
наделенный определенными полномочиями по истребованию этих
доказательств, их исследованию и оценке. Вариации рамок процессуальной
необходимости и возможностей для суда в решении доказательственной
задачи (или установления истинности, достоверности в разрешении
правового спора, вопроса для вынесения правосудного

Т. IV. С. 90—94; Челъцов М. А. Уголовный процесс. М., 1948. С. 89; Юшков
С. В. История государства и права СССР. М., 1950. Ч. 1. С. 303.

Речь, в частности, об именных указах от 21 февраля 1697 г. “Об отмене в
судных делах очных ставок, о бытии вместо оных распросу и розыску, о
свидетелях, об отводе оных, о присяге, о наказаниях лжесвидетелей и о
пошлинных деньгах”; от 5 ноября 1723 г. “О форме суда”; о “Кратком
изображении процессов или судебных тяжеб”.

1 См.: Российское законодательство X—XX веков. Т. 4. С. 395.

2 См.: Крывелев И. А. История религии. М., 1975. Т. 1. С. 256—259.

3 Так, Диоклетиан в Конституции 294 года, указывая на чрез

мерное злоупотребление передачей судебных дел со стороны

правителей провинций на рассмотрение низших чинов, пред

писывал им личное решение всех дел, за особыми исключени

ями (см.: Хвостов В. М. История римского права. М., 1919 (7).

С. 425). В Новгородской Судной грамоте “О суде и о закладе на

наездщики и на грабещики” (ст. 2) говорится: “…а без намесни-

ков великого князя посаднику суда не кончати” (Российское

законодательство X—XX веков. Т. 1. С. 304).

§ 2. Судебное доказывание и доказательства 45

решения) и определяют в большей или меньшей степени такую характеристику
процесса, как следственность или состязательность, на относительность
которой указывают многие авторы1. А такие характеристики процесса (и
судопроизводства), как количество судей2, их профессиональная
квалификация3, нравственная репутация4, никак на первый взгляд не
связанные с характеристика-

1 Между теоретиками-процессуалистами по существу не было

спора о праве суда вмешиваться в состязание сторон, спор шел

лишь о пределах активности суда, т. е. границах подобного вме

шательства (см.: Васъковский Е. В. Курс гражданского процесса.

М., 1913. Т. 1. С. 395). См. также: International Encyclopedia of

Comparative Law. Vol. XVI. Civil Procedure. 1987. Ch. 1. P. 37.

2 Например, в Древней Греции (Афины) количество судей дохо

дило до 500. В иные моменты “в решении судьбы подсудимого

принимает участие до шести тысяч человек” (Темное Е. И. Зву

чащая юриспруденция // Латинские юридические изречения.

М., 1966. С. 45).

В Древнем Риме дела о виндикации и особенно о наследстве рассматривала
коллегия центумвиров из 105 человек (по 5 от каждой из 35 триб). См.:
Современные исследования римского права / Под ред. В. С. Нерсеслнца. М.,
1987. С. 159—160.

3 И. В. Гессен в характеристике судебной реформы 1864 г. в

России отмечает крайне низкую общую грамотность судей, не

говоря уже о грамотности юридической, обусловившую фак

тическое сосредоточение всего дела правосудия в руках кан

целярских чиновников и секретарей (см.: Гессен И. В. Судебная

реформа. М., 1905. С. 15—16).

Созвучна ей и современная оценка В. Н. Гапеева относительно некоторых
элементов арбитражного судопроизводства, связанных с разрешением
“налоговых” споров. Он же отмечает, что “успех дела в правосудии
определяется не системой судов, а судьями. В частности, здесь имеет
значение в качестве conditio sine qua поп сама подготовленность судей”
(Гапеев В. Н. О некоторых элементарных понятиях и принципах гражданского
процесса. Ростов н/Д, 1999. С. 16—17).

4 Египтолог М. Э. Матье приводит следующую выдержку из

папируса, содержащую обращение к божеству: “Амон! Прекло

ни ухо твое к одинокому на суде. Он беден, а [враг] его могуч,

и суд -согнет его. — “Серебро и золото для писцов-счетоводов!

Одежда для слуг!” …Да найдет бедняк справедливость на суде…”

(Матъе М. Э. Религия египетских бедняков. Л., 1926. С. 35).

46

Глава 1. Общенаучные аспекты

ми следственное™ или состязательности, при одной организации процесса в
большей мере, при другой — в меньшей, могут быть предметом дискуссии
относительно степени их влияния на решение доказательственной задачи. Во
всяком случае достаточно очевидно, что при увеличении количества судей с
одного (единоличное рассмотрение и разрешение вопроса) до двух и более
(коллегиальное рассмотрение) при неких постоянных условиях значимо
должны снижаться субъективная составляющая и возрастать уровень
объективности оценки конкретных доказательств и доводов, а также
судебного решения в целом. В то же время при единоличном рассмотрении
дела максимальное значение имеет профессиональный уровень квалификации
судьи; с ростом числа судей в коллегии индивидуальные различия в
профессиональной квалификации нивелируются. На этом фоне требует особо
внимательной оценки и тщательной апробации (но не заведомого исключения)
вопрос участия присяжных заседателей в гражданском и арбитражном
судопроизводстве, определение границ и условий такого участия, в том
числе по инициативе сторон, и обеспечения определенных правовых гарантий
для заседателей. Вопрос этот, как известно, в нашей современной
юридической литературе рассматривается весьма неоднозначно. В истории же
России в гражданских установлениях суд присяжных практически не
существовал1, тогда как сама природа этого учреждения (судьи от
общества) делает его связующим звеном меж-

Неприглядные оценки нравственной стороны волостного суда дореволюционной
России можно найти в стенографических отчетах Государственной Думы (см.,
в частности: Государственная Дума. Третий созыв. 1909. Сессия III. Ч. 1.
Ст. 1034, 1049). 1 См.: Кони А. Ф. Соч. в 8 т. М., 1966. Т. 1; Хрулев С.
Суд присяжных (Очерк деятельности судов и судебных порядков) // Журнал
гражданского и уголовного права. 1886; Джаншиев Г. Суд над судом
присяжных. М., 1896; Афанасьев А. К. Суд присяжных в России
(организация, состав и деятельность в 1866— 1885 годах): Автореф.
дисс…. канд. ист. наук. М., 1978; Немыти-наМ. В. Указ. соч. С.
145—154, 180—185.

§ 2. Судебное доказывание и доказательства 47

ду обществом и государством. Суд присяжных — это уменьшенная модель
общества1.

Уже самое первое осмысление понятий “доказывание” и “доказательство”
указывает, при кажущейся очевидности, на определенную сложность в
интерпретации одного из них с рекурсивным определением другого. Что
считать доказательством и что доказыванием? Тем более что в ряде
специальных разделов науки, например в математике, термины могут
интерпретироваться как эквивалентные (доказательство теоремы).

В логике и в других дедуктивных теоретических научных дисциплинах
применительно к дефиниции “доказательство” прослеживаются две
тенденции2:

связанная с относительностью и содержательным

характером истины как отражением реального (действи

тельного, бытия). Например, шарообразность земли до

казывается, в частности, характером наблюдаемой ли

нии горизонта;

связанная с формально-логическими построения

ми (область психического), призванными гарантировать

истинность высказываемого тезиса.

Первая тенденция отражает содержательный аспект доказательства, вторая —
формальный. Применительно к первой доказательство понимается как
доказательство в широком смысле, т. е. как любая процедура установления
истинности какого-либо суждения (тезиса) любым способом: с помощью
логических рассуждений (логическое опосредование), с помощью органов
чувств (чувственное опосредование физических предметов и явлений) и т.
д.

Применительно ко второй тенденции доказательство понимается как
доказательство в узком смысле,

1 См.: Немытина М. В. Указ. соч. С. 145, 154.

2 Здесь и ниже автор в основном опирается на работы: Таре-

кии А. Введение в логику и методологию дедуктивных наук.

Пер. с англ. М., 1948; Асмус В. Ф. Учение логики о доказатель

стве и опровержении. М., 1954; Крайзелъ Г. Исследования по

теории доказательств. Пер. с англ. М., 1981.

48 Глава 1. Общенаучные аспекты

т. е. как цепь “правильных” умозаключений, ведущих от исходной(ых)
посылки(ок) к доказываемым тезисам. Причем истинность посылок не должна
обосновываться в самом доказательстве, а каким-либо образом
устанавливается (постулируется либо доказывается) заранее.

Основания указанных подходов в логике познания закладывались древнейшими
мыслителями1. Их можно увидеть в категориях “истины факта” и “истины
разума” Г. Лейбница, “синтетических”2 и “аналитических” суждениях И.
Канта3.

Первая из отмеченных тенденций характерна для обоснования истинности
утверждений для гуманитарных наук, в ярко выраженной эмпирической форме
— для экспериментальных разделов естественных наук. Используемые при
этом доказательства включают в качестве составляющих элементов
дедуктивные фрагменты — умозаключения, связывающие ссылки на опыт с
доказываемым тезисом. В целом же сами доказательства рассматриваются как
индуктивные, поскольку в них имеет место переход от частных посылок к
общим, совершаемый в неявной форме по правилам индуктивной логики.

Если в классической индуктивной логике в качестве единственного
отношения рассматривалось индуктивное следование, то в современной —
исследуется отношение подтверждения, в качестве его модификации
отношение принятия, как обобщение отношения доказательства, состоящее в
том, что на основании определенных свидетельств с некоторой степенью
уверенности принимается гипотеза. В рамках отождествления степени
уверенности с индуктивной вероятностью логика рассматривается как
вероятностная. Сказанное совершенно не исключает так называемой
совершенной или полной индукции (которая выражается схемой дедуктивного

1 См.: Швырев В. С. Теоретическое и эмпирическое в научном

познании. М., 1978.

2 См.: Майоров Г. Г. Теоретическая философия Готфрида Виль

гельма Лейбница. М., 1973.

3 См.: Кант И. Соч. в 6 т. М., 1965. Т. 4. Ч. 1. С. 80.

§ 2. Судебное доказывание и доказательства 49

вывода), что особенно относимо к конкретным сферам практической
жизнедеятельности, когда можно говорить и об абсолютной достоверности
исходного тезиса.

Поскольку с понятием доказательства должно связываться полное
подтверждение истинности доказываемого предположения, само
доказательство должно носить дедуктивный характер1. С этим связана все
большая формализация понятия доказательства: требования жесткой
аксиоматизации, предполагающие не только явное указание всех исходных
понятий и предложений (аксиом), но и явное указание всех используемых
логических средств. Именно общая проблематика теории доказательств
обострила вопросы верификации и фальсификации (подтверждения и
опровержения) доказательств, дедуктивной полноты, внутренней
непротиворечивости, вопросы интерпретации, т. е. соотнесения теории
(гипотезы, утверждения…) с некоторой внешней по отношению к ней
реальностью (объективное), адекватность которой только и может служить
обоснованием истинности в целом.

Для нас в контексте рассматриваемого вопроса важно заметить следующее
общее положение формальной логики: все заключенное в логической истине,
полученной посредством дедуктивного умозаключения, содержится в исходных
посылках, т. е. посылках, из которых она выведена.

В литературе встречается “лингвистическая” аргументация при толковании
(лексическом толковании) категорий доказательств и доказывания2.
Вышеприведенные аргументы базируются на материи собственно логической
природы. Сами понятия доказывания и доказательства с точки зрения
постулирования допускают

1 Термин “дедукция” впервые употреблен, по-видимому, Бо

эцием; понятие дедукции как доказательства какого-либо

предложения посредством силлогизма фигурирует уже у Ари

стотеля (“Первая Аналитика”).

2 См.: Решетникова И. В. Доказательственное право в россий

ском гражданском судопроизводстве. С. 12; Афанасьев С. Ф.

Указ. соч. С. 26, 132.

50

Глава 1. Общенаучные аспекты

взаимообратимость. Ряд ученых исходит из понятия “судебное доказывание”,
другие в качестве первичного опираются на понятие “доказательство”, но
при этом необходимо учитывать весьма широкий спектр разброса мнений и
толкований, связанных с объемом, элементами судебного доказывания и его
субъектами1.

Ю. С. Гамбаров, говоря о доказательствах, различал доказательство как
установление истины, т. е. соответствие между утверждением и
действительностью (доказательство в широком смысле), и “то, что служит
для убеждения судьи в истинности утверждений сторон на суде”
(доказательство в тесном юридическом смысле). Он же доказательство в
тесном смысле рассматривает с трех сторон: как средство убеждения, как
основание убеждения и как процесс доказывания2. По сути аналогичные или
близкие к этому взгляды можно увидеть в работах дореволюционных ученых
Д. Азаревича, А. X. Гольмсте-на, К. Малышева, Т. М. Яблочкова, Е. В.
Васьковского3. Здесь нет необходимости сколько-нибудь подробно
анализировать различия во взглядах этих ученых на проблему доказывания и
доказательств, хотя они несомненно присутствуют, как и авторов более
позднего периода (М. А. Чельцов, М. М. Гродзинский, В. А. Краснокутский,
С. А. Абрамов, М. С. Строгович и др.). Больший интерес представляет
эволюция взглядов на эту проблему в доктрине гражданского
процессуального права, где, как отмечает Т. В. Сахнова, сложились три
основные концепции судебного доказательства:

1 См.: Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 36.

2 См.: Гамбаров Ю. С. Гражданский процесс (литографирован

ный курс лекций, читанных в 1894—1895 ак. г.). Ч. П. С. 1.

3 См.: Азаревич Д. Судоустройство и судопроизводство по граж

данским делам. 1894. Т. II. С. 28; Голъмстен А. X. Учебник рус

ского гражданского судопроизводства. СПб., 1913. С. 204; Ма

лышев К. Курс гражданского судопроизводства. СПб., 1876. Т. I.

С. 271; Яблочков Т. М. Учебник русского гражданского судо

производства. Ярославль, 1912. С. 86; Васъковский Е. В. Учеб

ник гражданского процесса. 1917. С. 228.

§ 2. Судебное доказывание и доказательства 51

это только фактические данные (ч. 1 ст. 49 ГПК

РСФСР);

это и фактические данные (ч. 1 ст. 49 ГПК

РСФСР), и средства доказывания (ч. 2 ст. 49 ГПК РСФСР);

это единство фактических данных и средств до

казывания, их содержащих1.

Она же указывает на двоякое понимание самих фактических данных: как
сведений о фатстах (П. П. Гуреев, О. В. Иванов, М. К. Треушников, П. В.
Логинов) и как сведений о фактах и самих фактах (Д. М. Чечот, А. К.
Сергун), что нашло отражение в учебниках по гражданскому процессу2.

Логически непротиворечиво, на наш взгляд, может быть интерпретировано
понятие судебного доказательства в единстве двух смыслов — фактических
данных и источника, из которого суд получает эти данные3. Важное
практическое значение имеет не просто взгляд на доказательство через
понятие “информация” (“сведения о фактах” в последнем проекте
Гражданского процессуального кодекса и действующем Арбитражном
процессуальном кодексе), но такая правовая регламентация судебного
доказательства (в процессуальной форме), которая бы не ставила
искусственных ограничений в судопроизводстве на фоне все более
интенсивно развивающихся информационных технологий4..

1 См.: Сахнова Т. В. Судебная экспертиза. С. 210.

2 Там же. С. 211.

3 См.: Советская юстиция. 1961. № 4. С. 26 (изложение позиции

П. П. Гуреева в связи с обсуждением проекта Основ граждан

ского законодательства Союза ССР и союзных республик); Ху-

тыз М. Понятие судебного доказательства // Советская юс

тиция. 1978. № 15. С. 13.

Подробное изложение единого понимания судебных доказательств см.:
Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 84—85.

4 См.: Сахнова Т. В. Регламентация доказательств и доказыва

ния в гражданском процессе // Государство и право. 1993.

№7; Сахнова Т. В. Судебная экспертиза. С. 212—215; Баба

ков В. А. О системе средств доказывания в гражданском про

цессе. Материалы международной научно-практической кон

ференции “Права человека: пути их реализации”. Саратов, 1999.

52 Глава 1. Общенаучные аспекты

Поскольку целью рассмотрения любого дела судом является решение вопроса
о действительных правах и обязанностях сторон, основанных на нормах
права, первый и основной вопрос, связанный с понятиями судебного
доказывания и доказательств, — вопрос о предмете доказывания, т. е. о
том, что должно быть доказано — юридические факты основания иска
(возражений против него)1. А предмет доказывания включает в себя две
стороны: 1) имеется ли норма права, предусматривающая соответствующие
права и обязанности сторон (заявителя); 2) действительны ли сами доводы
о фактах, которые приводят стороны (заявитель).

Для судебных доказательств характерен ряд особенностей. Во-первых, они
“овеществляются” только в процессуальной форме и, существуя вне ее, не
могут быть включены в систему доказательств по конкретному делу.
Указанное подразумевает собственно вид (или форму) доказательства,
способ, которым оно получено, и условия временных ограничений по его
представлению. Например: не может быть признано доказательством в
процессе вещественное или письменное доказательство, полученное стороной
с нарушением закона; не может быть признано процессуально доказанным
событие, подтвержденное де-факто иными свидетельствами, нежели это
предусмотрено законом (та или иная форма гражданской сделки); подлежит
отклонению доказательство, полученное с нарушением процедуры
разбирательства в судебном заседании, и т. д.

Во-вторых, система судебных доказательств допускает существование их
суррогатных эквивалентов — так называемых презумпций и судебных фикций,
а также судебных признаний (фактов) и системы привилегий (освобождение
от обязанности давать свидетельские пока-

1 А. Ф. Клейнман отмечает, что “юридическими фактами следует признать
такие фактические обстоятельства, с наличием или отсутствием которых
правовая норма связывает правовые последствия” (Клейнман А. Ф. Основные
вопросы теории доказательств в советском гражданском процессе. С. 33).

§ 2. Судебное доказывание и доказательства 53

зания), процессуальная природа которых связана главным образом с сугубо
прагматическими целями — необходимостью преодоления длительных временных
ограничений, негативных действий (бездействий) сторон, ситуаций
неопределенности. Важное значение имеет здесь и фактор действия
основополагающих прав и свобод личности и принципа диспозитивности,
“желание охранять те или другие общественные интересы, наиболее важные в
глазах законодателя”1.

В-третьих, никакие судебные доказательства не обладают свойством
имманентно присущей стабильности, наперед заданной “доказательностью”.
Они подлежат объективной оценке судом (в смысле справедливости,
непредвзятости, беспристрастности) и в этом отношении
субъективно-оценочны.

Наконец, в отличие от алгоритмов логико-математических доказательств
алгоритм судебного доказывания содержит встроенный механизм применения
(и необходимости соответствия ей) нормы права, особо важный на этапе
вынесения судебного решения. Указанное обстоятельство может приводить к
ситуациям, когда вынесенное решение, обстоятельства которого по существу
доказаны, не адекватно финишному элементу судебного доказывания, т. е.
когда судебное решение по существу обосновано, но оказывается незаконным
вследствие неадекватного применения нормы права.

Указанные особенности толкуются в литературе неоднозначно. А в связи с
проводимой в отдельных работах дифференциацией судебного доказательства
в логическом аспекте и аспекте процессуальном2 привлекает внимание
тезис, согласно которому судебное доказывание

1 Оршанский И. О законных предположениях и их значении //

Журнал гражданского и уголовного права. 1874. Кн. 4. С. 22.

2 См.: Малышев К. Курс гражданского судопроизводства. Т. 1.

С. 271 (разграничиваются понятия доказательства в логическом и

техническом смысле); Клейнман А. Ф. Основные вопросы теории

доказательств в советском гражданском процессе. С. 41; Эйсман А. А.

Логика доказывания. М., 1971. С. 19; Филимонов Б. А. Указ. соч. С. 23;

Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 52.

54 Глава 1. Общенаучные аспекты

не выступает в качестве единственного способа судебного познания1.

При этом утверждается, что фактические обстоятельства дела
подтверждаются доказательствами, а правовая сторона дела определяется
способами толкования норм права, т. е. фактически не доказыванием. Но и
толкование (логическое, грамматическое, систематическое, историческое2)
осуществляется логически, исключая возможность отрыва факта от правовой
материи, а если оно многозначно, то норма права должна быть приведена к
более конкретному виду.

Нюанс, видимо, в том, что в одном случае речь ведется о судебном
доказывании, в другом — о процессуальной (а то и внепроцессуальной)
деятельности суда, хотя это и представляется весьма спорным. Но во
всяком случае “два элемента процессуального доказывания: практическая и
мыслительная деятельность — находятся в постоянном диалектическом
взаимодействии, отделить их невозможно”3.

В литературе обосновывается вывод о том, что доказательственное право в
России развивается на основе принципа первичности законодательного
регулирования и вторичности судебной практики4. Указывается и на
взаимосвязь с материальным правом, кодификацию законодательства. И
вместе с тем недостаточно, на наш взгляд, исследуются вопросы, связанные
с детерминацией правовых изменений, в том числе законодательных
преобразований, глубинными социально-политическими

1 См.: Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 51.

В абсолютном смысле тезис не вызывает возражения.

2 См.: Щеглов В. Н. Указ. соч. С. 31. Логическая составляющая

присутствует во всех приведенных видах.

3 Решетникова И. В. Доказательственное право в российском

гражданском судопроизводстве. С. 13.

4 Там же. С. 25; Судебные уставы 20 ноября 1864 года с изло

жением рассуждений, на коих они основаны. Ч. 1—4. СПб.,

1867.

§ 2. Судебное доказывание и доказательства 55

процессами и политико-идеологическими факторами развития общества и
государства1.

Именно анализ с этих позиций позволил, например, М. В. Немытиной уйти от
традиционных и даже шаблонных оценок правового генезиса и сделать
содержательные выводы о движущих силах, месте судебных реформ в
российских преобразованиях второй половины XIX в., противоречивости их
характера и причинах, обусловивших эту противоречивость. Ею отмечается,
в частности, что советской историографии при определенных успехах, по
сравнению с дореволюционной, не удалось продвинуться в определении места
судебной реформы в системе преобразований второй половины XIX в., их
взаимодействии и взаимообусловленности, в осмыслении борьбы внутри
правительственного лагеря за содержание уставов 1864 г., в выяснении
роли суда в механизме самодержавия, его связи с другими звеньями
государственного аппарата, в оценке тех принципов и институтов, которые
были крайне важны для обеспечения экономического развития и
общественного прогресса2.

1 Определенный интерес в этом плане представляют работы:

Кизеветтер А. А. История России в XIX веке. В 2 ч. М., 1916;

Виленский Б. В. Подготовка судебной реформы 20 ноября 1864 года

в России. Саратов, 1963; Виленский Б. В. Судебная реформа и

контрреформа в России. Саратов, 1969; Коротких М. Г. Само

державие и судебная реформа 1864 года в России. Воронеж,

. 1989; Корнева Н. М. Судебные преобразования пореформенной России в
советской историографии // Правоведение. 1985. № 4; Историко-правовые
идеи и институты в их историческом развитии. М., 1980; Развитие русского
права во второй половине XIX — начале XX века. М., 1997; Wortman R. S.
The Development of a Russian Legal Consciousness. Chicago, 1976.
“История доказательств” в дореволюционном гражданском процессе и
гражданском процессе советского периода в кратком виде приводится в гл.
1 и 2 монографии А. Ф. Клейнмана “Основные вопросы теории доказательств
в советском гражданском процессе” (М., 1950).

2 См.: Немытина М. В. Указ. соч. С. 30—31.

56 Глава 1. Общенаучные аспекты

Имеет значение и указание на то, что, стремясь избежать превращения
России в конституционную монархию, самодержавие само вступило на этот
путь. Вот суть противоречия, которое породила судебная реформа (в
российскую государственность вводится элемент конституционного строя —
самостоятельная и независимая судебная власть) и которое впоследствии
будет обостряться, все глубже захватывая не только судебную реформу, но
и государственность в целом1.

“Отцами” судебной реформы 1864 года был избран путь радикального
реформирования судебных порядков России. Новациями были принципы
несменяемости судей, независимости суда от администрации, равенство всех
перед законом и судом, гласности, устности, состязательности, право
обвиняемого на защиту, презумпция невиновности, оценки доказательств по
внутреннему убеждению судьи. Учреждались институты судебных
следователей, адвокатура, суд присяжных, реорганизовывалась прокуратура.

В частности, в гражданском судопроизводстве по сравнению с дореформенным
периодом: вводились два порядка судопроизводства — общий и сокращенный;
учреждались мировые суды; гражданские дела подлежали рассмотрению не
более чем в двух инстанциях; вместо следственного процесса в гражданских
тяжебных делах учреждался процесс состязательный; сторонам
предоставлялось право на получение квалифицированной юридической помощи;
простые и малозначительные дела подлежали рассмотрению в сокращенном
порядке; запрещалась подача тяжущимися неограниченного числа бумаг
(максимум две с каждой стороны); устанавливались правила о
доказательствах и отменялось право суда назначать в качестве судебного
доказательства присягу тяжущемуся; устанавливались правила о
постановлении вопросов при решении дел; судам вменялось в обязанность
мотивировать свое решение и др.2

1 См.: Немытина М. В. Указ. соч. С. 51—52.

2 См.: Судебные уставы 20 ноября 1864 года с изложением рас

суждений, на коих они основаны. Ч. 1. С. X—XI.

§ 2. Судебное доказывание и доказательства

57

При этом можно сделать вывод, что сам характер регламентации
гражданского процесса определяется необходимостью более широкого
признания де-факто развивающегося гражданского и хозяйственного оборота
и адекватных ему форм и способов разрешения противоречий и
соответствующей политико-идеологической и правовой среды, требующей
гарантии определенных свобод, частной инициативы, конкуренции и
отражающих их принципов состязательности, диспозитивности, равенства
сторон при осуществлении правосудия.

Для российской историографии 90-х гг. характерна некая эйфория в
отношении судебной реформы 1864 года, определенная идеализация рядом
современных авторов, особенно представителями отраслевой юридической
науки1. Радикализм реформ 1864 года вошел в противоречие с
консерватизмом политической машины самодержавного государства. С
определенным основанием, но в иной плоскости, можно говорить об
объективном характере противоречивого содержания предложенной в конце
80-х — начале 90-х гг. XX в. конструкции правовой реформы в России на
пороге XXI столетия.

Применительно к реформе судебной системы, в том числе в сфере
гражданского процесса, некоторые авторы безоговорочно высказываются за
“чистую” состязательность по образцу западных моделей, как
представляется, недостаточно учитывая все факторы экономической и
культурно-правовой действительности. Развитые формы права требуют
развитой личности. И наоборот, развитые формы права в определенной
степени тождественны развитым демократическим институтам общества. В
этом суть противоречия “самая демократичная в мире конституция —
недостаточная действительность”.

Поэтому, представляется, законодатель, несмотря на справедливость
серьезной критики, связанной с медлительностью обновления гражданского
процессуального законодательства, и вопреки радикальным призывам к
полному следованию чистой состязательной модели

См.: Немытина М. В. Указ. соч. С. 34—35.

58

Глава 1. Общенаучные аспекты

судопроизводства придерживается рационального взгляда, оставляя в
процессе не консервативные элементы, якобы сдерживающие
состязательность, а действительно рациональные элементы (и они должны
быть усилены), направленные на обеспечение реального, подлинного
равенства сторон в процессе.

Нельзя не согласиться с замечанием М. К. Треуш-никова, что “как
определенную крайность нужно рассматривать ситуацию, когда исходя из
идеи “чистой состязательности” процесса в ст. 66 АПК РФ (“Назначение
экспертизы”) не было предусмотрено назначение экспертизы арбитражным
судом по своей инициативе”1. По этой же причине следует признать
недостатки того тезиса, что суть цели, которую преследуют все субъекты
процессуального доказывания, “едина — разрешить существующее гражданское
дело”2. Это разные цели. Дело должно быть разрешено на началах
обоснованности, законности и справедливости, т. е. в соответствии с
истиной, под которой “в правосудии и теории доказательств понимается
соответствие (адекватность) знания судей фактам реальной
действительности и правоотношениям, то есть верное знание фрагментов
действительности, имеющих правовое значение”3.

1 Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 40.

2 Решетникова И. В. Доказательственное право в российском

гражданском судопроизводстве. С. 15.

3 Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 12.

Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

§ 1. Структура, понятие и виды доказательств

Один из косвенных выводов, вытекающих из гл. 1 данной работы,
заключается в том, что для правосудия (и гражданского, и арбитражного),
с точки зрения решения доказательственной задачи, важно в первую очередь
выстроить процессуальную систему средств доказывания и самой
познавательно-доказательственной деятельности лиц, участвующих в деле
(прежде всего сторон), и суда. То есть в первую очередь важна
процессуальная регламентация: а) детерминации источников
доказательственного материала; б) порядка допуска его к рассмотрению и
процедуры исследования в процессе; в) распределения бремени доказывания
(дифференциации обязанности доказывания) между сторонами; г) условий и
порядка оценки доказательств судом. Вторичное же значение, что
подтверждает многолетняя отечественная и зарубежная практика
судопроизводства, имеют теоретико-процессуальные изыскания, связанные с
самой дефиницией “доказательства по делу”, рассмотрением видов
доказательств и анализом критериев их классификации.

Однако реалии в сфере процессуального законотворчества последних лет,
особенно на фоне весьма объемной полемики, проводившейся в литературе в
связи с обсуждением проектов Основ гражданского судопроизводства Союза
ССР и союзных республик и Гражданского процессуального кодекса РСФСР

60 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

1964 года1, заставляют более внимательно посмотреть на этот аспект общей
проблематики института судебного доказывания2.

Законодателем так и не преодолены, при видимых попытках в этом
направлении, недостатки нормы-дефиниции — действующей ст. 49 ГПК РСФСР3,
согласно которой доказательствами являются любые фактические данные, на
основе которых в определенном законом порядке суд устанавливает наличие
или отсутствие обстоятельств, обосновывающих требования и возражения

1 См., в частности:- Абова Т. Е., Гурвич М. А. Предложения по

усовершенствованию гражданского процессуального законода

тельства в работах советских процессуалистов (1956—1957) //

Правоведение. 1958. № 2. С. 125—132; Осипов Ю. К. К вопросу

о доказательствах по новому Гражданскому процессуальному

кодексу РСФСР // Вопросы кодификации советского законо

дательства. Свердловск, 1957. С. 81—88; Юделъсон К. С., Коз

лов А. Ф., Осипов Ю. К., Семенов В. М. К проекту закона “Ос

новы гражданского судопроизводства Союза ССР и союзных

республик” // Правоведение. 1960. № 4. С. 22—32; Обсуждаем

проекты Основ (изложение взглядов П. П. Гуреева и А. К. Сер-

гун по формулировке ст. 29 Проекта) // Советская юстиция.

1961. № 4. С. 26; Пучинский В. К. Разбирательство и разреше

ние гражданских дел в суде первой инстанции // Советское

государство и право. 1960. № 9. С. 78—82.

2 Имеются в виду формулировки: ст. 49 ГПК РСФСР (“Доказа

тельства”), ст. 52 АПК РФ (“Понятие и виды доказательств”),

ст. 57 (“Доказательства”) проекта ГПК РФ (1999 г.) и др.

3 Т. В. Сахнова (если это не порождено недостатками редакци

онного плана и, как представляется, правильно) говорит о

“первой дефинитивной части” указанной статьи. См.: Сахно

ва Т. В. Судебная экспертиза. С. 210. То, что это, возможно, не

так, подтверждает заголовок ст. 52 АПК РФ (“Понятие и виды

доказательств”).

Поскольку и В. К. Пучинский отмечает, что “содержание ч. 1 ст. 52 АПК РФ
не ограничивается определением доказательства” (Комментарий к
Арбитражному процессуальному кодексу Российской Федерации. 1995. С. ПО),
следует признать наличие противоречивого толкования одной и той же нормы
в указанной части в ГПК РСФСР и АПК РФ.

§ 1. Структура, понятие и виды доказательств 61

сторон, и иные обстоятельства, имеющие значение для правильного
разрешения дела1.

В литературе категория “фактических данных” (как судебных доказательств)
рассматривалась с разных позиций и на протяжении длительного времени2.
При наличии

1 Заметим, что попытка формулирования нормативного поня

тия судебного доказательства предпринималась уже в перво

начальном проекте ГПК РСФСР. Статья 131 определяла: “До

казательствами по делу признаются те факты и обстоятель

ства, которые Судом могут быть положены в основание

решения дела” (Сборник статей и материалов по гражданско

му процессу за 1922—1924 гг. М., 1925. С. 11).

2 См.: Юделъсон К. С. Судебные доказательства и практика их

использования в советском гражданском процессе. М., 1956;

Лупинская Т. А. О понятии судебных доказательств // Ученые

записки ВЮЗИ. Вып. 71. М., 1958; Гуреев П. П. О понятии су

дебных доказательств в советском гражданском процессе //

Советское государство и право. 1966. № 3; Клейнман А. Ф.

Новейшие течения в советской науке гражданского процессу

ального права: Очерки по истории; Курылев С. В. Объяснения

сторон как доказательство в советском гражданском процессе:

Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. М., 1953; Курылев С. В. Ос

новы теории доказывания в советском правосудии. Минск, 1969;

Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. М., 1968.

Т. 1; Фаткуллин Ф. Н. Общие проблемы процессуального до

казывания. Казань, 1976; Козлов А. С. Понятие и признаки

судебных доказательств в советском гражданском процессе:

Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. М., 1978; Козлов А. С. Поня

тие доказательств в арбитражном процессе. Иркутск, 1980;

Треушников М. К. Доказательства и доказывание в советском

гражданском процессе. М., 1982; Треушников М. К. Доказатель

ства и доказывание в гражданском процессе: Автореф. дисс. …

д-ра юрид. наук. М., 1984; Треушников М. К. Вопросы теории

доказательств в гражданском судопроизводстве // Вестник

МГУ. Сер. 11. Право. 1984. № 3; Треушников М. К. Судебные

доказательства. 1997; Треушников М. К. Судебные доказатель

ства. 1999; Сахнова Т. В. Регламентация доказательств и дока

зывания в гражданском процессе // Государство и право. 1993.

№ 7; Сахнова Т. В. Судебная экспертиза; Фокина М. А. Судеб

ные доказательства по гражданским делам. Саратов, 1995; Ре

шетникова И. В. Доказательственное право в российском граж

данском судопроизводстве.

62 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

многих дискуссионных проблем и вопросов в теории доказательств
сформировалось несколько устойчивых концептуальных линий, преодоление
расхождений которых не может не быть актуальной задачей.

Мы не можем принять утверждение М. X. Хутыза о том, что А. Ф. Клейнман,
подобно С. Н. Абрамову, рассматривая доказательства как процессуальные
источники сведений о фактах, подлежащих выяснению, игнорировал их
содержание1. Правильнее согласиться не с утверждением М. X. Хутыза, что
ни сведения о фактах отдельно от средств доказывания, ни последние
отдельно от сведений о фактах не могут быть доказательствами2, а с
выводом А. Ф. Клейнмана, на котором и базируется утверждение М. X.
Хутыза: “Если средство доказывания не содержит сведений о фактах
(фактических данных), то оно ничего не доказывает, если сведения о
фактах не облечены в установленную законом процессуальную форму, т. е.
не получены из предусмотренных законом средств доказывания, то они не
могут быть использованы в качестве судебных доказательств”3.

Более гибкой, на наш взгляд, должна быть и позиция, связанная с
критичными оценками при разграничении понятий “источники доказательств”
и “средства доказывания”4 (В. К. Пучинский, например, говорит и о
“способах доставки суду нужной информации. Это про-

1 См.: Хутыз М. X. Общие положения гражданского процесса. С. 80;

Гражданский процесс / Под ред. С. Н. Абрамова. М., 1948. С. 182.

2 См.: Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 82;

Хутыз М. X. Общие положения гражданского процесса. С. 88.

3 Клейнман А. Ф. Новейшие течения в советской науке граж

данского процессуального права. С. 56.

4 См., в частности: Акселърод С. С. Основные вопросы оценки

доказательств судом первой инстанции в советском граждан

ском процессе: Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. М., 1951;

Гурвич М. А. Лекции по советскому гражданскому процессу.

М., 1950. С. 99; Курылев С. В. Объяснения сторон как доказа

тельство в советском гражданском процессе; Курылев С. В.

Основы теории доказывания в советском правосудии; Советс

кое гражданское процессуальное право / Под ред. М. А. Гур-

вича. М., 1957. С. 189.

§ 1. Структура, понятие и виды доказательств 63

блема средств доказывания”1). Когда А. Ф. Клейнман писал, что “средством
установить фактические обстоятельства являются доказательства, которые
представляют не что иное, как источник, из которого суд получает
необходимые сведения о юридических фактах, имеющих существенное значение
для решения спора о гражданском праве. Доказательства — это средства,
при помощи которых суд убеждается в существовании или несуществовании
фактов, имеющих юридическое значение для данного дела”2, было бы
неверным, как это следует из всего контекста, делать вывод о
доказательствах, ограничиваясь лишь рамками собственно процессуального
источника вне связи его с содержательной стороной.

По этой же причине не усматривается убедительных оснований (они скорее
отражают разночтения толкования понятий) резкого противопоставления
позиций сторонников так называемой теории двойственного понимания в
концепции судебного доказательства и сторонников целостного взгляда на
природу судебного доказательства3.

Следует также отметить, что точка зрения С. В. Ку-рылева на судебное
доказательство как на факт, полученный из предусмотренных законом
источников и предусмотренным законом способом, находящийся в
определенной связи с искомым в судебном процессе фактом, благодаря
которой он может служить средством установления объективной истинности
искомого факта4, “свое-

1 Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Рос

сийской Федерации. 1995. С. 111.

2 Клейнман А. Ф. Основные вопросы теории доказательств в

советском гражданском процессе. С. 5.

3 См. подробнее: Треушников М. К. Судебные доказательства.

1999. С. 83—86; Сахнова Т. В. Судебная экспертиза. С. 211;

Хутыз М. X. Общие положения гражданского процесса. С. 81.

4 См.: Курылев С. В. Объяснения сторон как доказательство в

советском гражданском процессе. 1953. С. 9; Курылев С. В.

Объяснения сторон как доказательство в советском гражданс

ком процессе. 1956. С. 5—6; Курылев С. В. Основы теории дока

зывания в советском правосудии. С. 139. См. также: Эйсман А.

А. Логика доказывания. М., 1971. С. 19—20.

64 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

образие” которой отмечается в гражданской процессуа-листике1, ранее
высказывалась М. А. Чельцовым2.

Практическая необходимость адекватного применения термина “судебное
доказательство”, как пишет Т. В. Сахнова, привела к изменению
законодательной дефиниции — замене формулы “любые фактические данные” на
“сведения о фактах”3. Ею же предлагается, как более точно отвечающее
логическому смыслу доказательства и требованиям, предъявляемым законом к
судебному доказательству, замена термина “сведения” (содержащегося в
Арбитражном процессуальном кодексе РФ и данного de lege ferenda в
Гражданском процессуальном кодексе РСФСР) на термин “информация”4. При
этом приводится довольно объемная аргументация, в которой, к сожалению,
присутствуют элементы смешения природы информации как фактора отражения
внешнего мира и информации как базового понятия теории информации.

Например, информация не может “имманентно предполагать”
структурированное отражение объекта, термин “информация” отнюдь не
предполагает “вполне определенный, однозначный и общепринятый смысл”;
неверны по существу интерпретация причинно-следственной зависимости как
линейной и противопоставление ее функциональной зависимости; некорректно
и утверждение о том, что признак относимости представляет собой
законодательное выражение “объективного свойства ин-. формации к
правильному отражению признаков искомого (подлежащего доказыванию)
обстоятельства” и др.5

1 См.: Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 81;

Сахнова Т. В. Судебная экспертиза. С. 211.

2 См.: Челъцов М. А. Указ. соч. На его же позицию в этом воп

росе в 1929 г. ссылается и А. Ф. Клейнман в работе “Основные

вопросы теории доказательств в советском гражданском про

цессе” (С. 5—6).

3 См.: Сахнова Т. В. Судебная экспертиза. С. 212.

4 На использование этого термина указывается и в ряде дру

гих работ. См., например: Арбитражный процесс / Под ред.

В. В. Яркова. С. 122; Бабаков В. А. О системе средств доказы

вания в гражданском процессе.

5 Отсылки по работе: Сахнова Т. В. Судебная экспертиза. М.,

1999. Заметим .также, что применительно к точке зрения

§ 1. Структура, понятие и виды доказательств 65

Т. В. Сахнова исходит из такого понимания категории информации, которое
призвано разрешить внутреннее противоречие и ныне присутствующее в
дефиниции доказательства. Ведь и в действующих статьях Арбитражного
процессуального кодекса РФ законодатель в одном случае называет
доказательством “сведения” (ч. 1 ст. 52), в других— говорит об осмотре
доказательств (ст. 55; ч. 1, 2 ст. 64); письменные доказательства уже
сами содержат сведения об обстоятельствах, имеющих значение для дела
(ст. 60), а вещественными доказательствами называются предметы, могущие
служить средством установления указанных обстоятельств (ст. 62). Таким
образом, в нормативном материале кодекса налицо нарушение логического
закона тождества — смешение понятий1: использование одного и того же
понятия для обозначения разных сущностей или для обозначения разных
сторон одной и той же сущности, де-факто раскрываемое в комментариях,
однако таковым не признаваемое.

По аналогичному пути, похоже, собирается идти, если исходить из
последней редакции проекта, законодатель и в гражданском процессуальном
законодательстве.

Судебное доказывание не просто единство логической и процессуальной форм
деятельности. Строго говоря, это логическая деятельность, осуществляемая
(протекающая) в рамках процессуальной формы. И судебные доказательства
не информация сама по себе, а система логически организованных в
процессуальной форме доводов, использующих процессуальные средства для
формирования у суда убеждения в истинности фактов предмета доказывания.
Отсюда, в частности, следует, что:

1) практически едва ли возможно отделить доказательственную деятельность
от процесса познания и

Т. В. Сахновой в вопросе оценки соотношения доказательство — источник
доказательства (Там же. С. 216) не совсем верно утверждение М. К.
Треушникова о доказательстве как единстве “своего содержания” и
“процессуальной формы (источник получения фактических данных)”. См.:
Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 86. 1 См.: Эйсман А.
А. Логика доказывания. С. 5—6.

66

Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

правомерно говорить о познавательно-доказательственной деятельности;

субъектами последней являются и участвующие в

деле лица, и суд;

ни сведения о фактах отдельно от средств дока

зывания, ни средство доказывания как материальное

воплощение информации в отрыве от последней, ни то

ни другое вне процессуальной формы их получения и

исследования не могут быть “самодостаточными” дока

зательствами.

Иными словами, доказательства по делу — аргументы, обобщенным
функционалом совокупности которых является удостоверение судом
достоверности (истинности) факта. И едва ли правомерно идентифицировать
судебное доказательство только с одной стороной этого аргумента.
Судебное доказательство — органическое триединство содержания, формы и
процессуального способа их представления и анализа. Только в этом случае
может идти речь о возможности для суда выявления наличия или отсутствия
обстоятельств, имеющих значение для правильного разрешения дела1.

Указанное позволяет выявить единую специфическую структуру судебного
доказательства, обязательными элементами которой являются:

а) материальная форма существования (средство,

вид доказательства, непосредственно воспринимаемый

судом факт);

б) содержание (сведения о фактах, обстоятельствах

дела, информация как отражение материального мира и

его свойств);

в) процессуальный способ получения доказательства

(только в рамках гражданской (арбитражной) процессу

альной формы в соответствии с действующим законода

тельством).

В отечественной процессуалистике ближе всех, не выделяя явно указанной
структуры, подошел к такому

1 Часть 1 ст. 52 АПК РФ говорит о “правильном разрешении спора”,
которого может и не быть (ст. 144. “Рассмотрение дел об установлении
фактов, имеющих юридическое значение”).

§ 1. Структура, понятие и виды доказательств 67

пониманию судебного доказательства М. К. Треушников1. В силу
вышесказанного легче усматриваются и определенные конвенциональные
элементы в тех подходах к пониманию судебных доказательств, которые
высказывались В. А. Краснокутским2, С. Н. Абрамовым3, М. С.
Стро-говичем4, а также рядом других отечественных гражданских
процессуалистов и ученых-правоведов.

Общий же вывод, который можно сделать из оценок дефинитивных норм (их
вариантов), приводимых в отечественной литературе последнего времени0, а
равно в законодательном материале, свидетельствует о том, что при
несомненном прогрессе процессуальной науки в понимании единой
логико-процессуальной природы судебных доказательств в части преодоления
недостатков дефинитивных норм законодателем, фигурально выражаясь,
проделаны шаг вперед, два назад. Устранив, “следуя устоявшимся
традициям”6, один недостаток, при-

1 См.: Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 85—

86; Решетникова И. В. Доказательственное право в россий

ском гражданском судопроизводстве. С. 32.

2 “Доказательствами называются те средства, которые сторо

ны представляют суду с целью убедить его в истинности своих

заявлений и требований” (Очерки гражданского процессуаль

ного права. Кинешма, 1924. С. 126).

3 “Средства и способы, при помощи которых суд устанавливает

наличие или отсутствие юридических фактов, называются судеб

ными доказательствами” (Гражданский процесс. М., 1940. С. 135).

4 “Доказательством называется источник сведений о том или

ином факте или, иначе, тот способ, которым устанавливается

тот или иной факт” (Строгович М. С. Логика. М., 1946. С. 222).

Он же позднее в “Курсе советского уголовного процесса”

(Т. 1. С. 288—289) в качестве доказательств указывает на факты,

на основе .которых устанавливается преступление или его от

сутствие, и предусмотренные законом источники, из которых

следствие и суд получают сведения об имеющих значение для

дела фактах и посредством которых эти факты устанавливают.

5 См.: Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 79—

80; Решетникова И. В. Доказательственное право в российс

ком гражданском судопроизводстве. С. 31—32; Сахнова Т. В.

Судебная экспертиза. С. 327.

6 Вступительная статья к Комментарию к Арбитражному про

цессуальному кодексу Российской Федерации. 1995. С. XXIII.

68 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

званный исключить двойственность толкования “фактических данных” (как
фактов и сведений о фактах), законодатель, отрывая форму от содержания,
по существу, закрепляет в нормативном материале в одном плане
односторонний (в вышеуказанном триединстве под доказательством
понимается только одна существенная его сторона), в другом —
двойственный характер самого понятия доказательства (и информация, и
средство доказывания).

Сама категория дефиниции, или определения, предполагает формулирование
критериев спецификации объекта изучения, и если она формулируется как
основное содержание понятия, то недопустимо ни сужение этого содержания,
ни подмена содержания понятия объемом понятия, ни выведение понятия
через “логический круг” (означающий, по существу, тавтологию)1.

Важный в теоретическом отношении аспект усматривается и в том, что в
дефинитивной норме судебного доказательства первичное (материальное), по
существу, меняется местами со вторичным (информация как отражение).
Доказательство рассматривается не как изначально объективное,
материальное (в виде фактов, действий и т. д.), несущее через
процессуальные средства необходимую информацию для суда, а как
“овеществленные” (в том числе в письменных, вещественных
доказательствах2) сведения, что само по себе свидетельствует об изъяне
философской и логической природы. Ведь не подменяется же понятие
вещественного доказательства — улики в уго-

1 Показательно, что та же Т. В. Сахнова в цитированной работе

то называет информацию “сущностью судебного доказатель

ства” (с. 213), то идентифицирует ее с доказательством (с. 215).

2 При определении доказательства через “сведения” (напри

мер, ст. 57 проекта ГПК), вещественное доказательство (ст. 75

проекта ГПК) по существу, должно раскрываться через “ове

ществленные” сведения.

Источники фактических данных представляют собой материальную форму, в
частности словесную оболочку, в которой содержатся сведения, информация
о фактах (см.: Теория доказательств в советском уголовном процессе. М.,
1973. С. 217).

§ 1. Структура, понятие и виды доказательств 69

ловном процессе — понятием “информационного образа” вещественной улики.
Информация автоматически подразумевается всегда, ибо люди— субъекты
процессуальных отношений (как и любых иных), в том числе суд, только и
действуют в информационной среде и функционирование вне ее попросту
невозможно.

Слабости дефиниции (судебного) доказательства, имеющейся в Гражданском
процессуальном кодексе (и предполагаемой проектом), усматриваются как
минимум в трех аспектах. Во-первых, непосредственно воспринимаемый судом
факт (например, периодически повторяющееся или длящееся явление, в
котором суд может убедиться непосредственно) неправомерно трактовать в
рамках вещественного доказательства, как и неверно подменять это
“материальное” его отражением (информацией, сведениями о явлении).
Последнее верно, когда явление описывается, например, свидетелем, но не
наблюдается (в широком, научном смысле слова) судом непосредственно1.

М. X. Хутыз, ссылаясь на А. К. Сергун, пишет: “Если доказательства суть
факты, то требование непосредственного их исследования судом
бессмысленно. Однако это не так в частности и, следовательно, по
существу, о чем сказано выше”2. И А. К. Сергун, и М. X. Хутыз

1 По нашему мнению, “фактические данные” можно (и право

мерно) трактовать как “данность”, что охватывает и сведения,

и конкретную реальность, непосредственно воспринимаемую

судом. Заметим также, что воспринятый в свое время в каче

стве непреложного довод А. К. Сергун о том, что “требование

непосредственности в отношении исследования фактов мысли

тельного процесса лишено смысла, так как оно не может осу

ществляться никем, кроме самого мыслящего субъекта” (Со

ветская юстиция. 1961. № 4. С. 26), будучи правильным с прак

тической точки зрения, неверен по существу теоретически.

Возможности современной науки позволяют, вообще говоря,

реализовывать это исследование в тех или иных аспектах (то

мография, анализаторы активности участков головного мозга,

компьютерные полиграфы, инструментальные средства совре

менной психоэкологии и т. д.).

2 Стоит заметить, что в доказательственном праве Англии

существует понятие “реальное доказательство” (real evidence

70 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

связывают дополнение проекта Основ законодательства Союза ССР и союзных
республик указанием на средства, с помощью которых суд должен
исследовать доказательства (сведения о фактах), с требованием
непосредственности судебного разбирательства1. Обратим внимание — только
исходя из условия, что доказательства суть факты, имевшие место в
прошлом и которые нельзя “перенести” в настоящее. В качестве примера
можно указать на свидетельство истца, который говорит о воющей собаке,
которую соседи оставляют в квартире, уходя на работу. Суд в рамках
исследования доказательств может непосредственно убедиться в “данном
“факте” и оценить сам факт, а не сведения о нем. Исходя из
вышеприводившейся логики, сам факт наличия воющей собаки, удостоверенный
судом (иначе — установленное судом обстоятельство, обосновывающее
требование истца), доказательством являться не будет, им будут
“сведения” об этом, сообщенные истцом.

Имеет смысл обратить внимание и на разночтения в литературе при оценке
понятия “доказывание” применительно к непосредственному и
опосредованному познанию. Так, В. В. Ярков с отсылками к Ю. К. Осипову,
И. М. Зайцеву и Н. И. Ткачеву полагает, что при непосредственном
познании (в частности, процессуальных фактов) судом не возникает
необходимости доказывания последних2. М. К. Треушников, отмечая, что
судебное познание с использованием доказательств имеет опосредованный
характер, делает примечательную предварительную оговорку “как правило” и
дает отсылку к работе Л. А. Ванеевой3. Но следует заметить, что в рабо-

в отличие от exhibit). См.: Cross R., Tapper С. Cross on Evidence. L.;
Dublin; Edinburg, 1990. P. 45.

1 См.: Советская юстиция. 1961. № 4. С. 26; Хутыз М. X. Общие

положения гражданского процесса. М., 1979. С. 85.

2 См.: Ярков В. В. Юридические факты в механизме реализа

ции норм гражданского процессуального права. Екатеринбург,

1992. С. 73—74.

3 См.: Треушников М. К. Судебные доказательства. С. 10; Ване

ева Л. А. Судебное познание в советском гражданском процес

се. С. 37.

§ 1. Структура, понятие и виды доказательств 71

те последней речь в конкретном контексте не о познании факта, а о
познании правоотношения через факт. Правильно, на наш взгляд, А. А.
Эйсман в русле концептуально-целостного взгляда на доказывание пишет:
“Чтобы доказать какое-либо обстоятельство, иногда бывает достаточно
предъявить предмет, служащий вещественным доказательством. Такое
доказывание в отличие от логического называют непосредственным, или
эмпирическим”1. У него же находим: “Доказываемое обстоятельство — тезис,
подлежащий обоснованию доказательствами; то, что в логической теории
доказательств именуют тезисом, в процессуальной науке есть “искомый
факт”; вещественное доказательство — меньший аргумент в предметном акте
доказывания (вывод от одного события к другому) в отличие от
коммуникативного акта доказывания (вывода от сообщения о событии к
существованию события в действительности)”2.

Далее, если сторона S приводит аргумент А, в котором часть а! отвечает
условию: это фактические данные, на основе которых в определенном
законом порядке суд устанавливает наличие обстоятельств, обосновывающих
требования стороны, то аргумент aj является по определению
доказательством. Часть А2 аргумента А отвечает тому же условию, но при
этом суд устанавливает отсутствие обстоятельств, обосновывающих
требования стороны S. Однако аргумент А2 также отвечает определению
доказательства, принятому законодателем. Если рассматривать форму как
способ существования и выражения содержания, то можно (и логически
правильно) говорить о доказательствах с пустым содержанием (аргумент
А2). Таким образом, смысл ст. 49 ГПК РСФСР, как и ст. 52 АПК РФ и ст. 57
проекта ГПК РФ, отвечает пониманию доказательства именно как аргумента,
приводимого стороной и исследуемого судом вне зависимости от его
ложности, истинности или “силы”

1 Эйсман А. А. Логика доказывания. С. 14. См. также: Горский Д. П.

Логика. М., 1963. С. 217.

2 Там же. С. 23, 26, 27.

72

Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

убеждения и доказательности. И тогда правильно выражение: суд исследует
доказательства по делу.

Если же законодатель хочет назвать доказательствами не любые аргументы,
а только те, которые подтверждают утверждения стороны об истинности или
лож-нос^и тех или иных сведений (фактов), то в формулировке
доказательства так и должно указываться: “…суд устанавливает наличие
обстоятельств, обосновывающих позицию стороны по предмету спора…”

В таком случае суд исследует не доказательства, как это определяется и
Гражданским процессуальным кодексом, и Арбитражным процессуальным
кодексом, а процессуальные аргументы, приводимые сторонами и другими
лицами, участвующими в деле (иначе — средства доказывания), из которых
извлекаются собственно доказательства. При этом рассыпается тезис
“средство доказывания — часть доказательства”1. Исследование ве-‘
щественного доказательства означает, согласно ч. 1 ст. 146 проекта ГПК,
почему-то только осмотр доказательства2. Понятно, осмотреть сведения
нельзя. Следовательно, речь может идти только о средстве доказывания.
Что означает исследование объяснений сторон и показаний свидетелей? Если
это только сведения, сообщаемые ими, то никакого отношения к
исследованию доказательств не может иметь, например, тон, характер
поведения свидетеля, его внешний вид и т. д., хотя это не так. То есть и
здесь анализируется не просто информация, а средство доказывания.

Не снимается проблема конкуренции теоретических взглядов на природу
доказательств, интерпретации их: как фактических данных (фактов)3, их
двойственного ис-

1 См., например: Сахнова Т. В. Судебные доказательства. С. 215.

2 М. К. Треушников пишет о восприятии судом доказательства

“визуальным путем”. Но если зрение и слух признаются орга

нами чувств, логично признать за судом и восприятие через

осязания, обоняние, вкус… (см.: Треушников М. К. Судебные

доказательства. 1999. С. 232).

3 См.: Курылев С. В. Объяснения сторон как доказательство в

советском гражданском процессе. 1956. С. 5—6; Шаламов М. П.

§ 1. Структура, понятие и виды доказательств 73

толкования1 и как единого понятия. М. К. Треушников пишет (и это
отвечает действительному содержанию нормативного материала, принятому
законодателем), что следует согласиться с тем, что слово
“доказательство” используется в зависимости от контекста, ситуации, при
формулировке отдельных норм доказательственного права в двух значениях и
различных словосочетаниях:

в словосочетании “доказательства есть любые

фактические данные” или “доказательствами являются

полученные в установленном порядке сведения”;

в словосочетании “письменные доказательства”,

“вещественные доказательства”, “объяснения сторон как

доказательства” и т. д.2

Но это-то и является одним из свидетельств того, что не видится
убедительных оснований считать более правильными позиции Л. Т.
Ульяновой, Ю. М. Жукова, А. Г. Калпина, П. П. Гуреева, В. Я. Дорохова,
Н. М. Кип-нис, сторонников единого понятия, как об этом пишет автор3, и
относительно них менее обоснованными теоретические взгляды других
авторов. Как представляется, в

Теория улик. М., 1960. С. 9; Челъцов М. А. Советский уголовный процесс.
М., 1962. С. 135 и след.; Белкин Р. С. Собирание, исследование и оценка
доказательств: сущность и методы. М., 1966. С. 10; Лупинская П. А. О
понятии судебных доказательств // Ученые записки ВЮЗИ. Вып. 71. М.,
1968. С. 104; Фаткуллин Ф. Н. Указ. соч. С. 102.

1 См.: Строгович М. С. Логика. С. 288—289; Гражданский про

цесс / Под ред. В. А. Мусина, Н. А. Чечиной, Д. М. Чечота. М.,

1996. С. 187; Гражданское процессуальное право России / Под

ред. М. С. Шакарян.

Например, Д. М. Чечот определяет судебные доказательства как “все
фактические данные (факты, сведения о фактах), а также средства
доказывания, которые в предусмотренных законом процессуальных формах
используются в суде для всестороннего и полного исследования
обстоятельств и вынесения законного и справедливого решения” (Развитие
принципа материальной истины в советском гражданском процессуальном
праве. Материалы межвузовского научного совещания. 1957. С. 187).

2 См.: Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 84.

3 Там же. С. 85. При этом отсылка к работам: Ульянова Л. Т.

Оценка доказательств судом первой инстанции. М., 1960. С. 11;

74 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

одном случае ученые исходят из более жесткой (а по сути двойственной)
трактовки дефиниции судебного доказательства, в другом — авторы
наполняют дефиницию разным содержанием по контексту нормативного
материала.

Другим фактором может быть использование законодателем термина
“обстоятельства”. Нетрудно видеть, что действующая дефиниция
доказательства в “чистом” виде может быть прочитана так: доказательства
— это то, что подтверждает (впрочем, как и не подтверждает) утверждение
стороны. Законодатель предпочел двухэтажную конструкцию, определив “то”
через “фактические данные”, вызывающие споры и противоречивые
толкования, в действующей редакции Гражданского процессуального кодекса
и через “сведения” — в Арбитражном процессуальном кодексе и проекте
Гражданского процессуального кодекса и связав подтверждение утверждения
с термином “обстоятельства”, за которым реаль-, но опять-таки могут
стоять и доводы (от простейшего силлогизма), и информация (сведения о
фактах), и сами факты. То есть доказательства — это то, на основании
чего суд устанавливает наличие доказательств, ибо обосновать — и есть
доказать, а наличие обстоятельств (или их отсутствие), обосновывающих
требования (возражения) сторон, как и иных обстоятельств, имеющих
значение для правильного разрешения дела, и означает наличие
доказательств. Таким образом, дефиниция страдает пороком логического
круга. Казалось бы, этот круг может быть разорван утверждением, что
доказательствами являются сведения, на основе которых устанавливается
наличие фактов и т. д. Но и это означает только то, что “истинным”
доказательством является факт.

Жуков Ю. М. Судебная экспертиза в советском гражданском процессе:
Автореф. дисс…. канд. юрид. наук. М., 1965. С. 3; Кал-пин А. Г.
Письменные доказательства в судебной практике по гражданским делам:
Автореф. дисс…. канд. юрид. наук. М., 1966; Гуреев П. П. О понятии
судебных доказательств в советском гражданском процессе // Советское
государство и право. 1966. № 3. С. 58; Теория доказательств в советском
уголовном процессе. М., 1973. С. 206—211; Кипнис Н. М. Допустимость
доказательств в уголовном судопроизводстве. М., 1995. С. 13.

§ 1. Структура, понятие и виды доказательств

75

Де-факто потенциальные слабости дефинитивной нормы признаются и ведущими
нашими процессуалистами. М. К. Треушников (речь о Гражданском
процессуальном кодексе), признавая неоднозначность дефиниции, пишет, что
“устранение любой стороны доказательства (из трех. — А. К.) ликвидирует
все доказательство в целом”1. В. К. Пу-чинский констатирует
(применительно к Арбитражному процессуальном кодексу): “Перечень из пяти
разновидностей указанных средств (речь о “традиционных” средствах
доказывания.— А. К.) оставлен неизменным: доказательства письменные и
вещественные, заключения экспертов, показания свидетелей, объяснения
лиц, участвующих в деле”2. Но ведь статья кодекса, о которой говорит В.
К. Пучин-ский, называется “Доказательства и виды доказательств”, и,
стало быть, вид доказательства не что иное, как вид средства
доказывания. Тем самым ставится своеобразный знак тождества между
средством доказывания и доказательством, что и отвечает неоднозначному
(для устранения логической противоречивости) толкованию самого судебного
доказательства3.

Предмет судебного доказывания есть фактический состав (спорного)
правоотношения. Иначе: факт (истина) есть объект познания суда. Процесс
судебного доказывания — специфический процесс приближения к истине, в
котором осуществляются последовательные переходы от одного факта
(достоверное знание) к другому (вероятностному) с помощью
детерминированных процессуальной формой аргументов (доказательств),
являющихся той или

1 Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 86.

2 Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Рос

сийской Федерации. С. 111. Стоит заметить, что термин “сред

ство доказывания” отсутствует и в дефинитивной норме ст. 57

ГПК (проект), но появляется без расшифровки в ст. 62.

3 В отчетливом виде это подтверждается следующей форму

лировкой: “Письменные доказательства — наиболее часто ис

пользуемый на практике вид средств доказывания, что обус

ловлено характером дел, подведомственных арбитражным су

дам” (см.: Комментарий к Арбитражному процессуальному

кодексу Российской Федерации. С. 137).

76 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

иной формой отражения этих фактов. Заключительным этапом является
установление определенной степени логического и (или) фактического
соответствия (адекватности) утверждения о факте и самого факта (иначе —
объективности отражения факта либо его тождества с приводимым
аргументом).

Все вышесказанное позволяет строить дефиницию судебного доказательства
(доказательства по делу) по основаниям, хотя, оговоримся, нами не
усматривается необходимость ее присутствия в нормативном материале:
судебные доказательства — это средства установления истины по делу1, а
также иных обстоятельств, имеющих значение для правильного разрешения
дела, полученные в предусмотренном законом порядке.

Понятие судебных доказательств включает в себя: объяснения сторон и
других лиц, участвующих в деле; показания свидетелей; письменные и
вещественные средства установления истины (далее — письменные и
вещественные доказательства); заключения эксперта; а также логические
доводы, сведения о фактах и сами факты, подлежащие исследованию и оценке
на их основе судом.

К сожалению, за спорами о дефиниции доказательства, наличие нормы,
которая в кодексе, подчеркнем еще раз, не является абсолютно
необходимой2, менее

1 Указанная формулировка, в отличие от “средства обоснова

ния требований и возражений сторон”, “средства установле

ния действительных обстоятельств (фактов) по предмету спор

ного правоотношения” и т. д., наиболее отвечает принципу

справедливости.

2 Одно из подтверждений тому: в тексте АПК РФ отсутствует

понятие “средство доказывания”. Как отмечает В. К. Пучине-

кии — “скорее по соображениям чисто редакционного поряд

ка” (см.: Комментарий к Арбитражному процессуальному ко

дексу Российской Федерации. С. 111). Но тогда и надо исполь

зовать термин “вид доказательства”.

Им же в принципе правильно ранее отмечалось, что при включении в закон
определений необходимо соблюдать большую осторожность, особенно если
речь идет об определении, еще окончательно не разработанном, вызывающем
споры среди юристов, да и имеющем в конечном счете отвлеченный, теоре-

§ 1. Структура, понятие и виды доказательств

77

разработанными в процедурно-процессуальном плане остаются вопросы,
связанные с видами доказательств (средствами доказывания).

Здесь выделяются два момента. Во-первых, размытость самого понятия “вид
доказательства”, во-вторых, теоретическая разноголосица относительно
состава, совокупности видов доказательств в гражданском и арбитражном
процессе.

Первый подтверждается теми соображениями, что в литературе термины
“средство доказывания” и “вид доказательства” нередко употреблялись, а
на практике и употребляются, как синонимы. Гражданский процессуальный
кодекс РСФСР 1923 года содержал главу “Отдельные виды доказательств” с
указанием, в современной терминологии, но с иным содержанием, таких
средств доказывания, как свидетельские показания и письменные
доказательства. И вообще процессуальная доктрина российской довоенной
процессуалистики квалифицировала современный круг средств доказывания в
рамках видов доказательств, что нашло, в частности, отражение в названии
одной из статей проекта Гражданского процессуального кодекса СССР 1948
года “Виды доказательств”, где законодатель подошел к нормативному
выражению доказательства через объем понятия (перечисляя виды
доказательств), не определяя его непосредственно.

В действующем гражданском процессуальном законодательстве понятие “вид
доказательства” отсутствует, хотя широко используется в научной
литературе1. В Арбитражном процессуальном кодексе это понятие

тический характер. Было бы вполне достаточным ч. 1 и 2 ст. 29 проекта
Основ заменить нормой о том, что доказательствами по гражданским делам
являются объяснения сторон и других лиц, участвующих в деле, показания
свидетелей, письменные доказательства, вещественные доказательства и
заключения экспертов (см.: Пучинский В. К. Разбирательство и разрешение
гражданских дел в суде первой инстанции // Советское государство и
право. 1960. № 9. С. 81).

1 См., например: Треушников М. К. Оценка отдельных видов доказательств
по гражданским делам // Советская юстиция. 1985. № 1.

78 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

присутствует. По смыслу нормативного материала, как отмечалось выше, вид
доказательства — это вид средства доказывания, что прямо и зафиксировано
названием ст. 52 АПК РФ “Понятие и виды доказательств” и вытекает из
цитировавшегося комментария к нему.

Подобное различие приемлемо и естественно при наличии принципиальных
отличий в предмете регулирования, принципах процессуальной деятельности,
общих способах и конкретных методах доказательственной деятельности,
резко выраженных специфических особенностях использования доказательств.
Однако этого нельзя сказать о гражданском и арбитражном процессах. И
стало быть, подобное различие должно либо вытекать из особенностей
теоретических посылок разработчиков, либо объясняться особенностью
редакций одного и другого кодексов (Гражданского процессуального кодекса
и Арбитражного процессуального кодекса), как и особенностями толкования,
либо, наконец, каким-то усмотрением законодателя. Но главная причина
опять-таки видится в “многопозиционности”, связанной с понятием
доказательства.

В связи с этим обращает на себя внимание такая деталь: в учебнике
“Арбитражный процесс” в параграфе “Понятие и виды доказательств”
отмечается, что в процессуальной науке сложилось традиционное
представление о видах доказательств1, классификацию которых принято
проводить по трем основаниям: характер связи доказательств с
обстоятельствами дела (прямые и косвенные доказательства), источник
формирования (личные и вещественные доказательства) и процесс

1 Здесь уместна оговорка, что конкретные взгляды различных ученых в
вопросах классификации доказательств: выбора критериев различения, их
обоснования, специфики видовой и подвидовой градации и т. д.,
характеризуются довольно широким диапазоном отличий. Подробнее см.:
Пучинский В. К. Английский гражданский процесс. М., 1974; Пучинский В.
К. Гражданский процесс США; Решетникова И. В. Доказательственное право
Англии и США; Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999.

§ 1. Структура, понятие и виды доказательств 79

формирования доказательства (первичные (в другой терминологии —
первоначальные) и производные доказательства). И при этом ни слова не
говорится о том видовом признаке (вид “средства доказывания” как “вид
доказательства”), который указан законодателем в Арбитражном
процессуальном кодексе в вышеуказанной статье1.

К видам доказательств в Арбитражном процессуальном кодексе относятся:
письменные и вещественные доказательства, заключения экспертов,
показания свидетелей, объяснения лиц, участвующих в деле. Как
представляется, круг объяснений сторон и третьих лиц правильно расширен
до круга “лиц, участвующих в деле”, поскольку это отвечает реальному
положению вещей. Проект Гражданского процессуального кодекса (ст. 57 и
др.) сохраняет традиционный круг объяснений “сторон и третьих лиц”,
однако вводит в состав средств доказывания в качестве самостоятельных
“звукозапись” и “видеозапись”.

В. К. Пучинский полагает, что любые методы фиксирования, сохранения,
воспроизведения информации, включая видео- и звукозапись, нужно
распределять по известным законодательству средствам доказывания, что не
исключает особенностей исследования и оценки материалов специфической
природы2. По мнению М. К. Треуш-никова, в этих утверждениях В. К.
Пучинского видны противоречия: с одной стороны, современные источники
информации охватываются известными законодательству средствами
доказывания, с другой — не исключаются особенности их исследования3.
Однако едва ли следует расценивать подход разработчиков Арбитражного
“^оцессуаль-ного кодекса к этой проблеме как противоречивый.

В работе В. А. Бабакова отмечалось, в связи с данной новеллой проекта
Гражданского процессуального кодекса, отсутствие четких родовых
критериев при

1 См.: Арбитражный процесс / Под ред. В. В. Яркова. С. 122—

124.

2 См.: Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу

Российской Федерации. С. 111.

3 См.: Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 97.

80 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

определении видов средств доказывания, как и то, что подобный подход
может порождать ситуации неопределенности и определенные практические
сложности с точки зрения допустимости тех или иных доказательств1. То,
что подобные доказательства имеют специфические особенности (как их
могут иметь и другие, например, электронные карты со специальными
ключами-кодами), еще не повод выделять их в самостоятельный вид
доказательств (средств доказывания в процессуальной форме). Они
действительно могут исследоваться в рамках подвидов вещественных
доказательств2. Однако их процессуальная регламентация, отражение
специфики, особенностей их исследования и использования в
доказательственной деятельности, подобно, например, использованию
возможностей компьютерного моделирования, видеореконструкции в
гражданском процессе США3, должны быть более детальными, что, на наш
взгляд, требует и несколько иного структурирования нормативного
материала. Каждому из средств доказывания может быть посвящен отдельный
подраздел главы “Доказательства”. При этом нумерация статей должна быть
более гибкой, что призвано обеспечить более простые условия коррекции
нормативного материала методом инкорпорации.

1 См.: Бабаков В. А. О системе средств доказывания в граждан

ском процессе // Материалы международной научно-практи

ческой конференции “Права человека: пути их реализации”.

Саратов, 8—10 октября 1998 г. Саратов, 1999. Ч. 1. С. 159—160.

2 В этом вопросе представляется рациональной позиция

В. А. Бабакова, рассматривающего все средства доказывания

через призму деления их на свидетельства участников судопро

изводства и вещественные доказательства (см.: Бабаков В. А.

Гражданская процессуальная обязанность). В США “экспонаты

после их допуска судом становятся вещественными доказа

тельствами (например, видеокассета с записью посетителей

банка)”. См.: Решетникова И. В. Доказательственное право

Англии и США. С. 135.

3 См., например: Joseph G. P. Modern visual Evidence. N. Y.,

1994.

§ 2. Сбор и исследование доказательств 81

§ 2. Сбор и исследование доказательств

Истинность фактов, устанавливаемых судебными органами, является
результатом сложной деятельности по собиранию, представлению,
исследованию и оценке доказательств1. Эта деятельность соотносится с
рядом стадий, в которых особое значение имеет установление определенного
фактического состава.

Первая стадия — рассмотрение дела в суде первой инстанции: а)
возбуждение дела; б) подготовка его к рассмотрению; в) разбирательство
дела, где главное место занимает исследование доказательств и
установление обстоятельств в целях осуществления правоприменительной
деятельности.

Вторая стадия (апелляционное производство) и третья (кассационное
производство), связанные с пересмотром дела в полном или частичном
объеме и являющиеся по общему, классическому смыслу в одном случае
“судом по делу”, а в другом — “судом над судом”2, призваны проверить
правильность доказательственной деятельности суда первой инстанции,
полноту материалов, использованных в процессе правоприменения,
обоснованность и законность вынесенного решения.

Четвертая стадия (исключительная) — производство в порядке надзора —
также призвана устанавливать законность и обоснованность решения, что
неминуемо

1 М. К. Треушников серьезное внимание уделяет также “элемен

там структуры судебного доказывания”, выделяя в послед

ней в логической последовательности: 1) утверждения о фак

тах; 2) указания заинтересованных лиц на доказательства;

3) представление доказательств; 4) истребование доказательств

судом; 5) исследование доказательств; 6) оценку доказательств

(см.: Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 40—49).

В. Хайнтцман в гражданском процессе ФРГ указывает в струк

туре два этапа или стадии: 1) представление доказательств

при помощи определенных средств доказывания и 2) собира

ние, исследование и оценку доказательств (см.: Heintzrnann W.

Zivilprozessrecht. I. Heidelberg, 1985. S. 113).

2 См.: Челъцов-Бвбутов М. А. Курс советского уголовно-процес

суального права. М., 1957. Т. 1. С. 507.

82 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

требует проверки установленности обстоятельств дела нижестоящим судом.

Пятая стадия — пересмотр вступивших в законную силу решений, определений
и постановлений по вновь открывшимся обстоятельствам — опять-таки
органически включает доказательственную деятельность участников
судопроизводственного процесса.

На указанное выделение стадий не следует смотреть канонически, тем более
что законодательная практика допускает смешение черт апелляционного и
кассационного производств. Например, И. В. Решетникова отходит от
традиционного определения стадий гражданского процессуального •
доказывания и, исходя из цикличности процесса собирания доказательств и
их оценки, выделяет три стадии доказывания: 1) доказывание при
подготовке дела; 2) исследование доказательств в суде; 3) окончательный
вывод для вынесения решения по делу, заключения мирового соглашения,
отказа от иска, признания иска1.

В силу целого ряда причин системного характера и специфики спорных
правоотношений, рассматриваемых и разрешаемых в арбитражном суде,
конкретные процессуальные механизмы институтов пересмотра судебных
решений в гражданском и арбитражном процессах различны, но имеют одну и
ту же принципиально схожую многоступенчатую конструкцию, призванную
минимизировать вероятность судебной ошибки и объективировать судебное
решение2.

1 См.: Решетникова И. В. Доказательственное право в россий

ском гражданском судопроизводстве. С. 8.

Для сравнения, И. М. Зайцев писал о трех этапах познания,
осуществляемого путем доказывания: 1) полное и всестороннее выяснение
фактов, имеющих значение; 2) доказывание установленных обстоятельств; 3)
построение выводов в точном соответствии с материалами дела (см.: Зайцев
И. М. Устранение судебных ошибок в гражданском процессе. Саратов, 1985.
С. 33).

2 Действующий Арбитражный процессуальный кодекс предус

матривает производство по пересмотру решений в апелляци

онной инстанции (ст. 145 АПК РФ — применительно к решени

ям арбитражного суда, не вступившим в законную силу), в

§ 2. Сбор и исследование доказательств 83

В настоящем параграфе не ставится целью дать всесторонний анализ условий
и факторов, определяющих процесс формирования и исследования судебных
доказательств или влияющих на него. Цель в другом: выявить элементы
“несходимости” этих условий и факторов в гражданском и арбитражном
процессе, как и попытаться выявить факторы, их детерминирующие.

Применительно к самим понятиям “сбор” и “исследование” доказательств (в
адекватной терминологии речь может идти об исследовании средств
доказывания1) значимых расхождений в литературе нет. Расхождения связаны
с

кассационной инстанции (ст. 161 АПК РФ — применительно к решениям,
вступившим в законную силу, и постановлениям апелляционной инстанции) и
в порядке надзора (ст. 180 АПК РФ — применительно к вступившим в
законную силу решениям и постановлениям всех арбитражных судов России/за
исключением постановлений Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ), а
также пересмотр по вновь открывшимся обстоятельствам судебных актов
арбитражных судов, вступивших в законную силу (ст. 192 АПК, часть вторая
которой постановлением Конституционного Суда РФ от 3 февраля 1998 г. №
5-П признана не соответствующей Конституции РФ, поскольку служит
основанием для отказа в пересмотре по вновь открывшимся обстоятельствам
постановлений Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ в тех случаях,
когда судебный акт принят в результате судебной ошибки, которая не была
или не могла быть выявлена ранее).

Проект Гражданского процессуального кодекса (последняя редакция
Гражданского процессуального кодекса 2000 г.) вводит относительно
действующего Гражданского процессуального кодекса новую главу
“Апелляционное производство по пересмотру решений и определений мировых
судей” (гл. 41) и тем самым ряд принципиальных изменений и дополнений,
связанных с институтом пересмотра судебных решений, в произ- , водстве
кассационной и надзорной инстанций, а также в части пересмотра решений,
определений и постановлений, вступивших в законную силу, по вновь
открывшимся обстоятельствам (см.: Концепция проекта нового Гражданского
процессуального кодекса Российской Федерации).

1 См., например: Коваленко А. Г. Исследование средств доказывания в
гражданском судопроизводстве. Саратов, 1989.

84 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

соотношениями этих понятий, как и оценки судебных доказательств с
понятием судебного доказывания. Например, в науке уголовного процесса и
криминалистике под доказыванием понимают процесс, включающий в себя
деятельность органов дознания, следствия, прокурора, суда по собиранию,
исследованию и оценке доказательств1.

Иного мнения придерживается Л. А. Ванеева, утверждая, что “деятельность
суда по истребованию и собиранию доказательств, по их исследованию не
является доказыванием и представляет собой не что иное, как
познавательные действия суда”2. Такая позиция, как отмечалось выше,
разрывает единый познавательный и доказательственный процесс3. Вместе с
тем объективность

1 См.: Белкин Р. С. Указ. соч. С. 8; Теория доказательств в

советском уголовном процессе. Часть Общая. С. 293; Фаткул-

лин Ф. Н. Указ. соч. С. 11—13. В. Д. Арсеньев рассматривает

доказывание как деятельность, включающую не только мыс

лительную, но и практическую сторону по собиранию и иссле

дованию доказательств (см.: Вопросы общей теории судебных

доказательств. М., 1964. С. 6—7).

2 Ванеева Л. А. Судебное познание в советском гражданском

процессе. С. 42. .В науке уголовного процесса А. А. Давлетов

рассматривает доказывание как обоснование обстоятельств

дела, производимое после сбора и исследования доказательств

(см.: Давлетов А. А. Основы уголовно-процессуального позна

ния. Свердловск, 1991. С. 143).

3 В подтверждение этой точки зрения укажем: “Ступени” по

знания можно назвать элементами доказывания” (Треушни-

ков М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 40).

“Понимание доказывания как единого процесса обоснования

тех или иных обстоятельств и получения нового знания путем

умозаключения на основе проведенных исследований открыва

ет большие возможности в совершенствовании гражданского

процессуального законодательства” (Решетникова И. В. Дока

зательственное право в российском гражданском судопроиз

водстве. С. 13).

“Поведение суда… это прежде всего познавательно-доказательственная
деятельность” (Бабаков В. А. Гражданская процессуальная обязанность. С.
91).

См. также: Осипов Ю. К. К вопросу о соотношении судебного познания и
судебного доказывания // Сборник научных тру-

§ 2. Сбор и исследование доказательств

85

требует отметить логическую последовательность названной позиции,
приводящей автора к пониманию цели доказательственной деятельности
участвующих в деле лиц (не суда, но под руководством и с помощью суда)
как предоставления необходимого доказательственного материала для
установления судом истины1.

Другой аспект связан с соотношением понятий доказательства и предмета
доказывания. При узкой и по существу доктринальной трактовке, когда под
предметом доказывания понимается действительный фактический состав
спорного материального правоотношения2, некоторые так называемые
доказательственные факты, как и факты процессуальной природы, а также
факты, обусловленные конкретикой рассматриваемых дел и связанные с
решением общих задач гражданского судопроизводства по укреплению
законности и правопорядка, предупреждению правонарушений, формированию
уважительного отношения к праву и суду (частное определение суда в связи
с выявленным правонарушением

дов Свердловского юридического института. 1967. Вып. 1. С. 228; Теория
доказательств в советском уголовном процессе / Под ред. Я. В. Жогина. М,
1973. С. 242, 287 и след.; Анисимова Л. И. Доказывание по гражданским
делам // Советское государство и право. 1983. № 10. С. 112; Молчанов В.
В. Собирание доказательств в гражданском процессе. М., 1991. С. 9.

1 См.: Ванеева Л. А. Судебное познание в советском гражданс

ком процессе. С. 43.

2 Судебная практика (см., в частности: Лебедев К. К. Четыре

инстанции. СПб, 1998. С. 176—177, 184—185, 205—206) свиде

тельствует, что “основание иска образуется фактическими

обстоятельствами, определяемыми соответствующими норма

ми материального права” (Юделъсон К. С. Проблема доказыва

ния в советском гражданском процессе. С. 149). Поэтому приме

нительно к предмету доказывания следует согласиться с точ

кой зрения, высказанной О. В. Ивановым, о необходимости для

‘суда ориентироваться на определенную норму, подлежащую применению в
конкретном случае, и, стало быть, связывать правовую квалификацию с
обстоятельствами, указанными в гипотезе правовой нормы как условиями ее
действия (см.: Иванов О. В. Судебные доказательства в гражданском
процессе. М, 1974. С. 49).

86 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

также должно базироваться на доказанных фактах) в состав предмета
доказывания не войдут1.

При широкой трактовке2 любое обстоятельство (факт), подлежащее познанию
в процессе, входит в предмет доказывания по делу. По этой же причине И.
В. Решетникова отмечает, что предмет доказывания — это совокупность
обстоятельств материально-правового и процессуального характера,
подлежащих установлению для правильного разрешения дела, относя
проверочные факты (призванные способствовать выявлению недопустимых
доказательств), факты, устанавливаемые судом для выполнения
воспитательных и превентивных функций, в так называемую факультативную
группу, выпадающую из строгого определения судебного доказательства3.
Теория гражданского процесса знает и такую самостоятельную категорию,
как предмет доказывания суда: он слагается из фактов, составляющих
предмет доказывания лиц, участвующих в деле, а также из других фактов
(иных обстоятельств, имеющих значение для правильного разрешения дела)4.

Вопрос этот небезынтересен и в плане оценки возможной связи
факультативных доказательств (в качестве таковых могут, например,
рассматриваться кон-

1 См.: Клейнман А. Ф. Основные вопросы теории доказательств

в советском гражданском процессе. С. 33; Смышляев Л. П. Пред

мет доказывания и распределение обязанностей по доказыва

нию в советском гражданском процессе. М., 1961. С. 6—10; Ку-

рылев С. В. Основы теории доказывания в советском правосудии.

С. 39; Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 17—

20; Фокина М. А. Теория и практика доказывания в состязатель

ном гражданском судопроизводстве. СПб., 1999. С. 167.

2 См., например: Фаткуллин Ф. Н. Общие проблемы процессу

ального доказывания. Казань, 1976. С. 48, 55; Советский граж

данский процесс / Под ред. К. И. Комиссарова, В. М. Семенова.

М., 1988. С. 198—199.

3 См.: Решетникова И. В. Доказательственное право в россий

ском гражданском судопроизводстве. С. 15, 33, 34. Подобные

исключения допускает и определение судебного доказатель

ства у М. К. Треушникова (см.: Треушников М. К. Судебные

доказательства. 1999. С. 79—80).

4 См.: Коваленко А. Г. Полнота материалов по гражданско-пра

вовым спорам. Саратов, 1981. С. 36—37.

§ 2. Сбор и исследование доказательств

87

сультации специалиста) с предметом доказывания. Проект Гражданского
процессуального кодекса регламентирует процессуальное положение
специалиста ст. 18, 83, 173, 191 и др. Глава 4 (“Лица, участвующие в
деле, и иные участники арбитражного процесса”) действующего Арбитражного
процессуального кодекса фигуры специалиста как субъекта процесса не
предусматривает. Отсюда следует, что категорию “специалистов”, указанных
в ч. 2 ст. 12 АПК РФ, Арбитражный процессуальный кодекс РФ связывает
лишь с внепроцессуальными действиями суда по установлению существования
и содержания норм иностранного права в случае применения такового1.

Между различными составляющими структуры судебного доказывания (см.
выше) нет и не может быть четко зафиксированных границ. Эти элементы
могут пронизывать весь гражданский процесс, не обязательно чередуясь в
строго определенном порядке2. И верно К. К. Лебедев констатирует
постепенное формирование судейского убеждения, кристаллизацию его в
процессе развития самого поцесса (в контексте речь об арбитражном
процессе. — А. К.), отправной точкой которого является первичное
ознакомление с материалами дела (исковым заявлением, кассационной
жалобой, прочими документами)3. Поэтому и оценка доказательств — не

1 Стоит заметить, что английские и американские суды при

меняют только свое “доказательственное право” (Law of

evidence), невзирая на наличие в деле иностранного элемен

та, и считают, что это право в целом относится к процессу.

Однако ныне существует определенная тенденция при разре

шении вопросов о бремени доказывания применять закон, ко

торому подчинено существо названного отношения. В частно

сти, при разрешении по деликтным обязательствам вопросов

о бремени доказывания вины потерпевшего применяют не lex

fori, как это имело бы место, если бы распределение бремени

доказывания относилось к процессу, a lex loci delicti commissi

(см.: Лунц Л. А. Международный гражданский процесс. М., 1966;

Cheshire G. С. Private International Law. 6th ed. Oxford, 1961.

Restatement. § 385, 585a).

2 См.: Решетникова И. В. Доказательственное право в россий*

ском гражданском судопроизводстве. С. 14.

3 См.: Лебедев К. К. Указ. соч. С. 157.

88 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

единовременный акт, а результат обобщенного анализа и синтеза судом
своего рода интеграционных процессов, охватывающих формирование
доказательственного материала и его исследование и познание различными
субъектами судопроизводственной деятельности во времени.

При констатации наличия универсальных императив-но-диспозитивных начал в
контексте настоящей работы не усматривается необходимости
специфицирования метода гражданского процессуального права, как и метода
гражданского процесса и доказательственного права и его институтов в
гражданском, а равно арбитражном процессе. При этом сам метод нами
рассматривается как совокупность приемов и операций
теоретико-практического освоения действительности на базе системы
исходных критериев (начал, принципов). В теоретическом же и практическом
Плане видится методологическая целесообразность указания на три
взаимосвязанных иерархических уровня в общей структуре нормативной
процессуальной регламентации судебного доказывания.

1. Концептуальная регламентация. Здесь определяются общие контуры и
содержательные идеи законодательной базы, диктуемые как факторами
политико-идеологического и социально-экономического характера, так и
универсальными факторами интегративной природы, в которых находят
отражение общецивилизационный, в том числе культурно-правовой прогресс
общества, аксиологический фактор, ценностные ориентиры. Указанное
преломляется в судоустройственных началах, задачах правосудия, принципах
самого процесса, таком его структурировании, которое было бы
ориентировано на обеспечение максимальных гарантий судебной защиты
субъектов права1.

1 В качестве простейшего примера, свидетельствующего тем не менее о
сложности проблематики, укажем на конкуренцию концептуальных идей,
связанных с положением ст. 46 ГК РФ о запрете ссылаться на показания
свидетелей в случае несоблюдения простой письменной формы сделки (ст.
808 ГК РФ) и правилом допустимости доказательств. Так, Г. Ф. Шершеневич
указывал на бытовую опасность некоторых сделок, представляющих особенный
соблазн для ложных свидетельских показаний

§ 2. Сбор и исследование доказательств 89

2. Генеральная (общая) регламентация. На этом уров

не выделяются обобщенные условия, формы и способы

собирания, представления, исследования и оценки дока

зательств, устанавливаются субъекты и средства дока

зывания, формируются механизмы системных связей ин

ститутов судебного доказывания, конструируется струк

тура соответствующих правовых норм и их санкций.

3. Детально-процессуальная регламентация дока

зательственной деятельности субъектов гражданского

(арбитражного) процесса.

Так, если на уровне генеральной регламентации решаются вопросы типа:
Опрашивать или допрашивать стороны или свидетелей?1 Как ограничить
лжесвидетельст-

(см.: Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права. М., 1912. С.
189). В том или ином виде подобный запрет связывается с необходимостью
обеспечения прочности гражданского оборота (см.: Вышинский А. Я. Теория
судебных доказательств в советском праве. М., 1950. С. 238), защитой
граждан от недобросовестных элементов (см.: Юделъсон К. С. Судебные
доказательства и практика их использования в гражданском процессе. С.
172), обоими названными факторами (см.: Треушников М. К. Судебные
доказательства. 1999. С. 135). Против подобной аргументации выступают А.
Т. Боннер (см.: Боннер А. Т. Установление обстоятельств гражданских дел.
М., 2000. С. 204—205), И. В. Решетникова (см.: Решетникова И. В.
Доказательственное право в российском гражданском судопроизводстве. С.
31), мотивируя это необходимостью надлежащей защиты субъективных прав
истцов. Представляется, что правы те авторы, кто связывает решение
данного вопроса с паллиативами и необходимостью исключений из общего
правила.

1 Дискуссионность вопроса регламентации получения показаний в
“свободной” форме или в форме допроса не нова. См.: Якимов И. Н., Михеев
П. П. Допрос. М., 1930. С. 5; Голунский С. А. Допрос на предварительном
следствии. Ашхабад, 1942. С. 1; Стпроговмч М. С. уголовный процесс. М.,
1946. С. 205; Куры-лев С. В. Объяснения сторон как доказательство в
советском гражданском процессе. С. 34 и след.; Baur F., Grunski W.
Zivil-prozessrecht. 8. Aufl. Neuwied; Kriftel; Berlin, 1994. S. 174.
По-видимому, верна точка зрения М. А. Чельцова: “сам законодатель не
проводит… юридического различия” между объяснениями и показаниями
обвиняемого (см.: Челъцов М. А. Советский

90 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

во? Каковы формы участия в процессе малолетних лиц? и т. д., то на
уровне детальной регламентации эти вопросы трансформируются в ряд
других: В каком порядке опрашивать? Допустимы ли наводящие вопросы?
Возможно ли совместное присутствие свидетелей? и др.

Методы исследования и оценки доказательств в гражданском и арбитражном
процессе прежде всего органически связаны с концептуальным подходом к
роли суда в доказательственной деятельности и реализации им так
называемой восполнительной функции. Новеллой последнего пятилетия в
гражданском и арбитражном судопроизводстве явился нормативный отход от
следственного и переход к состязательному принципу организации процесса
на началах равенства сторон.

Это означает, что если раньше действовали ч. 1 ст. 14 ГПК РСФСР,
согласно которой суд был обязан, не ограничиваясь представленными
материалами и объяснениями, принимать все предусмотренные законом меры
для всестороннего, полного и объективного выяснения действительных
обстоятельств дела, прав и обязанностей сторон, и ч. 2 ст. 50 ГПК РСФСР,
в соответствии с которой, если представленных доказательств было
недостаточно, суд собирал их по собственной инициативе, то теперь эта
функция суда заменена функцией, сформулированной в развернутом виде в ч.
2 ст. 12 проекта Гражданского процессуального кодекса: суд, сохраняя
независимость, объективность и беспристрастность (по нашему мнению,
достаточно оставить одно из двух последних. — А. К.), осуществляет
руководство процессом, разъясняя лицам, участвующим в деле, их права и
обязанности, предупреждает о последствиях совершения или несовершения
процессуальных действий, оказывает

уголовный процесс. М., 1951. С. 181). Тем не менее проект Гражданского
процессуального кодекса использует термин “допрос” (свидетеля— ст. 70,
71, 165, 178; эксперта— ст. 189; специалиста — ст. 191), тогда как в
Арбитражном процессуальном кодексе законодатель от этого термина
отказался.

§ 2. Сбор и исследование доказательств 91

им содействие в реализации их прав, создает условия для всестороннего и
полного исследования доказательств, установления фактических
обстоятельств и правильного применения законодательства при разрешении
гражданских дел.

Анализ соответствующих положений Гражданского процессуального кодекса (и
проекта Гражданского процессуального кодекса), а также Арбитражного
процессуального кодекса свидетельствует об определенном концептуальном
расхождении кодексов.

“Авторы проекта (Гражданского процессуального кодекса. — А. К.) исходили
из того, что нет принципов диспозитивности и состязательности в “чистом
виде” без определенных ограничений и восполнительных функций суда”1.
Именно поэтому ч. 1 ст. 58 (“Представление и истребование
доказательств”) проекта ГПК предусматривает, что в случае, когда
представление необходимых доказательств для сторон и других лиц,
участвующих в деле, затруднительно, суд по их ходатайству оказывает им
содействие в собирании и истребовании доказательств2. Однако более
важными представляются положения проекта Гражданского процессуального
кодекса и Арбитражного процессуального кодекса, связанные с обязанностью
доказывания (ст. 56 проекта ГПК РФ и ст. 53 АПК РФ).

Если состязательность рассматривать в рамках положения, гласящего, что
судья — пассивный участник процесса3, а вся доказательственная
деятельность осуществляется сторонами, то логичен вывод о невозможности
дей-

1 См.: Концепция проекта Гражданского процессуального ко

декса Российской Федерации. С. 1—2.

2 Аналогичная норма содержится в ч. 2 ст. 54 АПК РФ (“Соби

рание и истребование доказательств”).

3 “Функция судьи — знакомиться с доказательствами сторон и

разрешать конфликт, а не искать новые материалы, какими

бы ценными они ни казались” (Пучинский В. К. Английский

гражданский процесс. С. 56).

92 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

ствий суда, восполняющих деятельность сторон по определению, прежде
всего, фактического состава.

Именно такая концепция проведена в Арбитражном процессуальном кодексе, в
соответствии с которой: в исковом заявлении должны быть указаны
обстоятельства, на которых основаны исковые требования (п. 4 ч. 2 ст.
102 АПК РФ), доказательства, подтверждающие основания исковых требований
(п. 5 ч. 2 ст. 102 АПК РФ); каждое лицо, участвующее в деле, должно
доказать те обстоятельства, на которые оно ссылается как на основание
своих требований и возражений (ч. 1 ст. 53 АПК РФ); доказательства
представляются лицами, участвующими в деле (ч. 1 ст. 54 АПК РФ);
арбитражный суд вправе предложить лицам, участвующим в деле, привести
дополнительные доказательства, если сочтет невозможным рассмотреть дело
на основании имеющихся доказательств (ч. 2 ст. 53 АПК РФ).

М. К. Треушников утверждает, что в проекте Гражданского процессуального
кодекса проводится мысль, что если сторона (другое участвующее в деле
лицо) не точно понимает закон, затрудняется определить объем фактов,
имеющих значение для защиты права, то суд обязан помочь в определении
предмета доказывания, указать, какой стороной должны быть представлены
доказательства в подтверждение имеющих значение по делу фактов1.

Действующий Гражданский процессуальный кодекс содержит ч. 2 ст. 50,
согласно которой суд определяет, какие обстоятельства имеют значение для
дела, даже если стороны на какие-либо из них не ссылались. Однако
формулировки ч. 2 и 3 ст. 56 проекта ГПК РФ таковы, что, как
представляется, неадекватно отражаются в вышеприведенном концептуально
верном утверждении. В соответствии с ними “обстоятельства, имеющие
значе-

1 См.: Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 42. Заметим,
что Гражданский процессуальный кодекс Германии (Zivilprozess Ordnung. §
139, 273) требует, чтобы на каждой стадии судопроизводства суд влиял на
стороны таким образом, чтобы они давали объяснения своевременно и в
полном объеме.

§ 2. Сбор и исследование доказательств 93

ние для правильного разрешения дела, определяются судом на основании
требований и возражений лиц, участвующих в деле, в соответствии с
подлежащими применению нормами права” и “суд вправе предложить сторонам
и другим лицам, участвующим в деле, представить дополнительные
доказательства”.

Но отсюда не следует вывод о том, что, особенно при добросовестном
заблуждении стороны о правовой основе спора, в случаях действия так
называемых ситуационных норм1, суду во всех случаях достаточно
представленных требований и возражений сторон для определения
обстоятельств, имеющих значение для правильного разрешения дела. Если
правовая квалификация спора является прерогативой суда2, а ее связь с
совокупностью фактических обстоятельств дела несомненна, то неполнота
фактического материала или недостаточность исследования фактических
обстоятельств дела может привести к ошибочной правовой квалификации
правоотношений сторон3. В этой связи обращает на себя внимание как
различие формулировок ч. 3 ст. 56 проекта ГПК РФ и ч. 2 ст. 53 АПК РФ,
так и их единство.

1 См., например: Гурвич М. А. Судебное решение (Теоретичес

кие проблемы). С. 103; Колшссоров К. И. Судебное усмотрение

в советском гражданском процессе // Советское государство

и право. 1969. № 4.

2 Классический принцип jura novit curia.

3 В литературе правильно указывается, что практика разви

тия российского законодательства последнего десятилетия

свидетельствует о принятии большого количества законов,

содержащих “аморфные” нормы, без точного фактического

состава, как бы отсылающие установление предмета доказы

вания на усмотрение суда и создающие дополнительные труд

ности для осуществления правосудия. Например, М. К. Треуш-

ников обоснованно отмечает, что по делам о признании объяв

ленной или начавшейся забастовки незаконной суд проверяет

лишь процедурные моменты развития коллективного спора,

но закон не дает суду полномочий проверить фактический

состав, который бы позволял по существу оценить законность

или незаконность конфликта (см.: Треушников М. К. Судебные

доказательства. 1999. С. 26).

94

Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

Недостаток действующей нормы ч. 2 ст. 53 АПК РФ подвергается
обоснованной критике1. То же следует сказать о формулировке ч. 3 ст. 56
проекта ГПК РФ, которая отражает попытку сближения концепций “в сторону
Арбитражного процессуального кодекса”. Она должна быть изложена в
следующем виде: суд обязан предложить сторонам и другим лицам,
участвующим в деле, представить дополнительные доказательства, если
сочтет невозможным рассмотреть дело на основании имеющихся
доказательств2. Иное расширяет дискреционные полномочия суда до уровня,
когда неизбежным элементом контекста становится “потенциальное
злоупотребление судебной властью, поддерживаемое неясностью”3, и не
корреспондирует с требованием “создания условий для всестороннего и
полного исследования доказательств, установление фактических
обстоятельств и правильного применения законодательства при разрешении
гражданских дел” (ст. 12), а также ч. 2 ст. 196 (“Возобновление
рассмотрения дела по существу”) и ч. 2 ст. 201 (“Вопросы, разрешаемые
при вынесении решения”) проекта Гражданского процессуального кодекса.

1 См.: Лебедев К. К. Указ. соч. С. 62—63, 254. Автор пишет, что

формулировка правила ч. 2 ст. 53 АПК РФ неточна, ибо при

применении этого правила может сложиться неопределенная,

внутренне противоречивая ситуация — обоснованно заявлен

ный иск отклоняется из-за того, что представленных истцом

доказательств, по мнению судьи, недостаточно. Слово “впра

ве” должно быть заменено в этом правиле на слово “обязан”.

Им же верно отмечается, что это правило в большей степени

будет корреспондировать остальным правилам о представле

нии и оценке доказательств, содержащимся в АПК РФ (ч. 1

ст. 119, ч. 1 ст. 120, ст. 122 и ч. 2 ст. 125).

2 Нетрудно увидеть, что, например, формулировка требова

ния п. 1 ч. 1 ст. 151 проекта ГПК РФ (судья при подготовке дела

к судебному разбирательству предлагает истцу, если это необ

ходимо, представить дополнительные доказательства) более

отвечает предлагаемой формулировке, нежели присутствую

щей в проекте.

3 Бернэм У. Российский и американский суд присяжных: срав

нительно-правовой анализ // Бернэм У., Решетникова И. В.,

Прошляков А. Д. Судебная адвокатура. СПб., 1996. С. 134.

§ 2. Сбор и исследование доказательств 95

Несовершение судом необходимых действий действительно способно, что и
подтверждается судебной практикой арбитражного судопроизводства1,
деформировать предмет судебного доказывания. И правильно замечает В. К.
Пучинский, что из подобной практики можно сделать общий вывод о
необходимости учета неразрывной связи между фактической и юридической
сторонами конфликта при определении предмета доказывания2.

Отражением различия концептуальных линий в Гражданском процессуальном
кодексе и Арбитражном процессуальном кодексе является и сохранение в
проекте Гражданского процессуального кодекса таких самостоятельных
инициатив суда, как назначение экспертизы и эксперта (ч. 1 ст. 80),
комплексной (ст. 84) и комиссионной “(ст. 85), дополнительной и
повторной (ст. 88) экспертиз, истребование доказательств (ч. 2 ст. 254),
принятие мер по обеспечению иска (ч. 1 ст. 142), назначение судебных
поручений при необходимости получения доказательств, находящихся в
другом городе или районе (ст. 63), при отсутствии таковых в арбитражном
законодательстве3.

Можно полагать, что такие инициативы находятся в русле тенденций,
фиксируемых компетентными зарубежными специалистами в области права и
правосудия. Так, Д. Д. Мидор отмечает, что наиболее загруженные суды
первой инстанции США значительно изменили процедуру состязательного
рассмотрения дел, при которой ход судебного разбирательства определяется
представителями сторон, в то время как судья является беспристрастным
арбитром. В настоящее время многие судьи совещаются с представителями
сторон, берут дело под контроль на самой ранней стадии, определяют
график

1 См., например: Вестник ВАС РФ. 1996. № 6. С. 94; № 7. С. 33,

43; № 8. С. 30, 65.

2 См.: Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу

Российской Федерации. М., 1999. С. 112.

3 Статья 73 АПК РФ предусматривает возможность назначения

судебных поручений, аналогично ст. 63 проекта ГПК РФ, од

нако по общему смыслу — только при наличии соответствую

щего ходатайства сторон(ы).

96 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

досудебной деятельности и поощряют досудебное разрешение споров с целью
экономии времени и денег1. Тем самым судебная процедура приобретает
черты сходства с судопроизводством в Европе, где судья несет большую
долю ответственности за ведение дела и за проведение совещаний и
слушаний, связанных с ним. Однако в США и представление доказательств, и
изложение юридических аспектов дела остается прерогативой адвокатов
сторон2.

В германской процессуалистике утверждается мнение, что состязание сторон
в гражданском судопроизводстве не может проходить без судейского
“вмешательства”, которое ускоряет и повышает эффективность в вынесении
справедливого решения; состязательность уступает место так называемой
кооперативности, стирается грань между судейским руководством и
принципом состязательности3.

В свете сказанного понятны коллизии (характерные в том числе и для
гражданского процесса, но по чисто экономическим и организационным
причинам), с которыми сталкивается практика арбитражного
судопроизводства, когда стороны не заявляют ходатайств о проведении
экспертизы из-за ее дороговизны, а суд не назначает ее ввиду отсутствия
правовой нормы.

В понятие самого метода исследования доказательств гражданская
процессуалистика при многообразии подходов включает и принципы процесса
(гласность, непосредственность, устность, непрерывность и др.)4 и, в
более узком смысле, технологии восприятия, изучения

1 См.: Мидор Д. Д. Американские суды. Сент-Пол, 1991. С. 7.

2 Там же. С. 68.

3 См.: Bomsdorf F. Prozessmaximen und Rechtswirklichkeit,

Verhandlungs — und Untersuchungsmaxime im deutschen Recht

bis zur ZPO. Berlin, 1971. S. 279; Zettel D. Der Beibringungsgesetz.

1977. S. 115; Pruetting. Der grundlagen der Zivilprozesses im

Wandel der Gesetzgebung. NJW. 1980. S. 361; Hahn. Koopera-

tionsmaxime im Zivilprozess? 1983; Rosenberg L., Schwab K.,

Gottwald P. Zivilprozessrecht. 15. Aufl. Munchen, 1993. S. 425.

4 См.: Курылев С. В. Объяснения сторон как доказательство в

советском гражданском процессе. С. 34; Ванеева Л. А. Судебное

познание в советском гражданском процессе. С. 70.

§ 2. Сбор и исследование доказательств 97

судом информации о фактах, извлекаемых в предусмотренной законом
процессуальной форме из нормативных же средств доказывания1.

В связи с последним можно отметить определенную регламентацию вопросов,
связанных с проведением экспертизы и исследованием заключения эксперта
гражданской процессуальной формой (например, ст. 81 проекта ГПК РФ
раскрывает содержание определения о назначении экспертизы и эксперта;
проект оговаривает условия проведения комплексной и комиссионной,
дополнительной и повторной экспертиз. После оглашения заключения
эксперта первым задает вопросы лицо, по инициативе которого проводилась
экспертиза; при назначении последней по инициативе суда право первого
вопроса принадлежит истцу), тогда как Арбитражный процессуальный кодекс
полностью связывает регулирование этого вопроса с дискреционными
полномочиями суда (ст. 115, 117 АПК РФ и др.). Указанное относится и к
процессуальной регламентации исследования в судебном заседании
объяснений сторон и третьих лиц2, показаний свидетелей, письменных и
вещественных доказательств, аудио- и видеозаписей, а также консультаций
и пояснений специалиста.

Нельзя не усмотреть определенного противоречия в том, что в результате
длительного обсуждения всех аспектов проблемы “разработчики проекта
(Граждан-

1 См.: Треушников М. К. Судебные доказательства. С. 47—48.

2 Не меняет существа дела указание в Арбитражном процессу

альном кодексе (ст. 52) на то, что соответствующие доказа

тельства устанавливаются “объяснениями лиц, участвующих в

деле”, как и то, что сторонами в арбитражном процессе явля

ются, как правило, юридические лица — предприятия и орга

низации, в связи с чем Арбитражный процессуальный кодекс,

естественно, имеет в виду объяснения, даваемые уполномо

ченными должностными лицами, представителями соответству

ющих предприятий и организаций. Доказательства в таком

случае могут носить как первичный (первоначальные), так и

производный характер (см.: Курылев С. В. Объяснения сторон

как доказательство в советском гражданском процессе. С. 26).

Указанное свойственно и гражданскому процессу.

98 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

ского процессуального кодекса. — А. К.) остановились на том, что
специалиста нельзя считать источником доказательств”1
(формально-процессуальный аспект.— А. К.), однако “на заключение
специалиста можно ссылаться в решении как на логическое
доказательство”2. При этом добавляется: дополнительно к другим
доказательствам по делу3. Но если существо дела определяют другие
доказательства, так ли важна подобная ссылка? Если же заключение
специалиста важно по сути, то ведь в соответствии с заявленной
концепцией — оно не доказательство.

Судебная практика свидетельствует о размытости границы в формировании
доказательственных аргументов, определяемых участием в процессе
(процессуальных действиях) эксперта и специалиста, что логично связать с
отсутствием столь же четкой дифференциации сфер специальных познаний,
доступных узкому кругу ученых, специалистов ноу-хау и т. п., и знаний,
не требующих специальной и (или) научной подготовки, как и подвижностью
их спектра. Например, заключение комиссии врачей-психиатров, согласно
ст. 310 проекта ГПК РФ, должно однозначно толковаться в качестве
экспертного заключения, тогда как при рассмотрении заявления о
принудительной госпитализации (ст. 312 проекта ГПК РФ) в деле участвует
“представитель психиатрического учреждения, обратившегося в суд”,
процессуальный статус которого может “охватывать” статус собственно
представителя и (или) эксперта, специалиста. То же можно заметить и в
отношении ч. 2 ст. 83 проекта ГПК РФ, где речь идет о получении образцов
почерка для сравнительного исследования письменных документов и подписи
на документе.

Судопроизводство идет по пути использования результатов (заключений)
несудебных экспертиз, допуская таковые к исследованию в качестве
письменных доказа-

1 Треушников М. К. Судебные доказательства. С. 99.

2 Там же. С. 100. См. также: Сахнова Т. В. Судебная экспертиза.

С. 61, 359.

3 Там же.

§ 2. Сбор и исследование доказательств 99

тельств1. И опять-таки не снимается вопрос о процессуальном статусе
лица, проводившего несудебную экспертизу, в случае его привлечения судом
— эксперт или специалист?

Показательно, что Гражданский процессуальный кодекс Франции (Le Nouveau
de Procedure Civile) регламентирует три самостоятельные процедуры:
констатация (art. 249—255), консультация (art. 256—262), экспертиза
(art. 263, etc.), где специалист привлекается для констатации и в роли
“мини-эксперта” для консультации, не требующей проведения специального
исследования2. Похоже, по аналогии проект российского Гражданского
процессуального кодекса (ст. 191) допускает консультации специалиста в
двух формах: устной и письменной, фиксируемых в материалах дела (запись
в протокол судебного заседания, приобщение к делу) и своеобразно
отражающих статус “сведущего свидетеля” и (или) письменного
доказательства.

Указанный подход представляется логичным, хотя нельзя не заметить, что в
явном диссонансе с вышеотмеченной позицией разработчиков проекта
Гражданского процессуального кодекса находится ч. 1 ст. 159, в которой
консультации и пояснения специалистов указываются в ряду требований
непосредственно исследовать доказательства по делу вместе с другими
средствами доказывания.

Представляется правильной и необходимость установления санкции,
определяющей ответственность спе-

1 См.: Орлов Ю. К. Производство экспертизы в уголовном про

цессе. М., 1982. С. 22; Сахнова Т. В. Судебная экспертиза. С. 76.

Например, как следует из разъяснений постановления Плену

ма Верховного Суда РФ “О судебной практике по делам о

возмещении вреда…” от 28 апреля 1994 г. № 3 (Бюллетень ВС

РФ. 1994. № 7), в ряде случаев одни и те же обстоятельства

могут устанавливаться и ВТЭК (несудебная экспертиза), и су

дебно-медицинской экспертизой при определенных различиях

(чисто внешнего плана) в сфере компетенции.

2 См.: Crosio A. Litiges et proces: Procedures civiles et voies

d’execution. P., 1996. P. 39—42.

100 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

циалиста за заведомое злоупотребление своими процессуальными
обязанностями.

Как возникновение, так и развитие гражданского (арбитражного) процесса
должно быть прежде всего связано с утверждением сторон о фактах. В
соответствии с этим проект Гражданского процессуального кодекса уже на
этапе подачи искового заявления и подготовки дела к судебному
разбирательству предусматривает необходимость: указания требования
взыскателя и обстоятельств, на которых оно основано (п. 4 ст. 126);
указания, в чем заключается нарушение или угроза нарушения прав, свобод
или охраняемых законом интересов истца и его требования (п. 4 ст. 133) и
обстоятельств, на которых истец основывает свое требование (п. 5 ст.
133); определения судом обстоятельств, имеющих значение для правильного
разрешения дела (п. 2 ч. 2 ст. 149); опроса истца и ответчика по
существу заявленных требований и обстоятельствам дела (п. 1 и 2 ч. 1 ст.
151). Тем самым суд, опираясь на требования гражданской процессуальной
формы, проводит подготовительную работу по исходному определению
обстоятельств дела (фактов), подлежащих доказыванию.

В арбитражном процессуальном законодательстве в соответствии с п. 4 ч. 2
ст. 102 АПК РФ в исковом заявлении должны быть указаны обстоятельства,
на которых основаны исковые требования, а при подготовке дела к
судебному разбирательству судья “предлагает лицам, участвующим в деле,
другим организациям, их должностным лицам выполнить определенные
действия, в том числе представить документы и сведения, имеющие значение
для разрешения спора (п. 3 ст. 112 АПК РФ).

\

I

E I

l

E

E

??????

E

E

E

hId?@?

E

hId?@?

E

E

E

hId?@?

hId?@?

E

d

B

R

E

ae

e

e

i

o

hId?@?

E

E

E

hId?@?

??????

hId?@?

E

hId?@?

N

?

- ”.@–?

N

R

^

`

f

c

¤

R

\

^

`

d

h

 

c

¤

d

E

d-y ¤

E

E

E

E

E

E

&

F

ueN??? ???s

wwwb

&

F

&

F

&

F

E

E

E

@?

@?

hId?@?

hId?@?

hId?@?

E

d6y ¤(

E

E

E

E

??????

&

E

??????

hId?@?

t

v

x

e

,

.

2

4

?

?

 

hId?@?

CJ aJ ph v

4

E

E

??????

??????

??????

??????

E

E

E

E

??????

??????

??????

E

E

??????

aII??…mmmX

E

?kkV

V

?

?

aA?‘vva

E

??????

??????

??????

E

E

E

E

E

hId?@?

E

hId?@?

E

iiiT

E

E

Z

`

h

n

AE

Z

жданского процессуального кодекса в нормативном порядке (аналогично п. 5
ч. 2 ст. 102 АПК РФ) определяет необходимость указания заинтересованных
лиц на доказательства уже в исковом заявлении (п. 5 ч. 2 ст. 133), а с
учетом принципа процессуальной экономии и представления их (ст. 134).
Указанное не означает, что все об-

§ 2. Сбор и исследование доказательств 101

стоятельства дела и доказательства, их подтверждающие, обозначаются и
представляются только до рассмотрения дела в судебном заседании. В
процессе разбирательства дела по существу, как показывает судебная
практика, могут обнаруживаться новые обстоятельства, требующие
подтверждения доказательствами. Поэтому процессуальный закон допускает
эту процедуру и на более поздних этапах, но при условии наличия
серьезных причин, обосновывающих невозможность представить
доказательства на более раннем этапе.

Практика, особенно арбитражная, свидетельствует, что определенные
сложности возникают преимущественно с представлением письменных
доказательств. Законодатель предусматривает здесь жесткую однотипную
процессуальную регламентацию, включающую возможность оказания помощи
судом как в обеспечении доказательств, так и их истребовании (ст. 58,
63—67 проекта ГПК РФ; ст. 54, 71—74 АПК РФ). Обращает внимание следующая
детальная дифференциация подходов законодателя в этих вопросах.
Арбитражный процессуальный кодекс (п. 3 ст. 54), оговаривая, что любое
лицо, от которого арбитражным судом истребуется доказательство, обязано
представить его в установленный срок либо в пятидневный срок известить
суд о невозможности такого представления с указанием причин,
устанавливает штраф в размере до 200 установленных законом минимальных
размеров оплаты труда (далее — МРОТ) за непредставление истребуемого
доказательства. Проект Гражданского процессуального кодекса (п. 3 ст.
58) в аналогичном случае говорит: 1) о “должностных лицах или гражданах,
не являющихся лицами, участвующими в деле”; 2) об ответственности и в
случае неизвещения суда о невозможности представить истребуемое
доказательство; 3) о размере штрафа до 100 МРОТ. В обоих случаях
наложение штрафа не освобождает от обязанности представления
доказательства суду.

В самом определении как письменных, так и вещественных доказательств оба
процессуальных кодекса схожи, причем проект Гражданского процессуального

102 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

кодекса в части определения письменных доказательств (ч. 1 ст. 72) не
только приблизился к ч. 1 ст. 60 АПК РФ (включение в это понятие
документов и материалов, полученных посредством факсимильной,
электронной или иной связи либо иным способом, позволяющим установить
содержание документа), но и детализирует понятие, относя к письменным
доказательствам приговоры и решения суда, иные судебные акты, протоколы
совершения процессуальных действий, судебных заседаний, приложения к
протоколам совершения процессуальных действий — схемы, карты, планы,
чертежи.

Арбитражный процессуальный кодекс (ч. 2 ст. 69), в отличие от
Гражданского процессуального кодекса, предусматривает, что свидетель по
предложению арбитражного суда может изложить свои показания в письменном
виде (личное доказательство). Однако они должны рассматриваться лишь как
письменная форма именно показаний свидетеля (как и возможных объяснений
сторон1), но не в качестве письменного доказательства. Отсюда вопрос о
возможности изменения характера оценки данного доказательства (тем более
по прошествии времени), т. е. рассмотрения его при определенных условиях
в качестве письменного доказательства. В Уголовно-процессуальном кодексе
подобной проблемы не возникает, поскольку уголовно-процессуальный закон
не использует понятие “письменные доказательства”.

В действующем Арбитражном процессуальном кодексе не нашли нормативного
выражения требования, связанные с проблемой свидетельского иммунитета
при доказывании, что требует законодательной доработки. Проект
Гражданского процессуального кодекса в этом отношении пошел дальше
действующего кодекса, введя в круг свидетелей, пользующихся иммунитетом
(ч. 3

1 В частности, ст. 69 проекта ГПК РФ предусматривает возможность
признания сторон в письменной форме. В зарубежном судопроизводстве
(Англия, США) имеет место практика обмена сторон состязательными
бумагами в форме affidavit (см.: Арчер П. Английская судебная система.
М., 1959; Решетникова И. В. Доказательственное право Англии и США).

§ 2. Сбор и исследование доказательств ЮЗ

ст. 70), судей, присяжных, народных (арбитражных) заседателей — по
вопросам, возникавшим в совещательной комнате в связи с обсуждением
обстоятельств дела при вынесении решения или приговора;
священнослужителей религиозных конфессий, прошедших государственную
регистрацию, — применительно к обстоятельствам, которые стали им
известны из исповеди или аналогичных обрядов. В ст. 70 проекта ГПК РФ
введен п. 4 с перечнем лиц, имеющих право отказаться от дачи
свидетельских показаний, что прямо корреспондирует конституционным
положениям и нормам. В обоих кодексах (Гражданском процессуальном
кодексе и Арбитражном процессуальном кодексе) в общем действуют
аналогичные правила, связанные с присутствием в процессуальном
доказывании категорий правовых презумпций, пре-юдиций, общеизвестных
фактов.

Особого внимания, на наш взгляд, заслуживает вопрос оценки условий дачи
объяснений сторон. По действующим нормам ни в гражданском, ни в
арбитражном процессе стороны не связаны требованием говорить правду и не
предупреждаются об уголовной или иной ответственности за дачу ложных
объяснений. Суд при исследовании объяснений сторон и третьих лиц в
судебном заседании выясняет, как сформировалось их знание о фактах, нет
ли противоречий в объяснениях, нет ли факторов, прямо дискредитирующих
эти объяснения. Стороны, как свидетельствует практика, не будучи
связанными ответственностью за свои показания и объяснения, довольно
часто искажают обстоятельства дела, не говоря о допускаемых ими прямых
злоупотреблениях процессуальными правами и даже фактическом
лжесвидетельствовании (в отличие от ложных показаний, обусловленных
добросовестным заблуждением). На это обращает внимание наука
гражданского процессуального права и судопроизводственная практика1.
Современ-

1 См., например: Юделъсон К. С. Проблема доказывания в советском
гражданском процессе. С. 106; Курылев С. В. Объяснения сторон как
доказательство в советском гражданском процессе. С. 70, 187.

104 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

ный отечественный подход законодателя к объяснению сторон и третьих лиц
занимает промежуточное положение между позициями стран, не признающих
объяснения сторон как средство доказывания, и стран, приравнивающих их к
свидетельским показаниям1. При оценке судопроизводственных реалий можно
поставить под сомнение верность концептуальной линии законодателя,
исключающей прямую ответственность сторон за дачу заведомо ложных
показаний. Соответствующие санкции могут быть установлены, и это будет
отвечать и принципу равенства сторон в процессе, и принципу
процессуальной экономии, и повышению эффективности правосудия в целом.

Наконец, нельзя не отметить общую слабость процессуальных норм,
связанных с судебным протоколом, являющимся важнейшим процессуальным
документом, отражающим весь процесс доказательственной деятельности2.

Из вышеизложенного можно сделать вывод, что активность и инициатива
сторон в гражданском (арбитражном) процессе находит выражение в принципе
состязательности, объективируемом в судебном доказывании. Этот принцип в
соответствии с конституционной нормой должен органически дополняться
принципом равенства сторон в процессе и, как следствие, поддерживаться
активностью и инициативностью суда. Однако на ряде норм
доказательственного права, как представляется, лежит печать влияния
корпоративного практического интереса судейского сообщества,
неоправданно расширяющего дискреционные полномочия суда там, где они
должны определяться императивной нормой процессуальной формы. Поэтому в
нормативном материале должна найти четкое выражение обязанность суда
устанавливать круг под-

1 См.: Решетникова И. В. Доказательственное право в россий

ском гражданском судопроизводстве. С. 40.

2 Для сравнения: “В настоящее время протоколирование в су

допроизводстве ФРГ ведется при помощи диктофона либо

других носителей звука” (см.: Давтян А. Г. Гражданское про

цессуальное право Германии. М., 2000. С. 151).

§ 3. Оценка доказательств 105

лежащих доказыванию обстоятельств, имеющих значение для правильного
разрешения дела, а также нормативную базу фактических правоотношений
сторон.

§ 3. Оценка доказательств

Вынесение решения по делу, как и иные акты судебного правоприменения,
связано с понятием оценки судебных доказательств. Эта оценка является
специфической, обусловленной особенностями судопроизводственной
деятельности, формой рефлексии. В философско-гно-сеологическом аспекте в
последней находит отражение принцип человеческого мышления, направляющий
его (мышление) на анализ собственных форм и предпосылок, критическую
переработку методов познания и самого содержания знания. Рефлексия же
определяет источники (рассудок или чувственное созерцание, восприятие),
которые формируют понятия или представления1.

Оценка доказательств как правовая категория имеет древние корни2 и
свойственна законодательству многих стран. В российском гражданском
процессе официальное появление свободной оценки доказательств связано с
Уставом гражданского судопроизводства России 1864 года3. Этот принцип
закреплен в гражданских процессуальных кодексах Франции, Италии,
Германии, Австрии, Поль-

1 См.: Кант И. Критика чистого разума. Соч. М., 1964. Т. 3.

С. 314—319; Лекторский В. А. Указ. соч.

2 В римском праве известны положения: judex bonus nihil ex

arbitrio suo facit, nee propositione domesticae voluntatis, sed

juxta leges et jura pronunciet (хороший судья ничего не должен

делать по собственному усмотрению или по велению своего

желания, но должен выносить решение согласно закону и

справедливости) и judicis est judicare secundum allegata et

probata (судья обязан принимать решения в соответствии с

заявлениями сторон и доказательствами) (см.: Дедынский Ф.

Институции Гая. Варшава, 1893; Дигесты Юстиниана: Избран

ные фрагменты / Отв. ред. Е. А. Скрипилев. М., 1984).

3 См.: Судебные уставы 20 ноября 1864 года с изложением

рассуждений, на коих они основаны. Ч. 1.

106

Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

ши, Болгарии, Литвы, Молдавии, Казахстана и ряда других стран.

Например, в Гражданском процессуальном кодексе ФРГ нормативные положения
судебной оценки доказательств присутствуют в § 284, 286, 372, 453 и
целом ряде других, связанных с проведением судебного осмотра, допросом
сторон и т. д. В частности, § 286 (“Свободная оценка доказательств”)
устанавливает:

“(1) суд должен, учитывая содержание всех заседаний и результаты
собирания доказательств, если таковое проводилось, по своему внутреннему
убеждению определить, следует ли считать фактическое утверждение
истинным или неистинным. В определении суда должны указываться
основания, которыми руководствовались судьи;

(2) законными правилами доказывания суд связан только в случаях,
названных в кодексе”.

После октября 1917 г. Устав гражданского судопроизводства в России
прекратил свое действие. Вновь созданные суды руководствовались в своей
деятельности, согласно ст. 5 Декрета о суде № 1, законами свергнутых
правительств, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат
революционной совести и революционному правосознанию1. При этом народный
суд не был ограничен никакими формальными доказательствами, от него
зависело, руководствуясь обстоятельствами дела, — допустить те или иные
доказательства или потребовать их от третьих лиц2.

Ныне действующий Гражданский процессуальный кодекс РСФСР 1964 года
содержит ст. 56, в соответствии с которой:

“Суд оценивает доказательства по внутреннему убеждению, основанному на
беспристрастном, всестороннем

1 СУ РСФСР. 1917. № 4. Ст. 50.

2 СУ РСФСР. 1918. № 26. Ст. 420. И в первые годы французской

революции понятие “внутреннее убеждение” трактовалось

радикально и судьи имели фактически беспредельную свободу

действий (см.: Челъцов-Бебутов М. А. Курс уголовно-процессу

ального права. СПб., 1995. С. 498—499).

§ 3. Оценка доказательств 107

и полном рассмотрении имеющихся в деле доказательств в их совокупности.

Никакие доказательства не имеют для суда заранее установленной силы”.

Внешне аналогичная формулировка присутствует и в ст. 59 АПК РФ, ч. 2
которой повторяет ч. 2 ст. 56 ГПК РФ, а ч. 1 формулируется в редакции:
“…по своему внутреннему убеждению, основанному на всестороннем, полном
и объективном исследовании имеющихся в деле доказательств”.

Для сравнительно-критического сопоставления и анализа содержащихся в
обоих процессуальных кодексах положений, связанных с оценкой
доказательств, а таковые присутствуют и в ст. 194 (“Вопросы, разрешаемые
при вынесении решения”), ст. 197 (“Содержание решения”) ГПК РСФСР,
аналогичных по содержанию ст. 125 и 127 АПК РФ, а также других статьях,
в том числе предлагаемых проектом ГПК РФ — 2000 (ст. 68) новаций в этой
части, обратимся к содержанию понятия “внутреннее убеждение” (не
раскрываемого законодателем) и его составляющих (критериям судебной
оценки доказательств), указываемых в нормативном материале.

Имеющуюся базу в этой части можно охарактеризовать следующим образом: 1)
вопросы внутреннего убеждения судей и оценки доказательств освещаются в
довольно внушительном объеме работ российских правоведов; 2)
преимущественное отражение они находят в работах по
уголовно-процессуальному праву, а также социологии права; 3) по большей
части освещение их носит фрагментарно-комплементарный характер1. Следу-

1 Среди работ, посвященных этой проблематике или специально
рассматривающих ее, можно указать: Ульянова Л. Т. Оценка доказательств
судом первой инстанции. М., 1959; Ульянова Л. Т. Внутреннее убеждение,
условия формирования и его роль в оценке доказательств // Вопросы
уголовного процесса в практике Верховного Суда СССР и Верховного Суда
РСФСР. М., 1974; Трусов А. И. Основы теории судебных доказательств. М.,
1960; Резниченко И. М. Оценка доказательств в советском гражданском
процессе: Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. М., 1968;

108 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

ет также специально оговорить, что до настоящего времени, хотя и в
мумифицированном состоянии, в нормативном материале Гражданского
процессуального кодекса РСФСР 1964 года сохраняются идеологизированные
положения, определяющие в правосудии задачи охраны социалистического
строя и правопорядка, а также креативные принципы социалистического
правосознания, непосредственно связанные с оценкой доказательств.

Алгоритм судебного доказывания включает в себя: обозначение
доказательств, их собирание и представление, исследование и оценку
каждого из представленных доказательств и окончательную оценку в суде
первой инстанции (наряду с правовой квалификацией при постановлении
решения суда)1.

Резниченко И. М. Внутреннее судейское убеждение и правовые чувства //
Теория и практика установления истины в правоприменительной
деятельности; Курылев С. В. Основы теории доказывания в советском
правосудии; Лузгин И. М. Сущность и методы оценки доказательств //
Советское государство и право. 1971. № 9; Лупинская П. А. Теоретические
основы принятия решений в советском уголовном судопроизводстве: Автореф.
дисс…. д-ра юрид. наук. М., 1973; Мухин И. И. Важнейшие проблемы
оценки доказательств в уголовном и гражданском судопроизводстве. Л.,
1974; Трошева Ю. М. Проблемы формирования судейского убеждения в
уголовном судопроизводстве. Харьков, 1975; Матюшин Б. Т. Внутреннее
убеждение судей и оценка доказательств; Матюшин Б. Т. Общие вопросы
оценки доказательств в судопроизводстве. Хабаровск, 1987; Резник Г. М.
Внутреннее убеждение при оценке доказательств. М., 1977; Маликов М. Ф.
Оценка доказательств в правоприменительной деятельности. Уфа, 1984;
Чи-ганова С. Д. Формирование убеждения суда первой инстанции в исковом
судопроизводстве: Автореф. дисс…. канд. юрид. наук. Томск, 1985;
Треушников М. К. Оценка отдельных видов доказательств по гражданским
делам; Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999; Фокина М. А.
Теория и практика доказывания в состязательном гражданском
судопроизводстве. 1 В. М. Жуйков верно отмечает, что кассационная
инстанция теперь вправе самостоятельно оценивать как имеющиеся в деле,
так и новые доказательства, устанавливать новые факты на основании своей
оценки доказательств (Гражданский процессуальный кодекс РСФСР / Коммент.
и сост. В. М. Жуйков. С. 23).

§ 3. Оценка доказательств 109

При определении предмета доказывания, состава и объема привлекаемого
доказательственного материала и самом исследовании доказательств суд и
другие субъекты доказательственной деятельности участвуют в определенном
динамическом процессе. Функционально он может быть определен через
поведение одной или нескольких переменных, значения которых в различных
фазах процесса подвергаются постоянной оценке, которую В. К. Пучинекий,
в частности, характеризует как “индивидуальную умственную работу”1.

Любая оценка есть соотнесение объекта (предмета) оценки с некими
критериями. Если известны критерии и способы соотнесения, то становится
определенной и оценка. По общему правилу, оценка конкретного
доказательства заключается в соотнесении его с критериями отно-симости,
допустимости и достоверности. Оценка доказательств по делу для
разрешения вопроса установления действительного содержания
правоотношений сторон (как по фактическому составу, так и правовому — по
содержанию юридических прав и обязанностей) требует и учета
достаточности (полноты) доказательств и рассмотрения их в совокупности и
взаимосвязи. Последнее значимо при оперировании косвенными
доказательствами, когда необходимо установление связей
доказательственных фактов с главными. Наконец, и это согласуется с
концепцией системного анализа, некоему критерию должен отвечать и сам
способ соотнесения.

В связи с последним видится необходимость дифференцировать элементы
единства и различия, во-первых, в оценке доказательств и процессе
(механизме) принятия решения и, во-вторых, в системах формальной и
свободной оценки доказательств судом. В основании оценки и алгоритма
формирования и принятия решения лежит один и тот же критический анализ
исходных данных. Однако, если оценку связывать с тем, что в процессе
всего хода судебного доказывания суд, лица, участвующие в деле, и другие
субъекты доказывания

1 Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу Российской
Федерации. М., 2000. С. 142.

НО Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

“взвешивают” доказательства, производят логические операции по анализу
доказательств, их относимости к делу, объединяют имеющиеся сведения о
фактах в единую систему собранных доказательств, занимаются
опровержением первоначально построенных версий и т. д.1, что в принципе
правильно, стираются грани различия между понятиями “исследование”
(органически связанного с анализом) и “оценка доказательств”.

В качестве примера укажем на формулирование понятия оценки доказательств
у М. А. Фокиной: это составная часть судебного познания, состоящая в
осмыслении участниками результатов непосредственного восприятия
доказательств, приводящая к формулированию вывода юридически значимых
обстоятельств2. В случае же трактовки исследования доказательств только
как внешней стороны доказывания: заслушать, осмотреть, ознакомиться и т.
п., необходимо согласиться, что понятие “исследовать” не вполне
соответствует (а точнее, не соответствует) смысловой нагрузке и могло бы
быть заменено, хотя нами отнюдь не усматривается необходимость такой
замены понятием, например, изучения, рассмотрения доказательств3.
Поэтому, как представляется, про-

1 См.: Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 155.

2 См.: Фокина М. А. Теория и практика доказывания в состяза

тельном гражданском судопроизводстве. С. 221. Обращает внима

ние, что автор не использует термин “исследование доказа

тельств”. В данном определении оценка (скорее это следствие

текстуального недостатка) отделяется от “вывода”, который едва

ли по смыслу текста может идентифицироваться с решением

суда, что (об этом ниже) критикует и сама М. А. Фокина.

3 У С. Ш. Болтуева (см.: Болтуев С. Ш. Проблема доказывания

в гражданском судопроизводстве: Автореф. дисс. … канд. юрид.

наук. Томск, 1985. С. 10) исследование— это извлечение необ

ходимой информации из доказательств. М. К. Треушников ис

следование доказательств связывает с непосредственным вос

приятием, изучением судом информации о фактах, выясне

нии условий сохранения информации, факторов, влияющих на

достоверность доказательств, в сопоставлении, сравнении’ от

дельных доказательств, ликвидации противоречий между ними,

т. е. процессом, в котором “переплетаются логические, эмпири

ческие и процессуальные операции” (Треушников М. К. Судеб

ные доказательства. 1999. С. 47).

§ 3. Оценка доказательств щ

ект ГПК РФ логично заменил в действующей ст. 56 ГПК РСФСР выражение
“рассмотрение имеющихся в деле доказательств” на (их) “исследование”1.

1 В настоящем контексте представляется целесообразным следующее
замечание, хотя его содержательная часть относится к предыдущему
параграфу.

В. К. Пучинский пишет о традиционном сохранении двух старых терминов
“осмотр” и “исследование” доказательств. При этом он прямо замечает, что
разграничить эти термины затруднительно и вряд ли необходимо. Логичен
вопрос: для чего сохранять или насаждать терминологическую всеядность,
при которой термины теряют определенность, что и отражает аморфная
разноголосица, присутствующая в научных работах и в законодательстве?
Так, в ст. 66 ГПК РСФСР называется “осмотр и исследование письменных
доказательств в месте их хранения”; ст. 72 — “осмотр вещественных
доказательств, подвергающихся быстрой порче”; в ч. 1 ст. 146
(“Исследование доказательств”) речь идет об “ознакомлении с письменными
доказательствами” и “осмотре вещественных доказательств”; ст. 175 и 178
регламентируют “исследование” соответственно письменных и вещественных
доказательств; ст. 179— “осмотр на месте”.

В Арбитражном процессуальном кодексе то же: ст. 55 и 64 — “осмотр” и
“исследование”, соответственно, доказательств, подвергающихся быстрой
порче, и в месте их нахождения; ч. 1 ст. 117 исследование доказательств
связывает с ознакомлением с письменными доказательствами и осмотром
вещественных доказательств.

Вышеуказанное заметно и в проекте Гражданского процессуального кодекса:
ст. 59 именуется “Осмотр и исследование доказательств по месту их
нахождения”; ст. 76 (аналог ст. 72 ГПК РСФСР) теперь “уточняет” свое
название, добавляя к “осмотру” “исследование”; ст. 183 и 185 используют
термин “исследование”, соответственно, письменных и вещественных
доказательств; ст. 186 — “осмотр на месте”. Обратим внимание и на то,
что исследование письменных доказательств (ст. 183 проекта ГПК)
связывается с оглашением их и последующими действиями в судебном
заседании, но вот для исследования личной переписки и телеграфных
сообщений граждан этого почему-то оказывается недостаточно и ст. 184
носит название “Оглашение и исследование личной переписки и телеграфных
сообщений…”. То же применительно к аудио- и видеозаписи: ст. 187 —
“Воспроизведение… и их исследование”.

112

Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

По причине сказанного, признавая неизбежным существование (или
формирование) предварительных, промежуточных этапов или элементов оценки
судебных доказательств, в самой логической структуре доказывания с
оценкой доказательств как нормативно-правовой категорией процессуального
характера правильнее связывать именно заключительные этапы доказывания,
причем как при исследовании отдельного доказательства, так и при
рассмотрении всех доказательств по делу в совокупности и взаимосвязи.

Позиции А. Ф. Клейнмана, С. В. Курылева и других ученых, рассматривающих
оценку доказательств в рамках логической деятельности за пределами
судебного доказывания, имея весьма спорные основания, тем не менее
представляются логичными в постулируемой ими, хотя и варьируемой
конкретными авторами, исходной системе координат1, а их критика отражает
не более чем закономерное расхождение при различии исходных посылок
(позиций), но отнюдь не концептуальные расхождения2.

Нами не разделяется и позиция абсолютно кон-фронтационного
противопоставления систем, так называемой формальной и свободной оценки
доказательств3. Ведь и в современных условиях суд связан

1 См.: Клейнман А. Ф. Основные вопросы теории доказательств

в советском гражданском процессе. С. 64; Курылев С. В. Основы

теории доказывания в советском правосудии. С. 29.

2 См., в частности: Фаткуллин Ф. Н. Указ. соч. С. 174; Фокина М. А.

Теория и практика доказывания в состязательном гражданс

ком судопроизводстве. С. 220.

3 История правосудия знает многочисленные примеры преду

становленного использования и толкования тех или иных до

казательств. Например, в Риме постклассического периода

(I в. н. э.) в спорах о некоей вещи, изготовленной из чужого

материала, прокулианцы присуждали право создателю вещи,

сабинианцы — собственнику материала. В России Соборным

Уложением 1649 года запрещался отвод свидетельских пока

заний (ст. 158, 159 и др.). С позиции теории формальных дока

зательств, когда заранее значение, роль, вес тех или иных

доказательств регламентировались законом, а не судом, как

правило, истолковывается исследователями именной Указ

§ 3. Оценка доказательств ИЗ

теми или иными процессуальными преюдициями, презумпциями, как и
правилами допустимости, обязательности тех или иных доказательств и
другими. И даже если бы с 1000-кратной очевидностью рассматриваемое
доказательство отвечало “истине факта”, будучи недопустимым по
нормативным основаниям, оно должно быть отвергнуто судом. Нет абсолютно
формальной, как и абсолютно свободной оценки доказательств, ибо в первом
случае решает все-таки суд, а во втором — он все-таки решает на
основании закона. Д. Д. Мидор резонно отмечает: “Судьи свободны от
внешних влияний в своей деятельности по определению фактов, уточнению и
толкованию соответствующих законов, применению законов к фактам с целью
достижения правильных решений”. Но этот принцип “не означает, ни сейчас,
ни в прошлом, полной и абсолютной независимости судебной власти. Это
неприемлемо в демократическом обществе”1. Однако во всех

Петра I “Краткое изображение процессов или судебных тя-жеб” 1715 года.
А. А. Краевский, критически оценивая судопроизводство феодальной и
буржуазно-помещичьей России вплоть до XX в., писал, что “теория
формальных доказательств в делах гражданских царствует ныне всюду в
значительной мере” (Краевский А. А. Практические заметки о свойствах
состязательного начала в гражданском судопроизводстве. СПб., 1887. С.
37). Признавая ограниченность рамок самой системы формализации судебных
доказательств, нельзя не отметить и некоторой односторонности самих
оценок законодательного регулирования. Как классический подается пример
того, что “собственное признание лутчее свидетельство всего света” (ст.
I гл. II “О признании краткого изображения процессов”). См., например, у
М. К. Треушникова на с. 164 вышеуказанной работы. Однако практически не
приводится ст. 2 этой же главы, в соответствии с которой легитимация
данного признания обусловливается: фактическим его совершением перед
судом; вольным (свободным) характером; “чтоб притом доказать такие
обстоятельства, которые б могли быть достоверны, и о правде б не
сумневатца” (Российское законодательство X—XX веков. Т. 4. С. 415). 1
Мидор Д. Д. Указ. соч. С. 53.

114

Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

случаях не снимается проблема субъективного фактора, присутствующего в
убеждении судьи1.

Оценка доказательств может связываться только с проверочными по сути
актами мыслительной деятельности. Отсюда — решение вопроса о допущении
или недопущении того или иного (потенциального) доказательства на этапе
подготовки дела к судебному разбирательству правильнее рассматривать не
в аспекте процессуальной оценки доказательств, как это нередко
утверждается в литературе (Б. Т. Матюшин, М. К. Треушников, И. В.
Решетникова, М. А. Фокина и др.), а в качестве процессуального действия,
связанного с предварительным рассмотрением, изучением, анализом судом
представляемых доказательств.

Внешне сходная точка зрения высказана И. М. Рез-ниченко, связывающим
оценку доказательств с судебным актом, т. е. результатом судебной
деятельности2. Им относимость доказательств рассматривается в качестве
условия допущения доказательств в процесс3. Заметим, что и допустимость
доказательств можно рассматривать в качестве подобного условия. Но
очевидно, что при этом и относимость, и допустимость как критерии оценки
доказательств выводятся за рамки нормативных положе-

1 Один из последних известнейших тому примеров из амери

канской практики: решение Верховного суда штата Флорида

по апелляционной жалобе адвокатов кандидата в президенты

США А. Гора от 3 декабря 2000 г. о ручном пересчете избира

тельных бюллетеней, забракованных при автоматизированном

(машинном) счете, с минимальным перевесом числа голосов

состава суда, поданных “за” (четыре), при трех “против”, и

решение Верховного суда США от 12 декабря 2000 г. (пять

голосов против четырех), отменившего указанное решение,

как неконституционное с пересмотром его флоридским судом

и похоронившее под обломками “надлежащего процесса” ис

тину и призыв к справедливости.

2 См.: Резниченко И. М. Оценка доказательств в советском граж

данском процессе. С. 8.

3 См.: Резниченко И. М. Установление достоверности и силы

доказательств по гражданским делам // Ученые записки ДВУ.

Владивосток, 1968. Т. 32. С. 105.

§ 3. Оценка доказательств 115

ний ст. 56 ГПК РСФСР (ст. 59 АПК РФ), ибо на предварительной стадии не
может идти речь о всестороннем и полном исследовании имеющихся в деле
доказательств в их совокупности.

До всестороннего исследования доказательств в судебном заседании суд
может решить вопрос о принадлежности конкретного доказательства Аг к
подмножеству доказательств Ап по внешним, а равно сущностным признакам,
но он не должен предрешать вопрос о ложности такого доказательства.

Теоретико-практическим анализом, в отличие от чистой эмпирии, без труда
улавливается положение, согласно которому научное мышление должно вести
организацию практической деятельности в едином процессе диалектического
(обратного) воздействия на само мышление. Применительно к присутствующим
сейчас в Гражданском процессуальном кодексе (и проекте) и Арбитражном
процессуальном кодексе положениям, связанным с оценкой доказательств в
правосудии, очевидно: законодатель так излагает (и это опять-таки
свидетельствует о крайней необходимости соблюдения осторожности при
использовании дефинитивных (околодефинитивных) норм) нормативные
положения этой оценки, что они, будучи казуистически прочитаны и
казуально истолкованы, не оставляют места для так называемой
предварительной оценки доказательств1 или лишают, по существу, таковую
процессуально-законного основания.

Если же предварительная, как и промежуточная, оценка возможна и
допустима, а в этом едва ли кто

1 См., например: Иванов О. В. Судебные доказательства в гражданском
процессе. С. 113; Треушников М. К. Доказательства и доказывание в
советском гражданском процессе. С. 72—73; Треушников М. К. Судебные
доказательства. 1999. С. 158—159; Матюшин Б. Т. Общие вопросы оценки
доказательств в судопроизводстве. С. 20; Фокина М. А. Теория и практика
доказывания в состязательном гражданском судопроизводстве. С. 220, 223;
Решетникова И. В. Курс доказательственного права в российском
гражданском судопроизводстве. С. 202. .-

116

Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

сомневался (более того, она неизбежна)1, то логика требует и нормативно
связать положения действующих ст. 56 ГПК РСФСР, 59 АПК РФ и ст. 68
проекта ГПК РФ с “окончательной” оценкой доказательств. Вполне
достаточно, например, в ч. 4 ст. 68 проекта ГПК РФ указать: “Результаты
окончательной оценки доказательств суд обязан отразить в решении…”

Истина устанавливается в системе координат, пространство которой, в
определяющей мере, задается действующим законодательством
(правоположением). От того, насколько правильно будет выбрана и
приложена судом применительно к фактам объективной действительности эта
система, зависят, фигурально выражаясь, координаты истины. Последняя
действительно относительна: и в смысле возможной трансформации самой
систеыы координат, и в смысле возможности изменения местоположения факта
(а с ним и истины) в системе.

В свете сказанного вызывают определенные возражения как тезис С. В.
Курылева: “Применение права — акт воли уполномоченного государственного
органа; это не отражение объективной действительности, а воздействие на
нее”2, так и критика его Л. А. Ванеевой, которая пишет: “Если понятие
волевого акта распространить на все этапы процесса применения права в
том его понимании, из которого исходит С. В. Курылев, то непременно
следует сделать вывод, что установленные права и обязанности сторон
также есть результат воли суда, т. е. что правовое отношение — результат
деятельности суда. На

1 И 40 лет назад в полном соответствии с логикой можно было

прочитать: “…до окончательной оценки доказательств в сове

щательной комнате никаких выводов о фактах суд не делает”

и “внутреннее убеждение судей по конкретному делу склады

вается на основе рассмотрения в судебном заседании каждого

доказательства в отдельности и всех доказательств в их сово

купности и взаимосвязи” (Пучинский В. К. Разбирательство и

разрешение гражданских дел в суде первой инстанции // Со

ветское государство и право. 1960. № 9. С. 81).

2 Курылев С. В. Установление истины в советском правосудии:

Автореф. дисс. … д-ра юрид. наук. М., 1967. С. 7.

§ 3. Оценка доказательств 117

самом деле отношения, исследуемые судом, являются правовыми до того, как
попадают в сферу судебной деятельности”1.

Последнее утверждение, допуская оговорки, явно ошибочно (другое дело,
что этим отношениям во всех случаях может быть дана правовая оценка).
Тезис С. В. Курылева логичнее в формулировке: применение права — это и’
отражение объективной действительности, и воздействие на нее. Интересно,
что сама же Л. А.. Ванеева соглашается, говоря о проблеме конкретизации
судом гражданских правоотношений, что конкретизирующая деятельность суда
применима к той области субъективных гражданских прав, которая не может
полностью быть урегулирована правовыми нормами, так как эти субъективные
права по своему характеру могут быть либо определены соглашением сторон,
либо судом, с учетом всей фактической обстановки, поскольку они не
поддаются обобщенному правовому регулированию2.

Подобно тому, как понятие “доказательство” (вне зависимости от его
процессуального содержания) можно рассматривать в нескольких аспектах:
а) сам процесс доказывания; б) логический аргумент; в) фактический
аргумент; г) вывод (как результат процесса), так и об оценке
доказательств можно говорить, имея в виду: а) сам процесс (оценки) и б)
выводное знание (итог или результат процесса).

В литературе этот вопрос освещается под разными углами зрения. Едва ли
следует столь радикально резюмировать эти позиции, как это делает М. А.
Фокина3. Автор (вслед за Б. Т. Матюшиным) полагает, что одни ученые (Д.
М. Чечот, И. Л. Петрухин, И. М. Резниченко и др.) противопоставляют
мыслительную деятельность ее результату4, другие (тут автор критикует Б.
Т. Матюши-

1 Ванеева Л. А. Судебное познание в советском гражданском

процессе. С. 117.

2 Там же. С. 121.

3 См.: Фокина М. А. Теория и практика доказывания в состяза

тельном гражданском судопроизводстве. С. 219 и след.

4 Оценка доказательств есть имеющие правовые последствия

суждения суда о достоверности доказательства, его силе и значе-

118

Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

на) — отграничивают результат от мыслительной деятельности1.

Можно добавить, что М. К. Треушников рассматривает оценку доказательств
как протекающую на основе логических законов и в условиях, установленных
правовыми нормами, мыслительную деятельность субъектов доказывания по
определению относимости, допустимости доказательств, их достоверности,
достаточности и взаимной связи2. Для авторов “Комментария к Арбитражному
процессуальному кодексу Российской Федерации” оценка доказательств —
есть определение судом достоверности (истинности) изученных на заседании
сведений о фактах, по природе своей представляющее мыслительную
деятельность, происходящую в сознании судей с начала дела и до его
завершения судебным актом, принятым в совещательной комнате3.

Вышеприведенные и другие, нередко внешне схо–жие, варианты дефиниций и
суждений об оценке доказательств, присутствующие в литературе,
различаются: субъектами оценки; допущением или исключением

нии для установления искомых юридических фактов (см.: Гражданский
процесс / Под ред. В. А. Мусина, Н. А. Чечиной Д. М. Чечота. С. 184).

Оценка доказательств — это мыслительная деятельность следователя,
прокурора и судей, заключающаяся в том, что они, руководствуясь законом
и правосознанием, рассматривают каждое доказательство в отдельности и
всю совокупность доказательств, определяя их относимость к делу,
допустимость, достаточность и достоверность для выводов по делу (Теория
доказательств в советском уголовном процессе. С. 428).

1 “Оценка доказательств — это сложное явление, заключаю

щее в себе и саму мыслительную деятельность, и ее резуль

тат, получающие отражение в процессуальных решениях…”

(Матюшин Б. Т. Общие вопросы оценки доказательств в судо

производстве. С. 5). Это не тождественно указанию на содер

жание оценки, включающее определение допустимости, от

носимости, достоверности и взаимосвязи всей совокупности до

казательств (см.: Матюшин Б. Т. Оценка доказательств судом

первой инстанции по гражданским делам. С. 13).

2 См.: Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 157.

3 См.: Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу

Российской Федерации. 1999. С. 141.

§ 3. Оценка доказательств 119

возможностей процессуального регулирования этой оценки; пределами
распространения оценки — на фактический, правовой состав спорного
правоотношения, включением в нее моральных факторов,
социально-политических аспектов; степенью императивности (властный,
рекомендательный, нейтральный познавательно-оценочный характер);
характером соотнесения самой оценки с доказательственной деятельностью
(в связи с ней или вне ее); природой обоснования .оценки
(мировоззренче-ско-познавательные, логические, психологические,
процессуально-правовые основания); уровнем дифференциации метода оценки
и его результата; присутствием (и их соотносимостью) субъективных и
объективных факторов в формировании оценки доказательств.

Нами разделяется точка зрения И. В. Решетниковой, рассматривающей
судебную оценку доказательств в единстве (“сплетении”) правовых,
психологических и логических аспектов деятельности суда и других
субъектов доказательственной деятельности1. Требованию же оценки
доказательств как нормативно-правовой (процессуальной) категории
наиболее, на наш взгляд, отвечает вышеприведенное понятие (не
изложенное, впрочем, в строгой форме дефиниции), данное авторами
“Комментария к Арбитражному процессуальному кодексу Российской
Федерации”.

Не исключая из числа субъектов познавательно-доказательственной
деятельности, помимо суда, других фигурантов процесса, не следует
преувеличивать их роли в оценке доказательств. Представляются
неоправданными расширительные формулировки понятия оценки доказательств,
до известной степени затеняющие абсолютно доминирующую роль суда в ней.
Именно суд является единственным и исключительным правозаконным
субъектом формулирования доводов (мотивов) оценки и самого судебного
решения2.

1 См.: Решетникова И. В. Курс доказательственного права в

российском гражданском судопроизводстве. С. 200. См. также:

Трусов А. И. Указ. соч. С. 5.

2 Едва ли случайно, по этой причине, у М. К. Треушникова на

с. 162 вышеуказанной работы можно найти еще одно определе-

120 Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

Рефлексия, о которой говорилось в начале параграфа, является
специфической формой организации процесса продуктивного судейского
мышления, творческого по природе, вне зависимости от того, используются
ли “жесткие” алгоритмы доказывания, когда суд имеет дело с
безальтернативными нормами права и очевидными доказательствами, или нет.
В такой организации, протекающей в русле законов логического мышления и
не без влияния процессуальных факторов (директивность, действие принципа
процессуальной экономии, временное лимитирование, нормативное
использование пре-юдиций, презумпций, фикций, разумное, сбалансированное
сочетание частноправового и публичного интереса, обеспечение
конституционных гарантий судебной защиты прав граждан и др.), находят
выражение и элементы эвристической деятельности; такие как уставов-_
ление ситуативных отношений в общей проблемной ситуации, отсечение
неперспективных ветвей на древе вариантов, формулирование опровержений с
помощью контрдоводов и т. п.

Творческий характер судебной деятельности, подчиняющийся требованиям не
только формальной, но и диалектической логики, отмечают К. И.
Комиссаров, Н. И. Масленникова, другие авторы1. С точки зрения
формальной логики в чисто абстрактном виде решение дела представляет
собой дедуктивное умозаключение — процесс, идущий от общего (норм права)
к частному (конкретным случаям) путем распространения юридических норм
на определенные жизненные ситуации. В качестве большой посылки при этом
выступает конкретная норма права, малую посылку составляют фактические
обстоятельства дела, а заключение — суждение относительно

ние оценки доказательств, связанное с “мыслительным процессом суда” и
“достижением… верных выводов”. 1 См., например: Комиссаров К. И.
Применение норм гражданского процессуального права // Проблемы
применения норм гражданского процессуального права. Свердловск, 1976.
Вып. 48. С. 18; Комиссаров К. И. Проблемы гражданского процессуального
права в свете Конституции СССР. Свердловск, 1980. С. 19—24, 31.

§ 3. Оценка доказательств 121

разрешения дела по существу1. Но если бы суть правосудия исчерпывалась
простым построением силлогизмов, оно, особенно в век информационных
технологий, неизбежно подвергалось бы все большей формализации в сторону
ограничения влияния человеческого фактора. “Случай, который должен быть
определен на основании закона, — единичен. Чтобы подвести единичное под
всеобщее, требуется суждение. Суждение проблематично. Для применения
закона требуется… судья”2.

Мышление судей обязано рассматривать все факты во взаимосвязи, движении,
развитии. Отмечая характер деятельности суда и говоря конкретно о методе
решения дел на основе применения аналогии, К. И. Комиссаров пишет как о
решении эвристической задачи, так и о нахождении правильного варианта
использования соответствующих норм3. Можно констатировать определенное
несогласование: правовая (внешняя) оценка доказательств, связанная с
выбором соответствующей нормы права и ее толкованием и применением к
конкретной ситуации (фактическим обстоятельствам дела), будучи
разделенной с оценкой логической (доказательств), как будто не связана с
формированием круга доказываемых обстоятельств дела. Между тем это не
так. Показательно, что само применение иностранного права (нормы закона)
в законодательстве ряда стран является объектом доказывания, поскольку
не известно суду4. Этим мы

1 См.: Проблемы гражданского процессуального права в свете

Конституции СССР. С. 20. Для сравнения: факты в доказатель

ственном праве составляют основу судейского силлогизма; это

конкретные и определенные по времени и пространству собы

тия и состояния внешнего мира и человеческоой души, кото

рые делают объективное право предпосылкой правового дей

ствия (см.: Rosenberg L., Schwab К., Gottwald P. Civilprozessrecht.

15. Aufl. Munchen, 1993. S. 645).

2 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 1. С. 66—67.

3 См.: Проблемы гражданского процессуального права в свете

Конституции СССР. С. 31.

4 Это можно сказать о судах Англии, Шотландии, Ирландии,

Германии и др. стран. Например, в соответствии с § 293 ГПК ФРГ

122

Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

лишь указываем на известную условность традиционно присутствующего в
научной литературе подразделения оценки доказательств на внутреннюю
(логическую) и внешнюю (правовую).

Оценка доказательств судом неотделима от принципа так называемой
свободной оценки доказательств, в основе которого лежат два
нормативно-указываемых фактора: а) критерий способа соотнесения, о
котором говорилось выше, — внутреннее убеждение судьи; б) никакие
доказательства не имеют для суда заранее установленной силы. В конечном
итоге свободная оценка доказательств является оценкой судом истинности
достигнутого знания спорного правоотношения, знания как о действительных
обстоятельствах дела, так и о правах и обязанностях сторон.

В литературе указанный принцип, как и понятие внутреннего убеждения,
трактуется по-разному. По мнению И. В. Решетниковой, внутреннее
убеждение суда уходит своими корнями в принцип свободной оценки
доказательств1. М. А. Фокина с этим принципом связывает два момента: 1)
внутреннее убеждение суда и 2) беспристрастность, всесторонность и
полноту рассмотрения имеющихся в деле доказательств в их совокупности2.

М. К. Треушников сам подход к принципу свободной оценки доказательств
рассматривает с несколько иных позиций. Оценка доказательств судом, по
его мнению, по Гражданскому процессуальному кодексу 1964 года
осуществлялась с соблюдением четырех принципов: пер-

нуждаются в таком доказывании право, действующее в другом государстве,
обычные права и уставы. При этом суд не ограничен доказательствами,
представляемыми сторонами; суд правомочен использовать иные источники и
распоряжаться о необходимых действиях, связанных с этим использованием.

1 См.: Решетникова И. В. Курс доказательственного права в

российском гражданском судопроизводстве. С. 200.

2 См.: Фокина М. А. Теория и практика доказывания в состяза

тельном гражданском судопроизводстве. С. 218—219. На с. 224

автор вводит в ранг принципа оценки доказательств и саму

“беспристрастность”.

§ 3. Оценка доказательств 123

вые два отвечают составляющим, указанным в позиции М. А. Фокиной, третий
принцип •—• законность и социалистическое правосознание; четвертый —
непредустановлен-ность доказательств1. Автор с принципом свободной
оценки связывает лишь четвертый, в противоположность формальной оценке
доказательств, и включает в него: а) запрет указания в законе или иных
нормативных актах требований, предрешающих доказательственную силу и
значение доказательств; б) запрет вмешательства любых органов и
должностных лиц с подобными требованиями; а также то, что в)
доказательства должны оцениваться по их свойствам, доказательственным
признакам, ни одно средство доказывания не имеет преимуществ перед
другими, достоверность доказательств выявляется в сравнении одних
доказательств с другими с учетом всех обстоятельств по делу2. В связи с
изменениями в Гражданском процессуальном кодексе РСФСР3 сейчас в нем (и
в Арбитражном процессуальном кодексе РФ) сохранены только “два
принципа”4 оценки доказательств: оценка доказательств по внутреннему
убеждению и непредустановленность доказательств, которые нами и
рассматриваются в единстве. В последней своей монографии, посвященной
судебным доказательствам. М. К. Треушников пишет, что неоправданное
изъятие из ст. 56 ГПК РСФСР положения об оценке доказательств в
соответствии с законом объясняется победой той точки зрения, что оценка
доказательств — это протекающая в логических формах мыслительная
деятельность судей, не регулируемая нормами права, хотя суд оценивает
доказательства с учетом требований нормы права, а вот правосознание
судей может быть различным, зависящим от уровня подготовки судей,
отношения к делу и т. д. “Эта категория субъективная и не может быть
зафиксирована в качестве принципа оценки доказательств”0.

1 См.: Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 162.

2 Там же. С. 164.

3 Российская газета. 1995. 9 дек.

4 Указанный взгляд разделяется без каких-либо оговорок и

Т. В. Сахновой (см.: Сахнова Т. В. Судебная экспертиза. С. 251).

5 Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 165.

124

Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

Первое суждение не принципиально, поскольку решение суда, венчающее
судебную оценку, должно быть законным и обоснованным. Второе же уязвимо,
поскольку в скрытой (неявной) форме правосознание, будучи одним из
элементов материи внутреннего убеждения, в котором кристаллизуется
судейская “свободная оценка доказательств”, является тем самым
“кирпичиком” принципа оценки доказательств. В связи с последним понятие
“внутреннее убеждение” нуждается в более подробном рассмотрении.

Было бы правильным различать (внутреннее) убеждение1 и убежденность,
связывая с первым рациональную основу деятельности и глубоко
укоренившиеся в сознании человека представления морально-идеологического
плана, которым он обязан следовать, мотивирующие решения и поступки, а
со второй — субъективное отношение человека к своим поступкам и
убеждениям (уве- -ренность в собственной правоте). Второе понятие
является своего рода количественным выражением первого, хотя далеко не
всегда может находить четкие математические границы выражения. Не
случайно С. В. Курылев писал: “С точки зрения психологической
(внутреннего убеждения суда) результатом достаточного доказательства
является уверенность судьи в наличии (отсутствии) доказываемого факта,
результатом недостаточного доказательства — сомнение или предположение,
что является двумя сторонами одного и того же психологического состояния
— отсутствия полной убежденности в наличии искомого факта”2. Понятия эти
тесно связаны и при известной сложности их дифференциации в ряде работ
при анализе проблематики, связанной с данным вопросом, нередко
трактуются в едином контексте. Например, Б. Т. Матюшин рассматривает
внутреннее убеж-

1 Категорически против термина “внутреннее убеждение” вы

ступает А. Т. Боннер (см.: Боннер А. Т. Установление обстоя

тельств гражданских дел. С. 62), предлагая заменить его “убеж

дением”.

2 Курылев С. В. Объяснения сторон как доказательство в совет

ском гражданском процессе. С. 6.

§ 3. Оценка доказательств 125

дение судьи как собственное отношение к своим знаниям, решениям,
действиям1. Н. И. Масленникова пишет: “Этими отправными моментами
обусловливается внутреннее убеждение судей в правильности принимаемого
решения”2.

Свободное убеждение — это метод (способ) оценки доказательств3. Ю. К.
Орлов совершенно верно отмечает, что внутреннее убеждение •— это “прежде
всего метод… применяемый “за неимением другого” в тех познавательных
процессах, где невозможно получение формализованного вывода”4.
Одновременно он распространяет его (убеждение) и на результат оценочной
деятельности, т. е. рассматривает его и как субъективное чувство
уверенности, убежденности5. В. К. Пучинский подчеркивает, что внутреннее
убеждение выступает единственным способом оценки полученных судом
сведений, зависящим от многочисленных и разнообразных факторов6.

Ранее в литературе подобная точка зрения высказывалась М. С.
Строговичем, Ю. М. Трошевым, Л. Т. Ульяновой, Г. М. Резником7, причем
первые двое распро-

1 См.: Матюшин Б. Т. Внутреннее убеждение судей и оценка

доказательств // Вестник МГУ. Сер. 11. Право. 1977. № 3. С. 58.

2 Масленникова Н. И. Социально-управленческая роль граж

данского судопроизводства. С. 21. В качестве отправных момен

тов ею называются критерии формирования судебного реше

ния: 1) всесторонне, полно и объективно установленные об

стоятельства дела; 2) нормы права и 3) (социалистическое)

правосознание (там же).

3 См.: Трусов А. И. Основы теории судебных доказательств.

С. 104—107; Арсенъев В. Д. Вопросы общей теории судебных

доказательств. М., 1964. С. 135.

4 Орлов Ю. К. Заключение эксперта как источник выводного

знания в судебном доказывании: Автореф. дисс. … д-ра юрид.

наук. М., 1985. С. 19.

5 Там же.

6 См.: Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу

Российской Федерации. 1999. С. 147.

7 См.: Ульянова Л. Т. Внутреннее убеждение, условия формиро

вания и его роль в оценке доказательств. С. 52—58; Резник Г. М.

Указ. соч. С. 23.

126

Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

страняли “свободу внутреннего убеждения судей” не только на результат
оценки доказательств, но и на формирование конечного вывода, включая в
него все обстоятельства дела и правовое решение суда1.

На этом фоне не выглядит целостной позиция К. И. Комиссарова,
воспринимающего внутреннее убеждение не в качестве критерия оценки
доказательств (у нас конкретно — способа соотнесения. — А. К.), а лишь
как ее результат2. Сама организация процесса (метод), которой он
достигается, повисает при этом в воздухе.

Выше назывались отправные моменты внутреннего убеждения: установленные
обстоятельства дела, нормы права, правосознание судьи. Н. И.
Масленникова отмечает, что внутреннее убеждение — результат сложного
мыслительного процесса, который характеризуется тем, что, с одной
стороны, сознание судей отражает факты объективной действительности
(познание в собственном-смысле), с другой — пропускает эти факты через
своеобразный “фильтр” — правовые нормы, придавая им юридическую
значимость. Второй момент позволяет говорить

0 волевом решении дела3.

В. Ф. Бохан, признавая судейское убеждение явлением объективным,
выделяет в нем следующие элементы: знания об исследуемом событии;
отношение судьи к содержанию знаний как результат оценки их
достоверности, относимости, допустимости и значимости для дела;
психическое состояние, выражающееся в чувствах сомнения или уверенности;
субъективное (положительное или отрицательное) отношение судьи к
исследуемым явлениям; волевое состояние судьи, его объективная

1 См.: Строгович М. С. Социалистический демократизм совет

ского правосудия // Демократические основы советского со

циалистического правосудия. М., 1965. С. 33; Трошева Ю. М.

Проблемы формирования судейского убеждения в уголовном

судопроизводстве. Харьков, 1975. С. 12.

2 См.: Комиссаров К. И. Задачи судебного надзора в сфере

гражданского судопроизводства. Свердловск, 1971. С. 25.

3 См.: Масленникова Н. И. Социально-управленческая роль

гражданского судопроизводства. С. 21.

§ 3. Оценка доказательств 127

готовность действовать в соответствии со знанием, положенным в основу
убеждения1. При известной условности схемы логика В. Ф. Бохана позволяет
ему предложить формулу диалектической взаимосвязи элементов судейского
убеждения: познано — понято — пережито — принято как истина —
реализовано в решении. Условность — в разделении понятий “познано —
понято” (познано — значит понято), в фактическом глубочайшем синтезе
анализируемых характеристик, предшествующих волевому решению
(многократное отражение в системе объект — субъект).

Внутреннее убеждение имеет сложную многоуровневую структуру и сложное
содержание, в которых динамически взаимодействуют объективные и
субъективные факторы2. Применительно к личности судьи3 важными опорными
плоскостями его являются: а) культурный уро-

1 См.: Бохан В. Ф. Формирование убеждения судей при рассмот

рении уголовных дел в суде первой инстанции: Автореф. дисс….

канд. юрид. наук. Минск, 1970. С. 12—14; Матюшин Б. Т. Внут

реннее убеждение судей и оценка доказательств. С. 61.

2 Это — динамически развивающееся, эмоционально окрашен

ное отношение судьи к истинности результатов познания об

стоятельств, имеющих процессуальное и материально-право

вое значение, к их правовой сути, а также к самим этим об

стоятельствам, отношение, определяющее готовность судьи к

принятию решения по делу и складывающееся в условиях про

цессуально-правовой регламентации (см.: Чиганова С. Д. Фор

мирование убеждения суда первой инстанции в исковом про

изводстве: Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. Томск, 1985. С. 9).

См. также: Козин В. Ф. Объективная гарантия истинности су

дебного познания // Проблемы гражданского процессуально

го права в свете Конституции СССР. С. 64.

3 Другим важнейшим и имеющим принципиальное значение

аспектом являются требования, нормативно закладываемые

законодателем применительно к формированию коллегий при

сяжных заседателей. Например, по мнению М. Н. Каткова, было

очевидно “желание законодателя, чтобы в присяжные попа

дали только люди безукоризненной нравственности и заслу

живающие полное и безусловное доверие общества” (Москов

ские ведомости. 1874. 1 авг. Цит. по: Немытина М. В. Указ. соч.

С. 148).

128

Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

вень (культура общеобразовательная, эрудиционная, нравственная, научная,
профессиональная, правовая); б) мировоззренческий уровень (в
философско-идеологи-ческом плане весьма широкий спектр воззрений, не
обязательно требующих конкретной партийно-идеологической платформы)1; в)
правосознание (ориентированное в предельных формах на правовой нигилизм,
закон, справедливость). Эти характеристики объективируются в судейском
‘корпусе в целом и конкретно в той или иной личности судьи.

Объективную основу второго (сущностного) плана в убеждении судьи
составляют обстоятельства рассматриваемого дела, тогда как субъективная
основа внутреннего убеждения судей выражается в их уверенности в
достоверности установленных фактов, возникающей в процессе
интеллектуального напряжения при осознании ими личной ответственности за
правильное разрешение де–ла2. Ю. К. Орлов считает, что “психологическое
состояние субъекта, внутреннее убеждение в значительной мере формируется
на подсознательном уровне. Поэтому процесс этот неконтролируем и со
стороны самого познающего субъекта, и тем более со стороны других лиц.
Судить о них можно только по каким-либо внешним проявлениям. В процессе
доказывания единственной формой такой внешней объективации является
обоснование субъектом своих выводов в соответствующем процессуальном
документе”3.

Сказанное верно именно в части возможности оценки самого процесса
формирования (принятия) решения. А. Г. Давтян обоснованно критикует
позицию Б. А. Филимонова, который высказывал, что знания, воплощенные в
судейском убеждении о достоверности фактических обстоятельств, не могут
носить характера объективных, истинных знаний, что они изначально и
всегда

1 Об отдельных аспектах политического влияния на судей см.:

Мидор Д. Д. Указ. соч.

2 См.: Козин В. Ф. Указ. соч. С. 64.

3 Орлов Ю. К. Заключение эксперта как источник выводного

знания в судебном доказывании. С. 19—20.

§ 3. Оценка доказательств 129

выражают лишь субъективное, личное убеждение судьи1. Она же приводит
мнение немецких ученых, считающих, что судейская оценка может и должна
подвергаться рациональному контролю со стороны других. Задача суда или
судьи при выяснении вопроса о достоверности представленных суду
доказательств выходит далеко за рамки субъективной оценки, более того,
судейское убеждение должно иметь объективную основу, которой и
руководствуется судья2.

С позиции анализа сущностного понимания внутреннего убеждения вызывает
критику и тезис о существовании коллективного убеждения (формирующегося
в процессе совещания судей)3. Судейское убеждение всегда индивидуально,
и за так называемым коллективным убеждением надо видеть не более чем
сумму независимых убеждений и индивидуальных оценок судей. Иное
неизбежно девальвирует ценность независимой судебной оценки вообще и
особого мнения судьи в частности.

Т. В. Сахнова, ссылаясь на работу И. М. Резниченко4, пишет как о
доказанном факте то, что вышестоящие суды осуществляют не оценку
доказательств, а проверку их оценки5. При этом не учитывается, однако,
как отмечает М. К. Треушников, что в 1995—1996 гг. в российской правовой
и судебной системе произошли принципиальные изменения, повлиявшие на
субъектный состав, осуществляющий такую (контрольную) форму оценки
доказательств6.

Судья районного суда при рассмотрении апелляционных жалоб на решения
мировых судей не связан объе-

1 См.: Филимонов Б. А. Основы теории доказательств в герман

ском уголовном процессе. М., 1994. С. 76. •

2 См.: Давтян А. Г. Указ. соч. С. 114.

См. также: Musielak. H.-J. Grundkurs ZPO. 2. Aufl. Munchen, 1993. S.
252; Jauernig O. Zivilprozessrecht. 23. Aufl. MUnchen, 1991. S. 183—185.

3 См.: Бохан В. Ф. Указ. соч. С. 14;’Боннер А. Т. Указ. соч. С. 64.

4 См.: Резниченко И, М. Оценка доказательств в советском граж

данском процессе. С. 8—9.

5 См.: Сахнова Т. В. Судебная экспертиза. С. 261.

6 См.: Треушников М. К. Судебные доказательства. С. 159.

130

Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

мом доказательств, исследованных мировым судьей, и разрешает дела и на
основе вновь представленных доказательств.

Право суда кассационной инстанции на исследование новых доказательств
безусловно порождает и его право на самостоятельную их оценку (в
противном случае зачем их исследовать?) и право на установление новых
фактов (ранее — прерогатива суда первой инстанции)1. В принципе
допустимо исследование (а следовательно, и оценка) не только письменных
и вещественных доказательств, назначение экспертизы, но и допрос
свидетелей, не допрошенных судом первой инстанции2. При отмене решения
суд кассационной инстанции вправе, как и раньше, признать оценку суда
первой инстанции, данную в решении показаниями допрошенных им
свидетелей, неверной. Однако он не может давать этим показаниям иную
оценку и устанавливать на их основе” новые факты, поскольку в этом
случае будет нарушен принцип непосредственности.

Аналогичный порядок реализуется в системе арбитражных судов, причем
контрольная оценка в апелляционной инстанции осуществляется независимо
от доводов апелляционной жалобы, поскольку законность и обоснованность
проверяются в полном объеме3.

В пределах настоящего параграфа не рассматривается специфика оценки
конкретных видов доказательств. Говоря же о концептуальном решении
данных вопросов, нельзя не обратить внимания на расхождения за кажущейся
внешней общностью в позициях законодателя применительно к гражданскому и
арбитражному процессам. И Гражданский, и Арбитражный процессуальный
кодексы, казалось бы, ушли от понимания объективности в ее
научно-философском смысле: как некой данности, существующей вне и
независимо от человеческого сознания

1 См.: Гражданский процессуальный кодекс РСФСР / Коммент.

и сост. В. М. Жуйков. С. 26.

2 Там же. С. 27.

3 См.: Борисова Е. А. Апелляция в гражданском (арбитражном)

процессе. М., 2000. С. 136.

§ 3. Оценка доказательств

131

(соответственно истины как объективной истины). В ином аспекте
лексическое толкование указывает на синонимичность понятий: объективный,
беспристрастный, непредвзятый1. В этом смысле не вызывает сомнений
замена термина “беспристрастность” в ч. 1 ст. 56 ГПК РСФСР на
“объективный” в последней редакции проекта Гражданского процессуального
кодекса. Тем самым формулировки в Арбитражном процессуальном кодексе (ч.
1 ст. 59) и Гражданском процессуальном кодексе сближаются.

Однако в ч. 2 ст. 12 проекта читаем: “Суд, сохраняя независимость,
объективность и беспристрастность, осуществляет руководство
процессом…”, в том числе создает условия для “правильного применения
законодательства”. Во-вторых, суд должен “знать право”. А во-первых, из
такой формулировки следует, что понятия “объективность” и
“беспристрастность” имеют разный смысл. И не исключается, что тем самым
поддерживается концепция “принципа объективной истины”, обнаруживая
непоследовательность в обновлении гражданского процессуального
законодательства.

1 См.: Словарь синонимов. Л., 1976. С. 314; Толковый словарь русского
языка / Под ред. Д. Н. Ушакова. М., 1938. Т. II. С. 785; Ожегов С. И.
Словарь русского языка. М., 1989. С. 439.

Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

В литературе, как правило, утверждается, что правовая квалификация дела
— вопрос приложения нормы права к фактическим обстоятельствам дела.
Однако реальный процесс формирования и принятия решения выглядит
сложнее, и само традиционное деление вопросов факта и права в деле,
обоснованности и законности судебного решения является в известной мере
модельной формой правосудия, своего рода технологическим инструмен-.
том, призванным облегчить решение судейской задачи.

Фактические обстоятельства дела в конечном итоге устанавливаются из
предмета судебного доказывания (мы выводим здесь за скобки пределы
судебного доказывания), включающего в себя факты процессуальной природы.
А формирование предмета доказывания, в свою очередь, происходит под
прямым воздействием правового фактора. Например, известно, что многие
нарушения норм процессуального права (рассмотрение дела в отсутствие
кого-либо из участников процесса, не извещенных надлежащим образом о
судебном заседании, разрешение судом вопроса о правах и обязанностях
лиц, не привлеченных к участию в деле, и др.) влекут за собой вынесение
незаконного решения именно потому, что, допустив их, суд не был в
состоянии (или не захотел?) установить реальные обстоятельства дела.
Таким образом, формирование предмета доказывания в более строгом виде —
многоцикловый процесс последовательного взаимного сближения факта и
нормы права, начинающийся на начальной фазе судебного процесса (принятия
искового заявления судьей) и заканчивающийся этапом вынесения судебного
решения.

§ 1. Влияние субъективного фактора на убеждение судей 133

На этот процесс влияют многообразные факторы, раскрытию которых
посвящена обширнейшая научная литература, хотя отдельные из них
освещаются неравномерно, или фрагментарно, или традиционно, по
сложившимся канонам. Ниже мы остановимся на двух аспектах указанной
проблематики, требующих, на наш взгляд, внимания исследователя.

§ 1. Влияние субъективного фактора на убеждение судей

В одной из своих работ Ф. Ницше писал, что люди с убеждениями совсем не
к месту, когда затрагивается ценность чего-либо существенно важного.
“Убеждения, что темница… чтобы судить о ценном и неценном, нужно,
чтобы ты преодолел, превзошел сотню своих убеждений”1. Парадокс, правда
кажущийся, в том, что судейское убеждение как специфическое убеждение
юридической природы и должно являться результатом преодоления разного
рода и количества убеждений, как и предубеждений: против чего-либо,
кого-либо, возможности той или иной ситуации, вероятности той или иной
версии и т. п.

Выше говорилось о том, что убеждение судей должно иметь объективную
основу, и именно таковую составляют обстоятельства рассматриваемого
дела. Диалектический взгляд, однако, не позволяет абсолютизировать
подобную оценку и требует внесения в нее корректив. Она представляет
собой своего рода переменную (субъективную) функцию, наложенную на
постоянную составляющую, являющуюся неким средневзвешенным функционалом,
определяемым совокупностью рассмотрения всех обстоятельств дела. Этот
средневзвешенный функционал постоянен (точнее, должен быть постоянным)
при неизменных начальных условиях для разных составов суда и разных
судей-

Сумерки богов. М., 1989. С. 78.

134 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

А вот переменная отражает два связанных аспекта: а) свойственность
оценки только данному лицу; б) односторонность оценки — как его (лица)
индивидуальности, так и особенности восприятия и логики мышления. Первый
из указанных факторов проявляется, как правило, если обращаться к
аналогии, в индивидуальном завышении или занижении средневзвешенного
балла, что ха-•рактерно при оценке выступлений спортсменов (участников
конкурсов), проводимых по многокомпонентной схеме, и является
относительно постоянным. Применительно к нему можно говорить о
ситуативной независимости судьи.

Второй фактор более подвижен, вариативен и больше связан с особенностями
психологического воздействия на личность, как и особенностями социальной
перцепции, психологического восприятия (его устойчивости в зависимости
от времени, внешних обстоятельств, характера воздействия и других
моментов). В частности, причины ошибок восприятия и оценки личности (а
за ними могут стоять факторы, во многом определяющие тактику поведения
судьи и на стадии подготовки дела к разбирательству, и в судебном
заседании) связаны, во-первых, с особенностями личности воспринимаемых,
во-вторых, с непреднамеренным или преднамеренным влиянием воспринимаемых
на воспринимающего и, в-третьих, с особенностями личности реципиента1.

В свете сказанного показательно следующее свидетельство: “С официальной
точки зрения состав суда сложился неблагоприятно. Председатель суда А.
Ф. Кони держался независимо, товарищ прокурора окружного суда К. И.
Кессель был бесцветной личностью. Серьезно повлияла на исход процесса и
очень обдуманная тактика защитника Засулич — присяжного поверенного П.
А. Александрова, который тщательно изучил характер и психологию
заседателей данной сессии, отвел 11 присяжных и наметил представлявшийся
ему подходящим состав присяжной коллегии. П. А. Александров,

1 См.: Чуфаровский Ю. В. Юридическая психология. М., 1995. С. 64.

§ 1. Влияние субъективного фактора на убеждение судей 135

видимо, знал, что входные билеты на процесс Веры Засулич усиленно
разбираются врагами Трепова из сановно-бюрократической верхушки… и
учитывал, что эта блестящая публика, видимо, будет сочувственно
относиться к подсудимой и тем окажет влияние на присяжных. Защитник
отвел из состава присяжных почти всех купцов (их был значительный
процент в списке присяжных данной сессии), но оставил мелких и средних
чиновников, на которых влияние присутствующих сановников могло
Отразиться особенно сильно”1. Несомненно вместе с тем, что не столько
чье-то влияние, сколько оппозиционное настроение, проявившееся в это
время в сравнительно широких кругах образованного общества, в том числе
интеллигенции, мелкого и среднего чиновничества, к которым, в частности,
принадлежали присяжные, определило исход процесса2.

Субъективный фактор в судебной деятельности “совершенно неустраним”3, и
следует со всей определенностью констатировать, что помимо чисто
правового механизма реализации процессуальных норм существуют и
действуют социальный и психологический механизмы, что, в частности,
находит объективное выражение в различных, а порой и прямо
противоположных, решениях, выносимых судьями по одному и тому же делу
даже при условии, что предмет доказывания не подвергается трансформации.

Само конкретное преломление влияния и воздействия субъективного фактора
зависит в общем случае от должностных лиц и органов, занимающихся
правоприменительной деятельностью4. И проявляться оно может в самых
различных действиях, ситуациях, решениях, особенно коллизионного
свойства, в условиях, которые подчас создаются самим законодателем. Это
и мотивы отво-

1 Кони А. Ф. Соч. в 8 т. М., 1966. Т. 2. С. 11—12.

2 Там же. С. 12.

3 Боровиковский А. Л. Отчет судьи. СПб., 1909. Т. 1. С. 296.

4 См.: Коваленко А. Г. Полнота материалов по гражданско-пра

вовым спорам. Саратов, 1981. С. 44.

136 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

да различных участников судебного процесса, привлечения третьих лиц,
выбора и назначения эксперта; и полнота и качество ведения протокола
судебного заседания; и’характер и порядок опроса (допроса) лиц,
участвующих в судебном заседании; ограничение времени для изложения
позиции стороны председательствующим в заседании; отвод или, наоборот,
допущение постановки тех или иных вопросов и другое, включая дефектные
юридические факты, и, в конечном итоге, судебные ошибки1.

Что касается присутствия законодательного фактора, то может быть назван
такой: идея организации суда апелляционной инстанции в суде первой
инстанции (ст. 146 АПК РФ) извращает сущность апелляционного
обжалования, находится в прямом противоречии с одним из признаков
апелляции, в соответствии с которым дело по апелляционной жалобе должно
рассматриваться вы~ шестоящим судом2. Указанное может быть объяснимо
лишь как паллиатива, диктуемая объективно присутствующими факторами
финансово-материальной, организационной, кадровой и иной природы,
носящими, однако, временный (переходный) характер.

Данная идея “не согласована с принципом независимости судей и подчинения
их только закону. Дело в том, что судьи первой и апелляционной инстанций
работают в одном трудовом коллективе, под “одной крышей” и под
руководством одного председателя суда и

1 См.: Исаков В. Б. Юридические факты в советском праве. М.,

1984. С. 116; Зайцев И. М. Устранение судебных ошибок в граж

данском процессе. С. 18; Яркое В. В. Юридические факты в

механизме реализации норм гражданского процессуального

права. С. 10.

Здесь и ниже нами не рассматриваются вопросы, связанные с субъективными
расхождениями в позициях судей при толковании вопросов права. См., в
частности: Жуйков В. М. Судебная защита прав граждан и юридических лиц.
М., 1997. С. 195—271; Фридмэн Л. Указ. соч. С. 70; Гапеев В. Н. О
некоторых элементарных понятиях и принципах гражданского процесса. С.
51; Ти~ хонравов Ю. В. Основы философии права. М., 1997. С. 525—526.

2 См.: Борисова Е. А. Указ. соч. С. 145.

§ 1. Влияние субъективного фактора на убеждение судей 137

его заместителей”1. Такой порядок рассмотрения дел по апелляционной
жалобе позволяет лицам, участвующим в деле, сомневаться в
беспристрастности судей, особенно при вынесении неблагоприятного для них
решения.

Не оправдывает существование апелляционной инстанции в суде первой
инстанции и правило недопустимости повторного участия судьи в
рассмотрении одного и того же дела (ст. 18 АПК РФ). Своеобразно эта
ситуация отражается на практике. Поскольку к судье дело больше не
возвратится, то “к рассмотрению каверзного, сложного дела можно подойти
соответствующим образом. Пусть там, в апелляционной инстанции, коллеги
поломают голову и примут правильное решение”2.

Серьезнейшим фактором, порождающим проблем-ность и соответственно
привнесение субъективного элемента в рассмотрение и разрешение судебных
дел по широкому спектру гражданско- и публично-правовых отношений,
является законодательная неурегулированность, пробельность
законодательства, конкуренция правовых норм3. Можно указать на
определенные сложности в практике работы арбитражных судов (это
относится и к судам общей юрисдикции), вызываемые применением норм
Гражданского кодекса РФ, связывающих должника с неисполнением или
ненадлежащим исполнением обязательств, если законом не установлено, что
ответственность несет являющееся непосредственно исполнителем третье
лицо (ст. 403 ГК РФ). Поэтому ответчиками по иску данной категории дел
со стороны государства или

1 Шерстюк В. М. Новые положения Арбитражного процессу

ального кодекса Российской Федерации. М., 1996. С. 77.

2 Анохин В. Проблемы арбитражного процесса // Хозяйство и

право. 1997. № 4.

3 По данным журнала “Правоведение” (1994. № 1. С. 77—78)

90% опрошенных судей отметили в числе профессиональных

проблем противоречивость и пробелы в законодательстве. При

положительной динамике изменений ситуация к 2001 г. суще

ственно не улучшилась.

138 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

иного публично-правового образования должен выступать орган,
распоряжающийся бюджетом, т. е. министерство финансов или
территориальные финансовые отделы, управления, департаменты, которые
также являются учреждениями. А потому возникает вопрос по взысканию с
ответчиков денежных средств: за счет средств соответствующего бюджета,
либо за счет иного имущества, составляющего казну, либо со стороны по
договору.

Проблема “при принятии решения по данной категории дел состоит в целом в
оценке исследованно-сти материалов дела, а также достаточно правильного
применения и толкования законодательства и иных нормативных актов”1. К
примеру, Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ отменил судебные акты
судов области и округа, отказавших потребительскому обществу в иске к
налоговой полиции о взыскании убытков по мотивам невозможности его
удовлетворения за счет ответчика, в связи с тем, что ответственность
должна возлагаться на финансовый орган, который суд не привлек по своей
инициативе в качестве второго ответчика2.

Наличие факторов субъективной природы, приводя к различным отклонениям в
исследовании и познании любых материалов в судопроизводственной
деятельности, деформирует в конечном итоге ту “истинную” картину,
которая воссоздается судом при рассмотрении и разрешении конкретного
дела. Анализом причин, порождающих судебные ошибки, как и выработкой
рекомендаций, должна, в частности, заниматься правовая, судебная
психология, как и юридическая психология в целом. Следует
констатировать, что наиболее разработанная ее часть касается психологии
показаний, тактики и методики допроса, притом не только свидетелей, но и
подозреваемых, подследственных, подсудимых и других

1 Об итогах работы Арбитражного суда Саратовской области за

1999 год: Докладная записка в ВАС РФ. 2000. С. 10—11.

2 Вестник ВАС РФ. 1997. № 8. С. 34—35.

§ 1. Влияние субъективного фактора на убеждение судей 139

лиц, с которыми приходится иметь дело следственным и судебным органам по
уголовным делам1.

В меньшей степени это касается вопросов функционирования правосознания,
реализации различных социально значимых функций (познания, оценки,
регуляции), психологических условий правоисполнительного поведения,
эвристики деятельности в информационно-дефицитных ситуациях, психологии
судебных прений, получения и оценки доказательств2.

Интеллектуальная, эмоциональная, волевая, биологическая, социальная,
поведенческая реакция субъекта включает единый системообразующий фактор
“психическое”, и весь комплекс проблем детерминации человеческого
поведения можно обозначить как социо-психобиологическую детерминацию3.
Не ‘случайно Т. В. Сахнова, говоря о факторах внепроцессуального порядка
(однако они являются своего рода имманентными элементами процесса. — А.
К.) и отмечая, что с психологической точки зрения нельзя констатировать,
что судейская оценка всегда является непредубежденной4, дает
примечательную отсылку к И. Кемперу, в работе которого динамика
судебного разбирательства характе-

1 См., например: Ратинов А. Р. Судебная психология для сле

дователей. М., 1967; Васильев А. Н., Корнеева Л. М. Тактика

допроса. М., 1970; Теоретические и прикладные проблемы

психологии познания людьми друг друга: Сборник статей. Крас

нодар, 1975; Еникеев М. И. Основы судебной психологии. М.,

1982; Глазырин Ф. В. Психология следственных действий. Вол

гоград, 1983; Васильев В. Л. Юридическая психология. СПб.;

М.; Харьков; Минск, 1997.

2 См.: Шебутани Т. Социальная психология. М., 1969; Козелецкий Ю.

Психологическая теория решений. М., 1983; Еникеев М. И. Юри

дическая психология: Учебник. М., 2000.

В целом не будет преувеличением утверждение, что судебная практика пока
еще слабо опирается на научные разработки и рекомендации психологии
гражданско-правового регулирования и гражданского судопроизводства в
силу и сложности и недостаточности разработок самого предмета
исследования.

3 См.: Еникеев М. И. Юридическая психология. С. 30.

4 См.: Сахнова Т. В. Судебная экспертиза. С. 248.

140 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

ризуется как классический пример артефакта (искусственно вызванного
явления)1. Судейское убеждение имеет многофакторную обусловленность,
концентрируясь в субъективном плане вокруг личностно-психологических
качеств, социально-ценностных установок и способов саморегуляции.

Объективно важное значение имеет способ социальной ориентировки судьи,
включающий ряд компонентов: когнитивный, операциональный и
мотивационный2. Первый определяется системой “социальных знаний”,
усвоенных личностью на уровне убеждений: понятий, правил, оценок, норм,
ценностей. Мотивационный компонент — это мотивация, личностный смысл,
который придается использованию способа ориентировки. Наконец,
операциональный — совокупность обобщенных рациональных приемов
познавательной деятельности, являющихся в конечном итоге приемами
процесса выбора и, постановки личных целей вмешательства в социальные
ситуации, приемами выбора способов воздействия на ситуацию, особенно в
рамках дискреционной деятельности, с целью превращения ее в желаемую,
целевую. Это приемы фактического и оценочного анализа ситуаций и
явлений.

Сам способ социальной ориентировки формируется двумя путями: эмпирически
и теоретическим путем, отвечающим научному методу, а также их
комбинацией. В условиях недостаточного уровня саморегуляции эмпирика
ведет к неадекватному обстоятельствам дела правоприменительному решению.

Особо нужно сказать о дискреционной деятельности суда, которая никоим
образом не может и не должна рассматриваться как деятельность,
определяемая именно субъективными аспектами судейского усмотрения. И
правильно отмечается в литературе, что если, допустим, вопрос о том,
является ли правомерным то или

1 См.: Кемпер И. Практика сексуальной психотерапии: Резуль

таты и материалы. М., 1992. Т. 2. С. 120 и след.

2 См., в частности: Залесский Г. Е. Психологические вопросы

формирования убеждений. М., 1982. С. 33, 110.

§ 1. Влияние субъективного фактора на убеждение судей 141

иное действие или решение суда, то ответ на него следует искать не в
плоскости оценки свободы выбора судом своих возможностей действий
(решений), а в плоскости обязанности для суда выбора среди имеющихся
правовых возможностей, отвечающих принципу справедливости1 — discretio
est scire per legem quid sit justum (усмотрение есть знание того, что
является с точки зрения права справедливым). Это находит косвенное
подтверждение и в том, что, как пишет В. К. Пучинский, большинство
процессуальных норм, наделяющих арбитражный суд полномочиями, обязуют
его эти полномочия реализовывать2.

Важнейшая особенность психического отражения — его активность, которая
является внутриорганизующим фактором деятельности субъекта любого
исследования и выполняет при этом функции организации и управления
деятельностью. С активностью коррелирует инициативный, деятельный тип
личности, направляющий энергию познания на четкое структурирование
содержания предмета судебного доказывания, выявление неопределенных,
спорных моментов, выстраивание алгоритмов доказательств наряду с
анализом нестандартных элементов конкретно рассматриваемого спорного
правоотношения. С активным же типом (не смешивать с темпераментом
личности) более соотносится и культурный тип: общая образовательная
культура, профессиональные знания, знания психологии, речевая и
поведенческая культура, внешний облик, коммуникативные характеристики
(стиль, такт, проявление интереса к делу, эмпатия, экспрессия и т. д.),
нравственные качества, неотделимые от судебной этики.

Не является секретом, что многие по сути рядовые судебные ошибки
порождаются не только незнанием, например, текущего состояния
законодательства (здесь

1 См.: Бабаков В. А. Гражданская процессуальная обязанность.

2 См.: Комментарий к Арбитражному процессуальному кодексу

Российской Федерации / Под ред. В. С. Яковлева, М. К. Юкова.

М., 1998. С. 121—122.

142 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

можно говорить об error juris)1, но простым небрежением, невниманием к
делу, низкой культурой труда (error lapsus —• тут не имеются в виду
факторы объективной природы, благодаря которым становятся возможными
подобные ошибки)2. Поэтому “надо стремиться к поднятию

1 В судебной практике “при рассмотрении значительного количества дел
представители органов опеки и попечительства допускались к участию в
судебном заседании без оформления полномочий в соответствии со ст. 45
ГПК”. Судам следует иметь в виду, что районные администрации в г.
Саратове не являются органами муниципального образования и могут
выступать от имени органа опеки и попечительства только при наличии
доверенности главы городской администрации либо иного лица, наделенного
соответствующими полномочиями Уставом муниципального образования. Органы
же местного самоуправления осуществляют возложенные на них
государственные полномочия по опеке и попечительству (ст. 132
Конституции РФ; п. 4 ст. 6, ст. 56 Федерального закона от 28 августа
1995 г. “Об общих’ принципах организации местного самоуправления в
Российской Федерации”; ст. 53, 64, 75 Закона РФ “О местном
самоуправлении в РСФСР”) (см.: Обобщение судебной практики по применению
судами законодательства при рассмотрении споров, связанных с воспитанием
детей и взысканием алиментов (1996 —

1 полугодие 1998 г.). Саратовский областной суд, 1999).

2 Например, Энгельсский городской суд решением от 4 августа

1997 г. взыскал с ТОО “Славяне и К°” стоимость долей в имуще

стве общества в пользу Б., А. и других, определив ее по балансу

общества за 1996 г. Статья 94 ГК РФ определяет обязанность

. общества выплатить выходящему работнику стоимость части имущества,
соответствующей его доле в уставном капитале общества, в порядке,
способом и в сроки, которые предусмотрены Федеральным законом “Об
обществах с ограниченной ответственностью” и учредительными документами
общества. Постановлением президиума Саратовского, областного суда от 10
августа

1998 г. решение суда было отменено и суду правильно указано

на необходимость определения стоимости долей участников по

данным баланса за 1995 г., поскольку выход истцов из общества

имел место в 1995 г. и к правоотношениям сторон применим п. 2.7

Устава общества, устанавливающий момент определения стоимо

сти доли выходящего участника датой утверждения отчета за

год, в котором произошел выход участника. См.: Обобщение су

дебной практики рассмотрения судами Саратовской области граж

данских дел по спорам, связанным с выходом (исключением) чле

нов общества из ООО. Саратовский областной суд. 1999.

§ 1. Влияние субъективного фактора на убеждение судей 143

образовательного уровня судей, к предоставлению им возможности следить
за общим развитием знаний”1.

А. Ф. Кони отмечал, что образованный юрист должен быть человеком, в
котором высшее образование идет впереди специального, “широко и глубоко
образованным человеком, сведущим в истории, искусстве, литературе. С
ними судья не сделается ремесленником. Игнорируя эти условия, судья
упустит из виду высший предмет правосудия — человека”2. Однако и самое
совершенное образование, будучи оторванным от нравственных, моральных,
этических начал, бессильно, когда срабатывает “методология” решения
судейских задач, показательный пример которой приводит А. Т. Боннер (мы
ограничимся лишь частью допущенных судьей ошибок). Суд второй инстанции
отклонил кассационную жалобу Московской государственной юридической
академии, предъявившей иск о защите деловой репутации к редакции газеты
“Комсомольская правда” и автору публикации Р. Грубо нарушив положения
ст. 203 ГПК РСФСР, допускающей составление мотивированного решения в
срок не более трех дней со дня провозглашения его резолютивной части,
судья забыл существенные детали обстоятельств разрешенного им дела.
Решение суда он писал, не имея в своем распоряжении материалов дела и
протокола судебного заседания. По названной при-

1 Кони А. Ф. Соч. в 8 т. Т. 1. С. 234.

Стоит заметить, что среди избранных народных судей в 1987 году 31,7%
судей не имели опыта судейской работы, а 257 человек завершили учебу в
юридических вузах (в основном по заочной форме обучения) в том же
1987г., у 117 судей не было высшего юридического образования (см.:
Судебная реформа: проблемы гражданской юрисдикции. Екатеринбург, 1996.
С. 35). Другое свидетельство: “…Эти споры (налоговые конфликты в
России. — А. К.) — стойкая головная боль арбитражных судов, а для судей
— головная боль в прямом смысле. Все они — самоучки, не имеющие базового
систематического образования в области бухгалтерского учета…” (Гапеев
В. Н. О некоторых элементарных понятиях и принципах гражданского
процесса. С. 16).

2 Кони А. Ф. Соч. в 8 т. Т. 3. С. 7.

144 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

чине, отказывая в иске, судья сослался на объяснения Р. и представителя
газеты, которые они на самом деле не давали и которые, естественно, не
были зафиксированы в протоколе судебного заседания1.

О том, что это не исключительный случай, свидетельствует следующее
извлечение из рабочих материалов проверок Саратовского областного суда
за 1999 г.: “Судья Ш. практически по каждому делу выписывает
резолютивные решения, а составление мотивированных решений откладывает
на неопределенный срок”.

Активному типу противостоит стереотипность мышления. Каждый судья
накапливает определенный опыт, слагающийся в процессе его деятельности,
особенно по таким категориям споров, которые чаще всего встречаются на
практике. Это трудовые споры о восстановлении на работе, вытекающие из
жилищных правоотношений, о возмещении вреда, о расторжении брака, об
алиментах2, о недопоставках, просрочке оплаты, несвоевременной оплате
поставленной продукции и др. В последние годы появилось немало дел,
связанных с рассмотрением гражданско-правовых споров по вопросам:
признания сделок недействительными; осуществления правомочий
собственников автотранспортных средств, перемещенных через таможенную
границу РФ; применения положений Гражданского кодекса РФ о процентах за
пользование чужими денежными средствами; применения налогового
законодательства; взыскания с организаций и граждан недоимок и штрафов
различными органами; применения контрольно-кассовых аппаратов.

Накопленный опыт представляет собой большую ценность, но, будучи
связанным стереотипностью мышле-

1 См.: Боннер А. Т. Указ. соч. С. 316.

2 Споры о взыскании алиментов наиболее актуальны и состав

ляют большинство в общем числе дел, возникающих из брач-

но-семейных отношений. Каждое десятое из всех гражданских

дел, рассматриваемых судами, — дело о взыскании алимен

тов. См.: Обобщение судебной практики по применению судами

законодательства при рассмотрении споров, связанных с вос

питанием детей и взысканием алиментов (1996 — I полугодие

1998 г.). Саратовский областной суд. 1999.

§ 1. Влияние субъективного фактора на убеждение судей 145

ния, нередко ведет к ошибкам1. О некоторых практиках с большим опытом
говорят: достаточно ему посмотреть на обложку дела, чтобы заранее
предвидеть его движение и конечный результат. Говорят так потому, что по
каждой категории дел в психике судьи сложился определенный стереотип,
диктующий ту или иную линию поведения. Если большой накопленный опыт —
благо, то привычный стереотип, не учитывая многих нюансов, влечет
отрицательные последствия. Особенно важно это учитывать в условиях
динамично меняющегося и обновляющегося законодательства.

Например, разрешая споры по искам о снижении размера алиментов, судам
следует обращать внимание не только на наличие обязанности отца платить
алименты двум и более детям в разные семьи, но и на возражения ответчиц
(которые, как правило, не знают о взыскании алиментов на содержание
ребенка от второго брака, так как не привлекались к участию в деле или
данное обстоятельство от суда было скрыто) в той части, что истец живет
одной семьей со второй супругой, ведет с ней общее хозяйство. В таких
случаях суду, в соответствии с требованиями ст. 50 ГПК РСФСР, следует
предложить стороне представить доказательства в обоснование имеющихся
возражений, поскольку их подтверждение может послужить основанием для
отказа в иске о снижении размера алиментов. Как показывает практика,
суды г. Балаково, Вольска, Аркадака в нарушение требований материального
и процессуального законов удовлетворяют подобные иски в бесспорном
порядке2.

Другой пример: Балаковский городской суд удовлетворил требования Ч. к Ш.
об освобождении от уплаты алиментов на несовершеннолетнего ребенка по
тому

1 “Приверженность к шаблонному, стереотипному мышлению —•

нередко встречающийся психологический барьер, характер

ный для самих судей” (Еникеев М. И. Юридическая психология.

С. 370).

2 См.: Алиментные обязательства родителей // Споры, свя

занные с воспитанием детей и взысканием алиментов. Саратов

ский областной суд. 1999. С. 16.

146 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

основанию, что Ч. получает заработную плату 210 руб. Решение судом
постановлено в нарушение требований ст. 81, 119 СК РФ, согласно которым
обязанность родителей содержать своих несовершеннолетних детей не
ставится в зависимость от наличия у родителей необходимых для
предоставления содержания средств1. Следует заметить, что в настоящее
время п. 2 ст. 71, ст. 84 СК РФ не содержит исключений относительно
взыскания алиментов на содержание детей, помещенных в детские
учреждения, с одиноких матерей, и алименты с последних должны
взыскиваться судами на общих основаниях.

Дэвид Майерс указывает на другую сторону означенной проблематики: у
каждого профессионала есть свои стереотипно-стандартные способы решения
правовых проблем, освященные иногда прецедентами. Он (профессионал. — А.
К.) считает их самонадеянно непогрешимыми и потому всегда будет
“выискивать информацию, которая подтверждает собственное предвзятое
мнение”2.

Специфической разновидностью подобного отношения является
неаналитический подход к подготовке дела к судебному разбирательству,
при котором судья полагается- на “живые реалии”, не вникает в детали и
обстоятельства дела, не планирует модельных форм разрешения спорного
правоотношения, не пользуется методической литературой и пособиями по
подготовке гражданских и арбитражных дел к разбирательству, специальными
таблицами и схемами, в которых приводятся категории исков, их предмет,
основание, нормы материального права, предмет доказывания, источники
доказательств3.

И правильно Верховным Судом РФ, Высшим Арбитражным Судом РФ в последние
годы уделяется

1 См.: Споры, связанные с воспитанием детей и взысканием

алиментов. Саратовский областной суд. 1999. С. 16.

2 Майерс Д. Социальная психология. СПб., 1997. С. 130.

3 См., например: Судебная практика по конкретным делам;

Вопросы доказательств по гражданским делам в постановле

ниях Пленума Верховного Суда РФ // Илюхина. М. А., Решет

никова И. В. Доказывание в судебной практике по гражданс

ким делам. Екатеринбург, 1997.

§ 1. Влияние субъективного фактора на убеждение судей 147

значительно большее (и тем не менее недостаточное) внимание анализу и
обобщению материалов судебной практики с выработкой указаний и
рекомендаций не только в форме постановлений пленумов высших судебных
инстанций, в том числе совместных, но и практических советов и
рекомендаций, обобщающих специфику рассмотрения той или иной категории
дел на региональном (областном) уровне1. Следует признать несомненное
практическое значение решения задач, связанных с формализацией поиска
доказательственной информации в типовых ситуациях2, создания для этих
целей специальных программ и банков данных, включая сферу экспертиз,
улучшения аналитической работы на всех уровнях судопроизводственной
деятельности, обеспечения большей четкости и прозрачности статистической
информации, касающейся причин и разнообразных факторов и условий,
порождающих судебные ошибки.

1 См., например: Ошибки судов, связанные с применением граж

данского законодательства: Материалы обобщения практики.

Саратовский областной суд. 1999; Рассмотрение споров о при

знании сделок недействительными: Материалы обобщения су

дебной практики. Саратовский областной суд. 1999; Справка о

практике рассмотрения судами области дел, связанных с осуще

ствлением правомочий собственников в отношении автотранспор

тных средств, перемещенных через таможенную границу Рос

сийской Федерации (1997— I полугодие 1998 г.). Саратовский

областной суд. 1999.

2 В силу специфики в большей степени вопросы эти разрабаты

ваются в уголовно-процессуальном праве, хотя имеют боль

шое значение и для других областей правовой науки и судеб

ной практики.

См.: Колесниченко А. Н., Матусовский Г. А. О системе версий и методике
их построения // Криминалистика и судебная экспертиза. Вып. 7. Киев,
1970. С. 7—13; Экспертная практика и новые методы исследования. Вып. 15.
М., 1983; Селиванов Н. А. Проблема программирования расследования в
советской криминалистике // Актуальные проблемы юридической науки на
этапе развитого социализма: Краткие тезисы докладов и научных сообщений
конференции. Харьков, 1985. С. 183—184; Левкое В. Н. Проблема типовых
версий в уголовно-процессуальном познании // Актуальные вопросы
укрепления правовой основы государственной и общественной жизни. Киев,
1988. С. 75—79.

148 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

Вышеотмеченные (1) стереотипность восприятия, шаблонность конкретных
практических действий, приемлемых, однако, для разрешения стандартных
ситуаций, и (2) доминирующая потребность (по Д. Майерсу, например,
связанная с установкой перестраховки), способная приводить к подмене
понятий, далеко не единственные источники ошибок применительно к
субъективно-личностным характеристикам, трансформирующимся в процессе
чувственно-психической деятельности в сложный продукт оценки.

Таковым может быть (3) мнение других лиц. Общеизвестно, что
индивидуальная оценка субъекта N нередко коррелирует с оценкой субъекта
N другими лицами. (4) гало-эффект, или “эффект ореола”, как правило,
определяет не только первое (внешнее) впечатление об участниках
процесса, но и сказывается в дальнейшем. Например, при обычной практике
рассмотрения конкретного гражданского дела в пределах 20 минут Судебная
коллегия по гражданским делам Мосгорсуда проверяла в 1999 г. законность
и обоснованность состоявшегося судебного решения по делу по иску гр. Ч.
к гр. М. и радиостанции “Эхо Москвы” о защите чести и достоинства и
компенсации морального вреда в течение 5 часов. Разумеется, при этом
нельзя абсолютно исключить “фоновый” фактор влияния внимания
общественности и средств массовой информации. (5) “эффект
снисходительности” связан с возникновением определенного предубеждения,
пока не будет доказано обратное.

Пребывая в том или ином психическом состоянии, том или ином настроении
(влияние дефицита времени, служебная нагрузка, “цейтнотное” состояние и
др.)1,

1 На “поточность” рассмотрения дел, дефицит времени при принятии
решений, факты временной регламентации при опросах лиц (в том числе в
форме ограничения опроса числа свидетелей) и перегрузку судей указывают
многие авторы и практические судьи (Т. Г. Морщакова, И. М. Зайцев, В. В.
Яр-ков, А. Т. Боннер и др.).

В то же время при характеристике данных субъективных факторов,
воздействующих на суд, нельзя не учитывать неравномерность распределения
нагрузки, которая может варь-

§ 1. Влияние субъективного фактора на убеждение судей 149

можно ошибиться в оценке. Поэтому (6) фактор психического состояния
является и потенциальным, и реальным источником ошибок. Данные
статистики, а также данные, приводимые в научной литературе,
свидетельствуют, в частности, о том, что нагрузки по количеству дел,
приходящихся на одного судью, в силу различных причин в последние годы
практически не снижаются и значительно превышают нормативный (хотя и он
нуждается в корректной научной оценке) уровень.

Среднемесячная нагрузка на одного судью в России сегодня составляет
примерно 61,5 дела (8,3— по уголовным, 35,8— по гражданским, 17,4— по
административным делам), что примерно в 3 раза превышает утвержденные в
1996 г. совместным постановлением Минтруда России и Минюста России
нормативы. Штатная численность судей федеральных судов общей юрисдикции
в 1998 г. составляла 15732 ед. и по состоянию на 31 декабря 2000 г.
установлена в количестве 16742 ед., тогда как расчетная штатная
численность судей на 1999 г. составляла 35734 ед. Примерно семикратное
несоответствие имеется и по численности работников аппарата указанных
судов1.

Одновременно следует отметить, что в структуре рассматриваемых дел
значительна доля дел, имеющих специфический локально-стандартный
характер. Так, применительно к практике арбитражного судопроизводства по
опыту работы Арбитражного суда Саратовской области в 1999—2000 гг. можно
констатировать, что во многом увеличение общего количества рассмотренных
дел связано с продолжающейся практикой предоставления истцам отсрочки в
уплате государственной пошлины. Например, в 2000 г. судом было
рассмотрено 3613 таких ходатайств с удовлетворением 3565 из них2.

ироваться в зависимости от вида судов (общей юрисдикции, арбитражный) и
конкретного суда.

1 См.: В Совете судей Российской Федерации // Российская

юстиция. 1999. № 2. С. 6; Указ Президента РФ от 30 декабря

1999 г. № 1758 “О штатной численности судей федеральных

судов общей юрисдикции” // СЗ РФ. 2000. № 1. Ст. 108.

2 См.: Об итогах работы Арбитражного суда Саратовской обла

сти за 2000 год // Докладная записка в ВАС РФ. 2001. С. 2.

150 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

Судебные ошибки могут вызываться действием самых разнообразных (7)
“защитных механизмов” (проекции — когда, например, подсознательно
подозреваются какие-то лица; отрицания — когда аналогично отвергается
существование отдельных факторов, в том числе могущих играть значимую
роль в деле, и целого ряда др.)1 и так называемым (8) упрощением, когда
опять-таки на подсознательном уровне происходит процесс, призванный
облегчить восприятие других (сложных) личностей, явлений, объектов,
ситуаций.

Реализация принципа непосредственности исследования доказательств
означает и непосредственность контакта судей с участниками процесса. А
потому предполагает и делает неизбежными и паравербальные средства
воздействия, в которых определенную роль играют мимика, жестикуляция,
пантомимика, эмоционально-экспрессивные особенности речи и другие
моменты. То есть доказательства с психологической точки зрения имеют
определенную силу воздействия не только в зависимости от их логического
структурирования, но и эмоциогенного потенциала. Поэтому особого
внимания, как показывает вся судебная практика, требуют личные
доказательства, связанные с опросом сторон, третьих лиц, допросом
свидетелей, участием в процессе малолетних лиц, проведением
психологических экспертиз. В Инструктивном письме по алиментным делам в
1929 г. Гражданская кассационная коллегия Верховного Суда РСФСР
критикует практику тех судов, которые при отсутствии каких-либо
доказательств удовлетворяют (отказывают) в иске, “основываясь
исключительно на личном доверии к показаниям истицы или ответчика”2.

1 См. подробнее: Чуфаровский Ю. В. Юридическая психология.

С. 62.

2 Абрамов С. Н., Лебедев В. Н. Гражданский процессуальный

кодекс с постатейно-систематизированными материалами. М.,

1932. С. 149—150.

§ 1. Влияние субъективного фактора на убеждение судей 151

С. В. Курылев писал о процессе формирования личного доказательства как о
классической триаде субъективной природы: а) восприятие, б) сохранение в
памяти, в) воспроизведение1. Особенности процесса формирования показаний
сторон являются следствием особенностей самого источника этого вида
доказательств: 1) заинтересованности стороны в исходе дела (иное, чем у
свидетелей, отношение к делу); 2) значимости для стороны воспринятых ею
фактов, что оказывает влияние на все три звена названной триады, в том
числе на правильность восприятия, его полноту и качество, о чем
свидетельствует теория и психологическая практика2.

В связи с этим представляют несомненный практический интерес
предложения, связанные с процессуальной регламентацией формирования и
закрепления личных доказательств, относимости и допустимости
доказательств, регламентацией опроса (допроса) сторон, третьих лиц,
свидетелей, проведения перекрестного допроса свидетелей, а также так
называемых привилегий как исключений из процессуального доказывания, на
что обращалось внимание выше. В частности, И. В. Решетникова, с
отсылками к опыту англо-американского права, предлагает считать
недопустимыми доказательства, направленные на возникновение
предубеждения к любому лицу, участвующему в деле, свидетелю или
эксперту; доказательства технического усовершенствования, предпринятого
ответчиком после факта причинения вреда в целях подтверждения вины
ответчика3.

Характер технической модернизации, как свидетельствует та же зарубежная
практика (доработка конструкций автомобилей; того или иного
оборудования, например, противопожарного; строительных объектов,

1 См.: Курылев С. В. Объяснения сторон как доказательство в

современном гражданском процессе. М., 1956. С. 7.

2 См.: Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. М., 1946;

Годфруа Ж. Что такое психология. М., 1992. Т. 1, 2.

3 См.: Решетникова И. В. Доказательственное право в россий

ском гражданском судопроизводстве. С. 32.

152 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

изделий потребительского спроса, медпрепаратов; модернизация технологий
работ в целях повышения безопасности и т. д.), как и условия и сроки, в
которые усовершенствование осуществляется, может прямо или косвенно
подтверждать вину ответчика либо не являться свидетельством его вины. То
есть подобные доказательства без четкой локальной регламентации их
доказательственного значения должны рассматриваться и оцениваться судом
на общих основаниях наряду с другими.

Относительно доказательственного формирования предубеждения к участникам
процесса возникают вопросы. Если это формирование понимать как
преднамеренную дискредитацию, построенную на ложных основаниях, что само
по себе требует доказательственной аргументации, то предложение не
вызывает возражений. Однако известно, что “подрыв доверия” к показаниям
в суде является нормальной практикой в тактике поведения сторон, которые
могут преследовать при этом конкретные цели:

подвергнуть сомнению правдивость показаний свидетеля в связи с его
предвзятостью и заинтересованностью; в связи с выявлением противоречий,
неточностей, искажений в его информации, сообщаемой суду (например,
вследствие плохой погоды, недостаточной освещенности, шумности и т. д.);
в связи с выявлением тех или иных физических или психических
недостатков, состояния организма и т. п., не позволяющих адекватно
воспринимать, сохранять и воспроизводить необходимые данные (дефекты
органов чувств, стресс, состояние алкогольного или иного опьянения и
пр.);

опровергнуть показания свидетеля, утверждение стороны контраргументами;

добиться признания ответчика и др.1

Представляется, что если выражение недоверия показаниям свидетеля (хотя
оценка их в конечном ито-

1 См., в частности: Уайт Р. Б. Искусство раскрытия доказательств. 1990;
Бернэм У., Решетникова И. В., Прошляков А. Д. Указ. соч.

§ 1. Влияние субъективного фактора на убеждение судей 153

ге дело суда)1 может носить откровенно субъективный и немотивированный
характер, то выражение недоверия к личности, как затрагивающее ее честь
и достоинство, репутацию, должно быть безусловно мотивированным и
базироваться на исключительно достоверных доказательствах. В противном
случае суд (судья) должен снимать подобные свидетельства, предупреждать
стороны и других лиц, участвующих в деле, о недопустимости заявлений,
порочащих честь и деловую репутацию, унижающих достоинство, так же как
должны сниматься наводящие вопросы (вопросы, предполагающие ответ, — во
французской терминологии). Нюансы эти ни в Гражданском процессуальном
кодексе, ни в Арбитражном процессуальном кодексе процессуально не
регламентированы и всецело отданы на усмотрение суда
(председательствующего в судебном заседании).

Нельзя пройти и мимо следующей важной проблемы судопроизводственной
деятельности. Реализация многих норм процессуального права, как верно
отмечают В. В. Ярков, А. Т. Боннер, К. К. Лебедев и другие ученые и
практики-юристы, встречает большие практические сложности. Обращаясь в
суд, сторона порой с удивлением обнаруживает, что ей надо “бороться” в
основном не с ответчиком, а с судьей за то, чтобы ее заявление было
своевременно принято, дело без проволочек возбуждено, чтобы оно не
откладывалось бес-

1 Авторы проекта ГПК-2000 предлагают при отражении в судебном решении
результатов оценки доказательств приводить “основания, по которым одним
доказательствам отдано предпочтение перед другими” (ч. 4 ст. 68), что
представляется противоречащим как требованию оценки доказательств в их
совокупности и взаимосвязи, так и требованию независимой оценки каждого
доказательства в отдельности. Ни ст. 197 действующего ГПК РСФСР, ни ч. 2
ст. 127 АПК РФ не содержат подобных требований, лишь указывая на
необходимость приведения доводов, по которым суд отвергает (отклоняет)
те или иные доказательства.

154 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

конечно долго и т. д. Далеко не всегда используются на практике нормы,
обязывающие судью подготовить дело к судебному разбирательству в
установленный срок и в полном объеме со сбором необходимого
доказательственного материала1.

В соответствии с действующими процессуальными нормами судья единолично
решает вопрос о принятии искового заявления (ст. 129 ГПК РСФСР и ст. 106
АПК РФ). Этот момент для граждан нередко обставлен различного рода
рогатками (очередь, болезнь судьи, отсутствие четкой регламентации
передачи документов, фиксации момента поступления заявления в суд).
Нормы Гражданского процессуального кодекса не предусматривают вынесения
судьей обязательного определения о принятии искового заявления и
вручения копии соответствующего документа на руки заявителю. А ч. 3 ст.
106 АПК РФ оставляет ведомственную “лазейку”, допуская изложение
определения о принятии искового заявления в определении о подготовке
дела к разбирательству в заседании (понятие вынесения определения о
подготовке дела к судебному разбирательству здесь вообще отсутствует),
т. е. в более поздний срок.

Не устраняется нечеткость в указанной части и в новом проекте
Гражданского процессуального кодекса.

1 См.: Яркое В. В. Юридические факты в механизме реализации норм
гражданского процессуального права. С. 51. Весьма спорно утверждение В.
Ф. Глазырина (см.: Глазы-рин В. Ф. Обязанность доказывания в арбитражном
процессе Российской Федерации ‘// Вестник ВАС РФ. 1999. № 3. С. 78) о
том, что суд может и не установить истины, несмотря на соблюдение всех
процессуальных норм, когда “в результате умысла, халатности или
отсутствия специалистов в документах искажается характер отношений между
субъектами”. И, будучи допустимым в теоретическом плане, совершенно
практически неприемлем тезис, что “сама возможность вынесения судебного
акта не зависит от объема и качества представленных доказательств”.
Указанное способно оправдать любую бездеятельность суда.

§ 1. Влияние субъективного фактора на убеждение судей 155

В соответствии со ст. 135 суд обязан в пятидневный срок “с момента
поступления заявления в суд” рассмотреть вопрос о его принятии к
производству суда. О принятии заявления судья выносит определение. На
наш взгляд, следует конкретно оговорить, что подаваемые заявления
регистрируются канцелярией суда с соблюдением всех необходимых
формальностей и уведомлений.

Известно, что срок на обжалование решения суда первой инстанции, как и
качество обоснования подаваемых жалоб, находится в определенной
зависимости от действий судей и канцелярии суда, что отмечалось и в
дореволюционной процессуалистике. Несвоевременное изготовление решения
легко может повлечь за собой пропуск апелляционного срока, который в
этом случае должен быть восстановлен1. А на практике эти сроки
сокращаются из-за неквалифицированного изготовления протоколов судебных
заседаний, не вовремя изготовленных, выданных или высланных копий
решения суда, других действий. Фактом является и то, что из-за тех или
иных недостатков протокола судебного заседания стороны в некоторых
случаях лишаются определенных законных оснований для принесения жалоб2.

Как следствие, снова и снова практика сталкивается с тем, что высшие
судебные инстанции констатируют ошибки, так или иначе связанные с
действием различных не только объективных, но и субъективных факторов. В
материалах рабочих проверок и обобщений судебной практики последних лет
Саратовского областного суда характерными являются следующие
свидетельства:

подготовка дел к судебному разбирательству часто не проводилась,
обстоятельства, имеющие юридическое значение, не определялись, сторонам
не предлагалось представить по ним доказательства, что приводило к

1 См.: Вербловский Г. Движение русского гражданского про

цесса, изложенное на одном примере // Журнал гражданско

го и уголовного права. СПб., 1882. Кн. 8. С. 69.

2 См.: Зайцев И. М. Устранение судебных ошибок в гражданс

ком процессе. С. 68, 117; Борисова Е. А. Указ. соч. С. 73.

156 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

непониманию ими предмета доказывания и к нарушению принципа
состязательности1;

судебные ошибки в основном связаны с применением нового гражданского
законодательства, недостаточной профессиональной подготовкой судей либо
упущениями вследствие ненадлежащей досудебной подготовки2;

незнание изменений, внесенных в процессуальное законодательство (ст. 14,
50 ГПК РСФСР), неумение определить юридически значимые обстоятельства,
установить круг доказательств, подлежащих доказыванию каждой из сторон,
является одной из причин длительного рассмотрения гражданских дел3.

Пленум Верховного Суда РФ в своем постановлении от 18 ноября 1999 г. №
79 “О ходе выполнения постановления Пленума Верховного Суда Российской
Федерации от 24 августа 1993 г. № 7 “О сроках рассмотрения уголовных и
гражданских дел судами Российской Федерации” обращает внимание на то,
что причиной нарушения сроков изготовления мотивированных решений и
протоколов судебных заседаний является низкий уровень исполнительской
дисциплины некоторых судей и работников аппарата суда4.

Председатель Верховного Суда РФ В. Н. Лебедев, выступая в Российской
правовой академии на Всероссийском совещании председателей судов РФ 29
января 2001 г., снова был вынужден констатировать “нарушение сроков и
небрежность при рассмотрении дел”. В Концепции проекта нового
Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации отмечается,
что сохранение института надзора диктуется, в частности, “низ-

1 См.: Обобщение практики разрешения судами Саратовской

области споров, связанных с применением положений ГК РФ о

процентах за пользование чужими денежными средствами.

Саратовский областной суд. 1999.

2 См.: Ошибки судов, связанные с применением гражданского

законодательства. Саратовский областной суд. 1999.

3 См.: Из материалов рабочих проверок Советского районного

суда. Саратовский областной суд. 1999.

4 Бюллетень Верховного Суда РФ. 2000. № 1.

§ 1. Влияние субъективного фактора на убеждение судей 157

ким качеством рассмотрения и разрешения дел нижестоящими судами, большим
количеством ошибок, допускаемых при рассмотрении и разрешении’
гражданских дел”.

При анализе указанной проблемы можно сделать следующий вывод: в
механизме реализации процессуальных норм гражданского и арбитражного
процессуального законодательства должны учитываться и профессиональные и
социальные интересы судей как определенной социальной группы. Введение в
конкретных условиях российской действительности сокращенных (ускоренных)
процедур разрешения споров, расширение действия процессуальных фикций
(доказательственных презумпций) при неявках сторон, перенесение самого
акцента со следственного на состязательный в механизме судебного
процесса как главное достижение в судебном реформировании последнего
десятилетия —• вот решения, отвечающие не только интересам сторон,
обращающихся в суд за зашитой, но и вышеназванному признаку.

Важным сугубо практическим шагом, имеющим большое значение для повышения
эффективности деятельности судейского корпуса, мы считаем реализацию
двух направлений:

1) отдавая отчет в сложности реализации проекта компьютеризации судов
России, что подразумевает не только материально-техническое оснащение,
программное обеспечение, создание информационной инфраструктуры, но и
решение серьезнейших кадровых проблем, обучение и переобучение судей,
подготовку и укомплектование судов квалифицированным персоналом и многое
другое, мы тем не менее исходим из того, что решение этой задачи должно
являться приоритетной среди других. Как свидетельствует С. Тропинин,
прорабатывавшийся еще пять лет назад проект компьютеризации судов,
органов юстиции и прокуратуры оценивался примерно в 2250 тыс. долл.
США1. Но даже и выделяемых мизерных

1 См.: Тропинин С. Реформированию судебной системы России —
международную поддержку и помощь // Российская юстиция. 1995. № 2. С. 7.

158 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

средств хватает лишь для оснащения далеко не всех судов отдельными
средствами оргтехники;

2) радикально должен измениться подход к протоколированию судебных
действий и решений, подразумевающий:

техническое оснащение судов электронными средствами записи и
воспроизведения информации;

необходимую квалификационную подготовку технического персонала и
секретарей судебного заседания;

оперативность протоколирования с минимальными потерями значимой
(доказательственно значимой) информации;

оперативность проверки, контроля, исправления протоколов, изготовления
копий и пересылки с возможностью использования e-mail.

Другой принципиальный вывод, затрагивающий правосознание, определенную
психологическую инерционность, заключается в том, что во многом еще сам
судейский корпус оказался не готовым к назревшим переменам: к действиям
в рамках “независимой власти”, функционированию в независимом режиме,
при широком спектре привилегий и ответственности, в условиях резко
возросших требований к профессиональной квалификации1. В этом плане
примечательно название работы Е. Б. Мизулиной “Независимость суда еще не
гарантия правосудия”2.

Явно ошибочное утверждение допускает С. Ф. Афанасьев, когда пишет, что,
“думается, законодатель неоправданно исключил из числа принципов (выше
речь о том, что “судебная оценка подчиняется определенным принципам”. —
А. К.) правосознание”3. Изменение формулировки ч. 1 ст. 56 ГПК РСФСР в
этой части отнюдь не

1 Показательный пример: при штатной численности судей 27 че

ловек у пятерых судей было отменено 85 дел, что составляет

53% всех дел, отмененных апелляционной инстанцией (из док

ладной записки об итогах работы Арбитражного суда Саратов

ской области за 1998 г. в Высший Арбитражный Суд РФ).

2 Государство и право. 1992. № 4.

3 Афанасьев С. Ф. Указ. соч. С. 69.

§ 1. Влияние субъективного фактора на убеждение судей 159

означает наложения запрета или “отмены” действия фактора правосознания
при свободной оценке доказательств судом, которая и является принципом
оценки. С. Ф. Афанасьев там же приводит позицию авторов,
свидетельствующую о неправомерности отрыва правосознания от внутреннего
убеждения1. Законодателем лишь исключено указание – на доминантную роль
социалистического правосознания.

Однако нельзя и абсолютизировать роль правосознания, как это опять-таки
делает С. Ф. Афанасьев, утверждая, что “у судейского корпуса оно
возведено до профессионального уровня, который складывается в ходе
специального обучения… а также при осуществлении практической
деятельности по профилю”2, а внутреннее убеждение судей является “важной
гарантией, обеспечивающей верность выбранного способа исследования”3.

Недостатки профессиональной подготовки судей отмечались выше, и еще
формирующемуся корпусу мировых судей лишь предстоит подтвердить
подобные, полагаем, умозрительные авансы, не базирующиеся на строгой
фактологической основе. Еще одно подтверждение сказанного — слова М. К.
Треушникова, что “правосознание… судей может быть различным, зависящим
от уровня подготовки судей, отношения к делу и т. д. Это категория
субъективная и не может быть зафиксирована в качестве принципа оценки
доказательств”4. В отношении последней фразы точнее было бы изложить,
что эта категория не может быть зафиксирована в качестве гарантии
правильной оценки доказательств, ибо как один из исходных элементов
таковое (правосознание) в самом названном принципе присутствует.

В суждениях С. Ф. Афанасьева та же весьма уязвимая позиция (или
погрешность), которую можно увидеть у Т. Я. Хабриевой и В. Ф. Ковина.
Согласно взглядам первой “корректное самоограничение судей в ходе
отправле-

1 См.: Теория государства и права / Под ред. В. М. Карельского,

В. Д. Перевалова. С. 327—328.

2 Афанасьев С. Ф. Указ. соч. С. 69.

3 Там же. С. 113.

4 Треушников М. К. Судебные доказательства. 1999. С. 165.

160 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

ния правосудия… (речь о Конституционном Суде. —

A. К.), высокий уровень их правосознания и нравствен

но-психологический облик есть одна из гарантий дейст

венности конституционного контроля и всей системы раз

деления властей в государстве”1.

Второй автор рассматривает “беспристрастное и добросовестное отношение
суда к установлению объективной истины” в качестве необходимого
компонента, обязательного условия (гарантии) осуществления правосудия2.
Он же^ пишет, что при малейшей пристрастности судей и лиц, содействующих
суду в выполнении его функций, “процессуальные гарантии установления
объективной истины” в значительной мере теряют свои свойства
обеспечения, а некоторые из них просто “не работают”3.

В вышеприведенных утверждениях нельзя не усмотреть элемента алогичности.
Гарантии — либо “беспристрастность и добросовестность”, с чем трудно
согласиться, либо процессуальные факторы конкретной нормативной природы
(такие как институты отвода, обжалования, передача дел иному составу
суда, конкретные процессуальные механизмы реализации принципов процесса
(гласности, устности, непосредственности исследования доказательств и
др.), обязательное предоставление адвокатской помощи и т. д.), которые
эту беспристрастность и добросовестность и призваны обеспечивать4.

Как отмечается в целом содержательной работе

B. Ф. Ковина, “предвзятое отношение” судей (и лиц, со

действующих суду) может быть результатом действия

1 Хабриева Т. Я. Толкование Конституции Российской Федера

ции: Теория и практика. М., 1998. С. 227.

2 См.: Ковин В. Ф. Объективность как гарантия истинности су

дебного познания. С. 60.

3 Там же. С. 62—63.

4 См. у Лупинской П. А.: “…объективные гарантии, которые

предупреждают проявление субъективизма в .решениях или…

снимают те “внутренние” и “внешние” помехи, которые пре

пятствуют объективной оценке и правильности решения” (Лу-

пинская П. А. Указ. соч. С. 15).

§ 1. Влияние субъективного фактора на убеждение судей 161

многих обстоятельств, которые условно разделяются на три группы: 1)
прямо указывающих на возможную заинтересованность названных лиц; 2)
свидетельствующих об определенных отрицательных
индивидуально-психологических качествах правоприменителей; 3)
характеризующих условия работы суда1. К сожалению, подобная градация
весьма условна и, будучи связанной лишь с “предвзятым отношением”, не
охватывает всего многообразия факторов и условий, влияющих на. процесс
формирования внутреннего судейского убеждения. Почему-то утверждается
при этом, что только факторы второй и третьей групп влияют на
объективность судьи2. К тому же “предвзятость” не всегда можно
отождествлять с преднамеренностью. В случаях ошибочных оценок последние
нередко являют собой искаженный продукт сложного синтеза индивидуального
восприятия и исследования доказательств, преломленных через фильтр общей
судейской культуры и конкретики применения правополо-жений к
обстоятельствам дела.

По К. Марксу, если бы математические аксиомы задевали интересы людей,
они наверняка опровергались бы. Присутствие субъективного фактора
неотделимо от правосудия, как и от любой иной области человеческой
деятельности. Вопрос — в позитивном или негативном воздействии этого
фактора на весь судопроизводственный процесс, включая формирование
судейской оценки на основе внутреннего убеждения. Одним из интегральных
внешних показателей такого воздействия являются судебные ошибки,
выявляемые судами вышестоящих инстанций. Отталкиваясь от этого
показателя и принимая во внимание действие в принципе аналогичных
процессуальных механизмов рассмотрения и разрешения дел, невозможно
говорить о большем или меньшем влиянии указанного фактора в гражданском
или арбитражном судопроизводственном процессе.

Можно выделить шесть базовых составляющих, объективно связанных с таким
влиянием на формирование

1 См.: Ковин В. Ф. Указ. соч. С. 63.

2 Там же.

162 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

в целом объекта судебного доказывания, судейскую оценку и вынесение
решения: 1) правосознание (индивидуальное, корпоративное, общественное);
2) лично-стно-психологические и культурно-образовательные и
профессиональные характеристики судей; 3) факторы материальной,
финансовой, организационной, информационной и иной природы, определяющие
условия функционирования и работы судов и судей; 4) общее состояние и
качество законодательно-нормативной базы всего правового пространства;
5) факторы, обеспечивающие реальную независимость судебной власти; 6)
совершенство процессуальных механизмов функционирования всей
совокупности, институтов правосудия.

В большей степени на минимизацию издержек “негативно-субъективного
потенциала” в судебном правоприменении должен быть ориентирован
последний из вышеуказанных факторов. Именно он требует как критического
осмысления эффективности работы всей судебной системы, ее соответствие
целям и задачам современного периода1, установления оптимальных для
современных условий общих конструкций судопроизводственных механизмов
общеюрисдикционных и арбитражных судов, так и тщательной
процедурно-процессуальной регламентации конкретных аспектов
судопроизводственной деятельности.

Критерием эффективности выступает достижение общих целевых установок
судопроизводства. И нормативная регламентация процессуальной
деятельности его участников, объективирующая общественно значимые задачи
и цели, призвана обеспечивать достижение последних “независимо от их
личных интересов и устремлений”2.

1 См.: Концепция проекта нового Гражданского процессуаль

ного кодекса Российской Федерации; Яковлев В.Ф. От рефор

мирования к совершенствованию судебно-арбитражной систе

мы, укреплению независимости судебной власти // Вестник

ВАС РФ. 1998. № 4. С. 5—20.

2 Жилин Г. А. Субъекты целевых установок гражданского су

допроизводства и их процессуальные функции // Журнал

российского права. 2000. № 1. С. 17.

§ 2. Выявление и устранение лжи при разбирательстве 163

В переходный период реформирования судебной системы нами усматривается и
необходимость реализации двух следующих предложений, не связанных
непосредственно с судопроизводственным процессом, но тем не менее
относящихся к теме настоящего параграфа:

признание нецелесообразности нормативной фиксации принципа несменяемости
судей в существующей форме: судьи должны быть несменяемы постольку,
поскольку их деятельность отвечает требованиям безупречного поведения на
своем посту;

квалификационные коллегии судей из органов сугубо корпоративного
сообщества должны быть превращены в открытые органы с обязательным
введением в их состав на уровне 1/3…1/2 от общего числа членов
авторитетных представителей общественности, представляющих различные
демократические институты.

§ 2. Выявление и устранение лжи при разбирательстве гражданских дел

В рамках гражданского судопроизводства в соответствии с конституционной
терминологией (ч. 2 ст. 118 Конституции России) ниже рассматриваются
вопросы, регулируемые и Гражданским процессуальным кодексом, и
Арбитражным процессуальным кодексом.

Поскольку, как правило, судебное разбирательство сопряжено с такой фазой
развития правоотношений между соответствующими субъектами (сторонами),
когда пределы регулятивных отношений1 оказываются исчерпанными и
возникает необходимость охранительного регулирования, неудивительно, что
конфликтующие (конфронтирующие) стороны прибегают к использованию всех и
всяческих способов, призванных доказать (или

1 Использование указанного термина в ч. 3 ст. 40 (Участие в деле
нескольких истцов или ответчиков) проекта ГПК-2000 нами в то же время
представляется неоправданным.

164 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

способствовать этому) правообоснованность своей позиции в деле. Одним из
таких приемов является использование лжи1.

Опыт гражданского, как и уголовного процесса говорит о том, что ложь в
том или ином виде может присутствовать в объяснениях сторон, третьих
лиц, показаниях свидетелей, заключениях экспертов, а также при
ненадлежащем исполнении своей обязанности переводчиком. В принципе
присутствие этого фактора не исключается в показаниях, объяснениях,
заявлениях любых лиц — участников судебного процесса, впрочем, как и
использование (представление, ссылка, прямое или косвенное участие в
изготовлении) подложных и поддельных документов, фальсификация
письменных и вещественных доказательств.

Существенно значимыми являются при этом следующие моменты: 1) мотивы,
которыми руководствуется соответствующий субъект процессуальной
деятельности, и цели, которые он преследует; 2) процессуальная
регламентация ответственности за действия, объективно препятствующие
правильному и быстрому рассмотрению и разрешению дела. С последним
связан подход законодателя к процессуальному закреплению положений и
норм, призванных, как минимум, служить препятствием к злоупотреблению,
прежде всего сторонами, своими правами и использованию лжи при
разбирательстве гражданских дел.

В общем случае в процессе доказывания той или иной стороной фактического
обстоятельства дела (факта) должен быть изучен информационный массив,
аде-

1 Интересно, что в свое время К. С. Юдельсон (см.: Юделъ-сон К. С.
Проблема доказывания в советском гражданском процессе. С. 106),
аргументируя нецелесообразность установления уголовной ответственности
сторон за дачу ложных показаний, исходил из того, что граждане
социалистического общества давно “восприняли конституционную обязанность
быть правдивыми” и вытекающую из правил социалистического общежития
обязанность честного отношения к общественному долгу.

§ 2. Выявление и устранение лжи при разбирательстве 165

кватно отражающий эту сторону факта. При использовании личных
доказательств элементы абстрактной классической схемы связи,
предложенной впервые К. Шенноном и У. Уивером1, объединяются в одном
субъекте S, на входе которого — информационный массив 1ВХ, на выходе —
информационный массив 1ВЫХ. В случае отличия 1Вых и ibx можно говорить о
несовпадении, неадекватно-. сти, нетождественности, ошибочности и т. д.,
несоответствии в общем случае объяснений, показаний, доказательств
фактическим обстоятельствам дела.

Указанное несоответствие может интерпретироваться и как ложь (ложные
объяснения, показания, доказательства и пр.). К сожалению, изучение
имеющихся в литературе по психологии и юриспруденции, в том числе по
вопросам юридической психологии, точек зрения, связанных с
терминологической детерминацией данного понятия, не позволяет говорить о
единстве подходов исследователей в этом вопросе. И даже у одних и тех же
авторов можно встретить и более узкую, и расширительную трактовку
данного понятия.

Например, С. В. Курылев выделял понятия “сознательная ложь” (связанная с
воображаемым, а не реальным воспроизведением образа ранее воспринятого
субъектом личных показаний, которая “встречается в… гражданском
процессе довольно редко”)2, “бессознательное искажение” фактов и
“умышленное искажение” имевших место в действительности и воспринятых
субъектом фактов3.

М. К. Треушников пишет об “элементе субъективного извращения
действительности самим носителем информации”4. Н. Е. Павлов с ложью
связывает показания, противоположные правдивым, т. е. такие, при которых
сообщение лица об обстоятельствах преступления не соответствует

1 См.: The Mathematical Theory of Communicational. N. Y., 1949.

2 См.: Курылев С. В. Объяснения сторон как доказательства в

советском гражданском процессе. С. 33.

3 Там же,

4 Треушников М. К. Доказательства и доказывание в советском

гражданском процессе. М., 1982. С. 125.

166 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

объективной реальности1. В дефинитивной форме “ложь” определяется М. И.
Еникеевым: это — “намеренное искажение действительности; чаще всего
выражается в содержании речевых сообщений, немедленная проверка которых
невозможна или затруднительна; при ложных сообщениях индивид сознает их
неустойчивость и прибегает к гиперкомпенсации”2. Он же, критикуя Н. Е.
Павлова, разделяет ложные, правдивые и истинные показания3.

Критика эта, однако, вызывает возражения, ибо, по существу, с правдивыми
показаниями М. И. Еникеев связывает “так называемое добросовестное
заблуждение”, при котором “показания могут быть правдивыми, но не
соответствовать действительности, не быть истинными”4. Автор расщепляет
единое понятие, соотнося правдивость ‘с субъектом восприятия, а
истинность — с внешней реальностью. Данный же автор использует такие
понятия, как “непроизвольная ошибочность”, “непреднамеренно ложные
показания”, “вымышленные показания”. Свидетельские показания, по его
мнению, могут быть “неполными, неточными и даже неадекватными
действительности”, а ответственность свидетеля наступает за дачу “ложных
показаний”.

Следует заметить, что толковые словари русского языка определяют понятия
“правдивый” и “истинный” в рассматриваемом контексте как синонимичные5,
а законодатель использует в нормативном материале Гражданского
процессуального кодекса и Арбитражного процессуального кодекса
исключительно термины “заведомо ложный”, “заведомо неправильный”
(показание, заключение эксперта, перевод и т. д.) в отличие от
“ложный”6.

1 См.: Павлов Н. Е. Долг свидетеля. М., 1989. С. 101.

2 Еникеев М. И. Юридическая психология. С. 447.

3 Там же. С. 475. См. также: Еникеев М. И., Черных Э. А. Психо

логия допроса. М., 1994.

‘4 Там же. С. 255.

5 См., например: Словарь синонимов русского языка. Л., 1976.

С. 413.

6 См.: ГПК РСФСР — ст. 62 (“Обязанности свидетеля”), ст. 76

(“Обязанности и права эксперта”), ст. 152 (“Разъяснение пе-

§ 2. Выявление и устранение лжи при разбирательстве 167

Критический анализ присутствующих в литературе оценок видов лжи и
способов их классификации1 позволяет указать на следующие виды лжи:

а) активная, преднамеренная, осознанная, “агрес

сивная” ложь, обусловленная наличием доминирующего

интереса и соответствующего умысла, имеющего целью

скрыть или исказить действительные обстоятельства де

ла. Классическим примером в этом отношении является

утверждение скупочного магазина Ювелирторга о том,

что под видом бриллиантов гр-ка Л. сдала магазину кам

ни из простого стекла. Суд в иске гр-ки Л. к магазину

отказал по мотиву непредставления заключения специа

листов о подлинности’сданных ею ценностей. Верховный

Суд РСФСР, отменяя это решение, указал, что, по

скольку истицей при сдаче камней скупочному магазину

были соблюдены все установленные для этого правила,

то не она, а магазин должен представить доказательст

ва о действительной ценности принятых камней2;

б) активно-пассивная ложь под влиянием тех или

иных внешних воздействий или внутренних мотивов: за-

реводчику его обязанностей”), ст. 163 (“Разъяснение эксперту его прав и
обязанностей”), ст. 169 (“Предупреждение свидетеля об ответственности за
отказ от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний”), ст. 333
(“Основания пересмотра”). Отметим также, что в единственной ст. 432
(Раздел V. Исполнительное производство) ГПК РСФСР используется выражение
“ложные сведения”, диссонирующее с другими, что, по-видимому,
обусловлено редакционной стилистикой этого раздела;

АПК РФ — ст. 44 (“Свидетель”), ст. 45 (“Эксперт”), ст. 46
(“Переводчик”), ст. 192 (“Основания пересмотра”).

1 См., например: Липпман М. Психология лжи. Харьков, 1926;

Курылев С. В. Объяснения сторон как доказательство в совет

ском гражданском процессе. С. 33, 77; Закатов А. А. Психоло

гические особенности тактики производства следственных дей

ствий с участием несовершеннолетних. Волгоград, 1979; Зай

цев И. М. Ложь в гражданском судопроизводстве // Советская

юстиция. 1989. № 11; Фокина М. А. Свидетельские показания в

системе средств доказывания в гражданском судопроизводстве:

Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. Саратов, 1991.

2 См.: Советская юстиция. 1970. № 15. С. 32.

168 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

пугивание, жалость, боязнь мести, нежелание огласки определенных
сведений, специфически-индивидуальное представление о шкале социальных и
нравственных ценностей, нежелание разрушить внутренний психологический
комфорт, контактировать с правосудием, ответная реакция на проявленную
бестактность, грубость со стороны судьи или иных лиц, фантазия, мотив
самоутверждения, внушаемость и другое. Довольно часто подобные ситуации
возникают при разбирательстве дел о расторжении брака, когда стороны, не
желая рассказать суду о действительных обстоятельствах дела и своих
отношениях, прибегают к стереотипным объяснениям и умолчанию. Даже при
наличии мотивации не всегда при этом виде лжи удается выделить
конкретные целевые’ установки, преследуемые субъектом;

в) пассивная ложь, исключающая преднамеренность и обусловленная, как
правило, заблуждением, поверхностным отношением к сообщаемым сведениям,
стремлением избавиться от свидетельских показаний, индивидуальными
особенностями психики (волнение и т. п.), недостатками рецепторных
механизмов и т. д. К непреднамеренным ложным показаниям более склонны
люди с эмоциональным типом восприятия и памяти, плохой памятью,
повышенной экспрессией. Криминалистической практике известны даже случаи
ложного опознания трупов близкими родственниками, когда сильные
отрицательные эмоции подавляли осмысленность восприятия. При получении и
оценке личных доказательств судом обязательно должны учитываться
возрастные, половые и иные особенности психики индивида, социальный
статус, специфические характеристики профессиональной деятельности,
коммуникативные особенности личности, возможные нарушения и обманы
памяти-(амнезия, контаминация, конфабуляция и др.), как и многие другие
факторы.

Ложь может проявляться в многообразных формах, связанных с сообщением
той или иной информации или отношением к таковой: 1) ее прямом искажении
(извращении); 2) полном или частичном отрицании; 3) полном или

§ 2. Выявление и устранение лжи при разбирательстве 169

частичном умолчании1; 4) разбавлении действительной информации вымыслом;
5) различных комбинациях названных элементов. Например, свидетель может
со скрупулезной точностью описать происшедшее событие, дать абсолютно
верные фактические показания о деталях и обстоятельствах дела, но при
этом соотнести это событие с другой “временной отметкой”. И показание
тем самым может быть полностью обесценено.

Вышеприведенные градации очевидно не несут четко выраженных границ. С
нашей точки зрения более правильным было бы вышеуказанное несоответствие
информации 1ВЫХ и 1ВХ разделить на собственно ложь и ошибки — вне
зависимости от источника или причин последних: потеря памяти, фантазия,
ошибки восприятия и пр.

При этом ложь подразделяется на: ложь первого рода — обман,
“инициативная ложь”, обусловленная доминирующим интересом, для которой
характерна увязка мотивов и цели поведения, преднамеренность, умысел с
целью скрыть, исказить, извратить действительные обстоятельства дела для
обеспечения этого интереса; ложь второго рода — когда, например,
скрываются определенные показания не в пользу близкого родственника,
когда показания вызваны жалостью, запугиванием, в других случаях, когда
мотив “произведен”, а цель не всегда детерминирована; ложные фантазии.
Следует признать, что, определяя ложь как намеренное (умышленное,
сознательное, заведомое) искажение действительности, при использовании
термина “заведомая ложь” мы либо попадаем в тавтологическую ловушку,
либо должны скорректировать понятие, принимая ложь как искажение
действительности вне зависимости от причин последнего2.

1 В литературе отрицание и умолчание связывается, как пра

вило, с пассивной формой лжи, а также запирательством —-

нежеланием давать объяснения даже при наличии уличающих

доказательств. Нам подобная терминологическая трактовка

представляется не вполне приемлемой.

2 См., в частности: Комментарий к Уголовному кодексу Россий

ской Федерации / Под ред. Ю. И. Скуратова, В. М. Лебедева.

М., 1997. Комментарии к ст. 129 (2), ст. 307 (3).

170 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

Законодатель, и полагаем правильно, предвидя практические сложности
подобного разделения, необходимость учета индивидуальных особенностей
каждого конкретного случая, как и сложности практического разделения лжи
и ошибок, пошел по пути терминологического усиления, используя термин
“заведомая ложь” и связывая именно с ней при определенных последствиях
возможности юридического принуждения, применения санкций, установления
ответственности, учитывая общественно опасный характер использования лжи
как препятствия к отправлению правосудия, фактора, де- , формирующего
предмет доказывания и противодействующего объективному рассмотрению дела
и вынесению справедливого, законного и обоснованного решения.

. “Заведомость” является квалифицирующим признаком преступления,
характеризующим его субъективную сторону, отграничивающим уголовно
наказуемые деяния от ненаказуемых (неосторожных) действий, таких, как не
соответствующие действительности показания, данные ввиду забывчивости,
заблуждения свидетеля или потерпевшего, неправильное заключение или
перевод некомпетентного эксперта или переводчика1.

Поскольку санкции действующих гражданских процессуальных норм в случае
установления факта заведомой лжи в процессе определяются в соответствии
с уголовным законодательством, нормы последнего и включают понятия,
связанные с категорией “ложь” (гл. 31 УК РФ). В частности, ч. 1 ст. 303
УК РФ предусматривает ответственность лица, участвующего в гражданском
де-

1 См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации.
Комментарий к ст. 307 (12).

Небезынтересна ретроспективная сторона этого вопроса. Делая отсылку к
материалам “Судебной практики Верховного Суда СССР” (М., 1948. Вып. III.
С. 21), С. В. Курылев пишет: “Лживые показания являются разновидностью
ложных, т. е. не соответствующих действительности показаний. Термин
“лживые” подчеркивает осведомленность лица о том, что оно дает ложные
показания” (см.: Курылев С. В. Объяснения сторон как доказательство в
советском гражданском процессе. С. 76). Как видим, термин законодателем
не воспринят.

§ 2. Выявление и устранение лжи при разбирательстве 171

ле, или его представителя за фальсификацию доказательств, под которой
понимается подделка либо фабрикация так называемых немых доказательств
(вещественных и письменных доказательств)1, а ст. 307 — за дачу заведомо
ложных показаний свидетелем, заключения — экспертом, а также за заведомо
неправильный перевод в суде2. Недопустимыми являются и действия,
связанные с использованием клеветы, в том числе в целях подрыва доверия
к участникам процесса и суду (судьям).

В общем случае перед судом стоит довольно сложная задача, точнее —
комплекс задач, реализация которых позволяет: а) тактически грамотно
выстроить схему получения и исследования личных доказательств с целью
максимального демпфирования, противодействия, предупреждения попыток
прибегнуть к лжи; б) диагностировать ложь в ходе досудебного и судебного
разбирательства; в) правильно оценить полученные доказательства с учетом
всех и особенностей каждого -из исследованных доказательств.

Следует признать, что в силу целого ряда причин, на которые указывалось
выше, далеко не всегда объектом специального внимания и исследования
суда ста-

1 См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федера

ции. Комментарий к ст. 303.

2 Показания являются ложными, если в них полностью либо

частично искажаются факты, важные для разрешения дела

по существу. Умолчание о таких фактах также необходимо

отнести к ложным показаниям.

Ложное заключение эксперта состоит в неправильном изложении фактов
(искажение фактов или умолчание о них), либо в неверной оценке фактов,
либо в неверных выводах. Неправильный перевод заключается в искажении
смысла устной либо письменной речи при переводе с одного языка на
другой. К неправильному переводу относят также умолчание при переводе о
существенных обстоятельствах дела. Ложные показания, данные свидетелем,
например, в беседе с судьей при подготовке гражданского дела к судебному
разбирательству, не составляют состава преступления, предусмотренного
ст. 307 УК (см.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации.
Комментарий к ст. 307).

172 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

новятся доказательства, прежде всего объяснения сторон и представляемые
ими документы, содержащие сведения, извращающие действительные
обстоятельства дела, а потому нередко искажающие характер фактических
правоотношений сторон. Как следствие — неправильная квалификация судом
юридически значимых обстоятельств дела. Не находит в ряде случаев
должного внимания и анализ правовой базы рассматриваемых правоотношений.

Характерными в этом отношении являются ошибки судов применительно к
практике рассмотрения дел, связанных с осуществлением правомочий
собственников в отношении автотранспортных средств, перемещенных через
таможенную границу РФ. В нижеприведенных примерах обращения граждан в
суд были вызваны отказом МРЭО ГАИ (ГИБДД) в регистрации приобретенных
гражданами в собственность и ввезенных через таможенную границу РФ
автомобилей иностранного производства1.

Гражданин Г. обратился в суд с жалобой на действия начальника
Базарно-Карабулакского РОВД Саратовской области в связи с отказом
поставить на постоянный учет приобретенный им в январе 1997 г. на
авторынке в г. Бресте автомобиль “Пежо-350”. Отказ в регистрации основан
на официальном сообщений о том, что по учетным данным ГАИ УВД Брестского
облисполкома техпаспорт АА-014902 и государственный номер 8210 IA на
автомобиль “Пежо-350”, приобретенный гражданином Г., не выдавались. На
территории Брестской области данный автомобиль не регистрировался.
Решением Базарно-Карабулакского районного суда от 12 июля 1997 г. жалоба
удовлетворена. Свой вывод суд мотивировал тем, что Г. как покупатель
выполнил свои обязательства по сделке, не нарушив закона, регулирующего
данную сделку. Продавец же, по существу, его обманул, вручив фик-

1 См.: Справка о практике рассмотрения судами области дел, связанных с
осуществлением правомочий собственников в отношении автотранспортных
средств, перемещенных через таможенную границу Российской Федерации
(1997 — I полугодие 1998 г.). Саратовский областной суд. 1999.

§ 2. Выявление и устранение лжи при разбирательстве 173

тивные документы. В возбуждении уголовного дела в отношении Г. отказано
за отсутствием состава преступления. Суд посчитал, что отказ в
регистрации автомобиля является незаконным и противоречит п. 5.1.3
Правил регистрации автотранспортных средств1. Суд сослался на то, что в
нарушение приказа № 58 МВД России от 17 февраля 1994 г. постановление об
отказе в возбуждении уголовного дела не содержит решения о регистрации
транспортного средства с внесением соответствующих изменений в
регистрационные документы.

Однако приведенные судом мотивы сами по себе не свидетельствуют о
незаконности действия МРЭО ГИБДД. Отказ в регистрации автомобиля основан
на положениях п. 1.17 Правил регистрации автотранспортных средств,
согласно которому не принимаются к регистрации транспортные средства,
ранее зарегистрированные в подразделениях ГИБДД и не снятые с учета по
месту регистрации. В связи с этим суду следовало дать оценку
правомерности действий МРЭО ГИБДД с учетом требований названного пункта
Правил, как и принять во внимание такое юридически значимое
обстоятельство, как фиктивность представленных для регистрации
документов.

Гражданин Т. обжаловал отказ МРЭО ГИБДД в регистрации автомашины
“Мерседес-Бенц”, приобретенной им 22 декабря 1996 г. в г. Минске в ПКП
“Автоимпорт”, в связи с сообщением органов ГАИ Республики Беларусь о
том, что автомашина на учете в республике не состояла и с учета не
снималась, техпаспорт на нее не выдавался. Решением Хвалынского
районного суда Саратовской области жалоба Т. удовлетворена. Суд сослался
на отсутствие вины заявителя в том, что автомашина

1 Правила регистрации автомототранспортных средств и прицепов к ним в
Государственной инспекции по безопасности дорожного движения утверждены
приказом МВД России от 26 ноября 1996 г. № 624. Государственная
регистрация автотранспортных средств на территории Российской Федерации
регулируется постановлением Правительства РФ от 12 августа 1994 г. № 938
в соответствии с Федеральным законом от 10 декабря 1995 г. № 196-ФЗ “О
безопасности дорожного движения”.

174 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

на учете в Республике Беларусь не состояла и техпаспорт на нее не
выдавался. Автомашина приобретена через официально зарегистрированное
торговое предприятие, в угоне и розыске не значится. Гр-н Т. является
добросовестным приобретателем и его требования законны и обоснованны.

. На те же обстоятельства при удовлетворении жалобы М. сослался и
Вольский городской суд в решении от 27 октября 1997 г. Однако в обоих
случаях судами не давалась оценка фактам отсутствия регистрации
автомобилей в органах ГАИ Республики Беларусь и представления для
регистрации технических паспортов, которые, как установлено, органами
ГАИ Республики Беларусь не выдавались.

В схожих случаях судами Октябрьского, Ленинского, Волжского, Заводского
районов г. Саратова не давалась оценка юридически значимым фактам
представления для регистрации технических паспортов и свидетельств о
регистрации автомобилей, изготовленных способом офсетной печати, не
применяемой в полиграфии, на копировально-множительной технике; фактам
представления справок-счетов и техпаспортов за номерами, по которым
ранее уже регистрировались другие автомобили другими владельцами; фактам
исправления идентификационных номеров и маркировки автомобиля.

В связи с этим нельзя не согласиться с мнением А. Т. Боннер о том, что в
случае заявления о подложности доказательства (ст. 188 проекта ГПК РФ,
ст. 177 действующего ГПК РСФСР. В Арбитражном процессуальном кодексе
аналогичная норма отсутствует) вне зависимости от того, может ли лицо,
представившее подложное доказательство (потенциально подложное
доказательство), “просить исключить” его из числа доказательств и
разрешить дело на основании иных доказательств или нет, суд не может
исключить (возвратить) доказательство обратно, лица, участвующие в деле,
будут, вне сомнения, ссылаться на соответствующий

§ 2. Выявление и устранение лжи при разбирательстве 175

источник, а суд обязан отразить результаты исследования такого
доказательства в своем решении1.

В то же время судами не обращалось внимание на то, что сделки с
гражданами оформлялись в магазинах комиссионной торговли, являющихся
стороной в заключенных договорах купли-продажи автомобилей, однако
вопрос о необходимости привлечения торговых организаций к участию в деле
не обсуждался.

При уточнении исковых требований судами не учитывалось, что выбор
способа защиты гражданином своего права зависит от того, что явилось
основанием для нарушения его прав, действий самих сторон договора, а
также от места приобретения автотранспортного средства и условий
договора. Так, если договор купли-продажи автомашины заключен между
продавцом (комиссионным магазином) и покупателем на территории России,
то при выявлении фактов изменения маркировки кузова автомобиля, подделки
регистрационных документов возможно предъявление иска об изменении или
расторжении договора купли-продажи в силу ст. 451 ГК РФ,
предусматривающей изменение или расторжение договора в связи с
существенным изменением обстоятельств. Покупатель также вправе требовать
признания сделки купли-продажи недействительной, как совершенной под
влиянием заблуждения (ст. 178 ГК) либо обмана (ст. 179 ГК).

1 См.: Боннер А. Т. Указ. соч. С. 262, 280. См. также: Треушни-ков М. К.
Судебные доказательства. 1999. С. 225—226. Вышеуказанная позиция, по
существу, согласу: гея и с п. 19 постановления Пленума Верховного Суда
РСФСР от 14 апреля 1988 г. № 3 “О применении норм ГПК РСФСР при
рассмотрении дел в суде первой инстанции”: если у суда либо у лиц,
участвующих в деле, возникнут сомнения в отношении достоверности
исследуемых доказательств, их необходимо разрешить путем сопоставления с
другими установленными или бесспорными фактами, проверки правильности
содержания и оформления документа, назначения в необходимых случаях
экспертизы и т.д. (см.: Сборник постановлений Пленума Верховного Суда
Российской Федерации. 1961—1996. М., 1997. С. 86).

176 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

При совершении сделок за пределами России, в том числе на территории
Республики Беларусь, граждане в соответствии с Конвенцией о правовой
помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам
между государствами — членами СНГ имеют право свободно и
беспрепятственно обращаться в суды договаривающихся сторон на тех же
условиях, что и граждане данной договаривающейся стороны. В соответствии
со ст. 115 ГПК Республики Беларусь иск к юридическому лицу предъявляется
по месту нахождения его органов. Закон, подлежащий применению судом при
разрешении спора о признании сделки недействительной, ее изменении или
расторжении, определяется с учетом гражданского законодательства
Республики Беларусь и Российской Федерации.

Арсенал современных возможностей для предупреждения и выявления лжи в
гражданском судопроизводстве достаточно обширен. В концептуальном плане
благоприятной основой для этого является конституционный принцип
осуществления правосудия на основе состязательности и равноправия
сторон, когда самим участникам процесса (сторонам), лучше других знающим
детали и обстоятельства дела, прежде всего предоставляются условия и
возможности для раскрытия (блокирования) лжи, обеспечения доказательств,
участия в их исследовании, своевременной реакции на доводы и действия
противоположной стороны.

В этом же русле работают судопроизводственные принципы гласности,
устности, непосредственности судебного разбирательства, поскольку ложь
предпочитает “тихую заводь”, анонимность, избегает конкретики детального
непосредственного разбирательства, очной ставки, оставления следов, будь
то следы преступления в уголовном деле или своевременная и четкая
фиксация показаний в протоколе судебного заседания, при записи на
звуконоситель (диктофонная запись) или перед объективами кинокамер, в
присутствии публики в зале заседания, при участии представителей
общественности и трудового коллектива.

§ 2. Выявление и устранение лжи при разбирательстве 177

В силу специфики арбитражного разбирательства дел, где большой удельный
вес имеют письменные доказательства, содержание которых может в судебном
заседании и не оглашаться, и допускается с согласия суда дача объяснений
стороной (ч. 1 ст. 70 АПК РФ), показаний свидетелем (ч. 2 ст. 69) в
письменной форме, Арбитражный процессуальный кодекс, в отличие от
Гражданского процессуального кодекса (ст. 146), не закрепляет в
нормативной форме сам принцип устности судебного разбирательства.

Не одинаково разрешают Гражданский процессуальный кодекс и Арбитражный
процессуальный кодекс и вопросы регламентации производства аудио- и
видеозаписи, а также кино- и фотосъемки во время судебного заседания, а
кроме того, допуска представителей общественности и трудовых коллективов
к участию в судебном разбирательстве. В обоих случаях речь может идти не
только о вопросах гласности, но и расширения возможностей использования
доказательственной базы: объективная и целостная фиксация хода судебного
заседания, привлечение дополнительных доводов и аргументов в интересах
той или иной стороны, общественных или государственных интересов. В
контексте рассматриваемой проблематики представляются слабо
аргументированными предложения, связывающие участие представителей
трудовых коллективов и общественности (общественных организаций) в
судебном процессе с архаизмом, рудиментами тоталитарной системы,
несовместимостью с существованием новых форм собственности и т. п., а
потому приветствующие “очищение” процессуального законодательства от
подобных норм1.

1 Заметим, что, например, судебному праву Англии известен такой институт
общественной защиты (или помощи), как “McKenzie friend”, существование
которого подтверждено в 1970 г. решением Апелляционного суда по делу
McKenzie v. McKenzie (см.: Романов А. К. Правовая система Англии. М.,
2000. С. 309). Подобный “общественный помощник” может делать записи,
подсказывать, давать советы, но лишен права задавать вопросы, заявлять
ходатайства, выступать в прениях сторон и пр., т. е. прав барристеров и
солиситоров.

178 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

Действующий Гражданский процессуальный кодекс вопросы производства
записей и съемок в заседании обходит молчанием, но при этом
регламентирует участие общественности в судебном разбирательстве (ст.
147). В соответствии с ч. 6 ст. 10 нового проекта Гражданского
процессуального кодекса лица, участвующие в деле, и граждане,
присутствующие в судебном заседании, имеют право письменно фиксировать
ход судебного разбирательства. Это же фиксирование с помощью средств
звукозаписи, а также фотосъемка, видеозапись, прямая радио- и
телетрансляция судебного заседания допускаются с разрешения суда.

Согласно ч. 3 ст. 115 АПК РФ присутствующие в зале заседания имеют право
делать письменные заметки, вести стенограмму и звукозапись. Кино- и
фотосъемка, видеозапись, а также трансляция судебного заседания по радио
и телевидению допускаются с разрешения суда, рассматривающего дело.

Как видим, свободная звукозапись во втором случае разрешена, в первом —
запрещена. Более того, ч. 4 ст. 160 проекта ГПК накладывает
дополнительные ограничения в этой части: названные и иные подобные
действия производятся только с (в) указанных судом мест(ах) и могут быть
ограничены судом во времени. Убедительно логичных оснований к подобному
различению и, конкретно, ограничению не видится, естественно при условии
обеспечения нормального порядка и хода судебного заседания.

О том, насколько важным является требование своевременной, четкой и
адекватной фиксации хода судебного разбирательства и удостоверения
соответствующих процессуальных заявлений и действий сторонами и судом,
свидетельствует судебная практика. К сожалению, нередко протоколы
судебных заседании и совершения

Важно и то, что отечественное отраслевое законодательство материальных
отраслей права включает в необходимых случаях процессуальные нормы,
прямо регламентирующие участие представителей трудового коллектива в
разбирательстве дела, например в делах о несостоятельности (банкротстве)
предприятий.

§ 2. Выявление и устранение лжи при разбирательстве 179

отдельных процессуальных действий составляются наспех, неряшливо, с
разного рода неточностями и ошибками. Имеет место и прямая дезавуация
сторонами своих показаний, вплоть до полного непризнания занесенных в
протокол процессуально значимых действий, что становится возможным при
явных упущениях, а то и злоупотреблениях в судопроизводственной
деятельности.

Наоборот, четкое и полное отражение в протоколе судебного заседания
объяснений и показаний сторон, третьих лиц, свидетелей, других
участников процесса закрепляет необходимый доказательственный материал,
важный для квалифицированного разоблачения лжи. Гр-ка К. обратилась в
суд с заявлением о выдаче судебного приказа о взыскании с К. алиментов
на содержание несовершеннолетнего сына в размере 1/4 всех видов
заработка. Судебным приказом Татищевского районного суда от 23 апреля
1998 г. это заявление было удовлетворено. Однако впоследствии выяснилось
(вопреки зафиксированным показаниям), что как заявитель гр-ка К., так и
должник К. скрыли от суда наличие судебного решения от 1 февраля 1993
г., по которому ответчик выплачивает алименты в пользу третьего лица —
гр-ки Ф. на содержание несовершеннолетнего ребенка, чем были ущемлены
права последних1.

Отклоняя иск истицы К. к ЖСК “Москворечье-3” о признании ее
преимущественного права на вступление в ЖСК, Дорогомиловский
межмуниципальный суд г. Москвы исследовал многочисленные свидетельские
показания со стороны истицы, которые должны были подтвердить факт
постоянного проживания истицы К. в спорной квартире, а также показания
свидетелей со стороны ответчика — ЖСК и письменные доказательства,
включая документы, удостоверенные самой истицей. При этом установлено,
что истица К. на спорной площади никогда не проживала, а свидетели с ее
стороны фактически лжесвидетельствовали2.

1 См.: Материалы судебной практики (1998 — I полугодие

1999 г.). Саратовский областной суд. 1999.

2 См.: Архив Дорогомиловского ме5кмуниципального суда

г. Москвы. Дело № 2—91/99 г.

180 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

Однако ни в первом, ни во втором случае при фактическом выявлении
лжесвидетельства соответствующие субъекты не понесли какой-либо
ответственности: в одном случае по причине отсутствия нормы,
предусматривающей таковую (ответственность) в отношении сторон (третьих
лиц), в другом — в силу нереализации судом превентивной функции
(инициирование возбуждения уголовного дела).

Необходимым инструментом своевременного и правильного реагирования на
утверждения и признания сторон, объяснения участников процесса является
знание судьей вопросов общей, судебной, юридической психологии, общих
методов и конкретных способов и приемов психического (психологического)
воздействия на участников процесса. Принято считать, что тщательное
наблюдение за субъектом процесса: контроль его внешнего вида, поведения,
реакции на передаваемую информацию, анализ речевых особенностей, таких,
например, как связность, наличие повторений, отрывистость, неожиданные
спазмы, изменения скорости и ритма речи, утрата пауз, разрыв слов,
форсирование звука, быстрое или поверхностное дыхание, прерывание других
участников процесса, позволяет выявить симптомы напряжения1, дает
возможность почувствовать опытному судье фальшь, недосказанность,
сомнения2.

В то же время в литературе обоснованно отмечается, что универсальных
методов психодиагностики лжи не существует3. И вышеуказанные
психосоматические реакции и речевые признаки, включая лексические
особенности речи, не являются надежными индикаторами лжи. Поэтому тем
более важна комплексная диагностика лжи, включающая собственно
процессуальные способы и приемы, методы правомерного психологического
воздействия и возможность применения инструментальных

1 См., например: Шебутани Т. Указ. соч. С. 134.

2 На это указывали, в частности, такие адвокаты, как А. Кони,

П. Сергеич (Пороховщиков), Ф. Плевако.

3 См.: Еникеев М. И. Юридическая психология. С. 238.

§ 2. Выявление и устранение лжи при разбирательстве 181

методов такого диагностирования с соответствующей оценкой его
результатов1.

Объективную основу для этого дает современный научный подход, согласно
которому в сознании лжеца конкурируют два очага возбуждения: сфера
чувственно-бедных ложных конструкций и тормозимый субъектом, но
непроизвольно функционирующий интенсивный очаг образных представлений
подлинных событий и фактов. Процесс лжи связан со “сшибкой” тормозных и
возбудительных процессов, психологическим раздвоением личности,
необходимостью формирования в сознании лгущего системы охранительных
барьеров, которые при тщательном многостороннем анализе, как правило,
обнаруживают свою уязвимость2. Ложь не существует изолированно, сама по
себе. Одно ложное утверждение с неизбежностью вызывает другое, и цепочка
таких утверждений рано или поздно рвется в слабом звене.

В целях детекции лжи, как известно, в рамках специальных гражданских
процедур в США достаточно широко используются полиграфы (лайдетекторы).
Система психосоматических реакций (аритмия дыхания, частота пульса,
изменения давления крови, электропроводности кожи и др.) и их
комплексная инструментальная оценка позволяют специалистам делать
статистически достоверные выводы о сокрытии лицом каких-то
обстоятельств. В ряде случаев даже сама демонстрация возможностей
полиграфа, а у лучших зарубежных и отечественных

1 О последнем см.: Гуляев П. И., Быховский И. Е. Исследование

эмоционального состояния человека в процессе производства

следственного действия // Криминалистика и судебная экс

пертиза. Киев, 1972. Вып. 9; Злобин Г. А., Яни С. А. Проблема

полиграфа // Труды ВНИИСЭ. 1976. № 6; Яни С. А. Правовые

и психологические вопросы применения полиграфа // Труды

ВНИИСЭ. 1977. № 8.

2 На это указывают, в частности, работы И. П. Павлова, Га

рольда Г. Вольфа, Л. Лови и других ученых. X. Линдеманн от

мечает наличие определенной связи между прошлым, настоя

щим и будущим, проявляющейся в тождестве реактивности

поведения людей (см.: Линдеманн X. Аутогенная тренировка.

М., 1980. С. 80—81).

182 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

аппаратов показатель “объективности оценки” достигает максимальной
оценки, может явиться хорошим стимулом к даче правдивых показаний.

В отечественной судебной (не следственной) практике, тем более в
гражданском судопроизводстве, применение полиграфов не находит
отражения, как видится, в силу следующих причин (мы не говорим здесь о
факторах финансовой природы): 1) недостаточный научно-технический
уровень разработок и имеющейся материально-технической базы; 2)
отсутствие законодательного допущения возможности использования
соответствующих технических средств; 3) отсутствие
нормативно-процессуальной регламентации использования полиграфов в
судопроизводственных целях; 4) определенная инерционность мышления
законодателя и необходимость преодоления концептуальных установок,
связанных с традиционно господствовавшими в прошлом представлениями,
исключающими использование вероятностных методов в доказательственной
деятельности; 5) традиция, в настоящее время исчезающая, связывающая
инструментальные методы (криминалистического исследования и анализа) по
преимуществу со сферой уголовного следствия и судопроизводства; 6)
недостаточность представлений судейского и адвокатского корпуса о
возможностях криминалистической идентификации и диагностики, а также
судебных экспертиз1.

Однако возможности научно-технического прогресса, наработанный
исследовательский потенциал в этой области позволяют в настоящее время
ставить вопрос о целесообразности и правомерности использования
инструментальных методов в диагностике лжи в судопроизводстве. Тем
более, что в определенном (и емком) аспекте методология соответствующих
оценок является методологией экспертного исследования.

По мнению Е. Р. Российской, нет никаких препятствий для значительно
более активного распространения

1 См.: Российская Е. Р. Использование специальных познаний в гражданском
и арбитражном процессе. М., 2000.

§ 2. Выявление и устранение лжи при разбирательстве 183

криминалистических закономерностей собирания, исследования, оценки и
использования доказательств, включая криминалистические рекомендации по
получению и проверке вербальной информации, на гражданский,
административный и арбитражный процесс1. На это же указывает Т. В.
Жукова, подчеркивая, что знания, полученные в результате
криминалистического поиска и исследования источников в гражданском и
арбитражном процессах, обеспечивают получение доказательственной
информации и служат одним из оснований вынесения судебного решения2.

В арбитражном процессе, как и в гражданском, экспертиза назначается для
разъяснения вопросов, требующих специальных познаний (ст. 74 ГПК РСФСР,
ст. 66 АПК РФ). Причем, в отличие от Гражданского процессуального
кодекса, Арбитражный процессуальный кодекс нечуказывает, и полагаем
правильно, что разъясняемые вопросы должны относиться к сферам науки,
искусства, техники или ремесла (то же положение воспроизводится и в ст.
80 проекта ГПК). Подобная “детализация”, ставшая привычной, лишь создает
видимость конкретики, неся отпечаток устаревающей, если не сказать
архаичной, терминологии (ремесло) и условности градации сфер
жизнедеятельности, в которой существуют производство и технологии,
медицина, торговля, транспорт, строительство, культура, финансы, спорт,
менеджмент и пр. Например, достаточно условно рассмотрение в названных
нормативных рамках товароведческой или строительно-экологической
экспертизы.

Закон не раскрывает и понятие “специальные познания”, которое в научной
литературе рассматривается достаточно широко и обстоятельно, не находя
тем не менее дефинитивной формы выражения. Критикуя в этой части
определение М. К. Треушникова, которое, по су-

1 См.: Российская Е. Р. Судебные экспертизы в уголовном,

гражданском и арбитражном процессе. М., 1996.

2 См.: Жукова Т. В. О применении криминалистического иссле

дования документов в гражданском и арбитражном процессах.

М., 2000.

184 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

ществу, таковым и не является1, Т. В. Сахнова, пытаясь определить
специальное познание через “свойства и отношения”, выделяет три критерия
использования специальных знаний в судопроизводственной деятельности2,
за которыми при ближайшем рассмотрении оказываются формальные посылки,
но отнюдь не признаки самих специальных знаний. Неправомерно в общем
случае и утверждение, кстати, расходящееся и с вышеуказанной нормативной
детализацией, о том, что специальные знания — это “всегда научные”
знания неправового характера, сопровождаемые адекватными (признанными)
прикладными методиками, используемые для достижения определенных
юридических целей3.

С позиции анализа и разрешения коллизии “ложность — истинность” факта
целью экспертизы может быть:

устранение неопределенности в установлении тех или иных обстоятельств
(например, установление действительной стоимости ювелирного изделия при
разделе наследственного имущества);

устранение сомнений в истинности того или иного факта (подлинная ли
подпись на документе или нет; оценка дееспособности завещателя в момент
составления завещания);

устранение противоречий в доказательствах (доводах сторон), когда,
например, один и тот же факт интерпретируется сторонами по-разному:
ответчик полагает, что возведение многоэтажного здания не привело к
нарушению экологии и созданию зоны дискомфортности для жителей
близлежащих домов, а истец утверждает обратное. Вопрос может быть
прояснен экологической экспертизой;

1 М. К. Треушников лишь отмечает, что специальные познания

в гражданском (арбитражном) процессе находятся за предела

ми правовых знаний, общеизвестных обобщений, вытекающих

из опыта людей (см.: Треушников М. К. Судебные доказатель

ства. 1997. G. 269).

2 См.: Сахнова Т. В. Судебная экспертиза. С. 6—8.

3 Там же. С. 8.

§ 2. Выявление и устранение лжи при разбирательстве 185

выявление (разоблачение) лжи в связи с прямым утверждением стороны об
этом (по делу об установлении отцовства истица настаивает на проведении
специальной геномной экспертизы вопреки отрицанию ответчиком факта
своего отцовства).

Однако ни в одном из названных вариантов экспертиза не выступает в роли
внешнего фактора, констатирующего факт, имеющий силу преюдиции.
Показателен в этом отношении пример с Указом Президента РФ от 22 декабря
1993 г. “Об аудиторской деятельности в Российской Федерации”, которым
утверждены Временные правила аудиторской деятельности в Российской
Федерации, где (п. 17) заключение по результатам аудиторской проверки,
проведенной по поручению государственных органов, приравнивается к
заключению экспертизы, назначенной в соответствии с процессуальным
законодательством (судебная экспертиза), что вызвало неоднозначную, по
преимуществу негативную, оценку среди ученых-процессуалистов1.
Практическая проблема в сложности разделения различных сторон собственно
аудита, ревизии финансовой (финансово-хозяйственной) деятельности и
бухгалтерской экспертизы, как и процессуальных аспектов их реализации.

Представляется, что вышеприведенная норма Временных правил не есть
“исключение из правил” и в силу вышеуказанных причин являет своеобразный
паллиатив к действующему процессуальному законодательству, не
препятствуя возможности экспертной проверки, в том числе конкретного
пункта заключения аудиторской проверки, по поручению суда.

В современных условиях представляется возможным и целесообразным
факультативное (с целью наработки опытного материала) использование
полиграфов в гражданском судопроизводстве для решения отдельных
(локальных) задач:

1 См.: Сахнова Т. В. Судебная экспертиза. С. 80—85; Российская Е. Р.
Использование специальных познаний в гражданском и арбитражном процессе.

186 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

в особо сложных случаях при высоком уровне

финансовых и иных затрат (рисков) и конфронтационных

позициях сторон в деле (как дополнение к возможным

психологическим, психиатрическим, психолого-психиат

рическим экспертизам, например, когда одна из сторон

в связи с изменением содержания завещания утвержда

ет о неправомерном психологическом воздействии дру

гой стороны на умершего завещателя), в коллизионных

случаях одновременного признания факта и его отрица

ния (например, третье лицо признает факт, а сторона,

инициировавшая вступление этого третьего лица в де

ло, факт отрицает;, сторона признает факт, затем начи

нает оспаривать его);

в случаях, прямо обусловленных заявлением сто

роны о ложности свидетельских показаний, в делах о

защите чести, достоинства и деловой репутации гражда

нина; •

в случаях добровольного согласия сторон (свиде

телей) на прохождение тестирования на полиграфе;

при наличии у суда серьезных сомнений в истин

ности сообщаемых стороной (свидетелем) фактов, когда

нет возможности перепроверить их из других источников.

Результаты подобного тестирования, предоставляемые по поручению суда
экспертным учреждением, по существу, в нынешних условиях ничто не мешает
рассматривать суду в рамках пояснений специалиста. Подобное тестирование
может рассматриваться и как обладающий специфическими характеристиками
способ проверки истинности (ложности) утверждения в ходе судебного
эксперимента и материальной реконструкции, моделирования, в том числе
компьютерного моделирования, когда наиболее удобно воспроизведение
различных вариантов протекания исследуемых процессов (функций) в
зависимости от заданных аргументов (переменных), их величины и диапазона
изменения. Целью проведения и первого, и второго является проверка
возможностей восприятия определенных фактов, совершения конкретных
действий, наступления того или иного события и пр.

§ 2. Выявление и устранение лжи при разбирательстве 187

Следует заметить, что в настоящее время криминалистика располагает и
достаточно разработанным научным арсеналом подтвержденных практикой
объективных свидетельств, позволяющих оценивать уровни субъективных
ошибок, допускаемых теми или иными лицами с учетом индивидуального
коэффициента восприятия при оценке различных физических факторов:
расстояние, скорость, местоположение, громкость звука и его направление,
различение и запоминание цвета предметов, номеров и т. п., фиксация
временных промежутков и др.

Одновременно “политестирование” со специфической стороны ставит вопрос о
системе средств доказывания в гражданском судопроизводстве, апеллируя
скорее к ее гибкости, нежели к жесткой процессуальной конструкции, не
позволяющей суду принимать доказательства, полученные внепроцессуальными
способами1, и нередко обнажающей сложность и неоднозначность коллизии
“законность — справедливость”.

Способы борьбы с ложью в процессе включают и такие ее аспекты, как учет
и использование психологических закономерностей в тактике допроса
(опроса сторон), использование косвенных приемов допроса, оказание
мнемонической помощи тому или иному участнику процесса, правомерное
психическое воздействие на личность допрашиваемого (особенно в случаях
явного или скрытого противодействия)2. В соответствующем контек-

1 В законодательстве США существует понятие “провокации,

допускаемые в целях раскрытия преступления” (уличение в

даче взятки и т. п.).

Показательно, что многочисленные публикации в отечественных СМИ и
комментарии, в том числе профессионалов-юристов, как правило, избегают
обсуждения вопросов, связанных с оценкой правомерности/ неправомерности
использования “несанкционированных” аудио- и видеозаписей. Совершенно
иную разновидность “несанкционированных” доказательств представляет
ловля карманного вора на рыболовный крючок (случаи, имевшие место в
следственно-криминалистической практике).

2 См.: Кортес И. Тактика и психологические основы допроса на

предварительном следствии / Под ред. А. И. Винберга. М., 1965;

188 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

сте должны прочитываться такие процессуальные механизмы, как
установление порядка исследования доказательств (ст. 167 ГПК РСФСР; ч. 2
ст. 115, ст. 118 АПК РФ), допроса свидетелей (ст. 168, 170, 171 ГПК
РСФСР; ст. 117 АПК РФ), в том числе несовершеннолетнего свидетеля (ст.
173 ГПК РСФСР), регламентация окончания рассмотрения дела по существу
(ст. 184 ГПК РСФСР), судебных прений (ст. 185 ГПК РСФСР) и др.

Обращает внимание, что действующий Арбитражный процессуальный кодекс, в
отличие от Гражданского процессуального кодекса, не содержит судебных
прений, протокол судебного заседания ведется судьей (одним из судей), а
после исследования всех доказательств при отсутствии у лиц, участвующих
в деле, дополнительных материалов по делу и соответствующих заявлений об
этом (ст. 122 АПК РФ) суд удаляется для принятия решения.

Гражданский процессуальный кодекс (ст. 173) учитывает, что присутствие в
зале судебного заседания того или иного лица, участвующего в деле, при
исследовании судебных доказательств может оказать неблагоприятное
влияние на достоверность показаний несовершеннолетнего свидетеля, а
потому в исключительных случаях в целях раскрытия истины предусматривает
недопущение присутствия стороны при допросе такого свидетеля,
естественно с сохранением права стороны затем ознакомиться с
соответствующими показаниями и задать соответствующие вопросы. Нами
разделяется необходимость распространения ранее высказанной по этому
вопросу позиции С. В. Курылева1 не только применитель-

Соловъев А. Б., Воробьев В. П. О тактике судебного допроса // Вопросы
борьбы с преступностью. М., 1972. Вып. 16; Ароцкер Л. Е. Тактика и этика
судебного допроса. М., 1982; Тихиня В. Г. Теоретические проблемы
применения данных криминалистики в гражданском судопроизводстве. Минск,
1983; Бернэм У., Решетникова И. В., Прошляков А. Д. Указ. соч. С. 35 и
след.; Еникеев М. И., Черных Э. А. Указ. соч.

1 См.: Курылев С. В. Объяснения сторон как доказательство в советском
гражданском процессе. 1956. С. 73.

§ 2. Выявление и устранение лжи при разбирательстве 189

но к показаниям несовершеннолетнего свидетеля, но и любых свидетелей (по
усмотрению суда и именно в исключительных случаях, как это
устанавливается ст. 173 ГПК РСФСР).

Сравнительная оценка действующих норм Гражданского процессуального
кодекса и Арбитражного процессуального кодекса, связанных с получением и
исследованием личных доказательств, свидетельствует о большей
проработанности первого в плане более четкой процессуальной
регламентации действий суда и других участников процесса. Особенно важна
детализация для выявления (блокирования возможности) лжи, что бывает
связано с необходимостью дополнительного (повторного) допроса свидетеля,
уточнения показаний сторон (третьих лиц), целесообразностью
использования в зависимости от конкретных обстоятельств перекрестного
или шахматного допроса и т. д.

Ложь, как правило, накапливается и выявляется в конкретных деталях. К
сожалению, во многих случаях суды, перегруженные потоком дел, оставляют
без необходимого внимания (это касается и фиксации, обнаруживающей явную
дефектность порядка ведения протокола в арбитражном процессе, и
исследования) различного рода несоответствия и противоречия в
доказательствах.

Так, тгри рассмотрении в Арбитражном суде Ростовской области дела по
иску предприятия “Ростовские городские электрические сети” к дочернему
предприятию “Сфера” государственного предприятия “Ростовский завод
“Прибор” и муниципальному учреждению с функциями заказчика в сфере
жилищно-коммунального хозяйства Первомайского района г. Ростова-на-Дону
о взыскании 522 733 руб. 87 коп. задолженности за электроэнергию лица,
участвующие в деле, приводили противоречащие друг другу доказательства.
В деле имеется извещение от 4 мая 1997 г. о передаче заводом “Прибор” на
баланс РМУ ЖКХ “Первомайский” жилой и нежилой площади, объектов
благоустройства на определенные

190 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

суммы, могущее являться одним из доказательств передачи сетей
муниципальному учреждению.

Одновременно представлен акт приемки-передачи жилищно-коммунального
хозяйства завода “Прибор” в ведение МПП ЖКХ от 3 октября 1995 г.,
составленный с участием администрации г. Ростова-на-Дону и утвержденный
комитетом по управлению имуществом города. Этот . акт также может
служить подтверждением передачи энергетических сетей.

Позднее дат составления извещения и акта датированы акты органов
исполнительной власти (в частности, постановление мэра г.
Ростова-на-Дону от 29 мая 1998 г. № 983), касающиеся передачи жилого
фонда завода “Прибор” в муниципальную собственность. Это постановление
противоречит названным выше документам.

Указанным доказательствам, имеющим значение для установления обязанного
возместить задолженность за электроэнергию ответчика, не дано оценки ни
в решении суда первой инстанции, ни в постановлении суда апелляционной
инстанции. Дело по иску о взыскании задолженности за электроэнергию
направлено на новое рассмотрение в связи с неполным исследованием
арбитражным судом обстоятельств дела1.

Неотъемлемой составной частью правового нормативного регулирования
является установление санкций за противоправное поведение участника
правоотношений. Ложь (эквивалентные ей действия) является фактором,
объективно подрывающим правовую стабильность, не отвечающим принципам
разумности и справедливости, посягающим на принципы морали и
нравственные устои общества. Гражданское законодательство содержит
немало норм, позволяющих говорить о присутствии механизмов
ответственности в случае злоупотребления правом в ложных целях.

Так, в соответствии со ст. 27 СК РФ в случае заключения фиктивного
брака, т. е. если супруги или один из

1 См.: Постановление Президиума ВАС РФ от 18 июля 2000 г. № 2002/00 //
Вестник ВАС РФ. 2000. № И.

§ 2. Выявление и устранение лжи при разбирательстве 191

них зарегистрировали брак без намерения создать семью, брак признается
недействительным. В соответствии со ст. 169 ГК РФ сделка, совершенная с
целью, заведомо противной основам правопорядка и нравственности,
ничтожна. Сделка, совершенная под влиянием обмана или злонамеренного
соглашения представителя одной стороны с другой стороной, может быть в
соответствии со ст. 179 ГК РФ признана судом недействительной.

Статьей 152 ГК РФ предусмотрено право гражданина требовать по суду
опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию
сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они
соответствуют действительности1. А ст. 151 ГК РФ учитывает и возможность
денежной компенсации по решению суда причиненного гражданину морального
вреда (физических или нравственных страданий).

Статья 254 КЗоТ РФ в качестве дополнительных оснований для досрочного
прекращения трудового договора с работником, непосредственно
обслуживающим денежные или товарные ценности (п. 2) или выполняющим
воспитательные функции (п. 3), называет совершение действий, если
таковые соответственно дают основания для утраты доверия со стороны
администрации или свидетельствуют о совершении аморального поступка, не

1 Порочащими честь являются такие не соответствующие действительности
сведения, содержащие утверждения о нарушении гражданином или юридическим
лицом действующего законодательства или моральных принципов (о
совершении нечестного поступка, неправильном поведении в трудовом
коллективе, быту и другие сведения, порочащие
производственно-хозяйственную и общественную деятельность, деловую
репутацию и т. п.), которые умаляют честь и достоинство гражданина либо
деловую репутацию гражданина или юридического лица (см.: п. 2
постановления Пленума Верховного Суда РФ от 18 августа 1992 г. № 11 “О
некоторых вопросах, возникающих при рассмотрении судами дел о защите
чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и
юридических лиц”) (Сборник постановлений Пленума Верховного Суда
Российской Федерации. 1961—1996. С. 117).

192 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

совместимого с продолжением данной работы. Аналогичные основания для
расторжения трудового договора по инициативе работодателя предусмотрены
п. 8 и 9 ст. 76 проекта Трудового кодекса РФ, внесенного на рассмотрение
Федерального Собрания Правительством РФ1.

Едва ли подлежит сомнению, что квалифицированное установление лжи, при
котором последняя может быть доказательно подтверждена в судебном
разбирательстве, входит в круг вышеуказанных факторов. Так же
несовместима ложь с нормативными требованиями, регламентирующими
прохождение государственной службы, в ряде других случаев2. Вместе с тем
применительно к детерминации лжи следует признать, что судебная практика
нередко идет по пути наименьшего сопротивления, особенно на фоне
серьезных деформаций в интерпретации социально-нравственных ценностей и
массовых злоупотреблений в различных сферах жизнедеятельности
сегодняшней России.

В отношении ничтожной сделки, как правило, не требуется вынесения судом
решения о признании ее недействительной. Она недействительна в силу
прямого указания закона, и поэтому суд правомочен в отношении такой
сделки вынести решение о ее недействительности вне зависимости от того,
было ли заявлено соответствующее требование заинтересованным лицом или
нет. Данным правом суды Саратовской области не пользуются3.

Например, Октябрьским районным судом г. Саратова рассмотрено дело по
иску Л-ных к Н. и ПТК “Эдем”,

1 Российская газета. 1999. 28 апр.

2 См., например: федеральные законы “О прокуратуре Россий

ской Федерации” // СЗ РФ. № 7. Ст. 878; “О статусе судей в

Российской Федерации” // СЗ РФ. 1995. № 26. Ст. 2399; Кодекс

чести судьи Российской Федерации // Советская юстиция. 1993.

№ 23. С. 31.

3 См.: Рассмотрение споров о признании сделок недействи

тельными // Материалы обобщения судебной практики (1996 —

I полугодие 1999 гг.). Саратовский областной суд. 1999.

§ 2. Выявление и устранение лжи при разбирательстве 193

в котором Л-ны просили признать недействительным договор купли-продажи
квартиры на том основании, что при заключении договора они действовали
под влиянием заблуждения. В ходе судебного разбирательства установлено,
что Л-ной был получен кредит в НТК “Эдем”, в целях обеспечения возврата
которого был заключен договор купли-продажи квартиры. Кредитор устно
пообещал, что в случае возврата кредита будет произведена обратная
продажа квартиры Л-ной.

Районным судом в иске отказано. Судебной коллегией по гражданским делам
Саратовского областного суда указанное решение было отменено и дело
направлено на новое рассмотрение в суд первой инстанции. При новом
рассмотрении дела иск удовлетворен1. Между тем из материалов дела
усматривается, что фактически договором купли-продажи квартиры была
прикрыта другая сделка — залог квартиры (притворная сделка).
Следовательно, к данным отношениям должны были применяться нормы закона
о залоге имущества. Поскольку в соответствии со ст. 339 ГК РФ договор о
залоге недвижимого имущества должен быть нотариально удостоверен и
зарегистрирован в порядке, установленном для регистрации сделок с
недвижимостью, а рассматриваемый договор составлен с нарушением этих
требований, то такая сделка является ничтожной. Суд, установив это
обстоятельство, имел право применить по собственной инициативе
последствия недействительности этой сделки, но не сделал этого.

Необходимо четко разграничивать такие основания недействительности
сделок, как заблуждение, возникшее по вине ответчика (п. 2 ст. 178 ГК
РФ), и обман (ст. 179 ГК РФ), поскольку от этого зависит применение тех
или иных последствий недействительности сделки. При заблуждении
применяется двусторонняя реституция, при обмане — односторонняя
реституция.

1 См.: Рассмотрение споров о признании сделок недействительными //
Материалы обобщения судебной практики (1996 — I полугодие 1999 гг.).
Саратовский областной суд. 1999.

194 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

Обман — это действие, совершенное с прямым умыслом, намеренное сообщение
потерпевшей стороне ложных сведений о сделке или намеренное несообщение
каких-либо сведений, влияющих на формирование воли лица к совершению
сделки1. При этом обман может относиться как к элементам самой сделки,
так и к обстоятельствам, находящимся за ее пределами, в том числе к
мотивам. Заблуждение же, возникшее по вине ответчика, это действие,
совершенное по неосторожности. При наличии умысла подобное действие
следует квалифицировать как обман.

При вынесении решения о признании сделки недействительной судам в
резолютивной части решения необходимо указывать последствия
недействительности сделки, не ограничиваясь, как это нередко имеет
место, лишь фразой о приведении сторон в первоначальное положение, и
четко определять, какие действия обязана совершить каждая из сторон
сделки.

С позиций развившихся представлений о праве каждого гражданина, каждого
субъекта права на объективный, беспристрастный и справедливый суд
представляется назревшим концептуальновидоизмененное решение вопроса об
ответственности за дачу (заведомо) ложных объяснений (показаний) в
гражданском процессуальном законодательстве2. Российская правовая
доктрина, в

1 Обман выступает, по существу, в качестве частной формы

лжи. По этой причине нельзя признать удачным “юридичес

кое определение” обмана как преднамеренного действия, со

вершаемого для того, чтобы ввести в заблуждение других

людей посредством лжи, утайки, умолчания, сознательного

сокрытия чего-либо (см.: Сабатов Р. Обман и его значение для

квалификации некоторых преступлений // Социалистическая

законность. 1975. № 12. С. 45).

2 Такая постановка вопроса теснейшим образом увязана с про

блематикой понятия “вины” в праве и юридической доктрине.

Обоснованно, на наш взгляд, М. И. Еникеев приходит к выво

ду, что существующее определение вины (см., например:

Юридический энциклопедический словарь. М., 1984. С. 39; Сах

нова Т. В. Судебная экспертиза. С. 310) требует кардинального

пересмотра (см.: Еникеев М. И. Психолого-юридическая сущ

ность вины и вменяемости // Советское государство и право.

1989. № 12; Еникеев М. И. Юридическая психология. С. 117).

§ 2. Выявление и устранение лжи при разбирательстве 195

противоположность законодательному регулированию в ряде стран общего
права и континентальной Европы, где нередко показания сторон трактуются
в рамках показаний свидетелей, исходит, по существу из молчаливого
признания права сторон на ложные сообщения о фактических обстоятельствах
дела1. Объективно это подтверждается отсутствием процессуальных санкций
в гражданском и арбитражном законодательстве за дачу заведомо ложных
показаний сторонами (третьими лицами)2.

Своеобразно и уголовно-нормативное регулирование вопроса об освобождении
от уголовной ответственности за заведомо ложные свидетельские показания,
заключение эксперта или неправильный перевод3. В связи с последним
абсолютно обоснованна по форме и по существу критика А. Лобановой
примечания к ст. 307 УК РФ, поскольку последнее не учитывает: а)
возможной ложности самого заявления о даче ложных показаний; б) степени
нанесения вреда другим физическим и юридическим лицам; в) необходимости
заглаживания подобного вреда и исполнения обязанности дать правдивые
показания; г) конкретной связи заявления о ложности ра-

1 См.: Курылев С. В. Объяснения сторон как доказательство в

советском гражданском процессе. 1956. С. 144.

Заметим, что автор говорит об этом в контексте анализа проблематики
признания иска, отмечая, что в условиях советского гражданского процесса
бессмысленно говорить о праве сторон на ложь.

2 Сторона не несет никакой (выделено нами. — А. К.) ответ

ственности за дачу ложных показаний, ибо у сторон нет юри

дической обязанности говорить суду правду (см.: Гражданский

процесс / Под ред.-С. Н. Абрамова. С. 92—-93).

3 В соответствии с примечанием к ст. 307 УК РФ “свидетель,

потерпевший, эксперт или переводчик освобождаются от уго

ловной ответственности, если они добровольно в ходе дозна

ния, предварительного следствия или судебного разбиратель

ства до вынесения приговора суда или решения суда заявили

о ложности данных ими показаний, заключения или заведомо

неправильном переводе”.

196 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

нее данных показаний с деятельным раскаянием до момента вынесения
решения (приговора) суда по делу1.

Вопрос нормативного регулирования ответственности сторон за дачу
заведомо ложных показаний далеко не нов. Например, ст. 142 КЗоБСО РСФСР
1918 года устанавливала обязанность сторсн говорить правду при
рассмотрении дел об установлении отцовства и ответственность сторон при
неисполнении этой обязанности как за лжесвидетельство2. В самом общем
виде запрет на использование лжи содержится в ст. 30 ГПК РСФСР и ст. 33
АПК РФ, в соответствии с которыми лица, участвующие в деле, должны
(обязаны) добросовестно пользоваться всеми принадлежащими им
процессуальными правами.

Логично полагать, что фактической санкцией за реализацию попыток такого
злоупотребления сторонами в виде заведомой лжи может быть вынесение
решения в пользу противоположной (добросовестной) стороны. Однако
юридическая практика таких прецедентов не знает, тем более не имея
соответствующей твердой нормативно-процессуальной базы, включающей
возможность применения штрафных санкций. Это приводит к тому, что
нормальной практикой при разбирательстве гражданских дел (в судах общей
юрисдикции и арбитражных) являются следующие ситуации.

А. Ответчик М. в кассационной жалобе на судебное решение по иску истицы
С. о разделе имущества после развода утверждает, что автомашина
ВАЗ-2109, находившаяся в совместной собственности супругов, была продана
до развода, тогда как истица представляет документальные свидетельства
того, что продал автомашину именно ответчик и уже после развода.

Свидетельство ответчика М. в указанной части полностью разоблачается.
Ответчик никакой процессуальной ответственности за фактическое
лжесвидетельствование не несет.

1 См.: Лобанова А. Об освобождении от уголовной ответственно

сти за заведомо ложные показания, заключение эксперта или

неправильный перевод // Российская юстиция. 1997. № 9.

2 СУ РСФСР. 1918. № 74. Ст. 812.

§ 2. Выявление и устранение лжи при разбирательстве 197

Б. Представитель организации Н. по арбитражному иску о возмещении ущерба
за нарушение условий оплаты по договору поставки утверждает, что
организация произвела своевременную оплату отгруженной в адрес
контрагента продукции. В судебном разбирательстве выявляется заведомая
ложность этого факта, под прикрытием которого сторона выигрывала время
для частичной оплаты и дальнейшего торга с предприятием-истцом, имея в
виду возможность заключения удовлетворяющего ее мирового соглашения.

И в этом случае проблематична реальность какой-либо ответственности
стороны за фактическое злоупотребление своими процессуальными правами.

В. Стандартным приемом процессуального противоборства сторон стала
апелляция к “медицинской карте”, когда сторона не является в суд,
представляя различного рода документы, обосновывающие необходимость
врачебного освидетельствования, прохождения медицинских процедур,
нахождения на спецрежиме, получения лечебной помощи и т. п. В указанных
ситуациях не исключается присутствие “квалифицированной лжи”,
труднодоказуемой и используемой именно для уклонения от явки в суд и
намеренного затягивания процесса1.

Известны случаи принятия судами ложных показаний стороны (ответчика) в
интересах истца, сделанные в целях сокрытия факта принадлежности
описанного имущества ответчику и сохранения тем самым имущества от

1 “Довод ответчицы III. о том, что в суд она не могла явиться по
уважительной причине, достоверными данными не подтвержден.
Представленная ответчицей фотокопия больничного листа, в котором диагноз
ее заболевания фактически не обозначен, доказательством того, что по
состоянию здоровья она не могла присутствовать при рассмотрении дела в
суде, не является. Подлинник больничного листа ни Мосгорсуду, ни
Верховному Суду РФ не предъявлен, в связи с чем ссылка на то, что
заболевание ответчицы препятствовало ее явке в суд, достаточно
обоснованной быть признана не может”. Из определения Судебной коллегии
по гражданским делам Верховного Суда РФ от 16 октября 1996 г. // Обзор
судебной практики Мосгорсуда.

198 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

взыскания. Ложным может быть признание алиментного (иного материального)
иска с целью уменьшения размера взыскания по иным финансовым
обязательствам и в ряде других случаев. Можно заключить, что принятие
подобных признаний в качестве доказательств имеет место там, где суд
недостаточно анализирует мотивы такого признания и не исследует связи
его с другими доказательствами по делу.

Критикуя довольно аморфную, построенную на моральных сентенциях
аргументацию К. С. Юдельсона о нецелесообразности (нет практической
необходимости в силу развитого самосознания и т. п.) установления
уголовной ответственности сторон за дачу заведомо ложных показаний, С.
В. Курылев в обоснование отсутствия такой ответственности высказывал
соображение, что угроза уголовной ответственности за ложь может в
отдельных случаях отпугнуть гражданина от обращения к правосудию из-за
боязни, что суд может расценить его объяснения как лживые, если они
недостаточно подтверждены другими доказательствами1. В то же время автор
считает необходимой процессуальную регламентацию ответственности сторон
за ложные показания.

При всей сложности квалифицированного установления факта заведомой лжи
стороны в процессе нам подобная аргументация представляется явно
недостаточной. В качестве примера (и не только теоретической
конструкции) укажем на возможность “судебного прессинга”
недобросовестной стороной, которая в случае возбуждения гражданского
дела (“засужу!”) по сути мало чем рискует, не видя возможной перспективы
реальной ответственности.

Определяющий фактор отсутствия процессуальных санкций за использование
ложных доказательств (лжи) сторонами в гражданском судопроизводстве
связан, как представляется, с сущностным видением самого процесса как
поля противоборства материальных и иных интересов и непосредственных
процессуальных целей сторон, в котором сталкиваются доказательства и
“контрдока-

1 См.: Курылев С. В. Объяснения сторон как доказательство в советском
гражданском процессе. 1956. С. 72.

§ 2. Выявление и устранение лжи при разбирательстве 199

зательства” сторон и которое разрешается в пользу стороны,
представляющей “позитивные” доказательства. При этом, в первом
приближении, в силу процессуальной сложности установления фактов
заведомой лжи не имеет принципиального значения, добросовестно ли
сторона пользуется доказательственным материалом или нет (императивность
упоминавшихся ст. 30 ГПК РСФСР и ст. 33 АПК РФ под вопросом). И
дореволюционная про-цессуалистика отмечала: “Тяжущиеся, будучи
заинтересованными в выигрыше процесса, редко сохраняют способность
беспристрастного изложения фактов”1.

Сами по себе ложные доказательства (в случае их раскрытия) связаны с
фактами, имеющими доказательственное значение, а в иных случаях являются
и прямыми доказательствами (доказательство от противного). Однако ложь
как процессуальное средство борьбы с контрстороной очевидно посягает на
фундаментальные основы правосудия, нарушая, с одной стороны, принцип
равноправия сторон, а с другой — заставляя суд (а не только
противоположную сторону) разбираться в ситуации, не отвечающей
объективному положению вещей. Как следствие, нарушаются принципы
рациональности судопроизводственной деятельности и процессуальной
экономии.

Ложь, таким образом, объективно противостоит правосудию, ибо последнее
не только справедливое правосудие, но и правосудная справедливость. А
потому ложь должна оцениваться с позиций посягательства на правосудие:
принцип, рамки действия которого представляются неоправданно суженными
(действующие статьи Уголовного кодекса РФ).

Исходя из необходимости усиления гарантий судебной защиты прав граждан,
закон должен содержать нормы, предусматривающие как обязанность сторон
давать полные и правдивые объяснения по существу дела, так и
процессуальные санкции за использование ими заведомой лжи. Помимо
предложений, связанных с процессуальным допущением возможности
“политестирования” на детекторе лжи свидетелей и сторон в гражданском
судопроизводстве, а также с процессуальной регламен-

1 Васъковский Е. В. Учебник гражданского процесса. С. 238.

200 Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

тацией названной процедуры и вышеприведенного дополнения к
процессуальной регламентации допроса свидетелей в Гражданском
процессуальном кодексе, представляется целесообразной коррекция
гражданского и арбитражного процессуального законодательства в следующих
направлениях:

а) введение процессуальной процедуры принятия пе

ред судом клятвы-присяги сторонами говорить в суде

правду и ничего, кроме правды;

б) в рамках требований настоящего подпункта сто

рона может иметь право отказаться отвечать на конкрет

ный вопрос (суда, противоположной стороны), но не

должна иметь права давать ложные показания;

в) наличие конституционного положения (ч. 1 ст. 51

Конституции РФ) о том, что никто не обязан свидетель

ствовать против себя самого, своего супруга и близких

родственников, должно коррелировать с субъективным

правом не сообщать суду уличающие (дискредитирую

щие и т. п.) обстоятельства, но не с возможностью лож

ного свидетельствования;

г) возможность применения судом таких процессу

альных мер борьбы с ложью (в случаях доказательного

разоблачения лжи), как предупреждение стороны о не

допустимости использования ложных сведений и о воз

можных негативных последствиях злоупотребления (ло

жью), а также в виде наложения процессуального

штрафа (по усмотрению суда в размере, кратном мини

мальному размеру оплаты труда), прекращения произ

водства по делу, вынесения решения в пользу противо

положной (добросовестной) стороны;

д) санкции за злоупотребление стороной своими пра

вами (лжесвидетельство) в процессе реализуются, исхо

дя из общего критерия — требования закона о необходи

мости проявления уважения к суду и правосудию;

е) наложение процессуального штрафа (как мера

борьбы со злоупотреблением (ложью) со стороны ответ

чика) может применяться судом в случаях недоказанно

сти исковых требований со стороны истца, и доказанно

сти этих фактов со стороны ответчика.

Содержание

Глава 1. Общенаучные аспекты проблемы истины, доказательств и судебного
познания. Проблемы судебного познания в гражданском и арбитражном
судопроизводстве

§ 1. Познание и истина: роль метода 1

§ 2. Судебное доказывание и доказательства:

логико-исторический аспект 32

Глава 2. Доказательства и этапы доказывания

§ 1. Структура, понятие и виды доказательств 59

§2. Сбор и исследование доказательств 81

§ 3. Оценка доказательств 105

Глава 3. Факторы, влияющие на предмет доказывания

§ 1. Влияние субъективного фактора

на убеждение судей 133

§ 2. Выявление и устранение лжи

при разбирательстве гражданских дел 163

Алла Георгиевна Коваленко

Институт доказывания

в гражданском и арбитражном

судопроизводстве

Издательство НОРМА

Лицензия № 03206 от 10 ноября 2000 г.

101831, Москва, Колпачный пер., 9а

Тел./факс (095) 921-62-95 E-rnail: [email protected]

Подписано в печать 26.10.01 Формат 84X108/32. Усл. печ. л. 10,92 Тираж
3000 экз. Заказ № 875

Издано при содействии

Издательского Дома ИНФРА • М

Лицензия № 070824 от 21 января 1993 г.

127214, Москва, Дмитровское ш., 107

Тел. (095) 485-70-63; 485-76-18

Отпечатано в ООО

типографии «ПОЛИМАГ»

127247, Москва, Дмитровское шоссе, 107

Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter

Похожие документы
Обсуждение

Ответить

Курсовые, Дипломы, Рефераты на заказ в кратчайшие сроки
Заказать реферат!
UkrReferat.com. Всі права захищені. 2000-2020