Польское восстание 1863 года и роль России

Введение.

1815—1830 it. представляет собой важный период в жизни польского народа
вообще и в развитии социально-экономических отношений в частности. С
формальной точки зрения эти хронологические рамки заключали в себе
период автономного существования Королевства Польского от момента его
образования по решению Венского конгресса до начала
национально-освободительного восстания в 1830 г. В первые,
конституционные, годы польские власти имели возможность определять в
основном направление социально-экономической политики, реально обладая
административной властью и денежными ресурсами. (На протяжении XIX в.
подобной ситуации больше не возникало. Краткий период ограниченной
автономии в 1861 г. несравним ни по масштабам мероприятий, ни по их
последствиям). Поражение восстания 1830—1831 гг. привело к установлению
в Королевстве Польском фактически неконституционного режима и тем самым
сковало инициативу местных государственных деятелей, лишило их
возможности влиять на ход экономического развития. Одновременно царское
правительство изменило таможенный тариф, отказавшись от
покровительственной системы по отношению к польской промышленности.

Экономические процессы, бурно протекавшие в первые полтора десятилетия
существования Королевства Польского, вобрали в себя как бы две струи.
Они во многом опирались на достижения периода Просвещения, реформ
Четырехлетнего сейма в Речи Посполитой во второй половине XVIII в., а
также Княжества Варшавского в начале XIX в. С другой стороны, многие
экономические процессы несли в себе зародыши и признаки нового качества,
что подготовило переход к новой, капиталистической фазе развития.
Характер развития промышленности и сельского хозяйства, специализация
районов, некоторые демографические процессы в определенном смысле
получили направление в 20-е годы XIX в. После поражения восстания
польская экономика, особенно промышленность, попала в неблагоприятные
условия, но начавшийся процесс развития внешние факторы уже не могли
остановить.

В истории социально-экономического развития 1830 г.— лишь формальная
веха, но выбор этой даты как конечной цезуры исследования оправдан,
поскольку экономическое развитие в последующее время протекало при
отсутствии государственной поддержки.

Выбор данного периода диктовался также тем, что он сыграл определенную
роль в укреплении экономической основы формирующейся польской нации, ибо
в 20-е годы шел быстрый процесс проникновения капиталистических
отношений в промышленность Королевства Польского, произошли определенные
сдвиги в социальной структуре, так как по мере развития
капиталистических отношений ускорялись темпы разложения старой
феодальной сословной структуры и выделения классов и социальных групп
нового буржуазного общества. Указанный период в истории польского народа
имел большое значение и в плане развития национального самосознания —
одного из условий цементирования нации, особенно важного после разделов
Речи Посполитой. Экономические успехи, достигнутые в 1815—1830 гг.,
содействовали упрочению идеологического обоснования жизнеспособности
нации, несмотря на раздробленность польской этнической территории и
отсутствие независимого государства.

Наш подход к изучению генезиса капиталистических отношений в
специфических условиях Польши определяется положениями, разработанными в
исследованиях К. Маркса, Ф. Энгельса и В. И. Ленина по проблемам
исторического процесса перехода от феодализма к капитализму и генезиса
капиталистических отношений, развития капиталистических форм в
промышленности, внутреннего рынка, формирования капиталистических
аграрных отношений, капиталистической эволюции крестьянства,
формирования рабочего класса и буржуазии и ». п.

Тема экономического и социального развития польских земель, в частности
Королевства Польского, не относится к разряду неизученных. Литература
вопроса весьма обширна, но специальных работ об экономическом и
социальном развитии Королевства Польского в 1815— 1830 гг. пока еще нет.

Историография межвоенной Польши накопила обширный фактический материал о
состоянии и развитии сельского хозяйства, промышленности, внешней
торговли, экономической мысли, внутренней политике польских властей. В
работах современных польских и советских исследователей, посвященных
проблемам социально-экономического развития Королевства Польского,
содержатся анализ и обобщение известных данных и вводится в научный
оборот новый материал. Марксистская концепция периодизации истории
Польши была разработана в «Истории Польши», подготовленной Институтом
славяноведения АН СССР ‘. Проблемы периодизации находятся в центре
внимания «Истории Польши», изданной Институтом истории ПАН, и ряда
других обобщающих трудов “. В настоящее время в марксистской
историографии разработана в общем единая концепция
социально-экономического развития Королевства Польского.

Анализу переходного от феодализма к капитализму периода на польских
землях, а именно на этой стадии находилось Королевство Польское в
рассматриваемый период 1815—1830 гг., польский исследователь В. Куля
посвятил небольшую, но весьма ценную проблемную работу «Формирование
капитализма в Польше». Куля наметил и охарактеризовал основные проблемы
развития капиталистического способа производства на польских землях. Он
сформулировал ряд тезисов о воздействии на развитие капиталистических
отношений на польских землях экономических перемен, происшедших в Речи
Посполитой в период Просвещения. В частности, он считает, что наиболее
устойчивые изменения произошли в соотношении классовых сил, в расслоении
сословий феодального общества.

В центре внимания исследования В. Кули—обоснование ряда положений о
характере экономических последствий разделов Польши, выявление
своеобразия пути развития капиталистических производственных отношений в
условиях политической раздробленности. Постановка В. Кулей узловых
проблем переходного периода: о значении нарушения политического единства
польских земель, особенностях формирования общенационального рынка, в
том числе рынка наемной рабочей силы, о характере экономических связей
между отдельными частями польской территории и др. во многом определила
направление последующих научных поисков.

В. Куля рассмотрел вопрос о капиталистических преобразованиях в сельском
хозяйстве и промышленности в первой половине XIX в., проанализировал
особенности развития капиталистической промышленности в отсталой стране,
какой было Королевство Польское, обратил внимание на развитие процессов
специализации районов. Работа Кули, в которой сфокусированы основные
вопросы переходного периода, носит обобщающий характер, намечает
основные проблемы для дальнейшего углублепного анализа, поэтому с
упоминания о ней начат общий обзор польской литературы. Ниже сделана
попытка, не претендуя на всеохватывающий анализ, дать общий обзор
проблем, затрагиваемых в литературе.

Проблемам развития сельского хозяйства посвящены работы многих историков
довоенной Польши и ПНР °. В работах довоенных историков 3.
Киркор-Кедроневой, В. Грабского и Ч. Стшешевского накоплен богатый
фактический материал, который используют и современные исследователи.
Материалы довоенных историков ценны тем, что они пользовались архивными
документами, погибшими во время второй мировой войны. Концептуальная
сторона этих исследований намного слабее, ибо некоторые из них часто
предпочитали ограничиваться фактологическим изложением материала
(Киркор-Кедронова), часть проявляла тенденциозность в подборе и
характеристике фактов (В. Грабский). Поскольку в настоящей работе широко
использован фактический материал из этих исследований, представляется
оправданным несколько более подробный обзор ряда работ.

Две книги, посвященные проблемам сельского хозяйства, принадлежат перу
В. Грабского («История Земледельческого общества», 1904 г., т. 1—II и
«История деревни в Польше», 1929 г.). Двухтомная работа по истории
Земледельческого общества начинается с периода, предшествовавшего его
образованию. В пей имеются разделы, посвященные организации
сельскохозяйственного производства, делается упор на моменты,
свидетельствующие о развитии прогрессивных методов в земледелии и
животноводстве. Более общий характер носит «История польской деревни», в
которой даны обобщающие сведения о категориях крестьян, их материальном
положении, о процессах очиншевания, особенно в национальных имениях.
Автор пишет о трех группах районов, уже в 1810 г. отличавшихся по
характеру аграрных отношений. В одной было больше безземельных крестьян,
в другой — малоземельных, в третьей — обе эти группы были представлены в
равной степени.

Современные исследователи аграрной истории Польши подвергают серьезной
критике работы В. Грабского за содержащуюся в них апологетику польских
помещиков, за то, что он переоценивал уровень технической оснащенности и
организации сельского хозяйства \

Исследование Киркор-Кедроневой «Крестьяне и крестьянский вопрос в
организационный и конституционный период Королевства Польского»,
изданное в 1912 г., представляет собой фундаментальный труд, основанный
на тщательном просмотре и анализе первоисточников: статистических данных
за 1810 и 1827 гг., анкет 1814 г. и других материалов. В книге даны
подробные сведения об уровне развития сельского хозяйства и положении
сельского населения, главным образом крестьян. Автор дает описание
категорий крестьянских хозяйств в зависимости от размеров обрабатываемой
ими земли и характера взаимоотношений с землевладельцами.

Приведенные в книге статистические таблицы отражают изменения,
происшедшие в соотношении категорий крестьян в разные периоды и на
территории различных воеводств. При описании положения крестьян учтены
все стороны их быта: доходы с обрабатываемого участка земли, цены на
зерно, обеспеченность рабочим скотом и сельскохозяйственным инвентарем,
виды и размер налогов, прожиточный минимум. Особо уделено внимание
правовому положению крестьян, компетенции местных властей — гминных
войтов, состоянию начального образования, количеству сельских школ.
Основной вывод автора из анализа развития крестьянских хозяйств —
неуклонный рост числа безземельных и малоземельных крестьянских
хозяйств, дробление земельных участков в национальных имениях. В меньшей
степени затронут вопрос об эволюции помещичьих хозяйств, причем
отмечается тенденция к расширению фольварков.

В книге Киркор-Кедроневой собраны многочисленные сведения об уровне
сельскохозяйственной культуры в целом по Королевству Польскому и по
каждому воеводству в отдельности. В частности, даются следующие
показатели: соотношение государственных и частных земельных площадей,
площадь пахотной земли и ее процентное отношение к общей площади
воеводств, процент лугов, лесов и залежных земель, урожайность зерновых
культур и сбор сена по воеводствам, обеспеченность рабочим и молочным
скотом.

Специально рассматривается вопрос об изменении численности сельского
населения. Показав изменение плотности населения в каждом воеводстве в
течение 10—20-х годов XIX в., автор убедительно аргументирует причины
происходящих изменений, ставя их в зависимость от уровня развития
сельского хозяйства и аграрных отношений в каждом данном воеводстве или
группе воеводств.

Фундаментальный характер носит работа Ч.Стшешев-ского
«Сельскохозяйственный кризис на землях Княжества Варшавского и
Королевства Конгрессового1807—1830». Особое внимание уделено в ней
вопросам сельскохозяйственного потребления и сбыта. Выводы книги во
многом опираются на данные Киркор-Кедроневой и Грабского, например, по
вопросам прогресса земледельческой культуры, роста сельскохозяйственной
продукции, налогов. Но проблемы, являющиеся непосредственным объектом
исследования автора, решаются на основе скрупулезного анализа
первоисточников. Статистические таблицы, составленные автором, в свою
очередь служат источником для современных исследователей. Ч. Стшешевский
рассмотрел вопрос об экономических условиях сельскохозяйственного
производства и сбыта: рост городского населения, экспортные возможности,
организацию сбыта, условия коммуникации. Он проанализировал внутреннюю
политику польских государственных властей с точки зрения улучшения
возможностей сбыта сельскохозяйственной и промышленной продукции, ее
влияния на состояние внутреннего рынка. Однако при анализе причин
сельскохозяйственного кризиса Стшешевским упущен самый существенный
момент: господство феодальных производственных отношений.

Книга снабжена составленными автором статистическими таблицами,
отражающими рост сельскохозяйственного производства в 1811, 1822, 1824 и
1827 гг., объем внутреннего потребления сельскохозяйственных продуктов,
цены на продукты питания в Королевстве Польском и Гданьске, локальные
среднемесячные цены в каждом воеводстве и в отдельных городах в
1820—1830 гг.

Ряд других авторов в той или иной степени затрагивают проблемы развития
сельского хозяйства в Королевстве Польском.

Так, прогрессивный историк X. Грынвасер («Аграрный вопрос и крестьянское
движение в Королевстве Польском в первой половине XIX в, (1807—1860)») в
основном освещает вопросы, касающиеся положения крестьян, их позиции по
отношению к помещикам и властям, и рассматривает отношение к
крестьянскому вопросу государственных и общественных деятелей. В связи с
этим автор более подробно останавливается на характеристике
преобразований, проводившихся в государственных имениях. Особое внимание
он уделил освещению региональных особенностей в развитии аграрных
отношений в северо-западной и юго-восточной областях Королевства
Польского.

Современные польские историки наряду с продолжением конкретных
исследований решают проблемные вопросы, связанные с выявлением
особенностей и периодизацией процесса развития капитализма в сельском
хозяйстве Королевства Польского.

В современной польской историографии дискутируется вопрос о степени
проникновения капиталистических отно’ шений в сельское хозяйство
Королевства Польского в первой половине XIX в., о процессе так
называемого первоначального накопления. А, Гродек на VIII съезде
польских историков выступил с тезисом, что в конце XVIII — первой
половине XIX в. сгон крестьян с земли, их обезземеливание не имели
ничего общего с первоначальным накоплением, что расслоение деревни имело
феодальный, а не капиталистический генезис \ Его поддержал Ю. Хмура “.
Большинство исследователей, изучающих аграрные проблемы в Королевстве
Польском, считают это преувеличением. Историки в сгоне крестьян с земли,
в захвате их земель фольварками, а также в улучшении фольварочных земель
путем регуляций видят своего рода первоначальное накопление, связывают
их с генезисом капиталистических отношений в сельском хозяйстве “.

Среди конкретных исследований следует выделить работу Е. Бродовской по
истории Грубешовского земледепь-ческого общества («Анализ характера
землевладения и землепользования, взаимоотношений членов общества, их
деятельность и быт»).

Нашли свое отражение в специальных монографиях проблемы механизации
сельского хозяйства, деятельность агрономических обществ, организация
образцовых хозяйств (Ю. Бартысь. «Начало механизации польского сельского
хозяйства»; Гжималовский, Хожевский. «Производство сельскохозяйственных
машин и орудий труда») и др.

Итак, историки межвоенного периода, выявив обширный фактический материал
о развитии сельскохозяйственного производства и положении крестьян, не
ставили перед собой задачи исследования всего комплекса вопросов,
связанных с особенностями развития сельского хозяйства в первой трети
XIX в. Над такими проблемами, как изучение механизма перехода в деревне
от феодальных производственных отношений к капиталистическим, эволюция
фольварка, рост наемного труда, рост ориентации сельскохозяйственного
производства на рынок, работают современные польские историки. Изучение
осложняется отсутствием фактического материала, поэтому имеет значение
каждый новый факт.

История развития промышленности в Королевстве Польском изучена более
детально, чем сельское хозяйство. Фундаментальные труды, в которых были
обобщены достижения предшествующих лет, а также введен в оборот новый
обширный фактический материал, разработана аргументированная
периодизация стадий промышленного развития, издаются в послевоенный
период. Появились также монографии, посвященные развитию отдельных
отраслей промышленности и промышленных областей “.

В. Куля в двухтомном аналитическом исследовании о мануфактурах в Речи
Посполитой в XVIII в. детально описывает историю возникновения и
развития мануфактур и, что особенно важно, разрабатывает методологию
исследования. Куля вскрывает взаимосвязь между возникновением мануфактур
и изменением положения крестьян, а также формированием внутреннего
рынка. Автор рассматривает вопросы о происхождении капитала у владельцев
мануфактур, источниках инвестиций, размещения мануфактур.

Фундаментальный труд по истории развития промыш-денности в Королевстве
Польском принадлежит Н. Гонсёровской. Монография Гонсёровской
представляет собой многолетнее кропотливое исследование, основанное на
анализе большого круга источников. В одной книге, изданной в 1965 г.,
собраны отдельные работы, подготовленные автором в разное время. Для
настоящей работы большой интерес представляют разделы по истории
развития горной промышленности и металлургии, В них подробнейшим образом
освещены различные стороны протекционистской политики польских властей,
направленной на стимулирование развития отечественной промышленности’,
дискуссии в Сенате о пользе развития горной промышленности, деятельность
фабричных секций, порядок государственного финансирования предприятий,
условия, предоставляемые иммигрантам, иммиграционные процессы, источники
наемной рабочей силы внутри страны, условия сбыта промышленной
продукции; дано также подробное описание хода работ по восстановлению
заброшенных и созданию новых шахт и промышленных предприятий.

Дополнительный материал о развитии металлургии в Королевстве Польском
можно почерпнуть из книги Пазду-ра «Металлургические предприятия в
Бялогоне. 1614— 1914».

Истории развития текстильной промышленности посвящен ряд исследований.
Очерки К. Байера «Текстильная промышленность па польских землях с начала
XIX в. до 1939 г. Экономико-исторический очерк» охватывает все отрасли
текстильной промышленности. В них сначала дается описание текстильной
промышленности Королевства Польского по отдельным отраслям: шерстяной,
льняной и хлопчатобумажной. Затем конкретно освещается история развития
текстильной промышленности в Мазовецком и Калишском воеводствах.

Детальнейшим образом исследован вопрос о зарождении Лодзинского
текстильного района в книге Г. Мисса-ловой «Исследование о возникновении
Лодзинского текстильного района». Автор подробно изложила планы создания
центров текстильного производства в Мазовецком и Калишском воеводствах,
в том числе и в Лодзинском районе. В книге даны характеристика
имущественного положения иммигрантов, классификация приезжавших
ремесленников по профессиям. Значительное место отведено показу процесса
образования централизованных мануфактур: вскрыты причины разложения
цехов, подчинения мелких товаропроизводителей торговому капиталу,
способы организации рассеянной мануфактуры, пути образования
централизованной мануфактуры.

Г. Миссалова приводит подробные данные о создании и функционировании
текстильных предприятий в двух воеводствах. В книге имеются сведения об
организации отдельных процессов — прядении и ткачестве, приводятся
цифровые показатели, характеризующие степень механизации отдельных
процессов и уровень производительности труда. Автора интересовала также
такая проблема, как организация и эффективность торговли изделиями
текстильной промышленности. Уделено было внимание причинам
демографического роста в Мазовецком и Калиш-ском воеводствах, причинно
связанного с возникновением там новых центров текстильной
промышленности.

В книге А. Рынковской «Хозяйственная деятельность властей Королевства
Польского на территории промышленной Лодзи в 1821—1831 гг.» содержатся
данные о развитии текстильной промышленности в Мазовецком и Ка-лишском
воеводствах. Т. Лэпковский в книге «Варшавская промышленность
(1815—1868)» приводит данные о ремесленных мастерских и мануфактурах в
Варшаве. На основании их анализа он пришел к выводу о том, что в
рассматриваемый период существовало три типа мануфактур: 1) расширенная
мастерская, отличавшаяся от обычной значительно большим числом занятых
рабочих; 2) «обычная» капиталистическая мануфактура; 3) мануфактура, на
которой применение паровой машины ограничивается вспомогательными либо
только несколькими операциями.

Проблемы развития промышленности в Королевстве Польском в 1815—1830 гг.
нашли отражение во всех обобщающих трудах по истории Польши XIX в. На
первом месте стоит вопрос о периодизации. Общепринятой является точка
зрения о развитии мануфактурного периода с 20-х годов XIX в. Некоторые
разногласия существуют в связи с датировкой его завершения. За конечную
дату принимаются либо 40-е (Т. Лэпковский, И. Костровицка, 3. Ландау),
либо 50-е годы (Ю. Лукашевич, Р. Колодзей-чик, Р. Градовский).

В. Куля говорит о скачках в развитии промышленности, считая, что в 20-е
годы произошел второй скачок (первый — в конце XVIII в., третий — около
1880 г.) и что каждый из них прерывался. Я. Гурский приходит к более
оптимистическому выводу. Его мнение сводится к тому, что к концу 20-х
годов на территории Королевства Польского появляются элементы роста без
поддержки извне, т. е. самофинансирование промышленности. Об этом
свидетельствуют активизация частной инициативы, возникновение
многочисленных частных предприятий в тех отраслях, на которые
распростр.анялась государственная поддержка, развитие оптовой и
розничной торговли, развитие ремесла не только в центре, но и на
окраинах.

Долгое время, с конца XIX в., был дискуссионным вопрос о том, не
являлась ли промышленность Королевства Польского привнесенным явлением,
обусловленным наличием внешних, главным образом русского, рынков, что
внутренних условий для развития промышленности не было “. Эта позиция
подвергалась критике современников ‘°. В настоящее время эта точка
зрения не имеет сторонников “. В обобщающих трудах и конкретных работах
по истории промышленности господствует мнение о наличии внутренних
условий для развития польской промышленности. В настоящее время
продолжаются исследования по истории развития ее отдельных отраслей.

Исследователи, занимавшиеся проблемами экономической истории Королевства
Польского в начальный период его существования, неизбежно затрагивали
вопрос об особенностях первоначального накопления. В работах В. Кули, Р.
Колодзейчика, Е. Едлицкого и других поднимались вопросы о
хронологических рамках периода, формах, источниках и факторах
первоначального накопления, о моментах, оказывающих тормозящее
воздействие на этот процесс. Причем рассматривались обе его стороны:
отрыв непосредственных производителей-крестьян от средств производства и
накопление капитала в денежной и вещественной форме в промышленности и в
сельском хозяйстве. Ставя проблему в общем плане, польские исследователи
рассматривают конкретные проявления этого процесса в Королевстве
Польском в первой половине XIX в.

Проблема формирования внутреннего рынка также находится в стадии
изучения. В литературе обсуждается вопрос о путях подхода к рассмотрению
различных аспектов этого процесса, но конкретных исследований пока еще
нет. Внешней торговле Королевства Польского посвящено фундаментальное
исследование Ч. Стшешевского «Внешняя торговля Конгрессового
Королевства (1815— 1830) >) “•. Оно имеет тем большую ценность, что
книга написана на основе анализа компактного комплекса источников,
погибшего во время второй мировой войны. Поэтому работа Стшешевского для
современных исследователей является не только научным трудом, но и
своего рода первоисточником для изучения многих аспектов
торгово-экономических отношений Королевства Польского с другими
странами.

Начинается книга с анализа условий внешней торговли Королевства
Польского в свете международного обмена с учетом изменившейся обстановки
после окончания наполеоновских войн и подытожившего их результаты
Венского конгресса. Затем автор перечисляет центры производства
экспортной сельскохозяйственной продукции в Королевстве Польском (центры
производства пшеницы — Краковское, Сандомирское и Люблинское
воеводства), рассматривает вопрос о емкости внутреннего рынка сбыта для
заграничных товаров, который был весьма узок.

Подробно представлена в книге структура торгового обмена Королевства
Польского с соседними странами до введения нового тарифа в 1822 г.
Большое внимание уделено характеристике политики правительства по
вопросам внешней торговли и, в частности, проблеме международных
варшавских ярмарок, характеру таможенной системы, ее взаимодействию с
протекционистской линией по отношению к отечественной промышленности. В
связи с этим Стшешевский более подробно останавливается на комплексе
мероприятий, проведенных по инициативе Лю-бецкого.

Центральное место в монографии занимает проблема эволюции внешней
торговли Королевства Польского. Детальным образом прослеживается кривая
изменений объема экспорта и импорта, сопоставляются торговые обороты
Королевства Польского с соседними странами, анализируются торговые
балансы 1815—1830 гг. Автор ставит вопрос о причинах изменения
внешнеторговых оборотов. Он подчеркивает, что в Королевстве Польском
сохранялось много черт натурального хозяйства и поэтому решающим
фактором экономического развития являлся росг населения. Но развитие
внешней торговли опережало рост населения. Автор приходит к выводу, что
причину изменений внешнеторговых оборотов Королевства Польского следует
искать в переменах в области производительности труда внутри страны.
Книга Стшешевского богато иллюстрирована таблицами, отражающими
состояние цен и объем товарооборотов за отдельные годы с Россией,
Австрией, Пруссией и Краковом. В общей сложности имеется около 30
таблиц. К сожалению, автор детально не изучал историю торговых отношений
с Россией, которые в 20-х годах XIX в. приобрели решающее значение в
торговых оборотах Королевства Польского.

Книга современного исследователя А. Езерского «Внешняя торговля
Королевства Польского. 1815— •1914» ” охватывает большой период времени.
Предмет исследования автора — внешнеэкономические условия
возникновения капиталистической промышленности. Выводы по периоду
1815—1830 гг. он делал на основании данных Стшешевского. В соответствии
с общими задачами книги в разделах, посвященных первым годам
существования Королевства Польского, много внимания уделено условиям
экономического развития после Венского конгресса и таможенной политике.

Критические замечания на книгу А. Езерского связаны с оценкой автором
роли внешних рынков в развитии экономики и торговли Королевства
Польского сразу же после 1815 г. И. Петшак-Павловска исходит из весьма
сомнительного тезиса об отсутствии у соседних с Польшей государств
развитых внутренних рынков, из того, что эти государства до 30-х годов
XIX в. не проводили последовательной экономической политики. Поэтому она
считает, что А. Езерский преувеличивает степень ориентации польской
экономики на внешние рынки “‘.

Детально исследуется в монографиях и статьях довоенных и современных
польских исследователей экономическая мысль в Королевстве Польском в
первой половине XIX в.” Многотомное издание А. Краусхара «Королевское
общество друзей наук. 1800—1832» может служить источником по
общественной мысли данного периода. В нем в хронологической
последовательности излагается ход заседаний различных секций общества.
Текст содержит много цитат из докладов и письменных рефератов, часть
выступлений излагается в конспективной форме. Отражены дискуссии по
различным вопросам экономической и культурной жизни Королевства
Польского.

Е. Михальский в 1953 г. издал книгу по истории Общества друзей наук, в
которой он обобщил и проанализировал материал, изданный Краусхаром.
Автор также придерживался хронологического, а не тематического принципа
изложения материала. Тем не менее экономические сюжеты в деятельности
общества легко прослеживаются по книге Михальского.

Специально экономическим мотивам в деятельности членов Общества друзей
наук посвящена статья Я. Гур-ского «Варшавское общество друзей наук и
польская экономия 1800—1830». Затронутые в статье вопросы были развиты
автором в книге «Польская экономическая мысль и экономическое развитие.
1807—1830. Изучение вопроса об истоках теории экономической отсталости».
Автор рассматривает польскую экономику указанного периода как экономику
слаборазвитой страны. Вначале показаны экономические трудности, с
которыми столкнулись польские земли после разделов Речи Посполитой.

Затем охарактеризована позиция различных группировок помещичьего класса
и мещанства по вопросу о характере экономических преобразований. Особому
анализу автор подвергает позицию Любецкого. Показана позиция
интеллигенции и ремесленников. Предметом дальнейшего исследования
является проблематика экономического развития в экономической мысли
Королевства Польского, вопрос о соотношении уровня развития
капиталистических отношений и экономических теорий, имевших наибольшее
распространение в данный период.

Анализ польской экономической мысли первого тридцатилетия XIX в.
приводит автора к следующим выводам: 1) положительная программа польских
экономистов предусматривала путь развития капиталистических
производственных отношений; 2) элементы мелкобуржуазной критики
капитализма являлись результатом влияния, которое на польских
экономистов оказывало мелкобуржуазное окружение. В то время в
Королевстве Польском еще не было условий для возникновения сознательной
антикапиталистической мелкобуржуазной идеологии. В Королевстве Польском
еще не выкристаллизировалось демократическое течение. Реакционное
течение в польской экономической мысли также появилось после восстания
1830 г.

Внутренней политике польских государственных органов в 1815—1830 гг.
посвящено несколько работ и статей.

Особенное внимание буржуазных исследователей привлекала политика Ф. К.
Друцкого-Любецкого “. Работа С. Смольки «Политика Любецкого до
ноябрьского восстания» состоит из двух частей. В первой дано
последовательное изложение преобразований, проведенных под руководством
Любецкого. Во второй помещены исследования по отдельным аспектам
деятельности Любецкого: таможенная политика и заключение торговых
договоров с Россией, Пруссией и Австрией, а также реформа финансов.
Смолька подробно излагает все перипетии внешнеторговых отношений. Этот
фактический материал впоследствии был дополнен Стшешевским.

Так же подробно на всех сторонах социально-экономической деятельности
Любецкого останавливается в своей работе «Экономическая политика
Любецкого» М. Айзен. Он выделяет следующие направления его политики:
реформу финансов, заключение торговых договоров с Пруссией, Австрией и
Россией, попытки оживить внутреннюю торговлю. Айзен больше внимания, чем
Смолька, уделяет вопросам создания кредитно-денежной системы. В целом
обе работы содержат систематизированный фактический материал.

Современные историки также интересуются различными аспектами внутренней
политики Королевства Польского, в частности — Друцкого-Любецкого “.

Социально-экономической политике польских властей в 20-х годах XIX в.
посвятил раздел своей работы «Неудавшаяся попытка капиталистической
индустриализации. Анализ государственной промышленной экономики в
Королевстве Польском в XIX в.» Е. Едлицкий. Охарактеризовав экономику
горнодобывающей и металлургической промышленности, автор отметил
первенствующую роль государственных инвестиций для дальнейшего развития
металлургии, а затем перешел к истории финансирования производства и
государственных инвестиций в промышленность в период до 1832 г. Показав,
что начинания Любецкого поддерживали представители крупной промышленной
и торговой буржуазии, автор знакомит читателей со шляхетской оппозицией
Любецкому.

Темой специального исследования А. Рродека стали вопросы урегулирования
кредитно-финансовой системы («Идея национального банка»). Е. Цигельский
в обстоятельной статье осветил один из аспектов внутренней политики
правительства — застройку столицы каменными зданиями.

Программа возрождения национальной экономики, проведение
протекционистской политики и другие меры, предпринятые Любецким, в той
или иной мере затрагивались исследователями, занимавшимися проблемами
социально-экономической истории Королевства Польского в 20-х годах XIX
в. Монографические работы, посвященные политике Любецкого, содержат
обширный материал, который в основном не подвергается сомнению другими
исследователями. Но существует различная интерпретация этого материала,
вернее, разные оценки характера и последствий реализации программы
Любецкого, Дискутируются в основном два вопроса: 1) в интересах каких
слоев проводил свою политику Любецкий, чьи интересы он защищал; 2)
значение проводимых им реформ для последующего развития Королевства
Польского.

Относительно защиты и выражения интересов определенных социальных слоев
мнения расходились в оценке отношения Любецкого к помещикам. С тем, что
Любецкий, стимулируя развитие промышленности и торговли, защищал
интересы буржуазных и обуржуазивающихся кругов, соглашалось большинство
исследователей. Часть буржуазных историков, становясь на точку зрения
многих современников Любецкого, главным образом помещиков, пострадавших
от принудительного взимания задолженностей по налогам либо от введения
монополий, упорно держались за старые методы хозяйствования. Они
считали, что Любецкий игнорировал интересы землевладельческой шляхты,
способствуя обогащению только той части помещиков, которая встала на
путь обуржуазивания.

Другие историки считали, что Любецкий предусматривал улучшение положения
для помещиков в будущем, ибо развитие промышленности и торговли в
конечном итоге расширяло рынок сбыта для сельскохозяйственных товаров, а
усовершенствование кредитной системы являлось поддержкой
кредитоспособных помещиков (Т. Лэпков-ский, С. Смолька). Разница в
оценке деятельности Любецкого состоит в степени эмоциональности
характеристики. Одни исследователи все социально-экономические реформы
20-х годов приписывали исключительно выдающимся способностям Любецкого
(М, Лйзен), другие считали, что он смог увидеть объективную
необходимость развития, что его взгляды идентичны взглядам В.
Суровецкого и т. п. (Е. Едлицкий, С. Смолька).

Вопрос об изменениях, происходивших в социальной структуре Королевства
Польского в рассматриваемый период нашел отражение в работах,
посвященных социальной структуре населения в целом и отдельным
социальным слоям и классам польского общества ^.

В Институте истории ПАН работает сектор по изучению истории социальных
структур польского общества. В центре исследовательских интересов его
сотрудников находится социальный, состав населения Королевства Польского
с 1815 по 1864 гг.” Однако для более полного и углубленного анализа
данного периода проделана большая работа по изучению эпохи падения Речи
Посполитой, т. е. времени, давшего начало процессу разложения
сословно-феодальной структуры общества. Анализ социальных процессов,
происходивших в эпоху Просвещения, особенно в шляхетстве, помогает
историкам более глубоко осмыслить характер последующих изменений в XIX
в.

В то же время исследования не обрывались реформой 1864 г., открывшей
путь капитализму на землях Королевства Польского. Ряд работ сотрудников
сектора посвящен характеристике классов и групп польского общества в
более поздний период, во второй половине XIX в. с экскурсом в первую
половину. Та работа, которая проделана исследователями по изучению
социальной истории польского общества в XIX в., проливает свет на
особенности процесса, происходящего в первые десятилетия с момента
образования Королевства Польского. Без учета научных достижений
историков по изучению эволюции социальных структур в переходный от
феодализма к капитализму период трудно понять характер изменений в
сравнительно короткий, промежуточный, период времени.

Коллектив сектора основывает свои исследования на анализе новых
источников — различных статистических материалах, актах гражданского
состояния, нотариальных актах и проч. Серьезная источниковедческая база,
однородный характер анализируемых источников придают особенно большую
ценность подготавливаемым ими работам. Итогом их работы является издание
монографий, статей и тематических сборников («Общество Королевства
Польского. Исследования о социальной подвижности населения», «Польское
общество XVIII и XIX вв.»).

Большое внимание исследователей привлекли проблемы формирования двух
основных классов буржуазного общества: буржуазии II пролетариата.
Наиболее детально изучен генезис буржуазии в Королевстве Польском.

Формированию буржуазии посвятили свои работы Р. Колодзейчик (статья «К
проблеме формирования польской буржуазии», 1956; книги: «Формирование
буржуазии в Королевстве Польском (1815—1850)», 1957; «Неромантические
герои. О пионерах капитализма в Королевстве Польском», 1962; «Петр
Штейнкелер. Купец и промышленник. 1799—1854», 1963), Я. Косим («Судьбы
одной фортуны. Из истории варшавской буржуазии в 1807— 1830», 1972), С.
Левицкий и др.

Колодзейчик скрупулезно исследовал вопрос о начальном этапе формирования
буржуазии в Королевстве Польском. Прежде всего он осветил экономический
фон, который вызывал необходимость и обеспечивал возможность
формирования нового класса. Вводные главы основной книги о формировании
буржуазии посвящены развитию промышленности, росту городов и новых
промышленных поселков, росту городского населения и проблеме внутренних
миграций. Рассматривает автор и источники накопления капитала. Главное
место в книге о формировании буржуазии занимают две центральные
проблемы: источники формирования и социальная структура буржуазии,

Автор показывает, каким путем шло формирование буржуазии. Питательной
средой для нее было отечественное и иностранное купечество, главным
образом в Варшаве, Лодзинском и Калишском округах, где купцы
посредничали в торговле промышленными изделиями. В незначительной мере в
ряды буржуазии переходили богатые ремесленники и крестьяне. Часть
землевладельцев, в том числе аристократии, вступала на путь
преобразования своих хозяйств в буржуазном духе либо непосредственно
переходила в ряды промышленной буржуазии. Колодзейчик подробно
останавливается на вопросе о структуре нарождающейся буржуазии
Королевства Польского. Среди крупной буржуазии, часто иностранного
происхождения, преобладали купцы и банкиры, представители промышленной
буржуазии были еще малочисленны, средняя и мелкая буржуазия вырастала из
рядов местного купечества и ремесленников. В других своих работах
Колодзейчик прослеживал судьбы первых представителей буржуазии,
рассказывал о первых купеческих организациях в Варшаве. Игнатович
исследовал вопрос о зарождении и производственной деятельности в первые
годы существования Королевства Польского варшавской буржуазии. Я. Косим
процесс становления торгово-промышленной буржуазии проследил на примере
одной семьи.

Вопрос о формировании рабочего класса рассматривается в многотомном
издании по истории рабочего класса под редакцией С. Калябиньского, о
варшавских рабочих — Т. Лэпковским. Г. Миссаловой дан анализ процесса
формирования рабочего класса в Лодзинском текстильном районе.

Структурные изменения в шляхетском сословии рассматриваются в
монографиях Т. Лэпковского, А. Зайонч-ковского, Е. Едлицкого и др.

Проблема происхождения польской интеллигенции — один из дискуссионных
вопросов в современной литературе. Некоторые исследователи, например Ю.
Халасиньский, считают, что представители интеллигенции — в основном
выходцы из среды землевладельцев-помещиков. С. Кене-вич, Я. Лескевичова,
Р. Колодзейчик, Р. Чепулис и др. не согласны с таким утверждением.
Колодзейчик приходит к выводу, что интеллигенция Королевства Польского
вырастала из мелкошляхетских элементов, из мелкой и средней буржуазии,
из крестьянства и частично из иностранцев.

Сотрудники сектора по изучению социальной структуры Королевства
Польского большое внимание уделяют изучению различных аспектов
формирования нового слоя, возникновение которого было связано с
формированием различных органов самоуправления и гражданских учреждений,
а также общественных организаций. В частности, Р. Чепулис
проанализировала социальный состав служащих Земского кредитного
общества, чтобы определить источники их рекрутации. Она пришла к выводу
о том, что служащими этого учреждения были главным образом шляхтичи, и в
служебной иерархии первенствующая роль отводилась шляхетскому гербу.

Рассматривается также вопрос о происхождении врачей, учителей начальных
школ и профессоров Главной школы, светского духовенства. Правда, эти
исследования касаются более позднего, в основном межповстанческого,
периода, но исходными моментами для них являются предшествующие годы.
Большой интерес представляют работы, посвященные мелкому мещанству в
Королевстве Польском, их положению и трудностям, с которыми они
сталкивались (статьи Е. Качиньской и В. Цвика).

Советский исследователь И. И. Свирида рассмотрела вопрос о путях
формирования творческой интеллигенции в конце XVIII — первой трети XIX
в., проведя статистический анализ большого круга печатных и архивных
источников.

И. Петшак-Павловска рассмотрела экономические условия структурных
изменений в варшавском обществе XIX в. В статье анализируется состав
варшавского населения по роду занятий в 1827 г. А. Эйзенбах подошел к
анализу социальной структуры Королевства Польского путем сравнения
фискальной системы данного и предыдущего периодов.

Социальная структура была предметом рассмотрения авторами обобщающих
трудов по различным аспектам социально-экономической истории Королевства
Польского, по истории XIX в. В них не подвергался сомнению общир вывод о
том, что социальная структура Королевства Польского в 1815—1830 гг. была
структурой общества переходного периода от феодализма к капитализму.

В литературе еще недостаточно внимания уделяется изучению социальных
структур деревни, формированию там новых структур переходного общества,
мало изучена проблема образования землевладельческой буржуазии, эволюции
фольварка в рассматриваемый период.

В советской исторической литературе проблемы переходного периода в
последние десятилетия изучались весьма интенсивно. Они рассматривались
главным образом на примере России, но при этом поднимался вопрос об
особенностях соответствующего исторического процесса в странах Восточной
и Центральной Европы в целом. В литературе освещаются общетеоретические
проблемы, обсуждаются вопросы методологии изучения процессов переходного
периода “”. Работы С. Д. Сказкина о так называемом втором издании
крепостничества, генезисе капитализма в сельском хозяйстве Западной
Европы и истории западноевропейского крестьянства в средние века ”
посвящены сравнительной характеристике путей развития сельского
хозяйства в странах Западной и Восточной Европы. Он характеризует
специфику аграрного строя стран Восточной Европы, особенности
первоначального накопления и начальный период перехода к капитализму в
конце XVIII в. А. Н. Чистозвонов поставил вопрос об особенностях
генезиса капитализма в странах Центральной и Восточной Европы “.

Работ советских исследователей истории Польши по данной проблематике
немного. Одна из наиболее интересных — монографическая статья И, И.
Костюшки, посвященная анализу проблемы разложения феодальных и развитию
капиталистических отношений в сельском хозяйстве Королевства Польского
“•”. Хотя в заглавии статьи начало исследования датируется 30-ми годами
XIX в., автор фактически начинает его с более раннего периода — с
момента образования Королевства Польского. Основному тексту статьи
предпослана историографическая часть, в которой автор анализирует работы
представителей польской дворянско-буржуазной историографии,
представителей передовой историографии и историков-марксистов в
межвоепный период, а также молодой еще тогда историографии
народно-демократической Польши.

Работа И. И. Костюшки основана на анализе широкого круга источников с
использованием введенного в научный оборот фактического материала.
Вначале автор рассматривает вопрос о развитии промышленного капитализма
и росте неземледельческого населения, поскольку развитие обрабатывающей
промышленности как самостоятельной отрасли производства являлось
предпосылкой развития капитализма в сельском хозяйстве. Затем автор
переходит непосредственно к вопросу о развитии торгового и
капиталистического земледелия. Он дает оценку развитию фольварочного
хозяйства, показывает, что его расширение шло за счет экспроприации
крестьянства. Особое внимание в статье уделено переходу от отработочной
к денежной ренте, подчеркнута роль денежной ренты в процессе превращения
барщинного крестьянина в арендатора или, впоследствии, в собственника
земли.

Частному вопросу о «гулящих людях», составлявших источник для свободного
найма в Речи Посполитой в XVII—XVIII вв., посвящена статья Д. Л.
Похилевича”. Исследования Похилевича показали, что число фактически
свободных людей в деревне Речи Посполитой — пауперов — было сравнительно
велико, и город даже не мог вместить в себя всю их массу.

С теоретической статьей, подводящей определенный итог происходящей в
настоящее время дискуссии о первоначальном накоплении в Польше, выступил
В. А. Якуб-ский “. Он считает, что зенит первоначального накопления
падает на XIX в., ибо в тот период прошла основная волна сгонов крестьян
в польской деревне, но не следует игнорировать и интенсивный рост
домениальных земель в XVI—XVIII вв. Автор согласен с гипотезой ряда
советских ученых о прерывистости хода первоначального накопления на
востоке Европы. Что касается определения времени завершения периода
первоначального накопления, то автор считает, что оно надолго пережило
аграрную реформу 1864 г.

Как видно из приведенного обзора литературы, исследователями
социально-экономической истории Королевства Польского проделана большая
работа. Накоплен и обобщен обширный фактический материал, решены или
поставлены многие теоретические проблемы по определению степени
разложения феодальных и развития капиталистических отношений в
промышленности и сельском хозяйстве, особенностей процесса формирования
социальной структуры буржуазного общества и другие.

Однако на многие вопросы современная литература еще не дает ответа. Не
исследована детально проблема развития капиталистических отношений в
сельском хозяйстве и капиталистической эволюции крестьянства.
Не-достаточен конкретный материал для изучения вопроса о формировании
единого внутреннего рынка и специализации отдельных районов. Нет
фундаментальных исследований об особенностях процесса разложения
шляхетства и формирования таких социальных групп буржуазного общества,
как чиновничество и интеллигенция. Недостаточно детально изучен вопрос о
товарооборотах между Королевством Польским и Россией в 20-х годах XIX в.

Данная работа написана на основе новейших исследований по
социально-экономической истории Королевства Польского с привлечением как
опубликованных “, так и неопубликованных источников из польских и
советских архивов,

Целые комплексы архивных документов, в том числе материалы польских
правительственных органов за 1815— 1830 гг., погибли во время войны.
Сохранившиеся материалы административных органов управления Королевством
Польским хранятся в основном в польских архивохранилищах в Варшаве, в
Государственном архиве древних актов При подготовке данной книги были
просмотрены фонды Государственного совета Королевства Польского за 1815—
1830 гг, Секретариата Государственного совета, Правительственной
комиссии внутренних дел и полиции , Правительственной комиссии финансов
и казначейства и фонд канцелярии сенатора Н. Н. Новосильцева . Кроме
того, были изучены некоторые материалы архива Чарторыских в Кракове.

Фонд Государственного совета за 1815—1830 гг. содержит документацию
Канцелярии Государственного совета. (Он обработан и описан Ф.
Рамотовской). Она объединяла материалы фактически трех канцелярий:
Административного совета, Общего собрания и личной канцелярии наместника
(до 1826 г.). Эту объединенную трехчленную канцелярию назвали
Канцелярией Государственного совета Королевства Польского, или Главным
секретариатом Государственного совета, в которой три названные
канцелярии составили отделы. Основная деятельность Канцелярии
заключалась в подготовке дел, входящих в компетенцию наместника и
Государственного совета.

При поступлении документы проходили несколько стадий обработки. Сначала
поступившие бумаги вписывали в общий журнал и контрольный реестр, а
затем распределяли по отделам, которые вели собственные канцелярские
книги. Если дело представляли непосредственно наместнику в
Государственном совете сами министры после предварительной подготовки
бумаг в соответствующей канцелярии, тогда в Канцелярии Государственного
совета их только снабжали примечаниями и заносили в журнал. После этого
вместе с оригиналами решения наместника отдавали в регистратуру, а в
заинтересованные комиссии посылали копии этих решений.

Бумаги правительственных комиссий и личные просьбы предварительно
обрабатывались в канцелярии. Материалы, поступившие в канцелярию Общего
собрания, после обработки их референтом выносились на заседания.

Указы царя и памсстнпка зачитывали па заседаниях без предварительной
подготовки. Рапорты наместника царю и вся его корреспонденция, обычная и
секретная, подготавливались в личной канцелярии, которая была упразднена
в 1826 г.

Общее собрание было наделено совещательными, исполнительными и судебными
функциями. Проект постановления, составленный Административным советом,
наместник направлял в Общее собрание. После обсуждения и принятия его
утверждал наместник в Административном совете, а затем посылал на
окончательное утверждение царю. Одобрения царя требовали также проекты,
направляемые в сейм. Проект, принятый обеими избами сейма, должен был
получить санкцию царя,

Исполнительная власть ограничивалась контролем за деятельностью
административных властей. Общее собрание рассматривало ежегодные отчеты
о деятельности всех правительственных комиссий. На их основе
подготавливался общий отчет о положении в Королевстве Польском и
проделанной работе. Этот общий годовой отчет (рапорт) вместо с
замечаниями Общего собрания представлялся наместником царю, по приказу
которого его посылали в сенат.

Судебные функции заключались в принятии решений об отдаче под суд
чиновников (по царскому повелению), в разрешении споров между
административными и судебными властями.

Фонд Государственного совета за 1815—1830 гг. насчитывает 525 единиц
хранения. Составителями фонда все материалы разделены на 8 секций. В
секции 1 сосредоточены документы общего характера, касающиеся
организационных вопросов, отчеты о заседаниях Административного совета,
текущая корреспонденция. Большую группу составляют годовые отчеты о
деятельности правительственных комиссий, отчеты Государственного совета,
а также замечания сеймовых изб на эти отчеты. В секциях II—VI собраны
документы пяти правительственных комиссий, в VII— материалы о единицах
измерения. В секции VIII сгруппированы протоколы (оригиналы и копии)
заседаний Общего собрания Государственного совета.

В фонде Государственного секретариата Королевства Польского хранятся
протоколы заседаний Общего собрания Государственного совета и отчеты
чиновников о результатах различных ревизионных поездок по поручению
наместника.

Из фонда Правительственной комиссии внутренних дел и полиции сохранилась
лишь 1/4 часть материалов (фонд описан К. Моравской). Комиссией
руководил министр, в его подчинении находились директора трех отделов:
1) дирекция администрации; 2) дирекция промышленности, торговли и
искусств; 3) дирекция полиции и почт. В фонде откладывалась документация
этих трех отделов. Административный отдел ведал организацией
административных властей, развитием городов, делами, связанными с
рекрутскими наборами и снабжением войск.

В ведении Отдела промышленности находились: горное дело (до 1825 г.),
строительство, общественные работы, сухопутная и водная коммуникации,
фабрики и ремесла, торговые советы и общества, определение числа ярмарок
и торгов, осушение болот, статистика населения. В компетенцию Отдела
полиции и почт входил надзор за порядком, охрана общественного
спокойствия, введение в стране однообразия мер и весов, установление
уровня цен на продовольственные товары, надзор за ярмарками и торгами,
больницами и проч., администрация почт. Вопросами политического порядка
ведала жандармерия.

Сохранились акты Административного отдела, главным образом городской
секции. Материалы отдела промышленности полностью сгорели в 1944 г.
Уцелела часть материалов административно-полицейской секции. Среди
последних имеются отчеты тех отделов, чьи документы погибли, например
Отдела промышленности и искусств. Компактную группу составляют подлинные
ежегодные отчеты воеводских комиссий, сохранившиеся почти полностью.

Фонд Правительственной комиссии финансов и казначейства разнообразен по
составу документов. Он включает материалы министерства финансов периода
Княжества Варшавского и Королевства Польского до конца 60-х годов.
Собрание документов, относящихся к рассматриваемому периоду, объединяет
материалы различных отделений, составлявших правительственную комиссию.
Комиссия финансов и казначейства делилась на три дерекции: постоянных
налогов и доходов, непостоянных налогов и доходов, касс и бухгалтерии.
Кроме того, непосредственно министру подчинялись Генеральный
секретариат, Дирекция государственных лесов и Дирекция национальных
имений.

Комиссия финансов подготавливала проекты законов и инструкций и
составляла ежегодные отчеты Государственному совету. Функции между
подотделами распределялись следующим образом: Дирекция постоянных
доходов ведала всеми делами, касающимися постоянных налогов, и
осуществляла управление государственным имуществом. В ведении Дирекции
непостоянных налогов и доходов находились поступления от таможенных
сборов, продажи табака и махорки, почтовые сборы, доходы монетного двора
и другие непостоянные доходы. В компетенцию Дирекции касс и бухгалтерии
первоначально входил контроль за доходами и расходами казны, составление
бюджета. Постепенно ее функции расширялись, и в последние годы она
осуществляла надзор над всей администрацией казначейства.

Дирекции национальных имений и национальных лесов в 1818 г. были
объединены, составив два отдела. В их компетенцию входило: утверждение
арендных контрактов, надзор за доходами с имений и лесов, сбор общих
сведений и составление статистических таблиц, заключение соглашений о
чинше или наследственном владении, общая опека над крестьянами в
национальных имениях, определение масштабов вырубки лесов, опека над
лесной школой и т. п. Генеральный секретариат выполнял функции
координатора всех организационных частей комиссии. Он ведал концелярией
по составлению журнала, экспедицией складов печатных и письменных
материалов. Секретариат подготавливал тексты различных бумаг и
постановлений, которые министр направлял в отделы комиссии. В
секретариате составляли проекты таких новых институтов, как Земское
кредитное общество и Польский банк.

С 1826 по 1833 гг. в состав Правительственной комиссии финансов и
казначейства входила Горная дирекция.

Основное собрание финансовых документов погибли во время войны. В фонд
были объединены все случайно сохранившиеся материалы. Компактную группу
составляют материалы, освещающие торговые отношения Королевства
Польского с Австрией и Пруссией. Особенно много документов о переговорах
в Петербурге по таможенным и торговым вопросам. Другая группа —
материалы по подготовке ежегодных рапортов Правительственной комиссии
финансов и казначейства. Имеются также дела, в которых сосредоточены
различные проекты по финансовым вопросам, замечания о проектах,
обсуждавшихся в Административном и Государственном советах. В нескольких
делах собраны материалы о ярмарках и торгах,

В фонде канцелярии сенатора Н. Н. Новосильцова отложились материалы по
таможенным делам, вопросам торговых отношений Королевства Польского с
соседними государствами, главным образом с Россией.

В архиве Чарторыских отложились материалы, дополняющие официальные
документы о деятельности Государственного совета, Правительственной
комиссии финансов и казначейства, о ходе обсуждения деятельности
польского правительства в Общем собрании Государственного совета.

При просмотре материалов особое внимание было уделено анализу годовых
отчетов о деятельности Государственного совета, правительственных
комиссий внутренних дел и полиции, а также финансов и казначейства и
отчетов воеводских комиссий; материалов по торгово-таможенным вопросам и
финансово-бюджетным делам. Кратко об этих материалах.

Отчеты воеводских комиссий о деятельности за истекший год составлялись
ежегодно, в начале года. В фонде Правительственной комиссии внутренних
дел и полиции хранятся дела с подлинными годовыми отчетами с 1817 по
1830 гг. (№ 7021—7033а). Отсутствует одно дело с отчетами за 1822 г. (№
7026). Дело 7031 с отчетами за 1827 г., в отличие от всех остальных,
содержит только ведомственную переписку. Отчеты подписывались
председателем воеводской комиссии и направлялись в Правительственную
комиссию внутренних дел и полиции. Как правило, годовые отчеты
составлялись по единому образцу. Группа отчетов из Мазовецкого
воеводства отличалась от других; в них речь шла преимущественно не о
положении в воеводстве, а только о деятельности воеводских властей.

Во всех остальных отчетах на первом месте стоит раздел под заголовком
«Национальное хозяйство» (Gospo-darstwo krajowe), включающий сведения о
состоянии сельского хозяйства в воеводстве. В разделе сообщается о
состоянии земледелия и животноводства, урожаях, возможностях сбыта
сельскохозяйственных товаров, сравнительных ценах на зерно, скот и
шерсть на внутренних и внешних рынках, об агротехнике. Внутренних
градаций в разделе не было, и содержание его определялось местными
особенностями. На втором месте обычно помещался раздел «Статистика», в
котором приводились данные о населении.

Не все воеводские власти включали статистические данные в общий годовой
отчет. Мазовецкая воеводская комиссия статистический отчет подавала
особо. Кроме того, объем данных из разных воеводств был различным. В
отчетах из Краковского воеводства сообщались наиболее подробные данные:
общая численность населения, ее изменение по сравнению с предыдущим
годом, состав населения по полу и вероисповеданию, данные об иммиграции
и эмиграции, рождаемости и смертности. В большинстве отчетов из других
воеводств содержатся более крат-. кие статистические сведения об
изменениях в численности населения, иногда указывается число городов,
сельских поселений, гмин и т. п.

Источником статистических данных по воеводствам служили так называемые
книги населения. Они были введены декретом саксонского короля от 18
января 1810 г. После 1812 г. статистических сведений на территории
Княжества Варшавского не собирали. Постановлением наместника в
Королевстве Польском в 1816 г. административным отделам воеводских
комиссий вменялся в обязанность сбор различных статистических данных, а
в январе 1818 г. восстанавливались книги населения. В книги заносились
следующие данные: номер и качество дома (для горожан), имя и фамилия
жителя, пол, возраст, гражданское состояние, сословная принадлежность,
вероисповедание, занятие, место рождения, место предыдущего жительства.

В примечаниях отмечались все переезды, браки, смерти и проч. ” В 1820 г.
при Правительственной комиссии внутренних дел и полиции было образовано
статистическое бюро, которое контролировало деятельность по сбору
статистических материалов. Книги составлялись в трех экземплярах, один
из которых направлялся в воеводскую комиссию. Несмотря на то, что власти
несколько раз напоминали о внимательном отношении к ведению книг, при их
составлении допускались неточности. Проверка показала, что в некоторых
местах в книги не вписывались мужчины призывного возраста “”. После 1820
г. полные статистические обзоры направлялись в статистическое бюро, а в
отчетах воеводских комиссий остались только общие сведения.

На третьем месте в отчетах располагался раздел «Фабрики и ремесла», в
котором помещались сведения о наличии в воеводстве промышленных
предприятий, количестве и качестве выпускаемой продукции, основании
новых предприятий, приобретении нового оборудования, о состоянии
ремесла. Этот раздел более подробным был в первые годы. С образованием в
январе 1824 г. специальной фабричной секции сведения о состоянии
промышленности стали направлять туда, а в воеводских отчетах этот раздел
сохранился в сокращенном виде.

В заключительном разделе отчетов воеводских комиссий говорилось о
состоянии внутренней и внешней торговли. Приводились данные о
действующих ярмарках и торгах, о колебаниях цен, о возможностях вывоза
товаров местного производства за границу, о способах организации внешней
торговли.

В некоторых отчетах в специальный раздел выделялось сообщение о
состоянии городов, а также о деятельности местных властей по обеспечению
судоходности рек, осушению болот, строительству мостов и дорог.

Соответствующие разделы отчетов воеводских комиссий составляли основу
ежегодных отчетов о деятельности правительственных комиссий, главным
образом внутренних дел и полиции. Они хранятся в фонде Государственного
совета вместе с выписками и другими подготовительными материалами.
Отчеты правительственных комиссий наряду с фактическим материалом о
состоянии дел и проделанной работе содержат оценочные моменты и
предложения, касающиеся характера и направления дальнейшей деятельности
как данной комиссии, так и правительства в целом.

В том же фонде Государственного совета (№ 122, 126, 127, 133, 138, 140,
141, 141a, 142—144, 149) хранятся отчеты о деятельности Государственного
совета, ежегодные II сводные за несколько лет. Царю направлялся
французский перевод этих отчетов, а подлинники оставались в делах. Там
же сохранились и все подготовительные материалы и черновики. Как
правило, соответствующие разделы в отчетах Государственного совета были
значительно короче отчетов правительственных комиссий. При составлении
черновиков отчетов Государственного совета в них первоначально
механически включался весь материал из отчетов правительственных
комиссий. Причем приводились и факты, и оценки, независимо от того,
совпадали мнения разных министров или нет. Второй этап работы —
отсеивание материала и выработка общей концепции — также нашел отражение
в этих черновиках. Перечеркнутые куски, не вошедшие в окончательный
вариант отчетов, без труда поддаются прочтению.

Просмотренные архивные документы дают богатый материал для освещения
ряда аспектов темы. Отчеты воеводских комиссий дают возможность выявить
особенности экономического развития воеводств, характеризуют динамику
этого развития. Они содержат сведения о состоянии земледелия и
животноводства, положении различных категорий крестьян, организации
хозяйства в национальных имениях, об урожаях, о возможностях сбыта
сельскохозяйственных товаров. В отчетах имеются данные о развитии
промышленности в воеводствах, о характере промышленного развития каждого
из них, об ориентации на определенные рынки сбыта промышленных изделий.
Можно найти материал и для освещения социальных моментов. В частности, в
отчетах содержатся данные об изменениях в имущественном и социальном
положении различных категорий крестьян.

Отчеты правительственных комиссий и Государственного совета отражают
конкретную деятельность польского правительства по развитию экономики
Королевства Польского, а также в области социальной политики. Черновики
отчетов Государственного совета и другие документы из его фонда дают
возможность проследить за направлением и ходом дискуссии по ключевым
социально-экономическим проблемам.

Данные архивные материалы особенно ценны для изучения торгово-таможенной
деятельности польского правительства, особенно для характеристики
торгово-экономических связей с Россией. Значение этих документов
возрастает в связи с потерей основных материалов.

Для освещения вопроса о торгово-экономических отношениях Королевства
Польского и России, а также таможенной политики польского правительства
большим подспорьем стали архивные материалы, хранящиеся в Советском
Союзе, в Центральном государственном историческом архиве СССР (ЦГИА) в
Ленинграде. Там, как и в AGAD в Варшаве, хранится документация
центральных органов власти России. Наше внимание привлекли архивные
материалы нескольких ведомств министерства финансов и Государственного
совета Российской империи. Наибольший интерес вызывают материалы
Департамента внешней торговли Министерства финансов (ф. 19, оп. 3).

В нем сосредоточены документы за 1810—1864 гг. Значительная группа
архивных дел посвящена проблемам торговли России с Королевством
Польским, например, деятельности Российского таможенного управления в
Царство Польском: таможням, прерогативам, спорным вопросам и т. д. (№
41, 50—57, 63—67). Материалы о функциях и деятельности другого
учреждения — Комиссии торговых и таможенных дел Российской империи и
Царства Польского, все дела, связанные с претворением в жизнь решений
Венского конгресса по торговым вопросам, собраны в делах 43—46, 49.
Различные тарифные постановления, проекты постановлений и замечания в
связи с подготовкой таковых находятся в делах 235, 869, 870,871,880.

Документация по таким вопросам, как провоз польских и заграничных
товаров через определенные таможенные пункты, организация пограничной
стражи, борьба с контрабандой на внутренних и внешних границах, судебные
дела, связанные с нарушением таможенных правил, отложились в делах 59,
60, 157, 243.

Компактно сгруппированы Журналы Департамента внешней торговли за
1815—1830 гг. (дела 898—922; большинство дел разделено по годам,
некоторые дела содержат материалы по полугодию) и Журналы таможенных и
торговых дел за 1819—1824 гг. (дела 946—950).

Наибольшую ценность для исследователя вопроса о торговых русско-польских
отношениях имеют годовые ведомости таможен. В большинстве архивных дел
подшиты ведомости всех таможен, расположенных на границах Российской
империи, в отдельных случаях выделены только регионы, в частности
таможни по границе с Королевством Польским и Финляндией. В большинстве
случаев дела сброшюрованы по принципу отбора ведомостей, отражающих
направление перевозок: ведомости о привезенных и ведомости о вывезенных
из России товарах, но встречаются и исключения.

Так, в деле за 1825 г. собраны ведомости не только о вывезенных, по и о
привезенных товарах. «Годовые ведомости таможен о привозных из Финляндии
и Царства Польского товарах» за 1827—1830 гг. хранятся в делах
1014—1017; «Годовые ведомости таможен об отвозных в Финляндию и Царство
Польское товарах» за 1825, 1827 и 1830 гг.—в делах 1075—1077. Годовые
ведомости таможен сохранились не полностью, имеются пропуски. Более
полно представлены сведения о товарах, вывозимых из России в Королевство
Польское.

В объемистых делах с годовыми ведомостями российских таможен хранятся и
такие отчетные документы таможен, как «ведомости о торгующих купцах», т.
е. купцах, провозящих товары в Королевство Польское и обратно через
данную таможню. Вторая группа ведомостей — ведомости о русских, польских
и иностранных металлических и бумажных деньгах, провезенных через
границу в течение года. Эти последние ведомости составлялись
нерегулярно, так как некоторые таможенники сведения о деньгах включали в
основные ведомости о товарах. В годовых ведомостях о провозимых товарах
указывался вид товара, его вес или объем, цена и размер пошлины в том
случае, если она взималась. Необходимо помнить, что в итоговую цифру
стоимости провезенных товаров часто включались деньги (но это
оговаривалось). Сведения о купцах носят отрывочный характер,
составлялись они без определенной формы и подавались лишь несколькими
таможнями.

При работе над подготовкой этой книги были просмотрены также материалы
двух отделений Общей канцелярии министра финансов (ф. 560, описи 39, 42)
и Государственного совета (ф. 1152, т. 1). В этих фондах отложилась
ведомственная переписка по торгово-таможенным делам с Королевством
Польским, в частности материалы, отражавшие ход подготовки
русско-польского торгового договора, характеризующие позицию некоторых
русских чиновников по вопросу о таможенных льготах для польских
шерстяных изделий и т. п.

Материалы по торгово-таможенным вопросам, хранящиеся в ЦГИА,
перекликаются и дополняют документы, сохранившиеся в AGAD, в фондах
Правительственной комиссии финансов и казначейства и Новосильцева. Они
не просто иллюстрируют общеизвестные факты, но и расширяют наши сведения
об интенсивности русско-польских экономических связей в 20-х годах XIX
в.

Задачи данной работы определялись наиболее актуальной проблематикой
переходного периода, степенью ее изученности и возможностями привлечения
нового фактического материала. В работе сделан акцент на исследование
динамических элементов в польской истории первой трети XIX в.,
намечавшихся тенденций развития в их взаимодействии с традиционными
структурами и отношениями, унаследованными от феодализма. Исходя из
этого, можно следующим образом сформулировать задачи данной работы —
дать комплексный анализ экономического и социального развития
Королевства Польского в 1815— 1830 гг. в свете генезиса
капиталистических отношений, и, в частности, проследить: основные
тенденции в развитии промышленности и особенности развития промышленных
районов в условиях генезиса капитализма; основные тенденции развития
сельского хозяйства, динамики аграрных структур, сдвиги в социальной
структуре деревни; процессы формирования внутреннего рынка; наиболее
важные демографические процессы (рост и изменение социальной структуры
городского населения); основные направления в развитии экономической
мысли в польском обществе; экономическую политику польского государства;
дать краткий анализ русско-польских экономических отношений; определить
значение экономических и социальных процессов этого периода в
формировании польской нации.

В работе использован системный подход, широко применяемый в настоящее
время в общественных науках “”. В соответствии с общими принципами этого
метода экономические и социальные структуры Королевства Польского
рассматриваются на нескольких уровнях: национальном, региональном (т. е.
на уровне региона, или группы воеводств, а также на уровне отдельных
воеводств), отраслевом, на уровне отдельных производственных единиц
(мануфактура, фольварк, единичное крестьянское хозяйство).

При анализе каждой из этих подсистем мы исходили из того, что данная
подсистема является частью более высокой и более сложной системы и
связана с другими подсистемами того же (или более низкого, или более
высокого) уровня прямыми и обратными связями.

Самая общая система, исследуемая в данной работе,— экономические
структуры Королевства Польского — рассматривалась как часть
формирующейся системы хозяйственных связей Восточной и Центральной
Европы. При этом более детально был изучен вопрос о самом важном
элементе, связывающем хозяйственную систему Королевства Польского с
частью более общей системы — с Российской империей. Этот элемент —
внешнеторговые связи Королевства Польского с Российской империей — был •
весьма важным в процессе хозяйственного, а следовательно, и
социально-экономического развития Королевства Польского.

В целом экономические и социальные структуры Королевства Польского
рассматриваются как динамические системы, но при этом проблема
соотношения статики и динамики в данной работе не могла быть решена
однозначно в пользу динамики. Рассматриваемый в работе сравнительно
короткий период с точки зрения общего исторического процесса развития
капитализма не дает больших возможностей для изучения всех процессов в
их динамическом развитии. Поэтому в основном этот период рассматривается
как статический синхронный срез, позволяющий изучить анатомию структур
на определенном этапе исторического развития.

Так, аграрные отношения показаны находящимися на начальном уровне
развития элементов капитализма, сохраняющими в целом полуфеодальный
характер. Промышленность Королевства Польского рассматривается на этапе
мануфактурной стадии развития со всеми присущими ей особенностями общего
порядка и чисто местной спецификой. Социальные структуры польского
общества также рассматриваются как почти неизменные в данный момент,
характерные для начального этапа формирования буржуазного общества.

Однако бурный характер процессов экономического и социального развития в
Королевстве Польском в 1815—1830 гг. позволил показать их в динамике
путем сопоставления элементов производственных или социальных структур
по состоянию на 1815—1819 и 1827—1828 гг.

В данной работе при рассмотрении подавляющего большинства вопросов была
сделана попытка применять методы как анализа, так и синтеза. В отдельных
разделах работы сначала рассматриваются явления, процессы или структуры
как целое в масштабе Королевства Польского. При этом использовался
значительный информационный материал, накопленный польской и советской
исторической наукой. Затем эти же самые процессы и структуры
рассматриваются дифференцированно по отраслям.

Производственные структуры Королевства Польского рассматриваются в
первой главе. В ней дается общая характеристика сельскохозяйственного
производства и промышленности: охарактеризована структура промышленности
и система землевладения и землепользования в сельском хозяйстве. В двух
главах, посвященных развитию промышленности, сельскохозяйственного
производства и аграрных структур, вначале даются общие сведения о
дальнейшем развитии капиталистических элементов в промышленности и в
сельском хозяйстве; показаны качественные сдвиги в организации
промышленного производства, происшедшие в 1815—1830 гг., и общий рост
производства, приводятся данные о проникновении капиталистических
отношений в сельское хозяйство. Затем дан а.нализ этих процессов по
воеводствам.

В этих главах, главным образом в разделах о региональных особенностях,
более детально рассмотрены отдельные стороны, свидетельствующие о
проникновении в производственные отношения капиталистических элементов
либо характеризующие капиталистическую эволюцию социальных структур
(капиталистическое преобразование •фольварков в западных воеводствах,
новые явления в арендных отношениях, степень пролетаризации крестьянства
и т. п.). В этом же разделе поставлены вопросы о влиянии региональных
особенностей и роли внешнего рынка в процессе развития
капиталистического способа производства.

В работе использован фактический материал, имеющийся в трудах польских и
советских историков. Однако архивные исследования показали, что
некоторые весьма важные проблемы экономического, социального н
демографического развития не нашли достаточного освещения в исторической
литературе, что потребовало пополнения ранее накопленного
информационного материала. Архивный материал, собранный в
архивохранилищах ПНР и СССР, дал возможность более подробно осветить
малоисследованную проблему польско-русских торгово-экономических связей,
осуществить региональный, т. е. более детальный подход к анализу
важнейших структур и процессов в Королевстве Польском. Архивные
материалы позволили внести большую ясность в некоторые проблемы,
например таблицы о социальном составе населения Королевства Польского в
1828 г. уточнили представление о социальной структуре деревни.

Глава 1. Польша в составе России (1815-1830 гг.). польское восстание
1830 г.

Положение Польши в составе Российской Империи 1815-1830 гг.

В ходе заграничного похода в 1813 г. русские войска заняли Великое
герцогство Варшавское, образованное Наполеоном в 1807 г. . Для его
управления до окончательного решения о его судьбе Александр 1 учредил
Временный Верховный Совет под председательством генерел-губернатора
В.С.Ланского, а командование армией было поручено фельдмаршалу
М.Б.Барклай де Толли. В 1814 г. был создан Гражданский комитет под
председательством сенатора Островского, а управление образованным из
польских солдат отдельным корпусом возложено на комитет под
руководством вел. кн. Константина Павловича. На Венском конгрессе
1814-18154 гг. из-за В.Г.Варшавского возникли споры Россией
и Австрией. В результате к России была присоединена большая часть
Великого Герцогства Варшавского /без Кракова/; Австрия получила Галицию
с Тарнопольским округом, Пруссия – Познань. Краков был объявлен вольным
городом под совместным протекторатом трех держав. Финальным актом
Венского Конгресса 28 мая /9 июня/ 1815 г. земли Великого Герцогства
Варшавского объявлялись “соединенными с Россией на вечные времена”. В
трактате говорилось: “Его И.В. оставляет за собой право дать этому
государству, находящемуся под особым управлением, такое внутренне
устройство, какое он сочтёт надлежащим”, причем за императором
оставалось право территориального расширения границ, установленных
Венским конгрессом, за счет включения в них русских земель.

Вошедшие в состав России польские земли стали именоваться
“Царство(Королевство) Польское”. Оно включало в себя часть земель
бывшего Княжества Варшавского – территория составляла 127 тыс. км2,
население равнялось 3,2 млн. человек. Однако, границы нового
государственного организма, по Венскому Конгрессу, были установлены без
учета польской этнической территории. От польского государства в разное
время были отторгнуты такие жизненно важные экономико-географические
районы, как Верхняя и Нижняя Силезия, Быдгощский и Познанский
департаменты, Поморье, Вармия и Мазуры, отданные Пруссии, Галиция и
район Велички, вошедшие в состав Австрии, и Краков с окрестностями,
превращенный в «вольную республику».

В состав Королевства Польского вошли 8 воеводств: Калишское, Мазовецкое,
Плоцкое, Августовское, Подляс-кое, Сандомирское, Люблинское и
Краковское. От Калиш-ского воеводства были отделены Быдгощский и
Познанский районы, составлявшие одно целое в экономическом отношении;
Краковское воеводство потеряло главный город — Краков и район соляных
копей — Величку. Таким образом была нарушена сложившаяся территориальная
система экономических взаимосвязей между рядом польских областей.

Положение польского народа определялось в первую очередь судьбой
основных его земель. Королевство Польское было по преимуществу аграрной
страной, помещичье хозяйство господствовало здесь почти безраздельно:
землю обрабатывали лично свободные крестьяне-барщинники. Помещичье
землевладение в итоге наполеоновских войн, упадка хлебной торговли и
частых натуральных повинностей по обеспечению войск было сильно
разорено, дворянство опутано долгами. Из этого тяжелого, кризисного
состояния сельское хозяйство могло быть выведено только буржуазными
аграрными реформами, но осуществлению их мешали и сами польские дворяне,
и весь крепостнический режим Российской империи.

Как и в России, в Польше в первой четверти XIX в. феодализм переживал
глубокий кризис. В его недрах развивались капиталистические
производственные отношения, характеризовавшиеся значительным ростом
числа промышленных предприятий мануфактурного типа. Особенно быстро
развивалась текстильная и, в частности, суконная промышленность, для
которой в результате присоединения Царства Польского к Российской
империи открылся широкий русский рынок. Развитию экономических связей
Царства Польского с империей содействовало и правительство путем
предоставления различных льгот на ввозимые в Россию изделия польской
промышленности.

Десятилетие 1820—1830 гг. оказалось временем возрождения польской
мануфактуры, причем российские власти всячески поддерживали усилия
польской администрации, направленные на поощрение промыслов, например
иммиграцию иностранных ремесленников и промышленников. На средства казны
велось строительство дорог и каналов. Был создан банк, открывший кредит
предпринимателям. На его средства впоследствии строилась первая польская
железная дорога от Варшавы на Вену (1845 г.).

Росту польской мануфактуры способствовали покровительственные таможенные
тарифы, затруднявшие ввоз западноевропейских товаров, и связь с русским
рынком, в особенности низкий (до 1832 г.) таможенный тариф между
Королевством Польским и Россией. Польские сукна вывозились в Россию, а
через нее в Китай. Польские купцы наживались и на перепродаже в Россию
немецких товаров.

К 1829 г. в одном лишь Калишском воеводстве насчитывалось 530
предприятий по выработке сукна . Быстро превращались в промышленные
центры Варшава, Лодзь и другие города. Только за пятилетие 1823—1828 гг.
в Варшаве было построено 27 больших фабричных зданий, а всего в Варшаве
в 1825 г. насчитывалось 8818 фабрик и кустарных мастерских, большая
часть из которых была капиталистической.

Конституция 1807 г., полученная от императора Наполеона, не затрагивала
основ феодально-крепостнического строя, а лишь формально провозглашала
отмену крепостного права. Она не давала ясности в вопросе о крестьянском
землепользовании, а без этого личная свобода крестьян была равна нулю.

Половина всей обрабатываемой земли в Королевстве Польском принадлежала
17 тыс. помещиков, владельцам фольварков и арендаторам казенных имений.
Остальная половина земли приходилась на 327 тыс. крестьянских дворов. Из
этого соотношения видно, что основная масса крестьян была вынуждена,
чтобы не умереть с голоду, идти в кабалу к землевладельцу, неся тяжелые
повинности. За пользование землей и инвентарем «свободный» крестьянин
должен был отработать определенное помещиком количество дней на его
поле.

Процесс обезземеливания крестьян усилился в связи с общими
экономическими сдвигами, происходившими в стране. Сельскохозяйственное
производство, фактически основанное на крепостном труде при отсталой
технике обработки земли, приходило во все больший упадок.

Вовлечение польского сельского хозяйства в экономическую жизнь России
требовало приспособления его к потребностям русского рынка. Это привело
к некоторым изменениям в профиле хозяйства и явилось толчком к развитию
буржуазии. Серьезным фактором явилось повышение спроса на польскую
шерсть и шерстяные изделия как со стороны польской, так и русской
промышленности. Многие Польские помещики ввиду низкой доходности
производства хлеба и в то же время быстрого роста спроса на шерсть стали
развивать овцеводство. Помещики сгоняли крестьян с земли, а
освободившиеся участки использовались под пастбища. Это усилило рост
обезземеливания крестьян. В описываемый период около 40% крестьян
Королевства Польского были полностью безземельными, а значительная часть
осталась на крошечных нищенских наделах.

Положение крестьян было настолько тяжелым, что в ряде мест происходили
крестьянские волнения, наблюдались массовые случай отказа от выполнения
барщины. Но это были стихийные неорганизованные выступления, без труда
подавляемые помещиками с помощью правительства.

Изменения в хозяйственной жизни серьезно отразились и на положении
мелкой шляхты. Будучи не в состоянии приспособиться к капиталистическим
отношениям и выдержать конкуренцию с крупными землевладельцами, мелкие
шляхтичи разорялись, постепенно теряли свою землю, которая переходила в
руки крупной шляхты за долги или же путем скупки по низким ценам. По
данным, которые приводит польский историк Гринвассер, в 20-е годы XIX в.
50% мелкой шляхты были уже совершенно безземельными.

Разорившаяся мелкая шляхта частью шла в услужение к крупным помещикам в
качестве управляющих имениями, экономов, секретарей, другая же шла в
города, в учебные заведения или в учреждения. В семье мелкого шляхтича,
пишет Гринвассер, «обычно один сын, в редких случаях два оставались
заниматься земледелием, остальные искали занятия где-нибудь на стороне».
Особенно большой была тяга шляхетской молодежи к военной службе.

Процесс разорения мелкой шляхты неизбежно сопровождался обострением
противоречий и борьбы внутри класса шляхты. Мелкая шляхта, все более
теряя свои былые привилегии и опускаясь до положения общественных низов,
была враждебно настроена по отношению к богатой шляхте и защищавшему ее
интересы царскому самодержавию. Она все настойчивее выражала
недовольство существующим феодально-крепостническим строем и требовала
проведения широких социально-политических преобразований. Эта часть
польского дворянства, хотя и стояла еще в некоторой мере на феодальной
почве, однако примкнула к демократической аграрной революции.

Как ранее Финляндия, Царство Польское также получило конституционное
устройство. Проект конституции Царства Польского был написан И.Собинским
на основании замечаний Александра 1 к первоначальному тексту,
разработанному под руководством Кн. А.Чёрторыйского. “Конституционная
хартия” была подписана императором 15/27/ ноября 1815 г. В июле 1815 г.
жители Ц.Польского принесли присягу новому императору и до конца 1815 г.
/т.е. до вступления конституции в силу/ действовало Временное
правительство во главе с В.С.Ланским.

Конституция объявляла Царство Польское наследственной монархией,
“навсегда соединенной с Российской империей”. Император России получал
титул “короля Польши”. На время своего отсутствия Король назначал
наместника из числа поляков /или членов императорского дома/. Царство
Польскому гарантировались государственность, национальные права и
свободы. Римско-католическая религия объявлялась “предметом особого
попечения”. Обеспечивалась свобода печати и неприкосновенность личности.
Польский язык объявлялся языком администрации, суда и армии. Все
государственные должности должны были замещаться только поляками.

Император-король Царства Польского был конституционным монархом. Все
преемники Александра 1 должны были короноваться в Варшаве и давать
присягу в сохранении Конституции Царства. Все распоряжения и
постановления короля должны были скрепляться подписями польских
министров которые несли за них ответственность. В компетенцию короля
входило:

исключительная инициатива конституционного законодательства, т.е.
дополнение конституции посредством “Органических статутов” (законов);

право утверждения или отклонения (но не изменения) законов, принимаемых
сеймом;

вся полнота исполнительной власти. В рамках установленных королем
полномочий действовал наместник (его функции были точно определены в
1818 г.).

Постановления наместника, обязательные для всех органов исполнительной
власти, объявлялись в Административном Совете. Первым наместником был
назначен ген. Ю.Зайончек, что вызвало неудовольствие поляков /видевших
на этом посту кн. А.Чарторыйского/, После смерти наместника Ю.Зайончека
в 1826 г. эта должность0 оставалась вакантной до 1832 г., а функции
наместнике исполнял Административный Совет.

“Польский народ, – гласила конституционная хартия, – на вечные времена
будет иметь национальное представительство на сейме, состоящем из короли
и двух палат/изб/, из коих первою будет составлять Сенат, и вторую послы
и депутаты от общин /гмин/”. В Сенат входили члены императорского дома,
епископы и высшие должностные лица /воеводы и каштеляне/, назначаемые
императором пожизненно; кроме епископов и членов императорской фамилии,
все остальные сенаторы отбирались императором из 2-х кандидатов,
представляемых самим Сенатом.

Сенатором могли быть только землевладельцы. Число членов Сената не
должно было превышать 1/2 членов Посольской избы.

Посольская изба состояла из 428 членов, в том числе из 77 послов,
избранных на шляхетских сеймиках, и 51 депутата от гмин. Срок полномочий
для послов и депутатов устанавливался в 6 лет. Для выборов в Сейм
устанавливался избирательный ценз в виде годовой суммы налогов не менее
чем в 100 злотых.

Сейм созывался каждые 2 года на 30-дневные сессии. Король имел право как
созыва чрезвычайного сейма, так и отсрочки заседаний его. Король мог
также распускать Посольскую избу, но обязан был в течение двух месяцев
назначить новые выборы. Члены сейма пользовались неприкосновенностью,
его заседания должны были быть публичными.

Конституционные функции Сейма были широкими (но на практике далеко не
все реализовывались):

решения по вопросам бюджета, налогов, денежной системы;

законодательства в области административного и уголовного права;

решения по вопросам призыва в армию;

утверждение конституционного законодательства (“органических законов”)
изданного Королем;

ограниченный контроль над правительством – Сейм заслушивал доклады
Государственного Совета о положении в стране, направлял жалобы на
министров, Кроме того, Сенат был высшим судом по государственным
преступлениям, а Посольская изба обладала правом петиции королю.

Центральным органом власти и управления был Государственный Совет,
состоящий из Общего собрания и Административного Совета. В состав
Административного Совета входили министры и другие члены по назначению
короля, это был констультативный орган короля и наместника по вопросам
управления. Непосредственное управление осуществлялось
правительствующими комиссиями (министерствами):

вероисповеданий и народного просвещения;

юстиции;

внутренних дел и полиции;

военная

государственных, доходов и финансов.

Комиссии подчинялись Административному Совету.

Армия Царства Польского при сохранении польской военной формы и поль-
ского языка в управлении была преобразована по русскому образцу. Срок
службы составлял 10 лет, в мирное время численность армии составляла 30
тыс. солдат и офицеров (т.н. “Отдельный литовский корпус”).
Главнокомандующий польскими вооруженными силами вел. кн. Константин
формально подчинялся Военной комиссии и Административному Совету, но в
действительности управлял армией единолично.

Ц.Польское делилось на 8 воеводств, управление которыми находилось в
руках воеводских советов; в городах управление возглавляли бургомистры и
президенты. Существовали местные депутатские собрания, избиравшие
членов Посольской избы и местных органов управления – шляхетские сеймики
и гминные собрания. Судебная система была полностью независима от
администрации.

Дли связи учреждений Царства с общеимперскими органами в Петербурге
находился министр-статс-секретарь, назначаемый императором. Кроме того,
комиссаром при польском правительстве был назначен Н.Н.Новосильцев.

Большинство польских и русских историков сходятся во мнении, что
автономия Царства Польского по хартии 1815 г. была довольно
значительной. Дореволюционные авторы /В.Новодворский, Н.Кареев и др./
отмечали, что конституционный строй Польши в 1815-1830 гг. был весьма
либеральным и по своим принципам напоминал строй английской
конституционной монархии. Польский проф. Ш.Аскенази писал, что “не
подлежит сомнению, что конституция 1815 г., несмотря на свои
недостатки…. была по тем временам наиболее ирогрессивной
конституционной хартией в Европе”. Советские авторы также оценивали
статус Царства Польского в этот период как автономный. Г.Г.Писаревский
называл Польшу второго периода “конгрессовой”, т.е.парламентской, а
В.П.Друнин указывал, что, несмотря на аристократический характер хартии
1815 г., она в России казалась “верхом либерализма” (хотя царская власть
нисколько не гарантировала политическую независимость Польши). Такого же
мнения придерживаются и современные историки. Л.А.Обушенкова отмечает,
что конституция предоставляла полякам определенные права, а по своему
содержанию она была одной из либеральнейших в Европе того времени Л.А.
Обушенкове. Польский автор Ю.Бррдах считает, что хартией 1815 г.
устанавливалась польско-русская уния. К точке зрения о наличии реальной
польско-русской унии примыкает и русский историк С.Г.Пушкарев. По
традиции период 1815-1830 гг. для Польши называют “конституционным”.

Таким образом, национальная самобытность Польши и в системе управления,
и в области культуры была сохранена. После 1815 г. в культурном
отношении для Польши произошел большой прогресс. Помимо “уже
существовашего Виленского университета, в 1816 г. был основан
университет в Варшаве, а также ряд высших школ – Военная,
политехническая, лесная, горная, институт народных учителей и др., резко
выросло число начальных и средних учебных заведений.

Во взаимоотношениях с русских правительством первоначально также не было
острых конфликтов. В 1818 г. император Александр 1 лично открыл
заседания 4-го Сейма, произнеся знаменитую речь: “Прежняя организация
страны позволила мне ввести ту, которую я Вам пожаловал, приводя в
действие либеральные учреждения. Эти последние всегда были предметом
моих забот и я надеюсь распространить, при божьей милости, благотворное
влияние их на все страны, которые промыслом даны мне в управление”. Сейм
принял все законопроекты, предложенные ему императором, за исключением
проекта закона о гражданском браке, и император остался доволен его
деятельностью.

Но постепенно отношения между Сеймом и императором стали портиться. К
этому времени в национальном польском движении сформировалось два
течения :

представители легальной оппозиции, представленные на Сейме – во главе с
братьями Б. и И. Немоевскими, стремившиеся к упрочению и расширению
автономного статуса царства легальными методами,

сторонники революционной борьбы за полное освобождение Польши от
“русского ига”.

Националистические настроения еще более подогревались рядом действий
русского правительства по введению цензуры (в 1819 г.), вопреки
конституционный хартии и слухами о готовящейся ликвидации самой этой
хартии под влиянием готовящегося проекта Уставной грамоты
Н.Н.Новосильцева, в котором Царство Польское должно было стать субъектом
федерации с теми же правами, что и у остальных русских земель, т.е.
потерять свою национальную самобытность. На сейме 1820 г. были
отвергнуты предложенные русским правительством Уголовно-процессуальный
кодекс и “Органический статут” /лишавший сейм права суда над министрами/
как несоответствующие конституционной хартии. В президиум сейма было
подано 88 жалоб на неконституционные действия правительства.

Решения сейма 1820 г. вызвали резкое негодование Александра 1, одно
время даже говорившего о возможности полной отмены польской конституции.
Чтобы преодолеть сопротивление легальной сеймовой оппозиции, накануне
3-го сейма (созванного с большой отсрочкой в 1825 г.) Александр 1
включил в конституцию “дополнительную статью”, отменявши гласность
заседаний парламента, а братья Немоевские не были допущены на сейм. Для
контроля деятельности сейма были назначены особые чиновники, обязанные
присутствовать на заседаниях сейма, Благодаря этим мерам проекты
русского правительства были приняты, но это было лишь временное затишье.

Одновременно с легальной “аристократической” оппозицией в стране
действовала тайная революционная оппозиция. Возникали тайные общества,
ставившие целью вооруженную борьбу с русским правительством: “Свободное
национальное массонство” майора В.Лукасинского, “Польское патриотическое
общество” и др. В 1822 г. Патриотическое общество заключило соглашение с
Южным декабристским обществом о совместных действиях в обмен на
признание его независимости и даже. восстановление суверенитета Польши
над белорусско-литовскими землями. После восстания 14 декабря 1825 г.
следствие установило этот факт, но польские заговорщики, к
неудовольствию Николая 1, получили от сеймового суда мягкие наказания.

Новый император Николай 1 не был сторонником либеральной польской
конституции, но он также не стремился к нарушению обещаний своего
предшественника. По конституции он должен был короноваться в Польше,
подтверждая тем самым польско-русскую династическую унию. Относясь к
Польше как подвластной территорий, он считал такую коронацию “унижением
императорского достоинства” кроме того, такая коронация могла усилить
стремление поляков к дальнейшей автономии, Но, несмотря на это, он
считал нужным упрочить связи Царства и империи и 12-24 мая 1824 г. он
короновался в Варшаве, скрепив подписью свое обязательство соблюдать
конституцию. Однако он отверг петицию ряда депутатов об отмене
“добавочной статьи”. Собрав в 1830 г. сейм, он настоятельно рекомендовал
ему принять проект отмены гражданского брака, но этот проект был
отвергнут, а императору поданы ряд петиций об отмене прежних
законоположений: о цензоре и др. Оппозиционные настроения в крае еще
более усилились.

1.2. Русское общество и Польский вопрос. Польша и декабристы.

Движение декабристов — первых русских дворянских революционеров —
представляет собой одну из славных страниц в истории России, в истории
русского революционного движения.

Движение дворянских революционеров в России было обусловлено
обстоятельствами экономического и политического развития России в первой
четверти XIX в. В ту эпоху, когда зарождалось и происходило это
движение, старые феодально-крепостнические производственные отношения
уже становились тормозом для развития новых производительных сил. В
России назревала социальная революция, которая должна была привести к
утверждению новой, капиталистической общественно-экономической формации.
Этот процесс борьбы нового со старым развивался в рассматриваемый нами
период быстрыми темпами.

Ведущую роль в промышленности стала приобретать мануфактура. Уже сама по
себе замена простой кооперации мануфактурой, основанной на
дифференцированном разделении труда, представляла по существу переворот
в развитии производительных сил. Весьма важным моментом в этом процессе
являлось то, что мануфактуры все более приобретали капиталистический
характер, росло применение наемного труда. Предприятия, применяющие
вольнонаемный труд, получали несравненно лучший производственный эффект,
чем предприятия, основанные на принудительном труде крепостных.
Последние не выдерживали конкуренции с капиталистическими, разорялись и
гибли. Однако развитие капиталистических мануфактур наталкивалось на
отсутствие рынка свободной рабочей силы, приток которой из деревни
сдерживался крепостническими отношениями.

С другой стороны, крепостническое сельское хозяйство находилось в
состоянии все углублявшегося кризиса. Его развитие сковывалось теми же
противоречиями. Деревня все более втягивалась в рыночные отношения,
сельское хозяйство постепенно теряло свой натуральный характер. Стремясь
увеличить продуктивность сельского хозяйства и удовлетворить потребности
промышленности и торговли в хлебе и сырье, помещики прибегали к усилению
эксплуатации крепостных крестьян: увеличивали барщину, оброк, расширяли
барскую запашку за счет крестьянской земли. Это не давало желаемых
результатов, так как у крестьян все меньше времени оставалось для
обработки собственного надела, и сельское хозяйство все больше приходило
в упадок.

Выход из кризиса был в ломке феодально-крепостнических устоев, в
освобождении крестьян от феодальной зависимости. Но решение этой
исторической задачи наталкивалось на естественное сопротивление
феодалов-крепостников. Нужна была общественная сила, которая бы могла
разрушить отживающий строй. Такой силы в России того времени не было.

Такой силой не могла стать русская буржуазия. Вследствие того что Россия
сравнительно поздно вступила на путь капиталистического развития,
русская промышленная буржуазия была еще слаба. К тому же русские
промышленники и купцы сами были тесно связаны с землей и, кроме того,
пользовались значительными привилегиями, в виде высоких ввозных пошлин,
охранявших их от иностранной конкуренции, в виде права на владение
посессионными предприятиями, на которых использовался дешевый труд
приписанных к ним крестьян. Внешняя политика царского правительства
также учитывала интересы буржуазии и давала возможность русскому
капиталу расти «вширь», распространять предпринимательскую деятельность
на новые территории.

Основной антифеодальной силой являлось крестьянство, которое не раз
поднималось на открытую вооруженную борьбу. Наиболее крупными были
восстания под руководством Болотникова, Разина, Булавина, Пугачева. Но
крестьянские восстания в силу своей неорганизованности не могли сломать
старый строй, хотя и расшатывали его.

Жестоко подавляя антифеодальное движение, проявлявшееся в форме
крестьянских и солдатских волнений, российский чиновничий аппарат
одновременно подавлял всякое проявление свободомыслия. В этих условиях
формировалась и развивалась антифеодальная идеология, зародившаяся в
среде наиболее прогрессивных представителей дворянства, которые сумели
подняться выше интересов своего класса и выступили против монархии и
крепостничества.

Складывавшаяся в атмосфере растущего недовольства существующим порядком
вещей освободительная мысль прошла сложный путь развития, прежде чем
была выражена в проектах государственных и общественных преобразований,
родившихся в тайных революционных обществах первой четверти XIX в.

Крестьянская война под руководством Е. Пугачева и другие общественные
движения второй половины ХVIII в. заставляли наиболее прогрессивных
представителей русской общественной мысли задуматься над происходящими
явлениями и процессами, давали материал и пищу для размышлений о
возможных путях разрешения конфликта общественной жизни России.

Наиболее видными представителями русских мыслителей конца XVIII в.,
поднявших голос против существующего строя, были А. Н. Радищев и Н. И.
Новиков. Выступив как открытые враги не только крепостного права, но и
его опоры — самодержавия, они сыграли важную роль в формировании
революционного мировоззрения у передовой части русского общества. Вслед
за Радищевым и Новиковым появилась целая плеяда гневных обличителей
феодально-крепостнического строя— Д. И. Фонвизин, И. А. Крылов, Я. Б.
Княжнин и др.

Наиболее яркое выражение освободительная мысль получила во взглядах
передовых дворянских революционеров — будущих декабристов.

Идеология дворянских революционеров формировалась под непосредственным
влиянием русской действительности. Почти каждый из них имел крепостных и
в большей или меньшей степени на собственном опыте знакомился с
условиями жизни народа и ведения хозяйства. Многие из них учились в
передовых учебных заведениях России — Московском университете, в военной
школе колонновожатых, в Царскосельском лицее. Здесь они знакомились с
произведениями русских прогрессивных мыслителей, а также с трудами
французских просветителей и идеологов французской буржуазной революции —
Дидро, Вольтера, Руссо, Монтескье. Размышления об установлении
буржуазного строя на Западе и буржуазных свободах, принесенных этим
строем, приводили к выводу об отставании России в общественном развитии,
о необходимости ликвидации несправедливого строя в России, ликвидации
сословных привилегий и прежде всего — освобождения крестьян от
крепостного гнета. Отечественная война 1812 г. дала новый толчок
развитию революционных идей. Многие будущие декабристы — Пестель, Сергей
Трубецкой, Владимир Раевский, Муравьевы-Апостолы и др. — явились
непосредственными участниками этой войны. Они видели народный характер
войны, горячий патриотизм солдат — простых русских людей, в большинстве
своем крепостных, самоотверженно защищавших отечество от иностранных
захватчиков. Сам собой напрашивался вопрос: может ли быть справедливым
такой строй, при котором эти герои, не щадившие жизни для защиты родины,
влачат жалкое существование рабов?

Заграничные походы русской армии 1812—1813 гг. обогатили офицерскую
молодежь новыми впечатлениями. Своими глазами она наблюдала жизнь в
странах Западной Европы, где уже было ликвидировано крепостное право и
существовал конституционный строй.

Возвратившись на родину с победой, передовая молодежь снова увидела
мрачную российскую действительность: ничем не ограниченный произвол
самодержавия, стонущее в рабстве крестьянство, взяточничество и
казнокрадство чиновников. Возвращение в затхлую атмосферу
крепостничества еще более ускорило созревание революционных идей. Этому
способствовало и усиление реакции после войны 1812 г.

Император Александр 1, в первые годы своего царствования стремившийся
прослыть либералом и организовавший «Негласный комитет» из своих
приближенных для выработки проекта преобразований, после войны сбросил
маску либерала.

Став во главе реакционного Священного союза, созданного с целью борьбы с
революционным и национально-освободительным движением в Европе,
Александр 1 передал управление Россией реакционерам-крепостникам во
главе с Аракчеевым. Ярким выражением реакционного курса явилась
организация военных поселений с небывало жестоким военно-крепостническим
режимом, начальником которых он поставил ярого крепостника Аракчеева.
Всюду свирепствовала тайная полиция, была введена строжайшая цензура,
безжалостно изгонявшая из печати все, что содержало хотя бы малейшую
критику существующего строя. Из университетов изгонялись прогрессивные
профессора, распространялся дух аракчеев-щины.

Усиление реакции вызывало возмущение все более широких кругов русского
общества. В России создавались условия для назревания революционной
ситуации.

Движение русских дворянских революционеров, выросшее из объективных
потребностей внутреннего развития России, входило в общий процесс
исторического развития стран Европы как его составная часть. Его нельзя
рассматривать оторванно от борьбы прогрессивных сил в европейских
странах. Французская буржуазная революция открыла целую полосу
антифеодальной борьбы и буржуазных революций в ряде других стран Европы.
Победа над Наполеоном, раздел ее плодов между тремя хищниками дали
толчок развитию национально-освободительного движения в порабощенных и
зависимых странах против иноземного господства. Это движение и
антифеодальная борьба переплетались между собой, дополняя друг друга.
Происходят революции в Испании, в Неаполе, Пьемонте, восстание в Греции,
назревают революции во Франции и Бельгии, разразившиеся в 1830 г.
народным восстанием.

Русский народ, недавно сам переживший смертельную опасность порабощения
и изгнавший наполеоновских захватчиков, не мог не сочувствовать другим
народам, боровшимся за свою независимость. Вместе с тем наличие
общеевропейской революционной ситуации благоприятствовало развитию
революционной идеологии, придавало больше смелости и уверенности ее
носителям — дворянским революционерам. В такой обстановке возникли
первые революционные тайные общества, организаторами которых явились
наиболее прогрессивные представители русского народа — дворянские
революционеры.

Таким образом, движение первых русских дворянских революционеров
вытекало из объективных условий внутреннего развития России, из
назревшей потребности ломки старого, феодально-крепостнического строя и
замены его новым, более прогрессивным для того времени, буржуазным.

Вопрос о Польше привлекал внимание русских борцов за свободу
значительно раньше, чем были установлены первые связи с польскими
тайными обществами. К сожалению, в распоряжении имеется мало
документальных данных о взглядах на польский вопрос в первых русских
тайных организациях. Но и те немногие высказывания и воспоминания,
которые получили освещение в литературе, позволяют делать вывод, что
подавляющее большинство членов русских тайных обществ не разделяло
политики русского царизма по отношению к Польше, протестовало против
нее.

Против независимости Польши выступала лишь незначительная часть членов
преддекабристских тайных обществ, представлявшая русскую высшую
аристократию. Такой взгляд на польский вопрос нашел, например, отражение
в конституционном проекте тайного общества «Орден русских рыцарей»,
основанного в 1816 г. Автором проекта был Дмитриев-Мамонов.

Основатели «Ордена русских рыцарей» М. Ф. Орлов, М. А. Дмитриев-Мамонов
и Н. И. Меньшиков принадлежали к родовитым аристократическим фамилиям,
игравшим видную роль при Екатерине II. Это выходцы из среды той высшей
знати, которая поддерживала и вдохновляла Екатерину II в осуществлении
ее планов раздела Польши. В проекте требовалось «конечное и всегдашнее
истребление имени «Польша» и Королевства Польского и обращение всей
Польши, как Прусской, так и Австрийской, в губернии российские» .

Надо иметь в виду, что упомянутые «пункты» еще не были приняты всеми
членами общества, а представляли собой лишь проект, написанный одним
лицом, и могли не разделяться другими членами общества.

Это подтверждается высказыванием по польскому вопросу одного из видных
членов «Ордена» — Н. Тургенева.

Касаясь намерения Александра I восстановить независимое польское
государство, Н. И. Тургенев писал впоследствии, что «этот акт императора
Александра возбуждал надежды и в поляках, и в русских, и во всем
человечестве. Мир, может быть, впервые видел победителя, дарующего
побежденным права, вместо того чтобы надеть на них цепи». Тургенев
неодобрительно отнесся к тому, что Орлов писал на имя царя «нечто вроде
протеста против учреждений, которые Александр только что даровал
Польше… Когда я узнал об этом, — писал он,—я не преминул упрекнуть
Орлова в узком патриотизме, патриотизме раба, продиктовавшем ему этот
протест». Весьма характерно, что Орлов не отстаивал свою точку зрения.
Соглашаясь с доводами своего оппонента, «он имел благородство, — пишет
далее Тургенев, — согласиться с тем, что я был отчасти прав» . Не мог
аристократический проект программы «Ордена» удовлетворить и М. Н.
Новикова, племянника известного русского просветителя конца XVIII в.
Узнав об основании новой тайной организации — «Союза спасения», Новиков
присоединился к ней и начал работу над собственным проектом
республиканской конституции.

Взгляд Дмитриева-Мамонова на польский вопрос и особенно великодержавная
идея, изложенная в проекте Дмитриева-Мамонова, явившаяся отражением
идеологии русской аристократии, не нашли последователей и в возникших
вскоре других преддекабристских тайных обществах. Не удивительно, что
нет преемственности между этим первым тайным обществом и последующими
тайными обществами. Встретившись с возникшим в том же 1816 г. «Союзом
спасения», общество М. Орлова и Дмитриева-Мамонова вынуждено было
«уступить ему дорогу».

Проект Дмитриева-Мамонова не только не отражал взгляда на польский
вопрос всех членов «Ордена русских рыцарей», само его появление из-под
пера представителя русской аристократии подчеркивает, что идеология этой
среды ничего общего не имела с идеологией русских дворянских
революционеров.

«Союз спасения» был организацией, состоявшей из элементов более
прогрессивных. Он образовался из двух тайных офицерских организаций —
артели Семеновского полка и «Священной артели», куда входили офицеры
Главного гвардейского штаба. Артель Семеновского полка, возникшая как
объединение для совместного питания и отдыха, включала передовых,
прогрессивно мыслящих офицеров, имевших общие взгляды. Александр 1,
узнав о ее существовании, приказал закрыть ее из тех соображений, что
«такого рода сборища офицеров ему не нравятся».

По такому же принципу была основана и «Священная артель» офицеров
Генерального штаба, возникшая во второй половине 1814 г. и с небольшим
перерывом существовавшая до 1817 г. В числе ее основателей были
Александр Муравьев, Иван Бурцев, Вильгельм Кюхельбекер, Иван и Михаил
Пущины, Петр и Павел Колошины и др. С артелью были связаны Никита
Муравьев, Павел Постель и другие офицеры, организационно не входившие в
ее состав. Предметами бесед и споров в артели, по свидетельству Пущина,
было — «о зле существующего у нас порядка вещей» и о «возможности
изменения желаемого многими втайне», т. е. обсуждались политические
вопросы. Таким образом, «Священная артель» и артель Семеновского полка
представляли собой зародыши будущих тайных декабристских обществ. Именно
в недрах этих организаций формировалась революционная антимонархическая,
антифеодальная идеология.

В этих обществах ,в числе основателей, руководителей и членов тех, кто
составил основное ядро позднейших Южного и Северного обществ, находятся
люди, активно участвовавшие в движении, вплоть до декабристского
восстания 1825 г. Основатели «Союза спасения» — Никита и Александр
Муравьевы, И. Д. Якушкин, С. П. Трубецкой, Сергей и Матвей
Муравьевы-Апостолы, а также вступившие в это общество вскоре после его
основания M.G. Лунин, П. И.Пестель, И. И. Пущин, М. А. Фонвизин, П. Г.
Каховский и др.— все это выдающиеся деятели дворянского революционного
движения, их имена навечно вошли в летопись русской истории. Яркой
отличительной чертой этих дворянских революционеров является горячий
патриотизм. Почти все участники движения декабристов героически
отстаивали независимость своей родины в 1812 г. Свободу и независимость
отечества они тесно связывали с необходимостью демократизации всего
общественного строя и уничтожения феодально-крепостнического гнета и
ради этих идеалов не щадили своей жизни. «Для отечества я всем готов
жертвовать», — писал П. Каховский. Вопрос об отношении к Польше членов
«Союза спасения» и «Союза благоденствия», в который преобразовался «Союз
спасения», можно выяснить по мемуарам и по материалам следствия, так как
«Союз спасения» не оставил своего программного документа, а в уставе
«Союза благоденствия», так называемой «Зеленой книге», вернее, в
сохранившейся ее первой части, этот вопрос не получил освещения.

Член «Союза спасения», а затем Северного общества М. А. Фонвизин в
статье «Последний раздел Польши» (1823 г.) писал: «В то время, когда на
Западе занимались противодействием французской революции, … три
северные державы нашли удобный случай прекратить политическое бытие
Польши, государства, знаменитого в истории народов своим характером и
составлявшего важное звено в политическом равновесии Европы. Будучи
довольны разделом своей добычи, они сблизились посредством похищения и
соединились потом в тесный союз, известный ныне под именем Священного
союза. Какое богохульство! — вся Европа ужаснулась; со времени
Вестфальского мира не было подобного примера нарушения, уничтожающего
силою манифеста законный порядок и существование целого государства,
которое разделено на три части по произволению, точно как делят добычу
по жребию».

О сочувствии русских дворянских революционеров идее независимости Польши
свидетельствуют и их высказывания по поводу провозглашения Польского
Королевства. «Я радовался тому, что на свете стало одной конституцией
больше…»,—писал Н. И. Тургенев. Он резко осуждал поворот Александра 1
в сторону ликвидации даже той призрачной независимости Польши, которую
предоставляла конституция, возмущался начавшимся вслед за «дарованием»
конституции ее урезыванием начиная от назначения императорским
комиссаром в Польше Новосильцева и фактическим наместником царя брата
Александра 1 Константина Павловича.

Следовательно, декабристы считали, что конституция, даже монархическая,
какой была конституция королевства, все же ограничивала самодержавие и
была шагом вперед в сравнении с абсолютной монархией. Их возмутило,
однако, то, что император, вводя конституцию в Польше, в то же время
считал Россию еще не созревшей для конституционного устройства, и
Фонвизин с негодованием писал по этому поводу в своих «Записках», что
«присоединенной Польше он [Александр] даровал конституционные
установления, которых Россию почитал недостойною». Возмущение в связи с
этим высказал также и декабрист В. Раевский, который писал в конце 1821
г.: «Александр в речи своей к полякам обещал дать конституцию народу
русскому. Он медлит, и миллионы скрывают свое отчаяние до первой искры».

Другим моментом, вызвавшим острую реакцию в русском тайном обществе,
было обещание Александра 1 полякам возвратить Польше те земли, которые
отошли к России во время разделов Речи Посполитой. Слух об этом
намерении оживленно обсуждался членами «Союза спасения», оно было
воспринято как новое проявление со стороны Александра 1 неуважения к
национальной чести России, к ее государственным интересам. Дело в том,
что если западные польские земли, захваченные Австрией и Пруссией, были
населены исключительно поляками и представляли собой исконную польскую
территорию, то совершенно иначе обстояло с землями, отошедшими к России.
Это были в большей части украинские, белорусские и литовские земли, в
свое время насильственно захваченные правителями Речи Посполитой.
Заселены они были соответственно украинцами, белорусами и литовцами,
которые, несмотря на усиленное ополячивание их, сохранили свой язык и
культуру. Поляки составляли на этих землях лишь ничтожный процент
населения — это были главным образом польские помещики.

Присоединение этих земель к России, хотя и продиктованное захватнической
политикой, объективно отвечало интересам белорусского и украинского
народов, воссоединение которых означало конец искусственному разделению
их между двумя государствами. Оно сближало западных белорусов и
украинцев с близким по языку и культуре русским народом и вовлекало их в
общероссийское освободительное движение. Они получали более широкие
возможности для своего экономического и культурного развития. Литовский
народ также имел много общего с русским. Их связывало историческое
прошлое. Литва экономически тяготела к России, и присоединение ее к
России давало толчок развитию литовской экономики и культуры.

Русские дворянские революционеры, в своем большинстве побывавшие на этих
землях, особенно во время освободительных походов против наполеоновских
войск в 1812—1814 гг., познакомились с национальным составом населения
западных украинских, белорусских и литовских губерний, видели огромное
тяготение его к русской культуре. Поэтому они решительно выступили
против намерения Александра 1 отдать эти земли Польше. Один из них,
Якушкин, решился даже на немедленное убийство царя, лишь бы не допустить
осуществления этого намерения.

Факт готовности принятия крайних мер, лишь бы не допустить отторжения от
России земель с украинским и белорусским населением, свидетельствует о
далеко не безразличном отношении русских борцов ,за свободу к
единокровным украинскому и белорусскому народам.

Русские дворянские революционеры все более внимательно присматривались к
разгоравшемуся национально-освободительному и революционному движению в
Польше. Они вместе с тем видели, что успех борьбы поляков за свою
независимость и социальные преобразования зависел от победы
революционных сил в России. Близко стоявший тогда к декабристам по своим
воззрениям П. А. Вяземский, служивший в Варшаве в канцелярии
Новосильцева и будучи осведомленным в какой-то мере о росте
освободительного движения в Польше, писал М. Ф. Орлову в марте 1820 г. о
поляках: «Не быть им свободными, пока мы будем в цепях; не царствовать у
них законам, пока у нас божьей милостью будет царствовать самовластье».
Вяземский призывал подать «искреннюю руку братства народу, с коим
сродство наше уже непреложно; сродство благоденствия или бедствий, —
одну чашу пить нам…»

Революционная программа первых дворянских революционеров нашла свое
выражение в конституционных проектах, родившихся в тайных декабристских
обществах — Северном в Южном.

По конституционным проектам Никиты Муравьева крепостное состояние
полностью отменялось, крестьяне становились свободными и получали
земельный надел в размере двух десятин на двор. Таким образом, хотя у
помещиков оставалась основная масса земли, характер землевладения
коренным образом менялся — оно становилось уже не крепостным, а
капиталистическим, поскольку для обработки земли владелец был вынужден
прибегать к найму рабочей силы. Крестьяне же, получив нищенский
земельный надел, вынуждены были наниматься в батраки к помещику либо
идти в город, продавая свою рабочую силу капиталисту.

Значительно дальше пошла в этом направлении «Русская Правда»,
конституционный проект Южного общества, автором которого был основатель
общества П. И. Постель. «Русская Правда», категорически требовавшая
освобождения крестьян с землей, объявляла землю общественным достоянием,
хотя признавала и частную собственность на землю. По «Русской Правде»
земля должна быть разделена на две равные части. Одна представляла собой
общественный фонд, образуемый путем конфискации половины земли всех
дворянских имений во владении которых было 10 тыс. десятин земли и
более. Земля общественного фонда не могла ни продаваться, ни покупаться,
а давалась бесплатно тому, кто пожелает заниматься земледелием.
Отчуждалась половина земли и от тех имений, которые владели 5 тыс.
десятин и более, но за денежное вознаграждение помещику правительством.
Вторая половина земли, составлявшая государственные и оставшиеся после
отчуждения частновладельческие земли, объявлялась частной
собственностью, и ее можно было продавать и покупать.

Таким образом, – землевладение по «Русской Правде» получало более ярко
выраженные буржуазные черты.

Конституционные проекты декабристов, подрывая феодальный базис, наносили
сокрушительный удар по государственной надстройке. Правда, конституция
Никиты Муравьева сохраняла монархию, но существенно изменяла ее
содержание. Верховная власть в стране передавалась двухпалатному
парламенту — Народному вечу. В руках императора оставалась лишь
исполнительная власть; он не мог отменять законы, принятые парламентом,
а мог лишь только задержать исполнение того или иного закона и вернуть
его на вторичное обсуждение в парламенте. Сословия уничтожались,
устанавливалось равенство всех граждан перед законом. Государственные
должности становились выборными. Военные поселения уничтожались.
Провозглашалась свобода вероисповеданий, свобода слова, печати, собраний
и т. д.

В отличие от конституционных проектов Н. Муравьева «Русская Правда»
Пестеля начисто уничтожала монархию и вводила республиканский строй с
немедленной передачей власти временному революционному правительству, а
впоследствии однопалатному Народному вечу, избранному народом без
ограничений имущественного ценза. «Русская Правда» явилась первым
проектом республиканской конституции в России.

Итак, видно, что движение декабристов росло и развивалось под
революционными лозунгами свержения самодержавия и уничтожения
крепостного права.

Большое внимание уделяли декабристы решению польского вопроса. Понимание
общности задач, стоявших перед русским и польским освободительным
движением, явилось важной предпосылкой зарождения русско-польского
революционного союза.

«Что же до Польши касается, — говорится в «Русской Правде», — то
пользовалась она в течение многих веков совершенною политическою
независимостью и составляла большое самостоятельное государство». «В
отношении к Польше право народности должно по чистой справедливости
брать верх над правом благоудобства» .

Пестель расценивал раздел Польши как несправедливый акт, совершенный
прусской и австрийской монархиями совместно с русским царизмом.
Восстановление ее независимости он связывал с ликвидацией царского
самодержавия, считал долгом революционной России вернуть Польше
самостоятельность. «Да и подлинно великодушию славного Российского
народа прилично и свойственно даровать самостоятельность низверженному
народу в то самое время, когда Россия и для себя стяжает новую жизнь.
Итак, по правилу народности должна Россия даровать Польше независимое
существование» .

Таким образом, вопрос о независимости Польши поставлен Постелем ясно и
категорично, дан четкий и определенный ответ: Польша должна снова стать
независимым государством. Отчетливо видна и другая мысль Пестеля: свою
независимость Польша может получить только при помощи революционной
России, только в результате свержения царизма и установления
демократической формы правления в России. Это пестелевское положение
звучало призывом к революционным силам Польши, к польскому
освободительному движению объединить свои усилия для борьбы против
царизма — общего врага русского и польского народов.

Пестель не ограничивался возвращением польскому народу национальной и
государственной независимости. Он хотел, чтобы вынашиваемая декабристами
идея установления республиканского строя была осуществлена не только в
России, но чтобы этим благом пользовался и братский польский народ.
Пестель дает глубокое принципиальное обоснование необходимости
осуществления такого преобразования, вытекающего как из интересов
польского народа, так и из интересов будущей республиканской России, для
которой важно было иметь в лице Польши дружественного соседа.

В 1824 г. в Киеве прибыли два члена Варшавского центра польского
Патриотического общества, где состоялись переговоры представителей
русского и польского тайных обществ. Это событие сыграло важную роль в
установлении и развитии русско-польского революционного союза. С
польской стороны переговоры вел Крыжановский как официально
уполномоченный, все время держа в курсе их Яблоновского и консультируясь
с ним. Представители обеих сторон обладали официальными полномочиями. .

С. Муравьев и М. Бестужев установили связь с поляками и вели с ними
переговоры на основании решения съезда руководителей Южного общества.
Глава южной Директории Пестель инструктировал Бестужева и давал ему
указание, чтобы он, ведя переговоры с поляками, «не терял из виду
выгодность нашего положения в отношении к полякам и им давал
чувствовать, что мы без них очень можем обойтись, но они без нас никак».

Русские представители при первой же встрече ясно и недвусмысленно
изложили позицию Южного общества по польскому вопросу. На вопрос
Крыжановского: «С какими намерениями хотите вы союза с нами?» — С.
Муравьев ответил, что «первый их пункт есть независимость Польши».
Развивая это положение, С. Муравьев, по свидетельству Крыжановского,
заявил: «Чувства народной ненависти, родившиеся во времена варварства,
должны исчезнуть в просвещенном веке, когда известно, что пользы всех
народов одни и те же; что на сем основании русское общество предлагает
Польше возвращение прежней ее независимости и готово всеми средствами
способствовать искоренению взаимной нелюбви двух наций» .

Вопрос о независимости Польши был первым, но не единственным. В тесной
связи с ним стоял вопрос о предполагаемой форме правления в Польше.
Русские представители, исходя из установок «Русской Правды» по польскому
вопросу, изложили ее положения полякам: в Польше должен быть установлен
такой же государственный строй, какой будет принят в России, т. е.
республиканский. Это не соответствовало намерениям большинства
руководителей польского Патриотического общества, хотя Крыжановский,
придерживавшийся демократических взглядов, мог бы без колебаний
согласиться на установление в Польше республики. Центральным на
переговорах был вопрос о совместном революционном выступлении против
царизма. Муравьев в разговоре с Крыжановским подчеркивал, что «поляки
должны обязаться вместе с нами начать революцию». .

Установление связи Южного общества декабристов с польским Патриотическим
обществом в 1824 году послужило началом контактов российских и польских
революционеров. Однако совместного выступления против русского царизма
не поизошло.

В 1909 г. появилась в Польше статья В. Яблоновского «Декабристы и их
отношение к Польше». Яблоновский утверждает, что вопрос о Польше стал
«одним из клинов, раскалывавших их внутреннюю спаянность», что все члены
первых тайных организаций в России якобы были противниками независимости
Польши. Он пишет, что Пестель «хотел лишь использовать поляков для своих
целей, не будучи искренне убежденным в необходимости сделать им
требуемые уступки».

Однако не все участники польского национально-освободительного движения
разделяли такую точку зрения. Член Патриотического общества М. Мохнацкий
писал впоследствии, что «счастливая возможность, которая снова не так
скоро появится, была нами упущена, почти отвергнута». Касаясь
переговоров с декабристами, он писал: «Русские заговорщики хорошо
понимали интересы свои и польские; они приступили к переговорам с
откровенностью, с доброй верой, но, к сожалению, не нашли в польском
обществе чего искали: взаимной откровенности и того самого, что их
оживляло, — совместного действия…» ^Мохнацкий пишет, что, когда
произошло вооруженное выступление декабристов, полякам надо было
«взяться за оружие».

1.3. Ноябрьское восстание 1830—1831 гг.

В конце 20-х годов обстановка в Европе стала накаляться. Июльская
революция 1830 г. во Франции, победа бельгийского народа в борьбе против
владычества Нидерландов, подъем национально-освободительного движения в
Италии — все эти события вдохновляли польских борцов за независимость.
Тайное военное общество в Польше в 1830 г. быстро увеличивалось.
Назревало вооруженное восстание. Распространившиеся слухи об
осведомленности правительства о деятельности общества побудили его
руководителей начать вооруженное восстание, которое и вспыхнуло 29
ноября 1830 г.

Население Варшавы почтило память пяти декабристов, казненных Николаем 1:
Пестеля, Муравьева-Апостола, Бестужева-Рюмина, Рылеева и Каховского,
принявших мученическую смерть за общее дело, за польскую и русскую
свободу. Массовое участие в панихиде ярко свидетельствует о том,
насколько популярными в польском народе были декабристы; о понимании
поляками того, что декабристы боролись за общее дело русского и
польского народов. Панихида вылилась в могучую демонстрацию солидарности
е идеями, за которые боролись декабристы. Это произошло как раз в тот
день, когда польский сейм провозгласил детронизацию Николая 1.
Чествование памяти декабристов было организовано по инициативе
восстановленного перед восстанием польского Патриотического общества.
Вот как описывает это событие очевидец его Мохнацкий.

«Настал день 25 января, день, во всех отношениях памятный, когда
население Варшавы чествовало память мертвых русских республиканцев
Пестеля и Рылеева, а сейм свергал с трона живого Николая. С утра рынки и
площади заполнились народом, а палаты—депутатами… Члены студенческой
гвардии, те именно, которые перед днем 29 ноября были заключены в тюрьме
Кармелитов, несли гроб на карабинах, сложенных накрест. Гроб был черный,
лежал на нем лавровый венок, переплетенный трехцветными лентами. На пяти
щитах начертаны великие имена: Рылеева, Бестужева-Рюмина, Пестеля,
Муравьева-Апостола и Каховского. Процессия двинулась с площади Казимира.
На траурном изголовье вместо короны или орденов лежала впереди
трехцветная кокарда — девиз европейской свободы. Нес ее молодой капитан
гвардии. Далее шли три других капитана, недавние студенты университета.
То были мистры церемонии; вслед за ними со спущенным в знак траура
оружием шествовал отряд студентов…

Посреди них развевалось перевязанное крестом голубое знамя университета,
за гробом шло несколько отрядов гвардии… Неисчислимая масса народа
разных сословий и пола заполняла улицы и окна помещений, где проходила
процессия. Ей сопутствовало несколько десятков офицеров национальной
гвардии, а также отряд вольных стрелков… На пути к восточной каплице
на Подвалье; где духовенство греко-униатского обряда служило траурную
обедню, процессия задержалась у колонны Зигмунта…» ”

Благодаря внезапному нападению на Бельведер — дворец великого князя
Константина, арсенал и казармы русского уланского полка Варшава
оказались в руках восставших После бегства Константина и других царских
чиновников власть перешла в руки польского Административного совета,
возглавлявшегося аристократами. Более радикальные участники восстания во
главе с Иоахимом Лелевелем создали Патриотический клуб, который выступал
против попыток аристократии договориться с царскими властями и сорвать
восстание.

Административный совет назначил диктатором, т. е. командующим войсками,
генерала Хлопицкого. Он начал свою деятельность с закрытия
Патриотического клуба, а затем отправил делегацию для переговоров с
Николаем 1. Но разъяренный император отказался принять «мятежных
подданных», и делегация вернулась из Петербурга ни с чем Это вызвало
отставку Хлопицкого. Возобновивший свою деятельность сейм под влиянием
восстановленного Патриотического клуба ответил на военные приготовления
царя его низложением (детронизацией) в январе 1831 г. Органом
исполнительной власти стало «Национальное правительство» («Жонд
народовы»). Во главе его стояли князь Адам Чарторыйский и другие
аристократы.

Новое правительство объявило войну царской России. Главной целью войны
польские аристократы считали наряду с утверждением независимости также
восстановление «исторических» (1772 г.) границ Польши на востоке, т. е.
захват литовских, белорусских и украинских земель. Руководители
восстания рассчитывали при этом на военно-дипломатическую поддержку
враждебных России держав — Англии и Франции. В восстании приняли участие
значительные слои населения крупных городов, но для привлечения крестьян
к восстанию шляхта ничего не сделала, не желая отменять помещичьи
порядки.

Вел. кн. Константин не был сторонником силовых мер, т.к. он считал
Царство Польское своей “вотчиной” и стремился сохранить с поляками
хорошие отношения. Поэтому вначале он не предпринял решительных действий
и , отпустив оставшиеся верными ему ряд воинских частей, отошел из-под
Варшавы в пределы империи. Николай 1 также вначале не стремился к
кровавому подавлению восстания. Когда уполномоченний диктаторра
восстания ген. Ю.Хлопицкого Вылежинский приехал в Петербург, Николай 1
заявил: ” конституция в том виде, какою я нашел ее при вступлении моем
на престол и каковою она была завещана мне моим братом, императором
Александром 1, эта конституция мною неизменно и строго сохранялась без
всяких изменений. Я сам отправился в Варшаву и короновался там королем
польским; я сделал для Польши все то, что было в моих силах. Конечно,
может быть, в некоторых учреждениях царства польского и были некоторые
недостатки, но это не по моей вине, и следовало это понять, войдя в мое
положение и иметь ко мне больше доверия. Я всегда желал добра больше и,
несомненно, сделал все для ее блага”.

Но польские восставшие не стремились идти не на какие компромиссы.
Депутация сейма потребовала, чтобы к Царству Польскому были присоединены
белорусско-литовские и украинские земли, и польское государство было
восстановлено в границах 1772 г. При этом поляки ссылались на “обещание”
Александра 1 (т.е. на оговорку в тексте Женского трактата о возможном
расширении границ Царства). Русское правительство, естественно, не
намеревалось выполнять такой ультиматум. В итоге в январе 1831 года Сейм
издал акт «детронизации» Николая 1, по которому не только он, но и весь
дом Романовых лишался польского престола. Русскому правительству
осталось подавить восстание военной силой.

Против шляхетского войска Николай 1 направил армию в 120 тыс. человек.
Силы повстанцев (50—60 тыс.) сначала остановили царское наступление, но
были разбиты 26 мая 1831 г. под Остроленкой (k северу от Варшавы).
Угроза подавления восстания привела к выступлению демократических низов
польской столицы против правящей консервативной верхушки. Эта запоздалая
активность народа, повесившего на фонарях нескольких
генералов-изменников и шпионов, испугала шляхту и еще более усилила
разброд в ее рядах. Несмотря на то, что к восстанию примкнула почти вся
польская армия, русские войска под командованием вен.-фельдмаршала
И.И.Дибича-Забалканского, а затем ген.-фельдмаршала
И.Ф.Паскевича-Эриванскогов ряде сражений одержали победу и 25-26
августа 1831 г. штурмом взяли Варшаву. Восстание дорого стоило польскому
народу: погибло 326 тыс. чел. (при штурме Варшавы только – 25 тыс.
чел.), материальный ущерб составил 600 млн. злотых.

В советской историографии восстание 1830 г. оценивалось как “шляхетское”
(см., напр. работу В.П.Друнина). Действительно, аристократическая партия
во гл. с кн. А.Чарторыйским возглавила восстание, но в нем приняли
участие и военные, и учащиеся и простые граждане-патриоты, причины
восстания кроются не только в экономических и политических притязаниях
шляхты и не волько во влиянии европейских революционных идей и революции
1830 г. Ноябрьское восстание было во многом вызвано остатками имперского
мышления польских националистов, мечтавших о восстановлении власти над
всеми территориями, когда входившими в Речь Посполитую. Как отмечал
проф. Ш.Аскенази, стремление к достижению прежних границ Царства
Польского, к присоединению прежде всего Литвы “стало одним из главных
факторов ноябрьской революции”.

После подавления восстания конституция 1815 г. и польская армия были
упразднены, а введенный взамен так называемый Органический статут 1832
г.,. обещавший ограниченную автономии фактически не выполнялся. Вся
полнота управления сосредоточилась в руках наместника и командующего —
палача восстания генерала Паскевича. Множество участников движения было
переселено в глубь России, сослано на каторгу в Сибирь, сдано в
действующую армию на Кавказ.

Восстание потерпело поражение, в силу того что польские аристократы и
богатая шляхта, ставшие у руководства восстанием, склонялись к сделке с
царизмом. Основная масса населения — крестьянство — осталась равнодушной
к восстанию, так как возглавлявшая движение шляхта отказалась пойти на
освобождение крестьян от феодальных повинностей. Консервативные
руководители восстания, в том числе большинство польского сейма, не
помышляли ни о каких социальных реформах, прониклись лишь идеей
восстановления Польши в границах 1772 г. Замечательно, что левое крыло
восстания провозгласило те же идеалы, за которые боролись декабристы, —
ликвидацию феодально-крепостнического строя. В декабре 1830 г.
революционно настроенные участники восстания, главным образом молодежь,
открыли Патриотическое общество (Патриотический клуб), председателем
которого был избран Лелевель. Общество объединяло левые элементы
восстания, стремившиеся установить контакт с городскими низами и
крестьянством и вовлечь их в освободительную борьбу. Наиболее
последовательным и решительным сторонником этой идеи был Лелевель.
Исходя из убеждения о необходимости сочетания
национально-освободительной борьбы с осуществлением социальных реформ,
он выступил с предложением о наделении крестьян землей на собрании
Патриотического общества в печати и перед сеймом.

Лелевель добивался принятия сеймом специального обращения к русским с
призывом объединить силы в борьбе с царизмом, напоминая о примере
декабристов. В проекте обращения говорилось, что восставшие поляки
«охотно присоединяются» к принципам, изложенным в соглашении,
заключенном князем Яблоновским от имени польского тайного общества с
русским тайным обществом. «Восстаньте за наше депо, — призывал Лелевель,
— и мы, отстаивая свое, поможем вам». «Мы… заявляем перед лицом бога и
людей, что ничего не имеем к русскому народу, что никогда не думаем
покушаться на его целостность и безопасность, жаждем оставаться с ним в
братском согласии и вступить в братский союз».

Эмигрировавшие после поражения восстания за границу польские
революционеры продолжали отстаивать свободу и независимость своей
родины. При этом они постоянна обращали свои взоры к русским борцам за
свободу, не оставляя надежды на совместное выступление против царизма.

Созданный во Франции польский эмигрантский Национальный комитет во главе
с Лелевелем в своем обращении к русским в августе 1832 г. писал, что
имена декабристов, погибших за свободу русского и польского народов,
«навсегда останутся в памяти русских, ровно дороги сердцу поляка».

Вся дальнейшая борьба, которую вели представители
революционно-демократического крыла польской эмиграции, проводилась под
лозунгом «За нашу и вашу свободу!», родившимся в дни восстания. После
поражения восстания 1830—1831 гг. польские эмигранты—сторонники
революционно-демократического крыла польского
национально-освободительного движения — основали общину (громаду)
«Грудзенз» и новую группу общества «Люд польский», принявшую позже
название «Умань», в которых объединились наряду с революционными
интеллигентами также эмигрировавшие солдаты повстанческой армии, бывшие
польские крестьяне и рабочие. Эти организации явились непосредственным
предшественником будущего революционного рабочего движения. Главной
своей задачей они ставили борьбу против феодально-крепостнического
строя. Активными деятелями громад были революционные деятели ноябрьского
восстания Тадеуш Кремповецкий, Станислав Ворцель и др. В 1835 г. громада
выпустила манифест, в котором провозглашались «свобода польского
крестьянина, свобода всех трудящихся» Польши. В манифесте говорилось:
«Наше отечество — это польский народ, оно всегда было отделено от
отечества шляхты. И если были какие взаимоотношения между польской
шляхтой и польским народом, они были взаимоотношениями, какие бывают
между убийцей и жертвой». В манифесте, выпущенном позднее, проводилась
идея единства и союза с революционным движением в России: «Россия,
которая терпит то же самое, что и мы… — разве не соединит сил своих с
нами против общего зла? Россия, которая была с нами в 1825 г.; Россия,
которая, как братьев старших, принимала нас в глубинах Сибири в 1831 г.;
Россия, которая в 1839 г. хотела вернуть к жизни Польшу и оказать ей
помощь против своих угнетателей, разве теперь будет против нас? Разве
она откажется от имени Пестеля, Муравьева, Бестужева, которые вместе с
Завишей и Конарским среди тогдашнего эгоизма сверкают, как звезды, своей
жертвой на Востоке».

Глава 2. Польский вопрос в начале 60-хгг. XIXвека. Польское восстание в
1863 году.

2.1 Польша в начале правления Александра II.

ПОЛЬСКИЕ ЗЕМЛИ И ПОЛЬСКИЙ ВОПРОС В 50-х ГОДАХ.ПРЕДПОСЫЛКИ ВОССТАНИЯ

Нарастание революционной ситуации в России в конце 50-х — начале 60-х
годов как общая предпосылка оживления освободительного движения в
Царстве Польском

Наступивший с начала 50-х годов экономический подъем укрепили позиции
господствующих классов. Во всех странах усилился политический гнет.
Революционное движение ослабло.

В польских землях также наступила реакция. Тысячи польских патриотов
были осуждены за участие в революционной борьбе.
Национально-освободительное движение было подорвано. Заговоры в польских
землях почти полностью прекратились. Деятельность Демократического
общества в эмиграции почти замерла. Даже война Турции, Англии и Франции
с Россией в 1853—1855 гг. не могла поднять польское общество на активную
борьбу за освобождение. В демократических кругах чувствовались
разочарование и упадок сил.

Правительства Англии и Франции, на которые рассчитывала партия
Чарторыского, и в период Крымской войны ничего не сделали для того,
чтобы возбудить польский вопрос. Не затрагивался он и на Парижской
мирной конференции 1856 г. Англия и Франция не были заинтересованы в
действительной борьбе за восстановление независимости Польши.

Затишье в освободительном движении в 50-х годах было как бы затишьем
перед бурей. Во всей России, в том числе и в Царстве Польском,
зарождались и развивались новые общественные силы, которые выдвигали и
новые требования. Старый, крепостнический строй разлагался и на его
месте вырастали новые отношения — буржуазные. Всюду требовались
радикальные преобразования. Крымская война особенно ярко обнаружила всю
отсталость и архаичность крепостнической системы.

В России назревала буржуазная революция. Крестьянское движение,
усилившееся в годы Крымской войны, охватило всю Европейскую Россию.
Особенно широкий размах приняло оно на рубеже 50—60-х годов. Могучее
влияние на развитие освободительного движения оказывали А. И. Герцен и
Н. П. Огарев из Лондона; их «Колокол» призывал всех угнетенных к
решительной борьбе. Революционные демократы во главе с Н. Г.
Чернышевским и Н. А. Добролюбовым видели путь к обновлению России во
всеобщем крестьянском восстании. Подымалась новая, демократическая
Россия, которая призывала народ «к топору» — к революционной борьбе за
уничтожение старого порядка. К 1859 г. в России создалась революционная
ситуация.

Такое развитие событий не могло не вызвать опасение среди господствующих
классов. Царское правительство чувствовало, как колеблется почва под его
ногами, даже в рядах помещиков идеи буржуазных свобод завоевывают все
большее признание. Всем становилось ясно, что реформы необходимы в
ближайшее время. Новый царь Александр II еще в марте 1856 г. говорил,
что гораздо лучше, если реформы будут произведены сверху, чем если они
будут завоеваны снизу. В следующем году он торопил своих ближайших
сотрудников с подготовкой реформы: «Положение наше таково, что медлить
нельзя».

В том же году приступили к подготовке крестьянской реформы, которая и
была осуществлена в феврале 1861 г. Крепостное право было отменено.

Назревание буржуазной революции в России не могло не захватить также и
Царства Польского. Здесь кризис имел еще более широкий и острый
характер, так как примешивалось чувство национальной угнетенности.
Крымское поражение и оживление освободительного движения в России
пробудили и Царство Польское. Национально-освободительное движение снова
усилилось. Но оживилось также и крестьянское движение против помещиков.
Оба эти движения в Царстве Польском являлись частью общедемократического
движения во всей Российской империи.

Следует отметить, что немалое влияние на оживление освободительного
движения в Царстве Польском оказывала освободительная борьба в других
странах мира. Это признавали многие поляки — свидетели и участники
тогдашних событий. В это время происходили крупные освободительные
движения в ряде стран: демократические революции и крестьянские
восстания в Испании, национальное движение в Италии, война против
рабства негров в США, крестьянская война против феодалов в Китае,
национально-освободительное восстание против английского господства в
Индии. Особенное влияние оказывали на поляков события в Италии, где в
1859 г. началась война итальянского народа под руководством Гарибальди
за освобождение северных земель от австрийского господства и объединение
всех раздробленных итальянских земель в единое государство. Эта война
закончилась победой.

Внешние влияния не могут вызвать социального или национального движения,
если к тому нет внутренних предпосылок. Такой предпосылкой в Царстве
Польском являлись капиталистические отношения, которые интенсивно
развивались в XIX в. К концу 50-х годов новые отношения играли
значительную роль в экономической жизни страны; старый, феодальный строй
переживал явный и глубокий кризис.

Развитие промышленности в Царстве Польском в XIX в, проходило
неравномерно. В 50-х годах оно значительно ускорилось. В 1851 г. были
отменены таможенные пошлины и запреты на польские товары, шедшие в
Россию, что открыло перед ними огромный русский рынoк. Развитие товарных
отношений в сельском хозяйстве увеличивало внутренний рынок для
промышленных изделий. Наконец, большое влияние на развитие
промышленности оказывало строительство путей сообщения — шоссейных,
железных и водных дорог. К этому времени было закончено строительство
железной дороги от Варшавы до австрийской границы (через Домброву), а в
1862 г.— Петербургско-Варшавской железной дороги и дороги от Скерневиц
до Быдгощи; еще в 1847 г. было открыто пароходное движение по главной
водной артерии — р. Висле.

В это время в Царстве Польском (как и во всей России) происходил
промышленный переворот: ручной труд заменялся машинами, мануфактуры
превращались в фабрики и заводы.

В результате указанных условий польская промышленность достигла в начале
60-х годов сравнительно высокого уровня. В промышленности и ремесле было
занято около 17% населения, в торговле—5%. Если в 1845 г. количество
рабочих составляло свыше 46 тыс., стоимость продукции — около 10 млн.
руб., то в 1860 г. соответственно — 75 тыс. и 32 млн., в 1864 г.
соответственно — 78 тыс. и 50 млн. Следовательно, за 20 лет польская
промышленность выросла по стоимости продукции в 5 раз; во столько же раз
увеличилась продукция па душу населения. Вместе с тем развивалось и
ремесло. Если в 1845 г. количество ремесленников составляло 75 тыс., а
их продукция оценивалась в 7 млн. руб., то в 1860 г. соответственно — 91
тыс. и 15 с лишком млн.

К числу наиболее крупных городов относились Варшава с населением в 165
тыс., Лодзь — 32 тыс. человек.

По сравнению с южными и западными польскими землями Царство Польское
ушло далеко вперед в промышленном развитии. И в системе Российской
империи оно занимало одно из передовых мест. В то же время по сравнению
с передовыми странами Западной Европы Царство Польское весьма отставало.

Промышленность Царства Польского, переживавшая переходный период, в
начале 60-х годов состояла в огромном большинстве из мелких предприятий,
насчитывавших по нескольку рабочих. Однако преобладающая часть рабочих
(приблизительно две трети) работала на средних и крупных предприятиях.
Было немало предприятий, которые насчитывали по нескольку сот рабочих.
Виднейшим представителем буржуазии был Леопольд Кроненберг — банкир,
промышленник, коммерсант и землевладелец; он имел деловые связи почти во
всех отраслях промышленности.

Рабочий класс Царства Польского рекрутировался главным образом из
городской и деревенской бедноты — разморившихся ремесленников и
подмастерьев, безземельных и малоземельных крестьян. Тяжелое положение
рабочих было характерно для ранних стадий развития промышленного
капитализма. Рабочий день продолжался 12—14 часов и больше. Заработная
плата подавляющего большинства рабочих была далеко не достаточной для
содержания семьи и лишь квалифицированные рабочие получали прожиточный
минимум. Широко применялся женский и детский труд, причем первый
оплачивался в половинном размере по сравнению с мужским, второй — в
четвертном. Техника безопасности на предприятиях почти совершенно
отсутствовала, вследствие чего многочисленны были случаи увечья и
болезной. Особенно тяжелые условия были на строительстве промышленных
зданий, железных и шоссейных дорог, где рабочих помещали в казармы, а
заработную плату частью выплачивали продовольствием. Никакого
обеспечения рабочих не существовало. Не было также никаких рабочих
организаций. Нищета и бесправие — таковы были условия жизни рабочих .

Особенно ухудшилось положение рабочих (и ремесленников) в начале
60-х годов по причине большой дороговизны на хлеб, вызванной неурожаями,
а также в связи с ростом безработицы, обусловленной введением машин в
промышленности. Поэтому рабочие и ремесленники не раз устраивали погромы
фабрик. Наиболее известными были выступления текстильщиков в Лодзи в
1861 г.: 20 апреля около 500 рабочих «разгромили фабрику Пруссака; на
следующий день свыше 800 рабочих разгромили фабрику Шайблера. Кроме
того, рабочие иногда устраивали и забастовки. Правда, это были слабые
выступления, иногда без ясных требований и всегда ограниченные одним
местом.

Рост промышленности и городского населения оказывал сильное влияние на
сельское хозяйство. Возрастал спрос на сельскохозяйственные продукты,
что влекло за собой повышение цен на них и увеличение площади
обрабатываемой земли. Пашня увеличилась с 260 тыс. в 1839 г. до 351 тыс.
влук в 1859 г. (влука — 17 га). Особенно увеличилась площадь под
пшеницей и сахарной свеклой. Совершенствовалась техника сельского
хозяйства. Землю стали обрабатывать более интенсивно. Вместо трехполья
стали вводить многополье. Увеличилось применение естественных и
искусственных удобрений. В помещичьих имениях все более применялся
собственный сельскохозяйственный инвентарь. К уже применявшейся технике
— сеялкам, молотилкам, веялкам — прибавилась новая: железный плуг и
железная борона; в передовых хозяйствах появились жнейки.

Интенсификация обработки земли вызвала повышение урожайности хлебов и
корнеплодов. С 30-х по 50-е годы урожайность озимых хлебов в среднем
увеличилась приблизительно в полтора раза: от сам-три до сам-четыре с
половиной; урожайность картофеля увеличилась от сам-четыре до сам-пять и
больше.

В результате указанных перемен значительно увеличились сборы всех
основных сельскохозяйственных культур. Если в 1822 г. озимых было
собрано 4362 тыс. корцев, яровых — 3926 тыс., картофеля — 3083 тыс., то
в 1860 г. озимых — 12 696 тыс., яровых — 12 378 тыс., картофеля — 12 525
тыс. (корец равнялся приблизительно 6 пудам). Чистая продукция (без
посевов) на душу населения выросла по зерновым более чем в два раза, а
по картофелю более чем в 4 1/2 раза.

Развивалось также животноводство, причем не только в связи с ростом
спроса на мясные и молочные продукты, но и в силу потребности в
естественных удобрениях.

Указанные успехи в развитии сельского хозяйства касались прежде всего
помещичьих хозяйств, так как крестьянские хозяйства переживали в этот
период настоящий кризис. Помещичьи хозяйства имели в это время товарный
характер. Хлеб и шерсть производились на продажу, картофель — на
производство водки, свекла — на производство сахара. В помещичьих
хозяйствах возникли предприятия по обработке сельскохозяйственных
продуктов. Особенно сильно развивалась в это время сахарная
промышленность.

Развитие товарности сельского хозяйства толкало помещиков на увеличение
своих земель за счет крестьянских, на ликвидацию старого
землеустройства, связанного с чересполосицей, на ликвидацию сервитутов
(т. е. права крестьян на пользование лесами, пастбищами и лугами) и на
увеличение рабочей силы, потребность в которой все больше ощущалась в
собственно помещичьих хозяйствах — фольварках.

Как известно, вся земля оставалась в собственности помещиков.
Сохранялось также сословное господство помещиков над крестьянами: на
основании закона помещики являлись войтами в расположенных на их землях
гминах (волостях); лично или через назначенных лиц помещик управлял
волостью, располагая всей полнотой власти в том числе полицейской и даже
судебной (по мелким преступлениям). Обладание всей землей и местной
властью давало помещикам возможность производить землеустройство
совершенно самовольно, исключительно в собственных интересах. В связи с
этим усилились такие явления, как принудительное выселение крестьян с их
постоянных местожительств, отобрание от крестьян земли или замена лучшей
на худшую, ликвидация сервитутов и т. д. Массовое принудительное
выселение крестьян представляет, по словам виднейшего буржуазного
историка польской деревни Владислава Грабского, «основное явление в
развитии земельных отношений в первой половине XIX века» .

Угроза перенесения крестьянского восстания из Галиции в Царство Польское
в 1846 г. вынудила царское правительство несколько ограничить произвол
помещиков: в том же году был издан указ, запрещавший выселение крестьян,
имевших более 3 моргов земли (морг — 1/30 влуки—0,57 га), и новое
увеличение повинностей; следовательно, все беднейшее малоземельное
крестьянство молча отдавалось на произвол помещиков.

После указа 1846 г. ограбление «защищенного» крестьянства утихло, хотя и
не прекратилось совсем, зато с прежней силой происходило ограбление
беднейших крестьян, имевших менее 3 моргов. Количество безземельных
крестьян в конце 50-х годов достигло 1339 тыс. человек (вместе с
семьями), что составляло по отношению ко всему крестьянскому населению
40,5%.

В начале 60-х годов в пользовании всех крестьян, которых насчитывалось
около 2 млн. (не считая земледельцев-мещан), находилось 6,3 млн. моргов
земли, в пользовании помещиков, которых насчитывалось 196 тыс. (в том
числе мелкопоместной шляхты — 171 тыс.) — свыше 10 млн.

Кроме отчуждения земли, другим явлением, хотя и не столь глубоким и
характерным, было очиншевание крестьян, т. е. перевод их ,на чинш —
денежный оброк. В конце 50-х годов барщину отбывало 43% всех
крестьянских дворов; остальные в большинстве своем были переведены на
чинш и только 10% выполняли смешанные повинности. Следует отметить, что
большинство переведенных на чинш составляли крестьяне казенных и
институтских имений, в которых почти все крестьяне были уже очиншеваны.

Наоборот, в помещичьих имениях 60% всех крестьян по-прежнему выполняли
барщину, остальные крестьяне частью были переведены на чинш, частью
выполняли смешанные повинности .

Наконец, характерным признаком новых отношений являлось также растущее
применение наемного труда, как более производительного по сравнению с
принудительным. Если в 1827 г. батраков насчитывалось 144 тыс., а
поденных рабочих и коморников (коморник — безземельный крестьянин,
снимавший жилье за отработки) —135 тыс., то в 1859 г. батраков
насчитывалось 666 тыс., поденных рабочих и коморников — 457 тысяч,
причем в последнем случае поденных рабочих было почти вдвое больше, чем
коморников .

Разложение феодальных отношений и развитие капиталистических
сопровождалось ухудшением материального положения крестьян. Росла армия
безземельных, усилилась эксплуатация бедноты и середняков. Наряду с
растущим применением наемного труда помещики увеличивали барщину и
другие повинности крестьян, причем все эти повинности были относительно
тем более тяжелые, чем меньше земли имел крестьянин. Повинности
согнанных крестьян перекладывались на остальных. Широко применялись
принудительные наймы крестьян за ничтожно низкую плату; эти наймы
представляли собой в сущности прикрытую барщину. Сохранялись фактически
и так называемые «даремщины», т. е. бесплатные дополнительные работы
крестьян в пользу помещика за оказанную когда-то «помощь», а то и вовсе
без основания. Чтобы сделать ‘труд более интенсивным, помещики стали
вводить нормирование и сдельную оплату различных работ; сдельная оплата
получила широкое применение.

Особенно тяжелым было положение барщинных крестьян и безземельных.
Стоимость барщины с морга в среднем превышала стоимость чинша в три
раза. Безземельные работали в помещичьем хозяйстве в качестве дворовой
челяди, батраков, поденщиков, коморников и т. п. Помещики, используя
свои привилегии, выжимали из зависимых людей все соки. Барщинные
крестьяне и дворовые люди работали под наблюдением приказчиков и не раз
терпели издевательства и избиения.

Пролетаризация огромной массы крестьянства сопровождалась, с другой
стороны, выделением незначительной части богатых крестьян, применявших
уже наемный труд. Количество крупных хозяйств размером свыше 30 моргов
составляло 9% всех крестьянских хозяйств.

В результате ухудшения материального положения основных масс
крестьянства произошел застой в естественном приросте населения; в
некоторые годы отмечалась даже убыль населения, так как смертность
превышала рождаемость. В 1846 г. население Царства Польского составляло
4867 тыс. человек, к 1859 г. оно уменьшилось до 4764 тыс.. «Это был
результат обнищания крестьянского населения, которою почти вымирало от
голода»,— писал видный буржуазный историк экономического развития Польши
Ст. Кемпнер. «Такой застой всегда знаменует болезненное состояние
общества»,— отмечал и Влад. Грабский.

Обнищание крестьянства толкало его на борьбу с помещиками. Известия об
аграрных реформах в западных и южных польских землях и слухи о
подготовке аграрной реформы в России еще более побуждали крестьян к
выступлениям против старого порядка, к борьбе за новую жизнь. Крестьяне
отказывались от выполнения старых повинностей, требовали возвращения
отобранной земли и восстановления прав на пользование лесом, барщинные
крестьяне требовали также перевода их на чинш. Особенно активно
выступали барщинные крестьяне, наиболее страдавшие от феодальной
эксплуатации. К концу 50-х годов наступило обострение крестьянской
борьбы с помещиками. Наиболее ярким и острым примером в этом отношении
была борьба барщинных крестьян в имении Гарнек Петрковского уезда
Варшавской губернии.

Крестьяне этого имения терпели много обид от своего помещика, наконец,
не выдержали и в ноябре 1858 г. перестали ходить на барщину. Они
обращались к властям с жалобами на чрезмерное отягощение их
повинностями, на отобрание у них земли, на применение жестоких телесных
наказаний; одновременно они просили перевести их на чинш. В 1859 г.
губернатор проверил жалобы крестьян, нашел их справедливыми и принял
некоторые меры против злоупотреблений помещика; что касается перевода на
чинш, то признал это возможным только с согласия помещика. Крестьяне
остались недовольны таким решением и продолжали отказываться от
выполнения старых повинностей. Тогда власти направили против них солдат,
которые не смогли принудить крестьян к повиновению. После этого девять
наиболее активных крестьян были выселены из своих усадеб. Один из них
бежал в Силезию и оттуда продолжал протестовать против несправедливости.
Однако и эти репрессии не сломили крестьян. Тогда арестовали еще 20
крестьян и посадили их в Александровскую цитадель в Варшаве. Наместник
назначил для расследования специальную комиссию и сам принимал
крестьянских делегатов. Власти признали жалобы крестьян правильными,
заставили помещика уменьшить натуральные повинности, обещали затем
перевести крестьян на чинш, а пока принуждали крестьян к послушанию
помещику. Однако крестьяне отказывались признать старые повинности.
Тогда (в июле 1860 г.) несколько крестьян было наказано на месте
розгами, а 48 человек были заключены в тюрьму в г. Пётркове. После этого
часть крестьян скрылась в окрестностях, а другая согласилась уступить. В
конце года еще свыше 80 крестьян продолжали сопротивляться помещику. В
результате всей этой борьбы многие крестьяне лишились своих усадеб и
стали безземельными.

В имении Бежунь Млавского уезда Плоцкой губернии распространился слух,
будто царь освободил крестьян от повинностей, а от помещиков отобрал
землю, превышающую 100 моргов. Крестьяне прекратили выполнение барщины и
уплату чинша и потребовали возвращения отобранной у них земли, частью
переданной новым поселенцам. Между старыми и новыми поселенцами начались
стычки. Власти направили в имение воинскую часть, которая розгами и
палками усмиряла «бунтовщиков». Многие крестьяне были закованы в кандалы
и вывезены из Деревни.

В 50-х годах крестьянское движение проявлялось еще лишь в отдельных,
разрозненных выступлениях.

Характеризуя социальную структуру Царства Польского в целом, следует
отметить ее сложность и противоречивость. Преобладающую роль играли в
ней еще феодальные отношения и старые классы (помещики и крестьянство),
но уже весьма серьезное влияние имели капиталистические отношения и
новые социальные группы (буржуазия, пролетариат, служащие). В
промышленности и торговле было занято 22% населения. Далеко вперед зашло
социальное расслоение. Наверху началось сращивание: буржуазия
приобретала землю и включалась в организацию сахарных заводов, помещики
включались в промышленные предприятия (например, в пароходном обществе
на Висле хозяйничали капиталист Л. Кроненберг и земельный магнат граф
Анджей Замойский). И хотя между буржуазией и помещиками существовали
известные противоречия в интересах и различия во взглядах на
общественные проблемы, между ними было больше общих интересов и общих
взглядов, которые и сплачивали эти два класса в единый блок. Буржуазия
не обнаруживала серьезной оппозиции политике помещиков.

Характерной особенностью социальной структуры польского общества было
наличие многочисленной и многоликой мелкой шляхты. Когда-то, во времена
Речи Посполитой, эта шляхта представляла собой класс мелких земельных
собственников, часто не имевших крепостных крестьян, но пользовавшихся
привилегиями господствующего сословия и оказывавших немалое влияние на
политическую жизнь страны. Теперь эта шляхта под влиянием экономического
развития и политических потрясений в значительной части своей утратила
землю и деклассировалась. Потерявшие землю шляхтичи превращались в
«разночинцев»: в приказчиков, экономов, писарей, чиновников, учителей,
служащих, ремесленников, инженеров, мелких предпринимателей и т. п.
Сохранявшие землю шляхтичи по своему материальному положению не
отличались от средних крестьян. Естественно, что новые условия бытия
отражались и на сознании. И хотя мелкая шляхта в массе своей не забывала
о своем происхождении и на многое смотрела по-шляхетски, значительная
часть её уже восприняла новые, демократические взгляды и стремилась к
социальным и политическим преобразованиям. Особенно интересовали ее
вопросы национального освобождения.

После незавершенной буржуазной революции 1848 г. в западных и северных
польских землях (как и во всей Пруссии) усилилась реакция. Революционное
движение было подавлено. Постепенно усилилось национальное угнетение:
употребление польского языка ограничивалось, в школах все чаще обучали
на немецком языке. Прусские власти помогали немцам приобретать землю и
заселять польские области.

В результате аграрной реформы развитие капитализма в сельском хозяйстве
шло по «прусскому» пути. Половина крестьян осталась без земли, четвертая
часть сидела на маленьких участках и лишь незначительная часть оказалась
зажиточной. Помещики продолжали господствовать, эксплуатируя
безземельных и малоземельных крестьян. Удовлетворенные социальной
политикой прусских властей, польские помещики занялись «органической
работой», т. е. обогащением самих себя, и отказались от борьбы за
национальное освобождение.

Указанные обстоятельства — репрессии прусских властей, аграрная реформа
— подорвали национально-освободительное движение в западных и северных
землях; здесь не было сколько-нибудь серьезной подпольной организации.

В Галиции происходили подобные же процессы. Усилился гнет австрийской
бюрократии. Учреждения и школы онемечивались. Налоги на население резко
увеличились. Аграрная реформа осуществлялась исключительно в интересах
помещиков: безземельные крестьяне остались без земли, сервитутные права
крестьян отменялись, в деревне создалась самая многочисленная прослойка
крестьян с карликовыми наделами. Огромная масса беднейшего и
безземельного крестьянства продолжала страдать. В результате
крестьянской нищеты в 1845—1856 гг. произошло даже сокращение населения
на 6 % — еще большее, чем в Царстве Польском. Классовый антагонизм в
галицийской деревне оставался острым и после реформы: крестьяне
продолжали борьбу за землю и свои права.

Польские помещики, удовлетворенные социальной политикой австрийского
правительства, старались сохранить с ним хорошие отношения. Они
стремились к соглашению с монархией не только в интересах сохранения
своего господства над польскими крестьянами, но и в интересах сохранения
своего господства над Восточной Галицией — украинской. Среди украинской
интеллигенции усиливалось сознание единства Восточной Галиции со всей
Украиной, углублялась также симпатия к русскому народу. Польские
помещики старались ограничить применение украинского языка в школах
Восточной Галиции и расширить употребление польского. Социальная и
национальная практика польских помещиков в Восточной Галиции приводила к
обострению польско-украинских отношений в ущерб обоим народам и к выгоде
австрийской монархии.

В начале 60-х годов польские помещики стали хлопотать о предоставлении
Галиции широкой автономии (сейма с решающим голосом, польской
администрации и школ на польском языке). Однако их автономия выглядела
слишком по-шляхетски и на сейме 1861 г. не нашла поддержки со стороны
крестьянских и украинских депутатов. Закосневшие в своем сословном
консерватизме польские помещики мешали даже развитию промышленности в
стране, что и послужило одной из причин крайней экономической отсталости
Галиции.

В силу указанных обстоятельств польское национально-освободительное
движение в Галиции переживало упадок. Многие деятели этого движения не
понимали крестьянства и сторонились его, ошибочно считая крестьян
приверженцами австрийского императора и противниками всех своих планов.
Не видели они опоры и в других слоях общества.

ПОДЪЕМ НАЦИОНАЛЬНО-ОСВОБОДИТЕЛЬНОГО И КРЕСТЬЯНСКОГО ДВИЖЕНИЯ В ЦАРСТВЕ
ПОЛЬСКОМ В КОНЦЕ 50-х – НАЧАЛЕ 60-х ГОДОВ

Поражение крепостнической России в Крымской войне заставило царское
правительство вступить на новый путь — постепенных буржуазных реформ.
После заявления Александра II о необходимости отмены крепостного права
последовало смягчение цензуры, освобождение некоторых политических
узников, предоставление университетам некоторой автономии, разрешение на
выезд за границу для учения. В обществе зародились надежды на
прогрессивные преобразования, начались дискуссии о размерах и способах
этих преобразований.

Смягчение режима наступило и в Царстве Польском. Наместник Паскевич,
командовавший в годы войны русской армией на Дунае, вскоре умер. На его
место был прислан либеральный князь М. Д. Горчаков. Военное положение,
существовавшее в Царстве Польском с 1833 г., было отменено (хотя
административное управление страной по-прежнему оставалось в руках
военной власти). Польское общество стало ожидать скорых и больших
перемен. Вначале большинство надеялось на реформы сверху. Когда в мае
1856 г. Александр II приехал в Варшаву, то его встретили с радушием.

Правда, намерения Александра II плохо гармонировали с настроениями
варшавян. Первое его обращение к представителям высшего общества,
пытавшимся заявить царю о своих весьма скромных пожеланиях (политическая
амнистия, введение местного самоуправления, открытие университета в
Варшаве), выразилось в охлаждающем возгласе: «Никаких мечтаний!» Царь
откровенно сказал полякам следующее: «Вы близки моему сердцу так же, как
финляндцы и другие русские подданные; но я желаю, чтобы порядок,
установленный моим отцом, не был изменен нисколько. А потому, господа,
отбросьте всякие мечтания! Я сумею остановить порывы тех, кто бы вздумал
увлечься мечтами. Я сумею распорядиться так, что эти мечты не перейдут
за черту воображения мечтателей. Счастье Польши заключается в полном
слитии ее с народами моей империи. То, что мой отец сделал, хорошо
сделано и я его поддержу… Верьте, что я имею относительно вас самые
лучшие намерения. Вам лишь остается помочь мне в решении задачи, а
потому, повторяю еще раз, оставьте всякие мечтания».

Однако Александр II должен был исправлять кое-что из «содеянного» его
отцом в Царстве Польском так же, как необходимо было многое «исправлять»
и во всей Российской империи. Прежде всего был издан манифест об
амнистии для осужденных по политическим мотивам и для эмигрантов, кроме
«закоренелых в своей неисправимости», разрешивший им вернуться на
родину. В течение четырех лет в Царство Польское вернулось около 9 тыс.
ссыльных и эмигрантов.

Александр II вынужден был дать разрешение на открытие в Варшаве
Медико-хирургической академии, Сельскохозяйственного общества, а также
воскресных и ремесленных школ. Наконец, была смягчена цензура. Стало
возможным издание произведений даже таких писателей, как Мицкевич, имени
которого нельзя было раньше произносить под страхом наказания. Появились
новые газеты и журналы.

Несмотря на то, что все эти уступки были скромные, они имели большое
значение для дальнейшего политического развития Царства Польского,
лишенного до этого времени и таких возможностей. Сам факт возвращения
ссыльных («сибиряков») и эмигрантов пробуждал общественное внимание,
хотя сами «сибиряки» были весьма умеренных взглядов и настроений.
Медико-хирургическая академия стала одним из активных очагов
общественного движения. Сельскохозяйственное общество, несмотря на свой
помещичий состав, будило национальный и общественный дух, так как
казалось шляхетским и мелкобуржуазным слоям своего рода национальным
представительством: его полугодовые собрания в Варшаве, на которые
съезжались помещики со всех частей Царства Польского, были в тогдашних
условиях подобием сессий польского сейма. В газетах и журналах
постепенно начали появляться разного рода «политические вольности».
Польское общество медленно, по упорно наступало на правительство,
которое, выполняя указания царя, отнюдь не спешило навстречу польским
«мечтаниям».

Польская общественность уже не могла удовлетвориться только теми
учреждениями, на которые получила официальное разрешение. Появились
многочисленные «кружки», состоявшие главным образом из молодежи. Кружки
вначале не имели определенного политического характера, по они сыграли
огромную роль в деле оживления национально-освободительного и
демократического движения. В них вырабатывалась идеология этого
движения, создавались кадры его руководителей и будущая повстанческая
организация. Кружки не были вполне оформленными, часто распадались или
перемешивались и о большинстве из mix не сохранилось никаких документов.

Среди наиболее значительных кружков самым ранним был кружок в Школе
изящных искусств, возникший еще в 1856 г. Один из его участников, в
будущем член повстанческого правительства, Юзеф Яновский так описывает
его: «Этот кружок имел совершенно свободный и чисто товарищеский
характер. Он не имел никакой писанной или утвержденной программы или
устава; принадлежавшие к кружку не принимали никаких обязанностей, могли
приходить или не приходить… Мы собирались для совместного обмена
мыслями и именно это разнообразие взглядов и темпераментов, это
столкновение мнений, часто прямо противоположных, было весьма полезным».
О его характере можно также судить по составу его участников, среди
которых были как будущие красные (Кароль Новаковский, Яп Кужина, Адам
Аснык, Францишек Годлевский), так и будущие белые (Эдвард Юргенс и др.).
Этот дружок, известный еще под названием дружка Каплинского (по имени
одного из его организаторов), был весьма оживленным: на его еженедельных
собраниях, на которые приходило иногда до 40 человек, происходили
горячие дискуссии по самым различным вопросам. Однако в 1860 г. кружок
ввиду разнородности его состава стал распадаться, его участники,
посещавшие и раньше другие кружки, присоединялись к тем из них, которые
более соответствовали их политическим симпатиям.

Другим известным и видным кружком был студенческий кружок в
Медико-хирургической академии, возникший в 1858 г. Вначале кружок
выдвигал задачи материальной и учебной взаимопомощи. Наиболее видным его
руководителем был Ян Кужина, 25-летний сын провинциального полицейского,
человек образованный и способный, стремившийся уже в то время к созданию
конспиративной повстанческой организации. Весной 1859 г. кружок Кужины
сумел организовать студенческую политическую демонстрацию против учебной
власти, неожиданно издавшей постановление о проведении внеурочных
экзаменов. Это постановление преследовало цель провалить ненадежных в
политическом отношении студентов и исключить их. Под влиянием кружка две
трети студентов (из общего числа 318) организовали коллективный протест,
выразившийся в одновременной подаче заявлений об уходе из академии.
Учебные власти встревожились, но своего постановления не отменили. Были
произведены аресты зачинщиков. Под давлением репрессий студенты уступили
и взяли обратно свои заявления. Выступление студентов, вызвавшее большое
сочувствие в демократических слоях и недовольство в высших, закончилось
исключением из академии наиболее активных лиц, в том числе и Яна Кужины.
Последний выехал в Париж, где стал ближайшим сотрудником Людвика
Мерославского. Во время указанного конфликта студентов с учебной властью
впервые появились в употреблении прозвища «красных» и «белых»:
«красными» стали называть сторонников решительной борьбы с царскими
властями, «белыми» — сторонников соглашения и легализма.

Студенческий кружок, временно ослабленный, снова окреп осенью 1859 г. в
связи с началом деятельности Кароля Маевского. Этому последнему суждено
было сыграть в движении тех лет значительную, при этом весьма
двусмысленную роль. Маевский, которому в то время было 26 лет, был
человеком способным и энергичным, расчетливым политиком и умелым
организатором. За пять лет до этого он окончил Сельскохозяйственный
институт, затем занимался хозяйством, а осенью 1859 г. поступил в
Медико-хирургическую академию, намереваясь заниматься научной работой.
Маевский был против создания нелегальной повстанческой организации в
близком будущем. Он считал необходимым «не горячиться, не спешить, но
серьезно, деловито и настойчиво стремиться прежде всего к тайному
возрождению нации во всех одновременно направлениях», а также склонять
все классы «к единству и гармонии», ибо «только этим путем можно достичь
силы и влияния».

В академии Маевский организовал «Общество братской помощи», которое
имело свою кассу и библиотеку. На собрания студенческих групп академии
иногда приглашались учащиеся из других учебных заведений. Маевский
старался завоевать влияние в разных кругах общества. Он имел связи с
некоторыми городами Царства Польского и Познанской области, а также с
Яном Кужиной в Париже.

Третьим кружком, имевшим уже революционный характер и сыгравшим
наибольшую роль в подготовке повстанческих кадров, был кружок
Янковского, зародившийся также в 1858 г., но окончательно сложившийся в
следующем году. Нарциз Янковский, 30-летний сын волынского помещика,
бывший офицер русской армии, отличался горячим темпераментом и
готовностью к немедленной борьбе

с царизмом. Янковский стремился объединить «разночинский» элемент
города: чиновников, ремесленников, служащих, писателей, купцов и т. д.
Он имел постоянную связь и со студентами. В конце 1859 г. по инициативе
Янковского между ним и Маевским начались переговоры о слиянии, которые и
закончились созданием общего комитета, известного под названием
«Варшавской капитулы». В состав этого комитета вошли Янковский, чиновник
лютеранской коллегии Болеслав Денель, литератор Станислав Кшеминский,
банковский чиновник Юлиан Верещинский (из кружка Янковского) и Кароль
Маовский (из студенческого). Кроме того, ближайшее участие в работе
новой организации принимали также братья Франковские (Ян, Станислав и
Леон), Кароль Новаковский, Рафал Краевский, поэт Адам Аснык и др.
Организация строилась на конспиративной основе и вскоре охватила своей
сетью весь город. Ее целью была подготовка восстания. Собирались
средства, распространялась нелегальная литература, проводились военные
занятия, пропагандировалась идея восстания в народе. Организация имела
связи со многими городами Царства Польского, а также с эмиграцией.
Янковский находился под большим влиянием Мерославского и держал контакт
с его главным помощником Кужиной. Образование организации Янковского
означало шаг вперед в деле подъема национально-освободительного
движения. Социальные вопросы — и прежде всего крестьянский — не слишком
интересовали ее, хотя она и предусматривала скорейшее уничтожение
барщины и наделение крестьян землей. Главное внимание ее было
сосредоточено на ‘подготовке восстания против русского царизма. Следует
отметить, что Маевский и его сторонники были против такой установки.
Летом 1860 г. Янковский ездил в Париж для обсуждения некоторых вопросов
с Кужиной и на обратном пути был арестован австрийской охраной на
границе; его выдали русским властям, которые посадили его в Варшавскую
цитадель, а затем сослали в Сибирь. Это обстоятельство в известном
смысле ослабило организацию, комитет был распущен, Маевский снова
обособился и только осенью новые люди — прибывший из Парижа по поручению
Мерославского Францишек Годлев-ский, братья Франковские, Болеслав Денель
— восстановили прежнюю организацию и даже усилили ее.

На движение в Царстве Польском большое влияние оказывали польские
патриотические кружки, возникавшие в России, а также польские эмигранты,
поддерживавшие Мерославского. Эти кружки и эмигранты дали движению
многих людей и повлияли на его направление. Наибольшую роль в польских
патриотических кружках в России играли студенты, которых насчитывалось в
то время в русских высших учебных заведениях около 3 тыс. и которые по
своему возрасту и по условиям своей жизни, а также под влиянием
возникавших перед ними общественных и научных интересов особенно легко
замечали недостатки общественной жизни и живо на них реагировали. Среди
поляков — студентов русских университетов в это время преобладали не
богатые (обычно отправлявшиеся учиться за границу), а малоимущие, более
отзывчивые к нуждам и несправедливостям, которые терпел народ. Огромное
влияние на развитие политических взглядов польской молодежи оказывали
русские революционеры, усилившие в это время свою борьбу с
крепостническим строем. Молодежь усваивает демократические взгляды и
готовится к общественной деятельности. Она мечтает о восстановлении
независимости Польши и построении ее на демократических началах.
Постоянное общение польских революционеров с русскими побуждает первых к
тесному сотрудничеству с русским революционным движением. Однако в
решении основных вопросов — крестьянского и национального — польская
молодежь в большинстве своем не обнаружила достаточной’ зрелости:
крестьянскую реформу она рассчитывала провести руками самой шляхты, а
территории Литвы, Белоруссии и правобережной Украины она продолжала
рассматривать как составные части Польши.

К числу ранних польских кружков относились польские землячества в
Киевском университете, в котором насчитывалось около тысячи польских
студентов (что составляло более 80% всего состава). Землячества
содействовали самообразованию студентов, имели свои библиотеки и кассы
взаимопомощи. В 1857 г. студенты создали узкую нелегальную организацию,
построенную на основе троек (отсюда ее прозвище: «Тройницкий союз»).
Организация объединяла не только поляков, но и украинцев. К числу
виднейших деятелей этого союза принадлежали Владислав Геншель, Влодимеж
Милёвич, Леон Гловацкий (его младший брат Александр впоследствии
выдающийся писатель Болеслав Прус), известный уже нам по Варшаве Кароль
Новаковстаий, видный впоследствии украинский историк и общественный
деятель Владимир Антонович, Фаддей Рыльский (отец современного
украинского поэта Максима Рыльского), студент Стефан Бобровский и др.
Союз имел демократический характер, его приверженцы выступали прежде
всего за интересы крестьянства, требовали проведения радикальной
аграрной реформы, в летнее время «ходили в народ», одетые в крестьянские
свитки. В университете Тройницкий союз организовал несколько
студенческих протестов, конфликтов с властями и даже забастовок. Позже
(в 1861 г.), когда обнаружилось различие взглядов по важнейшему вопросу
— о судьбе Украины и границах будущей независимой Польши, украинская
группа союза вышла из него.

Наиболее тесно с русским революционным движением связан был польский
патриотический кружок в Петербурге. Из его среды вышли впоследствии
видные участники восстания. В Петербурге была довольно многочисленная
польская колония, состоявшая из студентов, чиновников, офицеров.
Студенты были объединены в землячество. В 1858 г. оформилась нелегальная
польская патриотическая организация, ядро которой составлял офицерский
кружок в составе некоторых слушателей военных академий (артиллерийской,
инженерной и Генерального штаба). В организацию входили также студенты и
чиновники. Были и русские. Наиболее видными деятелями этой организации,
насчитывавшей до 70 человек, были офицеры Генерального штаба Зыгмунт
Сераковский и Ярослав Домбровский (в будущем генерал Парижской Коммуны),
видный чиновник министерства финансов и историк Иосафат Огрызко, офицеры
Зыгмунт Падлевский и Людвик Звеждовский, студент Лесного’ инстигута
Валерий Врублевский (в будущем также генерал Парижской Коммуны), студент
университета Константин Калиновский.

Душой организации был Сераковский, которому в то время исполнилось 32
года. Сераковский, сын мелкопоместного волынского шляхтича, еще в 1848
г., будучи студентом Петербургского университета, участвовал в
революционном движении, за что был арестован и сослан в солдаты в
Оренбургский край. По возвращении через восемь лет в Петербург
Сераковский окончил здесь Академию генерального штаба и в чине капитана
служил в Военном министерстве. В Петербурге Сераковский тотчас же
возобновил свою революционную деятельность, познакомился с русскими
[революционерами, в том числе с Н. Г. Чернышевским и Н. А. Добролюбовым,
с которыми установил дружеские отношения. Он сотрудничал в журнале
«Современник», утверждая в своих статьях идеи национального равноправия
и свободы. Способный, энергичный и пылкий и в то же время мягкий и
искренний, Сераковский вызывал большую симпатию среди революционеров.
Пользуясь своим служебным положением, Сераковский начал настойчивую
борьбу за отмену телесных наказаний в армии. Летом 1860 г. он ездил в
заграничную командировку, во время которой встречался с Герценом в
Лондоне и с Гарибальди в Италии.

Польская патриотическая организация в Петербурге имела не только общую
цель — свержение царизма, но и частную — восстановление независимости
Польши. Эту цель она пропагандировала среди польской колонии, используя
для этого легальные литературные вечера с приглашением более широкого
круга лиц. В конце 1858 г. Огрызко организовал издание польской газеты
«Слово», среди сотрудников которой был видный польский адвокат и ученый
Владимир Спасович (газета, однако, вскоре была запрещена). Кроме того,
Огрызко издал 8 томов собрания законов (Volumina legum) старой Польши,
что должно

было символизировать неизбежность и близость восстановления польского
государства.

Польские революционеры в Петербурге в большинстве своем вышли из мелкой
шляхты западных губерний (украинских, белорусских и литовских).
Социальное происхождение оказывало влияние на их взгляды. Польские
революционеры не вполне усвоили революционные идеи Чернышевского. Даже
такие деятели, как Сераковский и Домбровский, полагали, что основной
социальный вопрос — крестьянский — может быть решен только с участием
шляхты. В то же время следует отметить, что происхождение многих
польских революционеров из украинских, белорусских и литовских земель
способствовало выработке у некоторых из них более правильного отношения
к национальным интересам литовцев, белоруссов и украинцев. Они учитывали
национальную самобытность указанных земель и считали необходимым
считаться с этим фактом. Немалое влияние оказывала при этом
демократическая позиция русских революционеров в данном вопросе.
Сераковский, Калиновский и некоторые другие революционеры признавали
право литовского, белорусского и украинского народов на
самостоятельность.

Кроме Киева и Петербурга, польские землячества и патриотические
организации возникли также в Москве, Дерите (в университетах) и в других
городах. Между всеми этими организациями существовали связи, в которых
наиболее важную роль играли Владислав Геншель, Зыгмунт Падлевский,
Стефан Бобровский и др.

Как отмечалось выше, деятельность Польского демократического общества в
50-х годах чрезвычайно ослабла. Руководящая группа его была удалена из
Франции и переехала в Лондон, после чего в Обществе наступил раскол.
Левые элементы поддерживали лондонскую группу, которая, однако, и после
революции 1848—1849 гг. не сумела вполне освободиться от влияния
шляхетских взглядов;после смерти своего наиболее выдающегося
руководителя Станислава Ворцеля (1857) она ослабила свою деятельность и
утратила влияние. Правые элементы группировались вокруг оставшегося в
Париже Мерославского, который продолжал активную деятельность.

Людвик Мерослапский принадлежал к старшему поколению деятелей польского
национального движения (родился в 1814 г.). Еще в 1846—1849 гг. он
прославился как мужественный патриот, демократ и искусный военачальник.
Приговоренный прусским судом к смерти в 1847 г., он был освобожден
[революцией в марте 1848 г. и принял активное участие в революционных
сражениях в Познанской области, а затем в Сицилии и Баденс. С тех пор
демократическая и повстанческая молодежь считала его своим вождем и
первым кандидатом в руководители будущего восстания. Однако Мерославский
не оправдал возлагавшихся на пего надежд. Он был слишком высокомерным
человеком, далеким от народа шляхетским революционером и упорным
доктринером в военном деле. Он сам считал себя вождем польского народа и
не терпел возражений и критики но своему адресу. Его демократизм был
демагогический, и угрозы по адресу шляхты лишь прикрывали его главные
расчеты па шляхту. Мыслящий категориями военных операций лишь регулярных
армий, он не понимал значения партизанской, народной войны и полностью
отвергал последнюю. Ко всему этому он, воспитанный в культе Наполеона 1
(его отец служил в наполеоновской армии), остался бонапартистом до конца
своих дней и в 50-х годах свои главные надежды возлагал на Наполеона
III. Таким образом, Мерославский надеялся освободить Польшу не силами
народа, а при помощи шляхты и западных держав.

После разрешения выездов за границу в Париж прибыло из Царства Польского
немало поляков, стремившихся к учению или к политической деятельности.
Они с воодушевлением слушали речи Мерославского, в которых он нападал
на сторонников мирного экономического прогресса и призывал к восстанию,
утверждая, что восстание решит крестьянский вопрос. Он угрожал
консервативной шляхте народным возмущением и в то же время обещал ей
сохранить ее имения в случае участия в восстании. Он говорил, что
восстание должны организовать заговорщики из «третьего сословия» без
участия крестьянства; народ и шляхта должны будут подчиняться
руководителям восстания. Последнее должно начаться лишь в случае военной
интервенции западных держав. Совершенно очевидно, что Мерославский
указывал польскому народу неправильный путь.

Деятельность Мфославского и его сторонников особенно усилилась с
возникновением национально-освободительной войны итальянского народа
весной 1859 г. Оживились связи с Царством Польским, Галицией и другими
польскими землями. Мерославский стремился занять руководящую роль в
движении в Царстве Польском. Ближайшими соратниками его были генерал
Юзеф Высоцкий, Северин Эльжановский Ян Кужина; в числе его приверженцев
были Адам Аснык, Влодимеж Милёвич и др. Мерославский установил связи с
вождями итальянского демократического движения Гарибальди и Маццини,
которые, опасаясь воскрешения реакционного Священного Союза против
итальянцев, призывали его к организации народного восстания в Польше.
Мерославский через Яна Кужину посылал директивы о подготовке восстания в
Царство Польское. В то же время племянник французского императора принц
Жером-Наполеон передавал ему, что Франция, хотя она и заинтересована в
польском движении, не будет воевать с Россией за Польшу. Мерославский
оказался на распутьи.

Демократическим кружкам в Царстве Польском противостояло возникшее в
1858 г. Сельскохозяйственное общество, состоявшее в подавляющем
большинстве своем из помещиков и шляхты. Во главе общества стоял граф
Анджей Замойский. В течение первых трех лет своей деятельности
Сельскохозяйственное общество занималось почти исключительно вопросами
агрономии, выставок, конкурсов и т. д. Когда же оно касалось
крестьянского вопроса, то ограничивалось лишь пожеланием очиншевания
крестьян при условии добровольного согласия обеих сторон. Эти пожелания
были обречены на неудачу, так как менее состоятельные помещики вообще не
хотели переводить крестьян на чинш, а другие стремились при очиншевании
отобрать от крестьян сервитуты. Крестьяне же решительно защищали свои
сервитуты. Острота классовых противоречий в деревне и боязнь
крестьянских волнений побуждали помещиков сохранять хорошие отношения с
русским царизмом. Помещики видели, что в решении крестьянского вопроса
им не обойтись без поддержки правительства. Они мечтали о смягчении
политического режима в Царстве Польском и получении некоторой автономии,
но лишь мирным, легальным путем. В условиях же оживления
демократического движения они опасались обращаться к правительству даже
с легальными требованиями. Граф Анджей Замойский вообще полагал, что для
Польши выгоднее быть в одном государстве с Россией, чем быть
независимой, ибо в случае восстановления независимой Польши Россия вновь
стремилась бы покорить ее, что привело бы Польшу к необходимости
затрачивать огромные силы на оборону. «Наше политическое существование
под властью русских монархов,— говорил он,— при одновременном
закреплении законом нашей полной национальной обособленности и нашего
возрождения было бы для нас наиболее желательно, ибо оно устраняло
вышеуказанную опасность» .

Консервативная часть польской эмиграции, находившаяся под руководством
князя Адама Чарторыского, а затем его сына Владислава и ожидавшая нового
возрождения польского вопроса на международной арене, старалась не
допустить открытого соглашения польских помещиков с царским
правительством, рекомендуя им проводить либеральные реформы (наделение
крестьян землей и др.) и надеяться на французского императора Наполеона
III; тем самым имелось в виду удержать польское общество под влиянием
помещиков.

Сельскохозяйственное общество было только частью
либерально-консервативного лагеря польского народа. На левом крыле этого
лагеря находился кружок Эдварда Юргенса, чиновника Комиссии внутренних
дел, человека образованного и способного. Этот кружок состоял из
представителей средних и высших слоев буржуазии и буржуазной
интеллигенции. Польская буржуазия была заинтересована в ликвидации
феодальных порядков и в предоставлении Царству Польскому автономии. Она
выступала за либеральные реформы, за наделение крестьян землей, за
просвещение народа, за предоставление городам самоуправления, за
уравнение в правах евреев; последнее требование имело особое значение,
поскольку среди польской буржуазии было много евреев, продолжавших
терпеть ограничения в правах на приобретение недвижимой собственности и
на выполнение некоторых общественных функций и др. Однако польская
буржуазия, начавшая уже срастаться экономически с помещиками и боявшаяся
народных восстаний, оказалась неспособной на решительную борьбу за
национальное освобождение и прогрессивные преобразования. Выражавший ее
интересы кружок Юргенса выступал в одном лагере с Сельскохозяйственным
обществом и борьбу за национальное освобождение откладывал на далекое
будущее или, как говорили в народе, «на тысячу лет»; отсюда прозвище его
сторонников — «милленеры» (от латинского слова mille — тысяча).

Между демократическими кружками, с одной стороны, и буржуазным кружком
Юргенса — с другой, существовали вначале близкие отношения, и некоторые
лица одновременно посещали оба кружка. Однако с самого начала между ними
существовало очевидное политическое различие, которое с течением времени
прекратилось в антагонизм.

На рубеже 50-х и 60-х годов положение в Царстве Польском значительно
обострилось. Польский народ ждал реформ и уступок, русский царизм их не
давал. В 1859 г. в России сложилась революционная ситуация; в польском
обществе полагали, что назревающие потрясения в России создают
благоприятные условия для польского выступления. В Италии началась война
за освобождение страны от австрийского господства; итальянцам помогала
Франция, заинтересованная в ослаблении Австрии. Французский император
Наполеон III провозгласил с демагогической целью «принцип
национальности», т. е. принцип национальной свободы. Популярность
Гарибальди и Наполеона III среди поляков стала огромной. Полякам
казалось, что события в Италии предвосхищают события в Польше, что
Франция окажет помощь также польскому народу. В соседних польских землях
— Галиции и Познанской области — также оживилось движение за расширение
национальных прав и свобод. Под влиянием внутренних и внешних
обстоятельств активные деятели движения в Царстве Польском решили
перейти к новым формам борьбы — к массовым выступлениям, к
манифестациям.

Первой была манифестация в июне 1860 г., во время похорон вдовы генерала
Совинского, погибшего во время восстания 1831 г. По призыву кружков
Янковского на похороны пришли массы городского населения самых различных
слоев. Когда пастор назвал умершую «вдовой полковника» (Совинский
получил чин генерала от повстанческого правительства), толпа громко
поправила: «генерала». Группа активных участников манифестации оторвала
от гроба шлейф, разорвала его на мелкие части, которые и раздала на
память сопровождавшей массе. После похорон состоялось шествие в
предместье Варшавы — Волю — к месту гибели Совинского.

Следующая демонстрация произошла осенью того же года во время съезда в
Варшаве трех монархов, поделивших и угнетавших Польшу. Народные массы
расценили этот съезд как грубое оскорбление и угрозу польскому народу.
Члены патриотического кружка Школы изящных искусств начали агитацию за
бойкот встречи, за всяческое проявление враждебности к «слетающимся
воронам». При въезде Александра II в Варшаву улицы совершенно пустовали.
20 октября перед спектаклем в оперном театре царскую ложу облили серной
кислотой, а с галерки были спущены пузырьки со зловонной жидкостью,
распространившей такой смрад, что собравшаяся уже публика вынуждена была
уйти из зрительного зала. Словом, встреча Александра II с варшавянами в
1860 г. весьма и весьма отличалась от его первой встречи с ними четыре
года тому назад.

Утром 29 ноября того же года по случаю годовщины восстания 1830 г. в
костеле кармелитов на ул. Лешно был отслужен торжественный молебен.
Вечером возле того же костела вновь собрались массы народа; здесь по
инициативе студента Новаковского впервые были исполнены патриотические
гимны: «Боже, который Польшу», «Еще Польша не погибла» и «С дымом
пожаров». С улицы Лешно массовое шествие с пением патриотических песен
направилось к центру города. В патриотических песнях, исполненных
народом, содержались призывы к борьбе за восстановление независимой
Польши и уверенность в конечном освобождении.

Все указанные манифестации производили сильное впечатление на все
население столицы и находили живой отклик в других городах Царства
Польского. Всюду стремились проявить свои патриотические чувства и
ненависть к захватчикам. Устраивались патриотические концерты и лекции,
отмечались национальные годовщины, на улицы выходили в национальных
костюмах, вступали в конфликты с полицией и т. п.

Первые манифестации были организованы демократическими кружками. Позднее
в это движение включились и умеренные элементы. Демократические кружки
стремились подготовить народ к восстанию, умеренные старались завладеть
массовым движением и использовать его для давления как на консервативных
польских помещиков, так и на царские власти, чтобы таким путем добиться
реформ и предотвратить вооруженное восстание и социальную революцию.
Летом 1860 г. умеренные круги создали тайный руководящий центр в составе
Маевского, Юргенса и преподавателя гимназии Владислава Големберского.
Этот триумвират стремился подчинить своему влиянию все слои населения
как демократические, так средние и высшие .

2.2 Отношение русского общества к польскому вопросу.

Составной частью сложившейся в России в 1859— 1861 гг. революционной
ситуации явился мощный подъем национально-освободительного движения в
Королевстве Польском. Поражение России в Крымской войне и складывавшаяся
в стране революционная ситуация создавали как никогда благоприятные
условия для социального и национального освобождения польского народа,
потерявшего независимость в конце XVIII в. в результате разделов между
Австрией, Пруссией и Россией. Антифеодальная борьба крестьян в
Королевстве Польском, нарастание с конца 50-х годов
национально-освободительного движения способствовали углублению
общероссийского революционного кризиса.

Польский вопрос был очень популярен в русском обществе. Еще с середины
50-х годов А. Герценом была развернута пропаганда дела борьбы за
независимость польского народа и за союз русских и польских
революционных сил.

«Польша … имеет неотъемлемое, полное право на государственное
существование, независимое от России» “, провозглашал «Колокол» и
доказывал, что интересы обеих стран требуют объединения их революционных
усилий: «освобождение Польши, освобождение прилежащих областей и
освобождение России — нераздельны» “. С общим врагом — самодержавием —
Россия и Польша должны бороться вместе.

Русская передовая печать, как и Герцен, считала
национально-освободительное движение угнетенных народов России частью
вопроса борьбы за демократизацию России, в равной мере отстаивая как
право польского, так и право украинского, литовского и белорусского
народов на независимость. «Никого не надобно ни русифицировать, ни
полонизировать… никому не надобно мешать говорить и думать, учиться и
писать как ему хочется…» .

Точку зрения на польский вопрос А. Герцен подробно излагал в цикле писем
«Россия и Польша» опубликованных в «Колоколе» в 1859—1860 гг. Особое
внимание он уделял вопросу о межнациональных отношениях, о союзе и
федерации народов. Лишь в союзе с польскими революционными силами была
возможна борьба с самодержавием. Русские революционные силы могли стать
решающим фактором освобождения Польши. В свою очередь Герцен признавал
огромное значение польского освободительного движения, высоко ценя его
опыт и традиции, и не только для русского революционного движения. Успех
польского движения в понимании русских революционных демократов, Герцена
зависел от исхода революционного крестьянского движения в России. В этом
смысле Герцен, с одной стороны, отводил решению крестьянского вопроса в
России первое место, с другой — Россия не могла быть свободной, не
освободив Польши. Для Герцена идеалом будущего была федерация народов (и
прежде всего славянских). Победа общинного социализма в славянских
странах, дополненная созданием союза славянских стран в форме
федерации—федерации свободных народов после завоевания славянскими
странами независимости и равноправия. Не с гегемонией России, а союз
равных, свободных народов с демократической Россией, союз, созданный в
интересах самих славянских народов, предпосылка которому — союз
демократической России с демократической Польшей.

Но если революционеры-демократы приветствовали и поддерживали польское
национально-освободительное движение, считая необходимым
последовательно-революционное решение польского вопроса, видели в этом
движении союзника в предстоящей борьбе и призывали к революционному
союзу, то либеральные круги, на словах сочувствуя освободительному
движению поляков, в иных случаях даже говоря о необходимости отделения
Польши от России, по существу стремились всего лишь к тому, чтобы
реформы в Королевстве Польском повлекли за собой проведение реформ и в
России.

1861 год был годом роста патриотического движения в Польше, периодом
варшавских манифестаций. В России революционная русская демократия
создавала первые подпольные кружки и организации. Об их существовании
русская общественность узнала из первых нелегальных прокламаций (группы
«Великорусе», прокламации «К молодому поколению» и «Молодая Россия» ).

Подпольные революционно-демократические кружки в России формировались
под влиянием революционной проповеди герценовского «Колокола» и в
особенности под могучим влиянием революционно-демократических идей
Чернышевского.

В этом году «Колокол», выдвигая на первый план крестьянский вопрос, в
целом ряде статей высказывает свое горячее сочувствие освободительной
борьбе польского народа. Статьи Герцена в защиту Польши встречают
горячий отклик в сердцах всех передовых русских людей. Помещая в
«Колоколе» 15 июля 1861 г. письмо «Русских женщин», адресованное
женщинам польским, Герцен пишет: «.Мы получаем письмо за письмом от
русских офицеров и литераторов, от друзей и незнакомых, в которых нам
говорят о сочувствии нашему взгляду на польские дела. Наконец, на днях
пришло превосходное письмо от имени русских жен, матерей и сестер. Они
нас избирают «посредниками между ними и польскими женщинами». «Скажите
им,— пишут они,— о наших чувствах и убеждениях, скажите им, что мы так
же, как и вы, желаем полной и безусловной свободы и независимости
Польши. И пусть наш слабый голос сольется с печальным звоном вашего
«Колокола» и, коснувшись сердца, совести и сочувствия всех русских жен,
матерей и сестер, дойдет и до Польши» ^

Все участники подпольных революционно-демократических групп и кружков в
России в своих прокламациях также высказываются за свободу Польши,
протестуют против царских насилий над польским народом.

Летом и осенью 1861 г. появляются одна за другой три прокламации группы
«Великорусе».

В своих прокламациях группа «Великорусе» критиковала царскую реформу 19
февраля, требовала передачи крестьянам по меньшей мере всей той земли,
которой они пользовались до царского указа, причем выкупные платежи
должно было выплачивать государство. «Великорусе» требовал созыва
Учредительного собрания, которое должно было разработать и ввести
конституцию, предоставляющую демократические права и свободы всем
гражданам. «Великорусе» выступал за республику. В качестве актуального
политического лозунга эта группа выдвинула предложение организовать сбор
подписей под адресом царю с требованием созыва свободно избранных
народом представителей для выработки и принятия конституции.

Прокламации «Великорусса» широко расходились по всей России не только в
1861 г., но и в последующие годы, являясь одним из самых
распространенных изданий, которыми пользовались
революционно-демократические кружки и группы шестидесятых годов, а также
группа Сливицкого, действовавшая среди офицеров и солдат варшавского
гарнизона. Члены группы «Великорусе», выступая против царской политики
национального гнета, решительно высказывались за независимость Польши,
считая это требование одним из существеннейших в своей программе. Авторы
прокламации «Великорусса» № 2 так формулируют свою точку зрения на этот
вопрос:

«Водворение законного порядка — общее желание просвещенных людей.
Большинство из них сознает, что главнейшие условия для этого таковы:
хорошее разрешение крепостного дела, освобождение Польши и
конституция….русские, приверженцы законности, должны требовать
безусловного освобождения Польши. Теперь стало ясно для всех, что власть
наша над нею поддерживается только вооруженною рукою. А пока в одной
части государства власть над цивилизованным народом держится системой
военного деспотизма, правительство не может отказаться от этой системы и
в остальных частях государства».

Четвертый номер «Великорусса» (вышедший в феврале 1863 г.) был
подготовлен новой группой революционных демократов, занимавших более
решительные позиции в борьбе за общественно-политический прогресс в
России. Они заявляли, что «только революция в силах свергнуть деспотизм
и вынудить его к существенным реформам». В том же номере «Великорусса»,
изданном уже после начала польского восстания, читаем:

«Образованная Россия приветствует мир и полное освобождение Польши. Она
предает позору имена русских офицеров, бывших палачами невинного народа»
“.

Позиция «Великорусса» в вопросе о Польше отражала настроения передовой
части русской интеллигенции, особенно университетской молодежи,
выражавшей свои симпатии польскому народу.

Либеральные буржуазно-помещичьи круги, по мере того как в Польше
усиливалось национально-освободительное движение, а в России нарастала
аграрная революция, перестали выражать сочувствия Польше.

В период, когда в России нарастало крестьянское движение, а в Польше
ширились патриотические манифестации, Герцен и Огарев направляли все
свои усилия на то, чтобы объединить и координирован освободительную
борьбу прогрессивных, патриотических сил польского народа с
революционно-демократическим движением в России, понимая, “те такое
объединение сил является основным условием победоносной борьбы против
царского правительства.

Обстановка в Царстве Польском обострялась, контакты польских и русских
революционеров крепли. Герцен, который прилагал все силы, чтобы
содействовать расширению и укреплению «3емли и Воли» в России и
укреплению ее влияния в русской армии, отмечая постепенный рост
организации, однако, отдавал себе отчет в тom, что она еще слаба, что
низовые организации «Земли и Воли», включая революционные группы в
войсках в Царстве Польском, находятся еще только в начальной стадии
своего развития и что им трудно организовать и возглавить массовое
вооруженное выступление. Осенью 1862 года «в Лондоне было заключено
соглашение, по которому русские обязались поддержать всеми силами
польское восстание, причем с обеих сторон была достигнута
договоренность, что начало восстания следует отодвинуть как можно
дальше, чтобы выиграть побольше времени для его подготовки» ‘.

Был составлен акт о заключении соглашения. Падлевскнй получил в Лондоне
от русских революционных демократов перечень полков русской армии, в
которых существовали революционные организации. Падлевский включил его в
свой отчет, предназначенный для Центрального Национального комитета.

Таким образом, можно сделать вывод, что была достигнута договоренность
не только по основным политическим вопросам, но и обсуждались также
организационные подробности боевого сотрудничества обеих организаций.

2.3 Восстание 1863 г. и его значение.

ВОССТАНИЕ.ПЕРВЫЙ ПЕРИОД ЕГО РАЗВИТИЯ (январь-март 1863 г.).

Манифест и аграрные декреты повстанческого правительства.

В самый канун восстания, 22 января 1863 г., Центральный национальный
комитет как Временное национальное правительство опубликовал важнейшие
программные документы: манифест и аграрные декреты.

В манифесте говорилось, что Польша «не хочет и не может» уступить без
сопротивления тому постыдному насилию, которое совершает над ней русский
царизм,— незаконному рекрутскому набору; под страхом ответственности
перед потомством Польша должна оказать энергичное сопротивление.
Центральный национальный комитет как единственное теперь законное
польское правительство призывает народ Польши, Литвы и Руси к борьбе за
освобождение. Комитет обещал держать руль управления сильной рукой и
преодолеть все препятствия на пути к оспобождению; всякую неприязнь и
даже недостаток усердия обещал сурово наказывать.

Далее в манифесте говорилось: «В первый же день открытого выступления, в
первую же минуту начавшейся священной борьбы Центральный национальный
комитет объявляет всех сынов Польши без различия вероисповедания, рода,
происхождения и сословия, свободными и равными гражданами страны. Земля,
которой земледельческий люд владел на правах чинша или барщины,
становится с этой минуты его безусловной собственностью, вечным
владением; прежние собственники земли будут вознаграждены из общих
средств государства. Все коморники и поденщики, вступающие в ряды
защитников страны. а в случае их почетной смерти на поле славы их семьи
получат из национальных достояний участок освобожденной от врага земли».

В заключение в манифесте содержалось обращение к русскому народу. Во имя
свободы и братства народов Центральный комитет заявлял, что не возлагает
вины на русский народ за преступления в отношении к Польше, так как и он
сам страдает под гнетом царизма; комитет выражал надежду, что русский
народ не окажет поддержки тирану, и предупреждал, что в противном случае
будет неизбежна война между двумя народами.

Как видим, Центральный национальный комитет провозгласил непримиримую
вооруженную борьбу против русского царизма за национальное освобождение
«Польши. Литвы и Руси». Вместе с тем он объявлял об установлении на всех
этих землях нового общественного строя, характеризуемого гражданским
равноправием и свободой т.е. буржуазного.

Аграрные декреты провозглашали общие принципы наделения крестьян землей.
В первом декрете говорилось: «Всякое земельное владение, которым до сих
пор каждый хозяин владел на основе выполнения барщины или выплаты чинша,
становится отныне вместе с принадлежащими ему огородами, жилыми и
хозяйственными постройками, а также правами и привилегиями, полной и
наследственной собственностью этого хозяина, без возложения на него
каких-либо обязанностей, данин, барщины или чинша, с единственным
условием выплаты причитающихся с него податей и выполнения надлежащей
службы родине». Далее в декрете указывалось, что прежние владельцы земли
получат соответствующее вознаграждение из фондов государства. Все указы
и распоряжения царских властей по крестьянскому вопросу отменялись.
Настоящий декрет касался не только помещичьих имений, но также казенных,
пожалованных, церковных и всяких иных.

Второй декрет касался безземельных. В нем говорилось: «Халупники,
загродники, комарники, батраки и вообще все граждане, содержащие себя
исключительно на заработке, которые будут воевать в рядах Национального
войска за отечество, получат в собственность после окончания войны
участок земли не менее трех моргов из национальных фондов».

Дело обнародования и осуществления аграрных декретов возлагалось на
военных и воеводских начальников.

Повстанческая организация начала восстание в самых невыгодных для себя
условиях. Правда, она насчитывала в своих рядах свыше 20 тыс. человек,
но она не имела ни оружия, ни денег. До последней минуты перед
восстанием не был провезено из-за границы ни одного карабина, в стране
же было собрано лишь около 600 охотничьих ружей. В кассе насчитывалось
около 7,5 тыс. руб. Повстанцы не были обучены военному делу. В отношении
командиров положение было также тяжелым: чувствовался большой недостаток
военных и гражданских начальников, а те, которые были, не всегда
соответствовали своему назначению. Крестьянство не было подготовлено к
восстанию. Союзники польских повстанцев — русские революционеры —
планировали свое восстание против царизма лишь на позднюю весну.
Наконец, польские повстанцы поднялись на борьбу в середине зимы, когда
природные условия были для них наименее подходящими.

С другой стороны, силы противника были во много раз большими. Царская
армия, расположенная в польских землях, насчитывала около 100 тыс.
человек. Это были регулярные войска, состоявшие из пехотных,
кавалерийских, артиллерийских и саперных частей. Артиллерийские части
насчитывали 176 пушек. Для победы над таким противником важнейшее
значение имело активное участие в восстании широких народных масс.

Все эти обстоятельства говорят о чрезвычайных трудностях, с которыми
столкнулась повстанческая организация в момент восстания. Но она не
имела выбора. Срок восстания был навязан ей царскими властями в
Велепольским.

Ход событий сделал невозможным осуществление плана Домбровского,
присланного из цитадели и содержавшего в качестве своей важнейшей части
нападение на крепость Новогеоргиевск (Модлин). Все ненадежные офицеры и
солдаты крепостного гарнизона в последние дни были перемещены в другие
пункты, вследствие чего повстанцы не могли рассчитывать на поддержку
изнутри. Центральный национальный комитет разослал по местам приказ
произвести нападение имеющимися силами на местные гарнизоны царской
армии. Было решено также приложить все силы к тому, чтобы освободить г.
Плоцк и сделать Плоцкое воеводство, в котором псостанческая организация
была особенно многочисленной, базой для дальнейшего развития восстания.
Напротив, Варшава, в которой находился большой гарнизон отборных, в том
числе недавно присланных гвардейских войск, должна была в первое время
оставаться спокойной. Кроме того, Центральный комитет решил, что для
усиления влияния и авторитета повстанческого правительства последнее
должно выйти из подполья и стать явным, избрав для своей резиденции
освобожденную от захватчиков территорию; вначале таким местом намечался
г. Плоцк.

Решение о сохранении спокойствия в Варшаве имело как положительную, так
и отрицательную стороны. Оно предохраняло столицу от бомбардировки из
цитадели и от напрасного и большого кровопролития, но оно в то же время
сохраняло ее в качестве оперативной базы для противника и выключало из
активной повстанческой жизни самые революционные патриотические силы —
трудящиеся массы столицы. Решение о легализации повстанческого
правительства было ошибочным потому, что обрекало его на бездеятельность
до того неопределенного момента, когда оно сможет надежно обосноваться в
освобожденном городе; кроме того, обнародование имен, никому до того не
известных, не могло существенно возвысить авторитет правительства. Как
показал последующий опыт, можно было успешно руководить восстанием и из
подполья.

17 января Падлевский выехал из Варшавы, чтобы возглавить повстанческие
отряды, направлявшиеся в Плоцку. Через день после этого оставшиеся члены
Центрального комитета решили в интересах «гибкости управления»
установить пост военного диктатора, которому бы подчинялись все
повстанческие власти и весь польский народ.

В качестве такого диктатора был назначен Людвиг Мерославский,
находившийся в Париже.

Решение об установлении поста военного диктатора было новой серьезной
ошибкой комитета, так как оно устраняло демократическую форму власти —
коллективное политическое руководство — и вводило менее надежную
единоличную военную диктатуру. Назначение же на пост военного диктатора
Мерославского было уже совершенно не оправданным. Руководство восстанием
передавалось в руки человека, который свои личные интересы ставил выше
национальных; по самому своему характеру он не мог сплотить вокруг себя
дружное руководящее ядро и немалое время вел подрывную работу против
самой повстанческой организации. Достаточно сказать, что Мерославский с
осени 1862 г. усиленно старался вызвать восстание в ближайшее время
именно потому, что рассчитывал на передачу ему всей власти над польским
народом. Как ярый националист, ненавидевший всех русских, в том числе и
русских революционеров, он мог лишь изолировать польское восстание от
русской революции и тем самым ослабить его и в этом отношении. Против
установления диктатуры и назначения Мерославского решительно выступал
Стефан Бобровский, когда же назначение состоялось, он в знак протеста
вышел из состава Центрального национального комитета.

Самоотречение комитета от власти обусловливалось в действительности
желанием избавиться от непосильной ответственности. Яновский,
Микошевский, Майковский и Авейде не были способны возглавить
революционную борьбу, неверие в ее успешный исход побуждало их
уклоняться от ответственности за судьбы восстания. А один Бобровский,
обладавший действительно выдающимися способностями и преисполненный
готовностыо к борьбе, не мог отравиться с положением; следует помнить,
что ему в это время было лишь 22 года и что он находился в Варшаве всего
лишь три недели.

После решения об установлении поста военного диктатора Центральный
комитет совершил новую ошибку. 22 января, в самый канун восстания,
четыре члена Комитета (Авейде, Яновский, Майковский и Микошевский)
выехали из Варшавы по направлению к Плоцку. Таким образом, в самый
ответственный момент восстание осталось без руководства. В Варшаве в
качестве начальника столичной организации остался Бобровский.

В ночь на 23 января выступило на борьбу около 6 тыс. повстанцев,
собранных в 33 отрядах, однако только в 18 местах были произведены
нападения на царские войска. Следовательно, в первую ночь восстания с
оружием в руках выступила лишь незначительная часть организации. Во
многих местах деятелям партии белых удалось перехватить приказы
повстанческих властей и не допустить до выступления отряды. В других
местах сказалась слабость командиров или нехватка оружия, вследствие
чего некоторые отряды разошлись еще до встречи с противником. Почти все
нападения первой ночи происходили в восточной половине страны, где было
относительно больше загоновой (мелкой) шляхты и обеспеченных крестьян.
Большинство нападений окончилось неудачей.

Характерным для первой ночи было нападение на Плоцк, который
предполагалось сделать столицей повстанческого лагеря. В окрестностях
этого города еще за несколько дней перед восстанием собралось несколько
повстанческих отрядов, состоявших в большинстве своем из варшавских
беглецов; эти отряды должны были одновременно напасть на город. Однако
вместо нескольких тысяч, которых ожидало командование, собралась лишь
тысяча человек. В городе находилось около 400 русских солдат. Когда
наступила полночь, темная и дождливая, был дан сигнал к выступлению.
Повстанцы напали на русские войска, но участвовали при этом не все
отряды, собранные в окрестностях города, а только некоторые. Остальные
же либо были разогнаны перед вступлением в город, либо не сумели
добраться к назначенному месту. Жители города, напуганные
многочисленными арестами, произведенными в самый канун выступления, не
вышли на помощь повстанцам. В результате этого нападавшие были с
легкостью отброшены лучше вооруженным, к тому же информированным
противником. Повстанцы потеряли несколько человек убитыми, около 150
были взяты в плен. Важнейшая операция первой ночи окончилась неудачей ^

Примером удачного выступления может служить нападение на г. Луков,
расположенный в Подляском воеводстве, несколько южнее Седлец. Повстанцы
в количестве около 300 человек пехоты (в которой было много крестьян) и
50 человек конных неожиданно напали в два часа ночи на город, в котором
находились две роты солдат. Многие солдаты были убиты, остальные
сбежались на [рынок, откуда их вытеснили за город. Повстанцы захватили
значительное количество карабинов и амуниции, но не сумели удержаться в
городе, когда на помощь гарнизону пришел новый отряд.

В общем восстание в первый день не дало тех результатов, на которые
рассчитывают восстающие и которые имеют весьма важное, подчас решающее
значение для дальнейшего развития событий. Ни один губернский город не
был освобожден. Царские войска понесли совершенно ничтожный урон.
Нападения повстанцев были произведены в 18 пунктах, в то время как
противник имел свои части в 180 пунктах.

Тем не менее, повстанческие выступления вызвали большую тревогу среди
командования царских войск. Нарушение телеграфной и дорожной связи с
Петербургом, произведенное повстанцами, порождало впечатление о
значительных успехах последних. По приказу командования в течение недели
была произведена концентрация войск, в результате которой число занятых
ими пунктов сократилось в четыре раза. Не исключено, что кроме
стремления усилить отдельные части своих войск, царское командование
умышленно оттягивало время своего наступления, чтобы дать возможность
повстанцам полностью обнаружить себя, а затем обрушиться на них со всей
силой и уничтожить. Военное командование и другие сторонники твердого
режима с известным удовлетворением встретили взрыв восстания. Они
рассчитывали на то, что вооруженная борьба заставит изменить политику в
Польше, парализует влияние Велепольского и его сторонников, приведет к
ликвидации сделанных уступок и восстановлению прежнего национального
гнета.

В то же время концентрация царских войск создавала благоприятные
возможности для повстанцев. Значительные территории страны, включая
многие уездные города, были очищены от противника. В течение нескольких
недель повстанцы могли собираться и действовать на этих территориях
почти беспрепятственно. Они могли также развернуть широкую агитацию
среди крестьян и смелым проведением аграрной реформы поднять их на
борьбу за национальное освобождение. Все зависело от того, сумеет ли
руководство восстанием использовать создавшиеся возможности.

Беда заключалась в том, что в это время руководства восстанием почти не
существовало. Четыре члена национального правительства путешествовали по
стране. Когда они, будучи в Кутно, узнали, что выступления в Плоцком
воеводстве окончились неудачей, а на юге успешно действует Лянгевич, они
двинулись на юг. Оказалось, что Лянгевич далеко не так силен, как
предполагалось; кроме того, к Лянгевичу, находившемуся в Свентокшишских
горах, добрались только два члена правительства, остальные два не успели
и вернулись в Варшаву, откуда тотчас же отправились навстречу
Мерослаоскому. Когда и другая половина вернулась в Варшаву, то и она
отправилась навстречу Мерославскому, так как стало известно, что первая
делегация не может найти его. Мерославскому так и не удалось проникнуть
в глубь страны, а национальное правительство потратило на путешествия
почти месяц.

Центральное руководство восстанием осуществлял в это время почти один
Бобровский, находившийся в Варшаве. Ему помогала Исполнительная
комиссия. Бобровский прилагал все силы к тому, чтобы расширить и
укрепить восстание. Он восстановил связь Варшавы с провинциальными
организациями; создал службу снабжения повстанческих отрядов
продовольствием, одеждой и обувью, поставив во главе этого дела
энергичного и преданного революционера, мастера-механика Лемпке; создал
также санитарную службу, обеспечившую отряды медицинской помощью.
Особенно заботился Бобровский о том, чтобы вовлечь в восстание народные
массы, в том числе и крестьянство. Он рассылал аграрные декреты и
соответствующие инструкции, в которых строго обязывал командиров
повстанческих отрядов зачитывать и осуществлять эти декреты
повсеместно; сопротивляющихся аграрной реформе надлежало наказывать
самым суровым образом вплоть до применения смертной казни; гминных
войтов, не внушающих доверия, надлежало смещать и заменять другими
людьми, по возможности крестьянами. Бобровский стремился придать
восстанию народный характер. Однако далеко не всюду его указания
проводились в жизнь. В самой Исполнительной комиссии также оказались
правые, в том числе и Гиллер, навязавший свои услуги тогда, когда
увидел, что восстание расширяется; он вновь возглавил отдел печати и
пропаганды.

В первую неделю восстания, когда царское командование было занято
концентрацией своих войск, повстанцам удалось укрепить свои силы.
Увеличилось количество отрядов, некоторые отряды выросли до двух-тpex
тысяч человек. Однако руководители восстания и командиры отрядов не
приняли всех мер для того, чтобы поднять широкие неродные массы на
борьбу с царизмом и поэтому повстанцам не удалось добиться существенных
успехов в борьбе с противником. С первых дней февраля царские войска
начали наступление крупными частями и в течение месяца положение
повстанческих отрядов ухудшилось. В январе произошло 58 стычек, в
феврале — 76. Наряду с отдельными победами имели место и серьезные
поражения повстанческих сил, например, сражения в Венгрове и Семятичах.

В Венгрове, расположенном в Седлецком уезде и оставленном русскими
войсками на основании приказа о концентрации, в начале февраля собралось
около 2,5 тыс. человек, из которых часть была вооружена охотничьими
ружьями, остальные—косами. Командовали этими отрядами Юзеф Матлинский
(Янко Сокол) я Болеслав Яблоновский, бывший слушатель польской военной
школы и Кунео. Поблизости от Венгрова, в Мокободах и Людвинове, были
расположены крупные отряды косынеров для прикрытия основных сил. В ночь
на 3 февраля царские войска начали бои во всех пунктах. Повстанцы
дрались храбро и не раз переходили в контратаки. Однако тактические
ошибки повстанческого командования (неудачная расстановка сил, упущение
возможности успешного нападения на противника} привели к тому, что
повстанцы, несмотря на геройскую борьбу, вынуждены были уступить перед
лучше вооруженным противником и оставить восстание в Белоруссии. Однако
повстанцам не удалось достигнуть этого. 6 февраля на Семятичи напал
царский отряд, но был отражен. После этого повстанцы произвели удачную
атаку на противника. Вскоре противник получил подкрепление, после чего
повстанцы имели против себя 2,5 тыс. регулярного «русского войска. К
Тихорскому также подходили отряды Рогинского, Янка Сокола, Яблоновского
и Левандовского, благодаря чему количество повстанцев должно было
превысить 4 тыс. человек. Однако 7 февраля, когда русские войска начали
атаку, оказалось, что Яблоновский еще не успел прибыть к Семятичам, а
Тихорский слишком рано оставил поле битвы, испугавшись значительной, как
ему казалось, угрозы со стороны русской пехоты. Левандовский и Рогинский
также вынуждены были отступить, оказывая упорное сопротивление
противнику. Все отряды понесли серьезные потери; а после битвы
разъединились. Большинство повстанцев вернулось в Царство Польское.
Следует отметить, что оба эти поражения были обусловлены прежде всего
недостатками в организации и командовании повстанческих отрядов.

Весьма трудными были и походы Падлевского в Плоцком воеводстве, где он
был военным начальником. Местные помещики всячески препятствовали
повстанцам и однажды собирались даже выдать Падлевского и других
командиров в руки царских властей, а рядовых либо распустить, либо
выгнать за границу. Падлевскому не удавалось собрать в своих отрядах
свыше тысячи человек, на которых почти непрерывно наседали царские
войска и заставляли их совершать длинные переходы. Произошло несколько
стычек, большей частью неудачных для повстанцев, в одной из которых
погиб бывший член Центрального комитета Эдвард Рольский^.

Несколько успешнее развивалось восстание в южной части страны, где
командовали Куровский и Лянгевич. Куровский, начальник Краковского
воеводства, с первую ночь восстания не сумел прибыть в назначенное время
к ожидавшим его отрядам, вследствие чего сорвал намечавшееся нападение
на Кельцы, которые можно было легко освободить вследствие слабости
находившегося в нем гарнизона. Видя такое начало, некоторые повстанцы
даже ушли из отрядов. После того как царские войска по приказу о
концентрации очистили весь юго-западный угол Краковского воеводства,
Куровский оказался здесь единственным хозяином, и оставался им в течение
трех недель. Занятый им район (Олькушский) был весьма развит в
промышленном отношении, к тому же примыкал к Галиции, граница с которой
на значительном пространстве была очищена от русских войск. Но Куровский
не сумел использовать благоприятного положения. Его отряд, выросший до 2
тыс. человек, был весьма плохо вооружен и организован. Когда же
Куровского начали окружать царские войска, он не смог выработать
надлежащего плана действий и, направившись на северо-восток для
соединения с Лянгевичем, предпринял неумелую лобовую атаку на хорошо
защищенный г. Мехов. Особенно отличились в этой битве зуавы француза
Рошбрена, отчаянно атаковавшие противника (зуавами назывались отборные
воины, имевшие особое обмундирование и названные так в честь
отличавшихся своей храбростью алжирских войск, состоявших на французской
службе). Однако повстанцы не могли одолеть русских солдат, воевавших из
укрытий, и атака закончилась полным поражением: было убито около 300
человек, много было ранено и взято в плен. После этого Куровский
удалился в Краков.

Начальник Сандомирского воеводства Лянгевич, бывший преподаватель
математики и артиллерии в польской военной школе в Кунео, после первых
стычек с царскими войсками укрепился в Вонхоцке, расположенном в
0па-товском уезде, недалеко от промышленного местечка Сухеднева. Здесь
он легко мог найти как добровольцев в повстанческие отряды, так и
оружие. Полторы недели Лянгевич стоял в Вонхоцке, никем не тревожимый.
Он собрал здесь свыше 1000 человек, которых частично вооружил
огнестрельным оружием. После этого вся деятельность Лянгевича фактически
свелась к оборонительным стычкам с русскими войсками и отступлениям
(битвы под Вонхоцком, на Лысой горе, под Сташовом). Поскольку военные
действия Лянгевича на общем фоне восстания казались успешными, ему было
присвоено звание генерала и поручено командование также Краковским
воеводством. Соединение с отрядом Езеранского и увеличение количества
повстанцев до 3 тыс. человек не принесло Лянгевичу серьезных успехов;
наоборот, в первой же битве после этого, разыгравшейся 24 февраля в
Малогоще (в Келецком уезде), Лянгевич потерпел серьезное поражение:
около 300 человек было убито, еще больше было ранено. После этого
Лянгевич направился на юг и в течение двух недель маневрировал в
пограничных районах, временами принимая бой с царскими войсками.

В первые недели восстания отряды состояли из тех же слоев, что и сама
повстанческая организация, т. .е. из ремесленников, рабочих, служащих,
студентов, крестьян, дворовой службы, мелкой шляхты. Оружие повстанцев
составляли косы (прикрепленные к древку не поперек, а вдоль), пики,
топоры, реже — охотничьи ружья и пистолеты, наконец, оружие, захваченное
у противника. Несмотря на чрезвычайные трудности борьбы, в том числе и
природные (зимний период), первые повстанцы были преисполнены энтузиазма
и жажды сражаться с врагом. Они рассчитывали лишь на собственные силы и
верили в победу. Не имея оружия, повстанцы шли в бой, чтобы «руками
добыть ка1рабины, а карабинами пушки». На запрос Лянгевича об оружии
Бобровский отвечал, что оружие для восстающих всегда находится у
противника. Малочисленные и плохо вооруженные повстанцы шли в открытый
бой с могущественным противником. Беззаветная преданность справедливому,
святому делу рождала этот героизм и приносила известные успехи.
Повстанцы не могли одолеть многочисленную и хорошо вооруженную армию
русского царизма, но они добились того, что восстание развивалось. Оно
не погибло через несколько дней, как того ожидали царские правители,
Велепольский и польские имущие классы, но продолжалось уже много недель
и все более усиливалось. И в этом заключался главный успех восстания в
его первый период.

Генерал Людвиг Мерославский принял порученный ему пост, устроил по этому
случаю особую церемонию, но из Парижа выехал только 10 февраля. Спустя
неделю он перешел русскую границу в направлении Влоцлавка (в
северо-западном углу Царства Польского) и получил в свое распоряжение
отряд повстанцев численностью около 100 человек. Здесь он выпустил
воззвание, в котором призывал многомиллионный народ к восстанию,
рекомендуя обеспеченным и образованным людям поднять на борьбу
«необозримые тучи деревенского люда». Однако через два дня, 19 февраля,
Мерославский потерпел поражение в стычке возле деревни Кшивосонд. После
этого он получил новый отряд численностью до 700 человек, но и этот
отряд вскоре же был рассеян царскими войсками возле деревни Нова Весь.
Оба поражения были обусловлены прежде всего неуменьем Мерославокого
вести партизанскую «малую» войну, его неосторожностью и
непредусмотрительностью. Расстроенный неудачами, Мерославский не нашел
иного решения, как покинуть родину: 23 февраля он перешел прусскую
границу и вернулся в Париж, не послав в Варшаву предварительно никакого
уведомления.

Неприглядная история с Мерославским вызвала большое разочарование в
национальном правительстве. Оно решило, что если Мерославский не приедет
в страну до 8 марта, то постановление о его назначении отпадет само
собой. Мерославский не приехал и его диктатура, таким образом,
прекратилась. Она не принесла восстанию ничего, кроме ущерба.

В это время (в конце февраля) национальное правительство пополнилось
представителями Исполнительной комиссии, однако вскоре после отсева
некоторых членов оно осталось почти в прежнем составе, именно:
Бобровский, Авейде, Яновский, Гиллер, Майковский и директор пароходного
общества на Висле Леон Круликовский.

Восстание началось без предварительной подготовки крестьянства к участию
в нем. Руководители повстанческой организации опасались, что массовое
движение вооруженных крестьян против царизма может перерасти в
социальную революцию против польских помещиков. Естественно, что
крестьяне в массе своей не поднялись на борьбу за национальное
освобождение.

Фактическое отношение различных групп крестьянства к восстанию в первые
недели было самым различным.

Многие крестьяне участвовали в повстанческих отрядах с первых дней
движения. Это имело место главным образом в восточных воеводствах —
Подляском и Люблинском, где повстанческой организации удалось
завербовать многих крестьян еще перед восстанием. Отряд ксендза Бжоски,
совершивший нападение на г. Луков, состоял в большинстве своем из
крестьян. В отряде ксендза Пашковского, совершившего наиадение на
Ласкажев, были одни крестьяне. Значительную часть составляли крестьяне в
отрядах Леона Франковского и Mapтинa Борелевского (Лелевеля).

В то же время в ряде случаев крестьяне выступили против повстанцев,
которых они рассматривали как защитников помещичьих интересов.
Повстанческая организация не сумела накануне восстания доказать
крестьянам народного и освободительного характера своих целей. С другой
стороны, царские власти всячески старались очернить повстанческое
движение как дело помещичье и антикрестьянское. Поэтому выступления
крестьян против повстанцев в первые недели восстания следует
рассматривать не как движение антинациональное, а как движение
социальное, направленное против помещиков. Крестьяне помнили события
1846 г. в соседней Галиции, аграрную реформу в ней рассматривали как
результат крестьянских выступлений против повстанцев и думали, что своей
борьбой против шляхетского восстания скорее добьются земли и свободы.
Первая неделя восстания, когда царские войска очистили многие
территории, а новых властей не было, казалась крестьянам благоприятным
моментом для предъявления своих претензий к помещикам. Естественно, что
во многих местах крестьяне выступили против помещиков. Часто они
прикрывали свои выступления заявлениями о желании усмирить повстанцев,
но это не меняет социальной сущности подобных выступлений; крестьяне
своими антиповстанческими заявлениями просто предохраняли себя от
репрессий царских властей.

Движение крестьян против помещиков в начале восстания не было
повсеместным и наблюдалось главным образом в южной части Царства
Польского — в Люблинской и Радомской губерниях. Только в одном
Опочинском уезде крестьянское движение приняло массовый характер. Здесь
повстанцы допустили ошибку: издали приказ о мобилизации всех мужчин,
включая крестьян, в возрасте от 18 до 36 лет. Крестьяне, освобожденные
от рекрутского набора по указу Велепольского, подвергались
насильственной мобилизации со стороны повстанческой власти, задачи
которой еще не были ясны крестьянам. Естественно, что все население
деревень было охвачено брожением. Крестьяне деревни Волька Клуцка,
принадлежавшей жестокому эксплуататору и яростному противнику восстания,
взбунтовались. Движение перекинулось на другие деревни и охватило свыше
50 населенных пунктов. Крестьяне нападали на помещичьи усадьбы, забирали
имущество, избивали и арестовывали помещиков, арендаторов и других
«подозрительных» лиц. Царские власти направили в уезд военные силы и
усмирили крестьян, многие из которых были арестованы; лица, арестованные
крестьянами, почти все были освобождены. Уже это свидетельствует, что
движение крестьян в Опочинском уезде по существу было направлено прежде
всего против помещиков, а не против повстанцев.

В ответ на выступления крестьян против повстанцев и помещиков
повстанческие власти применяли жестокие репрессии. Многие крестьяне,
обвиненные в шпионаже, в подстрекательстве или активных выступлениях
против национального правительства, были расстреляны или повешены.
Десятки крестьян были осуждены, в частности, Лянгевичем. Трудно сказать,
сколько крестьян было казнено в первые недели восстания, но в течение
всего года, как полагает проф. Кеневич, погибло около 200— 300 крестьян.
Повстанческие репрессии против крестьян свидетельствовали о неправильном
отношении руководящих деятелей восстания к крестьянам и, следовательно,
ослабляли силы восстания.

Что касается основных масс крестьянства, то их отношение к восстанию
было выжидательным. Манифест и аграрные декреты повстанческого
правительства вызвали сочувствие среди крестьян. Во многих местах
повстанческие власти оформляли наделение крестьян землей и отмену чиншей
о виде специальных документов, подписанных представителями крестьян,
помещиков и повстанческой власти. Однако крестьяне не вполне верили
повстанцам, сомневались в успехе их дела и поэтому воздерживались от
поддержки их борьбы. Несомненно, такое отношение крестьян к восстанию
набрасывало тень на его перспективы.

Перед восстанием многие помещики примкнули к повстанческой организации,
однако лишь некоторые из них приняли участие в первых выступлениях. Как
правило, помещики и буржуазия продолжали выступать против восстания.
Многие помещики бежали из деревень в города, а о Варшаве собралось их до
двух тысяч. Руководящие деятели партии белых решили занять выжидательную
позицию. Они обратились к польскому обществу с воззванием, в котором
расценили восстание как дело «безнадежное» и призывали всех поляков
(воздерживаться от сотрудничества с повстанцами. Подобную позицию заняли
также провинциальные съезды помещиков, которые происходили в некоторых
местах, как, например, в Подляском, Люблинском и Сандомирском
воеводствах. На этих съездах подчас раздавались голоса возмущения против
«безумцев», которым нечего терять и которые только ввергают край в
пропасть несчастий. Помещики уговаривали повстанцев разойтись по домам,
обманывали их фальшивыми приказами, якобы изданными повстанческими
властями, отказывались помочь им материально. Падлевский жаловался, что
многие люди разбежались главным образом потому, что помещики умышленно
обманывали их и разгоняли от имени Комитета. Лянгевич в своем воззвании
«К шляхте Сандомирского воеводства» также обвинял помещиков в
равнодушном или даже враждебном отношении к повстанцам.

Парижское Бюро Владислава Чарторыского также было настроено против
поддержки восстания. Полностью связывая дело восстановления Польши с
интересами западных держав и прежде всего Франции, оно видело, что эти
державы отнюдь не склонны оказать реальную поддержку польскому
освобождению. Бюро расценило восстание как неразумное и отчаянное дело,
которое идет вразрез с интересами французского правительства,
стремящегося к союзу с Россией, и не может быть поддержано Францией.
Интересы Польши требуют согласной политики с Францией и сохранения тех
уступок, которые уже были получены в Царстве Польском.

Поэтому Бюро рекомендовало имущим классам польских земель постараться
поскорее прекратить начавшееся восстание.

Словом, польские помещики и буржуазия повсюду выступили против поддержки
восстания. Член повстанческого правительства Авейде писал позднее:
«Нельзя было даже предполагать, что это настроение будет столь твердым и
решительным, как оно было в самом деле. Помещики не давали нам ни
копейки, ни одного сапога, ни одной лошади; все нужно было вырывать
угрозой. Далее, они уговаривали наших начальников бежать за границу,
разгоняли под разными предлогами наши шайки и не раз выставляли нарочно
наших курьеров и агентов на очевиднейшие опасности». Авейде пишет далее,
что такое поведение помещиков вызывало возмущение среди повстанцев. «Мне
самому пришлось быть свидетелем, как революционеры просили Падлевского
дозволить им «наказать» шляхту и «запеть» помещикам «С дымом пожаров»;—
это значило не более и не менее, как только жечь и убивать противников».

Повстанческие власти не осмелились на применение репрессий или
принуждение в отношении к помещикам. Только один помещик, Дедицкий, был
расстрелян по приказу Падлезского за отказ помочь повстанцам материально
и за обращение к царским властям с просьбой о военной охране. Казалось
бы, естественным мероприятием национального правительства,
столкнувшегося с оппозицией имущих классов, должен был быть декрет о
роспуске партии белых и овладении ее денежными средствами. Такое
предложение и было внесено в правительство, однако большинством голосов
оно было отклонено. Руководители восстания боялись обострения внутренней
борьбы в польском народе и надеялись на перемену настроений среди имущих
классов.

Восстание 1863—1864 гг. продолжалось 1 год и 4 месяца. Половину этого
срока восстание находилось на подъеме, затем оно начало ослабевать и
клониться к упадку.

А.Велепольский ушел в отставку. Главнокомандующим и начальником
Административного Совета, а с сентября 1863 г. – наместником Царства
Польского был назначен генерал гр. Ф.Берг. В затронутые восстанием 6
северо-западных губерний и Августовскую губ. назначен был
генерал-губернатором с чрезвычайными полномочиями М.И.Муравьев. В
основном восстание было подавлено летом 1863 г., последний крупный отряд
был разгромлен в феврале 1864 г. Количество русских войск в крае
доходило до 164 тыс. чел.

Восстание было подавлено с большими жестокостями /впрочем, жестоко
действовали и партизанские отряды восставших, убивавшие не только
русских солдат, но и украинских и белорусских крестьян и поляков,
поддержавших русское правительство/. По официальным данным восставшие
потеряли около 30 тыс. чел. Потери русских определялись в 3343 чел. /из
них 2169 – раненых/. Особенно жестко действовал Муравьев /прозванный за
свои действия “вешателем”/: он обложил большими военными налогами имения
польских помещиков, считая, что они должны расплачиваться за ущерб и за
подавление восстания. Казнены были не только захваченные с оружием в
руках, но и причастные к восстанию – в том числе и ксендзы. Кроме того,
Муравьев ввел ряд мер, “выходящих из обыкновенного разряда”: несколько
деревень, причастных к восстанию, были полностью сожжены, а их жители
все до одного, сосланы в Сибирь /например, дер. Яворовки под
Белостоком/. Всего было сослано в Сибирь целыми деревнями свыше 5 тыс.
чел. Кроме того, свыше 1 тыс. чел. были высланы из края административным
порядком, т.е. без суда и следствия, а их имения были конфискованы и
указом 10 декабря 1865 г. продаж лжцам русского продсхождения,а часть
русским переселенцам, в т.ч. старообрядцам. По приговору суда в одной
Авгутовской губ. казнено было около 50 чел. Русское общество различно
отнеслось к польскому восстанию 1863 г. и к его подавлению. Слухи о
жестокости поляков, передоваемое русской печатью, возбудили
негордование даже у либеральных слоев.

Славянофилский “День откликнулся статьей Ю.Ф. Семарина, который считал
необходимым вернуть Польшу ” в лону православия” и ликидировать навсегда
возможность восстания ( Самарин Ю.Ф. Соч. Т.1 М., 1977. С. 347 ). И.С.
Аксаков присоветовал меры Муравьева по подавлению восстания: “Генерал
Муравьев усмирял мятеж, навел благодетельных старах на поляков, одобрил
русский сельский люд, оживил все сельское население, ослабил
материальную силу шляхетства. Теперь благодаря ему открывается
возможность для более органической деятелоьности”( Асаков И,С, Соч. Т.3.
Спб., 1868. С.412.)

Известнтый писатель, предводитель консервативно-нациоиалисти-ческих
кругов М.Н. Катков на страницах “Московских ведомостей” заявлял, что
Польша, нак страна покоренная, не должна иметь самостоятель ности, а в
перспективе должна полностью слиться с Россией и образовать с ней единое
политические целое. Злейшие уступки полякам только возбуждают “дух
сепаратизма и разложения” не только в Польше, но и по всей империи /См.:
Катков М.Н. 1863 год. Вып. 1-3. М.,1887/^ Позиция Каткова пользовалась
большой популярностью в русском обществе. Так, приветственными стихами
Муравьеву откликнулись кн. П.А.Вя-земскии и В.И.Тютчев.

Русское революционное движение отнеслось к восстанию по-иному. Это
вызвано было тем, что русские революционеры считали польское восстание
частью общероссийской революционной борьбы. О своем сочувствии восстанию
заявило общество “Земли и воля” /3 марта 1863 г./.

Русские революционеры имели контакты с поляками, а непосредственно в
восстании участвовало около 30 русских революционеров, многие из которых
были офицерами /”Комитет русских офицеров в Польше” под руководством
А.Потребни/.

Откликнулись на восстание и А.И.Герцен и Н.П.Огарев в “Колоколе”.
Н.П.Огарев писал: “Польское дело… – чуждое по многой розни в
постановке общественных вопросов, но свое, потому что оно дело свободы”
/Колокол, 1 мая 1863 г./. Герцен Отмечал: “Народ, который кует цепи для
других народов, сам не в силах выйти из рабства. Потому что те солдаты,
которые сегодня стреляют по полякам, вчера стреляли и завтра поедут
стрелять по крестьянам, по свои отцам и братьям” /Колокол, 15 марта 1863
г. Герцен связывал надежды на взрыв народной революции с польским
восстанием, считая, что оно способно его подтолкнуть: “Я думаю, – писал
Герцен, – что польская революция действительно удается только тогда,
если восстание польское перейдет соседними губерниями в русское
крестьянское восстание” /Литературное наследство. Т. 61. С. 521/.
Позиция, занятая “Колоколом” в польском вопросе, заметно подорвала его
престиж и влияние в России.

Восстание 1863 г. имело национально-освободительный и антифеодальный
характер. На всем протяжении вооруженной борьбы повстанцы действовали в
основном в соответствии с принципами программы, манифеста н аграрных
декретов. Следовательно, восстание являлось в сущности буржуазной
революцией.

Но эта революция оказалась незавершенной. Крестьянский вопрос не был
решен полностью, национальное освобождение не было достигнуто. Каковы же
причины поражения восстания?

Внутренняя причина поражения заключается в социальной ограниченности
восстания, в нежелании руководящих кругов мобилизовать на вооруженную
борьбу все силы народа и прежде всего крестьянство. В повстанческих
отрядах сражалось на всем протяжении восстания лишь около 50 000
человек, что было недостаточно для достижения цели. Левые деятели
движения, такие, как Домбровский и Калиновский, мечтали о вовлечении
сотен тысяч людей в вооруженную борьбу. Даже Мерославский в своих планах
указывал на 300—500 тыс., причем только в пределах «русского захвата».
Однако руководители не стремились к вовлечению таких масс в восстание.
Они рассчитывали главным образом на иностранную помощь, повторяя тем
самым ошибку 1831 г.

Но не только людские — материальные (финансовые) средства также не были
мобилизованы в необходимой степени. Имущие классы платили национальную
подать и покупали определенное количество облигаций национального займа,
но сверх этого они ничего не делали. Многие же богачи вообще уклонялись
от выполнения финансового долга. В результате имущие слои пожертвовали
на дело восстания лишь незначительную часть своих средств — намного
меньше того, что они выплатили русскому царизму в форме контрибуций и
штрафов и что они потеряли в виде конфискаций. Руководители восстания не
хотели покушаться на собственность имущих классов.

Кроме внутренней, была и внешняя причина поражения восстания, именно,
превосходство противника в силах и неблагоприятная международная
обстановка. Русский царизм, пользуясь спадом революционного движения в
России, начавшимся еще в 1862 г., мобилизовал достаточные силы для
подавления восстания. Западные державы не были заинтересованы в войне с
Россией и не оказали реальной помощи повстанцам. Более того,
дипломатическое вмешательство западных держав лишь дезориентировало
польских повстанцев, порождало в них иллюзии о неизбежной вооруженной
интервенции Запада в поддержку польского народа и тем самым ограничивало
их усилия в деле мобилизации внутренних сил народа на борьбу с Россией.

Польское восстание 1863 г. имело большое международное значение. Оно
оживляло и побуждало к совместным действиям демократические и
национально-освободительные движения во многих странах Европы. Восстание
способствовало совместным выступлениям французских и английских рабочих
против двуличной политики своих правительств в польском вопросе и
послужило исходным пунктом для образования Международного Товарищества
Рабочих в 1864 г.— первого Интернационала.

Но особенно большое влияние оказало восстание на развитие польского
общества. И здесь надо отметить прежде всего крестьянскую реформу,
которая в основе своей была осуществлена повстанцами, а затем закончена
их противником. В результате реформы польские крестьяне получили в
частную собственность все свои земли, которыми пользовались накануне;
преобладающая часть безземельных крестьян также получила небольшие
наделы. Крестьяне были освобождены от помещичьей зависимости. И хотя эта
реформа далеко не удовлетворила крестьянских чаяний, она весьма
способствовала ускоренному развитию капитализма в польских землях. А это
в свою очередь вызвало весьма серьезные перемены в социальных
отношениях.

После восстания преобладающая роль помещиков и шляхты в экономической и
политической жизни страны исчезает, их место занимает буржуазия и
близкие ей слои. Национальным самосознанием проникаются широкие народные
массы. Неизмеримо расширяется база национально-освободительного
движения. Так создается внутренняя предпосылка позднейшего освобождения
Польши от национального гнета.

После восстания 1863 г. многие тысячи польских и русских революционеров
— ссыльных и каторжан — были высланы в населенные пункты, расположенные
вдоль сибирского тракта. В 1865 г. там возник заговор с целью
организации вооруженного восстания. Во главе заговора стояли русский
революционер Н. А. Серно-Соловьевич, участники польского восстания 1863
г. Павел Ляндовский, Валенты Левандовский и др. Заговорщики ставили
своей целью поднять восстание всех ссыльных и каторжан и превратить его
затем в народное восстание по всей Сибири; в случае же неудачи такого
плана — освободить ссыльных и каторжан и общими силами пробиться в
Китай. Однако виднейшие руководители заговора были арестованы в феврале
1866 г., а Серно-Соловьевич умер в результате несчастного случая.
Русско-польский центр распался, и польские революционеры продолжали
заговор лишь с целью своего освобождения от каторги. Восстание вспыхнуло
в июне 1866 г., когда подготовка к нему ещё не была завершена: его
начали политические каторжане, строившие дорогу южнее Байкала, а затем
оно распространилось на восток. Около 700 поляков поднялось на борьбу,
стремясь пробиться к границе; три недели бродили они по тайге — голодные
и плохо вооруженные, пока, наконец, не были вынуждены сдаться. Четыре
руководителя восстания — Густав Шарамович, Нарцис Целинский, Владислав
Котковский и Якуб Райнер — были расстреляны, остальные его участники
также были жестоко наказаны. Восстание нашло живой отклик в польском
народе.

После разгрома восстания 1863 г. к западные страны бежало, как
отмечалось, около 7000 повстанцев. К старой эмиграции — Мерославскому,
Гельтману и др.— прибавилась новая: Гиллер, Рупрехт, Сивинский, Кужина,
Дани-ловский, Яновский, Высоцкий, Ружицкий, Гауке (Босак), Гейденрейх
(Крук), Врублевский и др. В 1865 г. прибыл сюда и Ярослав Домбровский.
Осужденный на 15 лет каторги, он бежал из московской пересыльной тюрьмы,
полгода укрывался с помощью русских револязционеров в Петербурге, а
затем прибыл в Париж. Основная масса новой эмиграция, в отличие от
старой, состояла из интеллигенции и ремесленников. Половина всех
эмигрантов осела во Франции, Швейцарии и Турции, остальные поселились в
Италии, Бельгии, Англии и Германии; часть бывших повстанцев оказалась в
Соединенных Штатах Америки, где приняла участие в освободительной войне
против рабства.

Среди новой эмиграции существовали в общем те же течения, что и в стране
в период восстания. Сторонники белых были против продолжения
повстанческой деятельности. Умеренные во главе с Гиллором постепенно
сближались с белыми. Красные в первое время выступали с лозунгом
продолжения повстанческой деятельности, надеясь на скорое возникновение
благоприятной обстановки лишь после австро-прусской войны 1866 г. они
обратили главное внимание на внутренние стороны эмиграционной жизни, на
объединение различных групп. Возникло в 1866 г. Объединение польской
эмиграции. Руководящую роль в Объединении играли генерал Босак и Яр.
Домбровский. Они развивали идею «народного сговора. Левые эмигранты
(Босак, Домбровский, Врублевский, Токажевич и др.) защищали принципы
гминного (общинного) строя и свободной федерации народов. Будущую Польшу
они мыслили себе, как федерацию польского, литовского, белорусского и
украинского народов.

Представители польской эмиграции входили в некоторые международные
демократические организации, как-то: Европейский демократический союз,
преобразованный затем в Международный республиканский союз, в
Международное товарищество рабочих и др. 1 Интернационал стоял за
восстановление независимости Польши. Представителями Польши в нем были
Цверцякевич и Жабицкий.

Во время франко-прусской войны 1870—1871 гг. многие польские эмигранты
воевали на стороне Франции, надеясь, что ее победа облегчит
восстановление Польши. В одном из сражений погиб один из лучших
представителей польской эмиграции — генерал Гауке (Босак).

В Парижской Коммуне 1871 г. также участвовало много поляков-эмигрантов,
а Домбровский и Врублевский отличились как выдающиеся организаторы
обороны. На одной из баррикад 23 мая был тяжело ранен и в тот же день
умер Ярослав Домбровский.

Список использованной литературы.

Из истории революционного движения польского народа. М., «Наука», 1961.

Исследования по истории польского общественного движения 19 – начала 20
вв. Сборник статей и материалов./ Под. Ред. Дьякова В.А. М., «Наука»,
1971.

История Польши / под ред. Дьякова В.А. М. Изд-во «Академии наук СССР»,
Т.2.

Мархлевский Ю. Сочинения. Очерки истории Польши. М.-Л. «Госсоцэкиздот»,
1931.

Очерки революционных связей народов Польши и России 1815-1917гг. / Под
ред. Дьякова. В.А., . М., «Наука», 1979.

Польша на путях развития и утверждения капитализма. . М., «Наука», 1984.

Русско-польские революционные связи. Т.2. Москва- WROCIAW, Изд-во
«Академии наук СССР, 1963.

Русско-польские революционные связи 60-гг. и восстание 1863г. / Под ред.
Дьякова В.А. Изд-во «Академии наук СССР, 1962.

Смирнов А.Ф. Революционные связи народов России и Польши. М.-Л.
«Госсоцэкиздот»,1962.

История и культура славянского народа. Польское освободительное
движение. . М., «Наука»,1966.

Авейде О. Показание и записки о польском восстании 1863г. . Москва-
WROCIAW, Изд-во «Академии наук СССР, 1961.

Восстание 1863г. и русско-польские революционные связи 60-х гг. Москва.,
Изд-во «Академии наук СССР, 1963.

Ковальский Ю. Русская революционная демократия и январское восстание
14863 г. в Польше. М., Изд-во иностран. лит-ра 1953.

Миско М.В. Польское восстание 1863 г. . Москва, Изд-во «Академии наук
СССР, 1963.

Ревуненкоа В.Г. Польское восстание 1863 г. и европейская дипломатия. Л.,
Изд-во Лен. Университета, 1957.

Царство Польское в 1831-1863 гг. Восстание 1863 года и его подавление.

Поражение “ноябрьской революции” 1830 г. привело к глубоким переменам во
внутреннам устройстве Ц.Польского. Наместником в крае был назначен гр.
И.Ф.Паскевич получивший фактически чрезвычайные полномочия, при нем было
образовано Временное правительство.

Волномочия Временйого правительства прекратились с изданием
“Органического статута” /14/26/февраля 1832 г./, т.е.-закона, меняющего
конституционное устройство Царства. Статут упразднил коронование
императоров России польскими королями, ликвидировал особое польское
войско и сейм и объявил Ц.Польское частью Российской империи. Польша,
таким образом, теряла большую часть своих автономных прав. по
определению Ю.Бардаха, она становилась “инкорпорироваиной про-вийцией”
России /Ю.Бардах. Указ. соч. С.348/. При этом были сохранены
административные органы: Государственный Совет и Административный Совет.
Госсовет предоставлял государю кандидатов на замещение гражданских и
духовных должностей и являлся консультативным органом при
общеимператорском Госсовете. Административный Совет составлял бюджет и
законопроекты, рассматривал споры между различными админи-стратимыми и
судебными органами, а также привлекал к ответственности чиновников за
административные нарушения. При нем было создано 3 комиссии:
1/внутреннихи народного просвещения; 2/ юстиции и 3/ финансов.

Вместо Сейма Органический статут проектировал создать совещательный
представительный орган – “Собрание провинциальных чинов”.
Законодательная власть полностью принадлежала императору; он утверждал и
отменял законы, рассмотренные Госсоветом Ц.Польского и проведенные через
Особый департамент по делам Ц.Польского при общеимперском
Государственном Совете.

Но Органический статут так и не был полностью реализован. На бумаге
осталось создание Собрания провинциальных чинов, как и местных органов
/шляхетских сеймиков, гминных собраний и др./. Госсовет Царства
просуществовал до 1841. г., а затем был упразднен. Более того,
последовали и другие меры по “сближению” империи и Польши. В 1837 г.
воеводства были преобразованы по российскому образцу в губернии /всего
было образовано первоначально 5 губерний/, затем на Царство были
распространены общероссийская монетная система и

система, мер и весов.

Принимались определенные меры по русификации системы администрации и
образования в Польше. В делопроизводство Административного Совета и
канцелярии наместника был введен русский язык. На административные
должности стали назначаться русские чиновники, им были пожалованы
конфискованные у участников восстания имения. Строгой цензуре была
подвергнута печать: нельзя, например, было упоминать таких национальных
поэтов, как А.Мицкевич. Выли закрыты библиотека и университет в Варшаве,
а также Виленский университет. В 1839 г. был образован варшавский
учебный округ, который возглавил ген. Окунев. Преподавание в средних
учебных заведениях начало вестись на русском языке. В Киеве был открыт
русский университет им. Св.Владимира.

Предпринимались меры и по распространению православия в крае. В 1833 г.
было создано Варшавское православное епископство, а в 1839 г. униатская
церковь была воссоединена с Русской православной церковью /униаты
остались только в Холмской области/.

Сразу после восстания, в 1833 г., в Царстве было введено чрезвычайное
положение /действовавшее до 1863 г./: ряд преступлений /особенно по
категории “государственные преступления”/ подлежали юрисдикции военных
судов. В 1847 г. издан новый Свод уголовного и гражданского
законодательства для Ц.Польского, в основных чертах повторявший
общероссийское уложение о наказания 1845 г.

Для предотвращения распространения “вредных” идей был ограничен выезд за
границу. Теперь ездить за границу имели право только поляки, достигшие
25 лет и уплатившие большой паспортный сбор /от 25 до 100 руб./. Молодые
люди, получившие образование за границей без правительственного
разрешения, лишались права, занимать государственные должности, а их
родители могли быть привлечены к суду.

Правительство предприняло и ряд мер в области крестьянского вопроса. В
1839 г. Витебский губернатор Львов в отчете императору указал на
чрезвычайное обременение крестьян в польских помещичьих имениях всякого
рода повинностями. Николай 1, стремясь решить крестьянский вопрос и
облегчить положение “русского населения” края

/т.к. довольно значительный процент крестьян составляли “русские” -т.е.
украинцы и белоруссы/, на одном из докладов 21 февраля 1841 г. указал:
“Делом сим не медлить; я считающего особенно важным и ожидаю от сей меры
большой пользы”, В 1846 г. в губерниях Царства были введены т.н.
“инвентарные правила”. В 1851 г. была ликвидиро-таможенная граница между
Польшей и Россией, что было выгодно

и польским, и русским предпринимателям. Вместе с тем русское
правительство стремилось приблизить к себе и польское дворянство,
которое в 1836 г. было уравнено в правах с русскими дворянами.
Николай 1 после 1830 г. неоднократно указывал, что он самым решительным
образом будет бороться с польским сепаратизмом. Посещая в 1835 г.
Александровскую цитадель в Варшаве /заложенную в 1832/, он заявил: “Мне
нужны /от поялков – А.Щ./ не слова, а дела. Если вы будете упорствовать
в своих мечтаниях о национальной обособленности, о независимости Польши
и т.п. фантазиях. Вы навлечете на себя величайшее несчастье. Я устроил
здесь цитадель. Говорю вам, что при малейшем волнении я прикажу стрелять
в город, обращу Варшаву в развалины и, конечно, не отстрою ее”,
революционное движение, направляемое из эмиграции, в 30-50-е гг. особых
успехов в Ц.Польском не имело. Направляемое “Демократическим обществом”
восстание 1846 г. в российской Польше вылилось лишь в малочисленный
мятеж в г.Седле-це /февраль 1846/ под руководством П.Потоцкого, который
был сравнительно легко подавлен. Практически не было затронуто Царство и
рево-люциоными событиями 1848 г. Помимо революционного течения, в
польском обществе, особенно с 40-х гг. XIX в., распространяется влияние
сторонников т.н. “органической работы”, т.е. деятельности, ставящей
целью развитые Польши в соответетвии с имеющимися возможиосяями.

Позиции сторонников “органической работы” усиливаются в конце 50-х гг.
20 века, после смерти Николая 1 и наместника ген. Паскевича. В 1956-63
гг. на должности наместников в Царстве сменились кн. Горчаков
/1856-1861/, Сухозанет /30 мая -23 августа 1861/, гр.Ламберт /23 августа
– 23 ноября/, Лидерс /ноябрь 1861 – 8 июня 1862/и вел. кн. Константин
Николаевич, брат императора.

В мае 1856 г. в Варшаву прибыл импер. Александр П. Его первое
выступление, в котором он сказал: “Прочь фантазии, господа! Все, что
сделал мой отец, хорошо сделано. Правление мое будет дальнейшим
продолжением его царствования”, несколько охладили энтузиазм поляков, но
реальные действия русского правительства осладили прежний жесткий режим.
Сняты ряд ограничений в цензуре, объявлена амнистия и многие эмигранты
получили возможность вернуться на родину. В 1857 г. основаны
Земледельческое общество и медико-хирургическая академия в Варшаве,
ставшие центрами общественной жизни; при этом при Земледельческом
обществе концентрировались представители умеренных кругов/”белые”/ а при
академии – радикальные /”красные”/. Радикалы (“красные”, )стремясь к
решительным действиям, устраивали многочисленные манифестации, в ряде
которых произошли столкновения с войсками. Так, закрытие
Земледельческого общество /председатель которого А.Замойский всякий
компромисс с русским правительством считал оскорбительным для поляков –
это еще умеренная позиция!/, вызвало демонстрацию 18 апреля 1861 г., в
ходе которой было около 200 убитых и несколько сотен раненых, Все это,
конечно, способствовало усилению позиций польских радикалов.

Русское правительстве в качестве ориентира реформ, которые следовало
провести,в Ц.Польском, избрало предложенный кн. Горчаковым проект,
автором которого был известный польский нанславист маркиза Велепольский.
Маркиз А.Велепольский стремился к восстановлению системы управления,
заложенной как в “Органическом статуте”,так и -частично- в
конституционной хартии 1815 г. 14/26/ марта 1861 г. был издан указ о
проведении следующих реформ: 1/ Государственный совет края
восстанавливается, он должен был состоять из из назначаемых императором
сановников -и духовных лиц и заседать под предведательством наместника;
2/ Варшавские департаменты Сената упразднялись и их дела их дела
передавались в Госсовет, З/ на Госсовет возлагались рассмотрение
годового бюджета, отчетов главноуправляющих всеми частями управления,
жалоб на государственных служащих и проч.; 4/учреждались выборные
местные органы – губернские и городские советы; 5/должно было
последовать преобразование училищ и. учреждение высшего учебного
заведения – Главной школы в Варшаве; 6/во главе народного образования в
крае должна была статьйомиссия народного просвещения и вероисповеданий
во главе с А.Велепольским.

А.Велепольский действовал энергично, но шляхетская оппозиция /во главе с
А.Замойским/ и духовенство не приняли его программу. Ситуация еще больше
осложнилась, когда по приказу Вершавекого генерал губернатора
Герштенцвейга15 ноября 1861 года войска произвели аресты во время
патриотических служб в костелах. С большим трудом конфликт с
духовенством удалось пога\сить При новом наместнике вел. кн.
Константине, били созданы должности помощников по гражданским делам (А.
Велепольский) и военным делам (бар. Рамсай). Маркиз Велепольский стал
председателем Административного Совета и фактически начальником
гражданского правительства. Таким образом, в 1861-1862 гг. автономия
Ц.П. во многом была востановлена. Но польскую революционную оппозициюя
это цже не удовлетворяло.Во главе готовящегнося восстания стал
Центральный национальный комитет ( Я.Домбровский, С.Бобровский,
З.Подлевский), ставивший задачи независимого пльского государства в
границах 1772 года и поддержку Англии отчасти Франции, а также

Герман6ии /имевший план оккупации Ц.П. и превращения его в государство,
связанного унией с Германией/.

Назреваший революционный взрыв правительство А.Велепольского режило
предупредить рекрутсдим набором 3 января 1863 г., которому подлежали
многие из молодых участников революционного движения. Это только
ускорило революционный взрыв и в ночь с 10 на II января /22-23 января/
1863 г. вспыхнуло новое восстание. В отличие от первого, оно носило
партизанский характер и охвадило не только Польшу, но и западные
белорусско-литовские губернии.

Юзеф Ковальский, Русская революционная демократия и январское восстание
1863 года в Польше, М, Изд иностранной литературы, 1953.

Аскенази Ш. Царство Польское в 1815-1830 гг. М., 1915. С. 34

В.П.Друнин. Польша, Россия, СССР. Исторические очерки. М., Л., 1Р28. С.
102; Г.Г.Писеревский. К истории польской революции 1830 года. Баку,
1930. С. 60

Королевство Польское в 1815-1830 гг.(экономическое и социальное
развитие). М., 1979. С. 49-50

Ю.Бррдах и др. История государства и права Польши. М., 1980. с. 334

С.Г.Пушкарев. 0бзор русской истории, и., 1991. С. 294.

«Восстание декабристов», Т.7, Госиздат, М.-Л.1925, стр. 122.

«Восстание декабристов», Т.7, Госиздат, М.-Л.1925, стр. 123.

«Восстание декабристов», Т.6, Госиздат, М.-Л.1925, стр. 106,164..

«Восстание декабристов», Т.9, Госиздат, М.-Л.1925, стр. 86,87.

«Восстание декабристов», Т.9, Госиздат, М.-Л.1925, стр. 65.

Погодин А. История польского народа в XIX в. И.. 1915. с. 126-127

Аскенази Ш. Указ. соч. С. 11

Нашли опечатку? Выделите и нажмите CTRL+Enter