.

Даев В.Г. 1982 – Взаимосвязь уголовного права и процесса (книга)

Язык: русский
Формат: реферат
Тип документа: Word Doc
0 6056
Скачать документ

Даев В.Г. 1982 – Взаимосвязь уголовного права и процесса

ВВЕДЕНИЕ

С принятием Конституции СССР 1977 г. начался новый этап в развитии
социалистической правовой системы. На основе Конституции осуществляется
обновление советского законодательства. В Отчетном докладе ЦК КПСС XXVI
съезду сказано, что новые законы позволяют точнее, тоньше регулировать
различные стороны общественных отношений, и работа по совершенствованию
законодательства будет продолжаться.1

Характерной чертой развития правовой системы на современном этапе
является приведение на строго научной основе отраслей и отдельных норм
права в соответствие с изменившейся системой общественных отношений.2
Особое значение приобретает, во-первых, исследование правовой надстройки
как целостной системы, связей между отдельными ее частями и, во-вторых,
определение путей повышения эффективности правоприменительного процесса.

Потребность в системном анализе механизма правового регулирования
порождается тем, что дифференцированное изучение отдельных отраслей
права как закономерный результат дифференциации самих отраслей права
сменяется в настоящее время комплексным анализом отдельных отраслей и
групп отраслей в их взаимодействии. Марксистско-ленинская диалектика
требует, чтобы научное исследование проводилось с учетом различных
сторон рассматриваемого явления, его развития, связи с другими явлениями
и процессами. В. И. Ленин неоднократно подчеркивал, что марксисты были
первыми, кто поставил вопрос о необходимости целостного изучения всех
сторон общественной жизни.3

1 См.: Материалы XXVI съезда КПСС. М, 1981, с. 64.

2 Кудрявцев В. Правовая система и укрепление социалистического
общества —Коммунист, 1981, № 9, с. 70.

3 См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 1, с. 161; т. 39, с. 67.

С. С. Алексеев справедливо отмечает: «Дифференцирован-ность,
специализация структуры права и в то же время согласованность всех ее
частей, гармония между ними — показатель юридического совершенства права
данной страны».4 Предметом научного исследования должны быть не только
отдельные нормы, институты и отрасли права, но и категории более общего
порядка: правотворчество и правоприменительный процесс, взаимосвязи
между отдельными отраслями материального и процессуального права и даже
между всей совокупностью материальных и процессуальных норм как
подсистем единой системы права.

«Хороших законов, товарищи, у нас принято немало, — сказал Л. И. Брежнев
на XXVI съезде КПСС. — Теперь дело прежде всего за их точным и
неуклонным осуществлением. Ведь любой закон живет только тогда, когда он
выполняется — выполняется всеми и повсеместно»5. Особое значение
приобретает, следовательно, изучение взаимосвязи материального и
процессуального права именно с точки зрения наиболее эффективного
претворения в жизнь правовых требований

Правоприменительный процесс есть не только форма жизни материального
права, но и одна из важнейших юридических гарантий правопорядка в целом.
Этим объясняется актуальность изучения всего правоприменительного
процесса, исследования его как особого вида государственной
деятельности, а не только объекта правового регулирования. Решение этой
задачи невозможно без выяснения глубинных связей между материальным и
процессуальным правом.

Проблема взаимосвязи материального и процессуального права привлекала и
привлекает внимание исследователей. Однако, как пишет Р. Е. Гукасян, «в
настоящее время вопросы соотношения материального и процессуального
права приобретают особую актуальность в связи с дальнейшей
дифференциацией и интеграцией материальных отраслей права и
совершенствованием форм защиты субъективных материальных прав и
охраняемых законом интересов граждан и социалистических организаций».6

Различными аспектами взаимосвязи материального и процессуального права
занимались С. С. Алексеев, Л. С. Явич, Н. Н. Полянский, М. С. Строгович,
П. С. Дагель, Р. Д. Джа-лилов, В. И. Каминская, П. Ф. Елисейкин и многие
другие ученые. И все же ни одного монографического исследования

4 Проблемы теории государства и права/Под ред. С С. Алексеева. М,
1979, с 240.

5 Материалы XXVI съезда КПСС, с. 64.

6 Гукасян Р. Е. Соотношение материального и процессуального права —
важная проблема юридической науки на современном этапе — Вопросы
развития и защиты прав граждан Калинин, 1977, с 5.

этой проблемы ни в общей теории права, ни в отраслевых
науках пока нет.

Предлагаемая работа является попыткой в известной мере восполнить этот
пробел применительно к уголовному праву и процессу. Она ни в коей мере
не претендует на бесспорность методики исследования и окончательность
выводов, но сама постановка вопросов и предлагаемые пути их решения
могут оказаться полезными для будущих исследований.

Глава I

ОБЩИЕ ЗАКОНОМЕРНОСТИ

СВЯЗИ УГОЛОВНОГО ПРАВА

И УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА

§ 1. ПОНЯТИЕ УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА В СИСТЕМЕ ПРАВОПРИМЕНИТЕЛЬНОЙ
ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Прежде чем выявлять закономерности взаимосвязи уголовного права и
процесса, необходимо по возможности четко определить соотносимые
явления. Если при этом понятие уголовного права как совокупности
(системы) норм, которые определяют наиболее опасные для трудящихся и
социалистического правопорядка деяния (преступления) и условия
назначения и применения мер наказания за их совершение, является
относительно стабильным,1 то этого нельзя сказать о понятии уголовного
процесса.

В большинстве случаев под уголовным процессом понимается либо
урегулированный законом порядок (система) деятельности органов дознания,
следствия, прокуратуры и суда по возбуждению, расследованию и разрешению
уголовных дел,2 либо сама эта деятельность.3 В обоих случаях имеется в
виду результат правового регулирования.

Недостаток первого из приведенных определений заключается в том, что
понятие процесса по существу сливается с понятием процессуальной формы в
качестве совокупности условий, установленных законом для осуществления
процессуальной деятельности.4 Характерно высказывание П. С. Элькинд, что
уголовно-процессуальная форма «охватывает» весь уголовный процесс в
единстве его содержания (уголовно-процессуальной

1 См., напр.: Курс советского уголовного права/Под ред. Н. А.
Беляева и М Д. Шаргородского. Л., 1968, с. 8; см. также: Курс
советского уголовного права/Под ред. А. А. Пионтковского,
П. С. Ромашкина, В М. Чхиквадзе. М., 1970, т. 1, с. 7.

2 Строгович М С. Курс советского уголовного процесса. М., 1968,
т. 1, с 36.

3 Уголовный процесс БССР/Под ред. С. П Бекешко и Е А.
Матвиенко. Минск, 1979, с. 8.

4 Строгович ‘М. С Курс советского уголовного процесса, т 1, с. 51.

6

деятельности) и формы.5 Кроме того, если понимать под уголовным
процессом в широком смысле специфическую сферу государственной
деятельности, порождаемой необходимостью борьбы с преступностью путем
реализации требований уголовного закона, то определяющей оказывается
сама эта деятельность, составляющая содержание явления, а не порядок ее
осуществления. Для познания сущности уголовного процесса первостепенное
значение приобретает анализ именно деятельности, составляющей его
содержание, а не порядка ее осуществления, который выступает лишь в
качестве внешней формы данного явления. Более правильна поэтому
трактовка уголовного процесса как особого вида деятельности
государственных органов.

Не может быть сомнений в том, что уголовный процесс представляет собой
часть более широкого по своему содержанию правоприменительного
процесса.б Под правоприменительным процессом понимается деятельность
государственных органов и общественных организаций, управомоченных
государством на применение права, т. е. на реализацию в необходимых
случаях принудительной силы государства, обеспечивающей должное
поведение участников правовых отношений.

Правоприменительный процесс является неотъемлемым элементом системы
правового регулирования. Каковы бы ни были успехи в решении
социально-экономических и политических задач, они не исключают, а,
напротив, предполагают необходимость «интенсивного использования средств
и методов социального контроля за соблюдением норм поведения в
социалистическом обществе. Соответственно должно иметь место и
применение различных (государственных и общественных, правовых и
моральных) санкций к нарушителям норм социалистического общежития».7
Однако правоприменительный процесс не сводится к применению санкций,
поскольку в задачу его входит предшествующее применению санкций решение
вопроса о характере имеющихся правоотношений, а также принятие мер по
предупреждению правонарушений.

Поскольку закрепленные в праве нормы общественных отношений рассчитаны
на возможность их принудительного осуществления, постольку
правоприменительный процесс — движение права — может возникнуть в любом
случае отклонения от установленных правил. Процесс представляет собой
динамическую часть механизма правового регулирования.

5 Элькинд П. С. Категории «содержание» и «форма» в сфере
уголовно-процессуального регулирования.— Развитие и
совершенствование уголовно-процессуальной формы. Воронеж, 1979, с.
44.

6 Термин «правоприменительный процесс» прочно утвердился в
юридической литературе (см., напр.: Юсупов В. А. Правоприменительная
деятельность органов управления. М., 1979).

7 Кудрявцев В. Н Причины правонарушений М, 1976, с. 255.

Если до недавнего времени в правовой литературе отмечалось наличие двух
видов процесса — уголовного и гражданского— и только в последние
десятилетия стабилизировалось понятие административного процесса,8 то
применительно к иным отраслям права обычно указывают лишь на
существование процессуальных норм.9 Это объясняется тем, что под
процессом, как правило, понимают не любые формы реализации права, а
основные виды правоприменительной деятельности, характеризующиеся
наличием сложившейся в силу исторических условий сравнительно
обособленной специфической процедуры. Однако эти виды
правоприменительной деятельности, эти относительно самостоятельные
процедуры на самом деле являются не более, как частью
правоприменительного процесса в широком смысле слова, универсального
по своей природе.

Относительная обособленность отдельных видов процедур, получивших
название уголовного, гражданского и т. д. процессов, не опровергает
высказанного положения об универсализме правоприменительного процесса в
целом. Даже в рамках сложившихся видов процесса универсализм его легко
прослеживается. Так, уголовный процесс «обслуживает» не только уголовное
право, реализуя его запреты. В рамках уголовного процесса находят свое
разрешение гражданско-правовые проблемы (институт гражданского иска в
уголовном процессе), реализуются административные отношения (применение
принудительного лечения к лицам, страдающим алкоголизмом, привлечение к
административной ответственности лиц, нарушающих порядок судебного
заседания, и т. д.).10 Общеизвестно, что и так называемый гражданский
процесс далеко не ограничен рамками гражданско-правовых отношений, а
охватывает широкий круг правоприменительных отношений, связанных с
реализацией норм различных отраслей права (семейного, трудового и т.
д.).

Связь отдельных видов правоприменительного процесса проявляется также в
случаях перерастания одного из них в другой. Так, при невозможности
произвести подробный расчет по гражданскому иску в уголовном деле без
отложения разбирательства дела суд при постановлении приговора может
признать за гражданским истцом право на удовлетворение иска и передать
вопрос о его размерах на рассмотрение в порядке гражданского судо-

8 См., напр.: Сорокин В. Д. Проблемы административного процесса.
М. 1968, с 49—93.

9 Лучин В. О Процессуальные нормы в советском государственном
праве. М, 1976; см. также: Краснов Н. И., Иконицкая И. А.
Процессуальные вопросы советского земельного права. М, 1975.

10 М а н а е в Ю. В. Применение норм гражданского и
административного права в решениях по уголовному делу. — Вопросы
борьбы с преступностью, 1980, вып. 32. с. 111—120; см. также:
Боннер Т. А. К. Маркс о соотношении материального права и процесса
—Правоведение 1978, № 4, с 27.

производства (ст. 310 УПК11). В случаях, предусмотренных
законодательством Союза ССР и союзных республик, производство по
уголовному делу может быть прекращено с привлечением лица к
административной ответственности (ст. 5 ‘ Основ, уголовного
судопроизводства Союза ССР и союзных республик 12).

Правоприменительный процесс складывается вместе со всей системой
правового регулирования и так же, как отдельные отрасли материального
права образуются и выделяются постепенно из всей совокупности правовых
норм, отдельные виды процесса образуются по мере накопления
количественных и качественных особенностей тех или иных видов
правоприменительной деятельности. Это явление наблюдается и в настоящее
время. Так, процедура разрешения трудовых споров, характеризующаяся, в
частности, деятельностью комиссий по разрешению трудовых споров и
профессиональных союзов, уже не укладывается в привычные рамки
гражданского процесса, что позволяет думать о зачатках нового вида
процессуальной деятельности— трудового процесса. Арбитражная
деятельность, которая по традиции рассматривается в качестве
разновидности гражданского процесса, по-видимому, на самом деле
характеризуется настолько специфическими чертами, что может быть названа
хозяйственным процессом по аналогии с хозяйственным правом, определяющим
материально-правовое содержание этой деятельности.13 С точки зрения
исторического развития системы правового регулирования образование новых
видов правоприменительного процесса является вполне закономерным,
свидетельствуя о достижении новых качественных ступеней такого развития.
Характерно, что даже такие традиционные виды процесса, как уголовный и
гражданский, развивались первоначально в рамках единой процедуры.

Несмотря на отмечавшуюся уже распространенность термина
«правоприменительный процесс», содержание рассматриваемого понятия
далеко не бесспорно. В правоприменительной деятельности нередко
различают деятельность оперативно-распорядительную и юрисдикционную.14
При этом, если оперативно-распорядительная правоприменительная
деятельность обычно связывается с работой органов управления,15 то
«юрисдикцион-

11 Здесь и далее имеются в виду УПК и УК РСФСР (если не оговорено
иное).

12 В дальнейшем — Основы.

13 Нами не затрагивается существо спора по поводу наличия или
отсутствия хозяйственного права в качестве самостоятельной отрасли,
поскольку специфика арбитражной деятельности ни у кого не вызывает
сомнения. Термин же «арбитражный процесс» широко употребляется в
правовой литературе и на практике (см, напр :
Арбитражный процесс/Под ред. А. А. Добровольского М., 1973).

14 Юсупов В. А. Правоприменительная деятельность органов
управления, с. 15.

15 Там же, с. 16.

ная правоприменительная деятельность осуществляется при необходимости
восстановить нарушенное право, а также при использовании принуждения к
участникам процесса».16 А. П. Шер-гин определяет юрисдикцию как
государственно-властную деятельность, состоящую в применении закона к
юридическим конфликтам и принятии по ним правовых актов.17 Под процессом
понимается чаще всего именно юрисдикционная деятельность государственных
органов. Между тем подобная точка зрения значительно сужает
действительные границы правоприменительного процесса. С одной стороны,
приведенное определение юрисдикции в равной мере относится и к судебному
приговору, и к решению постового милиционера, взимающего штраф за
неправильный переход улицы с неосторожного пешехода. С другой стороны, в
необходимости особой процедуры нуждается не только сам процесс принятия
правового решения, но и целый ряд подготовительных к этому действий.

Представляется, что при определении понятия правоприменительного
процесса следует учитывать не только круг органов, принимающих
соответствующие решения, и сам характер таких решений, но и степень
правовой урегулированное™ порядка правоприменительной деятельности.

Уже отмечалось, что правоприменительный процесс рассматривается как
деятельность либо порядок деятельности, урегулированные правом. В целом
это положение верно, но с известными оговорками. Действительно,
разработанная система правового регулирования предполагает не только
воздействие на поведение участников правовых отношений путем
предписаний, дозволений или запретов, но и предусмотренную законом
процедуру реализации правовых норм путем применения соответствующих
санкций. Однако степень правовой урегулированности отдельных видов
правоприменительной деятельности далеко не одинакова. Достаточно
сравнить детально закрепленную в законе процедуру судебного разрешения
уголовных и гражданских дел с менее разработанными процедурами заседания
административной комиссии или товарищеского суда или же предельно
упрощенным порядком наложения штрафа постовым милиционером. Во всех этих
случаях имеет место применение права, но порядок правоприменительной
деятельности определяется законодателем в зависимости от ряда факторов,
в частности, в зависимости от характера реализуемой санкции.

Степень правовой урегулированности позволяет уточнить понятие
процессуальной формы. Если, как указывалось, содержанием уголовного
процесса является сама деятельность компетентных органов по реализации
уголовно-правовых отношений, то урегулированный законом порядок этой
деятельности может

is Шергин А П. Административная юрисдикция. М., 1979, с. П. 17
Там же.

быть назван процессуальной формой. При этом отнюдь не все содержание
уголовного процесса, т. е. не вся уголовно-процессуальная
деятельность, выливается непременно в процессуаль- а пые формы, а
лишь ее необходимая, наиболее существенная ч часть, нуждающаяся
в детальной регламентации в силу ее ? особой значимости для
решения задач уголовного процесса § в целом. В противном случае
понятие процессуальной формы Jf лишается смысла, становится
тавтологичным по отношению к понятию уголовного процесса в целом.

Б теории советского уголовного процесса широко распространено мнение,
что общественные отношения, складывающиеся в сфере уголовного
судопроизводства, существуют не иначе, как в форме правоотношений.18 Это
мнение справедливо для большинства указанных отношений, поскольку
процессуальные отношения, являясь вторичными, производными от отношений
материально-правовых, по своей природе нуждаются в правовом
регулировании более, чем иные виды общественных отношений. Однако это не
означает отсутствия в сфере уголовного судопроизводства, как и в сфере
правоприменительного процесса в целом, общественных отношений, не
урегулированных правом . в силу ненужности или невозможности такого
регулирования.

Правовые отношения представляют собой лишь одну из форм общественных
отношений и не существуют сами по себе.19 Естественно при этом, что
далеко не все общественные отношения, в том числе и общественные
отношения, складывающиеся в сфере судопроизводства, нуждаются в правовом
регулировании и, следовательно, приобретают правовую форму. Так, не
могут быть законодательно урегулированы определенные сферы нравственных
отношений, связанных с судопроизводством (семейно-брач-ные и др.). По
общему правилу, законодатель не считает нужным регулировать вопросы
тактики, методики и техники расследования, хотя с этими вопросами,
несомненно, связаны определенные отношения людей, участвующих в
расследовании. Однако выведение этих общественных отношений за пределы
уголовного процесса, как и поведения их участников, не оправдано, так
как отрывает от процесса значительные конгломераты явлений, органически
связанных с правоприменительной деятельностью.

Мнение о том, что уголовный процесс — это лишь урегулированная правом
деятельность или порядок деятельности госу-

18 См., напр.: Элькинд П. С Цели и средства их достижения в советском
уголовно-процессуальном праве. Л., 1976, с. 8—11; Галкин Б. А. Советский
уголовно-процессуальный закон. М , 1962, с. 73—78; Б о ж ь-ев В. П.
Уголовно-процессуальные правоотношения. М, 1975, с. 89—91; Шпилев В. Н
Содержание и формы уголовного судопроизводства Минск, 1974, с. 88—89

19Гревцов Ю И. Правоотношение — разновидность общественного отношения —
Правоведение. 1975, № 2, с. 45—53.

11

дарственных органов, выводит за рамки процесса все, не получившее по тем
или иным причинам законодательного разрешения. Применительно к понятию
правосудия как компонента процессуальной деятельности впервые это было
замечено В. П. На-жимовым, который отошел от традиционного понятия
правосудия, определяемого через деятельность суда, и предложил понятие
правосудия в собственном (узком) смысле слова. Оно, по мнению В. П.
Нажимова, есть «государственная деятельность по применению права с
использованием… существенных мер государственного принуждения».20
Нельзя не согласиться с В. П. Нажимовым в том, что определение
правосудия через деятельность суда отражает «не сущее, а должное», т. е.
представление о правосудии, каким оно должно быть.21 Точно также нельзя
определять процесс через процессуальную форму.

Уголовный процесс как форма реализации (применения) уголовного
закона представляет собой деятельность управомо-, ченных
государственных органов по предотвращению, обнару-‘ жению и
раскрытию преступлений, а также по привлечению I к
уголовной ответственности лиц, совершивших преступления.

Сказанное позволяет прийти к выводу, что понятием процес-I
суальной формы охватывается далеко не весь уголовный про-

цесс, а лишь его урегулированная законом сфера. Сам же уго-|
ловный процесс, как и правоприменительный процесс в целом,

1 включает в себя не только урегулированную законом
сферу

процессуальной деятельности, облеченную в соответствующие ,
процессуальные формы, но и иные виды реализации обществен-

, ных отношений, складывающихся в процессе
судопроизводства.

С такой точки зрения понятием уголовного процесса охватывается не только
урегулированный законом порядок деятельности государственных органов по
реализации материальных уголовно-правовых отношений, но также
выработанный практикой и существующий фактически обширный круг
общественных I • отношений, реализуемых в поведении
участников процесса. При этом криминалистику, определяемую в самом общем
виде в качестве науки о закономерностях возникновения,
собирания, { | исследования и использования
доказательств,22 следует рассмат-

: ‘ ривать как составную часть науки советского
уголовного про-

I ‘ цесса. Относительная самостоятельность
криминалистики, no-

li рожденная ее связью не со всем
судопроизводством, а лишь

с – с его частью — процессом доказывания, не должна
приводить

20 Нажимов В. П. Суд как орган правосудия по уголовным делам в
СССР: Автореф. докт. дис. Л., 1971, с. 9.

21 Нажимов В. П. К вопросу о понятии и содержании правосудия — Вопросы
повышения эффективности правосудия по уголовным делам. Калининград,
1980, вып. 8, с. 9.

22 См., напр.: Криминалистика/Под, ред. Р. С. Белкина, Г. Г. Зуйкова.
М., 1968, с. 9; Криминалистика/Под ред. И. Ф. Крылова. Л., 1976,
с. 11.

12

к забвению того положения, что предметом ее является именно
уголовно-процессуальное доказывание в качестве составной части
уголовно-процессуальной деятельности.23

Представление об уголовном процессе как результате правового
регулирования приводит по существу к отождествлению науки уголовного
процесса с наукой уголовно-процессуального права. Между тем наука
уголовно-процессуального права в силу своей специфики изучает лишь
наиболее существенный, но не единственный компонент процессуальной
деятельности — процессуальную форму (порядок) этой деятельности,
оставляя в стороне предупреждение, пресечение, обнаружение и в
значительной части раскрытие преступлений, методику и тактику
судебно-следственной деятельности, т. е. ряд элементов уголовного
процесса как способа реализации материального уголовного права.

Рассматривая уголовный процесс как особый вид государственной
деятельности, направленный на борьбу с преступностью и тем самым на
реализацию уголовного права, следует включать в его содержание
деятельность управомоченных органов государственного управления по
предупреждению, пресечению, обнаружению и раскрытию преступлений,
осуществление правосудия по уголовным делам, прокурорский надзор в сфере
осуществления борьбы с преступностью. Следовательно, наука уголовного
процесса в широком смысле слова должна иметь своим предметом не только
уголовно-процессуальное право, но и оперативно-розыскную деятельность
органов дознания, а также криминалистику как науку о закономерностях
возникновения, собирания, исследования и использования доказательств по
уголовным делам. Только такое комплексное исследование взаимосвязанных
вопросов является условием их правильного решения.

§ 2. УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОЕ ПРАВО > В СТРУКТУРЕ ПРОЦЕССУАЛЬНОГО
ПРАВА

Под уголовно-процессуальным правом обычно понимается совокупность
правовых норм, регулирующих общественные отношения в сфере уголовного
судопроизводства.24 При этом отнесение уголовно-процессуального права к
системе процессуальных отраслей права не вызывает сомнения. Однако само

23 Чрезмерно широкая трактовка предмета криминалистики
приводит иногда к высказываниям о «криминалистических исследованиях»
в области административного управления, гражданского процесса и т.
д. Забывается при этом, что само слово криминалистика
происходит от латинского criminalis (преступный, относящийся к
преступлению).

24 См., напр.: Уголовный процесс/Под, ред. Н. С.
Алексеева, В. 3. Лукашевича, П. С. Элькинд. Л., 1972, с. 24; Советский
уголовный процесс/Под ред. Д. С. Карева. М, 1975, с. П.

13

л

30

Представляя собой способ принудительной реализации материально-правовых
отношений, процесс всегда внутренне связан, с характером данных
отношений. Это находит свое выражение в конкретных процессуальных
формах, в которых реализуется процессуальная деятельность. Так, типичный
для материальных гражданско-правовых отношений метод равенства
участников, этих отношений преломляется в состязательном построении
гражданского процесса, характеризующемся равенством сторон. Материальные
уголовно-правовые отношения возникают непосредственно между государством
и правонарушителем. Ставить же, хотя бы и формально, знак равенства
между государством и отдельной личностью, значило бы закрывать глаза на
истину. Формальное равенство «сторон», провозглашаемое в качестве
принципа буржуазного состязательного уголовного-процесса, является не
более, чем фикцией.92

Проблеме процессуальной формы, ее понятию и содержанию в правовой
литературе посвящен как ряд специальных работ,93 так и разделов в более
широких по теме монографиях94 и отдельных статей.95 При этом в ряде
случаев за процессуальной формой признается значение «наиболее
типичного» свойства метода уголовно-процессуального регулирования».96
Следует заметить, что сама по себе процессуальная форма не может
являться методом регулирования, поскольку она есть результат правового
регулирования. Если же говорить о методе регулирования, свойственном
уголовно-процессуальному праву, то прав В. Д. Сорокин, который,
определяя правовой метод как совокупность юридических приемов, средств,
свойств,, способов воздействия на правовые отношения, отмечает, что
безотносительно к отраслевой принадлежности тех или иныХ| норм,97 такое
воздействие всегда осуществляется в конечном-счете путем сочетания
дозволения, предписания и запрета. . Представляется, что именно
посредством установления в нор-/ мах права запретов, предписаний и
дозволения тех либо иных способов поведения уголовно-процессуальное
право (как и иные виды права) и регулирует поведение участников
уголовно-про-

92 Критику принципа состязательности в теории советского
уголовного, процесса см.: Даев В. Г. Процессуальные функции и принцип
состязательности в уголовном судопроизводстве. — Правоведение, 1974, №
1.

93 Ш п и л е в В. Н. Содержание и формы уголовного судопроизводства.

94 См,, напр.: Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса, т.
1, с. 51—55: Р а х у н о в Р. Д. Участники уголювно-процессуальной
деятельности. М., с. 71—94.

95 См, напр.: Горшенев В. М. Природа и значение
процессуальной формы в советском праве; Мотовиловкер Я- О.
Некоторые вопросы содержания и формы советского уголовного
процесса. — Вестн. Ярославск. ун-та, 1972, № 4; Бобров В. К. К
исследованию процессуальной формы.— Правоведение, 1974, № 2.

96 Э л ь к и н д П. С. Цели и средства их достижения в советском
уголовно-процессуальном праве, с. 62.

97 С о р о к и н В. Д. Административно-процессуальное право, с.
38.

31-

цессуальных отношений. При этом процессуальная форма выступает,
повторяем, в качестве результата такого регулирования, а не его
свойства, метода.

По мнению В. Н. Шпилева, значение процессуальной формы в советском
уголовном процессе определяется следующими его задачами: а)
осуществлением социалистической законности в следственной и судебной
деятельности; б) обеспечением производства расследования и разрешения
уголовных дел по существу, установлением по ним истины; в) обеспечением
общественно-воспитательного результата деятельности суда, прокуратуры и
органов расследования; г) обеспечением прав и законных интересов
граждан.98 Соглашаясь в основном с приведенными положениями, нельзя не
отметить, что В. Н. Шпилев без достаточных оснований ограничивает
действие процессуальной формы стадиями расследования и судебного
разрешения дел, в то время как вся процессуальная деятельность, в том
числе и деятельность, осуществляемая в процессе проверки наличия поводов
и оснований к возбуждению уголовных дел, протекает в строго
установленных законом процессуальных формах.

Требования, предъявляемые к системе средств воздействия на поведение
субъектов уголовно-процессуальных прав и обязанностей, т. е. в конечном
счете к процессуальной форме, удачно сформулированы П. С. Элькинд. Эти
средства должны быть, с ее точки зрения, 1) дозволенными (видимо, также
предписанными) законом; 2) этичными; 3) подлинно научными; 4)
максимально эффективными; 5) экономичными.”

Методы гражданско-процессуального и уголовно-процессуального
регулирования имеют много общего в силу общности предмета процессуальной
деятельности — установления характера материально-правовых отношений. Н.
И. Авдеенко считает, что специфика метода процессуальных отраслей права
заключается также в том, что эти отрасли права регулируют не только
общественные отношения, но и определенный порядок, определенную
последовательность в возникновении процессуальных правоотношений.100
Однако подобная специфика .свойственна любой отрасли права, поскольку
процессуальные отношения есть не более, чем разновидность общественных
отношений.

В то же время, несмотря на сходство методов процессуального
регулирования, процессуальная форма, применяемая

98 Ш п и л е в В. Н. Содержание и формы уголовного судопроизводства,
с. 108—109.

99 Элькинд П. С. Цели и средства их достижения в советском
уголовно-процессуальном праве, с. 62—68.

100 А в д е е н к о Н. И. Механизм и пределы регулирующего воздействия
гражданско-процессуального права. Л., 1969, с. 66.

32

в уголовном и гражданском процессах, имеет, пожалуй, больше различий,
чем сходства.

Если говорить о сходстве, то основными чертами процессуальной формы,
применяемой в уголовном и гражданском процессах, являются:

1) точное установление в законе порядка деятельности государственных
органов;

2) предоставление заинтересованным лицам права участвовать в
процессуальной деятельности;

3) наличие определенных процессуальных гарантий соблюдения прав и
охраны законных интересов участвующих в деле лиц;

4) необходимость принятия решения в соответствии с законом на
основании фактов, установленных определенным в законе способом.101

При наличии сходства указанных основных черт процессуальной формы сам по
себе порядок деятельности государственных органов, характер прав и
обязанностей участников процесса, характер и виды процессуальных
гарантий в уголовном и гражданском процессах значительно различаются.

Существенным признаком процессуальной формы является также характер
применяемых в процессе мер процессуального принуждения, который еще
более специфичен в каждом из названных видов процесса. Если в
гражданском процессе преимущественную роль играет принцип
диспозитивности, характеризующийся свободой выбора участниками процесса
конкретных форм поведения, то в уголовном процессе на первое место
выступает принцип публичности, определяющий в большинстве случаев
единственно возможный вид поведения. Если в гражданском процессе
недолжное поведение тех или иных участников процесса в большинстве
случаев влечет за собой неблагоприятные последствия, не связанные с
личным принуждением и носящие чисто процессуальный характер (оставление
иска без рассмотрения, рассмотрение дела в отсутствие ответчика и т.
д.), то в уголовном процессе предусмотренные законом процессуальные
формы обеспечиваются, как правило, принудительным исполнением (меры
пресечения в отношении подозреваемого и обвиняемого, принудительное
осуществление следственных действий и т. д.).

Преимущественное значение принципа публичности в уголовном процессе
определяется самим характером материально-правовых отношений, являющихся
предметом процессуальной деятельности и возникающих вследствие наиболее
опасного вида правонарушений — преступлений. Уголовная
ответствен-

101 См, напр.: Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса, т.
1, с 51—55; Добровольский А А. Исковая форма защиты права. М., 1965, с.
49—50.

3 868
33

ность как результат правонарушения имеет не только воспитательное, но и
карательное значение, в силу чего ее реализация осуществляется помимо
воли и желания отдельных лиц.

Необходимость реализации материально-правовых отношений уголовной
ответственности помимо воли и желания отдельных лиц влечет за собой в
качестве компонента уголовно-процессуальной формы наличие арсенала
средств процессуального принуждения. Характер таких средств зависит от
особенностей самих материально-правовых отношений, являющихся предметом
правоприменительной деятельности. При этом средства процессуального
принуждения могут быть применены не только к лицу, нарушившему
материальный закон, но и к иным лицам, вовлекаемым в орбиту
уголовно-процессуальной деятельности. Возможность принудительного
осуществления тех или иных видов процессуальной деятельности, присущая
правоприменительному процессу в целом, особенно характерна для
уголовного процесса, возникающего по поводу наиболее опасных нарушений
права.

При определении связи между уголовным правом, уголовным процессом и
уголовно-процессуальным правом необходимо прежде всего уяснить
соотношение двух последних категорий. Исходя из понятия уголовного
процесса как уже урегулированной правом деятельности и соответствующих
правоотношений, П. С. Элькинд делала вполне логичный вывод о том, что
путь от понятия уголовного процесса к понятию уголовно-процессуального
права нельзя признать оправданным и более правилен иной путь — от
понятия уголовно-процессуального права к его осуществлению.102 Однако,
как уже отмечалось, правоприменительная деятельность, разновидностью
которой является уголовный процесс, сама является объектом правового
регулирования (а не только результатом такого регулирования) . Эта
деятельность существует объективно, причем объем ее выходит за пределы
урегулированной правом части этой деятельности.

«Мы не можем согласиться, — писала П. С. Элькинд,— и с таким
конструированием понятия уголовно-процессуального права, при котором это
понятие как бы выводится из понятия уголовного процесса, становясь по
отношению к нему производным».103 Между тем регулируемые правом
общественные отношения всегда шире по своему объему, чем результат
правового регулирования. Именно эти отношения являются первичными,
поскольку их существование порождает необходимость правового
регулирования и самого права как способа такого регулирования.

102 Э л ь к и н д П. С. Сущность советского
уголовно-процесеуальйого» права, с 88

103 Там же

34

Как отмечает В. М. Горшенев, представления об уголовном процессе
действительно чаще всего черпаются «з формулировок, которые даны в
нормах уголовно-процессуального права,, но это не может служить
доказательством аналогичной последовательности связей между самими
реально существующими уголовным процессом и уголовно-процессуальным
правом. Правильное решение вопроса о взаимоотношении материального и
процессуального права «возможно только с позиции абсолютного признания
производности процессуального права от материального через такое
промежуточное звено, как правоприменительный процесс
(правоприменительная деятельность)».104

Разделяя указанное мнение, можно следующим образом графически изобразить
взаимосвязь рассматриваемых категорий: уголовное право—суголовный
процесс—^-уголовно-процессуальное право.

Однако приведенная схема дает представление о характере связей лишь с
точки зрения производности соответствующих категорий. В реальном
взаимодействии, несомненно, существует и обратное воздействие
уголовно-процессуального права на уголовный процесс и через него на
материальное уголовное право, в силу чего более точной является
следующая схема взаимоотношений: уголовное правоч=ьуголовный
процессч=>=уголовш> процессуальное право.

При этом особенно ярко проявляется обратное воздействие
уголовно-процессуального права на уголовный процесс как на специальный
объект правового регулирования.

104 Горшенев В М О природе процессуального права, с. 47.

Г л а в а II

ПРОЦЕССУАЛЬНЫЕ АСПЕКТЫ УГОЛОВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ч

ч

§ 1. ОТРАСЛЕВАЯ ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ зылев полагает, что «отношения
ответственности как особый вид охранительных правоотношений
характеризуются следующими признаками: 1) они возникают только из
правонарушений… 2) …являются конфликтными… 3) это властные
отношения, складывающиеся по вертикали, т. е. между государством и
правонарушителем, 6) …внешне выражаются в комплексе процессуальных
отношений… 7) …регулируются методом нака-‘зания, предполагающим
применение государственного принуждения».19 Однако и это указание
на признаки юридической

15 См., напр.: Самощенко И. С, Фарукшин М. X.
Ответствен–ность по советскому законодательству; см. также:
Марксистско-ленинская общая теория государства и права. Социалистическое
право, гл. XV.

16 Теория государства и права/Под ред. К. А. Мокичева. М.,
1973, с. 588.

17 Общая теория государства и права/Под ред. В. С.
Петрова и Л. С. Явича. Л., 1974, т. 2, с. 396.

18 Основы теории государства и права/Под ред. С. С. Алексеева. М.,
1971, с. 355.

19 Б а з ы л е в Б. Т. Об с. 110—114.

институте юридической ответственности,

42

ответственности, видимо, нельзя признать удовлетворительным определением
рассматриваемого понятия.

Институт юридической ответственности считается межотраслевым.20 Не
вдаваясь в сложную и давнюю дискуссию о существовании комплексных
межотраслевых институтов и комплексных отраслей права, следует, однако,
отметить допускающееся подчас смешение понятий «ответственность» и
«институт ответственности». Если понятие «ответственность» действительно
может быть условно отнесено к общеправовым, поскольку им определяются
однородные явления ряда различных отраслей права, то «институт
ответственности» как совокупность норм права, регулирующих тот или иной
вид общественных отношений, все же, на наш взгляд, имеет всегда
отраслевую «привязку». Ведь и сами общественные отношения, и методы их
регулирования индивидуально различны в различных отраслях права. Можно
определить сходные (и общие) черты уголовно-правовой и
гражданско-правовой ответственности, но, по-видимому, и различия между
ними столь существенны, что вряд ли возможно отнести их к одному
правовому институту. Объединение в такой институт, например, норм,
устанавливающих последствия признания сделки недействительной, и норм,
определяющих уголовную наказуемость угона самолетов, было бы в
значительной мере искусственным. Во всяком случае сказанное выше о
состоянии разработки общетеоретических проблем ответственности
свидетельствует о том, что пока еще наиболее плодотворным следует
признать дальнейшее изучение данного института отраслевыми юридическими
науками.

В то же время представляется важным правильно разрешить вопрос о
применимости ответственности в качестве материально-правового или
процессуального института. До недавнего времени традиционным являлся
взгляд на ответственность только как на инструмент материального права.
Однако в последние годы опубликован ряд работ, посвященных проблеме
процессуальной ответственности. В частности, Н. А. Чечина и П. С.
Элькинд выдвинули гипотезу, в соответствии с которой юридическая
ответственность, выражая своеобразие метода правового регулирования,
«образует один из необходимых компонентов такого метода» и наряду с
другими его компонентами составляет «юридический признак соответствующей
отрасли права».21 При этом авторы исходят из определения

20 См, напр.: Базы лев Б. Т. Юридическая ответственность
как институт советского права.—Актуальные проблемы теории
социалистического государства и права. М., 1974, с. 156—157; см.
также: Поленика С. В. Комплексные правовые институты и становление
новых отраслей права. — Правоведение, 1975, № 3, с. 74—75.

21 Чечина Н. А., Элькинд П. С. Об
уголовно-процессуальной и гражданско-процессуальной
ответственности.—Советское государство и право, 1973, № 9, с. 34.

43

ответственности как лишения правонарушителя определенных прав,
возложения на него дополнительных обязанностей или одновременного
лишения прав и возложения дополнительных обязанностей.22 В качестве
конкретных примеров «собственно» (выражение авторов. — В. Д.)
процессуальной ответственности приводится: применение к обвиняемому
(подозреваемому), нарушившему обязательство о явке, меры пресечения,
применение к обвиняемому (подозреваемому), нарушившему избранную в
отношении него меру пресечения, более строгой меры пресечения,
принудительный привод ответчика в судебное заседание по делам о
взыскании алиментов (ст. 159 ГПК) и штраф в размере до 10 руб.,
возложение на сторону, недобросовестно заявившую иск либо спор против
иска, обязанности возместить издержки другой стороны, удаление
подсудимого, истца или ответчика, злостно нарушающего порядок судебного
заседания, из зала заседания.23

Авторы определяют понятие процессуального правонарушения в качестве
«нарушения (а) требований уголовно-процессуального или
гражданско-процессуального закона, (б) совершенного конкретным лицом —
субъектом уголовного или гражданского судопроизводства, (в) в форме
сознательного неисполнения соответствующих правовых обязанностей».24
Отмечается, что субъекты судопроизводства (кроме организаций) могут
понести процессуальную ответственность. (Не вполне ясно здесь значение
слова «организация»: включает ли оно в себя понятие «орган», применимое
в процессуальных отношениях, несут ли процессуальную ответственность
следователь, прокурор, судья, лицо, ведущее дознание, либо такая
ответственность распространяется лишь на физических лиц, участвующих в
процессе.)

Разбираемая статья Н. А. Чечиной и П. С. Элькинд имеет постановочный
характер и, естественно, не может содержать ответа на все возникающие в
связи с исследованием указанной проблемы вопросы, однако разрешение
некоторых из них представляется необходимым. В частности, неразрывная
связь характера ответственности с методом регулирования, свойственным
данной отрасли права, требует более точного понятия процессуальной
ответственности. Что следует понимать под ^дополнительными
обязанностями» либо «лишением прав»? Идет ли речь именно о
процессуальных правах и обязанностях? Почему в таком случае нельзя
рассматривать возвращение дела на дополнительное расследование или
судебное разбирательство в качестве «дополнительной обязанности» и,
следовательно, меры ответственности? Как персонифицируется от-

22 Там же, с. 35—36.

23 Там же, с. 37—38.

24 Там же, с. 39.

44

ветственность в подобных случаях? Не будет ли рассмотрение в качестве
носителей ответственности лишь граждан, вовлекаемых или вступающих в
процесс, проявлением чрезмерной авторитарности процесса?

Поддерживает идею уголовно-процессуальной ответственности и Я. О.
Мотовиловкер, еще более усложняя, на наш взгляд, проблему выделением не
только «собственно» процессуальной ответственности, но и «уголовной
ответственности в процессуальном смысле» (этот второй аспект будет
рассмотрен далее). Присоединяясь к Н. А. Чечиной и П. С. Элькинд, автор
считает, что обвиняемый («в такой же мере, как и все другие участники
процесса») несет уголовно-процессуальную ответственность за
противоправное поведение. При этом он ссылается на тот же случай
изменения меры пресечения на более строгую, полагая, что в этом случае
«спора быть не может относительно того, что наступила юридическая
ответственность».25

Следует заметить, что идею существования уголовно-процессуальной
ответственности Я. О. Мотовиловкер высказывал и ранее.26 Упрекая Н. А.
Чечину и П. С. Элькинд в том, что они не идут дальше отстаивания
уголовно-процессуальной ответственности, Я. О. Мотовиловкер допускает
при обосновании своих положений ряд логических и юридических
противоречий. Так, автор считает юридическим фактом, порождающим
уголовно-процессуальную ответственность обвиняемого, процессуальный акт
следователя, прокурора, суда. При этом он отсылает читателя к работе М.
С. Строговича «Курс советского уголовного процесса», хотя М. С.
Строгович в цитированном месте указывал лишь на то, что процессуальные
отношения возникают на основании такого процессуального акта.27 Я. О.
Мотовиловкер утверждает далее, что основанием «уголовно-процессуальной
ответственности» является не виновное действие ответственного лица, а
действия должностных лиц, ведущих процесс. Кроме того, по его мнению,
«уголовно-процессуальная ответственность (в смысле обязанности
претерпеть ограничения личного или имущественного характера) может быть
возложена не только при достоверном, но и при вероятном (курсив наш.—В.
Д.) знании»28 Это, конечно же, глубоко ошибочное положение, допускающее
ответственность и при отсутствии правонарушения, в качестве
превентивной меры. Дело заклю-

25 Мотовиловкер Я О. Предмет советского уголовного
процесса Ярославль, 1974, с. 28

26 Мотовиловкер Я. О. Вопросы теории советского
уголовного процесса. Томск, 1971, с. 89—91.

27 Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. М.,
1968, т. 1, с. 90—91.

28 Мотовиловкер Я- О Вопросы теории советского уголовного процесса,
с. 90

45

чается в том, что в данном случае автор (как и другие ученые,
допускающие существование уголовно-процессуальной ответственности)
смешивает такую ответственность с мерами процессуального принуждения.

Я. О. Мотовиловкер считает, что обвиняемый (наряду с иными участниками
процесса) несет процессуальную ответственность «за выполнение в сфере
уголовного судопроизводства обязанности, имеющей императивный характер и
снабженной уголовно-процессуальной санкцией».29 В связи с этим возникает
сразу несколько вопросов. Разве обязанность не есть компонент любого
правового отношения? Разве предпосылкой возникновения любого правового
отношения не является правовая норма? И, наконец, не любая ли правовая
норма (норма, а не обязанность) снабжена санкцией?

Ответа на данные вопросы в указанных работах Я. О. Мо-товиловкера не
содержится, как нет в них и самого определения уголовно-процессуальной
ответственности.

Обоснованной представляется точка зрения И. С. Самощен-ко и М, X.
Фарукшина о том, что процессуальной ответственности как самостоятельного
вида юридической ответственности не существует.30 Приводимые Н. А.
Чечиной и П. С. Элькинд примеры свидетельствуют о применении мер
процессуального принуждения, но не о наличии какой-то особой
процессуальной ответственности. Характерным для применения мер
процессуального принуждения является не наказание, «штраф» за допущенное
правонарушение, а обеспечение нормального хода процессуальной
деятельности. С этой точки зрения и привод свидетеля, и изменение меры
пресечения по отношению к обвиняемому, и удаление обвиняемого либо иных
лиц из зала судебного заседания не являются мерами ответственности. Не
вполне точным следует признать и утверждение авторов о том, что «санкции
уголовно-процессуальных и гражданско-процессуальных норм могут
обеспечиваться другими видами ответственности— уголовной, гражданской,
административной».31 Аналогичное положение выдвигают И. С. Самощенко и
М. X. Фарукшин, считая, что «процессуальные меры принуждения— это либо
меры пресечения, либо меры административной ответственности (курсив наш.
— В. Д.) (за нарушение порядка судебного заседания, неподчинение
распоряжениям председательствующего и т. п.)».32

Действительно, процессуальные отношения, являясь видом общественных
отношений, в целом ряде случаев «охраняются»

29 Там же, с. 33.

30 Самощенко И. С, Фарукшин М. X. Ответственность по советскому
законодательству, с. 187.

31 Ч е ч и н а Н. А., Элькинд П. С. Об
уголовно-процессуальной и гражданско-процессуальной ответственности, с.
35

32 Самощенко И. С, Фарукшин М. X Ответственность по
советскому законодательству, с. 187.

46

соответствующими отраслями материального права (уголовного,
административного и т. д.). Здесь возникает своеобразная конструкция,
при которой процессуальные отношения, будучи средством реализации
требований материального права, в та же время сами являются объектом
охраны материального права (уголовная ответственность за дачу ложных
показаний и другие преступления против правосудия, административная
ответственность за нарушение общественного порядка в зале судебного
заседания, гражданская ответственность за ущерб, причиненный
неправильными служебными действиями должностного лица, и т. д.). Однако
вряд ли можно говорить в этих случаях об обслуживании материальными
отраслями процессуальных санкций (Н. А. Чечина, П. С. Элькинд), а тем
более— о возможности применения мер административной ответственности в
качестве мер процессуального принуждения (И. С. Са-мощенко, М. X.
Фарукшин). Меры уголовной, административной и других видов
ответственности применяются как непосредственный результат именно
уголовного, административного и т. д. (а не процессуального) нарушения и
используются в качестве санкций уголовно-правовых,
административно-правовых и т. д. (а не процессуальных) норм. В этих
случаях уголовное, административное и другие отрасли права выполняют
свои охранительные функции по отношению к процессуальной деятельности.

Такую же ошибку допускает А. А. Филющенко. «Юридическая ответственность
за уголовно-процессуальное правонарушение (курсив наш. — В. Д.), — пишет
он, — может выступать в виде уголовно-правовой, административно-правовой
и дисциплинарной ответственности».33 Между тем основанием уголовной,
административной и т. д. ответственности может быть только уголовное,
административное и т. д. правонарушение, но не нарушение
уголовно-процессуальное, хотя бы такое уголовное, административное и
иное материальное нарушение и имело место в ходе процессуальной
деятельности.

А. А. Филющенко отмечает также наличие уголовно-процессуальных норм,
нарушение которых влечет «собственно процессуальную ответственность»,
приводя в качестве примера ст. 57 УПК РСФСР, предусматривающую участие в
деле переводчика. По его мнению, «санкция данной статьи (видимо, речь
должна идти о санкции нормы, а не статьи. — В. Д.) двойственная: а) за
заведомо неправильный перевод переводчик несет уголовную ответственность
по ст. 181 УК РСФСР, б) за уклонение от явки или исполнения своих
обязанностей он может быть подвергнут денежному штрафу в размере до 10
руб., который налагается судом в порядке, предусмотренном ст. 323 УПК
РСФСР. Фактическое основание применения данной санкции — действия,

33 Ф и л ю щ е н к о А. А. Об уголовно-процессуальном принуждении. —
Правоведение, 1974, № 3, с. 108—109.

47

противоречащие требованиям, изложенным в диспозиции ст. 57 УПК. Однако
юридическое основание возложения ответственности— нормы, относящиеся к
различным отраслям права. В первом случае это нормы уголовного права
(ст. 181 УК РСФСР), а во втором — уголовно-процессуального права (ст.
ст. 57, 323 УПК РСФСР)».34 В действительности же и фактическим
основанием применения уголовной ответственности за заведомо неправильный
перевод являются обстоятельства, указанные в диспозиции не ст. 57 УПК, а
именно ст. 181 УК. Штраф же, налагаемый на переводчика, представляет
собой меру административной ответственности.

Меры процессуального принуждения, правильно подчеркивает Е. М. Клюков,
не могут рассматриваться в качестве разновидности какой-либо юридической
ответственности, поскольку всякая юридическая ответственность является
прямым следствием доказанного факта нарушения определенной нормы
материального права и любая юридическая ответственность есть категория
материального права.35 В то же время автор повторяет отмеченную ранее
неточность в определении самого понятия ответственности. Юридическая
ответственность, считает он, «есть не что иное, как определенная мера
должного поведения лица за противоправное деяние».36

Применение процессуального принуждения в ряде случаев не зависит от
нарушения какой-либо процессуальной нормы, лмея своим основанием даже
вероятность такого нарушения. Так, изменение в отношении обвиняемого
(подозреваемого) лица меры пресечения на более строгую (пример,
приводившийся Н. А. Чечиной и П. С. Элькинд) может иметь место не только
тогда, когда обвиняемый (подозреваемый) уже нарушил избранную ранее меру
пресечения, но и тогда, когда есть основания предполагать такое
нарушение. Если считать указанное изменение меры пресечения видом
юридической ответственности, то придется прийти к выводу, что основанием
ответственности является не только совершенное правонарушение, но и
вероятность его совершения, что противоречит одному из основных
принципов советского права, определяющему наступление ответственности за
содеянное, но не за умысел.

Подводя итоги сказанному, следует прийти к выводу, что •ответственность
в советском праве выступает инструментом материальных отраслей права, а
процессуальной ответственности не существует и не может существовать.
Основанием ответственности всегда является материальное правонарушение,
даже если это нарушение созершено в ходе процессуальной деятельности.
Установление и реализация ответственности всегда

34 Там же, с. 109. . , ‘

35 К л ю к о в Е. М. Мера процессуального принуждения. Казань, 1974,

с 26—27.

36 Там же, с. 27.

48

\

требует осуществления процессуальной деятельности, однако по отношению к
процессу ответственность выступает в качестве предмета процессуальной
деятельности, а не ее формы.

Говоря о необходимости охраны собственно процессуальной деятельности,
следует продолжить изучение вопроса об эффективности процессуальных норм
и мерах их дальнейшего обеспечения. В настоящее время охрана
процессуальных отношений не всегда имеет надлежащее правовое
регулирование.37

В ряде научных работ отмечается высокая степень общественной опасности
таких явлений, как сокрытие преступлений от учета в целях создания
видимости благополучия в состоянии раскрываемости.38 Практике известны
случаи привлечения к уголовной ответственности за указанные действия
отдельных работников правоохранительных органов. При этом их действия
квалифицируются по ст. 170 УК РСФСР (и соответствующим статьям кодексов
других союзных республик). Между тем в данном случае имеет место более
специальный родовой объект преступления, вследствие чего целесообразно
было бы определить в законе признаки самостоятельного состава
преступления, относящегося к преступлениям против правосудия (гл. 8 УК
РСФСР), подобно тому как выделены в качестве отдельных составов
привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности (ст. 176),
вынесение заведомо неправосудного приговора, решения, определения или
постановления (ст. 177) и другие составы. Наличие такой специальной
нормы подчеркнуло бы опасность соответствующих действий, что,
несомненно, повысило бы превентивную роль закона.39 Отмечается, что
действующий закон не устанавливает уголовной ответственности за
вынесение заведомо незаконного постановления по уголовному делу органом
дознания, следствия или прокуратуры (аналогичной ответственности судей —
ст. 177) .40

В теории уголовного процесса неоднократно отмечалась необходимость
дополнительного обеспечения административно-правовыми мерами требований
ст. 135 УПК, предусматривающей общие основания участия понятых в
производстве следственных действий, но не обеспеченной никакими мерами
принуждения по отношению к лицам, уклоняющимся от выполнения своей
гражданской обязанности.

37 Об охране процессуальной деятельности
материально-правовыми нормами см : С т о л м а к о в А. И. Понятие и
классификация санкций норм уголовно-процессуального права. —
Правоведение, 1977, № 3, с. 42—44.

38 Л а р и н А. М. Управление расследованием и измерение его
эффективности. — Советское государство и право, 1979, № 10, с.
82—89; Т р у-б и н Н. Проблемы укрепления законности в стадии
возбуждения уголовного дела. — Социалистическая законность, 1980, № 11,
с. 16—18.

33 Этот вопрос поставлен П. Пашкевичем в статье «Предусмотреть законом»
(Правда, 23 янв. 1981 г.).

40 Галкин В. М Классификация уголовно-правовых норм. — Тр\ды ВИИИСЗ,
1976, вып 5, с. 146—147.

4 868
49

До недавнего времени пробелом закона было решение проблем
гражданско-правовой ответственности органов дознания, следствия и суда в
связи с осуществлением неправильных действий по отношению к отдельным
гражданам. Утверждение Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18
мая 1981 г. Положения о порядке возмещения ущерба, причиненного
гражданину незаконными действиями органов дознания, предварительного
следствия, прокуратуры и суда,41 восполнило этот пробел.

§ 2. ПРОЦЕССУАЛЬНОЕ ЗНАЧЕНИЕ ПРИВЛЕЧЕНИЯ К УГОЛОВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ

Как уже отмечалось, вопрос о процессуальном значении уголовно-правовой
ответственности сравнительно традиционен для науки советского уголовного
процесса и, помимо рассмотрения его в ряде работ общего характера,
неоднократно являлся предметом специального изучения.42

При этом обычно исследуются связи и взаимодействие уголовно-правовых и
уголовно-процессуальных отношений, определяется соотношение понятий
«ответственность» и «обвинение», раскрывается проблематика
процессуальных форм реализации уголовной ответственности.

Данный вопрос имеет не только теоретическое, но в ряде случаев и чисто
прикладное значение, в частности при исчислении сроков давности
привлечения к уголовной ответственности. Проблема привлечения к
уголовной ответственности находится в тесной связи с практическим
осуществлением требований презумпции невиновности, с вопросом о
характере мер процессуального принуждения и основании их применения, о
формах, наконец, самого уголовного судопроизводства и др. В качестве
исходного положения для их решения следует принять тесную зависимость
процессуальных отношений от характера материальных правоотношений,
которые, будучи перенесенными в сферу процессуальной деятельности,
влияют и на формы осуществления этой деятельности. Прежде всего такими
отношениями являются материально-правовые отношения уголовной
ответственности.

В соответствии с имеющимися модификациями определения ответственности в
общей теории права (ответственность — обязанность претерпеть
неблагоприятные последствия правонарушения; ответственность — само
правовое отношение; ответст-

41 Ведомости Верховного Совета СССР, 1981, № 21 (2095).

42 См., напр.: Карнеева Л. М. Привлечение к уголовной
ответственности. Законность и обоснованность. М., 1971; Келина С
Г. Теоретические вопросы освобождения от уголовной ответственности.
М., 1974; Фат-кул лин Ф. Н. Изменение обвинения. М., 1971;
Божье в В. П. Уголовно-процессуальные правоотношения. М., 1975.

50

венность —реализованное право государства применить к правонарушителю
определенные санкции) можно выделить три основные позиции по поводу
существа ответственности и в науке советского уголовного права.

Так, М. Д. Шаргородский определил уголовную ответственность как
«обязанность лица, совершившего преступление, претерпеть наказание,
заключающееся в лишениях личного или имущественного характера,
порицающее его за совершенное преступление и имеющее своей целью его
исправление и перевоспитание, а также предупреждение совершения новых
преступлений как им, так и иными лицами».43 Аналогично определение
понятия уголовной ответственности А. А. Пионтковским,44 Н. С. Лейкиной45
и другими авторами.

Встречается и отождествление понятия уголовной ответственности с самим
уголовно-правовым отношением, возникающим в момент совершения уголовного
правонарушения.46

Наконец, существует понимание ответственности как уже реализованного
права государства применить к виновному лицу меры государственного
принуждения, т. е. трактовка ее как реального выполнения
уголовно-правовой нормы.47 Близкую к этому позицию занимает И. С. Ной,
который признает сущностью уголовной ответственности «осуждение лица от
имени государства в форме обвинительного приговорка».48

Указанные модификации определения ответственности имеют значение для
правильного определения понятия «привлечение к уголовной
ответственности», чрезвычайно важного в уголовно-процессуальной теории и
практике. Не возникает сомнения в том, что понятия «привлечение к
уголовной ответственности», как и «освобождение от уголовной
ответственности», относятся к уголовно-процессуальным категориям,
поскольку означают деятельность по реализации требований материального
права. Деятельность такого рода свидетельствует о наличии именно
процессуальных отношений, хотя основания для привлечения к уголовной
ответственности или освобождения от нее относятся к предмету
материально-правового регулирования.

43 Курс советского уголовного права. Л., 1968, т. 1, с. 222—223.

44 Курс советского уголовного права. М., 1970, т. 3, с. 8.

45 Л е й к и н а Н. С. Личность преступника и уголовная
ответственность. Л , 1968, с. 31.

46 Ку р л я н д ский В. И. Уголовная политика, дифференциация и
ин-днвидуализация уголовной ответственности.— Основные направления
борьбы с преступностью. М., 1975, с. 77.

47 Уголовное право/Под ред. Н. И. Загородникова. М., 1969, с.
17; см также: Исправительно-трудовое право. М, 1971, с.
67—68; С а н т а л о в А. И. Об уголовной ответственности и
ее процессуальном выражении. — Вестн. Ленингр. ун-та, 1972, № 23;
Осипов П. П. Теоретические основы построения и применения
уголовно-правовых санкций. Л., 1976, с. 53.

48 Н о й И. С. Сущность и функции уголовного наказания в Советском
государстве. Саратов, 1973, с. 41.

51

Уголовно-процессуальный закон в ряде случаев упоминает «привлечение к
уголовной ответственности», не раскрывая существа этого понятия
(например, ст. 2 Основ).

Л. М. Карнеева и ряд других авторов приравнивают привлечение к уголовной
ответственности к акту привлечения в качестве обвиняемого.49 Иную
позицию занимают Н. С. Алексеев и В. 3. Лукашевич. По их мнению, «с
момента привлечения лица в качестве обвиняемого только начинается
процесс привлечения его к уголовной ответственности, который имеет
длящийся характер, так как признание обвиняемого виновным и назначение
ему справедливого наказания являются исключительной прерогативой
суда».50 Напротив, Н. И. Загородников считает, что понятия «привлечение
к уголовной ответственности» и «привлечение в качестве обвиняемого»
неравнозначны, поскольку привлечение к уголовной ответственности может
иметь место лишь по приговору суда.51

Прежде всего следует согласиться с мнением Л. М. Карнее-вой о том, что в
ряде случаев сам закон (в частности, ст. 48 УК) применяет термин
«уголовная ответственность» не в том значении, которое здесь должно
иметь место. В самом деле, если исходить из текста ст. 176 УК,
предусматривающей ответственность лица, ведущего дознание, следователя
или прокурора «за при-. влечение к уголовной ответственности» заведомо
невиновного, то, несомненно, речь идет о досудебных стадиях процесса, т.
е. о комплексе действий по привлечению лица в качестве обвиняемого. О
том же говорит и ст. 234 УПК, предусматривающая при прекращении дела в
распорядительном заседании вручение копии определения «лицу,
привлекавшемуся к уголовной ответственности».

В то же время ст. 48 УК устанавливает сроки давности привлечения к
уголовной ответственности, не расшифровывая это понятие, что порождает
серьезные трудности в ее применении. Ведь если считать, что акт
привлечения в качестве обвиняемого является одновременно актом
привлечения к уголовной ответственности, то создается парадоксальное
положение, при котором институт давности привлечения к уголовной
ответственности вообще может не применяться по ряду дел — достаточно
лишь вынести постановление о привлечении определенного лица в качестве
обвиняемого.

49 К а р н е е в а Л. М. Привлечение к уголовной
ответственности. Законность и обоснованность, с. 13—16; см. также:
Элькинд П. С. Толкование и применение норм уголовно-процессуального
права. М., 1967, с. 39 (автор применяет термин «привлечение к
уголовной ответственности в качестве обвиняемого»).

50 А л е к с е е в Н. С, Лукашевич В. 3. Ленинские идеи в советском
уголовном судопроизводстве. Л., 1970, с. 69—70.

51 Загородников Н. И. Давность уголовного преследования и ее
сроки. — Социалистическая законность, 1967, № 2, с. 33.

52 ,

Справедлива точка зрения Л. М. Карнеевой о том, что «было бы
неправомерным осуждение человека после истечения срока давности в тех
случаях, когда ему предъявлялось обвинение… Дело подлежит прекращению
и после привлечения к -уголовной ответственности даже в тех случаях,
когда ему предъявлялось обвинение».52 Однако вызывает недоумение
мотивировка этого вывода: «…такие дела прекращаются не на основании
статьи уголовного закона, а в силу п. 3 ст. 5 УПК, согласно которому за
истечением сроков давности уголовное дело не может быть возбуждено, а
возбужденное подлежит прекращению».53 Как известно, давность привлечения
к уголовной ответственности является материально-правовым институтом.
Ст. 5 УПК предусматривает не основания, а лишь порядок реализации
требований материального права.

Более обоснованную позицию занимает С. Г. Келина, считающая, что
«действующее уголовное и уголовно-процессуальное законодательство не
указывает на то, что исчисление дав-ностного срока следует считать
приостановленным с момента предъявления лицу обвинения, а, напротив
предполагает продолжение течения этого срока на дальнейших стадиях
уголовного процесса».54 Аналогично мнение Н. И. Загородникова,55 Ю. И.
Стецовского56 и ряда других авторов.

Некоторые же ученые полагают, что привлечение в качестве обвиняемого
прерывает течение срока давности привлечения к уголовной
ответственности.57

Как уже отмечалось, попытки ограничения действия института давности
привлечения к уголовной ответственности, гуманистическая сущность
которого очевидна, входят в противоречие с самой идеей установления
определенного срока, в течение которого возможна реализация уголовной
ответственности. При таком ограничительном толковании данного института
возможны ситуации, при которых лицо, даже совершившее незначительное
преступление, лишается определенности положения, и не по своей вине, а в
результате длительного расследования или судебного разбирательства дела.

Сказанное свидетельствует и о том, что в настоящее время смысл формулы
«привлечение к уголовной ответственности»

52 К а р н е е в а Л. М. Привлечение к уголовной
ответственности. Законность и обоснованность, с. 13. 63 Там же.

54 К е л и н а С. Г. Теоретические вопросы освобождения от
уголовной ответственности, с. 221.

55 Загородников Н. И. Давность уголовного преследования и
ее сро:;”. г 3).

56Стецовский Ю. И. О терминологии уголовно-процессуального
законодательства.— Вопросы борьбы с преступностью. М., 1972, № 16, с.
102—103.

57 Гальперин И. Как исчислять срок давности привлечения к уголовной
ответственности? — Советская юстиция, 1966, № 9, с. 8; Смольников В. Е.
Давность в уголовном праве. М., 1973, с. 20.

53

недостаточно четко выражен законодателем. Значительно более четким
является понятие «привлечение в качестве обвиняемого», которое
исчерпывающе определяет процессуальную сущность этого акта (и
соответствует терминологии процессуального закона). Такие же выражения,
как «привлечение к уголовной ответственности в качестве обвиняемого»,
«уголовное преследование» и т. п., будучи тавтологичными (в ныне
употребляемом значении), в ряде случаев создают дополнительные
терминологические трудности.

Л. М. Карнеева исходит из того, что привлечение к уголовной
ответственности представляет собой «единовременный процессуальный акт»,
совпадающий, по ее мнению, с «процессуальным актом привлечения лица в
качестве обвиняемого».58 Если согласиться с этим, то следует признать,
что вынесением постановления о привлечении лица в качестве обвиняемого и
начинается, и завершается привлечение к уголовной ответственности. Между
тем в точном соответствии со ст. 7 Основ никто не может быть признан
виновным в совершении преступления и подвергнут уголовному наказанию
иначе, как по приговору суда. В связи с этим, если пользоваться
выражением «привлечение к уголовной ответственности», то нельзя во
всяком случае исключить из охватываемой им совокупности действий
разрешение вопроса о наличии уголовно-правового материального отношения
ответственности, которое входит в компетенцию суда и только суда. Как
отмечают Н. С. Алексеев и В. 3. Лукашевич, «привлечение к уголовной
ответственности осуществляется органом дознания или следователем с
момента вынесения постановления о привлечении в качестве обвиняемого, а
окончательно устанавливается уголовная ответственность с назначением
меры уголовного наказания только судом в обвинительном приговоре».59
Следовательно, авторы рассматривают привлечение к уголовной
ответственности в качестве длящегося процесса, непременно включающего в
себя судебное разрешение дела. (Следует уточнить, что актом привлечения
к уголовной ответственности является и обвинительный приговор без
назначения наказания, поскольку в данном случае также имеет место
констатация наличия уголовно-правового отношения, не сопровождающаяся
освобождением от уголовной ответственности).

Таким образом, использование термина «привлечение к уголовной
ответственности» невозможно без включения в этот процесс судебного
разрешения дела. Однако в литературе высказывались и возражения против
употребления данного термина в процессуальном смысле. Так, Н. И.
Загородников

58 К а р н е е в а Л. М. Привлечение к уголовной ответственности.
Законность и обоснованность, с. 16.

69 Алексеев Н. С, Лукашевич В. 3. Ленинские идеи в советском уголовном
судопроизводстве, с. 70.

54

писал, что «привлечение к уголовной ответственности по уголовному закону
не равнозначно, на наш взгляд, привлечению в качестве обвиняемого по
процессуальному закону».60

Не вполне выяснено также соотношение понятий «привлечение к уголовной
ответственности» и «обвинение», которые в отдельных случаях
употребляются в качестве синонимов, обозначающих деятельность
государственных органов по обоснованию вывода о наличии уголовной
ответственности, а иногда обвинение рассматривается как процессуальная
форма привлечения к уголовной ответственности.61

Сказанное приводит к выводу о том, что вопрос о содержании и
необходимости применения понятия «привлечение к уголовной
ответственности» не может считаться разрешенным в теории советского
уголовного процесса. Употребление этого термина законодателем
противоречиво и в ряде случаев приводит к созданию неразрешимых (в
рамках действующего закона) коллизий (проблема давности привлечения к
уголовной ответственности), не нашедших пока удовлетворительного
разрешения в судебной практике.

§ 3. МАТЕРИАЛЬНО-ПРАВОВОЕ ЗНАЧЕНИЕ ПРИВЛЕЧЕНИЯ В КАЧЕСТВЕ ОБВИНЯЕМОГО

Означает ли привлечение в качестве обвиняемого («привлечение к уголовной
ответственности в качестве обвиняемого», ?если все же пользоваться этим
термином) реализацию уголовно-правового отношения? При всех модификациях
самого понятия уголовной ответственности и при приведенных выше
разночтениях в толковании понятия «привлечение к уголовной
?ответственности» следует сделать категорический вывод о том, что
реализация уголовно-правового отношения ответственности наступает только
при наличии вступившего в законную силу приговора суда, установившего
вину обвиняемого в совершении соответствующего преступления. До
появления такого приговора имеет место деятельность государственных
органов, направленная на выяснение подлинных отнощений, которая еще не
знаменует собой наступления уголовно-правовых последствий.

Я. О. Мотовиловкер оперирует понятием «уголовная ответственность
обвиняемого в процессуальном смысле», считая, что «юридическим фактом,
порождающим уголовную ответственность обвиняемого в процессуальном
смысле, является процес-

60 Загородников Н. И Давность уголовного преследования и ее сроки, с.
33; см. также: СтецовскийЮ. И. О терминологии уголовно-процессуального
законодательства, с. 102—103.

6! Давыдов П. М. Обвинение в советском уголовном процессе. Авто-F>еф.
докт. дис. Свердловск, 1973, с. 9—11.

55

суальный акт следователя, прокурора, суда».62 Автор не дает определения
указанного понятия, отмечая лишь, что «уголовная ответственность в
процессуальном смысле — не следствие преступления, а метод, условие,
предпосылка установления наличия или отсутствия основания
ответственности в материальном смысле и, тем самым, дачи ответа на
вопрос, составляющий предмет уголовного процесса».63 По его мнению,
уголовная ответственность в процессуальном смысле «исчерпывает» себя в
момент установления виновности обвиняемого вступившим в законную силу
приговором.64

Сложность рассмотрения подобных конструкций заключается в их крайней
неопределенности. Что же все-таки такое «уголовная ответственность в
процессуальном смысле»? Неблагоприятные последствия правонарушения?
Просто процессуальное отношение, содержание которого не определено?
Каким образом ответственность может возникнуть не в результате
правонарушения, а вследствие процессуального акта следователя,
прокурора, суда? Количество возникающих вопросов можно увеличить до
бесконечности.

Очевидно, единственным выходом является разъяснение автором своей мысли.
Во всяком случае в самом понятии«уголовная ответственность в
процессуальном смысле» заложена мысль о том, что «за совершение
преступного деяния лицо начинает фактически нести уголовную
ответственность со стадии предварительного расследования, нести по
крайней мере ту часть этой ответственности, которая связана с положением
обвиняемого и выражается, прежде всего, в обязанности терпеть тяжесть
публичного изобличения».65 Я- О. Мотовиловкер полемизирует с этим
высказыванием Ф. Н. Фаткуллина, упрекая его в отступлении от презумпции
невиновности, но фактически своей конструкцией дает основания для того
же вывода о несении обвиняемым ответственности в момент привлечения его
в качестве обвиняемого.

Приведенные суждения представляются нам принципиально неправильными
именно в силу того, что допускается возможность неблагоприятных
последствий правонарушения до его установления в предписанном законом
порядке.66 Несмотря на то, что вопрос о понятии и значении презумпции
невиновности в процессуальной литературе подчас усложнен без
необходи-

62 Мотовиловкер Я. О. Предмет советского уголовного
процесса, с. 26.

63 Там же, с. 27.

64 Там же, с. 26.

65 Ф а т к у л л и н Ф. Н. Обвинение и судебный приговор. Казань,
1965, с. 23.

66 Критику позиции Я. М. Брайнина, полагавшего, что уголовный закон
применяется в процессе предварительного и судебного
расследования уже с момента предъявления обвинения, см.:
Братусь С. Н. Юридическая ответственность и законность. М., 1976,
с. 112—113. u/; \3 •

56

мости, бесспорно главное: обвиняемый считается (и является) невиновным
до тех пор, пока его вина не будет установлена в законном порядке, т. е.
приговором суда.

Следует отметить, что презумпция невиновности не является презумпцией в
обычном ее понимании, поскольку предполагаемая невиновность обвиняемых
имеет не обычный, наиболее распространенный, что типично для правовых
презумпций, а исключительный характер. Однако эта исключительность не
подрывает смысла процессуального положения, в соответствии с которым
любое лицо (в том числе и обвиняемый) считается (а не только
предполагается) невиновным, пока его вина не будет установлена судом.
Указанное положение само по себе лишено характера презумпции, поскольку
оно бесспорно, аксиоматично и соответствует принципам познания истины в
любой отрасли знания. Нигде и никогда нельзя считать доказанным,
установленным то, что еще не доказано, не установлено,— это аксиома, а
не презумпция.

В теории права в ряде случаев имеет место смешение материально-правовых
и процессуальных категорий, что характерно и для разрешения ряда проблем
уголовной ответственности. Так, в частности, смешиваются категории вины
и виновности. Между тем, если вина является материально-правовой
категорией, выражает отношение субъекта преступления к преступному
деянию и существует объективно (независимо от ее познания), то
виновность выступает всегда в качестве результата общественно-правовой
оценки поведения лица и, будучи процессуальной категорией, может быть
определена лишь в результате познавательной деятельности.

Близкую к высказанной позицию заняли М. П. Карпушин и В. И. Курляндский,
которые отмечают, что в практике следственных и судебных органов термины
«вина» н «виновность» употребляются не для обозначения форм вины (умысла
и неосторожности) , а для общей характеристики преступных действий лица.
Далее они утверждают, что терминологическое совпадение не дает оснований
для отождествления соответствующих понятий, так как «вина» — строго
юридическое понятие (родовое понятие умысла и неосторожности), а
«виновность» — доказанность совершения данным лицом конкретного
преступления.67

Указанная позиция не отождествляется с попытками внести в советскую
теорию уголовного права оценочное понимание вины в качестве общего
основания уголовной ответственности. Такие попытки были предприняты Б.
С. Утевским, который, не разграничивая понятия «вина» и
«виновность», распространял

“Карпушин М. П., Курляндский В, И. Уголовная
ответственность и состав преступления. М., 1974, с. 133.

5?

таким образом на вину положения, характеризующие виновность.68

Нельзя не согласиться с Н. Н. Полянским, что «вина в советском уголовном
и процессуальном праве есть единый институт»,69 хотя точнее все же
говорить о вине как институте материального, а не процессуального права.
В то же время это вовсе не исключает возможности существования особой
процессуальной категории виновности.

?

 

c

c

h

j

n

?

j

* , l

n

, n

6

X

AE

E

I

I

E

I

?

?

?

ph9 М. С. Строгович действительно отмечает, что «нормы
уголовно-процессуального права определяют те средства, способы, которыми
устанавливаются факты совершенных преступлений и виновность совершивших
их лиц».71 На первый взгляд может создаться впечатление, будто автор
отделяет вину от самого преступления. Однако на самом деле М. С.
Строгович говорит не о вине, а о виновности. И это не случайно. Если
проанализировать содержание уголовно-процессуального законодательства,
то нетрудно заметить, что оно в целом ряде случаев оперирует понятиями
«виновен», «виновный», «виновность» (см., например, ст. ст. 2, 3, 7 и
др. Основ). При этом в уголовном процессе речь идет не о наличии или
отсутствии вины, а о признании виновным (например: «Никто не может быть
признан виновным в совершении преступления и подвергнут наказанию иначе
как по приговору суда» — ст. 7 Основ). Действительно, вина и ее
установление, констатация, признание виновным — понятия разные.72

Ст. 15 Основ выделяет виновность обвиняемого в самостоятельный элемент
предмета доказывания наряду с самими обстоятельствами совершенного
деяния, характером и размером ущерба и т. д. На это указывают
Г. М. Миньковский

68Утевский Б. С. Вина в советском уголовном праве. М., 1960, с. 59.—
Критику этих’взглядов см.: Алексеев Н. С, Смирнов В. Г., Шаргородский М.
Д. Основание уголовной ответственности по советскому праву, —
Правоведение, 1961, № 2; см. также: Курс советского уголовного
права/Под ред. А. А. Пионтковского, П. С. Ромашкина,

B. М. Чхиквадзе. М., 1970, с. 280—288.

69 Полянский Н. Н. Вопросы теории советского уголовного
процесса. М., 1956, с. 246.

70 С е р г е е в а Т. Л. Основания уголовной ответственности
по советскому уголовному праву. — Уч. зап. ВНИИСЗ. М., 1964, вып.
18, с. 20.

71 Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. М., 1968, т.
1, с. 45.

72 «Виновность — наличие вины» (Словарь русского языка/Под
ред.

C. И. Ожегова. М., 1952, с. 68).

58

и М. Ю. Рагинский, относя к понятию виновности ряд других обстоятельств,
выходящих за пределы психического отношения субъекта преступления к
деянию (причинную связь, признаки специального субъекта преступления и
т. д.) .73

Смешение материально-правовых и процессуальных категорий допускает в
ряде случаев В. Н. Бабаев. Так, признавая возможность принятия
неправильных решений на основе презумпций в случае их неопровержения или
неподтверждения, он ссылается на прекращение дела за недоказанностью
участия обвиняемого в совершении преступления (ч. IJ ст. 208 УПК). При
неустановлении истины постановление о прекращении дела, пишет он, может
быть и истинным, и ложным.74 Подобная точка зрения уже высказывалась
ранее в печати, но с ней нельзя согласиться. Постановление о прекращении
дела ввиду недоказанности вины обвиняемого, если оно вынесено в точном
соответствии с законом, не может быть ложным именно потому, что оно
выражает требование закона. Смысл презумпции невиновности в том и
состоит, что при неустановлении в указанном законом порядке вины лица в
совершении преступления это лицо считается (и является) невиновным,
независимо от характера непознанных материально-правовых отношений, так
как непознанное не может считаться истинным, а вывод о виновности должен
базироваться лишь на непреложно установленных фактах.

С тем же смешением материально-правовых и процессуальных категорий
связано и утверждение В. Н. Бабаева о том, что задержание лица в
качестве подозреваемого на основании ст. 122 УПК представляет собой
исключение из презумпции невиновности, поскольку в данном случае якобы
«действует презумпция вины подозреваемого в совершении преступления». По
его мнению, существование презумпции вины подозреваемого обусловлено
«необходимостью защиты общественных и личных интересов» и имеет
исключительный характер.75

Однако в данном случае нет никакого исключения, поскольку задержание
подозреваемого так же, как и заключение, например, под стражу
обвиняемого, не вступает в противоречие с положением о том, что эти лица
продолжают считаться невиновными, поскольку процесс познания истины еще
не завершен. Вина того или иного лица предполагается не только при его
задержании, но еще и при привлечении в качестве обвиняемого, допустимом
по прямому указанию закона при обязательном наличии «достаточных
доказательств» (ст. 143 УПК). Но все это не дает основания для
вывода о наличии

73 Научно-практический комментарий к Основам уголовного
судопроизводства Союза ССР и союзных республик. М., 1960, с. 83—84.

74 Бабаев В. Н. Презумпции в советском праве. Горький, 1974, с. 56.

75 Там же, с. 101—102.

59

презумпции виновности, ибо, повторяем, виновность — результат
познавательной деятельности, общественно-правовая оценка познанного
явления.

Вслед за И. Л. Петрухиным 76 В. Н. Бабаев утверждает, что «после
вступления приговора в законную силу презумпция невиновности обвиняемого
уступает место презумпции истинности приговора».77 В данном случае
неправильна сама постановка вопроса. Поскольку презумпция невиновности
представляет собой объективное правовое положение, она не уступает и не
может уступить место каким-либо иным презумпциям, не вступает и не может
вступать с ними в конкуренцию. Предположение об истинности судебного
приговора действительно носит презумптивный характер, и лежащая в его
основе презумпция относится к числу опровержимых. Однако признание
обвиняемого виновным ни в коей мере не колеблет правильности утверждения
о том, что до этого он считался невиновным в совершении преступления.
Более того, и после вступления приговора в законную силу продолжают
действовать выводимые из презумпции невиновности правила доказывания
(недопустимость возложения обязанности доказывания на осужденного,
толкование сомнений в его пользу и т. д.), так как продолжает
действовать общеправовая презумпция добропорядочности граждан,
являющаяся основой презумпции невп* новности.78

Из презумпции невиновности обвиняемого следует вывод, что применяемые к
нему меры процессуального принуждения не могут рассматриваться в
качестве начала реализации уголовно-правовой ответственности.
Уголовно-процессуальный закон в ряде случаев ограничивает характер
применяемых мер процессуального принуждения (возможность задержания
только при подозрении в преступлении, за которое возможно применение
меры наказания в виде лишения свободы, аналогичные условия заключения
под стражу). Однако характер этих мер связывается с общественной
опасностью преступления не потому, что они рассматриваются как начало
фактического несения ответственности, а потому, что характер и
содержание процессуальной деятельности в целом находятся в тесной связи
с характером и содержанием материально-правовых отношений, являющихся
предметом процессуальной деятельности. Точно так же
гражданско-процессуальный закон допускает привод ответчика не по всем
делам, а лишь по делам о взыскании алиментов, не рассматривая это как
выполнение гражданско-правовой обязанности.

76 Теория доказательств в советском уголовном процессе/Под
ред. Н. В. Жогина. М., 1973, с. 359.

77 Бабаев В. Н. Презумпции в советском праве, с. 102.

78 См. об этом: Я к у б М. Л. Проблемы оценки доказательств в
созет-ском у головном процессе. — Вестн. Моск. ун-та, 1974, № 6, с. 21.

60

Процессуальный акт привлечения в качестве обвиняемого означает
возникновение нового уголовно-процессуального отношения между
государством в лице управомоченных органоз и лицом, в отношении которого
имеются достаточные доказательства совершения им преступления. На наш
взгляд, это уголовно-процессуальное отношение и есть обвинение,79
Указанное отношение обладает всеми признаками правового: регулируется
нормами уголовно-процессуального закона, требует специфической
правосубъектности участников с определением их прав и обязанностей,
возникает в связи с определенным юридическим фактом (таковым является
юридический акт привлечения следователем или судом определенного лица в
качестве обвиняемого).

Развиваясь динамически, в силу выполнения своих задач органами
государства, осуществляющими производство по уголовному делу,
уголовно-процессуальное отношение обвинения соответствует этапам
установления и конкретизации * индивидуализации) уголовной
ответственности.80

Как отмечает П. С. Дагель, уголовно-правовое отношение может быть
установлено, конкретизировано и реализовано лишь посредством
установления и реализации уголовно-процессуальных отношений, участником,
одним из субъектов которых является преступник.81

Изложенное приводит к выводу о том, что уголовно-процессуальный институт
обвинения представляет собой совокупность норм, регулирующих отношения
по поводу совершенного преступления между государством в лице его
управомоченных органов и определенным лицом, которому предъявляется
обвинение в совершении данного преступления, с момента установления
этого лица и до момента признания его виновным или невиновным в
определенном законом порядке.

Понимание обвинения как особого уголовно-процессуального отношения между
государством в лице его управомоченных органов и лицом, привлекаемым в
качестве обвиняемого, позволяет не только более четко уяснить этапы
развития и реализации уголовной ответственности, но и способствует
решению ряда проблем уголовного процесса (об обязанности доказывания и
его субъектах, о характере процессуальной деятельности по делам так
называемого частного и частно-публичного обвинения и т. д.).

“9 Впервые трактовка обвинения как процессуального отношения была
высказана автором в работе: Даев В. Г. К понятию обвинения в советском
уголовном процессе. — Правоведение, 1970, № 1, с. 76—86.

80 Об этапах развития уголовной ответственности см., напр : Д а-г с л ь
П. С. Проблемы вины “в советском уголовном праве: Автореф. докт. дне’Л.,
1969, с. 7.

fl Дагель П. С. Учение о личности преступника в советском \головном
праве. Владивосток, 1970, с. 44.

61

Г л а в а III i,

ЗАВИСИМОСТЬ

УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОЙ ФОРМЫ ОТ ХАРАКТЕРА УГОЛОВНОЙ
ОТВЕТСТВЕННОСТИ

§ 1. ЗАВИСИМОСТЬ ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ПРИНУЖДГНИЯ ОТ ХАРАКТЕРА УГОЛОВНОЙ
ОТВЕТСТВЕННОСТИ

Если основным назначением процессуальной деятельности (в любой ее форме)
является установление характера материально-правовых отношений и в
необходимых случаях их принудительная реализация, то основное качество
такой деятельности— возможность применения правового принуждения

В литературе указывают на следующие основные признаки правового
принуждения в целом

а) подчинение государственного принуждения общим принципам
социалистического права, выражающим его демократическое содержание,
антиэксплуататорский характер, подлинный гуманизм, исключение
всякого произвола из деятельности правоприменительных органов,
справедливость государственно-принудительных мер и т д ,

б) единство, всеобщность государственно-принудительных мер —
начало, в соответствии с которым такие меры применяются на единых
основаниях ко всем лицам на территории всей страны, причем содержание и
характер различных видов ответственности и иных
государственно-правовых мер согласованы между собой;

в) строгая регламентация объема и пределов государственного
принуждения, его «дозировка» в зависимости от конкоет-ных обстоятельств,
не требующая абсолютной определенности установленных юридических
санкций; достаточно, чтобы они имели относительно определенный
характер (однако в данном случае порядок их последующей
индивидуализации должен быть строго регламентирован),

г) установление в нормативном порядке оснований для
применения государственно-принудительных мер, в частности
признаков правонарушения (состава правонарушения) как
основания юридической ответственности, выражающих право-

62

вые принципы ответственности и прежде всего принцип ответственности за
вину;

д) строгая регламентация порядка и процедуры применения мер
государственно-принудительного воздействия, воплощающих необходимые
гарантии личности, ее прав и предусмотренных Конституцией свобод, в том
числе недопустимость ареста без законных оснований, презумпция
невиновности, недопустимость обратного действия закона, устанавливающего
новые или более строгие санкции, и т д , а также наличие у лица, к
которому применяются государственно-принудительные меры, известной суммы
прав, гарантирующих применение к нему санкции в строгом соответствии с
законом ‘

При правильности в целом определения С С Алексеевым существенных
признаков правового принуждения нетрудно заметить, что автор в конечном
счете ограничивается характеристикой принуждения в качестве
материально-правовой категории, связывая его прежде всего с
правонарушением и ответственностью как результатом правонарушения 2

Специфической чертой процессуального принуждения является возможность
его применения при отсутствии правонарушения лишь для достижения целей
уголовно-процессуальной деятельности Так, основанием избрания мер
пресечения (а они^ вне всякого сомнения, относятся к числу мер правового
принуждения) выступает не сам факт совершения уголовного правонарушения,
а только «наличие достаточных оснований полагать», что обвиняемый
скроется от следствия и суда или воспрепятствует установлению истины,
или будет заниматься преступной деятельностью (ст 33 Основ)

Возможность принудительного осуществления, т е опять- ? таки
применения государственного принуждения, существует при
проведении широкого круга следственных действий (обыска, выемки и т д
)

Общее определение государственного принуждения дано-Б Т Базылевым,
который пишет «Государственное принуждение в СССР — это осуществляемое
компетентными органами и представителями государства на основании и в
пределах норм социалистического права физическое или психическое
воздействие в отношении лиц путем причинения им лишений и ограничений
личного, материального, нравственного характера в целях подчинения их
воли и внешнего поведения требо-

! \тексеев С С Социальная ценность права в советском обществе М, 1971,
с 118—119

2 Аналогично мнение М X Фарукшина, который пишет, что «применение самого
принуждения допустимо пишь в случаях противоправного поведения и в связи
с таким поведением Никакими иными соображениями использование мер
принуждения обосновать нельзя» (Фарукшин М X Вопросы общей теории
юридической ответственности — Правоведение, 1969, № 4, с 29—30)

ваниям социалистической государственной власти и реализации воли
социалистического государства».3

Специальное уголовно-процессуальное принуждение характеризуется П. С.
Элькинд следующими основными признаками:

Глава IV ч

ПРЕДМЕТ ДОКАЗЫВАНИЯ И СОСТАВ ПРЕСТУПЛЕНИЯ

Взаимосвязь уголовного материального права и уголовного процесса
наиболее ярко проявляется при определении сущности такой категории, как
предмет доказывания. По меткбму выражению М А Нокербекова, «предмет
доказывания — это узел, связывающий уголовный процесс с уголовным
правом» ‘

В теории уголовного процесса под предметом доказывания принято понимать
обстоятельства, подлежащие установлению по каждому уголовному делу.2
Круг таких обстоятельств установлен ст. 15 Основ и включает в себя:
событие преступления (время, место, способ и другие обстоятельства
совершения преступления); виновность обвиняемого в совершении
преступления; обстоятельства, влияющие на степень и характер
ответственности обвиняемого; характер и размер ущерба, причиненного
преступлением.

УПК союзных республик дополняют этот перечень указанием на необходимость
выяснения обстоятельств, способствовавших совершению преступления (ст.
68 УПК РСФСР и соответствующие статьи УПК других союзных республик).

Наряду с наиболее распространенным мнением о единстве предмета
доказывания и его неизменности для всех уголовных дел3 существуют и иные
точки зрения, допускающие выделять самостоятельные предметы доказывания
по отдельным категориям уголовных дел, в частности по делам
несовершеннолетних, по делам о применении принудительных мер
медицинского

‘НокербековМ А Соотношение норм уголовного и }го„товно процессуального
права, касающихся предмета доказывания —Вопросы уголовного права и
процесса Труды Ин-та философии и права Алма-Ата, 1963, т 7, с 191.

2 Теория доказательств в советском уголовном процессе М,
1973, с. 139 , „

3 Там же, с 157.

96

характера и др ,4 в отдельных стадиях процесса5 или даже для отдельных
участников процесса.6 Существует также мнение, что предмет доказывания
по каждому уголовному делу индивидуален 7

Представляется, что мнение о множественности предметов доказывания
входит в противоречие с идеей выделения в качестве абстрактной категории
общих для всех уголовных дел направлений доказывания, связанных с
задачами процесса по реализации материально-правовых отношений
ответственности.

Подобно тому как в уголовном праве состав преступления содержит общие
признаки преступного деяния, не зависящие от конкретного преступления,
так и в уголовном процессе предмет доказывания охватывает факторы,
определяющие виновность и наказуемость в общем виде Как отмечает М. С.
Строгович, «прежде всего должны быть доказаны все факты, из которых
складывается уголовно-наказуемое деяние, содержащее объективные и
субъективные элементы состава преступления» 8

Продолжает оставаться дискуссионным и вопрос о структуре предмета
доказывания. Прежде всего это относится к обстоятельствам, не имеющим
материально-правового значения и служащим лишь средством к установлению
обстоятельств совершенного преступления, т. е. к так называемым
доказательственным фактам. По мнению Г. М Миньковского, не все
обстоятельства, устанавливаемые по уголовному делу, входят в предмет
доказывания. Ряд вспомогательных фактов не относится к обстоятельствам,
подлежащим доказыванию, и служит лишь средством для установления
обстоятельств, входящих в предмет доказывания.9 Возражая против этого,
некоторые авторы считают, что в предмет доказывания входят все
обстоятельства, имеющие значение для правильного разрешения дела,
поскольку все они имеют доказательственное значение.10 Факты, из которых
складывается уголовно-наказуемое

4 Ларин А М Работа следователя с доказательствами. М, 1966, с 27

5 Арсеньев В Д Доказывание фактических обстоятельств дела в
от-детьньгх стадиях уголовного процесса —Вопросы борьбы с
преступностью Иркутск, 1970, с 59—69, см также Кузнецов Н
П Процессуальная форма возбуждения уголовного дела — Развитие и
совершенствование уголовно-процессуальной формы Воронеж, 1979, с
140

s Нокербеков М А. Соотношение норм уголовного и
уголовно-процессуального права , с 191

7 Назаров В В, Илларионов В А,ГелескулВ В Предмет доказывания
в советском уголовном процессе (анализ содержания) — Вопросы
организации суда и осуществления правосудия в СССР. Калининград, 1977,
вып 6, с. 32

8 Строгович М С Курс советского уголовного процесса М, 1968, т
I, с 363

9 Теория доказательств в советском уголовном процессе, с
140-141 юфаткуллинФ Н Общие проблемы процессуального доказывания

Казань, 1976, с 103—104, Горский Г Ф, Кокорев Л Д,
Эль-

7 868

97

деяние, образуют в их совокупности так называемый «главный факт».11 В
зависимости от отношения к «главному факту» доказательства делятся на
прямые и косвенные.

Однако против применения термина «главный факт» был высказан ряд
возражений. 12 Отмечалось, в частности, что само понятие «главный факт»
страдает неопределенностью, вследствие чего в это понятие вкладывается
различный смысл. Вряд ли пригодно также понятие главного факта для
классификации доказательств, в частности для деления их на прямые и
косвенные. Если понимать под доказательствами сведения о совершенном
преступлении, трудно представить источник, располагающий информацией о
всех обстоятельствах уголовного дела в их совокупности. Получаемые
сведения, как правило, относятся к отдельным обстоятельствам, фактам,
сторонам имевшего место события. С этой точки зрения сторонникам понятия
«главный факт» пришлось бы относить к категории прямых доказательств
множество сведений, характеризующих отдельные обстоятельства
исследуемого деяния.

В связи с изложенным представляется также неоправданным включение в
предмет доказывания «доказательственных фактов». Установление побочных,
вспомогательных обстоятельств, при помощи которых в конечном счете
устанавливаются фактические обстоятельства совершенного преступления,—
не более, чем промежуточная цель доказывания, его этап.13 Включение
вспомогательных обстоятельств в предмет доказывания лишает смысла само
понятие «предмет доказывания», поскольку в данном случае предметом
доказывания следует признавать все то, что подвергается исследованию.
Между тем предмет доказывания определяет основные направления
доказывания безотносительно к конкретному преступлению, и в этом его
служебная роль. Предмет доказывания как правовое понятие включает,
следовательно, далеко не все подлежащие исследованию по делу
обстоятельства, а лишь те из них, установление которых, как правильно
отмечает А. А. Хмыров, представляет собой «конечную

к и н д П. С. Проблемы доказательств в советском уголовном процессе.
Воронеж, 1978, с. 81.

11 С т р о г о в и ч М. С. Курс советского уголовного процесса, т. 1, с.
363.

12ГродзинскийМ. М. Некоторые проблемы теории косвенных доказательств.—
Вопросы криминалистики. М., 1964, вып. 11, с. 7; Е и н-берг А., Кочаров
Г., Миньковский Г. Актуальные вопросы теории судебных доказательств в
уголовном процессе.— Социалистическая законность, 1963, № 3, с. 21; Б а
н и н В. А. Гносеологическая и правовая природа предмета доказывания в
советском уголовном процессе. Уфа, 1975, с. 20; Ф а т к у л л и н Ф. Н.
Общие проблемы процессуального доказывания, с. 55-57.

13 См. об этом: Арсеньев В. Д. Вопросы общей теории судебных
доказательств. М., 1964, с. 23—24; Лупинская П. А., Галкин В. М.
Доказательства в советском уголовном процессе. М., 1960, с. 8; Шала-мо в
М. П. Теория улик. М., 1960, с. 8.

98

цель доказывания».14 Предмет доказывания един для всех стадий уголовного
процесса, для всех категорий уголовных дел, так как предмет
уголовно-процессуальной деятельности — уголовно-правовые отношения
ответственности.

Поскольку процесс является средством реализации материально-правовых
отношений, структура предмета доказывания в значительной мере
определяется материальным законом. Как отмечает М. С. Строгович,
структуру предмета доказывания устанавливает процессуальный закон, а его
основное содержание—материальный закон.15 Однако содержание предмета
доказывания несомненно влияет и на его структуру.

Исходным при определении структуры предмета доказывания должно быть
представление о предмете доказывания как об общем абстрактном перечне
подлежащих установлению обстоятельств, конкретизация которого в пределах
закона осуществляется в процессе доказывания по каждому конкретному
делу. Однако это не значит, что «определение предмета доказывания
зависит от особенностей каждого конкретного уголовного дела».16 При
таком понимании утрачивается назначение предмета доказывания как
категории более общего порядка, не связанной с конкретными составами
преступлений и единой для всех уголовных дел. Абстрактная конструкция
предмета доказывания, единая для всех уголовных дел, не зависит от
конкретных составов преступлений или от конкретных дел.

Какие бы варианты структуры предмета доказывания ни предлагались
исследователями этого вопроса, обстоятельства, относящиеся к
характеристике состава преступления, занимают среди них первое место.
Это не случайно, так как предмет доказывания по своему содержанию
неразрывно связан с материально-правовым понятием состава преступления,
под которым советская теория уголовного права понимает совокупность
признаков, характеризующих определенное общественно опасное деяние как
преступление.17 Как и предмет доказывания, состав преступления в
качестве правовой категории представляет собой абстракцию высокой
степени, отражающую необходимые свойства любого конкретного
преступления.18 Как отмечает А. Г. Стовповой, под предметом доказывания
надо понимать

14 Хмыров А. А. Косвенные доказательства. М., 1979, с. 11—12.

15 Строгович М. С. Материальная истина и судебные доказательства в
советском уголовном процессе. М., 1955, с. 270.

16 Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса, т. 1, с. 362.

17 См., напр.: Курс советского уголовного права/Под ред. А. А.
Пион-тковского и др. М., 1970, т. 2, с. 89.

18 Вряд ли обосновано отнесение Б. И. Хмельницким состава преступления
к категории межотраслевых институтов (см.: Хмельницкий Б. И.
Единство уголовно-правовой и уголовно-процессуальной характеристики
состава преступления. — Проблемы совершенствования закона и
повышения эффективности деятельности правоохранительных органов
в свете новых конституций. Уфа, 1980, с. 181).

99

«совокупность обстоятельств дела, которые в соответствии с признаками
состава преступления и требованиями уголовно-процессуального закона,
конкретизированными применительно к данному составу, подлежат
установлению по делу в целях его правильного разрешения».19

Понятие состава преступления имеет в теории советского уголовного права
большое научно-познавательное значение: «Оно является, подобно всякой
научной абстракции, необходимой ступенью в процессе познания конкретных
составов преступлений, теоретической основой для раскрытия их содержания
и для правильного применения на практике советского уголовного
закона».20

В настоящее время общее понятие состава преступления и его структура
представляются бесспорными.21 Каждый состав преступления содержит в себе
характеристику объекта преступления, объективной стороны преступления,
субъекта преступления, субъективной стороны преступления.

Дифференциация наук уголовного права и уголовного процесса повлекла за
собой не только раздельное исследование вопросов о составе преступления
и о предмете доказывания, но и породила неоднозначное применение
отдельных терминов, а также отсутствие необходимых общих понятий. При
этом для науки уголовного процесса свойственно рассмотрение в некоторых
случаях элементов предмета доказывания как бы «изнутри», в отрыве от
материально-правовых категорий или же в лучшем случае путем ссылок на
эти категории. Однако определение элементов и общей структуры предмета
доказывания может быть успешным лишь при использовании в качестве
отправных именно материально-правовых категорий состава преступления.

Объект преступления и предмет доказывания. В советской теории уголовного
права общепризнан взгляд на объект преступления как на общественное
отношение.22 Характеристика нарушаемых преступлением общественных
отношений конкретизируется при определении отдельных составов
преступлений путем либо прямого указания в норме закона, либо отражения
в норме не самого общественного отношения, а его су-

19 Стовповой А. Г. Обстоятельства, характеризующие личность
обвиняемого, как элемент предмета доказывания: Автореф.
канд. дис. Л., 1980,с. 9.

20 Курс советского уголовного права, т. 2, с. 93.

21 Критику попыток ликвидации общего учения о составе преступления
см.: Шаргородский М. Д., Алексеев Н. С. Актуальные вопросы
советского уголовного права. — Учен. зап. Ленингр. ун-та, 1954, вып
6

22 См., напр.: Трайнин А. Н. Состав преступления по советскому
уголовному праву. М, 1951, с. 175; Дурманов Н. Д. Понятие преступления
М., 1948, с. 96; Курс советского уголовного права, т. 2, с. 112—126 —Мы
не затрагиваем дискуссию о значении понятий
«непосредственный объект преступления» и «предмет посягательства» как
не имеющую прямого отношения к рассматриваемой проблеме.

100

щественных элементов или же материального, имущественного выражения
соответствующих общественных отношений.

В процессе уголовно-процессуального доказывания устанавливаются в первую
очередь факты, обстоятельства, характеризующие исследуемое событие, а их
материально-правовая оценка выступает уже как результат познавательной
деятельности. Как правильно отметил М. С. Строгович, «элементами
доказывания являются не просто юридические признаки состава
преступления, указанные в законе, а те фактические обстоятельства,
факты, которые имели место в данном конкретном случае и которые
соответствуют указанным в законе юридическим признакам, т. е. элементам
состава преступления».23 Это не значит, что уголовно-правовое понятие
объекта преступления безразлично для уголовно-процессуальной
деятельности. Уголовно-процессуальный закон в ряде случаев прямо требует
уголовно-правовой квалификации деяния, немыслимой без правильного
определения объекта преступления.

Объективная сторона состава преступления и предмет доказывания.
Объективная сторона состава преступления представляет собой
характеристику уголовным законом внешних признаков преступного деяния.24
Конкретный перечень общественно опасных деяний содержится в Особенной
части уголовных кодексов союзных республик.

Объективным свойством любого преступления является общественная
опасность и противоправность деяния, наличие преступных последствий и
причинная связь между деянием и его последствиями. При этом в процессе
уголовно-процессуального познания характер деяния, его последствия
проявляются в сумме фактических обстоятельств, подлежащих установлению и
исследованию.

Данные, характеризующие объективную сторону состава преступления,
занимают ведущее место в объеме предмета доказывания, так как закон
обязывает в первую очередь установить время, место, способ и другие
обстоятельства совершенного преступления. Степень уяснения этих данных
зависит от особенностей данного состава преступления, а иногда и
конкретного деяния, поскольку, как отмечает В. Д. Арсеньев, «признаки
состава преступления лишь содержатся в фактических обстоятельствах,
образующих предмет доказывания, а сами по себе место, время, способ
деяния в большинстве случаев не имеют значения для его уголовно-правовой
квалификации».25 Соответствие между фактическими обстоятельствами дела и
юридичес-

23 Строгович М. С Материальная истина и судебные доказательства в
советском уголовном процессе, с. 209.

24 Курс советского уголовного права, т. 2, с. 131.

25 Арсеньев В. Д. Доказывание фактических обстоятельств дела в
советском уголовном процессе: Автореф. докт. дис. М., 1967, с. 7.

101

кими, нормативными выводами о квалификации зависят от того, насколько
полно и четко определены в законе те факты, которые должны быть
установлены, и насколько объективно, полно и всесторонне они
исследованы.26

Хотя законодатель не употребляет термина «состав преступления»
применительно к предмету доказывания, этот термин неизменно фигурирует
при формулировке требований, предъявляемых законом к основным
процессуальным решениям, связанным с характером обвинения на различных
этапах процессуальной деятельности: при решении прокурором вопроса об
утверждении обвинительного заключения (ст. 213 УПК); при предании суду
(ст. 222); при постановлении приговора (ст. 303) и т. д. Отсутствие
состава преступления — обстоятельство, исключающее производство по делу
в любой стадии процесса (ст. 5 Основ).

Наряду с уголовно-правовым понятием «состав преступления»
уголовно-процессуальный закон в ряде случаев употребляет термин «событие
преступления», неизвестный уголовному закону (ст. 5 Основ, ст. ст. 5,
309 и др. УПК). Этот термин расшифровывается как «деяние, вменяемое в
вину обвиняемому» (п. 1 ст. 231, п. 2 ст. 222 УПК).

В процессуальной литературе уже неоднократно отмечались трудности,
связанные с неоднозначным употреблением этих близких по звучанию
терминов.27 При этом предлагалось либо вообще отказаться от термина
«событие преступления», либо заменить его употребляемым в законе
словосочетанием «деяние, в совершении которого лицо обвиняется».28

Однако термин «событие преступления», хотя и близок по звучанию к
«составу преступления», но не тавтологичен ему, поскольку отражает не
все элементы состава преступления в их совокупности, а лишь содержание
объективной стороны состава, выражающейся в наличии общественно опасного
деяния. Отсутствие события преступления исключает необходимость его
уголовно-правовой оценки. В то же время недостаточность сведений об
объективной стороне состава преступления подчас лишает возможности
произвести такую оценку. Следовательно, термин «событие преступления»
имеет право на самостоятельное существование именно в силу отражения им
особенностей процессуального доказывания материально-правовых отношений,
хотя использование данного термина и обозначаемого им поня-

26Лупинская П. А Решения в уголовном судопроизводстве.
М., 1976, с. 74.

27 См., напр.: КарнееваЛ. М. Прекращение уголовного дела за отсутствием
состава и события преступления. — Социалистическая
законность, 1970, Ка 5, с 53.

28 М о т о в и л о в к е р Я. О. Вопросы теории советского уголовного
процесса. Томск, 1971, с. 78—84.

102

тия в настоящее время не может считаться удовлетворяющим потребности
практики.

Процессуальному определению подлежит не только ситуация, позволяющая
сделать категорический вывод об отсутствии исследуемого события
(«отсутствие события преступления»), но и ситуация, исключающая при
данных объективных обстоятельствах возможность категорического вывода о
наличии либо отсутствии общественно опасного деяния («недоказанность
события преступления»). Практика знает немало таких случаев:
исчезновение человека при неустановленных обстоятельствах, позволяющих
предположить насильственную смерть, обнаружение трупа со следами насилия
неустановленного происхождения и т. д. Высказывавшиеся по этому поводу
рекомендации приравнивать недоказанность преступного характера деяния к
его отсутствию29 не могут быть признаны приемлемыми,так как заменяют
истину предположением.

Представляется, что следует в законе четко разграничить такие понятия,
как «отсутствие события преступления» (обстоятельство, исключающее
производство по делу и влекущее за собой прекращение дела) и
«недоказанность события преступления» (основание к прекращению дела,
если все меры к установлению истины исчерпаны).30 При этом правовые
последствия прекращения дела по этим основаниям должны быть различными.
Установленное отсутствие события преступления должно влечь за собой
полное прекращение производства по делу и снятие зарегистрированного
преступления с учета. Прекращение же дела ввиду недоказанности события
преступления не должно сопровождаться снятием преступления с учета и
прекращением оперативно-розыскной деятельности.

Субъект преступления и предмет доказывания. Отражение данных,
устанавливающих лицо, совершившее преступление, степень его участия в
нем, относится прежде всего к установлению объективной стороны
преступления. Недоказанность участия лица в совершении преступления
влечет за собой прекращение в отношении данного лица производства (п. 2
ст. 208 УПК). Однако ряд фактических данных, входящих в предмет
доказывания, непосредственно относится к характеристике специальных
свойств лица как субъекта преступления (возраст, должностное положение,
профессия, наличие определенных обязанностей и т. д.). К свойствам
субъекта преступления относится также ряд смягчающих или отягчающих его
ответственность обстоятельств (ст. ст. 38 и 39 УК, п. 3 ст. 68 УПК.),
а также иные обстоятельства, характеризующие лич-

29 Я к у б о в и ч Н. А. Окончание предварительного следствия. М ,
1962, с. 101.

30 См по этому поводу: Стойко Н. Г. Понятие недоказанности в
уголовном процессе.— Правоведение, 1980, № 4, с. 88.

103

ность виновного, которые, хотя и выходят за рамки состава преступления,
но влияют на меру ответственности.31

Обстоятельства, характеризующие личность обвиняемого, входят в предмет
доказывания лишь тогда, когда они наряду с иными обстоятельствами
обосновывают наличие или отсутствие оснований уголовной ответственности,
ее индивидуализацию либо служат для выяснения причин и условий
совершенного преступления.32

Субъективная сторона и предмет доказывания. В теории уголовного права
понятия субъективной стороны преступления и вины рассматриваются как
тождественные, определяющие психическое отношение субъекта к своему
общественно опасному деянию в форме умысла или неосторожности.33

Уголовно-процессуальный закон требует по каждому делу установить
виновность обвиняемого в совершении преступления (п. 2 ст. 15 Основ).
Некоторые УПК указывают также на необходимость установления мотивов
преступления (РСФСР, Азербайджанская ССР). По мнению Б. Петелина, без
выяснения мотива личность преступника остается недостаточно познанной
для целей уголовного судопроизводства, применения наказания и
последующих мер по его исправлению и перевоспитанию.34 Однако, как
отмечалось выше (§ 3 главы II), процессуальное понятие виновности
включает в себя не только определение психического отношения субъекта
деяния к его результатам, но и степень его участия в нем, причинную
связь и т. д. В то же время нуждается в более четком законодательном
регулировании ситуация, при которой форма и характер вины в собственном
смысле слова не установлены по объективным причинам. Существующая
возможность прекращения дел по мотивам отсутствия состава преступления
(п. 2 ст. 5 УПК) или же недоказанности участия обвиняемого в совершении
преступления (п. 2 ст. 208 УПК) лишь условно охватывает названную
ситуацию.

Вывод о том, что недоказанная виновность обвиняемого равнозначна его
доказанной невиновности,35 верен лишь по от-

31 Изучению личности обвиняемого посвящен ряд
уголовно-правовых, криминологических и процессуальных
исследований (см., напр: Д а-гель П. С. Учение о личности
преступника в советском уголовном праве. Владивосток, 1970; Цветков
П. П. Исследование личности обвиняемого. Л., 1973; Кор шик М.
Г., Степи чев С. С. Изучение личности обвиняемого в процессе
расследования. М., 1969).

32 Стовповой А. Г. Обстоятельства, характеризующие личность
обвиняемого.., с. 14.

33 См., напр.: Да гель П. С, Котов Д. П., Михеев Р. И. Теоретические
основы установления вины. Владивосток, 1975, с. 5—10.

34 Петелин Б. Мотив и цель преступления и обстоятельства, подлежащие
доказыванию по делу. — Советская юстиция, 1971, № 6, с. 17.

35 С т р о г о в и ч ‘М. С. Курс советского
уголовного процесса, т. 1, с. 350.

104

ношению к обвиняемому, но не к оценке результатов процессуальной
деятельности, для которой недоказанность в любом виде является
отрицательным фактором. Независимо от уважительности причин она означает
невыполнение задач, связанных с выявлением характера
материально-правовых отношений.

К обстоятельствам, на основе которых устанавливается субъективная
сторона преступления, относятся объективные признаки самого преступления
(способ, поведение обвиняемого и т. д.), обстановка совершения
преступления, данные, характеризующие личность обвиняемого, высказывания
самого обвиняемого. Детальный анализ указанных обстоятельств, а также
программа их обнаружения содержатся в книге П. С. Дагеля и Д. П. Котова
«Субъективная сторона преступления и ее установление».36

Ст. 15 Основ в числе самостоятельных компонентов предмета доказывания,
кроме события преступления и виновности обвиняемого, называет
обстоятельства, влияющие на степень и характер ответственности
обвиняемого. Данные обстоятельства могут относиться непосредственно к
личности преступника, субъективной или объективной стороне состава
преступления, определяться размером и характером ущерба. УПК ряда
союзных республик указывают также на необходимость установления иных
данных о личности обвиняемого, которые влияют на выявление особенностей
материально-правовых отношений ответственности.

Характер и размер ущерба, причиненного преступлением, связаны с
установлением преступных последствий, под которыми понимаются «те
предусмотренные уголовным законом изменения в окружающей среде, которые
производятся под влиянием действия или бездействия лица и которые
принадлежат к объективным признакам состава преступления».37 Как
отмечает А. С. Михлин, уголовно-правовое значение имеет лишь такая связь
между действием субъекта и причиняемым объекту вредом, которая осознана
или должна и может быть осознана субъектом.38 Следовательно, ущерб,
причиненный преступлением, не только является элементом объективной
стороны состава преступления, но и оценивается в ходе установления его
объективной стороны. Сказанное относится ко всем видам ущерба,
причиняемого преступлением (морального, физического, имущественного).

В предмет доказывания характер и размер ущерба входят в тех случаях,
когда ущерб имеет уголовно-правовое значение, т. е. является
признаком объективной стороны соответствую-

36 Д а г е л ь П. С, Котов Д. П. Субъективная сторона преступления
и ее установление. Воронеж, 1974, с. 220—242; см. также: Котов Д.
П. Мотивы преступления и их доказывание. Воронеж, 1975, с. 63-118.

37 Курс советского уголовного права, т. 2, с. 148.

38 Михлин А. С. Последствия преступления. М., 1969, с. 6.

105

щего состава преступления. Спорно мнение Ф. Н. Фаткуллина о том, что
причиненный по делу материальный ущерб подлежит доказыванию, если даже
этот ущерб не учитывается конструктивными признаками состава
преступления.39 Не может быть поставлен в вину обвиняемому ущерб, не
охватываемый таким признаком, как субъективная сторона преступления. В
ряде случаев сопутствующий преступлению ущерб лишен уголовно-правового
значения (например, размер расходов по захоронению потерпевшего,
стоимость протезирования и т. д.). Если ущерб имеет уголовно-правовое
значение и вследствие этого входит в предмет доказывания по делу,
обязанность по его доказыванию возлагается на государственные органы,
осуществляющие процессуальную деятельность. В иных случаях этот ущерб
входит в предмет доказывания по уголовному делу только при наличии
гражданского иска, и обоснование его размера составляет обязанность
истца.40 Исключением является прямое возложение законом обязанности
установления размеров сопутствующего преступлению ущерба, причиненного
государственному или общественному имуществу (расходы по содержанию
потерпевшего в больничных учреждениях). По остальным делам
государственные органы, осуществляющие производство по делу, принимают
меры обеспечения возможного иска (ст. ст. 30, 175 УПК), разъясняют
заинтересованным лицам их право на предъявление иска в уголовном
процессе (ст. ст. 137, 228 УПК), разрешают ходатайства гражданского
истца по истребованию доказательств, направленные на установление
характера и размера ущерба, но сами доказывание не осуществляют.

Реализация гражданско-правовой ответственности в ходе уголовного
судопроизводства — яркий пример универсализма правоприменительного
процесса в целом и уголовного процесса в частности. Уголовно-правовые
отношения, складывающиеся вследствие совершения преступления, не должны
препятствовать нормальному осуществлению гражданско-правовых отношений,
если преступное деяние выступает в качестве юридического факта,
порождающего одновременно и уголовно-правовые и гражданско-правовые
отношения. В случае нарушения преступлением имущественных отношений
гражданско-правовые санкции применяются независимо от наказания. Более
того, при «конкуренции» между карательными уголовно-правовыми санкциями
и восстановительными гражданско-правовыми мерами преимущество следует
отдавать последним. В данном случае можно говорить о преимущественном
значении восстановления

39 Фаткуллин Ф Н. Общие проблемы процессуального доказывания,
с. 59.

40 Д а е в В. Г. Применение исковой формы защиты права в советском
уголовном процессе: Автореф. канд. дис. Л., 1967, с. 13; Савицкий В. М
Государственное обвинение в суде. М., 1971, с. 304—305

106

нарушенных преступлением общественных отношений по сравнению с
наказанием, поскольку оптимальным вариантом правопорядка является
сохранение регулируемых отношений в ненарушенном состоянии, а
приближенным к оптимальному — полное восстановление положения,
существовавшего до нарушения права.41 Кроме того, в рамках уголовного
судопроизводства могут находить разрешение не только имущественные, но и
другие вопросы, связанные с осуществлением требований гражданского,
семейного, трудового и иных отраслей материального права (лишение
родительских прав, признание недействительными заключенных преступным
путем сделок и т. д. ).42

Своеобразное положение в структуре предмета доказывания занимают
обстоятельства, способствовавшие совершению преступления. Как правило,
они не имеют материально-правового значения для разрешения конкретного
дела за исключением тех из них, которые находят отражение в отдельных
элементах состава преступления (например, провоцирующее поведение
потерпевшего). Однако их установление необходимо для выполнения более
общей задачи, единой для уголовного права и уголовного
процесса—укрепления социалистической законности, предупреждения и
искоренения преступлений (ст. 1 Основ уголовного законодательства Союза
ССР и союзных республик, ст. 2 Основ уголовного судопроизводства).
Причины и условия, способствующие совершению преступлений, выясняются не
только в пределах конкретного уголовного дела и не только
процессуальными способами (изучение и обобщение судебно-следственной
практики, прокурорский надзор и т. д.). Установление этих причин и
условий имеет материально-правовое значение не для конкретного
уголовного дела, а для всей совокупности уголовных дел.

С вопросом об объеме предмета доказывания связана и одна из
дискуссионных проблем более общего порядка — о задачах уголовного
судопроизводства. Нередко в правовой литературе указывается, что задачей
уголовного процесса является не только раскрытие преступления и
привлечение виновных к ответственности, но также реабилитация и
оправдание невиновных.43

В то же время отмечалось, что поскольку задачей уголовного процесса
является реализация материально-правовых

4! Более развернуто эти положения изложены автором ранее (Д а-е в В Г.
Современные проблемы гражданского иска в уголовном процессе Л, 1972, с
30—40).

42 См. там же, с. 55—70.

43 Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса, т. 1, с 41;
см также: Кокорев Л. Д Участники правосудия по уголовным
делам. Воронеж, 1971, с. 70-74.

107

отношений ответственности, нет необходимости рассматривать
реабилитацию невиновного в качестве задачи процесса.44

Последняя точка зрения представляется более правильной. Основным методом
уголовно-правового регулирования является запрет определенных видов
противоправного поведения под угрозой уголовного наказания. Уголовный
процесс обеспечивает условия, при которых реализуются уголовно-правовые
отношения ответственности. Установление же отсутствия правонарушения,
реабилитация невиновного лица — это результат правильного осуществления
уголовно-процессуальной деятельности, но не ее задача. Уголовный процесс
представляет собой разновидность правоприменительного процесса. При
установлении же отсутствия правонарушения, невиновности конкретного лица
и т. д. применение права не осуществляется, так как для этого
отсутствуют основания. Не случайно ст. 15 Основ среди компонентов
предмета доказывания называет событие преступления, виновность
обвиняемого и т. д., а не их отсутствие.

44 См., напр.: Галкин Б. А. Советский уголовно-процессуальный закон. М.,
1962, с. 55; Я к у б М. Л. Демократические основы советского
уголовно-процессуального права. М., 1960, с. 17; Т о м и н В. Т. Понятие
и цели советского уголовного процесса. — Правоведение, 1969, № 4, с. 68.
. ..;..?

ЗАКЛЮЧЕНИЕ v

Изучение взаимосвязей материального права и правоприменительного
процесса — явление закономерное и необходимое, так как нельзя
совершенствовать правовую систему при недостаточном соответствии и
взаимодействии ее составных частей. Проведенное исследование позволяет
сформулировать некоторые выводы.

1. Эффективность функционирования всей системы правового
регулирования общественных отношений в значительной мере зависит от
правильной организации правоприменительного процесса.

2. Задачей науки является изучение не только отдельных видов
правоприменительной деятельности государства, но и всего
правоприменительного процесса как единого целого. Дифференциация
видов процесса и связанная с этим дифференциация отраслей
процессуального права как результат исторического развития механизма
правового регулирования происходит на базе единых принципов,
познание которых необходимо.

3. Изучение механизма применения права может быть
успешным при согласованности двух направлений научных
исследований: выявления взаимосвязей отдельных видов процесса с
соответствующими отраслями материального права и рассмотрения
отдельных видов процесса в комплексе всей правоприменительной
деятельности. Только такое изучение может способствовать более
эффективному правовому регулированию общественных отношений,
связанных с реализацией требований материального права,
обеспечивать дальнейшее развитие процессуального права в целом
и его отдельных частей.

4. В процессе научного исследования исходным должно быть
положение о производности процессуального права, его отраслей,
институтов и норм от правоприменительного процесса как особого
вида государственной деятельности. Процессуальное право не порождается
правом материальным, не является его «вторичным» образованием, а
представляет собой, наряду с материальным правом, самостоятельную
подсистему единой системы права. Ошибочно распространенное
мнение о «вторичности», «производности» процессуального права,
поскольку материальное и процессуальное право не могут существовать одно
без другого. .,„.- , i ? ?. :

109

5. Правоприменительная деятельность государства едина по
своей природе и рассчитана на обеспечение безусловной
реализации всей совокупности материально-правовых норм В
силу этого можно говорить об универсализме правоприменительного
процесса и всей совокупности правовых норм, образующих процессуальное
право. Известным универсализмом характеризуются и отдельные
виды процесса, независимо от их направленности на обеспечение
преимущественно того или иного вида материально-правовых отношений.
Так, в рамках уголовного процесса применяются нормы гражданского
права (возмещение имущественного ущерба, причиненного
преступлением), административного права (принудительное лечение
лиц, страдающих алкоголизмом) и т. д.

6. В то же время выполнение требований материального права в
ряде случаев обеспечивается сочетанием различных видов
правоприменительной деятельности государства. Это позволяет
рассматривать структуру правоприменительного процесса (и
соответственно этому — процессуального права) не только в
вертикальном разрезе в качестве надстройки над отдельными
отраслями материального права, но и по горизонтали— в зависимости от
видов государственной деятельности, направленной на применение права.
Такими видами государственной деятельности являются: управление,
правосудие и прокурорский надзор. Каждый из этих видов
государственной деятельности на своем уровне и своими методами
обеспечивает применение права в соответствии с его назначением.

7. Наличие отдельных видов государственной деятельности, направленной
на применение норм различных отраслей материального права,
позволяет говорить о возможности выделения в структуре
процессуального права комплексных отраслей, связанных не с
отдельными видами материально-правовых норм, а со всей
совокупностью правовых отношений. Такими комплексными отраслями могут
быть признаны: административно-процессуальное право, судебное
право, прокурорско-над-зорное право.

8. Правоприменительная деятельность обеспечивается наличием мер
процессуального принуждения, направленных на выполнение своих
обязанностей участниками процесса. Одновременно эта деятельность
охраняется нормами материального права путем установления
специфических составов правонарушений (уголовных, административных и
т. д.) и применением соответствующих мер ответственности
(уголовной, административной и т. д.). Высказывавшиеся в
литературе предложения сконструировать понятие процессуального
правонарушения и процессуальной ответственности представляются
бесперспективными не только потому, что отнесение названных категорий к
числу процессуальных противоречит природе правопримени-‘ тельной
деятельности, направленной на реализацию матери-

110

ального права, но и в связи с отсутствием реальной возможности создать
какие-то специфические меры воздействия на правонарушителей, кроме уже
известных законодательству (уголовные, административные, дисциплинарные
и гражданско-правовые санкции). В то же время охрана существующими
отраслями материального права надлежащего порядка правоприменительной
деятельности должна развиваться и совершенствоваться.

9. Наибольшая опасность уголовных правонарушений влечет за собой
ряд особенностей уголовно-процессуальной правоприменительной
деятельности: осуществление ее от имени государства, независимо
от желания отдельных лиц, расширенный круг мер процессуального
принуждения, их повышенная жесткость и т. д. Кроме того, в ходе
уголовного судопроизводства реализуются меры уголовной
ответственности, выделяющиеся повышенной строгостью среди иных мер
государственного принуждения. Это требует обеспечения
правоприменительной деятельности развернутой системой гарантий
прав личности. В частности, представляется возможным
участие защитника в расследовании всех уголовных дел с
момента предъявления обвинения и обязательным в судебном разбирательстве
дел, по которым мера наказания может превышать 10 лет лишения
свободы (с последующим снижением этого уровня).

10. Направленность уголовного процесса на реализацию
уголовно-правовых отношений ответственности определяет содержание
предмета доказывания, в который входят обстоятельства,
необходимые для решения вопроса о виновности и наказуемости
деяния. В содержании предмета доказывания наиболее ярко
проявляется взаимосвязь уголовного права и процесса. В то же
время существующая правовая терминология, относящаяся к предмету
доказывания и составу преступления, требует унификации.

11. Дальнейшее изучение взаимосвязи уголовного права и
процесса предполагает прежде всего поиски оптимальных форм
реализации уголовно-правовых отношений ответственности,
сочетающих быстроту и эффективность принимаемых мер с надежными
гарантиями прав личности. Следует при этом иметь в виду, что
эффективность правоприменительного процесса влияет на характер самих
мер ответственности, позволяя добиваться желаемого результата при
помощи менее строгих мер.

12. В зависимости от характера уголовной ответственности возможна и
необходима дифференциация уголовно-процессуальной формы, которая
призвана способствовать выполнению задач борьбы с преступностью при
строгом соблюдении социалистической законности.

111

*-‘•

. it

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение ………. ………. 3

Глава I Общие закономерности связи уголовного права и
уголовного процесса…… . .
.6

§ 1 Понятие уголовного процесса в системе правоприменительной
деятельности ……. ….
6

?§ 2 Уголовно-процессуальное право в структуре процессуального права
13

§ 3 Связь уголовного и уголовно-процессуального права”
. 29

Глава II Процессуальные аспекты уголовной ответственности .
. 36

§ 1 Отраслевая принадлежность института ответственности
. . 36

?§ 2 Процессуальное значение привлечения к уголовной ответственности
50 § 3 Материально-правовое значение привлечения в качестве
обвиняе

мого……….. …… 55

Глава III Зависимость уголовно-процессуальной формы от характера

уголовной ответственности …………62

§ 1 Зависимость процессуального принуждения от характера уголовной

ответственности…………… . . 62

•§ 2 Зависимость процессуальной формы возбуждения, расследования и
судебного разрешения уголовных дел от характера уголовной
ответственности ……………• : : 71

§ 3. Зависимость форм защиты от характера уголовной ответственности
83

Глава IV Предмет доказывания и состав преступления ….
96 Заключение……..-. •………..\ . 109

Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter

Похожие документы
Обсуждение

Ответить

Курсовые, Дипломы, Рефераты на заказ в кратчайшие сроки
Заказать реферат!
UkrReferat.com. Всі права захищені. 2000-2020