.

Керимов Д.А. 2000 – Проблемы общей теории государства и права (книга)

Язык: русский
Формат: книжка
Тип документа: Word Doc
27 19265
Скачать документ

Керимов Д.А. 2000 – Проблемы общей теории государства и права

ОГЛАВЛЕНИЕ

ПРЕДМЕТ ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА               5

I.          ОБЩАЯ ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

КАК ОБЩЕСТВЕННАЯ НАУКА     6

ОБЩАЯ ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА В СИСТЕМЕ

ЮРИДИЧЕСКИХ НАУК. ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПРЕДМЕТА ОБЩЕЙ

ТЕОРИИ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА       15

ОБЩАЯ ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА В СИСТЕМЕ

НАУЧНОГО ЗНАНИЯ   24

ОБЩАЯ ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

КАК УЧЕБНАЯ ДИСЦИПЛИНА              29

ПРАВО И ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО         31

СОЗНАНИЕ, ПРАВОСОЗНАНИЕ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОСТЬ   44

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ПРАВОВОГО БЫТИЯ    59

СВОБОДА,  РАВЕНСТВО И  РАВНОПРАВИЕ   81

ПРИЗНАКИ ЗАКОНА    104

ПРАВОВАЯ  НОРМА И СТАТЬЯ ЗАКОНА         117 :,, –

ЛОГИКА, СТИЛЬ И ЯЗЫК ЗАКОНА       133

ТОЛКОВАНИЕ  ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА             147

СИСТЕМА ПРАВА И СИСТЕМАТИЗАЦИЯ

ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА 155      |

ПРЕДМЕТ ОБЩЕЙ  ТЕОРИИ ГОСУДАРСТВА  И   ПРАВА

Вопрос о предмете общей теории государства и права, равно как и любой
науки, не так прост, как может показаться на первый взгляд. Еще
предисловие гегелевской “Философии права” заканчивалось словами:
“Понятие предмета не являете^ природным нашим достоянием. Каждый человек
обладает пальцами, может получить в свое распоряжение кисть и краски, но
это еще не делает его живописцем. Точно так же обстоит дело и с
мышлением. Мысль о праве не есть нечто такое, чем каждый обладает
непосредственно; лишь правильное мышление есть знание и познание
предмета, и наше познание должно быт> поэтому научным”1.

Каждый более или менее существенный этап в развитии науки всегда
сопряжен с необходимостью возвращения к рассмотрению ее предмета. И это
вполне закономерный процесс, поскольку само развитие не только влечет за
собой количественное расширение и качественное изменение тех явлений,
которые неизбежно включаются в орбиту исследования, но представляют
собой все более всестороннее и углубленное проникновение в эти явления,
в их связи и отношения. Научное овладение новыми объектами (или их
свойствами), более высокий уровень познания, необходимость системного к
ним подхода и анализа во взаимодействии с другими отраслями знания со
временем приводит к преобразованию науки.

1 Гегель Г.В.Ф. Соч., Т. VII. С. 19.

 

Именно с такой ситуацией мы сталкиваемся в данный исторический период,
стремясь определить предмет основной и наиболее сложной, многогранной
науки в системе общественных наук и, в частности, государствоведения и
правоведения – общей теории государства и права.

I.  ОБЩАЯ ТЕОРИЯ  ГОСУДАРСТВА И  ПРАВА КАК ОБЩЕСТВЕННАЯ   НАУКА

Объективный мир состоит из многочисленных и разнообразных явлений
природы и общества. Эти явления в своем движении и развитии подчиняются
определенным закономерностям, которые не зависят от сознания и воли
людей, но которые могут быть познаны и использованы ими.

Практическая деятельность людей по мере своего развития выдвигает перед
ними все новые задачи, разрешение которых возможно лишь при изучении и
использовании сил природы и общества.   Познание  объективного  мира 
осуществляется людьми прежде всего с помощью науки,  которая на основе
исследования   реальной  действительности  формулирует научные законы.
Развитие науки, определяясь потребностями общественной    практики,    
нуждами    людей,     призвано удовлетворять эти потребности,  вскрывать
закономерности развития   бытия,   указывать,    как   эти  
закономерности целесообразнее всего использовать, для того чтобы
достигнуть результатов, к которым стремятся люди в своей практической
деятельности.   Подлинная  наука  представляет собой  итог, систему
знаний об объективном развитии материального мира, о существенных
внутренних связях явлений  природы  или общества, а также их
взаимодействии между собой.

Единство материального мира обуславливает и единство

 науки. Поэтому нельзя противопоставлять естественные науки

 общественным.       При       этом       превращение       науки      
в

преобразовательную силу относится не только к естествознанию,

но и в не меньшей мере к науке об обществе. Так, чем интенсивнее

и шире внедряются в промышленное производство достижения

естественных наук, тем с большей необходимостью выявляется

объективная потребность в научном определении социальных

условий и последствий этого внедрения. Сами же социальные

условия развиваются по законам,  изучаемым общественными

науками. Более того, именно эти науки не только изучают, но и

освещают пути преобразования социальной действительности,

 

создающей предпосылки и условия для свободного развития духовной жизни
общества, в том числе и для естественно-научного творчества.

В чем же состоит отличие общественных наук от естественных?

 Единство материального мира, как было отмечено выше, обуславливает
единство и взаимосвязь естественных и общественных наук. Поэтому
бесплодна попытка провести абсолютную разграничительную линию между
этими науками. С тем большим основанием трудно провести такую линию
между различными отраслями общественной науки. Так, в частности,
общественные и правовые явления и процессы органически между собой
связаны, взаимодействуют и взаимопроникают в коде своего развития. Тем
более невозможно провести такую разграничительную линию между предметами
юридических наук, изучающими одни и те же объекты – государство и право.
Однако это утверждение вовсе не означает, будто исключается возможность
определения специфического предмета той или иной науки. Отграничение
предмета одной науки от другой должно идти не только по линии
расчленения объектов исследования, но и по аспектам, уровням и целям
исследования в случаях совпадения их объектов. Например, природа,
общество, человек, государство, право и т.д. являются объектами
исследования множества наук, хотя уровень, аспект или цель их
исследования в каждой науке особые, характерные для преДмета именно
данной науки. Даже в пределах единого комплекса юридических наук,
изучающих государство и право в различных проявлениях, довольно четко
(но не абсолютно) обнаруживается отличие предмета каждой ее отдельной
отрасли. Без такого отличия юридическая наука выглядела бы как
бесформенное нагромождение разнопорядковых государственных и правовых
объектов.

В зависимости от того, относится ли тот или иной круг явлений к развитию
природы или к развитию общества, различают науки естественные и науки
общественные.

Предметом изучения общественных наук являются общественное бытие и
общественное сознание. При этом, будучи по своей внутренней сущности
единой, общественная наука распадается на множество отраслей знания,
различающихся своим специфическим предметом познания. Каждая отрасль
общественной науки изучает определенную группу общественных явлений, их
необходимые и существенные связи и отношения.

 

Предметом общей теории государства и права, как видно уже из
наименования данной отрасли науки, являются государственные и правовые
явления, закономерности их возникновения и развития, а также объективные
социальные закономерности, определяющие особые свойства, черты, признаки
государства и права, их взаимосвязь и взаимодействие, их социальное
назначение и отношение к другим явлениям общественной жизни.

Общая теория государства и права в тесном сотрудничестве с другими
отраслями научного знания формулирует научные законы, понятия и
определения государственных и правовых явлений, которые позволяют не
только познать сущность, содержание и формы государства и права,
совершенствовать их служебную роль в общественной жизни, но и
использовать государство и право в целях преобразования общества.

Государство и право подчиняются в своем развитии общим объективным
закономерностям развития общества, изучаемым общей социологией,
социальной философией. Вместе с тем, будучи относительно
самостоятельными звеньями общественной жизни, государство и право имеют
свои закономерности, которые оказываются специфическими по отношению к
общесоциальным закономерностям и одновременно общими по отношению к тем
конкретным закономерностям, которые действуют в пределах отдельных сфер
государственной и правовой практики (и которые изучаются отраслевыми
юридическими науками). В соответствии с этим общая теория государства и
права изучает как общие закономерности социальной жизни, определяющие
развитие государственных и правовых явлений, так и те относительно
самостоятельные специфические закономерности, которые вместе с тем
являются общими для всех частей государственно-правового механизма.
Отсюда логически вытекает, что она должна не только опираться на теорию
и метод общей социологии, социальной философии, но и разрабатывать на их
основе те конкретно-теоретические принципы, равно как и приемы, способы
исследования, которые способствуют глубокому воспроизведению целостной
картины государственно-правовой действительности и обеспечивают познание
специфических закономерностей ее развития. Следовательно, общая теория
государства и права является по сравнению с общей социологией,
социальной философией более конкретной ступенью в познании
государственно-правовых явлений. Она должна не только проникать в
сущность соответствующих государственно-правовых явлений,   но   и  
вскрывать   их   особенное,   специфическое

8

 

содержание, особенности формы внутренней организации и внешнего
выражения, условия их функционирования, действия, осуществления и т.д.

Общая теория государства и права – наука высокого уровня обобщения
государственно-правовой действительности. И именно поэтому в ее состав
входят не только знания, добытые данной наукой, но и в синтезированном
виде знания, накопленные многими другими науками, в той или иной мере
исследующими различные проявления государства и права.

Общая теория государства и права тесно взаимосвязана с философией,
социологией, политологией, психологией, отраслевыми юридическими
науками. Поэтому определение ее предмета первоначально предполагает
выяснение соотношения и взаимодействия с этими науками, что позволит
вскрыть общность и различие их назначения и роли в познании права и
государства.

Начнем с анализа соотношения и взаимодействия философии, социологии и
общей теории государства и права. Эта задача осложняется тем, что сама
философия делится на два основных направления, исследующих природу
(философия естествознания) и общество (социальная философия), разделяясь
в этих рамках на онтологическое и гносеологическое направления (так
называемые исторический материализм и диалектический материализм). Кроме
того, от философии уже отпочковались, но органически с ней связаны,
некоторые науки, развивающиеся относительно самостоятельно (например,
этика, эстетика и др.). Эта довольно сложная структура философии
предполагает необходимость выяснения прежде всего как предмета
социальной философии, поскольку государство и право являются социальными
феноменами, так и предмета теории познания, поскольку философия права и
государства является гносеологическим направлением общей теории
государства и права (что будет обосновано в дальнейшем).

Так называемый исторический материализм, твердо вошедший в отечественный
научный оборот, есть фактически не что иное, как общая социология –
наука об обществе в целом. Еще B.C. Немчинов писал, что “исторический
материализм и есть марксистская социология”2. В этом легко убедиться,
сравнив проблематику исторического материализма и общей социологии,
которая в основном совпадает (бытие и сознание, базис и надстройка,  
производительные силы  и  производственные

2 Немчинов B.C. Избранные произведения. Т.1. М., 1967. С. 374.

9

 

отношения, классы и классовая борьба, национальное и интернациональное,
революция и контрреволюция и т.д.)-Дискуссия о предмете социологии,
проведенная на страницах журнала “Социологические исследования” и других
изданиях, начиная с 1991 г. и в последующие годы, обогатила
социологическую науку множеством новых, оригинальных и плодотворных
идей, но не коснулась вопроса о соотношении общей социологии и
“исторического материализма”. Видимо это не позволила устоявшаяся
традиция.

Ф.Энгельс отмечал, что применяет “выражение “исторический материализм”
не более как для обозначения того взгляда на ход всемирной истории,
который конечную причину и решающую движущую силу всех важных
исторических событий находит в экономическом развитии…, в вытекающем
отсюда разделении общества на классы и в борьбе этих классов между
собой”3.

Допустимо, конечно же, применять различные “выражения” (в том числе,
например, и “исторический идеализм”) для более четкой формулировки
мысли, но возводить подобного рода выражения в ранг самостоятельной
науки нет оснований, тем более тогда, когда уже существует наука –
социальная философия или общая социология (что одно и то же), которая
призвана исследовать те же проблемы, что и “исторический материализм”.
Другое дело, что приоритет “исторического материализма” в отечественном
обществоведении был настолько безусловен, непререкаем и абсолютен, что
общей социологии не оставалось ничего иного, как заняться
преимущественно конкретно-социологическими методами исследования (хотя,
как известно, один из методов, каким бы важным и эффективным он ни был,
не может быть положен в основу предмета той или иной науки). Что же
касается “хода всемирной истории”, “всех важных исторических событий”,
то это предмет исторической науки и, если угодно, марксистской общей
социологии, осмысливающий “ход” и “события” не в историческом, а в
логическом аспекте. Это подтверждается и современным развитием общей
социологии, все больше охватывающей и поглощающей проблематику
“исторического материализма”.

“Исторический материализм” распространяет диалектику на социальные
явления и процессы. Но такое распространение диалектики не есть
исключительная прерогатива лишь “исторического материализма”,  поскольку
при исследовании

3 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.22. С. 306.

10

 

явлений и процессов общества диалектика используется не только
материализмом, но даже и в не меньшей мере идеализмом.

Итак, тенденция развития общественных наук исключает “исторический
материализм” в качестве самостоятельной научной отрасли знания и
восстанавливает общую социологию в ее истинном предназначении.

Общая социология является наукой об основных и главных закономерностях
общества как единого целостно-системного образования, его истории в
логической интерпретации, современном состоянии и перспективных
тенденциях развития. Осуществляя глобальный синтез всех отраслей
обществоведческого знания, она обогащает себя и вместе с тем вооружает
каждую из них всеобщей теорией общества, на основе и в соответствии с
которой каждая отраслевая общественная наука изучает свой специфический
предмет как часть (или тот или иной уровень, цель познания)
общественного целого.

Однако было бы ошибочным полагать, что общая социология есть простая
сумма выведенных за скобки общих положений обществоведения, совокупность
его голых абстракций, застывших догм, мертвых схем и моделей. Общая
социология развивается (должна развиваться), постоянно обогащаясь новыми
достижениями отраслевых обществоведческих наук и, обобщая эти
достижения, создает концепцию общественного развития в его целостности,
единстве и системности. С другой стороны, глобальный синтез всех
отраслевых общественных наук вовсе не означает превращение общей
социологии в единственную науку об обществе или науку всех общественных
наук. Он выявляет лишь ту закономерность развития науки вообще, когда
одна из ее отраслей призвана осуществлять функцию интеграции всех
других, обобщая, синтезируя их основные, главные, наиболее значимые
достижения. Конкретизируя эти достижения, общая социология создает
целостно-системную картину общественного бытия. И этот процесс вполне
закономерен, о чем свидетельствует история науки: дифференциация и
интеграция наук всегда протекала параллельно, отпочкование одной науки
от другой сопровождается в перспективе их слиянием на более высоком
теоретическом уровне. Подобная закономерность, как будет показано в
дальнейшем, действует и в отношении различных отраслей и направлений
правоведения.

Целостно-системная картина общественного бытия – это образ объективной
реальности, жизнедеятельности общества, фиксирующей его главные, 
основополагающие,  сущностные

11

 

признаки, принципы, тенденции закономерного развития. Эвристическая роль
формирующейся картины состоит не только в том, что она помогает каждой
отраслевой общественной и специальной социологической науке видеть и
учитывать не только свой предмет в контексте целого, но и ориентирует на
междисциплинарное исследование общественных явлений и процессов.

-^ Следовательно, общая социология в системе общественных наук играет
ведущую роль: во-первых, выступает в качестве обобщающей,
логико-синтезирующей науки, впитывающей в себя наиболее значимые
достижения отраслевых общественных наук и прежде всего отраслевых
социологии, и, во-вторых, является теоретико-методологической основой
для развития отраслевых общественных и специальных социологических наук.
Помимо общетеоретической концепции общественного развития, она
разрабатывает, особенно интенсивно в последние десятилетия,
методологические основания, принципы, методы, используемые как ею самой,
так и отраслевыми общественными и специальными социологическими науками
для более углубленного и всестороннего познания соответствующих
объектов. При этом она, естественно, опирается и взаимодействует с
философией, исследующей проблемы теории познания, гносеологии и
диалектики.

Аналогичную функцию выполняет и общая теория государства и права, но на
более конкретном уровне, т.е. в рамках отраслевых юридических наук. Она,
во-первых, интегрирует, систематизирует и обобщает знания и достижения
отраслевых юридических наук и тем самым создает целостно-системную
картину правовой жизни общества; во-вторых,^осуществляя глобальный
синтез всех отраслей юридической науки, она обогащает себя и вместе с
тем вооружает каждую из них всеобщей концепцией государства и права, на
основе и в соответствии с которой каждая отраслевая юридическая наука
исследует свой специфический предмет как часть (или уровень)
государственно-правового целогр^ Отсюда вытекают и другие признаки общей
теории государства и права, аналогичные признакам общей социологии: она
не является единственной юридической наукой, не претендует на роль науки
для всех юридических наук, не является простой суммой выведенных за
скобки общих положений правоведения.

Отмеченная тождественность (хотя и на разных уровнях) общей социологии и
общей теории государства и права обуславливает   необходимость 
рассмотрения   их  связи   и

12

 

взаимодействия (вопрос же о структуре общей теории государства и права,
ее связи и взаимодействия с отраслевыми юридическими науками будут
рассмотрены ниже).

Взаимодействие наук вообще является необходимой и актуальной
потребностью развития самой науки, повышения качества, эффективности и
результативности научных исследований. Оно обусловлено объективными
причинами: не только внутренней логикой и тенденциями развития науки, но
и запросами практики. Современная общественная практика ставит перед
наукой такие комплексные задачи, которые не в состоянии решить порознь
каждая отдельная отрасль знания. Их решение возможно лишь при
сотрудничестве, проникновении одних в другие и взаимодействии наук, в
частности, общей социологии и общей теории государства и права.
Приходится, однако, признать, что такое сотрудничество,
взаимопроникновение и взаимодействие этих наук пока не налажено.

Общая социология выступает по отношению к общей теории государства и
права не столько в роли стабилизатора традиционных стереотипов
юридического мышления, сколько в качестве катализатора и стимулятора ее
развития. Общая социология в силу своего предназначения обязана быть
“возмутителем спокойствия” применительно к общественным наукам, в том
числе и общей теории государства и права, ставить перед ними новые
задачи, цели, проблемы.

Эту миссию общая социология пока выполнить не в состоянии, поскольку
только еще начинает выходить из плена устоявшихся традиций и догм
мышления. Более того, стандартная тематика “исторического материализма”,
автоматически перешедшая в общую социологию, свидетельствует о множестве
пробелов в познании реальной действительности. Ограничимся лишь одним
примером. Известно, что природа и общество органически между собой
связаны, составляя единство объективного мира. Это обуславливает
необходимость при изучении общества учитывать и закономерности развития
природы. В предмет общей социологии должно войти изучение также явлений
и процессов природы, во всяком случае социальные аспекты влияния
природной среды на общественное развитие, а именно: социальный генезис,
содержание и последствия воздействия природы на общество и общества на
природу. Отсюда вытекают и такие глобальные проблемы общей социологии,
как экологическая, демографическая, национальная, защита окружающей
среды, воздействие человека на природу, создание “второй природы”,

13

 

биосоциальная природа самого человека, а также проблемы биосоциологии,
биоэтики и многие другие.

Нельзя сказать, что общая социология вовсе не занимается этими
проблемами, но далеко пока недостаточно. В решении обозначенных и иных
проблем заинтересованы и специалисты по общей теории государства и
права, ее проблематика в современную эпоху значительно расширяется.
Разумеется, ее объектами исследования являются объективные
закономерности развития правовой и государственной действительности, но
для того чтобы проникнуть в их глубинную сущность, овладеть ими наиболее
полно, необходимо изучить и другие смежные объекты: влияние природных
условий на характер государственной и правовой систем того или иного
общества, воздействие природных факторов на управление, правотворчество
и правореализацию, правомерное или противоправное поведение (действие
или бездействие), правовое стимулирование научно-технического прогресса,
правовой охраны природной среды, правовое регулирование отношений в
связи с освоением космоса и т.д.

К сожалению, каждая из наук, в данном случае нас интересующих, до сих
пор не выходит из своей “квартиры”. Казалось бы, с общественных наук
теперь уже снят тотальный пресс, в течение более полувека давивший на
свободу мысли, подчинявший ее господствующей идеологии и политике,
которые сами по себе были менее всего научно обоснованными. Однако было
бы наивным полагать, что высвобождение из-под пресса давления на мысль
вполне достаточно для незамедлительного свободного творчества, ибо оно
предполагает не только разрыв с воинствующим догматизмом, стандартными
формами мышления, но и овладение новейшими достижениями мировой науки,
ее методологическими возможностями, включение своей научной деятельности
в лоно полной независимости и объективности. Такое преобразование
научного мышления лишь на первый взгляд кажется простым и легким делом.
Долгие годы насилия над мыслию закрепостили ее настолько глубоко, что
выход из этого состояния потребует огромных усилий и продолжительного
времени. И этот процесс окажется тем успешнее, если само мышление будет
энергично стремиться к освобождению, выйдет на широкие просторы
свободного творчества, использует его для критического анализа
действительности, для вдохновения и смелых дерзаний в постановке и
решении новых проблем общественного прогресса.

14

 

Мы специально остановились более подробно на соотношении и
взаимодействии общей социологии (социальной философии) с общей теорией
государства и права по той простой причине, что эти науки наиболее
близки, органически между собой связаны, не могут существовать,
функционировать и развиваться друг без друга. Что же касается других,
ранее отмеченных общественных наук (политологии и психологии),
непосредственно обогащающих общую теорию государства и права, то их
влияние друг на друга более очевидно. Так, государство и право являются
во многом политическими образованиями и поэтому их изучение не может
быть вне политологии. Государственное управление, правовое регулирование
отношений власти и подвластных, членов общества между собой,
правомерного или противоправного поведения индивидов может быть успешным
прежде всего при привлечении психологии (и этики). Обоснование этих
утверждений будет осуществлено в последующем. Здесь же надлежит
продвигаться далее в определении предмета общей теории государства и
права.

II. ОБЩАЯ ТЕОРИЯ  ГОСУДАРСТВА И ПРАВА В СИСТЕМЕ ЮРИДИЧЕСКИХ НАУК.
ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПРЕДМЕТА ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ГОСУДАРСТВА  И   ПРАВА

Государство и право изучаются не только общей теорией государства и
права, но и всем комплексом отраслевых юридических наук. Иначе говоря,
одни и те же объекты оказываются в поле зрения множества отраслей
юридического знания, что, однако, не означает совпадения предметов
каждой из этих наук. Отраслевые (специальные) юридические науки изучают
отдельные сферы, стороны, элементы и черты государственно-правовой
действительности. Государство и право, как и иные сложные социальные
феномены, имеют в своем составе огромное количество разнокачественных
компонентов, различных подсистем и многогранных в структурном и
функциональном отношениях образований. В зависимости от того, какие из
этих компонентов, подсистем, структур и функций (или их целостностей,
уровней, аспектов) являются объектом изучения, и составляется
соответственно предмет каждой отраслевой (специальной) юридической
науки.

Весь комплекс юридических наук можно условно разбить на следующие
основные группы:

15

 

 

 

1)         историко-юридический цикл (всеобщая история государства

и   права,   история   государства   и   права   России,   история

политических и правовых учений, римское право и др.);

2)         государственно-правовой цикл (государственное право,

конституционное право, государственное право зарубежных стран,

административное право и др.);

хозяйственно-правовой цикл (хозяйственное право, земельное

право, сельскохозяйственное право, трудовое право и др.);

гражданско-правовой цикл (гражданское право, семейное

“Юраво, авторское право и др.);

|       5) уголовно-правовой цикл (уголовное право,
исправительно-чтЬудовое право и др.);

/       6)    процессуально-правовой    цикл    (судоустройство,
^гражданское процессуальное право, уголовное процессуальное /право,
административное процессуальное право и др.);

7) международно-правовой цикл (международное публичное право,
международное частное право, консульское право и др.).

Каково же место общей теории государства и права в системе этих наук?

Государство и право подчиняются общим объективным закономерностям
развития общества. Вместе с тем, будучи относительно самостоятельными
звеньями общественного бытия, государство и право имеют свои
специфические закономерности. В соответствии с этим общая теория
государства и права изучает как общие закономерности социальной жизни,
определяющие развитие государственных и правовых явлений, так и
относительно самостоятельные, специфические закономерности, которые,
однако, являются общими для всех частей единого государственно-правового
механизма.

В отличие от отраслевых юридических научных и учебных дисциплин общая
теория государства и права изучает не какую-либо одну область,
направление или историю государственной и правовой жизни, а общие и
специфические закономерности развития государства и права в целом. При
этом общая теория государства и права не ограничивается исследованием
государства и права одной страны, отдельной области или направления
государственно-правовой жизни, а на основе изучения государства и права
различных общественно-экономических формаций, всех областей и
направлений государственно-правовой действительности определяет общие и
специфические закономерности их развития, основные признаки и
существенные характерные черты.

16

 

Историко-юридические науки, например, изучают государственно-правовые
явления, свойственные отдельным общественно-экономическим формациям
(основные этапы развития государства и права в различных странах и
регионах мира). При этом историко-юридические науки, опираясь на общие
закономерности развития государства и права, раскрывают
конкретно-исторические проявления специфических закономерностей развития
государственно-правовой жизни отдельных общественно-экономических
формаций; они призваны отобразить и объяснить исторический ход развития
государственно-правовой действительности во всей ее конкретности и
хронологической последовательности. Главным же содержанием общей теории
государства и права являются не отдельные, а именно общие закономерности
государственно-правовых явлений. Это совсем не означает, что общая
теория государства и права игнорирует специфические закономерности
государственно-правовых явлений различных общественно-экономических
формаций. Без учета особенных и даже отдельных закономерностей развития
государственно-правовых явлений различных формаций вообще невозможно
понять их общие закономерности, но основным, центральным ее содержанием
являются общие закономерности развития государственно-правовых явлений,
действующие во всех или, по крайней мере, в ряде
общественно-экономических формаций.

Необходимость выделения из системы юридических наук общей теории
государства и права как самостоятельной научной отрасли знания
обусловлена тем, что в реальной жизни действуют такие объективные
закономерности развития государственно-правовых явлений, такие
существенные их связи и отношения, которые являются общими, присущими
всем явлениям данного рода и без познания которых невозможно более или
менее глубоко изучить предмет отраслевых (специальных) юридических наук.
Так например, без общего определения государства невозможно выявить
особенности, отличающие друг от друга различные исторические типы
государства; без общего научного понятия сущности, содержания и формы
права, отрасли и института права, системы и систематики права, нормы
права и правоотношения и т.д. ни одна отрасль юридической науки не
сможет плодотворно разрабатывать вопросы своей специальной сферы знаний.

 иущыишынную

Каждая отраслевая (специальная) юридическая наука, взятая в отдельности,
отражает лишь отдельную, Щ\ сторону всеобщей связи государственна

17

It.».

 

между собой, так и с окружающим общественным бытием, фиксирует лишь
некоторые моменты, части и черты этих связей. Но если бы мы пользовались
лишь понятиями, выработанными теми или иными отраслевым юридическими
науками, тс^пишили бы себя возможности выяснить связи между различными
областями государственной и правовой действительности,^ обнаружить
закономерности развития государства и праГва в целом, определить их
место и роль в общественной жизни. Так, даже доскональное и глубокое
знание гражданского или земельного законодательства не может дать
полного представления о значении права в жизни общества, его роли в
межличностных отношениях. Задача общей теории государства и права в том
и состоит, чтобы вскрыть внутреннюю связь и тенденции закономерного
развития государственно-правовых явлений в целом, объяснить и показать,
в частности, их роль в регулировании отношений между людьми, в
управлении жизнедеятельностью общества.

Выводы, положения и определения общей теории государства и права
являются наиболее существенными для характеристики основных тенденций
развития государственно-правовых явлений. Именно поэтому общая теория
государства и права по отношению к отраслевым юридическим наукам
является наукой обобщающей, имеющей руководящее, направляющее, м ётод о
л о г и ч е с кй~е~ зтт0 чёьi и е при р аз р аб от ке с пециа(тьных
проблем, составляющих предмет отраслевых юридический наук. Формулируя
общие научные закономерности развития государственно-правовых явлений
всех общественно-экономических формаций, вскрывая связи и
взаимоотношения между различными областями, сферами, сторонами единой и
целостной государственно-правовой действительности отдельных
общественно-экономических формаций, общая теория государства и права
благодаря этому вносит “методологическое единство” в исследование
государственных и правовых проблем. При этом общая теория государства и
права опирается также на достижения отраслевых юридических наук,
обобщает, синтезирует и систематизирует их выводы. В общетеоретическом
мышлении эти выводы, интегрируясь, обогащаются и совершенствуются на
высшем уровне синтеза. Общие закономерности развития
государственно-правовой действительности, основываясь на особенных и
отдельных закономерностях, вовсе не сводятся к последним, а, синтезируя
их, реально существуют и действуют самостоятельно через особенные и
отдельные закономерности развития этой действительности. Следует,
однако, иметь в виду,

18

 

что отраслевые юридические науки нередко в своих специальных изысканиях
поднимаются до такого уровня обобщения, что выходят далеко за пределы
отраслевой проблематики, послужившей основой для движения познающей
мысли (достаточно в этой связи напомнить, например, разработку в
гражданском и уголовном праве проблемы вины и ответственности). И эти
обобщения, конечно, могут и должны быть включены (и включаются) в
арсенал научных идей общей теории государства и права.

Историческое развитие любой науки, в том числе и общей теории
государства и права, сопровождается, как было отмечено ранее,
изменениями и преобразованиями ее предмета. Появление других объектов
познания, восполнение традиционной проблематики данной науки новыми
направлениями исследований и проникновение в сферу иных отраслей
научного знания кажутся иной раз неоправданными или даже недопустимыми с
точки зрения “чистоты” той науки, основы которой устоялись, вошли в
арсенал неопровержимых догм и как будто бы достаточны для решения
назревающих или назревших проблем практики. Так рождается отрицание даже
тех благотворных явлений, которые несут с собой, в частности, тенденции
объединения наук в комплексном исследовании соответствующих объектов.
Логика рассуждений при этом выглядит примерно следующим образом:
поскольку учение о государстве и праве исторически “вычленилось” из
сферы других наук в процессе их развития, постольку его современная
интеграция с другими науками представляет собой шаг назад к тому
первозданному виду, когда оно было в зародышевом состоянии. Но такой
формально-логический ход рассуждений вызывает недоумение, ибо мировая и
отечественная наука переживает в настоящее время небывалый в своей
истории подъем именно благодаря интеграции различных наук. Опасения о
“размывании” границ предмета общей теории государства и права не имеет
под собой сколько-нибудь рациональных оснований. “Размывание” границ
предмета общей теории государства и права отнюдь не уничтожает предмет
данной науки, а обогащает его, вливает в его “душу” те теоретические
ценности, которыми обладают иные науки.

Все ранее сказанное позволяет перейти к определению предмета общей
теории государства и права.

Прежде всего необходимо подчеркнуть, что общая теория государства и
права, на наш взгляд, включает в себя две основные части: социологию
государства и права и философию государства и права, водораздел между
которыми проходит, условно говоря,

19

 

по линии онтологического и гносеологического изуч.ения. Эта линия,
действительно, носит условный характер прежде всего потому, что не может
быть онтологии вне гносеологии, равно как и наоборот. И именно поэтому и
социология, и философия государства и права составляют единый предмет
науки общей теории государства и права.

Однако указанное разграничение единого предмета общей теории государства
и права, по нашему мнению, вполне оправдано, судя по тенденции самой
этой науки (к настоящему времени четко обозначились указанные
направления исследований).

Современная общая теория государства и права преимущественно предстает
перед нами в виде социологического истолкования государства и права,
поскольку в основном онтологически изображает объективную диалектику
государственно-правовой действительности, ее реального развития,
изменения и преобразования. Выполнив и продолжая успешно выполнять эту
свою миссию, общая теория государства и права все в большей мере стала
интересоваться тем, какими путями, методами и способами происходит само
познание государственно-правовых явлений, какова их гносеологическая
природа. Постепенно, шаг за шагом происходит зарождение, становление и
развитие нового направления в лоне самой науки общей теории государства
и права, которое можно охарактеризовать как разработку логики,
диалектики и теории познания государственно-правового бытия.

Как в свое время общая теория государства и права отпочковалась от ряда
иных наук, так ныне наблюдается тенденция к образованию относительно
самостоятельного направления внутри общей теории государства и права.
Такая дифференциация предмета науки вполне естественна и закономерна,
ибо она является не только предпосылкой, но и необходимым составным
элементом предстоящей интеграции различных направлений общей теории
государства и права на более высоком теоретическом уровне.

И еще один момент, заслуживающий рассмотрения, а именно – объединение в
одной науке теории государства и теории права. Дифференциация общей
теории государства и общей теории права в рамках единой науки вполне
возможна, подобно тому, как мы выше разграничили эту науку по другим
основаниям на социологию государства и права и философию государства и
права. Но как первая, так и вторая дифференциация происходит внутри
единой науки общей теории государства и права. Иначе говоря,

20

 

дифференциация частей (или направлений) внутри целого и отделение от
целого части, образующей новое целое, – далеко не одно и то же.

Невозможно изучать государство без учета основного его средства
самоорганизации и воздействия на общественные отношения – права, равно
как и наоборот, невозможно изучать право без учета его использования
государством, “подчиненности” государства праву. Однако, учитывая в
процессе познания эту органическую взаимосвязь, мы можем, в зависимости
от задач и целей исследования, акцентировать свое внимание либо на
проблемах государства, либо на проблемах права. Фактически так именно
дело и обстоит с “разделением труда” в науке общей теории государства и
права: одни авторы преимущественно исследуют общетеоретические проблемы
государства, другие – общетеоретические проблемы права. Но нельзя при
этом забывать, что и те, и другие изучают связи и взаимодействия между
государством и правом, представляющие собой весьма обширную сферу
знаний. И именно эта сфера объективной и субъективной диалектики
развития государственно-правовых явлений объединяет их в единую науку,
поскольку данная проблематика (связь и взаимодействие между государством
и правом) находится между ними.

На основании изложенного можно предложить следующее определение предмета
общей теории государства и права.

Предметом общей теории государства и права являются
государственно-правовая действительность, общие и специфические
объективные закономерности ее развития, на основе познания и
использования которых разрабатываются фундаментальные проблемы, имеющие
методологическое значение для отраслевых юридических наук.

В связи с выполнением общей теорией государства и права методологической
функции в системе юридических наук через одно из своих основных
направлений – философию права – необходимы некоторые пояснительные
дополнения к изложенному.

Благодаря тому, что общая теория государства и права является обобщающей
наукой в системе юридических наук, она и приобретает через философию
права методологическое значение в этой системе. Именно философия права,
используя прежде всего всеобщие диалектические методы в их
приспособленном для познания государственно-правовых явлений и процессов
виде, обеспечивает методологическое единство отраслевых юридических
наук.

21

 

Из того факта, что всеобщими диалектическими методами пользуются и все
другие, в том числе и отраслевые юридические науки, нельзя делать крайне
противоположный вывод, в частности, о том, что не только философия
права, но и все юридические науки имеют методологические функции.
Конечно, отраслевые юридические науки могут вырабатывать (и нередко
вырабатывают) отдельные методологически значимые для ряда частных
проблем положения, но отсюда не следует, что функциональное назначение
этих наук состоит в разработке методологии правоведения. Задача же
философии права именно и состоит в том, чтобы разрабатывать методологию
для всех правовых и государственных явлений и процессов, в том числе и
тех, которые изучаются отраслевыми юридическими науками. И именно
философия права обладает в большей мере, чем любая другая отрасль или
направление юридического знания, методологической значимостью, выполняет
основные методологические функции в системе юридических наук. Эта роль
философии права обусловлена тем, что благодаря ей создаются
методологические основания для всего государствоведения и правоведения,
для всех отраслевых юридических наук, вырабатываются общие принципы,
пути и методы познания, использования и преобразования правовой
действительности, применяемые всеми отраслевыми юридическими науками в
процессе исследования специальных правовых объектов.

Ведущая роль методологии философии права в системе юридических наук
вовсе не исключает, а вполне допускает разработку отраслевыми
юридическими науками методологических проблем, которые нередко достигают
не только общетеоретического, но и философско-правового уровня. Наряду с
этим, отраслевые юридические науки разрабатывают частнонаучные методы
исследования специальных правовых объектов, которые при их общей
значимости включаются в философию права.

Если комплекс юридических наук онтологически воспроизводит картину
государственного и правового бытия как целостно-системного знания, то
философия права трансформирует и преобразует это знание в
гносеологические средства освоения этого бытия. Иначе говоря, философия
права использует добытые отраслевыми юридическими науками знания для
дальнейшего, более всестороннего и глубокого познания
государственно-правовой действительности и перспектив ее
совершенствования.

22

 

Подобно тому, как общая биология, опираясь на философию, вооружает
общими подходами и методами исследования все разделы биологической науки
(ботанику, зоологию и т.д.), так и философия права разрабатывает
методологические проблемы правоведения, вооружает подходами, принципами,
общими методами исследования все отраслевые юридические науки.

философия права есть не что иное, как интеграция всей совокупности
принципов познания, выработанных ею самой, философией и комплексом
юридических наук, применяемых в процессе исследования специфики
государственно-правовой действительности, ее развития и преобразования.
Она исторически возникла не сама по себе и не из самой себя, а в
результате изучения конкретных проявлений государства и права. В
процессе такого изучения постепенно обнаруживалось, что всем
государственно-правовым объектам свойственны общие черты» особенности,
которые могут быть познаны с помощью определенных подходов, способов,
методов, приемов. Так зарождалась и обогащалась философия права,
основной, главный смысл которой состоит в гносеологическом обслуживании
отраслевых юридических наук.

Отрыв отраслевых юридических наук от философии права чреват опасностью
воспроизведения лишь традиционных проблем, давно решенных и известных, и
отвлечения от новых проблем, постоянно выдвигаемых жизнедеятельностью
общества. При этом необходимо отказаться от манеры отдельных
представителей отраслевых юридических наук, когда в их произведениях
вначале провозглашается тот или иной философско-правовой принцип, затем
он “забывается” и только в конце “вспоминается”, дабы показать
соответствие полученных результатов исходному философско-правовому
принципу. Такая манера юридического исследования превращает
философско-правовой принцип в ширму, за которой можно укрыться от
упреков в философско-правовой невежественности, а само исследование,
фактически лишенное философско-правового обоснования, теряет научную
значимость, приобретает наукообразную форму. Следовательно, само
использование методологических установок философии права в отраслевых
юридических исследованиях должно осуществляться осмысленно, со “знанием
дела”, творчески.

Но и сама философия права не может ограничиться уже выработанными
принципами, методами, приемами правового исследования. Она должна
постоянно совершенствоваться, развиваться, обогащаться. При этом не
следует философию права

23

 

отягощать проблемами, решаемыми социологией права (или обычной тематикой
теории права, воспроизведением фрагментов истории правовых учений), что,
к сожалению, нередко делается. В результате философия права превращается
в бессистемный набор различных юридических проблем и отвлекается от
решения методологических проблем государствоведения и правоведения.

III. ОБЩАЯ ТЕОРИЯ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА В СИСТЕМЕ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ

Знамением современного развития естественных и технических наук является
все возрастающая, углубляющаяся и укрепляющаяся их интеграция,
онтологическое и гносеологическое взаимопроникновение, в результате
которого возникают новые и весьма плодотворные научные направления
-математическая генетика, биофизика, биохимия, кибернетическая медицина
и многие другие. Взаимодействие двух-трех и более наук дает
поразительные, замечательные результаты, открывает новую эру в
комплексном преобразовании природы и создании “второй природы”.

В этом отношении в общественных науках дело обстоит куда хуже. Здесь
отсутствует сколько-нибудь устойчивый союз не только с естественными и
техническими науками, но даже между родственными отраслями научного
знания: государствоведения и правоведения, экономики, политологии,
философии, социологии, психологии, этики и т.д. Приходится с
беспокойством констатировать это печальное обстоятельство, существенно
снижающее потенциальные возможности данных наук.

Необходимость исследования государства и права как сложноорганизованных
систем средствами различных наук имеет теоретическое и практическое
значение не только для общей теории государства и права, но и для всего
комплекса юридических наук. Оно необходимо в целях обогащения иных
научных дисциплин знаниями функционирования государства и общества в их
непосредственной данности, в том числе повседневной жизни людей,
складывающихся между ними отношений, то есть всего того, что получает
выражение в правовой форме. Организуя государственное управление,
регулируя отношения людей в процессе познания, деятельности и общения,
государство и право учитывают (или должны учитывать) социальные,
психологические, интеллектуальные, моральные, физиологические,
половозрастные и иные особенности людей,  их разнообразные возможности,

24

 

интересы, устремления и т.д., тем самым ориентируя комплекс наук на
изучение этих особенностей в их взаимосвязи, единстве и системной
целостности. Государственная деятельность» правовое регулирование
соответствующих общественных отношений выступают в роли “акцептора”
познания всего комплекса естественных, технических и общественных наук.
Так например, физиология трудовых процессов, как известно, исследует
механизмы работоспособности и отдыха, факторы утомления и восстановления
способности к труду, связь этих факторов с типологическими особенностями
нервной деятельности, общим состоянием человеческого организма и т.д.
Данные физиологии, биофизики и биохимии трудовых процессов являются
основой гигиены труда, от условий которой зависит профилактика
профессиональных заболеваний и которая должна учитываться государством и
правовым регулированием. Комплексные медицинские показатели различных
групп работающих используются для установления государством
законодательных нормативов режима труда, рабочего времени и отдыха,
восстановления работоспособности, безопасности труда, предотвращения
профессионального травматизма и т.д. Одним словом, организация
производства, его нормальное функционирование требует постоянного и
внимательного отношения со стороны государства, предполагает его
всеобъемлющий охват средствами права. При этом первостепенное и главное
значение государству и праву следует отводить человеческому фактору,
самым разнообразным сторонам его проявления.

Можно привести другой пример в связи с возрастающей компьютеризацией
общества, которая влечет за собой не только величайшие блага и
прогрессивные преобразования, но и некоторые негативные последствия на
индивидуальном, коллективном и общественном уровнях. Так,
компьютеризация трудовых процессов превращает деятельность человека из
области предметной в область операций с модельными, знаковыми символами;
всесторонность труда как средства развития сознания в определенной мере
исчезает, он становится все более односторонним, узким, прагматичным;
индивид замыкается в самом себе, общается в основном с машинами,
превращается в своеобразный автомат. Эта опасность вполне реальна, из
возможности она может превратиться в действительность, если уже сейчас
не позаботиться, чтобы разрабатываемые специалистами    компьютерные   
системы    ориентировали

25

 

работающих с ними людей не только на формальное, но и на образное
мышление. Эта задача чрезвычайно сложная, но поиск ее решения, в том
числе с помощью государства и правовых средств, крайне необходим для
снижения отмеченных негативных последствий компьютеризации.

До сих пор философия» психология, кибернетика и иные отрасли научного
знания менее всего были озабочены этой проблемой, хотя ее актуальность
возрастает и будет возрастать по мере развертывания компьютеризации
общества. Нельзя недооценивать и роль общей теории государства и права в
решении данной проблемы, способной выдвинуть для законотворчества
рекомендации по правовому ограничению “отчужденных компьютерных систем”
и поощрению тех компьютерных разработок, которые оптимально сочетают
механический и творческий труд. Законодательные акты могут даже
запретить создание компьютерных систем, не ускоряющих, а тормозящих
продвижение к свободному труду, который должен иметь общественный,
творческий и гуманный характер.

Не трудно продолжить рассмотрение правовой кибернетики, например, в
связи с предстоящей компьютеризацией законотворческого процесса,
правоприменительной практики или совершенствования системы
государственного управления. В частности, на современном уровне развития
науки задача повышения эффективности правового воздействия на
соответствующие общественные отношения может быть решена не только
применительно к законодательству в целом, но и в отношении каждой
отдельной нормы или статьи нормативного акта. В связи с необходимостью
значительного сокращения численности государственного аппарата,
достигшего ныне небывалых и неоправданных размеров, возникают проблемы,
связанные с трудоустройством высвобождающихся работников, их
переквалификации и целесообразного использования, обеспечения социальной
справедливости при решении ряда вопросов жизнедеятельности трудящихся и
их семей и т.д. Очевидно, все это будет нуждаться в заботе государства,
правовой регламентации и, следовательно, в расширении и углублении
познания общей теории государства и права, юридической науки в целом с
помощью кибернетической техники.

Оставляя в стороне более подробное рассмотрение этой проблематики (к
этому мы вернемся в дальнейшем), следует лишь отметить, что
первоначальная эйфория относительно захватывающих перспектив развития
правовой кибернетики

26

 

обещала интенсивное развитие данного нового направления в общей теории
государства и права, в юридической науке вообще. На основе общих
кибернетико-правовых идей в этот период были созданы и апробированы
методики компьютерной справочно-информационной службы в области
законодательства, дактилоскопической и графической идентификации, другие
прикладные разработки, изданы учебники и научные труды. Этими нашими
идеями и разработками успешно воспользовались ученые США и других стран,
а у нас тем временем плодотворно начатая работа постепенно затухала и в
конце концов свелась почти на нет. Причина этому, помимо прочего, –
отсутствие в общей теории государства и права фундаментальных
исследований в данной области, что и привело к значительному сокращению
прикладных разработок. Необходимо незамедлительно восстановить и
интенсифицировать исследования в этом перспективном направлении,
привлекая к ним также и студентов.

Исследование труда, равно как и иных сфер жизнедеятельности человека, не
должно ограничиваться рамками физиологии, медицины, кибернетики и иных
естественных и технических наук. Человек не только биологическое, но и
социальное существо, он является сознательным производителем
материальных и духовных ценностей, мотивы творчески-созидательной
деятельности обусловлены и его социальной сущностью, общей и
профессиональной культурой и образованием, моральным обликом и
ценностными ориентациями, характером общения с другими людьми и
поведением, А это уже сфера общественных наук, призванных на основе
биосоциальных данных исследовать человека как субъекта познания,
деятельности и общения. На самом деле, не возможно сколько-нибудь
плодотворное решение проблем общей теории государства и права без
профессиональных знаний философии, социологии, политологии и этики;
государственного и административного права – без взаимодействия с
политологией и наукой организации и управления; гражданского, трудового
и хозяйственного права -вне органической связи с общей и отраслевой
экономикой; уголовного и исправительного права – без психологии,
педагогики, этики; международного права – без теории международных
отношений, политологии, вне глобальных проблем мирового сообщества и
т.д.

В западных странах ныне активно обсуждаются (и менее всего у нас)
множество вопросов евгеники, клонирования, патернализма, пересадки
органов, пробирочного зачатия и т.д., одним словом,

27

 

всего комплекса биосоциальной и биоэтической проблематики. Эти
обсуждения носят преимущественно нравственную направленность, хотя
очевидно, что без подключения к ним общей теории государства и права
едва ли будут достигнуты практически эффективные результаты. Опасность
же иных экспериментов над людьми может принести огромный и непоправимый
вред (например, так называемое улучшение человеческого рода). Именно
поэтому необходимо в эти направления исследований интегрировать третий
компонент – общую теорию государства и права и, в первую очередь,
международное право, с помощью которого станет возможным установить
мораторий на некоторые эксперименты во всех странах.

Из  сказанного   вовсе  не  следует,   что  общая  теория государства и
права сливается, растворяется в перечисленных науках. Ее отличие от них
(скажем психологии, педагогики или евгеники) состоит в том, что
государство и право имеют дело с человеком и обществом, с теми или иными
особенностями, возможностями и поведением человека. С другой стороны,
право отражает   и   тот   интерес,   который   проявляет   человек   к
государственных структурам, нуждаясь в их поддержке, охране,
обеспечении.  Пренебрежение этим отличием общей теории государства и
права от иных наук, игнорирование ее гуманитарного аспекта опасно в
переживаемый нами исторический период, когда перед страной стоит задача
действительного обновления общества на демократических основах, когда
главной целью государства и права должна быть забота о своих гражданах.
Но именно чрезмерная нормативизация общей теории государства и права
(отнюдь не умоляя положительных сторон нормативного понимания  права) 
отрицательно сказалась на раскрытии государства и права в их
гуманитарном измерении, на познании особенностей человеческого фактора в
правовом регулировании отношений  между людьми.   В этой  связи 
представляется целесообразным восстановить в отечественной общей теории
государства и права традиции и все то ценное, чем богаты не только  
естественно-правовая  доктрина,   историческая   и психологическая школы
права, этико-правовые исследования, но и так называемая
экспериментальная юриспруденция и другие новейшие направления
юридической мысли.

Сказанное и многое другое в современной жизнедеятельности общества и
человека со всей очевидностью свидетельствуют о необходимости выхода
общей теории государства и права,  всего комплекса юридических наук из

28

 

 

 

изоляции от других естественных, технических и общественных наук,
установления контактов и творческого сотрудничества с ними в комплексном
познании новых и новейших проявлений государственно-правовой
действительности, в усилении роли государства и права в прогрессивном и
демократическом развитии общества, обеспечении и охране прав и свобод
человека.

IV.  ОБЩАЯ ТЕОРИЯ  ГОСУДАРСТВА И  ПРАВА КАК УЧЕБНАЯ ДИСЦИПЛИНА

Советская система юридического образования страдала

множеством недостатков и прежде всего воспитанием у студентов

безоговорочной подчиненности партийным и государственным

органам,           догматико-нормати висте кого   мышления,

“обвинительного уклона” в правоприменительной практике. Отсутствовало
позитивное изучение объективных ценностей государства и права,
содержания, процедуры и техники законотворческого процесса, комплексной
социальной профилактики преступности, теории и практики государств и
правовых систем зарубежных стран и т.д. Эти недостатки юридического
образования полностью не преодолены и по сей день. Студенты продолжают
пользоваться преимущественно устаревшими учебниками, учебными пособиями
и научной литературой.

Выходу из создавшегося положения будет способствовать создание новой
образовательной системы в государствоведении и правоведении,
обеспечивающей высокую профессиональную культуру выпускников юридических
вузов, вооруженных современными знаниями, широкой эрудицией, способных
принимать самостоятельные решения государственных и правовых вопросов.
Настало время совершить прорыв в юридическом образовании.

Одним из эффективных средств этого прорыва является формирование новой
интеллектуальной юридической элиты. В этом отношении трудно переоценить
роль общей теории государства и права. Следует, однако, отметить, что
общая теория государства и права, специфика ее предмета, цели и задачи
столь обширны, что не могут быть охвачены учебником по данной
дисциплине. В общей теории государства и права как учебной дисциплине
освещаются лишь основополагающие положения, наиболее существенные,
узловые проблемы государства и права, принципиальные      выводы     
о     государственно-правовой

29

 

действительности. Эти учебные знания в последующем юридическом
образовании пополняются, обогащаются, конкретизируются и развиваются
освоением новой фундаментальной и прикладной юридической литературы,
прохождением учебной практики.

Общая теория государства и права как учебная дисциплина призвана
формировать высококвалифицированных специалистов нового поколения в
области государства и права:

-обладающих широкими и глубокими знаниями государства

и права;

-способных    активно    включиться    в    формирование

гражданского общества и правового государства;

-подготовленных не только по общей теории государства и права, но и по
иным общественным наукам;

-овладевших основами всех отраслей права, осознающих их место в системе
российского права и роли в преобразовании политических и
социально-экономических отношений;

-познавших основы законотворчества, законодательной техники,
демократической законности;

-юридически профессионально подготовленных к условиям современной
экономики, требованиям регулируемого рынка;

-активно защищающих свободы и права граждан, гарантированные
Конституцией Российской Федерации;

-подготовленных к работе в совместных российско-зарубежных учреждениях,
предприятиях и компаниях, в международных органах;

-прошедших практику (стажировку) в парламенте, правительстве,
правоохранительных органах России и зарубежных

стран;

-обладающих высокой государственно-правовой культурой.

В соответствии с данными задачами общей теории государства и права как
учебной дисциплины и строится ее структура.

ПРАВО И ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО

Истолкование права как раньше, так и теперь вызывает споры не только
между представителями материалистического и идеалистического
направлений, но и между сторонниками каждого из этих направлений. В этом
нет ничего удивительного: формирование понятия права находится в русле
развития научного познания в целом. Оно, как известно, представляет
собой никогда не прекращающийся процесс обогащения и приращения знаний о
предмете, сопровождающийся заменой старых концепций новыми,
корректировкой и уточнением выдвигаемых идей, положений, выводов.

Этот процесс включает в себя две основные фазы. Первая -эволюционная –
сводится к медленному, постепенному накоплению знаний, обогащающих уже
существующие представления об изучаемых объектах. Эта фаза сменяется
другой – революционной, характеризующейся резкой ломкой устоявшихся
взглядов, концепций и научных традиций, скачкообразным преобразованием
всей суммы накопленных знаний и соответственно формированием новых
выводов. Диалектика связи и взаимодействия этих фаз процесса познания
выражается в том, что эволюционный период подготавливает революционную
фазу, ведет к ней и ею завершается, а революционный период знаменует
собой начало новой эволюционной фазы познавательного движения научного
мышления. И эта преемственность в движении познания бесконечна,
поскольку за каждой эволюционной фазой следует революционная. Последняя
же составляет основу для нового постепенного накопления знания,

31

 

подготавливающего новый скачок в познании соответствующих объектов. В
ходе такого развития познания не только обогащается теория исследуемых
объектов, но и происходит переход от эволюционных к революционным
“формам мышления”, к новым, более совершенным логическим средствам и
инструментам

познания.

Однако не следует трактовать скачок от старых знаний к новым как разрыв
с предшествующими этапами познания. Новые идеи и теории возникают не на
пустом месте, а на базе знаний, которые были достигнуты наукой ранее.
Более того, степень этой новизны обусловлена уровнем этих предшествующих
знаний. Вместе с тем элементы вновь возникших идей, будучи включенными в
прежние, преобразуют, обогащают и видоизменяют их. В этом и состоит
диалектика, кумулятивность и бесконечность познавательного

процесса.

Движение по пути познания сопровождается борьбой мнений, столкновением
суждений и взглядов. Острота этой борьбы нередко достигает высочайшего
накала. Причина подобного напряжения не только в различии ценностных
ориентации ученых, не только в субъективном предпочтении одних позиций
другим. Совершающиеся столкновения имеют и объективные основания: в ходе
развития науки становится все более очевидной истинность одной позиции,
ошибочность другой.

Именно такая познавательная ситуация сложилась в юридической науке. Ее
объективное развитие к настоящему времени обнаружило противоречие между
традиционным пониманием сущности права и теми новейшими исследованиями,
которые требуют внесения весьма серьезных уточнений, изменений и
дополнений в это понимание.

Остановимся на характеристике сложившейся ситуации более подробно.
Содержащееся в юридической литературе определение права в основном
сводится к тому, что право представляет собой совокупность правил
поведения (норм), выражающих волю господствующего класса и обеспеченных
государственным

принуждением.

Это определение, сформулированное А.Я.Вышинским на первом Всесоюзном
совещании научных работников права в 1938 г., с теми или иными
модификациями, не затрагивающими его сущности, было принято юридической
научной общественностью. Однако в последние годы оно все чаще
подвергается критике многими учеными – юристами. Но есть и те, кто
безоговорочно выступает в защиту традиционного

32

 

определения права. Одни именуются в литературе сторонниками
“узконормативного” правопонимания, другие – сторонниками “широкого”
понимания права.

Следует, однако, отметить условность подобных обозначений, ибо
“нормативисты” нередко выходят за пределы лишь “нормативного”
правопонимания, а те, кто выступает за расширенную трактовку права,
вовсе не отрицают “нормативность” как один из его признаков. Кроме того,
не отрицая известного исторического, эвристического и практического
значения традиционного определения права, фактически законодательства,
они вместе с тем пытаются убедить своих оппонентов в том, что
“нормативистское” определение не может претендовать на универсальность,
поскольку включает в себя лишь некоторые признаки правовой реальности и
не учитывает другие существенные его особенности; что оно, далее, не
может претендовать на исключительность, поскольку всякое сложное
социальное образование, к числу которых, несомненно, относится и право,
требует не одного, а множество определений, раскрывающих разные грани
его сущности; что оно, наконец, вовсе не является неким конечным
результатом познания, а нуждается в уточнении, коррекции, обогащении.

“Узконормативное” понимание и определение права может быть подвергнуто
сомнению по трем основаниям. Во-первых, правом является не только то,
что установлено или санкционировано официальными органами государства,
но и то, что с объективной необходимостью вытекает из жизнедеятельности
общества; право существует не только в форме
официально-институциализированной нормативности, но и во многих иных
видах (в том числе и в ненормативных формах). Во-вторых, право – это
отнюдь не только совокупность правовых норм, но и система правовых
принципов, множества ненормативных установлений и т.д.; право нельзя
сводить лишь к статической совокупности его нормативных (и
ненормативных) установлений, поскольку смысл в его динамике, в
действенности, практическом регулировании соответствующих общественных
отношений. В-третьих, определение права, с одном стороны, как
государственной воли, с другой – как статической совокупности
нормативных предписаний внутренне противоречиво, поскольку сама воля
представляет собой, как известно, предметный, динамичный, реализующийся
вид сознания, не сводящийся лишь к одним предписаниям.

Остановимся подробно на каждой из этих сторон.

зз

 

Итак, право вовсе не сводится лишь к совокупности законов, к
действующему законодательству, т.е. к определенной сумме правил
поведения (норм), установленных государством. Это положение
аргументируется самим ходом исторического развития права. Хорошо
известно, что на ранних его ступенях общественные отношения носят
правовой характер, но еще не регулируются посредством законодательных
норм. Лишь впоследствии в обществе закрепляется
нормативно-законодательная форма права, что вовсе не означает
исчезновения всех иных ненормативных его видов.

Далее, фактическое существование определенных общественных отношений,
имеющих правовую природу, может не соответствовать как законодательству
в целом, так и отдельным законам. Тогда возникает глубокое противоречие
между правом и законодательством. Анализирую гегелевское положение о
таком противоречии, К. Маркс писал: “Сознательно установленный закон тут
не выражает того, что заложено в природе вещей; напротив, он составляет
противоположность этой последней”1. Акт государственной воли выступает в
роли “подлинного закона” только тогда» “когда в его лице бессознательный
естественный закон свободы становится сознательным государственным

законом”2.

Сказанное свидетельствует о том, что право следует понимать отнюдь не
только как сумму законов, установленных государством. И генетически, и
функционально, и с точки зрения развития оно представляет собой
определенную систему общественных отношений, природа которых объективно
имеет правовой характер и которые именно в силу этого, так сказать
вынужденно требуют правового выражения или законодательного оформления.
Этим вовсе не отрицается или умаляется значение совокупности законов,
законодательства в целом, но подчеркивается то, что эта совокупность –
лишь часть целого, одно из проявлений (и, конечно же, очень важное)
права.

Если право – это прежде всего сама жизнь, а не формально-абстрактное ее
отражение, то законы лишь постольку являются правом, поскольку адекватно
отражают динамику объективного общественного развития. Смысл связи права
и закона состоит в том, что закон как выражение государственной воли
призван быть точным, и в научном отношении безупречной формулировкой

1          Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.1. С. 238.

2          Там же. С. 63.

34

 

действительного, объективно возникшего, фактически существующего и
развивающегося права. Законодатель обязан подразумевать под правом саму
действительность, ибо содержание закона, которое предстоит выразить в
акте государственной воли, определено и дано реально существующими
общественными отношениями, тенденциями, закономерностями их развития.
Иначе говоря, общественная жизнедеятельность реализует себя через право,
а право, в свою очередь, – через законодательство.

Обратим внимание еще на один момент, чтобы аргументировать
обоснованность “широкой” трактовки права. Выше подчеркивалось, что оно
не сводится к совокупности правовых норм, но включает и их действие,
практику регулирования соответствующих общественных отношений.

Ценность права не только в том, что благодаря законодательным
установлениям, предписывающим людям возможное и должное поведение, в
обществе утверждается и поддерживается определенный порядок. Ценность
праву придают не только нормы, но и принципы, не только общие правила
поведения, но и конкретные распоряжения, наконец, не только “возведенная
в закон” воля государства, но и правовая культура, правосознание. Кроме
того, в случае с правом установленное долженствование не является
основным моментом и показателем его действенности. Главное заключается в
усилиях, которые общество прилагает к тому, чтобы законодательные
предписания реализовывались на практике. Иначе говоря, право выступает
своего рода срезом общественной жизни. Помимо норм, в нем присутствуют и
находят выражение все свойственные этой жизни особенности: уровень
культуры и сознания людей, характер их психологии, качество жизни, мера
цивилизованности общества, состояние экономики и т.д.

Одним словом, широкое понимание права открывает возможности для его
анализа в совокупности факторов, которые обеспечивают его существование
не в виде схемы законов, отражающей общественную жизнь, а как саму эту
жизнь, т.е. как право, взятое в его бытии.

Именно таким подходом к пониманию права снимаются упреки в том, что
попытки рассматривать права шире его нормативности чреваты опасностью
“разрушения11 законности.

Правопорядок укрепляется, становится эффективным лишь при условии, если
законы и подзаконные акты создаются и реализуются на основе принципов
права, с учетом органической

35

 

внутренней связи с регулируемыми общественными отношениями, исторически
сложившимся правосознанием народа. Ведь режим правопорядка, выступая в
качестве правовой реальности, представляет собой единую динамическую
систему создания, усвоения и использования правовых ценностей,
оказывающих воздействие на психику, сознание и волю людей, на характер
их поведения. Правопорядок предполагает не только необходимость
следования нормативным образцам человеческого поведения и действия, но и
непосредственно участвует в регулировании межличностных отношений и
общественных отношений вообще, в повышении правовой культуры населения.

Из сказанного следует, что исследователи, обращающие свои взоры к праву,
не должны ограничиваться лишь его нормативным аспектом, ибо в этом
случае они окажутся в плену представлений о нем как о статично
существующем образовании. Чтобы избежать этой опасности, крайне важно
исходить из динамизма права. Тогда в поле зрения исследовательской мысли
окажутся процесс правообразования и правотворчества, характер самих
правовых норм, ненормативных правовых предписаний и иных правовых
актов,  их восприятие, уяснение и оценка людьми, этапы правореализации 
и  эффективность правового действия, результаты и социальные последствия
правового регулирования общественных отношений,  путь укрепления
законности и правопорядка, организованности и дисциплины, воспитание
членов общества в духе правовой культуры.

Традиционное определение права, представляя его как “должное” и
игнорируя его “сущее”, неизбежно ориентирует исследователя лишь на
характеристику возможностей права, но отнюдь не на раскрытие этих
возможностей в практике.

Широкая трактовка права как его бытия обязывает сочетать анализ
законодательства (системы правовых норм) с его действием, совершающимся
не автоматически, а благодаря творческой инициативе и энергии.

Было бы, конечно, ошибкой огульно отрицать историческое, эвристическое и
практическое значение “нормативистского” определения права. Но не менее
неоправданным представляется стремление отстоять правомерность лишь
такого понимания этого явления, отрицать, что оно страдает внутренней
противоречивостью. Нельзя характеризовать право одновременно и как волю
господствующего класса, и как совокупность правовых норм по той простой
причине, что воля, будучи действенной формой сознания, не может быть
сведена к совокупности норм.

36

 

Первая предполагает реальное функционирование, вторая – их предметное
воплощение в регулируемых общественных отношениях.

В ряде философских и психологических исследований указывается на то, что
воля знаменует собой, во-первых, переход субъективности в объективность;
во-вторых, соединение “теоретического” сознания и “практической”
деятельности; в-третьих, активность, действенность сознания,
воплощающегося в “предмете”; в-четвертых, целеустремленность
регулирования деятельности (поведения) по преобразованию
действительности.

Право потому и характеризуется как воля, что не только содержит
определенную систему предписаний, но и благодаря их практической
реализации является процессом перехода от человеческих потребностей,
интересов и целей в действительность, в сознательную практическую
деятельность людей. Поэтому и природа права окажется понятой адекватно
при условии, если оно будет изучено как особая разновидность этой
деятельности, которая включает в себя правотворчество, реализацию его
норм и все другие акты и события, относящиеся к правовому бытию.

Право до тех пор остается феноменом “чистого” сознания или сознательно
смоделированным нормативом поведения (проектом действия, поведения,
деятельности), пока оно не воплощено в действительность, не стало частью
правовой практики, не реализовалось в реальных делах. Правовые идеи,
принципы и установления, при всей их важности, содержательности,
структурной упорядоченности, являются лишь ориентиром, программой,
средством правой деятельности, направленной на регулирование
общественных отношений, их преобразование. Именно поэтому нельзя в
определении сводить право лишь к сумме законов и изданных на их основе
подзаконных нормативных актов, а само их действие, практику их
реализации и фактический правопорядок выводить за пределы этого
определения.

Да и сами нормы, взятые в их совокупности, не пассивно фиксируют
реальные процессы жизни людей и общества, но, “схватывая их
закономерности”, активно влияют на эту жизнь, участвуют в ее
преобразовании. Мы не вправе рассматривать право в виде пассивного
регистратора действительности, ибо оно активно участвует в ее
преобразовании, представляя собой в руках общества мощное, эффективное
средство его движение по пути социального прогресса.

37

 

 

Правовые предписания действуют не сами по себе. Они реализуются,
воплощаются в регулируемых общественных отношениях.      Недаром     
мы     различаем     действующее законодательство и законодательные
фикции. Действие права происходит и через правовые принципы, правовую
политику, правосознание, правоотношения, законность и т.д. В своей
системной  целостности  все это не только обеспечивает законодательную
жизнь, но и создает тот правопорядок, тот правовой уклад жизни, в
условиях которых протекает деятельность каждого члена общества, его
государственных и общественных институтов. И именно благодаря движению
составляющих право явлений законодательство из простой совокупности
правовых предписаний превращается в действующее законодательство, а само
право предстает не только в виде норм, но в качестве живого

организма.

Подобный взгляд на право (в отличие от “узконормативного”) значительно
раздвигает горизонты юридической науки, выводит ее    на   
безбрежные    просторы    вечно    развивающегося общественного  
бытия,   на   необходимость   исследования экономических,     
политических,      культурно-ценностных, нравственных и иных социальных
детерминантов, на определение их роли как факторов организации и
управления, цивилизации и культуры. Вместе с тем широкое правопонимание
ориентирует юридическую науку на изучение внутреннего строения правовой
системы,  на взаимодействие и взаимопроникновение ее компонентов, на
развитие и совершенствование целостного механизма   правового   
регулирования    соответствующих общественных отношений. Все это
открывает, в свою очередь, новые пути сотрудничества юридической науки с
другими общественными, естественными и техническими науками в решении
актуальных проблем общественного развития. —”””Понимание права во всей
сложности и противоречивости его  бытия охватывает,  как и всякая
всеобщая категория,  всю  действительность правовой реальности, всю
сферу правовой жизни общества. Оно предполагает множество
конкретизирующих его частных понятий, каждое из которых отражает часть,
сторону, момент, особую форму жизни права. При этом каждое частное
понятие призвано раскрывать определенный аспект этой жизни, и как
таковое оно должно быть “скоординировано” со всеобщим понятием,
проистекать из него, дополнять и обогащать его. К числу таких    
частных     понятий     относится     и     традиционное
“узконормативное”, которое (с внесением в него соответствующих

38

 

коррективов) характеризует одно из важнейших проявлений права –
законодательство как систему нормативно-правовых предписаний.

Сказанное свидетельствует об “открытости”, “незавершенности” всеобщего
понятия права, чем подтверждается и в чем находит свое выражение
бесконечность познавательного процесса вообще и такого его объекта, как
право, в особенности. Итак, всеобщее определение права требует серии
дополнительных определений.

На основе и в связи с вышеизложенным предлагается

следующее определение всеобщего понятия права.     __

Право – исторически сложившаяся волевая система

принципов, норм и действий, обусловленных общественными

отношениями и регулирующих эти отношения в целях установления     j

общественного правопорядка, обеспечиваемого различными    t

средствами, в том числе и государственным принуждением.    j

В   предложенном   определении   права   прежде^Лзеего^ подчеркивается
его волевая сущность. Право характеризуется, далее, не как простая
“совокупность правовых норм”, а как сложная система, состоящая из
комплекса компонентов. Такая трактовка обусловлена тем, что в понятие
права включаются: во-первых, правовые принципы, т.е. устоявшиеся основы
правового сознания и главные направления правовой политики; во-вторых,
правовые предписания, имеющие как нормативный, так и ненормативный
характер; в-третьих, правовые действия,  непосредственно реализующие
правовые принципы, политику и предписания, воплощение их в реальную
действительность, в правовую сферу жизнедеятельности общества.
Определение указывает также, что правовые принципы, политика и
предписания вовсе не являются субъективно-произвольными. Они обусловлены
теми объективными в данных условиях общественными отношениями, природа
которых требует правового опосредования и правового регулирования.
Последнее преследует цель установления режима общественного порядка,
обеспеченного мерами просвещения и воспитания граждан общества в духе
правовой культуры, уважения к правовым предписаниям. В данной части
определения указывается на обеспеченность права также государственным
принуждением, которое используется лишь в случаях нарушения его
требований.

Еще раз подчеркнем, что данное определение права как наиболее
абстрактная дефиниция, конечно же, не в состоянии охватить все
многообразие проявлений правовой действительности и поэтому раскрывает
лишь познавательный

39

 

потенциал, реализуемый при условии его дополнения и конкретизации через
определения частного порядка.

И тем не менее любые определения, как известно, схематизируют, упрощают,
огрубляют, омертвляют живую действительность и, в частности, реальную
жизнь права. Однако при всех отмеченных недостатках нет иной
альтернативы постижению сущности социальных явлений. При этом в ходе
этого постижения отрабатывается множество определений, системная
совокупность которых “оживляет” формализованные схемы, дает конкретное в
его относительной полноте, воспроизводит в мышлении движение правовой
реальности в единстве и тождестве противоположностей, а также в их
столкновении друг с другом, позволяя тем самым овладевать этой
реальностью.

Во всех этих определениях права присутствует характеристика его в
волевом аспекте. Именно воля является непосредственной силой, образующей
право, создающей законодательство и воплощающей его в действительность.

Законодатель должен видеть право в самой действительности, ибо
содержание закона, которое предстоит выразить в акте государственной
воли, дано как нечто реальное самими общественными отношениями,
закономерностями, тенденциями их развития. Иначе говоря,
законотворчество призвано перевести “правовую природу вещей” на
законодательный язык. А это означает необходимость тщательного,
глубокого и всестороннего изучения тех общественных отношений, которые
подлежат законодательной регламентации.

Успешная деятельность по созданию законов (и иных правовых нормативных
актов) зависит прежде всего от правовой культуры законодателя, его
подлинно творческого отношения к своей миссии, от овладения юридической
наукой, искусством “делать” законы.

Правовая культура тысячами нитей связана с общей культурой. Ее мощное
благотворное влияние на правовое сознание, мышление, мировоззрение
творящих законы, на их ценностные правовые установки непосредственно
(или опосредованно) определяют характер законодательства, обусловливают
его адекватность историческому и национальному духу народа, потребностям
и интересом людей. Вместе с тем правовая культура посредством
установления правопорядка создает условия для прогресса общей культуры.

В культуре законотворчества аккумулируются: разносторонние знания о
действительности, ее истории и перспективах социальных

40

 

изменений; специальные знания о праве, законе и законодательной технике,
технологии их использования в ходе создания законов и их реализации.
Овладение этими знаниями и их использование в процессе законотворчества
позволяют создавать научно обоснованные и технически совершенные
законодательные акты, в полной мере отвечающие потребностям
общественного прогресса. Законодатель, следовательно, должен обладать
всесторонними и глубокими знаниями, постоянно пополнять их. Не менее
важно для законодателя дополнять знание о праве профессиональным и
жизненным опытом.

Динамизм экономических, политических и социально-культурных потребностей
современного общества выдвигает все новые задачи правового опосредования
соответствующих общественных отношений. Многогранность и социальная
обусловленность этих задач наглядно обнаруживаются уже простым
перечислением проблем, встающих перед законотворчеством:

–           исследование    различных    социальных    факторов,

обуславливающих   потребность   в   нормативно-правовом

регулировании соответствующих общественных отношений;

–           выявление и тщательный учет многообразных интересов

социальных и национальных образований, общественных групп и

общества в целом, их особенностей, обычаев, традиций;

использование соответствующих достижений науки, техники

и культуры;

проведение сравнительного анализа проектируемого закона

не только с аналогичными установлениями прошлых и ныне

действующих законодательных систем других государств, но и с

другими регуляторами (моральными, традиционными и др.)

общественной жизнедеятельности;

осуществление в необходимых случаях специальных

экспериментов с целью определения оптимального варианта

правового регулирования и выработки наиболее эффективной

формы правового воздействия;

определение связи, соответствия и взаимодействия

проектируемого закона с иными существующими правовыми

актами,  с правовой  системой  в  целом  и  прежде всего с

конституцией;

совершенствование организационных форм, процедуры

создания законов и т.д.

Столь объемные и трудоемкие задачи не могут быть успешно осуществлены
без творческого подхода и решения их законодателем,

41

 

Разумеется, особенности развития законотворчества определяются прежде
всего специфическими свойствами, признаками, чертами той предметной
области, к которой они принадлежат. Но сама эта область выходит далеко
за пределы лишь “чисто” правовой проблематики, находясь на рубеже
законодательства и своей сферы общественного бытия, понимаемого в самом
широком смысле. На законотворческий процесс воздействуют не только
практика создания законов сама по себе, но и внешняя среда значительно
более широкого масштаба. Именно она изменяет, трансформирует и
совершенствует законотворчество и его результаты. Вместе с тем
законодательная практика потому и носит творческий характер, что не
просто отражает развитие внешней среды, а является сложным процессом ее
целенаправленного, концентрированного и нормативно-правового
преобразования. Лишь благодаря этому продукты законотворчества – законы
– обретают силу обратного воздействия на внешнюю среду, их в конечном
счете породившую. Чем глубже и полнее знания о внешней среде, чем
рациональнее использованы эти знания, чем в большей мере они отражают
назревшие потребности этой среды, тем выше теоретический уровень
законотворчества, тем эффективнее действие правовых норм, тем
оптимальнее достижение целей и задач правового регулирования.

Познание действительности служит осознанию потребности и необходимости
воздействия на эту действительность правовыми средствами. Оно
завершается созданием законов, которые выступают своего рода итогом
процесса осознания и в то же время продуктом творческих усилий
законодателя.

Мы стремились обратить внимание и показать сложность процесса
законотворчества. Но не менее сложным процессом является практика
реализации законов (правоприменительная практика вообще). В заключение
следует отметить, что в соответствии со спецификой общей теории
государства и права была до сих пор рассмотрена возможность
использования универсальных философских категорий и их трансформаций
применительно к специальным правоведческим исследованиям. Понятно, что
без такой трансформации исключается сколько-нибудь глубокое и
всестороннее осмысление специальных правовых проблем, поскольку их
развитие подчиняется общим закономерностям социального бытия. Именно
благодаря рассмотрению проблем права и законодательства с позиций
философии   мы   достигаем   понимания   их   не   только   как

42

 

“совокупности  правовых догм”,  нормативистски  “чистого правоучения”,
но и как социальной детерминированности права и законодательства,   их 
социального   назначения   и   роли   в общественной и личной жизни.
Однако создание правовой теории лишь на базе использования универсальных
философских категорий недостаточно для дальнейшего проникновения в тайны
правовой материи.  Необходим переход от философских к специальным
юридическим категориям, позволяющим вскрыть тонкости специфики
исследуемых объектов.  Иначе говоря, необходимо сделать шаг от общего к
особенному и, далее, к отдельному.

И еще один момент. Сейчас мы оправданно говорим о необходимости  
замены   приказного   административного законодательства дозволительно
рекомендательным. Но во всем должна быть мера, особенно в правовой
сфере. Нельзя, конечно, полностью отказаться от запретительного
законодательства, без которого правовые установления могут превратиться
в благие пожелания. Более того, запретительный стиль законодательства в
определенных отношениях должен  усиливаться,   ибо  нет законодательства
без запрета и нет запрета без законодательства, подобно тому,  как нет
свободы без ответственности и нет ответственности без свободы.

СОЗНАНИЕ,   ПРАВОСОЗНАНИЕ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОСТЬ

Наблюдаемый в настоящее время поворот науки к человеку как к объекту
познания, общения и деятельности, как к субъекту исторического процесса
обусловил повышенный интерес к главной особенности человека – к
сознанию. Однако этот интерес лишь зарождается. Философия до последнего
времени ограничивалась общими рассуждениями по этому поводу (соотношение
бытия и сознания), а психология “в последние десятилетия забыла о
существовании проблемы сознания”1.

Иначе дело обстоит в юридической науке, где изучению правосознания
уделяется значительное внимание, хотя общее состояние разработки
сознания в философии и психологии не могло не отразиться на
теоретическом уровне соответствующих правовых исследований.

На проблеме правосознания мы остановимся ниже, здесь же выясним, что
такое сознание.

Сущность сознания обычно определяется как некое духовное состояние,
которое отражает объективность и на этой основе производит, создает,
творит человеческое знание. Но в таком случае возникает антимония: если
объективность сопоставляется с сознанием, то предполагается, что в самой
этой объективности уже существует какое-то знание, предпосылкой которого
является сознание. Тогда оказывается, что сознание предшествует
объективности, которая, однако, является первопричиной сознания, лишь
отражающего эту объективность.

1   Велихов   Е.П.,   Зинченко   В.П.,   Лекторский   В.А.   Сознание:  
опыт междисциплинарного подхода. “Вопросы философии”. 1988, № 11. С. 10.

44

 

На наш взгляд, нет иного разрешения этой антимонии, как на пути
включения субъективности в объективность в качестве ее составного
компонента. В этом случае сознание выступает не как порождение “чистой”
психики, оторванной от объективности, а является продуктом самой этой
объективности.

Сознание – чрезвычайно объемно, целостное и многостороннее историческое
образование, отнюдь не исходная предпосылка человека, а результат его
многовекового развития в общественной среде. Глубоко погружаясь корнями
в эту среду, сознание не только питает ее соками, но пополняет ее
своеобразием индивидуальности.

Однако проблема сознания не сводится к вопросу о его вторичности по
отношению к первичному – бытию, обоснованием чего, собственно, и
ограничивается исторический материализм на протяжении многих
десятилетий. Между тем этот тезис бесспорен и нет нужды его постоянно
обосновывать, доказывая давно доказанное. Ведь еще К.Маркс писал, что
сознание “с самого начала есть общественный продукт и остается им, пока
вообще существуют люди2”.

Недоказанным является многое другое: материальные истоки и материальный
субстрат сознания, идеальное преобразование материального, место
сознания в структуре бытия и бытия в структуре сознания, онтологический
и гносеологический статус сознания, соотношение общественного и
индивидуального сознания, а также сознания и интеллектуальности,
механизм взаимосвязи нейрофизиологической и социальной природы
индивидуального сознания, взаимодействие типов, видов, уровней и форм
сознания, их обусловленность огромным количеством и разнообразием
исторических условий, факторов и обстоятельств, своеобразно
проявляющихся в современной действительности, в тенденции ее развития и
т.д.

На некоторых проблемах остановимся в дальнейшем. Здесь же следует
сказать еще об одном дискуссионном вопросе.

В нашей психологической и философской литературе выдвинута классификация
двух “слоев” сознания: “бытийное” (т.е. отношение в действительности) и
“рефлексивное” (т.е. отношение к    действительности)3.      При    
всей     терминологической

2          Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 3. С. 29.

3          Выгодский Л.С. Собр. соч. Т.1, 1982. С. 415; Зинченко В.П.,
Мамардашвили

М.К. Проблемы объективного метода в познании. “Вопросы философии”, 1977,
№ 7;

Велихов Е.П., Зинченко В.П., Лекторский В.А. Сознание: опыт
междисциплинарного

подхода. “Вопросы философии”, 1988, № 11. С. 5-6.

45

 

усложненности данной классификации она есть не что иное, как модификация
того же  основного  вопроса философии  (о соотношении бытия и сознания).
На самом деле “бытийный” слой – это и есть первичность бытия, а
“рефлексивный” слой -способность вторичного обратно воздействовать на
первичное. Данная классификация, по крайней мере, должна быть дополнена
еще одним компонентом – средним, промежуточным “слоем”, а именно, “слоем
воспроизведения сознанием самого себя”. Без этого “слоя” невозможно
понять не только природу отражения сознанием   бытия   в  обобщенном  
виде,   но  и  тем   более концентрированный   характер   воздействия  
сознания   на порождающее его бытие. Здесь кроется загадка тончайшего
механизма “оборачиваемости” материального в идеальное,
нейрофизиологического в социальное,  онтологического в гносеологическое
и обратно. Именно в этом “слое” сознания, воспроизводящего» творящего
самого себя, интегрируется как отношение   “в”   действительности,  
так   и   отношение   “к” действительности. Поэтому в сознании следует,
на наш взгляд, выделять основные “слои”: во-первых, сознание, отражающее
бытие; во-вторых, сознание, творящее самое себя; в-третьих, сознание,
преобразующее бытие. Но все эти “слои” различимы только умозрительно, в
реальности же они едины. Через второй “слой” индивид обретает
интеллектуальность, особенности которой отличают его от других
индивидов.

Из сказанного вытекают важные выводы, и не только те, которые уже
известны, но и те, которые подлежат исследованию. Сознание – это не
только пассивно-созерцательное отражение бытия, но и активное отношение
к нему; не только оценка бытия, но и творчески-созидательная установка
на его совершенствование, изменение, преобразование. И чем выше
интеллектуальный уровень сознания, тем эффективнее это преобразование.

Если философией и психологией более или менее основательно исследована
“отраженческая” функция сознания, то ее установочно-преобразовательная
миссия изучена пока явно недостаточно. Не познан, в частности, тончайший
социально-психологический и индивидуально-психологический “перелив”
пассивно-созерцательной формы сознания в его активнодействующую форму,
без которой, конечно же, никакого преобразования осуществить невозможно.
Отсутствие такого познания обусловило то, что единственное средство
активизации человеческого фактора обычно усматривается лишь в
воспитании,

46

 

просвещении, образовании. Но между знанием и действием -довольно
длительный и сложный социально-психологический и
индивидуально-психологический путь. Выявив звенья этого пути, их связи и
взаимопереходы, мы не только проникнем в тайны уникального для человека
единства биологического и социального, но и в генезис, содержание и
формы выражения его сознания.

Как известно, человек – существо не только социальное, но и
индивидуальное. Именно индивидуальность, опосредованная социальностью,
ближайшим образом определяет мировоззренческие позиции и ценностные
ориентации, сомнения и переживания, борьбу мотивов и выработку целевых
установок, принятие решения и направленность деятельности, преодоление
противоречий и трудностей в практической жизни, а также многие другие
неповторимые особенности каждой отдельной личности. Все это в системной
целостности отражает ее сознательность, интеллектуальность, волевую
целеустремленность.

Как было отмечено выше, в юридической науке сознанию и правосознанию
уделяется значительное, хотя и недостаточное внимание. В тезисном
изложении выводы этих исследований сводятся к следующему.

1.         Сознание   есть   высшая   форма   психологической

деятельности   человека,   подчиняющая,   регулирующая   и

контролирующая все другие явления психической жизни. Понятие

сознания есть понятие психологическое, это явление психической

жизни людей. Сознание выражается прежде всего в понимание в

осмыслении определенных фактов и  положений,  затем  в

постановке определенных целей и нахождении средств для

достижения  этих  целей.  Деятельность  разума  –  вот что

характеризует сознание как доминирующее явление психики

человека.  Однако  сознанием  не  ограничивается  вся  его

психическая деятельность. В человеческой психике действуют и

иные силы, которые к сознанию свести нельзя (инстинкты, чувства,

эмоции   и   др.).   Однотипные,   сходные   по   содержанию,

характеризующиеся общей направленностью сознания отдельных

людей образуют общественное сознание, определяемое в

конечном счете общественным бытием.

2.         Правосознание есть часть (вид) общественного сознания,

его содержанием являются те взгляды, убеждения, идеи, которые

относятся к праву. Право и правосознание – явления, находящиеся

в неразрывной связи. Право немыслимо без правосознания, хотя

бы смутного или уродливого. Правосознание же немыслимо без

права, которое является для него базой и отправной точкой. Право

47

 

и правосознание – корреляты. Опираясь на право и являясь его коррелятом,
правосознание в то же время имеет большое значение для законодательства,
законности и правопорядка. Правосознание есть мощный фактор
законотворчества, средство совершенствования законодательства,
укрепления законности и утверждения правопорядка в обществе.

Как и сознание вообще,  правосознание – явление

психологическое, оно есть выражение и проявление разумной,

рассудочной деятельности человека, оно рационалистично.

М.С. Строгович отмечал, что вопросы психологии “до сих пор были

вне поля зрения юристов-теоретиков права…, хотя для юристов

психология – наука весьма важная и актуальная… с вопросами

психологии неизбежно приходится сталкиваться при разработке

проблем правосознания”4. Правосознание по своей природе – это

именно сознание права, а вовсе не чувство, не эмоция, не

влечение и не инстинкт. Разумный характер правосознания не

следует понимать так, что чувства и побуждения людей не играют

никакой роли в правовой жизни. Эти чувства и побуждения в

правовой жизни наличествуют всегда, но для права они имеют

значение лишь тогда, когда они осознаны, осмыслены, прояснены

сознанием. Правосознание (как и все сознание) организует сферу

чувств и побуждений, но к ней не сводится, всегда оставаясь

сознательной, разумной деятельностью.

Формы выражения правосознания различны: признание,

уважение, поддержка права, взгляды и убеждения, претендующие

на реализацию в законодательстве,  критика действующего

законодательства, возражение против тех или иных его положений,

протест, доходящий до его отрицания, до борьбы с ним,

отношение к законности и правопорядку.

Правосознание преломляется и выражается в сознании

людей и отдельных групп людей. Их правосознание не является

вполне одинаковым. Правосознание отдельных людей и групп

людей может иметь существенные отличия в зависимости от

культурного развития, от среды и воспитания, от многих других

причин и обстоятельств. Отсюда вытекает необходимость

просвещения, образования, повышения культурного уровня членов

общества в духе уважения права, соблюдения требований

законности и правопорядка.

Определяясь,  как и всякое сознание, общественным

бытием, правосознание в своем развитии подвергается влиянию

4 Строгович М.С. Избранные труды. Т. 1. М., 1990. С. 53-54.

48

 

других сил (государства, судебных органов, нравственности и др.). В
частности» между правосознанием и нравственностью (нравственным
сознанием) вообще резкой грани провести нельзя, и прежде всего потому,
что правосознание есть в значительной мере и нравственное, этическое
сознание. Общим руководящим началом и для правосознания, и для
нравственности является критерий справедливости. Различие между ними
может быть проведено только по объекту: к сфере правосознания относятся
те части сознания (включая и нравственное сознание), которые выражают
отношение к праву или претендуют на реализацию в законодательстве. Ясно,
что эта грань очень подвижна – в зависимости от объективных условий и
уровня культуры она может перемещаться в ту или другую сторону.

7. Правосознание является необходимым средством образования и развития
законодательства, т.е. основой законности. Правосознание теснейшим
образом связано с законностью: с одной стороны, правосознание составляет
необходимое условие осуществления и укрепления законности, а с другой –
законность содействует развитию и укреплению правосознания. Для
правильного применения норм права необходимо правильно понять эту норму,
уяснить ее смысл и назначение, необходимо разобраться в фактических
обстоятельствах каждого отдельного случая, понять суть той жизненной
ситуации, в связи с которой возник вопрос о применении нормы права, дать
правильную оценку рассматриваемому факту, событию, деянию. А все это
можно сделать только при наличии развитого правосознания у тех лиц,
которые применяют право5.

Для работника государственного аппарата его правосознание играет
огромную роль в выполнении им своих должностных обязанностей, в его
взаимоотношениях с гражданами. Но если он заражен бюрократизмом,
проявляет бездушие, склонность к карьеризму и т.п., это непременно
отражается на индивидуальном правосознании, искажает его.       •

Отметим, что наша позиция в трактовке сознания несколько отличается от
философской. Философия исследует сознание лишь в двух его основных
аспектах: гносеологическом и социологическом. Такое ограничение
философией своих задач представляется нам неоправданным.
Гносеологического и социологического (онтологического) исследования
сознания

5 Строгович М.С. Избранные труды. Т.1. М., 1990. С. 50-60, 130-136.

49

 

недостаточно, поскольку не менее необходимым является его познание и в
аспекте генетико-историческом, экономическом, политическом,
нравственном, правовом, социально- и индивидуально-психологическом и
т.д.

Не отрицая различные подходы к исследованию сознания, мы полагаем,
однако, что все эти подходы должны быть объединены и представлены в виде
обобщенной теории сознания. В самом цепе, психология занята изучением
сознания на индивидуальном уровне, социология – на уровне общественном,
теория права – в правовом аспекте, экономика – с точки зрения
экономических процессов и т.д. Но любой из этих уровней или аспектов
добьется наибольших успехов, только опираясь на общую теорию сознания,
обобщающую достижения всех общественных и естественных наук в данной
сфере.

С другой стороны, философия ограничивается в исследовании сознания двумя
видами: обыденным и теоретическим (рациональным, научным). Но не менее
важным является промежуточный между ними или относительно
самостоятельный его вид, а именно, практическое сознание, имеющее свою
специфику и играющее весьма существенную роль в общественной жизни, в
воздействии на процессы государственного управления и правового
регулирования общественных отношений.

Особенность правового познания выражается в диалектическом соединении
трех различных видов (или уровней) сознания: обыденного, непосредственно
(эмоционально) отражающего правовые отношения людей в их повседневной
жизнедеятельности; практического, основанного на опыте правового
строительства, правотворческой и правореализующей деятельности;
научного, теоретического, рационального, связанного с исследованием того
круга явлений, познание которых необходимо для решения правовых проблем.

Все эти виды (уровни) сознания, обусловленные интересами тех или иных
социальных групп, конфликтами между передовыми и отсталыми взглядами,
переплетаются, влияют друг на друга и оказывают в своей совокупности
существенное воздействие на правотворческую и правореализующую
деятельность. Нельзя игнорировать обыденное сознание в процессе создания
правовых норм и их реализации, поскольку в них должны быть отражены
интересы людей, возникающие при непосредственном общении друг с другом,
выражены в гармоническом сочетании специфические традиции отдельных
классов, наций и народностей, социальных слоев с общей волей всех членов

50

 

общества. Но правотворчество и правореализация не достигнут

действенности, если они не опираются на практическое сознание,

обладающее    достоинством   “непосредственной

действительности”, опытом воздействия на реальные общественные
отношения, общественное бытие. И наконец, сложность регулируемых
законодательством общественных отношений, необходимость рационального их
осмысления и определения оптимальных путей их развития требуют выработки
научного сознания в процессе правотворчества и правореализации. Научный
уровень сознания является высшим уровнем осознания действительности и
определения путей ее преобразования. На этом уровне сознание обретает
объективно закономерное, наиболее полное, систематизированное,
универсальное значение. Тем самым знание становится условием
осуществления научно обоснованного управления обществом, эффективного
регулирования соответствующих общественных отношений.

Своеобразие правового познания заключается в том, что оно интегрирует,
синтезирует, в снятом виде вбирает в себя обыденное, практическое и
научное сознание, хотя роль каждого из них в создании и реализации
правовых норм отнюдь не равнозначна. Ведущая роль принадлежит научному,
теоретическому, рациональному сознанию, которое освобождает
правотворчество и правореализацию от устаревших форм обыденного
сознания, “возвышает” практическое сознание до уровня понимания
закономерных тенденций общественного развития и т.д. Иначе говоря, в
процессе правотворчества и правореализации ценностные ориентации
обыденного или практического сознания не просто воспроизводятся, а
критически осмысливаются и преобразуются с учетом научно обоснованной
общественной целесообразности.

В изучении сознания одной из важных проблем является обнаружение
динамики его перехода от одного вида (или уровня) к другому, не только
“возвышения” от обыденного сознания к практическому и теоретическому, но
и “возвышения” от теоретического к обыденному и практическому. Анализ
этих переходов имеет исключительное значение, поскольку позволяет
теоретические знания превращать в практическое сознание и действие,
обогащать не только практическое, но и обыденное сознание, превращая его
в рациональное, использовать как эффективно функционирующий элемент
индивидуального и социального действия.

51

 

Не трудно понять, какое огромное значение имеет этот механизм связи и
взаимодействия различных видов (уровней) сознания для исследования и
использования правосознания в интересах как правотворчества, так и
правореализации. Нынешняя практика демократизации правовой жизни
настоятельно требует массовой ориентированности правового сознания на
выработку теоретически обоснованных и практически оправданных правовых
решений,     обогащения    людей    знанием    действующего
законодательства, умения ориентироваться в обстановке, имеющей правовое
значение,  предвидения правового развития и т.д. Очевидно, что эти
задачи не могут быть успешно реализованы традиционной трактовкой
правосознания, требуется исследование правосознания в единстве со всем
комплексом видов (уровней), аспектов и направленности сознания. Только в
этом случае познание правосознания приобретает научный характер, будет
успешно использовано в реализации правовой реформы.

Из сказанного вовсе не следует, что обыденное и тем более практическое
сознание выступают лишь в негативном качестве, как противостоящие
научным тенденциям правотворческого и правореализующего процесса. Обычно
можно наблюдать обратную картину. Так, обыденное сознание,
непосредственно реагируя на потребности   общественной  жизни,  
фиксирует  внимание законодателя на необходимости создания,  изменения
или прекращения действия соответствующих правовых предписаний. До того
как та или иная проблема правового опосредования общественных отношений
становится предметом научного исследования, она осмысливается на уровне
практического сознания, актуализирующего необходимость нормативного,
общеобязательного    и    обеспеченного    государственным принуждением
регулирования данных отношений.  Научное сознание, учитывая состояние
обыденного сознания и особенно опираясь на опыт практического сознания,
способствует созданию глубоко и всесторонне обоснованных правовых норм,
в процессе своей реализации изменяющих, преобразующих и развивающих
общественные отношения в соответствии с потребностями общества. Более
того, практическое сознание может и восполнять в правотворчестве
теоретическое сознание в тех случаях, когда исключается возможность
обоснования в определении путей и методов правового регулирования. Здесь
не следует забывать о том, что в обществе проявляют себя и такие
закономерности, которые еще не обнаружены, не открыты и направление
которых нам еще неведомо. И вполне можно допустить, что отсутствие

 

представлений об этих закономерностях заменяется субъективистскими
правовыми решениями, освещаемыми или оправдываемыми лишь многолетним
практическим опытом. Вот почему правовое познание должно критически
относиться к данным и аргументам практического сознания, проверять их
истинность научными методами. Лишь после этого осознание опыта
правотворческой и правореализующей практики может быть включено в
содержание научного знания. Обогащенное практикой создания правовых норм
и их реализацией, правотворчество и правореализация не только
поднимаются на более высокую ступень, но и оказывают обратное
воздействие на элементы практического сознания, от которых оно
отталкивалось при своем “возвышении”.

Не следует забывать и того обстоятельства, что в историческом развитии
иной раз вместо объективных закономерностей действует такая совокупность
случайных факторов, которая представляет собой силу, сводящую
необходимость на нет. При такой ситуации юридическая наука пока остается
бессильной (поскольку была ориентирована лишь на изучение объективных
закономерностей), и приходится опираться лишь на практический опыт,
интуицию или действовать методом проб и ошибок.

Сочетание обыденного, практического и теоретического правового сознания
проявляет себя столь же очевидно не только в правотворчестве, но и в
правореализации, менее всего разработанной в юридической науке.
Ограничимся лишь одной иллюстрацией. Искаженное правосознание лица,
совершившего преступное деяние и несущего соответствующее наказание,
должно быть исправлено уже в период реализации этого наказания, что при
действующей исправительно-трудовой системе достигается, к сожалению,
крайне редко. Более того, эта система зачастую усугубляет искаженное
правосознание до такой степени, что становится источником еще более
опасной преступности. Существующая до сих пор закрытость
исправительно-трудовой системы лишает общественность возможности навести
в ней должный порядок, превратить ее в действительно исправительную,
трудовую в соответствии с принципами гуманизма, справедливости и
человеческого достоинства.

Качество правосознания находится в прямой зависимости от
интеллектуального уровня лица, осуществляющего правотворчество и
реализацию правовых установлений. Интеллектуальность имеет существенное
значение для общественной практики, в том числе и юридической, прежде
всего

 

 

 

52

 

53

 

потому, что определяет жизненную позицию личности, культуру ее мышления,
характер межличностного общения, социальную активность, отношение к
праву, законодательству и законности.

Вспомним те надежды, с которыми народ воспринял перестройку, но, увы,
прав оказался известный русский философ Лев Шестов, отметивший
поразительный парадокс: “Обман и иллюзии умеют служить людям не хуже,
чем истина”6.

Охвативший наше общество тотальный кризис выразился не только в
материальной необеспеченности и обнищании значительного большинства
населения страны, но и повлек за собой духовное оскудение,
интеллектуальное обеднение, нравственную деградацию. Эти пагубные
“надстроечные” последствия, в свою очередь, обратно воздействуют на
дальнейшее углубление социального кризиса, в том числе в материальной
сфере.

Надежда на возрождение предполагает “перестройку перестройки”,
“реформирование реформы”, восстановление утраченных духовных ценностей,
их приращение и прогрессивное развитие.

Нет слов, разумные реформы нужны всем, возврат к старому объективно
невозможен. Но на естественный вопрос: каковы цели, содержание, сроки,
ожидаемые результаты этих реформ? -ответить в течение многих лет
правительство не в состоянии.

Многие журналисты, политики и общественные деятели охотно (и нередко
справедливо) осуждают тоталитарный режим, застой и волюнтаризм,
неоправданные потери в Великой Отечественной войне, бессмысленность
афганской авантюры, преступность чеченской бойни и многое другое, не
называя виновных лиц. Но те же деятели стыдливо (или трусливо)
умалчивают об ответственности тех, кто непосредственно виноват в
наступившей катастрофе. Помалкивает даже “мозг страны” – Российская
академия наук.

Между тем в обществе имеется категория лиц, гражданский и
профессиональный долг которых – определить виновных и степень их
виновности на основе тщательного исследования обстоятельств дела. Это
многочисленный корпус юристов. Но пока молчат и они.

Зрелось правосознания индивида, повторим, зависит от его
интеллектуального уровня, который, однако, вовсе не является
наследственным благоприобретением или замкнутой в самой

6 Шестов Л. Сочинение. Т. 1. М., 1993. С. 48.

54

 

себе ценностью, а представляет особый склад ума и характера, который
вырабатывается самим человеком в процессе практической деятельности,
общения с другими людьми в условиях жизнедеятельности всего общества.
Яркая интеллектуальность, своеобразие сознания, самобытность мышления,
оригинальность действия всегда противостояли и противостоят тусклой
посредственности, невосприимчивой к новому, неспособной к творческому
дерзанию и активному созиданию.

В победе интеллектуальности над посредственностью значительную роль
призвано сыграть государство. Оно лишь в том случае не будет
представлять собой механическое объединение безликой массы, инертной,
косной и равнодушной, если каждый его гражданин (или, во всяком случае,
большинство граждан) обладает индивидуальностью, утверждает себя как
личность, обладает развитым самосознанием, интеллектуальностью,
активностью, ставит себя в центр политической, экономической и духовной
жизни. Если гражданин пассивно, бездумно подчиняется
“общегосударственному” и не утверждает, не развивает своей особенности,
индивидуальности, государство превращается в механической агрегат, в
мертвую машину, лишенную жизнеутверждающего начала. Государственная
система тем устойчивее, чем выше интеллектуальное разнообразие его
граждан. В этом разнообразии потенциально содержится и реализуется
самоорганизация и приспособление к будущим изменениям. При этом, однако,
индивидуальность личности не должна перерастать в исключительность,
превращая других в исполнителей своей воли и тем самым лишая их
самостоятельности, индивидуальности, свободы. Способствуя этому,
государство само превращается в деспотию. Стремление “сильной” Личности
к исключительному самоутверждению уничтожает индивидуальность других
граждан и свою индивидуальность. Если же эта “сильная” личность
взобралась на вершину государственной власти, то со временем авторитет
государства рухнет в силу внутренней противоречивости: с одной стороны,
оно требует признания своей исключительности, абсолютной, ничем не
ограниченной власти, а с другой – не признает свободы,
творчески-интеллектуального духа своих подданных. Разве мы не были и не
являемся ныне свидетелями того, как посредственность, случайно
оказавшаяся у руля государства, тянет за собой себе подобных? Таким
образом сформировавшаяся пирамида власти становится, естественно,
неспособной принимать разумные решения, беспомощной в своих

55

 

действиях. И тогда наступает посредственность самой жизни, отрицающая и,
более того, преследующая интеллектуальность. Со временем деспот теряет
силу, вынужденно уходит в отставку, освобождая место “демократии”. Но
эта “демократия”, свергнув деспота, пытается занять его место в
государственной иерархии, создавая себе нового кумира с диктаторскими
наклонностями. Однако, как известно, если история повторяется, то она из
трагедии превращается в фарс, Хочется выразить твердую уверенность в
том, что разум, мудрость и исторический опыт русского народа не допустят
фарса, что народ добьется подлинной демократизации своего государства и
общества.

Человек по определению нуждается в самореализации. Его богатство отнюдь
не только в материальном благополучии и потреблении, но и в реализации
его интеллектуальности. Несомненно, без достаточного, разумного
материального обеспечения жизни нет интеллектуального развития личности;
материальное удовлетворение естественных потребностей человека –
необходимое условие, базис его физических и духовных сил. В этом аспекте
интеллектуальность выступает как единство материального и духовного,
объективного и субъективного.

Интеллектуальность как научная проблема должна рассматриваться в
контексте сказанного. При этом не следует упускать из виду, что
интеллектуальность – это не только определенная данность, основная
предпосылка сознательной деятельности личности, но и одновременно
объект, на который можно и имеет смысл воздействовать определенным
образом, в том числе и правовыми средствами. И именно здесь открывается
широкое поле для исследования “деятельностного” аспекта правовой теории.
Если интеллектуальность традиционно понимается как высшая форма
сознания, то ее “деятельностный” аспект приобретает первостепенный
интерес для правовой теории, выводя ее на поведенческий механизм
субъектов правоотношений.

При исследовании проблем интеллектуальности не следует упускать из виду
и другой тонкий психологический момент. Возвышение интеллектуальности
иногда сопровождается и антиинтеллектуальными тенденциями.
Преувеличенное мнение иного “интеллектуала” о своих способностях,
дарованиях, талантах и других достоинствах, как ни странно, характерно
для тех, кто менее всего ими наделен. Гипертрофированное представление о
личных качествах перерастает в высокомерие, в превосходство

56

 

над другими членами общества, приводит к “наглости” и непререкаемости
своих суждений, нетерпимости к критике и полному отсутствию самокритики.
Интеллектуальность у таких личностей превращается в свою
противоположность и наносит огромный вред общественной и личной жизни
людей.

Предложенная постановка проблемы выглядит, может быть, ординарно. Но эта
ординарность оборачивается огромным массивом, еще далеко не познанным,
если не забывать, что интеллектуальность – это прежде всего
индивидуальность, каждая особенна, своеобразна, неповторима, что и
повернет правовую теорию от общих схем поведения субъектов
правоотношений к необходимости тщательного анализа, если не каждого из
них (что является заботой практической юрисдикции), то, по крайней мере,
к познанию индивидуально-типического в поведении участников
правоотношения в зависимости от половозрастных,
социально-психологических и иных характеристик.

Интеллектуальность – один из основных признаков индивидуальности,
которая обретается только в обществе, где происходит совместная
деятельность людей с их связями и отношениями. И в этом смысле люди
творят друг друга. Без индивидуальности человек не сможет сделать ни
одного шага по пути достижения внешней и внутренней свободы, творчества
и созидания. Отсутствие индивидуальности превращает человека из личности
в объект манипулирования со стороны кого угодно, в том числе и
государства. В этой связи интересны высказывания ряда выдающихся
мыслителей. Так, Бертран Рассел писал: “Власть государственных
установлений над людскими верованиями всегда была очень велика – с самой
поры возникновения больших государств… Нельзя отрицать перед лицом
очевидности, что вполне даже возможно, обладая хорошей вооруженной
поддержкой, власти способны довести население своей страны до состояния
фанатичных лунатиков. Имея достаточную власть, было бы, наверное, столь
же легко довести население до состояния нормальности и разумности, но
слишком многие правительства не желают идти этим путем…”7.

Питирим Сорокин отмечал: “… судьба любого общества зависит прежде
всего от свойств его членов. Общество, состоящее из идиотов или
бездарных людей, никогда не будет обществом преуспевающим.   Дайте  
группе   дьяволов   великолепную

7 Рассел Б. Очерки об интеллектуальном убожестве. “НГ-Наука”,  1998
Февраль. № 2. С. 15.

57

 

конституцию, и все же этим вы не создадите из нее прекрасное общество. И
обратно, общество, состоящее из талантливых и волевых лиц, неминуемо
создает и более совершенные формы общежития.

Легко понять отсюда, что для исторических судеб любого общества далеко
не безразличным является, какие качественные элементы в нем усилились
или уменьшились в такой-то период времени. Внимательное изучение явлений
расцвета и гибели целых народов показывает, что одной из основных причин
их было именно резкое качественное изменение их населения в ту или
другую сторону”8.

И наконец, П.Я. Чаадаев заключает: “Горе народу, если рабство не смогло
его унизить, такой народ создан, чтобы быть рабом”9.

Отметим еще одно соображение Б. Рассела, с которым трудно согласиться.
Он заключает: “Говорят, что человек – существо разумное. Всю свою долгую
жизнь я настойчиво искал аргументы в пользу такого утверждения… Даже
напротив. Мне доводилось видеть лишь то, как неумолимо погружается наш
мир все глубже и глубже в состояние всеобщего безумия”10.

Вопреки мнению Рассела человек действительно существо разумное. И об
этом свидетельствуют, в частности, произведения самого Рассела, как и
десятки тысяч иных произведений и созиданий человеческого таланта,
гениальности. Да, конечно, мир погружается все глубже и глубже в
состояние всеобщего безумия. Да, конечно, государства, правительства,
обладая вооруженной поддержкой, способны довести население страны до
состояния фанатичных лунатиков, рабов, безвольных, пассивных существ. И
тем не менее это вовсе не противоречит разумности человека, ибо свое
убожество и нижайшее состояние он начинает со временем понимать, и не
только понимать, но и сопротивляться им, действовать, добиваться победы
над своими угнетателями. То же происходит и с населением, но значительно
медленнее, осторожно, с оглядкой, “как бы хуже не стало”.

в Сорокин П.А. О русской нации. Россия и Америка. М., 1992. С. 84.

9          “Вопросы философии”, 1986. № 1. С. 121.

10         Рассел Б. Очерки об интеллектуальном убожестве.”НГ-Наука”, 
1998.

Февраль. №2. С. 15.

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ  АСПЕКТ ПРАВОВОГО  БЫТИЯ

Связь психологии и права менее всего исследована в современной
отечественной юридической науке. Психологический аспект сущности права,
имеющий исключительно важное значение для понимания природы этого
социального образования, оказался за пределами внимания
исследовательской мысли.

Корни права уходят далеко в глубь истории общества, его производства,
потребления и потребностей людей. Производство порождает потребление
тем, что создает для него продукт, определяет способ этого потребления и
возбуждает в людях потребность, объектом удовлетворения которой является
производственный продукт. Но и без потребностей нет потребления и
производства, которые возникают и существуют не ради самих себя, а в
целях удовлетворения человеческих потребностей. Следовательно,
производство, потребление и потребности взаимосвязаны и
взаимообусловлены, каждое из них есть побудительный мотив для другого.
Они выступают как необходимые друг другу и опосредующие друг друга
звенья единой цепи1. В ходе взаимодействия отношения, складывающиеся
между ними, приобретают динамический и взаимозависимый характер.
Производство под воздействием потребностей и потребления развивается и
совершенствуется в силу необходимости удовлетворения все новых
потребностей и

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 12. С. 718-719.

59

 

новых нужд потребления. Удовлетворенная же потребность, ее действие и
уже приобретенный продукт ведут к новым потребностям как побуждение к
дальнейшему потреблению, а значит, и к производству.

Таким образом, органическое единство и глубокая взаимосвязь,
взаимообусловленность и проникновение друг в друга производства,
потребления и потребностей порождают сомнения относительно безусловности
марксистского утверждения об абсолютной первичности одного лишь
производства. Ведь при отсутствии потребления и потребности производство
лишается вообще какого бы то ни было смысла. Не производство в “чистом”
виде является определяющим детерминантом всей так называемой надстройки,
а единство производства, потребления и потребностей. Кроме того,
“надстроечные” явления опосредованно определяются и многими другими
факторами социальной жизни.

Потребности человека, социальной группы, общности, класса, нации, народа
являются двигательной силой их деятельности, но они не являются ни
чем-то первично данным, ни конечной причиной человеческой деятельности.
Будучи продуктом исторического развития, они, в свою очередь,
детерминированы. Исходя из предпосылки о том, что источник всех
человеческих действий следует искать в побуждениях, характерных не для
отдельных личностей, а для их сообществ, и что существенными являются
лишь те побуждения, которые достаточно продолжительны, стабильны,
устойчивы, можно сделать следующий вывод: первопричиной всех действий,
поступков, деятельности людей являются те общественные отношения, в
которые они вступают в ходе производства, потребления и удовлетворения
потребностей, представляющих собой составные части единого процесса.

Диалектика объективного движения в сфере производства, потребления и
потребностей в конечном счете обусловливает и все иные процессы
человеческого общежития, в том числе в определенной мере и существование
самих людей как субъектов познания, общения и деятельности. Все это, в
свою очередь, является мощным фактором формирования “опосредованных”
потребностей, развития самых разнообразных потребностей, их изменения,
исчезновения и появления новых в зависимости от конкретно-исторических
условий, обстоятельств и ситуаций. Каждая личность индивидуальна в своих
потребностях, обладает сугубо специфическими, неповторимыми и часто
изменяющимися,

60

 

но типичными потребностями. Помимо кратковременных потребностей,
актуальных в данный конкретный момент, в течение жизни индивида
образуются и более отдаленные, более стойкие, продолжительные и
стабильные потребности, определяемые в основном условиями его
существования и тем местом, которое он занимает в социальной структуре
общества. Именно они составляют ядро системы потребностей данной
личности, являющихся главным стимулом деятельности. Эта же система, в
свою очередь, лежит в основе объединения людей или иных социальных
общностей.

Без признания и понимания этого основополагающего положения исключается,
на наш взгляд, какое-либо исследование, в частности, в области
социальной психологии, а сам предмет этой науки теряет свое объективное
основание. Не менее важное значение данное положение имеет и для
юридической науки, ибо только при условии признания объективной общности
в системе потребностей индивидов возможно возникновение, формирование
представления о существовании и действии права как специфического
средства, способствующего удовлетворению этих потребностей.

Система устойчивых потребностей социальных общностей людей не является
непосредственной причиной их деятельности. Между потребностями и
действиями находится длинный ряд опосредующих социально-психологических
звеньев, объективных и субъективных факторов, условий и обстоятельств,
которые в своей совокупности и определяют конкретное направление,
характер и специфику той или иной человеческой деятельности. Отсюда
следует, в частности, что познание процесса создания правовых норм и их
реализации в социально-психологическом аспекте относится к разряду
важнейших задач правового исследования.

Не всякие потребности людей, организованных в государство, становятся
основой для правовой деятельности. Многие потребности вовсе не
учитываются, их удовлетворение либо обходится без правовых средств, либо
откладывается до наступления других времен. Лишь некоторые, наиболее
важные и актуальные потребности побуждают государство к соответствующим
правовым действиям.

Здесь мы вплотную подошли к вопросу о мотивационном мышлении в праве и о
значении его решения для адекватного понимания процессов правотворчества
и правореализации.

Правовой мотив избирает, определяет, заменяет один вариант

61

 

I

 

правового нормирования другим, менее приемлемый и менее необходимый –
более приемлемым и более необходимым, создавая тем самым основание той
или иной направленности правовой деятельности.

Нормирование побудительных сил, определяющих мотивацию поступков,
действий, поведения человека, связано с его социальной сущностью;
существенные черты мотивационного процесса заложены не столько в
индивидуальных особенностях личности, сколько прежде всего в
особенностях его сознания как общественного существа.

Мотивы приобретают “смыслообразующую силу” в результате прямого перехода
на интерес. Без интереса не может быть ни сознательного мотива, ни цели
действования, ни деятельности вообще. Основываясь на потребностях,
интересы осознаются в сложном мотивационном процессе, обретают в нем
целенаправленный характер и, в свою очередь, воздействуют на течение
этого процесса, непосредственно определяют цель человеческой
деятельности в общественной жизни. Это происходит объективно, потому что
потребность одного индивида не имеет никакого само собой разумеющегося
смысла для другого эгоистического индивида, обладающего средствами для
удовлетворения этой потребности, т.е. не находится в непосредственной
связи с удовлетворением потребности, и поэтому каждый индивид должен
создать эту связь, становясь, в свою очередь, звеном между чужой
потребностью и предметами этой потребности. Именно интерес соединяет
друг с другом членов гражданского общества. Связывая членов гражданского
общества на основе объективно существующих их общих потребностей,
интерес придает индивидуальности социальную сущность. Следовательно,
такая категория, как интерес, объективна в двух основных смыслах:
во-первых, как продукт, результат объективных потребностей людей;
во-вторых, как необходимое свойство социальной сущности личности, с
объективной необходимостью связывающее ее с другими членами гражданского
общества.

Из этих обстоятельств, казалось бы, логично вытекает общность всех
личностей. Однако история человечества куда более сложна, противоречива,
алогична. Историческое развитие личности, равно как и их общностей,
зачастую приводит, как известно, ко все большему отчуждению от
общечеловеческих интересов.

 

Однако при всей правильности положения об объективности интереса нельзя
забывать и о другой его стороне – субъективной. Выше было отмечено, что
потребности приобретают “смыслообразующую силу” через интерес, т.е.
через полное понимание существа потребности и необходимости ее
удовлетворения, в результате которых мотивационный процесс (пройдя
стадию борьбы мотивов) приобретает четкую и определенную направленность.
Следовательно, интерес представляет собой то своеобразие, в котором
осуществляется переход от объективного к субъективному через
преодоление, выражаясь гегелевским языком, “произвола потребностей”. Но
реализованные потребности и интересы приводят к изменению объективного,
т.е. по существу являются обратным переходом от субъективного к
объективному. Отсюда вытекает единство объективного и субъективного в
понятии интереса.

Интерес объективен не только по источнику возникновения, характеру,
природе, но и может существовать и существует до определенного времени
лишь в объективной форме. Но с другой стороны, возникнув как объективная
реальность, интерес со временем осознается людьми, классами, партиями и
тем самым обретает также и качество субъективности, превращается в
объективно-субъективную категорию. Если необходимо различать интерес,
его отражение в сознании и сознательную реализацию, то в такой же мере
важно видеть их единство и переход одного в другое. Объективность
интереса приобретает жизненность лишь при его осмыслении и сознательной
реализации.

При всей своей объективности интерес имеет какое-либо личное или
общественное значение лишь при том непременном условии, если он в
конечном итоге осуществляется или может осуществиться. Реализация
интереса необходимо предполагает его осознание, поскольку все, что
побуждает человека к деятельности, обязательно проходит через его
сознание.

Подобно тому, как познание и соответствующее ему действие превращают
необходимость в свободу, отнюдь не ликвидируя необходимости как таковой,
так и объективный интерес, будучи осознанным, превращается вместе с тем
и в субъективную категорию. Отрицание же субъективной стороны интереса в
конечном итоге ведет к признанию фатализма и стихийности общественного
развития. С другой стороны, отрыв интереса от своей объективной основы,
его “субъективизация” извращает действительную сущность, цель,
направленность интереса. Резкое отграничение и противопоставление
объективной основы и

 

 

 

62

 

63

 

субъективного содержания интереса приводит к их разрыву: основа интереса
превращается в фатальную неизбежность, а его содержание – в “свободное”
подчинение эмоциям, чувствам, стихийному своеволию.

Представители односторонне-объективного понимания интереса в обоснование
своей позиции указывают на его детерминированность закономерностями
общественного развития и объективностью общественного положения
индивидов, социальных групп и классов. Но не только интерес, а также
потребность, цель, воля зависят в определенной мере от этих же
обстоятельств. Дело здесь не в том, что потребность и интерес -категории
объективные, цель и воля – субъективные, а в диалектическом развитии
сознания, в его переходе от потребности через интерес и цель к воле.

Диалектичность рассматриваемых явлений состоит в том, что осознанная
потребность обретает характер интереса и переносится на цель, которая
реализуется лишь благодаря волевой деятельности. При этом следует иметь
в виду, что по мере того, как сознание “отходит” от своего
материального, объективного субстрата, оно все в большей степени
приобретает “очеловеченный”, субъективный характер, обогащается
индивидуальной спецификой мышления субъекта, преобразуется в идеальное.
Отсюда, однако, вовсе не следует, что сознание на высшей стадии своего
развития, своей субъективности (разумеется, если сознание адекватно
отражает действительность) порывает с той материальной основой, с той
объективностью, на почве которой оно всходит, растет и превращается в
плод духовной ценности. Происходит отнюдь не исчезновение материальной,
объективной основы сознания, а только ее преобразование в субъективное,
идеальное, уровень которого зависит от степени абстрагирующей
способности мышления того или иного субъекта. Этот уровень и является
одним из существенных факторов, определяющих силу, действенность,
эффективность воздействия субъективного фактора на объективные процессы
общественного развития.

В праве интерес находит свое отражение не только как объективное
явление, но и как явление осознанное, субъективное.
Объективно-субъективный характер интереса именно в праве выявляется
особенно наглядно. С одной стороны, законодательство отражает
объективные интересы государства, причем не механически, а через
сознание и волю государства. Законодательство преобразует объективность
интереса также в

64

 

его субъективную направленность, предусматривает строго определенные
действия (или воздержание от действия) людей. С другой стороны,
субъективность законодательства не может отвлекаться от своей основы, от
объективности интереса.

Кроме того, в законодательстве отражается не индивидуальный, а
общественный интерес.

Итак, потребность возникает в результате противоречия между
производством и потреблением, объективно предполагая разрешение данного
противоречия. Осознание как самого противоречия, так и необходимости его
разрешения означает переход потребности в интерес, когда осуществляется
поиск, обнаружение средств и способов удовлетворения потребности. При
множественности средств и различных способов удовлетворения потребности
происходит борьба мотивов, в результате которой избираются именно те
средства и способы, которые наиболее “мотивированы”, рациональны с точки
зрения разрешения противоречия. Тогда и вырабатывается стратегия
действия, интерес приобретает характер установки, определяющий наиболее
“короткий”, “безболезненный” курс достижения цели – снятия противоречия,
удовлетворения потребности и интереса. Однако установка остается
пассивной до той поры, пока не наступил момент действования, т.е.
реализации установки в волевой деятельности. Именно благодаря воле, в
снятом виде содержащей в себе потребность, интерес, мотив и цель,
практически разрешается то противоречие, которое возникло в начале этого
объективно-субъективного процесса.

С позиции такого понимания данного процесса представляется ошибочным
или, по крайней мере, упрощенным широко распространенное мнение, будто
бы уже потребность является стимулом, фактором разрешения возникшего
противоречия, будто бы интерес представляет собой активную сторону
соответствующих отношений, является “пружиной массовых действий”2.
Потребность лишь объективная основа субъективного интереса; не
потребность сама по себе, а ее переход в интерес, сам интерес является
стимулом для обнаружения и мотивации избрания тех или иных средств и
способов удовлетворения потребности, определяющим через разработку
установки конкретную линию (курс), программу и план действования. Не сам
по себе интерес является активной стороной общественных отношений, а его
воплощение в практически-

2 Здравомыслов А.Г. Потребности. Интересы. Ценности. М., 1986.

65

 

волевых действиях составляет суть общественных отношений. Интересы лишь
порождают соответствующие стимулы к деятельности. Степень интенсивности
стимула зависит от того, насколько существенны интересы, насколько
сильно субъект нуждается в их реализации, осуществляемой через волю
данного субъекта.

На данном этапе рассуждений мы сталкиваемся с проблемой установки и
воли, имеющей неоценимое значение для права, законодательства и практики
его реализации.

Право, законодательство и их воплощение в действительности обретают
динамизм и действенность благодаря воле государства. Именно поэтому воля
как психологическая и социально-психологическая категория составляет
одну из основных фундаментальных проблем правоведения.

Воле предшествует установка, на которой необходимо остановиться более
подробно.

Это не нечто такое, что складывается в качестве интеграции
физиологических и социально-эмоциональных факторов, а определенно     
осознанный      момент,      непосредственно предшествующий волевому
действию. Такое понимание категории установки не только наиболее
адекватно ее существу, но и лишь в этом качестве имеет значение, в
частности, для правовой теории: любому волевому действию,  имеющему
юридическое значение,   предшествует  осознанная   целевая  установка,
намерение и запланированное устремление к достижению определенного
результата. Категория установки, составляя важную часть психологии,
имеет прямое отношение к юридической науке и практике, в частности, к
правомерному и противоправному поведению, к правотворчеству и
правореализации. В этой связи актуальной является задача создания
комплексной науки правового поведения на базе новейших достижений
философии, социологии, психологии и юриспруденции. В этой науке одно из
центральных мест будет принадлежать проблеме правовой установки, а также
проблеме опережающего отражения правовым сознанием реальной   
правовой    действительности.    Эти    проблемы непосредственно связаны
с соотношением “сущего” и “должного”, имеющим, как известно, немалое
значение для правоведения.

Будучи состоянием непосредственной готовности к определенной
деятельности, установка представляет собой такую относительно устойчивую
“организацию” внутренних и внешних сил субъекта, которая идеально
формирует последовательную программу (план) человеческого поведения. 
Индивид или

 

социальная общность лишь постольку являются субъектами целевой
деятельности, поскольку они предварительно организуются для
осуществления этой деятельности в соответствующем направлении, с
определенной активностью и темпом, зависящими от конкретных объективных
условий. Следовательно, установка включает в себя не только существенные
черты организации предстоящей активности и темпы ее развертывания, но и
социально-психологическое содержание взаимодействия потребности и
условий для ее удовлетворения. Тем самым в установке в высокообобщенной
форме концентрируются обоснованные действия, преобразованные в
потребности, интересы и цели, решение о готовности действовать по
выработанной мышлением программе, определяемой условиями ее реализации.

Значение установки для правоведения выражается в следующей Во-первых,
само действующее законодательство в определенном смысле является одной
из форм установки; во-вторых, правоприменительная практика
осуществляется с определенной установкой; в-третьих, установка занимает
центральное место в проблеме правосознания, а следовательно, в таких
фундаментальных проблемах, как правовая идеология и правовая политика;
наконец, в-четвертых, установка играет существенную роль в определении
психического отношения к поступкам, поведению индивида, его юридической
ответственности за них.

Установка, на наш взгляд, представляет собой такое состояние индивида,
общности людей, общества в целом, которое непосредственно определяет
заданность их устремлений, направленность интересов, целей и волевой
деятельности, а тем самым также характер, форму и стиль этой
деятельности.

В конкретных условиях внутренней и внешней среды у субъектов
складывается (прежде всего под воздействием производства и потребления)
комплекс потребностей, непосредственно определяющих их интересы,
мотивационную борьбу между ними, переход избранного интереса в цель, в
соответствии с которой возникает установка. Именно в установке
формируется программа и план действия, но она не есть еще само действие,
которое наступает благодаря воле. Следовательно, установка является
завершающим этапом пассивного индивидуального и социального
психологического процесса, тем звеном этого процесса, которое
непосредственно предшествует активному волевому действию, т.е.
предметному виду сознания,

 

 

 

66

 

67

 

соединению сознания и действия. Из сказанного очевидно, что у индивида,
общности или общества формируется множество установок, которые могут
быть как независимыми друг от друга, так и переплетаться,
взаимодействовать между собой, сливаться. Более того, каждая отдельная
установка и их совокупность могут дополняться другими, изменяться и
развиваться в зависимости от конкретных общественных и личных факторов,
обстоятельств, ситуации момента. Под воздействием объективных и
субъективных условий возникают противоречия между индивидуальной,
групповой и общественной установками, в процессе разрешения которых
происходит смена установок, их видоизменение, объединение и т.д.

Все отмеченные характеристики свойственны и правовой установке, хотя она
обладает и некоторыми особенностями, спецификой, своеобразием. Прежде
всего правовая установка имеет место в определенной действительности (а
именно, в правовой действительности) и в силу этого имеет четко
выраженную практическую направленность; она преследует достижение
спрограммированной и спланированной правовой цели в процессах
правотворчества и правореализации. Поэтому правовая установка критична
во многих отношениях: к действующему законодательству и практике его
реализации, правосознанию отдельных индивидов, социальных групп, к
правовой идеологии и законодательной политике общества в целом, к
правовой ответственности и юридическим санкциям и

т.д.

В связи со сказанным возникает вопрос: не следует ли именно установку
признать существом права и законодательства?

Такое заключение кажется привлекательным, заманчивым, поскольку в праве
и законодательстве фиксируется именно определенная установка должного
или возможного, допустимого поведения определенного человека, действий
людей. Но это заключение является ошибочным, иллюзорным не только
потому, что право и законодательство не сводятся лишь к правовым
установкам, не только потому, что само возведение установки в закон
исключается без воли, но также и в силу того, что выработка правовой
установки на должное или возможное поведение сопутствует процессу
волевой деятельности государства. Лишь в результате этого процесса
(процесса правотворчества) определенная установка поведения
объективируется в законодательстве, но и объективированная
законодательством установка не может самостоятельно реализоваться без
волевых

 

усилий лиц, осуществляющих законодательные предписания (процесс
правореализации). Сама же установка, будучи субъективной категорией, не
в состоянии объективироваться сама по себе; она не обладает способностью
к правовому регулированию общественных отношений. Сколь бы ни
обоснованным было действие, содержащееся в установке, оно является не
самим действием, а его организационной подготовкой. Двигательной силой
любого сознательного действия – безразлично, индивидуального или
общественного – является воля. Именно воля есть практический реализатор
потребности, интереса, дели, установки. И поэтому ни потребности, ни
интересы, ‘ни цели, ни установки не составляют и не могут составлять
сущности права и законодательства по той причине, что являются в своей
основе и по своему характеру пассивными формами сознания, в то время как
воля, выраженная в праве и законодательстве, представляет собой
активную, практическую силу, призванную охранять, регулировать и
преобразовывать общественные отношения.

Именно воля, как предметный, действенный, активный вид сознания, как
соединение потребности, интереса, цели и установки с действием, является
творцом права и законодательства, образуя ядро права, законодательства,
выступает фактором их реализации. Подобный потенциал воли был достаточно
четко подмечен еще Гегелем, которому принадлежит особая заслуга в
разработке данной проблемы. “Воля, -подчеркивает прежде всего Гегель, –
которая… волит лишь абстрактно всеобщее, ничего не волит и не есть
поэтому воля”. И далее, определяя волю как почву права, он указывает:
“Воля, которая ничего не решает, не есть действительная воля… Лишь
благодаря решению человек вступает в действительность… Косность не
хочет выходить из углубленного внутрь себя раздумья, в котором она
сохраняет за собой всеобщую возможность. Но возможность не есть еще
действительность”3.

Подчеркивая непосредственную связь воли с практической
действительностью, Гегель отмечает, что эта связь проистекает из
двуединой сущности человека: действительности и разумности. “Не надо
представлять себе, – подчеркивает он, – что человек является, с одной
стороны, волящим, что у него в одном кармане мышление, а в другом воля,
ибо это было бы пустым представлением. Различие между мышлением и волей
есть лишь

3 Гегель. Соч. Т. VII. С. 37, 43.

 

 

 

68

 

69

 

различие между теоретическим и практическим отношением; но они не
представляют собой двух способностей, так как воля есть особый способ
мышления; она есть мышление как перемещающее себя в наличное бытие, как
влечение сообщить себе наличное бытие”4. И далее Гегель пишет, что воля
“представляет собой процесс перевода субъективной цели в объективность
через опосредование деятельности и некоторого средства”5; что “воля
становится объективной лишь через выполнение своих целей”6; что она
“перемещает свои цели” из субъективности в объективность и тем самым
снимает “противоречия между ними”7. В других работах Гегель также
указывал: “Болящее волит, то есть оно хочет положить себя, сделать себя
предметом”8. И наконец: “В то время как интеллект старается лишь брать
мир, каков он есть, воля, напротив, стремится к тому, чтобы теперь
только сделать мир тем, чем он должен быть”9.

Таким образом, воля, с одной стороны, продукт сознания, а с другой –
практическое действие; воля есть не что иное, как переход от
теоретического познания к практической деятельности, благодаря чему
устраняется, лишается почвы представление о ней либо как о
субъективности, либо как только об объективности.

Обобщая сказанное, можно сформулировать следующие основные и
взаимосвязанные признаки воли, которые характеризуют ее как, во-первых,
переход субъективности в объективность; во-вторых, соединение
теоретического сознания и практической деятельности; в-третьих,
активность, действенность сознания, воплощающегося в “предмете”;
в-четвертых, целеустремленность регулирования деятельности (поведения),
направленность на преобразование действительности.

Если этот вывод является правильным (в чем у нас нет сомнения), то,
выражаясь языком Гегеля, право и свобода действительны “лишь как
воля”10. Иначе говоря, если право и законодательство суть воля, то им
присущи ее признаки, а именно: переход потребностей, интересов, целей,
установок людей в объективность посредством их активной,
целеустремленной, практической деятельности по реализации правовых
принципов

4          Гегель. Соч. Т. VII.C. 32-37.

5          Там же. С. 39.

6          Там же. С. 51.

7          Там же. С. 53.

8          Гегель. Соч. Работы разных лет. М., 1970. С. 302.

9          Гегель. Соч. Т.1. С. 338.

10         Гегель. Соч. Т. VII. С. 32.

70

 

и норм, их воплощению в правопорядок. Поэтому-то и недостаточно,
определяя право и законодательство через волю, акцентироваться лишь на
их способности сознательно отражать объективное бытие. Будучи предметным
видом сознания, воля “перемещает” себя в это бытие, воплощается в нем и
преобразует его. Следовательно, если мы при определении права и
законодательства включаем волю как их ядро, то тем самым выделяем
способность этих образований участвовать в практической деятельности по
преобразованию бытия.

Логика предшествующего изложения требует рассмотрения вопроса о
механизме формирования и развития воли, а также воплощения ее в праве и
законодательстве.

На основе определенной деятельности людей, формирующихся в процессе этой
деятельности отношений возникает как индивидуальная, так и общая воля.
Между индивидуальной и общей волей много схожих моментов, равно как и
различий. Содержание индивидуальной воли включает в себя прежде всего те
знания и опыт, которые накоплены человечеством и усвоены данным
индивидом из общественного сознания и общественной практики. Как
невозможна изолированно существующая личность вне социальных,
национальных, бытовых и всяких иных связей, так невозможна и воля,
наполненная исключительно индивидуальным содержанием. Через волю каждый
человек впитывает и определенным образом трансформирует моральные
регуляторы, принципы культуры, экономические отношения и другие
компоненты социальной среды, которые даны ему объективно. Но в
содержание воли отдельного индивида входит также и то, что является
продуктом личного познания, опыта и творчества. Поэтому-то каждая
индивидуальная воля отнюдь не выступает лишь как “момент тотальности”, а
имеет свою особенность, своеобразие, специфику, благодаря чему она
обретает возможность относительно самостоятельного существования и
развития. Именно эти качества индивидуальной воли являются основой для
формирования общей воли. Вместе с тем последняя отнюдь не является
потусторонним феноменом по отношению к воле индивида. Она складывается
из волеизъявления людей, находящихся в необходимой общественной связи
между собой. Не может быть общей воли индивидов, подобно тому как нет
общества без его членов. Именно на основе индивидуальных волевых актов
формируется общая воля, которая хотя и включает в себя элементы личного
познания и действия, опыта и творчества отдельных индивидов, тем не
менее

71

 

противоречий, К.Маркс справедливо писал: “Как посредством абстракции мы
превращаем всякую вещь в логическую категорию, точно так же стоит нам
только отвлечься от всяких отличительных признаков родов движения, чтобы
прийти к движению в абстрактном виде, к чисто формальному движению, к
чисто логической формуле движения. И если в логических категориях мы
видим субстанцию всех вещей, то нам не трудно вообразить, что в
логической формуле движения мы нашли абсолютный метод, который не только
объясняет каждую вещь, но и включает в себя движение каждой вещи”14.

Итак, между индивидуальной волей и общественной волей

существует неразрывная связь, так как волевые действия людей,

находящихся  между собой  в определенных общественных

отношениях, приобретают общественный характер и тем самым

необходимо связаны с образованием общественной воли.

Индивидуальная воля и общественная воля не существуют друг

без друга и настолько близки, настолько органически связаны

между   собой,   что   между   ними   нет   резких  граней,   они

взаимодействуют, взаимопроникают, превращаются друг в друга

в процессе своего развития. Всякая индивидуальная воля, будучи

непосредственным первоисточником, началом возникновения

общественной воли, в самой себе уже содержит общественную

волю,  но не непосредственно,  не в готовом, окончательно

сформировавшемся виде, а как определенную предпосылку,

элемент, фактор, черту, которые развиваются в общественную волю

в процессе общения между людьми, в процессе их коллективной

деятельности. С другой стороны, ясно, что общественная воля

именно потому и не является простой суммой индивидуальных

волевых актов членов данного общества, что она отражает не

каждую отдельную волю индивида, а общую сложную волю этих

индивидов.  Поэтому общая воля социальной общности не

совпадает и не может совпадать с каждым отдельных актом

волеизъявления членов данной общности и представляет собой

качественно отличное явление по сравнению с индивидуальной

волей.  Члены определенной социальной общности, будучи

объединены общими условиями их жизни, имеют в силу этого, во

всяком случае в основном, также общие интересы и цели.

Имеются, конечно, исключения из общих интересов и целей, но

эти исключения не меняют положения в целом. Общие интересы

и цели, в свою очередь, теснейшим образом связывают членов

14 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С, 131.

74

 

данной общности, побуждают их соответствующим образом
организовываться/обуславливают единство их воли в решении важнейших
общественных задач. Индивидуальная воля – исходный пункт движения к
общественной воле, но не единственный, ибо включает в себя и волю тех
или иных сообществ людей.

Однако как недопустимо отождествление индивидуальной воли и общественной
воли, точно так же не следует смешивать общественную волю с
государственной волей, которая является особой разновидностью
общественной воли. Создает законы и иные правовые акты не общественная
воля вообще, а именно государственная воля; законы и иные правовые акты
возникают в результате соответствующей деятельности государственных
органов. Равным образом и сами законы, и иные правовые акты содержат не
вообще общественную волю, а именно государственную волю. “Подобно тому
как у отдельного человека, – отмечал Ф. Энгельс, – для того чтобы он
стал действовать, все побудительные силы, вызывающие его действия,
неизбежно должны пройти через его голову, должны превратиться в
побуждение его воли, точно так же и все потребности гражданского
общества – независимо от того, какой класс в данное время господствует,
– неизбежно проходят через волю государства, чтобы в форме законов
получить всеобщее значение”15.

Государственная воля обладает специфическими особенностями, которые
состоят в том, что она, во-первых, является волей
государственно-организованной социальной общности или (в лучшем случае)
народа в целом и официально провозглашается от имени государства (или
его органов); во-вторых, всегда имеет строго установленные государством
формы выражения, определяющие степень юридической силы правовых актов,
изданных различными государственными органами; в-третьих, ее
осуществление обеспечивается рядом специальных государственных
мероприятий, а также – в случае нарушения законов – принудительной силой
государственного механизма.

Государственная воля, создающая законы и иные правовых акты и выраженная
в них, образуется на основе волеизъявления членов господствующей
социальной общности. Но и в этом случае общая государственная воля
отнюдь не является простой совокупностью индивидуальных волевых действий
представителей этой общности. Тот или иной характер воли отдельного
индивида,

15 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 310.

75

 

принадлежащего к господствующей общности, не представляет собой силу,
которая создает законы и иные правовые акты и воплощается в них, ибо
правотворческий процесс и сами правовые установления являются выражением
общей государственной воли соответствующей социальной общности. Общие
жизненные условия делают необходимым для представителей этой общности в
соответствующих случаях самоотречение в законе и иных правовых
установлениях и самоутверждение их интересов и целей в среднем, типичном
случае.

Воля отдельного члена социальной общности может способствовать
образованию общей воли данной общности и ее выражению в законе, иных
правовых установлениях, но после того как эти установления уже вступили
в действие, воля данного индивида в силу его изменившихся интересов и
целей может прийти в противоречие с теми правовыми установлениями,
которые образовались с его же собственной помощью.

Следует, наконец, отметить, что не каждый член общности возвышается до
уровня осознания общественных интересов; его воля не играет
сколько-нибудь существенной роли в правотворческом процессе. Однако под
воздействием одинаковых условий жизни в мыслях и действиях каждого есть
много общего с волевыми устремлениями других людей. Это общее и получает
свое выражение в законе и иных правовых установлениях. Аналогичным
образом дело обстоит и с правореализующим процессом. Нередко отдельные
граждане вынуждены подчиняться требованиям закона, которые противоречат
их собственным желаниям и целям. В этом случае они черпают мотивы своих
действий не в потворстве индивидуалистическому эгоизму, а в служении
общему благу, в обуздании и сдерживании побуждений, идущих в разрез с
общественной волей.

Сказанное не следует понимать в абсолютном смысле, в том смысле, что
общность с помощью правовых установлений охраняет и регулирует
общественные отношения, лишь устраивающие его, лишь для него полезные и
выгодные. Правовые установления выполняют также и общественные функции.
Отражая общенациональные потребности и нужды страны, правовые правила
закрепляют общие условия, необходимые для нормального существования и
эффективного функционирования общественной системы.

Обратимся теперь к механизму образования и формирования общей воли,
выраженной в правовых установлениях. Эта воля

76

 

образуется путем диалектического объединения соответствующих волевых
актов членов общества или их отдельных черт, моментов, нюансов.
Происходит своего рода селективный выбор из многообразия волевых актов,
в которых наиболее адекватно выражены потребности общественного
прогресса и определены наиболее рациональные пути и средства их
удовлетворения. Общая воля не есть результат простого механического
объединения таких духовных устремлений и таких волеизъявлений. Ее
формирование – итог сложной и трудоемкой работы по вычленению тех
компонентов, которые в совокупности своей способны обеспечить
осуществление общегосударственных задач и целей. Благодаря этой работе,
стержень которой составляет знание диалектики и умение ее практически
использовать, разрешаются противоречия как между индивидуальными
волевыми актами, так и между волеизъявлениями различного рода социальных
сообществ и социальных ячеек; они либо гасятся, снимаются, либо вовсе
устраняются. В этом смысле право и прежде всего законодательство
стремится утвердить в обществе режим согласия и примирения, жизненно
необходимый для его существования и развития как организма, включающего
в себя социальные слои, группы, ячейки, которые имеют не только
различные, но и зачастую противоположные интересы. Отсутствие у права и
законодательства этой “примирительной” функции таит в себе в худшем
случае опасность распада общественной системы, в лучшем – оно может
обернуться стагнацией ее развития.

Таким образом, общая воля, формирующаяся в процессе правотворчества, не
может не представлять собой определенной целостности, интегрированного
единства многообразных по своему содержанию и направленности волевых
актов.

Общественная воля является качественно новой по сравнению с каждой
составляющей ее волей. Она сложна по структуре, характеру внутренних
связей и отношений, механизму взаимодействия с другими явлениями и
факторами общественной жизни. Однако вряд ли безоговорочно может быть
принято суждение о том, что общественная воля содержательно представляет
собой по сравнению с индивидуальной более богатое явление. Подобное
суждение правомерно лишь в том случае, когда первая воплощает в себе
вторую и, следовательно, несет ее отпечаток. Вместе с тем оно не
учитывает отчужденности общественной воли от индивидуальной. В процессе
формирования цели, субъектом которой выступает общество в

77

 

целом, неизбежно углубляется разрыв с волей, носителем которой выступает
каждый член этого общества.

Выше уже говорилось о том, что общественная воля не есть сумма
индивидуальных волеизъявлений. Будучи их концентрированным выражением,
она вбирает в себя не все содержание последних, но лишь определенную его
часть, благодаря чему между этими двумя разновидностями волеизъявлений и
возникают противоречия, доходящие нередко до взаимоисключающего
антагонизма и полного разрыва связей между ними. Сказанное в полной мере
относится к отношениям, складывающимся между государственной волей,
которая является важнейшей формой существования общественной воли, и
волей индивида. Более того, здесь отчуждение достигает иногда
критической отметки, приобретает острейшее напряжение.

На вдаваясь в детальное рассмотрение причин отдаления названных
волеизъявлений друг от друга, отметим, что они коренятся, в частности, в
различии механизмов их образования. Формирование государственной воли
есть дело профессионалов (преимущественно политиков и юристов), которые
осуществляют деятельность по созданию правовых норм сообразно логике
мышления, требованиям знания и прежде всего науки. Благодаря этому
рационализируется не только сам правотворческий процесс, но и его
продукт – законы (иные правовые акты), которые выступают в качестве
достижения разума. Безусловно, подобная рационализация в целом
благотворно влияет на их содержание. Но в то же время она не может и не
обеднять его. Рациональное начало как бы вытесняет из него все те
нерациональные моменты, которые задействованы в механизме образования
воли каждого индивида. Оно “освобождает” общественную волю от
нерациональных сил, воздействие которых нельзя однозначно оценить как
отрицательное. Ведь как раз благодаря тому, что воля индивида
формируется с подключением душевных переживаний, предощущений, озарений
и других проявлений нерациональных состояний, что в ее образовании
играют роль не только рациональные начала, она наполняется свежим
дыханием жизни людей в качестве носителей этой воли. Тем самым
индивидуальная воля обретает необыкновенную активность.

Воздавая должное индивидуальной воле, не стоит забывать о колоссальных
возможностях воли, формирующейся на уровне и в масштабах общественной
системы в целом. Именно здесь воля многократно усиливает свою
действенность за счет того, что получает такой канал для своего
выражения, как правотворчество,

78

 

и соответственно такую форму этого выражения, как правовые установления.
Именно через практику их реализации воля общества способна решать
задачи, не ограничивающиеся адаптацией системы к постоянно изменяющимся
условиям среды. Она приобретает возможность овладения этими условиями
сообразно закономерным тенденциям и потребностям общественного развития.
Нет необходимости подчеркивать, что такого рода задачи не по плечу воле
индивида.

Воздействуя на индивидуальную волю членов общества, общая воля
непосредственно определяет направление применения, исполнения и
соблюдения правовых установлений каждым отдельным субъектом права.
Разумеется, в правореализующей практике имеют место отклонения
индивидуальной воли от общей воли, но такие отклонения ограничиваются
влиянием последней, гарантируют ее проведение в жизнь. Необходимо,
однако, заметить, что в этой сфере правового действия имеется еще
множество проблем, нуждающихся в теоретическом осмыслении. Научная
разработка этих проблем, к сожалению, отстает от запросов практики
правореализующей деятельности.

Для того чтобы общую волю выразить и закрепить в правовых установлениях,
использовать в правореализующей практике, ее необходимо выявить,
определить, сформулировать, а это предполагает наличие соответствующих
демократических условий общественной жизни, при которых каждый гражданин
свободно определяет свое отношение к действующей правовой системе или
отдельным ее нормам, институтам, отраслям, выдвигает по своей инициативе
те или иные предложения относительно отмены, изменения или дополнения
действующих правовых предписаний, критикует правоприменительную практику
должностных лиц. Активное участие людей в обсуждении вопросов
общественного развития не только является условием их правильного
решения и реализации, но и означает вместе с тем формирование единства
общественной воли. Всенародное обсуждение законопроектов дает
возможность непосредственно выявить волю людей, собрать богатейший
материал, который затем глубоко и всесторонне изучается, обобщается и в
виде государственной воли закрепляется в законе.

Опыт всенародных обсуждений позволяет прийти к выводу:

чем выше уровень сознательности людей, их правовой культуры,

• тем продуктивнее  их участие в  подготовке  и  обсуждении

законопроектов, тем точнее определяются в законах пути и

79

 

способы разрешения противоречий в общественном развитии; чем лучше
познаны запросы людей, чем полнее и глубже учтены интересы всех
социальных общностей, тем адекватнее их воля будет отражена в законах;
чем большую инициативу и активность проявляют члены общества в создании
этих законов, тем большую мощь обретает законодательство.

Итак, государственная воля, выраженная в правовых установлениях и
практике их реализации, представляет собой концентрированное отражение
назревших и назревающих потребностей общественного развития. Общая воля
народа, возведенная государством в закон и в иные правовые акты,
объединяет наиболее обоснованные предложения о путях общественного
прогресса. Именно поэтому законы и иные правовые акты приобретают
необходимый авторитет, становятся рычагом творческого воздействия на
общественные процессы в соответствии с ценностями свободы и демократии.

СВОБОДА,   РАВЕНСТВО  И  РАВНОПРАВИЕ

Многие столетия лучшие люди нашей планеты мечтали о свободном обществе,
воспевали его как прекрасный, но далекий идеал. Ценой колоссальных
усилий, больших страданий и даже жертв они стремились воплотить его в
действительность. Тем не менее свобода не становилась реальностью, а
оставалась никогда не покидающей их мечтой.

Идея свободы и поныне тревожит умы людей, и в наше время она начертана
на знаменах борьбы с несправедливостью, беззаконием и угнетением.
Затрагивая буквально все проявления жизнедеятельности человека, являясь
необходимым условием и одновременно базовой общей целью, свобода
выступает предметом всех областей социального знания, в том числе и
правоведения. Ученые-юристы оказываются перед необходимостью искать
ответы на вопросы о специфике государственно-правовой формы реализации
свободы, о тех путях и механизмах, посредством которых государство и
право способствуют ее достижению. Естественно, что стремление найти
решение названных вопросов предполагает прояснение некоторых исходных
теоретических позиций, а именно раскрытия того смысла, который научное
знание, человеческая мысль вкладывает в понятие свободы. Сделать это
крайне необходимо, потому что государство и право являются “виновниками”
создания своеобразной, парадоксальной ситуации. Они располагают
огромными возможностями для достижения и обеспечения свободы как в
масштабах общества в целом, так и на уровне

 

81

 

каждого отдельного человека. В то же время энергия, мощность, эффект
всеобъемлемости данных институтов используются и в целях ограничения
свободы, принуждения и насилия над людьми. Иными словами, они способны
противодействовать утверждению свободы, создавать серьезные препятствия
на пути к ее достижению.

Парадоксальность подобной ситуации является одним из убедительных и
ярких свидетельств противоречивой двойственности государства и права,
тяготеющего, как было сказано, к свободе и к ее отрицанию. Поэтому путь
познания права в тесной связи со свободой не следует понимать как что-то
случайное и тем более чужеродное для исследователя – юриста. Напротив,
такой путь органичен для философско-юридических исследований, ибо
ориентирует на диалектический подход к анализу предмета, подход,
позволяющий вскрыть противоречивость права, выявить характер соотношения
составляющих его основных противоположных сторон, т.е. проникнуть в
самую суть данного явления.

Рассмотрение права сквозь призму свободы служит своего рода исходным и
основополагающим моментом в понимании вопроса о разрешении, снятии и
преодолении имеющихся здесь противоречий или, иначе говоря, в нахождении
путей выхода из обозначенной выше парадоксальной ситуации.

Итак, обращение к толкованию свободы со стороны юристов-исследователей
обусловлено не столько любовью к философствованию, сколько стремлением
глубже проникнуть в тайну сложного феномена права. Ф.Энгельс отмечал,
что невозможно рассуждать о праве, не касаясь вопроса о необходимости и
свободе1. Свобода предполагает не только право и, в частности,
соответствующее законодательство, но также природу и деятельность
государства. Именно поэтому целесообразно привести некоторые
высказывания Гегеля, имеющие актуальное значение для современной
деятельности государств различных стран, и в первую очередь России.

Гегель писал: “Философия особенно нужна в те периоды, когда происходит
переворот в политической жизни общества … ибо мысль всегда
предшествует действительности и преобразует ее”2. В соответствии с этим
утверждением он указывает: “Надо рассматривать как бесконечно большое
достижение образования

1          Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т.20. С. 11.

2          Hegel. Vorlesungen uber die Geschichte der Philosophie,
Leipzig. 1914. Bd.1.

S.321.

 

то, что последнее привело к знанию первооснов государственных учреждений
и сумело объединить эти основы в простых положениях как элементарный
катехизис”3. Однако если при всей разумности каждого государственного
устройства действительность не соответствует таким требованиям, то, по
мнению Гегеля, повинен в этом в первую очередь бюрократизм и сословие
бюрократов, которые не уделяют “петиции народа никакого объективного
внимания114. Поэтому они должны исчезнуть, и их уход со сцены становится
“триумфом нового права”5. Гегель далее отмечает: “Основоположения
разумного права и всеобщего благосостояния требуют уничтожения всех
сословных привилегий”6, для чего необходимы “крупные политические
движения, осуществляемые народом”. Они должны исходить “снизу, где жизнь
конкретна”. Обманываемый до сих пор народ, к сожалению, вовсе не
замечает “отвратительного спектакля”, когда “существующее столетиями
лишь на словах право”, т.е. “форменную несправедливость”, которая
“довела народ до отчаяния”, которую преподносят ему как реальное право.
Поэтому “право и государство должны быть объединены посредством
понятия”7, старые же понятия должны быть “упразднены”. Показательно, что
Гегель бичует “извращение понятий о государственном праве и праве на
свободу”8. Необходимо, чтобы “определения, данные к конституции …
могли стать основой благосостояния народа”. Государство не принадлежит
правительству, оно принадлежит народу этой страны. “В истинно разумно
созданном государстве все законы и учреждения являются не чем иным, как
реализацией свободы согласно ее существенным определениям. Если
действительно имеется свобода, то субъективный разум находит в этих
учреждениях только реализацию своей собственной сущности и идет в ногу
не с чем-то чуждым себе, но со своим собственным”9.

Иными словами, конституция должна реализовываться. Государство и народ
едины лишь в том случае, если государственная жизнь построена на
принципах свободы.

Каковы же “существенные определения свободы”?

3          Hegel. Jubiiaumsausgabe. Bd. 20. S.380.

4          Ibid. S. 425.

5          Ibid. S. 455.

6          Ibid. S. 467.

7          Ibid. S. 470.

8          Ibid. S. 474.

9          Гегель. Эстетика. Т. 11. С, 135.

 

 

 

82

 

83

 

В истории философской, политологической и юридической мысли свобода
определялась различными авторами весьма разноречиво. Интересны,
например, суждения на этот счет Н.А. Бердяева. Его мысли и афоризмы о
свободе не могут не поражать своей глубиной и оригинальностью всех тех,
кто исследует эту проблему. Так, он пишет: “Личность есть не только
существо разумное, но и существо свободное”; “Никакими силами нельзя
лишить личность ее духовной свободы, она останется свободной в тюрьме и
на плахе”; “Человек должен быть свободным, не сметь быть рабом, ибо
должен быть человеком”; “Свобода есть свобода не только от господ, но и
от рабов”; “Когда человек лишен элементарных экономических прав … это
уже есть насилие”; “Декларация прав человека и гражданина, чтобы не быть
формальной, должна быть также декларацией обязанностей человека и
гражданина”10 и др.

Невозможно отказать Н.А. Бердяеву в истинности приведенных рассуждений.
Вместе с тем трудно согласиться с ним, когда утверждается, что: “Тайна
свободы – бездонна и неизъяснима”, “Свобода – безосновная основа бытия”,
“Свобода – колодезь бездонно глубокий, дно его – последняя тайна”11 и
др. Здесь автор не только отрицает социальную и индивидуальную
детерминацию свободы, но и провозглашает ее непознаваемость. Но если
свобода – “тайна”, то каким образом оказалось возможным характеризовать
ее вышеприведенными суждениями самого Н.А. Бердяева.

Однако традиционное, во всяком случае наиболее распространенное,
определение данного феномена сводится к тому, что свобода включает в
себя как познание необходимости, так и действия в соответствии с
познанным. Стихийные силы природы и общества могут проявлять себя
разрушительно (и нередко так себя проявляют), пока люди не считаются с
ними, не подчиняют их своему влиянию и сознательному контролю.
Разумеется, необходимым условием ограничения, обуздания и направления
действия этих сил в определенное русло, их использование в соответствии
с целями, волей людей является познание объективных законов развития
природы и общества. Иначе говоря, действия, опирающиеся на знание
окружающего мира, способны вырвать человека из состояния зависимости от

10         Бердяев Н.А. О человеке, его свободе и духовности. Избранные
труды. М.,

1999. С. 279, 281, 268, 286, 278, 275.

11         Там же. С 65.

 

природных и социальных сил, обеспечить его существование в качестве
свободного существа.

Однако с подобной трактовкой свободы, как было отмечено, соглашаются
далеко не все. Еще основоположники марксизма отмечали: “Свобода
определялась до сих пор философами двояким образом. С одной стороны, она
определялась как власть, как господство над обстоятельствами и
отношениями, в которых живет индивид: так она определялась всеми
материалистами. С другой стороны, она рассматривалась как
самоопределение, как избавление от действительного мира, как мнимая
только – свобода духа: так она определялась всеми идеалистами …”12.

Следует, однако, заметить, что в наши дни в понимании свободы имеются
различного рода отклонения от обозначенных выше материалистической и
идеалистической позиций, хотя они не столь существенны, чтобы говорить
об устранении различия между ними. Граница, разделяющая толкователей
свободы, опять проходит в основном по прежнему рубежу.

Если в материалистическом понимании свободы многие современные
представители философии восходят к К.Марксу, то ее идеологическая
интерпретация находит свое глубокое обоснование у Гегеля.

По Гегелю, свобода есть подлинная сущность духа. “Субстанцией, сущностью
духа, является свобода”13. Всемирноисторический процесс “есть не что
иное, как развитие понятия свободы”14; движение духа народа по пути
“освобождения духовной субстанции”15 есть прогресс “в сознании
свободы”16. Будучи сама по себе “только понятием, принципом духа и
сердца”, свобода приобретает форму действительности, получает “форму
необходимости”, поскольку “сама определяет себя к развитию до степени
предметности”17.

Здесь, следовательно, преодолевается сосуществование (Фихте, Кант)
свободы и необходимости, которые выступают, скорее, как ступени развития
действительности. Необходимость находится на низшей ступени развития
духа, не представляет собой “как раз то, о чем не умеют сказать, что она
делает, каковы ее определенные законы и положительное содержание”18.

12         Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т.З. С. 292.

13         Гегель. Соч., т. VIII. С. 19.

14         Там же. С. 422.

15         Гегель. Соч., т. III. С. 329.

16         Гегель. Соч., т. VIII. С. 19.

17         Гегель. Соч., т.Ш. С. 223.

18         Гегель. Соч., т. IV. С, 194.

 

 

 

84

 

85

 

Возвышаясь над необходимостью, дух переходит из сферы необходимости в
сферу свободы, т.е. в сферу понятия19. При этом существенная особенность
духа состоит в том, что он “держится и существует в своей религии, в
своем культе, в своих обычаях, в своем государственном устройстве и в
своих политических законах, во всех своих учреждениях, в своих действиях
и делах”. Действительностью конкретной свободы является только
государство, нравственность, право. Гегель утверждает, что “система
права есть нечто святое вообще, святое только потому, что оно есть
наличное бытие абсолютного понятия, самосознательной свободы… Каждая
ступень развития идеи свободы обладает свойственным ей особым правом,
так как она есть наличное бытие свободы в одном из ее определений”20.

Гегель гениально понял органическую связь необходимости и свободы, но
крайне идеализировал их соотношение, абсолютизировал значение разума,
духа, идеи, не показал и не объяснил, каким образом в историческом
процессе необходимость превращается в свободу.

Действительная, а не иллюзорная свобода вытекает не из самой себя, не из
всеобщего разума, духа и идеи как некой тотальности и целостности, а
может иметь место лишь тогда, когда действия людей исходят из познанной
реально существующей необходимости, когда они опираются в своей
практической деятельности на объективные закономерности развития природы
и общества, используют их в своих интересах с учетом случайных
проявлений. В противоположность гегелевской философии мы исходим из
того, что человек в своей практической деятельности зависит от
объективного мира, его свобода зависит от осознания необходимости, от
использования объективных закономерностей природы и общества, от учета
случайных факторов, противоречащих этим закономерностям. Именно познание
и действие в соответствии с познанными закономерностями бытия, с учетом
всего того, что противоречит этим закономерностям, превращают
необходимость в свободу. В своем существовании и деятельности люди не
могут игнорировать закономерности бытия (наряду со случайностями), не
могут с ними не считаться. Лишь познав эти закономерности, равно как и
отклонения от них, научившись использовать их для достижения
определенных целей, люди обретают свободу. Следовательно, объективная
сторона

19         Гегель. Соч., т. VI. С. 289.

20         Гегель. Соч., т. VII. С. 31, 54.

 

общественного развития, объективная необходимость определяет его
субъективную сторону. Если же субъективная сторона определяется
объективными закономерностями (и случайностями), то человечество может
ставить перед собой только такие цели, которые оно в состоянии достичь в
данных исторических условиях, так как при ближайшем рассмотрении всегда
оказывается, что сама цель возникает и формируется лишь тогда, когда
объективные условия ее достижения либо уже существуют, либо находятся в
процессе становления.

Подчеркивая объективный характер развития мира, закономерную и случайную
необходимость такого развития, нельзя в тоже время фетишизировать эти
закономерности и случайности, поскольку, познав их и предвидя
возможности случайностей, люди могут управлять ими, а тем самым и
господствовать над ними. Объективные закономерности (и случайности)
выражают не только соотношение между наличными, данными явлениями и
процессами, но и отношение к тому, что должно или может существовать,
выражают основную тенденцию развития явлений и процессов. Именно
поэтому, познав объективную действительность (включающую в себя как
необходимость, так и случайность), люди получают возможность предвидеть,
предполагать результаты действия объективных общественных сил,
сознательно использовать их в своих интересах и в интересах всего
общества. Все более глубоко проникая в сущность явлений и процессов,
люди могут сочетать действия различных общественных сил или
противопоставлять действие одной из них другим и таким образом достигать
определенных желаемых целей. Следовательно, положение о том, что
человечество не в силах отменить действие объективных сил, не
противоречит тому факту, что люди, познав эти силы и научившись ими
пользоваться, в состоянии способствовать их более эффективному действию,
направлять их действие по определенному руслу, а в случае возникшей
потребности – ограничивать сферу их действия путем создания
соответствующих условий.

Существуя в определенных условиях объективного мира, люди неизбежно
должны приспосабливаться к этим условиям, познавать их, овладевать ими,
господствовать над ними, чтобы использовать их для удовлетворения своих
потребностей, интересов, желаний, для достижения поставленных целей.
Этот процесс начинается уже с момента производства, когда человек, чтобы
присвоить вещество природы в известной форме, пригодной для его
собственной жизни, приводит в движение принадлежащие ему

 

 

 

86

 

87

 

естественные силы и благодаря этому добивается осуществления
соответствующей цели.

До тех пор пока люди в своей деятельности руководствуются лишь
чувственной видимостью, которая, как правило, отличается от рациональной
сущности, они остаются рабами объективной действительности, оказываются
бессильными перед ней. Их волевые действия могут иногда совпадать с
движением объективной действительности и достигать желанной цели. Но в
большинстве подобных случаев нет возможности гарантировать достижение
преследуемых результатов. Когда же волевые устремления людей основаны на
знании объективных реальностей, они достигают желаемых результатов, их
деятельность приобретает осмысленный, свободный характер. Следовательно,
не в воображаемой независимости от объективности бытия суть свободы, а в
познании этого бытия и в основанной на этом знании возможности
действовать для достижения определенных результатов.

Если люди в своем существовании, деятельности и развитии зависят от
объективных условий бытия, то познание этого бытия является предпосылкой
достижения ими свободы. Уровень свободы людей тем именно и определяется,
насколько всесторонне и глубоко познаны условия их бытия и насколько их
действия согласуются с тенденциями объективного развития этого бытия и
достигают сознательно поставленных целей, желаемых результатов. Если бы
бытие было лишено объективности своего существования и развития, то люди
были бы лишены возможности принять решение о каких-либо, в том числе и
простейших, действиях, не могли бы осуществить их, ибо не знали, что
надо сделать для получения этих желаемых результатов. Целесообразность
мышления и деятельности возможна только потому, что реально существуют и
действуют закономерности природы и общественного развития, что в
человеческом сознании эти закономерности так или иначе отражаются. Чем
глубже человеческое сознание овладевает знанием закономерностей развития
природы и общества, тем более успешно оно воздействует на внешний мир.
Чем более всесторонне и глубже люди познают необходимость, тем более
обоснованы их целенаправленные действия, тем выше уровень их свободы,
тем свободнее их воля. Достижение цели в соответствии с познанными
закономерностями и приводит к свободе: активная целенаправленная
деятельность на основе знания необходимости преобразует возможность в
действительность и тем самым

88

 

превращает эту необходимость в свободу. Здесь, таким образом,
обнаруживается методологическое значение категории свободы, поскольку
она синтезирует, аккумулирует в себе органическую связь действительности
и возможности, необходимости и случайности, цели и волевой деятельности.
Познание действительности и порождаемых ею возможностей (необходимых и
случайных), установка на преобразование возможности в действительность в
соответствии с установленной целью, наконец, реализация цели в
результате волевого действия суть высшее проявление свободы.

Итак, нельзя не только провозглашать, но и представлять себе свободу без
необходимости, вне объективных закономерностей и случайностей развития
природы и общества, если мы намерены рассуждать о свободе в строго
научном и действительном ее значении. Подобно тому как “вещь в себе” в
результате познания превращается в “вещь для нас”, так и объективная
реальность становится свободной, коль скоро она познана. Свобода
содержит внутри себя эту реальность как снятую.

Отстаивая понятие свободы как снятой реальности, мы вместе с тем далеки
от признания исчерпывающим традиционного философского определения
свободы как познания необходимости и действия в соответствии с
познанным. Оно чрезмерно абстрактно, оставляет без ответа множество
вопросов, возникающих с реализацией свободы в практической
жизнедеятельности человека. Среди них такие вопросы: как быть с
объективно существующими случайностями в развитии природы и особенно
общества или в чьих интересах осуществляется познание необходимости (или
случайности) и соответствующее действие?

Если принять данное понятие свободы за аксиому, не требующую уточняющих,
дополняющих и развивающих ее доказательств, то остается неясным, в
частности, как соотносится свобода с демократией, правом,
законодательством, равенством и равноправием, каков характер их связи.

Сразу же отметим, что познание необходимости и действие в соответствии с
познанным могут (и довольно часто) противоречить общественным интересам.
Объективное историческое развитие, например, привело к необходимости
создания ядерного оружия, но едва ли кто-либо станет утверждать, что оно
продвинуло человечество к свободе.

Подчеркнем, далее, что отнюдь не всегда необходимость преобразования тех
или иных сфер жизни, совершаемого в

89

 

интересах всего общества, соответствует интересам каждой личности, равно
как и наоборот – действия отдельной личности в соответствии с познанной
необходимостью вовсе не всегда отвечают интересам всего общества. Отсюда
возникает потребность поиска ответа на вопрос о том, означает ли свобода
общества вместе с тем и свободу каждого его члена. Хорошо известно, что
обдуманно, со “знанием дела”, прекрасно ориентируясь в ситуации,
действует иной преступник. Однако мыслимо ли признать эти действия
свободными? Такая “свобода” завершается лишением свободы в интересах
общества.

Известно утверждение: “Свобода общества – условие Ьвободы каждого”. Нет
слов, если общество несвободно, то его члены вряд ли смогут обрести
индивидуальную свободу. Но, с другой стороны, верно и то, что свобода
общества автоматически не влечет за собой свободу всех индивидов. Первая
выступает лишь необходимой предпосылкой для реализации второй. Свободное
общество предоставляет каждому человеку возможность выбора той или иной
жизненной позиции, тех или иных вариантов поступков и действий. Однако
спектр такого выбора весьма ограничен, выбирают лишь из того, что
предоставляет закон подданным государства. Поэтому предпочтительнее
обратная формула: “Свобода каждого – условие свободы общества”.

Традиционное философское определение свободы страдает еще одним
существенным недостатком: в нем фиксируется, по сути, ее внешняя форма.
Между тем человек как член общества может познавать необходимость,
действовать в соответствии с ней, но оставаться несвободным. Скажем,
основываясь на познанных экономических и других объективных
закономерностях (обладающих, как известно, многовариантностью их
использования), общество реализует курс социалистического или
капиталистического развития. В это развитие неизбежно вовлекаются массы
людей. Отвечает ли становящийся уклад общественной жизни интересам
человека или он вынужден подчиниться общему движению? Можно ли признать
человека внутренне свободным, если он участвует помимо собственной воли
в создании того, что противоречит его представлениям, 1 мировоззрению,
желаниям? Ведь внутренняя свобода 1 предполагает свободу мыслей,
убеждений, веры, словом, полную / автономию личности.

Человек должен обладать не только внешней, но и внутренней свободой. Он
должен иметь возможность реализовать свои индивидуальные    (в    том   
числе    и    физиологические,    и

90

 

биологические) потребности,  интересы,  свою автономность, ?o& ? Oe 2 E ( ?   ¤ убедились в том, что приоритет общественного перед индивидуальным приводит к ликвидации демократии и утверждению командно-административной системы, монополизации власти и подавлению личности, бюрократизации государства и разгулу беззакония. Приоритет индивидуального перед общественным предполагает максимальный учет обществом потребностей, интересов, целей и воли отдельного человека, полную гарантию прав и свобод, разумное сочетание и взаимодействие индивидуального и общественного, баланс которых обеспечивается продолжением одного в другом. Наш народ отверг первый и избрал второй вариант, тем самым открыв путь к утверждению свободы личности и свободы общества. Указание на действия в интересах общества и всех его членов превращает понятие свободы из мертвой абстракции в живую категорию общественно-исторической практики человечества, истолковывает господство личности не только как господство над природой и социальной реальностью, но и над самой собой и соответственно ориентирует эту личность на самосовершенствование и активную деятельность во имя общественного прогресса. Именно благодаря господству человека над самим собой его действия, поведение приобретают осмысленный, разумный и практически целесообразный характер, а полученный результат обретает нужный, необходимый, полезный для самого человека и всего общества смысл. Причем плодотворность результата действия - и это особенно важно 92   подчеркнуть - должна расцениваться не только с точки зрения лишь частной выгоды субъекта, но и с позиций общественной пользы этого результата, поскольку только свобода общества предполагает свободу его членов. Господство человека над собой в том и состоит, что его природные силы подчинены достижению не только своих частных задач, но и общественно значимых целей, благодаря чему человек достигает и своей личной свободы, находится как бы в лоне свободы. Поэтому общественно полезные и целесообразные действия людей, направленные на прогрессивное развитие бытия, являются свободными действиями. Выбор наиболее целесообразного решения вопроса и действия в соответствии с этим решением зависит не только от знания дела, но и, как отмечалось выше, от условий, в которых осуществляется это действие. Лишь в той общественной системе, в которой действует принцип подлинной демократии и права, основанного на справедливости, обеспечивается реальное бытие свободы. В самом деле, если все материальные и духовные богатства общества сосредоточены в основном в руках лишь узкого круга лиц, относящихся к правящей привилегированной элите (или ее челяди), а большинство населения фактически лишено возможности пользоваться ими, то свобода этого общества оказывается весьма ограниченной, урезанной. Если общество, эксплуатируя и угнетая людей, лишает их даже минимальных условий для удовлетворения нужд и потребностей, для получения образования, приобщения к духовной культуре, гармоничного развития способностей, то для них свобода является лишь иллюзорной мечтой, недостижимым идеалом. И напротив, если блага, ценности и достижения общества предоставлены в полное распоряжение личности, если созданы все условия и возможности для ее труда, образования и культурного развития, для проявления всех способностей и дарований, если личность живет, работает и творит в условиях подлинной демократии и пользуется гарантированными правами, то истинная свобода каждой личности и всего общества становится реальностью. Свобода, демократия, законодательство и законность органически между собой связаны. Подобно тому как свобода может быть осуществлена в условиях демократии, так и демократия может быть реальной и действенной лишь на основе законодательства и законности, действующих в соответствии с принципами права. Законодательство и законность составляют необходимую черту, характерную особенность, неотъемлемое 93   свойство демократии. Именно благодаря законодательству и законности обеспечиваются демократические формы деятельности государства, его органов и общественных организаций, взаимоотношения их между собой и с гражданами, гарантируется строгое и неукоснительное соблюдение прав и свобод членов общества. Гуманная и рациональная цель права, законодательства и законности является моральным стимулом, двигательной силой правомерного поведения граждан, предопределяет сознательное, добровольное соблюдение ими права, а в надлежащих случаях и активное исполнение правовых предписаний. Каждый член общества не может не считаться с правовыми нормами поведения, определяющими его обязанности по отношению к обществу в целом, к другим членам общества и даже к самому себе. Он обязан неуклонно соблюдать эти правовые правила, чтобы обеспечить возможность свободно развиваться всему обществу, коллективу, а следовательно, и самому себе. Подобно тому как объективные закономерности развития природы и общества не обрекают члена общества на слепое подчинение требованиям этих закономерностей, так и выполнение правовых обязанностей не ограничивает свободу граждан. В условиях, когда правовые нормы служат средством утверждения свободы общества, человек не может испытывать на себе их гнетущее влияние. Напротив, он заинтересован в исполнении правовых предписаний, поскольку лишь при этих условиях возможен социальный прогресс и личное благополучие. Поэтому, действуя в соответствии с требованиями действующего законодательства, выполняя правовые обязанности, подавляющее большинство членов общества не ощущает сколько-нибудь серьезных противоречий между необходимостью соответствующего внешнего поведения и внутренним личным желанием или стремлением. Поскольку свобода человека означает не только господство над обстоятельствами и отношениями бытия, но и включает господство над собой, постольку целесообразное исполнение разумных правовых предписаний возможно лишь при сознательном и добровольном подчинении своих собственных сил, действий и поведения требованиям демократического законодательства. Именно господство человека над собой позволяет ему свободно исполнять правовые предписания, действовать в соответствии с требованиями законности. Из сказанного было бы нелепо делать вывод, будто в обществе нет  и   быть   не   может   правонарушений   и   преступности. 94   Представления о бесконфликтности общества неправомерны и иллюзорны. В каждом обществе имеет место множество недостатков, просчетов, упущений во всех сферах общественной жизнедеятельности, имеются правонарушители и преступные элементы. Задача состоит в том, чтобы изживать негативные явления и процессы, развивать демократию, совершенствовать законодательство и укреплять правопорядок. Еще Ф.Шеллинг писал: "Всеобщее правовое устройство является условием свободы, так как без него свобода гарантирована быть не может ?., Свобода должна быть гарантирована порядком, столь же явным и неизменным, как законы природы"22. Проблема демократии неразрывно связана с вопросами о равенстве и равноправии. Отметим прежде всего, что равенство и равноправие - категории однопорядковые, но вовсе не тождественные. Человек не может быть равен другому, так как каждый обладает своими особенностями умственного, образовательного, культурного, творческого характера и т.д., живет и действует в неодинаковых социальных условиях и обстоятельствах. Как подчеркивал Н.О. Лосский, "каждая личность есть своеобразный, единственный в мире индивидуум, неповторимый по бытию и незаменимый по своей ценности23. Уравнивание различных людей, осуществляемое в целях распределения общественных благ в соответствии с универсальным законодательным стандартом, игнорирует их индивидуальные способности, предприимчивость, энергию, заслуги перед обществом и т.д. Поэтому лозунг Французской революции "Свобода, равенство и братство" оказался практически нереальным, в полной мере не осуществимым ни в прошлом, ни в настоящем, ни в обозримом будущем. Не без основания Н.А.Бердяев отмечал: "Существует трагическая диалектика свободы и равенства"24. Иначе дело обстоит с равноправием. Все имеют (или должны иметь) одинаковые субъективные права (назовем их "первичным равноправием") и стартовые условия самореализации (назовем их "равноправием возможностей"). Эти теоретические посылки на практике порождают по крайней мере два парадоксальных противоречия. Первое. Равенство неизбежно влечет за собой разрушение равноправия ввиду того, что уравнивание людей в 22         Шеллинг Ф.В.И. Соч., т. I. M., 1998. С. 456. 23         Лосский КО. Характер русского народа. Книга первая. Франкфурт-на- Майне, 1957. Ротапринтерное переиздание. М., 1990. С. 3. 24         Бердяев Н.А. Избранные труды. М., 1999. С. 287. 95   распределении общественных благ несправедливо и, следовательно, отрицает равноправие. Когда, к примеру, работа государственного чиновника, выполняющего свои функции механически, без особого напряжения ума, без "искры Божьей11, оценивается законом (указом, постановлением) значительно выше труда добросовестного, вдохновенного, творческого, тогда не приходится говорить ни о справедливости, ни о равенстве, ни о равноправии. Здесь закон вступает в явное противоречие со справедливостью, с правом, более того - отрицает последние. Второе. Равноправие - закрепленное в законе равное положение субъектов права в реализации своих возможностей - объективно становится источником неравенства, поскольку сами возможности у различных людей довольно различны. Если закон позволяет, в частности, изворотливым бизнесменам-посредникам в условиях примитивной, "провинциальной" рыночной экономики наживать огромные состояния посредством элементарной спекуляции, а ученый, лишенный такого рода "дара", но обогативший науку новыми исследованиями, или представитель любой иной творческой профессии находится на грани бедности, то подобное "равноправие" порождает вопиющее неравенство, ничего общего с правом не имеющее. "Трагическая диалектика", драматизм и несправедливость такого положения очевидны. Для государства все граждане и социальные группы должна быть и равны, и равноправны. Исходящие от него акции, утверждающие неравноправие граждан, способны увеличить социальную напряженность, привести к обострению конфликтов и, в конце концов, подорвать его же устои. Государство, каким бы демократическим оно ни было, не в состоянии обеспечить полного равноправия граждан, тем паче равноправия в отношениях между гражданами и самим государством. Утверждения о "морально-политическом единстве" или "государство и народ - едины" суть не более, чем популистские клише. Различие социальных статусов индивида и государства, их материальных ресурсов, возможностей влияния друг на друга вытекает из их неравенства. В руках государства находятся мощные средства идеологического и информационного воздействия, законодательные и исполнительные органы, аппарат насилия и принуждения. Зачастую их деятельность лишь частично регулируется законодательством. Опасность подобной ситуации особенно четко и точно просматривается на примере силовых структур. Именно их деятельность должна в первую очередь быть регламентирована 96   правовыми средствами» потому что в потенции она представляет собой угрозу для прав и свобод граждан. Четкая же регламентация позволяет исключить возможность ограничения и ущемления этих прав и свобод, так сказать, "по усмотрению". Поддержание правового порядка крайне необходимо в современный период развития России. Точнее, речь идет даже не о поддержании, а о создании законодательных основ этого порядка. Сейчас остро ощущается потребность в правовых нормах, которые бы регулировали жизнедеятельность общества сообразно изменившимся условиям его развития и в соответствии с требованиями социального прогресса. Однако приходится констатировать, что суть происходящих в стране перемен и их основные тенденции остаются непознанными на уровне государственной власти. Проводимая в стране политика ориентирована на решение сиюминутных острых проблем, лишена стратегической долговременной перспективы. К сожалению, и текущие задачи осознаются и решаются с крайне прагматических позиций. При этом радикальные меры направлены на разрушение того, что создавалось усилиями страны в годы советской власти. Нет слов, многое из наследия тоталитарного прошлого, господства административно-командного режима заслуживает такой участи. Однако под дамокловым мечом оказались и достижения, которые признавались не только населением нашей страны, но и международным сообществом. Известно, что некоторые государства с успехом использовали то позитивное, что имелось в отечественном опыте планирования хозяйственной жизни, постановке дела образования, организации научных исследований в области естествознания и техники и т.д. И тем не менее за эталон устройства жизни нашего общества и граждан была принята практика стран Запада и США, опирающаяся на либеральные ценности. Законы рынка были объявлены главными факторами, определяющими организацию всех основных сфер общественной жизни: производства, экономики, социальной области, культуры. Что касается граждан, то отношения опеки и попечительства, которые связывали их с государством, было решено заменить на абсолютную независимость и суверенитет индивидов. Предполагалось, что подобная замена незамедлительно и, главное, позитивно скажется на деловой активности людей, приведет к всплеску инициативы и предприимчивости. В действительности благим намерениям не суждено было сбыться. По основным показателям общественного развития страна оказалась отброшенной далеко назад. Ее состояние вполне 97   обоснованно   оценивается как кризисное. Свобода личности зачастую являлась миру в отвратительном обличье ничем не обузданного узкоэгоистического своеволия. И представители властвующей элиты, и рядовые обыватели стали рассматривать свое "освобождение" как возможность реализации и удовлетворения корыстных, индивидуалистических интересов и целей. И совсем не важно, выступали ли предметом подобных интересов должность во властных или управленческих структурах, собственность или финансовый капитал. Все было поставлено на службу экономической выгоде или неправедным, амбициозным устремлениям. В итоге автономия и суверенитет индивида обернулись тем, что он попал в плен собственных низменных страстей. Вместо того чтобы способствовать его самоопределению в качестве свободного существа, происшедшие перемены все настойчивее подталкивают человека к бездне рабского состояния. Если люди, относящиеся к беднейшим слоям, поступаются ценностями свободы и вынужденно действуют вопреки им, дабы выжить физически, то лица, составляющие так называемую элиту, намеренно подчинили свою жизнь достижению узкоэгоистических целей. Все другие являются для них лишь простым средством получения той или иной выгоды.           j Положение усугублялось тем, что общество в лице государственных и правовых институтов явилось весьма слабым препятствием на пути распространения подобных пагубных тенденций. Более того, нередко эти институты действовали в унисон с последними, поощряя не личностные качества людей, культивирование которых ведет их к свободе, а сугубо индивидуалистические свойства, потворство которым чревато деградацией личности. Здесь мы вплотную подошли к трактовке свободы, предложенной еще Н.А.Бердяевым. Будучи представителем экзистенциализма, он усматривал смысл свободы в творчестве, каждый акт которого продвигает процесс становления личности и одновременно равнозначен привхождению в нее свободы. По мысли Н.А.Бердяева, "быть свободным есть не легкость, а трудность, бремя, которое человек должен нести"25. И далее: "Личность не самодостаточна, она не может довольствоваться собой. Она всегда предполагает существование других личностей, выход из себя в другого ... Эгоцентризм, поглощенность своим 25 Бердяев Н.А. Избранные труды. М., 1999. С. 29. 98   "я" и рассмотрение всего исключительно с точки зрения этого "я", отнесение всего к нему разрушает личность"26. Нельзя не согласиться с подобным пониманием свободы и вместе с тем невозможно не заметить, что положение человека в нашем обществе еще необычайно далеко от свободы. Пока его развитие в качестве личности имеет обратную направленность. Из сказанного неправильно было бы сделать вывод вообще об отсутствии каких-либо реальных перспектив движения к свободе. Разрушение порядка, при котором государство патронировало, опекало и контролировало жизнедеятельность членов общества, обрекало их на беспрекословное повиновение и подчинение государственной воле, были разорваны узы, сдерживающие инициативу и самодеятельность людей, ограничивающие возможности их свободного волеизъявления. Однако этим возможностям не суждено было реализоваться по целому ряду причин, устранение которых не под силу каждому отдельному человеку, но может быть плодом лишь совместных усилий. Восприятие и ощущение индивида как внутренне свободного существа не делает его таковым в отношении к другим людям и обществу. Акцентируя внимание на том, что свобода -это прежде всего внутреннее состояние духа, Н.А.Бердяев приходит в противоречие с самим собой, ибо утверждает, что это состояние выражается в творческих актах, в создании нового. Однако же, заметим, что, совершая творческий акт, человек выходит за пределы собственного "я", активно вступает в окружающий мир, непосредственно сталкивается с условиями и отношениями, сложившимися помимо его воли. Именно эти условия и отношения в своей совокупности либо способствуют, либо, напротив, препятствуют творчеству, отделяют человека от свободы. Следовательно, его движение к свободе включает как преодоление в себе раба, культивирование творчества, так и сопротивление внешним условиям и обстоятельствам, препятствующим его движению. Путь к свободе обеспечивается благодаря сочетанию огромного напряжения внутренних духовных сил с практическим овладением внешними условиями и обстоятельствами совместной жизни людей. Иными словами, усилия духа дополняются и подкрепляются здесь практически-действенным началом, энергией воли человека. Взгляд на индивидуальную свободу через единение этих двух моментов обладает тем преимуществом, что позволяет понять движение к 26 Бердяев Н.А. Избранные труды. М., 1999. С. 29-30. 99    1 II M-I-I -VI   подобному состоянию, во-первых, в реальности его сложностей, трудностей и противоречий, а, во-вторых, в его связях и взаимозависимостях с более общим процессом развития свободы. На смену тоталитарному государству пришла "демократия", которая, к сожалению, оказалась в плену радикализма. Провозглашенные ею лозунги, выдвигаемые цели и программы носят в основном декларативный характер» не подтверждены конкретными действиями, повседневной кропотливой и необычайно сложной работой по организации многообразного жизненного уклада общества. "Радикальные демократы" еще продолжают пребывать в плену эйфории от одержанных побед над административно-командным режимом. Над ними до сих пор довлеет установка во что бы то ни стало и незамедлительно одолеть остатки прошлой партийно-государственной номенклатуры. Тем временем они отстают от насущных требований дня - столь же незамедлительно разрабатывать стратегию и тактику реализации государственной политики, научиться умению добиваться общественного согласия и принятия компромиссных решений. Очевидно, сказываются и их неподготовленность к созидательной деятельности, недостаточно высокий уровень профессионализма, отсутствие опыта ведения общественных дел в соответствии с принципами демократии, отчего основой государственного управления продолжает оставаться метод проб и ошибок. Непоследовательность и противоречивость действий государственных органов дезорганизует общество, нарушает процесс стабилизации общественных отношений, вносит неоправданные ограничения в права граждан. Народ всегда покорно сносит превратности судьбы, ухудшение материального положения вследствие стихийного бедствия или войны, каких-то иных объективных обстоятельств. Но когда человеческая свобода попирается сознательно направленными действиями государства, то это, естественно, вызывает общественное возмущение и протест. Актуально звучат ныне слова Джона Стюарта Милля, сказанные сто лет назад, о том, что люди, может быть, были бы готовы принять раз и навсегда установленный закон, например, о равенстве, как они принимают игру случая или внешнюю необходимость; но чтобы кучка людей взвешивала всех остальных на весах и давала одним больше, другим меньше по своей прихоти и усмотрению, - такое возможно вынести только от сверхчеловеков, за спиной которых стоят ужасные сверхъестественные силы. 100   Монополия государства на распределение общественных благ побуждает многих проникать в его структуры с вожделенной надеждой извлечь для себя материальную выгоду, а то и обрести власть над другими людьми - отвратительное порождение тоталитарного строя. И те, кто рвется к государственной власти с помощью неправедных средств, не хотят замечать, что, поднимаясь к ее вершинам, они фактически спускаются вниз по лестнице, ведущей не только к попранию свободы, равенства, равноправия, но и к утрате чести, достоинства, морали. Итак, полное равенство людей неосуществимо, а равноправие в действительности нередко сужается до такой степени, что становится своей противоположностью. И тем не менее правовое государство исходит из идеала равенства граждан, стремится создать условия для их равноправия и свободы. Здесь каждая личность заинтересована в эффективной деятельности государства и не может не содействовать или даже непосредственно не участвовать в осуществлении его функций. Неоправдано мнение, будто независимость личности означает игнорирование всего государственного, противопоставление частного общественно-политическому. Невозможно обустроить личную жизнь, одновременно не заботясь об общественном благополучии, о цивилизованных формах социального бытия, развитии демократии, совершенствовании государства, формировании гражданского общества, обеспечивающих практическую реализацию индивидуальной свободы. Необходимо преодолевать крайние представления о государстве, согласно которым оно выступает либо как сила, противостоящая людям, либо как единственное средство организации человеческого сообщества. Во-первых, государство отнюдь не всегда действует против интересов индивидов. Во-вторых, оно, как правило, способствует упорядочению общественной жизнедеятельности. В-третьих, это вовсе не единственное средство организации сообщества людей, которые могут самостоятельно регулировать отношения между собой. Отсюда следует, что регулирование государством, в частности, экономической жизни должно быть ограничено разумными рамками и, конечно же, осуществляться не методами экономического администрирования. Государство призвано устанавливать лишь общие принципы экономической деятельности и выступать в качестве третейского судьи в случае конфликта интересов различных хозяйственных субъектов. Оно обязано не указывать, как им следует действовать в тех или иных ситуациях, 101   но пресекать действия, которые противоречат установленным законом принципам хозяйственной деятельности и наносят ущерб другим субъектам экономических отношений. Аналогичным образом правовая регламентация не должна вмешиваться в любую иную частную деятельность, за исключением тех редких случаев, когда такое вмешательство законом допускается. Вл. Соловьев писал, что свободное развитие личности есть существенное условие ее совершенствования. Поэтому право "позволяет людям быть злыми, не вмешивается в их свободный выбор между добром и злом, оно только в интересах общего блага препятствует злому человеку стать злодеем, опасным для существования общества"27. Важно сформировать четкий, исправно действующий механизм, обеспечивающий такое регулирование общественных отношений, при котором идеал свободы превратится в реальную общечеловеческую ценность, а равноправие достигнет максимально возможного уровня не только между гражданами, но и во взаимоотношениях личности и государства. Пока такой механизм у нас не создан. И в этом в известной мере повинна юридическая наука. Ведь подавляющее большинство советских ученых-юристов свыше полвека были заняты пропагандой, оправданием, апологетикой любых, в том числе и противоправных, законодательных актов, принимавшихся социалистическим государством. Трудно без специального анализа судить об истоках и причинах этого: вероятно, одни шли на это в силу приверженности идеям тоталитаризма, другие - из-за чувства личной безопасности, третьи - по неосведомленности и т.д. Но не может не вызывать недоумения то печальное обстоятельство, что и ныне, в условиях относительной свободы, гласности и плюрализма мнений, находятся отдельные представители науки, продолжающие благосклонно относиться к незаконным актам и акциям государственных органов и должностных лиц. Важнейшая задача современной юридической науки -преодоление нормативистского догматизма и подчиненности политике, определение соответствия действующих и вновь принимаемых законов, равно как и правореализующей практике, объективным правовым принципам. А для этого необходимо в   первую очередь выявить и сформулировать требования самих этих принципов, на твердом фундаменте которых парламент сможет творить правовые акты, содействующие установлению гармонии, свободы и справедливости.   27 Л осеки й И.О. Характер русского народа. Книга первая. Франкфурт-на-Майне, 1957. Ротапринтерное переиздание, М., 1990. С. 3. 102   ПРИЗНАКИ  ЗАКОНА Закон - основная категория законодательной системы страны. Поэтому его изучение занимает центральное место в юридической теории и законодательной технике. В законе интегрируется сущность определенной законодательной системы, конкретное содержание требований (или дозволений), соответствующим образом структурно организованное и выраженное вовне. Основными и важнейшими признаками закона являются: Закон принимается только высшими представительными органами государственной власти - парламентом страны или всенародным голосованием (референдумом). Закон регулирует основополагающие, наиболее значимые, важнейшие    общественные    отношения,     определяемые исключительно компетенцией высшего органа государственной власти. При правовом регулировании общественных отношений, осуществляемых в форме закона,  последний должен быть исчерпывающе точным и ясным. Закон обладает высшей юридической силой в правовой системе страны. Любой иной правовой акт, изданный не на основании   и   не   во   исполнение  закона,   а  тем  более   не соответствующий или противоречащий закону, отменяется в установленном порядке. Закон являетсянормативным актом, т.е. устанавливающим общие правила поведения (нормы), обязательные для всех подданных государства, государственных органов, должностных 104   лиц, физических и юридических лиц (в том числе иностранных), указанных в самом законе. Регулируя соответствующие общественные отношения, закон наиболее устойчив и стабилен. Он подвергается изменению, дополнению или отмене лишь в исключительных случаях в силу объективной общественной необходимости. Закон принимается в особом порядке, предусмотренном конституцией и регламентом парламента. Рассмотрим эти положения применительно к законотворчеству Российской Федерации. Статья 94 Конституции Российской Федерации устанавливает, что законодательным органом Российской Федерации является Федеральное Собрание. Но, к сожалению, первый Президент Российской Федерации присвоил себе эту функцию, заполонив страну "указным законодательством", нередко противоречащим действующим законам. Коллектив авторов инициативного проекта Федерального закона "О законах и иных нормативно-правовых актах РФ" (опубликованный еще в 1995 г., и до сих пор по непонятным причинам непринятый) справедливо отмечает: "Широко распространенная в настоящее время практика регламентации указами Президента РФ почти любых отношений, в том числе не урегулированных в законе, не имеет опоры в Конституции"1. Закон регулирует лишь наиболее значимые, важнейшие общественные отношения. Федеральное Собрание вправе принять закон по любому вопросу компетенции Российской Федерации (статья 71 Конституции РФ), если иное не предусмотрено Конституцией Российской Федерации. В статьях 104-106 Конституции РФ отсутствуют какие-либо ограничения в законотворческой деятельности Федерального Собрания (за исключением частных моментов, например п. "е" ст. 10, ч. 3 ст. 104). В вышеупомянутом инициативном законопроекте указывается, что только законом регулируются: установление правового статуса граждан, в том числе основных прав и свобод личности, способов их охраны, юридической ответственности и применения мер принуждения по отношению в гражданам; условия создания и деятельности общественных объединений; определение порядка формирования и работы органов законодательной,  исполнительной и судебной властей РФ; 1 Поленина СВ. и др. О законах   и иных нормативно-правовых актах РФ. "Государство и право". М., 1995, №3. С. 58. 105   v установление всех видов федеральных налогов, их отмена и изменение; уголовное, уголовно-процессуальное, уголовно-исправительное, гражданско-процессуальное, административно-процессуальное законодательство, законодательство о судоустройстве, прокуратуре, адвокатуре, других правоохранительных органах; семейное законодательство; правовой статус средств массовой информации2. За пределами этих отношений общество нуждается в правовом регулировании и других отношений. Кроме того, поскольку законы носят наиболее общий характер, постольку возникает необходимость развития, конкретизации, детализации законодательных установлений. Этими обстоятельствами обусловливается потребность в создании подзаконных актов, осуществляемых органами исполнительной власти. В результате образуется множество правовых установлений, упорядоченность которых в определенной законодательной системе достигается прежде всего тем, что все эти установления соответствуют закону, издаются на его основе и в его исполнение. Тем самым достигается единство всех правовых актов, целостность и определенная целенаправленность законодательной системы. Так, например, польская конституционная доктрина и практика допускают, что существуют некоторые области, которые могут быть объектом самостоятельного и первичного правового регулирования органами исполнительной власти, но при этом одновременно подчеркивается, что это вовсе не означает умаления ни принципа неограниченной законотворческой компетенции высшего представительного органа государственной власти, ни принципа его верховенства. Кстати заметим, что во всех цивилизованных странах за представительными органами государственной власти признается статус "высшего", в то время как статьей 94 Конституции Российской Федерации Федеральное Собрание лишено по неоправданным причинам данного статуса. Разрушение законодательной системы Российской Федерации происходит, помимо прочего, в результате нарушения данных общепринятых конституционных основ, когда исполнительные органы государственной власти выходят за пределы своей компетенции и вторгаются в сферу прерогатив законодательной власти, создают правовые акты, не соответствующие или противоречащие закону. Такая практика должна быть решительно пресечена. Инициативный законопроект 2 Поленина СВ. и др. О законах и иных нормативно-правовых актах РФ. "Государство и право". М., 1995., №3. С.62. 106       предусматривает, что указы и распоряжения Президента РФ издаются в пределах его полномочий, предусмотренных Конституцией РФ (статьи 83-90) и федеральными законами, и не должны противоречить Конституции и федеральным законам. Постановления Правительства РФ принимаются в пределах его компетенции на основании и во исполнение Конституции РФ, федеральных законов и указов Президента РФ. Нормативные акты федеральных министерств и других центральных федеральных органов исполнительной власти могут издаваться только в случаях и пределах, предусмотренных федеральными законами, указами Президента РФ, положениями о соответствующих органах, а также другими нормативными актами Правительства РФ (ст. 12-14). Отношения между Российской Федерацией и ее субъектами регулируются статьями 71-73 Конституции РФ, и если между их нормативно-правовыми актами возникают коллизии, то предлагается на основе сравнения юридической силы разрешать их следующим образом: закону РФ отдается приоритет перед нормативно-правовыми актами субъектов РФ; закону субъекта федерации отдается приоритет перед нормативно-правовыми актами органов исполнительной власти РФ; указу президента РФ или постановлению Правительства РФ отдается приоритет перед актами органов исполнительной власти субъектов РФ; постановлению правительства субъекта РФ отдается приоритет перед актами федеральных министерств и других центральных федеральных органов исполнительной власти (ст. 18)3. Нормативно-правовые акты, изданные на основе и во исполнение законов, именуются подзаконными актами. Их отличие от законов сводится к следующим основным моментам. Во-первых, если законы являются актами высших представительных (законодательных) органов государственной власти, то подзаконные акты принимаются органами или должностными лицами исполнительной власти (органами государственного управления). Во-вторых, если законы регулируют наиболее значимые, важнейшие общественные отношения, то подзаконные акты регулируют и все другие общественные отношения, которые нуждаются в правовом опосредствовании, а также развивают, конкретизируют, детализируют законы. В-третьих, если законы обладают высшей юридической силой, то подзаконные акты по своей юридической силе уступают законам,  подчинены им, 3 Поленина СВ. и др. О законах и иных нормативно-правовых актах РФ. "Государство и право". М., 1995., №3. С. 63-64. 107   отменяются и перестают действовать при их противоречии или несоответствии законам. В-четвертых, если закон всегда создается и принимается коллективно соответствующим представительным органом государственной власти, то подзаконные акты принимаются как коллективно, так и индивидуально уполномоченными должностными лицами исполнительной государственной власти. В-пятых, если законы в силу их высшего положения в законодательной системе принимаются в строго и подробно регламентированной процедуре, то подзаконные акты принимаются в менее строгом и детализированном порядке. Наконец, в-шестых, если законы устанавливают лишь общие правила поведения (нормы), то подзаконные акты могут иметь как нормативный, так и ненормативный характер. Последнее обстоятельство выводит на необходимость рассмотрения важной проблемы теории и практики права -нормативного и ненормативного правового акта, их отличия друг от друга, назначения каждого из них. Разграничение это имеет существенное значение. Оно позволяет со знанием дела осуществлять законотворческую (и правотворческую вообще) деятельность, в каждом конкретном случае использовать именно тот акт, который необходим для достижения соответствующей цели. Благодаря разграничению этих видов актов обеспечиваются законность и правопорядок, поскольку оно определяет, какие государственные органы имеют право издавать нормативно-правовые акты, а какие - лишь ненормативные правовые акты, какова юридическая сила тех и других. Смешение нормативных правовых актов с ненормативными, стирание граней между ними ведут на практике к необоснованному расширению компетенции государственных органов, призванных лишь соблюдать, исполнять и применять законы и иные правовые акты, а отнюдь не выполнять законотворческие (правотворческие) функции. Иначе говоря, без четкого разграничения данных видов правовых актов нарушается целостность, системность и стабильность законодательства, иерархичность правовых актов по их юридической силе, вносится хаос в правовую жизнь, позволяя любому государственному органу принимать как нормативные, так и ненормативные правовые предписания. Это, в свою очередь, порождает неопределенность в законности издания того или иного правового акта, правомерности органа, его издавшего. Полная ясность в отграничении указанных правовых актов друг от друга, знание признаков каждого из них, правильное использование в законотворческой (правотворческой) работе - 108       таковы в данном случае требования законодательной техники. Нормативные правовые акты устанавливают общие правила (нормы) поведения людей, рассчитаны на всех участников правоотношений или ограниченную их часть, действуют постоянно и непрерывно, применяются многократно при регулировании соответствующих общественных отношений. Ненормативные правовые акты в отличие от нормативных устанавливают не общие правила поведения (нормы), а конкретные предписания (распоряжения), обращенные к отдельному индивиду или юридическому лицу, применяются одноразово и после реализации прекращают свое действие. Нормативные правовые акты имеют не только особую, строго определенную форму выражения (конституция, закон, указ, постановление и т.д.) и особую внешнюю структуру (заголовки, преамбулы, разбивка текста на разделы, главы, параграфы, статьи, пункты, части, подписи специально уполномоченных лиц и т.д.), но и характеризуются (особенно законы) устойчивостью, стабильностью, относительной неизменностью. Данная особенность нормативного акта, особенно закона, нередко вступает в противоречие с динамически развивающейся общественной жизнью. Это противоречие снимается, во-первых, тем, что законом закрепляются принципиальные, основополагающие, устойчивые общественные отношения, свойственные для данного строя общества в относительно длительный период его существования; во-вторых, допустимостью в исключительных случаях отдельных, частных изменений (или дополнений) закона при возникновении острой необходимости приведения в соответствие правового регулирования с требованиями жизни. Стабильность закона - одно из важнейших требований теории и практики права. Отмеченные особенности закона предполагают особую процедуру его принятия, закрепленную в конституции и регламенте парламента. Налицо отличительные признаки нормативных и ненормативных правовых актов, но бывают случаи, когда их не просто отделить друг от друга. Трудности, связанные с их разграничением, коренятся не только в специфике ряда правовых актов, в которых нормативные предписания теснейшим образом переплетаются с ненормативными распоряжениями, не только тем, что не существует абсолютного и исчерпывающего отграничения вопросов, регулируемых ненормативных актами, но и тем, что нормативные акты имеют много общего с ненормативными. Эта 109   общность состоит прежде всего в том, что, будучи принятыми компетентными органами, они обязательны для исполнения всеми государственными и общественными организациями, должностными лицами и гражданами. В этой связи напомним еще раз, что одинаковая обязательность различных нормативных и ненормативных правовых актов не означает равнозначности их юридической силы. Все правовые акты обязательны в смысле их соблюдения, исполнения и применения, но их юридическая сила различна. Юридическая сила правовых актов зависит не от их большей или меньшей обязательности, а от компетенции органа, принявшего правовой акт, оттого, общее или конкретное (персонифицированное) предписание в нем содержится. С этой точки зрения неодинаковой юридической силой обладают не только правовые акты различных органов, но и правовые акты одного и того же органа. Закон, например, обладает большей юридической силой по сравнению с правительственными постановлениями, но меньшей - по сравнению с Конституцией. Нормативные, ненормативные правовые акты зачастую исходят от одних и тех же государственных органов, причем ненормативные акты обычно дополняют, конкретизируют, персонифицируют нормативные. Итак, в действующем законодательстве грань между нормативными и ненормативными актами весьма подвижна и не всегда выражена достаточно четко и определенно, что и обусловливает трудности в их разграничении. Преодолеть их можно, руководствуясь теми признаками, по которым целесообразнее всего проводить разграничение между нормативными и ненормативными правовыми актами, а именно: по их содержанию и внутренней структуре; по способу регулирования ими общественных отношений и по характеру действия; по форме выражения и внешней структуре; по порядку принятия, вступления в силу и доведения до сведения исполнителей. Если по этим признакам проводить разграничение между данными видами правовых актов, то прежде всего обнаруживается, что нормативные акты выражают государственную волю, опосредованную правовыми нормами. Специфика правовых нормативных актов (в отличие от актов ненормативных) состоит в том, что они, выражая государственную волю, оформляют и конкретизируют волю в виде обращенного к гражданам, должностным лицам и организациям общеобязательного правила поведения. Анализ содержания .любого нормативного правового 110   акта показывает, что он выражает и государственную волю, и устанавливает определенное юридически обязательное правило поведения. Причем, если всегда и во всех нормативных актах выражается государственная воля, то конкретное содержание этой воли в установленных правилах поведения весьма многообразно. Разнообразие общественных отношений и многосторонняя законотворческая (правотворческая) деятельность государства обусловливают необходимость формулирования государственной воли в виде единых по своей сущности, но различных по содержанию правил поведения и выражения этой воли не только в нормативных правовых актах государственных органов, но и в нормативных правовых актах, принимаемых общественными организациями по поручению государства. Что касается ненормативных правовых актов, то они выражают государственную волю не в виде общего правила поведения, а в виде конкретного предписания, непосредственно обращенного к определенным лицам. Поэтому ненормативные правовые предписания не содержат элементов, свойственных правовой норме. В них нет ни гипотезы, поскольку они сами по себе являются фактами применения правовой нормы к конкретным жизненным случаям, ни санкции, так как последняя содержится в правовой норме. Ненормативные правовые предписания - это конкретного характера распоряжения по применению либо диспозиции, либо санкции правовых норм. В свою очередь, акты по применению диспозиций правовых норм отличаются от актов по применению санкций. Во-первых, акты по применению диспозиций правовых норм непосредственно направлены на положительные действия субъектов правоотношений в целях достижения политических, хозяйственных или социально-культурных результатов, преследуемых той или иной нормой. Акты же по применению санкций правовых норм непосредственно направлены на создание для правонарушителей невыгодных последствий, сопряженных с ущемлением их благ. Таким актом является, например, приговор суда по конкретному уголовному делу или решение суда по конкретному гражданскому делу. Во-вторых, акты по применению диспозиций правовых норм принимаются в менее сложном порядке, чем акт по применению санкций правовых норм. Для принятия актов по применению ' санкций (например, судебных актов) необходимо соблюдение строго определенных процессуальных правил. Например, порядок 111   11ЛИММК1   принятия судебных актов определяется уголовно-процессуальным и гражданско-процессуальным кодексами. В-третьих, акты по применению диспозиций правовых норм обязательны только для их адресатов, т.е. участников данных правоотношений, в то время как акты по применению санкций правовых норм обязательны для всех других лиц в отношении данного конкретного дела и в связи с ним. Таким образом, конкретные ненормативные правовые предписания, составляя содержание индивидуальных актов, имеют другую структуру, чем правовые нормы. Если нормативные правовые предписания включают в себя как элементы, образующие правовую норму, так и способ связи этих элементов (общий и государственно-обязательный характер правовой нормы), то ненормативные правовые предписания являются звеном, связывающим правовую норму с правоотношениями в процессе применения норм права к конкретным жизненным случаям. Так, каждый гражданин России имеет право на труд (нормативное правовое предписание). Приказ руководителя предприятия о приеме на работу конкретного гражданина (ненормативное правовое предписание) порождает персонифицированное правоотношение между предприятием и гражданином. Само собой разумеется, что ненормативные правовые предписания - не единственный "мостик", связывающий норму права с определенным отношением, а через него и с общественным отношением, урегулированным нормами права. Совершенно очевидно, что такую же роль играют и другие юридические факты, с которыми норма права связывает возникновение, изменение и прекращение правоотношений (например, различного рода юридически значимые события, действия, преступления и иные правонарушения и т.д.). Однако в отличие от юридических фактов ненормативные правовые предписания (прежде всего судебных, следственных и других органов) являются основной формой, в которой осуществляется применение норм права к конкретным жизненным случаям и с помощью которой наиболее полно и всесторонне проявляется регулирующая роль правовых установлений. Данный вывод вытекает из того обстоятельства, что применение норм права является основной формой осуществления правовых предписаний, в которых наряду с государственными органами все более активное участие принимают и специально уполномоченные общественные организации. 112   Из сказанного, однако, не следует, будто нормы права до момента своего применения, т.е. до развертывания на их основе конкретных правоотношений, не оказывают определенного влияния на поведение людей, которым они адресуются. Так, воспитательное значение правовых норм запретительного характера проявляется не только в отношении лиц, совершивших недозволенные действия, но и в отношении всех граждан, на которых возлагается обязанность воздерживаться от совершения любых действий, нарушающих существующий правопорядок, посягающих на интересы других граждан или общества в целом. Из сказанного не следует, что регулятором общественных отношений являются ненормативные правовые акты, а не нормы права. Регулировать - значит устанавливать границы, пределы, масштабы поведения людей, вносить в общественные отношения стабильность, систему, порядок и тем самым направлять их в определенное русло. А таким качеством обладают именно нормы права, которые применяют равную меру, одинаковый масштаб к различным людям. Предписание же ненормативного характера никаких масштабов организации, движения и развития общественных отношений не устанавливают, а подчиняют конкретные общественные отношения или их группу уже установленной законодательной системе, приводят их в соответствие с закрепленным правовыми нормами порядком. Выполняя функцию регулирования общественных отношений определенного вида, предписания нормативно-правового характера содержат в себе не конкретные указания конкретному лицу совершить определенные действия (или воздержаться от них), а определяют общие организационные основы и принципы деятельности широкого круга граждан, органов и организаций, устанавливают "схему" правового отношения, которое должно сложиться в жизни в результате такого регулирования. Определение нормативности того или иного правового акта предполагает установление круга лиц, кому оно адресовано, и общего правила, которое обязывает или уполномочивает этих лиц на совершение тех или иных действий. Отсутствие ответов на эти вопросы означает, что нет и нормативного правового акта, правовой нормы. Исполнителем нормативно-правовых предписаний может быть любое лицо, которое участвует или будет участвовать в соответствующих правовых отношениях. При этом, однако, действие нормативно-правовых предписаний не зависит от усмотрения отдельных лиц.  Оно предопределено самими 113       rvv«-tv     —"^?„ ;       нормативно-правовыми предписаниями, реализуется с момента вступления данного нормативного правового акта в силу и обычно не ограничивается сроком. Таким образом, действие нормативных правовых актов - это пути и формы их влияния на общественные отношения, это не всегда еще реализация заключенных в них предписаний, но во всех случаях - это юридическая возможность такой реализации. Действие нормативных правовых актов - это более широкое понятие, чем реализация заключенных в них предписаний. В свою очередь, реализация нормативно-правовых предписаний - это более высокая ступень действия нормативных правовых актов. Законность требует, чтобы применению подлежали только действующие нормативно-правовые предписания, т.е. те, которые уже вступили в силу и продолжают ее сохранять (не отменены и не признаны утратившими силу). Отсюда важная задача - довести предписания нормативных правовых актов до всеобщего сведения (своевременная их публикация, пропаганда и разъяснение действующего законодательства среди населения, юридическая подготовка кадров государственного аппарата и общественных организаций). Незнание этих предписаний не только вредно отражается на их реализации, но и нередко является причиной ряда правонарушений. Известно, например, что подавляющее большинство трудовых споров возникает из-за незнания трудового законодательства. По этой же причине нарушаются нормы трудового законодательства, принимаются незаконные решения. В отличие от нормативных правовых актов ненормативные выполняют функцию регулирования конкретного отношения на основе действующих нормативно-правовых предписаний. Поэтому действие ненормативных правовых актов - это уже процесс реализации правовых норм, процесс их применения к конкретным жизненным случаям, процесс, который неминуемо связан с деятельностью людей. Это действие прекращается после исполнения предписания и, как правило, ограничивается определенным сроком. В результате издания нормативных правовых актов создается система законодательства, которая определяет права и обязанности граждан, государственных и общественных организаций, их должностных лиц, но которая еще не порождает непосредственно конкретных последствий для них. Система законодательства закладывает основу законности и правопорядка, закрепляет юридические гарантии их обеспечения и охраны.   Нормативные правовые акты устанавливают, изменяют или прекращают различного рода правоотношения, в форме которых граждане, государственные и общественные организации, должностные лица осуществляют свои конкретные права и выполняют возложенные на них обязанности. Благодаря изданию ненормативных правовых актов, а также действию других юридических фактов, с которыми нормы права связывают возникновение, изменение и прекращение правоотношений, складывается соответствующий нормам права и обеспеченный законностью правопорядок, прочный и устойчивый правовой режим в стране, определяющий правовой статус граждан, государственных органов, общественных организаций, должностных лиц, обеспечивающий выполнение ими юридических обязанностей, правомерность действий и деятельности вообще. Можно отметить и некоторые другие особенности нормативных и ненормативных правовых актов, в частности, специфику органов, издающих эти акты (например, судебные органы принимают только ненормативные правовые акты и только в особой, свойственной этим органам, форме), юридические последствия их несоблюдения, осуществление контроля за их действием и т.д. Однако на практике они выражаются далеко не всегда четко и определенно. Довольно часто в форме правового акта, предназначенного для установления нормативно-правовых предписаний, излагаются распоряжения и указания индивидуального характера или одноразового применения. Во многие нормативные правовые акты включаются ненормативные правовые предписания, что недопустимо с точки зрения законодательной техники. Дополнение, изменение и отмена нормативных правовых актов, а также распространение действия их на общественные отношения, не предусмотренные ими, зачастую производятся ненормативными правовыми актами. Издание нормативных правовых актов не сопровождается отменой или изменением ранее принятых актов по тому же предмету. В лучшем случае это делается без точного и исчерпывающего перечисления отмененных актов. Издаваемые по одному и тому же предмету нормативные и ненормативные правовые акты не всегда согласовываются друг с другом, что ведет к противоречиям между ними. Все это также противоречит требованиям законодательной техники и влечет за собой разрушение устойчивости действующей системы законодательства, несоответствие между содержанием и формой правовых актов, нарушает их иерархию по юридической       114   115   силе, тем самым вносит неупорядоченность и произвол в правоприменительную практику, расшатывает принцип законности и искажает режим правопорядка. Поэтому необходимо установить в законодательном порядке правила, согласно которым различия между нормативными и ненормативными правовыми актами должны быть четко, ясно и строго определены. В этих правилах следует установить различные формы выражения для нормативных и ненормативных правовых актов (наименование, структура, наличие обязательных атрибутов и т.д.), степень юридической силы, порядок издания, обнародования и вступления в действие отдельно для актов нормативно-правового и отдельно для актов ненормативно-правового характера каждого органа государственной власти и управления. Реализация этого предложения повысит уровень культуры законотворческой (правотворческой) деятельности, укрепит стабильность действующего законодательства, позволит последовательно проводить в жизнь требования законности.   ПРАВОВАЯ  НОРМА И СТАТЬЯ ЗАКОНА Теория и практика законотворчества предполагает четкое представление законодателя о правовой норме и ее соответствие со статьей закона (и подзаконного акта). Такое представление позволяет целесообразно расположить законодательный материал в логической последовательности его нормативно-правового содержания. Содержание того или иного нормативно-правового установления может быть ясно изложено в статьях закона лишь при правильном понимании существа и структуры самой правовой нормы. В свою очередь, без решения комплекса вопросов во взаимосвязи норм права и статей закона невозможна рациональная организация содержания и структуры законодательства в целом. Недооценка этих вопросов ведет к тем несовершенствам в технике составления законов, которые нередко являются причиной самых разнообразных нарушений законности. Норму права можно определить как общее правило (масштаб, эталон) поведения людей, представляющее им конкретные права и обязанности, тем самым регулирующее общественное отношение или одну из его сторон и в этих целях облекающее свое содержание в логическую структуру. Однако из положения, что правовые нормы являются общим правилом, не следует, что каждая из них содержит непосредственное указание для поведения субъектов права в том           117   или ином конкретном случае. Правовые нормы могут выражать принципы и определенияf которые также имеют общее значение, закрепляя основы, исходные положения той или иной законодательной системы или ее отрасли, устанавливая или уточняя юридическое содержание употребляемых в законодательстве понятий, определений, терминов. Общий характер правовых норм означает отсутствие конкретности (персонификации) адресата и неоднократность их соблюдения, исполнения и применения. Именно этим, как отмечалось, прежде всего правовые нормы отличаются от ненормативных (индивидуальных, однократно реализуемых) юридических решений (например, присвоение указом главы государства почетного звания тому или иному лицу, решение или приговор суда по конкретному делу). Итак, понятие правовой нормы - категория абстрактная в том смысле, что выражает то общее, что двойственно конкретным нормативдо-правовым установлениям^ Иначе говоря, оно выводит за скобки те общие признаки, которыми обладает (в явном или предполагаемом виде) любое правило, а именно: условия, при которых действует то или иное правило, его содержание и последствия, которые наступают при несоблюдении или нарушении данного правила. В соответствии с этим правовая норма состоит из трех структурных частей или элементов, именуемых в юридической теории и практике гипотезой, диспозицией и санкцией. Гипотезой называется часть правовой нормы, определяющая условия, при наличии которых применяется правило, зафиксированное в данной норме. Обычно, например, она звучит так: "Если кто-то нанесет оскорбление судье в связи с его деятельностью по осуществлению правосудия ...". Формулировка любой гипотезы начинается со слова "если". Диспозицией является структурная часть правовой нормы, выражающая само правило поведения, т.е. определяющая дозволенное, запрещаемое или уполномочивающее поведение субъектов правовых отношений. Диспозиция в приведенной выше норме будет звучать следующим образом: "... наносить оскорбление в связи с его деятельность нельзя". Диспозиция вообще что-либо запрещает, разрешает или предписывает и, соответственно, формулируется при помощи слов "нельзя", "возможно", "необходимо". Санкция - это часть правовой нормы, которая определяет последствия, наступающие для лиц, нарушивших диспозицию 118   правовой нормы,  при наличии условий,  предусмотренных в гипотезе. Благодаря органической связи структурных частей правовой нормы образуется ее целостное единство. Из абстрактности понятия правовой нормы следует недопустимость ее "приложения" ко многим конкретным статьям закона. Такая попытка разрушает само понятие правовой нормы, поскольку далеко не всегда статья закона содержит все перечисленные ее части, элементы. Правовая норма, как понятие абстрактное, в указанном смысле не может быть одноэлементной или двухэлементной, она всегда состоит из трех элементов. Каждая правовая норма логична, если содержит ответы на три обязательных вопроса: какое поведение она предусматривает для субъектов правоотношения; при каких условиях это поведение должно (или может) иметь место и какими будут последствия для лиц, не исполняющих или нарушающих установленное правило. Немыслима вообще какая бы то ни была норма, в особенности правовая, из которой прямо или косвенно, но вполне определенно не вытекали ответы на эти вопросы. Другое дело, что внешняя форма выражения правовой нормы в статье или статьях закона (подзаконного акта) далеко не всегда повторяет ее логическую структуру. В целях кратности изложения законодательных установлений, исключения из них ненужных повторений и т.д. законодатель вполне оправданно не воспроизводит в законе те или иные части (элементы) правовой нормы. Однако в любом из таких случаев можно восстановить структурную конструкцию правовой нормы, в сокращенном виде выраженной в законе. Но в таких случаях она, как правило, окажется более громоздкой по сравнению с лаконично изложенным в законе предписанием. В тех же случаях, когда не удается сформулировать кратко правовую норму в статье или статьях закона без утраты отдельных моментов ее элементного состава, приходится, не взирая на громоздкость и повторяемость, воспроизводить все части правовой нормы. Но такие случаи сравнительно редки. В подавляющем же большинстве статьи закона не воспроизводят полностью структуру правовой нормы, во многих из них гипотеза или санкция не приводятся, хотя и подразумеваются, вытекают из самой формулировки той или иной статьи или указаны в других статьях того или иного закона. В случае, когда правовые нормы предусматривают одинаковые условия их реализации (соблюдения, исполнения или применения), целесообразно указать в отдельной статье гипотезу 119       t    j этих норм, предпослав ее всем тем статьям, в которых будут изложены соответствующие правила (диспозиции). Аналогично этому, если нарушение диспозиции норм предполагает наступление одинаковых последствий, санкция этих норм может быть зафиксирована в отдельной статье закона. Иногда санкции вообще выносятся за пределы того закона, в котором устанавливаются соответствующие диспозиции. Большинство статей Гражданского кодекса не содержит указаний на последствия нарушения соответствующих правил. Однако санкции этих норм могут быть легко обнаружены в тех статьях кодекса, в которых закреплены основные виды гражданско-правовой ответственности. В результате оказывается, что одна правовая норма может быть выражена в нескольких статьях закона или даже в различных законах и подзаконных актах. Однако имеет место и обратная структурная организация статей закона, когда в одной статье выражено несколько правовых норм. В этом случае статья закона имеет несколько частей. Это вполне оправдано в случаях, когда диспозиции нескольких норм совпадают в своих основных (родовых) признаках, различаясь только второстепенными (видовыми) признаками. Но нередко для такого рода объединения правовых норм отсутствуют достаточные основания. Это затрудняет ссылки на отдельные нормы, включенные в соответствующие статьи (тем более при отсутствии цифровых или буквенных индексов), не говоря уже о том, что в одной статье могут подчас оказаться нормы, регулирующие отношения принципиально различного характера. Целесообразно по возможности каждую правовую норму излагать в одной статье закона и указывать все исключения из этого правила, которые диктуются рациональностью структуры закона в целом. Разумеется, это предложение выглядит как идеал, к которому следует стремиться, но его отнюдь не всегда можно достичь. Подчас в отдельных статьях содержатся два правила, которые взаимно обусловлены, дополняют друг друга, и поэтому их объединение в одной статье оправдано. Но далеко не все, что обусловливает и дополняет друг друга, обязательно должно излагаться в одной статье. По такой "логике" можно объединить в одну статью целый правовой институт, не говоря уже о более обширных правовых целостностях. Но ведь этого нет и быть не может по той простой причине, что это осложняло бы применение правовых норм. 120   Различные по своему содержанию нормы, относительно самостоятельные правила, несмотря на их органическую связь, на взаимообусловленность и дополняемость, по нашему мнению, можно излагать в различных статьях закона. Вместе с тем не во всех без исключения случаях следует в одной статье закона формулировать одну правовую норму. Ясно, что это невозможно (в противном случае вообще не было бы смысла проводить различие между правовой нормой и статьей закона). Но едва ли кто-либо из специалистов станет отрицать целесообразность соответствия статьи закона правовой норме в тех случаях, когда оно может быть достигнуто и окажется полезным для практики реализации соответствующих правовых установлений. Так или иначе при всех условиях гипотеза, диспозиция и санкция правовой нормы должны быть выражены в статье или статьях закона с предельной четкостью, ясностью и определенностью. Отсутствие ясного определения условий, при которых правовая норма должна применяться, исполняться и соблюдаться, неизбежно затрудняет ее реализацию. Не менее важно четко формулировать само правило поведения, исключающее его двусмысленность, туманность изложения и т.д. Законодательство регулирует разнообразные общественные отношения, поэтому неизбежны различные формы, способы и методы воздействия его установлений на регулируемые отношения. Эти формы, способы и методы воздействия выражаются, прежде всего, в главной структурной части правовой нормы - диспозиции, непосредственно определяющей содержание соответствующих статей закона и их словесное выражение. По характеру воздействия на регулируемые общественные отношения диспозиции правовых норм делят на запрещающие, обязывающие и уполномочивающие. Однако такое деление весьма условно, ибо любая правовая норма, формулируя права одних лиц, одновременно предполагает наличие соответствующих обязанностей у других, круг которых выявляется либо из этой же нормы, либо из других норм. И наоборот, обязанностям, возложенным на одних лиц, всегда соответствуют права других требовать выполнения этих обязанностей. Однако в каждом конкретном случае упор делается или на права, или на обязанности соответствующих субъектов правовых отношений. Практически это реализуется в словесной формулировке статей закона. Важно иметь представление об указанной классификации правовой нормы, так как это поможет в каждом конкретном случае выбирать 121       тот акцент диспозиции правовой нормы, который наилучшим образом выражает цель правового регулирования соответствующего общественного отношения. Выбор диспозиции того или иного характера зависит от конкретных особенностей регулируемых отношений. В тех случаях, когда удельный вес нежелательных действий незначителен в сравнении с удельным весом возможных вариантов поведения, проще использовать активную регулирующую роль закона для запрещения нежелательных вариантов поведения. Запрет определенного типа поведения одновременно будет означать, что всякое иное поведение дозволено, во всяком случае безразлично с точки зрения действующего законодательства. Большое значение имеет и четкость санкций, которые могут быть абсолютно или относительно определенными. Абсолютно определенные санкции указывают конкретную меру воздействия, которая должна быть применена к нарушителю той или иной правовой нормы. Относительно определенные санкции предусматривают ее пределы, предоставляя компетентным органам, в зависимости от конкретных обстоятельств правонарушения, определять меру воздействия в границах, установленных соответствующей правовой нормой. Таковы в большинстве случаев санкции норм уголовного права, устанавливающие сроки лишения свободы, размеры штрафов и т.д. ("до" или "от - до"). Под пределами санкций следует понимать не только указания минимума и максимума наказания одного вида, но и установления различных видов наказания (лишение свободы, исправительно трудовые работы, штрафы и т.д.), среди которых компетентные органы сделают выбор в зависимости от всей совокупности конкретных обстоятельств дела. Абсолютно определенные санкции допустимы в тех случаях, когда решающее значение имеет качественная сторона правонарушения, сам факт его совершения, а не количественная сторона, т.е. степень вины и тяжесть последствий, которые практически не играют роли или не могут быть в достаточной мере установлены. Такие санкции используются, например, в гражданском, трудовом и административном законодательстве (признание недействительной сделки, заключенной в нарушение закона; увольнение с работы за нарушение трудовой дисциплины; штраф в установленном законом размере и т.д.). В тех случаях, когда большое значение имеет не только качественная, но и количественная характеристика правонарушений    (степень    вины,    тяжесть   последствий, 122   причиненный    имущественный            ущерб  и         т.д.), используются относительно определенные санкции, позволяющие конкретизировать меру воздействия в зависимости от обстоятельств. При этом, чем разнообразнее факты, определяющие количественную сторону, тем неизбежно шире должны быть пределы санкций. Однако расширение пределов санкций имеет тот существенный недостаток, что при сходных конкретных обстоятельствах разные органы, применяющие одни и те же нормы, могут назначать значительно различающиеся диспозиции правовых норм. По этому пути в большинстве случаев идет, в частности, уголовное законодательство, устанавливая не только родовой признак определенного преступления, но и несколько видовых частей статей, в соответствии с которыми становится возможным сузить пределы относительно определенных санкций. Юридическая наука до сих пор не разработала четких и обоснованных критериев конкретизации правовых норм с целью сужения пределов относительно определенных санкций. Однако в законодательной практике выработались в этом отношении некоторые тенденции. Так, в уголовном законодательстве конкретизация диспозиций в отдельных частях статей производится по признаку объективной стороны преступления (отягчающие или смягчающие признаки). В основу разграничения между статьями отдельных глав положены признаки, характеризующие субъективную сторону (например, умышленное или неосторожное убийство) и объект преступления (жизнь, здоровье, достоинство человека). Разграничение между статьями отдельных глав проводится по признакам объекта преступления (против собственности и т.д.) или субъекта (должностные, воинские). Статьи закона формулируются либо в виде предписывающих участникам правовых отношений определенный вариант (варианты) поведения, либо признающих обязательность лишь за одним или несколькими вариантами из всех возможных. В этих случаях можно было бы путем перечня установить объем тех вариантов, которые являются обязательными. Однако практически такой путь нецелесообразен, так как требует перечисления нередко значительного количества случаев нежелательного поведения. В тех случаях, когда нельзя обойтись без перечисления, следует, как отмечалось, добиваться, чтобы оно носило исчерпывающий характер. Если же исчерпывающего перечня дать невозможно, нужно привести примерный, который поможет правильно понять смысл того или иного правового установления. 123   Однако отрицательной стороной обобщенных формул является то, что при отсутствии разумной степени абстрагирования он может превратить статью закона в формулу, лишенную конкретного содержания, охватывающую и такие отношения, которые законодатель не имел намерения регулировать вообще или, во всяком случае, данной статьей. Поэтому, формулируя ту или иную статью, необходимо определить разумные пределы абстрагирования, чтобы норма не представляла формальную схему. Подчеркнем здесь вновь, что использование в законе того или иного приема (абстрактная формула или перечисление конкретных случаев) имеет как законодательно-технический характер, так нередко и политический смысл. Не только у нас, но и в западной литературе, посвященной законодательной технике (равно как и в законотворческой практике), предусматривается возможность использовать как обобщенный прием, так и перечень изложения предписаний закона. При этом использование этих приемов нередко доводится до крайностей в зависимости от политических целей того или иного закона. В тех случаях, когда законодатель менее всего заинтересован в применении правовых предписаний закона в точном и строгом соответствии с их текстом, они формулируются в такой абстрактной форме, что любое поведение участников правовых отношений может быть подведено под их действие, и наоборот. Г. Долле по этому поводу писал: "Если мы рассматриваем современный закон, то видим, что его положения, если можно так выразиться, являются абстрактными, "массовыми правилами", не имеющими никакого отношения к конкретно-историческому". Автор далее указывает, что использование абстрактных и схематических норм необходимо для того, чтобы навести на мысль о равенстве всех перед законом. Это вместе с тем "завязывает глаза" юстиции, чтобы ничто не отвлекало ее взора при отыскании правильного решения1. Но добавим от себя, что эта "повязка" с глаз юстиции скрывается тогда, когда законом преследуются совершенно определенные политические цели. В этих случаях вместо абстрактных формул используется прием исчерпывающих перечислений с исключительной точностью и четкостью соответствующих правовых предписаний. В юридической теории имеется множество классификаций правовых норм: регулятивные и дефинитивные, предписывающие 1 Doile Hans. Vom Stti der Rechtsprache. Tubingen, 1949. S.22, 27. 124   и запрещающие, общие, специальные и исключительные, императивные и диспозитивные, определенные, отсылочные и бланкетные, управомочивающие, рекомендательные и поощрительные и т.д. В данном случае нет надобности подробно рассматривать эти классификации, но важно отметить, что в них допускается смешение правовой нормы и статьи закона, что они относятся не к правовой норме, а к структурным особенностям, к способам изложения лишь статей закона. Кратко охарактеризуем стиль изложения этих видов статей закона. Регулятивные статьи закона строятся по принципу ясно выраженного правила поведения. Дефинитивные статьи закона формулируют определения понятий, явлений, событий, имеющих юридическое значение. Различие между этими видами статей отражается и на их структурном составе: регулятивные статьи всегда содержат санкции; дефинитивные статьи лишены санкций, но обеспечиваются санкциями других статей или всей системой действующего законодательства. Предписывающие или запрещающие статьи закона обязывают или не разрешают вступать в определенные отношения. Общие статьи закона адресованы ко всем отношениям определенного рода. Специальные статьи являются дополнением к общим статьям, устанавливающим изъятие из правил в указанных статьях. Императивные статьи закона исключают возможность замены содержащегося в нем правила каким-либо иным условием, установленным для данного правоотношения его участниками. Диспозитивные статьи содержат правила, которые применяются лишь в тех случаях, когда участники правоотношения не выработали иного условия по вопросу, разрешенному в данной статье. Определенными статьями закона являются те, в которых непосредственно изложено содержание диспозиции правовой нормы. Отсылочные статьи преследуют цель не загромождать текст закона излишними повторениями правил, изложенных в других статьях, и содержат указания на эти статьи. Любая отсылочная статья может быть превращена в определенную путем включения в ее текст содержания тех частей других статей, к которым делается отсылка. Очевидно, такой прием изложения правовых норм в статьях закона допустим лишь в разумных пределах. В ряде случаев он может способствовать освобождению законов от повторений, значительному сокращению их объема, существенно не усложняя их понимания и применения. Прибегая к отсылочным 125   статьям, законодатель тем самым выражает также логическую связь, существующую между различными текстами законодательства, в частности, между правовыми установлениями, содержащими принципиальное решение какого-либо вопроса, и применением этих установлений; между диспозициями нормы и санкцией, находящейся в другой статье и относящейся к нескольким установлениям, несоблюдение которых ведет к применению сходной санкции; между общими установлениями и правилами, являющимися исключением. Однако неоправданно большое число отсылок влечет за собой немалые затруднения. Поэтому следует ограничиваться действительно целесообразным минимумом отсылок, дающим существенный эффект в сокращении объема законов и не затрудняющим пользование ими. Не следует делать отсылки к тем законам (или подзаконным актам), которые еще не приняты. В эти случаях они оказываются беспредметными. Бланкетные статьи закона также не содержат в своей структуре полного изложения правовых норм, но указывают на другие правовые установления, которые приняты или могут быть приняты. Бланкетные статьи отличаются от отсылочных тем, что если любую отсылочную статью можно сформулировать как определенную, включив в нее соответствующие части других правовых норм, то с бланкетной статьей этого сделать нельзя, ибо такие части могут еще и не существовать (например, правила по технике безопасности во вновь создаваемых отраслях промышленности). При использовании бланкетных статей следует устанавливать сроки издания соответствующей правовой нормы, к которой она отсылает, В отличие от императивных статей закона, от которых стороны правоотношений не могут отклоняться, управомочивающие статьи позволяют субъектам правоотношений самим решать характер их взаимоотношений (например, статьи, определяющие отношения брака или усыновления; однако правовой статус отношений между супругами, усыновителями и усыновленными регламентируется императивными статьями). Рекомендательные статьи закона устанавливают варианты желательного, предпочтительного, сточки зрения законодателя, правового регулирования общественных отношений. Поощрительные статьи закона предоставляют серию стимулирующих мер, устанавливаемых за добросовестное выполнение субъектами правоотношений своих государственных, общественных и юридических обязанностей, за значительные достижения в материальном и духовном производстве. 126   Различение отмеченных видов статей закона весьма условно представляет собой не более чем стилистическое, словесное выражение соответствующих правовых правил поведения, наиболее целесообразное правовое воздействие на регулируемые общественные отношения. Одна и та же статья закона может быть отнесена к нескольким видам. Так, нет статей закона, которые были бы либо только предписывающими, либо только запрещающими, либо только уполномочивающими. Любая статья закона к чему-либо обязывает и к чему-либо уполномочивает. Вместе с тем всякая статья закона нечто запрещает или нечто дозволяет. Если, например, статья закона устанавливает, что "собственник вправе истребовать свое имущество из чужого незаконного владения ...", то она тем самым не только управомочивает собственника на истребование имущества из чужого незаконного владения, но и обязывает незаконного владельца возвратить имущество собственнику. Вид правового воздействия на регулируемые общественные отношения зависит от множества объективных и субъективных факторов: природы, характера и особенностей самих этих отношений, свойственных им закономерностей развития, законодательной политики, целей и задач, поставленных перед собой законодателем, их наиболее рациональной и оптимальной реализации. Если, например, законодатель не имеет в виду обязывать кого-либо вступать в определенные правоотношения, то он ограничивается тем, что разрешает, рекомендует или поощряет их возникновение, существование и развитие. Если же законодатель оставляет на усмотрение участников правоотношений определение конкретного содержания этих отношений, то он использует управомочивающие статьи закона и т.д. Однако выбор того или иного словесного выражения статьи закона вовсе не является произвольным, а подчинен целесообразному и наиболее эффективному воздействию на регулируемые отношения. Нельзя, конечно же, при помощи обязывающих статей закона категорически предписывать вступление в брак, ибо это противоречило бы природе данного акта. Или другой пример: если статьи закона могут требовать соблюдения качественных и количественных показателей в производственной деятельности, то нелепо было бы создавать статьи закона, требующие выдающихся достижений в творческой деятельности, технических изобретений, научных открытий, создания шедевров в живописи,  музыке или поэзии.  Здесь 127     уместны отнюдь не обязывающие, а поощрительные статьи закона. Особое значение в законотворческой теории и практике приобретает проблема понятий, используемых в законах (в подзаконных актах). Правовая норма, равно как и статья закона, состоит из логически связанных между собой понятий. При законотворчестве (правотворчестве) важно правильно отобрать те понятия, которые наиболее адекватны целям правового регулирования соответствующих общественных отношений. В законотворческом процессе используются две основные разновидности понятий: понятия неправовые (обычные и обиходные, заимствованные из повседневной жизни или из специальных отраслей знаний) и понятия правовые (преобразующие социальную реальность в правовую путем привнесения в эту реальность правовых свойств или профессионально-специфического отражения правовых явлений и процессов, условий и обстоятельств, действий и бездействий и т.п.). Югославский теоретик права Р.Лукич иллюстрирует это простейшими примерами. Так, правовые понятия "обвинитель" и "обвиняемый" являются продуктом права, правовой реальностью, а понятие "люди" преобразуется в такие правовые понятия, как "стороны договора", "супруг", "должник", "субъект права"2. При этом как неправовые, так и правовые понятия могут быть конкретными и абстрактными. Исторически понятия в законодательстве развивались в направлении от непосредственно конкретных ко все более абстрактным. И это объяснялось простым обстоятельством: усложнение и многообразие проявлений жизни не могло быть охвачено конкретными понятиями, которыми осуществлялось правовое регулирование незначительной части действительности, и тем не менее требовало большого количества норм. Поэтому конкретные понятия постепенно вытеснялись абстрактными, охватывавшими правовым регулированием большую часть возникавших в реальной действительности явлений, процессов, поведения людей. Французский теоретик права М.Валин, критикуя "правовой экзистенциализм", отрицавший пользу абстракций в праве, аргументирует невозможность обеспечения правопорядка без инструментария, способного решать конкретные дела юридической практики на основе общих принципов, абстрактных правовых понятий3. 2          Лукич Р. Методология права. М., 1981. С. 265-266. 3          Waline M. Melanges en I'honneur de S. Dabin. Paris, 1963. P. 359-371. 128   И если конкретными понятиями невозможно охватить все те отношения, которые необходимо было подвергнуть регулированию, то недостатком абстрактных понятий явилось то, что под их воздействие нередко подпадали различные по своей сущности явления, процессы и поведение, особенности и специфические черты которых не поддавались учету. Отсюда следует, что законодатель должен соблюдать разумную меру при формировании абстрактных понятий, добиваться их гибкости, эластичности, целесообразного соотношения абстрактных и конкретных понятий. Последние призваны детализировать, развивать, развертывать абстрактные понятия в целях определенного решения конкретных дел. Иначе говоря, законодатель должен уметь выбирать такой способ правового регулирования общественных отношений, который позволил бы легко переходить от абстрактного к конкретному, от общего к особенному и отдельному, не нарушая гармоничности и согласованности между ними, не искажая самого духа и смысла закона. По такому пути, как правило, и идет законотворческая практика, нередко используя так называемые правовые стандартные понятия (справедливость, доверенность, доверие и т.д.), которые оказываются вполне пригодными в решении конкретных дел (разумеется, с учетом их специфики). Итак, необходимость в правовых понятиях не вызывает сомнений, несмотря на трудности их понимания для неспециалиста. Поэтому не следует использовать правовые понятия в тех случаях, когда они могут быть легко заменены неправовыми, не искажающими смысл закона. Нельзя не учитывать того обстоятельства, что правовые понятия - лишь средство законодательной техники, с их помощью выражаются предписания закона. Поэтому задача законодателя - добиться максимальной точности и доступности для понимания предписаний закона всеми, к кому они обращены. С тем большим основанием это требование относится к так называемым правовым конструкциям. Правовая конструкция - наиболее высокая правовая абстракция, охватывающая ряд однопорядковых правовых понятий низшего уровня и выявляющая главное, основное, существенное в этих понятиях. Смысл правовых конструкций состоит в том, что тем самым соответствующие понятия объединяются в единое целое, на основе которого посредством дедукции делаются логические выводы, применимые к понятиям низшего порядка. Например, из различного рода договоров формируется общее понятие договора; из множества понятий договора формируется 129   понятие сделки; из различных форм собственности формируется общее понятие собственности; из различных субъектов права формируется понятие субъекта права вообще и т.д. Тем самым правовые понятия низшего порядка группируются, интегрируются и упорядочиваются вокруг одного общего понятия, наиболее высокой правовой абстракции, из которой могут логически вытекать новые понятия низшего уровня, а вся правовая конструкция ведет к формированию правового института. Специфическая функция правовой конструкции в том и состоит, что ею логически связываются правовые нормы, статьи закона в органически единую правовую законодательную систему. С точки зрения теории и практики законотворчества при формировании правовой конструкции необходимо соблюдать следующие требования: во-первых, точно и полно охватывать те нормы, статьи закона, из которых она выводится; во-вторых, быть целостной, системной, соответствовать другим правовым конструкциям, выведенным из этих норм, статей закона; в-третьих, в максимальной мере служить целям права, законодательства; в-четвертых, отличаться ясностью, простотой, легкостью понимания и реализации; в-пятых, в максимальной мере служить осуществлению цели права и задачам законодательства. При этом законодателю необходимо найти лучший способ понимания и отражения в законе чрезвычайно сложной правовой реальности, ибо последствия недоброкачественных или неуместных правовых конструкций могут оказаться тяжелыми, опасными и трагичными. Поэтому законодатель должен помнить о том, что создание правовых конструкций - дело сложное, ответственное и к нему надо подходить с особым вниманием. Определения понятий, образование правовых конструкций дополняются иными приемами законодательной техники в целях более точного и понятного формулирования законов. Имеются в виду, в частности, цифровые выражения, определяющие сроки действия установленных законами прав, договоров, услуг. Этот прием широко используется в законодательстве при регулировании многих общественных отношений: продолжительность рабочего времени; период отпуска; срок военной службы; размер возмещения ущерба; уровень заработной платы, налогов, стипендий, наследственных долей; сроки давности; возраст, определяющий дееспособность физического лица и право выхода на пенсию. Цифровые обозначения в законах имеют количественный абсолютный или предельный характер.  Последний вариант 130   открывает большой простор для индивидуализации и поэтому более гибок в тех случаях, когда желательна персонификация. Использование этих приемов вовсе не означает, что с их помощью возможен произвол, поскольку законодатель должен исходить из многолетнего общегражданского и юридического опыта, жизненного обыкновения (например, установление предельной скорости движения автотранспорта, которая зависит от ряда обстоятельств; от технических и психических факторов, от состояния дорог, от дисциплины водителей и т.д.). Специального рассмотрения требует вопрос о допустимости примечаний в структуре закона, имеющий немаловажное значение в законодательной технике. Как известно, примечания используются в действующем законодательстве довольно широко и даже в таких стабильных законах, как кодексы. В ряде случаев можно было бы обойтись и без них, но категоричное отрицание возможности их использования также неприемлемо. Действительно, наше законодательство знает ряд неудачно примененных примечаний. Например, в Уголовном кодексе РСФСР 1926 г. в форме примечания было выражено принципиально важное для всего уголовного законодательства и практики его применения положение о том, что не является преступлением действие, которое хотя и формально подпадает под признаки какой-либо статьи Особенной части кодекса, но из-за явной малозначительности и отсутствия вредных последствий лишено характера общественно опасного. Помещание этого предписания в примечании было неправильным как с точки зрения существа дела, так и с точки зрения структуры кодекса. Впоследствии эта ошибка была исправлена. К сожалению, и в ныне действующем законодательстве примечания иногда используются не совсем уместно. Отказавшись от применения такого рода примечаний, мы достигнем равноценного значения всех правил, включаемых в закон, и тем самым будем способствовать всестороннему усвоению и правильной реализации этих правил в полном соответствии с требованиями законности. Правда, введением примечаний уменьшается число статей и создается видимость "краткости" закона. Но кратное изложение закона должно достигаться лаконичным изложением его содержания, а не количеством статей. Недопустимо также размещать в одной статье закона несколько примечаний, как это было сделано, например, в ст. I КЗоТ РСФСР 1922 г., имевшей 10 примечаний, устанавливающих исключения из правил данной статьи. В этих 131   случаях затрудняется понимание смысла предписания статьи и отыскания нужного установления. И тем не менее совершенно неоправданным был бы полный отказ от примечаний в законе, поскольку в них можно удобно разместить указания, не имеющие принципиального значения. Изложенное со всей очевидностью показывает различие между нормой права и статьей закона, их соотношение и взаимосвязь, которыми должен руководствоваться законодатель в процессе законотворчества.   ЛОГИКА, СТИЛЬ И ЯЗЫК ЗАКОНА Культура законотворчества непременно предполагает логически последовательное изложение содержания закона, строго выдержанный профессиональный стиль и язык закона и вместе с тем его простоту, понятность, доступность широким слоям населения. Трудно переоценить значение логики, стиля и языка закона, ибо вряд ли можно назвать какую-нибудь иную область общественной практики, где алогично построенная фраза, разрыв между мыслью и ее текстовым выражением, неверно или неуместно использованное слово способны повлечь за собой тяжелые, иногда даже трагические последствия, как в области законотворчества. Нарушение логики закона, неточность его понятий и формулировок, неопределенность терминов порождают многочисленные запросы, влекут изменения и дополнения, различные толкования и разъяснения, вызывают непроизводительную трату времени, сил и энергии, одновременно являясь питательной почвой для бюрократической волокиты, позволяют извращать смысл закона и неправильно его применять. В законотворческой практике нередко наблюдается стремление выразить закон (в первую очередь конституцию) как можно более торжественно, "красиво" изложить его историческое значение для общества, демократии, прогресса (особенно в преамбуле), широко используя при этом популистскую лексику. Однако торжественность уместна в меру в декларациях, призывах, лозунгах, но отнюдь не в законах. Что же касается красоты закона, то, как отмечалось, она - в логичности, лаконичности, точности, четкости, ясности. С этих позиций: чем совершеннее текст закона, тем меньше вызовет он затруднений при его реализации. Именно 133   поэтому логика, стиль и язык закона - основа законодательной техники. На эту основу все меньше обращалось внимания по мере становления и упрочения командно-административной системы. Высокомерно-невежественное отношение государственной бюрократии к "формальным" требованиям законодательной техники, устранение квалифицированных специалистов от законотворческого процесса, отсутствие достаточной полноты научные работ и методических разработок по данной проблематике, исключение дисциплины "законодательная техника" из учебных программ юридических вузов - все это отрицательно отразилось на качестве законов того периода. К сожалению, отголоски прошлого презрения к культуре и технике законотворчества сохранились и по сей день. Не может не вызывать недоумения и тот прискорбный факт, что многие нынешние российские законодатели менее всего озабочены повышением своей профессиональной подготовки к осуществлению законотворчества. Не потому ли получила широкое распространение практика привлечения ученых-юристов к подготовке законопроектов, хотя их миссия не в написании законопроектов (это прямая обязанность самих парламентариев, их помощников, служащих государственного аппарата), а в научных исследованиях проблем права и законодательства, законности, правореализации и правопорядка. В результате весь парламентский корпус оказывается бессильным в выполнении своих прямых обязанностей, хотя обходится обществу чрезвычайно дорого, а ученые-юристы, выполняющие практические функции этого корпуса, отвлекаются от научно-теоретической деятельности. Существенное снижение уровня законотворческой культуры детерминировано также и тем обстоятельством, что депутаты увлечены не столько поиском точного отражения в законах действительности и ее поступательного развития, сколько политическими спорами и разборками. Да и наша литература, посвященная проблемам законодательной техники, удивительно скудна, количество статей и тем более книг на эту тему очень незначительно. Следует также заметить, что и в обширной западной литературе по законодательной технике имеются произведения, страдающие сложностью, абстрактностью, формализмом, затрудняющими понимание ее требований. И как ни странно, это иногда официально оправдывалось. Так, в специальных указаниях 134   о языке закона, изданных Германским имперским министерством внутренних дел, сказано: "Современный кодекс не может быть понятным для любого лица в любом отношении, не говоря уже вовсе о том, что он не может открыть всю глубину своего идейного содержания   неопытному читателю"1. Аналогичные высказывания мы находим и у многих западных авторов. Так, характеризуя стиль разработанного на исходе XIX столетия Германского гражданского кодекса, Отто Гирке писал: "Он является абстрактным немецким языком юристов, больше перевод, чем прототип, непопулярен и для профана совершенно непонятен, ему недостает силы и глубины, чувственной наглядности, убедительного красноречия, он частно доктринарен, педантичен» запутан и, кроме того, поверхностен, монотонен. Надо с сожалением сказать, что ни одному еще другому кодексу не был так чужд характер народного законодательства, как этому"2. В западной юридической литературе получила широкое распространение "теория стиля права", по аналогии напоминающая теорию "искусства для искусства". Отмечая "крайнюю абстрактность" современного законодательства и отсутствие в нем таких качеств, как понятность, простота и популярность, Ганс Холле указывает, что иногда думается, что законодатель махнул на это рукой и склонился на сторону тех, кто придерживается мнения, что кодексы составляются не дпя профанов, а для судьи; их значение состоит в том, чтобы быть понятным судье, профану же они могут быть непонятными. А.Шнитцер утверждает, что к ясной форме выражения права может вынуждать только низкий уровень развития людей. Дело доходит до того, что предпринимаются попытки теоретического обоснования написания законов малодоступным для грамотного человека языком. Даже признанный авторитет в области законодательной техники В.Гейдеман считает, что трудности, которые связаны с ясностью и доступностью языка закона, непреодолимы. Для того чтобы избавить неспециалистов от напряжения мысли, закон, по словам В.Гейдемана, должен подробно предусматривать всевозможные случаи жизненных отношений, им регулируемых. Но тогда он утрачивает внутреннее богатство содержания каждой отдельной нормы и сверх того разрастается количественно, загромождая память и плодя неизбежные противоречия между своими нормами. 1          Dolle H. Vom Stil der Rochtssprache. Tubingen, 1949. S.47. 2          Girke O. Der Entwurf BGB ist das deutsche Recht. 1889. S. 28. 135   Эти выводы вызывают решительные возражения. Во-первых, сфера права до такой степени дело сложное, тонкое, деликатное, что обойтись без "напряжения мысли" неспециалистов невозможно. Во-вторых, "всевозможные случаи жизненных отношений", которые должны быть предусмотрены законом, достигаются не только путем описания каждого из них (что в отдельных случаях необходимо), но и более приемлемым приемом законодательной техники, а именно, расширением диспозиций правовых норм. Тем самым значительно сокращается количество норм, "загромождающих память". В-третьих, противоречия между правовыми нормами могут иметь место, как свидетельствует практика, вне зависимости от их количества. Наконец, в-четвертых, из меньшего или большего количества правовых норм логически вовсе не вытекают трудности, связанные с ясностью и доступностью их языка. Разумеется, создать обобщающую правовую норму значительно труднее, чем описать в ней отдельно взятое общественное отношение. Задача законотворчества в том и состоит, чтобы эти трудности преодолевать, ибо законы создаются отнюдь не только для судей или государственных чиновников, а для всех людей. Критикуемые взгляды разделяют и некоторые современные западные авторы, Так, ПКиндерман, подчеркивая возможность доступности законодательного текста, тем не менее утверждает, что это зачастую входит в противоречие с точностью закона. Снятие такого противоречия должно быть в пользу точности, а не понятности"3. Думается, однако, что противопоставление доступности и точности закона в значительной мере носит искусственный характер. Использование в законе точных описательных терминов и понятий вовсе не делает его непонятным, если в самом законе даются определения этим терминам и понятиям. И еще один момент, на который обращают внимание западные авторы. Отмечается, что наличие в Гражданском уложении значительного количества правил, сформулированных в отрицательной форме (частое использование выражений: "Капп nicht", "darf nicht"), свидетельствует, как пишет Г.Век, о "пристрастии законодателя к отрицанию", что с точки зрения законодательной техники является "довольно общим дефектом, затрудняющим понимание закона", ибо "большинство этих правил стало бы более ясным, будь они выражены в утвердительной форме"4. Тенденция 3          Kindermann H. Die Rechtlinien der Gesetzestechnik. Berlin, 1978, S. 39-40. 4          Week H. Die Sprache im deutschen Recht. Op cit. S. 538-539. 136   к установлению запретов отражает, по мнению Т.Ханой, отношение между подавляющим большинством народа, с одной стороны, и государством и правом, выражающим интересы меньшинства, -с другой5. Столь категоричное отрицание правовых норм, выраженных в запрещающей форме, едва ли оправдано. Например, в уголовном законодательстве трудно (или даже невозможно) обойтись без соответствующих запретов. В других же отраслях законодательства предпочтительнее (в тех случаях, когда это возможно) пользоваться императивными, управомочивающими, поощрительными, диспозитивными, рекомендательными формулировками правовых предписаний, изложенными в позитивном стиле. При создании закона, разумеется, предполагается соблюдение правил грамматики и синтаксиса. Чрезвычайно важно также логически последовательно излагать в законе правовой материал. Статьи и их пункты (части), главы и разделы закона должны вытекать друг из друга, каждое положение закона должно быть органически связано с другими и, разумеется, не повторять и тем более не противоречить им. Иначе говоря, закон должен представлять собой целостную систему, каждый элемент которой дополняет, конкретизирует или развивает предыдущий и одновременно служит основой для развертывания положений последующих элементов. Полнота, целостность, логическая завершенность законодательного текста - непременное условие. Текст закона не может быть незаконченным, оставляющим возможность его произвольного "дополнения" или "расширения". В нем должны найти место все без исключения атрибуты законченных фраз, положений, правил. Другими особенностями стиля законодательного текста являются его директивность и официальность. Директивность законодательного текста выражается в его обязательных, волевых, властных формулировках. Субъекты права обязаны вести себя в полном соответствии с указаниями закона, в строго установленных рамках предписанного им долженствования. Это не художественный стиль, с помощью которого создаются образы или описываются те или иные факты, события, явления или процессы,  чувства или переживания героев. Это не стиль 5 Напеу G. Grundlagen der Theorie des Sozialistischen Staates und Rechts. Leipzig. Teilll, 1967. S. 218-339. 137   объяснений, убеждений, доказательств, не стиль изложения итогов рационального мышления науки, оперирующий "чистыми понятиями" (Гегель). Это стиль строгих предписаний, требований, приказов выполнять законом установленные правила. В директивности стиля закона воплощена и его официальность, закрепляющая суверенную волю государства. Сформулированные законодателем правовые правила поведения официальны, так как обязательны для всех, принимаются высшим государственным органом, подписываются официальным лицом, публикуются в официальных изданиях, не могут быть никем (за исключением самого законодателя) отменены, изменены, изложены другими словами, сокращены или дополнены. Стиль закона должен быть ровным, спокойным, сдержанным, безразличным к субъективным переживаниям и эмоциям лиц, с ним знакомящихся. Он исключает пышность, торжественность, пафос, риторику или заземленную обыденность, а также использование гипербол, метафор, аллегорий. Эти требования законодательной техники к стилю закона создают впечатление о его бесцветности, серости, однообразии, формализованное™, но это впечатление ошибочно, ибо яркость, выразительность, красота и изящество стиля закона - в логичности и последовательности, экономичности и рациональности, мотивированности и формальной определенности, в однозначности, точности и четкости изложения смысла правовых предписаний. Разумеется, стиль и язык закона не могут принципиально отличаться от обычного (обиходного) языка. Наоборот, "закон должен быть написан на литературном наиточнее выраженном языке данного племени"6. Но литературное грамотное изложение закона отнюдь не исключает использование специальных профессионально-юридических выражений и терминов, позволяющих наиболее точно и кратко выразить мысль законодателя. Например, термин "хулиганство" в законе существенно отличается от его употребления в обиходном языке. Далеко не все то, что в обычном словоупотреблении признается хулиганством, признается таковым законом. Обиходный язык в силу его универсальности, многозначности, образности отнюдь не всегда удовлетворяет потребности в точности и краткости законодательного текста. Обиходный язык используется в различных значениях. Между тем -фебование точности законодательного текста предполагает однозначное его 6 Луначарский А. О языке закона. Известия ЦИК СССР. М., 1931, 24 марта. 138   понимание. При использовании обиходного языка необходимо добиваться такого изложения мысли законодателя, которое было бы очевидным, исключало какие-либо сомнения в контексте правовых предписаний. Кроме того, обиходный язык предполагает индивидуальную реакцию того, к кому он обращен. Следовательно, восприятие закона зависит от культуры, образованности, опыта и других субъективных качеств каждого индивида. Поэтому не следует злоупотреблять образными оборотами и словами (их лучше исключать из текста закона). Известная профессионализация законодательного языка необходима для точности, четкости и краткости предписаний закона, исключающих возможность его произвольного толкования и искажения в процессе судебной и административной практики. В любой сфере науки и практики, как известно, широко используется специальная терминология, позволяющая выразить мысль максимально кратко, точно и однозначно. Специальная терминология используется и в законодательстве. Терминологическая развитость законодательства свидетельствует об уровне культуры законотворчества. Чем богаче терминологический фонд, подробнее обработана и шире используется специальная законодательная терминология, тем в большей мере достигаются устойчивость, определенность и лаконичность закона. Профессионализация законодательного языка особенно важна для изложения постановляющей части закона, но отнюдь не обязательна для всех иных его частей. Например, преамбула закона, определяющая условия и задачи реализации, должна излагаться обиходным языком, простыми и ясными выражениями, доступными для понимания всеми. Специальными же терминами следует пользоваться с максимальной осторожностью, убедившись в том, что они адекватно отражают соответствующие понятия, в достаточной степени устоявшиеся. Так, в свое время в нашем законодательстве был использован термин "дискредитация", которым закреплялось положекрте-а том, что дискредитация государственных органов, должностных лиц, общественных организаций и их общесоюзных органов влечет за собой соответствующую ответственность. Но ведь объективную, нормальную критику отмеченных органов, организаций и должностных лиц можно истолковать как их дискредитацию. Впоследствии данная статья была отменена. Не следует употреблять и такие юридические выражения, смысл которых далеко не совпадает с общеупотребительным значением слов,  в них заключенных (например,  "кабальная 139   сделка", "завещательный отказ" или "производство дела"). Обращает на себя внимание еще один момент, притиворечащий требованиям законодательной техники, а именно: недостаточная строгость и неупорядоченность использования в законодательстве юридических терминов. В одном случае говорится, например, о "незаконной охоте", а в другом - о "браконьерстве"; в одном применяется термин "таможенный контроль, в другом -"таможенный досмотр"; в одном случае речь идет о "штатном составе", в другом - о "штатном аппарате"; в одном "защитная зона", в другом - "охранная зона". Такое стилистическое разнообразие, хотя и создает впечатление "живости" законодательного текста, едва ли целесообразно, уместно в нем. Здесь вполне оправдана "сухость" языка. Поэтому необходима унификация, стандартизация, строгое единство юридической терминологии, используемой в законах. Одно из основных требований, предъявляемых к законодательному языку -его ясность. Закон должен быть доступен населению, что достигается, прежде всего, простотой словарного запаса, которым пользуется законодатель. Незнание закона, как известно, не является основанием для его несоблюдения. Но чтобы закон выполнялся, он должен быть доступен всем тем, к кому он обращен. Поэтому в тексте закона следует использовать максимально простые слова, термины и фразы, широко употребляемые в обычном обиходе и легко воспринимаемые людьми. Необходимо также избегать сложных конструкций с причастными и деепричастными оборотами. Нельзя злоупотреблять в законе иностранными словами. Вряд ли оправдано слишком частое употребление в законе, например, таких слов, как "экстерриториальность", "мораторий", "рентабельность", легко заменяемых русскими словами. Вместе с тем признание приоритета общечеловеческих ценностей над классовыми, международного права над национальным, расширение международных связей и сотрудничества обуславливают необходимость использования в межгосударственном общении терминов и выражений нерусского происхождения. Однако использование "интернационального" правового языка оправдано при соблюдении трех обязательных условий. Во-первых, если эти термины и выражения оптимальны и правильно обозначают соответствующие понятия. Во-вторых, достаточно прочно вошли в международный юридический лексикон, стабильны и их употребление мотивировано. В-третьих, их смысл расшифровывается, объясняется в самом законе.   Единообразная терминологии, особенно в международном публичном и частном праве, в различных международных декларация, договорах, соглашениях и т.д., будет способствовать нормализации и углублению сотрудничества в мировом сообществе, в решении экономических, политических, культурных, экологических, транспортных, здравоохранительных и т.д. проблем, в которых заинтересованы все народы мира. В законах неуместны и некоторые канцелярские обороты, бюрократические штампы, архаичные выражения типа: "иметь место", "на предмет", "учинить подпись", "увязать вопрос", а также такие неуклюжие слова-сочетания, как "живой человек", "экономическое сношение", нередко встречающиеся в законодательстве. Простота изложения законов не должна осуществляться за счет его полноты и точности. Закон нередко регулирует сложные общественные отношения, возникающие на почве развернувшейся научно-технической революции, экологического кризиса, демографических, миграционных и иных процессов. Использование специальных терминов в законе в этих условиях оказывается неизбежным. Однако и злоупотреблять ими не следует. И тем не менее в законодательстве число специальных терминов, выражений, оборотов (формулы, технические обозначения, сокращения и т.п.) постоянно растет. Во многих случаях они вполне оправданы. Так, шкалы ставок, таблицы, образцы, географические карты, чертежи, схемы, различного рода знаки, символы и т.д. значительно повышают определенность и точность законодательного текста, сокращают его, своей наглядностью позволяют более правильно понять и выполнить законодательные предписания. Но одновременно они негативно отражаются на стандартизованности языковой формы и стиле закона. ЭтсГтгротиворечие можно, на наш взгляд, несколько смягчить, если вывести специальные обозначения из текста закона и поместить их в приложении к нему. Но не всегда это удается, более того, не всегда целесообразно. При всей объективной необходимости и полезности наполнения законодательного текста специальной терминологией не следует ею злоупотреблять, нужно стремиться избегать излишних технических и иных узкоспециальных    терминов. Сказанное относится и к использованию юридической терминологии в законе. Профессионализация законодательного текста объективно обусловлена многообразием и все возрастающей сложностью социальных связей. Употребление       140   141   специальных юридических терминов и понятий позволяет сформулировать закон точно и кратко. Нельзя, например, отказаться от термина "третье лицо" в гражданском праве или от термина "акцепт", заменив его пространным определением: "письменное согласие обязанного по переводному векселю третьего лица произвести его оплату". Такое многословие лишь обременит закон. Конечно, можно было бы избежать применения в тексте закона специальных юридических и неюридических терминов, заменив их описательными выражениями. К этому целесообразно прибегать в тех случаях, когда сами описательные выражения достаточно лаконичны, точны и общедоступны. Можно было бы без ущерба для дела вместо, например, выражения "лица, дееспособность которых ограничена" употребить слово "несовершеннолетний". Но в большинстве случаев такие замены приводят к нежелательной громоздкости законодательных текстов и создают множество затруднений при применении данных законов. В определенных пределах необходимо пользоваться специальной терминологией, поскольку каждый термин предполагает точно установленное значение, что дает возможность изложить закон в сжатой форме, максимально уплотнить законодательный текст. Это, однако, должно иметь место в тех случаях, когда закон имеет специальную и сравнительно узкую область применения. Когда же закон, содержащий юридическую терминологию, обращен ко всему обществу или значительной его части, то каждый такой термин должен найти разъяснение либо в самом законе, либо в сноске, либо в отдельной статье. По этому пути и идет законотворчество различных стран. Такие, например, термины, как "суд первой инстанции", "кассационная инстанция", "законные представители", "близкие родственники", "ночное время", "должностное лицо", "третье лицо", непременно разъясняются в самом законе. В законодательстве, на наш взгляд, удачно сформулированы определения таких понятий, как "законодательное предложение", "государственное акционерное общество" и другие. Определения юридических понятий ("легальные определения") необходимы, ибо неправильное толкование или хотя бы незначительное отступление от их истинного смысла может породить нарушение законности со всеми вытекающими отсюда отрицательными последствиями. В практике применения законодательных актов возникают трудности из-за отсутствия определения терминов, имеющих юридическое значение (скажем, "многодетная семья", "иждивенцы", "родственники", "члены семьи"). 142   Важно также выяснить технические приемы изложения легальных определений в законах. Можно, например, вынести за скобки все определения и объединить их в особой (отдельной) статье закона или дать определения в примечании к статье или в сноске. В штате Нью-Йорк принят закон "Общее токование законодательства", в котором определяется ряд специальных терминов, используемых в законодательстве. Мы полагаем более предпочтительным прием, согласно которому такого рода определения даются в самом законе, что избавляет от необходимости обращаться к другому закону. При всех вариантах важно, чтобы определения были максимально краткими. Как известно, нередко юридические понятия содержат ряд элементов, в свою очередь, нуждающихся в определении. В таких случаях нельзя включать "определение в определение" и тем самым создавать чрезмерно длинные, трудно воспринимаемые формулировки. Лучше давать богатым по содержанию юридическим понятиям главные определения, и дополнительные (подопределения), или расчленять определение на несколько пунктов (частей). Не следует вместе с тем увлекаться разъяснениями смысла тех или иных терминов и определений понятий, используемых в законе, поскольку нет надобности в раскрытии того, что не требует раскрытия. Между тем, такого рода увлечения в законотворческой практике имеются, например, указывается, что переводчиком "является лицо, владеющее языками, знание которых необходимо для перевода...". Понятность закона может быть нарушена также употреблением слов местного диалекта, доступных населению отдельных регионов, но неясных для большинства населения, например, "торговля вразнос" или "вразвоз с лотков", "коробейники". Не рледует допуекать в законе невразумительных словесных сокращений типа "жилплощадь" (вместо "жилое помещение" или "жилище"), "зеленые насаждения" (вместо "посадка деревьев"), а также "медсаннадзор", "калстроительство", "ветврач", "госфонд", "ветнадзор", "госорган" и т.п. Отдельные сокращения вполне оправданы с точки зрения достижения лаконичности законодательного текста, но только если они общеприняты и всем понятны (например, универмаг). Недопустимы и такие встречающиеся в законодательстве бюрократические выражения, как "выращивание командных кадров", "списочное количество", "привлечение к налогу". Не менее важным требованием, предъявляемым к законодательному языку, является его точность, вследствие чего 143   достигается максимальная четкость выражения мысли, позиции и цели законодателя. Это то специфическое требование, которое является предпосылкой выполнения велений закона, исключающее его произвольное толкование и реализацию. Едва ли будет преувеличением сказать, что точность законодательного текста отнюдь не менее, а скорее более важна, чем даже в сфере точных наук. Закон должен выражать мысль, идею, устремления законодателя максимально точно, исключать двусмысленность и искажения. В тексте закона каждая фраза должна быть отчеканена с абсолютной определенностью. В отличие, скажем, от художественного произведения, воспринимаемого читателями, по-разному, закон отрицает подобный простор для восприятия. Он четко, строго и жестко определяет границы заключенных в нем правовых правил, и эти правила осознаются и осуществляются однозначно. Для достижения точности законодательного текста необходимо пользоваться только терминами, имеющими строго определенное значение. Эти термины должны максимально точно и полно выражать содержание закона, не оставляя сомнений относительно вложенного в него смысла. Возможность кривотолков текста закона нетерпима, А такую возможность допускают сами законы, когда используют, например, такие слова, как "другие", "иные". Они или провоцируют произвольный домысел у применяющих такие законы, или требуют пояснения законодателем того, что конкретно имеется в виду под "другими", "иными". Хороший закон исключает "развитие" его смысла и сформулирован так, что не нуждается в дополнительных разъяснениях. Технические термины, используемые в законе, не должны раскрываться в самом его тексте (особенно если закон адресуется специалистам в технической области). В противном случае текст закона, не выигрывая в точности, будет в значительной степени проигрывать в краткости. В необходимых случаях специальные технические термины (равно как и юридические) следует кратко определять в самом законе (тем более если он адресуется широкому круг лиц). Нуждаются в определениях также термины обыденной жизни, если законодатель вкладывает в них особый смысл, отличный от того, какой они имеют в обиходе. Одним словом, термины, используемые в законодательстве, должны иметь одинаковое значение,  возможность же различного их толкования может 144   повлечь за собой нежелательные последствия в правоприменительной практике. Важным требованием законодательного языка является также краткость. Закон - не повествование или описание, он лаконичен, как любой приказ. Использование в нем языковых средств должно быть максимально экономичным. Правовые нормы, заключенные в законе, излагаются предельно ограниченным количеством слов и предложений. Не следует излагать содержание закона длинными фразами, между которыми нередко разрывается логическая связь. Многословие, лишние слова, повторения засоряют закон, отвлекают от уяснения его смысла. Такие часто употребляемые в законах слова, как "поднять", "укрепить", "повысить", "активизировать", "углубить", "охватить", не несут какой-либо конкретной информационной нагрузки, лишены определенности, расплывчаты и вообще не имеют общего с языком закона. Не следует забывать, что закон - не программа или пропагандистский лозунг. Четкость, экономичность, лаконичность являются необходимыми качествами закона. Лишь благодаря краткости закон в состоянии наиболее эффективно регулировать соответствующие общественные отношения. Однако она не должна достигаться за счет ограничения содержания, в котором все юридически значимые моменты обязаны присутствовать. Без этого нет и точности закона. Понятность, точность и краткость языка закона создают благоприятные условия для одинакового его понимания и толкования, единообразного соблюдения, исполнения и применения. Работа по формулировке и редакции закона требует большого внимания, опыта и искусства. Необходимо добиваться не только внутренней, но и внешней логики, взаимообусловленности, связи между различными элементами правовой нормы, статьями и пунктами (частями), главами и разделами закона. Мысль, идея, устремление законодателя должны быть отчеканены так, чтобы они были понятны адресатам, выражали все, что следовало предпринять, не позволяли бы истолковывать их по-разному. Фразы закона должны быть несложной конструкции, без излишней перегрузки придаточными предложениями и местоимениями. Правовые положения, имеющие нормативное значение, лучше формулировать в главных предложениях. Причем формулировки этих предложений должны быть конкретны и одновременно настолько эластичны, чтобы не требовали (постоянных или частых) уточнений или дополнений в связи с незначительными изменениями отношений, которые они 145   отражают и регулируют. Было бы целесообразно создать специальную комиссию Федерального Собрания Российской Федерации по логике, стилю и языку закона, состоящую из филологов и юристов, для редакции, выработки единой терминологии, языковому оформлению законопроектов. Это же предложение выдвигают авторы книги "Язык закона". (М., 1990, с. 36.). Такого рода организации существуют в ряде зарубежных стран. ТОЛКОВАНИЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА Прежде чем реализовать ту или иную статью действующего законодательства, необходимо понять, уяснить ее смысл и назначение. Иначе говоря, добиться ее правильного толкования, имея при этом в виду, что эта операция вовсе не создает правового правила, а лишь выявляет содержание его текста. Необходимость толкования обусловлена той простой причиной, что статьи закона (подзаконного акта) формулируются в качестве общих, типичных правил поведения (норм) и в силу этого не могут предусмотреть всех конкретных обстоятельств их реализации. Кроме того, статьи формулируются в различных выражениях, в той или иной последовательности, в непосредственной или опосредственной связи и взаимодействии с иными статьями, институтами и отраслями законодательной системы. Поэтому требуется уяснение каждой статьи, предварительный анализ при каждом акте ее реализации, -—^правовом решении каждого жизненного случая, факта, ситуации. В этом суть толкования. Толкование может быть произвольным, субъективистским, угодным тому или иному лицу. Еще известный итальянский юрист Ч.Беккариа писал: "У каждого человека своя точка зрения, у каждого в разное время она различна. Дух закона зависел бы, следовательно, от хорошей или дурной логики судьи, от хорошего или дурного его пищеварения, он зависел бы от силы его страстей, от его слабостей, от его отношения к потерпевшему и от всех 147   малейших причин, имеющих в непостоянном уме человека образ каждого предмета"1. В целях предотвращения произвола в толковании той или иной статьи закона (подзаконного акта) правоведение и правовая практика установили определенные рамки, в пределах которых выработан научно обоснованные принципы толкования. Прежде всего должны быть установлены официальные издания соответствующих правовых актов (со всеми последующими изменениями и дополнениями), компетенция органов, их принявших. Это требование обусловлено тем, что в неофициальных изданиях нормативно-правовых актов (сборниках, учебниках, научных работах и т.д.) часто встречаются неточности и опечатки, влекущие за собой искаженное понимание смысла, содержания и назначения данных актов. Затем предлагается классификация толкования по субъектам, обязательности, приемам и объему. Субъектами толкования могут быть любые лица, заинтересованные в правильном осмыслении сущности, содержания, обязательности и объема соответствующих статей закона (подзаконного акта), института, отрасли или всего законодательства. Однако толкование любым лицом не носит обязательного характера для других лиц и государственных органов, призванных реализовать ту или иную статью закона. Обязательный характер обретает лишь то толкование, которое осуществляется компетентными или уполномоченными законом государственными органами (например» Конституционным Судом Российской Федерации). В этом случае толкование приобретает формальную, лигитимную обязательную силу. Официальное толкование делится на четыре вида: легальное, аутентическое, делегированное и каузальное. Легальное толкование производится уполномоченными государственными органами (или по уполномочению государства общественными организациями) в специальном правовом акте. Разновидностями легального толкования являются аутентическое и делегированное толкование. Аутентическое толкование исходит от того государственного органа, которым издан (принят) данный нормативно-правовой акт. Делегированное толкование основывается на законе, наделившим тот или иной орган общественной организации правом толкования тех или иных нормативно-правовых актов, принятых компетентными государственными органами. 1 Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях. М., 1939. С. 209-210. 148   Легальное (как и аутентическое и делегированное) толкование призвано оперативно устранять неясности и, следовательно, затруднения, возникающие в правоприменительной практике. При этом следует иметь в виду, что, в отличие от самих нормативно-правовых актов, акты легального (в том числе аутентического и делегированного) толкования обладают обратной силой. Каузальное толкование имеет ту особенность, что исходит от судебных или иных (административных) компетентных органов в связи и по поводу рассмотрения и решения конкретного судебного (или административного) дела. Поэтому в отличие от легального толкования, имеющего общеобязательное значение, каузальное толкование имеет обязательную силу не для всех, а лишь для лиц, проходящих по данному делу (т.е. распространяется на персоналии). Однако при всей конкретности персонификации каузального толкования, оно имеет и то общее значение, что совершенствует и унифицирует деятельность судей и иных должностных лиц административных органов, которые должны постоянно знакомиться с актами каузального толкования, учитывать их в своей работе. Официальное толкование имеет тот важный смысл, что способствует единообразному пониманию и реализации нормативно-правовых установлений и тем самым служит укреплению единства законности и правопорядка. Неофициальное толкование - разъяснение смысла, содержания и назначения статьи закона (подзаконного акта) или института, отрасли, всей системы действующего законодательства, предлагаемое общественными организациями, культурно-просветительными учреждениями, отдельными лицами. Особый характер имеет так называемое доктринальное толкование, исходящее от специальных научно-исследовательских институтов, учебных заведений юридического профиля, ученых-юристов в их научных трудах, докладах, лекциях, выступлениях на различных конференциях, сессиях, "круглых столах", адвокатов, юрисконсультов и т.д. В отличие от легального и каузального видов толкования, доктринальное толкование не имеет обязательней силы, хотя и весьма существенно содействует совершенствованию деятельности государственных, прежде всего правоохранительных органов, повышению уровня правосознания и правовой культуры должностных лиц и населения страны. 149   Следует здесь оговорить следующее. Научность доктринального толкования нельзя противопоставлять якобы ненаучности легального толкования, поскольку последнее основывается на научном знании, использует, учитывает доктринальное толкование. Различие между доктринальным и легальным толкованием проводится не по линии уровня научности, а по линии их необязательности и обязательности для правоприменяющих органов. Существует множество приемов толкования, среди которых основными являются; историческое, систематическое, грамматическое, логическое. Историческое толкование, с помощью которого выясняется содержание соответствующей статьи закона (подзаконного акта), института, отрасли, всей законодательной системы с точки зрения характера тех общественных отношений, которые их породили, условий места и времени их создания и введения в действие. Иначе говоря, необходимо проследить, как то или иное нормативно-правовое установление возникло, как развивалось, какие изменения или дополнения претерпели в своей истории. Иногда эти исторические обстоятельства указаны в самом законе (в частности, в его преамбуле) и тогда понять их не составляет особого труда. При очевидной исторической обусловленности того или иного нормативно-правового акта нет надобности и в его толковании. Но когда эти обстоятельства не описаны, когда они отсутствуют, то необходимо обратиться к их изучению по соответствующим документам и литературным источникам (в частности, обоснование инициатора соответствующего законопроекта, стенограмма его обсуждения, протокол голосования, историко-правовые исследования и т.д.). При этом следует иметь в виду, что применению подлежит закон (подзаконный акт), а не мотивы его создания и принятия, не намерения законодателя, а сам закон. Важно также сравнить толкуемую статью закона с соответствующими статьями, ранее принятыми (особенно по тому же предмету правового регулирования), что позволит провести сравнительный анализ и определить преимущества новой и старой статей нормативно-правовых актов. Подобный анализ целесообразно проводить и с аналогичными статьями иных (зарубежных) законодательных систем. При этом следует понимать, что историческим толкованием не исчерпывается понимание соответствующих нормативно-правовых актов. Поэтому необходимо использовать и другие приемы толкования. 150   Систематическое толкование, вытекающее из системности законодательства, предполагает выяснение положения (места) статьи закона (подзаконного акта) в системе самого закона и законодательной системы в целом, сопоставление, соотношение и взаимодействие с другими статьями данных систем. Иначе говоря, систематическая связь должна быть установлена и между статьями, имеющимися в иных законах и подзаконных актах, в том числе и зарубежных. Изолированное толкование одной статьи, вне ее связи с другими статьями определенной законодательной системы может породить искаженное представление о смысле толкуемой статьи, тогда как ее сопоставление с другими статьями легко устраняет ошибочность такого представления. Систематическое толкование может также обнаружить наличие пробелов в законодательстве. Если эти пробелы невозможно восполнить путем аналогии закона и аналогии права (в тех отраслях законодательства, где они допустимы), то остается информировать об этом законодателя (иной правотворческий орган) или выступить с соответствующей законодательной инициативой. Следует также иметь в виду, что в законодательстве есть как общие, так и специальные правила. Специальные правила ограничивают или конкретизируют общие статьи. Наряду с отмеченным в законодательстве встречаются отсылочные статьи, что требует привлечения к анализу той статьи, к которой делается отсылка. Грамматическое толкование позволяет соблюдать правильное пользование словарным фондом и его развитием. Оно заключается в установлении содержания статьи закона (подзаконного акта) путем анализа ее словесного выражения на основе грамматических правил, разбора расположения и связи слов, связи между подлежащим и сказуемым, знаков препинания и т.д. В тех случаях, когда смысловое значение слов и выражений изменилось, им должно придавать то значение, которое они имели в момент создания статьи. Иногда одним и тем же словам, употребленным в статьях, придается нетождественное значение (например, "имущество" или "трудоспособность"). В этих случаях следует из смысла той или иной статьи понять, какое именно значение придано слову. При этом необходимо обращать внимание на союзы (соединительные и разделительные), на правильность использования глаголов и причастных оборотов. Логическое толкование, основанное на использовании методов логического мышления, позволяет выяснить содержание 151   статьи закона (подзаконного акта), исходя из смысла слов и выражений, употребленных в ней. Если в статье отсутствует один из элементов (частей) правовой нормы, то следует мысленно его восстановить, обнаружить те статьи, в которых содержится ее гипотеза или санкция. Важно также уяснить логическую связь толкуемой статьи с другими статьями, где они помещены, какие статьи предшествуют толкуемой статье и какие следуют за ней и т.д. Зачастую статья закона (подзаконного акта) формулируется таким способом, что устанавливаются исключения из общих правил, определенных законодательством. В этих случаях необходимо выяснить условия таких исключений. Если в нормативно-правовом акте слову или термину придается отличное значение от общеупотребительного, то это слово (термин) должно сопровождаться объяснениями, что и позволит его толковать в соответствии с тем смыслом, которое придает ему законодатель. Однако смысл слова или термина, установленный законодателем для данной отрасли законодательства, вовсе не обязательно распространять на другие отрасли, поскольку употребленное слово или термин в последних может быть иным. Не следует, таким образом, разным словам и терминам, употребляемым в законодательстве, придавать одно и то же значение. Надо в каждом случае выяснять, какой смысл придан тому или иному слову или термину в нормативно-правовом акте. Отмеченные приемы толкования нельзя рассматривать как самостоятельные, изолированные и независимые друг от друга. Они используются одновременно, в их системной взаимосвязи и тесном единстве. Только при таком использовании этих приемов обеспечивается правильное, всестороннее толкование статей закона и статей иных подзаконных актов. По объему толкования различаются на буквальное, распространительное и ограничительное. В результате буквального толкования устанавливается точное содержание статьи закона (подзаконного акта), выраженное в ее тексте. Данное толкование не следует отождествлять с грамматическим, осуществляемым, как было отмечено выше, в целях установления содержания соответствующей статьи на основе анализа ее грамматического выражения. Буквальное толкование призвано установить выражение статьи, т.е. не уже и не шире ее текста. Распространительное толкование придает словам и выражениям статьи более широкое значение, чем это вытекает из ее самой.  Иначе говоря, распространительное толкование 152   используется тогда, когда по смыслу статьи ее применение должно охватывать и те аналогичные общественные отношения, которые не вытекают из ее буквального текста. Чаще всего распространительное толкование используется в случаях, когда в статье закона (подзаконного акта) представлен незавершенный перечень субъектов, обстоятельств и др., выраженный в словах "другие", "иные", "так далее". При исчерпывающих перечнях распространительное толкование исключается. Ограничительное толкование предусматривает сужение буквального текста статьи, т.е. статья толкуется в более узком смысле, чем буквально следует из ее текста. Это толкование используется в тех случаях, когда формулировка статьи шире, чем ее смысл, и поэтому эта формулировка ограничивается по сравнению с буквальным текстом статьи. Иначе говоря, ограничительное толкование свидетельствует о том, что толкуемую статью следует применять к более узкому кругу судебных и административных дел, чем это вытекает из буквального смысла ее текста. Недопустимо ограничительное толкование законченных перечней в статье закона (подзаконного акта). Буквальное толкование статей закона и иных нормативно-правовых актов является основным, а распространительное и ограничительное толкования являются дополнительными и используются лишь в исключительных случаях, когда иные, близкие по смыслу статьи корректируют содержание толкуемой статьи. Здесь важно иметь в виду, что распространительное или ограничительное толкование статьи закона (подзаконного акта) -не произвольное расширение или сужение ее содержания до желаемого результата толкующего, а приведение содержания статьи в соответствие с волей законодателя, которая из-за законодательно-технических недостатков оказалась не полно или не точно выраженной. Иначе говоря, распространительное и ограничительное толкования должны осуществляться intra legem (в пределах закона), но отнюдь не praeter legem (в обход закона) или contra legem (вопреки закону). Толкующий не должен дополнять, изменять или произвольно корректировать текст правового установления в угоду текущих или сиюминутных политических ситуаций ради удовлетворения интересов отдельных социальных общностей. Законы и иные нормативно-правовые акты создаются не в интересах какой-то отдельной социальной общности, а в интересах всего общества. Законодательство и его толкование должно быть определенным, точным и стабильным. 153   И еще один момент, связанный с темой. В юридической литературе часто проводится различие между понятиями уяснение и разъяснение толкуемого нормативно-правового акта. Уяснение - это процесс толкования данного акта правореализующим субъектом, так сказать, "для себя", для собственного использования. Разъяснение - это толкование, адресованное "всем" правореализующим субъектам (в частности, постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации по определенной категории дел). Толкование "всем" приобретает характер нормативный, поскольку формулируется в виде общего правила. Отсюда и так называемое нормативное толкование. Следует, однако, иметь в виду, что "нормативное" толкование вовсе не правотворчество, не создание новых нормативно-правовых актов. Таковы основные правила толкования законодательства, их строго научное использование гарантирует правильную реализацию правовых предписаний действующего законодательства.   СИСТЕМА ПРАВА  И  СИСТЕМАТИЗАЦИЯ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА В иерархии правовых понятий вслед за "клеточками" -правовыми нормами и статьями закона - следуют более объемные категории: "отрасль права", "правовой институт" и, соответственно, "отрасль законодательства", "институт законодательства". Четкое представление об этих категориях и их соотношении между собой ориентируют на системный подход в осуществлении законотворческих функций, согласуют и взаимоувязывают правовые общности. В общественной жизни мы постоянно сталкиваемся с многочисленными и разнообразными отношениями. В одних случаях они непосредственно не связаны между собой, в других - выражаются в органически связанных группах, образуя относительно изолированные области общественной жизни (например, области хозяйственной и культурной жизни). Изолированность этих областей, равно как и составляющие их общественные отношения, носят именно относительный характер, поскольку они в той или иной степени находятся во взаимосвязи и взаимообусловленности, приникают друг в друга и взаимодействуют. Многие из этих отношений регулируются правом или нуждаются в регулировании им. При этом если сами общественные отношения находятся в постоянной взаимосвязи и обусловленности, проникновении и взаимодействии, образуя целостное единство, то и правовая система, определяясь этими отношениями и регулируя их, всегда внутренне целостна и едина. 155   Если же общественные отношения в границах целостного единства определенным образом дифференцируются, то, следовательно, и правовая система при всем своем внутреннем единстве делится на соответствующие правовые общности. Автономность различных общественных отношений, их обособленность и относительно самостоятельное существование предполагают и соответствующую относительно изолированную область правовых общностей. Такого рода правовые общности в юридической науке называют отраслями права: конституционное (государственное), гражданское, земельное, трудовое, административное, финансовое, семейное, уголовное, процессуальное и т.д. Каждая отрасль права имеет свои специфические черты и характерные признаки, заданные теми общественными отношениями, на почве которых они возникли и которые отражают и регулируют. Конституционное (государственное) право регулирует общественные отношения, определяющие основы государственного и общественного строя и политики Российской Федерации (например, общественное негосударственное устройства, организацию и деятельность политической системы и государственной власти, гарантии осуществления народовластия). Гражданское право регулирует имущественные отношения между гражданами, между гражданами и юридическими лицами, а также некоторые личные неимущественные отношения (например, право на имя, на авторство) и отношения в сфере внешней торговли. К гражданскому праву непосредственно примыкает хозяйственное право, регулирующее отношения между хозяйственными органами. Земельное право определяет, например, земельные отношения в сфере распределения единого земельного фонда и рационального использования земли землепользователями. Трудовое право регламентирует отношения рабочих и служащих, некоторые другие отношения, связанные с ними, а также отношения, складывающиеся в сфере установления меры труда и меры потребления (например, порядок установления и прекращения трудовых отношений, использование труда работников на предприятиях и в учреждениях, трудовой договор, рабочее время, время отдыха, размеры оплаты труда по его количеству и качеству, коллективный договор, социальное страхование, производственная санитария, техника безопасности и охраны труда). 156   Административное право определяет основы организации и деятельности органов государственного управления. Финансовое право регулирует отношения, возникающие в процессе осуществления финансовой деятельности государственных органов (установление и исполнение бюджета, взимание налогов, займы, порядок расходования государственных средств, иные финансовые операции). Семейное право регулирует брачно-семейные отношения, вытекающие из брака, родства, усыновления, принятие детей на воспитание, имущественные отношения супругов, обязанности родителей по воспитанию детей, обязанности детей по отношению к нетрудоспособным родителям. Уголовное право регламентирует отношения, возникающие в связи с борьбой с преступлениями, путем применения наказания к лицам, виновным в их совершении (определение круга общественных отношений, охраняемых от преступных посягательств, отношения компетентных органов государства к лицам, совершившим преступления). Гражданско-процессуальное право регулирует деятельность судебных органов и других участников процесса в связи с защитой охраняемых законом прав и интересов граждан и организаций (установление прав и обязанностей судебных органов в отправлении правосудия по гражданским делам, отношения участников процесса), а также деятельность нотариальных и арбитражных органов. Уголовно-процессуальное право определяет порядок деятельности судебных и прокурорских органов, а также органов расследования по производству уголовных дел и связанные с этой деятельностью общественные отношения (установление компетенции суда, прокуратуры и органов расследования в осуществлении уголовного процесса, закрепление правового положения лиц, участвующих в производстве по уголовным делам). Особняком стоит международное право, регламентирующее ^политические, экономические и социально-культурные отношения между государствами в процессе их сотрудничества на международной арене. Оно занимает особое место во всемирном правовом общении, не входит в систему внутригосударственного права, но каждое государство вносит свой вклад в развитие этой отрасли права. Такова общая и краткая характеристика основных отраслей права (далеко не исчерпывающая). Отрасль права объединяет комплекс правовых норм, призванных воздействовать на соответствующую сферу общественных отношений. Единые по своей природе отрасли 157   данной правовой системы в то же время разнообразны в зависимости от регулируемых ими общественных отношений. Каждая отрасль права имеет специфические черты и характерные признаки, в конечном счете обусловленные регулируемыми общественными отношениями, и в то же время находится во взаимосвязи и обусловленности с другими отраслями права той же правовой системы. Следовательно, системное единство права и его дифференциация, деление на отрасли права внутри этого единства являются не субъективно-произвольными, а объективно-детерминированными. Каковы же критерии подразделения отрасли права внутри единой правовой системы? В отечественной юридической науке установлено, что такими критериями являются предмет правового регулирования (главный, основной) и метод правового регулирования (дополнительный, производный). Под предметом правового регулирования подразумевают общественные отношения определенного вида, которые подвергаются правовому воздействию (например, имущественные, трудовые или административные отношения). Природа этих отношений обусловливает и тот метод воздействия, с помощью которого осуществляется наиболее эффективный процесс правового регулирования. Это и степень "автономности" субъектов правовых отношений, и их взаимоположение (равенство сторон или их соподчиненность), и пути, способы и средства защиты   или восстановления нарушенных прав. Метод правового регулирования определяется в основном его предметом, но зависит также от задач, целенаправленных интересов государства, которые объективно обусловлены существующими материальными и духовными условиями жизни общества. Именно этим объясняется, что тот или иной вид общественных отношений может быть урегулирован по-разному, что правовая защита разных сторон одного и того же вида общественных отношений может быть обеспечена различными средствами. Итак, отрасль права характеризуется следующими признаками: предметным критерием, а также в определенной мере методом правового регулирования, специфическими правовыми принципами и своеобразным механизмом регулирования соответствующих общественных отношений, "нерасторжимостью" входящих в нее правовых норм. 158   Следовательно, отрасль права - это объективно сложившаяся внутри единой правовой системы в виде ее обособленной части группа правовых норм, регулирующая качественно однородные общественные отношения на основе определенных принципов и специфических методов и таким образом приобретающая относительную самостоятельность, устойчивость и автономность функционирования. Из этого определения следует, что для образования отрасли права необходимы качественно однородные общественные отношения, урегулированные соответствующей группой правовых норм, и специфика общественных отношений, которая обусловливает определенный метод правового регулирования. Совокупность этих предпосылок образует внутри единой правовой системы относительно самостоятельную отрасль права, которая объединяет группу связанных между собой правовых норм, регулирующих качественно однородные общественные отношения. Объединение этих правовых норм в определенную группу на основе единого предмета правового регулирования обусловливает относительную самостоятельность, устойчивость и автономность отрасли права в рамках правовой системы. Относительная самостоятельность отрасли права образуется не только благодаря тому, что имеет специфические предмет и метод правового регулирования, но также и потому, что обладает общими принципами, характерными для объединенных правовых норм. Это выражается в выделении внутри каждой отрасли права своей так называемой "общей части", охватывающей основополагающие признаки содержания конкретных правовых норм данной отрасли права. Именно эти общие признаки определяют особенности данной отрасли права в сравнении с другими отраслями. Например, общая часть гражданского права включает понятия о гражданско-правовых актах, гражданских правоотношениях, субъектах гражданского права и объектах гражданских отношений. В соответствии с объективным единством правовой системы и ее дифференциацией на отрасли права внутри этого единства строится и система законодательства. В процессе законотворчества выражается, развивается и конкретизируется всеобщее объективное свойство права - его системность. Следовательно, системность права - объективное основание, но со своим основанием законодательная система полностью не совпадает. Между правовой системой и системой законодательства имеются различия, о которых речь впереди. 159   Здесь же, следуя логике наших рассуждений, необходимо остановиться и на более низкой "ступени" дифференциации правовой системы. Дифференциация правовых общностей происходит и на более дробном уровне, не только на уровне подсистемы, так сказать, первого порядка - на отрасли права. Одно и то же общественное отношение имеет множество признаков, особенностей, сторон, которые в зависимости от условий места и времени их проявления приобретают различный характер. Это обстоятельство обусловливает необходимость всестороннего правового регулирования каждого типичного общественного отношения (если, разумеется, это отношение вообще нуждается в правовом урегулировании). В силу этого дифференциация правовых общностей происходит и внутри каждой отдельной отрасли права, выражаясь, в частности, в делении ее на ряд так называемых правовых институтов. Отдельная правовая норма обычно не в состоянии урегулировать с требуемой полнотой и всесторонностью то или иное общественное отношение без сочетания, взаимодействия с другими правовыми нормами, направленными на регулирование того же отношения. Совокупность этих правовых норм, объединенных в определенную подсистему второго порядка, и образует правовой институт. Таким образом, отрасль права, будучи подсистемным образованием первого порядка правовой системы, внутри самой себя образует подсистему второго порядка - правовой институт. Так, отрасль государственного права включает в себя институты гражданства, избирательной системы и т.д., отрасль гражданского права - институты купли-продажи, мены, залога и др. Определение правового института сводится к следующим его существенным признакам: это сложившаяся внутри отрасли права в виде ее обособленной части группа правовых норм, регулирующих с требуемой детализацией типичное общественное отношение и в силу этого приобретающих относительную самостоятельность, устойчивость и автономность функционирования. Из этого определения следует, что институт права отличается от отрасли права прежде всего объемом предмета регулирования: он регулирует не всю совокупность качественно однородных общественных отношений, а лишь различные стороны (признаки, особенности) одного типичного общественного отношения. Вместе с тем институт права имеет общие с отраслью права 160   характеристики - объективную обособленность и органическое единство компонентов, специфичность метода, относительную самостоятельность, устойчивость и автономность функционирования, хотя и другого уровня. До сих пор речь шла о том, что правовая система включает в себя различные уровни подсистемных образований. Продолжая эти рассуждения, необходимо двигаться дальше, достигнуть вершины правовой пирамиды - охарактеризовать правовую систему в целом. Праву присуща единая системная целостность. Но это - не простое, механическое, суммарное целое, а внутренне единая системная целостность. Системность права характеризуется следующими основными признаками. Во-первых, компоненты правовой системы (ее подсистемы) находятся в объединенном, целостно-системном состоянии. Это состояние объективно вытекает из "правовой природы" тех общественных отношений, которые с необходимостью опосредствуются правовым регулированием. Во-вторых, правовая система образует единство в результате структурной упорядоченности ее компонентов (подсистем), определяющей их функциональную зависимость и взаимодействие. В результате правовая система представляет собой единый, гармоничный "ансамбль", обеспечивающий субординацию, иерархичность и синхронность в процессе функционирования. В-третьих, объединение правовых компонентов (подсистем) в структурно-упорядоченное единство обусловливает наличие у правовой системы свойства относительной самостоятельности. Оно выражается в том, что качества правовой системы не сводятся к качествам системообразующих компонентов (подсистем); она обладает способностью существенно видоизменять составляющие ее компоненты (подсистемы) и создавать новые компоненты (подсистемы) в пределах своего единства; она может выступать в виде компонента (подсистемы) другой, более объемной системы, равно как и в границах своего единства расчленяться на внутренние подсистемы (или системы более низкого порядка); она необходимо связана с внешней средой, ощущая ее воздействие и реагируя на них. В-четвертых, структурная упорядоченность придает правовой системе относительную устойчивость, в пределах которой допустимы изменения свойств ее компонентов (подсистем) и их связей. 161   fi   В-пятых, относительная самостоятельность правовой системы обусловливает относительную самостоятельность, автономность ее функционирования, степень которой определяет уровень данной системы. Объединенность компонентов (подсистем) правовой системы, их единство и структурная упорядоченность, а также относительная самостоятельность, устойчивость и автономность правовой системы обусловливают главное свойство данной системы -интегративность. Именно в результате интегративности каждый компонент (подсистема) существует и функционирует лишь во взаимодействии с другими. Нарушение характера или ритма функционирования одного компонента (подсистемы) незамедлительно сказывается на функционировании других компонентов (подсистем) и правовой системы в целом; при "выходе из строя" хотя бы даже одного компонента (подсистемы) перестает действовать должным образом вся правовая система, и даже совсем "останавливается". Итак, правовая система представляет собой интеграцию однотипных по своей сущности правовых установлений и процессов в структурно упорядоченное единство, обладающее относительной самостоятельностью, стабильностью функционирования и взаимодействием с внешней средой в целях регулирования соответствующих общественных отношений. Все предшествующие рассуждения основаны на общей теории систем, примененной к характеристике системности права. При всей абстрактности этих рассуждений необходимо иметь о них представление ради повышения уровня законотворческой культуры и в целях их использования на практике. Так, значение категорий правовой системы, отрасли права и правового института для законотворчества состоит в том, что они указывают на те принципы формирования отрасли законодательства и его институтов, которыми следует руководствоваться в процессе создания законов. Подготавливая тот или иной законопроект, мы должны отдавать себе отчет в том, к какой отрасли права он принадлежит, т.е. каков его предмет, а следовательно, и метод правового регулирования. Нельзя, например, при создании законопроекта, регулирующего отношения в гражданско-правовой сфере, использовать уголовно-правовые методы и наоборот. Совокупность законов, созданных в соответствии с теми принципами, которые характеризуют отрасль права, образует отрасль законодательства. Казалось бы, отрасль права и отрасль законодательства совпадают. Однако это не совсем так или не   всегда так. В целях всестороннего урегулирования группы разнопорядковых (хотя и связанных между собой) общественных отношений и компактного изложения соответствующих предписаний законодатель отступает от принципов, характеризующих отрасль права. Принципы потому и являются таковыми, что допускают исключения, отступления от них в необходимых случаях. Такие случаи довольно часты в законотворческой практике, когда один и тот же закон оказывается принадлежащим не одной, а двум и более отраслям права. Например, отношения по возмещению вреда регулируются одновременно нормами гражданского и трудового права. Подобно тому как внутри отрасли права образуются правовые институты, так и в отрасли законодательства формируются законодательные институты, регулирующие те или иные стороны того или иного типичного общественного отношения. И в этом случае вполне возможны отступления от принципов образования правового института. Необходимо при этом подчеркнуть, что и в отрасли законодательства, и в ее институтах могут быть статьи, имеющие не только различные предметы, но и методы правового регулирования. Возьмем законодательный институт собственности, включающий в себя не только статьи гражданско-правового, но также государственно-правового, административно-правового и уголовно-правового характера. Все, что касается основных форм собственности в обществе, относится к конституционным установлениям (государственное, конституционное право). Способы приобретения и приращения собственности, юридическая регламентация отдельных форм собственности -прерогатива гражданского права. Защита права собственности осуществляется гражданско-правовыми, административно-правовыми или уголовно-правовыми мерами в судебном или ином порядке. В результате образуются так называемые комплексные законодательные институты (например, институт поставки), а следовательно, и соответствующие отрасли законодательства (например, лесное право, горное право). Если ни отрасль права, ни правовой институт не могут быть комплексными, т.е. включающими в себя правовые нормы различных отраслей права и правовых институтов, то отрасль законодательства и его институты вполне могут содержать статьи других отраслей законодательства и законодательных институтов. Однако этой возможностью не следует злоупотреблять: лучшим вариантом в законотворчестве является тот, при котором отрасль права совпадает с отраслью законодательства, а правовой институт       162   163   - с законодательным институтом. Но это не всегда удается и даже не всегда целесообразно, ибо зачастую вполне оправданное стремление законодателя максимально полно и взаимоувязанно урегулировать соответствующие общественные отношения вынуждает его отступать от этого варианта, создавать комплексные отрасли законодательства и законодательные институты. В процессе законотворчества необходимо также знать, каково место создаваемой статьи закона, института или отрасли законодательства в законодательной системе, в какой зависимости они находятся от других компонентов (подсистем) и от системы в целом, каково из взаимодействие. Следует определить уровень относительной самостоятельности и автономности функционирования каждого компонента (подсистемы) законодательной системы. Иметь, наконец, четкое представление о том, какова будет эффективность воздействия создаваемых статей закона, институтов или отраслей законодательства на соответствующие общественные отношения и вообще на "внешнюю ср^ду". Все это, в свою очередь, позволит в процессе законотворчества обнаружить внутренние и внешние противоречия, неизбежные в законодательной системе, находить пути и средства их разрешения. Выявление противоречий должно завершаться выдвижением рекомендаций по отмене, изменению или дополнению соответствующих актов или по созданию новых законодательных актов. При этом следует основываться на изучении не только внутреннего механизма взаимодействия компонентов (подсистем) законодательной системы, но и внешних условий их функционирования. Поскольку же внешние условия постоянно изменяются (в том числе и под воздействием законодательной системы), создавая неповторимые жизненные ситуации, постольку и законотворчество предполагает изучение прямых и обратных информационно-коммуникативных и иных связей законодательной системы с внешней средой. В этом случае можно выяснить не только прямое влияние внешней среды нд/законодательную систему, но и эффективность ее обратного воздействия на эту среду, понять преобразования, которые происходят не только под влиянием среды в законодательной системе, но и те, которые претерпевала среда под воздействием данной системы. В процессе законотворчества важно учитывать не только специфику отдельных компонентов (подсистем) законодательной системы, но и те качества, которые они приобретают в системном состоянии.  Лишь при  этих условиях возможно  выявить те 164   преобразования компонентов (подсистем) законодательной системы, которые они испытывают на себе, находясь в интегративном состоянии. Изложенные общетеоретические правовые положения (более подробный анализ которых содержится в научных и учебных трудах каждой отраслевой юридической науки) необходимы, как отмечалось, для более глубокого понимания и освоения соотношения системы права, его отраслей и институтов с системой и систематизацией законодательства, основных этапов его инкорпоративной и кодификационной обработки. К этим проблемам мы и переходим. Законодательство состоит из огромного количества актов, принятых различными государственными органами и в различные исторические периоды. Время от времени проводилось упорядочение законодательства путем его систематизации, вносились изменения и дополнения. Однако систематизация законодательства не предполагала его пересмотра; изменения и дополнения иногда касались хотя и важных, но отдельных проблем правового регулирования и не в состоянии были устранить со временем образовавшиеся недостатки действующего законодательства в целом. Законотворчество не всегда успевало за интенсивным развитием общественной жизни, особенно в период становления и развития нашего государства. При издании новых или отмене устаревших законодательных актов (или их частей) далеко не всегда соблюдались требования законодательной техники. Изданные в 30-50 гг. законодательные акты зачастую носили противоправный характер. В 60-е гг. законотворчество приобрело субъективистский характер: не считалось с объективными закономерностями общественного развития, а нередко прямо им противоречило. В 70-80-е гг. законотворчество было парализовано, не реагировало на назревшие потребности общественной жизни. Вновь создаваемое законодательство с 1985 г. и по сей день во многом не согласуется и вступает в противоречие с ранее принятыми правовыми актами. Более того, и вновь созданные правовые акты зачастую противоречат друг другу. В результате действующее российское законодательство содержит акты, нормы и статьи, формально не действующие. В законодательстве часто встречаются серьезные пробелы и не увязанные друг с другом положения; некоторые законодательные акты страдают повторами, содержат недостаточно ясные, неточные формулировки, понятия, термины.  Имеется и много иных недостатков действующего 165   законодательства. Такие же недостатки отмечаются и в законодательных актах, принятых в последнее время в связи с потребностями правового регулирования, хотя зачастую не реагируют на насущные потребности общества. Несовершенство этих актов с точки зрения законодательной техники негативно отражается на правореализующей практике. Несоблюдение требований законодательной техники в процессе законотворчества имеет место в основном в следующих случаях: когда при издании новых актов не отменяются или не изменяются ранее изданные акты; когда отменяются или изменяются ранее изданные акты без точного и исчерпывающего их перечисления; когда изменения в действующие нормативные акты вносятся ненормативными актами; когда изменение актов происходит без одновременного утверждения новой редакции соответствующих разделов или статей изменяемого акта; когда отдельные общие  правила,  рассчитанные на длительное действие, включаются в оперативные распоряжения или акты, действующие в течение ограниченного срока; -           когда единоличными распоряжениями действия тех или иных нормативных актов распространяется не на предусмотренные этими актами общественные отношения; -           когда отсутствует необходимая  согласованность и редакционная увязка между актами, издаваемыми по одному и тому же вопросу, что вызывает противоречие актов друг другу; когда новый акт не полностью регулирует соответствующий вопрос, в результате чего ряд прежних актов по тому же вопросу нельзя совсем отменить; когда акты излагаются сложным, неясным, неточным языком и страдают неоправданным многословием. Разумеется, эти недостатки не характеризуют законотворчество в целом. Тот или иной недостаток встречается в отдельных случаях, но и он наносит ощутимый ущерб стройности действующего законодательства, вредно отражается на правоприменительной практике и осложняет проведение его систематизации. Но дело далеко не только в этом. Ныне в соответствии с преобразованием всей системы общественных отношений должно быть обновлено законодательство, в том числе и с помощью его систематизации, в процессе которой ликвидируются недостатки, упорядочивается и стабилизируется вся правовая система страны. 166   Каковы же основные виды систематизации действующего законодательства и в чем их отличие друг от друга? В юридической теории и практике различают два основных вида систематизации действующего законодательства: инкорпорацию и кодификацию. Инкорпорация не вносит изменений и ограничивается лишь внешней обработкой законодательного материала. Допускаются лишь изменения внешнего, редакционного или технического характера (например, исправление типографских опечаток или грамматических и синтаксических ошибок в законодательном тексте, исключение актов или их частей, формально отмененных последующим законодательством, опущение подписей под законодательными актами). Инкорпорация может проводиться по различным субъективным критериям: например, в хронологическом порядке, когда акты располагаются соответственно времени их принятия; по субъектам, когда акты располагают соответственно органам, их принявшим (органы государственной власти или органы государственного управления, центральные или местные органы); по социально-экономическим отраслям (промышленность, сельское хозяйство, транспорт, социальное обеспечение, строительство, культура и т.д.). Инкорпорация является средством уплотнения законодательства в том смысле что позволяет не учитывать официально отмененные акты, опускать устаревшие преамбулы, исключать повторения актов и т.д. Она представляет собой более низкий уровень систематизации и является необходимой предпосылкой для перехода к высшему ее виду - кодификации. Кодификация предполагает такое упорядочение законодательного материала, которое направлено на его переработку путем исключения повторений, противоречий, восполняет пробелы, преобразования характера и направленности материала. Тем самым в максимальной мере обеспечивается внутренняя согласованность, целостность, системность и полнота правового регулирования соответствующих общественных отношений. Кодификация является тем же самым законотворчеством. Но в отличие от текущего законотворчества, создающего отдельные законодательные акты по тем или иным проблемам, кодификация упорядочивает значительную часть уже существующего и действующего законодательства, как правило, его изменяя, дополняя и преобразуя. В результате кодификации создаются крупные сводные законодательные акты, регулирующие 167   значительную область общественных отношений. В отличие от инкорпорации, в основу которой положен произвольно избранный критерий расположения законодательного материала (в зависимости от ее цели и назначения), менее всего связанный с системой права, кодификация обычно основывается на системе права, хотя полностью с ней и не совпадает. Дело в том, что на практике нередко возникает потребность создания так называемых комплексных кодификационных сборников, смысл которых заключен в логическом объединении правовых норм нескольких отраслей или институтов права, регулирующих один и тот же круг общественных отношений (например, морское или воздушное право, право собственности). Следовательно, если система права в целом, отрасль права и его составные части - институты права - носят объективный характер, не зависят от воли законодателя (кодификатора) и определяются в конечном счете предметом правового регулирования, то кодификация законодательства иногда может нарушить эту объективность и проводиться на основе субъективно избранного законодателем (кодификатором) классификационного критерия. Иначе говоря, если система права исключает дифференциацию, при которой правовые нормы одной отрасли права (института) оказались в другой отрасли, то при кодификации законодательства группируются правовые нормы различных отраслей права (институтов) в единый комплекс. Кодификация законодательства поэтому не может во всех случаях полностью совпадать с системой права. Но система права, отражая объективные закономерности общественной жизни в той мере, в какой они проявляются в праве и определяют его, тем самым служит основанием для кодификации законодательства, для классификации, логической обработки и размещения законодательного материала в определенном порядке, необходимом для нужд практики. Следует, наконец, отметить, что инкорпорация может быть официальной, если инкорпоративный сборник издается уполномоченным на то государственным органом (и тогда обретает юридически обязательную силу), и неофициальной, если составляется частными лицами. В отличие от этого кодификация законодательства всегда носит официальный характер. Итак, систематизация законодательства в виде инкорпорации и кодификации необходима в целях его упорядочения, классификации, придания стабильности, благодаря чему существенно облегчается реализация правовых предписаний. Таково мнение большинства парламентариев и юристов всех стран мира. 168   L   Обширный и все возрастающий объем законодательного материала порождает его повторяемость и противоречивость, делает затруднительным его использование не только гражданами и должностными лицами, но и специалистами-юристами. Учитывая это обстоятельство, следует использовать опыт законодателей западных стран, которые в послевоенные годы стали искать выход из создавшегося положения, используя так называемый консолидирующий прием законодательной техники. Для быстрейшего упорядочения и сокращения объема действующего законодательства проводится его консолидация, т.е. объединение множества законодательных актов в единый укрупненный акт. Этот вид систематизации законодательства не имеет самостоятельного значения, поскольку является этапом в переходе от инкорпорации к кодификации. Обратимся теперь к организационной работе по проведению кодификации и ее последовательности. Предварительно отметим, что различие видов систематизации (инкорпорации и кодификации) обусловливает и различие их форм - инкорпоративных и кодификационных сборников. К сожалению, эти формы в теории и на практике не только нередко смешиваются, но порой и отождествляются. Конечно, с политической точки зрения вопрос о том, в какую форму облекается систематизированный законодательный материал, существенного значения не имеет, но он весьма важен с юридической точки зрения, поскольку с ним связаны такие вопросы, как юридическая сила той или иной формы законодательного сборника, прямое или опосредствованное их действие, объем и степень детализации правового регулирования соответствующих общественных отношений и т.д. В связи с этим возникает необходимость обоснования признаков, характеризующих основные формы систематизации законодательства. Формы систематизации законодательства могут быть как отраслевыми, так и общими. На отраслевой форме систематизации законодательства мы остановимся позже. Здесь же отметим общие формы систематизации. Такими формами являются Собрание законодательства и Свод законодательства. Первый представляет собой сборник, инкорпорирующий действующее законодательство, а второй кодифицирует действующее законодательство. Отсюда вытекают их признаки: если Собрание объединяет законодательство без каких-либо существенных изменений, то Свод объединяет законодательство в переработанном и преобразованном виде;  если Собрание 169   систематизирует законодательство в хронологическом порядке, то Свод - в логическом; если Собрание охватывает законодательство в том же объеме, в котором оно существует до систематизации, то Свод - в трансформированном виде и т.д. Примером общей инкорпорации законодательства может служить Полное собрание законов Российской империи, в которое вошли расположенные в хронологическом порядке все законодательные акты, начиная с Соборного Уложения 1649 г. Примером общей кодификации может служить изданный в 30-х гг. XIX столетия Свод законов Российской империи. Отраслевая систематизация также может быть и в инкорпоративной, и в кодификационной форме. Представляют инкорпоративную форму различные сборники, составленные в соответствии с тем или иным критерием, избранным для удовлетворения потребностей практики (например, сборник законодательства о труде, который объединяет и располагает соответствующий материал в хронологическом порядке или по любому другому признаку). Что же касается кодификационной формы систематизации законодательства, то практика нашей страны выработала ряд разновидностей: Основные начала, Основы, кодексы, уставы, положения, правила. В основание различий между ними могут быть положены, на наш взгляд, следующие признаки. В Основных началах должны быть отражены наиболее общие, существенные и главные правовые принципы и положения по предметам исключительной компетенции Российской Федерации. Конкретизация этих принципов и положений осуществляется только в порядке общероссийского законодательства. В форме Основных начал следовало бы, по нашему мнению, кодифицировать лишь общероссийский законодательный материал по соответствующим отраслям права. В отличие от Основных начал в форме Основ целесообразно было бы кодифицировать такой общероссийский законодательный материал по соответствующим отраслям права, который определяет общие принципы правового регулирования тех общественных отношений, которые находятся в совместной компетенции Российской Федерации и ее субъектов. При этом принятие Основ должно предполагать развитие и конкретизацию его положений соответствующими законодательными актами субъектов федерации. На базе Основ упорядочивается, систематизируется по соответствующим отраслям права законодательный материал субъектов федерации. 170   Кодекс - это закон, объединяющий систему норм определенной отрасли права. Статьи кодекса располагаются в строгой логической последовательности, отражают внутреннюю структуру отрасли права. Каждая статья имеет относительно самостоятельное значение и вместе с тем является составным элементом кодекса. При создании кодекса закрепляются общие принципы соответствующей отрасли права и исключаются повторения и противоречия между его статьями. В большинстве своем кодексы состоят из двух основных частей: Общей и Особенной. В Общую часть выделяются те правила, которые распространяются на все (или ряд) правовых институтов и статей Особенной части того же кодекса. В Особенную часть выделяются правовые институты и статьи, регулирующие определенные общественные отношения. Деление кодекса на две основные части вызвано целесообразностью структурного построения его. Такое деление преследует цель избежать повторения общих положений при изложении каждого правового института или статьи. Практике правового строительства известны и другие формы кодификации законодательства: уставы, положения, правила. Однако издание кодификационных актов в данных формах не зависит от каких-либо заранее установленных правил, и избрание той или иной формы в известной мере носит случайный характер. Думается, что этот ничем не оправданный разнобой в выборе форм кодификации следует устранить, точно фиксируя, в какой именно форме должен быть кодифицирован тот или иной законодательный материал. Именно по этому пути и идет практика, по крайней мере, по отношению к форме устава. Как известно, Конституция Российской Федерации установила, что ее субъекты (кроме республик, имеющих конституции) свой основной закон принимают в форме устава. Кроме того, в форме устава, полагаем, следовало бы регулировать общественные отношения, складывающиеся в специальной народно-хозяйственной области (например, железные дороги, внутренний водный транспорт, торговое мореплавание, воздушный транспорт). В форме положения следовало бы объединить акты, определяющие структуру, задачи, компетенцию и формы деятельности государственных органов и общественных организаций. В форме правил целесообразно было бы регулировать вопросы внутреннего трудового распорядка государственных органов и общественных организаций, поведение граждан в общественных местах (например, санитарные правила, правила техники безопасности, уличного 171   движения). Само собой разумеется, что данные формы кодификации могут носить либо общероссийский, либо региональный характер. Кодификационный процесс состоит из ряда этапов, каждый из которых использует соответствующие методы, приемы, способы законодательной техники. Успешное осуществление кодификации предполагает разработку не только общего плана систематизации действующего законодательства на определенный период, но и рабочий план каждой отраслевой кодификации. В таких планах следует установить цель, этапы работы и наметить необходимые средства ее обеспечения, предусмотреть проведение организационных мероприятий и установить точные сроки их осуществления, равно как и завершения работы. Тщательно составленные планы кодификации будут служить руководством для практической деятельности и способствовать наиболее рациональному использованию сил, средств и времени, позволит сосредоточить внимание на основных задачах того или иного этапа работы, рассмотреть соответствующие вопросы с участием специалистов и заинтересованных лиц. Приступая к работе по созданию акта, кодифицирующего действующее законодательство в целом или какую-либо его отрасль (Свод законов, Основные начала, кодекс и т.п.), необходимо определить объем законодательного материала, подлежащего обработке. Уже на этом этапе возникают трудности, поскольку государственные органы издают правовые акты как нормативного, так и ненормативного характера; акты, имеющие общее для страны значение, а также акты по специальным и даже частным вопросам; акты, обладающие различной юридической силой, неодинаковой степенью стабильности, с многообразным содержанием, играющие различную роль в общественной жизни. Все это и порождает ряд сложных вопросов: "Будет ли кодификация ограничена обработкой только законов или также подзаконных актов? Какой критерий избрать в отборе подзаконных актов? Ограничится ли кодификация лишь актами высших органов государственной власти и управления или будет включать также ведомственные акты и акты субъектов федерации?" В большинстве случаев кодификация не может замыкаться на обработке лишь законов, поскольку в правовых актах Президента, высших органов государственного управления не только конкретизируются и развиваются законы, но и нередко содержатся нормы,  которые целесообразнее возвести  в ранг закона. 172   Аналогичным образом решаются вопросы нижестоящих подзаконных актов (ведомственных и региональных), хотя их количество значительно меньше, чем число актов высших органов государственного управления. Выбор критериев при отборе правового материала зависит от цели, которая преследуется при кодификации, от характера и значения самого правового материала. Ясно, что в общегосударственные кодификационные сборники не следует включать правовые установления, регулирующие отношения ведомственного значения, а также акты, рассчитанные на ограниченную сферу действия, которые относятся к частному вопросу и носят ненормативный характер, персонифицированные или ограничивающиеся однократным их применением. В кодификационной практике возникает также вопрос о том, подлежит ли учету и обработке нормативно-правовые акты, содержащие технические, технологические, агрономические и другие специальные правила. На этот счет имеются противоположные мнения различных авторов. Думается, что вопрос должен решаться конкретно в отношении каждого отдельного акта. Предметом кодификации должны быть все акты со специальными правилами, которые адресованы достаточно широкому кругу лиц и имеют важное народно-хозяйственное значение. Иначе кодификационный сборник в значительной мере утратит свое назначение - быть руководством для практической деятельности. В тех же случаях, когда такие акты отмеченными качествами не обладают, они должны исключаться из кодифицируемого материала с обязательным указанием в соответствующих разделах (главах, параграфах или статьях) сборника об их наличии и с указанием названия издания, в котором они опубликованы. Определив объем правового материала, подлежащего кодификационной обработке, его собирают воедино и регистрируют. Удобной формой регистрации правовых актов является карточная регистрация, т.е. по принципу свободных, подвижных листов. Преимущество карточной формы заключается в систематическом расположении материала и в беспредельности его регистрации. Этот подвижный и не замыкаемый в границах материал всегда с успехом может быть использован как для последующих кодификационных работ, так и для научных целей. Осуществление этих мероприятий позволит создать полное хронологическое собрание правовых актов страны. При этом кодификатор, как правило, опирается на официальные источники 173   опубликования правовых актов. Желательно иметь при себе также соответствующие отчеты и протоколы сессий законодательных органов, заседаний органов государственного управления, что позволит воспроизвести точный текст действующих актов и быть в курсе их обсуждения. В хронологическом собрании законодательных актов указываются даты принятия и официальное издание, в котором они опубликованы. После проведения хронологической "инвентаризации" законодательного материала приступают к его "расчистке". Прежде всего освобождаются от актов, официально отмененных соответствующими органами, а также от актов, отменяющих другие акты, если они не установили новых норм. Эта операция значительно сокращает объем законодательного материала, подлежащего дальнейшей обработке. Однако эта работа не должна носить "чисто технический" характер, ограниченный механическим исключением из собранного материала формально отмененных актов. Представляется целесообразным не только проверить законность отмены, но и определить, возможно ли использовать отдельные правовые положения. Нередко практика реализации правовых норм показывает, что официально признанные недействующими законодательные акты по сравнению с вновь принятыми, действующими, оказываются не только удачнее с точки зрения законодательной техники, но и правильнее, точнее, полнее регулируют соответствующие общественные отношения. Даже в тех случаях, когда отмененные законодательные акты не могут быть (хотя бы частично) использованы в новых условиях, их критичное изучение может оказаться бесспорно полезным для совершенствования действующего законодательства в процессе кодификации. Кодификацию действующего законодательства обычно проводят несколько лет. В этот период законодательные органы отменяют одни, ранее действовавшие акты (или их части), изменяют другие, уточняют редакцию третьих и т.д. В этих случаях в законотворческой практике, особенно прошлых лет, нередко прибегали к приему, который выражался в формуле: "Считать утратившими силу все ранее изданные акты по данному вопросу". Этот прием является ненадежным, им нежелательно пользоваться, потому что в вопросе о признании или непризнании утратившими силу тех или иных актов зачастую допускаются серьезные ошибки. Вопрос должен конкретно и официально решаться не отдельным должностным лицом, а компетентными государственными органами. 174   Работа по составлению перечней актов, утративших силу, не так прост, как может показаться на первый взгляд. Очень часто законодательные акты отменяются не целиком. В результате нарушается логическая стройность, целостность, единство законодательного акта, что, в свою очередь, затрудняет реализацию этого акта, а иногда и нарушает законность. Для того чтобы избежать этих отрицательных последствий, следует стремиться к сохранению логической стройности и целостности законодательных актов. В тех случаях, когда это затруднительно или вовсе невозможно, в новый текст желательно "вмонтировать" нормы старого акта, который сохраняет свое действие. Дальнейшая работа над собранным законодательным материалом состоит в том, что кодификатор освобождается от актов с определенными в них сроками действия, уже истекшими и непродленными. Не исключено, однако, что кодификатор столкнется с отдельными актами, подлежащими исключению в результате истечения срока их действия, но способными сыграть известную положительную роль при продлении срока их действия. В этих случаях кодификатор должен поставить перед соответствующим государственным органом вопрос о целесообразности продления срока действия данных актов или придать им характер актов длительного действия. Требует решения и другой практически важный вопрос: следует ли включать в Собрание или Свод законодательства временные акты, срок действия которых еще не истек? Нам представляется, что их исключение повлечет за собой то, что Собрание или Свод в значительной части могут устареть сразу же после издания, а в отдельных случаях уже и в момент издания. Именно это обстоятельство, прежде всего, затруднит пользование законодательным материалом, включенным в Собрание или Свод. Что же касается опасений, что Собрание или Свод окажутся неполными, то они и не могут быть абсолютно полными, поскольку будут постоянно пополняться (или изменяться) новыми актами. Следующий этап кодификационного процесса - исключение из собранного материала актов, хотя формально пока и не отмененных, но фактически утративших силу в связи с последующим законодательством. Эта работа требует особо тщательного, внимательного использования опыта прошлого. Вопрос, какие из актов фактически утратили силу, решается совместно с государственными органами, их принявшими, при согласовании с ведомствами,  которых они непосредственно 175   касались. Было бы целесообразно принять порядок, при котором соответствующие ведомства по запросу кодификационного органа (в частности, мы предложили бы создать Отдел или Управление по кодификации законодательства Федерального Собрания Российской Федерации) представляли мотивированные письменные заключения с обоснованием своей точки зрения по указанному вопросу. Такой порядок способствовал бы более глубокому и всестороннему анализу соответствующих актов, определению их значения в новых условиях и гарантировал бы кодификационную работу от возможных случаев неоправданного исключения фактически утративших силу правовых норм, однако способных принести известную пользу при их обновлении и восстановлении. Нередко правовые нормы, созданные в определенный исторический период и действующие в последующие периоды, обогащаются новыми чертами, приобретают новое содержание и в силу этого меняют свое значение. После проведения указанной выше работы следует составить списки всех актов, фактически не действующих и в силу этого подлежащих исключению из дальнейшей кодификационной обработки законодательного материала. К этим спискам весьма желательно приложить подробные справки, раскрывающие мотивы исключения каждого из этих актов. В целях еще более тщательной проверки обоснованности исключения актов из будущего кодификационного сборника, а также для упорядочения дальнейшей кодификационной работы необходимо представить указанные списки на утверждение тем органам, которыми они были приняты. Описанные мероприятия требуют кропотливой работы и значительного времени. Кодификатор получает лишь действующие законодательные акты, которые подвергаются дальнейшей, более сложной обработке. Так, в частности, из текста актов исключаются: вводные части, если они не содержат принципиальных указаний; статьи в отдельных частях с перечнем отменяемых актов, с временными правилами применения акта при введении его в действие; фактически утратившие силу, а также статьи ненормативного характера. Все эти исключения строго учитываются и сопровождаются мотивированными объяснениями в специальных справках, на основании которых законодатель при обсуждении проекта кодификационного сборника сможет решить окончательно вопрос о целесообразности выдвинутых кодификатором предложений. 176   Получив, таким образом, полное собрание действующего законодательства, кодификатор создает алфавитно-предметную картотеку, а затем в алфавитно-предметном порядке располагает листы с текстами законодательных актов. Это создает удобства для быстрого получения необходимой справки по действующему законодательству, является основанием для систематического толкования действующих правовых норм, значительно облегчает решение других вопросов кодификационной работы, в частности, вопроса о схеме кодификационного сборника, в соответствии с которым весь действующий законодательный материал распределяется по определенным разделам сборника. В процессе этой работы часто обнаруживается, что тот или иной акт относится в двум и более разделам. Это происходит по той простой причине» что многие законодательные акты (по природе своей комплексные), регулирующие, например, вопросы развития одной конкретной отрасли народного хозяйства, содержат в себе статьи и пункты (части), относящиеся к учету, финансированию, условиям и оплате труда, льготам и т.д. во всех (или ряде) народно-хозяйственных отраслях. В подобных случаях данный акт следует помещать в том разделе, к которому он по предмету своего регулирования в наибольшей мере относится, а в других разделах давать извлечения из него в виде отдельных статей, пунктов (частей), приложений или даже заголовков с указанием раздела, в котором находится полный текст этого акта. После распределения законодательного материала по соответствующим разделам кодификатор прежде всего приступает к устранению имеющихся в действующем законодательстве противоречий. В кодификационной практике обычно принято считать, что при наличии противоречий в разных актах по одному и тому же вопросу действующим признается акт, изданный позже. Однако применение этого правила не всегда может быть целесообразным, ибо вполне возможно, что для практики предпочтительнее сохранить именно тот акт, который был издан ранее. Поэтому во всех случаях расхождения между действующими законодательными актами (одинаковой юридической силы) предпочтение следует отдавать тому, который будет в большей степени соответствовать действительности и способствовать успешному осуществлению задач обновления общественных отношений. Наряду с ликвидацией имеющихся противоречий необходимо устранить и повторение в различных действующих законодательных актах.   Эту   задачу   нельзя   осуществлять   механическим 177   вычеркиванием соответствующих статей из всех актов. Решение вопроса о том, в каком именно законодательном акте должна быть сохранена статья, повторяющаяся в двух или более актах, зависит от характера самого законодательного материала. Сохранить желательно такую статью в том именно акте, предмет регулирования которого в наибольшей степени обусловливает ее наличие и вместе с тем сохраняет логическую стройность и целостность тех актов, из которых подобная статья будет исключена. Работа по устранению противоречий и повторений, особенно при ее осуществлении в границах соответствующих разделов Свода законов, неизбежно выдвигает вопрос о целесообразности объединения и укрупнения однородных по своему содержанию законодательных актов. Такая консолидация законодательных актов уменьшает объем законодательного материала, делает его более четким, лаконичным, цельным и облегчает дальнейшую кодификационную работу, в процессе которой может обнаружиться целесообразность консолидации актов не только одинаковой, но и различной юридической силы. Укрупнение законодательных актов отнюдь не сводится к простому перемещению фраз, пунктов (частей) или статей одного акта в другой. Когда в основной акт в целях его укрупнения вводится фрагмент из другого, необходимо согласовать данный фрагмент (как по содержанию, так и по форме) с положениями пополняемого или обновляемого акта, чтобы обеспечить логическую стройность, целостность и единство этого акта. Следует, однако, заметить, что каких бы успехов ни достигли в совершенствовании законодательных актов, едва ли удастся объединить все без исключения однородные постановления, вкрапленные в различные законодательные акты. В большинстве случаев их невозможно объединить без нарушения целостности и логической стройности тех законодательных актов, в которые они были включены. Разумеется, нет резона жертвовать целостностью, логичностью и единством законодательного акта, компактно содержащего взаимосвязанные и друг друга дополняющие статьи, ради ложно понимаемого стремления уменьшить объем кодифицируемого сборника. Однако зачастую без этих разбросанных предписаний акт не дает вполне исчерпывающего законодательного регламентирования. В качестве выхода из этого положения в кодификационной практике применяют так называемые отсылки и дополнения, различие между которыми выражено, однако, нечетко.   Нам представляется, что отсылки следует применять для указания на содержащуюся в данном кодификационном сборнике статью, которая развивается или конкретизируется другими статьями этого же кодификационного сборника. Дополнения представляют собой указания на то; что содержащаяся в данном кодификационном сборнике статья развивается или конкретизируется другими статьями законодательным актов {или законодательного акта), не вошедших в данный сборник. Благодаря применению системы отсылок и дополнений знакомящийся с данной статьей получает точные сведения о том, где помещены связанные (дополняющие или конкретизирующие) с ней постановления, узнает, какие именно нормативы действуют. При этом нельзя допускать, чтобы статья, к которой отсылают или которая дополняет то или иное положение кодификационного сборника, сама содержала отсылки или дополнения. Если на инкорпоративной стадии кодификационного процесса необходима, как было отмечено выше, фиксация в специальных справках всех тех операций, которым подвергался законодательный материал, то тем более такая фиксация необходима при устранении противоречий и повторений, при объединении и укрупнении законодательных актов. При устранении противоречий и укрупнении законодательных актов обнаруживаются в действующем законодательстве пробелы. Кодификатор, зафиксировав эти пробелы, может и должен поставить о них в известность законодателя. Более того, было бы весьма полезным, если бы он, не ограничиваясь простой констатацией пробелов в законодательстве, либо сам подготовил соответствующий проект закона (подзаконного акта) и представил его затем на рассмотрение и утверждение компетентному органу, либо рекомендовал создать закон (подзаконный акт), восполняющий пробел в действующем законодательстве. В процессе кодификационной работы часто возникает и "обратный" вопрос - о целесообразности отмены ряда действующих правовых норм, статей закона. В этих случаях кодификатор должен действовать точно так же, как и при обнаружении пробелов в законодательстве. Полагаем, что использование предложенных приемов и способов законодательной техники при кодификации законодательства будет способствовать совершенствованию законотворчества, правовой системы в целом и, следовательно, укреплению законности и правопорядка в стране.   178   ПРОБЛЕМЫ ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА 0000.043.004.00/07.13.Тир.2000 Редактор Н.И. Лебедева Оператор компьютерной верстки Е.М. Кузнецова Изд. лиц. ЛР № 071765 от 07.12.1998         Сдано в печать 25.07.2000 г. НОУ "Современный Гуманитарный Институт" Тираж 2000       Заказ 2356        Отпечатано в Коломенской межрайонной типографии.   ДЛЯ ЗАМЕТОК       СОВРЕМЕННЫЙ ГУМАНИТАРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ Д.А. Керимов     ПРОБЛЕМЫ ОБЩЕЙ ТЕОРИИ ГОСУДАРСТВА И ПРАВА

Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter

Похожие документы
Обсуждение

Ответить

Курсовые, Дипломы, Рефераты на заказ в кратчайшие сроки
Заказать реферат!
UkrReferat.com. Всі права захищені. 2000-2020