Кони А.Ф. 1956 – Нравственные начала в уголовном процессе
Настоящий очерк в сущности касается вопроса педагогического, то есть
вопроса о том, не следует ли при современном состоянии уголовного
процесса расширить его академическое преподавание в сторону подробного
исследования и установления нравственных начал, которым должно
принадлежать видное и законное влияние в деле отправления уголовного
правосудия.
Нет сомнения, что историко-догматическая сторона в преподавании
уголовного процесса везде должна занимать подобающее ей по праву место,
но думается, что настало время наряду с историей и догмою осветить и те
разнородные вопросы, возникающие в каждой стадии процесса, которые
подлежат разрешению согласно существенным требованиям нравственного
закона – этого non scripta, sed nata lex (Не писанный, но естественный
закон). Ими у нас до сих пор почти никто систематически не занимался, а
между тем нравственным началам, как мне кажется, принадлежит в будущем
первенствующая роль в исследовании условий и обстановки уголовного
процесса. Формы судопроизводства теперь повсюду более или менее прочно
установились. Точно так же определился и взгляд на ценность, пригодность
и целесообразность различных судебных учреждений. Законодательство, под
влиянием временных ослеплений, может, конечно, отступать назад и
возвращаться к устарелым и отжившим учреждениям, но на коренные начала
правосудия – гласность, устность, непосредственность и свободную оценку
доказательств – оно серьезно посягнуть не решится.
Эти приобретения человечества куплены слишком дорогою ценою многовековых
страданий и заблуждений, чтобы с ними можно было легко и надолго
расстаться. Вместе с тем едва ли скоро человечество придумает форму
суда, могущую с прочным успехом заменить суд присяжных, или найдет
возможным обходиться без состязательного начала. Поэтому, по всем
вероятиям, в будущем предстоит лишь частичное улучшение некоторых
отделов уголовного процесса и уточнение техники производства уголовного
исследования. Но рядом с этим изощрением техники должно пойти – будем на
это надеяться – развитие истинного и широкого человеколюбия на суде,
равно далекого и от механической нивеллировки отдельных
индивидуальностей, и от черствости приемов, и от чуждой истинной доброте
дряблости воли в защите общественного правопорядка. Тогда главное
внимание с полным основанием обратится на изучение нравственных начал
уголовного процесса и центр тяжести учения о судопроизводстве
перенесется с хода процесса на этическую и общественно-правовую
деятельность судьи во всех ее разветвлениях.
Задача уголовного суда состоит в исследовании преступного деяния и в
справедливом приложении к человеку, признанному виновным, карательного
закона. Но суд не механизм и не отвлечение от жизни, а живой и
восприимчивый организм, приходящий в самое непосредственное и богатое
разнообразными последствиями соприкосновение с явлениями общежития. Он
осуществляется судьею в общении с другими сотрудниками или единолично.
На различных ступенях уголовного процесса, исследуя преступное дело и
связывая с ним личность содеятеля, оценивая его вину и прилагая к ней
мерило уголовной кары, наблюдая, чтобы эта оценка была совершаема по
правилам, установленным для гарантии как общества, так и подсудимого,
судья призван прилагать все силы ума и совести, знания и опыта, чтобы
постигнуть житейскую и юридическую правду дела. Облекая эту правду в
определенные формы, он должен способствовать, в каждом отдельном случае,
восстановлению поколебленного правопорядка. Как бы хороши ни были
правила деятельности, они могут потерять свою силу и значение в
неопытных, грубых или недобросовестных руках. Чем больше оттенков в
своем практическом применении допускают эти правила, чем глубже касаются
они личности и участи человека, чем более важным интересам общественной
жизни они служат, тем серьезнее представляется вопрос – в чьи руки
отдается приложение этих правил и при каких условиях. Не даром народная
житейская мудрость создала поговорку: “не суда бойся, бойся судьи!”.
Известный французский криминалист Ортолан указывает на то, что честный
гражданин еще может не подпасть под действие дурных уголовных законов,
но он лишен средств избежать дурного отправления правосудия, при котором
самый обдуманный и справедливый уголовный закон обращается в ничто.
Вот почему центром тяжести организации уголовного правосудия должен быть
признан судья с теми неизбежными условиями, в которые его ставит
разумное законодательство, и с теми типическими чертами, которыми его
снабжает общественное правовое и нравственное чувство. Постановка звания
судьи, пределы свободы его самодеятельности, обязательные правила его
действий и нравственные требования, предъявляемые к нему, дают ясную
картину состояния уголовного правосудия в известное время и в известном
месте. Отношение общественного мнения к судьям рисует, в общих чертах, и
характер производимого ими суда. Знаменитая фраза, которую Бомарше
вкладывает в уста своего героя: “я верю в вашу справедливость, хотя вы и
представитель правосудия”, с яркостью указывает, в каких подкупных и
трусливых руках было производство суда в современной ему Испании…
Таким образом, изучение судопроизводства, с точки зрения судейской
деятельности, должно распадаться на изучение:
а) необходимых свойств этой деятельности, выражающейся главным образом в
постановлении приговора, заключающего в себе вывод о виновности на
основании внутреннего убеждения судьи, толкование закона в приложении к
данному случаю и определение меры наказания;
б) необходимых условий этой деятельности, и
в) поведения судьи по отношению к лицам, с которыми он приходит в
соприкосновение вследствие своей деятельности.
В первом отношении прежде всего особенного внимания заслуживает та роль,
которую должно играть в выработке приговора внутреннее убеждение судьи.
Ближайшее знакомство с типом судьи в его историческом развитии
показывает, что, имея задачей быть живым выразителем правосудия, судья
не всегда, однако, принимал одинаковое участие в исследовании истины, и
роль, которая отводилась ею внутреннему убеждению как основанию
приговора не была однородна в разные исторические периоды.
Народный суд. гелиастов под председательством архонта в древней Греции,
присяжные судьи под руководством претора в Риме до IV века по Р. X. и
франко-германский суд лучших людей, созываемый вождем мархии, – являются
представителями чисто обвинительного начала и решают судебный спор лишь
по тем доказательствам, которые представлены истцом-обвинителем и
огветчиком-обвиняемым.
К доказательствам греческого и римского процессов – задержанию с
поличным, собственному признанию и показаниям свидетелей – эпоха leges
barbarorurn (варварские законы) присоединяет свои, выдвигая на первый
план очистительную присягу подсудимого и поручителей за него из
свободного сословия, с заменою ее ордалей, то есть испытанием огнем,
водою и железом. Феодальная система передает суд в руки сеньора,
патримониального владельца, по уполномочию которого его заместитель (во
Франции – бальи) судит обвиняемого при сотрудничестве определенного
числа равных последнему по званию людей. Процесс остается тем же, но в
числе доказательств преобладает судебный поединок, получающий особенное
развитие в XI и XII столетиях – и почти совершенно упраздняющий
свидетельские показания.
Так совершается постепенный переход от свободы внутреннего убеждения –
при ограниченном круге доказательств-древнего народного судьи к внешней
задаче судьи феодального, которая характеризуется отсутствием или вернее
ненадобностью внутреннего убеждения в виновности или невиновности
подсудимого. Вместо суда человеческого этот вопрос решает суд божий,
выражающийся в наличности или отсутствии несомненных признаков
виновности, состоящих в следах ожогов, в победе противника во время
“поля” и т. д. Судья, определяя, на чьей стороне истина, не исследует
вины и не основывает своего приговора на сопоставлении и взвешивании
внутренней силы доказательства: поличное, ордалия, поединок и да
Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter
